Около полудня следующего дня я сидел в кабинете шерифа, с неудовольствием взирая на его отталкивающую физиономию, пока он перечислял мне сотню различных оснований, почему лейтенант должен являться утром на работу раньше половины двенадцатого.
Самым веским, насколько мне помнится, было то, что его прогонят с работы, коли он не станет этого делать.
Когда ему просто не хватило воздуха, чтобы продолжить обвинительную речь, я поспешил заполнить образовавшуюся пустоту потоком слов, длинных и коротких, и наконец ухитрился изложить в мельчайших подробностях свои трудовые достижения предыдущего дня. Наступила очередь шерифа мрачно взирать на мою отнюдь не ласковую физиономию.
— Вы поехали туда найти виновного, — пробормотал он без всякого энтузиазма. — Выслушав ваш отчет о вчерашнем дне, Уилер, я невольно припомнил одно устройство, которое мне продемонстрировали в научно-исследовательской лаборатории когда-то.
— Натуральную блондинку? — заинтересовался я.
— Небольшую круглую клетку, сооруженную наподобие вращающегося волчка. Внутри сидела живая крыса, чем быстрее она бежала, тем дольше оставалась на месте, она закрутилась, охотясь за собственным хвостом.
— Я бы возмутился, если бы это не было правдой. В научно-исследовательских учреждениях от скуки и безделья и не такое изобретут!.. Но вы должны согласиться, шериф, что мы теперь располагаем всеми основными моментами данного дела, изложенными вчера вечером Эллисом Харвеем.
— Какие такие моменты?
— Генри Слоукомб был колдуном? — безнадежно спросил я.
— Я не хочу тратить время на всякую ерунду, Уилер! — рассердился Лейверс. — Но чувствую, что должен задать вам пару прямых вопросов. Первый: намерены ли вы предпринять что-то дальше по расследованию либо будете здесь сидеть и морочить мне голову идиотскими вопросами? А если вы ответите положительно, тогда я задам следующий: когда?
— Вся беда в том, — продолжал я, не обращая на него внимания, — что все они лгут, но по различным причинам. Два дня назад, когда вы вызвали меня среди ночи, вы сказали, что они могут быть просто сборищем психов, и это предположение до сих пор не утратило своей актуальности. Но как определить, кто из них безумец, а кто нет? Как распознать, лжет ли безумец потому, что ему положено так делать, или же потому, что он стремится помешать вам предъявить ему обвинение в убийстве?
— Уилер! — простонал Лейверс. — Не согласились бы вы заниматься своими арифметическими выкладками где-то в другом месте, пока парни в белых халатах не приедут, чтобы увезти меня отсюда?
— Могу представить, как все это было проделано, — я продолжал размышлять вслух, — только эта лампа до сих пор не дает мне покоя. Во всяком случае, у троих из них имеются веские основания. Так что «кто?» теперь уже является глупым вопросом, который неудобно задавать.
Внезапно я почувствовал чьи-то руки у себя под мышками, и в следующее мгновение пара здоровенных полицейских в форме вынесла меня из кабинета Лейверса. В последнее мгновение мне удалось повернуть голову и заметить угрюмую усмешку на круглой физиономии шерифа.
Ну не сукин ли сын наш шериф?
— Напишите, когда вы приступите к работе! — закричал он вслед.
Дверь в офис захлопнулась с необычайным грохотом.
— Что скажете об этом стуле, лейтенант? — почтительно спросил один из полицейских, когда они меня уже держали над сиденьем, как будто я был хрупким игрушечным вертолетом.
— Подойдет! — проворчал я.
— Да, сэр! — воскликнули они одновременно и отпустили меня.
Ну не бараньи ли головы, право слово?
Через пять минут, когда я добрался до своего «хили», припаркованного у обочины, я почувствовал ненависть к тем родителям, которые бьют своих младенцев по мягкому месту.
Во время долгой поездки по шоссе, ведущему к Старому каньону, мне было нечем больше заниматься, кроме как размышлять, что, черт возьми, предпринять теперь? Единственное, что мне оставалось, — это схватить кого-то за руку и приняться выворачивать ее, пока он (или она) не завопит от боли.
Несомненным кандидатом был Джордж Фароу.
Я остановился перекусить в Пайн-Сити, так что в дом Фароу прибыл уже около трех. И снова была великолепная погода, с безоблачного неба нещадно палило солнце, и у меня появилось странное ощущение, что я каким-то чудом вновь вернулся во вчерашний день.
