НАШИ ВРАГИ И ДРУЗЬЯ

На деревьях и кустах развернулись молодые листочки. Они блестящие, немножко липкие и пахнут нежно, у каждого дерева и куста по-своему: берёза чуть заметно, тополь посильнее.

Жить бы им, расти и радоваться. Но что это? На некоторых деревьях и кустах молодые листочки съёживаются, темнеют, что-то с ними случилось плохое. На листочках и на самом кончике больной ветки сидят маленькие бусинки: зелёные, желтоватые, буроватые. О, да они живые: у каждой бусинки тоненькие ножки, а спереди на крошечной головке — хоботок. Это тли. Они сидят так тесно, что и не пошевелиться. Да и зачем им шевелиться? Жизнь тли простая; острым длинным хоботком проткнёт нежную кожицу, и сок из листочка течёт по хоботку к самой глотке: пей, пожалуйста! Тля держится на хоботке как на привязи, он не только кормит её, но ещё помогает не упасть с растения, ведь ножки у неё совсем слабые, а животик толстый и тяжёлый.

Но вот, продолжая сосать, толстая тля вздрагивает. На кончике её брюшка появляется какой-то выступ. Скорее берите лупу! Теперь хорошо видно: из тела матери показывается крошечная зелёная личинка в прозрачной оболочке, такой тонкой, что сквозь неё просвечивают тёмные глазки личинки! Вот она высунулась уже наполовину, высвободила лапки и старается зацепиться за лист, на котором сидит её мать, чтобы скорее от неё освободиться.

В минуту всё кончено. Личинка падает на лист, сбрасывает оболочку, поднимает хоботок и вкалывает его в нежную кожицу листа. Теперь ей остаётся только сосать и расти. А через несколько дней она сама уже станет матерью и около неё поселятся крошечные личинки — её дети.

А что делает тля — её мать? Повернулась ли она хоть посмотреть на своё детище? И не подумала. Она продолжает спокойно сосать. Проходит некоторое время, и из кончика её брюшка опять появляется новая личинка и тоже падает на лист. И так несколько раз в день. Иногда личинки падают друг на друга. Они липкие и с трудом отклеиваются одна от другой. Мать на это не обращает внимания: родились, а дальше устраивайтесь сами как хотите.

Правда, время от времени тля-мать вытягивает хоботок из листа, отползает и вкалывает его в другое место.

Это чтобы дочерям было свободнее? Вовсе нет. Она высосала весь сок из одной клеточки листа и теперь ищет другую, полную сока.

Тля — крошка, сока она выпивает капельку. Но сколько тлей — столько капелек, и растение начинает сохнуть и хиреть. Ведь тли не просто сосут, каждая впускает в ранку чуть-чуть ядовитой слюны. И отравленное ослабевшее растение уже не в силах прокормить прожорливый народец. Сока не хватает. Что же теперь будет с пузатыми коротконожками? Они не скороходы, слабые ножки их для путешествия не годятся. Уж не погибнет ли тлёвое племя от собственного обжорства? Оказывается, матери остаются на том растении, на котором родились. Им никуда не уйти. Но племя своё они спасают от гибели и самым удивительным образом.

Они рождают новых личинок, особенных. Эти тлюшки меньше матерей, стройнее, и на спинках у них раскрываются нежные крылышки. Крылатые дочери поднимаются в воздух и улетают с засосанного растения. Бескрылые матери и сёстры их не интересуют. Инстинкт переселения ведёт их на новые свежие растения. Там они воткнут свои жадные хоботки в сочные листики и начнут сами рождать бескрылых дочерей.

Так живут и плодятся тли до глубокой осени. Но вот она наступила, желтеют и сохнут листья-кормильцы, холодеет воздух. Последние бескрылые самки больше не рождают дочерей. Они забираются поглубже в мусор, в трещины земли и «засыпают» до тёплых весенних дней.

