20

«Держись, держись». Ник мысленно произносил эти слова, когда с Джорджианой на руках поднимался по лестнице в рабочую комнату. Она подставила себя под пулю, предназначенную ему. Сознательно. Она рисковала своей жизнью. Это означало, что его жизнью она дорожила больше, чем своей собственной.

Он никогда не был так смущен, потому что такое с ним случилось впервые. В прошлом обычно он сам спасал людей — свою мать, сестру, даже Джоселина. А теперь Джорджиана спасла его, и он не знал, что думать.

Смахнув книги и бумаги со стола в рабочей комнате, он осторожно положил ее на стол, взял подсвечник и поставил его возле Джорджианы, прижавшей руку к ране. Она лежала тихо, кусая нижнюю губу. Глаза ее были закрыты.

— Держись, голубка. Убери руку, я посмотрю, что там у тебя.

Она осторожно отняла руку от раны. Подавив страх перед тем, что он мог увидеть, Ник поднял разорванные края корсажа. Пуля прошла сквозь плоть между двумя ребрами, но рана была неглубокой. Он вздохнул с облегчением, достал платок и осторожно накрыл им рану.

— Она ужасная? — спросила Джорджиана дрожащим голосом.

— Нет, голубка. Всего лишь царапина. — Он наклонился и поцеловал ее в губы, заставив ее открыть глаза. Они блестели невыплаканными слезами.

Она сморщилась:

— Царапина. Как хорошо.

— Ты не очень хорошо выглядишь, голубка. Отдохни немного, а потом я отнесу тебя в твою комнату и позову врача.

Ему не понравилось то, что она вдруг сильно побледнела, а когда она начала тихо плакать, он забеспокоился.

— Что случилось?

— Бедный, бедный Людвиг. Бедный Трешфилд. Если бы он не выдумал эту сказку о том, что он отдаст коллекцию мне, то они бы не… они бы не…

— Черт возьми, этот старый лжец сам виноват, а Людвиг едва не убил нас!

— Где леди Августа?

— Сбежала, голубка. А теперь помолчи. — Она сумела подавить слезы, но сморщившись, сказала:

— Вы все правильно говорили.

— О чем?

— Перила на балконе, кабриолет. Все это не было случайностью.

— Правильно, голубка, но мы, возможно, уже никогда не узнаем, приложил ли Людвиг к этому руку. Лично я по-прежнему считаю, что за все эти маленькие инциденты должен нести ответственность чертов Эвелин Хайд. А это значит, что теперь можно ни о чем не беспокоиться, так как этот ублюдок получил свой титул.

Прикусив губу, Джорджиана с трудом удержала подступившие слезы.

— Можем не беспокоиться.

— Слушай, голубка, я же сказал, чтобы ты помолчала. Ты только расстраиваешь себя разговорами.

Ник сжал ее руку. Потом он нашел кувшин с водой, попробовал воду, опасаясь, что Людвиг мог отравить ее, как и вино, налил стакан и принес Джорджиане. Он помог ей поднять голову и поднес стакан к ее губам. Она сделала несколько глотков, потом оттолкнула стакан и опустила ресницы, так что он не видел ее газ.

— Не беспокойтесь, мистер Росс. Я не собираюсь извлекать выгоду из этого положения. Вам не придется жертвовать собой потому, что я имела глупость получить ранение.

Он поставил стакан и сдвинул брови.

— Что ты имеешь виду под словами «жертвовать собой»?

— Вы можете не жениться на мне.

Он молчал, переживая еще одно потрясение. Джорджиана думала, что она не нужна ему. Неужели она все время так думала и как могла она вообразить такое?

— Но ты сама думала, что я недостоин тебя, что я — окончательно испорчен Сент-Джайлзом и прочее.

Джорджиана открыла глаза, полные удивления и боли. Рука его по-прежнему поддерживала ее голову. Она попыталась подняться, но, охнув, снова уронила голову.

— Глупый, — сказала она и потеряла сознание.


