Покрась в черное

Глава I

Даже когда самолет оторвался от земли и взмыл в небеса, ее не оставило чувство тревоги. Казалось, будто кто-то не сводит с нее глаз. Поводов для беспокойства хватало. Нервишки пошаливали. Что-то она делала не то и не так. Человек привык к определенному образу жизни, где все разложено по полочкам, и вдруг решается это поломать, начать все заново. Трудно, когда тебе уже под тридцать. Мужчины могут себе позволить в любом возрасте делать крутые виражи и входить в штопор. Женщины больше тяготеют к стабильности, если, конечно, ветер не шумит в голове, а жизнь протекает гладко и удачливо. Но человек предполагает, а судьба располагает. Грянул гром, все перевернулось и полетело под откос. Психологические травмы несовместимы со стабильностью, человек теряется. Ее спасли от паники сила характера и твердая воля.

Самолет набрал высоту, пассажиры расстегнули ремни безопасности, салон экономкласса оживился. Наташа огляделась. Ерунда, конечно, никто ее не преследовал. Кругом нормальные люди, у каждого свои заморочки. И кого она может интересовать? Мужчин? Конечно. К повышенному вниманию со стороны сильного пола она привыкла. Дурнушкой себя не считала и цену себе знала. Мужчины ее побаивались: неприступная дамочка, мороки много, а кругом простушек хватает, непритязательных и сговорчивых.

Рядом с Наташей сидела молодая женщина, ее ровесница, с хорошим русским лицом и огромными голубыми глазами, которые, казалось, никогда не устанут удивляться. На плече пышная русая коса и очаровательная белокурая головка спящего мальчугана лет трех от роду. Рядом с женщиной сидела девчушка, чуть постарше. По голубым блюдцам понятно, чья дочка. Насупилась, вцепилась в подлокотники, но страха своего старалась не показывать. На вид ей годика четыре, не больше, и уже такая серьезная. Наташа невольно улыбнулась, подумав, что и сама выглядит, наверное, слишком серьезной и напуганной.

— Давай поменяемся местами? — склонилась она к голубоглазой кукле. — Хочешь, садись у окошка. Облака очень красивые. Хочешь? А я на твое место сяду. Я их уже много раз видела.

Девочка глянула на маму, потом на тетю и кивнула белокурой головкой. Обмен состоялся, и девчушка прильнула к окну.

— Спасибо, — тихо прошептала мамаша, стараясь не разбудить сынишку. — Стоило ли беспокоиться?

— Стоило. Девочке надо снять напряжение. Да и вам не мешало бы. Расслабьтесь.

— Не могу. Я никогда в жизни не летала на самолете. У меня колени дрожат.

— Хотите коньяку? У меня фляжка в сумке. Даже лимон есть. Я запасливая. Знаю, если предстоит что-то напряженное, надо запастись успокаивающим. Коньяк — лекарство проверенное. Хорошо расслабляет.

— Вы тоже никогда на самолете не летали?

— Летала. Но никогда еще надолго не оставляла свой дом.

— Вылетите в Иорданию надолго? Что там делать?

Наташа уже достала коньяк, набор рюмочек из нержавеющей стали и пластиковую коробочку, в которой лежал нарезанный и посыпанный сахаром лимон.

— В общем-то я не в Иорданию, а в Израиль. Мне предложили хорошую работу. Только напрямую лететь невозможно. Рабочую визу не пробить, там своих безработных хватает. Приходится добираться окольными путями.

Соседка рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой — испугалась, что разбудит сына.

— Не очень. Что за странный этот Израиль! Все едут окольными путями.

— Не все. У евреев, имеющих там родственников, проблем нет. У туристов тоже. Они все на виду и под контролем.

— Да, я знаю. Меня Машей зовут, а тебя?

Маша легко перешла на «ты» и приняла свободной рукой протянутую ей рюмку с коньяком, второй она придерживала головку сына.

— Меня зовут Наташа. Выпьем за знакомство.

Они выпили, поморщились и взяли из коробочки по дольке лимона. Через минуту Машины щеки раскраснелись.

— Я ведь тоже еду в Израиль, — сказала она. — Но не надолго. На смотрины.

— Это как?

— Видишь парня, вон, у окна в противоположном ряду.

Наташа повернулась.

У окна сидел мужчина. Смуглый брюнет, лет сорока, с яркой внешностью, в дорогом костюме, читал книгу.

— Симпатичный.

— Он хочет на мне жениться. Влюблен по уши. Полгода проходу не давал. Я недавно овдовела. Одной тяжело с двумя детьми. А тут он подвернулся. Я-то поначалу ни в какую. Нет, и все! Мужа все еще люблю. Только обратно с того света никто не возвращается. Марик оказался парнем настойчивым. С глупостями всякими не лез. Цветы дарил, ребятишкам подарки приносил. Одним словом, человек надежный и зарабатывает прилично, а главное, к детям хорошо относится. Короче, уговорил. Родители его — пожилые люди, живут в Израиле. Набожный он. Без благословения отца с матерью обойтись не может. Ты права, с визами в их страну много сложностей. Долго и муторно. Мы решили купить турпутевки в Иорданию. Заказали экскурсию в Иерусалим, там с его родителями и встретимся. Это три часа на автобусе от Аммана.

— А детей зачем в такую тяжелую поездку тащить?

— Ну, во-первых, мне оставить их не на кого. А во-вторых, Марик убежден, что его родители тут же влюбятся в Мишку и Юльку, и вопрос будет решен сразу и навсегда. У меня после гибели мужа никого не осталось… Кроме брата. Брат у меня есть, родной, Боря. Если бы не он, мы бы по миру с котомкой пошли. Он деньги нам присылал. Я живу в Питере, а он — в Москве. Видимся редко.

Военный, все время в командировках, разъездах. Отличный парень, но неустроенный. Сорок четыре года, и неженатый. На работе всю жизнь гробит, не до семьи ему. А тут еще травму получил, в госпитале валялся очень долго. Теперь прихрамывает. Вообще-то он молчун. Я о нем мало что знаю. В военной форме его видела только на фотографии. Будучи в Питере, он ночевал у меня. Пока спал, я его пиджак погладить решила. Удостоверение из кармана выпало. Красная корочка. Написано «Пропуск», фотография и имя — Борис Алексеевич Самойлов. Печать тисненая, я ничего не смогла прочесть. Куда пропуск? Не понятно. На фотокарточке он в форме полковника. А я даже не знала, кто он по званию. Парень все время на колесах, ну какая тут семья? Жаль мне его.

Наташа разлила коньяк по рюмкам.

— Давай еще по одной. Лететь нам долго, все веселей будет.

Мария с опаской глянула на своего жениха, но он не отрывал глаз от книги, и она выпила.

— Марик-то совсем не пьет, а я с соседкой по лестничной клетке иногда позволяю себе расслабиться. Тоже баба одинокая. Дети у нее уже взрослые, своими семьями обзавелись. Вот я своих красавцев спать уложу — и к Кузьминичне. Посидим, потолкуем за жизнь, чекушку на двоих уговорим. Какие еще могут быть удовольствия…

Внезапно по румяной щеке Маши покатилась слеза.

— Ну, ну, подружка, ты это брось, — поспешила успокоить ее Наташа.

— Знаешь, иногда такая тоска в душу закрадется, что хоть в петлю лезь. Дети спасают.

— Я ведь тоже вдова, Машенька. Только бездетная. Все тянула, тянула, вот и дотянулась. Мой муж погиб. Убили возле работы средь бела дня. Считается, что из-за его коммерческой деятельности. А когда фирму проверили, оказалось, что там все чисто. Тогда сказали, будто его с кем-то спутали: в здании, где он работал, несколько фирм арендовали помещения. Убийц не нашли, дело закрыли. И все. Не могла я больше жить там. Квартиру продала, уехала в Москву. Я ведь тоже из Питера, как и ты. Вообще-то в моей жизни все гладко шло. Окончила медицинское училище, занималась спортом, гимнастикой и плаваньем, потом юридический институт окончила, изучала языки. Свободно говорю по-английски, французски и даже арабский немного знаю. Удачно вышла замуж, по любви, работу имела хорошую. Ценили. Юрист со знанием языков нигде не пропадет. А тут как все отрубило. Хотела в омут кинуться. В Москве тоже тесно оказалось. Много знакомых, и все в душу норовят залезть. Тут подвернулось хорошее предложение. Золотые горы обещали. Хочу просто уехать. Хоть куда, лишь бы подальше от дома. В чужой стране тебя никто не знает. Немного оклемаюсь и вернусь. Мне время нужно. Говорят, оно лечит.

— Ты, я вижу, женщина сильная. К тому же красавица. У тебя вся жизнь впереди. Сколько тебе годков?

— Двадцать семь.

— А я на год старше. Рано нам еще нос вешать. Молодые бабы без изъянов, и чтобы пропали? Так не бывает. Поживешь в Израиле, может, и понравится. Домой всегда вернуться успеешь.

— Нет, это так, шаг отчаяния. Больше года не выдержу. Корни мои вросли глубоко в российскую землю, — улыбнулась Наташа, — березки во сне тревожить будут.

— Я бы тоже не смогла жить на чужбине. За границей нигде не бывала, но и не тянет. Дома все равно лучше. А другим наоборот. Где угодно, только бы подальше от дома. Двумя рядами позади нас сидит намалеванная профурсетка. В среднем кресле, в центре.

Наташа осторожно оглянулась и увидела яркую красотку с вытравленными волосами. Лет двадцати трех, не больше, но бурная жизнь уже оставила свой отпечаток на ее лице.

— Я эту куклу в турфирме видела. Тоже в Израиль едет. Секретаршей к большому боссу ее устроили. Он блондинок любит. Их на Востоке все любят. Твердо уверена, что выйдет там замуж. Я с ней немного поболтала. Вообще-то она в Париж махнуть мечтала, но ей объяснили, что там таких в жены не берут, а только напрокат. В лучшем случае на ночь. Богатого мужа надо в Израиле искать. Вот ей и подыскали вдовца-толстосума, нуждающегося в секретарше. Он один из наших бывших сограждан. Там, я слышала, по-русски каждый третий говорит.

— Знаю. Я тоже еду работать в русскоговорящую фирму, где с идишем справляются, а с английским и французским никак не совладают. К тому же они с российским бизнесом связаны, а законов наших не знают… Постой, постой, а какая фирма вам путевки делала?

— Питерская. «Магда-тур».

— Моими делами заправляла та же шарашка. Только в Москве.

— И чего удивительного? Солидные фирмы всегда имеют филиалы. Хорошие связи наладили за кордоном — и делают деньги.

— На поставках рабочей силы нелегальным путем?

Маша рассмеялась и опять прикрыла рот ладонью.

— Ты, Наташенька, только в самолете об этом подумала? Тебе помогли, и будь довольна. И потом. Я-то не на работу еду. Покупаюсь с ребятами в Мертвом море, познакомлюсь с родичами Марика и через две недели — дома. Каждый сам решает, куда и насколько ему ехать. Никто силком нас не тащит.

— Ты говорила, Маша, что твой муж погиб. Как это случилось?

— В аварию попал. Снес парапет на набережной — ив реку. Он, конечно, не святой, выпить любил. Эксперты признали его пьяным. Машина — в гармошку. Подъемным краном вытаскивали, да еще распиливать пришлось, чтобы тело достать. Хоронить пришлось в закрытом гробу.

— Водительский стаж у него какой был?

— Лет двенадцать. Свой первый «жигуль»-ко-пейку он еще студентом купил.

— Часто под мухой ездил?

— Не часто, но ездил. Правда, не лихачил. Соображал. Но сколько можно у судьбы на струнах играть! Знаю, конечно, зло говорю. А он? Почему о детях не думал? Это же равноценно предательству! Дезертирству!

— Не преувеличивай, Машенька. От таких женщин, как ты, не дезертируют. Сама-то понимаешь, что говоришь? А брат твой знает о поездке к родителям Марика?

— Нет. По телефону я сказала, что собираюсь с детьми на курорт в Иорданию. Он очень удивился. Говорит, не очень подходящее место, неспокойно там. Хотел приехать, но так и не смог. И слава Богу! Он мужик мнительный. Сглазит еще. Так мне спокойней. Брат на шестнадцать лет меня старше. Пока я замуж не вышла, он коршуном надо мной летал. Опека — хуже родительской. Я только и вздохнула полной грудью, когда замуж вышла. — У Маши на глазах вновь выступили слезы. — Не бери в голову, Наташа, — смущенно заметила она, — как выпью, так слезы сами из глаз льются. Марик бы только не заметил. Мне его тоже жалко.

— А его-то почему?

— Беззащитный он. Добрый, доверчивый. Не мужем он мне будет, а третьим ребенком. А что поделаешь? Каждый из нас свой крест на Голгофу тащит, чтобы на нем же нас и распяли.

По телу Наташи пробежала дрожь.

В Аммане стояла невыносимая жара. После российского октября пассажиры лайнера чувствовали себя выброшенными на раскаленную сковородку. Паспортный контроль и таможня оказались формальностью, и новоиспеченные подружки простились.

— Напиши мне, Наташа, — снова прослезившись, сказала Маша. — Через две недели я уже вернусь домой. Хороший ты человек, я буду за тебя болеть. Дай бог, все у тебя устроится как надо. Ты того стоишь.

— Куда писать-то?

— В Питер. Достоевского, четыре, квартира двадцать семь. Теперь я буду уже Марией Эпштейн. Смешно звучит, правда? Ух и пекло же здесь! Скорей бы до моря добраться.

Они расцеловались и принялись вылавливать свои чемоданы с транспортной ленты.

У выхода из аэропорта пассажиров ждали гиды с табличками на тонких шестах, где по-русски были написаны названия групп.

Наташа подошла к женщине с табличкой «Азур».

— Здравствуйте, я из вашей группы.

Миловидная девушка приветливо улыбнулась.

По-русски она говорила без акцента.

— Вы по индивидуальному приглашению?

— Да. На меня пришел запрос из фирмы «Боксейн».

Девушка глянула в свой список.

— Наталья Павловна Демьянова?

— Совершенно верно.

— Хорошо. Оставьте мне свой паспорт, рекомендательное письмо и путевки, а сами выходите на автобусную площадку. Шестой автобус в левом ряду. Вас встретит водитель. Номер автобуса — тридцать два. Вот вам талон, покажите его шоферу и сохраните, пока мы не прибудем на место.

Наташа взглянула на картинку синего цвета с арабскими каракулями, заламинированную в целлофан, и вздохнула: хорошо, что успела переодеться, сменив свитер на легкую блузку. Когда стюардесса объявила пассажирам о сорокаградусной жаре в Аммане, пошел гул. Не все взяли с собой в салон легкую одежду. А как просто было догадаться, что Амман вовсе не Магадан.

Автобус стоял там, где сказали. Шофер любезно принял у дамы вещи. Наташа была одной из первых и заняла место у окна. Ей довелось еще раз увидеть Машу с ребятами и Марика. Они садились в такси.

— Удачи тебе, сестренка! — тихо прошептала Наташа. — Бог даст, свидимся.

Забитые туристами автобусы отъезжали, пустые — занимали их места. Ветер гонял пыль и мелкий белый песок, водители были одеты по-европейски — белая рубашка, галстук. И тут же в длинных балахонах арабы на ишаках, на верблюдах, допотопные грузовики… Сплошные контрасты.

— Уважаемые дамы!

Усиленный микрофоном голос отвлек Наташу от экзотической картинки. Рядом с водительским местом она увидела ту самую девушку, что встречала гостей.

— Прошу внимания. Сейчас мы поедем в отель, по пути остановимся на обед в одном уютном ресторанчике, где вам предложат отведать национальные блюда. За все платит принимающая сторона. Останетесь довольны, чего не могу сказать об отеле. Но не переживайте, в нем вы проведете лишь одну ночь, а завтра утром каждый поедет в пункт конечного назначения на индивидуальном транспорте. Паспорта получите после того, как вас зарегистрируют в отеле. Меня зовут Вера. До завтрашнего дня я буду вашим гидом, так что вам ни о чем не нужно беспокоиться. Хочу напомнить, что разница с Москвой у нас — два часа. Те, кто не успел перевести стрелки назад, сделайте это сейчас. В Аммане сейчас восемнадцать часов двенадцать минут. Итак, милости просим на древнюю землю Иордании. А теперь расслабьтесь и отдыхайте.

Наполовину заполненный автобус тронулся с места.

Группа красоток из России вызвала в ресторане восторг. В арабском мире женщины увеселительных заведений не посещают. Иорданцы в национальных одеждах курили кальян и наблюдали за проголодавшимися девушками. Обслуживал столики одетый по-европейски, невероятно толстый хозяин. Он говорил по-русски и уверял, будто учился в России.

Наташа сидела за одним столиком с той самой крашеной блондинкой, на которую Маша указала ей в самолете. Судя по всему, девушка была не из разговорчивых, держала себя как герцогиня, смотрела свысока и все время презрительно морщилась, будто ей досаждала назойливая муха. «Имеет право, — подумала Наташа. — Внешность и фигура на уровне. Не зря в Париж рвалась».

После обеда снова отправились в путь. Дорога шла через скалистую равнину. После часа пути одна из девушек спросила сопровождающую:

— Куда мы едем? Разве не в Амман? О каком отеле тут может идти речь?

Вера удивилась:

— Вы же знаете, девушки, что выданные вам путевки липовые. Мы едем к границе с Израилем. По пути будет маленький городок Аксар, там вы и заночуете. Утром вас переправят через границу в Израиль в самом безопасном месте. Повезут на джипах по безлюдным местам. Придется еще как минимум сутки потерпеть некоторые неудобства. Но, я думаю, оно того стоит. Все вы едете по целевым путевкам, и каждую ждут те условия, о которых было договорено в российских агентствах. Ехать осталось недолго. По меркам России, Иордания — страна крошечная. Через полчаса будем на месте.

Вера умела успокаивать и была очень убедительной. Но не для всех. Девушка, сидящая рядом с Наташей, оторвалась от чтения и равнодушно сказала вполголоса:

— Врет нам все эта сука.

— Почему? — рассеянно спросила Наташа.

— Ты такая дура? А не подумаешь. Высшее образование на мордашке нарисовано.

Наташа внимательно посмотрела на соседку. Приятная внешность, не испорченная косметикой. Одета скромнее других. На вид лет двадцать пять. Чувственный рот, вздернутый носик. Сексапильная девица.

— У тебя есть какие-то сомнения?

— У меня нет. Это у вас у всех бредовая блажь в головах. Наивные телки с завышенным самомнением. Ты географию когда-нибудь учила?

— Приходилось.

— Плохо учила. Думаю, что теперь эта наука станет для тебя главной. А теперь вспомни. Израиль находится на западе от Аммана. Значит, мы едем на запад. Солнце заходит на западе. Согласна? Оно должно находиться впереди и слепить нам глаза. А теперь оглянись назад. Кровавый закат у тебя в хвосте. Вот и вся наука.

— Ты думаешь, мы едем на восток?

— Я не думаю, а констатирую факт. А вы, безмозглые курицы, только накрашенными зенками хлопаете и с аппетитом хаваете туфту, что вам подкидывают.

— Ты что — урка? По-человечески говорить не умеешь? Если знаешь что, говори!

— Уркой тоже приходилось быть. Но в зону возвращаться не собираюсь. Уж лучше на панель. Шест стриптизерши лучше, чем нары. Хахаля я своего пришила. Тремя выстрелами мозги по стенке размазала. По-другому не могла. Иначе он меня в гуляш порубил бы. Вот и пришлось ноги делать, пока менты снова не захомутали. Я знала, куда еду. От меня ничего и не скрывали. Моя подружка уже прошла через эту карусель, порезанной в лоскуты, но живой в Россию вернулась. Сильная баба, прорвалась. Но таких единицы. Лучше не трепыхаться, тогда везде жить сможешь. А если в бутылку полезешь, то крокодилам скормят или бедуинам в рабство сдадут. Будешь верблюдам шерсть вычесывать и сотню грязных тварей обслуживать.

— И ты на это добровольно согласилась?

— Пожизненная каторга лучше? Там уж точно не сбежишь. Тут потерпеть можно. Войти в доверие, любить всех, уважать, пресмыкаться. А когда тебе поверят — лови свой шанс.

Наташа ничего не могла понять. Ведь сама, лично, вела переговоры с израильской фирмой, даже экзамены сдавала. Зачем шлюха с такими знаниями?

— Я тебе не верю! — возмутилась она.

— Можно подумать, я тебя уговариваю.

— Бедуины в пустынях живут.

— Мою подружку через Египет везли. Самолетом до Шарм-эль-Шейха, а потом бедуины через пустыню на верблюдах до границы с Израилем. По дороге ее трахал каждый кому не лень. А тех, кто капризничал, бросали в пустыне. Одному Богу известно, сколько скелетов русских дурочек занесло песком по пути к Земле обетованной. Израиль — центр сексуальной индустрии. Они снабжают проститутками весь мир. Хуже всего попасть в Турцию или Арабские Эмираты. Свинарники. В кандалах жить будешь. А когда из тебя все соки выпьют, сбросят в сточную канаву. Сколько таких неопознанных кусков мяса находят! Ни документов, ни лица. И что вам в России не живется? Идиотки!

— Но мы же не в Египет прилетели?

— Каждая контора имеет свои завязки и соглашения. Ты нарвалась на тех, кто специализируется на Иордании. Конторами в Москве командуют израильтяне, египтяне, иорданцы. Они и делают отбор. А за столами начальников сидят русские марионетки. Они с нас проценты получают. Уличную шантрапу через Синай гонят, а тех, кого под заказ готовят, те нашим путем идут.

— Господи! — Наташа перекрестилась. — Типун тебе на язык!

Автобус резко свернул и подкатил к железным воротам. Посреди известковой пустыни, обагренной заходящим солнцем, стояла крепость в форме квадрата. Метров по двести каждая сторона. Высокие белые стены с колючей проволокой на гребне. Тюрьма тюрьмой, только вышек по углам не хватало.

Никто ничего не успел понять, как ворота открылись, и автобус въехал в огромный двор, выложенный каменной плиткой. Двое автоматчиков закрыли ворота. Мышеловка захлопнулась.

— С приездом в чертову обитель, — пробурчала соседка.

— Господи! Это же тюрьма! — с дрожью в голосе произнесла Наташа.

— Веди себя спокойно и с достоинством, мечтательница. Истеричек тут не любят. Будешь скандалить и качать права, отправят в бордель в тот самый кабак, где нас кормили. Или думаешь, хозяин зря нас халявой потчевал? Смотрины устроил. Завтра за товаром приедет. Вот слабонервных и неврастеничек ему и сдадут по сходной цене. Толстяку тоже надо своих шакалов чем-то ублажать. А надоевших, выдохшихся он сдаст по дешевке еще ниже. И так далее по этапу до полного износа. У тебя еще ночь впереди. Покумекай над моими словами.

Девушки в автобусе уже шумели, возмущались, некоторые вели себя слишком агрессивно. К дверям подошли солдаты в белой одежде и черных беретах, с автоматами наперевес. Один из них поднялся в автобус. По-русски говорил плохо.

— Всем выйти и построиться по одному в шеренгу. Ничего плохого вам не сделать. Каждый женщина получить свою комнату.

В центре двора стояло двухэтажное здание, но света в окнах не было. Вдоль всех четырех стен крепости вытянулись навесы из пальмовых листьев, заменяющие крышу сплошному длинному, низкому бараку, разделенному на камеры. В каждой железная дверь, окошко не больше головы, на окне решетка.

— Апартаменты люкс! — обреченно сказала Наташа.

Кто-то сам вышел из автобуса, кого-то выводили силой. Шестнадцать русских красавиц были выстроены в линейку. Стоять пришлось около часа. Девушек брали по одной, отводили в барак и запирали на засов. Вещи оставались в автобусе. Дошел черед и до Наташи. Она не сопротивлялась и не брыкалась, вошла в каземат сама. Дверь за спиной захлопнулась, и лязгнул засов.

Минут пять она стояла не двигаясь, вглядываясь в темноту. Лунный свет проникал в конуру через крохотное окошко. Каморка размером два на два метра, на земляном полу — циновка. Об остальных удобствах можно было догадаться по запаху и рою сине-черных мух, жужжащих в левом углу. Пленница подошла к окошку, расположенному на уровне ее лица. Зачем тут решетка? Даже голова не пролезет… Хоть бы слабый ветерок помог бы легким. Но нет, воздух замер. Наташа прильнула лицом к ржавой решетке.

Слышались женские крики, плач, стук в двери, рыдания.

Все правильно. Психологически выстроено верно. Здесь гордых, самоуверенных женщин ломают. К утру они станут покладистыми, мягкими, как пластилин. Строптивых подержат в этом сортире еще пару суток. Выбирать будут тебя, а не ты. Допустим, кто-то сбежит. И что? Кругом пустыня. Сдохнет в скалах. Стены нужны, чтобы уберечь девочек от глупостей — жаль товар терять задаром. Девчонки подобраны одна к одной. Таких бедуинам не отдадут для пробежки через Синай на верблюдах. Нет, их состав предназначен для более высокой миссии. А сейчас дают понять — их ждет не то, на что они рассчитывали, и что с этим придется смириться.

В голове мелькнула страшная мысль: мечта о возвращении на родину неосуществима. Подумать только, что эти телки устроили бы, отпусти их через год после такого плена домой! И правды искать не надо. Любой авторитет из крупной банды клюнет на любую из шестнадцати пленниц. Скажи она ему, что ее обидели и сделали больно? Кто? Турфирма продала в рабство! Результат понятен: офис фирмы долго и основательно горит, а его начальники падают у своих подъездов в лужу крови. Но фирма, через которую она подписывала соглашение, уже не первый год на рынке и достаточно популярна. Значит, не нашлось тех, кому удалось вырваться из рабства и добраться до дома. Минутку. Блатная бабенка сказала, будто ее подруга вернулась. Порезанная на ремни, как она выразилась. Все возможно. Только не терять голову и не сломиться под прессом обстоятельств.

