Полигон (СИ)

В кармане завибрировал мобильный, оповещая короткой трелью о пришедшем сообщении.

«Освобожусь после семи. Могли бы увидеться в восемь» — пришел ответ от Багрова.

Удача! Сезонов набирал новое сообщение, договариваясь о месте встречи.

Багров оказался высоким и крепким, будто боец спецназа. Молодая темно-русая щетина, светлые короткие волосы и выразительный, сосредоточенный взгляд, которому, однако, оказалось не чуждо выражение мягкости. В целом — русский парень с внешностью героя приключенческого киноромана. Очень напоминает обидчика колумниста Яркова по его же описанию. Потому что это он и был. Тот самый офицер, который избил журналиста неделями ранее, приехав в редколлегию народной туношенской газеты.

Сезонов сумел не выдать эмоций, поразивших его при первом взгляде на Багрова, когда узнал его. Едва войдя в кафе, капитан быстро обвел глазами гостевой зал и спустя секунду увидел подполковника, занявшего стол на две персоны между стеной и барной стойкой, уверенным и широким шагом направился к нему.

Интересное дело получается, подумал Сезонов. Совершенно случайное — или нет — совпадение, что Багров — тот, кто имеет отношение к полигону и кто угрожал журналисту. А по словам последнего он, капитан, пришел тогда в редакцию в составе людей якобы из следственного. Что-то не сходится. Либо Ярков что-то напутал, не разобравшись в военных структурах, либо Багров не тот, за кого себя выдает.

Сезонов поднялся из-за стола навстречу подошедшему.

— Здравия желаю, товарищ подполковник.

— Добрый вечер. Можно просто Валерий.

— Тогда тоже можете просто — Андрей.

Обменявшись рукопожатием, офицеры сели. Сезонов был в замшевом пальто и светлых брюках: свою военную униформу он оставил в Москве, гуляя по Ярославлю в гражданском и имея при себе для подтверждения принадлежности к вооруженным силам служебное удостоверение. Багров пришел на встречу в демисезонном оливковом костюме. Снятую на входе в кафе кепку-фуражку он положил на край стола рядом с собой. За считанные дни, что Сезонов провел в городе, погода стремительно преображалась: снега, можно сказать, уже не стало; солнце растапливало последние льдинки и сушило проталины; горожане переобулись в весенние полуботинки и туфли, а многие уже сменили пальто на куртки — погода была по-настоящему весенняя.

— Я вас надолго не задержу, мне самому надо спешить, — сказал подполковник, глядя Багрову в глаза и читая его эмоции. Капитан не был расслаблен, но не напряжен, скорее собран, заинтересован — и готовый уйти от провокационных вопросов, перенаправив беседу в иное русло. С таким играть в игры следует осторожно, чтобы не обмануться самому.

К ним подошел молодой официант с гнусавым голосом. Оба офицера заказали по бокалу пива и гренки.

— Итак. Чем мог бы помочь вам, подполковнику московского управления, я, обычный областной капитан? — Багров развел ладони на столе и распрямил спину, удобнее сев на стуле.

— У нас с вами был один общий знакомый. Мы оба его знали, но друг о друге через него нам не известно. Полковник Арсений Ковалев. Который — вы знаете? — на прошлой неделе скончался.

— Да. — Багров на несколько мгновений опустил взгляд в стол и покивал. При этом в его глазах пронеслась какая-то тень, будто внутри кольнуло нечто вроде волнения, которое он хотел скрыть. — Это был удар и для моего отца, они крепко дружили все почти сорок лет. Я сам неоднократно встречался с Арсением Павловичем. Мы хорошо ладили. А где вы с ним познакомились?

— Кажется, что целую вечность назад: ощущение, что я знаю его очень давно. В начале нулевых пересеклись на учениях, как-то сразу задружились… Я был на его похоронах.

— Отец не смог приехать и сокрушался, — произнес Багров, взглянув на улицу в окно. — Он сейчас в командировке на Дальнем Востоке.

— Понимаю. Так вот. — Сезонов, начиная следовать прописанному в своей голове речевому сценарию, приготовился ловить в каждом движении, взгляде и подергивании лицевых мышц капитана то, что может его выдать. — Я слышал, что Арсений в начале года, кажется, хотел увидеться с мужчиной — офицером, который, как он узнал, приехал на службу в Ярославль.

— Да, это был я, если всё верно и мы оба не ошибаемся. Жаль, что так и не увиделись. Он меня не нашел. И я его. Мне потом, позже передали, что он искал меня, хотел внезапно появиться, удивить, так сказать.

Последние фразы Багров произнес как-то сбивчиво, будто потерял уверенность. Изменение можно было не заметить и посчитать за вполне естественное, но Сезонов взял это на заметку.

— Да. Печально.

— Ну, что теперь делать… Как его семья?

— У вдовы настроения до сих пор нет. Дети, сами грустные, стараются эмоционально поддерживать ее.

— Им нужно что-то? Какая-то помощь? Может, я бы мог…

— Я им передам о вас.

Подошел гнусавый юноша-официант и поставил перед мужчинами, сняв с подноса, бокалы светлого пенящегося алкоголя и стеклянную миску с ароматными чесночными гренками из темного хлеба. Полминуты офицеры помолчали, распробовав пиво и закуску.

— Когда искал вас, узнал немного информации из личного дела. Вы из Петербурга, верно?

— Так точно. После службы по призыву и спецобучения остался в тренировочном центре общевойсковой подготовки, а с января этого года переведен сюда.

«Ну, гражданин Ярков, — думал Сезонов, слушая рассказ капитана о себе, — и где здесь следственный? Мне врал? Но зачем, если намерен был рассказать всю правду от и до? Или действительно не разобрался тогда? Или сейчас в лицо врет Багров? Хотя про службу в Питере — правда, но вот где на самом-то деле…»

— Но скажите, — глотнув пива, спросил Багров, — вы хотели увидеться, чтобы сказать мне про смерть Ковалева? Или узнать, что я это знаю?

— Я хотел увидеться, чтобы узнать, насколько хорошо охраняются часть и полигон на трассе в сторону Туношны.

Сезонов обыденно проникновенным взглядом прямо смотрел на Багрова. Тот выдержал, но недолго — отвел глаза в сторону, заглушая в себе подступившие эмоции волнения и подозрения, спешно заменяя их на холодность и будто принятие в свой адрес такого вполне естественного вопроса.

«Так вот зачем ты здесь, подполковник Сезонов. Так вот зачем тебе я. Тебе что-то известно. Точно — известно. Насколько далеко ты зашел в своей логике, своих рассуждениях? Где имеешь своего крота, который сливает тебе информацию о следствии по делу о смерти офицера Ковалева, о полигоне и военчасти? Почему не говоришь прямо, что́ знаешь? И много ли успел узнать? Что удалось выведать?»

Этим самым подполковник подтвердил, что ему известно, в каком конкретно месте он, капитан Багров, проводит свои служебные часы. Этим самым Сезонов дал понять, что он связывает трагедию Арсения Ковалева с полигоном у Туношны. Ведь не зря сначала заговорил о полковнике.

Но знает ли этот московский в действительности, чем он тут, Багров, занимается? Знает ли, что́ на самом деле происходит на полигоне и почему столь важно, как о том, что происходит под его землей, никто ничего не знал?

«Игра против меня, да? Ну ничего, ничего. Я не проиграю ни одного раунда. Как бы увести тебя подальше… Тебе не надо знать много. Точнее — тебе не надо знать всего. Ты принесешь много проблем, Сезонов, если еще будешь пытаться приблизиться к тому, что хочешь разгадать. Ты уже — сама проблема. Ты сам их себе создаешь. Зря. Ты ступил на опасную дорогу. И если ты понял или догадываешься, с чем имеешь дело, будешь бояться оповестить свое командование. Потому что сам не поверишь в происходящее. Потому что самой большой верхушке вовсе неизвестно о творящихся в части делах. Тогда будет тем проще тебя, одного, раздавить.»

— Имеете в виду, насколько хорошо защищен от попыток проникновений извне? — после довольно продолжительного молчания спросил, вздохнув, Багров тоном, ничего не заподазривающим.

— Как то, — согласно кивнул Сезонов.

— Конечно. Всё под моим контролем в том числе. Новое недавнее оборудование слежения, датчики, камеры, освещение.

Багров говорил осторожно, словно выверял в мыслях каждую новую фразу и следующее слово, но мускулы на его лице не дрогнули. Он не возился на стуле, не потирал ладони, не бегал хаотичным взглядом по кафе — то устремлял взор куда-то в окно на людей и транспорт, то ненадолго возвращался к лицу подполковника. На самом же деле за пивными глотками капитан прятал бешеный поток рвущих голову мыслей: жизненно необходимо, чтобы московский офицер перестал подозревать военчасть в чем-то неправомерном. Как вообще заставить Сезонова не думать и не интересоваться этой темой? Как запретить?

— На полигоне сейчас к тому же хранится недавно завезенное секретное оборудование, доставленное для скорой опытной проверки. Там же идет разработка малоразмерного оружия по новым технологиям. Исследование и хранение образцов инертных и активных оригинальных и синтезированных материалов. Они находятся в максимально охраняемых и защищенных условиях, исключающих сторонние факторы, которые могут хоть даже малым образом нарушить экосистему и микроклимат некоторых спор. Вам может быть известно всё это о полигоне? Данные загружены в открытую базу ведомства, доступ только для нас, военнослужащих, конечно. Вы можете сами почитать и сделать вывод, что такая территория нуждается в особой охране. Из-за того, что там располагается, что там есть.

— Действительно, — хмыкнул Сезонов, добавляя: — Например, загадочные, непонятные существа.

«А вот это удар поддых. Нокаут.»

Сезонов уловил явную перемену в лице капитана. Но вместо принятия поражения и раскрытия карт последовал вполне естественный простодушный смех. Подполковник даже удивился. Багров откинулся на спинку стула, широко растягивая губы и поблескивая глазами. Просмеявшись, капитан мотнул головой и взглянул на Сезонова с искренним непониманием.

— Я не верю ни в каких чупакабр! — Багров развел руками, откусив от гренки. — А будучи здесь, на службе, неполных четыре месяца, ни разу не наблюдал чего-либо подозрительного и уж тем более устрашающего.

«Врешь, капитан. Уверен, что знаю, как ты сейчас закрыт и неоткровенен. Просто уже научился вести себя ровно, когда в твоем отношении что-то подозревают.»

— Но люди — случайные свидетели из небольших сел и поселков у города — утверждали, что видели какое-то существо недалеко от Ярославля какое-то время назад. — Сезонов поменял позу, сев поудобнее. — Практически в той местности, где и располагается ваша часть.

— Мало ли что говорят. — Багров развел руками. — Слышали, может: как-то раз старого койота приняли за мифическое страшилище? Люди готовы преподнести ситуацию всему миру так, как им почудилось самим, вселив свою уверенность в других, заражая ею. Массовый психоз.

— То есть утверждаете, что ничего подозрительного о полигоне не знаете и за время службы не слышали. И не видели.

— Утверждаю и подтверждаю.

Багров прямо смотрел в глаза подполковнику, словно честный старшеклассник клялся учительнице в своей невиновности в школьном проступке.

— При чем здесь эти ваши ужастики? Очень неуместно, учитывая, что изначально мы говорили о погибшем полковнике Ковалеве, — недоверчиво прошептал Багров.

— Смотря с какой стороны подойти к этому. — Сезонов повел плечами.

Капитан сделал большой глоток, залпом допивая оставшееся пиво и подзывая официанта для расчета.

— С какой стороны не подойти, ясно только это. Что полигон охраняется. А Ковалев умер. Ничего более.

— Тогда простите, если сейчас заставил вас чувствовать себя под подозрением. И простите за странные вопросы. Да, ясно то, что Арсения уже не вернешь.

Капитан слишком твердо кивнул и взял со стола кепку. Официант положил на стол расчетную книжку. Багров, не глядя на чек, вложил в кармашек книжки купюру.

— Разрешите идти?

Сезонов молча кивнул, быстро взглянув на капитана и вновь опуская глаза на бокал, отпивая пиво.

— Всего хорошего. Товарищ подполковник, — поднявшись, Багров надел головной убор, внимательно глядя на Сезонова.

— Спасибо, что нашли время для встречи, — кивнул тот на прощание, добавив в голос почти неподдельную искренность.

Багров ушел не оборачиваясь. Подполковник не проводил его взглядом. Медленно допил пиво, доел последние гренки и тоже подозвал официанта для оплаты заказа.

«Он врет и не говорит всей правды. Он понимает, что мне что-то известно.»

Так думал Сезонов, выходя на теплую погожую улицу из кафе.

Так думал Багров, спешно направляясь к своему автомобилю, мрачным, полным раздумий взглядом рассматривая горожан перед собой.

Выезжая с парковки, капитан достал мобильный телефон и набрал номер. Ответ последовал нескоро.

— Да, слушаю?

— Серёг, простучи-ка мне всё, до чего сумеешь дотянуться, на подполковника Валерия Сезонова. Из Москвы. Это мой личный запрос тебе.

— То есть никого не привлекать? Ладно, сделаю.

— Спасибо. Только тихо, никому об этом. И как можно скорее.

— Что-то случилось?

— Он что-то знает про полигон. Конкретно что, не знаю. И связывает его со смертью Ковалева.

— Погоди, еще раз, как, ты сказал, его фамилия? Сезонов?

— Да. Отчество не помню.

— Не надо. Я его запомнил. Сезонов Валерий Игоревич. Он несколько дней назад приезжал к полигону, когда я там был с трасологами.

Багров замолчал, пораженный новостью.

— А ты что мне не сказал про это!

— Я же его развернул сразу же, минуты через две, как он подъехал. Он ничего и никого даже увидеть не успел.

— Этот тип сейчас встречался со мной будто бы для приятельской беседы и заговорил о полигоне. Упомянул… кое-что. Если понимаешь, о чем я.

