«О Боже, это так похоже на Люси! Вечно она устраивала неприятности, вечно заставляла маму страдать. Она как будто спланировала все это, чтобы усложнить нам жизнь».
Я взглянула на Морган, сморкавшуюся в бумажную салфетку.
— Э-э… Морган, вы мне что-то сказали?
— Нет, я просто высморкалась.
Все это слишком походило на тот случай с мамой, чтобы быть простым совпадением. Я взяла небольшую стеклянную вазу, спросила Морган, может ли она пропитать на ней надпись, и протянула ей, постаравшись прикоснуться к ней рукой.
«Интересно, когда они разрешат мне снять деньги с ее счета?»
Я быстро смахнула в коробку гранитное пресс-папье и настольный календарь. Мне хотелось еще раз прикоснуться к Морган и проверить свою теорию, но еще больше мне хотелось выбежать из кабинета и никогда в него не возвращаться. Идея, что я могу читать мысли других людей, была одновременно интригующей и отвратительной. Все равно, что прикосновение царя Мидаса, который все превращал в золото. Поначалу ему казалось, что это удача — до тех пор, пока он не превратил в золотую статую любимую жену.
Тут мое замешательство усилилось — в воздухе возник слабый аромат. Я принюхивалась, как ищейка, преследующая добычу, наплевав на то, что это может заметить Морган. Запах исходил от зеленого шерстяного кардигана, который часто надевала Люси. Сейчас он лежал на спинке ее стула. Я поднесла свитер к лицу. Пусть запах был совсем слабым, но я не ошиблась. Пахло Эриком. И колени, и мозг у меня превратились в желе, я погрузилась в мечтательность и томление, лишь слегка омраченные тем, что означал этот запах — то, что я подсмотрела тогда у Эрика, было правдой; он действительно обнимал Люси, и вовсе не так давно.
Морган громко кашлянула. Я подняла глаза — она уставилась на меня, явно не понимая, почему я ласкаю свитер ее сестры. Пришлось быстро сочинять.
— Морган, это мой свитер, Люси просто брала его у меня. Я хочу забрать его, вы не против?
— Ну разумеется, — ответила Морган, все еще с подозрением глядя на меня.
И, словно решив, что хочет как можно быстрее от меня избавиться, Морган начала помогать мне упаковывать вещи Люси. Мы закончили быстро, и все это время я старалась не прикасаться к ней. Но когда ми прощались в холле, она протянула мне руку. Я сделала глубокий вдох и пожала ее.
«Я слышала, что в Сан-Франциско полно извращенцев, но ты побила все рекорды».
Вернувшись в свой кабинет, я закрыла дверь и пожалела, что не могу ее запереть. Села за стол и погрузила лицо в свитер Люси. В голове снова всплыл образ обнимающихся Эрика и Люси, но я отодвинула его, желая обдумать то, что случилось с Морган.
Если для анализа ситуации воспользоваться информацией, полученной от Николая, получается, что вампирский ген помогает мне читать мысли. Но почему только мама и Морган? Почему я не узнала, что Лакшми выходит замуж или про подлую интригу Кимберли, мечтавшей вернуть себе «Тангенто»? Видимо, потому что у Морган есть вампирский ген и у моей мамы тоже. Вероятно, это означает, что вампирский ген был и у Люси. Эрик превращал Люси точно так же, как превращает меня. Она порвала с Лесом, чтобы быть с Эриком, но умерла раньше, чем смогла воспользоваться своим шансом, и Эрик обратился к холостячке номер два.
Теперь понятно, почему Сулейман и Моравия заявили, что им не нравится концепция Люси для их кампании. Они работали на Эрика (вероятно, отсюда и деньги на рекламную кампанию). И специально сказали это, чтобы заманить меня к себе в клуб, где Эрик сможет вонзить в меня свои клыки.
Но зачем я ему? О, мне хотелось верить, что это любовь, но его объятия с Люси набрасывали ужасную тень сомнения на эту теорию. Мог ли он любить Люси? Вполне возможный сценарий таков: Эрик сначала выбрал себе в компаньоны Люси, но она случайно умерла во время превращения, Николай говорил, что такое случается. Просто несчастный случай, никакого умысла. Другой вариант: Эрик хотел убить Люси, и ему это удалось. Ни один из этих сценариев не сулил мне ничего хорошего.
