Полночная месса

Гиена

Аист летел над пустыней на север. Ему захотелось пить, и он принялся искать воду. Долетев до гор Кан-эль-Гар, в одном ущелье он заметил озерцо. Скользнув между скал вниз, аист опустился у края воды. Затем шагнул в нее и стал пить.

В ту же минуту, прихрамывая, к озерцу подошла гиена и, завидев пьющего аиста, сказала:

— И далек ли твой путь?

Аист никогда раньше не видел гиен. «Так вот какая она, гиена», — подумал он и принялся наблюдать за ней: ему рассказывали, что если даже капля мочи ненароком попадет на кого, он пойдет за гиеной, куда бы та его ни повела.

— Скоро лето, — сказал аист. — Я держу путь на север.

С такими словами он отошел подальше от берега, чтобы не подпускать к себе гиену. Но там было глубже, и аист чуть не упал — пришлось пару раз взмахнуть крыльями. Гиена обошла озерцо и посмотрела на аиста с другого берега.

— Я знаю, что у тебя на уме, — сказала гиена. — Ты веришь этим россказням обо мне. Но неужто у меня и впрямь такая сила? Быть может, в далеком прошлом гиены и были таковы. Но теперь мы ничем не отличаемся от прочих. Хотя обмочить тебя я бы могла и отсюда, если б захотела. Но зачем? Если не желаешь дружить, иди на середину и стой там.

Аист оглядел озерцо и понял, что нет здесь ни единого места, где гиена бы его не достала.

— Я уже попил, — сказал аист. Он расправил крылья и выскочил из воды. А на берегу разбежался, взмыл в воздух и, кружа над озерцом, поглядывал на гиену.

— Выходит, ты и есть страшилище? — сказал он. — Сколько странного в мире.

Гиена глянула вверх. Глаза ее лживо щурились.

— Всех нас Аллах привел сюда, — сказала она. — И тебе это известно. Ты ведь про Аллаха знаешь.

Аист опустился ниже.

— Это правда, — ответил он. — Хотя странно такое слышать от тебя. У тебя дурная Слава, ты же сама только что сказала. А колдовство противно воле Аллаха.

Гиена склонила голову набок.

— Стало быть, ты все-таки веришь в эту ложь! — воскликнула она.

— Я не заглядывал в твой мочевой пузырь, — ответил аист. — Но почему же тогда все твердят, что им ты творишь колдовство?

— И зачем только Аллах дал тебе мозги? Ты ведь даже не научился думать. — Но гиена произнесла это так тихо, что аист ничего не расслышал.

— Твои слова унесло, — сказал он и спустился еще ниже.

Гиена снова посмотрела вверх:

— Я сказала: «Не приближайся ко мне, а то подниму ногу и окачу тебя своим колдовством!» — Гиена расхохоталась, аист же подлетел так близко, что заметил: зубы у гиены бурые.

— Но все равно — должна ведь быть причина… — начал аист. Он приглядел скалу повыше над гиеной и устроился на ней. Гиена присела внизу и уставилась на аиста. — Почему тебя называют страшилищем? Что ты натворила?

Гиена прищурилась.

— Счастливчик, — сказала она аисту. — Людям никогда не хотелось тебя убить — они думают, что ты свят. Тебя называют праведником и мудрецом. Однако ни на святого, ни на мудрого ты не похож.

— То есть как? — быстро спросил аист.

— Если б ты и впрямь понимал, то знал бы, что колдовство — просто пылинка на ветру, и всё — в руке Аллаха. Ты бы не боялся.

Аист стоял и молчал очень долго — он думал. Поднял ногу и, согнув, подержал ее перед собой. Солнце спускалось, и ущелье заливало красным. Гиена тихо сидела, поглядывая на аиста и дожидаясь, когда он заговорит.

Наконец аист опустил ногу, открыл клюв и молвил: — Стало быть, если даже колдовства нет, грешник в него верит?

Гиена захохотала:

— Я ничего не говорила о грехе. Это ты сказал, а ты у нас мудрец. Кто я такая в этом мире, чтобы рассказывать кому-то о правом и неправом? Дожить бы от рассвета до заката. Все вокруг желают моей смерти.

Аист снова поднял ногу и погрузился в раздумья. Последний свет дня взмыл в небеса и растаял. Скалы и склоны потерялись во мгле.

В конце концов, аист произнес:

— Тут с тобой поневоле задумаешься. Это хорошо. Но спустилась ночь, и я должен лететь. — Он расправил крылья, собираясь взлететь с уступа, на котором стоял. Гиена прислушалась. Крылья аиста медленно били воздух, а потом она услышала, как его тело ударилось о скалу на другой стороне ущелья. Гиена пробралась меж камней и нашла аиста.

— У тебя сломано крыло, — сказала она. — Лучше б ты улетел при свете дня.

— Да, — ответил аист. Он испугался и совсем пал духом.

— Пойдем ко мне домой, — предложила гиена. — Ты идти хоть можешь?

— Да, — ответил аист. Вдвоем они спустились в низину и скоро добрались до пещеры в откосе. Гиена вошла первой, крикнув аисту:

— Пригнись, — а уже внутри сказала: — Теперь можешь разогнуться. Здесь уже высоко.

Внутри была только тьма. Аист замер.

— Где ты? — позвал он.

— Я здесь, — ответила гиена и захохотала.

— Почему ты смеешься? — спросил аист.

— Я подумала о том, как странен мир, — отозвалась гиена. — Святой вошел в мою пещеру, потому что верит в колдовство.

— Я не понимаю, — сказал аист.

— Это оттого, что ты сбит с толку. Но теперь ты по крайней мере видишь, что никакого колдовства у меня нет. Я ничем не отличаюсь от прочих в этом мире.

Аист не сразу ей ответил. Вонь гиены чувствовалась где-то совсем близко. Потом, вздохнув, он сказал:

— Конечно, ты права. Нет власти превыше власти Аллаха.

— Я довольна, — дыша аисту прямо в лицо, сказала гиена. — Ты наконец-то понимаешь. — И тут же схватила аиста за шею и разодрала ее. Аист забился и рухнул на бок.

— Аллах даровал мне кое-что получше колдовства, — тихо вымолвила гиена. — Он дал мне разум.

Аист лежал недвижно. Он хотел было повторить, что нет власти превыше власти Аллаха, но клюв его лишь распахнулся во тьме.

Гиена отвернулась.

— Через минуту ты умрешь, — обронила она через плечо. — А через десять дней я вернусь. К тому времени ты созреешь.

Прошло десять дней, гиена пришла в пещеру и нашла аиста там же, где оставила. Муравьев не было.

— Хорошо, — сказала гиена. Она сожрала то, что хотела сожрать, и выбралась на широкую плиту, что прикрывала вход сверху. И там, под луной немного постояла, блюя.

Затем поела своей блевоты и долго каталась в ней, чтобы получше втерлась в шкуру. А после вознесла благодарение Аллаху за то, что глаза ее видят всю низину в лунном свете, а нос чует падаль по ветру. Гиена покаталась еще немного и полизала камень под собой. Полежала на нем, тяжко отдуваясь. Затем встала и похромала дальше по своим делам.

1962