Порочная игра

Глава 17

Вейна в кровати не было. Сара натянула одеяло, зябко кутаясь в него, пытаясь согреться. Пытаясь изгнать из сердца холодок дурного предчувствия.

Теперь обратного пути уже не было. Ее план держать Вейна на расстоянии основывался на предположении, что он джентльмен. Но в том, как он, связав ее, ублажал до тех пор, пока она не превратилась в комок обнаженных нервов, не было ничего и отдаленно напоминающего поведение джентльмена.

И теперь ей придется жить с этой предельной интимностью, с этой обнаженностью своей животной сущности. Теперь у нее не останется ни отговорок, ни возможности укрыться от его страсти и от своей собственной страсти.

Страх сдавил ей грудь так, что стало трудно дышать. Могла она не позволить ему привязать себя к кроватному столбу? Да, конечно. И все же она не возразила ему ни словом. Она хотела этого, она хотела покориться его воле на эту единственную ночь.

Но ее капитуляция имела последствия. И с этими последствиями ей придется жить. Ей придется уступить Вейну свои и тело, и страсть.

Но это не означало, что она должна уступить ему свое сердце.

Еще не рассвело. Должно быть, она проспала не так уж долго. Сара села в кровати, поеживаясь от холода. По коже бежали мурашки. Из гостиной сюда проникал свет свечи. Сара встала с постели.

В потемках она не смогла отыскать своей одежды и потому стащила с кровати одеяло и накинула его на плечи, придерживая рукой на груди.

Сара подошла к порогу гостиной и остановилась, зачарованно глядя на Вейна, сидящего в кресле у камина. Он сидел, понуро опустив голову, упершись локтями в колени, с бокалом бренди в руках.

Отчаяние. Она чувствовала, как отчаяние исходит от него мощными волнами, сгущая атмосферу. И когда он поднял голову, чтобы осушить бокал, Сара прочитала отчаяние и на его лице.

Кадык его задвигался. Затем Вейн безвольно опустил бокал. Пустая бутылка из-под бренди с негромким стуком упала на толстый ковер и откатилась в сторону. Он провел рукой по волосам, затем по лицу, словно пытался стереть из памяти что-то ужасное.

— В чем дело? — еле слышно спросила Сара.

Он медленно повернул голову и поднял на нее глаза. Темные глаза, полные боли.

— Ты не спишь? — Впервые он не встал, когда она вошла в комнату. Что-то было не так. Совсем не так.

— Да. Я замерзла. — Сара поплотнее укуталась в одеяло и настойчиво повторила: — Скажи мне, в чем дело? — Что случилось после того водоворота страсти, в котором побывали они оба? Разве не этого он хотел? Сердце сжалось от страха. Она не знала, что он собирается сказать, но приготовила себя к тому, что сейчас получит смертельную рану. Сара проклинала себя за то, что ослабила бдительность.

— Я пытаюсь найти оправдание своему поведению. — Он говорил так, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Но не нахожу.

Он судорожно вздохнул.

— Мое поведение по отношению к беззащитной женщине не имеет оправданий. Пожалуйста, прими мои самые искренние извинения.

— Но, Вейн…

— Джентльмен оставил бы тебя в покое. Похоже, я не джентльмен.

Сара видела, как тяжело ему произносить эти слова.

Ей следовало бы согласиться с его оценкой ситуации, хотя обвинение, которое он выдвигал против себя, было смехотворным и безосновательным. Воспользоваться его стыдом как гарантией собственной безопасности? «Ты напугал меня. Ты причинил мне боль. Никогда больше не прикасайся ко мне». Месяц назад, две недели назад она бы произнесла эти слова без тени сомнения, без жалости, без колебаний — ради того, чтобы защитить себя.

Собственно, примерно так она и поступала. Разве не дала она ему понять, что легла с ним в постель в ту первую ночь потому, что он ее к этому вынудил? Разве не позволила ему нести бремя вины? Стоит лишь умело поддерживать в нем это пламя снедавшей его вины, и она получит от него все, чего ни пожелает. Она сможет жить своей жизнью, ни в чем не нуждаясь.

Но вместо того чтобы подлить масла в огонь, Сара сказала:

— Вейн, не смей. Больше ни слова.

Она подошла к нему, волоча за собой одеяло как шлейф. Она прикоснулась к его губам кончиками пальцев, как тогда, в их первую ночь. Но на этот раз она даже не вспомнила о своих шрамах.