Нажав на кнопку звонка, я с надеждой всматривался сквозь дверное стекло, вдруг мне на самом деле удалось преодолеть границу времени. Но на этот раз никакая загорелая полуголая красотка не появлялась в холле. Я снова нажал на кнопку, теряя терпение. В голове промелькнула мысль, что я таки выверну Джорджу руку, как только он протянет ее мне.
Прошла еще пара минут, я устал насиловать звонок. Кончилось тем, что я собрался уходить, когда за моей спиной раздался хриплый голос:
— Кто там?
— Лейтенант Уилер, офис шерифа.
— Негодяй! — с чувством произнес тот же голос.
Мне предстояло решать: просто ли стоять на прежнем месте или же стоять и колотить себя при этом кулаком по голове. Пока я раздумывал, проблема решилась сама собой: кто-то отворил входную дверь. Я повернулся, поражаясь, у какого старца может быть такой хриплый голос, и увидел согнувшуюся чуть ли не вдвое рыжеголовую красотку с огромным кровоподтеком под левым глазом.
— Лорин?
— Во всем виноваты вы один! — упрекнула она. — Надо же вам было распустить язык в доме Харвеев! «Лорин говорит!» Вам бы еще положить это на музыку, чтобы звучало лейтмотивом всю прошлую ночь!
— Лорин, милочка! — участливо заговорил я. — Черт побери, что стряслось?
Она медленно повернулась и, сильно хромая, поплелась в холл, все тело у нее согнулось, будто ее не держали ноги. Я помог ей спуститься на три ступеньки и пройти в патио, где она жалобно застонала, когда я осторожно усадил ее в кресло.
— Раздобудьте мне выпить! — распорядилась она, как только устроилась на сиденье.
Я приготовил спиртное нам обоим и вынес во внутренний дворик. Она отняла от подбитого глаза компресс, пока заглатывала свою порцию, и я с ужасом посмотрел на ее синяк, от которого разбежались полукругом многоцветные радуги.
— Что случилось? — снова повторил я.
— Я вам уже сказала! — буркнула она не слишком любезно. — Вы соизволили весь вечер цитировать меня во весь голос в проклятом доме этих самых Харвеев! Джорджа надо было бы связать веревками, когда он явился домой, я и до этого видела его разъяренным, но на этот раз смертельно перепугалась. Он носился по всему дому как ненормальный, орал и стонал, причем по большей части все его обвинения были выдуманными.
Она поставила на стол стакан и снова наложила примочку.
— Я сидела на кушетке в гостиной, там, где вы меня оставили вчера днем, когда он явился. И первое, что сделал, — это ударил меня кулаком в глаз так, что я свалилась на пол и потеряла сознание. Это вполне устроило милейшего Джорджа. Он пару раз прошелся по мне, потом, решив, что больше не вынесет моего вида, ушел, оставив меня лежать под столом. Именно там я и проснулась сегодня утром.
— Вы шутите?
— Я шучу? — Она задрала блузку, обнажив грудь. — Смотрите!
Все тело было покрыто кровоподтеками.
— Джордж всегда носит остроносую обувь?
— Мне бы следовало вас возненавидеть, Эл Уилер, — произнесла она более мягким тоном, — но вы так благородно отнеслись ко мне вчера днем, так что я просто не в силах на вас злиться.
— Я ничего особенного вчера не сделал.
— Именно это я и имела в виду, — почти прошептала она, — со мной нечасто обращаются как с леди, тем более если я напьюсь… Вы какой-то особенный, Эл, и позднее я это оценила.
— И после всего я так подвел вас, Лорин! Мне очень-очень жаль, что так получилось. Единственное, что могу сказать: в дальнейшем ничего подобного не случится. Я недооценил Джорджа!
Она печально рассмеялась:
— Хотела бы я иметь вашу веру в Джорджа, Эл!
— Я верю в Эла! — произнес я весьма нескромно. — В Эла, которому не терпится поговорить без свидетелей с этим самым Джорджем. Кстати, где он теперь? Снова в доме Харвеев?
— Где ж еще? — Она глотнула бурбона. — Знаете, я почти не сомневаюсь, что братец слегка свихнулся, судя по тому, как он себя порой ведет. Если только Марта сейчас не выйдет за него замуж, сказал он мне, его можно считать покойником. «Этот вонючий лейтенантишка, — сказал Джордж, — все тут разнюхивает вечерами, да еще ты наговорила всяких мерзостей. Он, не дай Бог, может оказаться там, где ему совсем не следует быть, даже не следует знать об этом месте». Вам это о чем-то говорит, Эл?