Принцип «жить везде можно» не устраивал Наташу. Плыть по течению она не привыкла. Поставив перед собой цель, она ее достигала, пусть даже ценой самых невероятных усилий. Вспомнить хотя бы гимнастику. Ногу сломала — ставь крест. Нет, она вернулась, да еще медали завоевывала. А плавательный марафон? Выиграла, после чего трое суток в себя приходила. Великим адвокатом стать не удалось, так она и задач таких перед собой не ставила, зато три языка самоучкой одолела. Хотела и одолела.

Наташа поймала себя на мысли, что сама себя уговаривает. Плохой признак. Не рано ли черту подводить? Загаженный сарай с решеткой еще не конец света. Она сжала зубы, чувствуя, как по щекам текут слезы. Валерку бы покойного сюда, уж он бы не дал ее в обиду. Эх, муженек, муженек! Два года к свадьбе готовились, а погиб на следующий день после брачной ночи. Будто она его своим обручальным кольцом к смерти привела. А сколько мечтали, какие грандиозные планы строили… Жизнь казалась весенним белым садом.

Она простояла всю ночь у окна в слезах, но рассвет встретила с улыбкой. Солнце всходит. Жизнь продолжается. Истерические вопли затихли, подул слабый ветерок, на оконную решетку села маленькая желтая птичка и что-то пропела.

В девять утра автобус уехал вместе с вещами девушек. Наташа поняла, чемоданы с нарядами больше не понадобятся. К белому домику подкатили два джипа. Шестеро мужчин зашли в помещение. Судя по внешности, двое были арабами, остальные больше походили на европейцев. Спустя час начали выводить девушек и препровождать в центральный офис. По одной, потом по две и даже по четыре. Кто-то выходил быстро и под охраной исчезал за железными воротами, а с кем-то решали вопросы по часу. Соседка Наташи по автобусу оказалась в группе из четырех человек. С ними все вопросы решили минут за десять. Вышли они довольными. Так же, как и других, четверку выпроводили из зоны в сопровождении автоматчиков. Но не все и не со всеми проходило гладко. Одну женщину выволокли на улицу, лицо у нее было в крови. Она страшно кричала, брыкалась. Ее вновь бросили в камеру и заперли. Это была та самая блондинка из самолета, мечтавшая жить в Париже.

До Наташи очередь дошла к полудню. Ее провели в здание. Первый этаж — один большой зал, оформленный в восточном стиле: ковры, резные потолки, вдоль окон длинный стол. Шестеро мужчин с любопытством разглядывали очередную жертву.

— Подойдите ближе, мадам. — Голос сидевшего по центру звучал мягко, почти ласково.

Наташа пересекла зал и остановилась в двух метрах от стола. Теперь она могла разглядеть вершителей ее судьбы. На вид вполне приличные люди. Мужчина, сидящий справа, подал «председателю» папку. И тут пленница оторопела. Казалось, теперь ее уже ничем не удивишь, но когда она узнала свою медицинскую карту из женской консультации, где наблюдалась, чуть не лишилась сознания.

С видом профессионала главный пролистал ее карточку и поднял свои выпуклые водянистые глаза.

— Все сходится. Я не буду вам морочить голову, любезная Наталья Пална. Конечно, вас ждет не совсем то, чего вы ожидали, но многие ваши соплеменницы из данной группы могут вам позавидовать. Вы должны понять главное. Здесь вы уже не гражданка России, а обычная наложница без имени, рода и племени. Если вы будете правильно себя вести, после выполнения главной задачи сможете сделать небольшую карьеру. И избежать судьбы обычной шлюхи в притоне. У вас есть все данные. Вы интересная женщина с хорошими бедрами и к тому же именитая гимнастка. У нас танцовщицы пользуются большим успехом. Вам долго и учиться не придется. Слышали о танце живота? Арабки не танцуют. Им не позволено. Это в Индии женщины могут оголять свой живот, Будда не возражает. У нас такие танцы выполняют иностранки.

— Я смотрю, вы обо мне много знаете.

— Каждая кандидатура подбирается месяцами, а то и годами. Все зависит от целей. Вас лично даже искали, долго искали, а потом проверяли, согласовывали.

— Медкарта из женской консультации вам, я думаю, не для танцев понадобилась.

— Конечно, нет. Привезли вас потому, что вы похожи на жену одного очень богатого и уважаемого человека. Он из Израиля. У него в семье возникли проблемы. Они мечтают иметь ребенка, а супруга бесплодна. Врачи ничем помочь не могут. Он пожелал найти, как у вас говорится, суррогатную мать, способную выносить в своей утробе его потомка. Ребенок должен быть его. И он также пожелал, чтобы женщина имела сходство с его женой. Дети вырастают и начинают многое понимать. Если родители черноглазые и курносые, сын не может быть зеленоглазым и горбоносым. Нам пришлось серьезно потрудиться. Мы искали нужный экземпляр не только в России. И выбрали вас. К тому же вы обладаете отменным здоровьем, не рожали, абортов не делали, анализы отличные. Ваша кандидатура была утверждена семьей заказчика.

— И его женой тоже?

— Разумеется.

— А мое мнение вас не интересует?

— Нет, конечно. Я вам уже объяснил. О прежней жизни придется забыть. И о России тоже. Мы своих клиентов не выпускаем из поля зрения. Если вы решите по-другому и начнете совершать глупости, будете уничтожены… Здоровые органы пустят в дело: кому-то нужно сердце, кому-то почки… У нас безотходное производство.

— Спасибо за откровенность.

— Не считаю нужным что-либо скрывать. Вы умная женщина, зачем же морочить вам голову. Зная свою перспективу, вы не станете строить несбыточных планов, засорять голову мусором. Беременным женщинам надо беречь нервы и психику.

— Я приняла предложение поехать сюда только потому, что погиб мой муж. Будь он жив, я никогда и никуда бы не уехала. Если я вас заинтересовала давно, то можно предположить, что мой муж был для вас серьезной помехой. Его гибель ваших рук дело?

— По логике вещей ваше подозрение имеет право на существование. Но на этот вопрос я не могу вам ответить. Мы даем заявки на интересующую нас клиентку. Все остальное, включая доставку в страну, делают наши партнеры в России. Могу лишь сказать, что заявку мы послали полгода назад. Через три месяца нам прислали фотографии и медицинские выписки. Мы согласовали вашу кандидатуру с заказчиком, после чего мы дали добро на вашу перевозку. Замужем вы или нет — в досье из России ничего не сказано. Как и каким образом вас сюда заманили, мы не знаем. Нас подробности не интересуют. Одно могу сказать с уверенностью — в России работают профессионалы высокого уровня. Все наши запросы рано или поздно, но выполняются. Ни одной накладки я не помню.

— Но вы же сами из России?

— Был когда-то гражданином СССР. Девятнадцать лет живу в Израиле. Я ответил на все ваши вопросы?

— И что вы будете со мной делать?

— Сейчас вас отвезут в хорошую клинику, сделают все анализы и начнут готовить к встрече с заказчиком. В этой клинике вы и рожать будете. Там прекрасные условия, есть бассейн и тому подобное. Ну а где заказчик пожелает иметь с вами интимную связь, это ему решать. Хочу предупредить вас, Наталья Пална. К вам будет приставлена охрана. Люди опытные и бескомпромиссные. Попытаетесь бежать, пристрелят и разберут на запчасти. Мы в любом случае свои затраты оправдаем. А теперь ступайте. За воротами вас ждет машина. Желаю удачи.

У Наташи дрожали колени, но вряд ли она осознала в полной мере, что произошло. Очень смахивало на дурной сон, после которого просыпаешься в холодном поту.

Солдат вывел ее во двор, и они направились к воротам. За тяжелыми чугунными створками возле стены стояло с десяток машин. В основном открытые джипы. Наташу усадили в один из них, где, помимо шофера, ее ждали двое арабов в светлых костюмах. Солдат передал им папку и ушел. В этот момент к воротам подъехал микроавтобус. В нем было четверо мужчин — владелец ресторана, где вчера ужинали, с ним трое в бурнусах, с автоматами на плечах.

«За добычей приехал, сволочь, — подумала Наташа. — Ворон, собирающий объедки. Неужели ему отдадут ту строптивую блондинку? Пропала девка».

Машины тронулись и поехали по узкой дороге между скалами. Теперь Наташа точно знала — ее везут на запад, в сторону Израиля. Она прикрыла глаза и откинулась на спинку сиденья.

Приговор ей вынесли. Не самый страшный по их понятиям, но смертельный для нее. Удавиться, что ли? Нет, слишком просто. Лучше пусть пристрелят при попытке к бегству. Хоть кому-то польза. Ее сердце отдадут другой женщине, свободной и богатой. Уже хорошо. Сердце вырвется на волю. А душу всевышний приберет. В ад ее не отправят. Грехов в жизни за ней не числится, зла никому не делала, старалась всем быть полезной…

Наташа провалилась в сон. Ей снилась ее свадьба с Валерой, цветы, венчание в храме, шампанское, друзья. Тосты, звон бокалов, искрящееся синее небо и райские птицы.

Она и представить себе не могла, что ее еще ждет впереди.

Больница напоминала трехзвездочный отель, каких много в Турции и Египте. Небольшой номер с широкой кроватью, маленький телевизор, туалет, душевая. Белье чистое, окно большое, но с решеткой. Дверь с виду деревянная, но под фанеровкой металл. Это нетрудно понять, если постучать. Руки тут же отобьешь.

Окно выходило на море, до которого идти минут десять. Далеко видны пустынные песчаные пляжи: зона тут не курортная. Внизу небольшой бассейн и несколько финиковых пальм. И ни души. Трехэтажный корпус напротив. Копия того, в котором находилась она. Решетки на окнах только на третьем этаже. Но даже если бы их не было, прыгать с такой высоты достаточно рискованно. Вдоль корпуса проходила дорожка из бетонной плитки. Разбиться не разобьешься, а ноги переломаешь. Бредовая идея тут же родилась против воли Наташи. А все потому, что она нигде не увидела заборов. Но если ограда отсутствует, значит, бежать некуда. Кругом пески. И на море ни одного суденышка. Мертвое. Скорее всего, оно и есть то самое Мертвое море. Придется ждать. О побеге думать рановато. Сам по себе побег ничего не даст. Нужна цель. Точка прибытия. Финиш. Так она привыкла. Видишь цель и только тогда выкладываешься на все сто, чтобы ее достигнуть. Только тогда можно рассчитать силы, расстояние и время. Лететь сломя голову в никуда — ничего не достигнешь.

Наташа легла на кровать, подложила руки под голову и уставилась в потолок. Ее мучил вопрос, как она, человек трезвый и расчетливый, могла угодить в капкан? Если верить тому, кто отправил ее с пересылочной базы сюда, заявка в Россию пришла полгода назад. Искали женщину, похожую на жену заказчика. Кто искал? Значит, в России существует целая сеть поставщиков живого товара за границу. Она слышала о конторах, которые обманом отправляют девушек на панели всего мира. Но с ней — другое дело. Искали конкретного человека, а когда нашли, проверили по всем параметрам, только после этого решили, что кандидатка им подходит. Хорошо, допустим. По словам того же еврея, бывшего соотечественника, российские партнеры не подводят, всегда выполняют заявки. Для этого нужна мощная организация, а не шайка из десятка человек, скрывающаяся под вывеской турагентства. Шестнадцать женщин прибыли в Амман только одним рейсом. За сутки их раскидали по точкам, а на следующий день приехали следующие. Такая фирма простоя не потерпит. Ей нужны деньги. Много денег. За гроши никто работать с таким риском не станет. Еще и «накладные расходы» — зарплата, аренда, взятки, транспорт, визы и черт знает еще что!

Взять хотя бы ее. С ней пришлось повозиться, и немало. Ее искали, ее проверяли, все согласовывали, а потом… А потом она вышла замуж, чем вынесла приговор своему возлюбленному. Наташа твердо знала — у Валеры не было врагов. И бизнес его был слишком скромен, о мести конкурентов и думать нечего. Ну а кому придет в голову, что парня убили из-за молодой жены, которая, став вдовой, решит уехать на заработки за границу. Чушь собачья. Никто в это не поверит. Вопрос: решили бы они свою задачу, не уничтожив мужа? Может, это случайность? А если нет? Только очень опытные психологи могли подвести ее к такому решению.

С чего все началось? Две недели траура, слезы, истерики, переходящие в полную апатию и тупое безразличие. И вдруг звонок в дверь. На пороге женщина и мужчина. «Мы из агентства по недвижимости, позволите отнять у вас пять минут?» Они пришли вовремя. В момент, когда ей все было до лампочки.

— Простите, мы хотим сделать вам необычное предложение. Ваш сосед, что двумя этажами выше, нас серьезно подвел. Один покупатель из Москвы внес аванс за его квартиру, а человек неожиданно передумал и отказался продавать. Странный шаг. Ему предложили большие деньги по нынешним меркам, на них нетрудно купить трехкомнатную квартиру в центре Москвы, не говоря уже о Питере. Может, вы рассмотрите это предложение? Очень выгодно. Мы обратились к вам, что называется, наудачу. Наш клиент хочет купить квартиру именно в этом доме. Он уехал из Москвы ради хорошего бизнеса и арендовал себе потрясающий офис в здании напротив, куда выходят ваши окна.

Попали в десятку. Жить в той квартире ей стало невыносимо. Каждый предмет напоминал о муже. Два года прожито там еще в гражданском браке. После смерти Валеры она не раз оставалась ночевать у подруг, но сколько можно? А дома хотелось волком выть. Не находя себе места, Наташа металась из угла в угол, пока не наступало удушье. Тогда, схватив пальто, она выбегала на улицу и часами бесцельно бродила по городу, повсюду натыкалась на знакомые кафе и лавочки в парках, связанные с их бурным романом. Никуда не спрячешься. Хотелось удавиться. Агенты пришли в тот момент, когда она уже купила в хозяйственном магазине бельевую веревку.

Как только они произнесли слово «Москва», Наташа уцепилась за него, как рыба за наживку. Тут рыбак и подсек. Попалась, голубушка. Продажу квартиры оформили за неделю, мебель она раздала подругам. В Москву ехала на пустое место. В агентстве пообещали временное пристанище в общежитии в районе Измайлова. Наташа получила деньги и открыла счет в московском банке. Все по-честному. Выбор московской квартиры зависел от нее, агентство должно было предоставлять ей варианты на беспроцентных условиях. Ну разве можно было что-то заподозрить? Можно. Из Питера она выписалась, а в Москве не прописалась. Человек без адреса. Друзья и знакомые знали, что Наташа уволилась из адвокатской конторы и переехала в Москву, обещала позвонить или написать. На этом связи с ней оборвались.

Рыбак времени не терял и забросил следующую наживку в мутную водицу, где барахталась жертва. Поезд из Питера в Москву. Купе. Две девушки-соседки. Веселые, симпатичные, мечтающие выйти замуж за иностранцев. Разложив перед собой журналы с объявлениями, они читали вслух и обсуждали кандидатуры. Наташа смотрела на них с иронической усмешкой. Дурехи! Что им делать за границей? Сидеть дома, наводить макияж и по вечерам выходить с мужьями в свет. Как только они этот свет понимать будут без знания языков, без образования…

— Вот! Классное объявление. Жаль, что нам не подходит. Слушай. Юридическая фирма в Израиле, сотрудничающая с Российской Федерацией, приглашает на работу женщину из России на должность секретаря-референта с окладом десять тысяч долларов в месяц плюс проценты от заключенных сделок. Фирма предоставляет бесплатное комфортабельное жилье, автомобиль с шофером и полуторамесячный отпуск в жаркий сезон. К кандидатам на вакантную должность предъявляются следующие требования: возраст — не старше тридцати лет, высокий рост, приятная внешность. — Девчонка рассмеялась. — Пока нас все устраивает, но вот дальше они подлили в бочку с медом ложку дегтя. — Хихикнув, она продолжала читать: — «Обязательное знание российских законов, высшее юридическое образование, опыт работы, медицинское свидетельство о здоровье, свободное владение иностранными языками, желательно английским, французским, немецким, испанским, но не менее двух из них, и безукоризненное знание русского языка».

Имеющих необходимые данные, просим звонить по телефонам в Москве…

Девушка опять хихикнула.

— Губа у них не дура. За хорошенькую попку десять тысяч баксов плюс проценты платить никто не будет. Еще халявная квартира и «Мерседес» с шофером. Полный отпад! Только где они такую фифочку найдут? Если такие и есть, то они уже замужем. А какой дурак жену отпустит за границу на неопределенный срок и какая дура к нему вернется? И потом, если у нее есть стаж работы, то муженька из начальников она уже нашла и детей имеет. Глупости все это!

— Можно взглянуть?

Девушки с удивлением посмотрели на Наташу, передали ей журнал и затихли. Наташа дважды перечитала объявление, запомнила указанные в нем телефоны. Память у нее была хорошая, недаром так легко ей давались иностранные языки.

Вернув журнал, она увидела удивленные лица. Как бы оправдываясь, сказала:

— Я знаю одну женщину, подходящую под эти требования.

— Вот девке повезло! — протянула одна из девушек.

— Почему повезло? — возразила Наташа. — Не все хотят работать за границей. И потом, Израиль не Париж. Там война идет.

— Ерунда! У меня подруга с мужем каждый год в Тель-Авив ездит в отпуск к родственникам. Балдеют от удовольствия. Никто их не взрывает. В столице все спокойно. О войне и не слышно, ее там нет. Когда предлагают такие условия, знают, что делают. Не хотят же они, чтобы от них сбежали через пару недель.

— Я тоже так думаю, — согласилась подруга. — Уверена, что ваша знакомая и не мечтала о таких предложениях в Москве или Питере. У нас знания и труд не ценят. У нас наглость и силу уважают. Скольких я фирмачей повидала! Они же двух слов связать не могут. Самодовольные сальные рожи, вышедшие из криминала или получившие свои посты благодаря влиятельным родственникам. С образованием у них шестерки бегают, делают всю работу за мелкие подачки. Да что говорить! Кругом все воруют, только о своем кармане и думают. Что чиновники, что бизнесмены, все только хапают, хапают. Депутаты и законодатели того же поля ягоды. Вы гляньте на их особняки. На какие шиши они строят себе дворцы? Уж я-то знаю, о чем говорю. Мы с Лидкой, — девушка кивнула на подружку, — не раз бывали в хоромах с саунами и бассейнами.

— Специализируетесь на эротическом массаже? — спросила Наташа.

— Все проще. И я этого не стесняюсь. А что мне еще делать? Нормальные мужики все женаты. За студента замуж выходить или за бандюка? Пока молода, надо капитал сколотить, чтобы стать независимой. Семья и дети подождут. С коляской каждая дура ходить может. Толку что? С хлеба на воду перебиваться? Пока есть возможность, от жизни надо брать все. Упустишь момент, поздно будет. А тут тебе предлагают деньги, уважение, условия. И никто утром по попке не хлопнет, за дверь не выставит, сунув под лифчик сотню баксов.

Девушка даже раскраснелась от возбуждения.

— Выпьете с нами? — спросила ее подруга.

— Почему бы и нет! Спать все равно не хочется.

Сработала вторая ловушка.

Телефоны из объявления привели ее в какой-то офис, где ее кандидатура была одобрена, но с официальным выездом в Израиль ничего не получилось. Визы Наташа не добилась. Или ей так внушили. Сама она этим не занималась. Тогда-то и подвернулось турагентство, которое с легкостью решало подобные вопросы. Ей предложили ехать через Иорданию, как самую спокойную и тихую страну. Наташа согласилась. Вопрос с покупкой квартиры в Москве она отложила до лучших времен. Сейчас важнее всего было сменить обстановку и окунуться с головой в работу там, где тебя не знают и ничто тебе не будет напоминать о прошлом. Она загорелась этой идеей и уже ничто не могло изменить ее решения.

Разобрав все по косточкам, Наташа поняла, по какой схеме ее обрабатывали и вывезли сюда. Причем за услуги она заплатила из своего кармана и без скидок, да еще приплачивала девочкам в турагентстве за хлопоты. На что тратилась противная сторона? Киллер, убивший ее мужа. Парочка из агентства по недвижимости. Объявление в журнале стоит копейки, а две болтушки из поезда согласятся разыграть любой спектакль за гроши. Чисто сработано и психологически точно выверено. Тот, кто руководит бизнесом по продаже живых душ, человек незаурядный. Учитывая поток жертв, скорее всего, действует целая империя. Помимо перечисленных марионеток, существуют сыщики, выбирающие из миллионной толпы единственную, соответствующую заявке. А ее медицинская карточка? Тут и врачи замешаны.

Наташа пришла к выводу, что эти сволочи сработали безукоризненно. Комар носа не подточит. Для такой ювелирной обработки клиента надо знать о нем все, чтобы улавливать его настроение, предвидеть каждый шаг, уметь играть на слабостях. Интересно, что бы они еще предприняли, не среагируй она на объявление в журнале?

Лязгнул засов, и вошла женщина в белом халате:

— Вас ждет врач. Идите.

Судя по внешности, еврейка. Лицо строгое, спокойное. Наташа встала и вышла в коридор. Длинный, узкий. Слева окна в решетках, видны скалы. Что за ними, одному Богу известно. По правой стороне — двери, бесконечное количество дверей.

Возле ее палаты стоял санитар, он и повел ее дальше. Они шли, шли и шли. Вдруг одна из дверей открылась, появилась женщина с огромным животом. Восьмой месяц, не меньше. Ее тоже сопровождал санитар. Они поравнялись. Наташа взглянула ей в глаза и сказала:

— Привет, подружка.

Женщина вздрогнула, словно ее укололи.

— Здравствуй, — тихо прошептала в ответ, едва шевеля пересохшими губами.

«Вот оно что! — подумала Наташа. — Тут целый инкубатор. Наверняка только русские. А кто же еще? Попробуй француженку выкрасть. Президент войну объявит. А до наших никому дела нет. Русские шлюхи во всем мире на передовой служат. Дешевый товар, а по качеству не хуже тех же француженок или шведок, если не лучше. Взорвать бы весь этот курятник к чертовой матери. А лучше всю страну с ее дерьмом».

В конце коридора был кабинет, светлый, с открытым окном без решеток. За столом сидел круглый, как колобок, человек.

Вряд ли Наташа в полной мере отдавала себе отчет в том, что она делает. С ней такое случалось, когда интуиция опережала сознание и она попадала в плен собственных инстинктов. Но скорее всего, ей хотелось лишний раз себе что-то доказать. Стопроцентный кураж. Как только дверь за ней захлопнулась, девушка мило улыбнулась, подошла к столу и, сжав руку в кулак, изо всех сил ударила бедолагу в челюсть, сломав себе при этом три длинных ногтя, которые холила и лелеяла. Голова толстяка, как мячик, ударилась о высокую спинку стула, будто о стену, и, отскочив, хлопнулась носом в крышку стола. Так он и затих, с повисшими руками. Хорошо получилось, прямо как в кино. Бац — и готово. Наташа скинула туфли на высоком каблуке, приподняла юбку и вскочила на подоконник. Прыгать вниз с третьего этажа? Побойтесь Бога! В лучшем случае сломаешь ногу. Она прыгнула вперед: метрах в двух от окна росла пальма. Ей удалось ухватиться за ствол. Руки, грудь и колени были ободраны до крови, но боли она даже не почувствовала. Спустившись на землю, Наташа огляделась. Кругом ни души, вымершая зона. Идти по песку — останутся следы, идти по плитке — собаки возьмут след… Она увидела длинную канавку вдоль стен дома. Сток! В два прыжка оказалась в этом узком ручье, вода приятно щекотала подошвы. Шаг за шагом, словно по канату, она двинулась вперед. Направление сейчас не имело значения. Убегать было бессмысленно, девушка преследовала совсем другую цель. Она искала надежное убежище.

Выглянув из-за угла здания, она тут же отпрянула назад и прижалась к стене. Двое арабов с автоматами, темпераментно болтая, шли в ее сторону. Наташа выскочила из канавки и упала на землю за каким-то кустарником. Ее не заметили, но стало страшно. Она, наконец, осознала безрассудство своего поступка. Если ее поймают и приволокут назад, то все пропало. Так дело не пойдет. От этих дикарей чего угодно ожидать можно. Это не Израиль. Арабы с автоматами по Земле обетованной не ходят. Значит, она в Иордании. Выход из положения должен быть, но не позорный, а достойный.

Наташа поднялась на ноги. Справа — песок и море, слева — корпуса. Много корпусов. Их разделяют площадки с цветочными клумбами. Короткими перебежками она перебиралась от здания к зданию. Ей удалось уйти довольно далеко от своего корпуса, и девушка понимала, что с минуты на минуту грянет гром — поднимут тревогу. Сделав очередной рывок, она очутилась возле одноэтажного дома, где, судя по окнам, выглядывающим из бетонных арок, был подвал. Окна не имели решеток, а верхние фрамуги открывались наружу. Наташа перебежала к стене и запрыгнула в каменное оконное гнездо. Уцепилась за раму форточки, потянула ее на себя. Пришлось приложить немало усилий, чтобы фрамуга поддалась и открылась наполовину: ограничители не позволили открыть окно полностью.

Территория больницы или зоны, а может, лучше назвать это лагерем, пробудилась. Послышались крики, шум моторов машин. Времени на раздумье не оставалось. Наташа приподнялась, просунула голову и руки в щель, оттолкнулась ногами. Нырок оказался не очень удачным. Подвал оказался глубоким, пол выложен кафелем. Правая рука подвернулась, это смягчило удар, который пришелся на голову. И все же на некоторое время девушка потеряла сознание.