Он закрыл глаза при ее прикосновении, словно отболи.

— Я разозлился на тебя. Меня следовало бы выпороть за то, что я так поступил с тобой.

Сара широко распахнула глаза.

— Не помню, чтобы я жаловалась.

В ее голосе были лишь едва уловимые отголоски иронии, но он, похоже, их не заметил. Он с шумом втянул воздух и отвернулся от Сары, уставившись в пустой камин.

— Я презираю тех, кто обижает слабых. Нет худших мерзавцев, чем мужчины, которые запугивают женщин. И вот только что я пополнил их ряды собой.

Сара пристально смотрела на него, склонив голову набок. Он действительно представления не имел о том, что происходит внутри ее, не понимал и того, насколько он неотразим. Сара испытала странное чувство удовлетворения с оттенком веселого удивления. И в душе робким светом затеплилась надежда.

— Да, с твоей стороны было очень жестоко ублажать меня до тех пор, пока я не превратилась в дрожащее желе, — согласилась Сара. — Но знаешь ли, я могла бы отказаться тебе подчиняться. У меня ведь есть внутри какой-никакой стержень, Вейн, хотя ты, я думаю, считаешь меня совершенно бесхребетной, и меня это даже не удивляет.

Он посмотрел ей прямо в глаза. Глаза его были похожи на горящие угли.

— Это часть твоей епитимьи? — хрипло воскликнул он. — Или тебе нужен мужчина, который издевался бы над тобой? Так у тебя было с Бринсли?

Сара вздрогнула. Она никогда не рассматривала свои поступки под таким углом. Может, она на самом деле получала удовольствие от того, что Бринсли над ней издевался? В душу прокралось сомнение. Сара задумалась. Возможно, она действительно получала удовольствие, мучая его в отместку за то, что он заставлял ее страдать, но ведь это совсем другое.

Сара испытала настоящее потрясение, когда Бринсли обнаружил свою истинную сущность. Она не помнила, чтобы чувствовала что-то, кроме отвращения к нему. Она никогда не позволяла ему обращаться с ее телом так, словно она его рабыня.

— Нет, — решительно сказала она. — С Бринсли все было совсем не так.

Этот разговор вел ее совсем не туда, куда бы ей хотелось. И сейчас она приняла решение впустить Вейна в свою жизнь. А там — что будет, то и будет. Она заслужила наказание одиночеством, но Вейн его не заслужил. Она больше не могла притворяться, будто не понимает, что нужна Вейну.

Она отдаст себя Вейну безоговорочно. А если ее сердце окажется разбито, то… что ж, такова расплата за грехи.

Продолжая смотреть ему в глаза, она повела плечами.

Одеяло упало. Она стояла перед ним обнаженная. Она стояла, ничем не прикрывая своей наготы, позволяя ему смотреть на себя.

Несколько долгих секунд он продолжал сидеть неподвижно, лишь зрачки медленно двигались, путешествуя по ее телу. Его губы приоткрылись, но он не издал ни звука. Сара поняла, что первый шаг должна сделать она.

Она положила ладонь на подлокотник его кресла и наклонилась к Вейну. Волосы темной спутанной массой накрыли их обоих. Она нежно поцеловала его в губы и, поддразнивая, провела по ним языком.

Он был похож на теплый гранит, очень твердый и совершенно неподвижный. Ей так хотелось прикоснуться к нему, провести рукой по жаркой коже, ощутить под ладонями мускулистые контуры его тела. Она прикоснулась губами к его губам, затем открыла рот и поцеловала его со всей накопившейся в ней страстью.

Он со стоном откликнулся, позволив рукам ласкать ее пленительные изгибы. Она оседлала его, раскинув колени, нащупала под халатом теплую твердую плоть. Он приоткрыл губы навстречу ее губам. Он застонал, и она испытала острое чувство ликования и восторга.

Она брала столько же, сколько давала, и слова страсти, жаркие и бессмысленные, срывались с ее губ, пока он целовал ее ухо и прикусывал нежную кожу шеи. Они идеально подходили друг другу. И Сара смотрела в его бездонные темные глаза, переполняемая нежностью и благоговением.

Сара проснулась и обнаружила, что по-прежнему лежит в объятиях Вейна. Головы их покоились на одной подушке, руки и ноги переплелись. Он не давал ей спать почти всю ночь, и они уснули, лишь когда все наслаждение было выжато до последней капли, лишь когда оба уже были не в силах пошевельнуться.