Теперь в трубку молчал следователь Аверченко.

— Это уже второй тип за последние месяцы, который догадывается о зверях, — летя по дорогам, не встречая на пути запрещающего сигнала для автомобилей, сухим голосом говорил Багров. — Сначала журналюга. Теперь этот, столичник.

— Значит, он как-то вышел на Яркова и встречался с ним.

— Получается, так. И этот очкастый ему всё рассказал, урод. Мало я его тогда побил… В общем. Мне надо знать по максимуму об этом подполковнике. Только сам не нарвись на проблемы в несогласованных поисках.

— Обижаешь. Поищу, будь спокоен.

— Ага, давай.

Багров сбросил вызов и, кинув телефон на соседнее с водительским кресло, вдавил на газ.

***

Кажется, настало время предпринять то, что пытался проделать Арсений. Пойти ва-банк.

Я начинаю его понимать. Что-то нестерпимо гложет. Не дает покоя. Занимает все мысли. Не жизнь, а… какое-то страдание от желания знать правду.

Некое ощущение границ дозволенного еще присутствует. Хотя нет, наоборот — происходитстирание этих граней. И всё же… аахх, как тяжело. Как нельзя разобраться. Как не можешь думать, но хочешь действовать. Как не хочешь действовать, а лишь можешь думать об этом.

Если бы ты не поехал на тот полигон, Арсений… Если бы…

Это ты заставляешь меня проследовать по твоему последнему пути. Ты подталкиваешь на поиск и добычу фактов и доказательств. Именно ты сам был бы рад узнать в действительности, что́ не так с этим злосчастным полигоном…

Наверное, за тебя это узнаю я.

Внутренний голос сопротивлялся, но чувство справедливости и поиска правды было непоколебимо и упорно. Внутри Сезонова страх боролся с желанием. Он понимал всю невероятность и рискованность предпринимаемого шага, но не знал, не имел даже приблизительного понимания, что́ может ему встретиться близ военной части.

Подполковник знал, что внутреннее противоречие будет терзать его, если он что-то сделает и если это же «что-то» не сделает. Невидимые когти будут скрести и щемить сердце, если он останется в гостиничном номере и начнет выдумывать новые планы, новые способы приближения к истине, равно как если бы он ехал по Костромскому шоссе. Тревога будет преследовать его, какой бы из двух вариантов он ни выбрал. И сердце будет бешено колотиться, в ушах и висках стучать горячая кровь, а тело будто опустят в ушат с холодной водой…

Главное, чтобы в действительности, отдавшись вольнодумию, не съехать в холодную воду — река еще совсем не прогрелась.

«Нива» подполковника пересекала Косой мост в сторону Московского проспекта. Сезонов был в ужасе сам от себя. Не он, но кто-то будто в его голове, за него решил и его ногами направился к машине, сел в нее, завел мотор и выехал в апрельскую ночь в сторону полигона.

Что. Я. Делаю.

Только эти слова весь последний час непрерывной каруселью занимали разум, отталкивая иные мысли, в том числе те, которые хотели достучаться до подполковника в отчаянном призыве и мольбе развернуться прочь и уехать, чтобы не нарваться на неприятности. Но тело будто околдовали. Будто управляли.

«Нива» остановилась за полкилометра до видневшегося между деревьями забора полигона. Съехав с трассы за поле в плотный ряд деревьев, заглушив двигатель и выключив фары, Сезонов несколько минут смотрел в сторону закрытой спецчасти. Он не мог решить и решиться. Хотя уже здесь, уже приехал. Вот, совсем недалеко. Что его ждет? Что может случиться? Увидит ли он то, что так смертельно напугало Арсения? И выдержит ли пережитое погибшим другом сам? А если нет? Но он же хотел, сам жутко хотел разгадать тайну полигона. Сам убедиться. Во имя памяти о Ковалеве добыть правду и не оставить всё просто так.

Хотя что он сможет предъявить в качестве доказательств, если сейчас наткнется на нечто чудовищное? У него нет с собой камеры. Телефон сразу отметается: ночная съемка на нем ужасна. Так, на словах, ему никто не поверит, соберись он передать о своем наблюдении нужным людям. Но очевидно ведь, что не соберется! Во-первых, сразу разберутся, что действовал он, подполковник Сезонов, незаконно и недостойно офицера, во-вторых, как ясно из первого, нагрянет двойное следствие: в отношении его незаконного проникновения на полигон и в виде внеплановой проверки военной части. В общем, плохо будет всем и каждый, затянутый в следствие, хорошенько отберет по законам мирного времени, в деле, спрятанном в секретных грифах.

Ва-банк, Валера. Ва-банк. Только так.

Внутренний голос несколько раз повторил эту фразу, будто подгоняя, вселяя уверенность в правоту действий. Но Сезонова наоборот всё больше и больше тянуло назад. Тянуло назад, когда он вышел из машины и ступил на влажную землю. Звало назад, когда он, пригибаясь, осторожничая, шел за деревьями в сторону полигона. Призывало назад, когда он оказался в заключении леса, скрывшего его от трассы. И вот теперь уже дороги обратно не было.

Всего в ста метрах впереди тянется холодный бетон забора с редкими островками заградительной сетки.

Сезонов остановился за широким стволом и еще раз провернул в голове план действий на случай опасности. План весьма прост: вырваться и, не мешкая, не оглядываясь, нестись к машине. Но лишь бы пришлось только наблюдать издалека. Только бы не убегать от преследования чудовища. И неизвестно, что хуже: встретиться с Багровым или же нет. Вдруг тот вернулся, уверившись, что он, Сезонов, осмелится дойти до того, что приблизится к полигону? Или прислал сюда своего человека, или наказал младшему подчиненному следить и выяснять, не покажется ли московский подполковник, а сам тратит время на то, что объезжает все гарнизонные части и собирает данные о нем, внезапном столичном госте?

Сезонов настолько забылся в мыслях, что даже, казалось, сосредоточенный и внимательный взор привыкших к темноте глаз всё же едва не пропустил возникшую впереди фигуру. Та медленно и осторожно пробиралась среди хвои, светом тактического фонарика, закрепленного на огнестрельном оружии, рыская где-то в верхушках деревьев и на уровне пояса. Подполковник вовремя пригнулся и, едва слышно шаркнув прошлогодней листвой под ногами, присел за ближайшей елью, до боли в глазах всматриваясь в человека. Он надеялся, что его долго не заметят: серо-коричневая расцветка полевой куртки и черные брюки позволяли скрываться в ночи и быть неприметным среди темных стволов и кустарников.

Военный в каске-шлеме и очках ночного видения неслышно ступал по земле, проверяя вокруг себя местность. Подполковник склонился ниже и переводил взгляд с фигуры на деревья. Поведение военного могло означать только одно (если ты, конечно, в последние пару дней только и слышал, что о чудовищах близ полигона): существо, до сих пор сдерживаемое армейскими силами на территории части, теперь каким-то образом оказалось за ее пределами. Допустив это в мысли, Сезонов почувствовал, как его охватывает невероятная паника.

Стоп, стоп, стоп, подожди волноваться. Это всё неконтролируемый страх от неизвестности. Ты не уверен, что зверь существует, хотя тебя уверяли в обратном. Ты его ни разу не видел своими глазами, хотя есть свидетельства, но и они уничтожены. И всё же отчего так не по себе?..

— Квадрат чист. Продолжаю обзор. Заступаю на твой, Макс, — донесся до Сезонова голос военного, который поднес к лицу рацию. В ответ коротко и неразборчиво протрещали.

Справа что-то блеснуло.

Подполковник резко развернулся, переступив за другое дерево. Это новый фонарный луч другого военного в таком же обмундировании, как и первый, освещал местность перед собой и над головой. Сезонов заметил, как он зажимает в перчатке какой-то кнопочный пульт. Что бы это могло быть?

Подполковник сел, прислонившись к дереву и осматриваясь. Со всё возрастающим волнением он видел новых, появлявшихся будто из ниоткуда, бесшумно передвигающихся военных с ночными линзами, оружием, рациями и неизвестного назначения пусковыми устройствами. Они будто плыли, медленно и плавно, неслышно переступая по земле, и смотрели вверх, будто что-то выслеживая, отыскивая.

Над головой верхушками деревьев шумел набежавший ночной ветер. Автоматы наготове. В ладонях зажаты пусковые пульты. Всего здесь, за забором, как успел заметить и насчитать Сезонов, одиннадцать человек. А сколько их на самой территории полигона? Его могут заметить: военные расширяют радиус и движутся в его сторону. Стоит начинать отходить.

Подполковник сглотнул. Тело пробила дрожь. Стало невыносимо жарко, а в следующий миг невыносимо холодно. Он еще ничего не видел. Но ему уже страшно.

Сердце испуганно подпрыгнуло, когда Сезонов, чуть не выдав себя, дернувшись от неожиданности, развернул голову в сторону птичьего визга и слишком шумного шороха веток где-то в вышине. Может, это правда — просто птицы, ничего более? Но почему так подозрительно, почему так неспокойно, нехорошо и странно?

Глаза подполковника хаотично бегали по сгруппировавшимся верхушкам деревьев вслед за фонарными лучами, высматривая то, что он страшился и в то же время желал увидеть. Все одиннадцать военных без лишней суеты направились в один квадрат, не заметив подполковника.

— Да. Объекты в зоне видимости. Опасности не представляют. Ведут себя довольно спокойно. Следим, — произнес в рацию новый голос.

Его довольно обыденный тон совершенно не вязался с действительными эмоциями, которые должны возникнуть при виде того, что сейчас наблюдал Сезонов.

Повидавший на своем веку казненных жертв террористов и результаты кровавых преступлений, видевший и вынесший ужасы последствий вооруженных столкновений, сейчас подполковник готов был вскрикнуть от охватившего его внезапного, жуткого зрелища, но лишь сдавленно охнул, боясь выдать себя.

Этого. Не может. Быть. Но. Это. Есть.

Я. Это. Вижу.

В десятке метрах в стороне над головой, среди мощных разлапистых верхних ветвей Сезонов увидел силуэты двух неописуемых чудовищ, освещаемых десятком армейских фонариков. Сложно и невероятно с чем сравнить, на что они похожи. Да до сравнений ли! Он видит этих существ! Ему не кажется! Они настоящие! Живые!

— Их еще и двое… — едва слышно простонал подполковник, различая биение сердца где-то в горле.

Он готов был рвануть к машине прямо сейчас. Но краем сознания понимал, что нужно побороть страх, взять себя в руки и заприметить больше деталей, постараться сконцентрировать внимание. Да какое там! Мир Сезонова разом перевернулся. Помимо известных современной науке животных, когда-то обитавших и ныне живущих на планете, эти два существа точно не входят в картотеку ни одного зоолога! Какие-то невероятные гибриды — и в то же время не могли они, такие, появиться благодаря человеческим опытам. Это какой-то природный, чертовски пугающий промысел! Это внеземной разум! Это не может быть правдой: всё не может быть! Тогда что это?

Ярков не врал, Багров врал, Ковалев увидел их и умер!

Страх и волнение сковывают разум и тело. Нельзя подчиняться, нельзя!

Военные молча, заняв оговоренные позиции, рассредоточились по окружности у деревьев, где наверху засели существа. Пару раз прозвучали фразы по рации. Лучи фонариков светили поверх чудищ. Сезонов, тяжело дыша, не чувствуя под собой земли, наблюдал.

Размером с гризли, неведомые твари медленно, крадучись ползали на высоте пятиэтажного дома и перекликались, будто общались друг с другом, негромким утробным урчанием и похожим на птичий клекотом. Существа были одинаковы, будто близнецы. Ряды острых зубов в белесой широкой пасти. Квадратный череп с выпуклой лобной долей. Матовая, местами чешуйчатая, плотная кожа и длинный крепкий хвост. Сильные лапы, жилистая кисть с острыми когтями. Звери не обращали внимания на свет направленных в них фонариков, будто привыкли к нему и знали, что он не опасен. Существа по-обезьяньи перебирались с одной ветви на другую и рявкали друг на друга в какой-то неведомой игре, понятной только им. На их шеях и четырех лапах подполковник увидел ремни с принимающим устройством. Наверно, это связная цепь — то, что в руках военных, и то, что встроено в ремни на существах: нажатие человеком кнопки — и со зверем что-то происходит; может, парализует?

Военными ничего не предпринималось. Они чего-то ждали? Неизвестные и непонятные, уродливые страшные твари ползали по деревьям и верещали друг на друга.

Что? Они? Такое?

«Они какие-то спокойные. Не бесятся. Их что — выгуливают?» — подумал Сезонов и перебрался за другое дерево, не сводя расширенных от испуга глаз с чудовищ.

Внезапно оба существа напряглись и навострились, завертев головами. Военные увидели изменения в их поведении, и четверо опустили фонарики, просвечивая местность между деревьями, другие смотрели поверху. Подполковник оказался в опасном положении: нельзя двигаться, чтобы не привлекать внимания и не быть замеченным, и в то же время просто необходимо покинуть место, поскольку если военные сейчас пойдут прочесывать периметр, обязательно на него наткнутся. Сезонов всё же рискнул отступить, сделав широкий шаг назад, но шумно попал ботинком на чавкнувшую в грязи ветку.

Фонарики разом направились в его сторону, выискивая нарушителя между стволами. Звери в деревьях взвизгнули. Одна тварь в два невероятных по силе и длине прыжка достигла сосны, к которой прижался подполковник, и, глядя на него страшно убийственным, жалящим взглядом, издало возмущенный клекот. Сезонов готов был вскричать, но инстинкт самосохранения не дал ему на это сил, а заставил развернуться и ринуться прочь.

Вслед послышался предупредительный крик остановиться. Дорога расцвечивалась световыми лучами работающих фонариков. В спину доносился визг существ, будто самих испуганных происходящим. Сезонов рискнул обернуться на бегу.

