Полное погружение

Глава 31 Летняя

Вася была в высшей степени благодарна этому поручику, нечаянно названному старлеем, взявшему на себя весь труд объяснений с полицией по поводу случившегося. Гораздо важнее в эти минуты было поддержать адмиральшу, на глазах превратившуюся в сломленную, плачущую женщину.

— Да как же так? — ошарашенно бормотала София Фёдоровна, когда Вася её осторожно вела под руку к отелю, — даже во время бегства из Либавы, при полном хаосе и безвластии, никто никого так нагло не грабил…

Сильные люди тоже могут иногда дать слабину. Отличница Смольного института благородных девиц, соломенная вдова адмирала, безусловно, была крепкой и выносливой, но и у неё настал предел прочности, за которым последовал эмоциональный надлом. Истерика — не обязательно крики и судорожный плач с хаотичными движениями. Затруднённое дыхание, нарушение координации, заикание, проявившиеся у Софии Федоровны, были не менее тревожными симптомами. Васе хотелось как можно скорее со всеми предосторожностями отвести адмиральшу в её пристанище и уложить в постель, пока она не упала в обморок прямо посреди улицы.

Отель «Кист», похожий на мавританский дворец благодаря тосканским колоннам и огромному балкону под арочным сводом, встречал гостей массивными, отделанными бронзой трехметровыми двустворчатыми дверьми с великолепными витражами.

За ними на посетителей обрушивалась вызывающая роскошь. Высокие потолки с лепниной, стены, затянутые шёлковыми обоями цвета слоновой кости, мраморная лестница, украшенная коваными балясинами, хрустальные люстры, дорогая мебель из красного дерева, живые пальмы в массивных кадках, зеркала в позолоченных рамах, умножающие пространство… Василисе показалось, что время улетело вперёд, вернув её в будущее, в ту самую гостиницу, где она познакомилась с Дэном. Для полного сходства не хватало лишь тюнингованной портье. Вместо неё за высокой стойкой что-то старательно писал усатый, дородный консьерж, уткнув нос в толстую книгу регистраций и поминутно макая перо в пузатую чернильницу. Так же, как в будущем, всё дышало респектабельностью и комфортом: от начищенного до блеска паркета до едва уловимого аромата французских духов, смешанного с запахом полированного дерева.

Адмиральшу узнали мгновенно и проводили вместе со Стрешневой в апартаменты, занимавшие, как показалось Васе, чуть ли не половину этажа. По дороге коридорный — так тут называли мужской тип горничной — непрерывно рассказывал о выполненных поручениях, в результате чего Василиса стала обладателем огромного массива совершенно ненужной информации. Служка трындычал о том, что этот номер был зарезервирован для госпожи Колчак за неделю до ее драматичного прибытия в Севастополь, о том, что её багаж прибыл поездом ещё три дня назад, что все вещи приведены в порядок, развешены и разложены в гардеробе, что для особо ценных предметов в апартаментах есть три сейфа, что корреспонденция оставлена в гостиной и так далее, и тому подобное.

— Какие будут пожелания? — спросил коридорный, когда его словесный фонтан иссяк?

— Валериану, мяту, коньяк и никаких тусовок, — озвучила Вася список требований, поддерживая Софию Фёдоровну.

— И чего, простите? — навострил уши коридорный.

— И быстро! — отрубила Вася, опустив вырвавшееся прежде иновременное слово, — никаких встреч, свиданий, совещаний, приёмов… Ясно?

— Ясно, вашебро…- что-то неразборчивое пробормотал служка.

— Тогда выполнять! Бегом!

— Хорошо у вас получается, Василиса, — тихо произнесла адмиральша, устраиваясь на подушках, — много приходилось командовать?

Вася присела рядом с дамой, нащупывая пульс.

— Случалось. Пингвин — птица гордая, не пнешь — не полетит… Простите за нескромный вопрос, София Фёдоровна. Это из-за вас наш несчастный затонувший пароход был таким режимным, что простому смертному туда было не попасть?

— Ну, что вы, Василиса, — Колчак покачала головой, — я не столь важная особа. Транспорт вёз какие-то важные бумаги и лабораторию профессора Филиппова…

— А что это за лаборатория и что за профессор?

— Даже не представляю. Судя по охране и сопровождению, что-то секретное, проходящее по адмиралтейству и военному ведомству.

— И немецкая подлодка торпедировала именно этот корабль… Странно, не правда ли?

— Весьма…

Василиса застыла, шевеля губами и отсчитывая пульс.

— А знаете что, София Фёдоровна, давайте-ка я съезжу за вашим сыном одна. Простите, но вы не в форме. Обещаю доставить невредимым.