Если бы она была другой, если бы она не была бесплодной, то могла бы сейчас мечтать о мальчике, таком же ослепительно красивом, как Вейн, или о девочке с зелеными глазами. О совершенной любви, в которой нет места изменам и предательству, о любви, которую ничто не может разрушить.

Но эти мечты не для нее. Ей не дано такого счастья.

Сара приказала себе не думать о плохом. Ей не хотелось омрачать красоту этого момента. Не хотелось думать о грустном, когда они лежали в обнимку, довольные жизнью. Ноги и руки у нее отяжелели, горло пересохло, внутри немного саднило. Сара смотрела на его лицо и чувствовала, что ее переполняет нежность. Глаза увлажнились. Сможет ли она и дальше жить так? Чем больше она давала ему, тем больше он требовал, и чем больше он требовал, тем больше ей хотелось ему дать.

Она не знала, как и когда ее эмоции так неразрывно переплелись с томлением плоти. И это было опасно.

Он пошевельнулся и медленно открыл глаза. Сара покраснела, а затем улыбнулась — какая нелепая стыдливость. Он нежно погладил ее по обнаженному плечу, глядя на свою руку, скользящую по ее коже.

— Сегодня утром никаких тренировок? — прошептала Сара.

— М-м-м… Как же без тренировки? Доброе утро, леди Вейн. — Глубоко вдохнув, он погрузил пальцы в ее волосы и приблизил к себе ее лицо для поцелуя. Поцелуй из нежного перешел в страстный. Он все сказал этим поцелуем.

«Я люблю тебя, я люблю тебя, скажи, что ты меня любишь».

Пока он не требует от нее слов, она может чувствовать себя в безопасности. Эта мысль промелькнула за мгновение до того, как Сара потеряла голову. Вейн перекатился на нее, не разжимая объятий. Целуя и лаская ее, он доводил ее до экстаза. Сейчас она готова была отдать ему все. Всю себя. Сейчас она мечтала о том, чтобы он желал только ее одну. Она мечтала стать его единственной, мечтала стать той женщиной, которую он заслуживал.

Она вскрикнула, когда он вошел в нее, погружаясь все глубже. Она чувствовала его немалый вес, но эта тяжесть была ей приятна. Ей хотелось, чтобы они стали одной плотью, чтобы их уже нельзя было разделить. Он стонал, и его жаркое дыхание согревало ей ухо. Ей хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.

Она знала, насколько опасны такие мысли, но не чувствовать то, что она чувствовала, Сара все равно не могла. Эти чувства согревали ее и освещали изнутри, как утреннее солнце, которое светило в окна и золотило блестящую от пота кожу Вейна.

Сара слышала приближающийся рокот подступающего наслаждения, и каждый нерв в ней натянулся как тетива. Собравшись с силами, Вейн одним решительным, глубоким толчком нарушил ритм, и тогда для нее настал миг блаженства. Ее захлестнула волна восторга, рассыпающаяся на тысячи пузырьков, радостных, как брызги шампанского.

Когда он ускорил ритм, Сара провела своими израненными ладонями по его рукам. Вейн продолжал наращивать ритм, волна наслаждения поднимала ее все выше и выше. Еще немного, и она погибнет, умрет от наслаждения.

Шепча его имя, она погрузила пальцы в его волосы и прижала его голову к себе. И поцеловала со всей страстью, что рвалась из ее обнаженного, израненного сердца.

Вейн стоял у окна библиотеки, глядя на подъезжающий к дому экипаж. Он никогда раньше не проводил столько времени в праздности, бездумно глядя в окно.

Она была на удивление сговорчивой, его такая непростая жена. Ее страсть была неподдельной, он в этом не сомневался, и все же… Вейн нахмурился. Ему не давала покоя одна мысль: что-то не так. Чего-то недостает. Чего-то неуловимого, но жизненно важного. Чего-то, чему он никак не мог дать определения.

И дело даже не в том, что они никогда не признавались друг другу в любви. Дело было в другом. Она не открывалась ему целиком, какую-то часть себя она держала на замке даже в самые жаркие мгновения страсти. Ему так хотелось добраться до этой закрытой территории, до этого таинственного места. Не просто прикоснуться к нему, а исследовать и понять.

