Понять. Поверить. Простить. (СИ)

Глава 14

Глава 14.

Он вернулся в Германию. Эти четыре слова полоснули сердце, заставив его истекать кровью, вывернули мою душу. Эти четыре слова перевернули мою жизнь.

Я сидела на ступенях в подъезде возле квартиры, где мы были так счастливы. Я сидела и молча плакала. От потрясения у меня даже не было сил произнести хотя бы один звук. В бессилии я закрыла ладонями глаза, а губы все беззвучно шептали: "Этого не может быть… Не может быть… Так не должно быть…"

До меня донесся голос Макса — я забыла отсоединиться.

— Эля, ты где? — пытался он дозваться до меня. — Давай я приеду…

— Нет, не надо. — Я сейчас ни с кем не хотела общаться.

Отключила мобильный совсем. И вышла на улицу. Тревожные предчувствия не обманули. Я поняла, что это конец. Нет, он не уехал в командировку, как раньше, — он уехал насовсем. Я поняла это по виноватому голосу Макса. Он уехал… Господи, он уехал и ничего мне даже не сказал… Ничего не оставил, чтобы хоть как-то объяснить.

Я шла по улице, совершенно не разбирая дороги. Глаза уже опухли от беспрестанно стекающих слез — все вокруг сливалось в одно разноцветное пятно. Я даже совершенно не слышала звуков, раздающихся вокруг. Мне казалось, что мир умер. Да, мир умер — мой внутренний мир.

А когда-то ты говорил мне: "Моя". И я плавилась в твоих руках от одного только этого слова. Одно слово — а сколько в нем смысла. Или это только я хотела видеть тот смысл. А для тебя это ничего не значило.

"Милая моя, я хочу быть с тобой. Если это зовется любовью — значит я люблю. Тебя." Эти слова снова и снова всплывали в голове. Я словно мазохистка мучила саму себя воспоминаниями, но никак не могла остановиться.

Бессмысленно бредя по улицам Москвы, я вдруг обнаружила, что пришла на набережную Москвы-реки именно в то место, где Стас подарил мне палантин и впервые поцеловал меня.

Нет, я точно мазохистка — я прошла все улицы, по которым мы с ним любили гулять.

Домой я вернулась, когда на улице стемнело.

В дверях сразу возникла мать.

— Где ты шлялась? Ты на часы смотрела?

— Извини, мам. Я больше не буду.

Я побрела в свою комнату, но мама следовала за мной с нравоучениями. Внезапно появившийся в коридоре отец сразу осек ее.

— Кристина, хватит.

Мама резко обернулась к нему.

— Знаешь что, воспитывай ее сам, если знаешь как лучше. — С этими словами она развернулась и ушла к себе в комнату. До нас донесся звук громко хлопнувшей двери.

— Эля, давай поговорим. — Отец вплотную подошел ко мне и, приподняв к себе мое лицо, внимательно осмотрел. — Пойдем в твою комнату.

Меньше всего мне сейчас хотелось с кем-либо разговаривать. Но я молча последовала за ним.

Тихо прикрыв за собой дверь, отец усадил меня на кровать, а сам сел на корточки напротив меня.

— Дочур, что случилось?

— Ничего.

— Не замыкайся, расскажи мне. Я хочу тебе помочь.

Как же — помочь! Ты уже помог мне. Целых два раза: в первый раз — отпугнув Макса, второй — спрятав меня от Стаса. Но я продолжала упорно молчать, опустив глаза в пол.

Он присел рядом со мной на кровать и обнял за плечи.

— Ты пойми, мы волнуемся. Ты ушла, никого не предупредив. Дозвониться до тебя невозможно. И вернулась вон как поздно.

— Прости, пап, я больше не буду, — совершенно не хотелось выяснять отношения. Мне хотелось, чтобы меня поскорее оставили в покое.

Так ничего и не добившись от меня, отец ушел. А я легла на кровать и вернулась калачиком: сегодня я точно не усну, а плакать уже не смогу — слез не осталось.

Последующие несколько дней я все-таки пыталась дозвониться до Стаса, но всегда натыкалась на равнодушный механический голос: "Абонент временно заблокирован".

Я отправила кучу электронных писем на его почту, но так ни разу и не получила ответ. И с каждым прошедшим днем я все больше и больше понимала, что уже навряд ли когда-нибудь его получу.

Две недели спустя.