У некоторых тлей, например у бахчевой, самцов нет совсем. Тли-самки могут дать в лето несколько поколений. Одна самка рождает 30—40 личинок. Как будто бы немного?

Давайте подсчитаем: у неё будет уже 1600 внучек, 64 тысячи правнучек и два с половиной миллиона праправнучек, а у тех уже 100 миллионов дочерей. Дальше, если есть охота, считайте сами. А учёные уже высчитали, что если все тли выживут и дадут потомство, то уже осенью первого же года вся земля покроется толстым слоем тлей.

К счастью, так не бывает. Почему? Помогают нам и холода, и дожди, от которых тли гибнут. А больше всего помогает целая армия крошечных наших друзей, тоже насекомых. Они охотятся за тлями не для нашего удовольствия. Тли — вкусная пища для них или для их детей. Жизнь этих крошечных охотников интересная, и о ней мне хочется рассказать.


Тли сидят на веточке так тесно, как зёрнышки в початке кукурузы. Они прилежно наливают соками растения свои толстые животики, и, кажется, не придумаешь — кому ещё на свете живётся так хорошо и спокойно. И вдруг всё маленькое стадо точно взбесилось. Тли принялись лягаться, подбрасывая тонкие задние ножки как можно выше. При этом они крутятся, каждая вокруг своего хоботка, крепко всаженного в листик или стебелёк, точь-в-точь, как испуганная лошадка на привязи. Не будь этого, они обязательно упали бы с веточки на землю. Брыкаются не всё сразу: вспыхнет волнение на одном конце веточки, перекинется на другой, а вот и опять закрутились, залягались первые.

В чём же дело? Над веточкой порхает крошечное насекомое — наездник. По виду оно напоминает маленькую чёрную осу или пчёлку, размером меньше взрослой тли. Оно-то и перепугало так сильно тлей. Но и само оно их боится: тихо порхает над веткой, слабенькое, на лёгких газовых крылышках, и то и дело отскакивает от лягающихся тлей. Ещё бы, для такой крошки это всё равно, что хороший удар копытом.

Но вот в одном месте наездник ухитрился спуститься на ветку так, что тли его не заметили. Минутку он сидит неподвижно, ножки и усики дрожат от напряжения, похоже, что он чувствует себя почти как в стаде взбесившихся слонов.

Однако надо действовать. Внимательно рассмотрев ближайшую тлю, наездник поворачивается к ней задом и тихо начинает пятиться. На конце брюшка у него появляется острая тоненькая иголочка. Ближе, ближе… и иголочка вонзается в толстое брюшко тли. Тля вздрагивает. А наездник уже отскочил от неё и тут же, на веточке, начинает торопливо приводить себя в порядок: ножки его дрожат от волнения, а передними лапками он разглаживает усики и протирает глаза, иголочка-яйцеклад опять подгибается под брюшко. Оружие вложено в ножны, можно отправляться в другое место. Наездник вспархивает и исчезает.

Так поступают наездники афелинусы. Есть и другие наездники. Они не поворачиваются к тле задом, а подгибают брюшко под себя, так что длинный яйцеклад высовывается между передними ножками, и так подбираются к тле. Но результат одинаков: иголочка вонзается в тело тли и впускает в неё что-то усыпляющее, потому что тля уже больше не брыкается.

Успокоившись, тли мирно продолжают питаться. Также мирно сосёт вкусный сок и уколотая тля, как будто бы с ней ничего особенного не произошло. Она ведь не знает, что дни её жизни сочтены. Наездник-мать отложила в брюшко тли своё яичко. Больше о нём ей заботиться не нужно. Тля боролась за жизнь, инстинкт подсказал ей, какой опасный враг наездник-мать. Но теперь яичко отложено, сопротивление не поможет. Из яичка в её теле вскоре созреет крошечный червячок — будущий наездник. Для него тля — огромный запас свежей пищи. И он принимается кормиться и расти.

Первое время он ведёт себя очень скромно, тихонько пьёт её сок, но так, что тля продолжает питаться и даже рождать новых личинок.

