Д. А. Расовский, говоря о тюрках как об этноязыковой общности, использует этноним «турки» и производные от него, которые ныне обычно применяются для обозначения основного населения Турции. В данном издании, для удобства читателей, мы сочли возможным заменить их на термины «тюрки», «тюркские народы» и проч.
Жозеф Дегин (1721–1800) — французский востоковед, профессор сирийского языка, хранитель древностей в Лувре.
Давид Леон Кагэн (1841–1900) — французский востоковед, писатель, путешественник.
Рене Груссе (1885–1952) — французский востоковед, историк искусства, член Французской академии.
Альбрехт Вирт (1866–1936) — немецкий историк, лингвист.
Дьярфаш Иштван (1822–1883) — венгерский историк, адвокат, член Венгерской академии наук.
Здесь и далее автор, согласно существовавшей долгое время традиции, употребляет этноним «татары» и производные от него прежде всего для обозначения монголов.
Петр Васильевич Голубовский (1857–1907) — российский историк. Работа «Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. История южнорусских степей IX–XIII вв.» вышла в 1884 году.
Не вхожу здесь в рассмотрение спорного и доселе не разрешенного вопроса о гуннах: были ли они монголы, тюрки или соединением племен обоих народов. — Здесь и далее постранично, если не указано особо, — примечания автора.
Д. Немет (Дьюла Немет; 1890–1976; венгерский востоковед, лингвист, тюрколог, автор первой турецкой грамматики. — Прим. ред.) производит это слово из турецкого «turk» — «мощь»; по его мнению, прозвище «мощные», первоначально данное одному роду, перешло затем на весь народ.
В. Бартольд предполагал даже, что печенеги могли быть родом огузов.
Ибн Хордадбех (820–885) — арабский географ иранского происхождения, автор «Книги путей и стран».
Василий Владимирович Бартольд (1869–1930) — русский востоковед, тюрколог, арабист, исламовед, академик Санкт-Петербургской академии наук.
В. Бартольд родственниками огузов считал и берендеев на основании того, что у огузов был род баяндыр. Не отрицая возможности родства огузов с берендеями, нельзя, однако, делать подобный вывод на основании этого факта, так как этимологически берендеи восходят к турецкому имени Верен, а не Баяндыр.
Объяснение «половец» от «половый», то есть «изжелта-белый, желтоватый» (а не от «поле», как предполагали раньше), впервые предложил А. Куник (Арист Аристович Куник; 1814–1899; российский историк, лингвист. — Прим. ред.)\ ср. ц. — сл. «плава» — солома и прилагат. «плавый», др. — русск. «половый» и plavy, plowy и половый в современных чешском, польском и русском языках. Долго оспариваемая, эта конъюнктура теперь окончательно принята. Интересно отметить, что принятию такой этимологии мешало убеждение, что половцы не могут быть белокурым народом! Особого мнения держался А. Соболевский (Алексей Иванович Соболевский; 1856–1929; российский лингвист, палеограф, историк; член Императорской академии наук. — Прим. ред.), признававший, что название «половцы» происходит от слова «половый», но самое это слово понимавший как «синий» — на том основании, что укр. «половый» иногда употребляется для названия волов голубоватого цвета. «Половой» или «синей», по Соболевскому, должно было быть название одной из половецких орд (подобно существовавшим татарским «синим» ордам), давшей имя всему народу.
Иосиф Маркварт (1864–1930) — немецкий историк, востоковед, иранист.
Гардизи — персидский историк, автор написанной во второй половине XI века книги «Украшение известий», содержащей историю персидских царей и подробную историю Хоросана до 1041 года.
Бируни (973–1048) — персидский ученый-энциклопедист, автор трудов по истории, географии, филологии, астрономии, математике, механике, геодезии, минералогии, фармакологии, геологии.
Якут аль-Хамави (между 1178 и 1180–1229) — арабский писатель, историк и географ.
Мухаммед Ауфи (кон. XII — перв. пол. XIII) — персидский историк, филолог.
Ибн аль-Атир (Ибн аль-Асир; 1160–1233 или 1234) — арабский историк, дипломат. Автор «Полного свода всеобщей истории» и других сочинений.
Аль-Бакри (1014–1094) — арабский писатель, автор трудов по географии. В его «Книге путей и стран» содержатся сведения о славянах и их ближайших соседях.
Аль-Масуди (ок. 896–956) — арабский историк, географ и путешественник, автор не менее двадцати трудов по истории и географии.
Ибн Хаукаль (X век) — арабский географ и путешественник, автор «Книги путей и стран», которая содержит многочисленные сведения по истории и топонимике Халифата и окрестных стран.
Насир Хоеров (1004–1088) — персидский поэт, философ, религиозный деятель, путешественник. Автор «Книги путешествий» и других сочинений.
Под 1116 годом в русской летописи рассказывается, правда, о смутах у половцев и о восстании против них осколков торков и печенегов, оставшихся в степях; но это восстание объясняется желанием торков и печенегов воспользоваться ослаблением половцев вследствие ряда поражений, нанесенных им русскими.
Махмуд ал-Кашгари (1028 или 1029–1101 или 1126) — тюркский филолог и лексикограф, автор словаря-справочника различных тюркских языков «Собрание тюркских наречий».
J. Marquait. Über das Volkstum der Komanen. Leipzig, 1914. S. 137.
Аль-Омари (1301–1349) — арабский ученый-энциклопедист, географ, историк. В качестве секретаря египетского султана имел доступ к архивам мамлюкского государства. Сведения, изложенные в его трудах, не встречаются ни у одного автора.
Низами Гянджеви (ок. 1141 — ок. 1209) — классик персидской поэзии, один из крупнейших поэтов средневекового Востока.
Ширваншах (перс, шах львов) — титул правителей государства, существовавшего в области Ширван на северо-востоке современного Азербайджана в IX–XVI веках.
Что «девкы половецкыя» ценились русскими и составляли одну из статей подарков половецких ханов, видно из событий 1223 года, когда Котян делал подарки русским князьям: «Дары принесе многы, кони, вельбуды и буйволы и девкы и одари князей русьскых» (Троицкая летопись под 1223 годом).
Аль-Утби (961-1022, или 1036, или 1040) — арабский историк, автор написанного рифмованной прозой труда по истории правления Газневидов (до 1021) «История десницы».
История первых четырех ханов из дома Чингисова / пер. с кит. монаха Иакинфа (Бичурина). СПб. 1829. С. 273–274.
B. Munkácsi. Komanischer Ursprung der Moldauer Tschango. Keleti Szemle, III. 1902. S. 249.
Поль Пеллио (1878–1945) — французский востоковед, синолог.
Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло (1860–1936) — русский востоковед, географ, зоолог, путешественник.
Г. E. Грумм-Гржимайло. Западная Монголия и Урянхайский край. Л., 1926. Т.П. С. 57–59.
Именно — западнотурецкой языковой группы. Памятниками половецкого языка служат: Codex Cumanicus — латино-персидско-половецкий словарь конца XIII — начала XIV века из причерноморских итальянских колоний; арабско-турецкий словарик середины XIII века, составленный в Египте, куда половцы в большом количестве проникали из южнорусских степей после татарского нашествия, образовав мамелюкскую гвардию при дворе египетских султанов; два подобных же словаря: автор одного, написанного в 1313 году, — араб из Испании Абу Хайяан аль-Гарнати, другого (первая половина XV века) — Абу Мухаммед Абд Аллах ат-Турки; отрывок половецко-русского словаря (вероятно, не ранее второй половины XIII века), отрывки христианских молитв половцев, бежавших от татарского нашествия в Угрию и там крестившихся; собственные имена половцев, встречаемые в русских и мадьярских летописях и актах и у арабских историков мамелюкского периода Египта; неопубликованная, происходящая из Египта половецкая поэма XIII века «Хоеров и Ширин», ряд переводов на половецкий язык, сделанных в Египте; памятники письменности XVI–XVII веков каменец-подольских и львовских армян, усвоивших половецкий язык, и, наконец, живой язык караимов Литвы и Галиции. О языке половцев и его отношении к другим древнетюркским языкам сообщает, впрочем очень кратко, Махмуд Кашгарский. Специального всестороннего исследования о половецком языке мы не имеем.
Древнейшее известие о кимаках сохранилось у Гардизи. Маркварт считает, что источник, использованный Гардизи, восходит к концу VIII столетия. У того же Гардизи находится описание путешествия в землю кимаков, которое Маркварт относит к началу X века.
А не кунами, как считал Маркварт, основываясь на ошибочном чтении Ауфи.
Махмуду Кашгарскому (вторая половина XI века) канглы как племя еще не известны; при нем этим именем половцы называли у себя людей высокого роста. Впервые как племя канглы упоминаются во второй половине XII века в китайских источниках как живущие где-то у Иртыша; в начале XIII века часть канглов живет и южнее, между Таласом и озером Иссык-Куль, где у них было самостоятельное владение, о чем мы узнаем от Джувейни (1226–1283; персидский государственный деятель, историк, автор труда «История мирозаво-евателя». — Прим. ред.). Здесь мы находим канглов и в эпоху монгольского нашествия, о чем сообщает Абулгази (1603–1664; хивинский хан, автор двух исторических сочинений. — Прим. ред.). Часть канглов, благодаря женитьбе хорезмшаха Текеш-хана на канглской княжне, переселилась в конце XII века в Хорезм. На северо-востоке, у Иртыша, канглы в начале XIII века соседствовали с найманами. Канглы были настолько близки кыпчакам, что мусульманские источники смешивали их друг с другом. О канглах как о «родственниках» куманов-половцев прямо говорит Рубрук (ок. 1220 — ок. 1293; фламандский монах-францисканец, автор книги «Путешествие в восточные страны»; в 1253–1255 годах совершил путешествие к монголам. — Прим. ред.): «Команы, называющиеся канглы»; о них (под именем кангитов) см. еще у Плано Карпини (1182–1252; итальянский монах-францисканец; первый из европейцев посетил Монголию и оставил описание своего путешествия. — Прим. ред.).
Под среднеазиатскими, ныне казахскими, степями мы имеем в виду Степной край, или Степное генерал-губернаторство времен Российской империи, в которое входило три области: Тургайская, Акмолинская и Семипалатинская; теперь — Казахстан.
Ибн аль-Факих (втор. пол. IX — нач. X в.) — арабский географ, автор «Книги стран».
Ибн-Баттута (1304–1377; арабский купец, объехавший все страны исламского мира; автор книги «Подарок созерцающим о диковинках городов и чудесах странствий». — Прим. ред.) в XIV веке сообщает о 10-тысячных табунах богатых кочевников Причерноморья. Хозяйства в 10000 лошадей и в 20000 овец существовали у современных обитателей среднеазиатских степей — казахов — еще в начале XIX века.
Маркварт, впрочем, полагал, что летовища огузов могли быть и на севере, у границ кочевий кимаков; он заключал об этом на основании некоторой осведомленности огузов о верхнем течении Иртыша и о кочевавших там кимаках, что могло, по Маркварту, быть следствием соседства летних кочевий обоих племен в этом районе.
