Полночный поцелуй

Глава 20

Он был примерно с фут длиной, рукоятка усыпана красными камешками. Лезвие изогнутое, в форме вытянутой буквы «S». Николай провел пальцем по лезвию, и на пальце появилось ожерелье из бусинок крови. Он сунул палец в рот и с мечтательным видом начал сосать кровь.

— Этот кинжал передавался в моей семье из поколения в поколение. Согласно легенде, им воспользовались, чтобы убить одного из моих предков, местное проклятие, долгие годы охотившегося на жителей деревни Сигеша. Он из чистого серебра, и предку пронзили сердце, пока он спал. Жена предка вытащила его из тела и спрятала, чтобы больше никто не смог им воспользоваться. — Он поднял нож вверх, и лезвие словно загорелось отраженным пламенем свечи.

Интересно, а как физически можно вонзить лезвие такой формы в человека? И тут я содрогнулась от собственной мысли.

Николай протянул мне кинжал с покорным видом, как актер, который шел за премией «Оскар», а оказалось, что его пригласили, чтобы вручить ее кому-то другому.

Я прошептала:

— Их пронзают во сне? Прямо в сердце? Как в книгах?

— Пронзить можно в любое время, но когда они спят — это единственная возможность, что они вас не заметят и не убьют первыми. Мой дед сделал для него эту прелестную шкатулку. К тому времени в рассказы уже никто не верил, и кинжал стал просто привлекательной фамильной ценностью.

Щурясь от солнца рядом с домом Николая, я искала солнечные очки, и меня чуть не сшиб с ног пробегавший мимо человек. Без машины добираться до родительского дома мне придется не меньше получаса, причем в горку. Взяв шкатулку с кинжалом под мышку, я зашагала вперед, представляя себе, как сижу на коленях у мамы, а она говорит, что все это — просто дурной сон.

Открыв дверь ключом, всегда лежавшим под ковриком, я подумала, что мамы нет дома, потому что музыка не играла. Я все равно вошла и стала подниматься вверх по лестнице в свою прежнюю комнату. Теперь она стала гостевой, но там все еще стояла моя кровать, накрытая одеялом из розовых и зеленых лоскутов; мама сшила его для меня, когда мне было три года. Я хотела только одного — забраться под это одеяло и спать, спать, пока все мои проблемы не исчезнут. Но тут из спальни родителей послышались какие-то звуки.

Мама сидела в кресле-качалке, в котором когда-то убаюкивала нас, и смотрела в окно. Она вытерла лицо, но недостаточно быстро. Я заметила следы слез и отказалась от идеи забраться к ней на колени.

— Мама? — Это получилось шепотом.

— Я получила результаты биопсии. Положительно, и уже есть метастазы в лимфоузлах.

Я видела, что она изо всех сил старается говорить спокойно.

— А папе ты сказала?

Она покачала головой.

— Собираюсь взять трубку и тут же думаю: «Ну почему не подождать еще час, еще день?» Жаль, что доктор не подождал, а сразу позвонил мне. Такой прекрасный день, ну зачем его портить?

Мы одновременно посмотрели в окно, на наш маленький дворик и отцовские кусты роз. Алые лужицы лепестков окружали каждый куст — последние цветы долгого калифорнийского сезона.

Я опустилась перед мамой на колени, обняла ее, прижалась лицом к шее. Ее пульс бился прямо под моими губами. Что я готова отдать, чтобы спасти жизнь матери?

Мои безнадежные размышления прервал мамин голос:

— Между прочим, Энджи, сейчас понедельник, три часа дня. Что ты здесь делаешь?

— Просто хотела поговорить с тобой.

— О чем?

— А, не важно.

Она приподняла мое лицо и пригладила мне волосы.

— Ну давай, выкладывай, милая. Я хочу это услышать.

Я села на пятки и посмотрела в окно.

— Какое самое трудное решение в жизни тебе пришлось принимать?

Мама глубоко вздохнула:

— Ну ладно, расскажу. Я полюбила другого мужчину.

— Что? Правда? Когда?

— Лет двадцать назад, когда вы все еще были маленькими.

— И кто он?

— Не скажу. Ты его знаешь.

— И ты… — Я не смогла заставить себя спросить мою маму, спала ли она с другим мужчиной.

— Нет. Но мы разговаривали. Он испытывал те же чувства. — Она запустила пальцы в свои красивые белокурые волосы. — Понимаешь, Энджи, мы с твоим отцом поженились слишком рано. Мы были детьми, а откуда детям знать, чего они хотят на всю свою жизнь?

— Но почему ты не развелась? Полно людей разводились. И разводятся.

— Это затронуло бы судьбы других людей. Сердца других людей. Я сделала то, что считала правильным, Энджи, и не жалею об этом. Я прожила чудесную жизнь с твоим отцом и с вами, моими детьми… — Ее голос дрогнул, она заплакала.

— Она еще не закончилась, мама.