За ним прорезали ночь пять фонарных лучей. Оставшиеся фигуры военных, будучи на безопасном расстоянии, окружили зверей, которые изгибались, будто в судорогах. С ними что-то делают! Это действуют активированные пультом устройства на их телах?

Что-то крикнули вновь. Сезонов не разбирал слов. В ушах стучала кровь, на глаза давило, грудь разрывало. В мыслях стоял образ уродливой твари, нацелившей на него страшные кровавые зрачки убийцы.

Раздались выстрелы.

А вот это уже серьезно.

Сезонов смещался то влево, то вправо, нагибая голову и заслоняя затылок ладонью. Быстрее, быстрее! Скорее выбежать из леса! Дальше, за него, военные не побегут, это точно, и не будут вызывать подмогу. Главное — оторваться, спастись, остаться в живых.

Плечо ожгло пронизывающей болью, будто стегнули кнутом. Задели. Подполковник одернул руку от головы, зажав рану второй ладонью, и оступился, едва не упав. Нельзя дать почувствовать военным полигона их преимущество. Нельзя останавливаться несмотря ни на что. Не выделив себе даже секунды на беглый осмотр ранения, подполковник продолжил бег. Пока ноги еще держат, пока глаза видят и взор ясен, он должен добежать до машины.

Звуки преследования стихали. Фонарики гасли. Выстрелы редели. Голоса не кричали, призывая сдаться. Издаваемые существами животные звуки стали неслышны. Всего в тридцати метрах впереди лес кончается, наступает одинокая березовая полоса, тянется поле.

Военные не должны были увидеть его лица. Так что опознать будет невозможно. Но о случившемся, конечно же, доложат высшему начальству и Багрову, раз он следит за порядком и соблюдением правил на территории вверенной ему спецчасти. А он подумает именно на него, Сезонова. И будет его искать.

Надо скрыться. Залечь на дно. (Вести себя, как какой-то преступник, скрывающийся от правосудия… Но тем самым можно и нужно выиграть время, чтобы постараться обдумать и осмыслить всё до этого услышанное и увиденное, чтобы разработать стратегию дальнейших действий.)

Сезонов оступился на ровной земле и едва успел выпрямиться, предотвращая падение. Только сейчас он посмотрел на раненую руку. Из-под пальцев здоровой ладони, зажимающей рану, сочилась кровь. На секунду отняв ладонь, подполковник увидел на рукаве пятно и окровавленное плечо под разорванной пулей тканью куртки. Не сквозное, но садануло всё же не слабо. Можно сказать, повезло.

Рану неприятно щипало, плечо ныло, мозг вскипал, а сознание вертелось, пытаясь найти адекватное объяснение всему увиденному и придумать план дальнейших действий по спасению.

Испачканные в крови пальцы оставили смазанный след на автомобильной дверной ручке. Порывшись в бардачке, Сезонов почти сразу наткнулся на упаковку бумажных платочков и влажных салфеток. Пытаясь оттереть пятна на куртке и автомобильной двери, подполковник оглядывался на лес, выискивая среди деревьев фонарные лучики. Повернув ключ зажигания, не включив фары, Сезонов на всей скорости вылетел на шоссе, едва не врезавшись в легковушку, также ехавшую в сторону Ярославля. Водитель убийственно и злобно посигналил.

Несущуюся «ниву» вело по трассе почти так же, как «ладу», управляемую Ярковым. Лишь через какое-то время Сезонов, мыслями пребывая не в машине, а еще там, в лесу, под прицелом устрашающего звериного взора, действительно осознал, что не включил фары и не мигал поворотниками. Он лихорадочно соображал, куда ему ехать. В больницу? Конечно, нет! Если допустить, что станет известно о попытке проникновения на полигон и о пулевом ранении неудачливого правонарушителя, ярославское начальство затребует обзвонить все больницы и найдет ту, куда с сегодняшнего часа обращались для оказания медицинской помощи в связи с огнестрельным ранением. В гостиницу? Слабый вариант: если не через центральный вход, и тем более без ключа от номера, засекут камеры ночной охраны. Возникнет много вопросов, особенно при виде ранения, о чем, конечно, служба гостиницы не преминет сообщить в полицию, а там заведут дело и пойдет-поедет — далее объяснений, чем всё продолжится, не требуется. Если возвращаться через центральный вход — смотри продолжение первого варианта про замечание окровавленного плеча и сообщение в полицию. К Дарье Ковалевой? Нет, в сто раз опаснее и рискованнее. Ей придется всё выкладывать как на духу, она еще не отошла от кончины мужа, а тут, подумать только, посреди ночи в квартиру врывается он, раненый Сезонов, и рассказывает про настоящую нечисть на полигоне, которая и погубила Арсения. Кошмар.

Надо где-то переждать ночь; насколько возможно, привести сознание в порядок, всё обдумать и потом возвращаться к намеченному плану действий. Нужно скорее где-то остановиться и отдохнуть: плечо ноет и, кажется, — или всё это стресс — отказывается подчиняться.

Подполковник вновь пошарил в бардачке и нашел блистер обезболивающего, проглотил одну таблетку. Внезапно вспомнил, как видел гаражный кооператив где-то близ промышленной зоны по пути на кладбище в день похорон Ковалева, и решил поехать туда, остановиться за строениями и переждать не реально угрожающую сейчас, но очевидно возможную опасность.

В гаражах никого не было, даже случайных ночных любителей выпить. Остановив «ниву» за последней линией кирпичных строений около мусора, снесенного на задворки кооператива автовладельцами из своих блоков, Сезонов заглушил мотор и поспешно снял с себя куртку. Пятна, сперва небольшие, размазались и успели въесться в рукав верхней одежды, кровь из раны испачкала футболку. Подполковник заблокировал двери, выключил салонное освещение и перелез с водительского кресла на заднее. Дотянувшись до салонной автомобильной аптечки, он, нащупав марлевый бинт, разорвал упаковку зубами и осторожно промакнул рану, обтер от крови плечо. Из тюбика выдавил немного заживляющей мази и смазал края раны. Наспех перемотав ее бинтом и кое-как завязав узел в темноте, Сезонов закрыл глаза, тяжело вздохнул и, обхватив раненое плечо, прилег на заднем пассажирском кресле, пытаясь уснуть. Он понимал: ему нужно, просто жизненно необходимо поспать, чтобы восстановить силы. Но какое там…

Голова кружилась. Ужас увиденного до сих пор не отпускал. Перед глазами стояли освещенные ярким фонарным светом уродливые твари, сошедшие из гадких и противных киноужастиков в реальную жизнь.

Сезонов вздрогнул, будто его дернули током, как зверя с полигона, опустил руку в карман спинки водительского кресла и достал зажигалку с еще полной сигаретной пачкой. Зажав сигарету во рту, он щелкнул зажигалкой, но поднес ее не сразу, а смотрел на пламя, на маленький, яркий, горячий огонек. Такой же опасно жгучий, как взгляд той твари, что смотрела на него, вцепившись в дерево. Такой же красно-оранжевый, почти как устрашающие зрачки существа. Подполковник резким движением вынул сигарету изо рта и, смяв ее, вместе с зажигалкой кинул обратно в карман кресла перед собой. Закрыл глаза ладонью и бессильно застонал.

Чудовища существовали на самом деле. И он их видел. И их двое. Если двое — вдруг больше? Не хотелось об этом думать. И почему эти твари, хоть и под охраной, разгуливают за пределами полигона? Кто дал санкцию? Они ведь могут повести себя совершенно неадекватно, вырваться на дорогу и жрать все автомобили подряд — их крупные и сильные челюсти вполне могут порвать покрышки и прокусить дверь.

Багров умело врал, что не видел ничего странного и страшного на полигоне. Но теперь ясно, что видел, и даже мог так же, как те военнослужащие, следить за существами. Как он повел себя, когда увидел их впервые? Боится ли их до сих пор?

А Ярков? Его эмоции теперь пережил подполковник, может даже в тройном размере или больше. Журналист видел одну тварь издалека. А Сезонов столкнулся с обеими и был всего в пяти метрах от одной.

А Арсений… Неужели он действительно был напуган до смерти? Других свидетельств о насильственной смерти нет. Что ж, и такое, конечно, возможно: умереть от страха в буквальном смысле. Но чтобы это произошло с крепким, здоровым Ковалевым… Даже не верится…

Не верится…

Не верится в существование тех зверей, которых все они видели воочию…

Сезонов забылся беспокойным, тревожным сном.

День 5

Дважды на него накидывались мерзкие существа и дважды, отступая от их нападения и падая в бездонную яму, он просыпался. Всё еще была ночь, такая длинная, будто вечная. Рука затекла. Лицо пылало. Было жарко, душно. Организм боролся с кровопотерей и сигналил Сезонову о помощи. Но у того не было ничего жаропонижающего и он не хотел прибегать к сторонней помощи специалистов, обнаруживая себя. Бутылки воды в машине нет. Подполковник облизывал губы и смахивал с лица липкий пот, сжимал перебинтованное плечо здоровой ладонью, тщетно пытаясь утихомирить пульсирующую, неприятную боль, закрывал глаза и вновь проваливался в никуда.

На этот раз из обрывочных сновидений его вырвал резкий мужской голос и частый, громкий стук в боковые стекла. Нехотя просыпаясь, тяжело приводя сознание в норму после сложной, тяжелой ночи, Сезонов поднял голову и, щурясь после несладкого пробуждения, посмотрел в сторону лобового стекла. Перед машиной стоял невысокий и кругленький мужичок под шестьдесят с пепельными волосами и бородой, одетый в тренировочную куртку нараспашку и полосатую футболку, обтягивающую выпирающий живот — вероятно, хозяин одного из гаражных боксов. Дедок с суровым видом обрушивал большой кулак на стекло двери со стороны водителя и, видя дремавшего Сезонова в салоне, указывал ему уехать.

Подполковник медленно сел, потирая шею и разминая руки после неудобной позы во сне, неспешно перебрался на водительское кресло. В голове еще гудело, но боль в плече утихла. Разблокировав автомобиль, Сезонов опустил стекло и, еще не до конца очнувшись, посмотрел на пенсионера.

— Вы кто такой? Вы не из наших, не хозяев. Что здесь делаете? Почему тут находитесь? А-ну, поехал вон!

— Спокойно. Министерство обороны, — пробормотал Сезонов, одной, здоровой, рукой расстегивая внутренний карман куртки, оставленной на переднем пассажирском кресле, вынул удостоверение и в открытом виде развернул корочку кооперативщику.

Тот, наклонившись вперед, внимательно вчитывался в имена и звания, а затем, будто растерявшись, поняв, с кем имеет дело, сделал пару шагов назад и приложил ладонь к козырьку грязно-белой кепки:

— Виноват, товарищ подполковник. Не знал, понятия не имел. Вячеслав Ильич, Федоров, разрешите.

— Очень приятно, Федоров Вячеслав Ильич, — произнес Сезонов, откладывая удостоверение в сторону и оглядываясь. Солнце уже встало, было ясно и почти безоблачно.

— Который час? — подполковник посмотрел на кооперативщика, проводя ладонью по лицу, снимая с глаз оставшуюся дрёму.

— Десятый час, семь минут.

Пенсионер посмотрел на наручные часы, загнув рукав куртки.

— Спасибо. Я… поеду… — Сезонов поднял стекло и повернул ключ зажигания.

— Ага… — кивнул Федоров, отходя в сторону и освобождая дорогу для выезда «нивы».

Машина подполковника медленно свернула на неровную земляную дорогу между гаражами и выехала перед промзоной, сигналя поворотниками на полосе в сторону городского центра. Сезонов был серьезен и сосредоточен. Ему в голову пришла поразительная в своей отчаянной смелости и одновременно безумная в рискованности идея: он должен, ему просто необходимо поехать в военно-следственное управление, найти главного, поймать следователя, который развернул его на подъезде к полигону, и рассказать об увиденном ночью. Пусть посчитают за сумасшедшего. Пусть заподозрят в преступлении. Пусть задержат до выяснения всех необходимых обстоятельств, почему он, московский офицер, оказался у ярославской спецчасти. Пусть делают и говорят что хотят, но важно поделиться увиденным с кем-то из местных высших командиров — хоть бы у них оказались смелость, решимость и малая капля доверия к нему, столичному военнослужащему, чтобы навести справки о действительно происходящих на территории полигона вещах. Быть может всё, что предпринималось Сезоновым ночью, окажется не таким напрасным.

Но сперва надо пусть даже на короткое время отре́зать за собой возможные хвосты и понять, представляешь ли ты реальную опасность для ярославского гарнизона тем, что узнал тайну, неизвестную многим.

Подполковник остановил машину за два квартала от гостиницы во дворе жилого дома и дошел до нее пешком, по пути поглядывая по сторонам.

— Меня никто не спрашивал? Вечером, ночью, сегодня утром? Я из семнадцатого номера, — обратился он к девушке-администратору за стойкой регистрации постояльцев. Чтобы никто не обращал внимание на раненое плечо, Сезонов перекинул через него сложенную вовнутрь куртку, скрывая и нестертые кровавые пятна на ней.

— Нет, никто. А должны были? — девушка подняла на него глаза.

— Нет. Ладно. Дайте ключ.

Осмотрев номер и удостоверившись, что в него действительно никто не заявлялся, ничего не брал и тем более не оставлял, подполковник быстро и осторожно, насколько это оказалось возможно, принял душ и перевязал плечо. За ночь бинты пропитались кровью, зато сейчас на ране образовалась корка, чему в коей-то мере поспособствовала и нанесенная мазь. Потом была предпринята попытка стереть оставшиеся пятна на куртке и футболке, но она не увенчалась успехом. Наспех, крупными стежками заштопав дырку от пули в куртке гостиничными нитками и иголкой, собрав все личные вещи в сумку, Сезонов, закрыв номер, вернул ключ администраторше и выписался из гостиницы. Нет смысла предупреждать девушку, чтобы та никому, кто бы пришел и интересовался о нем, Сезонове, не говорила, куда он направился, как покинул гостиницу — ей всё равно это не известно. Подполковник, вновь оглядываясь на ходу по сторонам и выкинув в мусорный бак во дворе жилого дома завернутую в пакет окровавленную футболку, дошел до «нивы», закинул пальто с сумкой в салон и, заведя мотор, поехал в новое место.