Существовало всего несколько возможных выходов из положения, в котором оказалась сейчас я. Можно согласиться на превращение и стать компаньоном Эрика на весь отпущенный нам срок, если Николай не ошибается и Эрик хочет именно этого. Тогда я смогу быть с мужчиной, к которому так сильно (пугающе сильно) привязалась. Я пыталась не думать о других, более эгоистичных, преимуществах вроде возможности читать мысли клиентов и предлагать им рекламные кампании, на которые они всегда надеялись, а значит, стать лучшим сотрудником «Д ВУ». Или даже снова начать выступать, читая мысли режиссеров по подбору актеров и показывая им именно то, что они хотят увидеть. Но если я на такое решусь, мне придется жить вампиром, а это не лучший образ жизни для вечной девочки-скаута вроде меня. Я не могла представить себе годы и годы, проведенные на задворках человеческого общества в качестве кровопийцы и парии, крадущейся в темноте…
Или я могу просто умереть, как Люси.
Но у меня был еще один путь. Николай, охотник на вампиров, умолял меня даже не рассматривать его. Я могу убить вампира до того, как он убьет меня.
Я шла по офису как зомби, не замечая никого, и уже вышла на парковку, как вдруг вспомнила, что я сегодня без машины. Пришлось завернуть за угол, к отелю «Фермонт». Под богато украшенным навесом швейцар, одетый как бифитер, открывал дверцу такси перед жирной парой в свитерах с надписями: «Меня заперли в Алькатрасе».
Я оттолкнула их и сказала швейцару:
— Мне нужно это такси. Я беременна, и, кажется, у меня начался выкидыш.
Супруги в ужасе попятились, а швейцар, поддерживая меня под локоть, помог сесть в машину. Я назвала водителю, средних лет женщине, подстриженной под ежик, с сигаретой во рту, адрес Николая. Она сквозь табачный дым посмотрела на меня в зеркало заднего вида:
— Разве тебе не в больницу?
Я виновато улыбнулась:
— Я соврала.
Она пожала плечами:
— Все нормально, я все равно туристов терпеть не могу. Ты к дилеру? Можешь купить что-нибудь для меня?
Я хотела оскорбиться на ее предположение, что я еду за наркотиками, но передумала. Выгляжу как смерть, отталкиваю пассажиров, чтобы захватить такси, и прошу отвезти меня к дому в квартале Миссии, который находится на углу героиновой улицы и метамфетаминовой авеню. Право же, у нее есть для этого все основания.
— Не думаю, что вам нужно хоть что-то из того, что я собираюсь там получить.
— Ну ладно. — Остаток пути мы проехали в молчании. Высаживаясь, у дома Николая, я протянула ей десятидолларовую бумажку. — Удачи, — невозмутимо произнесла она.
Едва она отъехала, я пожалела, что не попросила ее подождать. Вдруг Николая нет дома? В три часа дня большинство людей находятся на работе. Нажала кнопку домофона.
Мне никто не ответил. Позвонив еще раз, я обошла дом кругом и вышла на небольшую парковочную площадку позади него. Там стояла старая «шевроле-импала» с открытым капотом. Двое мужчин склонились над двигателем. Мне показалось, что один из них, в пиратской рубашке и черных кожаных штанах, и есть Николай.
Я подошла и услышала, как он говорит:
— Lo siento. Necesitas una nueva transmision[7].
— Привет, Николай, — произнесла я.
Он резко выпрямился. Молодой испанец, стоявший рядом, посмотрел; на меня безо всякого любопытства.
— А я и не знала, что вы умеете чинить автомобили, — глупо сказала я. «Разве не все восточноевропейские вампиры разговаривают по-испански?»
Николай взял грязное полотенце и вытер руки.
— Нам всем приходится зарабатывать деньги. Я рад снова видеть вас, Анджела. Мне еще столько всего нужно вам сказать! — Он повернулся к своему компаньону и произнес: — Esperame[8].
Мы оставили его пялиться в двигатель. Возможно, он надеялся на чудо.
Мы поднялись по лестнице в квартиру Николая. Он усадил меня в то же самое кресло с подголовником, что; и в прошлый раз, а сам сел на диван напротив, положил руки на бедра и выжидательно посмотрел на меня. Если в тот раз он показался мне похожим на Зигмунда Фрейда в аду, то сейчас у меня возникло ощущение, что я сама в аду.
— Я должна узнать, как можно от него избавиться. — Фраза выскочила из моего рта неожиданно.
Николай просто сидел и ждал, когда я расскажу все.
— Он убил Люси, когда пытался ее превратить, а теперь занялся мной. У меня осталось совсем мало времени. — Я облизнула губы. Пересохший рот словно набили ватой. — Я могу разговаривать с вами сейчас только потому, что не видела его уже два дня. Если это произойдет снова, я уверена, что у меня уже не останется сил защищаться.
Если я увижу его снова, мне будет уже наплевать, кто он и кого убил. Наплевать даже на то, что он убьет меня, если при этом он будет меня обнимать.
