На спутнике «Варяг» был оставлен на несколько недель — и за всё это время делегацию ромеев побеспокоили только раз. По внешней связи с Орловым снова говорил раскосый адмирал — если, конечно, звание его звучало так: ни Орлов, ни кто-либо другой на корабле об этом точно судить не мог.
Всё так же на языке жестов Орлов спросил, когда они смогут поговорить о сотрудничестве двух народов с правителем здешней страны — и получил ответ, что местный император не говорит на языке дикарей.
Орлов проглотил укол и ответил, что кто-то, хоть бы и тот же генерал, мог бы осуществлять перевод. Сам он чувствовал себя весьма неуютно — лишённый всех красок родного языка, вынужденный ограничиваться лишь простейшими жестами. Правда, на помощь приходили аллегории. Так, когда генерал сказал, что для его народа было бы удобнее провести переговоры здесь, на спутнике, которому Орлов присвоил название Титан, граф, хотя и понимал причины подобного беспокойства, показал на пальцах:
«Птица в клетке не поёт». Ему не только хотелось самому увидеть чужой мир, но и было необходимо оценить его реальный культурный и экономический потенциал.
Генерал помрачнел.
«Это требует размышлений», — ответил он.
«Раздумья идут на пользу любому делу», — согласился Орлов, хотя ему и не хотелось торчать на Титане ещё несколько недель.
Спутник, помимо терраформированной зоны, окружавшей их, никакими удобствами не обладал. Здесь не было ни жилищ для людей, ни достаточного количества свежей воды и еды, чтобы прокормить полторы тысячи человек, а запасы «Варяга» стремительно продолжали иссякать.
«На Тауроне уже наступает лето, — думал капитан, стоя у самой границы заповедника и наблюдая, как прямо перед носом у него разбивается о невидимую преграду метановый дождь. — И в садах сейчас зацветает сирень».
Впрочем, к концу недели посредники Сина обеспечили его занятием более содержательным, чем любование дождём: как-то утром над «Варягом» завис небольшой корабль с загнутым носом и торчащими из бортов трубами дул. Один из его шлюзов открылся, и на поверхность Титана был отправлен странного вида шлюп — никто на Варяге таких никогда не видел. Корма корабля была очень широкой и высоко поднятой. Нос же, наоборот, был низким, но тоже широким — почти прямоугольным. Ксению удивили паруса — на каждой из пяти мачт шлюпа словно бы был раскрыт большой веер. На корме располагался румпель, которым управляли, судя по всему, из рубки. Ксения не могла не заметить так же, что у судна нету киля — а значит, вряд ли оно могло бы странствовать по Ветрам. Шлюп доставил несколько бамбуковых ящиков.
Когда корабль улетел, и ромеи осторожно открыли ящики, внутри оказались книги и свитки, испещрённые множеством крючковатых значков, которые никому не говорили здесь ничего, и несколько бамбуковых шкатулок с россыпями драгоценный камней.
Поначалу подарок этот привёл Орлова в замешательство. Он, конечно, понимал, чего от него хотят, но вовсе не рассчитывал заниматься расшифровкой чужого, настолько непохожего на ромейский язык.
— В следующий раз надо будет взять в экспедицию специалиста по языкам, — сказала Ксения, задумчиво покручивая в руках одну из шкатулок — которую никому из ромеев открыть так и не удалось.
— Не поворачивать же теперь назад… — Орлов сел на стул рядом с ней, почти касаясь девушки плечом.
— Это первый опыт. Кочевников было легко убедить использовать наши языки.
— Когда-нибудь и Сина будут говорить как мы, — Орлов наклонился, так что грудь его коснулась спины девушки, обдавая её теплом. — Не могу понять, что это за драгоценности… Они пытаются показать, что могут дать нам на обмен?
— Не знаю, — Ксению, напротив, камни совсем не взволновали, а вот золотая коробочка, украшенная красной росписью, никак не давала покоя. Понять её назначения — или способа использования — она никак не могла.
Наконец, когда она уже готовилась опустить её на стол, палец девушки случайно скользнул по одному из символов, и на боку коробочки загорелся красный огонёк.
— Та-ак. — протянул Орлов, отбирая у неё предмет и поднося к уху, — надеюсь, это не тактическая мина.
