Он ушел. Ее тело судорожно сжалось, бесстыдно моля его остаться. Лицо щипало от жаркого румянца.
Она сжала в ладони банкноты. Огорчаться просто смешно. Она свободна. Ей нужен сюртук и обувь. Два гардероба, стоящие у дальней стены, с таким же успехом могли бы находиться на французском берегу. Она смотрела на них, лежа в теплой мягкой постели, чувства бурлили, а тело было таким же подвижным, как мешок с овсом на полу конюшни. Если она не начнет двигаться, она проспит здесь целую неделю. С мучительным усилием Елена села и перекинула перевязанные ноги через край кровати. Потом осторожно опустила ступни на пол и заковыляла к огню. Старинное кресло с высокой спинкой и резными деревянными ручками напомнило ей о лорде Трастморе и мисс Йелд, поэтому Елена предпочла устроиться на скамье и сосредоточилась на возмущении, которое вызвал в ней Уилл Джоунз. Это возмущение походило на угли, которые она могла раздуть в хорошее пламя.
Он язвителен и холоден. Ни в его поведении, ни в манерах нет ничего джентльменского. Ему все равно, что думают о нем люди, и о себе он думает плохо. Он живет словно в изгнании, точно сам Люцифер. «Лучше царить в преисподней, чем служить на небесах».
Он использовал ее тело против нее самой, чтобы добыть нужные сведения. Ее бесстыдное тело с энтузиазмом отозвалось на непристойный рассказ и на его близость, на его голос, на его тело, прижавшееся к ней. И что самое унизительное — для Уилла это была игра, в которой все преимущества были на его стороне.
Но он загородил ее от взглядов своего брата. Сухое презрение, прозвучавшее в голосе брата, пало только на него. Уилл спас ее от насилия и перебинтовал ей ноги. Елена охотно поспорила бы, что этот надменный брат заставил Уилла Джоунза почувствовать смущение, хотя она понятия не имела почему. Казалось немыслимым, что он мог смутиться — с его умом и безрассудной смелостью.
Елена остановила себя. Она не позволит, чтобы смехотворная симпатия к этому дьяволу смутила или отвлекла ее. Она в Лондоне потому, что глупый подарок ее матери поставил их на край гибели.
Сейчас мать, наверное, тоже не спит. Она часто просыпается по ночам и не хочет в такой поздний час звать свою горничную.
Все началось, когда Елена наткнулась на свою мать Джейн после одного из обычных визитов врача. Джейн плакала, а Елена никогда не видела, чтобы ее мать плакала. Елена встревожилась, испугавшись, что слабое здоровье матери стало еще хуже, но история, которую поведала ей Джейн, была связана не со здоровьем, а с ее прошлым.
Почти четверть века назад, перед замужеством, Джейн имела любовника, сумасбродного, беспечного молодого человека, образованного, но без всякого состояния, который побывал в колониях и вернулся, нимало не разбогатев, когда было уже поздно заявлять свои права на Джейн. Все эти годы, которые последовали за их мучительным расставанием, она не видела его и ничего о нем не слышала.
Джейн рассказала дочери, что обменивалась письмами со своим бывшим возлюбленным, который теперь вернулся в Англию, что ради этих воспоминаний послала ему два щедрых чека. Больше Джейн не имела от него никаких известий. Зато она показала Елене письмо, написанное совершенно ледяным тоном, в котором объяснялось, что ее деньги пошли на то, чтобы способствовать супружеской измене. Автор письма включил в него слова самой Джейн, слова ее возлюбленного и точную сумму каждого чека.
То, что казалось осторожностью замужней женщины, пишущей к бывшему любовнику, теперь выглядело как конспирация. Безымянное лицо требовало, чтобы Джейн выслала еще один крупный чек по адресу Халср-Мун-стрит, Валентину, иначе письма будут переданы в руки самого министра внутренних дел.
