Полиция, полиция, картофельное пюре!

IX

Бенни Скакке снимал комнату в доме на Чэрлексгатан, всего через квартал от здания полиции. Комната была большая, уютная, с удобной и практичной, хоть и чуть потертой, мебелью. Ему она досталась от помощника инспектора, которого перевели служить в Ландскруну. Хозяйка, пожилая и по-матерински добрая женщина, была вдовой полицейского и требовала от жильцов только одного: чтобы они тоже служили в полиции.

Ванная и кухня находились почти что рядом, и Бенни Скакке пользовался ими сколько хотел. Он был человеком привычки, или, точнее, становился им. Бенни, собственно говоря, вовсе не хотел жить по расписанию, но считал, что скорее добьется своей цели, если будет действовать по определенной системе. А целью его было стать шефом полиции.

Каждое утро он вставал в половине седьмого, делал зарядку, занимался со штангой, принимал ледяной душ, растирался полотенцем и одевался. Потом плотно завтракал.

Поскольку его рабочее время не имело точных границ, он занимался спортом тогда, когда был свободен в течение дня. Не реже трех раз в неделю ходил в бассейн, ездил за город на велосипеде или, надев тренировочный костюм, бегал трусцой по парку; не пропускал тренировок в футбольном клубе полиции и участвовал во всех матчах. Вечерами изучал право, он уже сдал два кандидатских экзамена и осенью надеялся сдать третий.

Каждый день в одиннадцать утра и в девять вечера он звонил своей невесте Монике. Они обручились в Стокгольме за неделю до того, как его перевели в Мальмё; она только что получила диплом специалиста по лечебной физкультуре и пыталась найти работу тоже в Мальмё, но ближе, чем Хельсингборг, ей ничего не могли предложить. Во всяком случае, и это было неплохо, потому что удавалось встречаться в тех редких случаях, когда их выходные совпадали.

В это жаркое и солнечное субботнее утро он все-таки настолько отошел от своей системы, что встал на час позже и не позавтракал. Вместо этого он налил в термос холодного шоколадного молока и положил термос в парусиновую сумку вместе с плавками и махровым полотенцем. По дороге в полицию он зашел в кондитерскую на Давидсхалсторг и купил две булочки с корицей и ванильную сдобу. Миновав медные ворота главного входа в здание полиции, он вошел во двор, где стоял его велосипед. Велосипед был черный, датская модель, на раме он собственноручно изобразил белой краской слово «ПОЛИЦИЯ» печатными буквами. Он надеялся, что это отпугнет похитителей.

Привязав сумку к багажнику, Скакке сел на велосипед и поехал через зеленый и тенистый Дворцовый парк в купальню на Риберсборг. Несмотря на ранний час, солнце уже пекло вовсю. Он купался и загорал примерно час, потом уселся на берегу и поел.

Когда Скакке вошел в свой кабинет, было половина девятого. Его стол украшала записка от Баклунда:

«Монссон у вдовы. Бек пока в „Савое“. Карауль телефон. Я буду в 12.00. Баклунд».

Скакке сел за стол и стал караулить не издававший ни звука телефон, раздумывая над убийством Виктора Пальмгрена. Какой тут мог быть мотив? Поскольку Пальмгрен был богат, это, очевидно, деньги. Или власть. Кому была выгодна его смерть? Шарлотта Пальмгрен оставалась ближайшей и, насколько он знал, единственной наследницей денег; к власти ближе всех стоял, вероятно, Матс Линдер. Если учесть красоту Шарлотты Пальмгрен, ставшую притчей во языцех, и ее относительную молодость, то мотивом могла быть и ревность. Вполне возможно, что у нее был любовник, которому надоело играть вторую скрипку. Но в таком случае он выбрал странный способ избавиться от законного мужа. Какой мотив ни возьми, образ действия казался очень необдуманным. Правда, преступнику удалось уйти, но шансы на это были ничтожно малы, если он планировал убийство заранее. Кроме того, Пальмгрен умер только через сутки; могло случиться так, хорошо это было бы или плохо, что он бы выжил. Убийца должен был также знать, что Пальмгрен находился в «Савое» именно в этот момент, если только он не был каким-то сумасшедшим, который просто-напросто пристрелил первого встречного.

Телефон зазвонил. Главный инспектор Мальм из Стокгольма спрашивал Мартина Бека. Скакке сообщил, что тот, вероятно, находится в гостинице, и Мальм повесил трубку, не поблагодарив и не попрощавшись.

Бенни Скакке потерял нить своих рассуждений и погрузился в мечты. Он представил себе, как он самостоятельно ведет расследование, выслеживает и берет преступника. Его повышают в должности, остается только карабкаться по этим ступенькам еще выше. Он добрался уже почти до должности шефа полиции, когда телефонный звонок прервал его мечтания.

Звонила женщина. Сначала он не понял, о чем она говорит, – сконский диалект стокгольмцы понимают плохо. До перевода в Мальмё Скакке не бывал в Сконе, и его не удивляло, что некоторые из местных диалектов он понимает с трудом. Поражало Скакке другое: его самого не всегда хорошо понимали. Его, говорящего на чистейшем шведском!

– Я насчет того убийства, про которое напечатано в газете, – сказала женщина.

– Слушаю вас.

– А кто со мной говорит? – подозрительно спросила она.

– Помощник инспектора Скакке.

Женщина молчала, очевидно, что-то взвешивая.

– Помощник? А начальника, что, нету?

– Да, он вышел. Но вы можете говорить со мной. Я тоже занимаюсь этим делом. Ну, так что же вас тревожит? – Самому Скакке казалось, что его тон должен внушать доверие, но женщина, как видно, не совсем была убеждена в его компетентности.