— Вряд ли мы могли настолько их напугать. Если бы они хотели убить нас — то приняли бы бой.
Орлов с насмешкой посмотрел на неё.
— Ваше благородство иногда делает вас похожей на сказочную принцессу, — сказал он. Ксения покраснела.
— Не люблю принцесс, — сказала он, — они все бездельницы.
— Я, конечно же, не это имел в виду, — Орлов не сдержал улыбки и кончиками пальцев одной руки провёл по её щеке, — просто для рыцаря без страха и упрёка вы слишком юны и хрупки.
Ксения тоже улыбнулась краешком губ, и в глазах её замерцал мечтательный огонёк.
— Я могла бы быть вашим оруженосцем.
— Боюсь, что… — Орлов не успел договорить, потому что индикатор замигал, привлекая их внимание к себе, — тут какая-то щель, — произнёс Орлов — такая маленькая, что трудно разглядеть. Ну-ка… — Он взял один из камешков и вдавил его в маленькую дырочку. Внутри коробочки что-то зашевелилось, и через пару секунд над ней появилось изображение — конь, перечёркнутый витиеватым крючком. Оба ромея вздрогнули, когда раздался скрипучий голос:
— Ма.
Орлов и Ксения переглянулись, начиная понимать. Орлов поставил шкатулку на стол и стал ждать. Через несколько секунд изображение сменилось, теперь перед ними висел небольшой домик с загнутыми кверху крыльями крыши, и тот же голос произнёс:
— Тёсан-дзу.
Картинки стали сменяться одна за другой, а капитан и его помощница завороженно смотрели на них.
— Отлично, — произнёс Орлов, не зная, радоваться ему или прийти в бешенство.
— Словарь. Всё в наших руках.
Язык Сина изучению поддавался с трудом. Слова походили одно на другое, но к этому ещё можно было привыкнуть — количество же сопровождавших их символов во всех тонкостях их начертания время от времени приводили в расстройство даже Ксению.
— Почему это должен делать я! — не выдержал как-то спустя пару недель Орлов.
Ксения с удивлением подняла на него глаза.
— Вы же… Разве вы не хотели увидеть иные миры?
Орлов замолк, растерянно глядя на неё. Ксения, конечно, была права. Однако капитан скорее воспринимал свою миссию как ссылку, чем как увлекательное путешествие, и потому от кипевшей внутри злости избавиться не мог.
К середине следующего месяца, однако, оба уже худо-бедно проводили небольшие диалоги на языке Сина между собой. Остальных членов экипажа в процесс изучения пока решили не вовлекать: в первую очередь именно Орлову предстояло служить послом, а Ксения, в случае необходимости, должна была его подменять.
Если первое Орлов считал необходимым потому, что не мог позволить себе выпустить ниточку, связывающую ромеев и Сина, из собственных рук, то второе, хотя и противоречило немного уставу — капитан или его помощник должны были всегда оставаться на мостике и управлять кораблём — но казалось ему честным. Слишком горели глаза Ксении, когда они заводили разговор о том, как мог выглядеть этот мир изнутри.
Возможность увидеть его собственными глазами представилась им ещё через пару недель, когда Орлов приказал самостоятельно выйти на связь и на ломаном языке Сина, обильно используя аллегории, что позволяло немного скрасить вынужденное косноязычие, объяснил, что им хотелось бы начать переговоры, а на корабле заканчивается еда. Последнее было преувеличением — но Орлов решил немного подогнать своих неторопливых собеседников.
Генерал Сина поупирался немного — очевидно, чтобы показать, что уговорить его не так легко — но в конце концов дал добро на то, чтобы под его присмотром к планете был направлен ромейский шлюп.
Ещё с воздуха они увидели город, широко раскинувшийся на севере огромной, под стать всей это планете, равнины. Окружённый километрами стен, он стоял недалеко от подножий скалистого хребта, который, как узнали они из предложенных им записей, назывался Ляоси. Сам же город мелькал в словарях множество раз с различных сторон и имел множество имён — то переводчик называл его Цзы, то Дасин, то Бэйезин и Бэйнин. Орлов выбрал для себя название Цзы. Ксении предпочитал Дасин.