Очнувшись, Наташа застонала. Шишка на голове оказалась серьезной, но кожа не рассечена. Болела кисть руки. Это не проблема. Опыт имелся, руку она себе вправит.

Она лежала на полу возле стола. Хороший нырок совершила, а вот с выныриванием дело обстояло очень плохо: до окна и в прыжке рукой не достать. И еще одна неприятность. Кошмарный холод. За окном не меньше сорока градусов жары, здесь, похоже, минус четыре. Можно в сосульку превратиться. Спина уже прилипла к ледяному полу.

Наташа собралась с силами, поднялась на ноги. Голова кружилась, ощущались слабость и тошнота, перед глазами плавали красные круги. Ухватившись за край металлического стола, она осмотрелась и замерла от ужаса.

На столах, занимавших все огромное помещение, лежали люди, покрытые белыми простынями, из-под которых выглядывали посиневшие ноги. В нос ударил запах эфира, который не так чувствовался, когда сама лежала на полу.

«Не зная броду, не лезь в воду», — прошептала девушка, ощупывая шишку на голове.

Покойников Наташа не боялась. На четвертом курсе медицинского училища она проходила практику в морге, насмотрелась, и теперь человеческий труп ее пугал не больше потрошеной курицы. Она приподняла одну простыню. Молодая женщина лет тридцати. Тело вскрыто от шеи до лобка, кости раздвинуты. Внутренности отсутствовали. Зашивать труп не стали. Волосы и верхняя часть черепа также отсутствовали. Спил сделан аккуратно. Мозг был извлечен. Зрелище не для слабонервных. Наташа накрыла покойницу простыней и прошлась по рядам. Везде одна и та же картина. Разница лишь в возрасте женщин. Тут лежали и совсем молоденькие девушки, лет пятнадцать от роду, все европейской внешности.

Наташа окоченела, похоже, сама вскоре пополнит список трупов. Она насчитала девятнадцать покойниц, стать двадцатой ей вовсе не хотелось. Подобравшись к дверям, поняла, что та заперта снаружи. Выбраться нет никакой возможности. Все столы прикручены к полу, идея пододвинуть стол к окну потерпела крах. Шаркать босыми ногами по ледяному кафелю, значит, заболеть. Пришлось сложить пару простыней, подложить их под себя и сесть на свободный металлический стол.

Стояла мертвая тишина. Наташа не знала, что творится на улице и сколько времени она находится в царстве мертвых. Белые окна начали темнеть, и вскоре помещение погрузилось в полный мрак. Очень хотелось пить, о еде она не думала, привыкла держать себя в надлежащей форме с помощью разнообразных диет, но от воды никогда не отказывалась. Губы пересохли, легкая юбочка и блузка стали влажными, едва не покрывшись инеем. Наташа сидела минут десять, потом столько же занималась гимнастикой. От кульбитов и сальто пришлось отказаться — кафельный пол слишком скользкий, можно кости поломать, а она хотела жить и не сомневалась в том, что выживет. Нюни распускать не в ее правилах. Однажды какой-то маньяк приставил ей нож к горлу в лифте ее дома. Она не испугалась. Лишь разозлилась. Досталось тогда этому типу! Вряд ли после их общения он заглядывался на девушек. Желание отшибло если не навсегда, то надолго.

Как-то Наташе цыганка рассказала правду о ее прошлом, а потом добавила: «Жить будешь очень долго и своего добьешься. Трудно будет, но ты сильная, и все невзгоды пройдут мимо, лишь немного потрепав тебя». Наташа ей поверила. Цыганка будто загипнотизировала девушку, она ничего никогда не боялась.

Внезапно вспыхнул свет двух десятков ламп дневного освещения. Наташа соскочила со стола и, пригибаясь, добежала до первого ряда у дверей, где все столы были заняты. Спрятавшись под одним из них, она замерла. Тяжелая железная дверь распахнулась. В морг въехала каталка. Двое мужчин повезли очередной труп по узкому проходу в другой конец помещения, где оставались свободные места. Наташа не задумываясь подползла на четвереньках к открытым дверям, выскочила наружу и оказалась на площадке метров в тридцать. Справа был пандус, ведущий вверх. Девушка поднялась на первый этаж и попала в большой зал размером с морг, судя по всему операционную.

Много столов, два из них освещены, за ними шла работа. Выход находился с другой стороны зала, и проскользнуть незамеченной было невозможно. Справа Наташа увидела двери кабинетов с табличками. Пришлось снова встать на четвереньки и, под прикрытием бордюра, попытаться проникнуть в одну из дверей. Первые три были заперты, четвертая поддалась и открылась.

В кабинете горел свет. Никого. На столе лежал портфель, на стуле висел пиджак.

Наташа поднялась на ноги. Окно без решеток, но закрыто. Работал кондиционер. Шкаф с книгами слева, шкаф со стеклянными стенками справа — с лекарствами и медикаментами. Но главное — это холодильник. В нем вода! Наташа напилась вдоволь. Прыгать в окно она не собиралась. Всему свое время. Решила спрятаться за плотными шторами и дождаться ночи. Наташа подошла к медицинскому шкафчику, открыла его. То, что она хотела найти, не нашлось, аспирина здесь не держали, покойникам он не нужен. Зато спирт имелся. Флакончик пришлось конфисковать, воду из холодильника тоже. Скрывшись за шторой, беглянка устроила пирушку. Спустя десять минут ей уже захотелось спеть «Калину красную» или «Миленький ты мой». Часы на столе хозяина показывали одиннадцать вечера.

Владелец кабинета появился около полуночи, но не один. Разговаривали по-арабски и очень быстро. Наташа смогла понять лишь обрывки фраз. Речь шла о транспорте и срочной доставке почек в какой-то центр. Потом она услышала русскую фамилию — Копылова, которую надо готовить к операции на следующий четверг, что соответствует запросу. И еще она поняла, что за сердцем прилетит вертолет с курьерами.

Что-то шуршало. Похоже, владелец кабинета переодевался. Вскоре свет погас, щелкнул дверной замок. Наташа, выдержав паузу, вышла из укрытия и села на стул. Ноги затекли, там, за занавеской, она едва не упала, замерев по стойке «смирно», боясь дыхнуть.

Закинув грязные босые ноги на крышку стола, она около получаса сидела и смотрела в темноту. Мир к лучшему не меняется. Где-то люди подыхают от голода, где-то их потрошат, как рыбу, а кто-то валяется на диване в роскошном особняке и читает обо всем этом в приключенческой литературе с усмешкой на губах, мол, чего только не придумают эти писаки.

Наташа нашла в холодильнике какую-то еду непонятного вида и съела все, не разбирая вкуса. Выпив для храбрости остатки спирта, она открыла окно и выпрыгнула наружу. Свежий воздух, луна, полное небо звезд, мягкий ветерок с моря, пальмы. Благодать. Мир показался ей райским.

Тем же путем, по водным канавкам, к трем часам ночи она добралась до своего корпуса. Двери были закрыты, пришлось стучать. Охранник с автоматом открыл рот и долго стоял обомлевший, потеряв дар речи. Наташа не хотела выдавать своего знания арабского языка и сказала по-английски:

— Я вернулась после прогулки. Иди и позови самого главного начальника.

Начался переполох. Спустя двадцать минут она, в наручниках, сидела в кабинете какого-то типа, где было четверо мужчин. Один сидел, трое стояли за его спиной. Среди них — тот толстяк, которому она едва не сломала челюсть.

— Где вы были? — сухо спросил переводчик, говоривший по-русски свободно, с едва уловимым акцентом.

— Где вы были? — сухо спросил он.

— Гуляла. А теперь заткнись и слушай мои требования. Я страдаю клаустрофобией. Не переношу замкнутого пространства. Чем больше будете вешать замков на мои двери и окна, тем больше у меня будет желания сбежать от вас. И учти, козел безрогий, что в следующий раз я не вернусь, и вы меня не найдете. Я знаю, зачем и с какой целью меня сюда привезли. Ничего не имею против ваших планов. Но! Есть Но! Беременные женщины не должны переживать стрессы и думать о чем-то печальном. Ребенок родится нервный. А посему вы поселите меня в приличный номер с балконом, ванной и дадите мне полную свободу действий. В частности, я хочу ходить на пляж и купаться в море. В этом случае обещаю довести дело до конца. В противном — вы получите только выкидыш. Если я не захочу рожать, вы меня не заставите. Рекомендую принять мои условия, вам же забот будет меньше. Все!

По мере того как ее слова переводились на арабский, Наташа видела, как меняются лица присутствующих. Казалось, будто сбросили атомную бомбу и мужчины ждут, что она вот-вот шлепнется им на голову.

Девушка рассмеялась.

Чутье Наташу не подвело. Ее условия были выполнены. Дикарку переселили в другой корпус, в номере без решеток на окнах и глазков в дверях были просторный балкон и ванная. Одним словом, отель, тянущий на четыре звезды. Она могла свободно передвигаться, ходить на пляж, читать книги, правда только на английском или французском языках. Но ей запрещалось общаться с соседями и заходить в чужие номера. В коридоре дежурили надзиратели.

За неделю ей сделали столько анализов и таких, о существовании которых она даже не подозревала. Изучили каждую ее клетку, каждую кровинку.

Природная наблюдательность и аналитический ум Наташи помогли сделать вывод, что корпус, в котором она жила, постоянных жильцов не имеет. Здесь проводили, по ее определению, случки самцов с женщинами. Трижды она видела, как в соседний номер приводили разных девушек, а потом туда приходили мужчины. Двоих она видела в коридоре. Это были европейцы с хорошей внешностью и не старше тридцати. Один из них шел с бумажкой и смотрел на номера комнат. Искал нужный. Очевидно, попал сюда впервые и вряд ли знал, кого встретит в чужой постели. Свидание вслепую. Наташа нарекла самцов донорами.

Прозвище, данное ей этому «санаторию», — инкубатор, себя оправдывало. Вот только детей она здесь не встречала и крика младенцев не слышала. Сюда свозили определенный генофонд, проводили случку, суррогатные матери вынашивали плод, а что происходило дальше — непонятно.

Она должна родить «на заказ». А потом что? В период беременности ее будут холить, лелеять и хорошо кормить. Но после родов она станет им не нужна. Вот тогда ее поведут на убой в ту самую операционную, чтобы вырезать у нее сердце, печень, почки — все то, что можно продать. Она сама станет донором. А что делают с трупами? Зачем их держать в морге? Распотрошил и сжег. Загорая на пляже, она выискивала взглядом какую-нибудь дымящуюся трубу, но ничего похожего на крематорий не нашла. Многое ей было непонятно, а главное, она до сих пор не могла осознать, что является членом команды подопытных кроликов и участницей событий. Пока ее не коснулась чья-то рука, она была всего лишь наблюдателем, будто сидела дома перед телевизором и смотрела какой-то ужастик, ожидая развязки с хеппи-эндом. Неплохо устроилась. Надолго ли?

На ближайшие девять месяцев? А потом? Это самое «потом» не давало ей покоя.

Наташа знала, что за ней наблюдают, следят ненавязчиво, деликатно, но она чувствовала, кожей ощущала.

О побеге она пока не думала. Для побега необходимо знать местность, иметь запасы воды и пищи. Нужно не просто сбежать, а попасть в Российское посольство или представительство, ну, по крайней мере, найти русских. Не рабов, а тех, кто свободен. У дикарей помощи искать бессмысленно. Узнав о том, что ты беглая рабыня без паспорта, тебя тут же возьмут в оборот. В итоге лишь поменяешь хозяина, и не факт, что плохого на хорошего.

В эту ночь она долго не могла уснуть. Где-то около часа услышала, как хлопнула дверь соседнего номера. Наташа напряглась. Интересно, кто там поселился на этот раз. В коридор ночью выходить нельзя. Остается балкон. С улицы тоже ведут наблюдение. Ей выдали белый балахон, яркое пятно сразу заметят. Был другой выход. За последние дни она хорошо загорела на пляже, валяясь голышом под палящим солнцем. Стесняться здесь некого. Кроме нее на море никто не ходил. Ни суденышка она ни разу не видела, сколько ни всматривалась в горизонт. И сделала вывод, что в ближайших местах нет ни отелей, ни жилья.

Наташа вышла на балкон голой. Ее шоколадный загар сливался с темнотой, луна еще таилась за скалами. Соседний балкон освещался светом из окна. Можно перепрыгнуть туда, для гимнастки это риск небольшой. Она выжидала. Свет погас, спустя несколько минут вновь вспыхнул, и девушка решила попробовать. Это был классический цирковой кульбит. Разбег в два шага на длину балкона, прыжок, сальто в воздухе и приземление. Но поскользнулась, села на копчик, ударилась о перегородку. Решила — надо тренироваться, а то совсем форму потеряешь. Вопрос: где? На пляже? Нет. Никто не должен знать об этом. Любая информация, полученная врагом, обернется против тебя.

Наташа подошла к окну и увидела, как мужчина встал с кровати и направился в ванную комнату. Красивый парень, даже возбуждает. Девица с длинными русыми волосами осталась лежать в кровати. Наташа не хотела ее пугать и, перед тем как войти, тихонько постучала по стеклу. Девушка вздрогнула и приподнялась. Балконная дверь была приоткрыта, Наташа вошла.

— Тише, подружка, не бойся. Ты русская? Девушка кивнула. Она казалась красавицей из сказки, вот только вид у нее был усталый и глаза печальные.

— Я живу одна в соседнем номере. Меня готовят к тому же. Давно обосновалась в этих краях?

— Год уже.

— Кто этот тип?

— Я не знаю. Он по-русски не говорит, у меня с ним третий сеанс.

— С какой целью?

— Забеременеть.

— Ты уже рожала?

— Двоих сразу.

— Детей видела?

— Нет. Мне их не показали.

— Теперь третьего хотят?

— Пока здоровье позволяет, потом спишут.

— Что это значит?

— Не знаю. Мою соседку списали. Она так сказала. Сердце надорвала после третьих родов. Забраковали, и она исчезла.

— Как же ты с ней общалась?

— Я в Минске связисткой работала. Знаю азбуку Морзе. Видела однажды, как беременную женщину в соседнюю камеру заводили. Достала лист бумаги и карандаш, написала ей записку и знаки. Однажды подвернулся момент, когда конвоир отвлекся, я подсунула ей записку под дверь. Мы с ней полтора года перестукивались. Она из Ржева, попала сюда по найму, добровольно. Сама, дура, напросилась. Какой-то гинеколог предложил поехать сюда. Золотые горы обещал. А ей деньги были нужны на операцию для матери. Жили там в нищете. Последний раз она мне отстучала: «Меня списали», и больше я от нее известий не получала. Уходи. Сейчас он вернется, и меня уведут. Слышишь, воду уже выключил.

— Не бойся. Кто решает, когда вам расходиться?

— Мужчина. Он выходит в коридор и дает знак конвоиру, который меня ждет.

Наташа взяла с постели простыню и обернула вокруг обнаженного тела. В комнату вернулся красавчик, обвязанный полотенцем. Увидев постороннюю женщину, он растерялся.

— Говорите по-английски? — спросила Наташа.

— Немного. Я из Алжира.

— Значит, будем говорить по-французски. Вы настоящий джентльмен и не будете возражать, если я задержу вас минут на десять, мне очень нужно поговорить с подругой. Надеюсь, она стоит того, чтобы вы ее хоть как-то отблагодарили за удовольствие.

— Хорошо. Я не возражаю. Но как вы сюда попали?

— В форточку залетела. Так же и вылечу. Можете пока одеться и покурить. Мы недолго.

Изумленный алжирец французского происхождения забрал свои вещи и ушел в ванную комнату.

— Вот видишь. Договорились. Но не будем тратить времени. Как ты сюда попала?

— Приехала с женихом. В Израиль через Амман. С родителями его знакомиться. Он так хотел. Я согласилась. Приехали. Взяли такси в аэропорту. Он привез меня в какую-то дыру, сказал, что там живет проводник, который перевезет нас через границу. Мы зашли в лачугу, и тут меня схватили и заперли в сарае. Больше я его не видела. А через три дня привезли сюда. Что с моим женихом стало, я не знаю.

— Ничего. Вернулся в Россию ловить других идиоток. Какое турагентство вам делало путевки?

— Думаешь, я сейчас помню?

— «Магда-тур»?

— Скорее всего, да. Очень похоже. В Москве делали. Из Белоруссии уехать за границу очень трудно. Лева этими делами занимался. Он же из Москвы.

— Поподробней о Леве.

— Лев Романович Цейтлин. Тридцать лет. Паспорта мы вместе получали прошлой осенью. Ровно год назад. Он журналист и очень хороший парень.

— У тебя родные есть?

— В деревне. Я рано из дома ушла. Окончила техникум в Минске, потом работала. К родителям в отпуск ездила. Жила в общежитии. Думала выйти замуж за состоятельного, с квартирой. Лева таким и оказался. Воспитанный, нежный, подарки дарил. Ну и что, что еврей…

— Значит, ты думаешь, что он хороший, и ни в чем его не подозреваешь?

— А в чем мне его подозревать? Разве он виноват, что мы на бандитов нарвались.

— Так он же тебя к ним и привез.

— Ему адрес в турбюро дали. Он тут ни при чем.

— Пусть будет так. Надо же человеку во что-то доброе и светлое верить. Так ты ничего о мужчинах не знаешь, с кем тебя укладывали в постель?

— О первом много знаю. Он поляк из Гдыни. Хорошо по-русски говорил. Бывший спортсмен, чемпион по легкой атлетике, красивый парень. В тридцать лет со спортом пришлось расстаться. Работал в модельном агентстве, пока в драке ему лицо не испортили. Шрам у него на щеке. Осколком бутылки резанули. Остался без работы. Ни образования, ни денег. Грузчиком в порт идти не хотел. Его и завербовали. Им в отличие от нас деньги платят. Привезли парня сюда, документы отобрали, поселили в паршивом отеле. Все они там работают официантами в ресторанах, курьерами и носильщиками в отелях. Анжей на кухне посуду моет, со шрамом на люди не выпускают. Раз или два в неделю их возят в такие, как наш, лагеря, и они девок русских трахают. Им за это платят. Анжей хотел сбежать, но его поймали и избили так, что две недели кровью харкал. Он же не знал, что за ними наблюдают. Семь сеансов у меня с ним было. Как только врачи определили, что я забеременела, так сеансы прекратились. Я двойню родила. Через два месяца после родов меня свели с венгром. Калман. Тоже по-русски понимал, но очень плохо. Он по Европе мотался в поисках счастья. Художник. В Париже жил, картины на Монмартре продавал, но не сложилось. Потом матросом нанялся в Марселе. Его завербовали в Александрии. На судно он не вернулся, а поехал в Иорданию за богатством. А дальше все, как у Анжея. От Калмана я так и не забеременела. Теперь вот третий. С ним мы даже не разговаривали. Молчун. Все равно ни слова не понимает. Я ему такие гадости говорю, а он улыбается. Хоть душу отвести можно. Как же я их всех ненавижу!

— Сколько тебе лет?

— Двадцать три. Старуха. После двойни сразу рожать боюсь, не выдержу. У меня обмороки начались. Если узнают, конец. Слышала, будто отсюда прямая дорога в бордель или на панель, черномазых обслуживать.

— Кто тебе сказал?

— Врач пугал. Говорил, что отдаст меня погонщикам верблюдов, если я лекарства пить не буду. А мне от них плохо делается.

В комнату вернулся донор, уже одетый. Взял свой портфель, открыл его и достал бутылку виски.

— Я знаю, что приносить алкоголь сюда нельзя. Но меня не проверяют. Я на хорошем счету. Может быть, выпьем за знакомство? У меня и пластиковые стаканчики есть, и парочка бананов.

Девчонка лежала в кровати и хлопала пушистыми светлыми ресницами, ничего не понимая из сказанного.

— Он выпить предлагает, — перевела Наташа.

— Давно мечтала напиться.

— Напиваться нельзя. Если заметят, следующий сеанс под конвоем проводить будете. А немного можно.

Наташа перешла на французский:

— Наливай. Мы не против. Как тебя зовут, клиент?

— Симон. Я француз. Из Тулона.

— А как в этот осеменитель попал?

— Служил в Алжире по контракту, потом дезертировал. Меня искали, подвернулось судно, идущее в Триполи. Взяли на борт. Тяжелый сухогруз. В трюме женщин перевозили. Сказали, что гарем какого-то египтянина. С гаремом и плыл. А потом хозяин мне предложил: «Если хочешь, можешь сопровождать женщин до места, тебе хорошо заплатят и за дорогу раскошеливаться не придется». Я согласился. Только попали мы не в Египет, а в Ливан, а оттуда в Израиль. Потом я стал рабом, а женщин куда-то увезли. Три года состоятельных старух из Европы и Америки в отелях по вызову обслуживал. Иногда к молоденьким командируют.

Симон разлил виски. Девушка встала с кровати, подошла к столику, и все трое выпили.

— Меня Наташей зовут.

— А меня Люба.

— Парня твоего Симоном зовут, — пояснила Наташа. — Он французский дезертир, но интеллигентный парень. Ты уж больше ему гадостей не говори. Он такой же каторжанин, как и мы.

Наташа вновь обратилась к французу:

— И много таких притонов, как этот, ты объездил?

— Три.

— Город далеко?

— Миль сорок к юго-востоку.

— Через ущелья?

— Дорога идет вдоль моря миль пять, потом сворачивает в глубь страны, там уже поселки встречаются. Пальмы, отели, но полицейские посты со шлагбаумами стоят через каждые две мили.

— И как ты сюда добирался?

— Не один я. Нас человек двенадцать сегодня привезли. На автобусе. Плюс шофер и четверо охранников.

— Эта территория огорожена?

— От чего? От пустыни? Какой смысл? Кругом горы. Мертвое море лежит во впадине. Самое глубокое место на земле. На четыреста метров ниже уровня океана.

— А удрать не пытался?

— Бесполезно. Здесь военный режим. Якобы от террористов. И городок наш не больше моего Тулона. Все просвечено. Один из наших попытался удрать, так прямо на улице пристрелили. Тут стреляют без предупреждения.

— И все же богатые старухи сюда приезжают?

— Конечно. Морские грязи очень полезны. Думают при их помощи молодость себе вернуть. Как только от своих мужей уедут, так пускаются во все тяжкие. Одна в третий раз приезжает. Говорит, из-за меня. Я для нее забронирован. Американка из Хьюстона. Семьдесят два года. Но что-то я не заметил пользы от грязей. Апельсин, он и есть апельсин.

— Как это понять?

— Шутка такая. Апельсин — это постаревший теннисный мячик.

Выпили еще.

— Черт! У меня голова кружится, — хихикнула Люба, — я, пожалуй, прилягу.

«Слабенькая девчушка, — подумала Наташа. — Долго не протянет».

— Пусть поспит минут десять, не то не дойдет.

Симон взглянул на часы.

— Десять минут можно, но не больше. Нам дают один час, и мы должны быть у автобуса.

— А если кровь разыгралась и еще нужно?

— Это у кого? У нас? Вряд ли. И так высасывают все до последнего. Никому ничего не надо. Свое отработал — ив автобус, выспаться, пару часов покоя в дороге, а утром опять на пост. Туристы рано приезжают в отель. С пяти утра уже на ногах. В ресепшине уже знают, кто и когда приедет. Меня определяют тут же к какой-нибудь старухе, и я тащу ее чемоданы к ней в номер. По глазам вижу сразу: закажет она меня на ночь или нет. У некоторых даже слюни текут, вот-вот накинется и сожрет. С жиру бесятся, клистаньи.

— Что это такое?

— Жаргон. Как перевести, не знаю. Вроде вонючих крыс.

— Какие перспективы у вашего брата?

— Потенция упала — работай руками. Слышал, что некоторых ребят в какой-то заповедник отправляли, зверинцы и террариумы чистить от дерьма. Если тигр или крокодил голову не откусит и змея не ужалит, то лет пять еще проживешь. Для арабов европейцы не люди. Третий сорт. Неверные. Ну вот и все. Мне пора. Я выйду, а за девчонкой придут. Так что я подожду еще минуту, пока ты в форточку выпорхнешь.

— Спасибо за виски и разговор. Удачи тебе, Симон.

Наташа сбросила с себя простыню и вышла на балкон. Он вышел туда же через полминуты, но никого не увидел. У парня рот открылся от удивления — и впрямь упорхнула.

Всю оставшуюся ночь Наташа пролежала в темной комнате с открытыми глазами. Она думала о Маше, с которой познакомилась в самолете, о ее очаровательных детишках. Ее в Амман привез жених, чтобы познакомить с родителями. Значит, она попала в ту же ловушку. Одинокая молодая вдова, у которой, кроме брата, никого нет. Русская красавица с картины Кустодиева, пышная, румяная, голубоглазая, молодая, с двумя ангелочками на руках.

Наташа заскрипела зубами. Кажется, она начала осознавать весь ужас происходящего. Хуже всего — собственная беспомощность. Перед глазами возник образ спящего мальчугана на плече матери, белокурая головка девчушки, смотрящей с восхищением на проплывающие облака в иллюминаторе самолета. У Наташи навернулись слезы.

Медицинское обследование длилось долгих две недели. Вполне подходящий срок для отпуска в жаркой стране на берегу моря в то время, когда в

Москве идут дожди и дует промозглый ветер. Другое дело, если ты знаешь, с какой целью тебя привезли на этот курорт, и твой отпуск может продлиться до конца жизни, срок которой определяет кучка преступников. Тогда ты не живешь, а существуешь в ожидании конца с наивной надеждой в душе: «А вдруг пронесет!» Жизнь, данная в долг, да еще под огромные проценты.

