Глава 8

Уилл быстрым шагом вышел из дома на Хилл-стрит. Один час, проведенный в лоне семейства, — вот что заставляет человека разобраться в себе и в своей истории.

Ничего не изменилось. Мать носит черное и ведрами проливает слезы. Именно это он лучше всего запомнил из последних месяцев своего детства — ее приступы рыданий и один безумный день, когда она заперла в кладовке все яркие платья. Никакие его слова, ничто не могло остановить ее рыдания. Даже когда мать припадала к нему, вся в слезах, и он обещал… Он не помнил эти свои нелепые обещания.

Единственное, что могло остановить этот слезный поток, был младенец Кит. Горничная матери Дженет укладывала малыша на колени Софи, и слезы прекращались. Уилл дивился на этого волшебного ребенка. Ничего не делая, Кит обладал властью, которой явно не обладал он, Уилл! Он решил оставить дом, но не ради Оксфорда, где находился Ксандр, а ради армии.

Понадобилось три года, чтобы уехать. И первым шагом Уилла была юношеская глупость, о которой он до сих пор сожалел, — он пошел к своему отцу и попросил у него денег. Даже теперь это воспоминание терзало его.

Изобразив из себя лакея, он сумел проникнуть в клуб отца. Граф Оксли едва приподнял взгляд от своего бокала, когда Уилл назвал себя. Уилла поразило лицо распутника — красные прожилки на носу и глубокие мешки под глазами.

— Ты хочешь выклянчить у меня деньги? Ты уже много раз с избытком был куплен и оплачен, мальчик. Твоя мать раскрылась для меня добровольно, и это вряд ли обязывает меня раскрывать для тебя свой кошелек. Эта негодница вытянула из меня столько, что хватит на целое королевство.

Уилл ударил отца с такой силой, что, наверное, сломал ему нос — он сделал то, что велел ему Ксандр. Только резвость молодых ног помогла Уиллу убежать от тех, кто пытался его задержать. Домой он больше не вернулся. Потом он понял, что его появление на свет вообще не предполагалось. Его появление было своего рода несчастным случаем. Он стоил своей матери ее покровителя. Из-за него ее опять соблазнили и бросили. К концу недели Уилл уже маршировал со своим полком в Хоршеме.

Теперь ему двадцать девять лет. Должно быть, он уже стар для глупых поступков, потому что холоден, упрям и все еще ощущает последствия побоев, которые нанесли ему в октябре.

Он провел Елену мимо дома на Халф-Мун-стрит, чтобы показать ей во мраке туманного дня, что проникнуть в этот дом невозможно. Потом он повел ее в трактир «Белый медведь» на Пиккадилли. Он хотел еще раз попробовать разговорить ее и выведать тайну. Как она не понимает, что с Марчем и тому подобными личностями должны управляться люди вроде него.

В трактире стоял шум — снаружи, как всегда, двигались экипажи, а внутри все обсуждали новость о смерти старого короля. Говорили, что молодой король притворился больным — либо испугавшись, либо заподозрив, что вернется его разведенная жена, которая ему сильно мешает, теперь она потребует, чтобы ее короновали вместе с ним. Уилл мало верил в принца, в парламент или в правительство, но Веллингтон сможет удержать страну от развала.

Он усадил Елену в уголок и заказал тарелку сыра в синих прожилках, грубый хлеб и кружку эля, чтобы согреться. Вокруг все пили за старого и за нового короля и с одинаковым пылом предсказывали экономический хаос и грядущее процветание.

Уилл жадно глотнул эля и посмотрел, как Елена ковыряется в еде. Он не открыл своим родным, что она женщина, хотя и собирался. Он просто забыл об этой части своего плана. С того момента, когда Софи Рис-Джоунз обняла его, Уилл утратил способность думать четко. А по мере продолжения их разговора его чутье вдруг завопило, что дорогая мамочка утаивает какие-то сведения. Она что-то знает об исчезновении Кита и не говорит. Прекрасно, теперь Уиллу лгут уже две женщины.

Елена посмотрела на него:

— Признаюсь, что не вижу способа войти туда. Но это не меняет моих намерений. Если я не добуду того, зачем приехала, люди… хорошие, добрые, беспомощные люди могут страшно пострадать.