Вот как жизнь оборачивается. Параноиком, оказывается, стать очень просто — нужна сильнейшая эмоция, выбивающая из колеи. Такая, как ужас перед неизвестными чудовищами местного военного полигона.

Сезонов надеялся, что Дарья будет дома. Да, он всё же поехал к ней. Но дал себе слово, что ничего ей не расскажет. Пока. Но и расскажет ли в будущем? Может, будет лучше, если она сама всё узнает как-нибудь от других лиц или из новостей, если следствие вокруг полигона всё же будет и о нем сделают открытый репортаж?

Дверь открыла дочь.

— Здравствуй. Мама дома? — с надеждой в голосе спросил Сезонов.

— Да. Проходите, сейчас позову.

Девушка пропустила Сезонова с сумкой в прихожую и ушла вглубь квартиры. Через некоторое время послышались быстрые шаги, и к подполковнику подошла взволнованная Дарья.

— Валера, здравствуй, что случилось? Ты так неожиданно, не предупредил даже, — женщина посмотрела ему в лицо и увидела в руке пальто и сумку с вещами.

— Я знаю. Извини, что вот так. Я быстро. Не буду тебя задерживать, не могу сам остаться, прости, — в жесте поддержке он сжал протянутую к нему ладонь Дарьи. Та накрыла их сцепленные руки второй своей. — Неудобно тебя просить, но мне больше не к кому обратиться в этом городе.

— Что ты, Валер, говори, как есть!

— Можно я на какое-то время оставлю у вас свои вещи? Я их заберу, обязательно. Только еще не знаю, когда. Но это ненадолго. Я их тут поставлю, они не будут мешать, думаю. Можно? — Сезонов опустил сумку в углу между стеной и обувницей, а пальто повесил на напольную вешалку.

— Господи, Валер, ну конечно. Конечно. Такая мелочь… Может, тебе что-нибудь постирать?

— Да нет, там… Ничего, нормально.

— Тебе есть где переночевать? Смотри, я могу постелить на диване…

— Спасибо, Даш, не нужно, всё в порядке. Я побегу.

— Ладно. Пока.

Сезонов коротко, слабо улыбнулся. Может, самое время сказать про Андрея Багрова? Что он хотел оказать помощь? Хотя нет. Не стоит. Не в такой час.

Женщина не заметила пятна на рукаве куртки и не стала спрашивать, почему он какой-то хмурый и будто потерянный. Подполковник спешно выскользнул за дверь, на прощание поцеловав Дарью в щеку.

Уже знакомыми улицами за время пребывания в городе Сезонов подъехал к зданию военно-следственного управления — двухэтажной постройки, встроенной на перекрестке между жилыми домами. Калитка в воротах была открыта. Подполковник нажал на кнопку вызова у входной двери. Когда ответил дежурный, он твердо произнес:

— Подполковник Сезонов, столичное управление Минобороны, у меня важная, срочная информация для руководства.

— Генерал-лейтенант на месте, но занят. Он вас ждет?

— Нет, но это безотлагательно, прошу вас!

Дверь разблокировали. Сезонов дернул ручку на себя и широким шагом прошел в помещение, тут же наткнувшись на дежурный пункт и старшего офицера юстиции, который переговаривался с дежурным. Оба смотрели на вошедшего военнослужащего.

— Подполковник Сезонов, Москва. — Сезонов на ходу расстегнул карман и раскрыл удостоверение. Служащие отдали честь. — Где руководитель управления? — обратился он к старшему.

— У генерал-лейтенанта сейчас плановое совещание. А вы, простите, по какому вопросу?

— По вопросу, который я могу обсудить только с высшим составом. Только с руководством. Мне необходимо попасть к нему, сейчас же.

— Я уже говорил, что он на совещании, — еще раз, но менее уверенно сказал офицер, а дежурный звонко перекрыл его голос, попросив у Сезонова удостоверение или паспорт, чтобы сделать запись в журнале посещений.

— Вы же можете позвонить ему отсюда? — подполковник, отдав служебную корочку дежурному, указал взглядом на телефон на его столе.

— Вряд ли возьмет. — Молоденький, с серьезными чертами лица дежурный переписал данные с удостоверения в журнал.

— Всё равно наберите. Пожалуйста, — твердым тоном произнес Сезонов, жестко глядя на дежурного. Тот под его взглядом протянул руку к телефону и набрал номер. Прошло секунд десять, он посмотрел на подполковника и молча покачал головой, кладя трубку.

— Какой у него кабинет? — возвращая удостоверение в карман, Сезонов посмотрел на старшего офицера.

— Прямо по коридору, самый последний, но!.. — тот указал направо, не успев закончить фразу: Сезонов уже обогнул его и уверенным шагом направился в конец здания, встретив двух служащих. За спиной он слышал шаги офицера, который окликнул его.

На секунду остановившись у дверей кабинета с табличкой с именем руководителя следственного отдела по Ярославскому гарнизону, генерал-лейтенанта Шевчука, Сезонов прокашлялся, громко постучал в дверь и, не дожидаясь разрешения, повернул ручку и вошел в кабинет.

— Здравия желаю, товарищи офицеры. Товарищ генерал-лейтенант, прошу прощения, но разрешите обратиться? Дело крайне важное, не требует отлагательств. Подполковник Сезонов, столичное управление Минобороны.

Он стоял перед тремя высшими офицерами областного следственного командования, которые недоуменно и слегка раздраженно, даже неуважительно смотрели на него, ворвавшегося посреди совещания. В дверях за спиной подполковника показался старший офицер, который отдал генералам честь и доложил:

— Виноват. Старший следователь Славин. Пытался задержать товарища подполковника. Не вышло. О совещании товарищу подполковнику сообщил, но…

— Идите, Славин. Спасибо. Выслушаем нашего… внезапного гостя, — произнес старший по званию — руководитель управления Шевчук, худой генерал с короткой седовласой стрижкой и темными висками.

— Есть. — Следователь отдал честь, развернулся на каблуках и вышел, плотно затворив за собой дверь.

Некоторое время высшие офицеры напряженно, изучающе смотрели на Сезонова, которому не терпелось выложить всё, что он знал.

— Вы что себе позволяете, подполковник? — низкий голос Шевчука прозвучал достаточно угрожающе. — Врываетесь ко мне в кабинет, на плановое совещание, вы ко мне на прием не записаны, о вашем прибытии мне не докладывали!

— Я сам пришел, товарищ генерал-лейтенант, товарищи офицеры. Я понимаю, что мое поведение недостойное, и тем не менее это единственный способ застать высшее следственное командование, чтобы сообщить важные новости. — Сезонов раскрыл свое удостоверение и показал его присутствующим.

— Ну садитесь, раз здесь. Докладывайте. Послушаем. — Шевчук указал на стул напротив себя на другом конце стола и переглянулся с генералами. — По какому поводу?

— Прежде чем сообщить информацию, я бы хотел сам задать вопрос. — Сезонов вел себя достаточно уверенно, хотя внутри его колотило от страха быть непонятым и отвергнутым. — Следствие по делу о смерти офицера Арсения Ковалева, тело которого нашли возле полигона. Оно на вашем контроле, товарищ генерал-лейтенант? Следователь Аверченко — он ведь руководитель, координатор следственной группы?

Обрушилась тяжелая тишина. Генералы переглянулись друг с другом беспокойным взглядом, поменяв позы. Ага, значит, ярославское следственное командование что-то да знает; ему известно то, что не хотелось вносить в материалы дела, и намеренно скрывает, шифрует чем-то другим, подменивает!

— Не на ту дорогу ступаете, подполковник. Неверный вопрос задаете. О ходе этого следствия ничего не разглашается. Особенно посторонним лицам, — ледяным тоном произнес Шевчук, неодобрительно глядя на Сезонова.

— Арсений Ковалев был моим близким товарищем. Его смерть внезапна и скоропостижна. И даже в большей степени странна, поскольку его тело нашли возле охраняемой спецчасти, куда попадает не каждый даже из высшего офицерского состава.

— Что вы хотите всем этим сказать, подполковник? — Один генерал-майор подозрительно косился на Сезонова, сложив руки на столе в замок.

— Я ничего не хочу сказать, потому что сам не знаю ничего. Я пришел искать ответ здесь, у вас. Что известно об объектах на полигоне?

Второй генерал-майор резко опустил ладонь, ударив по столу. От неожиданности Сезонов вздрогнул.

— Это закрытый вопрос. Мы не разглашаем данные следствия перед другими лицами. Дело ведется лучшими сотрудниками военной юстиции в контакте с главным следственным управлением.

Насчет последнего не уверен. Скорее всего, врете. Никому из вас не надо, чтобы о чудовищах знали «высшие». Потому что если бы те о зверях действительно догадывались, то не допустили, чтобы гражданские их видели. Хотите сами разгрести эти дела, но не знаете как, и одновременно боитесь помощи сверху, отрицаете ее. Патовое положение.

— Дело действительно в работе старшего следователя Аверченко. Сейчас его нет на месте. Он производит следственные действия вблизи полигона, — осторожно говорил Шевчук вполголоса, глядя на подполковника. — Ознакомление с материалами лицами, не связанными со следствием, только с разрешения следователя и моего об этом подтверждения, но при наличии веских оснований. Следствие непростое. Отпечатки, оставленные объектами, сложно поддаются опознанию. Территория вокруг тщательно изучается. Это всё, что могу вам сказать на этот счет. Очень сожалею о смерти вашего товарища.

— Товарищ генерал-лейтенант. А я ведь не уточнял, о каких объектах идет речь. — Сезонов, помолчав, медленно качнул головой, не спуская с Шевчука внимательного взгляда.

Офицер со всем ужасом понял, что попался. Его прошиб холодный пот. Он только что косвенно признался и подтвердил, что знает о невероятных существах на полигоне — о следах, которые оставили эти чудовища на месте преступления. Не об известных в кругу военнослужащих оружии и клеточных образцах говорил этот московский — он имел в виду зверей! Так ловко закрутил разговор и ввел в заблуждение: перекрестные фразы о спецчасти в целом и конкретно следствии на ее территории. Подполковник обыграл его, а сам он попался, так просто промахнулся!

Генералы нервно переглянулись, вызывающе посмотрели на Сезонова, перевели вопросительно-тревожный взгляд на Шевчука. Тот поднялся и подошел к подполковнику, возвышаясь над ним и силясь понять, кто он такой на самом деле и что ему надо.

— Как много вы знаете об этом деле? — властно прошептал генерал, опираясь о стол и спинку стула, на котором сидел Сезонов.

— Думаю, точно меньше, чем вы. И я хочу найти правду, — без вызова, ровно ответил подполковник, глядя генералу в глаза.

— Правду найдем мы. На то мы и следственный. А вы, московский служащий кабинетного управления, лучше-ка забудьте об этом всём и возвращайтесь в столицу. Я вам запрещаю составлять запросы относительно этого следствия и заниматься какими-то собственными поисками, иначе…

— Это угроза?

— Жесткое приказание.

Некоторое время офицеры упирали друг в друга твердый взгляд, но потом Сезонов из любопытства взглянул на других генералов. Те то ли боялись его, подполковника, то ли думали, как убрать, ведь он только что стал им большой помехой.

Ну вот и доигрался.

— А вы, товарищ генерал-лейтенант, сами доверяете следователям, верите тому, что они пишут в документах и предоставляют вам по делу Ковалева? Или вы сами просите их умалчивать об одном и писать другое? — осмелился произнести Сезонов. — Что если и вы врете, и вам врут? Ведь помимо оружейных испытаний и хранений образцов спецчасть скрывает от мира более страшную опасность, фантастически реальную. Полигон рад молчать, что́ прячет в своих бункерах. Двое существ, которых выгуливают ночами, словно домашних собак, существ, из-за которых и погиб офицер!

— Хватит! — прогремел Шевчук и ударил обеими ладонями о стол, так что отбил их. Он глубоко дышал, играющие на лице эмоции выдавали нестерпимое, горячее желание врезать Сезонову, но генерал сжал кулаки и медленно потряс ими перед подполковником, наклонившись к нему почти вплотную.

— Еще одно слово, подполковник… Еще одно слово и поверьте — вы сами пожалеете, что узнали то, чего не должны были. Вы просто не понимаете, что происходит. Не отдаете полный в том себе отчет. Об этом опасно говорить. Часть находится в распоряжении умелого офицера охраны. Дело ведет толковый офицер юстиции. Всё на жестком контроле. Там сейчас тихо и спокойно. Все истинные обстоятельства и причины произошедшего, конечно, будут выявлены. Чем меньше людей знают о случае на полигоне, тем лучше. Здесь у нас профессиональные кадры. Разрешат всё быстро. Это не ваша работа, не ваша компетенция. Вы. Должны. Молчать. Иначе мы примем соответствующие меры. Я понятно выразился, товарищ подполковник столичного управления Минобороны?

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант юстиции.

Выходя из здания управления, Сезонов затылком чувствовал жгучие взгляды в спину. Вот что точно взяли на контроль в следствии по делу о смерти Арсения, так это его. Теперь он и проблема, и опасность для офицерского состава и полигона, и следственного гарнизонного командования. Он, московский, знает то, что столице знать не надо. Теперь точно придется оглядываться по сторонам: юстиция, подполковник чуял, уже начинает собирать о нем данные и наводить справки, в том числе, что не исключено при существующих обстоятельствах, чтобы устанавливать слежку. Но с другой стороны — а до него ли сейчас всему гарнизону, всем его частям? У них проблемы серьезнее — у них тут чудовища на полигоне и надо даже друг от друга информацию скрывать. Хотя о тварях и раструбить могут в два счета — он, Сезонов, по мнению военного следствия, этим сейчас и думает заняться: поднять всех на уши, потревожить Москву и привнести в Ярославль некий хаос, явно не охватываемый мыслями здешних военнослужащих. Как хорошо, что он уже выписался из гостиницы — ниточка, по которой пойдут, немного обрывается. Он уже выиграл для себя капельку времени.

