Помогите! Я доктор Моррис Голдпеппер

ОДИН

Четверо мужчин: Вейнрот, Макаллистер, Данбург и Смит, сидели за столом под холодным синим светом ламп. Еще один, Рорк, тихо разговаривал по телефону в углу, а другой, Фаддерман, пристально смотрел в окно на городские огни. Один из них, Хансен, еще не прибыл.

Фаддерман заговорил, не оборачиваясь. Он был старейшим из присутствующих — Большой Семерки, как их часто называли.

«Огни», сказал он. «Так много огней. Здесь, внизу». Он махнул рукой в сторону города. «Там, наверху.» Он указал на небо. «Даже с нашим хваленым знанием, — спросил он, — что мы знаем?» Он повернул голову. «Возможно, это слишком велико для нас. В свете этой проблемы, можем ли мы действительно надеяться сделать хоть что-нибудь?»

Грузный Данбург мрачно нахмурился. «Мы получили согласие наших коллег — ученых, доктор. Мы можем только попытаться.»

Стройный, красивый Макаллистер, самый молодой член правления Ассоциации, кивнул. «Эта проблема, разумеется, не хуже той, с которой столкнулся наш покойный великий коллега, бессмертный Мортон». Он указал на картину на стене. «И все мы знаем, чего он достиг». Фаддерман подошел и пожал ему руку. «Твои слова наполняют меня отвагой».

Макаллистер покраснел от удовольствия.

«Я пожилой человек, — нерешительно добавил Фаддерман. «Простите мне недостаток мужества, доктор». Он сел, вздохнул и медленно покачал головой. Вейнрот, плотный и рыжеволосый, мягко похлопал его по спине. Щеголеватый, сереброволосый маленький Смит утешающе улыбнулся ему.

Прозвучал звонок. Рорк снял телефонную трубку, щелкнул выключателем настенного интеркома. «Это штаб-квартира», — твердо сказал он.

«Прибыл доктор Карл Т. Хансен», — сообщил ему голос.

«Немедленно проводите его наверх», — приказал он. «И, Никерсон…»

«Да, доктор Рорк?»

«Не позволяйте никому больше входить в здание. Никому.»

Они сидели в молчании. Через минуту или две, они услышали приближение лифта, услышали, как двери открылись, закрылись, услышали, как лифт спустился. Твердые, тяжелые шаги приблизились; костяшки пальцев постучали по непрозрачной стеклянной двери.

Рорк подошел к двери и произнес: «Добросовестный и усердный ученый…»

«… должен оставаться вечным учеником», — закончил цитату низкий голос.

Рорк отпер дверь, выглянул в коридор, впустил Хансена, запер дверь.

«Я прибыл бы сюда раньше, но помешала другая чрезвычайная ситуация», — сказал Хансен. «Известный политический деятель — порядочность не позволяет мне быть более конкретным — страдал от внутриротового кровотечения вследствие ссоры с женщиной, которая осталась безымянной, но, парни, она была вооружена до зубов! Так называемый специалист, джентльмены, с офисом на Парк-авеню, как он сказал, «прижал» марлевым тампоном. Я просто использовал немного Гельфоума [1] в качестве коагулянта, и кровотечение почти сразу прекратилось. Когда же люди научатся, джентльмены?»

Слабые улыбки заиграли на лицах собравшихся ученых. Хансен занял свое место. Рорк наклонился и поставил два записывающих устройства на стол, включив их оба. Лица мужчин стали серьезными, помрачнели.

«Это экстренное заседание Руководящего Комитета Исполнительного Комитета Американской Ассоциации Дантистов, — сказал Рорк, — призванное обсудить меры по рассмотрению дела доктора Морриса Голдпеппера. Одна запись будет храниться в сейфе Чейз Манхеттен Бэнк в Нью — Йорке; другая будет аналогичным образом храниться в сейфе Уэллс Фарго и Юнион Траст Компани Бэнк в Сан — Франциско. На этом собрании присутствуют доктора Рорк, Вейнрот и Смит — президент, первый и второй вице-президенты, соответственно, Фаддерман — бывший президент, Макаллистер — информирование общественности, Данбург — юридический отдел и Хансен — политика.»