— А почему вы хотите от него, избавиться?
Я помолчала, пытаясь решить, как ответить на этот вопрос. Лучшим показался самый очевидный ответ.
— Я не хочу умирать.
— Разве на свете нет того, ради чего стоит умереть? — Николай взял одно из чучел, белый маленький пушистый комок, видимо, бывший когда-то голубкой. Он погладил ее по шейке и посмотрел на меня. Его темные глаза поблескивали, как обсидиан. — Анджела, я происхожу из рода вампиров. Первым в документальных записях упоминается Владимир Блалок, родившийся в 1437 году в Карпатах, в Румынии. — Я вскинула брови, и он кивнул: — Да, Трансильвания.
Он посмотрел себе на руки, испачканные черной автомобильной смазкой. Один длинный ноготь сломался.
— Я проследил свое генеалогическое древо до этого предка. Могущество они потеряли где-то в восемнадцатом веке вместе с деньгами. Мне не удалось найти свидетельств истинных вампирических способностей в последних шести поколениях, включая мое собственное. Похоже, ген исчез. — Он придвинулся ближе ко мне. — Анджела, возьмите меня за руку.
Я поколебалась, но все же взяла его холодную руку, стараясь не отшатнуться от прикосновения этих грязных острых ногтей.
— Я знаю, что у вас есть способности к телепатии. Прошу вас, прочтите мои мысли.
Я закрыла глаза. Сначала ничего не получалось, потом послышалось негромкое жужжание, как статичный фон в телефоне, а следом — вспышка света. В сознании возникло зернистое изображение: крохотная кухонька в обветшалом послевоенном многоквартирномдоме. Из грязного окна открывается вид на ряд одинаковых зданий, уходящих в бесконечность. Женщина с прилизанными седыми волосами сидит на пластиковом стуле и курит. Маленький мальчик лет четырех в посеревшей нижней рубашонке и грязных шортах сидит на полу, бесцельно тыча пальцем в жестяной грузовик с тремя колесами. Я ощущала его голод, его усталость, его отчаяние. И убрала руку.
— Скажите, Анджела вы что-нибудь видели или слышали? Хоть что-нибудь?
Я не могла смотреть в его жаждущие глаза.
— Нет, Николай, ничего. Извините.
Он отодвинул кресло. Его лицо разочарованно обмякло.
— Вы не знаете, чего хотите, — негромко произнесла я.
— А вы не знаете, от чего отказываетесь! — закричал Николай и вскочил так стремительно, что столкнул один из стеклянных колпаков. — Вы пытаетесь затолкать джинна обратно в бутылку!
Он упал передо мной на колени.
— Анджела, после того как вампир закончит ваше превращение, вы сможете превратить меня, я знаю, что это возможно! — Он говорил низким молящим голосом. — Я научу вас, как ускользнуть от Эрика. Мы с можем работать вместе. Мы используем наши способности и добьемся такого богатства и могущества, что нам будет доступна любая цель! Подумайте об этом, Анджела! Все, что вы только захотите! На веки вечные!
Я сидела смирно, сильно стиснув руки, и ждала, когда Николай успокоится. Мне казалось, что меня засасывают зыбучие пески и если я не вырвусь прямо сейчас, будет слишком поздно.
— Может, вам ваша жизнь и не нравится, Николай, но по крайней мере она у вас есть.
— Может быть, вы не умрете!
Я наклонилась к нему, и теперь наши лица разделяли какие-то несколько дюймов.
— Зато вы умрете, Николай, даже если вас превратить. Вы умрете и попадете в ад, где проведете остаток вечности. Я не могу вам помочь. Я не могу вернуть вам то, что вы утратили. И Эрик не даст вам то, что потеряла ваша семья. Зато вы можете помочь мне.
— Нет, не могу!
— Придется. Мы не можем позволить ему и дальше убивать людей!
И тут я сломалась. Истерически рыдая, я упала на диван и свернулась в комок, вцепившись обеими руками себе в волосы. Николай сидел рядом со мной на полу и похлопывал меня по спине, а потом запел что-то, скорее всего румынскую колыбельную. Песня была милая и нежная, но печальная и полная утрат, как старые ирландские песни, которые пела мне мама. Они пришли к нам из тех времен, когда многие младенцы не доживали и до года.
После того как я немного успокоилась, Николай встал и, двигаясь скованно, как старик, вышел из комнаты. Вернулся он с прямоугольной деревянной шкатулкой, потрескавшейся от времени, с вырезанными на ней охотниками и собаками. Держа шкатулку аккуратно, как бутылку редкого вина, он открыл ее. На истлевшем куске бархата лежал кинжал.