Через неделю после убийства Людвига, Ник в сопровождении Пертуи ехал верхом по холмам, образующим одну из границ поместья Трешфилда. Целью их поездки была ротонда, блестящее белое каменное здание не вершине холма, возвышающееся над домом, парком и лесом. Стройные колонны поддерживали высокий купол, на котором красовалась статуя крылатого Меркурия. Под куполом имелась оптическая труба, предназначенная для развлечения графских гостей.

Ник пустил лошадь шагом вверх по склону, обернулся и бросил мрачный взгляд на своего слугу. Поехать туда его уговаривал Пертуи, сказав, что он уже целую неделю слоняется без дела по дому, чем еще больше угнетает семью, и без того измотанную треволнениями последних дней. Нику было все равно, куда ехать.

После того как Ник отнес Джорджиану в ее комнату и оставил на попечение домашнего врача, ему пришлось стать свидетелем и участником расследования обстоятельств смерти Людвига. Он отвечал на вопросы констеблей, мирового судьи, коронера и даже королевского адвоката и министра внутренних дел. Все они видели в его незнатном происхождении вескую улику и склонны были считать его виновным в смерти Людвига.

Ясность в дело внесла Джорджиана: она объяснила все королевскому адвокату, представ перед ним в гостиной с бледным лицом, но с величественным видом. Затем, сославшись на слабость после ранения, она удалилась в свои покои. Кроме леди Лавинии, она никого не желала видеть, в том числе и Ника. От ее отца пришло несколько встревоженных посланий, требующих объяснений и возвращения дочери.

Леди Августу снова отдали под постоянный присмотр целого персонала сиделок, которые не спускали с нее глаз ни днем, ни ночью. В конце концов аристократичный королевский адвокат послал к Нику скромного констебля, который передал ему, что смерть Людвига, дабы не причинить зла леди Джорджиане и леди Августе, будет признана несчастным случаем. О Нике они и не думали.

Ник, пребывавший все это время в душевном смятении, очень хотел поговорить с Джорджианой, но она, казалось, не желала с ним разговаривать. Он несколько раз просил позволения навестить ее, но ему было отказано. Ему оставалось только с волнением ожидать встречи с ней. Он все еще не мог поверить, что она любит его и любит настолько, что готова бросить вызов обществу и выйти за него. Он боялся, что если он спросит ее об этом, то она ответит так, как должна ответить дочь герцога. Но как бы там ни было он по-прежнему считал, что не должен позорить ее и Джоселина.

Спешившись на вершине холма, Ник отдал поводья Пертуи и медленно подошел к ротонде. Под куполом возле оптической трубы стояли железные стулья и стол. Ник опустился на стул, скрестил руки на груди и опустил голову.

— Ну, зачем ты привел меня сюда?

— Что, сэр? — спросил Пертуи, который принес с собой корзину.

— Для чего мы пришли сюда?

Ноздри Пертуи затрепетали, и он положил корзину на стол.

— Чтобы пообедать на свежем воздухе, сэр.

— Не думаю, что у меня даже здесь появится аппетит.

Пертуи вздохнул.

— Возможно, сэр отвлечется от своих проблем, если мы обсудим взгляды Платона на тиранию, изложенные им в его «Республике».

— У меня от этого разболится голова, — огрызнулся Ник.

Пертуи вытащил из корзины белоснежную скатерть и встряхнул ее. Полотно с хлопком распрямилось и вздыбилось на ветру. Ник мрачно посмотрел на скатерть, встал и подошел к оптической трубе. Пертуи уже научил его пользоваться ею. Он закрыл один глаз и настроил трубу. Потом он навел ее на дом и отыскал балкон и окна комнаты Джорджианы, однако заглянуть в них он не мог. Сельская местность вокруг него купалась в золотых лучах осеннего солнца. Опустив немного конец трубы, он осмотрел террасу, лужайки, озеро и рыбацкий павильон.

Он уже наводил трубу на лес, когда на глаза ему попалось что-то черное. Он снова посмотрел на озеро, на венецианский мост, соединяющий его берега. Его закругленные своды уходили в гладкую синюю водную поверхность. По мосту шла Джорджиана и еще кто-то Рука его дернулась, и он потерял из виду пару и сопровождавшую их пожилую женщину, тетю Лавинию. Он выругался и быстро завращал ручку настройки. Когда изображение стало четким, он увидел, что Джорджиана идет с высоким, элегантно одетым молодым человеком с золотистыми волосами.