— Вокруг да около, если можно так выразиться… Вы не можете припомнить, больше он ничего не говорил?
Лорин несколько минут мучительно думала, потом устало покачала головой:
— Понимаете, я была в таком состоянии, что не могла все запомнить…
— Вы вызвали доктора?
— Доктора? У меня все же есть чувство гордости. Вы бы еще спросили, не вызвала ли я полицию. Они тотчас бы решили, что я где-то в пьяном виде свалилась с лестницы…
— Вам на самом деле стало лучше? Если желаете, могу вызвать сюда санитарную машину и отправить вас к себе домой. Вы немного отдохнете, на пару недель выбросите из головы Джорджа, а там все и образуется.
— Как, лейтенант, — захрипела она со счастливой улыбкой, — вы делаете мне такое предложение?
— Обещаю, что не буду мучить вас расспросами. Серьезно, согласны?
— Мне это очень-очень нравится, но только при одном условии.
— Каком?
— Об этом мы поговорим позднее…
Уже через пятнадцать минут я спешил к дому Харвея, оставив Лорин укладывать чемодан в ожидании машины «Скорой помощи», которая должна была увезти ее. Я очень внимательно вел «хили», но это не помогло мне полностью остыть после нашего разговора.
Я припарковал машину перед домом и не спеша закурил сигарету, решив окончательно успокоиться до того, как войду в дом.
Дверь отворил Эллис Харвей и неуверенно улыбнулся:
— Входите, лейтенант! Вы уже почти стали членом семьи.
— Это весьма мило, — произнес я без всякого энтузиазма. — Вы не знаете, где я смогу разыскать Джастин?
Он растерянно заморгал:
— Я видел ее всего несколько минут назад. Ну а где же я был? — Харвей задумчиво постукивал костлявыми пальцами по скуле. — Ах да! Она была на задней лужайке, читала книгу или, возможно, вязала.
Я нашел ее через пару минут, она действительно читала книгу, растянувшись на траве. На ней были огромные черные очки и купальник, который был немного тесноват.
— Привет!
Она сняла очки на мгновение, чтобы взглянуть на меня, я опустился рядом с ней на траву.
— Как вы добрались домой в романтическом одиночестве?
— Остался жив, это главное.
— Замечательно! — буркнула она и снова уткнулась в книгу.
— Джастин, милочка, как вы смотрите на то, что мне хочется быть честным копом?
Она захлопнула книгу, лениво перекатилась на бок и подняла на меня глаза:
— Почему все страстные декларации вы предпочитаете делать в самое жаркое время дня?
— Я не хочу утратить ту близость, которая стала намечаться между нами, Джастин.
Она сжала мою руку:
— Этого не случится!
— Вы не понимаете. В любую минуту я намерен превратиться в «Эла Уилера, прямого и неподкупного копа», страстного правдоискателя, ну и все такое. Возможно, вам по не понравится.
Она сняла черные очки и бросила их на траву.
— Хочу рискнуть, — очень серьезно ответила она.
— О’кей. Я не знаю сегодня больше, чем знал вчера, но утром меня осенило. Я мог бы проторчать здесь целых шесть месяцев и не стать сообразительней. Потому что все вроде бы говорили мне всё, что могли, чтобы помочь распутать убийство, но так, чтобы не затронуть себя.
— Послушать вас — вы вроде бы оказались в тупике, Эл?
— Всего лишь перед барьером. Мне необходимо его разрушить, при этом не исключено, кто-то получит синяки и ссадины.
— Ну так действуйте! — воскликнула она. — Вы намереваетесь меня арестовать?
— Дорогая, вы когда-нибудь разгадывали шарады? Что-то подобное ощущаешь в этом доме, где все без исключения участвуют в шараде, притворяясь тем, кем они никогда не были. Взять вас в ночь убийства: в длинном белом одеянии с серебряным поясом, ваши разговоры с оккультными ссылками на дьявольское начало. Первые два часа, когда я был здесь, я принял вас за самую настоящую сумасшедшую, но потом начали появляться кое-какие мелочи, которые не вязались с общей картиной: усиленная доза снотворного, которую вы дали Марте, ваша тревога, когда она обвинила вас в убийстве Слоукомба.
