Поменяться местами

5. Лина

Хэмли-на-Харксдейле. Милая деревенька, ютящаяся в лощине на юге Йоркширских долин. Представляю ее крыши и шаткие дымоходы между рыжевато-коричневыми скалами, пока автобус грохочет по дороге.

Не могу сказать, что я там выросла. Мама решила перебраться в Хэмли только из-за болезни Карлы. В памяти живут два образа: милая сердцу деревушка из детства в чуть пожелтевших, как старая фотография, тонах и мрачное место болезни и потерь. Только подумаешь, и внутри все переворачивается. Пытаюсь вспомнить, что я чувствовала в детстве, какую радость испытывала после этого поворота дороги, когда впереди показывались крыши Хэмли.

Даже когда мы с Карлой были подростками и ругались по поводу и без, дома у дедушки с бабушкой царил мир. Всю дорогу из Лидса мы плакались маме, что в городе друзья и тусовки, но в Хэмли все менялось. Тайком купленный сидр и поцелуи со старшеклассниками казались абсурдными, будто из чужой жизни. Мы весь день проводили на улице, собирали ежевику в старые контейнеры с треснутыми крышками и не переживали о расцарапанных ногах.

Сквозь грязное окно автобуса я наблюдаю, как мимо проносятся краски Йоркшира: охра, зелень, песочно-серый. Тянутся каменные ограды на полях. Овцы провожают автобус ленивыми взглядами. Накрапывает мелкий дождик, и я уже почти чувствую запах влажной земли. До чего же здесь чистый воздух. Не в автобусе, конечно. В автобусе затхло, сонно и пахнет сэндвичем с курицей. Но я уже представляю, каким прекрасным будет первый вдох деревенского воздуха.

Хэмли состоит всего из трех улиц: Нижней, Средней и Чибисовой, которой вообще-то полагается быть Верхней, но таковы уж причуды провинции. Дома в основном построены из известняка – приземистые коттеджи с покрытыми шифером крышами. В конце Средней улицы стоит один новый дом – сам из ярко-рыжего кирпича, а оконные рамы угольно-черные. Бабушка его презирает. А на мои возражения, что в Британии нехватка доступного жилья, парирует: «Это потому, что такие придурки, как вы, готовы платить кучу денег за обувные коробки, лишь бы жить в Лондоне».

Хотела бы я быть из таких придурков. Вот только не удосужилась купить хоть какую квартирку, а трачу десятки тысяч на аренду нашего лофта.

От автобусной остановки я направляюсь прямиком к бабушке, а проходя поворот к дому мамы, смотрю в другую сторону, хотя все равно вижу его краем глаза.

Бабушкин коттедж «Клируотер», дом номер пять на Средней улице, самый красивый в деревне. У него старенькая шиферная крыша, передняя стена заросла глицинией, дверь рубиново-красная. Настоящий сказочный домик.

Узел тревоги, застрявший у меня между ребер, ослабевает, пока я иду по садовой дорожке.

Я тянусь к дверному молотку, как вдруг раздается бабушкин голос:

– Лина?!

Я смотрю направо, потом налево, затем вверх.

– Бабуля!

Она забралась на яблоню, растущую слева от двери, и стоит на ветке почти вровень с окном второго этажа. На ней камуфляжные штаны и коричневая куртка – хорошо еще, голова седая, иначе вообще не заметить.

– Ты с какого перепугу туда залезла?!

– Ветки подрезаю! – И машет мне здоровенным острым секатором.

Я вздрагиваю.

– Ты… очень высоко! – Я осторожно подбираю слова.

Не хочется намекать ей на возраст, но невольно вспоминается новостной сюжет, как старушка упала со стула и сломала шесть костей. А тут дерево!

Бабушка начинает медленно сползать вниз.

– Не торопись! Осторожнее! – кричу я, впиваясь ногтями в ладони.

С бодрым «оп!» бабушка спрыгивает с последней ветки и отряхивает руки.

– Хочешь сделать хорошо – сделай сама! – объявляет она. – Я уже несколько месяцев жду прихода садовника.

Я оглядываю ее с ног до головы. Вроде бы цела. Более того, выглядит она хорошо, хотя и немного уставшей – щеки раскраснелись, карие глаза ярко светятся за стеклами очков в зеленой оправе. Я вынимаю у нее из волос листик.

– Ну здравствуй, солнышко! – Бабушка берет меня за руку и расплывается в улыбке. – Горячий шоколад?