— Черт возьми, это же Даллас!

— Сэр? — спросил Пертуи.

— Что, черт возьми, здесь делает Даллас Мередит?

— А, мистер Мередит.

Ник резко повернулся и пристально посмотрел на слугу.

— Ты знаешь Мередита?

— Если бы эти последние несколько дней сэр был бы склонен к разговорам, то я мог бы сообщить ему о предстоящем приезде мистера Мередита.

— Тогда скажи сейчас, черт бы тебя побрал! Что он делает здесь?

— Сэр, вероятно, удивится, узнав, то мистер Мередит является членом семьи, то есть рода Хайдов. Очень давно дед мистера Мередита, младший брат старого Трешфилда, был сослан в колонии после одного неприятного происшествия, связанного с его страстью к азартным играм. Он поменял имя и нажил состояние в Америке. В связи с безвременной кончиной Людвига Хайда и так как у лорда Эвелина нет других детей, мистер Мередит является теперь наследником Трешфилда.

— Черт возьми. Скрытный ублюдок. — Ник вернулся к трубе. Джорджиана и Даллас теперь находились на мосту, и Даллас стоял слишком близко к ней. — Слишком близко, черт его побери, — пробормотал Ник, оттолкнул трубу и повернулся к Пертуи. — Забудь об обеде, Пертуи, я собираюсь…

Он умолк, потому что увидел группу всадников, поднимающихся по склону холма. Пятеро из них явно чувствовали себя неудобно в седле и несмотря на дорогие костюмы для верховой езды, были похожи на завсегдатаев пивных на лондонской пристани. Шестым был герцог Клермонтский, отец Джорджиаыы.

Хотя Ник редко встречался с герцогом, он сразу узнал его по изумрудным глазам и по отличной военной выправке, которую унаследовал Джоселин. Джорджиане достались от него высокий рост и ярко-зеленые глаза, только ее глаза светились добротой, чувством и любопытством, в то время как герцог взирал на мир и людей с холодным безразличием человека, уверенного в своем превосходстве.

Ник спустился по лестнице ротонды, чтобы встретить его светлость, когда тот сошел с лошади и бросил поводья одному из своих людей. Герцог приблизился к Нику, завел руки за спину и широко расставил ноги. В этой позе он так напомнил ему Джоселина, что Ник растерялся.

— Я искал тебя, — сказал герцог без всяких предисловий.

— Здравствуйте, ваша светлость. Я не знал, что вы приехали в Трешфилд-хаус.

— Никто об этом не знает, Росс. Я приехал на своей личной дрезине, получив письмо от нового графа.

— Понимаю. Старый Трешфилд и Людвиг…

— Меня не интересуют Трешфилд или Людвиг, — громко сказал герцог. — Почему вы лезете к моей дочери, сэр?

Лицо Ника приняло бесстрастное выражение.

— Я не знаю, что вы имеете в виду. Что вам написал Эвелин?

— То, что вы повсюду таскаетесь за моей дочерью, как кобель за сукой, и что вы долго были с ней наедине.

Ник молчал. Герцог повернулся и отдал стек одному из своих людей, снял перчатки и снова взял его. Потом начал ходить вокруг Ника, словно осматривал лошадь перед покупкой.

— В прошлом я раз или два вытерпел ваше присутствие в моем доме, потому что не мог заставить Джоселина отвязаться от вас, но ей-богу, сэр, я не позволю вам таскаться за моей дочерью и погубить ее. Лавиния должна была спровадить вас, но, видимо, она совсем лишилась разума. Ею я займусь позднее. А вы, сэр, немедленно покинете Англию. Возвращайтесь в Техас, где, я уверен, вы прекрасно будете чувствовать себя среди варваров.

Ник предполагал такой ход событий, но то, что от него хотели избавиться, как от кучи навоза, привело его в ярость. Может быть он недостаточно хорош для Джорджианы, но это ему решать, а не этому чертову герцогу.