Находясь в полной изоляции, Наташа много думала, вспоминала, придумывала, анализировала и строила немыслимые планы побегов. Смириться со своей участью она не хотела и не могла.

Пока еще она терпела и ждала. Надолго ли ее хватит?

За ней пришли вечером. Надзиратель проводил ее к толстяку, тому самому, что едва не лишился челюсти после ее оглушительного удара. Он выполнял обязанности наблюдающего врача и в общем-то оказался безобидным арабом и, вероятно, неплохим специалистом.

Об инциденте толстячок не вспоминал, но двое крепких санитаров постоянно присутствовали в кабинете во время визитов русской дикарки, способной на самые неожиданные выходки.

— Мадам Наташа, вас ждут. Он ждет вас. Это предварительная встреча, которая должна определить ваше будущее. Он, как и я, не знает русского языка, но свободно говорит по-английски, а потому переводчик вам не понадобится. Я прошу вас обходиться с ним деликатно. Если он откажется, мы будем вынуждены проститься с вами и вернуть вас владельцу.

— У меня есть владелец?

— Конечно. Мы всего лишь лечебное учреждение.

— Однако с легкостью распоряжаетесь жизнями своих пациентов.

— Вы умная женщина. От вас ничего не скроешь. Многие владельцы отказываются забирать своих женщин обратно. Поступающий в их распоряжение поток не ограничен, и они не всегда принимают своих подопечных обратно. Вы с владельцем уже знакомы. Он здесь был, когда вы выдвинули свой ультиматум. Это по его настоянию вам предоставили апартаменты. Ваш характер он запомнил. Вы не подарок. Такие никому не нужны.

— И вам тоже. Если вы будете сохранять отработанный материал, то куда вам селить новые поступления. Ваше заведение не резиновое, нужно соблюдать баланс. Не так ли? От фашистских концлагерей вас отличает то, что вы стелите белые простыни и не размещаете крематориев на своей территории.

Толстяк улыбнулся и вытер пот со лба.

— Вы предлагаете мне вас попугать?

— После того как я побывала в вашем морге, меня трудно напугать.

Наташа тут же пожалела о сказанном. Сорвапось. Но доктор остался невозмутимым.

— Вы не первая, кто там побывал из живых. К нам часто попадают отчаянные головы со строптивым характером, но только никто еще не сумел сбежать. Одна девушка спряталась в морге. Накрылась простыней и решила притвориться мертвой. Но наших санитаров обмануть невозможно. Они все тут же поняли, но не подали вида. Сумасшедшая девица, нам такие ни к чему. Хочешь быть мертвой, будь ею. На рассвете трупы загружают в стальной фургон и вывозят на ферму, что расположена в десяти милях отсюда. По дороге в железном ящике, раскаленном солнцем, покойнички оттаивают, но не разлагаются. Трупы скидывают в вольер. А теперь для справки. Ферма выращивает крокодилов в огромном количестве, из кожи которых делают уникальную, очень дорогую обувь, портмоне, ремни и дамские сумочки. У нас очень бедная страна со слабой туристической инфраструктурой. Здесь не Египет. Люди спасаются от нищеты кто как может. Обычно законный бизнес не спасает, слишком высокие налоги. Теневой бизнес позволяет жить и еще кормить чиновников и полицию, которым тоже хочется есть и кормить свои семьи.

Но вернемся к старой истории. Девушка попала в воду, где кишели голодные крокодилы. Она прожила ровно столько, сколько времени хватило хищнику, чтобы раскрыть пасть. Ее сожрали под аплодисменты смотрителей и санитаров. Вряд ли она успела осознать преподанный ей урок. А заключается он в том, что никогда не надо считать себя умнее и хитрее других. Вы, белые, очень недооцениваете арабов, считая их глупее обезьян. Наша цивилизация насчитывает шесть тысячелетий, и с этим нельзя не считаться. Земли наши не плодородны и не богаты природными ресурсами. Мы закалены пустынями и безводьем. Условия жестокие. Мы научились в них жить и побеждать.

— Дикость. Условия тут ни при чем. Если бы ваши женщины имели те же права и свободы, что и мужчины, то арабы могли бы стать в один ряд с цивилизованными людьми. Женщины — это доброта, материнство, крепость очага, стабильность. Там, где женщины свободны и равноправны, там и развивается цивилизация. Вся Европа вам пример. Мужчины — завоеватели. Без присмотра женщин они превращаются в хищников. Ваш рассказ тому подтверждение. Мы с вами никогда не поймем друг друга. Можно спорить до хрипоты, но ничего от этого не изменится. Вот вы сидите, а я перед вами стою уже двадцать минут, и вам в голову не пришло предложить мне сесть, будь я даже на сносях. Хотя вы врач, а не темный безграмотный бедуин. Вы человек, призванный лечить людей, но с каким упоением вы рассказываете, как беспомощную молодую душу раздирают клыки безмозглых хищников. Как совместить вашу благородную профессию с дикостью мышления? Ну, хватит вести бессмысленные разговоры. Ваши наставления я учту. Где этот самый «донор», покажите мне этого самца.

— Вас проводят, — глухо проговорил толстяк и кивнул санитару на дверь.

Наташу препроводили в особый корпус. Мраморный холл с зеркалами, фонтаном и бронзовыми канделябрами с хрустальными подвесками. Номера располагались в бельэтаже на втором этаже, куда вели две винтовые лестницы. Пол был устлан коврами. На первый взгляд здесь было не более двадцати комнат, по десять на этаж. В апартаментах восточная роскошь, на стенах картины эротического содержания, всюду ковры, мягкая мебель, покрытая шкурами. В креслах одиноко сидел человек, вовсе не похожий на монстра. На вид ему было чуть больше сорока. Высокий, худой брюнет с большими черными глазами на приятном лице, которое портил только огромный нос. Когда Наташа вошла, мужчина встал. Уже неплохо.

— Здравствуйте, Наташа, — сказал он. -

Меня зовут Арон. Большего о себе мне говорить не позволено.

Мужчина подошел и поцеловал ей руку. По коже Наташи пробежала дрожь. В обычной обстановке на такие вещи не обращаешь внимания, ей часто целовали руки. Но одна мысль о том, что ее, как собаку, привели на случку, вызывала протест.

— Такой я вас себе и представлял. Это очень важно. Давайте присядем.

Наташа села на диван и натянула юбку на колени. Она не хотела, чтобы ее пожирали глазами, как шлюху на панели. Впрочем, в его взгляде она не уловила ничего оскорбительного. Тихий, скромный, прямо-таки пай-мальчик, а по сути, ведь его бредовая идея и деньги превратили свободную русскую женщину в рабыню. Может, он думает, что она приехала сама? Добровольно?

— Вы очень похожи на мою жену, — продолжил Арон. — Странно, она стопроцентная еврейка, а вы русская. На что только не способна природа. Просто диву даешься.

— Эта шутка природы стоила моему мужу жизни, а мне — свободы. Небольшая отсрочка от приговора. Вы в курсе?

Арон был растерян. Он немного помолчал, а потом начал рассказывать.

— Год назад я обратился в центр «Матери и ребенка». Мы с женой хотели усыновить какого-нибудь младенца. Но потом от этой идеи пришлось отказаться. Я очень люблю свою жену. Очень. Когда выяснилось, что она бесплодна, нас парализовал шок. Я родился и вырос в набожной семье ортодоксальных евреев. У нас свои жесткие законы, даже суровые, я бы сказал. Мои родители живы и находятся в полном здравии. Живы мои дед, дяди, тети и еще несметное количество родственников. У нас общий бизнес, целый синдикат, и все мы живем по одним правилам. Кандидатуру моей невесты утверждал семейный совет. Ей пришлось пройти ряд унизительных испытаний, прежде чем стать моей женой. Если сейчас выяснится, что она не способна родить мне наследника, я не знаю, что ждет нашу семью. Близкие друзья рекомендовали обратиться в одну организацию. Там выслушали меня и предложили подобрать женщину с хорошими показателями и с внешним сходством с моей женой. Но предупредили о том, что они не гарантируют найти женщину еврейку. Мы с женой долго советовались и согласились, так как другого способа спасти наш брак не видели. Теперь, если мы с вами договоримся и вы забеременеете, моей жене придется в течение девяти месяцев таскать под платьем подушки разных размеров, чтобы все вокруг знали о ее положении. Спасает то, что мы живем отдельно от родственников, в пригороде, в своем имении.

Он говорил медленно, подбирая слова — английский язык требовал от него определенного напряжения. К тому же Арон старался не смотреть на Наташу. Уставившись в ковер, он длинными узкими пальцами нервно перебирал четки.

— Потом нам показали ваши фотографии. Мара даже испугалась. Вы и впрямь очень похожи. Только она не такая высокая и стройная, как вы. Если ребенок окажется похожим на вас, я буду счастлив. С таким носом, как у меня, девушкой родиться одно несчастье. Уверяю, мы сделаем все, чтобы ребенок был здоров и никогда не знал трудностей.

Он замолк, ожидая приговора, так и не оторвав взгляда от пола.

— Вы только что обронили фразу: «Если мы договоримся». Это что, торг? Или вы действительно не знаете, как я попала сюда и где вы сами сейчас находитесь? Разъясните.

— Я не знаю. Мне не известны подробности, но я ни в коем случае не хотел бы поступать против вашей воли. Это может отразиться на плоде, и ребенок родится с отклонениями от нормы. Вы меня понимаете?

Он взглянул на нее, Наташа увидела мольбу в его глазах и спросила:

— Как вы попали сюда?

— На пограничном катере. Это не проблема. Тут рукой подать до Израиля.

— А меня здесь держат насильно. И завлекли в Иорданию обманом. Но дело не в этом. Если я откажусь, меня все равно на родину не отпустят. Так что на ваше предложение я согласна. Только вы, как человек, оплачивающий услуги, должны выставить ряд своих условий. Вы правы, период беременности очень важен, состояние матери отражается на ребенке. Вам предложат ряд сеансов, пока врачи не убедятся в результате. Я прошу вас настоять на том, чтобы эти сеансы проходили в благоприятных условиях, а не здесь. Пусть это будет небольшой домик там, где я не ощущала бы за собой слежки. Одним словом, создайте условия для псевдомедового месяца. И второе. Во время беременности вы должны меня навещать. Один раз в две недели. Так мне будет спокойнее. Кто платит, тот и музыку заказывает — они не посмеют отказать. И вам будет спокойнее.

— Это все?

— Все.

— Ваши требования будут выполнены. Я даже не рассчитывал, что вы мне позволите навещать вас.

— Я чувствую себя как в склепе. Для арабов вы Бог, пока платите им деньги. При таком положении вещей вы можете уберечь меня от несчастья. Когда вы получите ребенка, ваша власть окончится. Тогда мне самой придется о себе заботиться. Постарайтесь хоть на период беременности стать моим опекуном. Это в ваших интересах. Я ведь не мечтаю о ребенке от ортодоксального еврея. Мы с мужем не торопились стать родителями в ближайший год или два. — Наташа встала. — Я готова. Дело за вами. Приезжайте, когда совьете для нас уютное тихое гнездышко.

Она вышла в коридор. Ее бил озноб, и она ужасно волновалась, хотя ничего особенного не произошло, если не считать того, что ее познакомили с отцом ее ребенка, которого она никогда не увидит.

Прошло еще несколько дней, и за Наташей пришли. День только начинался, было около восьми утра. Возле корпуса стояла машина «скорая помощь» с закрашенными белой краской стеклами. Вместе с ней поехали двое вооруженных солдат. Ориентироваться в пути она не могла. Ехали долго, около трех часов, а то и больше. Наташа тешила себя надеждой переманить Арона на свою сторону, чтобы он помог ей бежать. Это было ее главным условием, о котором она промолчала, понимая, что в тех апартаментах, где они встретились, могли стоять прослушивающие устройства. Равноценный обмен. Тебе — ребенка, мне — свободу. Состоятельный человек, способный купить себе женщину — дубликат собственной жены, наверняка сможет вернуть ее туда, откуда взял.

Чутье Наташе подсказывало, что у нее все получится. Арон нормальный человек, цивилизованный, современный бизнесмен, правда, со своими заморочками. Она ни в чем его не винила. Прихоть богатого человека: «Хочу ребенка от женщины, похожей на мою жену. Найдите такую и договоритесь с ней, услуги оплачиваются по высшей категории». Другой вопрос, кого он об этом попросил и каким методом его заявку выполняли. Какое ему до этого дело? Ему и знать незачем, что разрушена счастливая молодая семья. Один человек убит, а второму исковеркали жизнь.

Машина остановилась после нескольких резких поворотов. Дверца открылась, и Наташа вышла. Ее встретили двое арабской внешности в белых одеяниях. У нее тут же опустились руки. Значит, она остается на территории Иордании и никаких границ машина не пересекала. Сопровождавшие ее солдаты уехали. Арабы пошли по узкой аллее, Наташа за ними. Кругом пели птицы, цвели цветы на клумбах, били небольшие фонтанчики, дорожки были усеяны осыпавшимися с пальм финиками. Рай, да и только. Отпуск продолжается. Грех жаловаться. Для многих ее соотечественниц жизнь началась в этой стране с ада и кончилась гибелью. Чем кончится ее райское начало, она еще не знала, но догадывалась.

Перед взором девушки открылась бирюзовая бесконечность. Аллея вывела к морю со скалистыми берегами. Над водой нависал белый двухэтажный домик с просторными террасами, похожий на миниатюрный восточный дворец. К особняку шла извилистая каменная лестница, вырубленная в скале. Наташа разглядывала окружающую красоту с точки зрения арестанта, а не счастливого туриста, главное место занимал расчет, а не восхищение и восторг. На первый взгляд, высота от воды до нижней террасы составляла не более двенадцати метров. Прыгать с трехметровых трамплинов ей уже приходилось. В дерзости и смелости ей не откажешь. Можно рискнуть на прыжок и с высоты вчетверо большей, если знать, что попадаешь в воду, а не на рифы.

Поднявшись по лестнице, она увидела бетонный волнорез, уходящий в море на десяток метров. В конце его были ступени, которые вели к воде. Это означало, что с берега в море не войдешь.

Арон ее встречал у парадного входа во дворец, оказавшийся вблизи куда более крупным, чем издали. Колонны поддерживали полукруглый солярий, нависающий над тенистой мраморной площадкой подъезда.

Арабы остались снаружи, а улыбающийся Арон провел даму в просторный прохладный холл.

— Я выполнил ваше пожелание, Наташа. Здесь вы сможете чувствовать себя уютней, чем там, где состоялась наша первая встреча.

— И все же мы остались в Иордании?

Он указал ей на огромный полукруглый диван, повторяющий форму просторного помещения. Рядом на столе стояли вазы с фруктами, бутылки с водой и графины с соками. Наташа села и почувствовала, как мягкое сиденье приняло форму ее тела и будто обволокло ее пухом. После долгой изнурительной дороги в неудобной машине она постаралась расслабиться.

— Оказывается, и я не все могу сделать, — с горькой иронией сказал Арон. — Мне пошли навстречу, но ограничили рамками этой страны.

— Поскупились на деньги? — холодно спросила Наташа.

— Нет. Дело не в деньгах. Мне показали договор, заключенный мной год назад с некой фирмой, где выражены все мои пожелания. О женщине, готовой родить мне ребенка, ничего не сказано, кроме того, что она должна быть здорова и иметь внешние сходства с моей женой. Никаких других притязаний на ее права и свободы я не имею. В контракте ничего не сказано о месте наших встреч, и здесь я сумел настоять на предоставлении мне желаемых условий за дополнительную плату. Но ваш хозяин, человек, которому вы принадлежите, запретил вывозить вас с территории страны.

— Что за чушь! Вы сами-то понимаете, что говорите? Какое такое право может иметь иорданский араб на гражданку России, захваченную насильственным путем и содержащуюся в условиях рабства? Вы цивилизованный человек и понимаете, что эта отговорка — нарушение прав человека, признанных мировым сообществом. А захват заложников, похищение людей и содержание их в неволе — уголовно-наказуемые деяния.

— В Иордании свои законы, и в Европейский союз она не стремится. На их поле играют по их правилам. У меня нет полномочий требовать от арабов доказательств, что вы являетесь чьей-то частной собственностью. Они предоставляют услуги за определенное вознаграждение, гарантируют качество товара.

— Автомобиль, выданный на прокат.

— Что-то в этом роде. И еще. Я хочу быть с вами откровенным, Наташа. Мне сказали о вашей попытке побега. Если вы сбежите, я лишусь ребенка. Мне нужен ребенок, а вам свобода. Где же скрещиваются наши интересы?

— Хороший вопрос. Как ни странно, но ответ на него один. У врагов не может быть общих интересов. По логике вещей вы — мой враг. Это из-за вас я лишилась мужа, свободы и вскоре лишусь жизни. И я должна вынашивать в своей утробе ребенка, а став матерью, отдать дитя, сама же, как рыба после нереста, сдохнуть. Чего тут непонятного? Какого ответа вы от меня ждали? Радости, восхищений, восторга? Или я вам чем-то обязана? Вы получаете все, а я только теряю и буду продолжать терять. Зная, что меня ожидает, лучше удавиться сразу. Либо смерть, либо свобода. Третьего не дано. Но я из тех, кто не привык пасовать и сдаваться. Не хочу дарить черномазым тварям свою жизнь. Они и из моей смерти извлекут выгоду. Так почему вас удивляет мое желание бежать?

— Я понимаю вас и виноват перед вами, но я же ничего не знал. Я думал, что донора мне найдут по добровольному согласию, за деньги. В России люди бедствуют, я знаю об этом, так как получаю оттуда сырье. Ворованное, разумеется. Я также думал, что расплачиваться буду с вами лично. И после родов вы уедете домой с крупным гонораром. Видите, как все обернулось? Но я хочу предостеречь вас. Арабы не так глупы, как многие думают. Здесь все оцеплено, сбежать вам не позволят. Вы их только обозлите, а они очень мстительны.

— Я знаю. На вас зла я не держу. Вы, возможно, и не виновны в моей трагедии, и потому я разговариваю с вами. Вы человек с большими возможностями. Я рожу вам ребенка. У вас будет девять месяцев на обдумывание плана, как вытащить меня из капкана. Долгожданный подарок того стоит. Это и будет гонораром для матери вашего сына или дочери. Вот так я расцениваю наши общие интересы. Тогда я буду видеть в вас союзника, а не врага.

— Я думаю, что Наташа права!

Женский голос прозвучал неожиданно. Наташа оглянулась.

За спинкой дивана, на котором они сидели, стояла женщина лет тридцати. В первую секунду девушке показалось, что она увидела свое отражение в зеркале, но это было не так. Ниже ростом, рыжие волосы, зеленые глаза. Похожа, очень похожа. Но россиянка посчитала двойняшку более дешевым изданием самой себя. Это был не подарочный экземпляр, а массовый тираж. У Наташи тоже глаза зеленые, но ярче и крупнее, и взгляд другой, волосы пышнее, черты тоньше и сексапильности с избытком. Она точно знала, о чем думают мужчины, поглядывающие в ее сторону, а эта женщина вряд ли удостоится внимания мужчин, несмотря на хорошие и правильные черты лица. Не хватало в ней изюминки, вызова, магнетизма… Впрочем, жене ортодоксального еврея нужно совсем другое, и она себя к подиуму не готовила.

— Это Мара. Моя жена, — представил ее Арон.

— Будете стоять со свечкой и давать инструкции во время случек?

На грубость никто не среагировал, будто не слышал. Мара подошла и села рядом с мужем.

— Родителям мы сказали, что уехали в Египет на отдых. Почти правда. Мы находимся в сорока километрах от порта Акабы, на Красном море. Израиль и Египет рядом, можно на велосипеде доехать до Синайского полуострова. Мешать вам я не буду. Арон меня долго готовил к неизбежному, и сейчас я смотрю на эту встречу философски, а не как ревнивая жена на мужа-повесу. Бог подарил нам любовь, но не дал детей. Мы должны быть вам благодарны по гроб жизни. Можете мне поверить на слово. Арон и я сделаем все, чтобы освободить вас. Но возможностей у нас немного. По сути дела, Иордания и Израиль находятся в состоянии войны со дня основания Израиля более полувека назад. Мы не имеем торговых отношений с Палестиной. Однако предприимчивые арабы думают о бизнесе, от богатых выгодных партнеров никто никогда не отказывался. Нас здесь уважают, но совать нос в свои дела не дозволяют. Однако мы постараемся.

— После рождения ребенка будет поздно, мне найдут другое применение, — возразила Наташа. — Все должно быть приготовлено заранее.

Мара начала ей нравиться. Спокойная, мудрая, с чистым открытым взглядом. Нет, она была не права. В этой женщине есть свой шарм.

— Арон мне рассказал о вашей первой встрече. Он сам был удивлен и шокирован тем, что женщин из России похищают обманным путем. Мой отец был при смерти, ему сделали операцию по пересадке сердца. Потом он узнал, что донором был русский. Кровь в отце течет еврейская, а сердце бьется русское. Мне есть за что благодарить ваших соотечественников. Прошло лет пять после операции, и отец мой жив. Но уже тогда я стала обращать внимание на операции такого рода, меня интересовали любые подробности. Суть сводилась к тому — надежно это или нет. В Израиле много хороших врачей, большая их часть приехала из России. Центров трансплантологии очень много. Все они частные и существуют официально, имея лицензии. Вопрос в другом. В них нет очередей. А найти донора, чтобы пересадить почки, не так просто. Небольшое несоответствие — и смерть. Где же берут этих доноров? Я уже точно знаю, что отцу не могли перевезти сердце из России. Один перелет занимает девять часов со всеми условностями. Орган погибнет за это время и будет не пригоден к пересадке. Залог хорошей операции — это быстрая пересадка. Я думаю, что донор отца еще живым лежал на операционном столе рядом с умирающим отцом. Когда за такие операции платят миллионы, то криминал своего шанса не упустит. В этом бизнесе крутятся сумасшедшие деньги. Я стала копать глубже, и мне стало страшно. Я постаралась забыть обо всем, что связано с трансплантологией. Когда мы решили усыновить ребенка, я вновь наткнулась на что-то очень похожее. Нам предлагали целые картотеки детей в возрасте от двух месяцев до десяти лет. Я обратила внимание на их славянское происхождение. Тогда мы решили не рисковать, учитывая последствия, и не стали брать грудничка. Одно я поняла: детишки не детдомовские. Все, как фрукты на базаре, без изъянов. Красивые, здоровые — глаза разбегаются. Зачем еврейским родителям дети славяне с яркой внешностью? Ответ прост. Рынок очень широк. В приютах сплошь и рядом я встречала состоятельных американцев. Израиль — база. Перевалочный пункт. Теперь я поняла, кто им поставляет отборный товар. Дети попадают к нам тем же путем, что и вы. Вот только арабы детей не продадут. Американцы не поедут в арабские страны даже под конвоем. А в Израиль с удовольствием. Самая либеральная страна арабского мира Египет и та не для американцев. Слышали, как в Египте был расстрелян целый автобус с туристами из Америки и Англии? Арабы их ненавидят. Закусочные «Макдоналдс» популярны во всем мире, а в цивилизованной Александрии в них питаются только туристы из Европы. Это тоже показатель. Людей с грязными руками и замыслами везде хватает. Зла на земле больше, чем добра. Но мы не борцы. Извините. Отказываться от вас в качестве протеста мы не будем. Вам тоже от этого легче не станет. Вместо Арона подсунут другого. Но попробовать помочь вам я считаю нашим долгом.

— Уже знаете как? — тихо спросила Наташа.

— Есть только один способ. После ваших родов Арон тут же заключит на вас второй контракт. Он захочет, чтобы вы родили ему еще одного ребенка. Учитывая очевидную выгоду контракта, ваш так называемый хозяин не сможет отказаться. Они оставят вас там же, где держат. К тому времени мы уже сумеем найти достойных и опытных наемников на этой стороне, способных вытащить вас из плена.

— Во сколько вам обойдется эта идея?

— Не имеет значения. Мы знаем, ради чего пойдем на риск. И вы знаете. И не считайте мое предложение сделкой. Мы хотим выполнить свой долг перед вами, как это пафосно ни звучит… А теперь вам надо отдохнуть с дороги. Арон проводит вас в приготовленную комнату, встретимся за обедом.

Уснуть Наташа не смогла. Она стояла на балконе и смотрела на море. Несколько яхт маячили в полукилометре от бухты. Одна из них с охраной, в этом она не сомневалась. Глядя вниз, девушка видела идеально прозрачную воду, сквозь которую просматривались острые рифы, но на какой глубине они находились, понять с большой высоты было трудно. Наташа вышла и спустилась вниз. Ни души. Сбежав по ступеням, направилась к волнорезу. Сбросив с себя одежду, нагишом нырнула в море. Плавала она красиво, вода была ее второй стихией. Оказавшись под своим балконом, Наташа нырнула. Соленое море пыталось вытолкнуть ее на поверхность, ей удалось донырнуть до острого наконечника подводной скалы. Она и не думала, что здесь так глубоко. Метров десять, не меньше, а до дна ей без ласт и вовсе не достать. Наплававшись вдоволь, она вернулась в свой номер. Точнее, апартаменты, слепящие роскошью.

Сумасбродный характер не давал ей покоя. Нет, теперь она о побеге не думала, но испытывать себя не переставала. Выйдя на балкон, вскочила на мраморный парапет и ласточкой бросилась в море. Эту картину с берега видели Арон и Мара. Оба вскрикнули, решив, что пленница пошла на крайность и решила покончить с собой. Каково же было их изумление, когда Наташа вынырнула и кролем поплыла к берегу. Они стояли в оцепенении, а обнаженная красавица быстро приближалась к ним.