Пока не стало поздно — если реально допустить и принять ту ситуацию, согласно которой он, Сезонов, вмешался в политику молчания регионального командования перед Москвой о чудовищах и это не понравилось ярославскому следствию, — надо действовать, по максимуму собрать больше данных, чтобы было о чем доложить в столице. Да, он собирался это сделать. Он так это не оставит. Это дело принципа: найти правду о смерти друга и выйти на виновных. Он дал слово — журналисту, самому себе, погибшему товарищу. Он еще не представляет, куда, на кого укажет вектор поиска, но постарается обнаружить его конец. Либо вывести виноватых на чистую воду. Либо ликвидировать существ. Либо то и другое. Задачи сложно выполнимые. Он один, без какой-либо поддержки со стороны местных и московских командиров. И всё же он готов. А чтобы прийти к чему-либо, необходимо начинать работать уже с этой минуты.

Итак, что дальше? Кто?

Аверченко?

Может, Багров?

Следователь может сам найти его, Сезонова: тому доложат, что столичный подполковник посещал управление и интересовался делом о смерти Ковалева, и Аверченко ничего не будет стоить самостоятельно на него выйти. А через него и быстро найдется Багров: он в реальном положении всей ситуации, по-хорошему, должен быть фигурантом дела и контактировать со следователем. А что если они оба в сговоре? Оба скрывают то, что знают о чудовищах, перед следственным управлением? Или один Багров, наоборот, предпринимает все попытки, чтобы Аверченко и другие не догадались об инопланетных существах, списывая всё на генномодифицированных, скажем, тигров? Как бы это узнать? Устроить очную ставку? Тогда оба нужны в одном месте и в одно время.

Сезонов заехал во двор какого-то дома; остановившись вблизи детской площадки, стянул рукав куртки и осмотрел перевязанное плечо. Рана не беспокоила, онемение пропало. Подполковник вынул телефон и набрал номер Багрова. Сплошные длинные гудки. Он уже начал набирать текст сообщения, как передумал, стер написанные слова и набрал номер секретариата замчасти, где числился капитан. Отзывчивый сотрудник сказал, что сегодняшним вечером офицера застать не получится: вместе с приятелями он проведет время на пейнтбольной площадке. Откуда служащий знает такую информацию? — просто его тоже приглашали присоединиться к игре, но он отказался. Сезонов записал адрес клуба.

— Здравствуйте, Олег. Не очень беспокою?

— Это вы, Валерий? Подполковник из Москвы?

— Да, верно.

— Вам что-то удалось узнать? Про полигон? Про… кое-кого?

— Да, я… видел. Видел их…

Тяжелое молчание на том конце.

— Их?

— Двое. Я видел двоих. Вы правы. Он, теперь они, действительно существуют.

— …Двое…

— Не хочу верить, что их может быть больше.

— Да. Мне бы тоже не хотелось об этом думать… Вы всё-таки были там?

— Да.

— Что там творится?

— Я не знаю. Я ничего другого не заметил. Только их. И с десяток солдат с территории полигона.

— У вас есть какие-нибудь материальные доказательства?

— Нет. Только мои слова.

— Что собираетесь делать?

— Попытаюсь разузнать, откуда они. Всеми силами и средствами.

— Это опасно. Сопряжено с большим риском для вас.

— Знаю. Быть военным — уже само по себе рискованно. Даже в мирное время.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Нет, не стоит, это опасная игра. Попрошу вас только об одном. Ни с кем из ваших прошлых и настоящих коллег не поднимайте вопроса о новом сенсационном материале, связанном с этими существами. Ничего и никому про то, что я вам только что сообщил.

— Конечно. Я всё понимаю. Вы можете мне доверять.

— Спасибо.

— Вы мне только сообщите, когда всё узнаете и когда это… закончится. И чем.

— Да, обязательно.

— Будьте осторожны, подполковник.

— Буду стараться.

Игровой комплекс занимал длинный двухэтажный ангар в промзоне восточной части города близ частных домов. Помимо пейнтбольного клуба в соседних ангарах размещались службы логистики, автомойка и спортивный манеж. Подполковник приехал к комплексу, по его же подсчетам, под конец игры капитана Багрова с друзьями и пробыл там, засев в «ниве», оставленной в неприметном месте, откуда при этом просматривались ангарные вход и выход, до самого закрытия клуба.

Один раз в ангар зашли двое мужчин с сумками за плечами. Спустя некоторое время на выходе из комплекса появилась небольшая компания, дружно направилась к автобусной «газели» и вскоре на ней уехала. За несколько минут до закрытия клуба на улицу высыпала вторая группа последних игравших сегодня в пейнтбол. Среди всех покидавших клуб или вошедших Багрова не было. Если он, конечно, не выскользнул из ангара через выход на другой стороне, не обращенной к Сезонову. А зачем ему это делать? Затем, если ему сообщили, что в часть звонили и интересовались, где он, капитан, будет сегодняшним вечером. Таким образом он что-то заподозрит и решит скрыться до того, как его найдут и остановят.

Ничего не остается, как обследовать здание и убедиться: либо Багрова действительно нет, либо он сам засел в укрытии и поджидает того, кто его искал — то есть Сезонова. Тогда надо пройти мимо охраны пейнтбольного комплекса, соврав, что на предыдущей игре он, подполковник, что-то где-то на арене обронил и обстоятельства не позволяют вернуться за вещью завтра.

Оправдываться перед ночной охраной не пришлось: войдя в калитку в воротах, Сезонов обнаружил, что на сменном пункте никого не оказалось — на столе горела одинокая лампа, освещавшая закрытую книжку сканвордов; в обычном режиме работали камеры, установленные в зоне пейнтбольного манежа; администратор на проходной отсутствовал. На этаже темно и тихо. Основной свет погашен, работала только настольная лампа дежурной охраны. В конце коридора открытая створка дверей вела на игровую площадку, где горели неяркие лампы ночного освещения. Тихо перемещаясь по коридору мимо закрытых комнат для переодевания в сторону пейнтбольной зоны, Сезонов прислушивался и оглядывался по сторонам. Рука сжимала армейский нож. Вот он достиг дверей в манеж и осторожно заглянул за них. Манеж повторял размер футбольного поля и был усеян различными препятствиями и укрытиями среди лабиринтообразных пересечений невысоких стенок и перегородок. Удобнее перехватив ладонью рукоять, подполковник, избегая попасть в свет ламп, двинулся вдоль стены ангара и шагнул в манеж.

Прошедшие три минуты с момента, как он оказался на поле, казались вечностью. Напряженность и волнение смешивались с собранностью и настороженностью, получалась неразборчивая эмоциональная смесь, не дающая Сезонову сконцентрироваться и решить, что он будет предпринимать дальше, если не найдет Багрова.

Сзади, совсем близко, послышался едва различимый шорох: будто кто-то шаркнул обувью. Сезонов крепче сжал рукоятку ножа в ладони и хотел резко развернуться, чтобы встретить опасность лицом к лицу.

Но злоумышленник-невидимка оказался быстрее. Подполковник даже не успел уловить движение: мощный удар со спины по затылку и шее сбил с ног и отключил сознание, погрузив Сезонова в вязкую бесцветную пустоту.

***

Кажется, всё произошло достаточно быстро. Вот он услышал поздно различимое движение, удар, темнота, а вот включилось какое-то резервное питание, и глаза уже начинают видеть пока еще размытую картинку, мозг выстраивает цепочку последовательных событий, случившихся в последний промежуток времени, а будто опухшие, неповоротливые голова и шея начинают чувствовать болевой шок от крепкого удара.

Подполковник поморгал, фокусируя взор, и рискнул шевельнуться. Странно: руки и ноги не связанны; злоумышленник, кто бы он ни был, не посчитал нужным ограничить его в движениях. Мышцы шеи затекли и болели в месте удара, голову не повернуть. Сезонов скосил глаза в сторону человеческой фигуры.

Перед ним возвышался Андрей Багров, одетый в грязно-серый игровой комбинезон, очищенный от красок. Подполковник, опираясь о край игрового заграждения, молча сел, кривясь от непривычного и неуютного ощущения опухшего затылка. Капитан смотрел на Сезонова со смесью беспокойства, напряженно. Руки перебирали поднятый армейский нож подполковника. Сезонов хмыкнул, переведя взгляд со своего оружия в руках капитана тому в лицо:

— Что? Будет как в плохих боевиках?

Багров замер, перехватив лезвие пальцами, и спустя секунду, сделав шаг в сторону Сезонова, протянул нож рукоятью к подполковнику.

— Мы не думали… Не ожидал вас увидеть. Простите, товарищ подполковник.

— «Мы»? — уточнил Сезонов, боясь ослышаться, и принял от Багрова свой нож. Сжав его в руке, опираясь ладонями о дощатую поверхность, подполковник тяжело распрямился: тело еще отказывалось слушаться.

Багров словно не отреагировал на короткое восклицание: он молча смотрел на Сезонова, опустив руки.

— Нападение на военного. Старшего по званию. Это статья, капитан. Ты ведь понимаешь. — Сезонов со значением посмотрел на Багрова, убирая нож.

— Мы тоже знаем уголовный кодекс. И знаем еще про двести семьдесят шестую, товарищ подполковник.

Голос, произнесший фразу, возник из-за спины. Он казался знакомым. Из-за пейнтбольного укрытия вышла мужская фигура и остановилась рядом с Багровым. Это был следователь Аверченко, тот самый, кто развернул его, Сезонова, днями ранее на подъезде к полигону в день похорон Ковалева. Следователь и Багров переглянулись и вновь посмотрели на подполковника.

— Что? Какой шпионаж, вы о чем вообще… — Сезонов, приведя вспухшее после удара сознание в норму, не поверил услышанному. Два младших по званию офицера не его подчинения: один — из следственного управления, второй — из военной спецчасти только что, не имея совершенно никаких оснований, предъявляли ему дьявольски серьезную статью.

— Вы появляетесь у полигона во время неоконченного специального, закрытого от посторонних следствия. Многозначительно упоминаете, что там нашли тело вашего скончавшегося товарища. Всем своим поведением явно говорите, что хотите больше узнать о том, что произошло, и тем не менее покидаете место следственных действий. Откуда нам знать, что вы, приехавший из Москвы, не из праздного любопытства, не из добрых побуждений решили содействовать? И содействовать ли вообще? Из столицы приказа о направлении сюда кого-либо для наблюдения и сопровождения следственного дела не было, тем более от главка. Тем более от военного министерства.

Голос Аверченко был тверд, будто он уже заочно повесил на подполковника уголовную статью без санкции прокурора и подготовил максимальное наказание. Ощущение, что он не боялся последствий за свою голословность: глупое бесстрашие было совершенно неуместно. Чего он тогда хотел добиться?

— Как быть уверенным, что сказанное вами при нашей встрече — это не красивая легенда для подобных случаев, случаев, когда вас могут словить на собирании информации возле закрытой специальной части, занимающей исследовательско-испытательный полигон? На разведку какой страны вы работаете?

— Ваши обвинения безосновательные и слишком серьезные! — процедил Сезонов, глядя на офицеров исподлобья. — Основаны на одном лишь вашем, субъективном, подозрении! Если сейчас мирно разойдемся, я предоставлю вам подробную и правдивую информацию о себе, за подписью высшего офицера моего управления. Чтоб только вы поверили и успокоились, что я никакой не шпион и не госизменник.

— Вы, товарищ подполковник, разве верите в немирный исход нашей встречи? — наигранно миролюбиво произнес Багров.

— Начало было положено не очень. — Сезонов медленно покрутил головой на затекшей, будто опухшей шее, потирая ее, и поморщился.

— Не думали, что это вы, — повторил капитан.

— А кого ждали?

— Не вас точно.

— Какие-то проблемы?

— Они могут появиться у вас, — холодно произнес следователь.

— Не боитесь подобными заявлениями бросаться? Всё-таки говорите со старшим по званию. Или забыли о воинской вежливости, а, капитан Багров, майор Аверченко?

— Хорошие знакомые в Москве через местных следственных, — капитан со значением перевел взгляд на Аверченко, — помогут уйти от наказания, если что. Не тревожьтесь обо мне. О себе сейчас подумайте.

— Я вот и думаю, — многозначительно покивал Сезонов, переводя взгляд с одного офицера на другого, — как донести о случившемся. И кому. Наша встреча, мягко говоря, неожиданная, но в то же время вполне ожидаемая. И уверен, вопросов у нас друг к другу много.

— Верно. Много. — Багров шагнул к подполковнику, вынимая из кармана комбинезона мобильный телефон. — Вы точно настоящий подполковник? Из Москвы? И зовут вас Валерий Игоревич, фамилия — Сезонов?

— Какие еще нужны доказательства? Моего удостоверения, которое вы оба видели, вам недостаточно?

— Мы пробивали все базы данных, чтобы узнать, кто вы такой. В вашей личной сетевой карточке мало информации. У вас особый грейд, хотя вы числитесь в обычном подразделении обычного, не секретного, управления, но для расширенного доступа к информации о вас требуется особый запрос.

Багров, листая отправленные ему Аверченко страницы электронного досье на подполковника на экране мобильного, поднимал глаза на Сезонова и встречал его пронзительно холодный, молчаливый взгляд. Выдержав его, капитан убрал телефон и, оглянувшись за спину, спросил:

— Разрешите, я сяду?

Сезонов кивнул, не произнеся ни слова.

Капитан опустился на высокую ступень у защитной стенки, измазанной в давно въевшейся краске. Аверченко остался стоять, сложив руки перед собой.