Я загнала себя до предела. Говорят, чтобы заглушить боль, нужно работать. И я работала — работала как вол, как ломовая лошадь. Работала, лишь бы не думать. У меня совсем не было свободной минуты: я успевала заниматься срочными заказными переводами, вечером я неслась на занятия по танцам (то на свои собственные, то преподавать другим). Домой я приходила как выжатый лимон, причем не только в физическом плане, но и в эмоциональном. Я потеряла интерес ко всему. Друзья стали шарахаться от меня, говорили, что у меня потухли глаза и я стала похожа на привидение.

Света каждый день звонила мне, пытаясь поддержать. Она сразу мне сказала, что никакой информацией об отъезде Стаса не располагает. И я ей верила. У нас всегда были доверительные отношения (то, что она не рассказала мне о причинах нашего расставания с Максом не в счет). Сегодня она буквально вытащила меня на улицу, оторвав от важного заказа. Но я не возражала — я сама уже чувствовала, что нужно сделать перерыв, глотнуть свежего воздуха.

— Эль, с тобой точно все в порядке? — переживала она. — Ты так осунулась.

— Думаю, все нормально. Это просто усталость.

— Может не стоит так себя загонять. Как говорится, работа не волк… Ты лучше мне звони, я всегда к тебе приеду, мы что-нибудь придумаем, куда-нибудь съездим.

Я понимала, что она ждет от меня ответа, но не торопилась отвечать. А что я собственно могла ей ответить, что я утратила интерес ко всему, даже собственным друзьям?

— Не хочу. Да у меня и сил-то нет.

— Да уж откуда им взяться, если ты только работаешь и работаешь. Ты хоть поесть успеваешь?

— Успеваю, — усмехнулась я, — не переживай. Ты теперь говоришь как моя бабушка.

Света сознательно старалась избегать разговоров о Стасе, наверняка понимая, что я сейчас чувствую.

На другой день я не могла даже подняться с постели — настолько истощенной я себя чувствовала. Нет, со мной явно что-то не то. Я стала замечать, что мое тело стало словно деревянным — на занятиях мне с трудом удавалось делать связки, которые раньше выполнялись с легкостью. Головная боль по утрам и слабость стали появляться чаще и чаще.

Повинуясь неосознанному чувству, я купила в аптеке тест на беременность. И к моему глубочайшему ужасу он показал положительный результат. Я расширенными глазами смотрела на эти две полоски. Мыслей не было никаких. Они появились позже. Сейчас был лишь ступор и ужас.

Я опустилась на кровать и в бессилии закрыла лицо руками. Беременна. От Него. Что же мне делать дальше? И больше никаких мыслей. Только растерянность и страх. Как же рассказать обо всем родителям?

Не зная, что же делать, я поехала к Свете. Ее поддержка была мне необходима сейчас как никогда.

Я вбежала в подъезд ее дома и, быстро добравшись до нужной двери, с надеждой нажала на звонок. Рука предательски дрожала. Дверь никто не открыл. Я с надеждой снова и снова звонила ей, хотя понимала, что дома ее нет. Дура, нужно было сначала позвонить на телефон, узнать где она. Слезы снова заволокли мне глаза и я, прижавшись спиной к стене, закрыла глаза. Сил не осталось и я медленно сползла и села на корточки. Сколько я так просидела — не знаю, но в себя меня привел голос:

— Привет, ты чего?

Макс? Меньше всего я сейчас хотела видеть его. Я хотела ответить, что все нормально, хотела сказать еще что-нибудь, но вместо этого горько разрыдалась. Слезы текли ручьями по щекам, вместо слов вырывались лишь всхлипывания.

— Господи, да что такое? — не на шутку испугался Макс. — А ну пошли.

Он поднял меня за руку, открыл своим ключом дверь и завел в квартиру.

Усадив на диван в комнате и принеся мне стакан воды, тут же скомандовал:

— А ну рассказывай, что случилось.

Я отрицательно замотала головой и снова разрыдалась.

— Ну-ка быстренько. — Его ласковое объятие никак не вязалось с его строгим тоном. Наверно это меня и пробило совсем. Чередуя слова с всхлипываниями я протянула:

— Я беременна.

Воцарилась тишина. Макс неловко дотронулся до моих волос и через некоторое время я почувствовала, как он стал уверенными движениями гладить мою голову. Несколько раз даже ощутила тепло его губ на виске.

— Стас знает?

— Я только сегодня сама узнала.

— И что ты будешь теперь делать?

— Он должен узнать. — Я с надеждой подняла лицо на Макса. — Я не могу его найти. Он не отвечает на мои письма. Ты знаешь, как с ним можно связаться?