Вейн усмехнулся и покачал головой. Два месяца назад он и мечтать не мог о том, чтобы Сара каждую ночь проводила в его постели. Он и представить не мог, что страсть может быть такой пугающе сильной, такой всепоглощающей. Он получил все, о чем не смел даже мечтать. Не стоило искушать судьбу. Не нужно просить у нее большего.

Там, на улице, лакей торопливо вышел из дома с раскрытым зонтом, чтобы защитить от проливного дождя выходящего из экипажа мужчину. Именно поэтому Вейн не смог увидеть лица приехавшего.

Через пару минут дверь открылась, и дворецкий сообщил о прибытии посетителя.

Рокфорт. Интересно.

Бывший приятель Бринсли задыхался — мешал лишний вес. Пухлые щеки покрывал нездоровый румянец.

— Вейн! — поприветствовал он хозяина, опустившись в кожаное кресло. — Я пришел по вашему делу. По делу особой важности.

Документы. Слава Богу.

Вейн с трудом удержался от того, чтобы не запрыгать от радости.

— И что это за дело?

— Бумаги, о которых вы спрашивали. — Рокфорт достал большой носовой платок и вытер лоб. Влажные кудряшки прилипли к коже. — Я их нашел.

— В самом деле? — Хотелось бы знать, почему Рокфорт в этом сознался. Причем добровольно, без всякого принуждения. Эти документы, вне всяких сомнений, были нужны ему самому, чтобы продолжить шантаж, который начал Бринсли. — Документы при вас?

— Нет! Нет, нет, и в этом все дело! Видите ли, это все Хедж, слуга Бринсли. Бумаги у него. Он мне угрожал. Шантажировал. Меня! Меня трудно заподозрить в наличии лишних денег, верно?

Вейн понятия не имел о финансовом положении Рокфорта.

— Но вы же не рассчитываете, что я стану ссужать вас деньгами?

— Господи, нет! Хотя, если призадуматься… — Но, посмотрев Вейну в глаза, Рокфорт запнулся и закашлялся. — Считайте, что вы этого не слышали. Я подумал, что мне стоит прийти к вам, поскольку у нас имеется общий интерес. Подумал, что вы найдете способ убедить Хеджа вернуть нам документы.

— Понимаю. — Вейн действительно понимал, о чем толкует Рокфорт. Этот прощелыга все еще думал, что может найти применение этим бумагам, но для их возвращения решил использовать Вейна. Вейн размышлял над тем, какой грязный трюк задумал Рокфорт.

Ну что же, он, безусловно, проведет переговоры с Хеджем, но только без Рокфорта.

— У вас есть адрес Хеджа?

— Я не знаю, где он живет. Он хочет встретиться со мной завтра в кофейне Брауна.

— Хорошо. На эту встречу мы придем вместе. — А тем временем Вейн нанесет Хеджу визит. Где-то должен был сохраниться адрес, по которому Сара выслала Хеджу вещи его хозяина. Вейн полагал, что документы оказались среди этих вещей, хотя и не мог взять в толк, как случилось, что документы оказались среди вещей Бринсли. Вейн тщательно пересмотрел все, что осталось после Бринсли, как, впрочем, и другие, попавшие в квартиру Бринсли до него. Может, Бринсли передал эти бумаги своему слуге до того, как отдал концы? Возможно, но не слишком вероятно.

— Вам известно, каким образом эти драгоценные бумаги попали к Хеджу?

Рокфорт покачал головой.

— Но Коул знал достаточно о моих… э-э… обстоятельствах.

Итак, у Рокфорта есть свои резоны разыскать эти бумаги. Похоже, в окружении покойного Коула не было ни одного человека, который не имел бы на него зуб.

— Я думал, Бринсли Коул — ваш друг.

— И я так думал, — ворчливо сказал Рокфорт. — Век живи, век учись, верно?

Вейн что-то проворчал в ответ. Между тем его ум лихорадочно работал.

Вейн едва дождался, пока отъедет экипаж Рокфорта. Как только Рокфорт уехал, Вейн велел подать ему коляску, предварительно поинтересовавшись у Риверса, по какому адресу Сара отправила имущество Бринсли.

Пансион, где проживал Хедж, располагался в достаточно респектабельном районе, и хозяйка пансиона оказалась женщиной приятной, хотя и весьма любопытной. Вейн старался вести себя с ней как можно доброжелательнее, когда справлялся о Хедже.

Поднявшись на третий этаж, Вейн постучал в дверь. Дверь открыл сам Хедж. Он был одет так, словно собирался выйти из дома. Неожиданный визит вызвал у него раздражение. Впрочем, высказывать свое недовольство Хедж поостерегся.