— Кто вы такой, товарищ подполковник? Что вы сюда на самом деле приехали? Зачем? Имею в виду, зачем оказались там, где оказались? — негромко спросил следователь.

Сезонов смотрел не мигая.

— У меня друг умер, — просто сказал он, будто говорил святую истину, которая должна быть известна и почитаема всеми.

— Я сразу понял о вас, тогда, во время встречи в кафе, — произнес Багров. — Вы мне показались подозрительным. Вам было и есть что скрывать.

— Как и вам. — Сезонов повел бровью.

Багров хмыкнул, опустив лицо, и вздохнул, вновь обращая прищуренные глаза на подполковника:

— Тогда честность за честность? Каждый о себе. Офицерское слово?

— Слово.

— Серег, проверь, чтобы нас с товарищем подполковником никто не подслушал.

Багров повернулся к Аверченко, вложив в свой взгляд максимальную просьбу и даже угрозу. Следователь молча развернулся к выходу из манежа, покидая игровое поле. Видно, что в знакомстве оба держались друг за друга — на фоне ли этого злосчастного следствия или уже были представлены раньше при иных обстоятельствах?

— Прошу. — Багров на миг поджал губы и приглашающим жестом направленной на Сезонова ладони предложил тому начать первым.

— Проект Г.Р.О.М.

— Что, простите?

— Отряд спецназа, созданный в Вооруженных Силах Советского Союза в начале шестидесятых. Но не вполне обычный в директивном понимании. Даже совсем необычный. Спецы выполняли не только поставленные им боевые и разведывательные задачи. Формирование плотно сотрудничало с несколькими научными институтами СССР. Претворялся в жизнь феномен сверхчеловека. По сути участники проекта были первыми в Союзе, кто перенес на себе фантастические испытания человеческого тела, его сил и возможностей. В том числе с применением редких и практически единственных в то время разработок — сывороток, воздействующих на различные клетки и ткани организма. Из-за влияния сывороток у людей проявлялись невероятные способности.

— Мутации?

— Вроде того. Особым образом менялась геномно-клеточная структура. Появлялась выносливость. Физическая сила. Замедленный метаболизм. Отложенное клеточное старение.

Багров помолчал, переваривая информацию и соединяя рассказ подполковника об отряде с самим Сезоновым. Наконец утвердительно произнес, глядя в глаза:

— Вы один из тех спецназовцев. Поэтому часть вашего послужного списка засекречена.

— Да.

— И данные вашей карты не содержат вообще какой-либо информации, даже короткого упоминания об участии в этом проекте, равно как и в принципе упоминания его названия. Почему об отряде никто не знает, почему о нем не говорят?

— Знают. Ограниченный круг. Оставшиеся в живых бывшие участники — нас совсем немного — и научные сотрудники, когда-то занятые в проекте. Кое-кто из высшего командования, пересчитать по пальцам. В нынешнем правительстве два министра.

— «Бывшие участники»?

— Отряда как такового нет с конца девяностых. Первый в своем роде, редчайший проект не закрыли, но заморозили, на неопределенный срок.

— Что было причиной?

— Мы не справились с важным заданием.

— «Мы»?

— Я не просто был включен в последнюю группу отряда и не только участвовал в испытаниях. Работал в поле в том числе. И я остался единственным выжившим в тот день. Последний из последних.

Наступило молчание. Багров посмотрел на носки своих ботинок и потер кулак. Сезонов словно углубился в себя, в те воспоминания о страшном, трагическом дне.

— Вы вините себя, — неуверенно произнес капитан, вновь поднимая глаза на Сезонова.

— Да. В том, что не погиб тогда вместе с остальными.

— Вы в тот день командовали?

— Был ведомым.

— Понятно… Отряд сверхлюдей, значит… — протянул, смакуя мысль, Багров. — Вот в чем правда. Вы были связаны с проектом уровня сверхсекретности.

— Не менее сверхсекретно ваше зверьё на полигоне, — ввернул Сезонов, посмотрев на офицера. — Теперь ваша очередь говорить правду. Кто это?

Капитан оглянулся по сторонам, будто убеждаясь в отсутствии рядом посторонних, в том числе Аверченко. Некоторое время прислушивался к звукам на поле, развернулся к подполковнику, не взглянув ему в глаза.

— Мы не знаем, — на полной серьезности выпалил Багров, сдвинув брови, глядя в пол.

— То есть? — не понял подполковник.

— Если я сейчас заговорю про портал между двумя реальностями, вы мне поверите? Я же сейчас поверили в то, что вы из отряда сверхлюдей! Кстати, сами вы на вид вполне обычный.

— Я должен был в лягушку мутировать, вы считаете? — не выдержав, съязвил Сезонов.

Багров замолчал, не зная, как продолжить разговор. Тогда заговорил подполковник:

— Что за портал? Где он?

— Вы действительно готовы услышать невероятную, кажется, чепуху и принять ее? — предостерегающе уточнил Багров.

— Если эта первопричина — единственное объяснение творящемуся безумию… то придется, — кивнул Сезонов.

— Буду краток. Но не упущу важных, как мне кажется, деталей. — Капитан прочистил горло и заговорил быстро, вполголоса: — Впервые, как я слышал, зверей увидели глубокой осенью, а словили к декабрю в лесах по ту сторону Волги, у Туношны. Когда прибыл в часть после новогодних праздников и перезнакомился со всеми ребятами, первый обнаружил одну закономерность: все мы переведены с прежней должности на этот полигон близкими друг к другу датами — в период одного месяца, с начала декабря по начало января. Совершенно новое укомплектование служащих, более того — некоторые оказались на новых штатных единицах, выбитых специально для них. В том числе и для меня.

— Что вам известно об этом? Как объяснило высшее руководство? То, что вас много новичков, почти вся офицерская и исполнительская часть, и вас перевели и приняли в одинаковый период?

— В первый день прибытия и заступления на службу здесь каждого в отдельности проводили на встречу с местными командирами — от войскового до гарнизонного. Они и говорили нам, что служба предстоит особая, что полигон, специальное подразделение части, который и станет местом нашей службы, где мы будем осуществлять наши прямые задачи, встал на особый контроль наблюдения и охраны со стороны гарнизона в связи с нахождением там этих существ. И, конечно же, нас заставили молчать и никому не сообщать о службе. О том, с чем мы имеем дело. Даже моя семья до сих пор не знает правды, я от них тем более держу в секрете.

— Как вам объяснили, откуда эти твари? Их двое или больше?

— На полигоне их одна пара. Но вы верно понимаете, может их и больше, но они обитают в других местах и еще никем не замечены. Этих двоих держат в одном подземном бункере и обеспечивают питанием. По словам командования, они… — Багров на секунду помялся, — вывалились из портала, ведущего в другую реальность.

У Сезонова на лице отразилось ровно то выражение, с которым он пару дней назад смотрел на Яркова, когда они оба сидели в машине над Волгой и подполковник слушал рассказ о внеземном существе, разгуливающем близ города.

— Я понимаю вас, я сам в это не верю, до сих пор — в то, что существуют другие миры и реальности и тем более существа оттуда. Мне тяжело это принять, хотя приходится с этим жить. Я ведь и самому себе не могу объяснить, откуда звери взялись, — капитан устало вздохнул. — Приходится держать в голове единственное, что имею — слово командования.

— Откуда он взялся, как открылся, этот портал? Где он?

— Портал продержался неизвестно сколько времени: отчет должен идти от первого шага по нашей земле этих тварей, а когда это было, выяснить уже не удастся. Но портала не стало на следующие сутки после его обнаружения. Это было в Ляпинском лесу, тут же, через Волгу, когда обследовали все лесные массивы вблизи Ярославля в поисках чего-то нового, связанного с обнаруженными существами. То, что монстры появились именно через обнаруженный портал, — единственное предложение, объяснение этому, более или менее связное.

— С ума сойти… — неслышно произнес подполковник, а для Багрова произнес: — Как портал выглядел? Вы видели его на снимках, читали описание?

— И снимки видел, и читал. Будто выжимка из фантастической книги: черная дыра в земле диаметром около метра. Непроглядная густая тьма, иногда что-то внутри колышется, будто рябь идет по поверхности. При попытке погрузить какой-либо предмет последний бесследно и бесшумно исчезает. Это что-то за гранью реальности и фантастики.

— За гранью понимания, — задумчиво добавил Сезонов. — Вы проводите на существах опыты?

— Нет. Запрещено. Пока лишь пытаются выяснить, каков был их образ жизни до попадания к нам, разумны ли они и насколько. Исследуются поведенческие реакции. Пока точно ясно, что они больше ночные, у них активность в темное время суток. Они привыкли к искусственному свету, но боятся резких, внезапных звуков и вспышек в свою сторону. Я думаю, нужны десятилетия, чтобы понять, что это за раса, кто они, откуда. На полигоне лишь следят за ними и ждут приказаний, как с ними поступить. Пока они просто особо охраняемые объекты, вокруг которых действует режим тотальной секретности.

— Поэтому они очень секретно гуляют ночью в лесу за пределами полигона.

— Откуда вам известно? — испуганно холодным тоном произнес Багров.

Сезонов молчал, спокойно глядя капитану в лицо, но судорожно соображая, как выкрутиться из ситуации. Тем временем Багров поднялся и, не спуская с подполковника внимательного и подозрительного взгляда, направился к нему. Получается, если для него новость то, что постороннему офицеру известно о ночных прогулках тварей, значит, капитан не знает, что именно он, подполковник, был в следственном управлении и интересовался делом Ковалева. Капитану не назвали его, Сезонова, имени. Но имя дневного посетителя генерала Шевчука точно знает Аверченко. Тогда почему следователь не сказал Багрову? Опять непонятные двойные игры!

— Я обеспечиваю охранно-пропускной режим на территории полигона. И проход военнослужащих, и условия содержания всех объектов. Всё находится под моим контролем. Санкции в отношении обеспечения существ охраной тоже отдаю я. Нахождение чудовищ вне специальной части — особый вопрос в согласовании с высшим руководящим составом. Но откуда. Вам. Это. Известно?

— Значит вы… Вы виноваты в смерти Ковалева, — выдохнул Сезонов, гневно глядя на Багрова. — Начальник охраны территории полигона. Вы, допустивший выгул, будто домашних питомцев, этих внеземных уродов!

— Я всего лишь исполнял предписания! Да, так вышло, случайное совпадение, что день смерти Ковалева — это именно тот из немногих дней, когда на мой запрос было получено разрешение о коротком нахождении зверей вне части! Не моя вина и не должно было стать моей проблемой то, что полковнику захотелось взглянуть на тварей! — взвился Багров.

— Зачем, зачем вообще понадобилось выводить зверей за пределы полигона, чья идея?! Это привело к жертве! А дальше могут последовать и новые!

— Я лишь исполнитель, товарищ подполковник. У нас всех в спецчасти есть, скажем так, руководство по взаимодействию с этими тварями. Не мы его составляли, не нам его переписывать. Мы лишь ему следуем. Я слежу за всем и всеми на полигоне. А сверху следят за мной.

— Кто над вами, офицерами и солдатами полигона? В чьей конкретно вы власти?

Сезонов надеялся услышать правдивый ответ. Ведь в последние минуты Багров перед ним так или иначе раскрылся. Значит, доверился. Значит, ему тоже, как и журналисту Яркову, противно знать чудовищную информацию, осточертело находиться вблизи инопланетных тварей и исполнять прихоти высшего командования, которое вот уже столько месяцев ничего серьезного не предпринимает. Как долго существа пробудут на полигоне? Что будет дальше? Есть ли вообще план обращения с ними? Гарнизон глух к немым воплям души офицера охраны полигона и нечестен сам с собой, умалчивая факт существования зверей перед одними и не докладывая другим.

Багров не спешил сдавать командиров. Он тоже понимал, что и ему достанется по первое число, если подполковник узнает имена офицеров, выбравших политику утаивания, ступивших на путь сокрытия невероятной правды.

— Я смогу вам помочь. — Сезонов медленно поднялся на ноги. Он старался добавить в голос нотки доверия, но волнение и злоба перекрывали все мысли. — Постараюсь, если мы будем действовать вместе. Если вы мне всё расскажете.

Капитан молчал и тяжело смотрел на подполковника. Сезонов читал по его глазам, как тому хочется рассказать правду и одновременно как гадко тот поступит, если сделает это: нарушит охраняемую тайну — и угодит под суд. Он уже нарушил десятки правил и протоколов своей части, рассказав о существах стороннему лицу — подполковнику из Москвы. Уже становится ясно, что когда речь заходит о полигоне и, соответственно, тварях на нем, покрывают друг друга все: спецчасть, комендатура, следственный. Никто не хочет говорить другим больше того, что знает сам, и никто не желает делать шаги в сторону разрешения дальнейшей судьбы чудовищ, в том числе избавления от них каким бы то ни было образом.

Не дождавшись ответа капитана, Сезонов вполголоса произнес:

— Зачем вы это делаете? Скрываете от других и скрываетесь сами от себя? Вы. Полигон. Здешние командиры. Нужно рассказать правду. Вынести ее в столицу.

Багров отрицательно качнул головой.

— Никак нельзя, товарищ подполковник. Вы не понимаете. Риски слишком велики.

— Я пытаюсь понять, пытаюсь поставить себя на ваше место и… ничего не выходит. Ничего из того, что думаете, хотите и делаете вы. Андрей, не бойтесь. Вы не будете один.

— Я не призываю вас отказаться от ваших же идей. Я прошу вас понять только одно. Что всё это опасно. Чертовски опасно. Что бы вы ни предприняли, вас найдут первым и заставят молчать.

— Ярославское командование не убьет же столичного офицера? — безэмоционально хмыкнул Сезонов. Багров промолчал. — Эта наша… беседа. Можно считать ее неким сотрудничеством?

— Мы действуем по две разные стороны. — Капитан избегал встретиться с Сезоновым взглядом.