— Отличная водица! — улыбнулась девушка. — Кажется, я проголодалась.

— Все готово, — ответила Мара, краснея от стыда, точно это она предстала в обнаженном виде перед чужими людьми. — Теперь я уверена, что наш план сработает. Вы поразительная женщина. Хорошо бы такая сила духа передавалась по наследству.

Обед прошел обычно. Говорили ни о чем. Их обслуживали два араба-официанта. Вина не подавали. Предстояло ответственное дело, и об алкоголе и сигаретах не могло быть речи, да Наташа и не курила. Все шло нормально, но вместе с тем что-то было не так. В более глупое положение никто из троих не попадал. Понимать — понимали, но одно дело — договор и неизбежность, другое дело — душа. Не достигли они еще той раскованности, чтобы с легкостью отказаться от предрассудков. Это в молодежной компании по пьянке можно проснуться утром с женой друга, а он проснется с твоей подругой. Посмеялись и забыли. Но тут же все задумано, все рассчитано! Наташа не считала себя ханжой и придерживалась свободных взглядов, как многие современные молодые женщины. Но и она почувствовала себя не в своей тарелке.

Произошло это в одиннадцать вечера. В дверь постучали, и в апартаменты Наташи вошел Арон.

Красный как помидор, при полном параде. Чуть ли не в смокинге и с цветами в руках.

— Я подумал, что у вас в номере нет цветов, — сказал он, оглядывая вазы, полные роз.

— Бросьте, Арон, гасите свет и раздевайтесь.

У Наташи подкатил комок к горлу.

Глава II

Девять месяцев длились целую вечность. Наташа очень тяжело переносила беременность. Раньше ей казалось, что это состояние для женщины естественно, но все оказалось намного тяжелее. Раньше чувство материнства было очень далеко от Наташи, непонятно ей, а потому и не представляло никакой ценности, вплоть до того, чтобы ради свободы пожертвовать своим ребенком. Теперь она так не думала. На свет появится не только новый человечек, родится и совсем другая женщина.

Содержали ее по-прежнему в лагере на берегу Мертвого моря и в тех же условиях. Арону позволили приехать всего пять раз за весь срок ее беременности. Он видел, как меняется Наташа, читал грусть в ее глазах и полное безразличие ко всему происходящему вокруг. Как это странно. Неужели она примирилась со сложившейся ситуацией?

Нет, конечно, ни с чем Наташа не смирилась. Она перерождалась, переоценивала ценности, училась смотреть на мир по-другому. Арон для нее ничего не значил. Что он есть, что его нет — никакой разницы. Этот человек — отец ее ребенка? Такая мысль ей и в голову не приходила. Просто живет какой-то добряк, навещающий ее в тюрьме, привозит цветы, подарки, деньги. Он сказал, что в скором времени они ей понадобятся. Номер постоянно обыскивался в те часы, когда она ходила на пляж. Она об этом знала, и все деньги, что привозил Арон, закапывала в песок на берегу, клала рядом камень для ориентира.

Не раз Наташа ловила на себе влюбленный взгляд Арона. Три недели их связывала постель, и медовый месяц не прошел для него даром. К концу срока Арон признался ей:

— Мне трудно говорить, но я не могу больше скрывать своего состояния. Я влюблен в тебя, Наташа. И думаю, что это не мальчишеская страсть, а глубокое, серьезное чувство. Даже Мара начала это понимать.

— У тебя жена, родственники, бизнес — все взаимосвязано, — пыталась вразумить его Наташа. — Я уеду, и ты успокоишься. У меня тоже случались такие вспышки. Вдруг полыхнет что-то в груди… При том, что я жила со своим будущим мужем и любила его. По-настоящему любила. А потом этот жар превращался в лед. Все проходило, как обычная простуда. Не забивай себе голову.

— Я уже далеко не мальчик и даже не юноша, умею оценивать свои чувства. Романтизм тут ни при чем. Ты меня совсем не знаешь.

— Вот именно. И ты меня тоже. Даже при полной свободе выбора у себя на родине я не стала бы разрушать чужую семью. А здесь я обычная рабыня в роли суррогатной матери. Выбрось дурь из головы.

— Мне показалось, будто и я тебе не безразличен.

— Все очень просто. У меня давно не было мужчин. На твоем месте мог оказаться кто угодно.

Она специально хотела сделать ему побольнее, ущемить его мужское самолюбие. И у нее получилось. Арон ушел и не появлялся две ночи. Он вернулся, так как поставленная задача все еще не была выполненной.

Теперь, когда Наташа была на сносях, она по-другому смотрела на Арона. Он не обманывал ее. Парень и впрямь влюбился по-настоящему. Но если девять месяцев назад ей было наплевать на это, то сейчас она думала иначе. Мысль о том, что у нее отнимут ребенка, казалась ей кошмаром. Чтобы остаться с ребенком, есть только один путь: стать женой Арона, а там хоть трава не расти. У него хватит денег, чтобы выкупить ее у арабов. В конце концов, ее не интересует, как он решит эту проблему.

Напрямую Наташа не решалась с ним говорить, тянула время, ожидая его первого шага или хотя бы намека. Но Арон молчал. Страдал, но молчал. Она напоминала о скором расставании, пытаясь направить его мысли в нужное русло.

Однажды случилось то, что повергло в шок всех обитателей женского лагеря. Ночью за окном было много шума, творилось что-то невероятное. Потом затихло. В шесть утра Наташу подняли и велели выйти во двор. Двери номеров были распахнуты настежь. Из ее корпуса повели на центральную площадку четырех женщин. Из остальных корпусов — целые отряды, сопровождаемые вооруженной охраной. На центральной площади, где раньше Наташа не бывала, собралось сотни две женщин, а то и побольше. Посередине стоял помост на колесах. Похоже, его вывозили в центр лагерного плаца только по особым случаям. Он был высок, и никто из толпы не видел, что там, на полу.

Большая часть женщин, из тех, кого, как скот, согнали в общий табун, готовилась вскоре рожать. Они со страхом загораживали животы руками, боясь, что кто-то случайно толкнет их локтем. Все ждали.

Наконец на помост по крутым ступеням подняли трех женщин с мешками на головах и со связанными за спиной руками. Одежды на женщинах не было, и все увидели ссадины, синяки и кровоподтеки на изможденных телах. Потом на помост поднялся мужчина европейской внешности с тремя сопровождающими. В руках он держал мегафон. Воздух разрезала русская речь:

— За последние пять лет мы в третий раз проводим ритуал наказания непослушных. Для них жизнь на этом свете окончилась, для других это будет уроком, пусть знают, чем кончается неповиновение, членовредительство или побег. Эти три женщины решили, что могут идти на все четыре стороны. Они заблуждались и будут жестоко наказаны, как каждая из вас, кто посчитает их поступок правильным. Учитывая их славянское происхождение, мы дали им возможность умереть по-христиански, как ваш Бог!

Мегафон взял другой человек и повторил слова оратора по-польски. Тем временем с женщин сорвали мешки. Выглядели все ужасно. Рты у них были заклеены пластырем. Несмотря на страшные перемены, Наташа узнала в одной из осужденных свою знакомую из самолета. Это была Маша. Или то, что от нее осталось. Куда подевались пышные формы? Скелет, обтянутый кожей. Длинная русая коса исчезла, на ее месте торчали взъерошенные короткие волосы. Остались лишь огромные голубые глазищи. В них не было страха. Только ненависть.

Приговор прозвучал на нескольких языках, после чего охранники уложили женщин на пол, послышался стук. Каждый удар эхом отдавался в Наташиной голове. Наконец стук закончился, с пола помоста подняли три громадных деревянных креста. На них были распяты три окровавленные женщины. Одна была уже мертвой. Вероятно, не выдержало сердце. Толпа вскрикнула. Кто-то выл, другие визжали. Многие женщины потеряли сознание. Наташа, стиснув зубы, молчала, не отрывая глаз от Марии. Ей показалось, будто Маша приподняла голову и взглянула на нее. Как она могла знать, что Наташа находится в тысячной толпе, и найти ее одним только взглядом? Мистика. Наташа увидела в этом взгляде мольбу и вместе с тем благословение. Ее словно ножом полоснули по сердцу. Она окаменела. Голова Маши дернулась и упала на грудь. Видела она Наташу или это только показалось?

— Эти женщины будут висеть здесь тридцать дней и тридцать ночей, пока не превратятся в мумии, высушенные палящим солнцем. А вас, живых, будут приводить сюда ежедневно перед завтраком, чтобы вы не забывали о своем положении…

Скрипящий голос из мегафона утонул в полном ужаса вое толпы, в ушах Наташи прозвучали последние слова Маши, сказанные в самолете по пути в Амман: «Каждый из нас свой крест на Голгофу тащит, чтобы на нем же нас и распяли», и она упала в обморок.

Наташа пришла в себя только на третий день. Все тот же номер, та же постель, но тяжесть в животе исчезла. Она напряглась. Ощупала свое тело: обмотано бинтами, живот сдулся, словно воздушный шарик. Рядом она увидела чернокожую женщину в белом халате с чепчиком на голове.

— Ребенок жив? — спросила Наташа по-русски.

Женщина ничего не ответила, встала и вышла. Наташа попыталась приподняться, но резкая боль не позволила ей этого сделать. Голова закружилась.

Врач по прозвищу Колобок пришел быстро. Вид у него был озабоченный.

— Сильная вы женщина, душечка. Лично я не верил, что вам удастся выкарабкаться. Поражаюсь. Вы железная леди. Но самое страшное теперь позади.

— Ребенок жив?

— С ним все в порядке. Но пришлось идти на крайности. Вам сделали кесарево сечение. У нас великолепные хирурги, им спасибо. Мастера своего дела. Пришлось вскрыть ваш животик. Жаль, конечно. Как я слышал, вас хотели готовить в танцовщицы. Теперь от этой идеи придется отказаться. С таким шрамом танцевать танец живота немыслимо. Но другого выхода не нашлось.

— Я могу увидеть своего ребенка? Это мальчик или девочка?

— Ребенка еще вчера забрали его родители. Это мальчик. Здоровый, нормальный, около четырех килограммов. Гигант.

— Забрали и уехали?

— Уехала женщина с ребенком, а ее муж остался. Ему позволено вас навестить и поблагодарить. Он ждет в отеле. Вы трое суток находились без сознания.

— Что же вы меня под нож не пустили?

— Вы не наша собственность, и потом, когда организм воспален, никто этого делать не будет.

— Будете ждать?

— Решать не нам, Наташа. Ваш хозяин сейчас в отъезде. Кстати, на вашей бывшей родине, в России. Уехал с дипломатической миссией. Он же… Впрочем, это не важно. Как только вернется, мы ему представим отчет по всем его женщинам, и он решит, кого забирать, кого оставлять. Вам это на руку. Поправитесь, встанете на ноги. Здесь лучше, чем в других местах.

— На что я могу еще сгодиться?

— Вы же умная женщина, все сами знаете. Во всяком случае, рожать вы больше не сможете. Спасая вас, пришлось удалить некоторые органы, чтобы избежать воспалений, которые привели бы к заражению крови. А теперь вам лучше заснуть. Сон — лучшее лекарство. У вас усталый вид.

— Женщины на площади все еще висят?

Толстяк вздохнул и развел руками:

— Увы! Медицинский персонал и я в том числе против таких варварских расправ. Но мы ведь тоже здесь люди подневольные. Владелец комплекса — бывший полковник. Одним словом, головорез. С кем он только не воевал! Уму непостижимо. Выводы делайте сами. Вам повезло. Вы выжили, а трех женщин затоптали, две умерли от разрыва сердца, у семерых выкидыши, четверых убили, когда они напали на охрану.

— Еще вопрос, кому больше повезло.

— Ну, ну, голубушка, только без черных мыслей. Вы же не из тех, кто поднимает лапки кверху. Вас здесь даже враги уважают.

— А друзей я не знаю.

— Себя я к вашим друзьям не причисляю, но и врагом для вас не стал, даже после того, как вы мне шею едва не сломали. Скажем так: я из сочувствующих. Только сделать ничего не могу. Слишком незаметная и безликая фигура в общем котле. Человек, которого с годами приучили делать свое дело и не замечать, что творится вокруг. Если местные врачи будут все принимать близко к сердцу, они и года не протянут — окажутся в психушке. Отдыхайте. Глупо умирать от болезней в вашем-то возрасте. Умирать можно за что-то очень важное и настоящее, а не в постели под капельницей.

Толстяк ушел, оставив ее обдумывать сказанные им слова.

Что это? Намек? Провокация? Или приговор — пора готовиться? А может, Колобок действительно сумел сохранить в себе человеческие чувства?

Наташе сделала укол, и она уснула. На следующее утро ей стало лучше, она смогла даже выйти на балкон.

Прошло еще пять дней. Все болячки на женщине заживали как на кошке. Швы сняли, разрешили есть нормальную пищу, но на улицу пока не выпускали. Наташа считала, что Арон давно уехал. Прошло больше недели. Сколько же можно ждать ради того, чтобы сказать «спасибо»! Однако он пришел.

— Ты его видел? — первое, что она спросила.

— Видел. На тебя похож.

— Где он?

— В гостинице с Марой и кормилицей. Мара не может вернуться домой без меня. А я не мог уехать, не повидав тебя. Ты здорова?

— Вполне. К прыжкам с трамплина еще не готова, но двигаюсь нормально и боли прекратились.

— Я рад, что все обошлось. Давай выйдем на балкон.

Они вышли. Арон сунул Наташе какой-то конверт, так, чтобы никто этого не смог заметить. Наташа спрятала его под халат и не стала задавать вопросов.

— Я надеюсь, что с тобой еще увижусь, — сказал он неопределенно.

Складывалось впечатление, будто Арон уверен в том, что их подслушивают и за ними подсматривают. Глаза его бегали, словно он что-то украл.

— Ты хотел второго ребенка.

— Я давно подал заявку, но твою кандидатуру отклонили, предложили просмотреть картотеку. Я отказался.

— У меня больше не будет детей.

— Я знаю. Нашелся один источник, из которого можно черпать информацию. — Арон говорил шепотом, облокотившись на балконные перила, и улыбался, как будто рассказывал смешной анекдот. — Пришлось положиться на экспромт с некоторым риском. Я ведь мог прийти раньше, но ждал, пока ты встанешь на ноги и сможешь уверенно передвигаться.

Наташа все поняла.

— Плохо, что Мара не уехала.

— Ей должны привезти кое-какие документы из Израиля, и мы вынуждены еще оставаться здесь как минимум неделю. Впрочем, нам некуда торопиться. Все идет по плану.

— А как же родители?

— Я им сказал, что повез Мару рожать в Швейцарию. Они долго сопротивлялись, мол, у нас хороших врачей море, но я настоял на своем. Так что дома все спокойно, они даже открытки из Швейцарии получают. В Корине, небольшом городке километрах в сорока к западу отсюда, есть отель «Галлиос». Там мы и остановились. Триста десятый номер.

— Я запомнила.

Наташа резко оглянулась. У балконной двери стоял охранник.

— Ваше время истекло, господин. Я должен вас проводить.

Арон кивнул, поцеловал Наташу и ушел.

Она выждала какое-то время, потом села на кровать и достала конверт. В нем лежали паспорт, записка и банковский чек на предъявителя, где фигурировала сумма в десять тысяч долларов. Наташа открыла паспорт и поразилась, увидев в нем свою фотографию. Документ принадлежал гражданке Израиля Маре Бронштейн. Это был подлинный паспорт Мары, и фотография ее, а не Наташи. Но различить их было практически невозможно. Мара не пользовалась косметикой, а Наташе такую возможность предоставляли, в ее номере стояло трюмо с полной обоймой хорошей косметики. Каждое утро она просиживала по часу перед зеркалом и наводила макияж. Не для кого-то, ее никто не видел, а для себя, чтобы чувствовать себя женщиной. Это придавало ей уверенности. Значит, Мара запомнила ее стиль и применила его на себе перед тем, как сфотографироваться на документ. Паспорт выдан три месяца назад, и получала она его специально для Наташи. Вот какой документ она ждала в гостинице! Отдав свой паспорт, Мара не может выехать. Лазеек здесь хватает, но у нее на руках ребенок, она не хочет рисковать. Наташа положила паспорт в конверт и прочитала записку.

«Я сделал все, что возможно в данной ситуации. Обстоятельства резко изменились, пришлось идти на экспромт. Есть люди, находящиеся рядом с тобой, которые могут тебе помочь. Им хорошо заплатили. Но я не уверен на сто процентов. Арабы народ ненадежный. Возьмут деньги и сделают все наоборот. Претензий предъявлять некому. Будь осторожней и осмотрительней. Полагайся только на себя. Я буду ждать тебя. Только доберись до нужной точки, об остальном мы позаботимся».

Ниже была нарисована карта-схема с короткими обозначениями. Наташа разволновалась. Тут либо пан, либо пропал. Выбирать не приходилось. Конечной точкой был отель «Галлиос» в Корине, но она не знала ни о сроках, ни о времени. Сорок километров пути — не шутка.

Наташа услышала шаги в коридоре и бросила конверт под подушку. В ее комнату вошли трое: Колобок, чернокожая медсестра и вооруженный охранник. Этот самый охранник вел себя как начальник. Он что-то сказал по-арабски, толстяк перевел его слова на английский:

— Мы обязаны обыскать вас и ваш номер. Ваш гость что-то здесь оставил. Отойдите к окну.

Наташа поняла, что все планы рухнули. Надзиратель начал осматривать трюмо, скидывая косметику на пол, негритянка обыскала Наташу. Толстяк оказался самым умным — он тут же заглянул под подушку, незаметно взял конверт и сунул его в карман халата. «Вот и все!» — решила Наташа.

Обыск продолжался минут двадцать, после чего все ушли, не сказав ни слова. Наташа не паниковала, не впадала в истерику. Она все для себя решила. Этой ночью она сбежит, а там как Бог на душу положит. Либо ей висеть распятой на кресте рядом с Машей, либо удастся добраться до Корина. Направление ей было известно. Придется карабкаться по плоскогорью в обход всех дорог и превозмочь себя, чтобы преодолеть сорок километров за шесть-семь часов. Лучше сдохнуть в какой-нибудь расщелине, чем ждать, пока из тебя выпотрошат все внутренности, а кости бросят крокодилам на завтрак.

Не торопясь, Наташа сделала уборку в своем номере и легла в постель. Надо выспаться перед марш-броском, ей потребуются нечеловеческие силы и железная воля. Она так часто и подолгу об этом думала, что уже не испытывала ни страха, ни волнения. Гораздо страшнее ей было, когда предстоял десятикилометровый заплыв по Черному морю от Ялты до Ботанического сада. Тогда их сопровождали спасательные катера и врачи, но все равно боялась очень. Ей удалось себя перебороть, она выиграла марафон. Со злости, наперекор собственному страху. Тогда было лишь стремление утереть нос самой себе. Теперь ставки поднялись. На кон поставлена жизнь. К тому же она еще не окрепла, не восстановила силы. Четыре года назад, ныряя в воду, она была моложе, тренирована, полна энергии. Да и солнце светило по-другому, чайки радовали, все кругом казалось цветущим садом.

Она уснула, и ей снился цветущий сад, ласковый ветерок и райские птицы. Она вскрикнула во сне. Босой ногой она наступила на змею. Вот он, дьявол-соблазнитель из райского сада. Змея зашипела и поднялась в боевую стойку.

Открыв глаза, Наташа увидела стоящего у постели Колобка. В руках он держал книгу и улыбался.

— Что вам еще от меня надо? Вы уже все получили.

— Я принес вам полезную книжку. Здесь даются очень хорошие советы женщинам в послеродовой период. Займите себя чтением, вам это пойдет на пользу.

Он положил книгу на кровать и вышел.

Наташа глянула в окно. День стоял жаркий, знойный, решила сходить на пляж. В соленую воду лезть еще нельзя, но на песке поваляться можно, а главное, нужно заглянуть в свой тайник. Она взяла книгу и бросила ее на тумбочку. Из середины книги выглянул кончик конверта. Наташа огляделась по сторонам. Хватит рисковать. Судя по всему, в ее номере установили видеокамеры и всякие жучки. Если за ней наблюдают, она второй раз проколется. Девушка встала, переоделась, взяла полотенце, книгу и солнцезащитные очки. Ее могли остановить и вернуть назад, это она понимала. После такой операции поход к морю выглядит подозрительно, но она должна попасть на пляж.

Надзиратель в коридоре на нее не среагировал. Махровый халат, шлепанцы, полотенце на плече — самый обычный вид. Значит, никаких новых указаний на ее счет не поступало.

Пока она добралась до моря, ее видели многие, но никто не придал этому значения.

Наташа скинула халат, расстелила полотенце возле своего тайника и легла. Здесь за ней могли наблюдать только в бинокль, на таком большом расстоянии деталей не разглядеть. Она раскрыла книгу и сделала вид, что читает, запустив руку в конверт. Чек и записка исчезли, остался только паспорт. Приподняв конверт, она увидела другую записку, а под ней вырезанную лезвием нишу в страницах. В тайнике лежали ключи от машины. Наташа прочла записку.

«В полночь начинается двадцатиминутный намаз. Идите от моря через площадь по направлению стрелки часов, указывающей на двойку. Пройдите четыре корпуса, будет колючая проволока. У столба номер тридцать девять она перекушена. За оградой автостоянка. Белый джип «Форд» крайний справа. Направление — юг до перекрестка, потом направо. Остальной путь — по карте. Карта под ковриком у педалей. Удачи! На все двадцать минут».

Наташа вспомнила о своем первом побеге. Тогда она тоже бежала во время молитвы и потому никого не встретила. Арабы снимают ботинки, бросают оружие и бьются лбом о землю с закрытыми глазами. Тут хоть бомбу взрывай, от своего дела они не оторвутся.

Вот, значит, кого подкупил Арон. Колобка. Но ему показалось недостаточно, он еще и чек прихватил, и опасную для него записку, заменив ее на другую.

Наташа закрыла книгу, отодвинула камень. Денег в тайнике хватало. Арон приносил и доллары, и иорданские динары. Увесистую пачку она обернула полотенцем. Солнце палило нещадно, спина горела, пора было возвращаться в номер. Грех теперь упускать данный ей шанс. Другого уже не будет.

Все началось хорошо и шло гладко. Вот только луна светила слишком ярко. Наташа использовала уже проверенный метод и открытые площадки перебегала по каналам. Центральный плац она пересекала, согнувшись пополам. Три черных креста, подсвеченные луной с тыльной стороны, зловеще повисли в воздухе, словно страшные знаки, предупреждающие о том, что тебя ждет впереди. Наташа застыла, вглядываясь в жуткий мрачный силуэт.

— Прощай, Машенька. Прощай, мученица. Бог покарает твоих убийц. Буду молить его о спасении твоих детишек. Верю, что они живы и с ними ничего не случится. Прости, что не смогла помочь тебе. Твоя душа уже в раю, там все мы, грешные, найдем свой покой. Ты святая! Упокой Господи твою душу.

Со слезами на глазах беглянка двинулась дальше. Она нашла нужный столб и раздвинула колючую проволоку. Путь к свободе открыт. На стоянке было машин десять, но белый джип заметила сразу, бросилась к нему и наткнулась на препятствие. Перевернувшись через голову, тут же вскочила на ноги. Под ногами лежал карабин с откинутым штыком, ботинки, а на циновке распластался солдат в черной форме с повязкой на рукаве: она не заметила молящегося охранника. Слишком темно, и его черная форма слилась с землей.

Реакция настолько была обострена, что, не понимая, что делает, она схватила винтовку и со всего маха ударила прикладом растерянного араба по голове. Тот даже на ноги не успел встать. Послышался хруст. Деревянный приклад обломился, тело солдата отлетело в тень колючего кустарника.

Наташу вела неведомая ей сила. Мысли не поспевали за действиями, работало подсознание. Остановить ее могла только пуля. Ухватив обломок карабина со штыком, Наташа попятилась к машинам и, передвигаясь от одной к другой, прокалывала шины. Теперь за ней не сразу смогут пуститься в погоню.

Дверцы джипа были не заперты. Ключ сам влетел в замок зажигания, мотор заурчал и спустя минуту машина уже мчалась по дороге. С обеих сторон возвышались зубастые скалы, выбеленные лунным светом до такой степени, что походили на разбросанные кости гигантского животного. Наташа вдавливала педаль газа в пол, выжимая из машины всю мощь. Вот он, перекресток. Не притормаживая, резко свернула вправо, едва не перевернувшись. Еще пятнадцать минут пути, и до-рога испортилась, пришлось снизить скорость. Вновь перекресток. Наташа затормозила. Дорога казалась вымершей. Кто мог знать, что она воспользовалась машиной, если только не найдут сторожа с проломленным черепом? Любой беглец видит перед собой только одну дорогу, ту, что идет вдоль моря. Она же едет путем, о котором знают только местные. Главное сейчас — успокоиться и взять себя в руки. Ведь смогла она до вечера быть рассудительной. Даже «куклу» изготовила и накрыла ее одеялом. Войдут в номер — увидят спящую в постели женщину. И по камере наблюдения, если таковые существуют, никто не догадается, что постель пуста. Соображает, когда захочет. Но как только часы показали полночь, ее понесло. Слишком долго ждала она этой минуты.

Отдышавшись, Наташа заметила на соседнем сиденье сумку. В ней лежала литровая бутылка минеральной воды и автомобильные номера. На листочке, приклеенном к номерам, написано: «На подъезде к городу смените номера. С этими вас не остановят!»

Под ковриком она нашла подробную дорожную карту. Красным фломастером был прочерчен ее путь до Корина.