Сначала Елена подумала, что ее мать поступила неправильно. Ей нечего было бояться такого разоблачения, даже если деньги попали в руки преступников. Вторая мысль последовала за первой. Отец ни в коем случае не должен об этом знать. Нельзя давать ему возможность вечно упрекать жену.
Ничто в этой шокирующей истории не соответствовало представлениям Елены о своей матери. Та мать, которую она всегда знала, часами сидела в кресле, разложив на коленях яркие шелковые нитки. Чем меньше была подушка, тем больше яркости мать старалась внести в свою вышивку. Та мать, которую Елена знала, каждый день покорялась небрежным упрекам отца насчет ведения домашнего хозяйства. «Полагаю, сегодня нам не подадут хорошей рыбы. Я заметил, что моими замечаниями снова пренебрегли». Та мать, которую она знала, настаивала на том, чтобы Елена каждый день ходила на прогулки и каждый вечер сообщала, как далеко она ушла и по какой дорожке, что видела — куропаток, грачей, утесник или примулы — и описывала в красках все свое путешествие.
Впервые Елена рассказала о Трое, чтобы позабавить мать. Со временем она научилась голосом изображать всех главных персонажей. Она воображала себя похищенной греческой царицей, и это помогало ей выносить уроки греческого языка. Она воображала себя распутной, порочной Еленой — Еленой, которая никогда не падает в обморок и не плачет, и это облегчало монотонность занятий. Никакой другой женский персонаж не дарил ей подобного облегчения. Елена находилась в центре повествования, порочная и бросающая дерзкий вызов общественным взглядам на то, какой должна быть верная, покорная жена. Никто из мужчин не страшил ее — ни Менелай, ни Парис, ни Деифоб, пронзенный под конец копьем Одиссея. Так что пока учитель объяснял ей склонения и вбивал в голову греческие вокабулы, Елена держалась с надменностью царицы.
Со временем эта фантазия научила ее обращаться со своими первыми поклонниками, серьезными молодыми людьми, благоговеющими перед ее отцом и чаще устремляющими свой взгляды на него, чем на нее. Будучи Еленой, она поняла, как нетрудно отражать их пылкие, но неискренние речи.
А вот на Уилла Джоунза это, кажется, не произвело никакого впечатления. Он полагает, что ее намерения проникнуть в дом на Халф-Мун-стрит потерпят крах. Он дал ей денег только потому, что знал — у нее ничего не получится. Но должен же быть какой-то способ. Ей нужно только пробраться к Валентину, найти письма матери и разрушить планы того, кто ее шантажирует.
Мать обещала пока ничего не предпринимать. Она только сжала руку Елены и напомнила дочери, что ежедневную прогулку следует совершать везде, где бы она ни находилась. Они договорились, что скажут отцу, будто бы Елена уехала в Лондон погостить у своей кузины Маргарет. Елена посмотрела на свою забинтованную ногу. Зато она совершила ежедневную прогулку.
Елена встала и покачнулась — закружилась голова. Черные пятна заплясали у нее перед глазами, и она коснулась стены чтобы сохранить равновесие. Опираясь о панели, она пошла по комнате к гардеробам. Интересно, есть ли у него комнатные туфли?
Когда она обошла половину комнаты, голова закружилась снова, рука скользнула, ухватилась за панель, сжала ее, чтобы сохранить равновесие, панель шевельнулась, и стена, казавшаяся сплошной, поехала в сторону. Елена повернулась и увидела еще одну комнату, совершенно не похожую на ту, в которой она находилась.
Перешагнуть через порог означало снова переместиться из одного века в другой, вернуться в настоящее. Эта комната была чем-то вроде конторы. Стены без рисунка, светло-желтые, а под белой панельной обшивкой шли длинные низкие полки, уставленные книгами.