Он пропустил Вейна в комнату и снял шляпу то ли из почтения к визитеру, то ли потому, что понял, что с прогулкой придется повременить.

Захлопнув за собой дверь, Вейн огляделся. Не обращая внимания на возмущенный возглас хозяина, Вейн уселся в шезлонг перед камином.

В комнате было очень немного мебели. Здесь царил суровый порядок, наводящий на мысль о том, что Хедж — человек военный. Вейн окинул взглядом бывшего слугу Коула. Он был жилист и сух, и взгляд у него был тяжелый. Если не считать этого тяжелого взгляда, во внешности Хеджа не было ничего примечательного. Возможно, в свое время он действительно служил в армии.

Вейн улыбнулся и снял перчатки. Однако улыбка его отнюдь не была располагающей.

— Мне повезло, что я застал вас дома, Хедж, — сказал он. — Вам так и не удалось найти работу с тех пор, как умер ваш прежний господин? Или у вас появился другой источник дохода?

Хедж и бровью не повел. Его самообладанию многие могли бы позавидовать.

— Вовсе нет, сэр. Вскоре после кончины мистера Коула я получил небольшое наследство, которое позволило мне не торопиться с трудоустройством. Места, которое меня бы устроило, я еще не нашел.

— Вот как.

Вейн выдержал паузу. Хедж начал проявлять признаки нервозности. Наконец Вейн сказал:

— Должно быть, вы хотите знать, почему я здесь. Мой визит имеет отношение к некоторым документам, которые вы… нашли? Да, «нашли», пожалуй, верное слово. Бумаги, которые принадлежали вашему прежнему нанимателю.

— Бумаги? — Хедж нахмурился.

— Приберегите свои актерские таланты для тех, кто способен их оценить, Хедж. Я знаю, что бумаги у вас. Я только что встречался с мистером Рокфортом. Не сомневаюсь, что, кроме Рокфорта, есть и другие, кого вы шантажировали. Я желаю получить эти документы. Все документы.

Вейн очень не любил использовать свое положение для запугивания тех, кто был ниже его по рангу, но в данном случае иного выхода у него, пожалуй, не было.

— Не сомневаюсь, что вы знаете, кто я такой. И если это так, то вы знаете и что обо мне говорят. Я могу уничтожить вас, Хедж. Должен сказать, что мне противны паразиты вроде вас, те, которые кормятся за счет страха других людей, поэтому я запросто могу оттащить вас в ближайший магистрат, и на последствия мне плевать.

Вейн заметил, что по лицу Хеджа пробежала тревожная тень. Он по-прежнему хранил молчание.

— Но это было бы безответственно по отношению к другим людям, чья репутация поставлена на карту. Поэтому я предлагаю вам сделку: вы отдаете мне документы, и дело с концом.

Хедж ответил тихо и спокойно:

— Не знаю, какие бумаги вы имеете в виду, милорд. Может, вы ищете какой-нибудь конкретный документ?

Вейн удержался от искушения выбить этому скунсу все зубы. На самом деле он действительно искал один конкретный документ, тот самый чертов чек, но Хеджу знать об этом совсем не обязательно.

Судя по блеску, появившемуся в глазах Хеджа, он прикидывал свои шансы.

— Вы же понимаете, что если эти документы действительно находятся у меня, я не могу просто так взять и отдать их вам. В умелых руках они могут принести немалый доход. Несколько тысяч фунтов, пожалуй.

Поднимаясь с места, Вейн произнес:

— Вы ведете опасную игру, мой друг. Не сомневаюсь, что ваш покойный хозяин рассуждал примерно так же, как и вы. И вот что с ним стало.

Хедж прищурился:

— Вы мне угрожаете?

— О, вы только сейчас это поняли? Для шантажиста вы не слишком сообразительны. Хотите получить пулю в грудь?

Наконец-то ему удалось заставить Хеджа занервничать всерьез. Покачав головой, Хедж бочком попятился к двери.

— Вы угрожаете мне! Вы… это вы убили мистера Коула.

— Не глупите, сударь. Если бы у меня был мотив для убийства, неужели вы думаете, что я убил бы Коула до того, как заставил бы его отдать те документы?

Хедж, похоже, понял намек. Вейн быстро принял решение и полез в карман сюртука за бумажником.