— Я уеду, когда буду готов к отъезду, герцог, и выберу ту женщину, которая мне по душе, возможно и Джорджиану.

Герцог побагровел и подошел ближе к нему.

— Вы должны называть мою дочь ее светлостью, жалкий вы человечишка. Лорд Эвелин написал, что вы зазнались и даже позволяли себе прикасаться своими грязными руками к моей… — Герцог умолк, посмотрел на своих людей и заговорил тише: — Если вы думаете, что я буду стоять в стороне, в то время как вы пытаетесь осквернить мою дочь, то вы глупец.

— Черт возьми, — прошептал Ник. — Вы беспокоитесь совсем не за Джорджиану, не так ли? Вас пугает то, что я могу испачкать чистую линию вашего рода. Вы беспокоитесь только о себе и своем положении. Вы с Эвелином два сапога пара. Я не желаю вас слушать. Идите и разговаривайте с теми, кто придает значение вашим словам и мыслям. Я не из их числа.

Ник повернулся, чтобы уйти, а герцог поднял стек и со словами «Не имеет смысла урезонивать простолюдина» с размаху ударил им Ника по затылку.

Ник почувствовал острую боль; колени его подкосились. Пертуи закричал и бросился на помощь Нику, но его остановили двое людей герцога.

Герцог отошел в сторону и вытер о траву окровавленный стек.

— Снид, ты знаешь, что делать.

Снид, огромный мужчина со сломанным носом и увесистыми кулаками, достал из-за пояса пистолет и двинулся к Нику. Ник повернулся к нему и попытался встать на ноги, однако Снид достиг его, когда он еще стоял на одном колене, и ударил кулаком в челюсть. Голова его наполнилась болью.

Ник размахнулся и нанес удар Сниду в живот. Тот хрюкнул, сжал одной рукой запястье Ника и поднял рукоятку пистолета над его головой. Ник попытался увернуться от удара, но мужчина, дернув его за руку, заставил его потерять равновесие и нанес ему удар. Он почувствовал, как рукоятка пистолета пробила его череп. Страшная боль прошла через его голову и вонзилась в сердце. Он был уверен, что оно перестало биться, перед тем как упал на землю и потерял сознание.


Герцог был занят тем, что надевал лайковые перчатки, и даже не взглянул на схватку. Снид выпрямился, возвышаясь над распростертым телом Ника, и посмотрел на своего хозяина. Герцог подошел к оптической трубе и посмотрел в нее. Снид пошел за ним.

Наведя трубу на стаю уток возле озера, герцог сказал:

— Я думал. Нет смысла отправлять мистера Росса обратно в Техас. Он снова вернется сюда. Нужно найти другое, более действенное средство.

— Ваша светлость хочет, чтобы я удавил его, прежде чем он придет в сознание?

— Да нет же, тупица. Я не потворствую убийству. К тому же такого богатого человека, как этот приятель моего сына, могут начать разыскивать.

Густые брови Снида сдвинулись, и он попытался придумать более действенное средство, однако Бог обделил его способностями к творчеству. Герцог навел трубу на дальние холмы.

— Я думаю, мистер Росс должен вернуться в трущобы, из которых он вышел. Найди в Уайтчепеле подходящий притон курильщиков опиума и оставь его там. Пусть его продержат там столько, чтобы он и часу не мог прожить без этого зелья, а потом отпустят. Пошли его слугу за его вещами. Он вернется к дрезине после того, как сообщит Трешфилду, что Росс решил покинуть страну. Объясни ему, что жизнь его хозяина будет зависеть от его поведения. Ты можешь посадить мистера Росса на клипер, отправляющийся в Индию или Китай.

— Да, ваша светлость.

Герцог оставил трубу, взял со стола стакан с вином и начал пить маленькими глотками, в то время как его люди перекинули Ника поперек седла и привязали его к лошади. Потом герцог сел на свою лошадь и подъехал к Нику, голова которого зашевелилась. Герцог вытащил сапог из стремени и нанес удар. Голова Ника упала, и тело его снова обмякло.

Клермонт вздохнул и похлопал стеком по боку своей лошади.

— Ужасно утомительное дело.

Загрузка...