— Такие люди всегда страдают. — Было ясно, что она безнадежна — она верит в добро. Но он удержался от сарказма. — Вы не можете этому помешать. Разрешите мне отвести вас в полицию. Пусть этим займутся они. Джек Касл — хороший человек, честный сыщик.

В ее глубоких карих глазах, таких простодушных с виду, мгновенно вспыхнула тревога. Елена покачала головой:

— Нет. Никаких сыщиков. Только вы.

— Нет, милочка. Если выдумаете, что я могу помочь, ваше дело безнадежно. И потом, я не склонен помогать женщине, которая мне лжет.

— А если бы я поделилась с вами полезными сведениями, вы стали бы мне помогать? Я знаю кое-что, что может помочь вам. — Она внимательно посмотрела на него.

— Сомневаюсь, что вы знаете что-то полезное. — Он снова отхлебнул эля, наблюдая, как она обдумывает свою стратегию.

— Кажется, я знаю, кто ваш Ледяной Голос.

Он замер.

— Не советую вам шутить.

Елена сжала губы и прищурилась. Потом заговорила. С ее сладких, спелых губ слетели надменные, холодные звуки, которые он так хорошо помнил. Она очень хорошая актриса. Он даже похолодел, осознав, какая она хорошая актриса. Но если она знает этот голос, кто же она такая? Она уже призналась, что знает Марча.

— Кто это?

— Дайте слово, что поможете мне. И что я буду единственным человеком, который увидит вещь, которую я ищу.

— Подумайте, Елена. Если откроется ваше участие в этой авантюре, вас никто не возьмет замуж, даже если ваш отец — герцог.

Она пожала плечами и криво улыбнулась:

— Замужество — это самое плохое, что выпадает на долю женщины.

— Во всяком случае, не думайте, что общество будет добрым к женщине, у которой нет защитника-мужчины. Если мы будем работать вместе, вы будете следовать моим правилам.

— Вашим правилам?

— Моим правилам. Тогда вы останетесь в живых и по-прежнему будете девственницей.

Она кивнула.

— Дайте слово. — И она протянула руку через стол.

Уилл тоже протянул руку.

— Кто он?

Елена убрала руку и нагнулась к нему, внезапно сообразив, что вокруг снуют официанты и посетители.

— Герцог Уэнлок.

Уилл смотрел на сидящую перед ним Елену. Дерзости ей не занимать. На миг он утратил способность выражаться литературным языком. Уэнлок. Уэнлок, обладающий большей властью, чем регент, ставший теперь королем. Уэнлок — дед Кита. Это его благородный сын, маркиз Давентри, породил Кита, уехал в Индию и умер в Ассайе. О, черт! Если Елена права, Софи что-то знает о Уэнлоке, что-то, чего она не сказала двум своим сыновьям.

Уилл внимательно смотрел на Елену.

— Если вы знаете герцога Уэнлока, вы вращаетесь в высоких кругах.

Она раскрошила кусочек сыра.

— Это необыкновенный голос. Вы узнаете его, даже если слышали лишь однажды.

Уилл схватил ее за запястье:

— Кто вы?

Она не дрогнула.

— Дочь одного человека. Никто. Елена Троянская. Не важно, кто я.

Он отпустил ее руку.

— Все равно я должен передать вас Джеку Каслу.

— Вы поклялись.

— Черт побери!

В городе хозяйничали туман и колокола. Старый король правил дольше всех в истории Англии, и теперь невидимые башенки звонили по нему на каждом углу Лондона. Морозный воздух от их звона колыхался, как желе.

Кит Джоунз не думал о безумном старом короле, который много лет просидел под замком. Кит передвигался по знакомым дорогам из шифера и гонта, разыскивая Робина. Этот мальчуган пропал неделю назад, когда младшие члены их шайки прогулялись туда, где Клео Джоунз раздавала пакетики с картофелем семьям рабочих, занятых на рытье огромной канавы, которую прокладывал по Бред-стрит Ксандр. Это была идея Ларка — получить картошку. Киту показалось опасным появляться на людях, но вид измученных мальчиков так подействовал на него, что он махнул рукой и позволил Ларку возглавить шайку. В тот вечер все хорошо наелись, но зато потеряли Робина. Ларк предположил, что его засадили в школу.

