Я явился в офис шерифа около половины третьего на следующий день, и его секретарь, пышная блондиночка с юга по имени Аннабел Джексон, которой всегда удавалось держать меня на почтительном расстоянии, подняла голову от бумаг с преувеличенно удивленным выражением на очаровательном личике.
— Ну и ну, кого я вижу! — воскликнула она, нарочито утрируя свой певучий акцент, — пойду доложу, что лейтенант Уилер почтил нас, бедных работяг, своим присутствием!
— Вы оскорбляете несчастного, замученного копа! — сказал я обиженным тоном. — По ночам вы спите, а если нет, то по собственному желанию, в то время как я вынужден постоянно бодрствовать!
— У меня есть послание для вас от Джеки. — Она мило улыбнулась.
— Да? — осторожно спросил я.
— Она велела вам передать, что разбила себе колено, когда бежала по вестибюлю своего многоквартирного дома вчера вечером, и собирается подать на вас в суд.
— Она помешалась, — убежденно заявил я, — все наделала проклятая гроза. Бедняжка их смертельно боится!
— Ой ли? Могу поспорить, что вы в это время ее преследовали?
— Даже такой скверный бегун, как я, догнал бы ее, да еще с разбитым коленом!
— Вы и догнали, вот почему она собирается подавать дело в суд!
— Аннабел Джексон! — Я тяжко вздохнул. — Вы испорчены до мозга костей!
— Этим я обязана вам одному, лейтенант! Если бы мы с вами не встретились, я бы оставалась непорочным цветком магнолии, каким и приехала сюда из Вирджинии.
— В каком году это было? — произнес я, задумчиво почесав затылок. — До войны или после?
Я поспешил в кабинет шерифа, дабы у нее не появилась возможность уничтожить меня.
Магнитофон и «дипломат» находились на письменном столе, поверх них на меня смотрела пара налитых кровью глаз.
— Добрый день, шериф, — произнес я вежливо, — как обстоят дела?
Его челюсти задвигались, так что он сразу стал походить на громадного бульдога: такое увидишь нечасто!
— Вы были на ногах почти всю ночь, — заговорил он негромко, — вам необходимо было поспать, это я понимаю.
— Благодарю вас, сэр.
— Десять часов? — заревел он.
— Я все еще расту, — ответил я (или мой рефлекс самозащиты). — А что случилось с сержантом Полником? Около двух часов ночи вы собирались послать его туда.
— Я и послал!
Он сунул сигару в рот и какое-то время возился со спичкой, но в конце концов закурил.
— Он прибыл в тот дом приблизительно через двадцать минут после того, как вы оттуда уехали:
— Как это могло случиться? Он добирался пешком?
— Он заблудился, — со вздохом пояснил Лейверс. — Полагаю, в основном это была моя ошибка, я велел ему поехать направо от шоссе на Старый каньон.
— Чудак человек! — усмехнулся я. — Могу поспорить, он добрался до Невады, когда ему пришло в голову, что он едет не туда и нужно справиться о дороге. Где он сейчас?
— В полдень я послал туда полицейского в форме, даже Полник должен поспать… Вы хотели, чтобы он там присматривал за порядком?
— Нет, я собирался попросить его поговорить с Мартой Харвей, сразу как она проснется, чтобы его никто не опередил. Теперь это уже не имеет значения.
Он несколько секунд внимательно смотрел на меня.
— Вы бы упростили собственную задачу, если бы сообщили кому-нибудь, что у вас на уме!
— Знаете, шериф, в данном случае лучше оставлять свои мысли при себе, потому что пока это лишь домыслы.
Он похлопал по магнитофону:
— Я прослушал эту ленту уже дважды и, признаться, едва не помешался. Прошу вас, Уилер, объясните мне, что к чему. Я ровным счетом ничего не понимаю…
Я принялся за подробный доклад. Постепенно физиономия Лейверса все сильнее вытягивалась, зато О-образная форма его рта становилась еще более округлой. К тому времени, когда я закончил, он совершенно скис.