Аль-Истахри (около 850–934) — арабский географ, автор «Книги климатов» и «Книги путей стран».
Эдуард Роберт Рёслер (1836–1874) — австрийский историк и географ.
Фр. Ф. Вестберг (1864 —?) — востоковед и историк хазар.
Ныне Волгоград.
Маркварт, который вопреки Вестбергу определял положение печенегов много восточнее, замечает, что 30 дней в ширину по земле печенегов надо полагать «по Уралу». Гардизи и Ибн Руста (перв. пол. X в.; персидский ученый-энциклопедист; в его книге «Дорогие ценности» содержатся древнейшие в дошедшей до нас арабской географической литературе описания народов Восточной Европы. — Прим. ред.) говорят о болотистости и лесистости земли печенегов, а аноним Туманского (анонимный персоязычный трактат «Пределы мира от востока к западу», открыт в 1892 году Александром Григорьевичем Туманским (1861–1920) — востоковедом, военным переводчиком. — Прим. ред.) упоминает Печенежские горы; об этих горах мы будем затем слышать от Идриси (1100–1165; арабский географ. — Прим. ред.). Под печенежскими горами вряд ли можно подразумевать Урал, как то хотел Маркварт, так как трудно себе представить, чтобы кочевники могли постоянно располагаться на Урале; скорее всего, это была Волжская возвышенность с ее Жигулевскими горами или возвышенность Общий Сырт. Что печенеги были много севернее Каспийского моря, считал и Фр. Вестберг; непосредственное соседство печенегов с буртасами и вятичами приводило Вестберга к заключению, что кочевья печенегов доходили уже тогда (в середине IX века) до Средней Волги.
В. Бартольд как будто не доверял арабским известиям о кочевничестве болгар и противопоставлял этим известиям данные археологии о каменном строительстве в болгарских городах. Но памятники каменного строительства относятся к более позднему времени (XIII–XIV века), а древнейшую мечеть X века строили иностранцы-мусульмане. Вообще же заботы о городах не исключали, на наш взгляд, возможности оставаться болгарам кочевниками.
Ибн Фадлан (перв. пол. X в.) — арабский путешественник, писатель. В 921–922 годах в качестве секретаря посольства халифа ал-Муктадира посетил Волжскую Булгарию.
Первое упоминание о деревне Торки относится к середине XV века.
Древнейшее упоминание о Берендеевой слободе относится к XIV веку.
Догадка Е. А. Загоровского: «Быть может, размножение и вместе с тем недостаток мест для кочевки вызвали переход узами их западных границ, которыми являлись реки Эмба и Урал» (Очерки истории Северного Причерноморья. 4.1. Одесса, 1922. С. 52).
Аль-Мукаддаси (946 или 947 — после 1000) — арабский географ и путешественник, автор труда «Лучшее разделение для познания климатов».
В. Бартольд связывает эту страну с селением Сарык, существовавшим в долине реки Чу.
Рецензия на труд И. Маркварта «Über das Volkstum der Komanen» / Русский исторический журнал. 1921. Кн. VII. С. 140.
На раннее проникновение половцев к северному побережью Каспия (к концу X — началу XI века) как будто указывает недолго существовавшее у персов (например, у Фирдоуси в «Шахнамэ») название Каспийского моря — Кимакским.
Рецензия на труд И. Маркварта. С. 142.
Сообщение армянской летописи о последовавших за 1050/51 годом совместных нападениях половцев, узов и печенегов на Византию верно лишь в самых широких хронологических рамках: первое нападение печенегов после событий 1050/51 года было в 1059 году, да и то по наущению угорского короля, а не вследствие толчка, полученного печенегами от узов и половцев; узы же обрушились на империю лишь в 1064 году. Половцы впервые подошли к дунайской границе Византии лишь к концу 70-х годов XI столетия. При византийском императоре Константине IX (царствовал с 1042 по 1055 год) были частые войны с печенегами, но со своими, поселенными им еще в 1048 году, и эти войны, будучи чисто местными, не имели никакого отношения к событиям в среднеазиатских степях.
В. Н. Златарски (Васил Николов Златарски; 1866–1935; болгарский историк и археолог, автор труда «История Болгарского государства в Средние века». — Прим. ред.) считал, что выселение печенегов из левого Приднепровья произошло ок. 1032 года, но не приводил никаких объяснений в пользу этой даты.
«Повесть временных лет»: «Воеваша половци у Растовца и у Неятина». Оба города на реке Роси, правом притоке Днепра.
Кочевья орда обычно рассматривает разбитых ею других кочевников как своих рабов. Таков, очевидно, был взгляд у половцев на торков, из-за принятия которых Русью, может быть, и начались первые войны половцев с Русью. С печенегами же половцы никогда не соприкасались, будучи всегда разделены торками. Вероятно, этим и надо объяснять первоначальное мирное сосуществование половцев и печенегов на Дунае, пока интриги Византии и дележи добычи не восстановили эти две тюркские орды одну против другой.
Раз, правда, летописец говорит о том, как Мстислав, сын Мономаха (1125–1132), «загна Половци за Дон и за Волгу за Гиик (Яик)» (Ипатьевская летопись под 1140 годом), но исследователи справедливо видят в этом риторическое преувеличение, так как вряд ли русские войска заходили так далеко.
Ипатьевская летопись под 1185 годом.
Русские летописи дважды упоминают «поле половецкое», но ни разу не дают объяснения, что подразумевали современники под этим названием. В Троицкой летописи при описании битвы на Калке говорится лишь, что русские перешли Днепр «и поидоша на конех в поле Половецьское…»; в Лаврентьевской летописи упоминается, что за городом Пронском, за рекой Проней, то есть на правом берегу ее, было уже «половецкое поле».
Ибн аль-Атир считал даже Судак половецким городом. Махмуд Кашгарский на своей карте 1076 года совсем не отобразил половцев, а лишь нанес «горы, обитаемые кыпчаками и гузами», которые у него находятся где-то около Кавказа.
Ибн Саид (1214–1274 или 1286) — арабский историк, географ, поэт.
За Венгрией и в областях Руси (лат.). Chronica Albrici Monachi Trium Fontium (Хроника Альберика из монастыря Трех источников, под 1221 годом).
Гетум (Хетум; середина 1240-х — 1310-е) — армянский государственный деятель и историк, автор сочинения «Цветник историй земель Востока».
Этот Гетум, так называемый Младший, был племянником царя Гетума I Киликийского, также оставившего исторические сочинения.
Федор Иванович Успенский (1845–1928) — русский византинист, академик Российской академии наук, автор «Истории Византийской империи».
Петр Стоянов Мутафчиев (1883–1943) — болгарский историк, академик Болгарской академии наук.
Субудай (Субэдэй; 1176–1248) — монгольский полководец, ближайший соратник Чингисхана.
О канглах и занимаемой ими территории см. в гл. II.
Абу Хамид аль-Андалуси аль-Гарнати (1080–1170) — исламский миссионер; единственный мусульманский писатель, побывавший на Руси; автор нескольких книг путешествий.
«Иде князь Всеволод [на болгары] со Изяславом Глебовичем, сыновнем своим, и с Володимером Святославичем, и с Мстиславом Давыдовичем, и с Глебовичи рязаньскаго, с Романом, и со Игорем, и со Всеволодом, и с Володимером, и с муромьскым Володимером. Приде в землю болгарскую и, высед на берег, поиде к Великому городу и ста у Тухчина городка. И, перестояв ту 2 дни, поиде на третий день к Великому городу. Сторожем наперед ездящим, оттоле же белозерскый полк отряди к лодьям, а воеводьство да Фоме Лазковичю. Пошедшю же князю в поле, узреша наши сторожеве полк в поли. И мняху болгарьскый полк, и приехаша 5 муж ис полку того и удариша челом перед князем Всеволодом и сказаша ему речь: «Кланяются, княже, половци емякове. Пришли есьмы со князем Болгарьскым воевать болгар». Князь же Всеволод, здумав с братьею своею и с дружиною, води их в роту в половьцьскую, пойма их, поиде к Великому городу. И приде князь к городу и перешед Черемисан в 1 день. Наряди полкы, а сам поча думати с дружиною». К сожалению, нет удовлетворительного комментария к этому месту летописи.
О емеках см. в гл. II.
Ныне Энгельс.
Д. Иловайский (Дмитрий Иванович Иловайский; 1832–1920 — русский историк, публицист, автор пятитомной «Истории России». — Примред.) считал, что южная граница Рязанского княжества в XII веке доходила до низовьев Воронежа. Того же взгляда держался и М. К. Любавский (Матвей Кузьмич Любавский; 1860–1936 — российский историк. Ректор Московского университета в 1911–1917 годах, академик АН СССР. — Прим. ред.). П. Голубовский отодвигал эту границу еще южнее, до низовьев Хопра.
«Того же лета победи Пургаса Пурешев сын с Половци, и изби Мордву и всю Русь Пургасову, а Пургас едва вмале утече».
Сергей Михайлович Соловьев (1820–1879) — русский историк, ректор Московского университета в 1871–1877 годах, автор «Истории России с древнейших времен» в 29 томах.
Ср. с походом 1111 года, когда русские прошли расстояние в 125 верст между Сулой и Ворсклой в пять дней; то же количество верст в день вытекает и из похода Игоря 1185 года.
Федор Федорович Чекалин (1844–1893) — русский историк, археолог, этнограф.
Любор Нидерле (1865–1944) — чешский археолог, этнограф и историк, член Чешской АН.
Василий Васильевич Радлов (Фридрих Вильгельм Раддов; (1837–1918) — российский тюрколог, этнограф, археолог, один из основоположников сравнительно-исторического изучения тюркских языков и народов.
В русской летописи «поле» упоминается под 1160 и 1183 годами.
В 1191 году князья Черниговские и Северские предприняли «на зиму» поход на половцев в районе реки Оскол, которые были здесь с вежами. По-видимому, русских было немного, так как князья «не могущи ся с ними бити, заложившеся нощью идоша прочь» (Ипатьевская летопись под 1191 годом). Вряд ли это мог быть глубокий поход в степь, скорее это был налет небольшого отряда, не ушедшего далеко от русских пределов. Течение же Верхнего и Среднего Оскола ближе к Черниговскому и Новгород-Северскому княжествам, чем нижнее течение Оскола.
В Поучении Владимира Мономаха сказано: «…вежи их (половцев) взяхом шедше за Голтавом». О времени года этого похода ничего не известно, но надо полагать, что так далеко на север в этом районе половцы проникали лишь летом. Голтов был расположен близ устья реки Голты, левого притока Псела.
В Поучении Владимира Мономаха: «…и потом с Ростиславом же у Варина веже взяхом». Время похода не указано.
Петахия (XII — начало XIII в.) — чешский раввин, предпринявший длительное путешествие, включавшее Восточную Европу, Кавказ и Ближний Восток, и оставивший о нем записки.
Петахия половецкие степи называет землей Кедар.