— Нет, — тяжело вздохнул Макс. — Прежний телефон, на который я ему звонил, теперь не отвечает. Я не знаю, как его найти, извини.

— Макс, что все-таки случилось, почему он уехал? — тихим, почти неслышным голосом задала я так долго мучивший меня вопрос.

— Я правда ничего не знаю. — Он посмотрел мне в глаза. — Честно.

Я вытерла глаза и поднялась с дивана.

— Куда ты теперь?

— Не знаю.

— Ты родителям сказала?

Я покачала головой.

— Даже не знаю, как им сказать.

Макс подошел ко мне, протянул руку и вытер слезы, стекавшие по щекам.

— Не плачь.

Я отстранилась от него.

— Где Света? — я вдруг только поняла, что подруги нет дома. И почему Макс пришел сюда, если ее нет.

— Она тебе разве не говорила? Они с родителями уехали на свадьбу к родственникам.

Я устала кивнула головой и направилась к выходу. Макс перехватил меня у выхода и властно притянул к себе. Я почувствовала, как его губы прижались к моим. Я ощущала его поцелуй, но никаких эмоций он у меня не вызывал. Скорее даже наоборот, я инстинктивно отстранилась от него и сдавленно прошептала:

— Не надо.

— Эля, выходи за меня замуж.

Для меня это стало шоком. Я подняла на него расширившиеся глаза, пытаясь увидеть — правильно ли я поняла. Да, все так и есть — Макс стоит и ждет.

— Максим… зачем?

— Выходи за меня, — еще раз повторил он.

— Но ты же знаешь… Но я же не люблю тебя… И никогда не полюблю…

— Выходи за меня, — еще тверже и уверенней повторил он.

Я покачала отрицательно головой и также ошарашено глядя на него, попятилась к выходу. Нащупав за спиной ручку, я повернула ее и быстро выбежала. Оказавшись на улице, я обернулась назад — Макс не пошел за мной. Мне от этого даже и лучше.

***

Опять бесцельно пробродив допоздна по улицам города, я вернулась домой. Здесь меня снова ждал обеспокоенный отец. Он ничего мне не сказал, просто поздоровался и ушел в свой кабинет.

А я направилась в свою комнату. Оставался самый главный нерешенный вопрос — как рассказать родителям. Я примерно представляла, что меня ждет, особенно от отца.

Промучившись всю ночь от бессонницы, я так и не смогла придумать ничего путного.

Как оказалось, мне даже и придумывать ничего не нужно было — я сама себя выдала своим поведением. Первое утреннее недомогание, зверский аппетит — для мамы это был явный показатель. За завтраком она буквально сверлила меня взглядом, от которого мне и кусок в горло не лез, однако мой организм уже начал требовать двойную порцию пищи.

— Эля, ты беременна? — напрямую спросила мама.

Я увидела, как отец замер и отложил вилку — все его внимание теперь было сосредоточено на мне.

— Да, — тихо ответила я. Не было смысла отпираться, я все равно должна была все им рассказать.

— От этого… От этого Стаса. — Мне показалось или в ее голосе появились истерические нотки.

— Да. — Я ответила все так же тихо, опустив голову.

Мать швырнула салфетку на пол и вскочила со своего места.

— Я так и знала. Так и знала, что так будет… — Она стала гневно расхаживать по кухне. — Господи, у нас не дочь, а проститутка…

— Кристина, — яростно оборвал ее отец.

— Что Кристина? Что нам теперь делать? — Она еще несколько раз прошлась по кухне, а затем схватила мобильный и вышла.

Я осталась один на один с отцом. Его осуждающий взгляд впился в меня. У отца всегда был тяжелый взгляд — выдержит его не каждый, — но сегодня мне казалось, что меня просто придавливает им к полу.

— Это точно его ребенок?

Меня аж возмутил такой вопрос — да за кого они меня вообще принимают, за потаскуху какую-нибудь? Но в сложившихся обстоятельствах я предпочла промолчать. И лишь утвердительно кивнула головой.

Отец тяжело вздохнул и прикрыл ладонью глаза.

— Какой срок?

— Не знаю. — Я откровенно говоря даже и не думала об этом.

— Стас знает об этом?

— Нет. Он вообще уехал из России. — Я не видела смысла что-то скрывать от отца что-либо — все равно все раскроется.

В комнату влетела мать.

— Собирайся, поедем на УЗИ. Я договорилась с врачом.

