Полное собрание стихотворений

Есть тонкие властительные связи

Меж контуром и запахом цветка.

Так бриллиант невидим нам, пока

Под гранями не оживет в алмазе.

Так образы изменчивых фантазий,

Бегущие, как в небе облака,

Окаменев, живут потом века

В отточенной и завершенной фразе.

И я хочу, чтоб все мои мечты,

Дошедшие до слова и до света,

Нашли себе желанные черты.

Пускай мой друг, разрезав том поэта,

Упьется в нем и стройностью сонета,

И буквами спокойной красоты!

Гаснут розовые краски

В бледном отблеске луны;

Замерзают в льдинах сказки

О страданиях весны;

Светлых вымыслов развязки

В черный креп облечены,

И на празднествах все пляски

Ликом смерти смущены.

Под лучами юной грезы

Не цветут созвучий розы

На куртинах Красоты,

И сквозь окна снов бессвязных

Не встречают звезд алмазных

Утомленные мечты.

Золотистые феи

В атласном саду!

Когда я найду

Ледяные аллеи?

Влюбленных наяд

Серебристые всплески!

Где ревнивые доски

Вам путь преградят?

Непонятные вазы

Огнем озаря,

Застыла заря

Над полетом фантазий.

За мраком завес

Погребальные урны,

И не ждет свод лазурный

Обманчивых звезд.

Сердце, полное унынием,

Обольсти лучом любви,

Все пределы и все линии

Беспощадно оборви!

Пусть во мраке неуверенном

Плачут призраки вокруг,

Пусть иду, в пути затерянный,

Через темный, страшный луг.

И тогда, обманам преданный,

Счастлив грезою своей,

Буду петь мой гимн неведомый,

Скалы движа, как Орфеи!

Тень несозданных созданий

Колыхается во сне,

Словно лопасти латаний

На эмалевой стене.

Фиолетовые руки

На эмалевой стене

Полусонно чертят звуки

В звонко-звучной тишине.

И прозрачные киоски[2].

В звонко-звучной тишине,

Вырастают, словно блестки,

При лазоревой луне.

Всходит месяц обнаженный

При лазоревой луне...

Звуки реют полусонно,

Звуки ластятся ко мне.

Тайны созданных созданий

С лаской ластятся ко мне,

И трепещет тень латаний

На эмалевой стене.

О, закрой свои бледные ноги.

Она в густой траве запряталась ничком,

Еще полна любви, уже полна стыдом.

Ей слышен трубный звук: то император пленный

Выносит варварам регалии Равенны;

Ей слышен чей-то стон, – как будто плачет лес,

То голоса ли нимф, то голос ли небес;

Но внемлют вместе с ней безмолвные поляны:

Богиня умерла, нет более Дианы!

Вот он стоит, в блестящем ореоле,

В заученной, иконописной позе.

Его рука протянута к мимозе,

У ног его цитаты древних схолий.

Уйдем в мечту! Наш мир – фата-моргана,

Но правда есть и в призрачном оазе:

То – мир земли на высоте фантазий,

То – брат Ормузд, обнявший Аримана!

В серебряной пыли полуночная влага

Пленяет отдыхом усталые мечты,

И в зыбкой тишине речного саркофага

Отверженный герой не слышит клеветы.

Не проклинай людей! Настанет трепет, стоны

Вновь будут искренни, молитвы горячи,

Смутится яркий день, – и солнечной короны

Заблещут в полутьме священные лучи!

Господи! Господи!

Блуждаю один, как челнок,

Безумцем в туман направляемый,

Один, без любви, сожигаемый

Мучительным пламенем грез!

О, страшно стоять одному

На кручи заоблачной,

Стоять одному в беспредельности!

Туманы проходят у ног,

Орлы ко мне редко возносятся,

Как плесень, у грани снегов умирающий мох.

Есть блаженство – не знать и забыть!

Есть блаженство – в толпе затеряться!

Есть блаженство – скалой неоформленной быть

И мхом, этим мхом умирающим!

О, зачем я не сумрачный мох!

О, зачем я не камень дорожный!

Если бы был я пурпуровым маком!

Как на стебле я сладко качался б!