Подходы к Аппер-Бред-стрит шли по кварталу соединенных между собой многоквартирных домов и лавок, самым высоким было пятиэтажное здание склада. Кит влез на ледяную верхушку фронтона и соскользнул вниз по другой его стороне, а потом побежал, пригнувшись, вдоль открытых парапетов трех зданий с плоскими крышами, ступенями спускавшимися вниз. Под сапогами хрустел лед, каминные трубы обдавали Кита своим горячим дыханием, полным пепла, и он приседал и менял направление, чтобы избежать случайных бельевых веревок, как хрустальные проволоки, тянущихся в морозном полумраке. В конце квартала торчала еще одна острая верхушка фронтона. Кит влез на его склон и распластался на черепице, чтобы заглянуть в обнесенный стенами двор школы Бредселла. Тяжелый в неподвижном воздухе холод давил на него.

Кит решил подождать и хорошенько рассмотреть все происходящее. Перед ужином учителя на полчаса выведут мальчиков во двор, и Кит надеялся, что заметит в их толпе Робина.

Школа стояла на углу, с двух сторон из-за ширины улиц она была недоступна для тех, кто ходит по крышам. Она представляла собой кирпичное четырехэтажное здание с плоской крышей и двумя чердачными фронтонами, где помещались спальни мальчиков. Под каждым длинным чердаком тянулись две спальни. Если Робин там, внутри, то придется пройти через одну из этих спален и выйти через главную дверь. В этом-то и заключалась трудность. Робин не сможет пройти по длинной стене, огораживающей двор.

Улицы внизу казались пустынными, но Кит знал, что это не так. На Бред-стрит опасность могла появиться с любой стороны. Каждый день он видел, как возвращаются Ксандр и его жена, и от этого все внутри сжималось.

Кит сделал ошибку, показавшись им в день потопа. Он следил за домом, следил за женой Ксандра, пытаясь понять, стоит ли передавать через нее сообщение для своих родных, а потом ее похитил Марч. Кит не знал, как Ксандр нашел ее, знал только, что Ксандр был человеком бесстрашным. Он бросился в дверь какого-то трактира и нырнул в темноту, а на них с ревом обрушился поток.

Кит стоял на крыше напротив, мальчики цеплялись за его пальто, они не могли знать, почему он дрожит — потому ли, что под ними сотрясается дом, или потому, что ему страшно. Даже когда он увидел, что Ксандр вылез из окна и вытащил за собой Клео, Кит был не в состоянии пошевелиться.

Он понимал, что повел себя глупо, показавшись на глазах у всех, потому что те, кто хочет видеть его мертвым, готовы убить всякого, кто с ним связан. Теперь он привел всех их на Бред-стрит. А Ксандр словно и не думал об опасности. Он ходил взад-вперед по улице среди самых неотесанных людей, осматривал канаву, которую они копали для его газопровода. А Кит знал, что любой, буквально любой, самый обыкновенный с виду человек может оказаться нанятым наемником, чтобы убить Ксандра.

Харрис был человеком такого сорта. Кит только подумал о нем и тут же задрожал, лежа на ледяном шифере. Ему едва удалось унять эту дрожь.

В первые дни своего пленения Кит верил, что Ксандр найдет его. Он знал, что находится в Лондоне, в двух милях от дома. Ему нужно было только держать себя в руках и не оскорблять своего похитителя. Нескольких слов было достаточно, чтобы Харрис завелся. Этот верзила хватал Кита за горло и тряс его, крича в лицо: «Какие там поиски! Да кто тебя станет искать-то? Кому нужен ублюдок? Никому. Никому ты не нужен. Разве что мертвый. Ты знаешь, сколько мне заплатили эти шишки? Но Тимоти Харрис не убийца».

С самого начала Харрис посадил Кита на цепь и снимал цепь, только когда кто-то проявлял интерес. Поначалу Кита обнадеживали эти поступки, несмотря на бесконечные монологи-предостережения Харриса: «И не думай убежать. И не думай, что сможешь вернуться к своим родным. Ты им не нужен, и если ты вернешься, они умрут».

Понадобились недели, чтобы надежда оставила Кита, чтобы он понял, что Харрис говорит правду. Никто не придет. Кит забыл звук собственного голоса.