Бабушка готовит горячий шоколад как положено: на плите, со сливками и из настоящего шоколада. Истинное декадентство в кружке. Как говорила Карла: «Две кружки, и весь день сыта». Обожаю его.

Пока бабушка возится с шоколадом, я убираю чистую посуду из сушилки в шкаф. Последний раз я приезжала сюда в конце прошлого года, когда дедушка Уэйд ушел, и с тех пор в доме ничего не изменилось. Все те же рыжие плинтусы, тот же кухонный гарнитур и выцветшие узорчатые ковры, на стенах – семейные фотографии в рамках.

Даже и не скажешь, что деда нет – или скорее что он когда-либо здесь жил. Подозреваю, что из вещей он забрал только одежду. Этот дом всегда был бабушкиным, а он лишь сидел в кресле в углу гостиной, слушал радио и всех игнорировал. Весть о его уходе меня поразила – я, конечно, понимала, что он давно уже не любит бабушку, но никогда не думала, что у него хватит духу сбежать. Он из тех людей, которые любят жаловаться, но никогда ничего не делают. Преподавательница танцев явно взяла инициативу в свои руки.

– Я так рада, что ты приехала, – говорит бабушка, помешивая шоколад.

– Прости, что не смогла вырваться раньше. – Я рассматриваю магнитики на холодильнике.

– Ничего, ничего. Я и сама в твои годы предпочла бы Лондон, будь у меня выбор…

Я поднимаю на нее удивленный взгляд. Бабушка не часто говорит о прошлом – «предпочитает смотреть вперед, а не назад». Я знаю, что она собиралась работать в Лондоне – ей тогда было чуть больше двадцати, но в то же время встретила дедушку, они поженились и поселились здесь. И на этом все. Да, обычно она так и говорит: «И на этом все».

И только сейчас я понимаю, что все могло быть иначе.

– Ты ведь и сейчас можешь поехать в Лондон. Можешь даже переехать насовсем, раз здесь тебя больше ничего не держит.

– Ну, не говори глупости. – Бабушка разливает шоколад по кружкам. – Какой Лондон? А как же твоя мать?

Я вздрагиваю.

– Она справится. Не такая она беспомощная, как тебе кажется.

Бабушка бросает на меня полный сомнения взгляд.

Тут я замечаю на столе блокнот. Бабушка носит его с собой повсюду, как я смартфон, и впадает в панику, если обнаруживает, что его нет в сумке, даже если вышла всего лишь за молоком.

– Это список дел на сегодня? – спрашиваю я, хмурясь по мере чтения. – «Собственные зубы»?! «Скучен в постели»?! Это еще что такое?

– Ничего! – Бабушка вырывает блокнот у меня из рук.

– Ты что, покраснела?

Кажется, я никогда не видела, чтобы бабушка смущалась.

– Не говори ерунды! – Она прикрывает щеки руками. – Краснеть я перестала еще в шестидесятых!

Я со смехом отвожу ее руки от лица.

– Определенно, это румянец! У тебя какой-то новый проект? На этот раз что-то интересное!

Бабушка поджимает накрашенные персиковой помадой губы.

– Ой, прости, бабуль. – Я усаживаю ее за стол. – Веду себя как дура, а у тебя там что-то серьезное, да?

– Нет-нет, пустяки, – неумело лжет она.

Я пытаюсь вырвать блокнот у нее из рук, и через мгновение она нехотя разжимает пальцы.

Я бегло просматриваю список, и сердце наполняется горьковато-сладким теплом – до того он трогательный, до того под стать бабушке, но еще немного печальный.

Плечи бабушки напряжены, смотрит настороженно. И мысленно я ругаю себя за неуместные шуточки.

– Нет, так дело не пойдет. – Я вновь пробегаю глазами по списку. – Базиль – это тот усатый с наклейкой «Британия превыше всего»[1] на бампере?

– Да. – Бабушка все еще напряжена.

– Он тебе нравится?

– Ну, как сказать… Если честно, не очень. Он до некоторой степени ханжа и фанатик.

Я беру ручку и вычеркиваю Базиля.

– Погоди! Может быть, я могла бы… полюбить его…

Я вздрагиваю – ее голос звучит так устало. Будто Базиль – это лучшее, на что она может надеяться. Она явно не в себе – Эйлин Коттон в жизни не взглянула бы в сторону такого мужчины!

Хотя она же вышла за дедушку Уэйда… Мне всегда казалось, что потом она об этом жалела, однако на развод не подавала из какого-то упрямого чувства верности. Их отношения были больше партнерскими, а не семейными, поэтому и уход деда бабушка восприняла не как предательство, а скорее как оскорбление.

