Пороги сновидения

Прежде чем обратиться к вниманию сновидения — специфическому процессу, позволяющему войти в неосвоенное пространство восприятия, рассмотрим саму концепцию внимания и его роль в таком сложном и таинственном феномене, как человеческое сознание. Ничуть не претендуя на исчерпывающий анализ темы, далеко выходящей за рамки этой книги, коротко изложу принципиальные положения, без которых нельзя правильно понять и по достоинству оценить теоретико-методологический подход нагуализма к усилению осознания и тотальной Трансформации человека.

Что такое внимание?

Когда мы говорим о внимании, слова не должны вводить нас в заблуждение. Ибо в Реальности за словом внимание не стоит никакой отдельной сущности — ничего такого, что можно было бы вычленить как самостоятельный процесс. Привычные словосочетания «концентрация внимания», «рассеяние внимания», «распределение внимания» и т. д. вызывают ложные ассоциации, словно мы имеем дело с неким автономным «агентом», объектом или излучением, состояние которого можно локализовать, энергию которого можно измерить. На самом деле внимание — только функциональная характеристика осознания. Направляя внимание на ту или иную область опыта (на сенсорные сигналы или на продукты собственного рефлексивного мышления), мы обращаемся непосредственно к осознанию и изменяем состояние системы в целом. По сути, Я (осознающий субъект) представляет собой некое психоэнергетическое поле (тотальность или бытие), а внимание — это способ, при помощи которого Я «относится» к Миру.

Может показаться, что такой способ описания еще больше запутывает и усложняет понимание. Но это не так. Более того, именно невольное, автоматическое вычленение внимания из пространства нашей психоэнергетической целостности искажает картину и вытесняет на периферию опыта тот модус переживания, который более всего соответствует реальному положению дел и потому имеет уникальную трансформативную ценность. Следуя стереотипам тоналя, который постоянно творит мнимые сущности и устанавливает иллюзорные границы между областями единого поля, мы забываем очень важную вещь: любая работа с вниманием есть установка параметров всей энергетической системы тела и соотносимой с ним среды.

Например, когда исследователь, занимаясь психотехникой (аутотренингом, медитацией и т. п.), концентрирует внимание на солнечном сплетении, на ладонях и на любой другой точке физического тела, объект концентрации переходит в иное состояние. Расширяются или сужаются кровеносные сосуды, изменяется характер кожно-гальванической реакции, ускоряется либо замедляется тканевый и, соответственно, клеточный метаболизм — происходит масса событий, часть из которых можно зафиксировать приборами. Нейрофизиолог полагает, что начало этой цепочки событий локализуется в тех или иных зонах головного мозга, поскольку приборы регистрируют изменение электрической активности коры и подкорковых структур. Описывая происходящие там события через известную модель «возбуждение — торможение», ученый бесконечно упрощает нейронную «реальность», которая только начинается на электро — и биохимическом уровне, а уходит своим корнями в атомные и даже субатомные процессы.

Что приводит в движение эти вполне материальные объекты и энергетические поля? Если мы изучаем собаку, кролика или крысу, подобный вопрос не возникает. Вернее, нам кажется, что мы «знаем» на него ответ. Действительно, вроде бы никакой загадки здесь нет (по крайней мере, на поверхностном уровне). Ибо мы наблюдаем всего лишь химию и физику нервных процессов, отзывающихся на совокупность внешних либо внутренних сигналов-раздражителей. Перед нами только более сложная форма тех же явлений, что можно обнаружить в любой природной системе.

Но в случае с человеком — существом, наделенным произвольным вниманием, — становится очевидной таинственная сущность происходящего. Академическая наука маскирует эту тайну с помощью терминов «саморегуляция», «биологическая обратная связь», но слова ничего не объясняют, а только имитируют объяснение. Попробуйте выбраться из словесной паутины, и вы тут же окажетесь лицом к лицу с Непостижимым. Во-первых, произвольный характер внимания вызван не-физическим фактом, условно именуемым свобода воли, а свобода воли подразумевает реальность свободы как таковой. Так, мы можем самостоятельно выбирать режим работы внимания, его интенсивность и характер, направление и объем. Этот выбор, если мы захотим, никак не будет обусловлен внешними условиями и сигналами-раздражителями. Стало быть, мы сами создаем причины и вызываем следствия, вопреки тому детерминизму, который является неизбежным состоянием бессознательного Мира. Во-вторых, внимание действует непосредственно — то есть само по себе является энергией. Нет ни источника, ни объекта, ни механизма действия. Есть Бытие — Реальность, изменяющая саму себя.

А теперь вспомним, что внимание — это функциональная характеристика осознания, или, говоря философским языком, его прямая манифестация. Интенсивность внимания определяет интенсивность осознания, и наоборот, осознание возрастает через усилие произвольного внимания. Мы не можем судить о том, как работает осознание у животных и можно ли вообще называть их психическую активность осознанием. Но у человека внимание и осознание неразрывно связаны. Более того, способность к самоактивизации нашего осознания настолько высока, что регулярно преодолевает неблагоприятные биологические обстоятельства.

Например, согласно классическим представлениям сознание «включается» в результате обязательной активации коры головного мозга, куда поступает внешний или внутренний сигнал (стимул). Следовательно, рассуждает анестезиолог, «сознание можно выключить, заблокировав восходящие к головному мозгу афферентные пути или заблокировав неспецифическую активацию центральной нервной системы, то есть затруднить или полностью исключить возможность обработки (активного отражения) поступающей информации»^{2}. Исследование показало, что далеко не всегда это так. Профессор А. Н. Кондратьев, в частности, сообщает, что сознание человека во время хирургической операции даже в случае абсолютно качественного наркоза очень часто (около 25 % случаев) не перестает функционировать на протяжении всего операционного периода. А психологическое исследование показало, что практически все больные через некоторое время вспоминают происходившее с ними во время операции. (См. цит. источник.)

Более того, исследования естественного сна человека показали, что сознание присутствует не только во время стадии REM-сна, когда человек видит сновидения, но практически в любой из 5 других стадий сна, то есть оно никогда не исчезает. (С. Криппнер, Дж. Диллард. Сновидения и творческий подход к решению проблем. М., Изд-во Трансперсонального Института, 1997)^{3}. Возникает закономерный вопрос: почему, в таком случае, мы не осознаем (не помним) этот опыт? Ответ очевиден — из-за низкого тонуса внимания. Интенсивность внимания определяет, какой объем психической активности доступен нашему осознанию.

Внимание — это та функция осознания, которая дает ему возможность усиливать самое себя. Внимание порождает энергетические потоки и меняет свойства биологического пространства организма. Более того, оно оказывает влияние на пространство за пределами организма (что уже показали исследования последних десятилетий в области психоэнергетики), и это дает основание с большей серьезностью отнестись к концепциям квантовой физики в отношении природы нашего сознания.

Пожалуй, именно неограниченная способность осознания влиять на состояние внешней Реальности самим фактом своего присутствия в ней представляется наиболее фантастическим и немыслимым допущением. Классическая картина мира, фундаментом которой является локальность объектов, явлений и процессов, линейная причинность и проч. — все то, что порождает пространственно-временную развертку восприятия и осознания, — никак не совместима с подобной идеей. А ведь именно классическая картина мира, будучи по-своему совершенным отражением нашего опыта выживания, обладает колоссальным гипнотическим потенциалом. Альтернативные модели, предлагаемые мистиками и философами (от шаманизма до новейших синтетических концепций трансперсональной психологии), остаются областью условного наклонения. Даже в том случае, когда их оживляет пламя самой искренней Веры, они весьма редко становятся доминирующим опытом; их статус — подчиненный, они пребывают на периферии чувства, как смутные тени, «субмодальности» главного потока автоматических интерпретаций. Всякое чувственное преодоление классической парадигмы описания мира — уникальный феномен, а потому, как правило, объявляется высшей целью трансформационных дисциплин — самадхи, нирвана, сатори, сновидение наяву, видение и т. п.

В связи с этим, выход за рамки классического описания в естественных науках — подлинная революция разума. Квантовая физика XX века, осмелившаяся на такую революцию, остается самым поразительным событием в истории человеческого познания. И пусть квантовая модель до сих пор обитает только в царстве чистого интеллекта, вступая во всех отношениях в противоречие с привычным миром эмпирического опыта, упрямо воспроизводящего себя на протяжении целой эпохи, — даже эта, исключительно ментальная победа обладает значением, которое невозможно переоценить.

Не так уж важно, что в «квантовой реальности» нового описания мира будет подтверждено экспериментальными исследованиями, а что окажется всего лишь математической конструкцией, породившей неверные интерпретации. Главное — «классический» мир пошатнулся, и открывшуюся пропасть между Реальностью и описанием (нагуалем и тоналем) уже не устранить. И в этом непостижимом пространстве «сознание» стало впервые приобретать физический смысл, — смутный и парадоксальный, включающий в себя догадки, предчувствия и интуицию, но уже не идеальный. Сознание выбралось из царства абстрактных спекуляций философии и психологии.

Толтекская описательная модель, возникшая в результате систематических исследований внимания и перцепции, принимает квантовый мир с легкостью — как бы ни была она далека от современного естествознания. В большой степени то же самое можно сказать и о других древних альтернативах описания — даосизме, ведантизме, буддизме и т. д. Однако кастанедовская парадигма в этом ряду имеет уникальный прагматический потенциал, поскольку сосредоточена на энергетическом. механизме осознанного восприятия, который лежит в основе магического «делания» толтека. Понимание перцептивного акта как «сборки», а согласованной перестройки воспринимаемого — как изменения структуры самого энергетического тела (сдвиг и движение точки сборки) приводит к тому, что физика (энергетика) осознания оказывается центральной идеей учения.

Поскольку нагуализм — не физика, он часто оперирует метафорическими (а значит, более емкими) понятиями. У такого «способа говорить» есть ряд очевидных достоинств, хотя метафорический подход не может обойтись без недостатков — прежде всего, искажающего упрощения описываемой Реальности и неуместных аллегорий, вызывающих заблуждения.

Разумеется, идеального языка не бывает. Любой способ трансляции понимания вынужден обращаться к знакам и символам, которые по природе своей есть продукт искажения. В этом смысле даже самые точные языки естественных наук не могут быть адекватными «трансляторами». Нагуализм учитывает это обстоятельство и потому настаивает на условности своей (как и любой иной) метафизики.

Обо всем этом следует помнить, когда мы находим параллели между идеями квантовой физики и толтекской науки об осознании. Как ни странно, подобные параллели могут одновременно прояснять и запутывать понимание того или иного термина. Очевидно, лучший способ — держаться «серединной» позиции, учитывать всё, не впадая при этом в автоматические отождествления с избранной схемой^{4}.

Великие умы квантовой физики (Вольфганг Паули, Э. Шредингер, Джон фон Нейман, Дэвид Бом и др.) оставили множество смелых догадок о физическом смысле сознания. Я не стану рассматривать эти идеи подробно, так как они уведут нас слишком далеко от предмета данной книги. Кроме того, я не физик и, следовательно, могу исказить какие-то существенные моменты. Лично мне кажется важной мысль о том, что сознание проявляет свою физическую активность тем, что извлекает нас из великой неопределенности, «вплетенности» в нерасчленимую Реальность квантового поля вселенной. Благодаря сознанию мы обретаем локальность в мире нелокальных связей. На языке квантовой физики сознание — именно то, что осуществляет декогеренцию субъекта, вычленение энергетического тела (организма) субъекта из запутанного состояния (нелокального присутствия в связанности со всем квантовым мирозданием). Запутанное (entangled) состояние — это бесконечное поле энергетических потенций, которые в любой миг могут быть реализованы (локализованы). Сознание выбирает качество декогеренции и этим обусловливает, что и как мы воспринимаем, с чем можем вступать в энергообмен. А это и есть наш конкретный энергетический и онтологический статус.

Из моря возможных связей («темного моря осознания») мы реализуем («собираем») некоторую бесконечно малую часть. Можно сказать, что эта часть становится нашим тоналем. С. Хамерофф и Р. Пенроуз, например, выдвинули гипотезу, что декогеренция — это результат согласованных процессов в субклеточных структурах головного мозга («Согласованная редукция квантовой когерентности в микротрубочках клеток мозга: возможная модель сознания», 1996)^{5}.

Эти, как и многие другие, размышления возвращают нас к крайне важному моменту для осмысления концепции внимания. А именно:

Внимание выполняет функцию регулятора декогерентных процессов в физической системе субъекта, т. е. определяет объем и качество связей субъекта с внешним полем. Непроизвольное внимание поддерживает то состояние энергетического тела субъекта, которое сложилось в процессе эволюции биологической материи. Произвольное внимание наделяет нас потенциальной возможностью выбирать то или иное состояние, регулировать его и — в конечном счете — трансформировать собственную природу.

Видимо, в этом и заключается тайная мощь внимания и физический смысл экзистенциальной Свободы, которая в зачаточном виде присуща человеку, обладающему даром произвольного управления собственным осознанием.

От физического и философского аспекта внимания, обещающего столь революционные перспективы, перейдем к аспекту психологическому, поскольку именно этот аспект описывает важные условия для начала практической работы.

Психология и психофизиология придерживается того же подхода, о котором было сказано выше. А именно — внимание рассматривается не как самостоятельный психический процесс, а как отражение межсистемных отношений текущей деятельности, обеспечивающих ее эффективность. (См. работы Найссера, Величковского и мн. др.). Часто указывают на то, что внимание, не будучи самостоятельным процессом, по сути, является направленностью психической деятельности, т. е. ее интегральным свойством. Поскольку результатом привлечения внимания становится улучшение деятельности (не только в плане эффективности, скорости, но и — что представляется наиболее важным — в отношении качества восприятия, его объема, четкости и пр.), мы вполне можем назвать внимание показателем интенсивности осознания.

Нельзя не отметить любопытное положение. С одной стороны, всё, что сделал человек с окружающей средой и своим внутренним миром (благодаря чему и стал человеком), — плоды целеустремленного внимания. С другой стороны, внимание — состояние не-естественное, на что указывают как психологи, так и психофизиологи. Говорится, что внимание — «состояние исключительное, ограниченное во времени, так как оно находится в противоречии с основным условием психической жизни — изменяемостью». И действительно, внимание делает психику неподвижной в соответствии со степенью сосредоточенности, оно вычленяет области и процессы, гасит флуктуации и иную природную «текучесть». Внимание как бы вторгается в психическую жизнь и радикальным образом влияет на ее естественный характер.

Этим, в частности, отличается поведение и психическая активность человека от того, что происходит с животными, даже имеющими развитый мозг и нервную систему. Впрочем, нет нужды обращаться к зоопсихологии, поскольку до того, как сформируются навыки стабильного и произвольного внимания (как это имеет место в раннем детстве), человеческая психика в этом отношении мало чем отличается от психики высших приматов. Естественное состояние нейронной реальности — безостановочное движение, отражающее движение среды (биологической и физической). Некоторые авторы называют это полиидеизмом. Включение внимания есть приостановка этих бесконечных колебаний (моноидеизм). Здесь напрашивается аналогия с плавающей и фиксированной позицией точки сборки. Эта аналогия правомерна, но лишь частично. Если говорить о ребенке, то здесь социальное обучение определенной активности внимания действительно влияет на позицию точки сборки, поскольку, как известно, инструменты обучения — речь и мышление — не являются генетически наследуемыми свойствами. Что же касается животных, то отсутствие у них развитого внимания не означает «плавающего» состояния точки сборки просто потому, что их «сборка» стабилизируется физиологическими факторами, возникшими в процессе эволюции живой материи, при этом сам характер сборки сенсорного материала отличается от человеческого.

Предпосылки для развития собирающего внимания лежат в самой возможности отбора сигналов, их усиления или блокирования. Эту способность можно найти у высших млекопитающих, и именно она лежит в основе так называемого селективного внимания. Однако человек обучается целой системе «фильтров», уже не обусловленных биологической необходимостью. Представление о внимании как системе фильтров впервые было разработано довольно давно Д. Е. Бродбентом. Несмотря на известную механистичность модели, обращение к самому принципу «фильтрации» сенсорного материала и сегодня кажется правомерным. Д. Бродбент полагал, что нервная система, несмотря на множество входов, работает как единое коммуникационное устройство. На входах каналов осуществляется селекция, т. е. по некоторым признакам отбирается сенсорная информация. Причем критерии, по которым отбирается сенсорный материал (устройство селективного фильтра), обусловлены не столько физикой пучка сигналов, сколько его семантикой, усвоенной через научение. Лишь в некоторых случаях исключительно физические критерии (свойства сенсорных сигналов или физиологическое состояние организма) могут оказывать решающее влияние на селекцию. Отфильтрованная по тем или иным причинам информация не достигает осознания, но может храниться как бессознательный опыт и извлечена оттуда в случае перестройки «фильтра».

Не надо обладать особой проницательностью, чтобы усмотреть в модели Бродбента (и других ученых, развивающий тот же подход) толтекский тональ — «описание мира», которому индивид обучается в процессе социализации, после чего внимание и восприятие живет и развивается по законам этого описания, чем определяет картину «реальности», отражающуюся на стенках замкнутого «пузыря», который вмещает в себя весь объем осознаваемого опыта.

Теория Бродбента не является единственной в психологической науке. Психологи разработали целый ряд концепций по этому поводу, но ни одна из них не удовлетворяет. Все эти идеи либо повторяют друг друга, лишь смещая акценты, либо страдают ненаучной метафизичностью (например, представление о «внимании как активной способности духа»). Повсюду мы находим представления об элиминативной (вытесняющей) функции внимания, с необходимостью ограничивающей объем сознания, о механизмах нервного подавления, благодаря которому избранные впечатления, переживания, чувства и идеи выделяются сознанием, становятся объектом концентрации. И повсюду можно встретить общие рассуждения о роли обучения и опыта в работе внимания.

Легко заметить, что вышеперечисленное относится к описанию последствий работы внимания, тем самым молчаливо признавая бессилие психологической науки, не способной говорить о самой сути явления.

Конечно, экспериментальные исследования открывают множество деталей и частностей. В этом отношении нельзя недооценивать усилия таких выдающихся умов, как У. Найссер, Дж. Брунер, Р. Грегори и др. Любопытно, что добытый ими опытный материал и следующие из них научные выводы в целом не противоречат толтекской описательной модели. Большинство ученых не желает относиться к кастанедовским отчетам серьезно и, тем не менее, регулярно подтверждает своими исследованиями и теориями главные теоретические положения «толтекских магов». Мы найдем в их работах и концепцию «сборки сенсорных сигналов», и вывод о сильной подчиненности сенсорного внимания «описанию мира», определяющего семантику воспринимаемого и через семантику регулирующего интенсивность конкретного восприятия, а также ряд других идей, подозрительно близких дон-хуановской парадигме.

Разбирая работу внимания, психологи и психофизиологи находят интересный процесс превращения сигналов, которые можно метафорически назвать «победой семантики над физикой». У. Найссер, например, нашел периферические процессы, названные им «предвниманием», где селекция сигналов осуществляется по их физическим характеристикам (интенсивность, объем, динамика и т. д.). Это наиболее естественная часть внимания, которая должна была бы доминировать в человеческой психике, если следовать механистической логике «закона отражения». Но, как и следует из самого термина «предвнимание», на более высоком уровне субъект в значительной степени корректирует результаты естественного реагирования, а порой — полностью перечеркивает их. Физически мощные сигналы могут быть погашены, слабые — наоборот, усилены, отношение «фигура-фон» подчиняется произвольному выбору, который определен не физикой сигнала, но его значением — иными словами, его местом в созданном нами «описании мира».

Психофизиология, как известно, занимается тем, что находит «материальные» корреляты процессам сенсорной селекции. Исследователи указывают на некие механизмы, облегчающие проведение одних сигналов (ревалентных, или значимых для организма) при одновременной блокаде проведения других (ирревалентных). По мнению физиологов, данные механизмы осуществляют функцию контроля информации на входе, изменяя возбудимость в соответствующих путях нервной ткани, — более того, при этом происходит перераспределение импульсов в так называемых «полисенсорных структурах», что, в конечном итоге, определяет модальность воспринимаемого импульса (т. е. его визуальность, аудиальность, кинестетичность и т. д.). В итоге мы получаем психофизиологическое описание того самого дон-хуановского «пузыря восприятия», на стенках которого отражается наше собственное описание мира. Ведь именно семантика (описание) решает, пропустить или нет сенсорный импульс, а если пропустить, то какой сенсорной модальностью его «наделить».

Понятно, что в мозгу животных работают те же механизмы, но человек через «описание» вторгается в них столь масштабно, что конечный продукт (перцептивный мир) оказывается во всех отношениях радикально перестроенным. Вот почему мы живем не в реальном мире, а в мире тоналя, существующем благодаря специфическому вниманию. На языке кастанедовского нагуализма оно называется первым вниманием, а перцептивное пространство, созданное таким способом, — «миром первого внимания».

И здесь мы сталкиваемся с проблемой замкнутого круга. С одной стороны, описание — семантический мир и набор правил, по которым он развивается, воспроизводит себя — является продуктом произвольного внимания. Но с другой стороны, само произвольное внимание возникает только в процессе усвоения коллективного описания, разработанного человеческим видом. Лишь унаследовав описание, человек становится человеком. Если же он не имеет к нему доступа, его внимание остается непроизвольным, а сознание ничем не отличается от сознания примата.

Наблюдение и эксперимент лишь констатируют тот факт, что произвольное внимание имеет не биологическое, но социальное происхождение. Оно формируется в процессе общения ребенка со взрослыми и возможно лишь благодаря передаче навыка. Но «навык» невозможно оторвать от семантических содержаний. Мы обучаемся произвольному вниманию и описанию мира одновременно, что и обеспечивает непрерывное воспроизводство конкретной конфигурации тоналя. Как это происходит? Самая примитивная модель подразумевает следующую схему копирования: взрослый выделяет объект из среды, указывает на него и «называет» (с помощью слова, жеста или иного знака). Ребенок следит за жестом, берет предмет либо повторяет слово (знак). Так происходит выделение пучка сигналов из внешнего поля. Для ребенка в определенном возрасте это подлинное открытие. Оно имеет наивысшую степень новизны, благодаря чему импринтируется и становится моделью для последующих действий. Многократно наблюдая за удивительным процессом «возникновения объекта» из потока сенсорных впечатлений, ребенок познает принцип произвольности, который заключается в бессознательной формулировке: «Я могу выбирать объекты из среды». Выражаясь точнее, «я могу выбирать пучки сигналов и отделять их от сенсорного фона».