Из тех же свитков, посвящённых по большей части истории народа Сина, который неизменно именовался Великим, узнали капитан с его первой помощницей о многочисленных императорах, возводивших здесь стены, святилища и дворцы.
Стены города, по приказу одного из них, были одеты кирпичом, а до того защитой столице много веков служили насыпные валы.
Много раз город подвергался разрушению и возводился опять. Так император Хабилай несколько сотен лет назад из одного лишь каприза распорядился снести столицу по корень и выстроить опять. Повеление выполнили с той священной покорностью, с которой подданные Сина выполняли приказы всегда. Очередная перестройка принесла столице и новое имя — Дайду.
Но, несмотря на все разрушения, Дасин продолжал хранить память веков. Планировка его оставалась такой же, как и три тысячи лет назад — улицы, прямые точно копья, пронзали Цзы Сина от края до края.
Дасин делился на две части: Закрытый город и город Приближенных. Обе половины окружали кольца стен.
В Закрытом городе, в свой черед, находилось ещё два — город Полярного Дракона и Цивей.
В Закрытом городе улицы были широкими и такими же прямыми, какими здесь они были везде — шли они строго с юга на север и с запада на восток.
Вдоль главных из них протянулись ряды искусных строений, окружённых зелёными садами. В переулках же стояли постройки, которые вообще не могли просматриваться, все их прятали от чужих глаз глухие ограды.
В городе Приближенных обитала только знать. Обыкновенным горожанам под страхом смертной казни не разрешалось не только строить дома здесь, но даже ночевать. Эта часть Дасина была огорожена высокой стеной, сложенной из огромных камней, защищавшей его обитателей от нападения неприятеля и, как догадывался Орлов, ещё и от восстаний горожан.
Весь город Приближенных являлся собственностью императора. Он мог делать с ним всё, что хотел. По своему усмотрению он дарил дворцы, а иногда и целые кварталы своим фаворитам — и так же легко их забирал.
Особенно много было упоминаний о том, как щедро император вознаграждал людей, носивших военные чины, после успешных походов. Полководцы, проигравшие битвы или потерявшие благорасположение Сына Неба, если, конечно, и сохраняли жизнь, то теряли право жить в Городе Приближенных и вместе подчиненными покидали Дасин навсегда.
Орлов не был уверен, хорошо ли это для них. С одной стороны приоритеты Сина, очевидно, были ромеям близки. С другой — иметь дело с ещё одной цивилизацией, привыкшей решать любые вопросы войной, возможно, было бы нелегко.
Дело осложнялось тем, что — как скоро выяснил Орлов — всех, кроме Сина, местный император считал дикарями, и соответственно этому принимал их послов.
Каждый из кварталов Города Приближенных окружала собственная защитная стена, а город Полярного Дракона— самой длинная и мощная из них. Толщина её составляла одиннадцать ярдов, а высота — тринадцать. Вдоль стены высилось множество башен с защищенными пристройками для стрельбы, а угловые башни, построенные над воротами, насчитывали множество этажей. Это были колоссальные сооружения с толстыми кирпичными стенами, над которыми возвышались многоярусные кровли, характерные для этих мест. Дюжины бойниц прорезали стены этих бастионов, и когда шлюп приблизился к ним, Ксения озвучила волновавший обоих вопрос:
— Они стреляют только по наземным войскам или…
Орлов покачал головой.
— Ничего не могу сказать.
В свитках Сина ничего не говорилось о том, какую дальность стрельбы и поражающую силу имело их вооружение.
Цивей, кроме того, окружал глубокий ров с водой. Берега этого рва были облицованы гранитом. Все площади в этом «городе» были вымощены тем же кирпичом, что и городские стены, а прямая дорога — большими плитами серого или беловато-жёлтого гранита.
Здесь, в главном зале императорского дворца, носившем название Зала Абсолютного Просветления, император удостаивал чести принять высшую аристократию и военоначальников и изредка — самых важных из послов. Этот факт, ненавязчиво повторявшийся в свитках Сина несколько раз, должен был, очевидно, показать пришельцам, какое место они в мыслях императора могут занимать, потому что они так и не вошли в число этих избранных — по крайней мере пока, как думал про себя Орлов.