Тем временем скромный нахлебник растёт и аппетит его тоже. Однако инстинкт и тут руководит личинкой: она поедает всё содержимое тела тли, но не трогает нервной системы. До последнего её глотка тля, уже почти начисто выеденная, остаётся живой. Это необходимое условие: личинка наездника может питаться только свежей провизией. Та личинка, которой инстинкт руководит неправильно, повредит нервную цепочку. Этим она убьёт личинку раньше времени, и сама погибнет в разлагающемся её трупе, не успев превратиться в куколку.

Наконец (при правильном питании), от тли остаётся только шкурка. Её легко отличить от живых соседей: она светлее и почему-то стала больше, чем была живая тля, точно вздулась, и очень крепко держится на листе.

Почему?

Это личинка наездника разрезала пустую шкурку на животе, раздвинула разрез и своими выделениями аккуратно приклеила её к листу или к ветке. Пустая шкурка служит взрослой личинке защитой: личинка вьёт в ней крошечный кокон и превращается в куколку. Живые тли, тут же рядом, спокойно питаются и рождают детей. Соседство мёртвой их не пугает. Инстинкт не предупреждает их, что из этой странной коробочки-шкурки скоро вылетит их злейший враг.

А в это время куколка уже превратилась во взрослого наездника. Острыми челюстями он выгрызает в шкурке тли круглую крышечку и нажимает на неё изнутри. Крышечка отскакивает, в отверстии появляется крохотная чёрная головка, с длинными дрожащими усиками и большими глазами. Молодой наездник выглядывает из отверстия в шкурке, выбирается наружу, немножко чистится, прихорашивается и, бесшумно вспорхнув, взлетает навстречу свету и теплу.

Если это самец, ему предстоит недолгая весёлая жизнь среди цветов, нектаром которых он питается. Самка же, после первых часов наслаждения светом и свободой, отправляется на опасную охоту за тлями. Это маленькое насекомое — наш лучший друг.


Пчёлы, бабочки, мухи, жуки, — кого только не встретишь в жаркий летний день и в поле, и на лесной полянке — везде, где цветы раскрывают душистые венчики. Вот на цветок опустилась красивая муха, жёлтая с чёрными полосками. Она с виду похожа на маленькую осу, но её можно безопасно взять в руки, только поймать не легко: она то застынет в воздухе, то метнётся в сторону — глазом не уследишь. Её пища — сладкий сок растений. Вот она опять повисла в воздухе, но уже не над цветком, а над веточкой, которую облепили тли. На что они понадобились мухе-сирфиде?

Она коснулась веточки брюшком, опять взмыла кверху и исчезла. Тли и испугаться не успели, сидят и пьют сладкий сок так же спокойно, как и прежде. Они и не заметили, что рядом с ними на ветке появилось что-то крохотное, белое, с перламутровым блеском. Это сирфида успела отложить яичко. В лупу видно, какое оно хорошенькое: украшено тонкими рёбрышками, длиной раза в три больше взрослой тли. Муха-мать пристроила своё потомство и улетела. Тли на него не обращают внимания, и яичко тихо зреет на солнце. Вот уже на одном его конце отлетел кусочек скорлупы. Кто там выглянул в отверстие, как в окошечко?

Что-то странное: не голова, а точно клюв, острый, как шило. Выглянул и снова спрятался, опять выглянул и уже не спрятался, а высунулся больше и за ним из яичка выполз и сам червячок — личинка мухи-сирфиды. Она крошечная, совсем не похожа на красавицу мать, скорее напоминает патефонную иголку. Спереди, как остриё иголки, торчит острая -трубочка, она может высовываться и втягиваться. Головы, собственно, у личинки нет: она вся — мускульный мешок. Спереди, через трубочку, личинка насасывает пищу, сзади выбрасываются остатки пищеварения. Ног нет, и они не нужны: личинка съёживается, растягивается и так ползает довольно быстро. А пища? Ну, её сколько угодно кругом: мать отложила яичко посреди целого стада тлей, выбирай любую. Взрослая муха питается только соком цветов. Но инстинкт заставил её отложить яичко там, где личинка найдёт нужную ей пищу. За свою короткую жизнь личинка сирфиды успевает высосать сотни тлей. Это наш неоценимый помощник в борьбе с ними.