Когда Харрис умер, Кит вылез на крышу. Никакого плана у него не было, но с крыши доходного дома он увидел лежащий внизу Лондон, от открытого пространства, от отсутствия стен у Кита закружилась голова. В тот день он замерз, проголодался и боялся двигаться быстро. Он пробирался между рядами плоских крыш, оказалось, что препятствием ему служит непреодолимое зияние улиц. Вернувшись обратно, он нашел пропасть, через которую смог перепрыгнуть. Так он смог удалиться от Бред-стрит. Вскоре он узнал, где источает тепло каминная труба, где навес обеспечивает убежище, где через незапертое оконце можно забраться на чердак склада, где водосточная труба ведет вниз, на безопасную улицу.

Он прожил на свободе три месяца, прежде чем ему пришло в голову подойти к своему прежнему дому. Он сказал себе, что только посмотрит на него. Он не хотел навлечь опасность на Хилл-стрит. Он хотел только узнать, здоровы ли мама и Ксандр, хотел увидеть, что его прежняя жизнь продолжается, несмотря на угрозы Харриса. Кит удивился, увидев, что дом освещен, точно залитая огнями сцена. Мамы видно не было — только Ксандр и несколько слуг.

Вскоре после этого посещения Кит начал собирать свою собственную семью. Первым был Ларк — мальчик десяти лет, сбежавший из школы Бредселла. Сейчас их стало семеро. Они знали приливы и отливы на дорогах, ведущих на все лондонские рынки, по которым туда приезжали повозки. Все, что падало или плыло в кильватере лондонской торговли, было честной добычей, мальчишки забирали это себе. Они умели схватить то, что им было нужно, и исчезали в одном из своих убежищ на плоской крыше.

Несмотря на решимость Кита, его прежняя жизнь притягивала его, так же как громилу с Бред-стрит притягивали его жертвы. Поэтому Кит взял в привычку посещать дом своей матери ночью, когда оставлял свою шайку в укрытии, где крыша с крутым наклоном сходилась с плоской крышей, а ряд треснувших каминных труб источал тепло. Дом на Хилл-стрит был для Кита головоломкой. Дом притягивал его и отталкивал. Кит уже не был тем мальчиком, которого похитил Харрис. Стены теперь означали для него нечто иное, чем для его семьи.

Колокола смолкли. Внизу, в кирпичном фасаде школьного здания, открылась дверь, и мальчики молчаливой вереницей вышли во двор. Они образовали кружок, каждый шел на расстоянии вытянутой руки от другого, нагнув голову. Их ноги шаркали по камням. Сверху все мальчики казались щуплыми и низкорослыми. Кит уселся так, чтобы видеть каждую голову, проходившую мимо. Ему нужно дать знать Робину, что они придут за ним.

С крыши дома на Бетал-Грин-роуд, в котором помещалась лавка, Кит однажды увидел, что маленький мальчик сидит рядом со своей умершей матерью. Стоя над мальчиком, два сторожа спорили о том, кто должен забрать его. Каждый заявлял, что мальчик не находится на попечении его прихода. Никто не прикоснулся ни к мальчику, ни к телу его матери. Кит взял в руку расшатавшийся кирпич и бросил его в середину проходившего мимо стада овец, которое вели на рынок. Испуганное стадо сбилось, и в суматохе Кит просто схватил мальчугана за руку и увел с собой. Они остановились в церкви погреться и помолиться за покойницу.

Внизу, на школьном дворе, потребовалось три шаркающих прохода мальчиков, прежде чем один из них выделился из молчаливой серой вереницы — этот мальчик наклонил голову налево и бросил взгляд вверх, проходя вдоль стены дома. Кит подобрал кусочек сломанной черепицы и приготовился. Когда Робин показался снова, Кит швырнул черепицу. Маленький кусочек упал на землю, Робин поднял голову, его круглые румяные щеки ни с чем нельзя было спутать даже в полутьме двора. Кит встал, прижимая пальцы к губам, потом снова опустился позади фронтона. У них уже был готов план спасения.

Клео Джоунз стояла в туалетной комнате мужа, повернувшись к нему спиной, подняв свои каштановые волосы вверх, чтобы Ксандр мог расстегнуть застежку ее светло-зеленого платья, счет за которое он только что увидел.

— Как вы называете этот очаровательный цвет?

— Фисташковый.