Мебель простая и потертая, кровать в углу покрывал ковер, перед очагом расположились два прочных коричневых кресла. В углу напротив очага стоял аккуратный письменный стол, а над ним к стене была приколота булавками большая гравированная карта Лондона. Каждая булавка была снабжена маленьким бумажным флажком. Стоящий рядом со столом застекленный дубовый шкаф набит оружием, а висевшая над ним доска покрыта вырезками из лондонских газет и рисунками вульгарных персонажей из рекламных листков.
На шкафу стояли весы, лежали инструменты, названия которых были Елене неведомы, и пара наручников. Она прислонилась к столу, стоявшему посредине комнаты. Сердце громко билось, как будто она поднялась бегом на несколько лестничных пролетов. Кто он такой? Апатичный виконт, безумец, который прыгает из окон, любитель рассказов о любовных похождениях лорда Трастмора или тайный агент полиции?
Елена ухватилась за стол. Комната, в которой она находилась, много говорила о его характере — резком, осторожном, упрямом, — и Елена поняла то, что раньше ей и в голову не приходило. Уилл может помочь ей. Если она, вместо того чтобы бороться с ним, сможет заручиться его поддержкой, у нее появится больше шансов добыть письма.
Сердце билось теперь не так бешено. Она оттолкнулась от стола и, прихрамывая, подошла к карте, чтобы рассмотреть ее. Большая часть булавок сосредоточивалась на одной-единственной улице, и, вглядевшись внимательнее, она увидела, что это та самая Бред-стрит, где находится школа. Шесть булавок с флажками в черных ободках располагались по всей ее длине. На каждом стояло какое-то имя и буква «Д». Елена вздрогнула. На других булавках были флажки, обведенные красным, и там стояло просто «Марч». В угловой дом были воткнуты один флажок с красным ободком, где находилась школа, и два флажка с черными ободками. Во всем этом была какая-то система, и Елена немного отошла, чтобы увидеть все целиком. Это походило на карту военной кампании с булавками там, где расположены силы противника. Не было сомнений, кто в данном случае является противником. Булавки с именем Марча торчали из дома, где помещался банк, и из полицейского участка на Боу-стрит. В западной части города флажки с черными и красными ободками торчали на Халф-Мун-стрит, на той ее стороне, где находится бордель. Очевидно, Уилл Джоунз подозревает Марча в убийстве. Потом она занялась заметками на доске.
Уилл радовался холоду и туману. Холод и туман были нужны ему, чтобы охладить мятеж в крови. Он упустил возможность переспать с Еленой и не получил ни грана полезной информации. «Никогда не верь плохому шпиону». Этот афоризм был теперь так же верен, как и в те времена, когда Тинсли обучал Уилла шпионскому делу. Он по-прежнему не знал, кто такая Елена и зачем ей понадобилось проникнуть в маленькое омерзительное заведение Марча.
Уилл не собирался на самом деле соблазнять ее. Он хотел только смутить и заставить выдать свои намерения. Но желание заставило его забыть, кто он, кто она и почему он привязал ее к кровати. Все в ней, кроме этой безумной игры в Елену Троянскую, предполагало, что она явилась из пристойного, хорошо защищенного мира благородных английских девственниц, чьи представления о постели, по крайней мере, до тех пор пока мужья не лишали их этих иллюзий, сводились к поцелуям в темноте и к мечтам под батистовым навесом ночной рубашки. Но Елена отзывалась на его ласки, и он лакомился, как сливками, каждым ее девственным вздохом, каждым едва заметным движением ее тела.
Только голос Ксандра помешал ему завести игру слишком далеко. Уилл позволил Ксандру напомнить, что Кит так и не найден, потому что он, Уилл, не выполняет их план. В ту ночь, когда Марч похитил жену Ксандра и устроил несчастный случай, пытаясь утопить ее, Уилл ринулся по следам Марча, а не Клео. Уилл считал, что Ксандр не простит ему этого.
Или не простит недостаток веры в то, что Кит спустя три года еще жив. Это было самой большой неудачей. Теперь у них есть доказательства — только вот Уилла не было на месте, чтобы помочь Ксандру найти Кита.