Интересно сравнить известие Петахия с Идриси, сообщающего, что от Киева до Ная, города в Кумании, шесть дней пути. Если вообще есть какое-либо зерно правды во всех сообщениях Идриси о половецкой земле, то в данном случае надо считать передвижение от Киева до половецкого города Най речным путем, так как сухопутьем за шесть дней можно было дойти из Киева (если класть обычные 20–25 верст в день) не дальше реки Супоя, где никакого половецкого города, конечно, быть не могло. Да и самый город Най не есть ли место, где кочевники только на время разбили свои вежи?
Ипатьевская летопись под 1147 годом сообщает о том, как к Святославу Новгород-Северскому, когда он был у Неренска, пришли «ели (послы) ис половець от уев его с Василем Половцином 60 чади прислалися бяхут тако рекуче: прашаем здоровия твоего, а коли ны велишь к собе со силою прити». Судя по контексту, это было в апреле или в начале мая. Какой дал ответ Святослав половцам, мы не знаем; но затем, когда он из Неренска пришел к Дедославлю, летопись отметила, что к Святославу пришли сперва «друзии половци Ток-собичи…», а затем, немного спустя «…придоша к нему бродници и половци придоша к нему мнози», то есть те половцы, послы которых приходили под Неренск. От первого прихода послов до появления всей орды, судя по описываемым событиям, прошло всего дней 15–20 (Святослав за это время успел лишь пройти, может быть даже с остановками, из Неренска черёз Дедославль к Мценску — расстояние верст в 300, если считать по 20 верст похода в день). За это время половецкие послы для того, чтобы из Неренска съездить в степь и вернуться со всей ордою, могли пройти туда и обратно не более 600 верст, и так как Святослав из Неренска в Мценск шел на юг, то послы из-под Неренска до расположения всей орды должны были идти дольше, чем шла вся орда из степей к Мценску на встречу со Святославом. Если положить 400 верст на дорогу послам в орду и 200 верст на переход всей орды к Мценску, то в таком случае основная масса половцев во время переговоров их послов со Святославом была не южнее верховьев Оскола. Кроме того, нами не учтено то, что и основная масса половцев, когда послы находились у Святослава, вероятно, подвигалась на север: это как раз было время перехода на летовища. Все сказанное вполне согласуется с приведенным выше нашим предположением о зимовищах половцев на Среднем Осколе.
Невозможно допустить, чтобы Святослав летом отправился к низовьям Дона, откуда в это время года половцы откочевывали на север.
П. Голубовский предполагал, что с середины XII века Русь создала против половцев целую систему военно-сторожевых укреплений — на верховьях Псела, Ворсклы, Северного Донца и его притоков. Следы таких укреплений Голубовский видел в ряде городищ (Липецком, Городецком, Азацком, Михайловском — на Пселе; Хотмыжском, Каменном, Кукуевом, Немеровском, Скельском, Вельском — на Ворскле; Высокопольском и Коломацком — на Коломаке; Хазарском близ Можа; Кукулевском, Змиевом — на Може; Хорошевом, Кобановом, Донецком Мохначском — на Уде; Белгородском, Нижегольском, Салтовском, Катковском, Гумниньем, Чугуевском — на Донце), и делал вывод, что «южная граница Северской земли шла от устья р. Оскола, Донцом до впадения в него р. Можа и берегом Можа до р. Ворсклы»; Переяславское княжество также, по мнению Голубовского, имело свою «боевую область», простиравшуюся от Сулы до низовьев Ворсклы. Однако уже М. С. Грушевский (Михаил Сергеевич Грушевский; 1866–1934 — украинский историк, один из лидеров украинского национального движения, член Чешской академии наук, академик АН СССР. — Прим. ред.) подверг сомнению существование такой системы укреплений на Северном Донце. Действительно, до сих пор остается неизвестным — к какому времени относятся донецкие городища и были ли они обитаемы в половецкую эпоху. Если бы даже оказалось, что они были обитаемы в XI–XIII веках, то все же вряд ли позволительно было бы считать их русскими военными форпостами, составлявшими сеть пограничных укреплений. При примитивности подобного рода укреплений даже под самым Киевом трудно представить, чтобы такая сложная система существовала на окраине Новгород-Северского княжества. На протяжении всего половецкого периода ничто не указывает на ее наличие. Жители верховьев Северного Донца вряд ли могли сохранить независимость и не подпасть под власть кочевников, будучи окружены с запада, юга и востока половецкими кочевьями, а с севера отделены от основного ядра населения Новгород-Северского княжества «полем» (между верховьями Ворсклы и Псела), в котором хозяевами были те же половцы.
Ивля упоминается и в описании похода 1190 года. По смыслу летописного рассказа 1190 года Ивля находилась в трех днях пути от Днепра, очевидно, к западу от него. За три дня русские, обремененные пленными, вряд ли ушли далее верховьев Бузулука или Ингульца. Поэтому мы присоединяемся к мнению Пл. Бурачкова (Платон Осипович Бурачков; 1815–1894– историк, археолог, нумизмат. — Прим. ред.), что летописная Ивля — это современный Ингулец (ныне часть города Кривой Рог. — Прим. ред.).
Анна Комнина (1083–1153) — византийская принцесса, одна из первых женщин-историков. Автор «Алексиады» — повествования об эпохе правления своего отца, императора Алексея I Комнина.
Далее «дикие половцы» упоминаются под 1149, 1159, 1172, 1195, 1196 годами. Грушевский понимал выражение «дикие половцы» в том смысле, что летописец противопоставлял «диким», то есть степным, половцам — «своих», поселенных с 1140-х годов на Руси. Мне такое объяснение представляется невозможным: 1) летописцы в большинстве случаев продолжают степных половцев называть просто половцами, без эпитета «дикие», 2) нет сведений о поселении половцев на границах, подобно черным клобукам, да они и не могли бы быть, так как поселять половцев на пограничье для охраны Руси от других, степных половцев было бы слишком рискованно.
На Дунае был известен «Куманский брод» — место постоянных переправ половцев на правый, византийский берег.
Оттон Фрейзингенский (между 1112 и 1114–1158) — немецкий писатель, историк, сын маркграфа австрийского Леопольда III и внук императора Священной Римской империи Генриха IV.
Восстание болгар против Византии под руководством трех братьев Асеней, увенчавшееся созданием Второго Болгарского царства во главе с династией Асеней, правившей в 1187–1280 годах.
Никита Хониат (Никита Акоминат; 1155–1213) — византийский историк, писатель, автор «Истории», представляющей собой подробное описание истории Византии и соседних народов с 1118 по 1206 год.
Робер де Клари — пикардийский рыцарь, участник и хронист Четвертого крестового похода (1198–1204), автор сочинения «Завоевание Константинополя».
В начале этой главы я уже упоминал, что целый ряд исследователей защищали мысль о сравнительно раннем проникновении половцев в придунайскую область — в XI — начале XII века. Однако большинство аргументов, приводимых в пользу этого мнения, нельзя признать убедительными.
Видин — город в Болгарии, на Дунае; в XIV–XV веках был столицей Западной Болгарии (Видинского царства).
«Лукоморье» и «лукоморские Половцы» четыре раза упоминаются в летописи и раз в «Слове о полку Игореве». В 1169 году по поводу одной битвы князя Михаила Юрьевича с половцами летописец вспоминает другую, прежде бывшую битву, когда тот же князь также счастливо спасся от смерти: «Бог отца его молитвою избави его от смерти, якоже и преже в луце моря и якоже бьяхуться крепко». Игорь Святославович говорит дружине во время своего знаменитого похода 1185 года: «…идем по них у луку моря где же не ходили ни деди наши». В 1193 году киевский князь вел переговоры о мире «с половци с лукоморьскими», пришедшими из степей в Канев. В 1223 году татары гнали половцев «по Дону и в луку моря». Автор «Слова о полку Игореве» вспоминает, как Святослав «поганого Кобяка излуку моря от железных великих плъков Половецкых яко вихрь выторже…».
Ф. Брун (Филипп Карлович Брун; 1804–1880 — российский историк, археолог, профессор Новороссийского университета. — Прим. ред.) считал, что под «сорока крепостями» Рубрука надо видеть непонятое Рубруком название города Кырк-Ер («Сорок мест»), стоявшего на месте нынешнего Чуфут-Кале.
До Судака подобным же местом сбыта и закупки товаров для половцев был Херсонес.
Иосафат Барбаро (1413–1494) — венецианский дипломат, путешественник, писатель. Первый из западноевропейцев описал Москву.
Юлиан — венгерский монах-доминиканец, совершивший в 1230-е годы два путешествия на восток в поисках Великой Венгрии, прародины венгров.
Схоже с Юлианом пишет и Рубрук. Он пишет, что выше «устья моря Танаидского» (то есть Керченского пролива) «находится Зихия, которая не повинуется Татарам, а к востоку свевы и иверы, которые [также] не повинуются татарам». Таким образом, и по Юлиану, и по Рубруку половцам на юго-восточном побережье Азовского моря не остается места.
Из этого перечня не следует считать, что все перечисленные народы были непосредственными соседями половцев; это место, вероятно, надо понимать так, что за действительно соседившими с половцами аланами, Черкассами и хазарами еще южнее жили иберы, кахи, грузины, армяне. Последняя группа народов жила уже в Закавказье и поэтому не могла соприкасаться с половцами, никогда в Закавказье не кочевавшими.
В. Ляскоронский (Василий Григорьевич; 1859–1928 — российский историк, археолог, этнограф, писатель. — Прим. ред.), не представлявший себе кочевания половцев в иных местах, кроме как между Доном и Днепром, для того, чтобы объяснить их пребывание в предкавказских степях в эпоху татарского нашествии, вынужден был предположить, что здесь были не сами половцы, а некие «полудикие народы», которых половцы поселяли в Предкавказье для обороны своих границ, и что «таким образом, половцы, по-видимому, применяли и у себя те же приемы для охраны своей страны, какие практиковались в то время в пределах южной Руси». Ляскоронскому так было трудно отрешиться от представления, что половцы могли кочевать и восточнее Дона, что он предпочел создать столь искусственную теорию об охране половецкой «границы». Заметим, что создание подобного рода пограничной охраны из кочевых или полукочевых народов принадлежит исключительно оседлым государствам и, насколько мне известно, никогда не практиковалось кочевниками.
После разгрома в X веке Хазарии Святославом хазары не исчезли окончательно, но продолжали жить в разных местах некогда обширного своего государства (в Крыму, а если верить Петахии — то и у восточного побережья Азовского моря), а в низовьях Волги они, по-видимому, даже сохранили свою политическую самостоятельность, с центром в городе Саксине, находившемся на месте прежней столицы Хазарии — Итиле. Поэтому в XIII веке хазары даже слыли под именем саксинцев. Так они названы русской летописью под 1229 годом, так они известны и Плано Карпини. Саксин был до монгольского нашествия большим торговым городом, настолько укрепленным, что, вопреки мусульманским известиям о взятии его татарами, Плано Карпини записал легенду об успешной обороне саксинцами своего города от татар. Не удивительно, что половцы не владели низовьем Волги: оно находилось в руках сильных еще в XII–XIII веках хазар-саксинцев.
Насир ад-Дин Туси (1201–1274) — персидский ученый-энциклопедист, автор многочисленных сочинений по астрономии, математике, философии, географии и другим наукам.