— Может быть, там собралась целая свора психов, как я и сказал вам ночью по телефону? — пробормотал он растерянно. — Кстати, что заставило меня употребить слова «может быть»? Человек убит в запертой комнате с забитым досками окном, а доктор совершенно серьезно высказывает мнение о том, что его глотка была вырвана когтями какого-то гигантского зверя? Затем, у нас есть магнитофонная запись разговора жертвы с каким-то привидением или духом вплоть до того времени, когда он был убит? — Он умоляюще посмотрел на меня: — Пожалуйста, скажите мне, лейтенант, причем совершенно откровенно. Не является ли все это плодом моего воображения?
— Мне бы очень хотелось, чтобы я мог сказать «да», шериф, но куда это меня приведет? Что это нам даст?
— Есть ли у вас хоть какие-то идеи?
— Штук пятнадцать, причем все они идут в разных направлениях, — ответил я. — Скажите, Эд Сэнджер ничего новенького не сообщил?
Лейверс покачал головой:
— Абсолютно ничего. Все отпечатки пальцев принадлежат Слоукомбу.
— Что находилось в «дипломате»?
— Термометр, пистолет, принадлежащий Слоукомбу, и пачка бумажных салфеток, — угрюмо ответил шериф.
— Что намеревался этот победитель призраков сделать с термометром и салфетками? — удивился я. — Измерить температуру привидению и утереть ему нос, когда оно заплачет, прося пощады?
— Это был комнатный термометр! — рявкнул шериф. — И не крутитесь возле меня, Уилер, не теряйте попусту времени. Сами понимаете, газетчики ухватятся за это дело. Они умрут со смеху, решив, что мы охотимся за привидениями. — Произнося последнее слово, он даже поперхнулся. — Что вы намерены делать сейчас?
— Познакомиться поближе с теми людьми, которых увидел вчера ночью. Считаю, что у них у всех была возможность убить Слоукомба, так что теперь необходимо раскопать мотивы этого поступка.
— Классический подход, рекомендуемый всеми учебниками. — Он недоверчиво посмотрел на меня. — Когда вы начинаете говорить в таком духе, я невольно волнуюсь.
— У Джорджа Фароу они наиболее ясны, — продолжал я, не обращая внимания на его брехню, — так что, возможно, начну с него.
— А вы знаете, где его разыскать? — уж слишком будничным голосом спросил Лейверс.
— Полагаю, его адрес есть в телефонной книге.
Лейверс бросил через стол листок бумаги.
— Этот тупица сержант Полник составил список всех находящихся в доме с адресами, как только добрался до места… — Шериф неодобрительно посмотрел на меня: — Знаете ли вы, в чем ваша беда, Уилер?
— Конечно, — ответил я не задумываясь, — я — гений, а все гении немножко рассеянны.
Когда я вышел в приемную, то увидел, что Аннабел стоит, повернувшись ко мне спиной, как-то странно повиливая бедрами.
— Вы обучаетесь танцу пьяных?
— Эл Уилер! — Она схватила тяжелую металлическую линейку со стола и с угрожающим выражением лица двинулась на меня. — Убирайтесь отсюда!
— А я что делаю? — спросил я, ускоряя шаги.
Было около четырех, когда я остановил «хили» на подъездной дороге дома Фароу. Все следы недавней грозы исчезли вместе с колдуньями, решил я, солнце яростно светило с безоблачного неба. Это был такой денек, который даже родившиеся в Калифорнии люди считают подарком судьбы.
Владение Фароу, в отличие от владения Харвея, содержалось в образцовом порядке. Нарядные зеленые лужайки пестрели клумбами затейливой формы с роскошными цветами. Сам дом представлял собой беспорядочно выстроенное сооружение, но он тоже поражал своей ухоженностью и свидетельствовал о наличии приличных денег у владельца.
Вместо какой-то крохотной смотровой дырочки здесь в дверях были вставлены очень чистые чуть ли не зеркальные стекла, и я решил, что Фароу наверняка отличались гостеприимством. Нажав на звонок, я неожиданно получил потрясающее доказательство вольнодумства семейства Фароу.
Сквозь стекло я увидел девушку, появившуюся в дальнем конце холла, которая неторопливо приближалась к входной двери. Либо она только что вышла из ванной, либо в доме было слишком жарко, я как-то не стал особенно задумываться над этим вопросом. Не так-то часто приходится лейтенанту по линии служебных обязанностей сталкиваться с абсолютно нагой рыжеволосой девицей, которая с невозмутимым видом приближалась, лениво натягивая халат на одну руку. Как идиот, я совершенно позабыл снять палец со звонка, и он продолжал отчаянно дребезжать.