В абсолютном большинстве случаев ребенок на всю жизнь остается пленником копируемых схем, и произвольность его внимания ограничивается неким диапазоном выборов, который изначально содержался в воспринятом от учителей описании. Можно сказать, он получает дар произвольного внимания вместе с теми ограничениями, которые на него наложили предыдущие поколения, образующие социум.

Чтобы описать эту особую, исключительно человеческую область «произвольности», в свое время академик А. А. Ухтомский ввел так называемый «принцип доминанты». Я упоминаю об этой концепции, поскольку некоторые сторонники нагуализма усматривают в «доминанте» чуть ли не психофизиологический коррелят точки сборки и приравнивают ее сдвиг к формированию измененной доминанты. На мой взгляд, здесь можно найти лишь весьма отдаленную аналогию.

Что такое доминанта? Это господствующий очаг возбуждения нейронных структур, который обусловливает функционирование ведущих центров системы и этим определяет общую направленность реагирования и поведения. Существование подобного «очага» в нашем случае ничего не объясняет. Это всего лишь описание следствий некоторых стабильно протекающих процессов. И в этом смысле можно сказать, что произвольное внимание, собрав по определенной схеме пучки сенсорных сигналов, приводит к возникновению доминанты. Роль доминанты — закреплять полученную конфигурацию энергетических полей и делать ее ригидной. Таким образом, ее функция вторична. Видимо, она важна для большой массы послепроизвольных актов внимания, будучи их энергетическим обеспечением. Но не этот механизм производит сборку, не он помещает нас в данный перцептивный мир.

Ведь сущностью произвольного внимания является активное регулирование психических процессов, осуществление психоэнергетического выбора, который далеко не всегда обусловлен доминирующим возбуждением нейронов, но напротив — сам формирует психофизиологическую активность.

Остается констатировать, что произвольное внимание, определяющее экзистенциальный статус человеческого вида, не получило удовлетворительного описания в естественнонаучной парадигме. Его энергетическая суть очевидна, его физический смысл как главного инструмента нашей наблюдательной активности в квантовой вселенной невозможно переоценить, но природа его по-прежнему непостижима.

Каким образом описание превращается в энергетический факт? Как речь с ее семантикой и синтаксисом управляет произвольным вниманием, которое, в свою очередь, формирует восприятие и энергообмен? Как внимание удерживает свою направленность вопреки непрерывной подвижности энергетических потоков внешней Реальности? Как осуществляется обратная связь — воздействие внимания и осознания на электрохимические, биофизические процессы и другие характеристики «материи» нашего организма и окружающие его поля?

Нагуализм имеет собственные ответы на некоторые из этих фундаментальных вопросов и предлагает направление исследования, объединяющее в себе все аспекты человеческого осознания — от физики и энергетики до психологии и лингвистики. Принципиально важно, что здесь осознание исследует само себя, не обращаясь к приборам и абстрактным моделям. Непосредственный эмпиризм дает возможность на собственном опыте постичь, как внимание превращается в Силу, а описание мира в совокупность энергетических формаций и связей. Путь обретения Знания, Силы и Трансформации проходит через освоение альтернативных режимов перцепции. Через «магию энергетического сновидения».

Внимание как сборка. Точка сборки

Поскольку нагуализм полагает, что внимание имеет самое непосредственное отношение к сборке сенсорных сигналов, необходимо сказать несколько слов о феномене «точки сборки» и об отношении между сборкой и вниманием, имеющим принципиальное значение в работе над Трансформацией энергетического тела.

Рассуждая о столь абстрактном для нормального человеческого опыта понятии, мы то и дело склонны впадать в привычную метафизику. Точка сборки в наших размышлениях фигурирует как реальный объект, возникающий и исчезающий, способный перемещаться и фиксироваться. Однако не следует забывать, что способ описания, который мы постоянно используем (потому что он удобный и компактный), по сути, является метафорой. Если вы достигаете видения, то соприкасаетесь с чем-то вроде трансляции метафоры, — это превращает умозрительную модель в некую реальность, согласует спекулятивную конструкцию с опытом.

Что на самом деле дано в опыте видящему? Неоднородное свечение, которое имеет область наибольшей яркости. Эта область пульсирует и иногда перемещается — либо скачком, либо плавно. Смещение яркости вызывает изменение всей организации остального, менее интенсивного свечения энергетического тела. Вот и все, что стоит за словами.

Важно понимать, что на самом деле нет такого момента, когда биологическая стихия «порождает» точку сборки. Можно сказать, что это — только проекция способности живого организма собирать в единое целое то силовое поле, которое является «сущностью жизни». Собственно, живое тем и отличается от неживого, что собирает себя. Внутри биологического царства нет качественных барьеров, поскольку главное качество у всех биологических форм — жизнь, что и значит сборка.

В эволюционном смысле внимание (от самых простых его проявлений до высших, присущих только человеку) — следствие процесса сборки и существования области, называемой «точкой сборки», а не его причина. Даже одноклеточные существа или еще более простые (например, вирусы) в каком-то смысле собирают собственное поле и, следовательно, имеют точку сборки. Но какую? Ту, что соответствует сложности их организации и сложности их функционирования в среде.

Между вирусом и, например, тараканом лежит целая бездна. Энергетическое поле таракана — это галактика для вируса. А энергетическое поле человека — галактика для таракана.

Если говорить о развитии человеческого организма, то здесь мы можем наблюдать интереснейший процесс, поскольку сборка проходит все стадии эволюции живого. Мы видим, как растет биологическое пространство, как усложняется его структура, начиная с оплодотворения яйцеклетки. Энергетическое поле увеличивается и собирает себя все более масштабно. На каком-то этапе пренатального существования наше тело собирает себя, как простейшее хордовое, как земноводное, затем как хвостатое млекопитающее. Объем точки сборки и характер самой сборки меняется. Кульминацией этого процесса становится формирование сложного сенсорного аппарата (включая ЦНС). Очевидно, как раз на этом этапе мы впервые знакомимся с вниманием, которое, как уже было сказано, является интегрирующим фактором, реализующим направленность осознания. Такой «точкой сборки» обладают все высшие млекопитающие. Ее позиция целиком обусловлена биофизикой и физиологией организма.

С точки зрения осознания новорожденный человеческий младенец практически не отличается от новорожденного шимпанзе. Их сенсорный мир почти идентичен, а потому первые шаги в сборке внешних сигналов следуют общим законам.

Самое удивительное и таинственное превращение животного осознания в осознание человеческое происходит в тот момент, когда младенец повторяет вслед за матерью или другим взрослым, с которым ребенок общается, акт произвольного внимания. Как уже было сказано, сам механизм копирования психической деятельности остается загадкой. Известно лишь, что ближайшие к нам по типу организации животные — высшие приматы — способны копировать человеческий способ «сборки мира» до определенного уровня сложности и выше этого уровня не поднимаются. Даже освоение языка (в случае с приматами — языка жестов) не приводит их в мир нашего внимания, нашего уровня интенсивности осознания. Из этих сравнительных наблюдений можно сделать вывод, что ребенок наконец входит в человеческий тональ приблизительно на пятом году жизни. «Сборка» опыта в это время достигает того масштаба, четкости и стабильности, который доступен только человеку. Произвольное внимание становится выраженным навыком, в результате чего «сборка» приобретает специфически человеческие черты, позиция точки сборки фиксируется.

Вдумайтесь в значение данного события! Ведь это и есть наша индивидуальная Трансформация. Это опыт, который имеет каждый. Достигая второго внимания через толтекское сновидение, мы повторяем давно забытый эксперимент, однажды уже осуществленный, причем успешно. Мы всего лишь входим в некоторое сенсорное поле и собираем его — так же как сделали это в детстве, становясь человеком.

Между прочим, сходство опыта первых проникновений в первое и во второе внимание еще больше, чем кажется при поверхностном сравнении. И в одном, и в другом случае имеет место период нестабильности и угроза деградации. Если толтек позволит себе отступить, откажется от интенсивной практики, он потеряет второе внимание и вернется в изначальное состояние. Точно так же известны случаи, когда дети 4–6 лет оказывались в ситуации, где отсутствовали стимулы для поддержания человеческой интенсивности осознания. Это может произойти не только в результате изоляции от человеческого сообщества и вынужденного копирования поведения животных (феномен «маугли»). Бывают жуткие ситуации, когда взрослое окружение деградирует настолько, что ребенок, едва осознавший себя человеком, перестает воспринимать взрослых как образец для копирования, как бы «не хочет» быть таким, как они. Об этом знают детские психологи и педагоги. Например, в семьях хронических алкоголиков и тяжелых наркоманов дети могут полностью остановиться в развитии, даже утратить способность к речи. Порой они копируют домашнее животное, которое видят возле себя, — собаку или кошку. Такой ребенок, несмотря на то, что успел научиться ходить на двух ногах и разговаривать, начинает бегать на четвереньках, рычать, есть с пола и т. д. Нетрудно здесь усмотреть аналогию с поведением любого практика, отказавшегося от Трансформации, так как в обоих случаях имеет место возвращение к более простому характеру «сборки» через отказ от использования какого-типа внимания.

Итак, точка сборки не есть универсальная, единообразная энергетическая структура. Точка сборки микроба, насекомого, рептилии и млекопитающего — это разные формации. Их отличает, прежде всего, объем и интенсивность внутренних процессов. Точка сборки человека, кроме того, оказывается продуктом самоорганизации и поддерживает такие пучки сенсорных и энергетических полей, которые иным живым существам недоступны.

И все же это впечатляющее достижение — только первый шаг в развитии самоорганизующегося осознания. Дальнейший прогресс и трансформация человеческого существа заключается в распространении произвольного внимания на более масштабные перцептивно-энергетические поля. В соответствии с толтекской описательной моделью, развитие человеческого осознания проходит через три типа внимания.

Три типа внимания, о которых идет речь в концепции нагуализма, характеризуют, прежде всего, режим и качество энергообмена между коконом и внешними эманациями. Безусловно, они неразрывно связаны и с такими «классическими» характеристиками внимания, как объем, интенсивность, распределение, что детерминирует качество восприятия как такового. И все же — в основе нагуалистского внимания лежит способ энергетического взаимодействия.

В духе современной терминологической системы «первое внимание», «второе внимание», «третье внимание» правильнее всего будет назвать перцептивно-энергетическими режимами (модусами) осознания. Нетрудно понять, почему такое описание наиболее адекватно. Каждый «режим» («внимание») имеет собственные перцептивные и энергетические характеристики. Указывая на энергетический аспект, мы сразу избегаем целого ряда недопониманий и недоразумений. Ведь далеко не всякое изменение восприятия является переходом из одного внимания в другое. Мы видим сны, имеем осознанные сновидения, порой сталкиваемся с масштабными иллюзиями и даже галлюцинациями, но это еще не значит, что мы обладаем опытом второго внимания (тем более, третьего).

И лишь в том случае, когда необычное восприятие отражает реальное смещение диапазона полевых взаимодействий между телом и окружающей средой, что часто приводит к другому уровню интенсивности осознания, другому типу сборки эманации, представленных в виде ранее недоступных для осознания конструктов (объектов и пространств), мы действительно можем сказать, что перешли из одного «внимания» в другое.

Каждый тип внимания по-своему загадочен, каждый несет с собой некую Силу, причем в режиме третьего внимания масштаб вовлеченной Силы радикально, всесторонне трансформирует сам субъект внимания.

[Первое внимание]

Первое внимание в этой системе только кажется наиболее простым. Мы не замечаем его магической природы так же, как рыба не замечает, что живет в воде. Это наша повседневность, способ существования осознания в сформированном на протяжении тысячелетий описании мира. И оно имеет особое значение — во-первых, потому что воспроизводится из поколения в поколение и является всеобщим достоянием человеческого рода, во-вторых, потому что возникло в процессе выживания биологической формы. Это не только результат научения, социализации; это еще и продукт энергетической конституции. Полевые связи, собранные первым вниманием в единый узел, отражают фундаментальные потребности организма и зафиксированы описанием. Его устройство — воплощенное равновесие и гармония. Символы и интерпретации почти идеально «маскируют» энергетические факты, заменяют их в нашем представлении, и этим создают совершенную иллюзию «объективной реальности».

В этой «реальности» внимание не является энергией, а восприятие не воздействует на воспринимаемое. Процессы осознания кажутся пассивным отражением, фиксацией того, что попадает в пределы опыта. Мы легко можем допустить, что отражение искажено, но не готовы признать активного участия внимания в оформлении ткани бытия. И причина такого положения как раз заключена в тщательной сбалансированности биоэнергетического фундамента (совокупности взаимодействий между субъектом и средой, всесторонне определяющей его выживание в заданном диапазоне Реальности) и набора принятых интерпретаций. Человек не испытывает ни малейшей необходимости в том, чтобы выделить внимание из картины мира в качестве активного начала, формирующего среду деятельности.

Однако ситуация может радикально измениться, и это происходит чаще, чем мы предполагаем. По сути, чтобы заметить творческую, энергетическую суть внимания, нам нужен «диссонанс» либо «разрыв непрерывности». Под диссонансом следует понимать любое рассогласование интерпретационной модели и энергетических потоков, под разрывом непрерывности — образование провала между цепочками впечатлений, который невозможно заполнить средствами принятого описания. Большинство людей проходит через эти критические точки хотя бы раз в жизни. Обычно они возникают в моменты сильного психического стресса, в условиях перцептивной неопределенности, информационной депривации или перегрузки, в измененных состояниях сознания, вызванных самыми разными причинам (от гипнотического транса до интоксикации). Иногда человек испытывает мимолетные диссонансы просто в результате флуктуаций потока сознания — в момент засыпания или пробуждения, при выполнении монотонной работы (например, за рулем автомобиля) или в абсолютно незнакомой среде (в пещере, в лабиринте, в горах, в космосе).

Эти критические моменты стандартный тональ преодолевает за секунды. Мы едва успеваем заметить, что несколько мгновений «объективная реальность» держалась исключительно энергией внимания и ее («реальность») можно было изменить внутренним усилием. Остается лишь весьма странное чувство, будто мы побывали в точке выбора, между «мирами». Люди по-разному относятся к подобным всплескам осознанности. Чаще всего они испытывают неприятную тревогу и неуверенность, а потому прикладывают специальное усилие тоналя, чтобы компенсировать диссонанс или разрыв непрерывности как можно быстрее, после чего полностью вытесняют любое воспоминание о таком странном эпизоде.

Но есть и другой, немногочисленный тип людей. Их полагают чудаками, романтиками и фантазерами. Люди этого типа могут пугаться иномирных переживаний, но навсегда запоминают их. Они вольно или невольно попадают в диссонансы чаще других и делают их значимыми событиями своей жизни. Эти очарованные существа — потенциальные мистики и сновидящие. Встав на путь конкретной дисциплины, они могут найти Запредельное или потерять разум.

Часто подобных субъектов считают самопогруженными интровертами, «не от мира сего». Они склонны к рассеянности, их легко затягивает в пучины собственных фантазий. И все же не относитесь к ним свысока — нередко именно эти чудаки создают теории, переворачивающие наш практический, приземленный мир.

Также существует противоположный характер, наделенный особыми способностями проникать в измененные режимы восприятия. Поскольку этот тип сосредоточен на адаптации к внешней среде, его можно (с оговорками, суть которых станет понятна ниже) назвать экстравертивным. Если людей первого типа часто называют эскапистами, то люди второго типа, психическая конституция которых «приоткрыта» для Непостижимого, — совсем не такие. Наоборот, они чрезмерно бдительны, их цель — всегда быть включенным в мир, реагировать быстро и точно, приспосабливаться к изменениям и все контролировать.

Если такие люди находят успешную стратегию, то невольно уподобляются толтекским сталкерам. Чтобы держать «под контролем» большое поле со множеством изменчивых элементов, они вынуждены изменить качество собственного внимания. А ведь давно замечено, что интенсивное выслеживание собственного внимания и восприятия регулярно провоцирует диссонансы. Прежде всего, это диссонанс состояний и диссонанс функций. Самым распространенным является диссонанс, который хорошо знаком практику восточных единоборств, — возбужденность тела и покой ума, алертная поглощенность внешней средой и отстраненность внимания. Каждая работающая мышца напряжена и расслаблена одновременно. И т. д. и т. п.

Западная цивилизация полагает как первый, так и второй характер нетипичными с точки зрения «нормы», узаконенной этой культурой. Разумеется «логичность» и «последовательность» психических состояний, к которым мы привыкли, на самом деле — отражение механистичности европейского тоналя, результат плохого понимания парадоксов, без которых нельзя описать неоднозначную реальность Бытия. Мы стремимся к усредненному существованию, где всякая экстремальность отталкивает, хотя гений (тот самый, что творит историю данной цивилизации) — всегда воплощение экстремума: либо предельной погруженности в себя, либо предельной вовлеченности во внешнее. А на краю этой условной шкалы психических состояний внимания и восприятия как раз и расположен проход во внимание сновидения и во второе внимание.

[Второе внимание]

Второе внимание в этой системе — обширное пространство, лежащее за границей мира стандартного тоналя. Его объем многократно превышает поле первого внимания. Несмотря на то что обычному человеку доступны лишь искаженные, слабые отголоски этого пространства, да и то в исключительных условиях измененных состояний сознания, которые всегда кратковременны и нестабильны, — второе внимание приводит нас в контакт с совершенно реальными энергетическими объектами, потоками и структурами.

Более того, между миром первого внимания и многочисленными мирами второго нет никаких барьеров или воображаемых расстояний. С точки зрения Реальности, все это, в основном, — лишь разные углы зрения на один и тот же Поток Бытия. Подобно тому как в известной притче слепцы ощупывают слона в разных местах и составляют о нем противоречивые суждения, так и восприниматель, переходящий из одного режима перцепции в другой, получает удивительный опыт странствия по «параллельным вселенным», хотя Большой Мир, в котором мы существуем, один-единственный.

И все же, несмотря на это экзистенциальное единство Реальности, между первым и вторым вниманием есть существенная разница. Настолько существенная, что она определяет нашу судьбу.

Во-первых, перцептивно-энергетические поля второго внимания включают в себя те аспекты Мира, которые совершенно заблокированы для нашего тела, настроенного на поглощение и излучение энергии только там, где сформировалось описание. Таких полностью скрытых аспектов довольно много (хоть и не так много, как может показаться на первый взгляд). Они содержат в себе иные ритмы, иные тенденции, существуют по непривычным законам. Каждое прикосновение к ним изменяет характер наших энергетических связей с внешним полем. Для нашего тоналя это другое Пространство, другое Время, но самое главное — другая Интенсивность. В определенных сочетаниях эти скрытые энергетические аспекты Реальности могут содержать грандиозные перспективы жизни и действия для нашего осознания. Научиться их использовать — значит стать настоящим магом, знающим, как обходить неудобные законы нашего человеческого описания — именно этот момент наиболее привлекает искателей «сверхъестественных сил и способностей». Но в других сочетаниях эти аспекты разрушительны и могут убить неосторожного экспериментатора, разорвать на части его энергетическое тело или так деформировать сборку его осознания, что оно угаснет раз и навсегда. Помнить об этой совершенно реальной опасности необходимо, это — «смертельная игра», а не прогулка для любопытного туриста.

Во-вторых, поля второго внимания состоят из энергетических пучков, которые доступны человеку в его базовом состоянии, но при этом имеют совершенно иную интенсивность, а значит, иной смысл и значение. То, что в первом внимании находится как бы на периферии, влияние чего на нас ничтожно и потому успешно игнорируется, во втором внимании становится иногда центральным объектом энергообмена. Для человеческого мира это может быть что-то заурядное или крайне далекое — колебания гравитации, электромагнитные поля, активность звезд и галактик и, конечно же, психоэнергетическая атмосфера, которую создает человечество.

Некоторые могут подумать, что этим значительная часть второго внимания сводится к банальности — измененному восприятию каких-нибудь вспышек на Солнце, тектонической активности Земли, настроений и мыслей многочисленных соплеменников. Но это не так. С одной стороны, второе внимание изменяет характер нашего энергетического участия в Мире — и это решает всё, с другой стороны, у человека нет и не может быть объективного представления о причинах и следствиях, пока он пребывает в ограниченном сенсорном пространстве первого внимания.

Пусть это не покажется теософской спекуляцией, но мы действительно не знаем, как выглядит картина целиком. Что вызвало вспышку на Солнце? Почему началась война или эпидемия? Термоядерные реакции, социальные катаклизмы, новые вирусы — все это фрагменты, увиденные из одной точки и описанные единственным способом, придуманным самим человеком. Второе внимание показывает эти движения энергий из другой позиции и, главное, дает возможность по-другому взаимодействовать с ними. Если в первом внимании мы не можем использовать энергию Солнца или Земли непосредственно и благодаря этому перемещаться с неограниченной скоростью, обеспечивать себя силой, улучшать и продлевать жизнь, то это не означает, что во втором внимании эти возможности нам так же недоступны.

Это очень важно правильно осознать. Второе внимание — необозримый океан возможностей. Мы находим в нем бесчисленные миры, и каждый из этих миров — стабильная организация сил. В конце концов, не так уж важна конкретная репрезентация энергетических структур в нашем тонале. Столкнувшись с пространством второго внимания, мы привлекаем весь творческий потенциал имеющегося у нас описания, чтобы получить комплект узнаваемых образов, с которыми можно взаимодействовать. Пока мы работаем над этой уникальной задачей в одиночку, полученное в итоге восприятие принадлежит только нам и для остальных не имеет никакого значения. Но если второе внимание становится достоянием группы исследователей, личные репрезентации начинают согласовываться. Так появляется еще один мир «разделяемой реальности», или реальности соглашения.

