Покушение

Глава 4

Арестованного на месте преступления в квартире Барановой парня привели в отделение милиции.

– Значит, отец на фронте, мать в тылу не жалеют сил, чтобы скорее покончить с врагом, а ты шаришь по чужим квартирам, – сверив с протоколом основные данные, сделал вывод следователь.

– Да говорю же, не брал я ничего, – упрямо отрицал свою вину парень. – За кошкой я туда ходил…

– Как же она, интересно, в запертую квартиру попала? – усмехнулся следователь.

– В том-то и дело, что она открыта была!

– Кто же ее в таком случае открыл?

– А я почем знаю?..

– Не очень-то верится. Получше придумай чего-нибудь, – посоветовал следователь.

– И придумывать нечего. Там весь пол ломом переворочен. Все доски вывернуты. И стены везде прошурованы. А где у меня лом? Что я его, съел? – стоял на своем парень.

Следователь еще раз внимательно перечитал рапорт старшего милицейского наряда. Заглянул в какие-то бумаги.

– Твоих отпечатков пальцев на ломе действительно не обнаружено, – сказал он. И добавил: – Но и кошки тоже никакой в квартире не нашли.

– Говорю вам, не брал я ничего и не знаю ничего, – настойчиво повторил парень и, понизив тон, добавил: – Кольку Грача спросите. Он знает. А я ничего не знаю.

Упоминание о Граче мгновенно насторожило следователя. Грач был отпетым уголовником, занимавшимся в основном мелкими квартирными кражами.

– Когда же ты видел его? – сразу спросил следователь.

– Еще на прошлой неделе, – ответил парень.

– А откуда тебе известно, что он знает?

– Сам слышал.

– Где? Когда?

– Сам он Нинке Фиксатой в «Арсе» говорил, что у врачихи должно быть желтенькое. Раз она уехала еще до войны, то с собой его не потащила. Значит, оно у нее где-нибудь тут припрятано…

– Еще что? – записывая показания, спросил следователь.

– Говорил, что, значит, надо пошарить, – буркнул парень.

– С кем собирался? Кого называл?

– Больше я не слышал.

– Где сейчас проживает Грач?

– Не знаю.

– А кто знает?

– Нинка должна знать…

– Ладно. Дальше сами разберемся. Спасибо и за это, – поблагодарил следователь.

Парня увели. А следователь быстро направился к начальнику отделения.

Через несколько минут наряд милиции в десять человек на двух машинах выехал на Малую Грузинскую улицу, где, по имеющимся данным, проживала некая Нинель Скоморошкина, именуемая среди своих Нинкой Фиксатой. А еще через полчаса на квартире Скоморошкиной были пойманы с поличным и арестованы три человека во главе с Грачом. Компания пьянствовала и фактически была застигнута врасплох. Тут же были свалены вещи, похищенные у Барановой. В основном это была одежда, посуда и хрусталь. В том числе небольшая старинная хрустальная люстра с голубыми и рубинового цвета подвесками. Часть посуды компания использовала по прямому назначению. Вареная картошка лежала на столе в большом фарфоровом блюде, квашеная капуста – в салатнице производства фабрики Кузнецова. В прозрачном, как слеза, хрустальном штофе тускло мутнел самогон. Его разливали в дорогие, зеленоватого оттенка лафитники. Здесь же лежала небольшая металлическая шкатулка со взломанной крышкой и валялись какие-то фотографии, разбросанные по всему столу.

Когда все ворованное имущество было переписано, старший наряда спросил Грача:

– Золото где? Драгоценности?

– Не было их, гражданин начальник, – меланхолически ответил Грач.

– Темнить не советую, – предупредил старший.

– Да точно не было, гражданин начальник, – поклялся Грач. – Тайник ковырнули. Шкатулку взяли. А в ней вот эта муть.

– Какая муть? – не понял старший.

– А вот, снимочки эти. Знали бы, разве полезли бы…

Только сейчас старший наряда обратил внимание на фотографии и взял их в руки. На них были изображены какие-то здания, улицы, мосты, люди. Старший наряда повертел фотографии в руках. «И зачем их было прятать в тайник? Наверняка крутит что-то бандюга. Ну да следователи разберутся», – решил он, уложил снимки обратно в шкатулку и привез их в отделение милиции.

Следствие по делу ограбления квартиры Барановой пошло своим чередом. Но начальник отделения, тщательно изучив фотоматериалы, сразу обратил внимание на то, что многие запечатленные на них объекты фотографировать было запрещено. Почувствовав в этом что-то неладное, он не стал разбираться, кто и зачем все это делал, а изложив суть происшедшего в рапорте, отправил его вместе со шкатулкой и фотографиями в НКГБ.