Отец сам отвез нас в клинику, где нас уже ждал доктор. Им оказался мужчин средних лет с очень приятной внешностью. Он вежливо поздоровался со мной и родителями, а потом взяв под локоть, повел в свой кабинет. Следом за нами я услышала звук каблуков — мама тоже собиралась зайти с нами.

— Я одна, — сказала я ей.

На ее лице отразилось недовольство, но отец придержал ее за локоть и кивнул мне.

Доктор указал мне на кушетку рядом с аппаратом УЗИ и я на ватных ногах направилась туда. Сейчас и произойдет моя первая встреча с Ним — ребенком Стаса. Нашим малышом. И я вдруг осознала, что внутри меня живет новый человечек.

Доктор водил по животу трубкой, а я смотрела на экран, пытаясь разглядеть небольшую точечку, которая немного пульсировала. Доктор включил звук и тут же послышались гулкие удары.

— Это бьется сердечко малыша, — пояснил он.

Это был тот самый момент, когда я все для себя решила. Что бы ни случилось, что бы ни решили мои родители — я обязательно сохраню ребенка. Ведь это же его — Стаса — ребенок, зачатый от любви (я все же хотела верить в это). Я просто не имею право убить этого малыша, ведь вот же он — малюсенький, размером с горошинку, но ведь уже живой. А биение его сердечка теперь ощущалось и во мне внутри. Ведь это МОЙ… Нет НАШ малыш… Как я буду смотреть в глаза его отцу, зная, что убила плод нашей любви…

— Размер плода соответствует сроку тринадцать недель… — тем временем продолжал доктор.

Тринадцать недель? Это почти три месяца. Господи, как же я раньше ничего не замечала? Если бы я знала раньше, то может все было бы по-другому… Если бы сказала Стасу раньше, уехал бы он в Германию? К сожалению, ответ на этот вопрос я теперь никогда не узнаю.

После процедуры я вышла в коридор, где ждали меня родители. Мать сразу же подскочила к доктору и выпалила:

— Ну что доктор?

Он посмотрел на меня и ответил:

— Ну что, срок уже тринадцать недель. Плод развивается очень хорошо.

— Доктор, а как насчет аборта, — нетерпеливо перебила его мать.

Мы с отцом ошарашено уставились на нее.

— Уже поздно — на таких сроках это очень опасно и запрещено.

— Мы заплатим любые деньги, — продолжала настаивать она.

— Кристина, ты что такое говоришь, — вмешался отец.

— Она не будет рожать от этого ублюдка, — прошипела мать.

— Мама, я не буду делать аборт, — как можно тверже сказала я. — Это мой ребенок.

Отец извинился перед доктором и вывел нас на улицу.

— Домой, там обо всем и поговорим.

Дома меня заставили сидеть в своей комнате. Я слышала, как ругались за стенкой родители.

— Витя, она должна сделать аборт, — кричала мать. — Я не потерплю, чтобы у нас было что-то общее с этой семейкой.

А вот это что-то новое. Оказывается они знают семью Стаса.

— Ты хоть понимаешь, на что ты толкаешь свою дочь? — гневно кричал отец. — Ты что, хочешь, чтобы с ней что-то случилось? А если она потом вообще детей не сможет иметь?

— От этого ребенка нужно избавиться. Я не стану воспитывать этого ублюдка.

Боже мой, мама, сколько же в тебе яда. Ты никогда не питала материнских чувств ни ко мне, ни к Ромке. Но вот сейчас ты превзошла саму себя.

— Эля не будет делать аборт. Я сказал и точка. Будет рожать.

— Хорошо. Пусть рожает. Мы тогда найдем ему детский дом или что-то в этом роде…

Дальнейшее я слушать уже не могла. Мне казалось, что воздух закончился и мне больше нечем дышать. И снова на глаза навернулись слезы. Нет, малыш — я неосознанным движением положила руку на живот — мама тебя в обиду не даст. Ты будешь жить, это я тебе обещаю.

Пока родители бурно обсуждали мою дальнейшую судьбу, я закинула в небольшую сумку самые необходимые на первое время вещи, паспорт, свои деньги, и, осторожно озираясь по сторонам, направилась к выходу. Я бесшумно выскользнула из квартиры и бросилась бегом на улицу.

***

Дверь долго не открывалась и я, потеряв уже всякую надежду, хотела было повернуть обратно. Но тут, наконец, раздался звук отпираемого замка. В дверях показалась бабушка.