Он оглядел напряженные лица сидящих.

«Доктора, — продолжал он, — я думаю, что вполне могу сказать, что человечество на данный момент столкнулось с огромной опасностью, и злая шутка заключается в том, что не у инженеров или астрономов, не в медицине, ни в ядерной, ни какой — либо другой физике, человечество должно теперь искать спасения — но только у дантистов!»

Его голос усилился. «Да, у практиков того, что стало, пожалуй, наименее уважаемой из всех изучаемых наук! Это поистине иронично. При подобных обстоятельствах мы можем вспомнить комментарии ныне покойного профессора Эрнеста Хутона, антрополога из Гарварда, который с печалью наблюдал, как его прославленный Университет вместо того, чтобы как следует помогать своему Зубоврачебному Колледжу, обращался с ним — и я точно цитирую его слова: «Как с паршивым псом». Его голос задрожал.

Приятное лицо Макаллистера залилось краской гнева. Вейнрот зарычал. Кулак Данбурга ударил по столу и остался там, крепко сжатый. Фаддерман испустил тихий слабый вздох.

«Но довольно об этом. Мы не завистливы и не мстительны», — продолжал президент Рорк. «Мы уверены, что история „в далеком будущем“ покажет, как в этот опасный момент скромные и немногочисленные последователи стоматологической науки распознали и оценили ситуацию, и встали плечом к плечу на крепостных валах!».

Он утер лоб бумажной салфеткой. «А теперь я призываю нашего любимого бывшего президента доктора Сэмюэля И. Фаддермана начать обзор невероятных обстоятельств, которые привели нас сюда сегодня вечером. Доктор Фаддерман? Будьте так добры…»

Знаменитый Старейшина А.А.Д. медленно кивнул. Он сплел свои пальцы и поджал, а затем разжал губы. Наконец он заговорил тихим и мягким голосом.

«Мое первое замечание, собратья, и я прошу снисхождения. Моррис Голдпеппер не виноват!»

«Позвольте мне немного рассказать вам о нем. Голдпеппер-ученый не нуждается в представлении. Кто, к примеру, не читал его «Билатеральный вертикальный инсульт и его влияние на характер прикуса» или его «Методика, планирование, сборка и пломбирование стационарного моста из 14 блоков» — назову только две его работы? Но я буду говорить о Голдпеппере-человеке. Ему сорок шесть лет, и он с отличием отслужил в стоматологическом корпусе ВМС США во время Второй Мировой войны. Он овдовел вскоре после окончания войны. Рэй — покойная миссис Голдпеппер, земля ей пухом — часто говорила: «Морри, если я уйду первой, пообещай мне, что ты снова женишься», но он считал это шуткой; и, как вы знаете, он этого не сделал.»

«У них был один ребенок, дочь Сюзанна, очень милая девушка, теперь замужем за доктором Шелдоном Фингерхатом, доктором стоматологии. Мне не нужно рассказывать вам, собратья, как гордился наш коллега, когда его единственное дитя вышло замуж за этого замечательного юного представителя нашей профессии. Фингерхаты в настоящее время живут на Анбалупи, одном из островов Микронезии, входящих в подопечную территорию Соединенных Штатов, где доктор Шелдон обучает туземцев зубной гигиене, санитарии и протезированию».

Доктор Хансен спросил: «Они знают о…»

«Зять знает кое — что об этом вопросе», — ответил старик. «Он не счел нужным сообщить своей жене, которая находится в деликатном положении и ожидает скорых родов. По его предложению я писал — или, точнее, печатал — письма, якобы приходившие от ее отца, на его бланках, под тем предлогом, что он сильно обжег пальцы на бунзеновской горелке, когда прокаливал петлю нового типа для зубных протезов и следовательно, не может держать ручку». Он отхлебнул воды из стакана.