Это совершенно естественная ситуация. Ибо мир первого внимания в эпоху возникновения человеческого осознания образовался точно таким же образом. Мы просто забыли, как это было. Да и не могли не забыть, ведь стихийные опыты эпохи древней Трансформации оказались вне человеческого тоналя. Отголоски тех странных событий призрачным эхом отдавались в сознании древних шаманов и дошли до нас в виде таинственных сказаний о «времени сновидения».

Сегодня исследователь второго внимания как бы попадает в новое «время сновидений». Его рассказы об опыте проникновения туда — это личные «сказки о Силе». Опыт каждого из них неповторим, он не может и не должен совпадать во всех деталях со «сказками» других путешественников. Но это не значит, что их переживания — фантазии или галлюцинации.

А ведь мы по умолчанию считаем достоверным только разделяемый опыт. Субъективность видений и образов дает, наверное, самый сильный повод для недоверия у человека, погруженного в стандартный тональ. Сколько споров вызывают эти бесчисленные расхождения! Сомнения усиливаются и по той причине, что сходные элементы перцепции «архетипичны» и сразу же напоминают о юнговском «коллективном бессознательном» — то есть о чем-то исключительно психическом, основанном только на воображении. Но какими же они еще могут быть, эти сходства, если коллекция архетипов и есть тот набор репрезентативных инструментов, которыми тональ вооружается, пытаясь хоть как-то понять Неведомое, оказавшееся в поле его опыта! Таким образом, мы попадаем в крайне сложную ситуацию — схожий опыт сновидцев строится из архетипов — «коллективных фантазий» человечества, а индивидуальный опыт отвергается, так как никому, кроме самого сновидца, больше не дан.

Положение меняется только в том случае, когда опыт второго внимания становится коллективным и регулярным. Исследователи быстро открывают великую силу перцептивного «соглашения». Думаю, в этом заключен психоэнергетический смысл магического отряда Нагваля. Каждый новый мир второго внимания обретает стабильность, подобную стабильности привычной реальности. В этом есть и энергетическая целесообразность, и о ней еще будет сказано, но более всего — это удовлетворение психологической потребности. Человек далеко не всегда способен смириться с тем, что мир, данный ему в опыте, существует для него одного. Это внушает неуверенность. Если же безупречность в конце концов избавляет нас от неуверенности, то все равно остается «печаль одинокого путника». Когда-нибудь пройдет и она, но нескоро.

Если вы идете по Пути в одиночестве, если ваша судьба — судьба «одинокой птицы» и нет возможности использовать силу перцептивного соглашения, это, конечно, не превращает второе внимание в простое скопище призраков. Странствия все равно реальны, как и энергии, с которыми вы взаимодействуете. Новые силы и способности, новые постижения производят реальную работу Трансформации в вашем теле и вашем осознании. Просто какая-то часть образов, кажимостей, будет принадлежать только вам. «Одинокая птица» примет эту судьбу, поскольку, как известно, в компании не нуждается и «поет очень тихо».

Путешественники по мирам второго внимания могут найти там свою судьбу, если в одном из них соберут всю свою целостность. Так писал Кастанеда, и я не вижу оснований, почему бы это было невозможно. Перестройка всего энергетического тела по законам другого перцептивного мира «перемещает» носителя осознания в соответствующую структуру энергетических полей, он становится частью другого бытия и о дальнейшей его судьбе ничего сказать невозможно. Но это не предел и не окончательная цель Трансформации. Есть более высокий уровень, именуемый третьим вниманием.

[Третье внимание]

Третье внимание — это предельная Интеграция всех видов сборки сенсорных (энергетических) пучков, которая радикально изменяет масштаб существования и воплощает в себе наивысшую Свободу.

Разумеется, мы ничего не можем сказать по поводу этого опыта. Если описание второго внимания вызывает серьезные трудности, несмотря на то, что человеческие понятия и представления в какой-то мере приложимы к его перцептивному полю, то третье внимание выходит за рамки любых дискретностей и линейных построений.

Поэтому мы можем рассматривать этот высший уровень интенсивности осознания только с точки зрения энергетической модели. Главная отличительная черта третьего внимания — синтез. Все перцептивные зоны, которые кажутся нам мирами, бесконечными вселенными, для третьего внимания — частные фрагменты, срезы, кусочки великой головоломки Реальности. За счет чего вообще возможен подобный синтез?

Здесь не место для рассмотрения технологических рецептов или описаний того, как точка сборки молниеносным рывком объединяет все поля человеческого кокона. Практический аспект проникновения в третье внимание доступен практику лишь на уровне экстремального расширения энергообмена — когда первое внимание и второе начинают все чаще сливаться в объемные потоки Силы, преобразующей качество нашего участия во внешнем поле. Используя эти интегрированные области как недоступные ранее источники энергии, толтек строит стартовую площадку для своего окончательного полета в Бесконечность — туда, где его личное осознание наконец должно достигнуть космических масштабов и сделает его жителем Реальности, а не какого-то мира, собранного из ее эманации.

Мы знаем, что человеческое внимание имеет предельный объем. Этим и объясняется ограниченность нашего перцептивного пространства. И мы не можем представить себе, как человек, оставаясь отдельным сознающим субъектом, может охватить бесконечную Реальность. Но на самом деле это и не нужно. Подобно тому как мы способны воспринимать множество форм внутри привычного поля первого внимания, хотя наше внимание может удерживать одновременно весьма небольшое число объектов (от пяти до девяти), так и Большой Мир принципиально может быть доступен осознанию с ограниченными возможностями охвата.

Секрет заключается в многоступенчатом характере сборки. Единицей внимания может быть как точка, так и окружность, как буква, так и слово, а затем словосочетание или фраза. Можно охватить вниманием семь предметов или семь миров, все зависит от того, какой объем был изначально собран и интегрирован в условной единице. Так распространяется наше внимание, последовательно стремясь к бесконечности.

Очевидно, третье внимание — это максимальное осуществление способности собирать сигналы в пучки, в блоки пучков, в структуры из блоков — и так далее. Пересекая критический порог, мы вдруг узнаем, что океан энергии, из которой состоит Реальность мира и наша собственная целостность, можно собрать тем же способом. Проделав это, мы избавляемся от всех энергетических ограничений и обретаем вечную Свободу. Это — конечная цель проекта Трансформации человеческой природы в концепции нагуализма.

Внимание сновидения как максимальное «противостояние природе»

Уже было сказано, что в определенном смысле феномен человеческого внимания идет против природного процесса. Природа манифестирует себя как непрерывная изменчивость и подвижность, внимание же направлено на то, чтобы остановить движение и превратить изменчивость в повторение. Философы могут усмотреть здесь еще одно проявление свойства живого как системы, противостоящей энтропии.

Действительно, всякий организм собирает себя и поддерживает гомеостазис внутренними, биологическими силами. Подвижная и изменчивая энергия внешних полей преобразуется в стабильность и репликацию. Эта особенность живой стихии, которая сама по себе является продолжением тенденции к самоорганизации бытия, видимо, является фундаментом психической активности.

Но между человеческой и животной психикой существует принципиальная разница. Она заключена в качестве и интенсивности негэнтропийных процессов. Если внимание животного, по большей части, пассивно отражает и «обслуживает» его биофизику, само по себе не являясь стабилизирующим и организующим фактором, то внимание человека активно влияет на биофизику и приводит ее в соответствие с надбиологическими контурами — семантикой и синтаксисом описания мира.

Это — новый уровень сборки, новый уровень интенсивности осознания.

Соответственно, следующим шагом в развитии психики является победа над описанием. Когда мы открываем независимость активного внимания не только от движения сенсорных стимулов и стоящих за ними энергетических полей, но и от законов, приводивших эти стимулы в порядок согласно выученному шаблону, наша произвольность (которая соответствует уровню экзистенциальной Свободы) возрастает на порядок.

Где же мы можем совершить подобное открытие? Если не рассматривать уникальные случаи спонтанных откровений, то вполне очевидно, что победа над описанием требует максимальной удаленности внимания от текущей сенсорики. В той или иной степени все психотехнические процедуры, используемые для «самосовершенствования духа» включают в себя этот момент. Какие бы мистические идеи религиозного или философско-метафизического порядка ни привлекались для того, чтобы наделить высшим смыслом психотехническую практику, везде требуется уединение, «погружение в себя», тот или иной вид сенсорной депривации.

Колоссальные трудности, которые вынуждены преодолевать адепты этих учений, связаны с поиском идеального рабочего состояния. Оно не достигается только внешними способами, о чем всем искателям хорошо известно. Мало обеспечить себе уединение и тишину, надо выработать ряд внутренних навыков, новых способностей самого внимания.

В большинстве случаев религиозные и мистические учения обращаются к тренировке в концентрации. Так как рабочее состояние нового вида внимания радикально отличается от всего, что доступно обычному опыту, и трудно достижимо, его превращают в идеал и высшую цель. Метафизики чаще всего не отдают себе отчета в том, что искомое состояние — это лишь инструмент. Они приписывают ему самоценность и даже сакральный смысл. Типичную модель такого подхода мы находим в классической йоге, где формы концентрации внимания становятся стадиями просветления, или освобождения метафизического субъекта — Пуруши. Максимальная интенсивность внимания, отвлеченного от «чувственных форм» (т. е. описания мира), — самадхи — становится окончательной целью дисциплины и завершением йогического пути. Подобное понимание «цели» широко распространено в мистических доктринах.

С точки зрения нагуализма, это выглядит несколько странно. Выходит, что многолетний и кропотливый труд искателя направлен только на то, чтобы освоить новый инструмент сознания. Получив его, практик останавливается, поскольку учение говорит ему, что цель достигнута, и неясно, как и куда двигаться дальше. Что делать с новым состоянием внимания? Созерцание Брахмана в индуизме или Пустоты в буддизме — это лишь переживание свободы, ни к чему не приложенной. Дальнейшее сводится к культивированию Единства, т. е. к устранению всех напряженностей между субъектом и объектом, что в энергетическом смысле означает пассивность и апатию.

В толтекской дисциплине новое состояние внимания, где текущая сенсорика максимально удалена, а законы описания остановлены, называется вниманием сновидения. Крайне важно, что это состояние сохраняет свой исключительно инструментальный характер. Внимание сновидения направлено не только на освобождение от описания, но и на поиск новых типов организации сенсорных пучков, на освоение новых энергетических полей, то есть на переход от внимания сновидения ко второму вниманию.

Процесс достижения внимания сновидения — это самый прямой путь к новому уровню интенсивности осознания, поскольку он воплощает в себе главный психоэнергетический импульс, побеждающий природную энтропию. Если природный процесс условно считать центробежным, это усилие осознания, направленного на внимание сновидения, — центростремительно.

Многие психофизиологи, как известно, выделяют пять стадий бодрствования: глубокий сон, дремотное состояние, спокойное бодрствование, активное (настороженное) бодрствование, чрезмерное бодрствование. Каждый из этих уровней имеет свои естественные характеристики, касающиеся, в том числе, работы внимания. Они соответствуют очевидному закону: внимание возможно только во время активной обработки сигналов. (Здесь следует иметь в виду, что ментальные конструкции и иные плоды рефлексии также являются сигналами, хотя могут не содержать чувственного компонента.) Из этого закона следует вывод, что чем выше уровень бодрствования, тем интенсивнее работает внимание.

Исключением является только состояние так называемого «чрезмерного бодрствования», да и то потому, что здесь развиваются многочисленные возбуждения, которые не способствуют обработке сигналов, а препятствуют ей. Хаотичная ажитация, своего рода сенсорная и мыслительная паника, — все это затрудняет последовательную сборку, прерывая ее на полпути.

Остальные стадии бодрствования полностью коррелируют с уровнями внимания. Наиболее эффективно внимание работает на активной стадии бодрствования, вполне удовлетворительно — на спокойной стадии, но дальше дела обстоят все хуже и хуже. Погружаясь в дремотное состояние, организм последовательно теряет сенсорный материал, пока не наступает момент дремотного торможения, где реакция возможна только на один-два наиболее значимых раздражителя. На стадии сна без сновидений внимание отключается полностью.

Физиологическая сторона процесса, казалось бы, понятна, и сводится к последовательно развивающемуся торможению нервных процессов головного мозга. Однако если мы говорим о человеке, а не о животном, то неясным остается крайне важный момент. А именно: торможение нервных процессов приводит к ослаблению внимания или ослабление внимания — к торможению нервных процессов?

Мы знаем, что активизация мозга осуществляется неспецифическими системами, среди которых особую роль играет ретикулярная формация — структура, интегрирующая, прежде всего, сигналы извне — из окружающей среды, а также от органов и тканей тела. Чем меньше сигналов, тем меньше возбуждения в ретикулярной формации. У животных все определяет ориентировочный рефлекс — именно он отвечает за активизацию ретикулярной формации, когда изменяется состояние окружающей среды. Человек же постоянно вносит путаницу в этот природный механизм.

Поскольку мы научились произвольному вниманию и создали описание мира, в ряде случаев именно мы определяем, должен ли включиться ориентировочный рефлекс и насколько возбуждены должны быть неспецифические системы, активизирующие наш мозг. Здесь и заключена наша потенциальная возможность пойти против природных процессов.

Определенным образом преобразовав семантику описания, выбрав некоторые значения и смыслы, которые не используются обычным человеком, культивируя определенные идеи и вызывая непривычные режимы работы внимания, практик может добиться парадоксального положения. В дремотном состоянии он способен сохранить и даже повысить силу своего произвольного внимания. (Практические методы см. ниже, в соответствующем разделе.) Это повлечет за собой ряд весьма странных переживаний, которые в толтекской магии используются для прохождения первых врат сновидения.

Во многих смыслах внимание сновидения можно рассматривать как силовой центр, в котором сосредоточены все потенции будущего распространения осознания на поля второго и, в конце концов, третьего внимания (см. рис. 2).

Не имея собственного содержания — диапазона энергетических полей, которые служили бы объектом приложения для его перцептивных сил, этот особый режим осознания приводит полевые структуры кокона в состояние готовности к любой перестройке и трансформации. Можно сказать, что внимание сновидения — это колыбель всевозможных перцептивных миров и начало следующего этапа энергетического развития человека. По этой причине внимание сновидения редко дано в «чистом» виде. Обычно это колеблющееся, пульсирующее состояние, где сновидец то обращается вглубь себя, то собирает и интерпретирует пучки внешних сигналов.

В соответствующей главе мы рассмотрим отличия между вниманием сновидения и вторым вниманием, взаимную специфику и динамику развития этих перцептивных режимов.

Рис. 2. Внимание сновидения в системе полей первого, второго и третьего внимания

Практик, ступивший на Путь сновидения, вынужден перестроить многое в своей психической конституции. Ведь освоение внимания сновидения, а затем и второго внимания — это тяжелый труд, включающий в себя значительное повышение энергетического тонуса психики и тела, переориентацию сил и полей, следующих за экстремальным сосредоточением совершенно необычного типа. Сновидящий должен победить две могучие тенденции — биологическую обусловленность психоэнергетических процессов и жесткую структуру описания мира, полученного в процессе обучения. И первое, и второе препятствие наделены такой силой инерции и сопротивления, что кажутся совершенно непреодолимыми. Иные миры, иные энергетические возможности находятся на расстоянии вытянутой руки, но чтобы прикоснуться к ним, надо предпринять почти сверхъестественное усилие. Поэтому, чтобы не утратить данный нам шанс, надо точно знать, что и как делать — в каком порядке и сочетании, с какой интенсивностью и продолжительностью.

Однако прежде, чем приступить к описанию принципов работы и конкретных психоэнергетических техник сновидящего, необходимо сделать серьезное предупреждение. Оно касается самой идеи рецептов и ожиданий, с ними связанных.

Приступая к дисциплине, мы, как правило, ищем в книгах конкретных и ясных указаний — «рецептов». Намерения практикующего серьезны, он готов приложить значительное усилие, если ему дадут четкие указания. Идеальным вариантом ему представляется инструкция механистического типа, где дана однозначная последовательность упражнений, — например, его интересует, как долго и на чем концентрироваться, сколько минут останавливать внутренний диалог, и т. д. и т. п. Наш тональ устроен так, что испытывает иллюзию понимания, если ему предложить ряд дискретностей и линейную модель. Этим способом мы описываем окружающий мир и создаем технологии по его изменению. Неудивительно, что и в работе с собственным сознанием такие инструменте нам кажутся наиболее удобными.

Во всем мире духовные дисциплины, достигая некоторого уровня развития, начинают склоняться к технологии. И йогические школы нас приучили к рецептам, и буддисты, и внутренняя алхимия даосов, и даже дзэн, культивирующий спонтанность и интуицию. Однако если внимательно проанализировать опыт, то мы заметим, что конкретные рецепты в конечном итоге не эффективны. При помощи составленного кем-то рецепта можно выучить только элементарные навыки. Когда же дело доходит до системных преобразований нашей целостности, адепт, привыкший полагаться на технологические предписания, испытывает сильное недоумение и разочарование, так как чужие рецепты перестают работать.

Ибо это не химия. Каждый практикующий обязан открыть собственный уникальный рецепт, соответствующий его неповторимой конституции, особенностям тоналя, энергетики и осознания. Более того, со временем даже лично найденный рецепт перестает работать и нуждается в серьезной модификации либо в замене на что-то совершенно новое. У этого положения есть две причины. Во-первых, мы постоянно меняемся, а когда обращаемся к дисциплине самотрансформации — меняемся с большой скоростью. То, что работало вчера, теряет актуальность сегодня. Во-вторых, каждый практик рано или поздно сталкивается с фактором инерции и монотонии. Используемый прием, психотехническая процедура или упражнение теряют эффективность, поскольку их содержание становится привычным и больше не вызывает достаточно сильного реагирования. Победить инерцию можно только с помощью «новизны». В одном случае достаточно сместить акценты, в другом — необходимо перестроить подход целиком и радикально. Все зависит от вашего характера и конкретных причин, породивших монотонию.

Что же тогда универсально в описании психоэнергетической дисциплины? Только инструменты, или «составные части». Часть из них я описал в предыдущих работах («Видение нагуаля», «Человек неведомый»). Здесь мы углубимся в принципиальные моменты, которых я не касался или рассматривал с иной точки зрения. Помимо самих инструментов, есть универсальные закономерности, которые работают в большинстве случаев. Например, практика погружения во внимание сновидения практически всегда происходит на фоне глубокой релаксации, которую часто усиливает ритмическое дыхание, инициируя смещение точки сборки. Кроме того, есть универсальные триггеры вполне определенных сдвигов точки сборки, которые работают во всех условиях — о них будет сказано. Но затем начинается сфера индивидуальных открытий — перед вами набор инструментов, которые надо брать и испытывать, самому формировать последовательности и акценты.

Например, работая с погружением в сновидение, я неоднократно варьировал акценты в конкретной психотехнической процедуре. Одно время применял в качестве главного триггера слушание «внутреннего звука», потом — использовал концентрацию на вершине кокона, потом — переносил внимание на поверхность энергетического тела, использовал различные «делания» и т. д. и т. п. Если на первых этапах это делается наобум, то позже, с ростом чувствительности энергетического тела и усилением осознания, возникает своеобразное знание, какие приемы в данный период дадут оптимальный эффект.

Если рассуждать с энергетической точки зрения, то мы — не только уникальные (каждый по-своему), но и весьма текучие существа. Почти каждый день у нас разный уровень энергии, да и энергетика внешнего поля весьма подвижна. То, что работает сегодня, может не сработать завтра. Это и вынуждает нас самостоятельно изобретать конкретный «рецепт» и помнить, что данный рецепт — только для нас и только сегодня он актуален.

Составить список личных рецептов и поместить их в книге — это просто. Но пользы от него будет мало. Одним рецепт не подойдет, другие прицепятся к нему и войдут в состояние бесконечного самоповторения, что в конечном итоге вызовет конкретное галлюцинирование, от которого потом придется избавляться с огромным трудом. Таким образом, механистический подход к дисциплине порождает либо застой, либо энергетическое истощение. Конечно, полностью уйти от рецептов не получится. Ознакомившись с ними и пытаясь применить их в личной практике, просто имейте в виду все здесь сказанное. Помните, что сущность подлинного развития и Трансформации — личное творчество, а не автоматическое выполнение чужих предписаний.

Безупречность в практике сновидения

Первый шаг на Пути сновидения вообще не имеет отношения к технологии. Скорее это формирование установки (намерения) и актуализация некой совокупности психологических отношений, иерархии целей и ценностей, нетипичных для современного социального человека. И, как это всегда бывает, если мы выходим за рамки технологии, говорить о содержательном аспекте данного усилия весьма затруднительно.

И все же я попытаюсь.

Начинающий сновидец совершает одну распространенную ошибку. Он концентрирует свои усилия на техниках, поскольку бессознательно ставит собственную психику в один ряд с элементами внешней среды — природными объектами или механизмами. Как уже было сказано, внимание — это проекция осознания. Следовательно, с ним невозможно обращаться подобным образом. Слишком тесно переплетены в психическом пространстве содержания тоналя и формы сосредоточения, психоэмоциональная и психосемантическая сфера — с распределением внимания, влекущим за собой структуру осознанности, что и есть конфигурация энергетических полей, определяющая абсолютно все в нашей судьбе и экзистенциальном статусе.

Если начинающий сновидец не понимает этого положения дел, он бывает смущен изобилием предложенных техник и думает, что успех зависит от того, удастся ли ему составить из них эффективный комплекс. Он задается вопросами вроде: применять ли все известные мне техники одновременно? или существует некая оптимальная последовательность? как составить рабочий график или расписание на день? И так далее и тому подобное.

Не буду утверждать, что эти вопросы вовсе бессмысленны. Наступает момент, когда на них приходится отвечать. Но важно осознавать, что даже идеально разработанная методология не является решающим условием быстрого прогресса в сновидении. Можно расписать свой день по минутам, составить подробный план из техник и упражнений — и не добиться ничего, кроме механических всплесков энергии. Всплески приходят и уходят, а осознание продолжает сохранять себя в неизменном виде. Дисциплинированность не гарантирует возникновения трансформативного импульса.