— Ох, Евочка, что случилось? — по моему лицу можно было читать все мои чувства.

Я разрыдалась и бросилась ей на шею.

Я сидела на небольшой кухне, передо мной на столе были разложены пироги, варенье, конфеты — сколько себя помню, у бабушки всегда было много вкусностей к чаю. Я уже не рыдала истерично, поэтому могла более менее связно все ей объяснить.

— Да уж, — вздохнула бабушка. Я, конечно, сейчас представляла, какого она обо мне мнения, но разве что-то можно исправить? Да и не хотела я ничего править. — А знаешь, что я тебе скажу, Кристина-то сама не лучше была: она за Витю замуж выйти смогла только потому, что тобою беременна была. Уж не знаю, как она его окрутить смогла… Он же ж тогда на нее и внимания-то толком не обращал. А как про ребенка узнал, сразу сказал, что не позволит ей аборт сделать. Конечно, он понимал, что она станет манипулировать им своей беременностью, но все-таки ответственность за свои поступки надо нести.

Я впервые слышала о том, что родители поженились только из-за неожиданной беременности. Невольно я стала понимать, что мать предстает передо мной совершенно в ином ключе: развеялся образ неуверенной, слабой женщины, вместо нее вырисовывалась расчетливая, изворотливая дама, не побрезгующая ничем, ради достижения своей цели. И стало даже противно от такого лицемерия. Теперь стало понятно, почему же столько лет мы с Ромкой так и не смогли вызвать у нее материнского инстинкта.

— А что там с Максимом? — вмешалась бабуля в ход моих мыслей. — Что надумала?

— А ничего еще не надумала. Мне его жаль. Но не люблю я его. И наверно уже не смогу полюбить.

— И не нужно тогда даже жалеть. На жалости отношения нельзя строить. Ты его пожалеешь — а мучиться потом сама будешь, живя с нелюбимым и вспоминая Стаса. Оставь Максимку в покое. Он поубивается немного, а потом заживет своей жизнью.

Я слабо улыбнулась ей в ответ. Какая же она у меня мудрая — бабулечка моя. И всегда находит нужные слова, способные утешить.

— Знаешь что, Евочка, мой тебе совет — начни жить самостоятельно. Хочешь, перебирайся пока ко мне, а там дальше видно будет. Кристина тебе не даст спокойного житья.

Я так и решила пока поступить. Я слышала, что отец звонил сюда — хотел удостовериться, что я здесь и со мной все в порядке. И бабушка сказала, что я пока поживу у нее. Причем сказала она это настолько утвердительно, как будто разговаривала не со взрослым успешным бизнесменом Виктором Сергеевичем Колчиным, а с маленьким Витюшей, который нашкодил и теперь его отчитывают за это.

Этой ночью мне снова не спалось. В голове роем проносились разные мысли. Самой яркой из них была: как бы отреагировал Стас, узнай он о моей беременности. В сложившихся обстоятельствах я все никак не могла перестать думать о нем. Я откровенно боялась заснуть, так как в снах всегда видела его — было больно, наверно даже больнее от осознания того, что он мне так ничего и не объяснил. Хотя чего я ждала, когда сама так же внезапно исчезла на три недели.

Потом мои мысли плавно перетекли в иное русло — вспомнилось неожиданное предложение Максима. Да уж, в очень неприятное положение он меня поставил: как бы я ни поступила, все равно сделаю ему больно. Ну соглашусь я выйти за него замуж, а что дальше? Я не смогу полюбить его — во-первых, уже потому, что люблю Стаса (а теперь я точно знаю, что это любовь, а не просто влюбленность, как было с Максом), а во-вторых, я почему-то уже не могла поверить в любовь Макса после того, как он отказался от меня. К тому же, разве не больно ли ему будет воспитывать ребенка Стаса, видеть его каждый день и понимать, что не от твоей любви этот малыш появился на свет, и ревновать меня снова и снова и к малышу, и к отцу этого малыша.

Да, бабушка права, нельзя строить отношения на жалости. Извини, Макс, но я не могу позволить тебе рушить свою и мою жизнь. Со своими проблемами я как-нибудь управлюсь и сама. Не хочу я твоих жертв.

***

Два дня спустя мы с бабушкой возвращались из магазина. Она несла тяжелые сумки, не разрешив мне даже помочь ей — сказала, что себя теперь нужно беречь. А я чувствовала себя просто чудовищной грубиянкой. Проход к подъезду загородила большая машина, поэтому огибать ее пришлось следуя друг за другом. Бабушка прошла вперед, а я замешкалась сзади.