Воспоминание об этой неудаче будто открыло дверцу, позволив войти и столпиться в его голове завывающему хору ошибок, которые он совершил с того времени, как в шестнадцать лет ушел из дому и вступил в армию. Теперь он мчался по пустым улицам — сгустившаяся тень в тумане. Хорошо бы какой-нибудь угольщик, какой-нибудь парень ростом с небольшой памятник и с кулаком вроде наковальни, наскочил бы на него с размаху, сбил бы с ног и погрузил в забвение.
Уилл уже пересек Пиккадилли, когда понял, что лондонские угольщики благоразумно спят в своих постелях. Блуждания привели его в Сент-Джеймс, где люди с гораздо меньшим разумом, чем у среднего разносчика угля, еще не отправились по домам, а ставили на карту свои состояния. Оказавшись лицом к лицу с клубом Марча, Уилл решил обуздать свою неуправляемую совесть и урезонить рассудок.
Стоя в тени на противоположной стороне улицы, он посмотрел на окна верхних комнат, где клиенты все еще были погружены в игру, а среди них ходили официанты. Пора отпереть эту особую комнату прошлого. Занятия, которым он предавался в ту ночь, стоили Уиллу должности сыщика и чуть не погубили жизни Ксана и Клео. Занятия, которым он предавался в ту ночь, привели к тому, что Кит по-прежнему находится неизвестно где, во мраке.
Первым делом Уилл заставил себя вспомнить ту комнату — высокие сводчатые потолки, ковер с узором из широких вьющихся полос красного цвета, глубокие мягкие кресла.
Вернулось самонадеянное ощущение уверенности, которое он испытывал в тот вечер, сидя в заведении Марча. Уилл тогда был уверен, что владеет ситуацией, что он может разоблачить Марча, что Марч впадет в панику, проговорится и сообщит какую-нибудь деталь, необходимую, чтобы найти пропавших Клео и Кита.
Уилл заставил свой ум работать медленнее. Марч вздрогнул, увидев его, потому что принял за Ксандра. Потом Марч посмотрел на часы. Сколько же было времени? Уилл ждал, собирая воедино детали — циферблат часов, число ударов, без четверти пять. Теперь они все понимали значение этого взгляда Марча. Он планировал устроить несчастный случай, хотел утопить Клео и Ксандра, а заодно и остальных своих врагов с Бред-стрит. Прежний партнер Уилла, Джек Касл, присутствовал на следствии по поводу гибели тех, кто утонул в ту ночь. Расследованием занимался магистрат, несмотря на явный саботаж, означавший, что Марч все еще находился под защитой своего могущественного друга, министра внутренних дел.
Уиллу следовало понять, что тогдашний взгляд Марча означал именно то, что означал — игрок показал свои карты. Но Уилл был поглощен собственными задачами, поглощен настолько, что поначалу не ощутил, что кто-то стоит позади него. А потом холодный голос проговорил:
— Марч, ваша отвратительная беседа мешает членам клуба. Предлагаю вам вывести этого человека.
Уилл тогда не обернулся, но узнал бы этот ледяной, презрительный голос где угодно. Он заставил себя вспомнить все — изменившееся лицо Марча, первый удар по спине, вспомнил, как споткнулся, бросил бокал, который держал в руке, схватил за руку лакея и разбил зеркало прежде, чем раздраженные лорды собрались с духом и накинулись на него. Леденящий голос проговорил еще раз:
— Выбросьте отсюда этого подонка!
Уилл мысленно проиграл всю эту сцену, задержавшись на выражении лица Марча, и наконец понял.
Ледяной голос принадлежал тому, кого Марч боялся. Кто это был и почему Марч его боялся? Ответить на этот вопрос — значит увидеть в новом свете мнимое исчезновение Марча. Марч не прячется от властей. Он не объявлен в розыск, потому что никто не верит, что близкий друг министра внутренних дел Арчибальд Марч совершил преступление. Скорее, это Ледяной Голос — преступник. Где-то в Лондоне находится тот, кто крепко держит Марча в своих руках.