Рубрук сообщает о времени этих перекочевок: «…с января до августа он сам (Батый) и все другие поднимаются к холодным странам, а в августе начинают возвращаться». Время перекочевки на юг не возбуждает сомнения, но трудно поверить, чтобы татары уже в январе начинали подниматься на север.
Шихабуддин ан-Нувайри (1279–1332) — арабский ученый-энциклопедист; его труд о поведении, предписанном нормами шариата, содержит важные исторические сведения.
Рашид ад-Дин (ок. 1247–1318) — персидский ученый-энциклопедист, врач, министр государства Хулагуидов в 1298–1317 годах. Автор исторического труда «Сборник летописей».
Маркварт предполагал, что предгорья Урала были «центром» кочевания Кукчука, того кыпчакского хана, который по теории Маркварта и дал свое имя всем кыпчакам. На шаткость и хронологическую неточность этой теории я уже указывал в первой главе. Не менее спорно утверждение А. Якубовского (Александр Юрьевич Якубовский; 1886–1953 — историк, востоковед, член-корреспондент АН СССР. — Прим. ред.) о том, что волжский судоходный путь в X1-XIII веках находился в руках половцев. Вероятнее, что он был в руках саксинцев и камских болгар, чем у кочевников.
Обычно исследователи, без особых оснований, считали этот поход совершенным к Донцу. Однако такое большое количество взятых веж говорит за то, что русские проникли в расположение главной массы донецко-донской группы половцев, то есть в их приазовские зимовья.
Грушевский и Середонин (Сергей Михайлович Середонин; 1860–1914 — русский историк, профессор русской истории Императорского историко-филологического института. — Прим. ред.) и этот поход относили к Донцу. Но то обстоятельство, что Ярополк при этом «приведе с собою Ясы и жену полони собе Ясыню», говорит скорее за то, что поход был не к Донцу, а Дону и Азовскому морю, где поблизости (в Предкавказье, отчасти Северном Крыму) жили ясы-аланы; на Северном же Донце, судя по данным археологии, аланы в XI веке уже больше не жили. Города же Шарукань, Сугров, Балин, взятые Ярополком во время этого похода, могли быть на Донце и лежали, очевидно, на пути Ярополка к Дону. Текст летописи позволяет считать, что Ярополк взял себе жену-аланку не из упомянутых городов, а вообще во время похода, который был направлен к Дону.
Захождение русских «за Гиик» вызвало справедливое сомнение М. Грушевского. Думаю, что и упоминание Волги — такое же риторическое преувеличение.
О Белой и Черной Кумании говорят Идриси и Аль-Варди (1260–1349; арабский историк, географ, писатель; автор книги «Жемчужина чудес и перл диковинок», содержащей сведения по истории Золотой Орды. — Прим. ред.). Идриси Черную Куманию помещает на расстоянии одного дня плавания от Матраки Тмутаракани. Эль-Варди о Кумании говорит как о городе, расположенном на северном берегу Черного моря, причем Белую Куманию отождествляет с Матлукой, то есть с Матракой Идриси. Кроме как в арабских источниках, упоминание о Черной и Белой Кумании находим у мадьярского средневекового историка Кезаи (Шимон из Кезы, Шимон Кезаи, Симон Кеза; XIII век — автор (полностью или частично) латиноязычной хроники «Деяния гуннов и венгров». — Прим. ред.). Из этих полулегендарных, страдающих анахронизмами сведений можно лишь заключить, что обе Кумании находились где-то в Причерноморских степях. Мадьярский историк Бела Кошаньи (1894–1968; венгерский историк, архивист. — Прим. ред.) на основании Кезаи так локализует Белую и Черную Куманию: Белая Кумания — это земля собственно половцев, которые, как известно, были светловолосы, почему и их земля могла называться Белой Куманией; под Черной Куманией же он видит землю черных клобуков. Однако сведения Кезаи еще не дают оснований переносить Черную Куманию, помещаемую арабскими источниками близ Матраки, так далеко на северо-запад, тем более что поросские черноклобуцкие поселения состояли из торков, печенегов и берендеев, а не половцев-куманов.
Вероятно, в этот же район, но не на правый, а на левый берег Днепра, ходили зимой 1187 года полки Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича и захватили вежи половцев. Летопись не сообщает определенно — где именно находились эти вежи.
Дмитрий Иванович Яворницкий (Эварницкий; 1855–1940) — российский историк, археолог, этнограф, знаток истории запорожского казачества.
Считаю так потому, что эта летописная заметка включена еще в конец событий 1152 года, который оканчивался тогда 1 марта.
Д. Багалей (Дмитрий Иванович Багалей; 1857–1932 —российский историк, ректор Харьковского университета. — Прим. ред.) датирует поход 1168 годом и считает, что он совершился между 2 и 31 марта. Пл. Бурачков считал, что упоминаемая здесь река Орель нетождественна с местом «нарецаемем Ерель его же русь зоветь Угол», о котором говорит летопись под 1183 годом, и что реку Угол надо искать на правом берегу Днепра; Снопород же Бурачков отождествлял с рекой Синюхой, также на правобережье.
В добавление к приведенным ранее сведениям о северных пределах кочевания половцев между Доном и Днепром приведу еще одно, хотя и позднее, но очень любопытное указание казанского летописца о том, что половцы кочевали на правом берегу реки Красивой Мечи (правый приток Дона): «Поле же то великое зело велико, конца мало ходячи до дву мор(ю), на восток до Хвалынского, а полудние до Чернаго, на нем же Русти гради и веси и села мнози стояху древле, и мнози бяху людие живущи в них, имеюще селение и водварение, и за поле Куликово по Мечю реку, на оной же стране реки тоя тако же мнози срацыни, половцы живяху, в вежах своих кочюющи».
Лукоморские ханы Акуша и Тоглый, за которыми посылали Святослав и Рюрик в 1193 году, упоминаются еще ив 1190 году. К ним бежал из Поросья и вместе с ними совершал нападения на Киевскую Русь черноклобуцкий хан Кунтувдей. Из описаний этих событий летописью вытекает, что Кунтувдей ушел из Руси к тем половцам, которые кочевали недалеко от киевского пограничья.
Печальную судьбу половцев под властью татар красноречиво описывают Плано Карпини, Рубрук, Аль-Омари и ряд других мусульманских источников.
Бродники — этнически смешанное, по всей видимости тюркско-славянское, население побережья Азовского моря, Нижнего Дона и Днестра в XII–XIII веках.
Около 1240 года епископ Аланский так характеризует расселение своей паствы: «…они возлюбили посылать некие многолюдные выселки, так что наполнили почти всю Скифию и Сарматию». Большинство историков причерноморских степей считали, что аланы населяли и те «придонские» города (Шарукань, Сугров, Балин), которые упоминаются летописью при описании походов русских в степи в 1111 и 1116 годах. Вероятно, в упомянутых городах жило смешанное население, состоявшее из осколков тех народностей, которые последовательно сменялись в степях: иранцев, русских, турок. Примером такого искони населенного пункта может служить расположенное близ устья Дона Кобяково городище, раскопки которого показали, что население здесь жило непрерывно с доскифских времен и до XIII века включительно. Ремесленное население подобных городов, находившихся в зоне кочевников, было необходимо последним для обслуживания их потребностей в кожевничестве, металлических изделиях и т. д. Подобное смешанное население существовало в эту эпоху и в придунайских городах, о чем нам сообщает Михаил Атталиат (ок. 1030 — ок. 1085; византийский историк и правовед. — Прим. ред.).
Даже паннонские степи, это естественное продолжение среднеазиатских и черноморских степей, остались вне половецких устремлений. В начале своего расселения половецкая орда на крайнем западе была недостаточно многолюдна, чтобы предпринять серьезные попытки к освоению Паннонии. В придунайской области половцы начинают утверждаться лишь с середины XII века. Отдельные же попытки проникнуть за Карпаты в XI веке встретили отпор со стороны мадьяр.
Василий Осипович Ключевский (1841–1911) — российский историк, профессор Московского университета, академик Императорской Санкт-Петербургской академии наук по истории и древностям русским, глава Московской исторической школы.
Александр Евгеньевич Пресняков (1870–1929) — российский историк, член-корреспондент РАН.
Роберт Юрьевич Виппер (1859–1954) — русский историк, действительный член АН СССР.
Евгений Францевич Шмурло (1853/1854–1934) — русский историк, член-корреспондент РАН, профессор Санкт-Петербургского и Юрьевского университетов.
Напрашивается аналогия с первым столкновением Руси с позднейшими своими степными врагами — татарами. Если верить рассказу Троицкой летописи, Русь во враждебные отношения с последними встала только из-за половцев, которых татары стремились покорить, а русские князья, поддавшись уговорам половцев, приняли их под свою защиту: «Тогда же уведавше татарове, что идут князи русстии прогиву им и прислаша послы к князем русским: «се слышим, оже противу нам идете, послушавше половец, а мы вашей земли не за-яхом, ни городов ваших, ни сел, не на вас придохом, но придохом, Богом попущени, на холопы и на конюси свои, на поганыя половци, а возмите с нами мир, а нам с вами рати нету; оже бежать к вам половци, и вы бейте оттоле, а товар емлите себе, занеже слышахом, яко и вам много зла творят, того же ради мы их отселе бьем». Князи же русстии того не послушаша, и послы татарьскыя избиша, а сами поидоша противу им…» Впереди русских ждала Калка. В общих трудах по русской истории не останавливались на этом эпизоде (а лишь излагали его); критически это место Троицкой летописи не разбиралось. Сами летописцы, по-видимому, верили в искренность заверений татарских послов и осуждали поэтому князей, не послушавших татар. В более поздних летописях, как, например, в Никоновской, вера в слова татар и осуждение своих князей будут еще более явными. Однако было бы неосторожно принимать целиком все слова татар, как то делали летописцы; уверения их послов о возможности мирного соглашения с Русью могли быть лишь обычным приемом татар, желавших воспрепятствовать соединению своих противников, как это только что было перед тем с половцами и аланами в тех же половецких степях.
В 1078 году половцев наводят на Русь князья-изгои Олег и Борис (под Чернигов); в следующем году то же делает другой изгой, Роман (он приходил с половцами к Воиню на Переяславской границе); в 1094 году половцев снова наводит Олег «Гориславич» (в Черниговское княжество), а в 1097 году — Давид Игоревич (под Луцк, в Волынское княжество). Владимир Мономах провел половцев до Минска, в котором, по его собственному признанию, с помощью половецкого рода Ичитеевичей, он не оставил в городе «ни челядина, ни скотины».
П. Голубовский, считал, что Итларевич находился у Олега «на воспитании».
Этот «союзник» половцев в глазах русских князей был изменником Руси: Владимир Мономах, идя в 1095 году в поход на Олега, мотивирует этот поход так: «И Стародубу идохом на Олга, зане ся бяше приложил к половцем» (Поучение Мономаха).
Еще в 1070 году тем же путем через Карпаты в Бигарскую область проходил хан Озул, не то печенег, не то половец. Очевидно, это был проторенный путь кочевников.