Как это ни парадоксально, но путь к Трансформации, постижению новых перцептивно-энергетических полей (второго внимания), начинается с трансформации. Качественное преобразование чувств — вот что по-настоящему имеет значение. Оно формирует намерение, и оно же перераспределяет силы осознания таким образом, что первое внимание теряет свою самодостаточность и замкнутость.

Привычная картина мира изменяется посредством чувств. Чувства же инициируются идеями, которые сами по себе бессильны. Ментальные призраки, рассуждения и концепции обретают энергетическую «плоть» только через непосредственное переживание. Этот момент загадочен и почти неописуем. Дон Хуан назвал его «зовом духа». Это внутренняя инициация, которая кажется спонтанной, пришедшей из ниоткуда, особый резонанс осознания с аспектами Мира, ранее пребывавшими в тени. Это момент, когда совершается скрытая работа перераспределяющего внимания.

Опыт показывает, что первая трансформация чувств чаще всего возникает через принятие идеи толтекской безупречности. Поскольку безупречность включает в себя целостный комплекс идей, определяющих отношение к Миру и к самому себе, каждый практик находит здесь какой-то ключевой момент. (Имея в виду импринтные ядра личности, описанные в книге «Человек неведомый», легко усмотреть в подобном ключевом моменте реимпринтирующий фактор.) Для кого-то это будет идея смерти-советчицы, для другого — принятие ответственности за свои поступки, контролируемая глупость или смирение воина. Главное, чтобы включилась переоценка ценностей и отношений и родилось новое настроение — «чувство безупречности».

Несмотря на то что в предыдущих работах я неоднократно описывал безупречность как психотехнологию, она проявляет себя во внутреннем мире практика как целостное чувство. Страх смерти, чувство собственной важности, жалость к себе — это названные цели, объекты специальной работы внимания. А сталкинг выступает здесь как обязательный инструмент, обеспечивающий трансформацию этих чувств — базальных комплексов тоналя.

Психотехнический аспект входит в безупречность совершенно естественным образом. Он не нуждается в преднамеренном культивировании. Как это возможно? Например, размышление над фундаментальным отношением «Я-Мир», которое составляет суть безупречности, ведет к самонаблюдению и выслеживанию своих реакций и ощущений. Отсюда возникает серия диссонансов, вызванных появлением дистанции между потоком автоматизмов реагирования и самим осознанием. Вычленение этой дистанции, удержание на ней произвольного внимания создает необходимые условия для остановки внутреннего диалога и не-делания. Так психотехника возникает из самой позиции внимания. Когда психотехнический прием полностью осознан, он используется для усиления чувственного фона безупречности.

Если все получилось, возникает «чувство безупречности», для которого нет названия в языке (поскольку это чувство не является пунктом инвентарного списка тоналя, оставаясь вне сферы разделяемого психологического опыта нормального человека). Можно лишь перечислить самые заметные эффекты, вызванные этим чувством:

а) необычная алертность внимания; б) ясность и яркость восприятий; в) легкость; г) отрешенность, бесстрастие; д) спонтанная эффективность реакций и поступков; е) осознанность внутреннего и внешнего пространства. И многое другое.

Разумеется, новое чувство нестабильно. Оно приходит и уходит, делая очевидным то обстоятельство, что энергетический тонус нашего тела и нашего осознания постоянно колеблется. Если раньше вы этого не замечали, то теперь заметите наверняка.

И все же настойчивая, непрерывная практика делает всплески «чувства безупречности» глубже и длительнее. В конце дня вы чаще чувствуете необычную бодрость и интенсивность осознания даже на фоне усталости физического тела. А это — важнейшая предпосылка того, что психотехнические приемы, используемые для вхождения в сновидение, сработают. Знание технологии в этом случае приносит реальную пользу.

Есть люди, которым подобная настройка дается на удивление легко, словно им не хватало лишь малого толчка, чтобы привести в движение скрытые резервы чувств. К сожалению, этот тип не очень распространен в современном социуме. У Кастанеды дон Хуан называет подобных счастливчиков обладателями «хорошего тоналя».

«Хороший» тональ, тональ воина — все это, разумеется, метафоры, но в данном случае за метафорой стоит реальное и существенно важное содержание. Описывая становление этого типа тоналя, дон Хуан, в частности, упоминает о «перенесении описания мира на сторону разума». Что же скрывается за этими намеками?

Можно сказать, что тональ — это некий регулирующий механизм, который так или иначе распоряжается данным человеку личным намерением. Не просто энергией, а именно намерением — энергией, направленной и настроенной на определенное взаимодействие с Миром. Причем в область «Мира» входит и энергетическое тело самого человека, так как по отношению к намерению всё сущее является внешним. Таким образом, конфигурация тоналя определяет, куда именно и с какой интенсивностью направлена энергия.

В большинстве случаев люди формируют описание мира небрежно и хаотически. Стихийная работа внимания сводится к слежению за полученными через социальное научение конструктами, которые фрагментарны и объединены между собой бессознательным образом — то есть наивно и иррационально. Поэтому инвентарный список их тоналя аморфен, и даже в том случае, когда самих элементов в тональном описании немного, они как бы «окружены» эмоциональным полем, перегруженным длинными рядами неупорядоченных ассоциаций. В результате внимание полностью занято инвентарным списком, догадками, идеями и предрассудками, выросшими из него. У такого человека все его личное намерение, следующее за вниманием, беспорядочно растекается по неясным и непродуманным областям, где перемешаны важное и неважное, реальное и иллюзорное.

Изменить ситуацию невероятно трудно. Наибольшая проблема заключается в том, что человек, имеющий такой скверный тональ, самостоятельно не способен его изменить или упорядочить. По той же самой причине — десятки и сотни пунктов инвентарного списка все время привлекают внимание тоналя и вынуждают тратить на них все наличное намерение. В результате не возникает даже мотива к трансформации. Если же мотив все же формируется каким-то чудесным образом, то он, как правило, нестабилен, не может доминировать в психологической структуре личности. Либо энергия личности возвращается в привычный режим поддержания внутреннего хаоса, либо мотивация деформируется так, чтобы не вступать в противоречие с бессознательными влечениями и постоянным потаканием себе.

Люди с хорошим тоналем имеют иную, более эффективную психоэнергетическую конфигурацию. Начиная с самых ранних этапов личной истории, они конструируют свое описание мира настолько компактным и систематичным образом, что на стенках «пузыря восприятия» образуется пустое место — свободное от частных содержаний и рефлексий по их поводу. Очевидно, в формировании хорошего тоналя участвуют не только социальные факторы (вроде научения и референтной среды), но и — до известной степени — генетические, биофизические факторы. Впрочем, само разделение мира на социальное и физическое (биологическое) — условность, возникшая в описании. В энергетической Реальности существует только целостность, не сводимая ни к одной из категорий. Следуя классическим представлениям, понять это нелегко. И все же не следует игнорировать то обстоятельство, что не только среда формирует личность, но и психоэнергетическая конституция индивида формирует среду.

Конечно, «пузырь восприятия» и «пустое место» — тоже всего лишь метафоры. «Пустое место» — это что-то вроде отсутствия завесы, обнаженное Бытие. Заметив такое пустое место, личность неминуемо задумывается об отношении человека к Большому Миру. Пустоту заполняют архетипическими символами, которые оформляются в религиозные, мистические, оккультные доктрины.

У человека, открывшего пробел в описании мира, намерение направляется на экзистенциальные цели — там он находит пространство и перспективу. Что делать человеку, оказавшемуся за пределами своего маленького захламленного чулана, в «перспективе», перед лицом Большого Мира? Создавать смыслы — такие смыслы, которые поместят Грандиозность Мира и Осознания в психологически комфортную модель. Пусть модель опирается на метафизические фантазии — мы готовы об этом забыть во имя собственного спокойствия.

Человек, не имеющий очищенного места на поверхности перцептивного «пузыря», даже не понимает, зачем все это нужно. Масштабы его мироописания крохотные, а тональ забит до отказа нужными и ненужными содержаниями. Здесь просто нет места, в котором возникло бы пространство Осознания, так остро нуждающегося в Смысле. Вот почему стандартный человек смотрит на «духовных искателей», мистиков, магов, медитаторов как на «чудаков», которым нечем заняться.

Между «хорошим» и обычным тоналем — пропасть. Только кажется, что ее можно преодолеть при помощи образования, воспитания, формирования интересов и прочей педагогической чепухи. Как в знаменитом афоризме дзэн — «если чашка наполнена до краев, туда не влить ни капли». Обычный тональ и есть такая «наполненная до краев чашка».

Как известно, хороший тональ при помощи дисциплины может быть трансформирован в тональ воина. Такова внутренняя логика оптимизации описания мира. Если носитель хорошего тоналя обращается с «обнаженным» Бытием так же строго и последовательно, как и с остальной частью своего инвентарного списка, он не поддается гипнозу религий и «метафизического романтизма». Тогда его намерение логическим образом приходит к нагуализму или иной подобной концепции как наиболее гармоничному для его реализации миропониманию и способу жизни. Здесь он, выражаясь языком даосов, находит собственное ли, — гармоничное и близкое ему выражение Дао. Он находит «путь сердца», по которому можно идти вечно. Здесь все для него естественно, ничто не раздражает и не утомляет, все получает смысл и удаленную в бесконечность цель.

Конечно, даже хороший тональ не делает Путь легким и безоблачным. Он дает лишь первый толчок, помогает направить взгляд в нужную сторону, найти верное сосредоточение и осознать фундамент безупречности. Когда мы обращаемся к практике Трансформации, к психотехникам, направленным на сновидение или сталкинг, возникают разнообразные проблемы — иногда настолько серьезные и вроде бы неразрешимые, что нас начинают одолевать сомнения: «А могу ли я вообще добиться успеха?»

Если говорить о дисциплине усиления осознания (как через сновидение, так и через сталкинг), то успешно работать с ней не способны только люди с серьезными психическими (психоэнергетическими) нарушениями либо страдающие тяжелыми заболеваниями физического тела. Для носителей правильного тоналя успех, в первую очередь, зависит от того, насколько они сформировали навык управляемого перераспределения внимания — восприятия — осознания.

Два типа проблем наиболее распространены в практике:

1) Затруднения в поиске «ключевого звена», пункта приложения основных усилий для решения поставленной задачи. Они связаны с недостаточной ясностью для ума и, главное, для чувства, самой задачи или со слабой интенсивностью внимания, усилению которого практикующий не занимается с должной настойчивостью.

2) «Бунт» тоналя. В этом случае практик знает и чувствует, что делать, как и для чего, но перспективы этого «делания» пугают его тональ. Тональ вытесняет пугающее знание и упорно пытается убедить себя, что ему ничего непонятно. Попытки такого рода чаще всего сопровождаются иррациональным всплеском страха смерти, поскольку одна из важнейших функций страха смерти — защита тоналя от любых изменений.

Депрессия — фоновое состояние в обоих случаях. Непостижимость задачи и бессознательное нежелание задачу решать в одинаковой степени угнетают. На самом деле депрессия — это указание максимально усилить практику. В каком-то смысле это даже благоприятная ситуация, потому что «враг» обретает форму — вы определенно чувствуете и видите те симптомы, от которых надо избавиться, и те деформации, которые нуждаются в исправлении.

Прежде всего, надо отнестись к делу серьезно. Не потакать депрессии, вяло и рассеянно блуждая в ней, а мобилизовать все ресурсы своего осознания, чтобы понять о себе простую вещь: чего я на самом деле хочу и чего не хочу. Что в практике и ее неизбежных результатах может пугать мое бессознательное, раздражать, казаться неприемлемым? Может быть, это призрак одиночества, разрыв связей и отношений, избавление от привычек, утрата чего-то «уютного» для тоналя, где он привык дремать? Надо раз и навсегда разобраться — какой жизни мы на самом деле хотим. Все очень просто: уютная неподвижность, если мы трезво посмотрим на нее, окажется куда более страшной безнадежностью, чем самые тревожные перемены.

Вы должны убедить тональ, пользуясь его же средствами — то, к чему он бессознательно стремится, на самом деле — неприятно, тоскливо, пусто и бессмысленно. Поэтому противоречие между желанием меняться и желанием оставаться неизменным — надуманное. Такого противоречия нет, и никакого реального выбора нет. Страх перемен не имеет смысла, поскольку в вечном застое, который кажется удобным и безопасным, на самом деле скрывается смерть. В основе бессознательного мы находим причудливый парадокс — страх смерти вызван тайным желанием смерти. Страх смерти — это страх жизни. Любое движение лучше уютного покоя, потому что уют и покой иллюзорны, их сущность — забвение.

Когда тональ наконец осознает, что никакого реального выбора у него нет, вы преодолеваете паралич осознания и приступаете к практике. Чем интенсивнее практика (даже в том случае, если она вроде бы пока не приносит ощутимых результатов), тем меньше этого тумана в голове, тем больше реальной жизни здесь и сейчас. Подавленность, депрессия, тревожность — все это уходит в процессе целенаправленного усиления осознания. Задача жизни решается даже в том случае, если мы не знаем, как именно ее решать.

Повторю то, о чем уже много раз говорил в предыдущих книгах. Если практик регулярно испытывает мрачную безысходность, если он подавлен, если окружающий мир кажется враждебным либо пустым и бессмысленным, он движется в противоположную сторону от цели нагуализма. Ибо все это — симптомы не усиления, а ослабления осознания, не приближение к безупречности, а удаление от нее, не обретение Силы, а нарастающее истощение. Всякое погружение в сновидение и во второе внимание на таком психоэмоциональном фоне достигается механическим усилием и только ухудшает ситуацию.

Правильное движение по «Пути воина» в конечном итоге ведет к уравновешенности, покою и позитивному отношению к миру. И достигается это за счет безупречности и сталкинга. Данные дисциплины подробно рассмотрены в предыдущей книге. Замечу лишь, что постоянные затруднения в этой области связаны с недоступностью глубинных содержаний безупречности для тоналя. В связи с этим формулировки и понятия как бы ускользают. Просто опыт безупречности, будучи во многих отношениях полярно противоположным опыту привычной для социального человека «озабоченности», нам мало знаком. Работая над безупречностью, мы сталкиваемся с трудностью трансляции опыта точно так же, как и в процессе непосредственного перцептивного проникновения в новые поля энергетической Реальности.

Везде, где сквозь описание прорывается Реальность, мы не можем совместить явление и его формулировку. Поскольку безупречность — это, по сути, контакт с Реальностью через наиболее адекватное реагирование на нее, все формулировки в состоянии безупречности излишни. Обратите внимание на то, что кастанедовские описания как безупречности, так и сталкинга фиксируют не сам психологический феномен, а только приближение к нему и сопутствующие ему условия.

Слова нужны для того, чтобы подойти к Реальности. Сама Реальность всегда пребывает вне слов.

Чувство безупречности — это исходная позиция сновидящего наяву. Когда сновидец открывает эту позицию, в его практике происходит решительный прорыв. Несмотря на ограничения языка, формулировок и понятий, попробую все же описать это подлинно продуктивное состояние.

Мы постоянно повторяем вслед за Кастанедой два слова — «безупречность» и «намерение». Я в своих книгах раскладываю состояние на части, аспекты, пытаюсь наполнить их «техническим» содержанием. Но если читатель не знаком с интегрирующим образом-чувством, технологическое описание, разъятое на элементы, мало что проясняет. Как описать чувство, стоящее за аналитическим материалом? Это проблема, которую никто еще не разрешил. Как передать опыт?. Это «фон», и он существует в своем истинном виде, пока его не описывают. Язык «разрывает» его. Метафоры и коаны, «намеки» (то, что замечательно умеют делать мастера дзэн) — вот единственное средство. Но и это средство чрезвычайно ограничено в своих возможностях, поскольку не универсально, а крайне субъективно и требует тонкого резонанса. Практики дзэн добивались эффекта при помощи многолетней концентрации на намеке, чтобы вырваться из плена языка и почуять реальность, стоящую за метафорой или парадоксом.

Иными словами, надо жить в «метафоре», в «символе». Тогда каждый час, каждая минута ежедневности превращается в практику определенного осознания. По сути, это и есть намерение.

Что, например, означает этот призыв — отказаться от «озабоченности собственной судьбой»? Понятно, что это результат безупречности, которая разобрана и проанализирована вплоть до списка фундаментальных импринтов. Понятно также, что за ним стоит намерение Свободы и Трансформации. Но все это бессильные слова, пока они не оплодотворены прямым чувством Реальности, того, что находится «за» тоналем.

Это чувство себя и окружающего мира. Оно специфично, оно отличается от чувств «нормального человека». Если это чувство активно и не прерывается, чем бы вы ни занимались, и внимание, и энергия распределяются качественно иначе. То есть практика происходит в момент даже самого далекого от нагуализма делания. Можно полоть грядки или писать компьютерные программы, готовить еду, ходить по магазинам, следовать любой социальной рутине — практика не прекращается.

Поскольку само чувство неописуемо, я просто перечислю его компоненты. Я их назову, а вы подумайте — в какой мере и насколько непрерывно вы это переживаете. Речь идет не об умственных концепциях и прочей болтовне. Нас интересует чувственный опыт.

Чувство Мира безупречного сновидящего, например, выражается:

(1) В неразделении таких модусов бытия, как «явь» и «сновидение»

(2) В неразделении темпоральных координат описания — «прошлого», «настоящего» и «будущего»

(3) В неразличении «смыслов» описания мира. (Подразумевается невовлеченность в обусловленное «смыслами» реагирование. Мы принимаем все, что происходит вокруг, как условные знаки. Мы имеем с ними дело, внутренне не принимая их реальность.)

Это крайняя степень отрешенности, не-участия, «созерцательности» на фоне активного действия. К подобным состояниям стремятся буддисты, карма-йогины, провозглашающие «незаинтересованное действие» и многие другие, хотя метафизические оправдания, используемые ими, делает состояние менее «чистым».

Чувство себя для безупречного сновидящего опирается на два ведущих компонента:

(1) Постоянное восприятие реальности энергетического тела.

(2) Восприятие внимания как силового процесса. Поддержание этих чувств ведет к специфическому осознаванию себя

как поля среди других полей, а своего внимания и восприятия как потока, способного поглощать энергию и излучать ее.

Я специально не перегружаю это описание частностями. Перечисленных пяти компонентов вполне достаточно, чтобы максимально ускорить продвижение по Пути сновидения.

Это именно внутренняя позиция, а не упражнение и не разновидность медитации, требующая уединения и других особых условий. В этой позиции следует жить с утра до вечера. И тогда каждую ночь вы будете странствовать по новым мирам бесконечной Реальности нагуаля.

Самый первый и непосредственный эффект — победа над страхом, который препятствует выходу тела сновидения. Особая тьма и чувство падения, которые часто сопровождают смещение точки сборки, могут вызывать мощные сопротивления тоналя. Их причина — в энергетической панике, вызванной всплеском страха смерти. Страх съедает значительный объем энергии, и внимание сновидения гаснет почти мгновенно. Если вы научились в течение дня поддерживать осознание энергетического тела в мире условного описания, то сможете легко переходить из одного мира в другой без этих потерь, которые существенно тормозят практикующего.

Вообще, следует сказать, что большая часть затруднений в практике сновидящего связана с бессознательными и полусознательными напряжениями. Некоторые из них скрыты так глубоко, что без специального сталкинга не могут быть выявлены. А выявить их совершенно необходимо. Бессознательные напряжения — опасные враги сновидящего. Когда практик останавливает внутренний диалог или совершает иное не-делание, нацеленное на избавление от фиксации точки сборки, силы бессознательного реализуют себя самым непосредственным образом, вынуждая нас собирать негативные, разрушительные образы. Опыт сновидящего в таком случае превращается в череду кошмаров, он неприятен и монотонен. Сновидец теряет годы, сражаясь по ночам с нечистотами собственного тоналя. Если он так и не осознает подлинные причины такого положения, то рано или поздно попадет в ловушку энергетического истощения.

Вот почему важнейшим компонентом дневной практики сновидящего является сталкинг.

Сталкинг в практике сновидения

Сталкинг («выслеживание») в практике Трансформации Энергетического Тела имеет двойной смысл и выполняет двойную функцию.

С одной стороны, сталкинг — это инструмент очищения тоналя. Его информационный смысл — усиление осознания через привлечение произвольного внимания к автоматизмам, реагированию и поведенческим программам. Соответственно, функция его сводится к освобождению от автоматизмов (перцептивных, смысловых, оценочных, эмоциональных), благодаря чему процесс восприятия дистанцируется от инвентаризационного списка тоналя — возникает пауза, во время которой практик получает некоторый, постепенно возрастающий, объем сенсорных сигналов, не успевших подвергнуться тональной «цензуре». В этом аспекте значение сталкинга, главным образом, когнитивное. Устранение обусловленностей дает возможность взглянуть на себя и Мир более широким и ясным взором. Обостренное восприятие сталкера открывает больший диапазон для познания, что уже само по себе ценно.

Прямым следствием усиленного осознания становится возможность менять собственное реагирование и поведение, манипулировать им, следуя как ситуативным задачам, так и стратегической цели накопления Силы. Здесь следует подчеркнуть, что манипуляция реагированием — не суть сталкинга, как некоторые считают, а его следствие, результат.

Впрочем, все это лишь «информационный» аспект процесса выслеживания. Кому-то он может показаться абстрактным. Действительно, если свести эффект сталкинга лишь к осознанию своих программ и автоматизмов, то что мы получаем от этой длительной и непростой работы, кроме некоторого самопознания и относительного повышения эффективности действий, которые раньше тормозились ограничениями неосознаваемых стереотипов?

Кроме того, часть практиков испытывает серьезные затруднения в самом опознании автоматизмов и их цепочек, сценариев и программ. Таким искателям кажется, что их поведение слишком вариативно, что сфера социального научения в их личном поведении проявляет себя под безусловным контролем сознания — то есть реакция и поступок достаточно свободны, а для их корректировки они не нуждаются в каком-то специальном сталкинге.