«Несмотря на свои огромные научные достижения, — продолжал доктор Фаддерман, — у Морри внутри имелась непрактичная жилка. Я часто заходил к нему в холостяцкие апартаменты в отеле «Дейвенпорт» на Уэст-Энд-авеню, куда он переехал после свадьбы своей дочери, и я находил его погруженным в чтение материалов эскапистского толка — историй охотников на крокодилов с Малайского полуострова, или журналов, посвященных межпланетным войнам, или сборников рассказов о вампирах и оборотнях и подобных суевериях.»

«Морри, — говорил я с упреком, — что за способ проводить свое свободное время. Разве это того стоит? Разве это разумно? Поверь, лучше бы ты посещал бассейн или гандбольную площадку в Y. Или, замечал я ему, если ты желаешь читать, то почему игнорируешь богатые сокровища литературы: Шекспира, Раскина, Элберта Хаббарда, Эдну Фербер и прочих? Зачем убегать в эти незрелые фантазии? Сперва он только улыбался и цитировал высказывание: «О вкусах не спорят».

Последовавшее за этим молчание нарушил молодой доктор Макаллистер. «Вы сказали», — произнес он, — «сперва».

Старый доктор Фаддерман вынырнул из своих воспоминаний. «Да, да. Но в конце концов он рассказал мне правду. Он ничего не скрывал.

Затем собравшиеся ученые — стоматологи узнали, что тот же доктор Моррис Голдпеппер, который не один, а целых три раза подряд был награжден медалью доктора Александра Пибоди за Новые Достижения в Зубном Протезировании, был одержим идеей, что в других мирах существует жизнь, что в скором времени будет возможно достичь этих других миров, и что он сам хотел быть среди тех, кто отправится туда.

«”Ты понимаешь, Сэм?“ спрашивал он меня», — сообщил Фаддерман. «Понимаешь ли ты, что очень скоро это больше не будет проблемой топлива или даже металлургии? Что подводные лодки, способные плавать недели и месяцы без всплытия, предвещают возможность путешествовать в безвоздушном пространстве? Главная проблема теперь заключается в том, чтобы найти способ построить пусковую платформу, способную выдержать давление в несколько миллионов фунтов». И его глаза засверкали.

Доктор Фаддерман с добродушным сарказмом поинтересовался, почему же некий человек рассчитывает, что его возьмут туда. Ответ был следующим: любая межпланетная экспедиция сочла бы необходимым взять с собой дантиста, в качестве врача, и что он — доктор Голдпеппер — намерен стать этим дантистом!

Рука доктора Вейнрота с треском хлопнула по столу. «Клянусь громом, этот человек имеет мужество!»

Доктор Рорк посмотрел на него с ледяным упреком. «Я буду весьма обязан, — сухо сказал он, — если впредь не будет никаких эмоциональных всплесков».

Лицо доктора Вейнрота обмякло. «Прошу прощения у Комитета, господин президент», — сказал он.

Доктор Рорк любезно кивнул, показав жестом, что доктор Фаддерман может продолжать говорить. Старик достал письмо из кармана и положил его на стол.

«Это пришло ко мне, как гром среди ясного неба. Оно датировано 8 ноября прошлого года. Пропуская формальное приветствие, оно гласит: «Наконец — то я молча стою на пике Дариена» — литературная отсылка, джентльмены, к предполагаемому открытию Кортесом Тихого океана; на самом деле это был Бальбоа — моя великая мечта вот — вот осуществится. Вскоре я вернусь, чтобы рассказать вам об этом, но, прямо сейчас, я не могу сказать. Творится история! Да здравствует Наука! Искренне ваш, Моррис Голдпеппер, доктор стоматологии»

Он передал письмо по кругу.

Доктор Смит спросил: «Что вы сделали, получив это сообщение, доктор?»

Доктор Фаддерман сразу же взял такси до Уэст-Энд-авеню. Портье в отеле вежливо сообщил ему, что человек, которого он искал, уехал в отпуск на короткий, но неизвестный точно срок. Никаких дополнительных сведений не было. Первой мыслью доктора Фаддермана было, что его юный друг получил какую — то должность в правительственном проекте, который он не мог обсуждать, и его собственный патриотизм и чувство долга, естественно, не позволили ему предпринять расследование.