Темные глаза с большим интересом смотрели на меня вплоть до той минуты, когда я упомянул Марту. После этого Джастин на секунду отвернулась, а когда вновь взглянула мне в лицо, ее глаза были полны безразличия.
— Марта, возможно, не очень хорошо знает вас как личность, но она, конечно, знает вас как соперницу. Она увела Генри Слоукомба из-под вашего носа, это была незавидная добыча; но это не имело значения ни для одной из вас. И когда он умер, она инстинктивно почувствовала, что либо вы сами убили его, либо участвовали в этом деле.
— Все преданные делу копы разглагольствуют так много, как вы? — чуть насмешливо спросила она.
— Именно это и терзало вас после того, как вы узнали, что Слоукомб убит. Ведь Марта тотчас заподозрит вас. Но если бы вы были абсолютно непричастны, это бы вас совершенно не волновало.
— Таким образом, вы полагаете, что я приложила руку к убийству Хэла? — спросила она холодно.
— В то время вы не знали, что все закончится убийством, и это освобождает вас от ответственности за случившееся.
— Как благородно с вашей стороны обелить меня, лейтенант!
— Давайте-ка все это кончим раз и навсегда, и побыстрее. Слушайте меня внимательно, Джастин Харвей!
— Да, сэр!
Она шутовски отсалютовала мне, я сердито ударил ее тыльной стороной ладони по губам, немного не рассчитав силы, так что она вдруг упала навзничь на траву.
Медленно поднявшись, Джастин вытерла кровь с губы, глаза ее широко раскрылись не то от страха, не то от удивления.
— Семье принадлежит поместье, земли которого — нефтяной пласт. Эллис не заинтересован в прибыли, для него важно не затронуть семейные традиции и оставить в целости дом и землю, ну и его сорок процентов. Дядя Бен, который с большой неохотой возвратился под родительский кров из заморских краев, потому что стал нищим и у него не было иного выбора, отчаянно хочет все продать. Деньги, полученные за нефть, — его единственный шанс возвратиться к прежней жизни, а ему принадлежат двадцать процентов. Марта — свободная птица, но, если она выйдет замуж за Джорджа, он позаботится о том, чтобы она проголосовала за продажу. Получается тупик: Эллис против дядюшки Бена и Марты, коль скоро ее мужем станет Джордж. Таким образом, вы оказываетесь посредине, вы — ключ, Джастин. Естественно, они стали нажимать на вас, склоняя каждый на свою сторону. Что хотите — получите, только сами назовите…
Она кривовато улыбнулась:
— Не понимаю, чего ради вы затеяли этот разговор, Эл, коль скоро вам известны все ответы?
— Это предложение о союзничестве поступило именно в то время, когда Марта увела у вас Слоукомба и они заговорили о свадьбе. Вы пошли на сделку — вы проголосуете за продажу, если Марта не выйдет замуж за Слоукомба.
— Звучит подло в такой формулировке, верно? — с сомнением в голосе спросила она.
— Вы не понимаете того, что дело было вовсе не в вашем нежелании. Они не могли допустить, чтобы Слоукомб женился на Марте, потому что он-то был на стороне Эллиса. Им было необходимо помешать этому браку!
Джастин усмехнулась:
— Недотепа с выигрышем, вот кто я такая!
— Нет, так можно сказать про Хэла и Марту, — покачал я головой. — Поскольку вы были участницей тайного сговора, они посвятили вас в свои планы, верно?
— Подробно.
— Эллис часто разглагольствовал о потрясающем сходстве между Мартой и Делией, о портретном сходстве, к тому же их матери умерли при рождении девочек. От вас требовалось внушать эти вещи Эллису, снова и снова поднимать эту тему. Потом, через какое-то время, вы стали бы убеждать его, что существует параллель между ситуацией Делии с ее возлюбленным-цыганом и человеком, за которого ее хотели выдать замуж, и ситуацией Марты с Джорджем и Генри Слоукомбом. И все это удалось на славу. Эллис твердо уверовал, что Марта ни при каких обстоятельствах не должна выходить замуж за Слоукомба.
— Мне кажется, я не в состоянии сказать ничего такого, чего бы вы уже не знали, Эл, — прошептала она. — Но зато вы должны мне кое-что сказать. Кто же убил Генри? И каким образом это было осуществлено?
— Если мне повезет, я смогу ответить на эти вопросы часа через два, дорогая… Ну каково положение дел с вашей драгоценной губой? Я не очень сильно ее покалечил?
— Вы — зверюга, Эл, настоящий садист! Иначе не скажешь.