С бабочкой, севшей на венчик, качался,

Светом зари наслаждался,

Солнцем, и тенью, и мраком!

О, если бы был я пурпуровым маком!

О, если бы был я камнем дорожным!

Мы встретились с нею случайно,

И робко мечтал я об ней,

Но долго заветная тайна

Таилась в печали моей.

Но раз в золотое мгновенье

Я высказал тайну свою;

Я видел румянец смущенья,

Услышал в ответ я «люблю».

И вспыхнули трепетно взоры,

И губы слилися в одно.

Вот старая сказка, которой

Быть юной всегда суждено.

Это было? Неужели?

Нет! и быть то не могло.

Звезды рдели на постели,

Было в сумраке светло.

Обвивались нежно руки,

Губы падали к губам...

Этот ужас, эти муки

Я за счастье не отдам!

Странно-нежной и покорной

Приникала ты ко мне, —

И фонарь, сквозь сумрак черный,

Был так явственен в окне.

Не фонарь, – любовь светила,

Звезды сыпала светло...

Неужели это было?

Нет! и быть то не могло!

Полутемное окошко

Освети на миг свечой

И потом его немножко

Перед лестницей открой.

Я войду к тебе, волнуем

Прежним трепетом любви;

Ты меня встреть поцелуем,

Снова милым назови.

Страстной ласке мы сначала

Отдадимся горячо,

А потом ко мне устало

Ты поникнешь на плечо.

И в чарующей истоме,

Под покровом темноты,

Все для нас потонет – кроме

Упоительной мечты.

Мечты, как лентами, словами

Во вздохе слез оплетены.

Мелькают призраки над нами

И недосказанные сны.

О чем нам грезилось тревожно,

О чем молчали мы вдвоем,

Воскресло тенью невозможной

На фоне бледно-золотом.

И мы дрожим, и мы не знаем...

Мы ищем звуков и границ

И тусклым лепетом встречаем

Мерцанье вспыхнувших зарниц.

Заветный сон вступает на ступени;

Мгновенья дверь приотворяет он...

Вот на стене смешались обе тени,

И в зеркале (стыдливость наслаждений!)

Ряд отражений затемнен.

О, не жалей, что яркость побледнела!

Когда-нибудь, в печальной смене лет,

Вернется все, – и не погаснет свет,

И в зеркале, заученно и смело,

Приникнет к телу тело.

Милый, прости, что хочу повторять

Прежних влюбленных обеты.

Речи знакомые – новы опять,

Если любовью согреты.

Милый, я знаю: ты любишь меня,

И об одном все моленья, —

Жить, умереть, это счастье храня,

Светлой любви уверенья.

Милый, но если и новой любви

Ты посвятишь свои грезы,

В воспоминаниях счастьем живи,

Мне же оставь наши слезы.

Пусть для тебя эта юная даль

Будет прекрасной, как ныне.

Мне же, мой милый, тогда и печаль

Станет заветной святыней.

Черной полоскою крест

Тонет в темнеющем фоне;

На голубом небосклоне

Сонм зажигается звезд.

Символ любви человека

Что, с обаяньем своим!

Перед глаголом святым,

Данным вселенной от века!

Так не потерей зови,

Что опочило в покое!

То уступает земное

Звездам небесной любви.

Мрачной повиликой

Поросли кресты,

А внизу цветы

С красной земляникой.

В памяти вдали

Рой былых желаний;

Повиликой ранней

Думы поросли.

А мечты все те же

В блеске молодом

Манят под крестом

Земляникой свежей.

Беспощадною орбитой

Увлечен от прежних грез,

Я за бездною открытой

Вижу солнечный хаос.

Там творений колебанье,

Вдохновенная вражда;

Здесь холодное молчанье,

Незнакомая звезда.

И, горящею кометой

На безжизненном пути,

Я шепчу слова привета,

Как последнее прости.

В тиши задремавшего парка

«Люблю» мне шепнула она.

Луна серебрилась так ярко,

Так зыбко дрожала волна.

Но миг этот не был желанным,

Мечты мои реяли прочь,

И все мне казалось обманным,

Банальным, как лунная ночь.

Сливая уста в поцелуе,

Я помнил далекие сны,

Другие сверкавшие струи,

Иное мерцанье луны.