Польская хроника Галла (Галл Аноним; кон. XI — нач. XII — автор древнейшей польской хроники, написанной на латинском языке — в русском переводе известна как «Хроника или деяния князей и правителей польских». — Прим. пер.) знает только о нашествии половцев и не упоминает о русских. По Галлу половцы были разбиты польсмким князем Болеславом Кривоустым.
Васильевский (Василий Григорьевич Васильевский; 1838–1899 — российский византинист, академик Императорской Санкт-Петербургской АН. — Прим. ред.) предполагал, что поход половцев под Адрианополь был делом их собственной инициативы. Не естественнее ли видеть инициатором этого предприятия самого самозванца?
Госпожа, женщина (тюркс.).
М. П. Погодин (Михаил Петрович Погодин; 1800–1875 — русский историк, в 1826–1844 годах профессор Московского университета. — Прим. ред.) считал, что сначала были осада и сожжение половцами Юрьева (лето 1095 года по Погодину) и лишь в феврале 1096 года — избиение Мономахом Итларя и Кытана.
Об этом браке Н. Баумгартен (Николай Александрович Баумгартен; 1867–1939 — русский историк, специалист по генеалогии Рюриковичей. — Прим. ред.) говорит на основании того, что половецкие ханы Тюнрак и Камос Осолуковичи названы в Ипатьевской летописи под 1146 годом уями Святослава Новгород-Северского. Уй — дядя по матери.
Вспомним еще сказанное в 1095 году дружиной Владимира Мономаха в связи с убийством половецких послов — ханов Итларя и Кытана: «Княже! Несть ти в том греха: привел ти е Бог в руце твои. Чему оне, к тобе всегда роте ходяще, губят землю Рускую и кровь хрестьяньску проливают беспрестани» (Перевод: «Княже! Нет тебе в том греха! Отдал их Бог в руки твои. Зачем они всегда, дав тебе клятву, губят землю Русскую и кровь христианскую проливают непрестанно»).
См. гл. III.
Н. Баумгартен понял выражение Мономаха «створихом мир с Аепою и поим у него дчерь» в том смысле, будто Владимир сам женился на дочери Аепы, и поэтому считал, что Аепы выдали за русских князей в 1107 году трех дочерей: одну за Мономаха, другую за его сына Юрия и третью за Святослава Ольговича. Баумгартена ввела в заблуждение лапидарность стиля Мономаха, который не дописал, что он «поим… дчерь» для своего сына. Летопись в тех же выражениях пишет об этом браке, но объясняет, для кого «поял» Мономах дочь Аепы: «…и поя Володимер за Георгия Епиопину (Аепину) дщерь Асену внука».
О направлении этого похода см. в гл. III.
См. гл. Ill.
Шаруканя точно не было в живых в 1118 году, когда его орда ушла на Кавказ. Ее вел сын Шаруканя — Отрок.
Впрочем, слова полоцких князей «Бонякови шелудивому во здоровье», относящиеся к 1127 году, как будто указывают на то, что Боняк еще был жив в это время. Но запись этих слов в Ипатьевской летописи сделана под 1140 годом.
В 1185 году хан Кончак, идя на Русь, говорил другому хану, Козы (Гзы): «Пойдем на Киевьскую сторону, где суть избита братья наша и великыи князь наш Боняк» (Ипатьевская летопись).
У Матфея Эдесского (Маттеос Урхаеци; ум. 1144 — армянский историк и хронист XII века родом из города Эдесса (Урха). — Прим. ред.), не очень точно передающего грузинские события этой поры (у него, например, жена Давида II названа армянкой, а не половчанкой), упоминается всего лишь раз 15-тысячный отряд половцев на службе у Давида.
Эти два примера показывают, что далеко не все половцы ушли из причерноморских степей в Закавказье.
Мономах погубил «поганыя измаилтяны, рекомыя половци, изгнавши) Отрока во обезы, за Железная врата, Сырчнови же оставшю у Дону, рыбою ожившю… По смерти же Володимере оставшю у Сырчана единому гудьцю же Ореви, посла и во обезы, река: «Володимер умерл есть. А воротися, брате, поиди в землю свою. Молви же ему моя словеса, пой же ему песни половецкия. Оже ти не восхочет, дай ему поухати зелья, именемь евшан». Оному же не восхотевшю обратитися, ни послушати, и дасть ему зелье. Оному же обухавшю, и восплакавшю, рче: «Да луче есть на своей земле костью лечи, и не ли на чюже славну быти». И приде во свою землю» (Перевод: «…поганых измаильтян, называемых половцами, отогнал Отрока до обезов и за Железные ворота, а Сырчан остался у Дона, питаясь рыбою… После смерти Владимира у Сырчана остался единственный гудец Орь, и послал его Сырчан к обезам, так сказав: «Владимир умер. Воротись, брат, пойди в свою землю! Передай Отроку эти мои слова, пой ему песни половецкие; если же не захочет, дай ему понюхать траву, называемую евшан». Отрок не захотел ни возвращаться, ни слушать пес-ни — и тогда Орь дал ему эту траву. И когда он ее понюхал, то заплакал и сказал: «Лучше в своей земле костьми лечь, чем на чужой быть прославленным». И пришел он в свою землю»). Д. Иловайский, очевидно на основании обращения Сырчана к Отроку «а воротися, брате!», предполагал, что Сырчан был братом Отрока.
В эпоху царицы Тамары (1184–1212) различали в Грузии половцев «старых» и «новых», то есть, очевидно, поселенных еще Давидом Пив последующее время, вероятно, в эпоху Тамары.
Аркадий Иоакимович Лященко (1871–1931) — историк литературы, член-корреспондент АН СССР, один из авторов Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона.
Спустя двенадцать лет после упоминания об этом в летописи под 1147 годом Смоленская область будет жестоко разорена половцами.
В 1161 году князь из черниговской семьи Изяслав Давидович, заявлял, что он не желает «голодом мерети» у Выри (черниговского города в степи, близ переяславского пограничья); другой князь, Святослав Ольгович, жаловался в 1159 году, что в Моровийске, Всеволоже, Орогоще, Любече (южночерниговских городах на переяславском пограничье, первые два — в степи, другие два — в лесной области) жили лишь княжеские «псари». Летописное известие 1159 года послужило ряду историков для утверждения того, что с середины XII века в приграничных со степью русских городах появляются поселения «замиренных» половцев. Но такое утверждение — лишь результат невнимательного чтения данного места летописи. В Ипатьевской летописи стоит: «…и рече Святослав (Ольгович Новгород-Северский): Господи, виждь мое смирение, колико на ся поступах, не хотя крови пролити хрестьяньски и отчины своя погубите, взяти Чернигов с седмью город пустых: Маровиеск, Любеск, Оргощ, Всеволож, а в них седят псареве же и половци» («и» есть лишь в Ипатьевском списке; в Хлебниковском и Погодинском списках «и» отсутствует). Ипатьевский список явно сокращает основной текст летописи. Это очевидно как из того, что из семи городов, о которых идет речь, перечислено лишь четыре, так и из сравнения с Воскресенским списком, который дает более полный и более осмысленный текст: «…а в них седят псареве и то же половци выпустошили». Смысл слов князя тот, что в семи городах, опустошенных половцами, живут лишь княжеские ловчие. М. Грушевский, основываясь лишь на Ипатьевской летописи и не учитывая варианта Воскресенской, утверждал, что в XII веке появляются на русской почве поселения половцев, находившихся под русской властью, подобно тому как были поселения торков и печенегов. Начало половецких поселений Грушевский ставил в связь с появлением с 40-х годов XII века в русской летописи нового термина «дикие половцы», которым летописцы, по мнению Грушевского, стали обозначать степных половцев, противопоставляя им недиких, «своих поганых», осевших на Руси. Еще ранее Грушевского Д. И. Иловайский также считал, что в упомянутых черниговских городах были расселены пленные половцы. Позже то же мнение находим у В. О. Ключевского, считавшего, что в этих городах сидели «мирные Половцы, перешедшие на Русь». О «диких половцах» и моих возражениях Грушевскому см. в гл. III. Иловайский скептически относился к словам князя Святослава Ольговича о бедности и разоренности рассматриваемых черниговских городов (он ошибочно приписал эти слова князю Изяславу Давидовичу), мотивируя свои сомнения тем, что еще в 1148 годулюбечский округ был полон всевозможной «жизнью». Но как раз в 1148–1159 годах и было разорено Черниговское княжество из-за междоусобных войн и призывов половцев.
Голубовский почему-то считал, что половцы были наведены на Польшу галицким князем Владимирко, однако для такого предположения у нас нет никакого основания. С. М. Соловьев, Голубовский и Грушевский полагали, что поход 1120 года сына Мономаха Андрея «с погаными на ляхы» был совершен вместе с половцами. Однако под «погаными» летописец мог подразумевать необязательно половцев, но также и черных клобуков — «своих поганых».
См. гл. III.
В начале 1153 года Изяслав послал своего двоюродного брата и сына Мстислава встретить невесту (это был второй брак Изяслава) на устье Днепра, но она в тот год не приехала; лишь в следующем, 1154 году Мстислав Изяславич, вторично посланный отцом, встретил свою будущую мачеху на днепровских порогах: «Посла Изяслав второе сына своего Мстислава противу мачесе своей бе бо повел из обез жену собе цареву дщерь и срете ю в порозех приведе ю Киеву…» Обе-зами летописцы, очевидно, называли и алан и грузин: еще П. Бутков (Петр Григорьевич Бутков; 1775–1857 — русский историк, академик Санкт-Петербургской академии наук. — Прим. ред.) обратил внимание на то, что в поэтическом отрывке, включенном в летопись, об изгнании половцев Владимиром Мономахом «во Обезы за Железная врата» под обезами надо понимать грузин. В грузинском происхождении невесты Изяслава Мстиславича убеждало Буткова и выражение летописи «цареву дщерь». Поэтому он считал ее дочерью царя Георгия III. Н. Баумгартен считал невесту Изяслава дочерью царя Дмитрия (Деметре) I.
М. Грушевский первоначально видел цель похода на половцев Мстислава Изяславича 1152 года в желании помешать им прийти на помощь Святославу Ольговичу Новгород-Северскому, на которого в это время пошел в поход Изяслав; позже же Грушевский считал, что посылка Мстислава в половецкие степи была актом мести Изя-слава половцам за то, что они перед тем держались стороны противников Изяслава — Юрия Суздальского и Святослава Ольговича Новгород-Северского. Самый же брак Изяслава на аланке или грузинке Грушевский ставил в связь с владением Русью Тмутаракани, которая, по его мнению, находилась в руках русских до третьей четверти XII столетия. Иначе, считал Грушевский, все эти браки (русских князей на аланках и грузинках) были бы очень «странными». Меры особой предосторожности, предпринятые Изяславом по охране своей невесты при проезде ее через степи, — не свидетельствуют ли о том, что для половцев этот брак был нежелателен и киевский князь имел все основания опасаться за благополучное путешествие царевны через половецкие степи?