На этой развилке надо свернуть налево. Наташа вытащила из-под блузки деньги и переложила их в сумку. Паспорт оставила под бинтами на пояснице. Сломанный карабин со штыком положила на пол у заднего сиденья. Завела двигатель и поехала дальше, держа карту на коленях. Как только машина набрала скорость, Наташа забыла об осторожности. Она ничего не могла с собой поделать — энергия клокотала в ней, как лава в вулкане.

Только бы вырваться из капкана, а потом будь что будет.

И вдруг удар. Левое колесо отлетело в сторону, машину бросило вправо, в обрыв. Полет вниз. Наташа уперлась ногами в пол и схватилась за поручень над дверцей. Лететь долго не пришлось. Машина клюнула носом в воду, погрузилась ровно наполовину, перевернулась и застыла на дне. Дверцы не деформировались, но открыть их оказалось делом нелегким. Сильное течение сдавливало кузов со всех сторон. Наташа быстро пришла в себя. Ничего страшного, только колено сильно ушибла о панель. Главное, голова цела. Машина, ерзая по каменистому дну, скрипела как нож о сковородку. Наташа надела сумку на плечо, набрала воздуха в легкие и открыла окно. Озверевшая волна ворвалась в салон и отбросила ее назад. Девушка не стала тратить силы понапрасну, ждала, пока весь салон не заполнится водой, и тогда ей удастся выбраться из него. Наташа вынырнула на поверхность, глотнула свежего воздуха. Течение тут же подхватило ее и понесло. Она гребла что было сил и наконец выбралась на каменистый берег. Распластавшись, как лягушка, долго приходила в себя, потом села и осмотрелась.

Широкая бурная река проходила по ущелью. Теперь надо переплыть на ту сторону. Это не менее ста метров. Бессмысленное занятие. Ее снесет течением километров на пять. И сколько сил она потеряет при этом! До города еще километров пятнадцать, надо успеть туда к рассвету. К несчастью, туфли остались покоиться под водой, а берег весь покрыт острыми камнями. Но выбираться из ущелья все равно придется. Здесь не очень высоко и полно выступов, можно попробовать. Надо лишь заставить себя забыть о том, что существует боль.

Наташа начала свое восхождение. Сжимала челюсти и карабкалась, карабкалась наверх. Ее усилия увенчались успехом. Она огляделась, чтобы не сбиться с пути. Вперед и только вперед. Колючки впивались в тело, как пчелиное жало, их приходилось выдергивать.

И вот наконец мост, к которому она стремилась. Он оказался навесной, сплетенный из стеблей тростника, и болтался в воздухе над бурлящей водой. Ширина его не превышала метра. Наташа не задумываясь ступила на него, и он заходил ходуном под ногами. Она судорожно вцепилась в тростниковые поручни и поймала равновесие. Шаг за шагом опасливо ощупывая каждую перекладину, она направилась к другому берегу. Пару раз нога соскальзывала и проваливалась в щель, но Наташа собиралась с силами и шла дальше. Сорваться — значило умереть, а смерть в ее планы не входила.

Сто метров — точно сто километров. Уйма потерянного времени и сил. Она села, достала из сумки воду и утолила жажду. Если и дальше продвигаться такими темпами, то в этом тысячелетии она своей цели не достигнет. Небо начинало бледнеть. В камнях послышалось шипение.

Пятнистая тварь подняла голову, и Наташа увидела желтые глаза.

— Пришла гадина из сна в явь.

Девушка потянулась за сумкой, и голова змеи повернулась, следя за рукой. Тварь реагировала на движение. Наташа застыла, потом отвела от себя вторую руку. Голова опять повернулась. Отвратный раздвоенный язычок то и дело выпрыгивал наружу. Наташа резко схватила сумку за длинный ремень и махнула ею перед собой. Попала она или нет, не важно. Вскочив на ноги, метнулась в сторону и побежала что было сил, не разбирая дороги.

И вдруг оказалась на шоссе. Как она попала туда, сама не знала, но на карте эта развилка обозначалась крестом, и здесь стоял указатель «Корин 6 км». Наконец-то ее вынесло на правильный путь. Ноги онемели, боли она не чувствовала, только колики в животе и в правом боку не давали покоя. Еще раз взглянув на указатель, пошла по направлению к городу, буквально на «автопилоте». В ушах стоял шум, словно ветер завывал в трубопроводе. Она знала, если остановится, то упадет и уже не сможет подняться. Скалы вокруг начали краснеть. Всходило солнце.

Машина, появившаяся сзади, сбавила ход: водитель увидел одинокую женщину, бредущую по дороге пошатывающейся походкой. По белой коже понял, что это европейка. Одежда изодрана, а ноги и руки в ссадинах, словно их исполосовали бритвой. Длинные каштановые волосы на непокрытой голове взлохмачены. Минуты две машина тихо кралась вслед за странным существом. Такого здесь еще никто не видывал. Скорее встретишь динозавра, чем одинокую европейку на дороге среди ущелья, куда не ступала нога туриста.

Наташа заметила машину, когда та с ней поравнялась, шарахнулась в сторону и застыла. Машина плавала перед ее глазами, словно баркас на волнах. Ощупав сумку, поняла, что защищаться нечем, карабин остался в машине. Номерные знаки? Она их не выбросила. Тонкие железки, чем они могут ей помочь? И где взять сил? Стоит подуть легкому ветерку, как ее свалит с ног. Деньги? Деньги тоже оружие.

Из машины вышел водитель. Молодой араб лет двадцати пяти. Современные джинсы, белая чистая футболка. Выглядел он вполне прилично. Лицо доброжелательное.

— Вам помочь, мисс? — спросил он по-английски.

Наташа сказала «да», но вряд ли узнала собственный голос. Один хрип, совсем слабый. Парень оказался достаточно воспитанным. Поняв, что напугал женщину, подходить к ней не стал. Он сделал лучше — обошел машину и открыл заднюю дверцу, указывая на сиденье.

Бывают предложения, от которых не отказываются.

Наташа дошла до машины и прохрипела:

— Корин.

— О'кей.

Дверца захлопнулась. Водитель вернулся на свое место. Машина была хорошей, удобной, с кондиционером, а не старая рухлядь, на которых ездило большинстве арабов. Парень медленно тронул автомобиль с места. Он молчал и не беспокоил попутчицу, даже приемник выключил, из которого орала арабская музыка. Наташа прижала к груди сумку и смотрела вперед. Надолго ее не хватило. Не прошло и пяти минут, как она погрузилась в тяжелый сон.

Что лучше: сон или явь? В отношении Наташи этот вопрос был бессмысленным. Снятся кошмары, она просыпается в райском саду, снится свобода, а глаза открываешь — решетки на окнах. Вот так и сейчас. Видела она во сне своего сына взрослым, он катал ее на лодке по пруду, где цвели лилии, а проснулась в душной комнатенке без окон на циновке, расстеленной на земляном полу. С чего начали, к тому и пришли. Испуганная женщина вскочила. Сумки рядом с ней не оказалось. Все правильно. Дураков учить надо. Сквозь бамбуковые занавески в дверной полукруглой арке проглядывал теплый желтый свет и тянуло сладковатым дымом. Она подошла ближе и глянула сквозь штору. Трое мужчин среднего возраста сидели на ковре, что-то пили из пиал, курили кальян и играли в кости. Все были в европейской одежде. Наташа отодвинула гремящую занавеску и вышла. Тот, что сидел в середине, оценивающе взглянул на вошедшую даму и сказал соседу слева по-арабски:

— Три тысячи динар. Большего она не стоит.

— Ошибаетесь, уважаемый Сабри. Пять тысяч ей цена. Ссадины пройдут, волосы расчешутся, лицо отмоется. Я бы и не позвал вас, сначала довел бы товар до ума, а потом только выставил напоказ и получил втрое больше. Но вы же знаете, мне срочно нужны деньги, а потому я делаю для вас большую скидку.

— Не морочь мне голову, Омар. Она же больная и белая. Просто ты боишься держать у себя белых. Может найтись хозяин, и тебе будет плохо. Потому и меня позвал, что ко мне никто не посмеет лезть с претензиями. Все, что в моем доме, то мое.

— Кто же посмеет вам перечить, уважаемый Хафа. Но мне она дорого досталась. Нельзя же меня без бакшиша оставлять.

Сабри Хафа молчал, продолжая разглядывать женщину.

Наташа поняла из сказанного процентов восемьдесят, и то потому, что они, проявляя учтивость друг к другу, говорили медленно.

Хотела сказать, что все он врет, шакал безмозглый. Он только из ее сумки выкрал тысяч десять динар и тысяч пять долларов. Гнус поганый. Но инстинкт ей подсказывал, что лучше им не знать о том, что она понимает по-арабски. Эта тайна может стоить дороже любых денег. А потом, что это изменит?

— Вы понимаете по-английски?

— Понимаю.

— Вы русская?

— Почему вы так решили?

— Вы сбежали от Фар Харима? Не так ли? Он у нас главный поставщик русских красавиц. Можете говорить правду. Я с ним сумею договориться без особых проблем, и вы от этого только выиграете. У меня хорошие условия, и вам не захочется никуда бежать. Вы получите то, зачем сюда ехали. Сайд грубый человек, он женщин не ценит. Так как?

— Я попала в автокатастрофу и ничего не помню. Меня подобрали на дороге. Русского языка я не знаю.

— Печально. Вам не с кем будет общаться. Девушки, живущие у меня, не говорят по-английски. В лучшем случае знают десяток слов, связанных с уличной профессией. Но вы на шлюху не похожи. Не так ли?

— Бесполезно со мной разговаривать. Я ничего не помню. Может быть, потом ко мне вернется память…

— Хорошо. Ваша прошлая жизнь не столь важна для меня. Посмотрим, как вы себя будете вести, и все само по себе выяснится.

— Чего вы от меня хотите?

— Об этом мы еще успеем поговорить.

Он повернул голову к продавцу и коротко сказал по-арабски:

— Четыре тысячи. Я ее забираю.

Сабри похлопал в ладоши, и вошли двое молодцов в военной форме.

— Уведите ее в машину.

Солдаты руками к ней не прикасались, а она и не собиралась сопротивляться.

Тихий дворик с садом, высокие белые стены, большой лимузин у крыльца, занимающий половину двора, и заходящее солнце. Долго же она спала. Быстро выдохлась — вот и результат. Что ее ждет, девушка не знала, но, во всяком случае, не распятие на кресте, и это утешало.

Наташу усадили на заднее сиденье. Вскоре вышел ее новый хозяин и сел с ней рядом. Она догадалась, что этот тип какой-то крупный чиновник, а не хам из пустыни. Скорее всего, получил хорошее образование в Европе, по-английски говорит чисто и держится не так, как другие арабы. На вид ему лет пятьдесят, ухоженный, с маникюром, дезодорантом несет за версту. Лицо шаблонное, немного полноват, взгляд тяжелый, пронизывающий, долго не выдержишь. Она выдержала, потому, вероятно, и приглянулась ему. Значит, любит строптивых и сильных баб, шлюхи уже приелись. И все же странно. Она выглядела так, что на нее сейчас и бедуин смотреть не захочет, а этот деньги заплатил.

За воротами стоял военный открытый джип. Солдаты сели в него, и он двинулся перед лимузином. Ехали молча. Скоро оказались в городе. Яркие, освещенные неоном кварталы сменялись лачугами, потом вновь возникали шикарные отели и широкие проспекты. Одно из зданий привлекло ее внимание. Над входом светилось название «Галлиос».

— Что-то вспомнили? — спросил Сабри.

— Нет. Этот город мне не знаком.

— Вероятно. Это не туристический центр. Сюда приезжают только деловые иностранцы. Здесь очень много государственных учреждений и одна из лучших королевских резиденций. Попасть сюда так же трудно, как и выбраться отсюда. Одна-единственная дорога пересекает город, кругом горы и скалы. Похоже, вы сами себя затащили в западню. Но можете считать, что вам повезло. Этому олуху нужны были деньги, а владельцы притонов ему за вас дали бы гроши. Вы же больны, плохо выглядите и уже не молоды. В стриптизерши не годитесь, в бордель тоже. Только на улицу. А за уличных больше ста долларов не дадут.

— Ив этом случае он остался бы в выигрыше. В моей сумке лежало много денег. Несколько тысяч в валюте. Сумку, как видите, мне не вернули. На дороге меня подобрал молодой парень, и я потеряла сознание в его машине.

— К вам вернулась память?

— Я помню то, что случилось после аварии.

— Если на дороге случаются аварии с иностранцами, мне об этом докладывают.

— Машина сорвалась в реку и ушла на дно.

— Вот как? Я найду эту машину и по номерам определю, кому она принадлежит. Так мы восстановим ваше прошлое.

Наташа готова была прикусить свой длинный бабий язык. Что ни ляпнет, все невпопад. А с этим типом надо держать ухо востро. Он ничего мимо ушей не пропускает.

Шикарный дворец стоял на холме и был виден издалека, освещенный со всех сторон прожекторами. Машина поднялась по извилистой дороге, они приближались к шикарному творению рук человеческих. Такое могло быть разве что у султана.

Сабри словно читал ее мысли.

— Этот дом не принадлежит мне. Его хозяин — глубокий старец, и женщины его не интересуют. Но они интересуют его высокопоставленных гостей. Я лишь распоряжаюсь всем хозяйством и прислугой. Только не тешьте себя надеждой, что вам удастся поговорить с кем-нибудь из знатных гостей. У нас есть правило знакомить англичан с арабками или китаянками, а тех, кто говорит по-английски, с теми, кто его не понимает. Женщины нужны для удовольствия, а не для общения.

Уж лучше бы она говорила по-русски или по-арабски!

— Вы только что назвали меня уродиной и старухой. Кого я могу ублажать? Может быть, пугать?

— Я сказал вам то, что подумал бы каждый араб, увидев вас на улице. Но у меня другое зрение. Я вижу в женщинах больше, чем они даже сами о себе думают и знают. Мне ничего не стоит сделать из вас звезду Востока. В вас скрыт большой потенциал. Но его заметил лишь я.

— Вас ждет разочарование.

— Я никогда не ошибаюсь, потому и занимаю такой высокий пост.

Наташа хмыкнула.

На огромной территории шикарного дворца хватало солдат и собак с волчьими мордами и белыми острыми клыками. О стенах и говорить нечего, они возносились к небесам. Сабри дал распоряжение, и Наташу отвели в зал, где стоял такой густой пар, что дальше метра она ничего не видела. Из тумана, как из воздуха, возникли две арабки в белом, и пополнение местного гарема передали из рук в руки. Теперь ее будут раздевать и мыть. Ее не пугало то, что они увидят ужасающий шрам на животе. Пусть. Но в бинтах был спрятан паспорт Мары, а с ним Наташа расставаться не хотела. Одна из женщин говорила по-английски. Пришлось долго внушать ей, что Наташа привыкла к самостоятельности и уже давно умеет сама пользоваться зубной щеткой. Прения закончились победой строптивой штучки, привезенной неведомо откуда. Ей дали чистую одежду, в которую она и сумела перепрятать паспорт. Пронесло. После бани девушку отвели в большую комнату с балконом и огромной кроватью. Служанки смазали ее начинавшие гноиться раны всякими мазями и благовониями. Потом ей расчесали волосы и пожелали спокойной ночи.

Наташа вышла на балкон. Ее поселили на уровне современного пятого этажа по московским меркам. Высоко, не спрыгнешь, зато весь город как на ладони. Близок локоток, да язык короток. Чего бы только она не отдала, чтобы сейчас очутиться там. Хорошо отдавать, когда у тебя ничего нет, кроме белой простыни с рукавами. Она проезжала мимо отеля, где ее ждали Арон и Мара. Может, они бы ее и услышали, если бы она смогла громко крикнуть. Мгновение — и теперь все позади.

Наташа глянула вниз. Даже с высоты двор казался громадным. Десяток машин, солдаты, женщины в черных одеяниях, таскающие громадные кувшины и тяжелые ящики. Вот обычаи! Мужики тяжелее автомата ничего не поднимают, а бабы надрывают себе пупки. Каких же детей они будут рожать…

Голова шла кругом, осознать случившееся за сутки было невозможно. Будь что будет! Наташа рухнула в постель и провалилась в сон.

Она проснулась оттого, что почувствовала на себе взгляд. Открыла глаза и увидела стоящего возле ее кровати Сабри. Такой взгляд мог не только разбудить, но и насквозь прожечь.

— Как спали?

— Спасибо. Мне было удобно.

— Встаньте и снимите с себя ночное белье. «Началось, — подумала Наташа. — Неужели

ей к этому придется привыкать?»

Она поднялась с постели и скинула белый балахон. Араб очень внимательно осмотрел ее. Если только он коснется ее, она его придушит, решила для себя Наташа.

— Почему вы скрыли, что у вас на теле послеродовой шрам?

— Если помните, меня никто ни о чем не спрашивал. Я безмолвная овца, которой торговали на базаре. И что теперь? Вы меня выбросите из окна?

— Идемте на балкон.

Он вышел первым, она за ним.

— Посмотрите вниз.

Во дворе стояли те же машины, бездельничали солдаты и мельтешили женщины в черном.

— Когда-то эти девушки жили в таких же апартаментах. Но потом они стали неправильно себя вести. Недооценили предоставленные им блага и удобства. В окно их никто не выкидывал. Они спустились вниз по лестнице, и их отдали солдатам. Теперь они обслуживают своих новых хозяев. И не кого-то определенного, а всех. Ни одна из них не знает, кто ее возьмет на следующую ночь. Бывает, что приходится кочевать от одного к другому в течение ночи. А с рассветом они принимаются за работу. Готовят еду, стирают, гладят, носят воду и моют полы. Мои солдаты ни в чем не должны нуждаться, тогда они будут исправно нести службу. Если они недовольны какой-то женщиной, могут поступать с ней по своему усмотрению. Как правило, строптивых и гордых бросают собакам. У нас на псарне очень злые собаки. Женщин раздирают на куски в считанные минуты на потребу публике. Не реже одного раза в месяц солдаты устраивают себе подобные зрелища. Они устают от однообразия, им нужны развлечения.

— Для чего вы мне все это рассказываете? Или мой шрам — повод для сдачи меня солдатам? Пожалуйста. Давайте поторопитесь. Я готова.

Наташа вскочила на балконные перила, едва удержав равновесие. Сабри хотел схватить ее, но она крикнула:

— Стой на месте. Один шаг — и я спрыгну.

Араб застыл, глядя на нее с изумлением и нескрываемым испугом.

— Я не собираюсь отдавать вас солдатам.

— И не отдашь. Нечего будет отдавать, от меня мокрое место останется. Бесполезно меня пугать. Я уже пуганая и ничего не боюсь.

Сабри не знал, что имеет дело с гимнасткой, не видел, как Наташа кувыркается на бревне. Он был поражен ее бесстрашием.

— Спускайтесь. Я подумаю, что смогу сделать для вас.

— Жалко стало выброшенных не ветер денег?

— Я никогда ничего не выбрасываю на ветер. Идите со мной, я вам это докажу.

— На псарню?

— Псарня от вас никуда не уйдет.

— Скорей бы. Облегчите судьбу уставшей женщине. — Наташа спрыгнула на балкон. — Мне идти голой?

— Оденьтесь.

— Сейчас я надену эту хламиду, но пока я еще жива, прошу выдать мне нормальную европейскую одежду.

— Одежду я вам закажу. Идите за мной. Они спустились на лифте в подвал и очутились в темном коридоре, по обеим сторонам которого находились решетки. Это была настоящая тюрьма. Невыносимая духота. Каменные казематы без окон и вентиляции. В таких условиях и суток не проживешь. Уж лучше бы она прыгнула во двор, головой вниз, чем задыхаться за решеткой. Обхитрил ее Сабри.

Он шел по коридору уверенной походкой, а она послушно семенила за ним следом. Здесь не было охраны, камеры пустовали. Если вцепиться ему в горло, можно прихватить эту сволочь с собой на тот свет. Сабри резко остановился и обернулся.

— Выбросьте глупые мысли из головы. Посмотрите туда.

Он кивнул на камеру с правой стороны. На полу лежал изуродованный парень. Его лицо превратилось в месиво, все тело было в крови, он едва дышал. Наташа его узнала. Те же джинсы и та же футболка, только теперь красная от крови, а не белая. На полу лежала ее сумка.

— Это он вас ограбил. Сын того старика, от которого я вас привез. Деньги целы, он о них ничего не сказал отцу.

— Вы его убьете?

— Нет. Ему отрубят руку и выкинут на улицу. Так поступали наши предки с ворами. За повторное воровство отрубали вторую руку.

— А что делать с теми, кто постоянно похищает живых людей? Им надо отрубать головы? Или люди не в счет, кошельки важнее?

— Люди попадают в плен. В таком случае надо повесить всех испанцев, которые перевезли на юг Америки пол-Африки и продали в рабство. Рабство неистребимо, это бизнес, война невозможна без пленения. А разве на вашем Кавказе, где идет война, не похищают людей? Это нормальный процесс.

— Мне тошно говорить на эту тему.

— Мы ее сменим. В вашей сумке помимо денег лежали автомобильные номера. В Корине с такими номерами ездят чиновники высокого уровня. Где вы их взяли?

— Я ничего не помню.

— Хорошо, я сам все узнаю. На это уйдут сутки, не больше. Имени вы своего тоже не помните?

— Нет, не помню.

— Ладно. Пока я буду называть вас числительным. Вы Седьмая. За несколько лет в мои руки попало только шесть женщин, имени которых мы не сумели установить. Плохая примета. Все шестеро умерли.

— Собакам стравили?

— Да, по разным причинам.

— Выведите меня отсюда, я задыхаюсь.

— Сегодня выведу. Я рад, что вам здесь не понравилось. Как видите, дворцы, как и медали, имеют оборотную сторону.

Он опять шел впереди, а Наташа за ним. В холле своего этажа она увидела девушку в восточном костюме, увешанную золотыми побрякушками. И как только она могла носить на себе такую тяжесть! Стройная, изящная, в прозрачных шароварах, но очень маленького роста. Она остановилась, сложила ладони и низко поклонилась Сабри. Ничего арабского во внешности девушки не было, несмотря на черные волосы и темно-карие глаза.

— Тоже наложница? — спросила Наташа, когда они вернулись в ее апартаменты. — Золотая девушка.

— Танцовщица.

— Исполняет танец живота?

— Не обязательно. Все, что хотят гости.

— А потом ее ведут в постель к этим гостям?

— Нет. Танцовщицы — собственность хозяина, он бережет их.

— Если не надо оголять живот, то и я могла бы танцевать. Не обязательно восточные танцы. Можно испанскую хоту.

— Вы танцуете?

— Я легко учусь. У меня хороший слух, чувство ритма, и я очень гибкая.

Наташа прогнулась в мост, встала на руки, опять на мост и растянулась в шпагате.

— Вы не перестаете меня поражать, Седьмая. Я обдумаю ваше предложение. — Сабри повернулся и ушел.

В тот же вечер женщина принесла в ее номер несколько коробок, положила их на кровать и, низко поклонившись, хотела уйти. Черное одеяние, похожее на монашеское, подсказало Наташе, что это одна из солдаток со двора. Лицо ее было прикрыто, но разглядеть женщину все же удалось. При всей красоте, какой она обладала, у нее имелся один серьезный изъян: правый глаз закрыт и утоплен в глазнице, будто она его где-то обронила.

— Постой, не уходи. Ты ведь русская, да?

Женщина остановилась на пороге и оглянулась, Наташа рисковала, заговорив на родном языке. Если она ошиблась, ее выдадут.

— Была украинкой, теперь собака. Нам нельзя разговаривать с госпожами.

— Я не госпожа. Такая же невольница, как и ты. Ведь ты раньше жила в таком же номере?

— Нет. Нас было шестеро в одной комнате.

— Почему тебя отдали солдатам?

— А вы не видите? Мы специально устроили между собой драку, чтобы поуродовать друг друга. Думали, что нас выпустят на свободу. Уродок здесь не держат. Я лишилась глаза. Но нас не освободили, а отдали солдатам. Скоро нам придет конец. Больше полугода никто в солдатках не живет.

— И ты не пыталась бежать? За свободу и я бы глаз отдала.

— Спрячься в вертолете. — Где?

— Ты можешь гулять в саду. Каждое утро из дворца улетают два вертолета с курьерами. Они увозят секретную почту. Солдаты их не сопровождают. Надо только успеть забраться в вертолет и спрятаться. Мне надо идти, прощай. — Девушка выбежала из номера.

Наташа почувствовала, как участился ее пульс и разгорелись щеки. Все! Очередная заноза застряла в мозгу, и теперь ее клещами не вытянешь.

В коробках, что принесла покалеченная девчонка, лежала одежда. Очень красивое платье, женское белье и туфли. Все подошло по размерам, будто она сама покупала эти вещи. Наташа вновь почувствовала себя женщиной. Стоя перед зеркалом, плакала от обиды. Вот бы в таком виде очутиться сейчас в Питере, погулять по Летнему саду, посидеть в кафе, выпить сухого вина, съесть мороженого и послушать русскую болтовню беззаботных молокососов, сосущих из бутылок пиво. Она бы их расцеловала только за то, что они говорят по-русски.

Завывание муллы заставило ее закрыть балкон и окна. Она ненавидела этот мир, ее бросало в жар, как только до ушей доносилась арабская речь. Наташа скинула с себя одежду и села на кровать. Шрамы на ногах почти исчезли. Чудодейственная мазь помогла. Что Бог ни делает, все к лучшему. Главное — запастись терпением и не пороть горячку. Она уже много наделала непростительных ошибок, повлекших за собой тяжкие последствия. Но еще не все было потеряно. Наташа верила в себя и свои силы.