Эта мысль приободрила Уилла. По крайней мере еще один житель Лондона, могущественный и безжалостный, видел насквозь всю эту великолепную благотворительную деятельность Марча. Хорошо было бы узнать, кому принадлежит этот холодный голос, и Уилл был уверен, что узнает это, занявшись расследованием.
Дверь клуба отворилась, оттуда неторопливо вышли два джентльмена. Слуги поспешили подать им пальто и шляпы. Подъехала карета, поджидавшая неподалеку, лакей поспешил открыть дверцу. Уилл повернул к дому.
Вернувшись домой на рассвете, он нашел свою наружную комнату пустой. Дешевые брошюрки грудой лежали на смятой кровати. Подсвечники стояли на своем месте — на каминной полке. Елена ушла, ничего не тронув. Очень разумно. На этот раз он не станет ее выслеживать. Он не станет притязать на нее. Он желает ей всяческого успеха. Быть может, теперь, когда у него есть ключ, он победит Марча еще до того, как она найдет способ снова проникнуть в бордель.
Уилл отшвырнул шляпу и пальто и бросил последний взгляд на широкую кровать. Это потом, пообещал он самому себе. Он распахнул дверь во внутреннее помещение — лучше спать на узкой походной койке в своей конторе, где ничто не напоминает о Елене Троянской. Завтра он выяснит, кто такой Ледяной Голос.
В очаге мерцали угли. Дополнительного освещения Уиллу не требовалось. Машинально, привычными жестами он снял с себя сапоги и одежду и отложил в сторону карманные часы, оружие и деньги. До того как Хардинг поднимется наверх и начнет грохотать в наружной комнате, до того как настанет утро нежного воссоединения семьи, он сможет поспать по меньшей мере пару часов.
Но оказалось, что его кровать занята.
Уилл немного постоял в своем полотняном исподнем, которое никак не защищало его тело от похоти, вызванной видом мягкой, теплой, зовущей женщины. Он мог бы уйти в наружную комнату и лечь спать в широкой кровати. Но прежде чем эта мысль успела направить его стопы в другую комнату, он схватил покрывало и сорвал его со спящей. Она резко села. Хорошо, что Елена хотя бы была одета.
— Тысяча чертей. У вас что, нет никакого чувства самосохранения?
— Вы вернулись? Как хорошо.
— Как вы сюда попали?
— Нажала на стенную панель. — Она заметила, что он не одет. — Почему вас так волнует местонахождение Марча?
— Елена, никогда не следует сначала занимать кровать мужчины, а потом начинать с ним болтовню. Даже у Златовласки хватило здравого смысла убежать, когда вернулись три медведя.
— Я решила, что та, другая, кровать — ваша. Но кто же на самом деле этот Марч?
— Вы о нем слышали?
— Каждый слышал о его благотворительности, но вас интересует не его прославленная доброта к несчастным.
В комнате было слишком темно, чтобы он мог четко видеть ее лицо, виден был только блеск ее больших темных глаз.
— Это ненасытный червяк. Он собрал множество досье на сотни людей, в этих документах содержатся сведения, которые способны поставить этих людей в неудобное положение или погубить.
− Ради денег? Я думала, он богат.
— Скажем так — он принуждает этих людей к денежным пожертвованиям.
— Но как он получает такого рода сведения о…
— О своих жертвах? У него есть доступ к документам одного крупного банка.
— Банка Эвершота.
Уилл замер. Она проговорила это с такой уверенностью. Н-да, он потерпел крах. Она ничего не выдала ему, когда он подверг ее эротической пытке, а теперь сообщала сведения, совсем как подследственный, который доносит на каждого своего дружка.