– Правило свиданий номер один: мужчину невозможно изменить, – говорю я тоном, который использую, когда Би падает духом и подумывает снова встретиться с каким-нибудь неудачником. – Мужчину не изменить, будь у него хоть сто родных зубов. Идем дальше: мистер Роджерс. Это отец викария?

– Хороший человек, – с надеждой комментирует бабушка.

С радостью замечаю, что она немного расслабилась.

Я читаю плюсы и минусы. Ближе к концу у меня вырывается не то смешок, не то удивленное хмыканье, но я тут же беру себя в руки.

– Так. Очевидно, тебе нужен более… пылкий мужчина, чем мистер Роджерс.

– Господи, не о таком должна говорить внучка с бабушкой.

– К тому же видеться раз в месяц – это слишком редко. Потребуется целая вечность, чтобы узнать его получше. – Я вычеркиваю мистера Роджерса. – Смотрим дальше. О, я помню доктора Петера! Но тут ты нарушила второе правило свиданий: не гонись за мужчиной, который эмоционально недоступен. Если доктор все еще любит бывшую жену, тебя ждет только мучение.

Она задумчиво берется за подбородок.

– Ну, мужчины иногда…

– Только не говори «меняются», – решительно перебиваю я.

Бабушка бурчит что-то неопределенное, а я вычеркиваю Петера.

– И последний… Ох, да ни за что, бабуль! Твой сосед Арнольд? Отчим Джексона Гринвуда?

– Бывший отчим, – поправляет она, явно готовая посплетничать о соседях.

– Самый страшный в мире брюзга? – продолжаю я, не отвлекаясь на подробности. – Ты заслуживаешь лучшего!

– Я должна была выписать всех холостых мужчина Хэмли, которым за семьдесят.

На этих словах я вычеркиваю Арнольда. Больше имен в списке не осталось.

– Что ж, – говорю я, – начинать надо с чистого листа.

Бабушка снова погрустнела, и я беру ее за руки.

– Бабуль, я так рада, что ты ищешь новую любовь. После всех этих мучительных лет в браке с дедом ты заслуживаешь встретить замечательного мужчину. И я сделаю все возможное, чтобы тебе помочь.

– Спасибо, но как? У меня больше нет никого на примете. – Она вынимает платок из рукава и высмаркивается. – Я думала съездить в Таунтингем…

Так и вижу, как бабушка бродит по переулкам сонного Таунтингема в поисках одиноких пожилых джентльменов.

– Не уверена, что это эффективный способ. А не хочешь попробовать сайты знакомств?

– Ну, я даже не знаю… – мнется она.

Я вскакиваю со стула.

– Принесу ноутбук!

Давно я не чувствовала себя настолько живой.

Прежде чем регистрировать бабушку, я полчаса исследую сайты знакомств. По-видимому, залог успеха прост: честность, чувство юмора и самое главное – хорошая фотография.

Но как только анкета создана, я понимаю, что у нас проблема. Дело не в том, что бабушка не знает ни одного подходящего джентльмена в округе – их вообще нет. На сайте не зарегистрировано ни одного человека нужного возраста, проживающего поблизости. А Би еще жалуется, что в Лондоне закончились приличные мужики! Да она понятия не имеет, как ей повезло. Когда в городе восемь миллионов человек, обязательно найдется кто-то одинокий.

Бабушка всегда представлялась мне природной стихией, подчиняющей все вокруг своей воле. Я не могу представить, что есть на свете более моложавая старушка. Ее безграничная энергия не иссякает и сейчас, когда ей уже хорошо за семьдесят. Невероятная женщина.

Вот только сейчас она сама на себя не похожа.

Это был по-настоящему тяжелый год. Умерла одна из внучек, мама погрузилась в свое горе, затем сбежал дед… Поразительно и глупо, что я считала бабушку непоколебимой – никто бы не остался невредим, пережив столько горя. Потому она и сидит тут в одиночестве, размышляя о свидании с фанатиком Базилем. Да, дела в коттедже «Клируотер» пришли в упадок! И если бы я приезжала почаще, давно бы это заметила.

Я утыкаюсь в ноутбук. От мысли, что в понедельник я не иду на работу, мне тут же становилось тошно, стыдно и страшно. Надо делать хоть что-то, лишь бы не думать о том, как я все испортила.

Я расширяю зону поиска на сайте – здравствуйте, господа! Четыреста мужчин в возрасте от семидесяти до восьмидесяти пяти ищут любовь.