Случается, что новорождённая личинка успела ещё выползти. из яичной скорлупы только до половины, а тут перед самым носом сидит большая жирная тля. Личинка тотчас же вцепится в добычу, хотя задняя половинка её тела ещё осталась в скорлупе. Соки тли наполняют, раздувают переднюю половину тела. А тут подвернулась вторая тля, за ней — третья… Скорлупка врезается в распухшее тело личинки, теперь выбраться на свободу не так-то просто. Личинка долго крутится и бьётся, пока вытащит из яйца и заднюю половину тела. Попробуйте найти где-нибудь ещё более жадное существо!

Зато и быстро же она растёт, а с ростом увеличивается и аппетит. Наконец, покушав в последний раз, личинка съёживается, становится похожей на коричневый бочоночек и замирает. Внутри этого бочоночка личинка превращается в куколку, а куколка — во взрослое насекомое.

Пройдёт несколько дней. И вот из бочонка выглядывает большая голова с яркими глазами. Красавица сирфида выбирается на свободу. На спине её расправляются лёгкие прозрачные крылышки, она смачивает передние лапки слюной и старательно протирает ими глаза. Ещё несколько минут — и она стремительно взлетает и исчезает.

Вы найдёте её на цветах, сладким соком которых она питается. Но вскоре наступит время откладки яичек, и она вернётся к растениям, заселёнными тлями.

Борьба с мухами — полезное и нужное дело. Но если в вашу комнату залетела и бьётся на стекле красивая жёлто-чёрная сирфида — откройте окно и выпустите её. Эта муха — друг вашего сада и огорода.


Летом на растениях можно найти маленькие белые или желтоватые пушистые шарики, словно сделанные из ваты. Они висят на кустиках сурепки, на мяте, лебеде, шалфее, на свёкле и даже яблоне.

Многие шарики похожи с виду, но сделаны разными хозяевами. Иногда там сидит пёстрый паук-бродяга, не делающий себе паутины, как другие пауки. Из своего уютного домика он промышляет разбоем. Выскакивает и хватает всех, кто зазевался: бабочку, муху, а то и жука.

Высосав жертву, он часто привязывает её пустую шкурку к крыше своего разбойного гнёзда, точно индеец, украшающий себя скальпами.

Иногда шарик делает и паучиха, но в середине его лежат её крошечные прозрачные яички. Скоро они созреют и превратятся в маленьких паучат.

А вот шарик, сделанный совсем другими хозяевами. В нём спрятан крошечный сот, но не из восковых ячеек, а из шёлковых белоснежных кокончиков, с выпуклыми крышечками. Кокончиков бывает до сотни. Они так тесно прижаты друг к другу, что становятся от давления гранёными, как пчелиные соты. Кто же их сделал?

Осторожно переношу маленький шёлковый сот в стакан и завязываю его кисеёй. Что же в нём делается? Ничего. И день и два. А на третий день в маленьком соте началась работа.

Через сильную лупу видно: белые крышечки на ячейках шевелятся. Чьи-то чёрные челюсти быстро подрезают крышечку изнутри, по правильной круговой линии. Ещё несколько ударов — и крышечка отваливается, а из отверстия показывается маленькая чёрная головка с длинными дрожащими усиками. Тонкие ножки опираются на край кокона, из него, как из глубокого колодца, выбирается крошечное (в один-два миллиметра) перепончатокрылое насекомое с металлическим блеском. Это — наездник из браконид.