В. Ляскоронский считал, что 50-е годы XII столетия являются временем возрастания «политического и военного могущества половцев» и что «концентрация боевых сил и строго обдуманный план действий во время нападений на русские пределы, — являются характер ними чертами состояния половецкого народа за указанный период». План этот Ляскоронский видел в том, что половцы в эти годы стремились разрушить оборонительные русские линии, сперва — Поросья, а потом Посулья. «Учащенные, усиленные и последовательные нападения половцев на Посулье дают возможность видеть во всем этом не простые случайные грабежи, а систематический, строго выработанный и целесообразный план», — пишет Ляскоронский. Но если и был такой план у половцев, то мы все же не видим его осуществления: границы Руси в эти годы не были отброшены на север, а города-крепости степной полосы Руси остаются и в дальнейшем оплотом от кочевников. Вообще же крайне сомнительно видеть какие-либо «планы» у половцев относительно соседних оседлых государств; вся история этого кочевого народа скорее говорит о том, что никаких «планов» у них никогда не было. Учащение нападений и увеличение их размаха обычно связаны у половцев с появлением в степях какой-нибудь энергичной личности, а как раз в эти годы мы не слышим о каких-либо сильных и славных ханах. Так что о росте «политического и военного могущества» половцев в 50-е годы XII столетия у нас нет никаких данных.
Это явствует из слов Мстислава Изяславича Киевского к другим князьям: «…уже у нас и Гречьский путь изоимают, и Соляный, и За-лозный…» (под 1170 годом). На эти слова летописи указывал В. Ключевский как на доказательство ослабления Киевской Руси под напором половцев. Этот же взгляд защищал академик П. Б. Струве (Петр Бернгардович Струве; 1870–1944 — русский общественный и политический деятель, экономист, публицист, историк, философ; академик РАН. — Прим. ред.). В частности, П. Б. Струве видел в «изоима-нии» половцами торговых путей показатель непрерывной опасности, в какой находилась Киевская область, опасности, которая делала невозможным дальнейшую нормальную жизнь в Приднепровской Руси. Однако нельзя правильно оценить летописное известие 1170 года, беря его в отдельности. В общем же ходе половецко-русских отношений это был лишь эпизод, в котором Южная Русь проявила слабость из-за княжеских междоусобий. Летописец-современник сам указывает на временный и случайный характер разрыва половцами торговых путей, говоря и о причинах этого явления: «Се же уведавши половци, оже князи не в любви живут шедше в порогы начаша па-костити гречником (купцам, возившим по Днепру товары в Византию. — Прим. ред.)». Торговля через половецкие степи продолжалась и позже, и у нас нет основания считать ее со второй половины XII века менее интенсивной, чем до 1168 года. Что половцам не удалось ослабить Приднепровскую Русь, добиться перевеса сил в свою пользу, показывают последующие войны 1170–1190 годов, в которых Южная Русь переходила в успешное наступление против степи. Заметим также, что и степная граница Руси в продолжение второй половины XII и первой XIII века оставалось неизменной.
В Ипатьевской летописи хан ошибочно назван Боняком, но в Воскресенской — Кобяком.
О лукоморских половцах, кочевавших на правом берегу Нижнего Днепра, см. в гл. III. Что в данном случае часть половцев была лукоморской, сужу не только по тому, что она действовала на правобережье, но и по имени ее хана — Тоглыя, вероятно тождественного с Тоглыем лукоморским, упоминаемым в летописи в 1190 и 1193 годах.
Возможностью пользоваться многими необходимыми пособиями при составлении настоящей работы автор обязан любезному содействию проф. Л. Нидерле, которому автор и приносит искреннюю благодарность.
В XV–XVI веках аналогичную борьбу со степняками их же способами видим в Московском государстве, которое сажало на южное пограничье татарских князей, перешедших на русскую службу.
Использовались черные клобуки и для охраны различных русских посольств, проходивших через степи.
Не могу отнести к серьезной «лести» поведение клобуков при набегах половцев во главе с ханом Кунтувдеем, когда население По-росья (очевидно, черные клобуки) сочувствовали больше врагам Руси, чем русским князьям. Такое поведение черных клобуков надо рассматривать скорее как простое сочувствие своему бывшему хану, теперь опальному у Руси, чем измена в пользу половцев, как то хотел видеть Голубовский.
Осип Антонович Самчевский (1799–1887) — историк, магистр Санкт-Петербургской духовной академии.
Надо еще заметить, что Грушевский не совсем верно оперирует с числами, указывая, например, на трехтысячную дружину Из-яслава Давидовича в 1146 году и упуская из вида то, что в том числе были и берендеи киевского князя неизвестно в каком количестве.
Цифра 30000 стоит в самых надежных летописных списках — Лаврентьевском (под 1138 годом) и Ипатьевском (под 1139 годом).
Грушевский, признавая многочисленность черноклобуцких войск, не сделал из этого дальнейшего вывода: «Полки черных клобуков были важною составною частью княжеского войска, особенно в Киевщине, потому что тут эти полки бывали очень значительны, считаясь тысячами, а может быть, даже и десятками тысяч».
Пример с князем Изяславом Давидовичем Черниговским: заняв в 1159 году Киев, он, чтобы удержать его, хотя и привлекает к себе берендеев, но в то же время посылает за «дикими половцами». Берендеи затем изменили Изяславу.
Никандр Васильевич Молчановский (1856–1905) — историк, автор работ по истории Украины.
Берендеи были вообще близки киевским князьям. Берендейский военный отряд мы видим при князе Ростиславе Мстиславиче в 1161 году. Что это были не призванные из Поросья черные клобуки, видно из слов дружины Ростислава: «Княже! се братья твоя к тобе не притягнули, ни берендичи, ни торци…» Следовательно, упомянутые перед этим берендичи, которые от начавшего врываться в город врага «побегоша» к Угорским воротам, были не из «притяглых», как то хотел видеть Грушевский, а местные, киевские, вероятно составлявшие небольшой личный отряд Ростислава Мстиславича. Отряд черных клобуков видим в Киеве и в 1195 году у князя Рюрика Ростиславича.
Примером богатства черных клобуков может служить погребение у села Россавы, раскопанное Самоквасовым (Дмитрий Яковлевич Самоквасов; 1843–1911 — русский археолог, историк, архивовед. — Прим. ред.). Погребение это, вероятно, принадлежало богатому черноклобуцкому хану. Его шапка была сделана из золотой парчи, украшена серебром, золотом и разными костяными бляхами и наверху кончалась шишаком, вероятно, из перьев. Тело было облечено в длинный кафтан с узорчатым пестрым рисунком, с золотым и шелковым позументом, с нашитыми золотыми бляшками; на шее — гривна; на поясе — ряд золотых бляшек; также были обнаружены серебряный браслет, золотой перстень, подвески в форме бубенчика; серебряные и позолоченные бляшки конского убора с изображением фантастических животных; позолоченная бляшка седельного убора.
Константин Йосеф Иречек (1854–1918) — чешский историк, автор трудов по истории Балкан.
Например, поселение около 640 года на китайском пограничье по реке Хуанхэ тюрков в количестве 100000 человек для защиты Китая от нападений со стороны других кочевников.
Таково расселение династией Саманидов на Сырдарье гузов с обязательством защищать это пограничье против остальных тюрков.
Неизвестный автор (в литературе именуется просто Анонимом) «Деяний венгров» — исторического сочинения на латыни, содержащего сведения о ранней истории венгров; хронист и нотариус при дворе предположительно короля Белы III (правил в 1173–1196 годах).
Достоверность этого сообщения Анонима обычно отвергалась в мадьярской историографии, считавшей, что оно является анахронизмом, так как действительное Поселение печенегов якобы произошло здесь позже, в 1072 (или, по некоторым данным, в 1068) году, когда шопронский жупан Ян разбил и взял в плен огромное количество печенегов; об этих событиях рассказывает Туроц (Янош Туроц; 1435? — 1489? — венгерский историк, автор «Хроники венгров. — Прим. ред.). Но во-первых, в рассказе Туроца нет никаких указаний на то, что взятые в плен печенеги были поселены на шопроно-мошонском пограничье; это выводили лишь позднейшие комментаторы этого места Туроца; во-вторых, еще до 1072 (или 1068) года печенеги уже упоминаются в мадьярском войске, и именно в области шопроно-мошонского пограничья — в 1052 году; в-третьих, трудно было бы допустить, чтобы король Иштван, организовавший засеки на всех границах Угрии и селивший на них в качестве стражи среди других инородцев также и печенегов, в наиболее важном шопроно-мошонском пограничье не поселил печенегов, подобно тому как они были поселены им в других местах, например в Северо-Западной Словакии.
Геза Фехер (1890–1955) — венгерский историк, археолог.
В это же время печенеги нападают и на Византию, переходят Дунай, глубоко вторгаясь в пределы империи (в 1026, 1032, 1035 годах).
Г. Кедрин (Георгий Кедрин — византийский историк конца ХI или начала XII века, автор сочинения «Обозрение Истории». — Прим. ред.), рассказывая о событиях 1048–1049 годов, говорит, что печенеги перед тем кочевали между Днепром и Паннонией и, следовательно, к этому времени Заднепровье уже им не принадлежало.
Вероятно, связью с торкско-русским столкновением и объясняется этот первый приход половцев к границам Руси. Главенствующая орда всегда очень щепетильно относилась к ускользающим из-под ее власти осколкам покоренных ею других племен. На русском степном пограничье мы найдем тому много примеров. Только, вероятно, отбитием упомянутого торкского отряда и непринятием его на Русь можно объяснить последовавшую вслед за тем мирную встречу князя Всеволода с Болушем, ханом половецким. Обратные явления в событиях 1060–1061 годов только подтвердят наше мнение.
Новый приход половцев вслед за бегством торков тоже надо поставить во взаимную связь: вероятно, русские князья захватили в плен часть разбежавшихся торков. Этим естественнее всего будет объяснить первый ратный приход половцев в следующем, 1061, году, недовольных Русью за принятие ею тех, кого они считали своими рабами. Татищев прямо говорит, что князья в 1060 году захватили много пленных и развели их по городам.
В Поучении Владимира Мономаха: «И потом на Святославль гонихом по половцих, и потом на Торческый город, и потом на Гюргев по половцих».
В 1015 году князя Глеба Владимировича зарезал его повар, «именем торчин».
Несомненный тюркизм берендеев пытался опровергнуть А. И. Соболевский в своих «Русско-скифских этюдах», видя в берендеях иранцев, потомков меотийских скифов. В. Пархоменко (Владимир Александрович Пархоменко; 1880–1942 — советский историк-медиевист, автор работ по истории восточнославянских племен и возникновения Киевской Руси. — Прим. ред.) высказывал предположение о связи берендеев с «кавказцами-яфетитами», но в подкрепление своего предположения выразил лишь надежду, что яфетидологи смогут установить эту связь.
П. Голубовский и Д. Багалей колебались, относить берендеев к торкам или к печенегам. К. Иречек считал их ветвью печенегов.