— Нет, не закончилась. — Она ласково развела мои руки и посмотрела мне в лицо. — Энджи, мне кажется, ты спрашиваешь меня про выбор между тем, что правильно, и тем, чего ты хочешь. Это так?

Я кивнула.

— Слушай свое сердце, оно подскажет тебе, что делать. Обычно когда поступаешь правильно, понимаешь, что именно этого ты все время и хотела.

Я пробыла с мамой еще час, пока не убедила ее позвонить отцу. Он тут же нашел кого-то, чтобы его подменили, и пошел домой, в чем я и не сомневалась.

Я решила поехать обратно в офис на трамвае и спросить Стива, не подвезет ли он меня домой. Села рядом со стариком. Он храпел, запрокинув назад голову, а я держала на коленях шкатулку Николая. Я чувствовала кинжал, не глядя на него, и поэтому рассматривала пассажиров, читавших газеты или со скучными лицами глазевших в темноту туннеля под Маркет-стрит. Мне представилось, как я тычу локтем сидевшего рядом старика: «Эй, мистер, догадайтесь-ка, что у меня в шкатулке?»

Стива в кабинете не было, так что я оставила ему записку и пошла к себе. На столе лежал еще один коричневый конверт с напечатанным на ярлыке моим именем. Ни почтового штемпеля, ни обратного адреса. На первый взгляд конверт казался пустым, но я его потрясла, и наружу выпала газетная вырезка из «Интернэшнл геральд трибюн» за первое октября.

«Бангкок. Власти в Тайване обнаружили трех безбилетниц в контейнере на борту грузового судна «Ориент экспресс», направлявшегося в Сан-Франциско. Девушки, в возрасте от двенадцати до семнадцати лет, таиландки по национальности, были заколочены в контейнере с запасом воды и еды.

Девушки утверждали, что их родителям в Таиланде заплатили определенную сумму денег, а их самих отправили в Соединенные Штаты отрабатывать долг на швейной фабрике. В интервью они подтвердили, что их заставили работать проститутками в Бангкоке, пока они ждали корабль.

Полиция предполагает, что девушек продали для занятия проституцией или же для рабского труда в Соединенных Штатах, но в связи с этим делом пока не произведено никаких арестов. На судне имелся груз спортивной обуви и одежды для Соединенных Штатов».

Я помчалась к Терезе и потрясла перед ее носом конвертом:

— Откуда это пришло?

— А что это? — Тереза печатала и даже не подняла глаз.

— Это я тебя спрашиваю, Тереза. Взгляни, пожалуйста.

Она посмотрела на конверт:

— А, да, это принес курьер. Мне пришлось за него расписаться.

«Наконец-то мы чего-то добьемся».

— Кто его доставил? — спросила я. Тереза, задумавшись, поджала губы.

— Курьер на велосипеде. На нем еще были такие перчатки без пальцев.

— От какой фирмы, ты помнишь?

— Нет, извини.

Я направилась прямо в кабинет Стива и бросила вырезку на документы, которые он просматривал. Он прочитал заметку, и его загорелое лицо побледнело. Когда он посмотрел на меня, я сказала:

— Пора избавиться от «Тангенто».

— Согласен, — кивнул Стив, — но нет никаких доказательств, что это напрямую связано с «Тангенто».

— Не думаю, что только мы с тобой во всем «ДВУ» знаем об этом. Пойдем поговорим с Диком. Можешь воспользоваться своим нейролингвистическим программированием, чтобы понять, врет он или нет.

Мы со Стивом сидели в кабинете Дика. Он изучая копии, сделанные с газетной вырезки и брошюры. Закончив, Дик посмотрел на нас и любезно спросил:

— Да?

— Что мы будем с этим делать? — негодующе воскликнула я.

— С чем?

— С «Тангенто», владельцем борделя! — Я орала, не в силах сдержаться.

Дик погладил подбородок.

— Право, Энджи, я не понимаю, каким образом вы пришли к этому заключению. Эти девушки на корабле — я не прослеживаю здесь никакой связи с «Тангенто». Что до ситуации в Таиланде, — он поднял брошюру двумя пальцами, словно от нее мерзко воняло, — Стив говорит, что «Тангенто» является владельцем этой маленькой фирмы, и предполагает, что они занимаются противозаконной деятельностью. «Тангенто» — огромная корпорация. Скорее всего они знать не знают, что затеяло это турагентство, если оно вообще что-то затеяло.

— Но мы наверняка должны поставить их об этом в известность, Дик? И возможно, прервать с ними деловые отношения до тех пор, пока положение не изменится? — спокойно произнес Стив.

Дик улыбнулся нам, как снисходительный родитель:

— Энджи, Стив, «Тангенто» — едва ли не самый наш крупный клиент. Бремя ответственности за расследование этих предположений лежит не на нас. Достаточно понятно?

Мы со Стивом смотрели на него во все глаза.