Тут же, на краю кокона-колыбельки, он приводит себя в порядок: ведь он только что вышел из куколки, лежавшей в коконе. Загибая задние ножки, наездник чистит ими крылышки, смачивает передние лапки слюной и старательно трёт ими большие блестящие глаза. Через минуту, пригретый утренним солнышком, он поднимается в воздух и исчезает.

Я выношу стакан в сад и продолжаю наблюдать, как другие наездники выбираются из своих кокончиков.

На другое утро, там, где разлетелись наездники, на кустиках шалфея, среди мирно грызущих его листья гусениц, началась страшная суматоха. Укрепившись ножками на травинке, они хлещут верхней половиной тела, как кнутом, по воздуху и корчатся, точно от боли. Некоторые даже падают на землю, не удержавшись при сильном размахе.

Что за причина суматохи? Оказывается — мои наездники. Они порхают вокруг гусениц, пугливо отлетают и опять возвращаются. Но они уже сыты соком цветов. Что им здесь нужно?

Вот один наездник быстро подлетает к гусенице, садится на неё и колет её крошечной трубочкой-яйцекладом, находящимся на конце его брюшка. Гусеница опять хлещет верхней частью тела по листку и по ветке. Она убила бы наездника, попадись он ей. Но он уже отлетел, сидит на соседней ветке, трёт лапками глаза и оправляет крылышки. Дело сделано: в тело гусеницы он успел отложить яичко. Гусеница билась и пугала наездника инстинктивно, бессознательно, но мы знаем: в яичке наездника — её погибель.

Мать-наездник, пристроив таким образом свои яички, заползает под травинку или листок и умирает.

Гусеницы успокаиваются. По виду нельзя отличить здоровых от уколотых. Все они опять принимаются за еду.

Яичко в теле гусеницы живёт совершенно удивительной жизнью: соки тела гусеницы, проникая через тонкую скорлупу, питают его, и оно начинает расти, удлиняется, даже ветвится. Подумайте, яйцо — и вдруг растёт! А гусеница тоже продолжает жить и кормиться и успевает запасать столько пищи, что соков её тела пока хватает и на странного гостя.

Проходит несколько дней, и на ветвистом яйце в теле гусеницы появляются перетяжки. Теперь оно походит на бусы. А затем из каждой бусинки выходит крохотная личинка наездника, из одного яйца — целая семья. Личинки сразу принимаются за работу: они пьют соки хозяйки, но вначале не трогают ни одного из важных для жизни органов. И потому гусеница продолжает жить и питаться, хотя и более вяло, пока выросшие личинки не заполнят всего её тела.

Но что за беда? Она им больше не нужна. И острые челюсти личинок впиваются в стенки тела заживо съеденного хозяина. В эту минуту гусеница имеет странный вид: из тела её точно вырастают маленькие иголочки, но каждая из них живёт и извивается. Это личинки наездника вылезают сквозь прокушенную кожу.

От гусеницы осталась почти одна шкурка, но она ещё слегка дёргает головой, шевелит ножками. Личинки наездника, вышедшие из неё, выпускают изо рта тонкие нити и дружно начинают плести шарик, с которого начался наш рассказ.

Некоторое время ещё видно, как они копошатся внутри, затем общий шарик становится плотным и непрозрачным.

Если его разрезать через несколько дней, окажется, что в этой общей оболочке каждая личинка ухитрилась сплести ещё отдельный кокончик и в нём превратилась в куколку. Это и есть белые соты, которыми мы любовались. Через неделю или две из этих кокончиков вылетит новое поколение наездников и опять они полетят откладывать свои яички в гусениц. Крохотки наездники — наши большие друзья, они уничтожают вредных гусениц.

А около кокона ещё сидит умирающая гусеница. Иногда в суматохе её даже привязывают к шарику, иногда все кокончики располагаются вокруг неё и она выглядывает точно из белоснежной муфты. Она дёргает головой и слабо шевелит ножками. В ней тлеет искра угасающей жизни. Приходят муравьи и утаскивают её. В природе ничто не пропадает.

Загрузка...