Так в летописях Лаврентьевской, Ипатьевской, списке IV Новгородской и в пяти списках I Софийской; но в Воскресенской, Хронографическом списке IV Новгородской и двух списках 1 Софийской стоит 1000. В Хронографском списке IV Новгородской первоначальная цифра 1000 была затем переправлена на 40 000; «четыредесять тысящь» берендеев поставлено и в Никоновской летописи.
Попав в Киевскую Русь, берендеи и торки и здесь как будто первоначально держатся вместе. В этом отношении интересна подробность, не имеющаяся в летописях, но помещенная у Татищева под 993 годом по поводу переяславского единоборства русского с печенегом: «Владимир, придя в обоз, послал по всему войску, а также к берендичам и торкам в станы, спрашивая, есть ли такой человек, который бы мог на поединок против печенега выйти?» Проникновение торков и берендеев на Русь уже при Владимире, как мы видели, очень правдоподобно. В Угрии же, наоборот, берендеев мы будем видеть большею частью вместе с печенегами, а не торками, которых вообще в Угрию проникало, по-видимому, очень немного. Но проникли в Угрию берендеи, вероятно, независимо от печенегов и позже них.
Константин Багрянородный в сочинении «Об управлении империей» говорит о том, что в его время (середина X века) часть печенегов осталась на своих прежних землях и стала жить среди торков.
Впрочем, некоторая часть печенегов осталась в степях навсегда; Плано Карпини и Рубрук упоминают о кангитах-канглах, некогда славнейшем роде печенегов. На Руси печенегов было несравненно менее, чем торков и берендеев, они реже упоминаются в летописях и известны главным образом лишь в Киевском княжестве.
П. Голубовский считал турпеев торками на том основании, что торки упоминаются в 1125 году у Баруча, который будто бы находился там же, где и Саков, то есть к северо-западу от Переяславля. Но Баруч, по-видимому, находился далеко от этих мест, на верховьях Осетра и Удая. Торками турпеев считали также О. Самчевский, М. Погодин и В. Ляскоронский. А. Соболевский, неуклонно искавший следы иранства в Южной Руси, находил его и в турпеях.
Судя по контексту, возможно, что эти каепичи, упоминаемые здесь вместе с берендеями, находились в числе вспомогательного киевского отряда, который под начальством князей Владимира Андреевича и Ярослава Изяславича выслал черниговскому князю Святославу великий князь Киевский. Во всех предшествующих перипетиях этой войны, до прихода киевской помощи, не упоминаются ни каепичи, ни берендеи (о последних в Черниговской области мы вообще не имеем сведений), тогда как берендеи известны своей близостью Киеву, а упомянутый здесь князь Владимир Андреевич в том же 1160 году встречается как один из начальников киевского берендейского отряда и раньше еще, в 1153 году, он с берендеями же посылается киевским великим князем к Олешью.
«Слово о полку Игореве», хотя прямо и не называет ковуев, перечисляет тюрков старшин в числе черниговского войска в несчастном походе князя Игоря, о котором летопись говорит, что он пошел с «коуи черниговьскими». «А уже не вижду, — говорит великий князь Киевский Святослав, — власти сильнаго, и богатаго, и многовоя брата моего Ярослава, с черниговьскими былями, с могуты, и с татраны, и с шельбиры, и с топчакы, и с ревугы, и с ольберы. Тии бо бес щитов, с засапожникы, кликом полкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу». П. М. Мелиоранский (Платон Михайлович Мелиоранский; 1868–1906 — русский востоковед-тюрколог, профессор факультета восточных языков Петербургского университета. — Прим. ред.) в этом перечислении видит «отдельные племена» или «сильные многочисленные роды» ковуев; «были» же (от тюрк, ббіла) значит вельможи, бояре; «весьма вероятно, — говорит Мелиоранский, — что старшины их носили турецкий титул «быля». Н. А. Аристов (Николай Александрович Аристов; 1847–1910 — русский историк, востоковед, этнограф; научные труды в основном посвящены народам Средней Азии и Афганистана. — Прим. ред.) указал на роды «кый» и «кобый» у нынешних шорцев и сагайцев, которых он связывал с летописными ковуями. А. И. Соболевский и ковуев считал потомками иранцев, а род ковуев — шельбиры, упоминаемый в «Слове о полку Игореве», сближал с племенем сабиры. Что касается рода ковуев татраны, то, по-видимому, можно не сомневаться в тюркском его происхождении: ср. печенежское имя Татран, упоминаемое у Анны Комниной. О тюркской основе этого имени сведения собраны у П. Мутафчиева. Род же ольберов ср. с именем парламентера князя Мстислава Изяславича в событиях 1159 года: «…посла (Мстислав; к берендеям. — Д. Р.) Олбыря Шерошевича», по-видимому, тоже тюрка.
Например, в походе угорского короля Соломона на Византию в 1087 году участвовали и половцы и печенеги.
Туроц считал этих кочевников половцами. Вполне допустимо, что в 1070 году половцы напали на Угрию, — если вспомнить, что это было время, когда они начали совершать свои глубокие набеги в Правое Приднепровье.
Упоминания о «печенежском празднике» находим у Никиты Хониата, тогда как в изложении самой войны он называет кочевников скифами. Может быть, нападение печенегов на Византию 1122 года можно поставить в связь с событиями этого времени на Руси. Владимир Мономах в 1121 году выгнал берендеев из Руси, и вместе с ними бежали торки и печенеги. Не эти ли изгнанники вторглись затем в Византию? Иначе трудно себе представить, чтобы осколки печенегов все еще могли свободно кочевать на левой стороне Дуная, где в это время уже владычествовали половцы. Не от этого ли времени ведут свое начало две деревни Беренде в Болгарии и не являются ли они, таким образом, отражением поселения здесь части берендеев, бежавших в 1121 году от Владимира Мономаха?
Как я уже упоминал выше, нельзя придавать, как это обычно делалось, большого значения сообщению о поражении, которое печенеги потерпели от жупана Яна Шопронского, и предположению о расселении их им по шопронскому пограничью. Возможно, конечно, что некоторая часть пленных и была уведена жупаном в свой комитат, но по всему видно, что это не было главное, основное поселение здесь печенегов, которые жили в этих местах раньше 1072 (1068) года.
Грамота короля Андрея от 1217 года и булла папы Иннокентия III от 1210 года подтверждают принадлежность некогда этой земли печенегам.
Реки этой области — Лайта, Булка и Шпиттельбах — носили первоначально печенежские названия: Шар, Сельег и Меренье.
О древности поселений печенегов в Арпаше свидетельствует грамота шопронского палатина Дьюлы от 1222 года, из которой узнаем, что арпашские печенеги пользовались в это время «от древности установленными» свободами. Из того же, что эти печенеги, лично явившись к палатину с жалобами, «утрудили его таким количеством народа», можно заключить, что их в 1222 году в этой местности было еще немало.
В. Халоупецкий (Вацлав Халоупецкий; 1882–1951 — чехословацкий историк-медиевист, профессор Братиславского университета. — Прим. ред.) относит подчинение Южной Словакии Иштваном к 1025–1039 годам, когда он отвоевал эту страну у поляков.
В. Халоупецкий считает эти поселения печенежскими.
В грамоте короля Гезы I. Об этих печенегах упоминает затем грамота короля Иштвана II от 1124 года.
Также упоминается в грамоте короля Гезы 1.
Если признать догадку Фехера о поселении здесь печенегов еще при князе Токсоне, то эти низовые повагские поселения были бы самыми древними в Словакии.
См., например, грамоты короля Иштвана V от 1272 и 1279 годов. О том, что в этих стрелках надо видеть печенегов, пишет В. Халоупецкий.
Интересно отметить, что как в Словакии, так и в собственно мадьярской земле встречаем топонимы, которые начинаются с «Uz», то есть с византийского наименования торков: местности Uszfalva, Uzlar (два), Uzahazhegye, болото Uzh, деревни Ozlar, Uzman, поток Uzar; ряд местностей с тем же названием (Uzpatak, Uzon, Uzonka) находим и в Трансильвании. Кроме того, в угорских грамотах встречается и ряд лиц, носивших имя Uz.
Небезынтересно отметить, что в Угрии, как и на Руси, было два варианта для названия этого племени: берендеи и берендичи, berend и berencs.
Теперь этот замок в развалинах. Словацкие ученые, в том числе В. Халоупецкий, объясняли происхождение как упомянутого замка, так и остальных словацких местностей того же имени от славянского слова «branа» — ворота. В. Халоупецкий утверждал, что как замок Бранч, так и сходные с ним по названию местности указывают на присутствие ворот у сторожевых засек, и что таким образом мадьярское Berend, Berenč является лишь искажением славянского Вranč. Не имея возможности по некомпетентности обсуждать этот вопрос со стороны филологической, укажу лишь, что было бы в таком случае крайне затруднительно объяснить в районе реки Нитры такую скученность поселений с названием Вегепё, если производить это слово от «brana», когда сам Халоупецкий, в силу причин стратегических и пошлинных, сводит количество таких ворот до минимума. Наконец, есть прямые указания на связь названия Беренд с тюркским родовым именем Каранч (Karancs) Д. Немет говорит о несомненном тюркизме собственного имени Berény, сопоставляя его с каракиргизским именем Беш-Берен, на которое также указывал и Н. Аристов, сближавший его с именем летописных берендеев.
Интересно, что владение Беренч продается некоему Батуру, безусловно тюрку, судя по имени.
Я. Мелих (Янош Мелих; 1872–1963 — венгерский лингвист, профессор, член Венгерской АН. — Прим. ред.) считает, что переход слова «половец» в «palócz» мог совершиться лишь через промежуточное звено — словацкое «plavec».
Мадьярский историк Миклош Иштванфи (1535–1615) сообщает о поражении русских при короле Коломане (1095–1116) и расселения пленных по Угрии, что не подтверждается ни мадьярскими, ни русскими источниками. Тем не менее вероятность этого можно допустить, зная, что русские не раз в конце XI — начале XII столетия совершали походы на Польшу и Угрию вместе с половцами. Не были ли подматранские палоци вообще поселены вместе с этими русскими, откуда было бы вполне ясно и русское наименование этих половцев?
А. Л. Петров (Алексей Леонидович Петров; 1859–1932 — славист, лингвист, историк, профессор Петербургского университета; в 1922 году эмигрировал в Чехословакию. — Прим. ред.) высказывал предположение, не относится ли поселение здесь русских к половине XI века в связи с браком короля Андрея (1046–1061) на дочери Ярослава Мудрого.
В 1217 году в районе Сатмара упоминается замок Kraszna (Красный) с русскими свободными военными поселенцами.
О присутствии русских здесь говорится в грамоте 1267 года. Не берусь судить — связано ли возникновение их поселения с приходом в 40-х годах XIII века из Руси князя Ростислава, сына Михаила Черниговского, ставшего зятем короля Белы IV и баном Славонии, или же это поселение более раннего происхождения.
Янош Ерней (1800–1855) — венгерский историк, путешественник.
Интересно упоминание в одной грамоте 1409 года вместе берендея и печенега как местных землевладельцев.