Рыжеволосая, возможно, решила, что пришел Судный день, во всяком случае, она все же завернулась в свой купальный халат.
Дверь неожиданно распахнулась, и я почувствовал арктический холод ее гневного взгляда.
— Ненавижу любопытных! — страстно заговорила она. — Мерзкие бессовестные маленькие людишки, которые подглядывают в окна и двери своими свинячьими глазками, со смаком разыскивая все то, что люди выбрасывают на помойку.
— Я вовсе не маленький!
— Что бы вы ни продавали, нам это не требуется! Советую поживее убраться отсюда, пока я не вышвырнула вас вон! Уж если я кого-то ненавижу, то это мелких негодяев…
— Заткнитесь! — гаркнул я.
Она вытаращила глаза:
— Да как вы… вы не смеете…
— Еще как смею! Вам следует помнить, что сказано о тех, кто живет в доме со стеклянными оконцами в дверях: они должны быть пристойно одеты, когда проходят по холлу. Правда, я не слишком приглядывался, но вроде бы это 37–23–38…
— 38–23–37, — медленно уточнила она.
— И мне кажется, что эта маленькая родинка, сами знаете, где она находится, весьма симпатична.
Высокий пучок огненно-рыжих волос устрашающе качнулся.
— Кто вы такой? — спросила она, тщательно выговаривая каждое слово. — Я все же передумала: пожалуй, я что-нибудь у вас куплю…
— Лейтенант Уилер из офиса шерифа, — представился я. — Мне хотелось поговорить с Джо Фароу, но почему-то теперь это не представляется мне особенно важным.
— Так вы — офицер полиции?
По выражению ее зеленых глаз было ясно, что она ошеломлена.
— Но ведь это не очень дикое предположение, правда?
— А я-то решила, что вы очередной ротозей, любитель совать нос в чужие дела. — Она закатилась звонким смехом. — Впрочем, я наполовину права: вы занимаетесь этим вполне легально.
— А вы кто такая?
— Лорин Фароу, сестра Джорджа. Он гораздо старше меня, разумеется.
— И к тому же сложен не так привлекательно! — добавил я.
— Почему бы вам не войти в дом и чего-нибудь не выпить? — предложила она. — Или вы не пьете в служебное время, лейтенант?
— Я всегда считаю работу удовольствием, — ответил я, входя в дом, — так почему бы и не выпить?
Мы прошли через холл, потом спустились по трем ступенькам в очаровательную комнату с баром и стеклянной стеной, отделяющей ее от внутреннего дворика. Лорин остановилась возле бара и вопросительно посмотрела на меня.
— Скотч со льдом, немного содовой, благодарю вас, — сказал я.
Она занялась приготовлением напитков, я же закурил сигарету и принялся изучать немного резкие, но приятные черты ее лица.
— Джордж куда-то отправился час назад, — сообщила она, ставя бокал передо мной, — не имею понятия, когда он вернется. Полагаю, что снова пошел в дом Харвеев. Вы слышали о кошмарном… — Ее глаза снова округлились. — Ну конечно же! Вы, должно быть, лейтенант, расследующий убийство, тот самый, про которого мне рассказывал за ленчем Джордж.
— Тот самый…
— Я ужасно заинтересована.
Она рассеянно бросила пару кубиков льда в старомодный хрустальный бокал и наполнила его до краев чистым бурбоном.
— Скажите, лейтенант, вы верите тому, что это сделал тот давнишний призрак? Серая — нет, Леди в сером?
— Если и не она, то кто-то постарался ложно обвинить ее.
— Почему бы нам не вынести наши бокалы на воздух? — предложила она. — Лично я считаю, что подсвеченные солнышком коктейли куда более привлекательны!
Она сдвинула вбок одну секцию стеклянной стены и вышла в патио. Там стояла пара шезлонгов класса экстра с толстыми пенопластовыми подушками, которые пружинили, покрыты они были элегантным материалом с гавайским орнаментом. Лорин села в один из них, перекинув ногу за ногу, при этом ее халат распахнулся почти до предела. Я тоже сел, сосредоточив внимание на совершенно потрясающей панораме, открывшейся мне до самого горизонта.