— Двадцать фунтов за все. Если документ, который я ищу, найдется среди бумаг, которые вы мне передадите, я дам вам еще пятьдесят фунтов. Это мое последнее предложение. Либо вы его принимаете, либо я разнесу эту комнату в пух и прах. — Вейн мрачно усмехнулся. — И затем примусь за вас.

Через десять минут с бумажником, ставшим легче на двадцать фунтов, Вейн уже спускался по лестнице к выходу из пансиона.

Запершись в библиотеке, Вейн положил пачку документов на стол. Ему надо было решить, что делать с ними дальше.

В одной из связок содержались вполне безобидные письма от родственников и друзей. Вейн бегло, без особого интереса просмотрел их и отложил в сторону. Но то, что он обнаружил во второй связке, без преувеличения потрясло его. С каждым прочитанным листом брови Вейна вздымались все выше. Одно открытие следовало за другим. Некоторые письма были полны туманных намеков. Имена не назывались. Вейн распознал в авторе этих писем графа Строи. От того, что он прочел в одном из писем, у Вейна перехватило дыхание.

Он вновь взглянул на дату. Теперь Вейн знал, каким образом Бринсли заставил отца Сары дать согласие на этот брак. Теперь Вейн имел перед собой ясную картину. Он понимал, почему граф не помешал этому браку, почему, возможно, даже поощрял дочь в ее стремлении выйти за Бринсли.

Был ли граф убийцей Бринсли? Вейн нахмурился. Непохоже. Лорд Строи, хоть и считался не слишком разборчивым в средствах политиком, не стал бы прибегать к банальному убийству, желая поквитаться с Бринсли, не стал бы бросать дочь на произвол судьбы. Нет, конечно. Но если бы ему пришлось выбирать между разоблачением или устранением Бринсли, то, возможно…

Вейн похлопал письмом по кончикам пальцев, рассеянно глядя в пространство.

Тот круг, к которому принадлежал Вейн, был слишком узок для того, чтобы рано или поздно тайное не стало явным. И потому в свете, как правило, знали или по меньшей мере догадывались о том, кто из джентльменов предпочитал общество лиц своего пола обществу дам. Вейн считал, что это — личное дело каждого, и среди его знакомых было довольно много джентльменов, которые имели такие же наклонности. Это не мешало Вейну относиться к ним с уважением.

Но есть закон, который никто не отменял. За мужеложство могут и повесить. И даже если графу удастся избежать уголовного преследования, скандал разрушит и его, и его семью.

Вейн покачал головой. Должно быть, граф сошел с ума, если стал в письме описывать свои чувства к другому мужчине. Но кто прислушивается к доводам рассудка, когда речь идет о любви?

Бринсли поставил графа в безвыходное положение. Вейн искренне сочувствовал человеку, который на протяжении десяти лет жил под дамокловым мечом. Но он не мог забыть о том, что ради своего спасения граф принес в жертву собственную дочь. Строи отказался лгать ради того, чтобы обеспечить дочери алиби. Что это было: принципиальность? Или страх разоблачения?

Догадывалась ли Сара о действительном положении вещей? Вейн был почти уверен в том, что она ничего не знает.

Вейн убрал письмо в карман, достал документ, который имел прямое отношение к Рокфорту — письмо о мошенничестве, которое тот задумал, но так и не осуществил, письмо, которое не представляло для Вейна ровно никакого интереса, — сложил его и запечатал. Затем он приказал лакею отвезти письмо Рокфорту и передать с наилучшими пожеланиями.

Тайна смерти Коула отчасти приоткрылась.

Но Вейн так и не нашел банковский чек.

Каждое утро Сара отправлялась на прогулку в парк. Она просыпалась рано и приходила в парк намного раньше, чем туда стекался бомонд. И тем не менее Сара всегда носила шляпу с густой вуалью на случай, если какая-нибудь ранняя пташка из ее знакомых случайно залетит туда в неурочный час.

В это время в парке в основном гуляли няни с детьми. Няни и гувернантки помогали малышам кормить уток или запускать воздушных змеев, отчитывали тех, кто отваживался подбегать слишком близко в воде или играть в грязи.

Сара, сидя на скамейке, смотрела на них, и сердце наполнялось болью. Она так сильно хотела ребенка, что порой не знала, как с собой справиться. Она чувствовала ноющую пустоту внутри, страдания были не только душевными, но и физическими. Сара невольно спрашивала себя, чувствуют ли все бездетные женщины то, что чувствовала она. Страдают ли они так же, как страдала она?