«Но я впервые начал, — сказал Старейшина американской Стоматологии, — читать о космических путешествиях. Я удивлялся, как мужчина 46 лет может надеяться быть выбранным среди молодых людей».

Доктор Данбург впервые заговорил. «Размер», сказал он. «Каждая унция будет учитываться в космическом корабле, а Моррис был славным маленьким парнем».

«Но с сердцем льва», тихо сказал доктор Вейнрот. «Мили, мили и мили сердца».

Другие мужчины кивнули, отдавая ему должное.

Но время шло, год приближался к концу, он не получал ни слова от своего друга, и доктор Фаддерман начал беспокоиться. Наконец, получив письмо от Фингерхатов, в котором говорилось, что им тоже ничего неизвестно, он начал действовать.

Он понял, что навряд ли правительство планировало включить дантиста в этот предполагаемый проект без связи с А.А.Д., и он поинтересовался у нынешнего президента доктора Рорка, знает ли он о таком проекте или о местонахождении пропавшего без вести. Ответ на оба вопроса был нет. Но, узнав о причинах беспокойства доктора Фаддермана, он связался с полковником Лемнелом Коггинсом, главой Стоматологического корпуса ВВС США.

Полковник Коггинс сообщил ему, что ни имени, ни описания доктора Голдпеппера не было связано с каким-либо подобным проектом, и что на самом деле любой подобный проект все еще, как он выразился, «все еще находится на чертежной доске».

Доктора Рорк и Фаддерман, несмотря на все свои опасения, не решались сообщить об исчезновении доктора Голдпеппера. В конце концов, он заранее заплатил за квартиру, офис и лабораторию. Он был зрелым человеком с весьма развитым интеллектом и, вероятно, понимал, что делает.

«Именно в этом пункте, — сказал доктор Данбург, — я появляюсь в картине. 11 января мне позвонил доктор Милтон Уилсон, у которого есть офис на 19‑й Восточной улице, рядом с небольшой лабораторией, в которой он занимается протезированием. Он сказал мне, с большой долей сомнения, что произошло нечто чрезвычайно странное, и спросил меня, не знаю ли я, где находится доктор Моррис Голдпеппер…

Утром 11 января в кабинет доктора Уилсона вошел пожилой мужчина с любопытным иностранным акцентом, назвался Смитом и пожаловался на верхнюю пластину. Он чувствует себя некомфортно, сказал мистер Смит, и это раздражает небо его рта. С некоторой неохотой он позволил доктору Уилсону осмотреть его рот. Это стало понятным, потому что внутренняя часть его рта была синей. Десны были полностью беззубыми, очень твердыми, почти ороговевшими. Сама пластина —

«Вот этот протез», — сказал доктор Данбург, положив ее на стол. «Доктор Уилсон снабдил его другим. Вы видите отверстия на верхней или небной поверхности. Они были покрыты тонким слоем гуммиарабика, который вскоре, разумеется, почти полностью стерся, в результате чего раздражалось небо рта. Это было настолько необычно, что доктор Уилсон — как только его пациент, так называемый мистер Смит, ушел — разломал странно сделанный протез, чтобы выяснить, почему были сделаны отверстия. В качестве главы Юридического департамента Ассоциации, — заявил доктор Данбург, — я сталкивался с некоторыми необычными случаями, но не с таким».

Это был маленький кусочек белого гибкого вещества, покрытого крошечными черными линиями. Данбург поднял большое увеличительное стекло.

«Вы можете осмотреть эти объекты, доктора, — сказал он, — но, если я прочитаю вам увеличенную фотокопию о последнем из упомянутых, это сохранит ваше зрение». Природа материала, способ написания или уменьшение написанного до таких размеров, нам неизвестны. Это может быть нечто вроде микрофильма. Но это неважно. Важно содержание написанного — написанного предостережения.

«Ни разу с тех пор, как доктор Мортон, молодой бостонский дантист, осуществил использование серного эфира в качестве анестезирующего средства, ни один представитель нашей благородной профессии не открывал ничего, даже отдаленно схожего по важности; а, пожалуй, и прежде тоже.

Он вытащил очки из футляра и начал читать вслух.