— Люблю судачить о людях, — заявила Лорин с довольным видом, — и чуть ли не впервые в жизни я получила законную возможность это делать, потому что моим собеседником является самый настоящий, живой лейтенант полиции. Ну не замечательно ли?
— Меня зовут Эл, — сообщил я, — мне не хочется, чтобы вы отвлекали мое внимание от своих прелестей, называя меня «лейтенантом».
Она равнодушно посмотрела на свои голые ноги.
— Почти прилично, — решила она, — это составная часть моего плана задержать вас здесь как можно дольше, чтобы преподнести на блюдечке всю ту грязь, которая мне известна о Харвеях. Можете не сомневаться, ее много!
— Соблазнять и разоблачать — вот ваши хобби, верно? Номер три — спиртное.
Она отпила немного бурбона:
— Вы уже встречались с моим братцем Джорджем, я его ужасно не люблю!
— Это чувствуется.
— Я часто размышляю над тем, что собой представлял его отец, — произнесла она со вздохом. — Все это произошло до моего рождения, но меня до сих пор мучает любопытство. Когда мне исполнилось шестнадцать, я решила напрямик спросить об этом мать в день моего двадцатилетия. Но она умерла вместе с отцом, когда мне шел девятнадцатый.
— Крайне сожалею, — вежливо произнес я.
— Не стоит, они повеселились от души, — равнодушно бросила она, — они были на какой-то вечеринке в тот раз и оба накачались, как водится. А у хозяина кончилось спиртное. Папенька добровольно вызвался смотаться в город за свежим запасом. Маменька отправилась с ним не потому, что боялась, что ему будет без нее одиноко, а потому, что так она гораздо скорее получила бы выпивку. Они ехали в машине с опущенным верхом, несколько человек видели, как они катили к мосту, поочередно передавая друг дружке бутылку. Ну и свалились посреди моста в реку, так что я неожиданно осиротела.
Она глубоко вздохнула.
— Выходит, в доме сейчас вас только двое, вы и Джордж?
Она кивнула:
— Мы стараемся как можно меньше видеть друг друга, но даже редкие встречи нас раздражают. Джордж — настоящий слизняк! Знаете, податливый слизняк хуже своенравного слизняка, верно?
— Я как-то никогда не задумывался на эту тему, — признался я, — полагаю, вы будете счастливы, когда Джордж женится на Марте Харвей?
— Женится на всех тех богатых запасах нефти, которые находятся на земле Харвеев, вы это имеете в виду? — Она закатилась громким смехом. — Он же вовсе не женится, Эл, он вкладывает деньги.
— Вы говорите, нефть под землей Харвея? — насторожился я.
Она протянула вперед руку и только что не уронила пустой бокал мне на грудь.
— Пойдите и наполните его вновь до краев удивительной, чудодейственной влагой, а когда вы вернетесь, я выложу вам всю подноготную этой истории, Эл!
Я сделал все, что мне было сказано, принес ей свежий бокал и опустился в шезлонг. Пенистый пенопласт пружинил, и ее халат поднялся еще на пару дюймов, открыв полосочку белой кожи выше загоревших бронзовых бедер. А я беседовал о залежах нефти! До чего же преданным своему делу порой я бывал!
Лорин отпила немного бурбона:
— Семейство Харвей владело этим местом уже давно, как вы, видимо, знаете, Эл. Моя теория такова: раз дом был построен, начался процесс упадка или загнивания, и обе девицы Харвей являются, скорее всего, конечными продуктами этого процесса, длящегося вот уже четыре поколения. Вот почему Марта и Джордж буквально созданы друг для друга!
— А что в отношении нефти?
— Я к этому перехожу… — Она понизила уровень жидкости в своем бокале еще на дюйм. — Не торопите меня!.. Они получат более ста акров земли, а судя по тому, что показали изыскания какой-то нефтяной компании, это означает минимум по паре нефтяных фонтанов на каждом акре!
— Весьма приятно для Эллиса Харвея!
