СТИХОТВОРЕНИЯ, ПРИПИСЫВАЕМЫЕ КОЛЬЦОВУ

ПЕСНЯ

Не булатный нож режет грудь мою,

Не змея грызёт ретивое в ней:

Забралась туда лиходейка-грусть,

Сосёт белу грудь, рвёт сердечушко.

Не колдун-злодей наговорами

В грудь загнал ко мне ненасытную.

Занеслась она с злою весточкой,

Что дружочек мой разлюбил меня —

И кольцом моим с другой девицей

Во чужом краю обручился он!

Сохни, бела грудь, рвись, сердечушко,

Отпади, коса моя чёрная!

Не могиле ты в дар достанешься:

Завещаю я родной матушке

Отослать к дружку на пир свадебный,

Как подарок мой, косу чёрную.

<1839>

ПЕСНЯ РУССКАЯ

Эх, не вовремя тучи мрачные

По поднебесью разостлалися,

Солнца ясного лучи красные

Потонули в них среди бела дня.

Не в пору завыл ветер по бору:

Петь бы, петь теперь соловью в лесу!

Эх, не вовремя вспало горюшко

В молодую грудь добра молодца,

Иссосало в ней ретиво сердце,

Загубило в нем жизнь цветущую.

Что ж за горюшко, за кручинушка

Рано с молодцем подружилася?

«Други милые! со мной девица

Золотым кольцом поменялася

И любить по век слово молвила, —

А теперь с другим обвенчалася.

Вы отдайте ж ей золото кольцо;

Слово ж данное пусть ей бог отдаст,

Без меня она пусть в добре живет,

Без нее же я — лягу в тесный гроб».

<1839>

«КОГДА МОЕЙ ПОДРУГИ ВЗОР...»

Когда моей подруги взор

Мне явно высказал презренье,

Другого счастья, мой позор

И клятв святейших нарушенье, —

Тогда кольцо ее рассек

Булатом горского кинжала,

И жизнь свою на месть обрек,

И злоба мне подругой стала!

Я всё к себе на помощь звал:

Свинец, и яд, и ухищренья,

И сердце силой заставлял

Одеться в броню озлобленья —

Чтоб сожаленье и любовь

К нему уж не были доступны,

Чтоб ему пищей были — кровь

И пагуба клятвопреступной!

Молил я солнце, чтоб оно

Свои лучи на грудь неверной,

Как лаву жгучую, лило

И выжгло б сердце лицемерной.

Молил я ночь, чтобы она

К ее очам не допускала

Отрады сладостного сна

И горьких слез с них не стирала.

Неслись ли тучи, — их молил,

Чтоб мраком жизнь ее покрыли;

Гремели ль громы, — их просил,

Чтобы изменницу сразили.

Но с той поры, как весть пришла,

Что на земле ее не стало, —

Как дуновенье от стекла,

От сердца жажда мстить отстала.

«ДЮКАНЖ! ТЫ ЧАРОДЕЙ И МИЛЫЙ И УЖАСНЫЙ...»

Дюканж! ты чародей и милый и ужасный.

Твой Жорж, игрок несчастный,

Твоя Амалия, твой Варнер — стоят слез!

Но неужель артистам в честь ни слова?

Я был обворожен игрою Соколова:

Я видел Жоржа в нем — и жал меня мороз,

И сердце обмирало.

Я б сплел для той венок из роз...

Ах, нет! для ней и двух лавровых мало,

Кто не Амалией, а ангелом там был.

Но кто, но кто изобразил

Злодея Варнера — он, он меня смутил.

Я верить не хотел, что это лишь притворство:

Такие мины, вид, ехидность и проворство...

Неподражаемый, ты всех взбесил.

Я в ярости на Варнера забыл,

Что ты Канищев сам!

Ты перешел границы похвалам —

И, наконец, тебя бранили!

Но я люблю сей блеск таланта.

Назло злодеев ты играй

И омерзение к злодейству всем внушай,

Лишь сам противу зла будь тверже адаманта.

«ПОДНИМИСЬ, УДАЛЕЦ!..»

Поднимись, удалец!

Полно дома сидеть!

Стариком из окна

На дорогу глядеть...

Вишь, как ветер лихой

В поле воет-гудит,

По дорожке снежок

Разметает, клубит!

Поднимись, отряхнись!

Али вьюга страшна?

Али удали нет?

Али кровь холодна?

«Не страшна мне метель,

Ни мороз, ни гроза —

Я на гибель пойду,

Не закрою глаза...

А не волею я

Дома зиму сижу

И на волю, как зверь,

Из окошка гляжу...»

. . . . . . .

. . . . . . .

В СТЕПИ

В небе зоринька

Занимается,

Золотой рекой

Разливается, —

А кругом лежит

Степь широкая,

И стоит по ней

Тишь глубокая...

Ковылем густым

Степь белеется,

Травкой шелковой

Зеленеется.

Ты цветешь красой,

Степь привольная,

Пока нет еще

Лета знойного:

Всю сожжет тогда

Тебя солнышко,

Попалит твою

Травку-цветики!

Пока нет еще

Время тяжкого —

Темной осени,

Ветра буйного:

Разнесет тогда

Он по воздуху

Всю красу твою —

Ковыль белую!

Загрузка...