Конечно, это иллюзия, возникшая в результате поверхностного взгляда на самого себя. Достаточно указать хотя бы на то, что в каждом человеке есть области социального научения, выследить и осознать которые невероятно сложно, — например, шаблоны восприятия, срабатывающие по сотне раз в день, или стереотипы мышечных напряжений, намертво привязанные к эмоциональным реакциям и поведенческим моделям. И даже если мы отвлечемся от этих «целинных просторов» для сталкинга, пристальный взгляд обнаружит тонкую игру психологии, богатую подноготную, не сводимую к поверхностным стереотипам и алгоритмам за каждым событием нашей эмоциональной жизни. За самым, казалось бы, осознанным случаем «свободного выбора» реакции находится целое психологическое поле — обширный фундамент, который лишь небольшой своей частью доступен ординарному осознанию. Вскрыть с помощью сталкинга этот неявный фундамент, добраться до простых и самых сильных стимулов, тех психических движений, что обеспечивают энергией обманчиво «свободное» поведение, где все замаскировано рационализациями, — значит, найти в себе мощные силы. На психологическом и семантическом уровне это подобно получению энергии от ядерного распада — психические связи, удерживающие бессознательные организованности, архетипические структуры, транслируемые как монолитные символы (своего рода «атомы» внутреннего мира), вполне сравнимы с могуществом ядерных сил, собирающих целостность материи.

Но и это лишь одна сторона сталкинга, потому что выслеживание «содержаний», автоматизмов и связей, их образующих, — только внешняя форма, через которую внимание осуществляет свою энергетическую сущность. Сокровенная природа сталкинга — это энергия, направленная на умножение энергии, поскольку внимание, как и восприятие, является силовым процессом, резонансным механизмом, и способностью совершать работу — как внутри энергетического тела человека, так и во внешнем поле. Только предрассудок западного тоналя, разделившего физику и психологию чуть ли не полярным образом, не дает осознать это положение без специальных усилий. «Перцептивная энергия», «семантическая энергия» — это не аллегории и не фигуры речи. Отвлекаясь от привычного дуализма, можно сказать, что это — такая же физика.

Она демонстрирует себя опосредованно, через иную организацию, но при этом не является описанием иной природы или иного бытия.

Таким образом, для сновидящего сталкинг — это, с одной стороны, способ экспансии осознания вглубь, на те поля бессознательного, где существуют преграды для эффективного использования других режимов восприятия (внимания сновидения и второго внимания), а с другой стороны, способ усиления самого внимания и осознания.

Поскольку в предыдущей книге эта тема была рассмотрена достаточно подробно, остановлюсь только на важнейших для сновидящего моментах.

Практика сталкинга может быть описана в виде последовательности шагов^{6}.

Шаг первый. Составление «списка идей безупречности», трансформирующих базальные комплексы тоналя. Психологическая, эмоциональная их проработка. Можно работать последовательно — брать один из трех базальных комплексов и работать с ним месяц или два, затем — другой, и так далее. Необходимо продумать и учесть механизм зарождения и проявления базального комплекса, для этого рекомендую использовать схемы и импринты из упомянутой книги.

Шаг второй. Сосредоточение на одном или нескольких автоматизмах, связанных с конкретным базальным комплексом и пристальное выслеживание их в течение значительного времени (несколько недель или месяцев).

Шаг третий. Расширение поля внимания, постепенное включение в него других цепочек автоматизмов, реакций, обусловленных импринтами. Следует делать это не механистично, произвольно, а в соответствии с внутренними связями и ассоциациями, которые практик замечает в процессе работы.

Шаг четвертый. «Поиск позиции». Это переход к тотальному сталкингу, который обязательно сочетается с не-деланием и переносом внимания на энергетическое тело.

Шаг пятый. Тотальный сталкинг. Он не бывает непрерывным, происходит всплесками, частота которых с навыком увеличивается. Все это, вместе с намерением распространить усиленное осознание на период сна, приводит в конце концов к вниманию сновидения, а затем к прорыву во второе внимание.

Если мы игнорируем сталкинг, то довольно быстро упираемся в стену, отгораживающую нас от любых серьезных достижений в нагуалистской практике. Ибо ригидность тоналя чудовищна. Рано или поздно все мы узнаем об этом. Пока мы прощаем ему всю эту массу автоматизмов, кажется, что есть какой-то прогресс, хотя этот оптимизм во многом является самообманом.

«Идеи безупречности» используются как стимулы для создания правильного настроения сталкинга и как критерии, по которым можно определить, насколько сталкинг успешен. Главным образом, они являются инструментом для фокусировки намерения. Над ними можно работать в уединении, а потом использовать этот импульс в процессе самого выслеживания.

Во-первых, практикуя сталкинг, мы не должны становиться в позу «надзирателя» за самим собой. Война, напряжение — все это только тормозит, а иногда и парализует осознание. Во-вторых, надо «договориться» с тоналем. Для этого нужно работать постепенно и параллельно тренировать внимание, расширять его объем (шаг 2 и 3).

Постепенность — это уловка. Вы берете один-два пункта и «выслеживаете» только их (привычки, реакции — на ваше усмотрение), но уж эти области стремитесь выслеживать качественно.

Обычно через какое-то время выясняется, что выбранные вами пункты связаны ассоциативными связями с другими. Тогда без суеты, но уверенно вы включаете и их в сферу своего сталкинга. Так расширяется область выслеживания.

На каком-то этапе вы чувствуете, что дальше внимания просто не хватает. Чтобы справиться с этим кризисом, надо вспомнить навык «походки силы», вызывающей остановку внутреннего диалога, и другие навыки не-делания. (Нагуализм — комплексная практика. Остановкой внутреннего диалога и не-деланием надо заниматься параллельно со сталкингом, чтобы к моменту достижения предела внимательности эти навыки были хорошо сформированы.)

И тут начинается то, что я называю «поиском позиции» (шаг 4). Надо найти состояние, в котором практик может так расфокусировать внимание, чтобы предоставить ему максимальную область осознания выслеживаемых процессов, сохраняя при этом активность, подвижность и реактивность. Вы одновременно вовлечены в мир и не вовлечены в него.

Поначалу эта позиция кажется невозможной, но длительное намерение рано или поздно вас приводит туда. С этого момента и начинается полноценный сталкинг, поскольку вы открываете способ одновременного выслеживания невероятного количества процессов и явлений.

На уровне высшей интенсивности сталкинг не только подготавливает почву для ночного сновидения или прохода во второе внимание, но и способен переместить точку сборки в позицию сновидения наяву — достижение, требующее, по словам дона Хуана, «целой жизни борьбы», проявление подлинной магии энергетического сновидения.

Таким образом, безупречность и сталкинг необходимы сновидящему, чтобы добиться высокого уровня осознания наяву. Усиленное с помощью этих практик внимание используется в момент засыпания, чтобы обрести внимание сновидения.

Теперь обратимся к технологическому содержанию ежедневной практики сновидящего. Технология предлагает практикующему три важнейших инструмента — тело, дыхание и внимание. Разумеется, такое разделение условно, ибо все технологии, используемые нагуализмом, направлены на человека в его неделимой целостности. Эту целостность обеспечивает работа с вниманием.

Надо сказать, что в иных трансформационных дисциплинах также присутствует этот подход, сформулированный иным описательным языком. Нагуализм особенно подчеркивает то обстоятельство, что внимание является решающим фактором в практическом комплексе. От того, как практик использует внимание, зависит результат телесных и дыхательных упражнений.

Вот почему последователь толтекского учения относительно свободен в выборе методов работы с телом и дыханием. Если мы обратимся к комплексу пассов Тенсёгрити, то заметим, что конкретные движения тела здесь усиливают именно процессы внимания, воплощают динамику психоэнергетических полей — в этом их смысл. Подходить к магическим пассам как к физическим упражнениям — значит лишать их эффективности. И наоборот — телесная практика, взятая из другого учения (например, йоги или цигун), может быть использована для целей Дон-хуановского учения, если к ней приложено правильно организованное внимание.

Например, каждая асана и каждая пранаяма в хатха-йоге может быть исполнена «в толтекском духе», если практикующий концентрируется на чувстве энергетического тела. Используя не-делание и остановку внутреннего диалога, вы открываете в телесном упражнении целый пласт продуктивных ощущений. Мне хватило нескольких месяцев параллельного использования не-делания и упражнений из хатха-йоги, чтобы ощутить, как энергетическое тело реагирует на классические асаны и пранаямы. Передвижение полей вокруг тела и внутри него становятся главным эмпирическим содержанием занятий. Если вы хотите получить чистый опыт, не фиксируйтесь на метафизике — и тогда вы сами узнаете, существует ли энергетическая реальность за описанными в йоге «чакрами» и «каналами». Лично я нашел такой подход интересным и поучительным.

Так, я обнаружил, что асаны, активизирующие корень мозга, межбровье, горловой центр (все перевернутые позы, а также симхасана) способствуют выходу тела сновидения. Позы, в которых активизируется позвоночник, как и следовало ожидать, усиливают энергообмен кокона через стержневые структуры. А знаменитая падмасана (поза лотоса) укрепляет фронтальную пластину энергетического тела, повышает ее чувствительность и этим ускоряет достижение прямого сдвига точки сборки (о котором будет сказано ниже).

О дыхательных упражнениях следовало бы написать отдельное исследование, поскольку пранаямы, использующие задержку дыхания или гипервентиляцию, ускоряют перепросмотр, способствуют реимпринтированию и достижению безупречности, а также многое другое. Если же говорить о сновидении, то здесь особую роль играет ритмическое дыхание. Утренняя и дневная практика ритмического дыхания может быть разной — от глубокого и полного дыхания до специального использования растянутого выдоха или вдоха. Вечером, как показал опыт, лучше использовать простую и не требующую специальных усилий технику, смысл которой заключается в поддержании ритма, близкого к естественному, но неизменного на протяжении получаса и более. Главное условие — равная длительность вдоха и выдоха без задержек между ними. Такое дыхание помогает замедлить и в конечном итоге остановить внутренний диалог (о биоэнергетических причинах этого эффекта см. в книге «Видение нагуаля»).

И все же самое важное в практике сновидящего — это работа с вниманием, которая включает в себя освоение главных технических навыков сновидящего — не-делания, остановки внутреннего диалога и созерцания. Телесные и дыхательные упражнения используются для повышения энергетического тонуса организма. Накопленная с их помощью энергия направляется на не-делание, созерцание и ОВД.

Все используемые здесь психотехники направлены на усиление способности к концентрации и деконцентрации внимания. Эти две операции являются ключевыми в перцептивно-энергетическом развитии человека. Суть их точно сформулировал О. Г. Бахтияров.

«Концентрация внимания, — пишет ученый, — представляет собой длительное удержание точки (локуса) внимания на каком-либо объекте. Такое удержание означает выделение объекта концентрации внимания в качестве некоторой определенности, фигуры, из общего фона… В предельных формах концентрации внимания в поле восприятия остается лишь один объект, все же остальные структурные элементы поля восприятия превращаются в однородный и не фиксируемый сознанием фон.

Деконцентрация внимания — процесс равномерного распределения внимания по всему полю воспринимаемых стимулов той или иной модальности. В противоположность концентрации внимания, при деконцентрации в поле восприятия остается лишь один однородный, но сознательно воспринимаемый фон». И далее: «Выделение фона как структурной единицы поля восприятия, как правило, не является произвольным процессом и требует для своего осуществления специальных приемов, совокупность которых и называется техникой деконцентрации»^{7}.

Выражаясь языком нагуализма, концентрация внимания обеспечивает делание, а деконцентрация — не-делание. Поскольку сновидящий применяет и то и другое в своей практике, он вынужден развивать произвольное внимание практически во всех отношениях.

Для этого надо работать над улучшением основных параметров внимания:

(а) способность к концентрации,

(б) устойчивость,

(в) объем,

(г) контролируемое распределение внимания,

(д) переключение внимания.

Пусть вас не пугают масштабы задачи. Все эти характеристики — лишь выделенные аспекты единого процесса усиления осознания. На самом деле сновидящий не нуждается в феноменальном супервнимании, которым обладают отдельные уникумы или разведчики, прошедшие спецподготовку. Все перечисленное — только цели, описания, помогающие вниманию наконец обратиться к самому себе. Ибо внимание, как мы уже говорили, — непосредственное осуществление (проекция) осознания.

Важно также понимать, что экстремумы переходят друг в друга. Концентрация внимания при максимальной интенсивности и верном направлении становится деконцентрацией, а деконцентрация — специфической формой концентрации.

Практикующие знают, что сталкинг, главное усилие которого, безусловно, концентративно (сосредоточенность на выслеживаемом сенсорном, эмоциональном или мыслительном потоке, выделение его из фона, остановка и т. д.), на высших уровнях переходит в деконцентрацию (равномерное распределение внимания по целостному полю). Точно так же не-делание или остановка внутреннего диалога, техники, первичный импульс которых — деконцентрация, «размазывание» внимания (это касается не только «походки силы», где визуальное внимание произвольно расширено на всю площадь обзора, но и всех иных манипуляций с вниманием, где паттерн «фигура — фон» подвергается дезавтоматизации), перерастает в объемную сосредоточенность на энергетическом теле и на полях, с которыми тело взаимодействует.

Применяя данные психотехники, сновидящий наблюдает, как параметры его внимания видоизменяются.

Возьмем, к примеру, устойчивость внимания. Этот параметр описывает длительность стабильного вовлечения внимания в какой-то перцептивный или мыслительный акт. Экспериментальной психологии известно, что внимание подвержено периодическим колебаниям. Можно сказать, что внимание «пульсирует», что обусловлено не столько психологическими, сколько физиологическими и энергетическими причинами. Иными словами, внимание пульсирует, поскольку пульсирует весь организм, энергетическое тело, или «кокон».

Периодичность пульсаций различна — от 2–3 секунд до 10–12. Победить этот закон психоэнергетической конституции человека невозможно, и не нужно строить на этот счет никаких иллюзий. Но опыт показывает, что закон можно «обойти». Чтобы убедиться в пульсирующем характере внимания, попробуйте пристально созерцать любую сложную фигуру — вы убедитесь, что внимание ритмически перестраивается, обновляя сборку сенсорных сигналов. В момент перестройки (обновления сборки) фрагменты наблюдаемого объекта исчезают, а затем вновь появляются. То же происходит с аудиальной и кинестетической сборкой: звуки и ощущения периодически «уплывают» из области сосредоточенного внимания.

Хитрость заключается в том, чтобы не бороться с пульсацией, а двигаться вслед за ней. В тот же самый момент, когда импульс концентрации на одном локусе гаснет, он возникает на другом локусе. Задача практика непрерывно следить за этими перемещениями концентрации. Это вполне сталкерский подход. Если сталкер не может добиться непрерывной концентрации внимания на одном объекте, он «создает» более высокую инстанцию — метавнимание, которое поддерживает концентрацию на пульсации самого внимания.

Со временем можно найти специфическое искусство равновесия между вниманием и метавниманием. В конечном итоге они взаимно аннулируют колебания друг друга. В тот момент, когда угасает внимание, включается метавнимание, и наоборот — когда угасает метавнимание, восстанавливается концентрация простого внимания.

Другой важный параметр, который в большей степени связан с навыком деконцентрации, — это объем внимания. Ученые, опираясь на экспериментальные исследования, склоняются к выводу, что эта характеристика внимания практически не поддается тренировке. Утверждается, что нам даны ограниченные возможности к одновременному восприятию. Широко известно так называемое «правило Миллера», согласно которому объем нашего внимания ограничен семью объектами плюс-минус два, то есть от пяти до девяти. И это действительно так. Но на практике объем внимания неразрывно связан с качеством его распределения и способностью к переключению, и это во многом решает проблему.

Во-первых, мы способны бесконечно расширять объем внимания за счет перекодировки собираемого материала. Объединяя несколько элементов в блок, как это постоянно происходит при восприятии перцептивного гештальта, мы превращаем некое множество в единицу. Во-вторых, уже упомянутая способность к метавниманию позволяет практику использовать пульсацию разных уровней не только для радикального повышения устойчивости, но и для расширения объема.

Ритмически распределяясь и переключаясь, внимание, ограниченное и нестабильное на каждом отдельном уровне, может стать широким и стабильным в качестве единой системы, направляющей целостность нашего осознания.

Дневная практика сновидящего — это культивирование особой «внимательности», которая вечером используется для погружения в сновидение. Внимательность достигается двумя способами: а) специальными упражнениями (остановка внутреннего диалога, не-делание, созерцание, сосредоточение на энергетическом теле), б) общим состоянием и установкой (безупречность, сталкинг, намерение).

Упражнения могут быть разнообразны, но всегда включают в себя произвольную сборку и разборку сенсорного материала, делание и неделание себя и окружающего мира. Это главный принцип психоэнергетического развития в нагуализме, поскольку сборка-разборка — та решающая функция внимания, которая определяет характер нашего реального бытия. Вот почему все эти упражнения опираются на одни и те же принципы.

Например, один из самых эффективных способов остановки внутреннего диалога — «походка силы» — состоит в максимальной деконцентрации визуального внимания во время ходьбы. Эту визуальную деконцентрацию усиливает кинестетическая алертность кистей рук (непривычно сложенные пальцы и т. п.). Если рассмотреть эту классическую процедуру с точки зрения сборки-разборки, делания-неделания, то она есть не что иное, как сочетание психологических и психофизических зацепок для поддержания противоестественной бдительности. Практик словно подвергает сомнению привычный тип «сборки» и стремится воспринять (осознать) нечто недоступное. Эта произвольно вызванная «неуверенность» приводит к разборке мира и не-деланию себя. В конечном итоге специфическое усилие вынуждает собрать новый мир и нового себя. В течение долгого времени новая сборка проявляет себя краткими и неуверенными проблесками в виде чувства энергетического тела («парение», ощущение себя в виде «сферического осознания» и т. п.) и причудливых видений, где восприятие пространства и перспективы колеблется, порождая неописуемое чувство Мира как энергетического поля. Крах описания становится кульминацией этой практики. Он приходит как взрыв осознания и называется в дисциплине дона Хуана «остановкой мира».

Статические упражнения используют те же принципы иначе. Мы можем применять концентрацию на крайне слабых либо вовсе отсутствующих сенсорных импульсах. Это разновидность не-делания, с помощью которого мы навязываем перцептивному аппарату «неправильную» систему координат — игнорируем сильные сигналы, вытесняем их, но усиливаем и поддерживаем что-то незначительное, пребывающее на периферии, либо воображаемое. К этому виду упражнений относятся:

а) «слушание звука» в голове;

б) концентрация на участках тела, которые почти ничего не чувствуют (макушка головы, межбровье, затылок, солнечное сплетение и т. п.);

в) концентрация на областях, недоступных обычной сенсорной сборке (поля, окружающие физическое тело, проекции точек и каналов, поверхность кокона целиком или частично и др.).

Сборка не существующего в привычной модели объекта (области или поля) осуществляется благодаря разборке «нормальных» объектов или полей. Это закон всякой ограниченной перцепции.

Занимаясь созерцанием и перцептивным не-деланием, сновидящий манипулирует внешними сигналами — он создает фигуры из пятен, теней, неоднородностей, разбивает объекты и превращает их в ничего не значащий фон, наконец, интегрирует сенсорные пучки так, чтобы они утратили приписанную им семантику, перестали узнаваться. Упражнение становится по-настоящему эффективным, когда в работу с вниманием вовлекается энергетическое тело. Опытные практики знакомы с этим эффектом, когда перцептивные игры приводят к сильным и неожиданным телесным ощущениям. Переживание психоэнергетической целостности — свидетельство того, что произвольное внимание в процессе тренировки неминуемо охватывает энергообменные процессы, которые, на первый взгляд, не связаны с деятельностью воспринимающего аппарата, — процессы, выражающие себя через биохимический метаболизм, гормональную активность, электрохимическое состояние клеток и тканей.

Благодаря регулярной работе с вниманием и восприятием, сновидящий на собственном опыте узнает, что эти «идеальные» (как поначалу кажется) процессы определяют работу всех уровней нашей телесной организации. Внушенная мировым тоналем иллюзия, будто человек «двух-природен», будто жизнь тела и жизнь сознания происходят на разных планах бытия и подчиняются качественно разным законам, постепенно рассеивается — не под влиянием метафизических убеждений, а благодаря непосредственному чувствованию. И это серьезная помощь в эмпирическом постижении той «правильной позиции» сновидящего, что выше была описана через идеи, формулирующие безупречное чувство себя. Осознание (переживание) энергетического тела и внимания как силового процесса неминуемо входят в сферу каждодневного опыта практикующего сновидца.

Если вы намерены двигаться по Пути с максимальной скоростью, стремитесь правильно использовать свое время днем. Мы, конечно, должны избегать жестких расписаний, которые, как правило, быстро превращаются в рутину и делают наш тональ еще более жестким. И все же есть общие правила, которые, как показал опыт, могут привести вас на необходимый уровень интенсивности.

Практика в течение дня. Первое внимание как трамплин

Время нашего бодрствования естественным образом разделено на три фазы. Условно их можно назвать утренняя фаза, дневная и вечерняя. Неважно, когда для вас наступает утро или вечер. Смысл подобного разделения — исключительно функциональный. Поскольку дневная жизнь сновидящего есть сталкинг и безупречность, а ночная — развитие внимания сновидения, ежедневный цикл следует за динамикой этих переходов.

(1) Утро, таким образом, — это вхождение в сталкинг, за исключением первых 10–15 минут, которые необходимы для «подведения итогов» сновидческой активности.

«Подведением итогов» я называю тщательное вспоминание и закрепление опыта сновидений. Это абсолютно необходимо, чтобы постепенно размыть границу между сном и явью, интегрировать образы и ощущения, воспринятые ночью, с привычным потоком впечатлений, которые мы получаем в первом внимании. Это достигается остановкой внутреннего диалога.