— Ошибаетесь! — Она презрительно фыркнула. — Он даже еще больший болван, чем две его доченьки. «Я не заинтересован», — заявил он нефтяникам. Ему нравится его имение в таком виде, как оно есть. Его дед первым обосновался возле Лысой горы, и его внук не намерен уничтожать вековое наследство, менять его на нечто тривиальное, вроде денег. Так что вот как обстоят дела, Эл. Эллиса не сдвинуть с места, но Джордж убежден, что он передумает, как только получит новенького ультрасовременного зятя!
— Неужели он имеет такое огромное влияние на Эллиса Харвея?
— Все куда сложнее, страж закона и порядка, — пробормотала она, — все они имеют по куску земли, Харвеи всегда отличались предусмотрительностью и не очень-то рассчитывали на провидение. Эллису принадлежит львиная доля, но и обе девушки, и этот сморчок дядя Бен также имеют по доброму куску. Джордж рассчитывает нарушить баланс сил, как только он наложит руку на долю Марты, как я думаю. — Она громко засмеялась. — Я имею в виду ее участок земли!
— В таком случае мне кажется, Джордж не слишком огорчен тем, что случилось с Генри Слоукомбом?
— Бог с вами, дай ему возможность, милейший Джордж сплясал бы на его могиле, — злобно воскликнула Лорин, — с Джастин за компанию!
— Ну а ей-то что?
— Генри Слоукомб был ее приятелем до того, как Марта увела его у нее из-под носа… Генри пользуется репутацией сердцееда в наших краях, так что с его пояса свисает целая коллекция женских скальпов. — Она осушила бокал одним глотком и сунула мне его под нос. — В этих краях никуда не годное обслуживание!
Я снова совершил поход к бару. Халат продолжал медленно, но верно все выше и выше открывать тело своей хозяйки.
— Весьма привлекательный парень этот Генри Слоукомб, — задумчиво произнесла она, — никудышный поэт, без денег, без перспектив, но зато такое самомнение, что девушка испытывает к нему величайшую благодарность после того, как он порезвится с ней в стоге сена и оставит одну возвращаться домой. Он был одним из самых наглых негодяев, которых я когда-либо встречала, но, знаете, все равно я испытываю грусть оттого, что больше с ним никогда не увижусь.
— Верил ли Джордж в историю Леди в сером, семейное проклятие и все прочее? — спросил я ее.
— Джордж верит в Джорджа, — не раздумывая, ответила она, — все остальное — случайность, любопытный Эл. Пожалуйста, не произносите снова его имя, в особенности когда я пью. Это портит вкус доброго бурбона.
— Что за девушка Марта Харвей?
Она неохотно отняла бокал от губ.
— Марта? Настоящая сука, — деловито ответила Лорин. — Джастин — колдунья, но Марта на пару степеней хуже. Вы знаете девиц такого сорта, Эл Всезнайка? Им ничего не нужно, пока ты чего-то не заимеешь. После этого они готовы на все, лишь бы отнять это у тебя. Глаза завидущие, руки загребущие, а совести нет и не бывало!
— Как, например, она была счастлива с Джорджем, пока Джастин не раздобыла себе Слоукомба?
— А у вас котелок хорошо варит, Эл Воображала, только вы все еще не расправились с первым бокалом! — произнесла она на одном дыхании. — И, как я полагаю, это не слишком-то трогало старину Генри. Он подыскивал симпатичное, комфортабельное местечко, чтобы уютно устроить достаточно богатую семью с достаточно соблазнительной дочерью, которая оплачивала бы безропотно счета, пока он кропал свои немыслимые вирши; Джастин или Марта, его ни капельки не трогало, которую из них он в конце концов поведет под венец. Припоминая, что он собой представлял, можно предположить: он наверняка рассчитывал, что, как только супружество поднадоест, будет совсем неплохо иметь под рукой сестрицу…
— Поражаюсь, как ему все же удалось дожить до такого возраста!
— Ему было двадцать шесть.
— Именно это я и имею в виду… Что скажете про дядюшку Бена? Есть ли грязь, которой вы можете облить и его?
Я заметил, что ее рука задвигалась, и вскочил с места.
— Все ясно, — произнес я устало, забирая у нее пустой бокал.
— На этот раз всего один кубик льда, Эл Виночерпий! — крикнула она мне вдогонку. — Бурбон теряет аромат, когда льда слишком много.