— Да, конечно, спасибо, — смутилась женщина, — давно я не чувствовала себя такой слабой и беззащитной. Я позвоню в госпиталь и распоряжусь. Хотя вам, Василиса, тоже стоит отдохнуть, или хотя бы умыться и переодеться….

Стрешнева осмотрела свою порванную и запачканную униформу.

— К сожалению, возможности моего гардероба в настоящее время не дотягивают до моих потребностей.

— Зато мои совершенно распоясались, — слабо улыбнулась адмиральша, — папа меня всегда баловал. Я так и осталась для него маленькой девочкой. Заказывать что-либо хлопотно, но тут на первом этаже чудесный магазин готового платья, и вы можете выбрать любое, записав на мой счёт…

— Спасибо, София Фёдоровна. Это тот случай, когда отказываться глупо, — поблагодарила Стрешнева женщину, — но в таком виде отправляться на шопинг…

— Когда вы не подбираете слова, ваш американский лексикон становится доминирующим, — улыбнулась София, — единственное, что выбивается из ряда, это слово «тусовка», скорее всего, оно от французского «tous», то есть «все», и употребляется в контексте «tous sont venus» — все пришли…. Что же касается магазина, то совсем не обязательно туда идти. Они всё доставят в апартаменты. Около бюро кнопка вызова коридорного — позвоните, пожалуйста. Сами можете привести себя в порядок в комнате для омовения, а я отдам распоряжение.

Благодарно кивнув и хихикнув по поводу высокопарных слов — «комната для омовения», Василиса обнаружила дверь именно с такой надписью, а когда её открыла — застыла в немом восхищении: по-другому это помещение назвать было невозможно.

— Хочу остаться тут жить, — пробормотала она, недоверчиво трогая золоченый оклад, в который, словно картина в Эрмитаже, было упаковано огромное зеркало.

Этот уголок в апартаментах своей изысканностью потянул бы на королевский будуар. Здесь стояла резная мебель с позолоченными украшениями: нечто похожее на комод без ящиков; стол с мраморной столешницей, на котором красовались живые цветы; шкафчик, напоминающий сервант, но не с посудой, а с туалетными принадлежностями.

Среди всего этого великолепия, возле дальней стены не сразу бросалась в глаза белоснежная мраморная ванна на золочёных львиных лапах. В ней можно было искупаться, отгородившись полупрозрачными шторами от центральной части комнаты, как в театре — между сценой и залом. Комната ярко освещалась небольшими хрустальными люстрами, искрящийся свет от которых усиливал богатство обстановки. Всё это создавало ощущение театральности. Вася увидела своё отражение в огромном зеркале, висящем над комодом, и улыбнулась: в испачканном, скромном наряде сестры милосердия на особу царских кровей она не тянула.

Сбросив с себя надоевший балахон, Стрешнева критически осмотрела последствия стычки: огромный, налившийся синяк на боку и второй — на бедре, царапины и ссадины на руках и шее выглядели так же, как после летней универсиады, где она на одних морально-волевых одолела свою соперницу, с которой умудрилась схлестнуться и на самбо, и на таэквондо. Саднило спину, больно было делать полный вдох. При попытке шевелить руками суставы подозрительно хрустели. Но все эти неприятности померкли и ушли на задний план, стоило лишь томно погрузиться в прозрачную, еле тёплую воду…

Когда посвежевшая и повеселевшая Вася высунула нос из ванной комнаты — она тоже решила называть это место комнатой для омовения — вся гостиная была заставлена вешалками с платьями разного фасона и предназначения.

— У вас, Василиса, была возможность выбрать любой, самый изысканный наряд, а вы остановились на этом простеньком платье для игры в теннис.

София так и лежала на диванных подушках, была такой же бледной, но смотрела на Стрешневу с любопытством.

— Зато никаких корсетов, ничто не стесняет движения… Ещё бы юбку укоротить.

Вася покрутилась на одной ноге, пробуя в движении по-настоящему легкую спортивную обувку plimsolls. Она смотрела в зеркало, признавая, что нравится себе в новом образе. Всю жизнь Стрешнева убеждала себя, что барахольное поведение — не про неё, что всё это неинтересно, есть дела поважнее. И только в гримёрке киностудии, облачившись в шикарное старинное вечернее платье, вдруг поймала себя на мысли, насколько изящно и привлекательно она выглядит без привычной майки и джинсов.

— Ну, что вы, Василиса, — слабо взмахнула рукой адмиральша, — у вас и так абсолютно открыты щиколотки. Больше никак нельзя — моветон!