— И при этом уже догадались о планах друг друга.

— Не пытайтесь мешать, товарищ подполковник. Будет только хуже. Вы не знаете, с чем имеете дело. Не представляете, во что ввязываетесь. Вы не можете!..

— Попробуйте остановить.

— Остановим. Не сомневайтесь, — голос Аверченко был холодно спокоен и ровен.

За спиной в обволакивающей игровой манеж тишине ясно послышался щелчок затвора. Сезонов замер, не рискнув обернуться. Багров с широко распахнутыми глазами, будто сам не веря в происходящее, смотрел подполковнику за спину.

— Не вздумайте тянуться за ножом. Медленно, руки.

Сезонов отставил руки и приподнял их.

— Серег, ты охренел? — вскричал Багров.

— Я много чего услышал сейчас, нового. Даже то, чего ты мне, Андрюх, не говорил. Утаивал. Не думал, что ты мне не доверяешь до конца. Ну ничего, я теперь знаю, что ты знаешь несколько больше, и выбью из тебя информацию. Ты мне ее скажешь, — сурово произнес следователь, целясь в спину Сезонову и глядя в глаза Багрову.

— Слушай, вот только не начинай… — капитан повел головой.

— Насмешил… Я не буду его убивать! В этом резона нет.

— Ну и на том спасибо. Только припугнуть решили? — Сезонов, держа руки поднятыми на уровне головы, не спеша развернулся к Аверченко лицом. Тот целил в него не из пейнтбольного автомата, а из табельного пистолета. — Вы всегда носите оружие на игру?

— Только в исключительных случаях. Сегодня выдался именно он. Андрей, мы должны его прикрыть.

— Под каким предлогом? — вместо Багрова, будто задохнувшегося от опасного поступка следователя, спросил Сезонов.

— Серег, ты!.. ты!.. ты что творишь!

Капитан сделал несколько шагов вперед и остановился перед Аверченко рядом с Сезоновым, переводя взгляд с одного офицера на другого. Тут он задержал взор на рукаве куртки подполковника.

— Вот откуда вы знаете… Это вы… Это были вы! Ночью у полигона! Мои не схватили человека, ночного свидетеля выгула тварей, но успели его ранить. Это вы, подполковник! Всё-таки вы, — осознавая выстраиваемую в мыслях правду, прошипел Багров.

— Бинго! — с радостью, как показалось Сезонову, воскликнул следователь. Капитан взметнул на него неодобрительный взгляд.

Сезонов опустил глаза на свой рукав и понял, что Багров увидел следы засохшей крови на куртке.

— Это лишний повод спрятать его, Андрюх. Думай. Мы с тобой оба в одной лодке. Одно твое слово, одно мое действие — и мы либо не знаем ничего, либо в деле возникает новый поворот, который обернется нам жутким гемором. — Аверченко внимательно вглядывался в Багрова.

— Вы выбрали ложный путь, Сергей, — произнес Сезонов.

— Нет, это вы ошиблись, подполковник.

Багров в два широких решительных шага достиг следователя и вывернул его руку, державшую пистолет. Следователь, выронив оружие, всё же вырвался и гневно буравил капитана взглядом. Сезонов воспользовался секундным замешательством и ринулся вглубь игрового поля, лихорадочно соображая, как и где выскочить из ангара. За спиной он услышал возгласы офицеров, которые кинулись вслед за ним:

— Андрей, ты паскуда!

— Откуда мне знать, что творится в твоей башке, может, ты его реально пристрелить хотел?

— Я не такой отмороженный!

— И всё же тебе пришло в голову направить на него ствол!

— Это профилактика!.. Подполковник, стойте!

Вы оба хороши, товарищи офицеры. Общего языка мы с вами не найдем. Мы не просто по разные стороны одной лодки — мы, получается, вообще в разных суднах.

Поверх звуков погони послышался новый — кто-то провернул в железных дверях ключ и раскрыл поскрипывающие створки. Может, это ночная охрана? Аверченко сделал всё, что исключить выход его, Сезонова, за пределы игрового манежа на улицу, но невероятным образом забыл, что у охраны снаружи есть ключи от всех дверей. И именно сейчас ночной сменщик подарил подполковнику путь спасения.

Прозвучал громкий мужской голос, который явно услышал топот где-то в лабиринтах поля и наверняка отправился ловить нарушителей. Сезонов, думая, что офицеры могут разделиться, чтобы поймать его до того, как он успеет выбежать, решил действовать быстрее. Приближаясь к очередному заграждению, Сезонов с разбегу прыгнул на него, подтянулся и, взобравшись на плоскую крышу стоявшего впритык высотного ящика, перепрыгнул с него на другую стену, перемещаясь в сторону раскрытых охранником дверей. Если ярославские и захотят стрелять по нему, ставшему открытой мишенью, то уже всё равно не посмеют, но вопрос открыт в отношении охранника. Надо ускориться, чтобы проскочить и мимо него.

Голоса смешались: в один момент Багров и Аверченко крикнули друг другу, как он, Сезонов, забрался наверх, а охранник — им оказался налысо бритый среднего возраста невзрачный мужичок — призвал спуститься вниз и всем незаконно находящимся в манеже в сей поздний час, что называется, сдаться.

Подполковнику удалось прорваться: выход был открыт, охранник плутал где-то в лабиринтах, возвращаясь к дверям, и Сезонов, спрыгнув с перегородки, выбежал из манежа, не оглядываясь бросился к выходу на улицу. Через пару мгновений за спиной, еще на игровом поле, прозвучал окрик охранника: «А-ну, стоять!» — и в воздухе прозвучали два выстрела. Подполковник ужаснулся, но тут же успокоил себя: не стал бы ночной смотритель целиться в людей, Аверченко и Багрова; это предупредительные выстрелы, которые, впрочем, возымели действие: оглянувшись уже будучи на ночной улице, перебегая дорогу между ангарами, Сезонов не увидел преследовавших его офицеров. Сейчас те некоторое время — скорее всего, не больше минуты, может даже ее половины — окажутся задержаны охранником и будут объяснять, кто они такие, поэтому есть драгоценные секунды, чтобы завести «ниву» и уехать, пока Багров с Аверченко не засекли, в какой стороне скрылась машина.

Мотор не успел остыть. Автомобиль завелся быстро и резво. Сезонов не включил фары, вдавил на газ и выехал из промзоны, некоторое время петляя возле нее, путая след офицерам, если они успели за ним отправиться и предугадать направление движения. Оказавшись на проезжей части между домов частного сектора, подполковник уже тут включил фары и, согласуясь с карманной бумажной картой города, вилял переулками и улочками подальше от крупных дорог, выезжая по направлению к северу, к знакомому гаражному кооперативу.

На «хвосте» никто не сидел. Часовая стрелка приближалась к двенадцати. Телефон Сезонова завибрировал. Он похолодел, увидев на экране входящий вызов от Багрова. С минуту мобильник зудел, а когда вызов сбросили, подполковник отключил сеть передачи данных. Не хватало еще, чтобы предприимчивые и озлобленные офицеры отследили его по сотовой связи. Его в кольцо — а он его разомкнет. Его останавливают — а он продолжает действовать. Это боевая закалка, это армейское воспитание. Это его жизнь.

Итак, подытожим. Что мы имеем на сегодняшний час.

Главная охрана полигона — Багров, старший следователь в деле о смерти Ковалева, высшее ярославское военное следствие знают о моих намерениях придать в Москве огласке дело о гибели полковника, чтобы обнаружить для столицы нахождение здесь невероятных внеземных существ. Все они реально опасаются за замещаемые ими самими места. Следователь то ли верит, то ли что, сам не пойму, что я могу скомпрометировать и дискредитировать местный гарнизон — об этом он, естественно, доложит своему командиру, и ему поверят, потому что обо мне здесь не знают никто и ничего. Ну кроме Багрова и Аверченко, а последний-то может перевернуть информацию обо мне в нужное для него русло. Он правда считает, что я на самом деле собираю данные о полигоне, чтобы передать их иностранным агентам? Что я государственный изменник? Вот это я попаааал, конечно. Держись, Валера. Необходимо сохранять стойкость духа и веру в победу до конца. Кроме меня никто не сможет разобраться с этим делом, докопаться до истины. И я разберусь, чего бы мне это ни стоило.

День 6

— Егор Семёныч, это Сезонов.

— Да, Валер, слушаю.

— Тут… такое дело…

— Такое, что ты еще в Ярославле побудешь и в Москву не вернешься?

— В общем-то да.

— Смотри, Валер. Долго прикрывать тебя не получится. День, другой, ну, от силы три— и тебя вернут насильно.

— Меня уже кто-то искал?

— Да, был один, из учебного центра.

— А зачем?

— Подпись твоя была нужна на бумажке одной, для майора Чиркова.

— Ааа.

— Ну я поставил от себя, разрешили, приняли.

— Спасибо, товарищ генерал.

— Видно, у тебя с делами там не всё в порядке.

— Всё сложнее и запутаннее, чем я думал.

— А никто не может от тебя перенять задание? За тебя выполнить?

— В том и дело, Егор Семёныч, что нет.

— Так может тебе всё-таки обратить к гарнизону? Скажи, я найду человека, кто и как сможет помочь, чтобы…

— Нет, нет, товарищ генерал, не нужно. У меня всё… под контролем.

— Под таким, что всё идет нескладно?

— Ну… это временно.

— Ладно. Я тебя услышал. Завершай всё же скорее свои дела и дуй в Москву.

— Так точно, товарищ генерал-майор, завершать и — в Москву.

Сезонов нажал кнопку завершения вызова на беспроводном телефоне, положил трубку, вздохнул и, открыв дверь, вышел из комнаты на кухню, где до сих пор находилась Дарья. Женщина стояла у газовой плиты, готовая снять свистящий чайник и разлить горячую воду по кружкам с заварочными чайными пакетиками.

Проведя ночь на задворках знакомого гаражного кооператива, где подполковник среди пайщиков случайно и неожиданно для себя завел знакомого, пенсионера Федорова, на новое утро Сезонов судорожно соображал, что же ему делать, что предпринять, куда податься и каким путем идти. Выражаясь языком дипломатии, он в одночасье превратился в persona non grata— стал нежелательный гражданин для всех, наверное, высших ярославских военачальников и некоторых низших офицеров. Вот говорят же: не делай добра — не получишь зла. И ведь он стал ходячим примером данной поговорки.

Чувствуя себя внезапно потерянным, Сезонов, укрыв «ниву» оставленной на задворках боксов, никому из кооперативщиков не нужной большой непрозрачной пленкой, двинулся в сторону дома, где жила семья Ковалевых, подняв воротник куртки и глубже натянув капюшон: день выдался пасмурным, ветреным, неприятно моросил дождь. Всю дорогу он шел пешком и надеялся вновь застать Дарью дома. Сын должен быть на работе, дочь — в школе, а если и сама Дарья никуда не вышла и он застанет ее на квартире, то всё же осмелится поведать ей некоторую историю, чтобы и она знала, против чего и за что ратовал ее муж и его друг. Нет, он не скажет ей прямым текстом об ужасах, что творятся на полигоне, и во что местное командование превращает замалчиваемый факт нахождения в регионе внеземных чудовищ. Как он и надеялся, дети дома отсутствовали, а Дарья никуда не собиралась. Женщина встретила его тепло, но умело скрыла эмоции: как она удивлена его новым внезапным приходом без предупреждения, как обеспокоена — что всё-таки происходит, почему Валерий так несловоохотлив и суетлив? Возникнув на пороге ее квартиры в мокрой куртке, с серьезным и одновременно неловким выражением на лице, Сезонов тем не менее был решительно настроен рассказать Дарье некоторые факты, несмотря на зароки, что вбивал в свой мозг часами ранее. Рискует ли он тем самым ее жизнью, жизнью ее детей — когда теперь, вдова офицера, тело которого найдено близ спецчасти, впускает в дом товарища своего супруга, а тот, желая знать правду о той самой части, добыл себе множественные проблемы и стал помехой для ярославских командиров? Рискованно ли теперь, что она будет знать то, о чем так непросто поведать, опасно, что он, подполковник, был у нее? Не хочется об этом думать. Вдруг это всё больное воображение? Точно. Воспаленный мозг за последние сутки не может мыслить ничего, кроме охоты и преследования в целях заставить замолчать. Где правда, где ложь, где игры больного параноического сознания, а где действительная допустимость? Если местным военным удастся отследить его, Сезонова, проследовать его путями? Если они придут и сюда, в квартиру Ковалевых, в целях пристрастного расспроса Дарьи и ее детей: был ли здесь когда-либо московский подполковник, что делал и говорил? Он, Сезонов, этого не допустит. Он верит, что сохранит Ковалевым безопасность, если нужно, и сам не попадется в руки ярославских военачальников. Те будут сами его искать, не запросят содействия столичного управления, не доведут информацию до генерал-майора Фамилина— всё по одной и той же причине: пришлось бы рассказать о совершенном подполковником преступлении — попытке проникновения в спецчасть в целях того, о чем как раз-таки не надо упоминать в докладе Москве.

Надеясь, что у него есть время, прежде чем военные могут прийти к Дарье (если, конечно, это сделают), Сезонов всё же торопился и спешил рассказать вдове Арсения всё, что хотел. Первое, что он сделал, когда она впустила его в квартиру, — попросил разрешения позвонить с домашнего телефона. Проводив его в комнату-спальню, где на прикроватной тумбе со стороны Арсения стоял телефон, Дарья удалилась на кухню.

— Завтра у Арсения девять дней, — сказал она, выключая плиту и снимая свисток с носика чайника.

— Да. Я помню, — кивнул Сезонов, глядя на клетки клеенчатой скатерти.

— Ты еще будешь в городе?

— Я не знаю. Правда, не знаю.

Подполковник посмотрел в окно, избегая встретиться с женщиной взглядом.

— Если что, приходи на поминальный обед. В том же месте, в одиннадцать.

— Спасибо.