— Дядя Бен, — заговорила она несколькими минутами позже, крепко сжимая бокал обеими руками, — пресмыкающееся, которое таскает свой собственный панцирь за собой, чтобы в случае необходимости в нем скрыться. Этот хитрец привык загребать жар чужими руками, к нему не так-то легко придраться! Дядя Бен, отважный исследователь, вернувшийся из чужедальних стран. Он таки исследователь, привык запускать руки куда вздумается. Я это обнаружила в первый же раз, когда они посадили меня рядом с ним за обедом.
— Исследователь на самом деле?
— Вообще-то на протяжении пятнадцати лет он путешествовал по разным странам, — сказала она, пожимая плечами. — Припоминаю, когда мы были еще ребятишками, у Марты была лучшая коллекция марок в наших местах, все подарки от дядюшки Бена, присылавшего письма с разных концов земли. У него была жена, умершая от чего-то отвратительного на Мадагаскаре, так он сказал. Лично я считаю, что однажды у них ничего не нашлось к обеду, вот он ее и съел. После этого он вернулся домой и пригрелся на груди своего братца, у которого и пребывает последние два года. Судя по его взглядам, которыми он ощупывал меня как-то, когда я была в одном купальнике, женская грудь занимала важное место в его жизни!
Ее голос звучал все глуше и глуше, лицо раскраснелось, глаза осоловели.
Я неохотно поднялся с кресла:
— Мне нужно двигаться. Беседа с вами доставила большое удовольствие, Лорин. Вы очень мне помогли; знаете, мне кажется, вы снабдили меня таким материалом, о существовании которого я и понятия не имел. Надеюсь, мы скоро вновь увидимся?
Она с большим трудом приподняла голову. Очевидно, ей было трудно справиться с собой.
— Куда вы спешите, Эл Непоседа? — Ее брови сошлись в одну ниточку. — Я вам наскучила или что-то такое?
— Я получил огромное удовольствие от нашей беседы, Лорин. Но меня призывает служебный долг, вы же понимаете?
— Не уходите, — обиделась она, — оставлять меня одну-одинешеньку, когда мне нечем заняться, это нехорошо. — Она слишком энергично тряхнула головой, добрый бурбон выплеснулся из ее бокала на голые бедра. — Садитесь рядом, бесстрастный Эл, и выпейте еще стаканчик, а?
— Крайне сожалею, дорогая, мне действительно надо идти!
Она надула губы, как маленький ребенок.
— Мне кажется, вы противный… Мы бы могли прекрасно поразвлечься, если бы вы задержались подольше. — Внезапно она изогнулась так, что халат соскользнул с нее. — Останьтесь же, Эл!.. — Теперь ее голос звучал хрипло. — Мы можем заняться любовью…
Я успел добраться до трех ступенек, ведущих в холл, когда услышал звон разбившегося стекла, и поспешил назад. Рука Лорин неподвижно свисала, почти касаясь разбитого бокала, лежавшего в небольшой лужице бурбона. Сама же Лорин громко храпела, положив голову на плечо.
К тому времени как мне удалось подсунуть одну руку ей под колени, а вторую под плечи и поднять ее со стула, я дышал как паровоз. Ноша оказалась удивительно тяжелой. Но все же я отнес ее в дом и осторожно опустил на кушетку в гостиной, не поленившись прикрыть халатом оголенные места.
Когда я наконец втиснулся в свой «хили», солнце торопливо ускользало с небес, а над домом Харвеев замерла кучка облаков, окрашенных в красный цвет.
Многое было сделано, чтобы приручить и укротить каньон за Лысой горой в течение последнего столетия, но даже сейчас он выглядел удивительно враждебным.
Мне внезапно пришла в голову мысль, каким он показался Найджелу Харвею, когда тот впервые привез свою дочь в это странное место. Возможно, оно выглядело привлекательным — именно тот уголок земли, где можно будет уберечь от тревог и неприятностей девушку, подозреваемую в колдовстве и убийстве. Я должен был отдать Делии должное: она стойко скрывалась где-то в стороне от людей последнюю сотню лет. Похороненная у подножия гигантского дуба, она ни на минуту не исчезала из мыслей представителей семейства Харвей.