Ночью шел дождь. С утра даже как-то слишком прохладно для последних дней лета. Пришлось надеть плащ, влезть в закрытые туфли и чесать на работу. А хотелось лежать дома под одеялком.
Макар Романович как обычно уже на стреме. То есть на своем рабочем месте. Дверь закрыта, и я не осмеливаюсь заглянуть туда и поприветствовать босса.
В памяти ещё свеж его голый роскошный зад. Никогда бы не подумала, что на пятую точку мужика можно залипнуть.
Вчера, после работы, на стоянке возникла странная ситуация. Самарин и Сергей из отряда Нунчаков как будто поджидали меня. Оба пялились друг на друга не слишком дружелюбно, а когда я показалась в поле их зрения, оба вылезли из машины и наперегонки ринулись в мою сторону.
Но я села в дедушкин Фольксваген и уехала с ним.
Может я, конечно, придумываю, и они ждали кого-то другого…
Всё это очень странно, конечно, особенно то, что в гонке участвовал Сам-сам. Ему-то зачем меня поджидать? Я прекрасно видела, как он прошел мимо меня с массажисточкой, чуть ли не под ручку. А она ещё так зыркнула на меня, будто хотела ударить по голове своим чемоданчиком.
Я думала, что он уехал вместе с ней из офиса, и чуть-чуть задержалась, потому что дедушка обещал меня забрать.
Тишина. Где-то жужжит принтер.
И кофе не просит босс. Неужели не слышал, что я пришла?
Погромче стучу предметами и покашливаю. Ноль реакции.
Делаю кофе, хотя меня никто не просил об этом, и несу боссу.
Мне не нравится, что он уже целых сорок минут меня игнорирует.
Стучу в дверь.
Робко заглядываю внутрь, боясь увидеть какое-нибудь непотребство, а может наоборот – внутренне жажду этого.
Макар Романович сидит, откинувшись на спинку кресла, и страдальчески морщится.
– Макар Романович, у вас все в порядке?
– Уйди, предательница, – отвечает он.
– Что? Да почему предательница-то?
Он не отвечает на мой вопрос, но морщиться перестает. Выражение лица сменяется на зверское, будто бы он собирается зарычать.
У него что, сильные боли?
– Вам принести обезболивающие?
– Шура, уйди, кому говорят!
Обижаюсь на Шуру и, оставив кофе на столе, выхожу из его кабинета.
Да, пожалуйста!
Зарываюсь с головой в бумаги. Осталось совсем немного, чтобы пересмотреть все договора. Интересно, какую работенку он мне ещё подкинет?
Раздается звонок по внутренней связи. Беру трубку и слышу доверительный голос босса:
– Только минет меня спасет.
– Рада за вас, – брякаю от неожиданности и чуть не роняю трубку.
– Зайдешь?
– Могу поискать номер Томы. А пока спасти вас обезболами.
– Тытака макака, – отвечает он и отключается.
На японский оскорбительный перешел, гад! Прячется за ним, как за ширмой. А просить меня сделать ему минет – это не оскорбительно?!
Значит, вчера я была Годзилла, а сегодня уже макака? Штош, вывод можно сделать только один – я хорошею!
А босс пусть идет нафиг!
Бесит, блин. Понятно, почему он ведёт себя, как грубый развратный солдафон, потому что считает, что я уже была с ним.
Может быть, когда-нибудь я расскажу ему правду о 8 марта, которое было не два, а полтора года назад, но только не сейчас. И вовсе не то, что он "запомнил".
***
Сашка-какашка.
Детский ад, блин. Но ничего другого на ум не идёт. Мало того, что бортанула меня вчера, уехав с каким-то мужиком, так сегодня не желает спасать мою жизнь.
Боли невыносимые, обезболы уже не спасают. Минет тоже вряд ли спасет, но хотя бы отвлечет.
Всё, подыхай, никому ты нахрен не нужен, Самарин. Злая мегера из приемной плевать на тебя хотела.
Замечаю краем глаза чашку кофе. Хм… а я не просил, она сама принесла. Мож не так уж ей и похер на начальника?
Встаю с кресла и сгибаюсь пополам от резкой боли, возникшей в результате смены положения. Пережидаю вспышку и выхожу из кабинета.
– Давай свои таблы, – говорю Шу.
Обиженная Шурочка копается в своей микроскопической дамской сумочке и достает блистер с таблами. Чтобы она успокоилась, говорю:
– Тытака макака – это означает, что ты красивая девушка.
– Ага, конечно, – фыркает недоверчиво.
Вытягивает руку, и я хватаю ее пальцы:
– Ну хоть подрочи.
– Макар Романыч, – закатывает глаза. – Я не буду этого делать.
– Почему? Я умею быть благодарным, – перебираю ее длинные хрупкие пальчики.
– Здорово, тогда поблагодарите Тому. Кажется, она вчера доставила вам несравненное удовольствие.
Ревнует, бля буду, Шу ревнует! Охохо.
Думает, что я занимался сексом с Томкой вчера, а на деле – выл сучкой от боли. Спутала, моя хорошая, такие похожие звуки. Поэтому и уехала с работы с левым мужиком? Мне назло?
Я то думал, что Сергуня – единственный мой конкурент, но нет, есть ещё какой-то хер на Фольксвагене. Рассмотреть его не удалось, здоровый мужик – всё, что успел заметить.
– Вчера был только массаж, – зачем-то оправдываюсь перед ней.
Ради минета, только ради него родимого! Может угомонится насчёт Томы и снизойдёт до моего члена.
– Рада за вас, – бросает, глядя не на меня, а на экран компьютера.
– Не будет минета? – спрашиваю разочаровано.
– Неа, – отрицательно качает головой.
– Злая ты! Очень злая женщина, Шурочка. И нет в тебе ни капли сочувствия.
– Взаимно, Макарий Романович, – не остаётся в долгу эта стервоза.
Хватаю таблетки и иду к себе. Выпиваю сразу две и жду облегчения. Вскоре оно приходит, и я уже в состоянии решать рабочие вопросы и гонять Шу за кофе.
Завалил ее работой по самое горлышко. А ведь могла бы отсосать разочек и балдеть остаток дня, но нет, лёгких путей мы не ищем, мы хотим трудностей. Что ж, получай!
Ни за что ей не скажу, что вчера хотел сводить ее в японский ресторан. Хренушки. Раз уж мы с мужиками какими-то катаемся, обойдётся без рестика.
А я обойдусь без минета по ходу.
Печаль, тоска…