О быстрых лошадях печенегов см. у Бонфиния (Антонио Бон-финий; ум. 1502 — итальянец, по приглашению венгерского короля Матьяша Корвина написал «Историю Венгрии», которую довел до 1495 года. — Прим. ред.) и в грамоте о катайских спикуляторах 1339 года. Не идущие в поход печенеги должны были платить налог соответственно количеству своих лошадей (грамота палатина Дьюлы арпашским печенегам 1222 года).
На службе у угорских королей с конца XI века был отряд мусульман-хорезмийцев из города Кализии; эти тюрки сначала бежали с арабской военной службы в Византию, а уже из Византии попали в Угрию.
Я. Ерней относил последнее упоминание о печенежских отрядах в Угрии к 1260 году. Эти отряды, по его мнению, были участниками Крессенбрунской битвы, где сошлись армии Белы IV и Отокара II Чешского. О печенегах якобы упоминается в письме Отокара Папе Римскому. Однако Ерней из bezzerminorum сделал bezzenninorum, то есть печенегов, тогда как это было общее название мусульман — вероятно, хорезмийцев.
Заметим, что несчастная для Иштвана IV битва произошла вблизи Секеш-Фейервара, где как раз более всего было поселено печенегов.
Об отрядах, посланных в 1132 году в Италию с германским императором Конрадом II и в 1203 году в Тюрингию с королем Отокаром I Чешским, известно, что они состояли из половцев.
Таковы были Аба, Пота, Томай, Кемей, Ботонд, Кульпун и другие, упоминаемые Анонимом; на их печенежское происхождение указал Г. Фехер.
Примером такого «cornes Byssenorum» бесспорно печенежского происхождения может служить печенег Григорий, имевший также звание магистра. «Magister Gregorius Byssenus, comes Byssenorum» — так он упоминается в 1351 году.
Таков, например, полулегендарный хан Кетель, о котором Аноним пишет, что он и его сын похоронены в языческой могиле. А хан Тонузоба, благополучно проживший в Угрии долгое время во главе своей орды, был, по рассказу того же Анонима, в правление Иштвана I Святого заживо похоронен за отказ принять христианство.
Косвенным указанием на занятия скотоводством и коневодством печенегов этого пограничья является декрет короля Владислава (1077–1095) о запрещении пограничной страже и ее «графам» продавать лошадей и быков за границу, что, очевидно, практиковалось.
Например, упомянутый уже Magister Gregorius Byssenus, cornes Byssenorum.
Я. Ерней считал, что эти печенежские поселения были уничтожены турками. Еще в 1435 году слышим о благородных печенегах, которые исключались из-под ведения судей, — их судил сам король. Однако, по-видимому, денационализироваться аранкские печенеги начали еще до турецких разорений: дворяне местности Надь-Бешеньё в 1405 году упоминаются в королевской грамоте с указанием их печенежской принадлежности, а в грамоте 1495 года они названы уже просто дворянами.
Теребовльское княжество находилось на юго-восточной окраине Галицкой Руси.
Очень возможно, что эти тюркские поселения Волыни, приграничные с Киевским княжеством, были основаны в эпоху княжения в Погорине (восточной части Волыни) в 80-х годах XI столетия Давида Игоревича. Ни перед тем — в 60–70-х годах, в эпоху первого расселения торков на Руси, ни после 80-х годов вряд ли была необходимость в подобных заслонах, так как тогда в Погорине сидели князья, находившиеся в прямой зависимости от Киева, чего никак нельзя сказать про энергичную личность князя Давида Игоревича. Среди его приближенных были тюрки.
П. Голубовский ошибочно считал, что черноклобуцкие поселения Киевского княжества не простирались так далеко на запад и не переходили реки Гуйвы. Впрочем, и М. Грушевский, описывая черноклобуцкие поселения Киевского княжества, ограничивается лишь Поросьем, ничего не говоря о таких же поселениях на киево-волынском пограничье.
В 1193 году, например, половцы воюют «на оубережи» где они «поимаша торкы».
Нельзя согласиться с Голубовским, считавшим, что на севере черноклобуцкие поселения во второй половине XII — второй половине XIII века простирались до Стугны.
Местонахождение его спорно, как спорно и то, на том ли самом месте, где был Торческ, сожженный половцами в 1093 году, находился тот Торческ, который после этого начинает снова упоминаться с 1161 года. Одни этот город ищут на месте урочища Торч на Стугне, другие — в селе Торчицы на реке Торч, третьи полагают, что Торческов было несколько, и, наконец, четвертые, что он был где-то в центре Поросья, близ Роси, на левом ее берегу. Последнее мнение мне кажется более других ближе к истине.
Александр Андреевич Спицын (1858–1931) — русский археолог, историк, член-корреспондент АН СССР. Автор датировок многих важнейших археологических памятников.
Один вид погребений — без срубов, второй — в срубах, третий же характеризуется тем, что в отличие от двух предыдущих курганные насыпи в основании обкладывались камнями.
Таковы, например, упоминаемые летописью под 1190 годом городки «Кульдерев», «Чюрнаев».
В 1174 году в Торческе видим князя Михаила Юрьевича, в 1188 году Романа Мстиславича, в 1190-х годах Ростислава Рюриковича, в начале ХШ столетия — Мстислава Удалого. В 1231 году Торческ находился в держании детей Удалого. О наместниках княжеских есть упоминание под 1102 годом. Но мы ни разу не слышим об управлении этим городом каким-либо черноклобуцким ханом. Голубовский и Грушевский таковым считали Кунтувдея, которого летопись называет «торцьким князем», но это лишь указание на его принадлежность к торкскому племени; как раз в тот год, когда Кунтувдей так именуется в летописи, в Торческе сидел князь Ростислав Рюрикович; наконец, когда тому же Кунтувдею «Руское земле деля» дали в держание город, то это был Дернов. Торческ был, очевидно, слишком важным пунктом, чтобы давать его в управление черному клобуку. Что ни черные клобуки, ни их родовые старейшины не жили в Торческе, можно видеть из слов летописи под 1190 годом: «Тое же зимы сдумаша лепшии мужи в черных клобуцех и приехаша во Торцьскый к Ростиславу Рюриковичю». Выражение же летописца «Поиде Мьстислав из Володимиря полком своим с Галичьскою помочью а Рюрик поиде ис Торцьского с Володимером с Андреевичем и с Василком с Гюргевичем и с берендеи и с куи и с торкы и с печенегы и сняшас у Котелници со Мьстиславом» — только указывает на место выступления черных клобуков, а не на их проживание в Торческе. Другое известие летописи определенно противопоставляет Торческ местопребыванию черных клобуков: «…а Андреевич еха к Торческому и к берендеем и к торком».
А. Голубовский предполагал поэтому существование городов со смешанным населением из русских и тюрков, где тюркский элемент преобладал над русским. Суд в таких городах, по его мнению, творили княжеские тиуны, а хану шли доходы. Но Грушевский сомневался в возможности такого явления: «Довольно трудно уяснить себе, в чем заключалось это держание; с одной стороны, кажется маловероятным, чтобы хану поручались города с населением или чисто русским, или смешанным (мне кажется даже маловероятным самый факт существования городов со смешанным населением). С другой стороны, если предположить, что ханы получали в держание городки, к которым тянуло исключительно черноклобуцкое население, то как согласить эту административную власть, получаемую от русского князя, с прирожденным достоинством хана и связанною с ним властью?» Нам кажется, что и нет необходимости предполагать существование городов со смешанным населением. Это могли быть и чисто русские города.
«И того же месяца Сентяврия пожаловал князь велики Василей Иванович, государь самодержец всеа Руси, бывшаго царя Казанскаго Шигалея, дал ему Коширу да Серпохов со всеми пошлинами, да и отпустил его с Москвы того же месяца 21» (под 1533 годом). См. еще пожалование казанскому царю Абдыл-Латифу города Юрьева «со всем» (под 1509 годом).
Это были главным образом пленные половцы; например, в 1162 году черные клобуки захватили в плен 500 половцев, а в 1193 году пленных половцев «не бе числа».
Так летописцы называли и половецких ханов: «…бысть же князь их Искал» (под 1061 годом); «Осень умре Половечьскый князь» (под 1082 годом).
Сведения о черных клобуках в Киеве собраны мной в работе «О роли черных клобуков в истории Древней Руси». Обратим еще раз внимание на соединение берендичей с киевлянами у летописца под 1149 годом: «Много зла бяше замыслыл (Ростислав), подмолвил на тя люди берендич и кианы».
Об этом см. выше.
В Никоновской летописи под 1136 годом есть такая запись: «Того же лета в Рязани убиша в загоне богатыря Печенежскаго Темирьхозю». П. Голубовский делал отсюда вывод, что «если верить Никоновской летописи, то печенеги служили князьям рязанским». Но из того, что в Рязанском княжестве убили печенега, еще нельзя делать вывода о существовании там печенежских поселений, тем более что очень возможно смешение этой поздней летописью печенегов с половцами. Ср. аналогичное известие под 1148 годом: «Того же лета в Резани тысяцкий Констянтин многих половец поби в загоне».
Буквы дь написаны по подскобленным буквам ст, следующее е переделано также из другой буквы, а над ним надписано, кажется, о (прим, к тексту Ипатьевской летописи, изд. второе, 1908 г. стб. 337–338).
H. М. Карамзин, а за ним И. И. Срезневский (Измаил Иванович Срезневский; 1812–1880 — русский филолог-славист, этнограф, палеограф, академик Петербургской АН. — Прим. ред.) сближали это слово с «бронистец» — бронник, латник.
А. Андрияшев (Александр Михайлович Андрияшев; 1863–1933 — русско-украинский историк, архивист. — Прим. ред.) высказал предположение, что черные клобуки «бежали (от татар) следом за половецкими ордами далее на запад» (в Угрию?). Что это не могло быть так, видно из Рашид ад-Дина, приводящего известие о нападение Батыя в 1240 году на «народ черных шапок».
Известно, что при монголах отдельные, покоренные ими народности могли оказываться далеко от мест своего первоначального поселения. Другого воззрения на судьбу черных клобуков держались Н. Костомаров, А. Яблоновский (Александр Яблоновский; 1829–1913 — польский историк, этнограф и путешественник. — Прим. ред.) и ряд других ученых, считавших, что черные клобуки и после татарского нашествия остались на своих прежних местах, ассимилировались с местным русским населением и положили начало казачеству. Но еще сам Яблоновский должен был признать, что после татарского нашествия о черных клобуках нет никаких прямых известий. М. Грушевский особенно подчеркивал всю эфемерность этой точки зрения. Известно лишь несколько лиц на Украине — по-видимому, потомков черных клобуков, носивших в XVI–XVII веках имя Берендей. Таковы Берендей Пименович, земянин Киевский (уп. в 1500 году), Мишко Берендеевич, черкасский мещанин (уп. в 1552 году), Ждан Берендеевич (уп. в 1582 году), Берендей, сотник Немировский (XVII век). В Московской Руси памятью о берендеях была особая шапка, называвшаяся берендейкой, которую носили в XVII веке. Даль еще приводит слово «берендейка», бытовавшее в живом великорусском языке его времени и обозначавшее ремень с сумочкой для держания в ней фитиля, пороха или пуль при ношении огнестрельного оружия.