— Да, это банк Эвершота. А если бы этот источник оказался не в состоянии передавать ему сведения для шантажа, то всегда есть заведение на Халф-Мун-стрит, куда он может пригласить джентльменов, а потом вечно напоминать им об их грехах.
— Это почти полностью объясняет вашу карту. — Елена потянулась, черт бы ее побрал. — А что означают красные флажки?
— Что эта недвижимость принадлежит Марчу.
— Банк ему не принадлежит.
— Нет, ни он много лет имел влияние на Сэмюела Эвершота.
Она молча обдумывала эти сведения.
— А что означает эта статья о Марче? — Она показала ему газету, которую сжимала в руке. — Я нашла ее прикрепленной кнопкой к стене.
Он помнил эту часть сплетен из «Кроникл» об отъезде Марча из Лондона, в заметке, написанной в насмешливом стиле, автор размышлял, куда уехал Великий Благодетель. По словам автора, Марч перестал появляться там, где он обычно бывает, — его не было ни в клубе, ни на званых обедах. Хозяйки гостиных, которым для полного счета нужен был одинокий джентльмен, пребывали в огорчении. Бывшие подопечные Марча, лорд Уофорд и Клеопатра Джоунз, урожденная Спенсер, находятся под защитой известного сэра Александра Джоунза. Лондонские бедняги, конечно, погибнут от нынешних суровых морозов, потому что Марча, который вызывает во всех нас желание делать пожертвования, нет в городе. Уилл сохранил эту заметку, потому что по дате ее появления можно было судить, когда стало известно об отсутствии Марча.
— Кажется, никто в Лондоне не знает, где сейчас Марч. Он оставил свой прежний дом и с ноября не появляется в обществе.
— Вы хотите погубить Марча?
— Я хочу, чтобы он предстал перед судом.
— Значит, мы можем работать вместе.
— Работать вместе? В то время как вы мне лжете и скрываете, кто вы и каковы ваши цели?
— Нам ни к чему все рассказывать друг другу. Достаточно, что у нас есть общий враг и общая цель.
— А что вы можете внести в это партнерство — с вашим огромным опытом в жизни Трои, и потрясающим незнанием Лондона? Вы никогда не пользовались оружием, у вас есть привычка попадать в опасные ловушки, вы никогда не спали с мужчиной, даже ни с кем не целовались, ведь так? Вы, как сказал бы Нейт Уайлд, зеленее, чем трава в мае.
— Я могу снова попасть в ту школу, и у меня, черт побери, есть актерские способности.
Он не мог не рассмеяться. Она заговорила совсем как он:
— Вы замерзли.
— Просто ледышка. — И добавил: — Я не могу помочь вам, Елена.
— Можете, и вы это знаете, но думаете, что вам моя помощь не нужна. — Она опустила на пол свои забинтованные ноги и поднялась с кровати. — Но все равно спасибо, я справлюсь сама.
О, черт. Она все еще считает, что может отправиться прямо на Халф-Мун-стрит и бросить вызов Лири. Уилл толкнул ее в плечо, а она уперлась горячей рукой ему в живот, рука скользнула вниз и в сторону, прошлась по его бедру, и его плоть мгновенно воспрянула.
— Чтобы иметь дело с Лири, нужно придумать план получше. И постричь волосы. Утром вы сможете поговорить с Хардингом на обе эти темы. — Он повернулся и направился к своей кровати. — А пока вы моя гостья. Вам нужно где-то переночевать. Считайте, что эта комната — ваша личная спальня, спальня для заблудших женщин.
— Утром я пойду своей дорогой.
— Если найдете выход. — Он остановился у потайной двери. — Доброй ночи.
Оказавшись по другую сторону двери, он поблагодарил свою совесть за проделанную этой ночью благородную работу по спасению глупых девственниц от глупых поступков. Другая, более настойчивая часть его особы зашевелилась, напоминая, что более глубокие инстинкты просто спасли Елену.