– Пожалуй, лучше уж мне самой прийти, – торжественно сказала она. – Я тут недалеко живу.

– Да, пожалуйста, – приветливо сказал Скакке. – Спросите помощни…

– Может, и начальник к тому времени успеет вернуться, – добавила она и повесила трубку.

Прошло двенадцать минут. В дверь постучали. Если эта женщина во время разговора по телефону относилась к Скакке скептически, то теперь, увидев его, и вовсе, кажется, потеряла к нему полное доверие.

– Мне бы кого-нибудь постарше, – сказала она, словно выбирая товар в магазине.

– Весьма сожалею, – сухо сказал Скакке. – Но сейчас на этом посту нахожусь я. Садитесь, пожалуйста.

Он пододвинул стул чуть ближе к письменному столу, и женщина осторожно уселась на самый краешек. Она была маленькая, кругленькая, в светло-зеленом плаще и белой соломенной шляпе.

Вернувшись на свое место за столом, Скакке сказал:

– Итак, фру…

– Грёнгрен.

«Неужели бывают такие фамилии?» – подумал Скакке.

– Итак, фру Грёнгрен. Что вы можете сказать, о том происшествии в среду?

– Об убийстве, – сказала она. – Дело в том, что я видела убийцу. Хотя, конечно, тогда я не знала, что он убийца. Только когда в газете про это прочитала, поняла.

Скакке подался вперед, положив ладони на стол.

– Рассказывайте, – сказал он.

– Значит, так. Я ездила в Копенгаген за продуктами, а когда вернулась, встретила подругу и пила с ней кофе в Брэннуме, поэтому домой шла довольно поздно. Дошла до Мэларбрун, а на перекрестке красный свет горит. Я стою и жду. Это как раз напротив «Савоя». И вдруг вижу: человек какой-то из окна вылезает, из ресторана, я там бывала с племянником, так что знаю, что это ресторан. Вот паршивец, думаю, поел, а платить не хочет, через окно удирает. Но сделать-то ничего не могу, ведь красный свет горит, и никого поблизости нету.

– Вы видели, куда он потом направился?

– Конечно. Подошел к стоянке велосипедов возле гостиницы, сел на велосипед и поехал в сторону Дротнингторгет. Потом зеленый загорелся, но тогда я этого человека уже не видела, ладно, думаю, директор ресторана, наверное, не обеднеет, надо домой идти. Ну а когда перешла дорогу, вижу, из гостиницы люди выбегают, смотрят по сторонам. А его уж и след простыл.

– Вы можете описать этого человека? – спросил Скакке с плохо скрываемым нетерпением и раскрыл свою записную книжку.

– На вид ему лет этак тридцать-сорок. А может, и больше сорока, поскольку он лысоватый, не совсем плешивый, а редкие, значит, волосы. И темные. И костюм на нем коричневый, желтоватая такая рубашка и галстук не знаю какого цвета. Ботинки, по-моему, черные или коричневые, нет, точно, коричневые, раз костюм такой.

– Как он выглядел? Телосложение, черты лица, особые приметы?

Она задумалась.

– Он худой. И сам худой, и лицо тоже. Выглядел как обычный человек, только роста он довольно высокого. Нет, поменьше вас, конечно, но тоже длинный. Не знаю, что еще сказать.

Скакке молча сидел и смотрел на нее. Потом спросил:

– Когда вы потеряли его из вида? Где он в тот момент находился?

– У светофора, по-моему. На перекрестке у Бруксгатан. Там, видно, красный свет был. А потом загорелся зеленый. Я перешла дорогу, а он уехал.

– Хм, – сказал Скакке. – А вы видели, что за велосипед у него?

– Велосипед? Да обычный велосипед, кажется.

– Не заметили, какого цвета?

– Нет, – ответила фру Грёнгрен, покачав головой. – Ведь машины все время проезжали, заслоняли его.

– Так, – сказал Скакке. – Больше ничего не можете припомнить?

– Нет. Только то, что рассказала. А какое-нибудь вознаграждение мне за это будет?

– Не думаю, – сказал Скакке. – Помогать полиции – моральный долг общественности. Вы не могли бы оставить свой адрес и телефон, чтобы вас вызвать, если понадобитесь?

Женщина назвала свой адрес и номер телефона. Потом встала.

– Ну тогда до свидания, – сказала она. – А как вы думаете, в газете про меня напечатают?

– Вполне вероятно, – сказал Скакке, чтобы как-то ее утешить.

Он поднялся и проводил гостью до дверей.

– До свидания. И большое спасибо за помощь. И за беспокойство.

Он вернулся к письменному столу, но в это время дверь снова приоткрылась, и женщина просунула голову в щель.

– Да, вот еще что, – сказала она. – Прежде чем сесть на велосипед, он достал что-то из-за пазухи и сунул в картонную коробку на багажнике. Я совсем забыла сказать.

– Так, – сказал Скакке. – А вы случайно не видели, что это было? То, что он вынул из-за пазухи?

– Нет, он стоял вроде как отвернувшись. Но коробка была вот такого размера. Длиной почти с багажник и высотой сантиметров десять.

Скакке еще раз поблагодарил, и фру Грёнгрен ушла, на этот раз окончательно.

Он набрал номер телефона морского вокзала.

На обложке записной книжки еще тогда, когда она была совсем новой, его рукой было написано: «Помощник инспектора Б. Скакке». Ожидая ответа по телефону, он принялся пририсовывать перед этой надписью слово «Первый».