— Думаю, я бы хотела сказать тебе кое-что, — произнесла Дарья, разлив по кружкам воду из чайника.

— Да? — Сезонов поднял на нее глаза, макая чайный пакетик.

Женщина молча вернула чайник на плиту, села за стол и потянулась к конфете. В глаза Сезонову она не смотрела.

— Я немного продолжаю разбираться в вещах и документах Арсения. Вчера нашла медицинское заключение. Оно оказалось хорошо спрятано. Думаю, от меня. Он хотел скрыть.

— Скрыть — что? — насторожился Сезонов.

— Самый последний раз, когда он проходил медосмотр, у него выявили нарушения сердечного ритма. Также выяснилось, что незадолго до этого он перенес микроинфаркт. Это, оказывается, случилось в его последнюю длительную командировку на юг.

Между женщиной и Сезоновым повисло молчание.

— А его хотели перевести, уволить в связи с этим? — спросил подполковник.

— Вот чего не знаю, того не знаю. Мне даже из комендатуры ничего не передавали, что у Арсения нашли порок. Он сам мне ничего… ни слова…

Эх, Арсений. Какой же всё-таки ты… Не любишь тревожить дорогих тебе людей, а в итоге до чего довел себя. Ничего и никому. Как обычно. Ты в своем репертуаре. Добила тебя эта ситуация, этот страх, который ты испытал, увидев чудовищ, с твоим-то, оказывается, ослабленным вдруг разом сердцем.

— Зачем, зачем ему понадобилось выйти посреди трассы из машины, когда он ехал в Кострому…

Вопрос не требовал ответа, он был просто задан в пустоту. Но Сезонов, сложив руки на столе и чуть наклонившись вперед, приоткрыл рот и хотел осторожно начать свой надуманный, но при этом не лишенный частичек правды короткий рассказ, как Дарья вновь повернулась к нему и заботливо спросила:

— Ты почему такой усталый, Валер? Может, всё же поешь что-нибудь? Если хочешь душ принять, так скажи.

— Можно?

— Господи, Валер, да без проблем, конечно. — Дарья закатила глаза, будто он спросил какую-то глупость. — Развешу твои вещи из сумки всё-таки? Помнутся ведь, долго так лежать будут.

Сезонов поблагодарил.

— Ты, наверно, думаешь, почему я не задаю много вопросов. Я просто не хочу лезть в твои дела. Потому что это твоя личная жизнь. Поверь, ты мне никаких неудобств не доставляешь. Но… если тебе действительно нужна какая-нибудь помощь… я помогу, чем смогу.

— Даш, ну что ты. Ты и так меня спасаешь. Вроде, думаешь сама, мелочи. Но мне очень важно, ты даже не представляешь, — подполковник протянул руки и взял ее ладони в свои, сжав в знак поддержки и благодарности. — И я хотел бы кое-что тебе рассказать. Потому что, мне кажется, об этом тебе комендатура не скажет.

Сезонов помялся пару мгновений, глядя в пол, чувствуя на себе пристальный взгляд.

— Мне удалось выяснить, почему Арсений оказался там, у полигона. Ему казалось, что на территории части, помимо известных объектов, есть еще и другие.

Он замолчал. Дарья ждала продолжения. А он вдруг забоялся закончить так, как хотел и срочно выдумывал, как выкрутиться. Женщина задала вопрос, видя его глубокую нерешительность:

— Почему ночью?.. Зачем?.. Он выяснил, что еще есть на полигоне?

— Ночью, потому что сложно было сделать это днем. Он думал совершить всё один, чтобы быть уверенным сперва самому. Чтобы в случае ошибки, поспешности в выводах и неправильных подозрений не подставить начальство. Видимо, именно тогда, внезапно, к сожалению, у него случился приступ.

— Но следственная группа разбирается, есть ли на полигоне что-то еще? Как думаешь? — прошептала Дарья. По ее щеке скатилась одинокая слеза.

— Думаю, да. Хочется верить. Со всем разберутся, — успокаивающим тоном произнес Сезонов, хотя подозревал, что мог ненароком солгать.

Женщина кивнула, вежливо высвободила ладони из его рук, встала из-за стола и подошла к холодильнику.

— Может, всё-таки щи?

— Спасибо.

Он быстро поел и, пока Дарья размещала его незамысловатый багаж на двойные плечики, принял душ. Женщина не заметила оставшиеся кровавые пятна на куртке — он повесил ее, вывернув вовнутрь, и не подозревала о поврежденном плече — под носимой темной футболкой с длинным рукавом не видно нетугой перевязки. Сезонов заклеил порез, оставшийся след от пули, пластырем, вновь распрощался с Дарьей, призвав ее быть осторожней.

— Почему?

— Когда к тебе, но это совсем не точно и этого может не быть, придет кто-то из военных и будет спрашивать меня, говори, что не знаешь, понятия не имеешь обо мне, куда я иду и где я.

— Валера, что ты натворил?

— Ничего, просто… Главное, ты ничего не бойся. Всё обойдется.

— Нам с детьми точно не стоит волноваться?

— Более чем уверен.

— Но тогда ты будь осторожен.

— Это я всегда. До встречи.

В Москве поддержкой не заручиться. Здесь — тем более: на него, Сезонова, ополчился весь свет высших офицеров гарнизона. Он заработал тревожность и паранойю. Не ясно, с какой стороны подступить, что предпринять. Он, можно сказать, связан по рукам и ногам: не может действовать, потому что отрезаны все пути для наступления, а отступать — не в его правилах.

Думай, Валера, думай! Что важнее, что в приоритете, что реальнее? Покончить с полигонными тварями вплоть до их ликвидации? Тогда как? Что за способы и методы надо предпринять и изобрести, чтобы избавить мир от этих существ? Они слишком опасны, они из другой реальности! Их надо устранить. Именно это и сделала бы Москва, если знала об их существовании. Или надо вывести на чистую воду местных офицеров командования? Всех тех, кто скрывает информацию о зверях, и к ним причастных? Аверченко в том числе, Багрова? Багров… Он ведь, чувствую, на моей стороне, где-то в глубине души. Просто не может идти против высших командиров. Несмотря на то, что офицер, всё же обыкновенный солдат. Ему тошно, но он не может идти вопреки вышестоящим. Не может. Хочет — слабо, но хочет тоже как-то противостоять, нарушить непоколебимые правила таинственности и секретности в отношении чудовищ. Боится кому-либо рассказать, боится быть один. Но давление на него большое, он подчиняется. Хороший парень, ведь может и умеет быть сильным! Но здесь, после перевода, после понимания и осознания того, с че́м ему предстоит работать, оказался каким-то смиренным.

В голову сама собой пришла идея, куда следует направиться и искать ответы на некоторые волнующие вопросы: вместе с Сезоновым дорогу на разрешающий сигнал светофора перебегали двое юношей-кадетов, учащихся военного училища, которые спешили на автобус, и подполковника внезапно озарила мысль: что если прямо сейчас напроситься «в гости» к начальнику военного училища, Ильинову, чтобы с его компьютера получить сетевой доступ к базе Минобороны и тщательней ознакомиться с биографиями и послужными списками местного командования? Чтобы понимать, с кем он, Сезонов, имеет дело. Чтобы знать, с кем не совпадает его точка зрения насчет чудовищ.

— Мне необходимо получить доступ к банку данных, сопряженному с нашим сайтом Минобороны, в целях получения дополнительной информации об одних командирах. С вашего, конечно, позволения, — после всех формальных приветствий с генералом Ильиновым произнес подполковник. Он, заранее не предупредив, не созвонившись и во второй раз за утро надеясь на удачный случай, застал начальника училища в его кабинете за проверкой документов на подписание.

— Почему вы так уверены, что этот доступ у нас, у меня здесь есть? — Ильинов внимательно воззрился на Сезонова, пригласив его занять место за столом напротив него.

— Я просто допускаю его наличие. Может быть, скорее всего, только с одного — вашего — компьютера.

— Доступ через дополнительную защищенную сеть действительно есть. И действительно только у меня, в этом кабинете, на этом компьютере. — Ильинов посмотрел на монитор слева от себя. — Но откуда всё-таки вам известно?

— Я за время службы бывал в сотнях частях и всегда выяснялось, что хотя бы у одних только начальников и командиров был доступ к базе с их рабочего места.

— Это в личных целях или рабочих?

— В рабочих, конечно, — уверенно заявил подполковник.

— А почему не пошли в комендатуру, еще куда-то… — генерал отвлекся от гостя, вводя пароль для входа в компьютер.

— Видите ли… не застал там людей, которые могли бы мне разрешить и дать доступ, — уклончиво ответил Сезонов.

— Ладно, разрешаю, товарищ подполковник. Садитесь прямо сюда. — Ильинов встал с кресла, указав на него.

Сезонов поблагодарил. Ильинов собрал со стола бумаги, взял ручку и пересел на другой конец приставного стола, вновь углубившись в документы. Заняв место генерала, подполковник увидел на мониторе развернутое по ширине экрана окно для ввода пароля в базу данных Минобороны. Мельком взглянув на Ильинова, Сезонов быстро ввел ключ доступа для входа и нажал «ввод».

— Там по умолчанию стоит регион «Ярославль», конечно, — добавил начальник училища.

— Понял.

Прежде чем искать интересующих его военнослужащих, подполковник ради интереса просмотрел актуальные для местного гарнизона новости и обновления: доступные приказы, письма, доклады за последние недели, но ничего из просмотренного так или иначе не касалось спецчасти и полигона. На главной странице его внимание привлекли два сообщения с пометкой особой важности, совершенно свежих, опубликованных сегодня после полуночи, в третьем часу. Сезонов нажал на первое из них — и оцепенел, прочитав лишь первые строки. Взглянул на Ильинова, не заметил ли тот резкой перемены в его лице. Нет: генерал, поправив очки на носу, держал в руках лист документа и вдумчиво читал текст, ведя вдоль строк шариковой ручкой. Сезонов сглотнул, почувствовав, как по спине пробежал холодок, и вернулся к чтению статьи.

Статья была о нем. Причем актуальная только для ярославского гарнизона: при попытке поменять регион на Москву новость пропадала из перечня недавно размещенных. Сезонов враз забыл, что хотел найти страницы местных военачальников, и не веря собственным глазам читал емкий и краткий текст — если его, московского подполковника, видели на территории любой части гарнизона, просьба связаться и сообщить об этом по таким-то номерам. Причем по тексту совершенно не заявлено, в чем он, Сезонов, обвиняется, в честь чего его ищут. Лишь какое-то несоответствующее реальной действительности слабое пояснение: «в силу особых обстоятельств». В конце размещалась ссылка на его информационную страницу в банке данных о военнослужащих столичных управлений Минобороны.

Серьезно?! Они — серьезно?! Да что же происходит в самом деле! Кто инициатор такого заявления?! Местное командование вправду занялось мной как нежелательным? Что за бред творится в Вооруженных, что за бред творится в гарнизоне! Получается, не зря мне было не по себе, чутьё не подвело? А так казалось, что это не может быть реальным! И знает ли об этом Ильинов, об этой статье? Может, тщательно скрывает, делает вид, что понятия не имеет, что не читал новость обо мне? Что́ местным до меня? При чем я оказался? Лишь потому, что пытаюсь узнать правду о смерти друга, надо на уши ставить весь многотысячный гарнизон? Да что за чертовщина, совсем сбрендили!

Еще не отойдя от шока, Сезонов — чего уже терять — решил добить себя окончательно второй свежей новостью раздела.

Новость с пометкой срочно и важно. Подполковник выхватывал детали, но терялся еще больше. Пришлось дважды вдумчиво прочесть каждое слово, чтобы осознать, во-первых, случилось что-то нехорошее и, во-вторых, что-то против этого нехорошего затевается.

Выдержки из подписанного вчера вечером, срочно принятого местным командованием акта. Выжимки из такого же, внепланового, постановления областного правительства. Полный их текст в виде цветной отсканированной копии с печатями и соответствующими подписями компетентных лиц, руководителей и начальников. Сезонов тревожно вчитывался в предложения.

С сегодняшнего дня и до особого распоряжения в городе и прилегающих к нему территориях объявляется режим повышенной готовности без введения ситуации чрезвычайного характера, но с допустимой возможностью ее анонсирования. В соответствии с этим на обозначенных в документах территорияхв связи с угрозой признаниялокального и муниципального вида чрезвычайной ситуации в состояние оперативной готовности и реагирования приведены службы и ведомства, властные органы и управления. Для обеспечения охраны порядка и безопасности выделены части силовых структур, в том числе военные и МЧС. Жителям города и прилегающих районов даются рекомендации в части посещения городских мест со списком ограничений, в том числе выбором в пользу работы на дому, отказом от посещения обозначенных территорий в вечернее и ночное время, поведением себя в соответствии с правилами гражданской обороны населения в случае возникновения непредвиденных обстоятельств. И прочая, и прочая…

Подполковник сглотнул.

А вот это уже по-настоящему страшно. Что же творится? В связи с чем? Почему? Всё очень внезапно и без конкретных пояснений: одни ссылки на общие положения законов, которые можно трактовать весьма широко. Что случилось в действительности?

Если в этих актах нет ничего тайного и они связаны с обеспечением безопасности населения, может, в СМИ уже есть материалы, освещающие данный вопрос? Может, они как-то иначе объяснят ситуацию?

Сезонов, отложив на неопределенный срок идею поиска информации об офицерах, вышел из личной учетной записи, закрыл страницу и в новом Интернет-окне ввел в поисковой системе запрос о предпринятых в городе мерах. Десятки статей газетных сетевых изданий, столько же коротких видеоанонсов в теленовостях, но все они повторяют примерно одно и то же, без конкретики. Значит, горожане уже должны знать: Ярославль с утра стал городом, накрытым гражданскими ограничениями в связи… с непонятно чем.

— Товарищ генерал-майор, — стараясь сохранять невозмутимость, произнес Сезонов.