Маленькая девочка в пелеринке вишневого цвета поверх платьица с пышными оборками на нетвердых ножках шагала по траве, протягивая руки няне, и визжала от восторга. Сара тоже засмеялась, но резко осеклась, заметив, что и девочка, и ее няня смотрят на нее в недоумении.

Покраснев от стыда, Сара опустила голову и поспешила уйти.

Она шла домой, и глаза жгли невыплаканные слезы. Давно бы пора успокоиться. К чему рыдать над тем, что все равно, нельзя ни изменить, ни исправить? Кажется, уже много лет назад она смирилась со своей судьбой. Но сейчас, думая о том, как сильно хочется подарить Вейну ребенка, Сара чувствовала, как сжимается грудь, мешая дышать. Она прикусила губу, пытаясь остановить подступающие слезы, и ускорила шаг.

Придя домой, она торопливо сняла шляпу и перчатки и поспешила наверх, уже почти ничего не видя сквозь пелену застивших глаза слез. Скорее в спальню, туда, где ей никто не помешает выплакаться. Опустившись в кресло у окна, она дала наконец волю слезам.

Скрипнула дверь, и Сара вскинула голову. Вейн вышел из своей уборной — живое воплощение мужской красоты. Сара в растерянности обвела взглядом комнату и поняла, что перепутала спальни. Вместо своей спальни она забежала в спальню мужа.

— Сара? В чем дело? — Он шагнул к ней, протянув руку.

Сара вскочила, торопливо утирая слезы.

— О! Прошу прощения. Я не хотела сюда приходить.

Он ничего не сказал, лишь молча обнял ее. Вначале от неловкости она не знала, куда себя деть. Но он вел себя так, словно и не замечал того, что у нее распухло лицо и покраснел нос. Он поглаживал ее по спине, успокаивая, утешая, и отчего-то она едва не начала рыдать вновь.

Вейн бормотал ласковые слова утешения, и вскоре напряжение начало покидать ее. Сара обхватила его руками, уткнувшись ему в грудь. Размеренный стук его сердца успокаивал. И вскоре тяжесть, что, казалось, грозила раздавить ее легкие, куда-то исчезла.

— Я испорчу твой красивый сюртук. — Она шмыгнула носом и, чуть отстранившись, провела кончиками пальцев по влажным лацканам его сюртука.

— Это старье? — пророкотал он. — Мне он все равно никогда не нравился.

С тихим смехом она позволила ему прижать себя к груди. Он не держал ее вот так с той первой ужасной ночи. Она не помнила, чтобы кто-то еще обнимал ее с такой нежностью.

Через несколько драгоценных мгновений он чуть отстранился.

— Так в чем дело?

Она подняла голову.

— Я хочу ребенка, Вейн. Так сильно, что… — Сара замолчала, увидев, что он слегка поморщился, словно от боли. Конечно, она была не одинока в этом желании. Конечно, он тоже испытывал острую боль из-за их бездетности.

Стыдясь того, что дала волю своим эмоциям, Сара покачала головой и вытерла слезы.

— Прости меня. Расклеилась от жалости к себе. Обычно со мной такого не случается. Я давно уже с этим смирилась. — Сара смотрела в его лицо. — Ты хотел бы…

— Конечно, хотел бы. Но если этому не дано случиться, я смирюсь.

— Это несправедливо по отношению к тебе.

Он прикоснулся к ее щеке.

— Ты дала мне право выбора, помнишь? И я сделал свой выбор. И я бы сделал этот выбор вновь, тысячу раз.

Он поднес ее ладони к губам, одну за другой. Вместо того чтобы съежиться при мысли о том, что он притрагивается к ее безобразным шрамам, сердце наполнилось нежностью. Казалось, оно заполнило собой все пространство ее груди. Он принимал Сару такой, какой она была. С ее бесплодием, с ее шрамами, со всем, чем она была.

* * *

Вейн просматривал письма в надежде на то, что появятся новости о Томе. После того разговора с заплаканной Сарой поиски Тома стали еще важнее. Но время работало против них, и возможность отыскать побочного сына Бринсли или ту женщину, заботам которой был предоставлен ребенок, становилась все более туманной. Вейн делал все от него зависящее, так же как и Финч, но маленький тренер не смог выйти на след мальчика.

— Никто его не помнит, никто не может дать мне его описание, — докладывал Финч.

— А как насчет женщины?