Внезапно я почувствовала, как моего плеча коснулась чья-то рука. Я не успела даже обернуться, как меня затолкали в эту самую машину и похитители тут же рванули с места. От ужаса я даже не могла кричать. Я пыталась вырываться или отбиваться, но меня с двух сторон крепко держали, не давая возможности пошевелиться.

Я внимательно огляделась и с удивлением обнаружила, что мои похитители — это охранники отца.

— Куда вы меня везете?

— Домой, — последовал короткий ответ.

Как домой. Но ведь бабушка говорила с отцом. Он же согласился. Хотя о чем это я: когда мой отец кого-то слушался? Он всегда поступает так, как считает нужным сам.

Дома меня встретила разъяренная мать. Она кивнула охранникам и те, оставив нас вдвоем, вышли из комнаты.

— Ты уже совсем обнаглела, — тут же набросилась она, — наше слово для тебя ничего не значит. А ну марш к себе. И не высовывайся. Вечером поедем к врачу.

— Я никуда не поеду. — Я была полна решимости бороться за своего малыша. Он будет жить.

— Поедешь как миленькая. Пока ты живешь с нами, будешь делать то, что мы говорим. Отец после с тобой еще поговорит.

— Я никуда не поеду, — еще раз, но уже с вызовом повторила я.

Мать ничего не ответила, а только сильно пихнула меня по направлению к моей комнате.

Я лихорадочно соображала, как же теперь ускользнуть из дома. В мою комнату пришел Ромка.

— Значит так, — без ненужных предисловий начал он тихим, почти не слышным голосом, — я сейчас отвлеку всех, у тебя будет где-то полчаса, чтобы уйти из дома.

Я непонимающе на него взглянула.

— Эль, я обо всем знаю. Мама хочет тебя отвезти к тому врачу, у них уже все договорено. Насколько я знаю, отец был против, поэтому она устроила все вот так тайно. Отец сейчас на работе и приехать все равно не успеет.

— Подожди, ты что задумал? — испугалась я за брата.

— Со мной все будет в порядке, а вот за тебя я очень переживаю. — Он подошел ко мне и крепко обнял. — Эль, я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Наверно мы можем теперь не скоро увидеться, но знай — на меня всегда можешь рассчитывать.

Я почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Ромка всегда был для меня младшим братом, я всегда вставала на его защиту. И когда это он успел вырасти. Теперь он становился мужчиной. И это, наверно, его первый мужской поступок.

Он вышел из моей комнаты и через несколько минут весь дом огласил его оглушительный крик.

Вместе со всеми я выбежала на кухню и увидела лужу крови. Взглянув на брата, я вздрогнула от неожиданности — он придерживал окровавленную руку, а на полу валялась открытая банка консервов, край крышки которой был также перепачкан кровью. Мать и я подлетели к Роме посмотреть на его рану — ну это просто надо умудриться обычной консервной банкой так разворотить себе руку. Кровь хлестала безостановочно.

— А, что б тебя… — в сердцах высказала мать. Она крикнула охранникам. — Ребят, нам нужно срочно в больницу.

Когда все уже выходили из квартиры, Ромка обернулся, незаметно подмигнул мне и нарочно слабым голосом сказал:

— Я скоро… Надеюсь…

— Дурачок, — только и смогла прошептать я в ответ. — Спасибо.

Все уехали, а у меня было всего несколько минут, чтобы убежать из дома. Так как необходимые мне вещи были у бабушки, то из дома я сбежала налегке.

Бабушка внимательно выслушала меня, все время качая при этом головой. Она очень была напугана, когда увидела, как меня запихивают в машину, и сразу же позвонила отцу. Тот сразу же отправился домой, но уже не успел застать кого-либо. И теперь по телефону пытался разобраться в том, что произошло.

После разговора с отцом, бабушка повернулась ко мне и печально произнесла.

— Не будет тебе жизни в этой семье. Нужно уйти.

Я грустно покачала головой.

— Не позволят ведь, бабуль. Сама вон видела — насильно вернут.

— Я тебе помогу.

— А как же папа, что ты ему скажешь?

— Ну так мать я ему или нет? Должен же он уважать мои решения. Ну или просто мириться с ними.

Через много лет спустя я буду с благодарностью вспоминать все то, что сделала она для меня. Она дала мне пропуск в новую, иную жизнь, спокойную, полную надежд. И вернувшую мне веру в любовь.