– Так, есть мысль, – говорю я бабушке. – Посмотри, в Лондоне сотни подходящих мужчин.

Она вертит в руках пустую кружку.

– Лина, говорю же, я нужна твоей маме здесь и сейчас. Я не могу уехать в Лондон.

– С мамой все будет в порядке.

– Ну да, конечно.

– Бабуль, ты как никто заслужила передышку. Расскажи лучше, почему в молодости ты рвалась в Лондон?

– Хотела изменить мир, – отвечает она, улыбаясь. – Считала Лондон центром жизни и приключений… – Она взмахивает руками. – Хотела сесть с лихим незнакомцем в такси и рвануть к нему домой. Или пройтись по Лондонскому мосту с поручением от тайной службы, и чтоб ветер играл в волосах. Хотела быть нужной и важной…

– Ты еще как всем нужна! В Хэмли без тебя никуда! Сколько раз ты уже спасала деревенский магазин от закрытия? Пять?

Бабушка смеется.

– Я и не говорю, что не сделала ничего хорошего. В конце концов, я родила твою маму, а она – вас с Карлой. Мне этого достаточно.

Я беру ее за руку.

– Расскажи, что это была за работа? Та, от которой ты отказалась ради дедушки?

Она отводит взгляд.

– Я устроилась в благотворительный фонд, который открывал молодежные центры в бедных районах. Наверняка пришлось бы перебирать бумажки и разносить кофе, но для начала можно было и потерпеть. Я даже присмотрела квартиру недалеко от того места, где ты сейчас живешь, хотя в то время жить там никто не хотел.

– Ты собиралась поселиться в Шордиче?! Я просто…

Я не могу представить, какой была бы моя бабушка, если бы согласилась на ту работу.

– …ушам поверить не можешь? – с горькой усмешкой заканчивает она.

– Бабушка, это же потрясающе! Поживи у меня! Устроим приключение в Шордиче, как ты и мечтала!

– Мэриан я не оставлю, – перебивает она. – У меня полно забот. Не могу я никуда ехать.

Опять за свое. Я же чувствую легкое возбуждение, как раньше на работе, – давно не было такого прилива сил. Бабушка обязана съездить в Лондон. Это именно то, что ей нужно.

Внезапно вспоминаю слова Би о поиске себя и обретении былой силы. Я пряталась в Лондоне, прикрываясь работой. Избегала маму. Избегала вообще всего. Теперь у меня два месяца на то, чтобы разобраться в себе. И учитывая, что я даже не могу взглянуть на дом, где умерла Карла…

Может, с этого и надо начать?

– Бабуль… А ты не хочешь поменяться? Я займусь твоими делами в Хэмли, а ты поживешь в моей лондонской квартире?

Она бросает на меня удивленный взгляд.

– Что значит «поменяться»?

– Поменяться местами. Отправляйся в свое приключение. Вспомнишь, какой была до свадьбы. А я перееду сюда. Подышу деревенским воздухом, разберусь в себе, пригляжу за Хэмли… Буду помогать маме, если понадобится.

Ох, хорошая ли это идея? Все-таки план экстремальный даже по моим меркам.

– Поменяться местами, говоришь… – Взгляд у бабушки становится задумчивыми. – И Мэриан готова помогать?

Ясно в чем дело. Вслух она этого не говорит, но ей отчаянно хочется помирить нас с мамой. Вообще-то мне кажется, что бабушка слишком потакает маминым капризам… Но если ей так будет легче…

– Конечно готова! – Я показываю ей экран ноутбука. – Смотри, четыреста джентльменов только и ждут, когда ты приедешь в Лондон.

Бабушка надевает очки и охает, глядя на экран. Но ее снова одолевают сомнения.

– Но у меня и других забот много: собрания Дозора, Ант и Дек, а еще я отвожу всех на бинго… Ты же не будешь всем этим заниматься.

Да уж, дела ответственные – нет слов! Я с трудом сдерживаю улыбку.

– Буду! Сама ведь предлагаю.

Повисает долгое молчание, пока бабушка не говорит:

– Все-таки идея странная…

– Немного странная. Но в то же время гениальная! Учти, отказ я не приму. Даже не думай спорить.

Бабушка смотрит на меня в изумлении.

– Не буду и пытаться. – Она делает глубокий вдох. – Ох! Ты правда думаешь, что я справлюсь с жизнью в Лондоне?

– Ой, бабуль! Вопрос в том, справится ли Лондон с тобой!