— Ее соседи помнят. — Финч поморщился. — Зарабатывала на жизнь проституцией. Но мальчик, похоже, дома не показывался, потому что ни один из ее клиентов его не помнит. И никто не знает, куда она уехала.

Где теперь ее искать — неизвестно. Рокфорт ничего не слышал о мальчике. Вейн снова нанес ему визит и сделал все, чтобы тот проговорился, но либо Рокфорт действительно ничего не знал, либо был куда хитрее, чем думал о нем Вейн.

Если Питер Коул и знал, где можно найти Тома, то рассказывать об этом он явно не собирался. Впрочем, Питер мог и не знать о побочном сыне брата. По слухам, братья уже много лет почти не общались.

Рассортировав почту, Вейн вскрыл письмо из Лион-Хауса. Ему писала мать, она приглашала их с Сарой в поместье, уговаривала остаться там на все лето.

Вейн недовольно поморщился. Ему не хотелось делить Сару ни с кем. И все же он понимал, что должен вернуть Сару в общество. И первым шагом к этому должен стать визит в Лион-Хаус. К тому же, честно говоря, он давно хотел показать ей поместье.

Вейн застал Сару в гостиной за чаем. Ему казалось странным, что она не хочет что-либо менять в отделке, но, признаться честно, ему нравилось видеть ее, такую женственную, такую изящную, в чисто мужской обстановке гостиной. Сара сидела на краешке массивного кожаного кресла. При его появлении она улыбнулась и налила Вейну чай. Она положила на его тарелку три пирожных, выбрав именно те, которые нравились ему больше всего. Неужели она заметила его предпочтения?

Он едва заметно улыбнулся, принимая из ее рук тарелку:

— Ты сделаешь из меня толстяка.

Она окинула его взглядом с головы до пят. Улыбка согрела ее зеленые глаза, в них заплясали озорные огоньки.

— Да уж. Скоро тебе понадобится корсет, как принцу-регенту.

Вейн рассмеялся и протянул Саре письмо:

— Мама приглашает нас погостить.

Что-то промелькнуло в ее глазах, когда она взяла письмо из его рук. Тревога? Облегчение?

— Мама хочет, чтобы мы остались на все лето, но я думаю, недели будет достаточно.

— Как это мило с ее стороны, — сказала Сара, пробегая взглядом письмо. — Мы обязательно должны поехать.

— Да, наверное. Хотя я надеялся, что мне удастся продержать тебя здесь чуть подольше. Впрочем, пора нам выйти из тени.

Сара быстро подняла на него взгляд, словно неявный вызов, прозвучавший в его голосе, удивил ее.

— Возможно, ты прав, — протянула она и немного нахмурилась. — Я вела себя как трусиха, да? Боялась, что скажут люди. Трусиха и лицемерка.

Ее негодование выглядело вполне искренним. Вейн почувствовал, как его грудь наполняется теплом.

— Ты слишком строга к себе, Сара. Я всего лишь хотел сказать, что мне было бы приятно, если бы ты вернулась в общество и заняла там то место, которого ты достойна. — Он улыбнулся. — Моя мать легкомысленная особа, но у нее доброе сердце, и она, вне сомнения, поспособствует тому, чтобы следующий сезон прошел для тебя успешно.

Сара вспомнила о своей матери и почувствовала острую боль сожаления.

— Давай не будем загадывать на будущее. Начнем с этого визита, а там посмотрим. — Если мать Вейна действительно была женщиной приятной во всех отношениях, то о братьях Вейна такого не скажешь. От Сары не ускользнуло то, что Кристиан по крайней мере с неодобрением отнесся к женитьбе Вейна.

Однако, несмотря на холодную отчужденность Кристиана, которую Сара почувствовала во время свадьбы, она ощутила и ту глубокую привязанность, что существовала между Вейном и его братьями. Если она хочет сделать Вейна по-настоящему счастливым, то надо завоевать их дружбу. Сара сама не могла понять, почему ей вдруг понадобилось завоевывать симпатию членов его семьи.

Звуки, донесшиеся из холла, привлекли внимание обоих. Грубый акцент обитателей лондонского дна заставил Сару в тревоге посмотреть на мужа, но Вейн лишь улыбнулся в ответ.

Дверь открылась, и из-за нее показалась уродливая голова низкорослого человечка.

— Простите, что побеспокоил, но я решил, что вы захотите об этом узнать, и чем быстрее, тем лучше. Я ее нашел.