Совершенно необходимо найти немного времени, чтобы не вскакивать сразу после того, как вы проснулись. Уже первые минуты бодрствования должны сопровождаться спокойным сосредоточением. Непроизвольный импульс, сопровождающий включение первого внимания, — активизация внутреннего диалога. Это он производит перенастройку осознания, пользуясь тем, что в это время мы наиболее автоматичны и минимально бдительны. Перенастройка осуществляется через центральные механизмы тоналя, задача которого — разорвать опыт, удалить мир сновидения в самый темный угол памяти, как что-то незначительное, не имеющее никакого отношения к «реальности». Мы должны помешать этому.

Правильное пробуждение — крайне важный момент. Не менее важный, чем правильное засыпание. В идеале надо остановить формирование барьера между сном и явью еще тогда, когда первая сборка дневного мира не доведена до конца. Поначалу добиться этого нелегко, и сновидящий регулярно проскакивает этот момент. Не стоит отчаиваться. Главное — сформировать намерение. Даже в том случае, если вы останавливаете внутренний диалог с опозданием, центральный автоматизм с каждым разом все больше слабеет.

Самый известный эффект остановки внутреннего диалога непосредственно после пробуждения — это сохранение в памяти снов, как обычных, так и тех, что являются следами реальных сновидческих перцепций. Но этим опыт далеко не исчерпывается. Вы получаете шанс сохранить чувство тела сновидения, что крайне важно для сновидящего. Во-первых, тело сновидения, будучи непосредственной проекцией всего энергетического кокона, в момент пробуждения является главной зацепкой, которая в дальнейшем объединяет первое внимание со вторым. Воспринятое чувство — зародыш непрерывного осознания энергетического тела наяву, что резко ускоряет тотальную Трансформацию нашей природы. Во-вторых, тело сновидения хранит знание безупречности. Каким образом? Толтекская энергетическая модель помогает нам уяснить этот механизм.

Чтобы воспринять тело сновидения, точка сборки смещается. Это очевидно — там, где воспринимается мир первого внимания, тела сновидения не существует. Сохранив наяву хотя бы небольшую часть сновидческой сборки, мы тем самым помещаем перцептивный центр в промежуточную позицию. А эта позиция (описываемая здесь как «углубленная») очень близка к той, которую мы находим, непрерывно практикуя безупречность и сталкинг. Вот в чем смысл правильного пробуждения — сновидец не только сохраняет память и чувство энергетического тела, но и сразу же попадает в самое эффективное состояние бодрствования. Теперь важно не дать чувству бесследно рассеяться.

Что же вызывает забвение в первую очередь? Что окончательно фиксирует точку сборки в первом внимании? Внимательное выслеживание показывает, что это делает автоматизм тела. Тело «захватывает» нас даже раньше, чем эмоциональная и ментальная реактивность. Иногда кажется, что они включаются одновременно, но это не так. Завершение сборки первого внимания производится серией бессознательных мышечных напряжений. К этим напряжениям и присоединяются автоматические стереотипы ментального и эмоционального реагирования тоналя, опознаваемые и усиливаемые инвентаризационным списком. Это иллюзия, будто к дневной жизни нас возвращают мысли и переживания. Если вам кажется, будто вы проснулись «от мысли» (а это бывает довольно часто), значит, вы просто не успели отследить, как шевельнулось тело и напряглись мышцы.

По этой причине следующим объектом дисциплинированного внимания должно стать физическое тело. Осознанное движение — вторая ступень правильного погружения в первое внимание. Заметьте, как наяву повторяется сновидческий алгоритм. Ведь именно так мы работаем с телом в сновидении — смотрим на ладони, двигаемся и т. д. Подниматься с постели надо вдумчиво и неторопливо, наблюдая за активизацией организма как бы со стороны.

Во время обычных утренних процедур (туалет, умывание или душ и т. п.) пытайтесь сохранить бдительность и углубленность позиции точки сборки. Вы, конечно, заметите, что это приводит к заторможенности. Это затруднительная ситуация для сновидящего. С одной стороны, он хотел бы сохранить сновидческую осознанность, с другой — вынужден вести активную жизнь, которая, как ему кажется, с этим состоянием несовместима.

Решить проблему во многом помогает телесная практика. Используйте то, что вам больше подходит. Сторонники «магических пассов» считают, что лучше Тенсёгрити нет ничего. Я же считаю, что с не меньшим успехом можно использовать цигун, хатха-йогу и другие проверенные временем комплексы. Цель тренировки — полностью активизировать тело на фоне усиленного осознания. Если вам это удалось при помощи определенных движений и дыхания, вы полностью готовы к дневному сталкингу.

Очень хорошо завершить утро тренировкой в концентрации и деконцентрации внимания. Если вы можете потратить полчаса на какой-нибудь тип перцептивного не-делания (будь то созерцание внешних объектов или сосредоточение на полях энергетического тела), на «прогулку Силы» или нечто подобное, это — лучшее начало дня.

(2) День — это базовое состояние первого внимания. Поскольку он насыщен действиями и реакциями, сновидящий может поддерживать правильное состояние осознания только при помощи безупречности и сталкинга. Мы сталкиваемся с двумя проблемами: а) нестабильностью внимания, и б) непроизвольной склонностью бороться с собой, вызывая тем самым лишние напряжения и истощение.

Нестабильность внимания — неизбежное препятствие. Не существует быстрого способа победить нашу забывчивость, рассеянность и склонность погружаться в поток автоматизмов. В конечном счете лишь несгибаемое намерение приносит плоды. Здесь особенно заметно, какую роль играет энергетический импульс, полученный от утреннего сеанса. Иногда он поддерживает практика большую часть дня.

Что же касается борьбы и непродуктивных напряжений, вызывающих усталость, то здесь помогает правильный сталкинг. Наблюдайте за собой. Иногда наше упорство граничит с безрассудством. Не надо переоценивать свои силы. Все равно каждый из нас прогрессирует со свойственной его конституции скоростью. Нельзя допустить накопления усталости — иногда «отпускайте себя». Вообще, следует заметить, что безупречность не ведет к усталости. Напротив, она приносит бодрость, спокойствие и силу. Если вы устали от практики, значит, что-то делаете неправильно.

(3) Вечер — это подготовка к сновидению. Если тонус внимания снизился, надо его восстановить. Наилучшие способы — релаксация, ритмическое дыхание, созерцание и остановка внутреннего диалога. Кроме того, вечер — хорошее время для сеанса перепросмотра.

Если день был наполнен напряженным умственным трудом, необходима пауза в работе. Не стоит долго смотреть телевизор или сидеть за компьютером — именно эти формы деятельности требуют больше всего перцептивной энергии, поскольку здесь мы собираем не только сенсорные сигналы, но и условную информацию. Чтение менее утомительно. Идеальный способ провести вечер — погулять где-нибудь на природе, посмотреть на закат, впитывая всем телом энергию земли, солнца и воздуха.

Непосредственную подготовку к сновидению лучше начинать за час-полтора. Подробное описание процедуры дано в «Видении нагуаля» (гл. 5. Сновидение 1: Методы).

Предлагаемый вариант ежедневной работы не следует считать «расписанием дня». Помните, что всякое правило, если вы превращаете его в догму и исполняете с фанатизмом аскета, убивает сам дух практики, который есть приближение к Свободе. Надо быть гибким и текучим, ни на миг не забывая, что суть производимой работы — усиление осознания, а не ритуал. Упорядоченность практики ни в каком случае не должна превращаться в самоцель. Прежде всего, будьте внимательны к себе, и если чувствуете, что порядок становится важнее, чем состояние, которое он должен вызывать, — немедленно отказывайтесь от «порядка».

Единственное правило, которого надо придерживаться всегда, — непрерывность практики. Если сновидец потакает себе в лени или легкомыслии, он вряд ли добьется серьезных успехов на Пути. Каждая остановка отбрасывает назад. Внимание — крайне ригидная штука. Оно не желает перестраиваться, а тональ имеет тысячи оправданий, чтобы отложить практику «на завтра». Здесь самое время вспомнить о том, что мы не бессмертны, что «завтра» ничего не будет.

Все, что можно сделать, делается сегодня или никогда.

Темп и динамика индивидуального прогресса сновидящего

Колебания пронизывают энергетическую ткань мироздания. Все сущее вибрирует, поскольку так энергия проявляет себя в экзистенциальном поле. Очевидно, прекращение колебаний и есть то абстрактное Небытие, которое может быть только философским концептом и никогда не становится Реальностью. Движение — суть бытия Мира и психики. Вибрируют атомы, в разных ритмах колеблются все сложные формы, пульсируют звезды и галактики. Наконец, пульсирует свечение человеческого осознания, что, как уже было сказано, проявляет себя в характерной подвижности нашего внимания.

Следует ли удивляться тому обстоятельству, что процесс усиления осознания, который мы произвольно инициируем, обратившись к трансформативной дисциплине, точно так же представляет собой волнообразную последовательность подъемов и спадов, ускорений и замедлений?

Разумеется, существуют общие закономерности, о которых рано или поздно узнает любой сновидящий.

Например, каждому из нас дан некоторый запас энергии, который обеспечивает инициирующий импульс. Многие считают его чем-то вроде «аванса», или «подарка духа». С психологической точки зрения, это очень важный момент, поскольку это импульс убедительно демонстрирует реальность скрытых в нашем существе способностей.

Как это происходит? Приступив к регулярной практике, сновидящий через относительно недолгое время переживает серию довольно ярких опытов. Он как бы «прорывается» на более высокий уровень интенсивности — внимание сновидения ярко вспыхивает и показывает ему ближайшие области второго внимания. В самых скромных случаях всплеск ограничивается двумя-тремя впечатляющими погружениями на протяжении нескольких недель. Если же практик имеет сильную психоэнергетическую конституцию, этот обнадеживающий период длится год и даже больше. За это время можно изучить приличную часть первого мира второго внимания, приобрести относительный контроль над телом сновидения, встретить неорганических существ. Кажется, что вы на пороге грандиозных реализаций. И вдруг — все заканчивается. Волна схлынула, первичный импульс утратил силу.

Если сновидящий не предупрежден о том, что его прогресс будет иметь волнообразный характер, для него это серьезное испытание. Утратив вдохновение, он может оказаться в плену безнадежности и подавленности, что, разумеется, продлевает непродуктивное состояние, угрожая превратить его в подлинный кризис.

Вы должны знать, что спад сновидческой активности — это не застой и, тем более, не поражение. Лично я нашел, что в этих спадах заключен глубокий смысл. Они необходимы и полезны, так как создают естественные условия для гармоничного движения. Это периоды безупречности и сталкинга, которые, как правило, уходят на второй план в работе начинающего сновидца. Успехи в сновидении всегда вызывают ложное впечатление, будто дневная практика — штука второстепенная, что индейские учителя Кастанеды преувеличивали ее значение. Это обычная наивность, и «спад» помогает избавиться от нее.

Встречаются упрямые и, честно говоря, недалекие энтузиасты от сновидения. Они категорически не желают понять, что нагуализм — это целостная дисциплина, что без сталкинга и безупречности невозможно добиться стабильных результатов. Результат их упрямства — депрессия и ожесточенность, бесконечные попытки включить внимание сновидения насильственным путем, что ведет к неосознаваемому истощению, кошмарным видениям и формирует совершенно искаженное представление о дон-хуановском пути.

Чтобы правильно выйти из первого — самого мучительного — спада, необходимо вспомнить все, что есть в арсенале безупречности, оживить в памяти и чувствовании то настроение воина, о котором прекрасно написал Кастанеда. Если вы сможете по-настоящему осознать, что высшее проявление этого духа — безупречность ради безупречности, угрюмое раздражение и нетерпеливость покинут вас и энергетическое тело найдет оптимальный способ перестройки. Как сказал Лао-цзы: «Оставьте воду в покое — она сама станет чистой». Субъективно это воспринимается как окончательное принятие своей судьбы, как момент, когда намерение наконец охватывает все наше существо. Это новый уровень осознания.

Таким образом, вторая волна сновидения приходит, когда мы становимся мудрее и, соответственно, наблюдательнее. На этом этапе сновидящий открывает индивидуальный темп и ритм в естественных колебаниях праксиса.

А темп у каждого свой. Он соответствует индивидуальной чувствительности и типу конституции. Менее подвижные и более массивные практики могут медленно и трудно приходить к новому опыту, а потом обрести впечатляющую силу. И наоборот — быстрые и легкие сновидящие прогрессируют стремительным образом, но испытывают затруднения, когда реализацию нужно закрепить, превратить мимолетные откровения в стабильное качество сознательной жизни.

Внимательно выслеживая ритм подъемов и спадов, можно в конце концов научиться использовать их оптимальным образом, встречать их заранее подготовленным и максимально быстро переключаться. Эта сталкеровская готовность помогает научиться важному трюку — побеждать ригидность тоналя и его склонность к самоконсервации. Ведь чем тональ сильнее (а сновидящий должен иметь сильный тональ!), тем чаще он «застывает» в позиции равновесия. Любой психотехнический прием быстро теряет эффективность, так как тональ находит изощренный способ игнорировать его, чтобы сохранить свою неизменность.

Консервативный тональ вынужден регулярно прибегать к творчеству, чтобы находить новые зацепки для удержания активного внимания и намерения. Это нелегко, но возможно. Надо лишь регулярно вспоминать о нашей склонности к консерватизму и «ловить себя» — кропотливая работа, требующая большого терпения.

Существует быстрый, но довольно рискованный способ — разбить непрерывность тоналя при помощи психоактивных агентов. Нетерпеливые сновидящие часто возлагают на этот путь большие надежды. Хочу предупредить, что далеко не всегда эти надежды оправдываются. Недостаток безупречности может сыграть с нами дурную шутку. И тогда мы либо вытесняем полученный опыт, либо становимся чрезмерно лабильными — подвижными, но уязвимыми. В первом случае сновидящего преследует назойливое стремление повторять психоделический опыт, так как каждый раз кажется, что его импульс недостаточен, во втором — возникает серьезная угроза психоэнергетических повреждений. По этой причине я не рассматриваю путь «растений силы» как реальную практику в наших условиях.

Волнообразный характер прогресса охватывает как относительно большие периоды, длящиеся годами, так и малые — месяцы, недели, дни. Во время большого подъема можно заметить, как характер осознанности колеблется в соответствии с собственным ритмом. На пике энергетического тонуса фиксация точка сборки сильно снижается, и сновидящий может целыми днями, порой даже неделями, пребывать в «плавающем» режиме — от всплесков повышенного осознания до сновидения наяву. Иногда один день в таком состоянии дает больше, чем три месяца ежедневных тренировок. Эти «пиковые» периоды происходят чаще, если мы фиксируем свои ритмы и достаточно бдительны.

Выслеживать колебания осознанности — хороший сталкинг. Он может значительно ослабить консерватизм тоналя, который категорически не допускает идеи, будто наяву режим восприятия может быть нестабильным. Наблюдаемые в таких случаях синхронистичности и прочие странности выбивают тональ из привычной колеи.

Исследуйте свои ритмы, свои подъемы и спады — иногда это мощное средство для ускорения практики.

Предостережения: деформация намерения, волевые сновидения и энергетические кризисы

Необходимо учитывать, что психотехнические приемы вхождения в сновидения можно использовать по-разному. Они могут настраивать осознание, могут — непосредственно толкать точку сборки в позицию сновидения или второго внимания. Все зависит от того, как именно мы этими приемами пользуемся. Например, известный исследователь вне-телесного опыта Роберт Монро впервые открыл для себя тело сновидения при помощи глубокой релаксации и сосредоточения на прослушивании записей, предназначенных для обучения во сне. Можно ли сказать, что расслабление и аудиальная концентрация сместили точку сборки в позицию сновидения? Нет. Монро, сам того не зная, воспользовался некоторыми приемами, чтобы создать предпосылки для такого сдвига точки сборки. Внимание сновидения включилось, так как исследователь, как всякий здоровый человек, имел некоторый объем свободной энергии.

Это совершенно типичный случай «спонтанной инициации». Но что происходит дальше? Если человек не знает о дневных практиках усиления осознания или не придает им значения, свободная энергия истощается очень быстро. Желая повторить сновидческий опыт, экспериментатор начинает вкладывать в психотехническую процедуру все больше и больше сил. Освоив навыки механических сосредоточений, он рано или поздно начинает использовать их уже не как настройку, а как непосредственный движитель точки сборки. По сути, это мало чем отличается от применения психоактивных веществ или растений. Если растения смещают точку сборки биохимическим давлением, психотехники делают то же самое при помощи механического усилия внимания. И последствия бывают очень похожими — как и растения силы, техники постепенно разрушают нас, извлекая из тела неприкосновенные психоэнергетические запасы.

Чтобы этого не произошло, сновидящий обязан работать комплексно. Качество сновидения, его частота и длительность возрастает не благодаря психотехникам, а по мере усиления осознания наяву, в повседневной жизни.

Разницу между этими способами использования приемов ощутить легко. Добиваясь повышения частоты и длительности сновидения механическим путем, вы неминуемо испытываете: а) чувство усталости и угнетенности сразу после пробуждения, которое постепенно становится фоновым самочувствием и переходит в депрессию, б) регулярные погружения в мрачные, устрашающие, либо тоскливо-неприятные позиции сновидении, где вы то и дело подвергаетесь атакам враждебных сущностей (реальных или галлюцинируемых). Все это симптомы развивающегося энергетического кризиса, вызванного эксплуатацией так называемых волевых сновидений.

«Правильное» сновидение включается в результате накопленного за день импульса — его формирует безупречность, сталкинг, дневное намерение, ОВД и не-делание. Непосредственно перед засыпанием производится лишь дополнительная настройка. В результате внимание сновидения удерживается за счет свободной энергии и прекращается, как только эта энергия оказывается исчерпанной.

Волевым сновидением можно называть такое, которое достигается за счет только или прежде всего технических процедур — дыхательные упражнения, расслабление, медитативные сосредоточения. Практика безупречности и сталкинга в течение дня не используется либо используется недостаточно. В результате механические техники непосредственно перед сном требуют гораздо больше времени и волевых усилий. Если же сновидец еще и испытывает сильное пристрастие к сновидческим переживаниям, пытается всеми способами продлить их, истощение энергетического тела неизбежно — внимание сновидения поддерживает себя за счет резервов тела, которые не следовало бы трогать.

Через несколько лет волевые сновидения, если вызывать их регулярно, приводят к психосоматическим дисфункциям и нарастающей патологии. Неосознаваемый болезненный процесс не позволяет точке сборки смещаться по центру «человеческой полосы», где осуществляется гармоничный энергообмен. Тональ транслирует опыт боковых сдвигов с помощью архетипических видений — устрашающих или эйфорических. «Демоны» и «ангелы» по очереди посещают расстроенное сознание сновидящего, и это усиливает его параноидальные настроения. Окончательно запутавшись, он воображает, будто вошел в контакт с миром неорганических существ, что заставляет его тратить на сновидение еще больше энергии. Конец этого пути — необратимое разрушение тела и психики.

Как не допустить подобного развития событий? Очень просто. Надо лишь помнить, что сновидение не самоцель. Оно только средство, инструмент возрастающего осознания, а усиление осознания — работа, которую можно и нужно практиковать прежде всего наяву. Если вам трудно войти в сновидение, надо сосредоточиться на практике дневного осознания, а не насиловать себя по ночам.

В противном случае вас будут преследовать угнетенность и отвращение к жизни наяву, слабость, апатия и ночные кошмары.

Помните, что никакие техники сами по себе не ведут к вниманию сновидения и ко второму вниманию хотя бы потому, что точку сборки смещает Сила. Техники направлены на создание условий для смещения точки сборки — не более того. Фундамент сновидения — это безупречность, сталкинг и развитое с их помощью намерение.

Каким бы приемом мы ни пользовались, погружение во внимание сновидения происходит тем эффективнее и качественнее, чем отчетливее присутствует в процедуре элемент не-делания. Следует заметить, что само по себе не-делание — тема настолько обширная и во многом загадочная, что требует глубокого исследования.

Нет ничего более парадоксального, чем говорить о не-делании. И все же мы вынуждены о нем говорить, чтобы с помощью активного осознания на практике соединить мир описания и великую Реальность-вне-человека — проникновение в энергетическое сновидение невозможно без подобного усилия.

Если мы обратимся к работам Карлоса Кастанеды, то с некоторым удивлением обнаружим, как мало написано о не-делании у первооткрывателя нагуализма. Об остановке внутреннего диалога — центральном элементе любого не-делания — Кастанеда тоже сообщил не слишком много.

Почему это странно? Потому что не-делание и остановка внутреннего диалога — сердцевина нагуализма. Все методы психоэнергетического контроля, обеспечивающие Трансформацию, все магические влияния, включающие толтека в принципиально новые отношения с внешним миром и социальными людьми, опираются на не-делание. Магическое делание, каким бы причудливым оно ни казалось, возможно только на фоне пустоты и безмолвия, превратившегося в океан энергии благодаря усилению внимания и осознания. Говоря языком гностических мифов, из темноты возникает свет, из молчания — слово. Перцептивное, психоэнергетическое творчество становится могущественным инструментом через полноценное постижение фундаментальной тишины, из которой рождается семантическая Вселенная.

Кастанеда написал слишком много об альтернативных вселенных, об иных силах и существах, о превращениях перцептивной энергии, победившей все законы человеческого описания. Об этом можно рассказывать бесконечно, ибо проявления магической Свободы не знают границ. А что можно сказать о безмолвии, об остановке внутреннего диалога, «стоянии перед Миром» напрямую, без описания? Это что-то слишком простое и одновременно невербализуемое. Мы можем говорить лишь о череде феноменов, о некоторых переживаниях, сопровождающих приближение к не-деланию, об играх Силы и нашего тоналя, вызванных не-деланием. Остальное — вне описания.

Тем не менее, попытаемся сосредоточить осознание на самых непосредственных проявлениях не-делания. Как мы помним, тональ делает мир с помощью внутреннего диалога. И поэтому остановка внутреннего диалога — это пропуск в мир толтекского сновидения, в мир дон-хуановской магии.