В семь утра она уже торчала на балконе и изучала двор, его видимую часть, не загороженную пальмами и соснами. Ее окна и балкон выходили на «задний» двор, где располагались солдатские бараки и мельтешила прислуга. Грузовики, джипы и микроавтобусы она увидела, а вот вертолетов не было. Одноглазая девчонка сказала, будто те прилетают каждый день. Может, врала, ей подослали провокаторшу? Нет, Наташа видела измученное лицо девушки. Такую маску не состроишь ни при каких актерских талантах. Что-то здесь не так…

В дверь постучали, и в комнату вошел араб с кучей украшений на шее. Поклонился, будто явился по зову госпожи. Странное отношение.

— Я должен проводить вас в малый дворец, госпожа, — проговорил он очень медленно, растягивая английские слова. Старался не ошибиться.

— Пожалуйста. Я готова.

Они спустились вниз и вышли через центральный подъезд в дивный сад, которого она не могла видеть из своего окна. Араб пошел впереди, Наташа следом. Прогулка доставила ей удовольствие. Тут по газонам гуляли павлины, в прудах плавали лебеди. Один пруд соединялся с другим, спадая водопадом с верхнего в нижний, через плотины были перекинуты горбатые мостики с мраморными ступенями и перилами. По деревьям скакали обезьяны, всюду работали садовники, подстригали кустарники, словно делали каждому свою особую прическу. Ни охраны, ни солдат.

Миновав несколько аллей, они вышли на огромную поляну, и Наташа увидела малый дворец. Четыре башни по углам, как в мечетях, купол посредине с месяцем на шпиле и всего два этажа. Дворец строили вширь, а не в высоту, но это его не портило, а придавало солидную твердость. На первом этаже находился огромный светлый зал с мраморным полом. Резной потолок подпирали колонны. Стены и окна отсутствовали. Дворец нависал над громадной верандой. В глубине зала стоял рояль, возле него — женщины. Сабри сидел на подушках и курил кальян. Когда Наташа подошла ближе, одна из женщин, одетая в синее широкое платье, сказала:

— Походка у нее сносная.

Говорила она по-английски, но очень плохо. Наташа заметила, что Сабри смотрит на нее с некоторым восхищением, его взгляд показался уже не столь страшным и тяжелым.

— Как ее зовут? — спросила дама.

— Седьмая, — ответил Сабри.

— Странное имя, но не важно.

Женщина что-то сказала своей подруге, пожилой даме в строгом белом костюме, и та села за рояль. Скорее всего, она говорила по-испански, решила Наташа, привыкшая на слух различать языки, которыми не владела.

Внешне женщина походила на испанку. Немолодая уже, но очень яркая. Черные блестящие волосы были туго стянуты на затылке. Она отхлопала ладошами несколько сложных тактов и сказала:

— А ну повтори.

Наташа решила пустить пыль в глаза, и у нее это получилось. Она отбила такт каблуками своих новых туфель.

— А сделай это.

Испанка изобразила ногами такую фигуру, что повторить ее без подготовки было невозможно. Но то, что у Наташи вышло, было не менее интересно и грациозно. Так продолжалось минут двадцать. Они по очереди крутились по залу и отплясывали под аккомпанемент рояля. Наташе нравилось, она вошла в раж. Происходившее напоминало соревнования, ставшие частью ее жизни. Той жизни, почти уже забытой. Танец неожиданно оборвался. Испанка уперла свои кулачки в крутые бедра, оглядела Наташу с головы до пят и подошла к Сабри:

— Я сделаю из нее лучшую танцовщицу в Иордании. Через месяц она покорит всех гостей.

Сабри отложил мундштук, встал и подошел к Наташе:

— Эта женщина слов на ветер не бросает. Может, вы еще вспомните о том, что умеете петь? Как насчет арии Аиды?

Впервые она увидела его улыбку.

— Если вспомню, скажу. Могу я гулять в этом чудном парке?

— Не более часа в день. Это платье вам очень идет. Вы умеете носить красивые, дорогие вещи. Удачи.

Он ушел. Испанка подошла к Наташе:

— Начнем завтра в десять. Будем заниматься по четыре часа вдень. Тебе надо скинуть килограммов пять в талии и бедрах. Следи за собой, не ешь сладостей, только фрукты.

— Мне еще не предлагали ни того, ни другого.

Испанка фыркнула и направилась к роялю, где ее поджидала престарелая подруга.

Гуляя в саду после головокружительного соревнования, Наташа почти что забылась, не думала, где находится и как сюда попала. Пели птицы, кричали павлины и мартышки на деревьях, в прудах плескались золотые рыбки. Давно она так не расслаблялась, не ощущала такого покоя на душе.

Все оборвалось в одну секунду, сердце упало в пятки: ноги привели ее на поляну, где стоял вертолет. Ни в машине, ни вокруг никого не было. От волнения у нее затряслись руки. И опять она потеряла голову, подчиняясь только инстинктам.

Подойдя к вертолету, осмотрелась. Двери в грузовом отсеке не было. От кабины пилота салон был отгорожен стальной панелью с небольшим окошком.

Наташа забралась в салон. Здесь было темно. На полу валялись верблюжьи шкуры, в дальнем углу стояли какие-то ящики. В таком ящике можно спрятаться, если только он пустой. Странно, почему у вертолета не выставили охрану? Впрочем, ничего удивительного. На эту сторону дворца, где находились райские сады, дворовый люд не пускали. Наташа попробовала приподнять крышку ящика. Не получилось — в петлях висел очень хлипкий замочек. Тут нужна шпилька. Она сможет достать шпильки, ей дадут. На уроках танцев длинные волосы будут мешать. Их нужно убрать в пучок. Ничего подозрительного. Наташа попыталась приподнять один из ящиков. Легкий. Возможно, пустой. До ее слуха донеслись голоса. Она упала на пол и замерла. В кабину сели двое мужчин. Их разговор утонул в реве включенных двигателей. Нужно было прыгать, но словно магнит притянул к полу, и она не могла шелохнуться.

Машина оторвалась от земли и поднялась в воздух. Теперь уже ничего изменить было нельзя.

Наташа подползла к краю дверного проема, чтобы видеть землю и ориентироваться. Горячий ветер трепал ее волосы, от шума двигателей заложило уши. Вертолет летел низко, прямо над крышами домов. Было ясно, что на восток, но куда? В какую точку? А если вертушка приземлится в похожем дворце? Где бы вертолет ни приземлился, это будет охраняемая зона, огороженная высоким забором. Здесь даже мелкие лавочники прячутся за стенами. Выбравшись из одной тюрьмы, она попадет в другую, от одного рабовладельца — к другому. Если ее вернут хозяину, Сабри сдаст ее солдатам или посадит в каземат, где она задохнется. А если не вернут, лучше ей не станет. Впрочем, она уже всякого повидала. Прыгнуть вниз — это верная смерть. Надо выбирать!

Пока Наташа думала, вертолет начал снижаться. Через минуту она увидела крышу здания с огромным белым кругом, похожим на мишень. Там уже стояло три маленьких вертолета. Размеры площадки не уступали футбольному полю. Если прикинуть на глаз расстояние до земли, то здание имело десять этажей или чуть больше.

Наташа отпрянула назад и прижалась к стенке. Если все пройдет гладко, она спасена. В городе легко затеряться, это не пустыня. Паспорт Мары она носила при себе, зная манеру арабов производить обыски в отсутствие хозяев, хотя называть раба хозяином смешно.

Машина мягко приземлилась, и двигатели заглохли. Наташа нащупала железную чурку, из тех, что подставляют под колеса, и вцепилась в нее мертвой хваткой, готовясь к обороне. Живой она им в руки не дастся. Однако пилот и его сосед в салон даже не заглянули. Они направились в сторону будки, каких здесь было много. Судя по всему, через них попадают в здание. У пилота и пассажира на поясах висели револьверы, в руках они несли портфели. Похоже на курьерскую почту, о чем ей и говорила одноглазая солдатка.

Охранников на крыше Наташа не заметила. Возле одного из вертолетов, довольно далеко, стояли двое мужчин и о чем-то разговаривали, жестикулируя. Они вряд ли представляли собой угрозу.

Надо пользоваться моментом, выбираться, пока не вернулись курьеры.

Наташа отбросила железку и прыгнула. Опять не повезло. Каблук надломился, но пока еще держался. Почему у нее не получается все как надо! Сколько еще судьба будет ее испытывать?! Прихрамывая, она направилась к той же будке. Не озиралась по сторонам, держалась независимо, как хозяйка положения. Сработало. Она вошла в будку. Небольшая площадка и лестница. Наташа спустилась на два пролета. Еще одна площадка. Распахнулись двери лифта, и вышли те двое, пилот и курьер. В лифте остался лифтер в униформе. Заметив ее, мужчины улыбнулись и поздоровались. Она ответила им кивком. Лифтер ждал. Ничего не оставалось, как войти в кабину.

— Пятый, — сказала она по-арабски.

Двери закрылись, и лифт пошел вниз. По пути подсели еще двое мужчин. Арабы, но одетые в дорогие светлые костюмы. Ей вежливо кланялись и улыбались. Она старалась расслабиться, выглядеть естественной, но получалось это с большим трудом. Увидев отражение своего каменного лица в зеркале лифта, подумала, что напоминает памятник идущему на смерть. Цвет лица немногим отличался от серого гранита. В Европе от нее шарахались бы в стороны.

На пятом этаже Наташа вышла и очутилась в широком коридоре, по которому с деловым видом сновали клерки. Она свернула вправо. И здесь — только арабы и арабская речь. Некоторые мужчины с ней здоровались. Нигде ни одной женщины. Из какого-то кабинета вышли двое белых, они говорили по-французски, но, заметив Наташу, лишились дара речи и долго смотрели вслед, будто встретили в коридоре кенгуру.

В конце коридора находился еще один лифт, а справа лестница. Решила идти пешком. Каблук ей действовал на нервы, стесняя движения. Но сейчас не до обуви. Надо выбраться наружу. Наконец-то первый этаж. Громадный холл, дневной свет, прорывающийся в здание через громадные витринные окна и стеклянные двери. Но выйти оказалось не так-то просто. Вооруженная охрана проверяла пропуска у всех, кто входил и выходил. Напоролась. Вот она, улица, совсем рядом… Что делать? Наташа вернулась на лестничную площадку и увидела ступени, ведущие вниз. Что там? Подвал? Надо проверить. В подвале располагался гараж. Огромное пространство с бетонными стенами, потолком и невероятным количеством колонн. Слева она увидела выездные ворота. Перед крутым подъемом — опущенный шлагбаум и опять вооруженная охрана. В гараже стояло множество машин любого класса, но в большинстве это были легковые седаны. Если в такую забраться и спрятаться на заднем сиденье, можно проскочить кордон. Рискованно. Вдруг водитель выйдет не один, а с сослуживцами, и все сядут в одну машину? Тогда ей крышка. Залезть в багажник? Как его вскрыть?

Полумрак играл беглянке на руку — освещение было слабым, лампы висели только над центральным проездом. Наташа перебралась к дальней стене и углубилась в мрачное жерло гаража. Этот поход можно назвать удачным. На один минус ей всегда выпадал плюс. За удачей шел провал, потом опять удача и вновь провал. Если считать поломку каблука минусом, то проход через все здание — плюс. Охрана в дверях — минус, а пожарный щит — плюс. На нем висели грабли, ведро, лопата, небольшой ломик, под щитом стоял огромный ящик с песком. Ломик — это то, что ей сейчас нужно. Теперь оставалось найти подходящую машину и вскрыть багажник. Как бы не напороться на минус. Выбор — очередная лотерея.

Продвигаясь вглубь, Наташа вновь увидела просвет. Это был еще один выезд, и выглядел он точно так же. Наташа присела. Белый «Ниссан» не сверкал лаком, поломка не могла броситься в глаза так, как на новой машине. Минут десять кропотливой работы, несколько капель пота, упавших на бампер, и багажник приоткрылся. Удача.

Послышались голоса. Наташа затаилась. Двое мужчин прошли мимо и сели в машину метрах в семи от той, за которой пряталась беглянка. Когда они подъехали к охране, им и не думали открывать шлагбаум. Сначала тщательно проверили документы, потом салон и, наконец, потребовали открыть багажник.

— Черт! — чуть не вскрикнула Наташа и прикрыла ладонью рот. Все впустую. А если бы она этого не видела и улеглась на дно багажника? Вот сюрприз преподнесла бы и тем, и другим. Тут ломом не отмахнешься. Одного она завалит, а второго охранника не достанет. Тот стоит в стороне и к машине не подходит. Соображают скоты безмозглые. Выдрессированы.

Тут она вспомнила, что проходила мимо какой-то двери в стене. Там висел навесной замок. Наташа вернулась назад и легко справилась с замком. Ломик — хорошее подспорье в таких случаях. Дверь предательски заскрипела. Похоже, ее давно не открывали. Наташа нырнула внутрь. Обычный чулан, здесь стояли пустые бочки из-под масел и ящики с целлофановыми пакетами, в которых был какой-то белый порошок. Пыль, паутина, небольшое окошко под самым потолком и — что радовало — без решетки. Пришлось потрудиться. Ящики она освободила и сложила их до нужной высоты один на один. Теперь она стояла на уровне окна, в которое можно вылезти. Только проблем от этого не убавилось. Окно выходило на оживленную улицу — перед глазами мелькали ноги прохожих. К тому же окно не открывалось. Раму вогнали враспор и зацементировали. Выбраться можно было, только разбив стекло.

Представьте только, вы идете по улице, и вдруг под ногами у вас бьются стекла и из черной дыры вылезает женщина в платье от Версаче. Но это еще не все. Вы же в Иордании, в городке, куда не пускают туристов, а из-под земли выползает европейка, отряхивается, встает с колен и гордой походкой шагает в неизвестном направлении. Имеется в виду, что нужного направления, если таковое имеется, она не знает. Закутаться бы в чадру и черные одеяния… Хочет она того или нет, но, как белая ворона, всегда будет привлекать к себе внимание. Сама же требовала достать ей европейскую одежду. Уважили дуру, позволили выделиться. Теперь спрятаться в таком городишке очень нелегко. А если ее уже ищут? Каждая лишняя минута работает против нее. К вечеру об исчезновении рабыни наверняка будет известно. Но в любом случае надо ждать, ждать темноты.

Она принялась выковыривать оконную замазку. Вдруг что-то получится. Уж лучше делом заниматься, чем ерзать на маслянистых бочках в хорошем платье. Когда начало темнеть, Наташа вытащила первое стекло и осторожно поставила его на пол. К ночи и второе стекло встало рядом. Потянуло свежим воздухом. Прохожих стало меньше. Она засекала время, считая вслух. Один прохожий за тридцать секунд. Нормально. Пора действовать. Она не вылезла, она вылетела из подвала, как пробка из бутылки. Правда, злосчастный каблук остался в подвале. И черт с ним. Главное, ее никто не видел!

Наташа вскочила и пошла. Левая нога ступала уверенно, а правая — только на носок, имитируя наличие каблука. У балерины получилось бы лучше, но гимнастки тоже на что-то способны.

Минут десять она шла, вдыхая воздух свободы. Наконец оказалась на оживленной улице, где жизнь не замирала. Неоновые витрины, поток транспорта — машины, мотоциклы, мотороллеры, повозки, запряженные ослами, конные экипажи. Пора было подумать о главном.

Наташа остановилась у витрины и незаметно расстегнула платье на груди. Достав паспорт, переложила его в карман. Были бы у нее деньги — никаких проблем. Села бы в такси и назвала отель… Шли третьи сутки после ее побега из лагеря. Арон и Мара вряд ли уехали. Он сказал, что они еще неделю пробудут в городе. Мара ждет дубликат паспорта. Они здесь, и она их еще застанет! Господи! Неужели она увидит своего ребенка? Должно же ей повезти, в конце концов. Что с ней станет потом, уже не важно.

Наташа увидела, как к ней направляются двое. На повязках помимо арабской имелась надпись латинским алфавитом «Police». Она не смутилась, не растерялась, а пошла им навстречу. Приблизившись, заговорила первой.

— Извините, господа, я немного заблудилась, ищу отель «Галлиос». Можете помочь?

Полицейские переглянулись. Один из них понимал английский, но не очень хорошо. Слова «отель» и «Галлиос» он, конечно, понял и попросил документы. Наташа подала паспорт. Изучали его долго, потом вернули и стали на пальцах объяснять, как найти отель. Она старалась улыбаться, вот только колени подрагивали.

— Пронесло! Чертовы папуасы!

Эти слова она прошептала себе поднос по-русски, как только стражи порядка от нее отстали. Как она поняла, идти не очень далеко, пару кварталов. На углу услышала русскую речь и вздрогнула. Откуда? Русские в этой дыре? Как? Она оглянулась и увидела табун проституток. Перемалеванные девицы в мини-юбках, с сигаретами в зубах крыли отборным матом, невзирая на публику. Впрочем, их все равно никто не понимал. В сторонке возле мотоцикла паслись арабы, молодые здоровяки в кожаных жилетах. Сутенеры или охрана, сразу не поймешь, но связь между девчонками и парнями очевидна. Наташа ускорила шаг. Эти свою свободу уже получили и вряд ли строят планы побега. Либо смирились с неизбежным, либо сами выбрали свой путь.

Следующий полицейский патруль лишь проследил взглядом за странной красоткой и не решился к ней подойти, уж больно вид у дамы был независимый, она даже не взглянула в их сторону.

Внимание полицейских привлекала даже не она сама, а то, что она шла одна. Поздний вечер, и Наташа не встретила ни одной одинокой женщины, всех сопровождали кавалеры. Всех — громко сказано. Три-четыре пары, да и те арабы.

Наконец она вышла к тому месту, куда так спешила. Светящаяся надпись «Галлиос» — как бальзам на душу. Наташа подошла к дверям.

И вновь та же история. Вооруженный охранник преградил ей дорогу.

— У вас есть визитная карточка? Он свободно говорил по-английски.

— А я похожа на местную жительницу?

— Мне важно знать, живете вы в этом отеле или нет, мисс.

Наташа достала паспорт и предъявила его.

Этот тип долго его не держал в руках, но и не отдал.

— Я вас провожу до ресепшен, мисс. У вас нет визитки нашего отеля.

— Хорошо. Только побыстрее.

За стойкой администрации стояли четверо мужчин, и лишь один из них был арабом. Охранник подошел к высокому блондину и, положив перед ним паспорт, тут же вернулся на место. Мужчина заглянул в документ, снял трубку и что-то сказал. Когда Наташа подошла к нему, он улыбнулся.

— Миссис Мара Бронштейн? — спросил он по-английски.

— А что, не похожа?

Наташа всем видом подчеркивала свое неудовольствие. Блондин продолжал улыбаться и заговорил с ней на непонятном языке. Такой ловушки она не ожидала. Наконец до нее дошло, что он говорит на идише, а она еврейка, из Израиля, не понимает ни слова. Он вновь перешел на английский.

— Вы все еще будете утверждать, что вы Мара Бронштейн?

— Какое вам до этого дело?

— Отличный паспорт. Я бы не задумываясь выдал вам ключи, если бы не одно «но». Вчера утром Мара Бронштейн была убита. В отеле произошел неприятный инцидент, повлекший за собой гибель людей. Думаю, для полиции вы станете главной подозреваемой. Убийцам удалось скрыться незамеченными.

Наташа оглянулась. За ее спиной стояли четверо полицейских и еще трое у выхода. Бежать не имело смысла.

— Кто еще погиб? — обратилась она к блондину. Сердце сжалось в комок. Ноги едва держали. Губы затряслись.

— В полиции вам все расскажут, если сочтут нужным.

Ее вовремя подхватили под руки и поволокли к выходу. Наташа потеряла сознание.

Очнулась она в темной камере со стальной дверью. Куда бы она ни шла, где бы ни пряталась, проклятая судьба преследовала ее, как тень, и не отпускала от себя ни на шаг. Если ей суждено до конца дней своих сидеть за решеткой и быть пленницей, то зачем же столько сил тратить на попытки вернуться на свободу, ставшую теперь мифом, миражом, к которому сколько ни тянись, никогда не достанешь. Она поднялась с деревянной лавки и села. Очень хотелось пить. Об арестантке вспомнили через пару часов. В камеру пришел, судя по количеству звезд на погонах, большой начальник.

— Дайте мне воды.

Надзиратель внес табуретку и поставил в центре камеры. Начальник сел. Дверь осталась открытой.

— С водой придется подождать. Мне нужно составить протокол и сдать вас суду.

— А доказательства? А следствие?

— Суду достаточно моего отчета.

— И что потом?

— По совокупности обвинений вам грозит тридцать лет тюремного заключения. Если сюда не добавится статья о незаконном пересечении границы без визы. Но такими мелочами я не занимаюсь.

— А могу я увидеть кого-то из представителей своей страны?

— В этом городе нет иностранных представительств. К тому же мы не передаем преступников другим странам. Здесь нагадил, здесь и наказание получишь. У нас строгие законы, оставшиеся еще с военных времен.

Наташа тяжело вздохнула:

— Как я догадываюсь, справедливости в этой стране не найдешь. Отвечать на ваши вопросы я не буду и подписывать ничего не стану.

— И долго вы продержитесь без воды?

— Хотите измором взять? Ладно. Тогда ответьте мне на один вопрос. Вы знаете некоего господина Сабри Хафа?

— Сабри Хафа Азира?

— Извините за фамильярность, у вас много слов в именах.

— Кто вы?

— В шутку Сабри называет меня Седьмая. Я ему очень дорого обошлась.

Начальник встал, прихватил табурет и вышел. Дверь захлопнулась.

— И что? Идиот!

Начальник не был идиотом. Через десять минут в камеру принесли поднос с водой, фруктами и горячей едой. Вонючая камера наполнилась ароматными запахами. Судя по гравировкам на тарелках, еда была из близлежащего ресторана, полицейским не по карману так питаться.

Наташа выпила всю воду, поела и прилегла на топчан.

— Вот теперь можно со спокойной душой идти на псарню с флагом и «Интернационалом» в душе. Больше в ней ничего не осталось.

Она засмеялась, вытирая слезы со щек.

Время шло, Наташа ждала. Ее судьба в чужих руках. К этому пора привыкнуть. О себе она не думала, ее мучил другой вопрос. Что могло случиться с Марой? Кому понадобилось ее убивать? Фанатиков, ненавидящих израильтян, здесь хватает, но они хорошо осознают, кто им выгоден. Деньги для них дороже любой ненависти. Что с ребенком? Жив ли Арон?

Один эпизод всплыл в ее памяти, и она посчитала его важным. Когда Арон называл ей адрес отеля, в комнате находился охранник. Они не слышали, как он вошел. К тому же он по-английски предложил Арону проводить его, а значит, понял, о чем они говорили. Зачем Арону называть рабыне адрес своего пристанища? Какая ей разница, где он остановился, если она сидит за колючей проволокой? И тут происходит невероятное. Одна из пленниц бежит. Раньше случались побеги, но их вовремя пресекали, и все они кончались публичной казнью. Наташу не нашли. Дураку понятно, что женщине помогли, побег был подготовлен. Доказательство тому — убитый сторож на автостоянке, перекушенная колючая проволока и исчезновение машины. И этого мало. Сама по себе машина бесполезна, если не знать дороги, скрытой скалами впадины Гхор. Тут все очень просто вычисляется. Если охранник слышал адрес отеля, они сделали правильный вывод. Ведь Наташа ехала именно туда. Вот и думай, везет тебе или нет. Может, судьба оберегает от смерти. Попади она в отель на сутки раньше, убили бы ее, а не Мару. Или вернули назад и устроили еще одну показательную казнь. Хотя вряд ли. Она никому уже не нужна. Преследователи взяли след, добрались до отеля и убили. Только смерть настигла невинную жертву, и погибла Мара.

Существовало еще множество различных вариантов, но Наташа посчитала свою версию самой убедительной. А если это так, то она виновата в гибели Мары. Арон и Мара оказались порядочными людьми, пошли на риск, чтобы помочь суррогатной матери выбраться на волю. Чем это все кончилось, теперь она знает. Только вот последняя точка в деле еще не поставлена. Когда ее отведут на псарню, тогда эта эпопея получит свой закономерный финал.

Дверь камеры отворилась, и полицейский поманил ее пальцем. Наташа встала, тряхнула головой и гордой походкой направилась к выходу. Она ничего не боялась. Плевать ей на все на свете. Чем быстрее все кончится, тем лучше. Сколько можно? Хватит!

Арестантку препроводили во двор, где стоял знакомый лимузин. На заднем сиденье сидел Сабри. Наташа села рядом, и они поехали.

— Вы были одной из немногих, к кому отнеслись с большим почтением в нашем дворце, — тихо заговорил Сабри. — Вас ожидала карьера. Но, как я вижу, вы не умеете ценить хорошего отношения. Жаль. Опасные и непредсказуемые люди нам не нужны. Их нельзя держать на близком расстоянии от правящей династии.

— Какая может быть карьера у рабыни? О чем вы говорите?

— О возможностях и вариантах для женщин, попавших в нашу страну. Все познается в сравнении. У вас будет такая возможность.

И такую возможность Наташе предоставили. Ее отдали солдатам. Теперь она носила черную одежду, стирала, убирала и таскала воду, а не наблюдала за каторжанками с балкона апартаментов. Тяжелого труда она не боялась, но каждую ночь ее лапали грязные солдатские руки, передавая, как куклу, от одного к другому. Она не скрывала своей ненависти, за что не раз была бита, с ее тела не сходили синяки. Не раз она пыталась покончить с собой, но за женщинами наблюдали патронессы. Так называли арабок, которые следили за тем, чтобы рабыни не сидели без дела и не общались между собой. Надзирательницы вели себя хуже солдат. Они ходили с кнутами и стегали так, что искры сыпались из глаз. Черные дни под ярким солнцем лишали женщин желания жить. Кто мог, тот терпел, другие сходили с ума, и больше их никто не видел, а кто-то умирал без посторонней помощи. Одна из женщин ухитрилась украсть бритву у солдата и ночью перерезала горло ему, потом себе. Другая захлебнулась, сунув голову в кувшин с водой.

