Я впервые за долгое время, не хотел сдохнуть с утра. Моя снежинка по-прежнему была немного не в себе, но у меня возникла надежда, что теперь мне удастся достучаться до неё и добиться искренности. Я не понимал, нужно ли переживать относительно маньяка. Всё это казалось чем-то нереальным, и если бы не Рекотова, то я бы ни капли не напрягся, но в любом случае, Катя испугана и нужно что-то предпринять.
Когда я вышел из душа, то обнаружил, что в комнате пусто. Катя исчезла. Сбежала, всё-таки... Я бросился к телефону, набрал её номер, но она не ответила. И хрен теперь пойми, куда её понесло! Я выглянул в окно. Конечно, её уже не было видно. Мигом оделся, выбежал на улицу, впрыгнул в машину и подъехал к общаге. Куда бы она не стремилась отправиться, скорее всего, должна была зайти домой. И я не ошибся. Катя действительно заходила, но как мне сказала комендантша, уже снова ушла.
Я звонил ей, поставив вызов на автодозвон, но всё было зря, и в конце-концов, абонент стал недоступен. Если она не вернётся вечером, как обещала... Что я буду делать? Снова стану ползать у её ног? Она должна вернуться. Ну не совсем же она сошла с ума, чтобы так быстро переобуться.
Чтобы как-то отвлечься, я приехал в университет, хоть и пар у меня сегодня не было. Занялся бумажками. С этой нескончаемой волокитой у меня постоянно какая-то задница. Я не отвлёкся, но время прошло быстрее, и я вернулся домой, чтобы встретить снежинку, когда она придёт. Обязательно придёт. Должна, по крайней мере...
Что странно, так это то, что телефон Кати, вероятно, так и не включился, потому что оповещение об этом мне не пришло. Как же хочется верить, что это не очередной выпад, а просто стечение обстоятельств, с которыми она ничего не могла поделать. Или же... Лучше это просто очередной выпад, а не какой-нибудь несчастный случай или встреча с маньяком.
Уже вечером, когда напряжение во мне наросло до предела, я заметил записку на столе.
"Не оглядывайся".
Что ещё за?.. И как это интерпретировать? Ходить и бояться? Не оглядываться на наше прошлое и забыть её?
Я снова отправился в общагу. Можно было спросить у Чеховой, знает ли она хоть что-то, но вместо этого я опять задалбывал комендантшу, и потом просто сидел в машине на парковке, не сводя глаз с парадного входа. Это уже ненормально. Ладно, ко мне она не захотела, но домой ведь должна была вернуться. Я проторчал возле общаги до глубокой ночи, и всё-таки уехал домой, но не уснул.
Я не верю... Не верю, что Катя могла снова меня развести. Что-то случилось, и к моему большому сожалению, я оказался прав. Уже через трое суток, её объявили в розыск. Мне никогда не было так страшно. Я всю свою жизнь строил карьеру, развлекался, не привязываясь ни к кому, кроме своей семьи, всегда был спокоен и уверен в завтрашнем дне.
Когда полиция начала свою деятельность, то я впервые осознал, какой дурацкой была игра между мной и Катей, потому что каждый говнюк и говнюшка из её группы удосужились ткнуть в меня пальцем, как в её злейшего врага.
– В каких отношениях вы были с пропавшей, Глеб Георгиевич? - спросил меня на допросе следователь, который до этого вынюхивал всё о Рекотовой.
– Мы не были врагами, как все говорят. Могу я отделаться этой фразой? - огрызнулся я, будто звезда, не желающая раскрывать свою личную жизнь, но следак нахмурился.
– Слишком много свидетелей у ваших перепалок. Почти каждый в группе Аникеевой утверждает, что только вы и могли желать ей зла, - ну охренеть теперь! Сейчас ещё ареста мне не хватало.
– Да плевать... Разве есть какие-то основания подозревать меня из-за того, что мы часто спорили с Аникеевой?
– Она хамила вам, публично унижала, не проявляя малейшего уважения при ваших студентах. Любой мог разозлиться, когда задевают его эго при младших по статусу, - терпеть не могу эти ментовские замашки, когда даже сам начинаешь в себе сомневаться.
– Если бы мне совсем это претило, то я запретил бы Кате так с собой обращаться.
– Она исчезла, возможно, потому что вы всё-таки решили запретить ей это? - в очередной раз этот хитрожопый тип попытался меня спровоцировать, но я решил, что правда сейчас будет уместна. Уже плевать, что будет.
– Если бы вашей женщине нравилось иногда развлекаться странным образом, но это никак не вредило бы отношениям, разве вы отказали бы ей в такой шалости? - нехотя ответил я, отчего морда следователя стала такой довольной, будто он подсмотрел в окно чужой спальни.
– Вот оно что. То есть, Аникеева была вашей любовницей, а эти скандалы – ролевыми играми?
– Не любовницей. Любимой.
– Понимаю. О ваших любимых, тоже слухов достаточно ходит. Но это ладно. Проблема в том, что свидетелей вашей вражды полно, а вот какими были ваши добрые, более, чем дружеские отношения, не знает никто.
Да, он был прав, что я подходил под подозрение в любом из вариантов, но твою мать... Если бы он знал... Если бы все знали, что между нами было на самом деле, и как сильно я её любил... С момента исчезновения моей снежинки, в жизни наступил какой-то мрак, и я будто не понимал, что вообще происходит. Работа отвлекала. Ненадолго. Но когда впервые нашли тело, подходившее больше всего под описание, отвлекаться уже не получалось. Это произошло уже в начале зимы. Я собирал везде и всюду слухи, и было уже плевать, что кто-то может узнать о нашей тайне. Я мог кричать об этом вслух. Плевать.