Большинство читателей, знакомых с идеями нагуализма поверхностно, автоматически отождествляют «внутренний диалог» с «внутренним монологом» и не находят здесь принципиальной разницы. Это ошибка, которая сбивает с толку и порождает неуместную критику. Во-первых, из этого заблуждения следует, что остановка внутреннего диалога ничем не отличается от йогического «безмолвия ума», которое, как известно, сводится к прекращению ментального комментирования (внутренней речи, продуцирования визуальных, аудиальных и иных конструктов, исполняющих ту же комментирующую роль). Во-вторых, буквальное понимание термина «внутренний диалог» вызывает ложное представление, будто он осуществляется через механизм мысленной речи. Психолог, между тем, знает, что человек способен мыслить без слов, может вообще не обращаться к речи и даже не знать ее (как, например, глухонемые от рождения), — это ничего принципиально не меняет в режиме перцепции или энергетическом статусе субъекта.

Поэтому надо сразу указать на фундаментальное различие между такими психическими процессами, как «внутренний диалог» и «внутренний монолог». В случае йогического «безмолвия ума» (читта вритти ниродха) и прочих процедур, нацеленных на прекращение внутренней речи и неуправляемого мышления, следует говорить об «остановке внутреннего монолога». Диалог же, как я уже неоднократно подчеркивал, происходит между двумя «внутренними собеседниками» — сенсорными сигналами и аппаратом сборки, интерпретации этих сигналов. Эти компоненты психического поля могут находиться в отношении диалога между собой благодаря тому, что наделены некоторыми противоположными свойствами.

Выражаясь метафорически, поступающие извне сигналы всегда находятся в позиции «задающего вопрос», аппарат сборки и интерпретации — наоборот, всегда «отвечает». Вопрос и ответ образуют неразрывную пару, которая становится фактом эмпирического опыта. Нет никакого способа изменить ситуацию. Сигналы не могут «отвечать», потому что лишены семантического содержания и, значит, не способны сами по себе предстать перед нами в виде ответа. Этот нюанс ускользает от нашего недостаточно сильного осознания, ибо миг подлинного диалога слишком краток и всякий раз порождает обильный поток комментариев.

Процесс внутреннего диалога и последующего монолога проще всего проиллюстрировать на перцептивном акте узнавания. Когда в сферу нашего внимания попадает новый пучок сигналов, он становится неопределенным энергетическим импульсом, который выводит систему из равновесия и помещает ее в поле выбора. Иными словами, мы что-то видим (слышим, осязаем и т. д.), но еще не знаем, что именно. С одной стороны, это состояние психическое, и может быть названо «паузой между вопросом и ответом», с другой — это мгновение энергетической свободы, когда полевые структуры, из которых мы состоим, могут перестроиться самыми разными способами и каждый вариант имеет равную вероятность реализации.

Миг свободы заканчивается, как только немой вопрос сенсорного пучка получает ответ. Как только неопределенное возбуждение эманации превращается в оформление паттерна — модели, изготовленной и выбранной «отвечающим» тоналем. «Что это?» — «Дерево». Доля секунды, и аморфное возбуждение полевой массы становится новой формой, новой позицией системы «субъект — объект». Объект «превращается» в дерево, а субъект, бывший до этого «никаким», становится воспринимателем дерева. Хотя это звучит немного странно, мы не просто интерпретируем сигналы, мы превращаемся согласно своим интерпретациям.

Но это лишь первый шаг. «Отвечающий» не привык к лаконизму. Во-первых, он перепроверяет себя множество раз, во-вторых, он совершает колоссальное число операций с собственным ответом — помещает его в ассоциативное поле, прикладывает к нему пространственные и временные координаты, вспоминает и воображает, и, наконец, реагирует, планирует, принимает решение. Все это — уже не диалог, а монолог. Тот самый монолог, который я называю «ментальным комментированием» — с ним-то и имеет дело медитирующий йог, буддист, стремящийся к Безмолвию.

Вот почему внутренний диалог не имеет отношения к внутренней речи. Ибо речь — уже следствие диалогического акта, который можно также называть «элементарным деланием».

Совершенно ясно, что у всех людей «внутренний диалог» принципиально подобен и не зависит от сенсорных возможностей как таковых. Люди, лишенные зрения, речи или слуха, преодолевают ограничения своего сенсориума, чтобы осуществить делание, поскольку без делания субъект не только не способен функционировать в мире, он даже не может просто существовать. Становление упорядоченного осознания, формирующего нашу индивидуальность, может сталкиваться со значительными трудностями в случае ущербности, той или иной неполноты сенсорного мира, но только так человек становится человеком. В любом случае мы составляем «инвентаризационные списки» и одновременно формируем в себе участников внутреннего диалога — вопрошающую и отвечающую стороны.

Таково принципиальное различие между внутренним диалогом и внутренней речью (ментальным комментированием). Из этого легко сделать вывод, что остановка внутренней речи всего лишь очищает тональ от последствий диалогической активности, но не от самого диалога. Вот почему традиционная медитация, направленная на безмолвие ума, может привести к изменению режима восприятия лишь постольку, поскольку заторможенность периферии иногда переходит на всю массу психических процессов, включая диалогический механизм. Но в большинстве случаев тотальное торможение все же не развивается, и тогда мы имеем совокупность обычных эффектов, которая хорошо известна большинству медитаторов.

Это — высокая ясность восприятия, яркость цвета, выпуклость форм, глубина перспективы и теней. Следом за необычной интенсивностью всех перцептивных функций возникает специфическое преображение качества ментального процесса — сокращение общей массы мыслительных движений компенсируется их «плотностью». Исследователи полагают, что имеет место сворачивание синтаксических структур комментария, превращение линейного и разреженного дискурса в своеобразные сгустки, внутри которых возникают символические связи. Мышление превращается в поток инсайтов, поскольку подобие описательных моделей для всех типов опыта на этом уровне становится очевидной. Сворачивание структур ведет к упрощению и всё становится подобным всему. Из потока ярких и ясных ощущений восстает призрак экзистенциальной истины. Человек находит смысл, который не может передать обычными инструментами описания.

Я недаром употребил слово призрак. Смыслы и истины — всегда «призраки». Мистики, использующие медитацию для духовного просветления, не желают это понимать. Возбужденные силой чувства, они принимают пространство символов — пространство семантических «концентратов», созданных тоналем путем волевого уплотнения описательного языка, — за новую (разумеется, «более высокую») реальность, где Истина, Мудрость, Бытие, Свобода, Разум, Любовь и Бесконечность обретают плоть и окрашивают человеческое существование удивительными красками.

Субъективное становится объективным, и ощущение жизни порой радикально меняется. Если бы мы могли махнуть рукой на Реальность-вне-человека, ничего иного не нужно. Достаточно наблюдать, как за пучками перцептивных сигналов вырастают «идеи», за объектами перцептивного поля — универсальные законы Божественного (или просто Космического) Духа. Адепт освобождается от страдания и обретает безусловное счастье. В этом самодельном счастье нет обмана, но и истины там нет, ибо Истина — это Реальность, а Реальность порождает Трансформацию. Безмолвие ума дает покой и чувство просветления, в то время как остановка внутреннего диалога порождает всплески энергии, открывает новые перцептивные поля — беспокойную изменчивость непостижимого Бытия и трансформирующих сил.

На практике остановка внутреннего диалога, если она достигнута, разительно отличается от йогического «безмолвия». Я могу судить об этом не по книгам, так как знаком с обоими состояниями — «безмолвием ума» и ОВД. Полноценная остановка внутреннего диалога вызывает всестороннюю нестабильность. Это выражает себя разрушением привычных интерпретаций и стихийными флуктуациями тоналя, которые приводят к сенсорным искажениям и иллюзиям. Логическим следствием остановки внутреннего диалога становится автоматическая перестройка системы восприятия. И здесь нет ничего сверхъестественного. Многие из собственного опыта знают, что глубокая ОВД часто вызывает ложные узнавания, «иллюзии», то есть отклонения от стандартной схемы интерпретаций сенсорных сигналов. Время от времени схема перестраивается так, что в нее попадают слабые, латентные и никогда не осознававшиеся сигналы. Шаманы, экстрасенсы, лозоходцы и многие другие люди с необычной чувствительностью бессознательно пользуются этими возможностями. Глубокая остановка внутреннего диалога, будучи состоянием «между выборами», способна включить цепную реакцию и перераспределить внимание так, что мы начинаем воспринимать иную картину мира и, соответственно, вступаем в иной тип энергообмена с внешним полем.

Необходимы специфические условия, чтобы осуществить подобный маневр, и об этом мы еще будем много говорить. Но прежде всего надо иметь в виду, что так называемый «диапазон» сенсорных сигналов, доступных осознанию, не связан непосредственно с физиологией органов чувств. Традиционное представление о восприятии, бытующее в умах естествоиспытателей, — стихийно материалистическое. Из него следует, что если физическое тело человека не имеет органов и соответствующих рецепторов ЦНС, чтобы ощутить какие-то поля либо излучения, то они не могут быть транслированы осознанию никаким способом.

Посылка нагуализма в отношении восприятия иная: все существующее может быть воспринято и осознано. Объем сенсориума и его границы обусловлены только режимом восприятия и интенсивностью осознания. У этой посылки есть как философские, так и психоэнергетические основания. Монизм, который является одной из аксиом нашей концепции, подразумевает, что Бытие имеет одну сущностную природу, и эта природа проявляет себя в виде энергии. Осознание нельзя изолировать от импульсов и потоков Силы — точно так же как нельзя полностью изолировать энергетические поля.

Человек, например, не имеет специальных органов для ощущения магнитного поля или гамма-излучения, но тем не менее испытывает их воздействия. Проблема здесь не в принципиальной возможности/невозможности восприятия, а в способе трансляции осознанию существующих энергетических воздействий. Если пучки импульсов проходят через специализированный орган чувств и соответствующие ему рецепторы, то способ трансляции закреплен в человеческом тонале и осуществляется автоматически. Если таких органов нет, воздействие не осознается — но не потому, что существует физический (физиологический) барьер, а потому, что не выработан способ описания.

Заметим, что способы описания весьма консервативны. Трансформация затрагивает их в последнюю очередь, когда практик побеждает ограничения человеческой формы и постоянно пользуется энергиями, для которых привычные способы описания, разработанные человеком, не могут быть удовлетворительными. Этот опыт уникален и его невозможно передать. В остальных случаях самые экзотические перцепции транслируются привычными инструментами — визуально, аудиально, кинестетически и т. д.

Иными словами, экстрасенс «видит» то, что не может видеть, «слышит» и «чувствует» то, что неслышно и неощутимо. Энергетические поля воспринимаются и осознаются при помощи тонального наложения обычных интерпретационных схем на пучки импульсов, для которых не существует привычной интерпретации.

Например, ионизирующее излучение можно услышать как неопределенный свист или шипение, магнитное поле — почувствовать как характерное давление или холод, не говоря уж о разнообразных «вспышках света», «аурах» и тому подобных явлениях. Энергетические влияния внешнего поля могут отражаться самым причудливым образом. Отсутствие специализированных органов чувств делает восприятие индивидуальным, часто не разделяемым опытом, но не делает восприятие невозможным вообще.

Как много раз говорилось, восприятие — это энергообмен, и поскольку энергообмен является сущностью нашего бытия в Реальности, восприятие сопровождает осознание в любой ситуации.

Материал, из которого собирается восприятие, поступает по самым разным каналам, большую часть которых мы даже не осознаем. Помимо физиологического аппарата, существует энергообменная сеть, дифференцирующая взаимодействие больших эманации и малых эманации кокона, а в основе всего лежит Единое Поле — природа, связывающая все органические и неорганические формации универсальным потоком Силы, присутствующим в нас как аморфная и бессознательная чувствительность.

Этот океан сигналов, который может быть собран и превращен тоналем в восприятие, обнаруживает свое присутствие во время подлинного не-делания. Наша задача — так перестроить внимание в этот момент, чтобы получить альтернативную перцептивно-энергетическую модель, согласованную и прагматически эффективную. Альтернативная модель и есть второе внимание толтекских магов.

Пытаясь решить эту особую задачу, мы сталкиваемся с двумя пpeпятствиями — чрезмерной активностью привычных схем, что принято называть «ригидностью тоналя», и склонностью не-делания переходить в тривиальное забытье. Почему это так, мы рассмотрим в другой главе.

Если говорить о погружении в сновидение, то мы находим необходимое равновесие между состоянием привычного делания и забытьём благодаря совокупности подготовительных приемов, направленных на интенсивность осознания. Это парадоксальная активность, которая возникает благодаря расширению поля внимания.

Распространено мнение, что созерцание (а не-делание является практикой «созерцательного» типа), хоть и может на какое-то время расширить перцептивное поле, в конечном счете приводит к пассивности сознания, невозможности действовать и, наконец, забвению.

Действительно, медитаторы, применяющие традиционные техники созерцания, то и дело сталкиваются с замиранием психической активности, переходящим в глубокий сон без сновидений. Толтекские приемы позволяют избежать этой пассивности. Если традиционное созерцание делает сознание «плоским», то сталкеровский навык выслеживания большого количества внутренних и внешних сигналов приводит к обратному эффекту — своеобразной «объемности».

Перцептивное поле расширяется как наружу, так и внутрь. В результате рефлексия обретает новое измерение, возрастает на порядок — в виде осознания осознания, или внимания внимания. Ведь суть сознания (саморефлексии) и есть восприятие самого себя. Мы же как бы поднимаемся на ступеньку и формируем восприятие восприятия самого себя. Таким образом устраняется опасность «поглощенности» сознания воспринимаемым материалом, то есть самозабвения, которое прямо противоположно цели нагуалистской практики.

Психотехнологические эксперименты показывают, что расширение поля внимания действует тонизирующе, повышает скорость реакций и эффективность любого действия^{8}. Целенаправленную работу с собственным вниманием ошибочно отождествляют с чем-то вроде «пассивной медитации» — состоянием, в котором невозможно действовать, двигаться, принимать решения и т. д. Хотя заблуждение это очевидно — широко известны приемы, например, буддистской или даосской психотехники, включающие в себя так называемую «активную медитацию», которая не просто связана с действиями и движением, но и определяет высшую степень эффективности искусства восточных единоборств, где требуется гиперреактивность и максимальная подвижность тела и ума.

Вхождение в сновидение через семантический вакуум

Коснемся одного момента, который проясняет фундаментальное качество внимания, транспортирующего осознание в сновидение (либо, наоборот, сновидение в осознание, в зависимости от того, из какой точки мысленно наблюдать процесс).

Это — переходная фаза, чаще всего кратковременная, иногда — более длительная, но в любом случае обязательная. Ее можно назвать «местом без значений и смыслов», либо, как писал В. Налимов, «семантическим вакуумом»^{9}. Концепция Налимова в особенности хороша тем, что подчеркивает креативность этого типа «вакуума», его потенциальности, — то, что и порождает семантические (а по сути, перцептивные) миры, которые в нашем случае оказываются «мирами сновидения» либо «мирами второго внимания».

Семантический вакуум — состояние, являющееся результатом многочисленных и разнообразных не-деланий, начиная с остановки внутреннего диалога и заканчивая наиболее экзотическими играми с восприятием либо смысловой/оценочной конфигурацией тонального реагирования. Поэтому справедливым выводом оказывается практическое предписание нагуализма, которое можно свести к формуле «Чем больше вы занимаетесь не-деланием наяву, тем больше развиваете свои способности к толтекскому сновидению».

Именно — толтекскому, ибо «люцидные (осознанные)» сновидения в духе Лабержа как раз не предъявляют серьезных требований к подобной практике. Возможно, по этой причине их главный и основной результат — сновидческое галлюцинирование, в лучшем случае имеющее смысл как своеобразный психотерапевтический метод. Ограничиваясь простой активизацией внимания и памяти при переживании люцидного сновидения, мы получаем лишь иллюзию участия в пространстве образов, созданных замкнутым на себе тоналем, и некоторую способность корректировать содержания бессознательного через перцептивное конструирование. Наше самозабвение получает дополнительную площадь, на которой реализует себя уже не только наяву, но и в состоянии сна со сновидениями. Когда поток творимых образов иссякает (а это случается рано или поздно), качество переживаний в люцидном сновидении снижается — сны бледнеют, становится очевидным неудовлетворительно узкий диапазон сюжетов, они повторяются и все более напоминают «театр теней», где весь образный материал явно сотворен сновидцем, где он сам — актеры, реквизит, декорации и режиссер.

Чтобы избежать такого развития событий, надо учитывать, что одного лишь пробуждения внимания во сне недостаточно, что «конструкторское рвение» перцептивного аппарата черпает энергию, да и сам сенсорный материал из семантического вакуума. Может возникнуть вопрос — почему это «место без значений и смыслов» ведет к такой продуктивности и, видимо, позволяет включить в осознанное сновидение внешнюю энергетическую Реальность? Ведь, на первый взгляд, вакуум не содержит ничего, кроме самого себя, — то есть пустоты, и должен парализовывать восприятие, лишать внимание стимулов к дальнейшему движению.

На самом деле ответ прост. Семантический вакуум снимает смыслы и границы, делает равнозначными внутренние и внешние поля, устраняет категории и различения, опираясь на которые внимание выстраивает системы предпочтений, определяющих характер и объект перцептивной активности. В результате бессознательное теряет присущую ему привлекательность, а внимание, поддерживающее осознанность, свободно «рассматривает» все сигналы, доступные опыту. И тут мы сталкиваемся с парадоксом — неразличение, вызванное не-деланием всех и всяческих смыслов, дает сновидцу шанс сравнить характеристики внешних и внутренних полей, т. е. как бы вновь вступить в зону различий. Пережитое состояние семантического вакуума отвлекает нас от исключительно внутренних сюжетов, созданных бессознательным с целью обыграть тот или иной конфликт, разрядить эмоциональные и ментальные напряжения, накопившиеся наяву. Прямо здесь мы открываем пространство, где «дует ветер снаружи», и узнаём, что наш воспринимающий аппарат обращается с ним чуть-чуть иначе, чем с проекциями БСЗ, имитирующими внешние сигналы.

Это не значит, что внутренняя продукция тут же оставляет нас, уходит в тень, — так было бы слишком просто. Однако привычная самопогруженность сновидящего ощутимо слабеет и при известной настойчивости последовательно расширяет его контакты с Реальностью.

Опыт семантического вакуума расшатывает структуру и размывает границы стандартных сновидческих переживаний. Чем лучше мы познакомились с этим состоянием наяву, тем больше неожиданных последствий оно вызывает в сновидении. Иногда внимание, обогащенное опытом «пустоты», приводит нас в самую настоящую пустоту сновидения — мы имеем активное внимание, ясную осознанность, но ни одного образа, ни одного сюжета, и, соответственно, теряем всякую способность совершать действия (хоть галлюцинаторные, хоть реальные). Сновидящего подобная ситуация разочаровывает, ибо потенции его восприятия, разбуженного с таким трудом, не находят себе применения в этом безвидном и бескачественном поле. Как-то «глупо» провести половину ночи в месте, где ничего не происходит, где нет никаких содержаний, отдельностей, а лишь невербализуемое чувство единства, о котором тональ вспоминает в чувственных категориях как о чем-то вроде «прохлады» и «неясного света».

На самом деле разочарование здесь неуместно, поскольку это весьма ценный опыт — он знакомит нас с той позицией, откуда начинается подлинное толтекское сновидение.

Перцептивное не-делание

Для сновидящего, помимо остановки внутреннего диалога, важнейшим средством достижения семантического вакуума является перцептивное не-делание. Если практика безупречности и сталкинга сосредоточена на не-делании ментальном, эмоциональном, не-делании автоматизмов и реагирования и иных привычек, то не-делание сновидящего, в основном, посвящено восприятию. (Это не значит, что не-деланиями сталкера можно пренебрегать. Об их особом значении см. предыдущую работу «Человек неведомый».)

Наша перцептивная активность, на первый взгляд, довольно разнообразна. Мы разделяем явления и вещи, размещаем их в пространстве, наделяем многообразными качествами. Мы создаем среду для их взаимодействий (пространство) и среду для их процессуальности, причинности (время). Вышеперечисленное — это «делания», общие для всех представителей человеческого вида. Таким образом, речь пойдет об особой работе с восприятием.

Необходимо иметь в виду, что нагуалистская теория восприятия отличается от той, что доминирует в естествознании. Фундаментальная причина этих различий — не столько в деталях психо — и нейрофизиологии перцептивных механизмов, сколько в отношении к внешней Реальности. Здесь не место погружаться в детальный сравнительный анализ, но некоторые моменты отметить следует.

Так, в классической психологии и физиологии перцепции оперируют термином «константность восприятия» и опираются на него как на сформированное эволюцией соответствие между данным человеку опытом и средой, которая обладает некими «объективными» свойствами. Этим соответствием (а его, разумеется, верифицирует эмпирический опыт) объясняется, в частности, почему изображения на сетчатке, имеющие разные угловые величины, вызывают восприятие, в котором размеры объектов оцениваются как одинаковые. То же самое происходит, когда объект удаляется или приближается (в известных пределах) — очевидно, что размеры его изображения на сетчатке, соответственно, уменьшаются или увеличиваются, но мы по-прежнему «знаем», что размер воспринимаемого предмета неизменен. Схожие процессы можно наблюдать, исследуя все остальные параметры зрительного восприятия.

Нейрофизиология в большинстве случаев ищет нейронные механизмы, обеспечивающие данную «константность». Ее открытия порой убедительны, порой — оставляют повод для сомнений. Причем убедительность нейрофизиологических интерпретаций уменьшается пропорционально возрастанию сложности исследуемых перцептивных механизмов. Пока ученые рассматривают элементарные акты («кирпичики») перцепции — например, цветоразличение, иллюзии движения, влияние контраста на восприятие формы и яркости объекта и т. п., возбуждения и торможения, электрохимию рецепторов и трансмиттеров, динамику нейронных комплексов, — все это кажется удовлетворительным объяснением.