Ксандра не обманула явная покорность жены. Они четверть часа жарко проспорили насчет того, что Уилл привел на их семейное сборище какую-то женщину, переодетую мальчиком. Когда Клео указала на пол Троя Тиббса, Ксандр пришел в ярость. Ксандр не сомневался, где провела прошлую ночь спутница Уилла.

То, что он привел девку из своей постели на семейную встречу, где обсуждалась судьба Кита, доказывало, что Уилл способен на любого рода эгоистичную, необдуманную глупость. Но Клео защищала поступок Уилла, видя в нем первый признак надежды. Она заявила, что он явно имеет виды на эту девушку. Когда жена вышла из спальни, Ксандр не пошел за ней — он пытался понять, чем эта ссора отличается от их прошлых стычек.

Теперь он обвил рукой мягко округлившийся стан жены и начал расстегивать крючки на ее платье. Пяти месяцев не прошло, как они поженились, а отношения между ними стали гораздо насыщеннее.

Клео вздохнула:

— Удивительно, что вы все-таки женились на мне, когда получили деньги на ваш газопровод.

Ксандр улыбнулся. Он отлично знал этот тон. Он расстегнул крючки, и бледно-зеленый шелк упал на пол. Ксандр поцеловал ее в изгиб белого плеча.

— У меня не было выбора.

Она презрительно выдохнула:

— Ничего подобного, выбор у вас был. Я вижу это теперь, хотя тогда не видела. Генри Норвуд с легкостью мог бы освободить вас от нашего брака в консисторском суде. Таков был ваш план, а Генри — очень умный человек.

Ксандр расстегнул все застежки на лифе. Теперь только его рука удерживала платье на месте. Он начал трудиться над завязками ее корсета, который она по причине своей беременности затягивала слабо. Теперь Ксандр уже меньше переживал насчет их ссоры. Он решил, что эта ссора не похожа на другие, потому что они оба в глубине души знали, чем размолвка кончится здесь, в их спальне.

— Вы забываете, что дело было уже решено. В банке, в первый день нашей встречи. Я думал, вы это знаете.

— Я тоже думала, что знаю, но тогда я еще не знала вашей матери. Красота вашей матери все меняет. Имея такую мать, как вы могли жениться на мне?

— Наверное, в то время я не думал о своей матери. — Ксандр почувствовал, что его рот растянулся в той усмешке, которую Клео с легкостью умела спровоцировать.

Она вывернулась из его рук и повернулась лицом, удерживая на месте свой сползающий корсет, ее ключицы и верхняя часть грудей были обнажены.

— Вы прекрасно знаете, что ее красота ошеломляет. Теперь я понимаю, почему у вас и у ваших братьев такая внешность. Это аристократия красоты. Ваша мать царственна, она королева красоты, а вы — принцы. Все остальные рядом с вами — простолюдины, да и только.

К счастью, Ксандр знал, что делать, когда неуправляемый язык жены выдавал ее смущение. Он протянул руку и прижал пальцы к ее губам. Она замерла, по телу пробежала легкая дрожь. Он подождал, пока зеленые глаза не остановились на нем.

— Мужчины думают о своих матерях иначе. Не важно, что сделал тот бедняга-грек, который в конце концов выколол себе глаза. Моя мать заперла меня в кладовке. А вы открыли все эти кладовки, — Он подождал, когда эти слова погрузятся во взбудораженный ум жены, а потом отвел руку от ее губ. Она посмотрела на него так, что из головы вылетели все тревоги. — В постель. Сию же минуту.

Несколько часов спустя, лежа в теплом коконе из простыней, она пошевелилась и снова заговорила. Надолго отвлечь внимание Клео было невозможно.

— Дело в том, что девушка, которая пришла с вашим братом, обладает таким же типом красоты, что и ваша мать, — неотразимой красотой.

— Я не заметил. — Ксандр лежал на спине, голова жены покоилась на изгибе его руки.

— Понимаете, Уилл не сможет устоять перед ней. Он думает, что сможет, но он совершенно не владеет ситуацией.

Ксандр улыбнулся в высокую темноту потолка над головой. В который раз оказалось, что его жена прекрасно разбирается в людях и что он не прав. Он тихонько рассмеялся. Великолепно, что он не прав, совершенно, обнадеживающе, замечательно не прав. Уилл Джоунз встретил свою пару.

Загрузка...