«Эх, София Фёдоровна! — смеялась про себя Вася, — увидела бы ты нашу студенческую вечеринку сто лет спустя… Вот где „муви“ и „тон“, и всё с пивасиком…»

Уже полчаса, как были улажены все формальности, даны все разъяснения, налетчиков увезли — одного в околоток, другого — в морг, а поручик Северский всё ещё стоял возле отеля «Кист» и пытался оживить заглохший мотор. Фильм «Кавказская пленница» выйдет только через 50 лет, иначе он, грохнув в сердцах крышкой капота, обязательно воскликнул бы: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!» Капризный автомобиль категорически отказывался заводиться. Покрутив заводную ручку, пока не заболела спина, Георгий бросил это бесполезное занятие и со злостью пнул колесо непокорной автоповозки.

— Строго вы с ним, — послышался сзади звонкий, насмешливый девичий голос.

Северский обернулся, пригляделся и с трудом узнал сестру милосердия в воздушном белом наряде.

— Простите, сударыня, — пробормотал поручик, доставая платок и вытирая пот с лица.

— Василиса, — наконец-то представилась красавица и сразу же посерьезнела, — не заводится?

Северский молча покачал головой.

— А что говорит?

— Кто говорит?

— Если машина вообще никак не реагирует на попытки ее завести, значит отсутствует подача топлива в карбюратор или напряжения — на свечи. Во всех остальных случаях она должна отозваться. Двигатель как-то пытается сообщить механику, что с ним не так.

— Вы разбираетесь в моторах внутреннего сгорания? — офицер скептически посмотрел на юную особу.

— Не так хорошо, как хотелось бы, но ваш случай мне кажется вполне типичным.

— С чего вы взяли?

— Вы так активно эксплуатировали «кривой стартёр», что пока я шла к вам, по звукам, издаваемым этим несчастным «Бенцом» можно было провести экспресс-диагностику всего двигателя.

— А зачем вы ко мне шли?

— Поблагодарить за помощь.

— Мне показалось, вы прекрасно справились и без неё.

— Просто повезло.

— Допустим. Хотя глаза мне говорили совсем другое. А какой вывод можно сделать из вашей диагностики?

— Мне не хотелось бы блистать эрудицией, не взглянув на больного.

— Смотрите! — поручик радушно распахнул крышку капота.

Северский был уверен на сто процентов, что девица засмущается, не признавшись, что завела разговор о машине исключительно с целью найти повод для беседы, и опять не угадал. Василиса с головой залезла под капот, выдавая тирады, абсолютно неподобающие трепетной барышне.

— Та-а-ак… Ну, что ж… Полноценный четырёхцилиндровый двигатель на алюминиевом картере… На четыре, может быть, даже на пять литров… А вот и причина ваших мучений, поручик. Взгляните!

Георгий сунул нос ближе к двигателю и увидел аккуратно переломленный провод, держащийся только на нитяной оплётке.

— Алюминий, — вздохнула амазонка, крутя в руке кусочек металла, — хороший материал, легкий, но очень хрупкий, недолговечный и чувствительный к перегреву, а вашему механику, выложившему проводку прямо на картер, руки бы оторвать…

— А как надо? — Северский затаил дыхание, выслушивая лекцию от девчонки.

— Через прокладку. Подойдет любое дерево, пробка, бумага, в конце концов, — она еще раз посмотрела на обломок в руке, перевела взгляд на поручика, — запасная проводка есть? Впрочем, в качестве скорой помощи подойдет любой гвоздь.

Через четверть часа реанимированный «Бенц» весело тарахтел по Екатерининской улице. Поручик сидел на пассажирском кресле и с удивлением глядел на эту необыкновенную девушку, мастерски починившую автомобиль и уверенно чувствующую себя за рулём. Естественно, что в его голове рождалось множество вопросов.

— Скажите, Василиса… — Северский, наконец, решился спросить, но не успел. Автомобиль резко вильнул к тротуару и затормозил. Через мгновение Вася вприпрыжку неслась к лавке по продаже газированной воды.

Георгий прекрасно знал это заведение. Набор сиропов в длинных стеклянных колбах с блестящими револьверными кронштейнами здесь был необыкновенно широк, вода и газ — лучшими, стаканы — самыми чистыми, ложечки с длинными витыми ручками — самыми красивыми в Севастополе. Продавец в белоснежной куртке работал элегантно, с шиком, быстро и весело. Над всем разнообразием стоял лёгкий, мелодичный звон стекла, раздавалось приятное шипение воды в моющих фонтанчиках. Яркое солнце, преломляясь сквозь струйки, рассыпалось сотнями бриллиантов и создавало ощущение вечного праздника, «который всегда с тобой».

Василиса взяла стакан, пригубила и блаженно закрыла глаза, словно пила амброзию, а поручик смотрел на белый шёлк, струящийся по ладной фигуре, и чувствовал, что безнадёжно влюбляется…