— Наше дело — не расследовать и не выдвигать обвинения. Наше дело — продавать продукт. И вот что — я понимаю, вам обоим пришлось в последние дни нелегко. Думаю, вам следует отдохнуть до конца недели. Разумеется, эти выходные будут оплачены.

— Можно забрать бумаги? — спросила я, стараясь говорить беспечно.

Дик смахнул их в ящик стола.

— Если вы не против, пусть побудут у меня.

— Слушай, он врет как сивый мерин! — заявил Стив, когда мы пошли в сторону своих кабинетов.

— Давай помолчим, пока не дойдем до моего кабинета, — негромко произнесла я. — Не знаю, кому здесь теперь можно доверять.

Мы вошли в мой кабинет, закрыли дверь и уселись на пол позади стола, чтобы никто из проходящих мимо не смог нас заметить сквозь стекло.

— В субботу вечером, на приеме у Беннетов, я слышала, как Кимберли разговаривала с Барри. Она сказала, что «забудет все», если он что-то для нее сделает, но не сказала, что именно. Сегодня утром Барри появляется здесь и заявляет, будто большие шишки в «Тангенто» хотят, чтобы заказ выполняла Кимберли. Дик подхватывает его слова, будто это его идея, хотя на прошлой неделе сам отдал мне «Тангенто». Он просто марионетка Барри.

— Ну давай, лупи меня дубиной реальности. — Стив почесал затылок, что делал крайне редко, только когда бывал по-настоящему расстроен. Уж очень он не любил растрепанные волосы.

— А теперь он дает нам с тобой неделю отпуска, хотя у нас и так людей не хватает. Думаю, Дик делает это; потому что Барри пригрозил ему забрать заказ «Тангенто», а может быть, ему известно что-то еще. На самой деле это не важно. Знал он про тайских девочек или нет он бы все равно поступил так же.

Стив снова почесал голову, и теперь его прическа напоминала воронье гнездо.

— Кажется, нам с тобой нужно выпить, — заявил он.

— А мне нужно убраться отсюда. В этом офисе начало вонять. Встретимся в «Энд-ап» через десять минут. Я должна кое-что закончить.

Стив вышел. Я порылась под столом, нашла старый пластиковый пакет, сунула фотокопии того, что теперь называла «Грязь от "Тангенто”», во флуоресцентную папку Люси с документами «Тангенто» и положила ее в пакет вместе с деревянной шкатулкой Николая, завернутой в пахнущий Эриком свитер Люси. И вышла из кабинета со всеми своими спутавшимися в один клубок проблемами.

В Финансовом квартале полно баров для яппи. Там нахальные молодые титаны собираются после работы, заливая стресс спиртным, ведь им приходится ворочать такими суммами, какие их деды и записать бы не смогли. К счастью, посреди всего этого имелся «Энд-ап», бар, популярный среди бизнесменов старой школы и настоящих алкоголиков. В «Энд-ап» не предлагали ни вина, ни коктейлей типа «Космополитен». Те немногие женщины, что туда захаживали, могли заказать «Манхэттен», но мужчинам полагалось пить либо мартини, либо неразбавленное виски и догоняться пивом. Любому, кто выглядел так, будто закажет «Май-тай», или хлопал по ладони своего приятеля, Сэм, владелец бара, с каменным лицом говорил, что мест нет, даже если все десять табуретов у стойки оставались свободными. Мы со Стивом ходили туда так часто, что Сэм соглашался наливать мне в бокал итальянское кьянти, которое он держал «для дам».

Я села на табурет рядом со Стивом и поставила пакет себе под ноги.

— Мартини и вино, Сэм. — Стив махнул бармену, тот коротко кивнул.

Сэм никогда никого не называл по имени, и не имело значения, как долго ты сюда ходишь. Мы молча дожидались напитков, прислушиваясь к проспиртованному дыханию застарелого алкаша рядом. Казалось, что он хлюпает через соломинку.

— Ну, что дальше? — спросил Стив, когда мы сделали по большому глотку. Как ни странно, алкоголь оставался для меня тем единственным, что по-прежнему не потеряло вкуса.

— Ты можешь изобразить южный акцент?

— Ну честно, Скарлетт, я и гроша ломаного за это не дам! — отозвался Стив с сильным южным акцентом.

— Будем надеяться, что у тех, в Таиланде, не так уж много знакомых южан, — сказала я. — Какая у них с нами разница во времени?

— Одиннадцать часов вперед. Но что ты задумала?

— Значит, работа в Таиланде начинается, — я посмотрела на часы, — в одиннадцать вечера. Мой друг по переписке думает, что существует связь между туристическим агентством «Джад Паан» и переправкой девушек на грузовом судне. И подозревает «Тангенто» вообще и Барри Уорнера в частности. Есть способ выяснить, так ли это. Позвонить им, притворившись Барри Уорнером, и попытаться организовать еще одну партию товара.