Звездное небо бесстрастное,

Мир в голубой тишине;

Тайна во взоре неясная,

Тайна, невнятная мне.

Чудится что-то опасное,

Трепет растет в глубине;

Небо безмолвно, прекрасное,

Мир неподвижен во сне.

Звезды тихонько шептались,

Звезды смотрели на нас.

Милая, верь мне, – в тот час

Звезды над нами смеялись.

Спрашивал я: «Не мечта ли?»

Ты отвечала мне: «Да!»

Верь, дорогая, тогда

Оба с тобою мы лгали.

Звезды закрыли ресницы,

Ночь завернулась в туман;

Тянутся грез вереницы,

В сердце любовь и обман.

Кто-то во мраке тоскует,

Чьи-то рыданья звучат;

Память былое рисует,

В сердце – насмешка и яд.

Тени забытой упреки...

Ласки недавней обман...

Звезды немые далеки,

Ночь завернулась в туман.

Слезами блестящие глазки,

И губки, что жалобно сжаты,

А щечки пылают от ласки,

И кудри запутанно-смяты.

В объятьях – бессильно покорна,

Устало потуплены взоры,

А слез бриллианты упорно

Лепечут немые укоры.

Мечты о померкшем, мечты о былом,

К чему вы теперь? Неужели

С венком флердоранжа, с венчальным венком,

Сплели стебельки иммортели?

Мечты о померкшем, мечты о былом,

К чему вы на брачной постели

Повисли гирляндой во мраке ночном,

Гирляндой цветов иммортели?

Мечты о померкшем, мечты о былом,

К чему вы душой овладели,

К чему вы трепещете в сердце моем

На брачной веселой постели?

Приникни головкой твоей

Ко мне на холодную грудь

И дай по плечам отдохнуть

Извилистым змеям кудрей.

Я буду тебя целовать,

Шептать бред взволнованных грез,

Скользящие пряди волос

Сплетать и опять расплетать...

И я позабуду на миг

Сомнений безжалостный гнет,

Пока из кудрей не мелькнет

Змеи раздвоенный язык.

Не дремлют тени,

Не молкнет сад;

Слова сомнений —

Созвездий взгляд!

Пусть ропщут струи,

Пусть плачет пруд, —

Так поцелуи,

Прильнув, солгут!

Пусть, глянув, канет

В аллее свет, —

Мелькнув, обманет

Любви обет!

И пусть в истоме

Трепещешь ты, —

Все бледно, кроме

Одной мечты!

Забытая, былая обстановка:

Заснувший парк, луны застывший свет,

И у плеча смущенная головка.

Когда-то ей шептал я (в волнах лет)

Признания, звучавшие, как слезы,

В тиши ловя ласкающий ответ.

Но так давно, – по воле скучной прозы,

Мы разошлись, и только в мире тьмы

Ее лицо мне рисовали грезы.

Зачем же здесь, как прежде, рядом мы,

В объятиях, сплетая жадно руки,

Под тенями сосновой бахромы!

Зачем года проносятся, как звуки,

Зачем в мечтах туманятся года,

И вот уж нет, и не было разлуки!

По синеве катилася звезда,

Когда она шепнула на прощанье:

«Твоя! твоя! опять и навсегда!»

Я шел один; дремали изваянья

Немых домов и призраки церквей;

И думал я, как лживо ожиданье.

О бард любви, далекий соловей,

О лунный свет, всегда необычайный,

О бахрома нависнувших ветвей!

Вы создали пленительные тайны,

Вы подсказали пламенную ложь,

Мой страстный бред, красивый, но случайный:

Ищу в себе томительную дрожь,

Роптание живительных предчувствий...

Нет! прочь слова! себе ты не солжешь!

Сокровища, заложенные в чувстве,

Я берегу для творческих минут,

Их отдаю лишь в строфах, лишь в искусстве.

А в жизни я – как выпитый сосуд;

Томлюсь, дрожа, весь холоден, ликуя,

Огни страстей лишь вспыхнут, как умрут.

Дитя, прости обманы поцелуя:

Я лгу моля, твердя «люблю», я лгу.

Нет, никого на свете не люблю я,

И никого любить я не могу!