В какой-то момент в Наташе произошел перелом. Она решила жить и снова бороться. Пришло второе дыхание, девушка вновь задумалась о побеге. Бредовая идея, невыполнимая, но у нее появилась цель, новый порыв, помогающий жить, искать выход, надеяться и верить в реальность нереального. Она снова поверила в себя, в свое везение и возможности. Под лежачий камень вода не течет. Нужно действовать, и Наташа начала готовиться к побегу. Улыбнется ей удача или нет, не имело значения. Терять ей нечего. Она уже прошла все круги ада, ее ничто не пугало. Смерть станет лишь облегчением, но покончить с собой, не предприняв последней попытки, было бы непростительной ошибкой. Так просто она свои позиции сдавать не намерена.

Осуществить свои планы ей не удалось. Не успела. Такая женщина не могла устраивать солдат, они не получали от нее того, чего хотели, появились новенькие и свеженькие. Были ночи, когда Наташа спала одна, ее никто не брал в свою постель, а это уже приговор.

Однажды утром ее повели по аллеям в глубь огромной дворцовой территории. Две шеренги солдат по десять человек с каждой стороны и она посредине. Вот и сказке конец. Странно, но она не боялась, думала о своем, вспоминала. Просторные набережные Петербурга. Они сидят с мужем в кафе на Фонтанке и пьют шампанское. На каждое свидание он приходил с цветами. Наташа любила полевые цветы, и он об этом знал. Какие они, ромашки? Уже стала забывать. Ей захотелось борща. Обычного русского борща из общепитовской столовой, с черным хлебом, намазанным горчицей. Несбыточная мечта! А на второе она бы поела пельменей с уксусом. Вот так живешь и не понимаешь, что тебе дорого и без чего ты не можешь. «Что имеем — не храним, потерявши — плачем».

Нет, плакать она не собиралась. На ее лице блуждала легкая улыбка.

Ушли они очень далеко. Дворец скрылся за высокими пальмами. Огромный плац был выложен плиткой. На нем шесть или семь колодцев. Сверху решетка, а внизу черные громадные псы непонятной породы с белым оскалом. Рыча, они метались по каменному дну, сверкая красными глазами и брызгая слюной в ожидании легкой добычи. Двое солдат сняли решетку и подвели Наташу к краю зловещей дыры. И опять она не испугалась. Если нырнуть в яму головой вниз, то погибнешь и ничего не успеешь почувствовать.

— Красивое зрелище?

Знакомый голос. Наташа оглянулась. Сабри стоял метрах в двух и усмехался. Но вскоре его лицо вытянулось и стало серьезным. Он не ожидал увидеть встречной улыбки. Кто из них больше растерялся, еще вопрос.

— Пришли попрощаться? Великая честь. Спасибо, что недолго мучили.

Наташа покачнулась, но двое солдат тут же подхватили ее под руки и не дали свалиться в яму.

Она пришла в себя спустя несколько часов, так ей казалось. Дышать было трудно. Каземат. Мрачная камера и решетка. Тот самый зверинец, где сдыхают от удушья. Держали ее там сутки или чуть больше, потом перевели наверх. Можно продышаться. Постель чистая, но на окнах все те же решетки. Очень похоже на тюремную больницу. Имелся душ, мыло и мочалки. Три дня подряд приходили женщины в сопровождении охранников и лечили ее болячки и ссадины. Она попросила принести ей зеркало. Просьбу удовлетворили, только вместо зеркала принесли никелированный поднос. Очевидно, побоялись дать ей в руки стекло. На окнах стекла отсутствовали, острых углов в помещении не было.

Увидев свое отражение, Наташа вздрогнула. Собаки с клыками и те так ее не напугали. За несколько месяцев, в течение которых она не видела своего лица, оно изменилось до неузнаваемости. Постарело, исхудало, взгляд казался безумным, седая прядь на полголовы делала молодую женщину похожей на ведьму.

Больше она поднос в руки не брала.

Лечение продлилось две недели, после чего ей дали новое платье и отвели в малый дворец. Там ее ждала испанка со своей аккомпаниаторшей.

— Ну, Седьмая, я все еще считаю, что ты можешь стать лучшей танцовщицей арабского мира. Начнем.

Глава III

Спустя полгода Наташа поражала своими танцами престарелого брата короля и его высокопоставленных гостей. В отличие от других танцовщиц, она жила одна в небольшой комнатке во флигеле. Ей разрешали гулять в саду, но она никогда не ходила туда, где находилась вертолетная площадка. Теперь она строила другие планы.

Однажды Сабри позвал ее в свой кабинет, куда никогда не ступала нога наложниц, и показал подробную карту Иордании со всеми военными объектами и дорогами. Лекция продлилась полчаса. Наташа ее слушала, как военачальник, которому предстоит вести бой с неприятелем. Сабри таким образом внушал, что побег из дворца всего лишь прогулка по тюремному двору, не более того. Бесконечные посты военных и полицейских подразделений не давали возможности и мыши проскочить сквозь кордон. Мужчины должны иметь специальные документы, чтобы проехать из одного города в другой, а женщины вовсе лишены права самостоятельно передвигаться по стране без сопровождения мужчин. Кругом скалы или пустыня, где полно змей и всякой ядовитой пакости. В каком-нибудь городе можно на время спрятаться, но только не иностранцу. Тем более женщине. Она либо угодит в притон, либо ее сдадут властям. Никто ее укрывать не станет.

Лекция оказалась полезной. Наташа поняла, что никакие побеги положительного результата не дадут и только ухудшат ее положение. Требовался совсем другой подход, новая стратегия и тактика. Самостоятельный побег — это лишь час, максимум — два свободы и опять клетка. Нужен очень влиятельный человек, облеченный большой властью и имеющий желание вывезти ее в нейтральную страну, чтобы отпустить и спасти. Но такого человека найти во дворце невозможно. Сабри ей не товарищ. Она была личной танцовщицей самого хозяина, а тот каждый вечер заставлял свою любимицу танцевать перед ним, пока не засыпал на своих подушках с кальяном в руке. Ночью она высыпалась, а днем вкалывала в поте лица, разучивая новые танцы, стремясь удивить его, дождаться похвалы. Она делала все, чтобы угодить ему и понравиться гостям. Пришлось покрасить волосы в черный цвет, следить за кожей, делать массаж, принимать ванны с лепестками роз и сидеть на диете. Другие танцовщицы не имели таких привилегий и смотрели на Наташу с нескрываемой завистью, называя ее графиней за гордый, независимый вид и высокомерный взгляд. Она не раз слышала за спиной русские ругательства в свой адрес от соотечественниц, завидующих везучей графине со странным именем Седьмая. Никто так и не знал, из какой страны эта женщина и как ее настоящее имя. Девушки слышали, что с прислугой Седьмая говорит по-английски, сказочно танцует любые танцы от испанских до индийских и только ей хозяин позволяет целовать его перстень на указательном пальце.

Однажды ей удалось уговорить служанку принести вина, что категорически запрещалось. Та украдкой принесла, потому что служанок Наташа любила и относилась к ним с добротой. Безвестная «графиня» отмечала свое тридцатилетие. Прошло три года с того момента, как ее нога ступила на иорданскую землю. Многие ли женщины, попавшие в рабские силки, сумели выжить и сохранить человеческий образ, оставаясь в здравом уме и твердой памяти?

Наташа выпила целый кувшин вина за себя, за здоровье тех, кто еще жив, за сына, если он уцелел,за память о тех, кого уже нет. Вспомнила родные места и близких ей людей. Уснула под утро, отметив свой день рождения со слезами на глазах и лишь пару раз улыбнувшись.

Завтра вновь работа. Изнурительная и безжалостная. К концу дня ноги уже не держали ее, она их не чувствовала. Короткий перерыв, обед, часовой отдых в постели, прогулка, макияж — и вновь на сцену.

В тот день ждали особого гостя. Служанка, принесшая ей танцевальный костюм, краем уха слышала, будто гость — один из самых богатых людей в Ливии, отпрыск знатного рода. Он сколотил несметные богатства на торговле оружием, снабжает им палестинских повстанцев и готовит в своих лагерях террористов-смертников, подрывающих кафе и магазины в Израиле.

То, что он имел влияние и деньги, было очень важно.

В зале было много гостей, и, судя по убранству и яствам, эти люди занимали очень высокую ступень на иерархической лестнице арабского мира. Разглядеть приглашенных Наташа могла только во время танца. Она выкладывалась вся, делая невозможное, превосходя саму себя. Так еще она никогда не танцевала. Очаровательная улыбка не сходила с ее лица, будто она была самой счастливой женщиной на свете.

Торжество продолжалось до трех ночи, потом ее подвели к гостю. Такого еще не бывало. Сам хозяин представил ее своему лучшему другу Фариду Хасим-бею.

— Мой бриллиант без оправы графиня Седьмая. Так ее прозвали мои люди. Имени своего она не помнит.

Он говорил по-арабски, и Наташа все понимала. Знание языка за время, проведенное среди арабов, укрепилось, языковой барьер окончательно исчез. Наташа цвела. Она видела, с каким вожделением на нее смотрит маленький смуглый человечек, обвешанный золотыми украшениями с кучей сверкающих разноцветных булыжников, и осталась собой довольна. Сумела показать класс. Похоже, она и впрямь стала лучшей танцовщицей арабского мира.

Спала Наташа как убитая. В эту ночь сны ее не беспокоили.

На следующий день к ней пришел Сабри, один, без сопровождения. Он выглядел задумчивым и немного напряженным.

— И все же вы нашли свой выход, Седьмая. Этот способ я не учел. Наблюдая за вами вчера, понял, чего вы добиваетесь. Надо отдать вам должное, вы достигли своей цели.

— Боюсь, что я вас не понимаю.

— Все вы понимаете. Только ваши старания не приведут вас к нужному результату.

— Вы можете говорить определенно, без загадок?

— Хозяин продал вас Хасиму. Обменял на арабского скакуна ценой в два миллиона долларов.

— Значит, я еще чего-то стою. Помнится, вы меня сторговали за гроши и к тому же вернули свои деньги из моего кармана, да еще с большими процентами.

— Дело не в этом. Вас неоднократно хотели купить. Деньги хозяина мало интересуют. Просто он не мог отказать Хасиму. Таким гостям не отказывают. Я предупреждал, чтобы он не выставлял вас напоказ, но он не послушался. Теперь сожалеет, но ничего сделать не может.

— Зачем вы все это мне рассказываете? Я рабыня, обычная вещь, которую можно продать, обменять, бросить псам на съедение. Меня не спрашивают.

— Я пришел вас предупредить. Ливан не лучше Иордании, а Хасим очень жесток. Потомственный головорез. На его счету тысячи жизней. Там вы в полной мере поймете, что такое рабство. Хасим международный преступник, американцы за его голову дают двадцать миллионов долларов.

— А мне какое дело?

— Такое. Вы давно поняли, что самой вам не сбежать, и решили попробовать выехать из страны с помощью влиятельного вельможи, чтобы повторить попытку в другом месте. Не получится. Хасима охраняют тысячи фанатиков, ни один человек не может к нему приблизиться или отойти от него без его приказа. Целые державы, самые опытные агенты и разведывательные центры не в состоянии с ним справиться. Теперь вы понимаете, что все ваши планы и мечты рухнули в одночасье.

— Новые страны, новые впечатления. Ну какая женщина может похвастаться, что переспала с одним из самых кровожадных террористов!

— Яхта Хасима стоит на приколе у берегов Сирии. Ее будут сопровождать несколько военных кораблей. До Ливии больше двух тысяч миль. Когда вы сойдете на берег, вас переправят в один из военных лагерей. Хасим не живет во дворцах. Он солдат до мозга костей и предпочитает жить в горах, там, где его армия головорезов. Придется привыкать к походным условиям, грубой пище и жесткой лежанке. О ваннах с розовыми лепестками можете забыть.

— Две тысячи лишь по морю?

— Вы правильно меня поняли.

— Спасибо за совет.

— Мне вас жаль, Наташа. Но на сей раз у вас нет выбора.

Впервые за столь долгий срок она услышала свое имя.

— Вы…

— Конечно, я о вас знаю все. Чего бы я тогда стоил, если бы поверил, что вы упали с неба. Вам пора собираться. Через час вы вылетаете на вертолете к сирийской границе, там вас встретят люди Хасима.

— Прощайте, Сабри.

Он ей поклонился. И это тоже было впервые.

— Вы удивительная женщина.

Издали яхта походила на белую туфлю, потерянную в огромной голубой пустыне, но когда три скоростных военных катера подошли ближе, туфелька разрослась до гигантских размеров и стала похожа на трехпалубный океанский лайнер. В порт яхта не заходила, а ждала своего хозяина на рейде в двух километрах от берега. Из разговоров, которые Наташа слышала, она знала, что этой ночью подойдут три эсминца для сопровождения яхты в Триполи. В сроках Сабри ошибся. Яхта высокоскоростная и дойдет до места назначения за два дня и две ночи.

Когда Наташа поднялась на борт, ее взору предстал тот же дворец, только в миниатюре, и вместо мрамора отделка была выполнена из дорогих пород дерева и позолоты. Ее проводили в каюту на верхней палубе. Громадная кровать с балдахином, ковры, подушки на полу, белый рояль, стеньг увешаны картинами, на которых эротические сюжеты соседствовали с военными. Над камином висел портрет хозяина — в форме и с кучей орденов. Фрукты, бар на колесиках, много сортов вина и шампанского. Демократический подход. Хозяин не запрещал своим наложницам употреблять алкоголь. Тут было все, что только душе угодно, хоть пускайся в кругосветное путешествие. Почему бы не помечтать…

За все время пути Наташа так и не видела своего нового хозяина. Слуги не носили военную форму и не имели оружия, вели себя прилично и вовсе не походили на террористов. Между собой они говорили по-арабски. Но единственное, что их отличало от мирных простых ребят, — это наличие раций, больше похожих на мобильные телефоны. Они часто переговаривались с другими группами, и Наташа поняла, что ее везут отдельно, параллельно двигаются еще три группы.

Все это мало ее интересовало. Она получала огромное удовольствие от сознания того, что покидает Иорданию. Кошмарный сон длиною в три года остался позади. Что ее ожидало в будущем, она даже не загадывала. За иллюминатором размером с обычное окно — голубой бесконечный простор. После зубастых красных скал, бездушных и озлобленных, море казалось доброй тетушкой с солнечной улыбкой.

Мимо кто-то прошел, и Наташа очнулась, будто ее разбудили после сладостного сна. Она заметила, что у людей там, за окном, пистолеты на боку, несмотря на гражданскую одежду. В дверь постучали и внесли несколько чемоданов с ее танцевальными костюмами. Наташа тут же решила переодеться, чтобы не раздражать арабов своим европейским платьем, ведь у них только мужчины могут одеваться по своему вкусу и желанию, женщинам таких привилегий не дано. От посторонних мужчин надо скрывать соблазнительные формы своего тела и вообще не концентрировать на себе внимание.

Выйдя из каюты, она увидела возле дверей двоих крепких парней. Они вежливо поклонились. Значит, взаперти ее держать не будут, она может гулять по судну.

На яхте шла оживленная работа. Наташа облокотилась о перила и наблюдала. Из того, что ей удалось увидеть, можно было сделать предварительный вывод о численности команды. Не менее ста человек. Да еще охрана. В штатском, но с оружием. Их вдвое больше. Они стояли вдоль бортов на каждой из палуб и имели полный обзор. У некоторых на шее висели бинокли.

Глянув за борт, Наташа прикинула — высота четырехэтажного дома. При желании можно прыгнуть и с более высокой точки. Проблема заключалась в другом. Под палубой, на которой она стояла, находились еще три, и борт каждой выступал наружу метра на три. Чтобы нырнуть в воду, надо пролететь вперед на десяток метров. А это нереально. Вывод простой: прыгать можно только с нижней палубы.

В ее голове шла постоянная работа только в одном направлении. Тут ничего не поделаешь. За три года она не рассталась с навязчивой идеей освободиться.

— Мисс, обед подан в вашу каюту.

Наташа оглянулась. Перед ней стоял чернокожий матрос очень высокого роста с каменной физиономией.

— Спасибо, я сейчас иду.

В это время на горизонте появились новые катера.

После обеда она подошла к окну, чтобы убедиться в возникшем у нее подозрении. К ее огорчению, она оказалась права, окно в каюте не открывалось. Было задраено намертво. Двойное толстое стекло, такое даже ногой не выбьешь. Разве что кувалдой. От грохота яхта покачнется. Второй вариант — крупная отвертка с большим рычагом. Если вывернуть болты, рама иллюминатора вывалится внутрь. Но что это даст? Конечно, она не строила планов, просто тренировала свое воображение. С таким же успехом можно было произвести расчеты: сколько уйдет времени, чтобы вырезать люки с верхней палубы до трюма. Или, скажем, предположить, что к борту подойдет глиссер с другими террористами. Сейчас на абордаж никто не пойдет с саблями в зубах, прилепят магнитную мину — и поминай как звали. А еще лучше — послать телеграмму в ЦРУ и дать наводку с координатами. Учитывая американский взгляд на международные конфликты, здесь появится шестой флот США с авианосцами, если пошевелятся, конечно, а не отправят запрос в конгресс на обсуждение.

Мечты. Американцы с помощью лазерной наводки умеют вылавливать только кильку в мутном пруду, а крупные террористы смотрят на них и посмеиваются. Наташа взгрустнула. Ей с детства внушали, что безвыходных ситуаций не бывает, а потому она всегда верила в собственные силы. Теперь же поняла, что существует предел человеческим возможностям. Но как быть с предсказаниями цыганки?

Устав от бесплодных размышлений, Наташа прилегла на кровать и уснула. Ее разбудили, когда за иллюминатором уже стемнело. Тот же долговязый негр попросил спуститься в кают-компанию и приступить к работе. Это означало, что выходных дней у нее не будет, она обязана развлекать хозяина и всю его свору. У Наташи не оставалось времени даже размяться. И как она теперь будет обходиться без своей испаночки, которая все силы и душу вкладывала в ее ноги!

Через полчаса Наташа уже танцевала. Старалась. Матросов в зал не пустили, и они с охранниками смотрели концерт сквозь стекла иллюминаторов. Хозяин в пышном одеянии сидел на подушках и хлопал. Офицеры в белой морской форме расположились по кругу. Музыканты танцы не знали, играли плохо, все на один лад, Наташе приходилось подстраиваться. Досталось ей в этот вечер! Она очень устала, в голове стоял шум. Сколько длилось представление, она не знала. Наконец хозяин трижды хлопнул в ладоши, и все встали. Танцовщицу он подозвал к себе, остальные вежливо разошлись. Девушке налили вина и усадили рядом с великим и божественным, от которого воняло, как от осла. Маленький, тщедушный, с красными поросячьими глазками, он напоминал голодного шакала. Смуглыми влажными руками он начал ощупывать ее тело, как слепец. Наташа терпела, хотя ей очень хотелось выдернуть из-за его пояса кривой кинжал и перерезать ему глотку.

Терпеть пришлось долго. Напоив танцовщицу вином, он отвел ее в свои апартаменты и принялся за дело всерьез. Кинжала уже не было, пояс он снял и отдал охраннику при входе в хоромы. До самого рассвета он тискал и мусолил девушку, требуя ласк, а потом уснул. Это была кошмарная пытка! Опять она проиграла. Устроила себе очередной побег! Все счастья ищет, свободы ей подавай. Получила. Ее едва не вытошнило. Еще одна такая ночь — и она не выдержит.

Наташа тихонько встала, подошла к иллюминатору. Солнце уже взошло. Синее море сверкало в его лучах, а волны бились о борт совсем рядом. Брызги попадали на стекла. До воды не больше полутора метров и никаких палуб. Она резко отпрянула. «Только без глупостей», — предупредил внутренний голос. Впервые она сумела себя остановить. Это был результат горького опыта.

Наташа оделась и села на диван, взяв в руку какой-то журнал. Ничего она в нем не видела — ни букв, ни картинок. Ее трясло, словно в лихорадке, мысли метались, словно бильярдные шары. Дверь каюты открылась, и вошли четверо охранников с подносами:

— Завтрак, мисс.

Они составили еду на низкий круглый столик и не посмели даже взглянуть в сторону храпящего хозяина.

— Который час?

— Семь утра, мисс.

Значит, они все делают по расписанию.

Кофе Наташа выпила, есть не стала. Хотела уйти, но ей не позволили.

— Он же спит, — удивилась она.

— Никто не знает, что господин пожелает, когда откроет глаза. Придется ждать. Не будите его, это бесполезно. Он всегда спит крепко и столько, сколько требует организм.

Девушка молила Бога, и он услышал ее мольбы. Хасим-бей отпустил ее, когда проснулся.

Наташа вернулась к себе и два часа не вылезала из ванной, отмывая тело. От ненависти скрипела зубами и крыла матом, едва шевеля губами, все на свете. Теперь надо спать и хорошо пообедать. Она должна восстановить силы. Голове не мешает остыть, а то из ушей уже пар валит.

Наташа обмоталась простыней и свалилась в кровать. Ей снились тревожные сны — погони, стрельба, кровь, чудовища, собачьи клыки и самодовольная крысиная мордашка Хасим-бея.

Вечером все повторилось. Наташа надела новый костюм и пошла ублажать публику. Перед входом в зал она ухитрилась взглянуть на часы, что были на руке матроса, распахнувшего перед ней дверь. Ее встретили бурными аплодисментами. Она решила снова всех покорить своим искусством и отказалась от услуг музыкантов. У одного из них взяла бубен и аккомпанировала себе сама. Сегодня страстных танцев не будет, они очень выматывают, зато зрители увидят танцы цветов — таинственные, эротичные и нежные.

На Хасим-бея они еще больше подействовали, он прервал вечер своими тремя хлопками раньше времени, да и вина танцовщице не предложил, а тут же увел ее в свои покои. Наташа успела накопить в себе злости больше, чем требовалось, и во время оргазма вцепилась в тонкую шею великого террориста. В этот момент мужчины не ждут нападения и улетают в облака. Хватка оказалась настолько крепкой, что Хасим ничего не смог изменить. Хрустнули позвонки. Тело Хасима обмякло, а она все еще сжимала его горло, не в силах расцепить руки. Наконец она откинула его в сторону, как тарантула. Ее лицо взмокло, челюсти не разжимались, ноги тряслись.

Переведя дух, она встала и занялась поисками. В апартаментах никакого оружия не оказалось. Все, что ей удалось найти, — это ремень с золотой бляхой, один конец которой был заострен.

Девушка бросилась к иллюминатору. Все силы, страсть, злость, перемешанные со слезами, были отданы титаническому труду. И она победила. Ушло не менее трех часов, но она вывернула четыре болта и сняла тяжелую двойную раму, едва не грохнув ее об пол. Холодный порыв ветра вместе с морскими брызгами ударил ей в лицо.

Ни о чем она уже не думала. Ветер свободы заманивал ее в смертельную ловушку, а она, как завороженная, тянула к нему руки, не сознавая того, что делает.

Если человек оценивает свою жизнь в ничто, чувство страха исчезает, так как смерть может стать лишь облегчением.

Наташа пролезла в иллюминатор и камнем упала в воду. Изо всех сил она пыталась погрузиться как можно глубже, чтобы не угодить под винты и не быть порубленной на куски. Ей это удалось. Когда море выкинуло ее на поверхность, яхта уже отдалилась на два корпуса. Наташа посмотрела на звезды, определила направление и поплыла к северу. Она понятия не имела, где находится и есть ли поблизости какой-нибудь островок. Сейчас она стремилась уплыть как можно дальше от этого места. Надо беречь силы и давать себе отдых. Здесь не курортный бассейн, скоростные заплывы не годятся. Волны поднимали ее верх, потом бросали в яму и опять вверх.

Переплыть море еще никому не удавалось, как и перейти пустыню в одиночку. Человек — капля воды в пустыне или песчинка в океане. Одна испарится, другая утонет. Но Наташа об этом не думала. Она поставила себе задачу выжить, а значит, вступает в бой со стихией.

Вода в это время года хорошо прогревалась за день и не успевала остыть за ночь, а это, по ее мнению, самое важное. Акулами это море не богато, риск попасть им на зуб не велик. Глупо подыхать, когда столько лет и сил ушло на поиски свободы. Нет, теперь она не пойдет на поводу у судьбы, так просто ее не сожрешь. Хватит с нее.

Наташа плыла, лежала на спине, меняла стиль, опять отдыхала, и ни одной панической нотки не возникло в ее сознании. Она не должна думать о поражении. Теперь за ней никто не гонится, в нее не стреляют, зверей здесь нет и людей, самых кровожадных хищников, на горизонте не видно. Только она одна может решить свою судьбу, и никто другой. А море не помеха. Оно ей помогает, пока держит на поверхности, так что к нему никаких претензий и быть не может. Работай, девочка, работай. Ты же сильная, смелая. Скоро земля. Совсем скоро.

Когда рассвело, Наташа находилась в полуобморочном состоянии. Она плохо соображала и лишь поглядывала в сторону солнца, чтобы не потерять ориентир. Ноги и руки почти не шевелились, она нахлебалась соленой воды, ее мучили боли в животе. Вокруг только море, и ничего больше. Вот уж свобода так свобода. Воля бескрайняя. Ее ли она добивалась?

Волны стихли. Обнаженная девушка, как кукла, качалась на волнах, смотрела помутневшим взором в небо и улыбалась.

Она не знала, что до ближайшего берега оставалось целых пять морских миль.