Но ведь, строго говоря, здесь еще нет полноценного восприятия. Ведь мы живем в «картине мира», а это — область высокой интеграции сенсорных сигналов. Именно здесь, в целостном перцептивном объеме, физиология начинает подозрительным образом уступать психосемантике, комплексу выученных символов с их значениями, смыслами, валентностью. Социальное побеждает физиологическое. Конечно, не во всем и не всегда — но и этого достаточно, чтобы характер энергетических (физических, биологических, полевых) связей наблюдателя и наблюдаемой системы (внешнего Мира) получил качество, которым не обладает ни одно живое существо, кроме человека.

Мы воспринимаем мир как семантический космос, и все наши энергетические действия (за исключением самых примитивных) сильно детерминированы этим фактом.

Методы перцептивного не-делания

Практика перцептивного не-делания — уникальный инструмент произвольного выхода из семантического космоса, что, по сути, означает выход из мира первого внимания.

He-делание сновидящего — это соприкосновение с реальными сенсорными сигналами вне схем, моделей и матриц. Это своеобразные «созерцания», которые сновидцу полезно совершать за 1–2 часа до погружения в сон. (В отдельных случаях эффективно исполнять не-делания непосредственно перед засыпанием, но надо иметь в виду, что упражнение часто вызывает тонизирующий эффект, возбуждает ЦНС, может усиливать сердцебиение и, соответственно, вызывать бессонницу.)

Хочу сразу предупредить, что сновидящему следует избегать имагинативного преодоления перцептивных деланий. Мы не моделируем дополнительные образы и — тем более — всячески препятствуем формированию самодельных чувств и эмоций. Помимо подразумеваемого стремления к необусловленному восприятию Реальности, такое отношение вызвано тем обстоятельством, которое уже упоминалось во введении, — сверхвысокой чувствительностью внимания сновидения к аутогенной продукции. Разве наша цель — в осознанном сне блуждать среди призраков, построенных нами наяву? Ни в коем случае — мы хотим поймать отблеск Реальности. Вот почему все эти «визуализации», имагинации следует оставить в покое. Пусть любители аутотренинга воображают «желтые розы», «красные яблоки» или светящиеся шары.

Прежде всего, практик должен обратить внимание на «фон» — на ту область воспринимаемого, которая ничем не замечательна и, соответственно, по законам тонального описания не должна попадать в фокус нашего внимания. (Вспомните: не-делание — это работа с вниманием!) Но сделать это не так просто, как кажется. Обычно мы следуем перцептивному шаблону даже в ситуации искусственной привлеченности к «фону» — по причине высокой ригидности описания и схем распределения внимания. Поэтому не всегда понятно, как выяснить, следуете вы «шаблону» делания или ушли от него.

Приведу простой пример. Допустим, вы никогда раньше не обращали внимание на то, какую причудливую форму образуют блики на поверхности вазы, стоящей где-нибудь в углу. Будет ли не-деланием созерцание этих прежде не замечаемых бликов? Совсем необязательно. Если у вас в голове не исчезает символ «вазы» и понятие «блики», то в лучшем случае ваше созерцание будет подобно йогической тратаке (концентрации взгляда на выбранной точке зрительного поля).

Фокус не-делания заключается в том, чтобы «забыть», какой объект мы созерцаем. Что он означает? Где тут «ваза» и где «блики»? Ведь на самом деле перед нами просто совокупность светлых и темных пятен и точек, спроецированных на сетчатку глаза. У этих пятен нет значения, нет семантики, пока мы не включим опознавательный механизм тоналя. Любой успешный акт не-делания приближает нас к загадочному «семантическому вакууму» на расстояние вытянутой руки.

Опытные практики, уловив суть упражнения, вообще не нуждаются в каких-то «объектах» периферийного поля внимания или специальных условиях. Иначе и быть не может! Разве нуждаемся мы в особых условиях или объектах восприятия для делания, которым занимаемся непрерывно? Тогда почему вокруг не-делания столько шума?

Тем не менее искусство не-делания хранит в себе массу секретов и тонкостей. Часть из них открывается в результате многолетней тренировки каждому практику, кое-что — только талантливым сновидцам и сталкерам, которым удалось «сплести» первое внимание и внимание сновидения в крайне странный, многомерный конгломерат.

Образцы простейших перцептивных игр с паттернами «фигура-фон» и их вариантами приводятся даже в студенческих учебниках по психологии восприятия. «Куб Неккера» и картинки, в которых, в зависимости от распределения внимания, можно найти совершенно различные содержания, — давно не удивляют и, тем более, не вызывают специфического состояния не-делания. Они хороши лишь в качестве иллюстраций для начинающих.

Почему это так, понять несложно. Ну, во-первых, это «всего лишь» рисунки, а наш тональ давным-давно усвоил, что условная информация именно в силу своей условности не требует непременного изменения режима восприятия. Во-вторых, эти фигуры и образы не вовлекаются в данный нам целостный перцептивный объем. Они не взаимодействуют с полем опыта, будучи исключенными из него и обрамленными полями страницы.

He-делание как метод растождествления с «описанием мира» начинает работать лишь в том случае, когда в качестве основной точки приложения «не-делающей» силы используется элемент, по-настоящему Погруженный в картину опыта (допустим, визуального). Более того, интересующие нас эффекты возникают по мере того, как изначальный элемент картины, подвергаемый не-деланию, начинает вовлекать в свое поле окружающее пространство.

Помните пример с вазой? Если практик вошел в правильное состояние и продолжает его развивать, то «лавина» не-делания поглощает вазу, потом — стол, на котором она стоит, окно, из которого льется свет, создавший те самые «блики». И так происходит, пока не будет исчерпана центральная область зрительного поля. Дальше — периферия, которая и без особых упражнений пребывает в состоянии крайне низкой «сделанности».

Когда центр и периферия сливаются, вся наша энергетика (психическая, нейрофизиологическая, соматическая) перестраивается. Энергообменные процессы во многом теряют свою определенность, локальность, все смещается, многие организованности превращаются в однородность, система координат тоналя настолько отодвигается, что держится лишь неуверенным воспоминанием. Возросший тонус на фоне высшей степени перцептивной неопределенности может заставить нас легко вообразить себя чем-то вроде шаровой молнии — свободной и насыщенной энергией сферой.

В этот момент смещение точки сборки случается естественным образом, если вам знакомо это намерение и вы знаете, на что именно направить «не-делающее» внимание. Однако хочу сразу сказать: как только точка сборки сместится и зафиксируется в новой позиции, практик выйдет из состояния не-делания. Ибо в новой позиции наше тело должно адаптироваться, а единственная приемлемая для тоналя адаптация к среде осуществляется при помощи делания.

Сновидение — это пространство перцептивного делания. Даже неосознанное и смутное, черно-белое и сумбурное, оно становится доступным нашему сознанию и памяти, потому что опирается на «делающее» усилие.

Не-делание же — то состояние, которое в абсолютном своем проявлении прекращает память, внутренний диалог, самосознание. Его функция — смещать точку сборки за счет избавления от привычных организованностей и связей, за счет образования дистанции между активным вниманием и данным ему сенсорным материалом.

Разумеется, практику необходимо сначала попасть с пространство сновидения, сделать его осознанным, и усилить (преобразовать) свое сновидческое восприятие так, чтобы перейти из внимания сновидения во второе внимание.

В соответствии с существующими модальностями восприятия, неделание (как и делание) может быть визуальным, аудиальным, кинестетическим, проприоцептивным и смешанным. (Я не включаю в этот ряд вкус и обоняние просто потому, что их семантика слаба и аморфна, делание и не-делание здесь играет минимальную роль.)

Визуальное не-делание осуществляется проще всего. Это связано с исключительной плотностью информационного потока, получаемого человеком через зрение, высокой степенью его дискретности и множеством качественных и иных характеристик, образующих богатое поле «сделанных» связей между ними.

Если говорить обобщенно, визуальное не-делание пользуется двумя приемами («зацепками» для внимания): а) слиянием дискретных элементов, б) нестандартным разделением их. И первое, и второе может выражать себя в великом множестве вариаций. Следует иметь в виду, что по отдельности эти приемы недостаточно эффективны: ими надо пользоваться либо поочередно, либо одновременно. «Слияние» дискретов воспринимаемого поля в чистом виде ведет к пассивизации тоналя и на фоне хорошего бодрствующего тонуса вызывает нирваноподобное состояние — погруженность в бессмысленное созерцание. Достаточно небольшого утомления, и созерцатель легко соскальзывает в привычное забвение, мало чем отличное от самонавеянного сна.

Наоборот, нестандартное разделение пучков сенсорных сигналов провоцирует тональное творчество и может перейти из не-делания в галлюциноз. Такие переживания забавны и увлекательны, но в конечном счете они тоже погружают созерцателя в забвение — только активное, подобное привычному забвению обыкновенного человека, отождествленного с рабочим описанием мира, в котором живет социум.

Сновидящий нуждается в третьем типе не-делания, где слияние и разделение работают совместно. Рассмотрим самые простые процедуры, на которых основывается визуальное не-делание.

1. «Плоскость». Как известно, сетчатка человеческого глаза является внутренней поверхностью дна глазного яблока. Иными словами, это — плоскость (если игнорировать ее нормальную кривизну). Не надо быть физиологом, чтобы понять очевидное — любая картинка проецируется на эту условную «плоскость», и только специальное «делание» превращает плоское изображение в объемное. Где именно возникает объем, физиолог не знает, а нейрологические и психологические модели до сих пор остаются гипотезами.

Это «делание» гораздо сложнее, чем может показаться. Это отнюдь не только и не столько оптический эффект, вызванный совмещением изображений, поступающих из двух глаз одновременно. И в этом легко убедиться. Попробуйте закрыть один глаз — визуальное поле не утратит объемность, как следовало ожидать. Лишь в непривычных («не-узнаваемых») ситуациях одноглазый человек совершает ошибки, оценивая пространственную перспективу. «Объем» видимого создается сложным взаимодействием гештальтов и интерпретацией этих взаимодействий. Это и есть делание.

Попробуйте восстановить реальную плоскость воображаемого зрительного объема. Используйте любую пару предметов, поставив их на разное расстояние от глаз. Один — близко, другой — далеко. И уберите «перспективу». Как правило, экспериментатор почти мгновенно сталкивается с внутренним сопротивлением неясной природы. Следуя стереотипу, он пытается напрягать зрение, разводить (сводить) глазные оси, щурится или, наоборот, раскрывает глаза как можно шире. Но все безуспешно: далекое остается далеким, близкое — близким. И только перешагнув через некоторый барьер, испытатель одним скачком вдруг попадает в «плоское место».

Забавно, что мы далеко не всегда понимаем, почему упражнение удалось. Ведь процессу не-делания нет места в инвентаризационном списке тоналя (процессу делания тоже, он сливается с продуктом делания и сам по себе не осознается). Что же случилось? Мы на мгновение «забыли» семантику созерцаемых объектов (ваза, часы, лампа, чашка и т. д.), а вместе с семантикой объекта утратили смысл его границы, разделившие объект и фон, расстояние и т. д. Удивительная, хоть и очевидная вещь! Пространство, перспектива существует вместе со значением воспринимаемого предмета (явления, процесса). Психология давно зафиксировала эту любопытную закономерность: ошибки в восприятии перспективы (в оценке расстояния) чаще всего происходят именно тогда, когда мы неверно идентифицируем наблюдаемый объект. Достаточно принять круглый фонарь за луну, и ваше восприятие мгновенно «помещает» его на небосвод, т. е. удаляет на огромное расстояние от наблюдателя. И наоборот — если вы вдруг решили, что луна — это фонарь, источник света чудесным образом приближается.

Как видите, не-делание (как и делание) — интегральное явление. Крайне трудно не-делать только избранный аспект описания мира (расстояние, цвет, форму, яркость и т. д.). Согласованность тональных интерпретаций всегда стремится исчерпать все поле опыта. Вот почему любое не-делание ведет практика к переживанию семантического вакуума — чаще всего, локальным образом, в малых объемах и фрагментах опыта, но этого достаточно для проникновения осознания в Реальность.

О механизме этого процесса можно рассуждать долго и подробно, но в данном случае важно лишь одно — навык дистанцирования от семантики восприятия становится частью опыта осознания и переносится вместе с ним в сновидение, где 99 % организованной перцепции — чистое «делание», опирающееся на собственные мысли, воспоминания, мечты, желания и фантазию. Задача сновидящего нагуалиста — разоблачить эти 99 % и вплотную заняться «остатком». Если вы никогда не переживали наяву опыт семантического вакуума, этого никогда не добиться.

2. «Перспектива». Операциональный смысл этой процедуры не-делания прямо противоположен предыдущему. Здесь наблюдатель создает объем там, где его тональ привычно делает плоскость.

Сразу заметьте, что это упражнение не имеет ничего общего со стереоскопическими иллюзиями, которые возникают при созерцании двух картинок, совмещенных с помощью оптического прибора или сведения глазных осей. В популярных книгах по зрительному восприятию можно найти иллюстрации с подобными изображениями (две разноцветные фигуры — кружки, квадраты и т. п., два образа, отличающиеся друг от друга углом проекции и т. д.). Если свести или развести глаза, можно наложить рисунки друг на друга, в результате чего возникает эффект глубины, перспективы, объема.

Хотя этот эффект демонстрирует нам психофизиологический механизм восприятия объема (важный аспект тонального делания), сам по себе он не представляет психотехнической ценности. Его сущность — провокация рефлекса, а перцептивное не-делание всегда есть результат преодоление рефлекса. Подлинное не-делание осуществляется при помощи одного-единственного инструмента — внимания. Этот инструмент должен проявить свою силу в противостоянии автоматическим паттернам и гештальтам, навязчивым шаблонам, прилагаемым к данному нам материалу восприятия.

Лучше всего работать с сенсорными сигналами, которые тональ не рассматривает как условность, не с картиной или фотографией, а с объектами, чья семантика неоспорима. Замечательный пример такого объекта — тени. Недаром именно их использует дон Хуан, обучая Карлоса процедуре не-делания. Тени — безусловно плоские фигуры, но при этом их отбрасывают объемные тела, и в этом уже заключен неявный семантический парадокс для тоналя. Кроме того, тени не имеют самостоятельного смысла, пребывают на периферии описания и в нормальной ситуации никогда не становятся предметом исследующего внимания для воспринимающего аппарата. Таким образом, созерцание теней вызывает целый комплекс когнитивных диссонансов, что усиливает эффективность не-делания.

Но есть и другие объекты, вполне подходящие для этой работы. Трещины на поверхности скалы, естественные узоры, блики и пятна на плоскости, — словом, любые неоднородности, которые автоматически воспринимаются как нечто, по природе своей не имеющее объема.

Если практик уже имеет опыт перцептивного не-делания, он может использовать даже условные изображения — картину, фотографию и т. п. Вообще, когда навык сформирован, зацепкой для не-делающего усилия становится любой пучок сенсорных сигналов.

Допустим, вы выбираете для созерцания трещину в стене. Вы знаете, что трещина неразрывно связана со стеной, что это деталь предъявленного восприятию объекта. Это знание заставляет вас видеть ее так, как положено по законам описания. Однако, если вы забудете, что трещина — это трещина, на какой-то миг она превратится в перцептивную неопределенность.

Удивительно, как много черт и аспектов открывает восприниматель в простой трещине, когда замечает паузу в потоке интерпретации! Интересно, что искусство не-делания даже не требует специально создавать эту паузу. Помните, как работает внимание? Оно пульсирует — каждые несколько секунд останавливается, что повторить сборку. Этот момент и есть лазейка для не-делания. Здесь мы всегда имеем поле выбора: собрать восприятие, опираясь на имеющийся образец, или пересобрать по-новому. Таким образом, задача не-делания сводится к тому, чтобы выследить это мгновение и сосредоточиться на каком-то из аспектов воспринимаемого, автоматически рассматриваемых тоналем в качестве неважных, второстепенных.

Чтобы не-делание не переросло в моделирование самовнушенных иллюзий, практик должен избегать любых предварительных заготовок. Это распространенная ошибка. Например, сновидящий бросает взгляд на узор из теней или какое-нибудь пятно и говорит себе: «О! Это похоже на… (человеческое лицо, уходящую вдаль дорогу, лошадь, самолет, змею и т. д. и т. п.)!» После чего созерцатель изо всех сил пытается удержать почудившийся образ, сделать его более выпуклым, высмотреть в нем новые детали. Если моделирующее восприятие приводит практикующего на грань галлюцинации, он считает, что добился успеха в не-делании.

На самом деле подобные развлечения никак нельзя назвать не-деланием. Любое воображение, опирающееся на идею, ведет нас в царство делания, где концепт опять побеждает реальность. Практик может возразить, сославшись на то, что моделирование образов в любом случае постоянно сопровождает эту перцептивную технику. Действительно, стоит сосредоточиться на паузе интерпретаций, и через несколько секунд мы получаем пересобранный пучок, являющийся для тоналя альтернативным образом. Трещина превращается в «дорогу, уходящую в даль», тени — в «арку» или «ворота», и т. д. Ведь именно благодаря таким превращениям плоские формы и обретают глубину, перспективу.

Отличие не-делания от моделирующего воображения заключается в спонтанности. Дело в том, что настоящее не-делание есть забвение данного нам описания мира. Добившись такого забвения, мы попадаем в сферу неожиданного и неожидаемого; новый вариант сборки — это открытие, которое всегда изумляет, всегда провоцирует кратковременный перцептивный шок: «А я к не догадывался, что тени могут так выглядеть!» Подобный переворот осознания — свидетельство того, что какое-то время перцептивный аппарат пребывал в состоянии настоящего неделания и поэтому перешел к тому типу образной продукции, который в нормальном состоянии вообще не используется.

Несмотря на то что перцептивный мир кажется нам, в первую очередь, царством визуальности, слух и осязание, пребывая как бы на периферии, имеют немаловажное значение для качества сборки первого внимания. Дело в том, что полнота сборки подразумевает согласованность в работе сенсорных каналов. Описание мира, созданное и зафиксированное человеческим тоналем, включает в свод своих правил совокупность узаконенных отношений между зрением и слухом, зрением и осязанием.

Сновидящий может использовать аудиальную и кинестетическую сенсорику для не-деланий как минимум в трех направлениях:

(а) Нарушение связи между каналами.

(б) Не-делание сборки сигналов внутри модальности.

(в) Синестезии.

Первое направление требует длительных усилий. Оно требует масштабных изменений чувствительности для создания необходимого уровня перцептивного диссонанса. Зато достижение эффекта на этом пути в большинстве случаев автоматически ведет к сдвигу точки сборки и переходу в иной режим восприятия.

Иллюстрацией этому служат опыты с психоактивными веществами и анестетиками. Эти агенты механически моделируют диссоциацию сенсорного материала. Утрата чувства тела либо значительное его ослабление, перевозбуждение слухового канала или перемещение его фокуса — все это, вступая в разногласие с данными зрительной перцепции, довольно быстро заставляет тональ собрать другой мир чувственного опыта. Зрение перестраивается в ответ на диссоциацию с остальными каналами. Поэтому в большинстве психоделических сеансов изменения перцепции начинаются в кинестетической и аудиальной сфере, видения — это уже поздняя фаза галлюциноза.

То же самое имеет место в ситуации «сонного паралича». Любопытно, что это парадоксальное состояние, которое в опыте обычных людей встречается относительно редко, на некоторых этапах психотехнологической практики может превратиться в регулярный эпизод ночной жизни. Психология и психофизиология испытывают затруднения в понимании сути и механизма «сонного паралича». Почему человек иногда просыпается и не может шевельнуться, так как вообще не чувствует своего тела? Почему это состояние приводит к видениям, которые совсем не кажутся сном, а больше напоминают удивительно яркие галлюцинации и даже отождествляются с реальностью?

Это эффект спонтанного не-делания, возникшего в результате рассогласования перцептивных каналов. Сборка первого внимания, вызванная внезапным пробуждением среди ночи, по каким-то причинам не завершилась. Кинестетический (а иногда и аудиальный) канал не опознается тоналем и поэтому отсутствует в описании вообще. Диссонанс такого масштаба понимается тоналем как приказ сместить точку сборки, чтобы найти ту позицию, где согласованность каналов будет восстановлена. Все последующие видения и переживания — результат многочисленных сдвигов точки сборки в попытках навести перцептивный порядок.

То же самое иногда происходит под наркозом, от больших доз наркотических анальгетиков или диссоциативных анестетиков.

Если сильно постараться, можно проделать это, не обращаясь к препаратам. Релаксация, дыхание, аутотренинг, медитативные сосредоточения на кинестетике и на слухе — все эти давно известные приемы рано или поздно приводят нас к рассогласованию сенсорных каналов.

Более простым и потому подходящим для повседневной работы является не-делание сборки сигналов внутри кинестетической или аудиальной модальности.

Если при работе со зрением мы используем «плоскость» и «перспективу», то в работе со слухом специфика сигналов вынуждает нас обращаться к «звуку» и «тишине». Аудиальный мир структурирован также по громкости и значимости сигнала. Чтобы обратиться к не-деланию слуха, надо вспомнить, что каждый из этих параметров занимает свое место в восприятии только потому, что мы привыкли определенным образом распределять аудиальное внимание.

Попробуйте, например, перестроить противоположным образом свое отношение к звуку и тишине. Для тоналя тишина — это фон, звук — это фигура на фоне. Но мы можем использовать дар произвольного внимания и превратить звук в фон, а тишину сделать фигурой, структурой, значимым содержанием. Тогда возникнет непривычное переживание, напоминающее то, что испытывает практик, впервые восприняв тени в качестве самостоятельных объектов. Тишина становится осмысленной. Она выходит на первый план, и изумленный тональ замирает.

Громкость и значение слухового сигнала можно подвергнуть операции подобного типа. Тихое выделить как главное, а громкое — убрать на второй план. Человеческую речь можно слушать так, как мы слушаем шум ветра, а в шуме ветра найти неоднородности и строить из этих неоднородностей замысловатые структуры.

Для кинестетической сферы этот принцип работает, с одной стороны, как игра с наличием и отсутствием осязательных впечатлений, с другой — как игра со схемой тела. Например, мы можем взять любой участок поля, где кинестетическая перцепция отсутствует, и сделать его объектом сосредоточенного кинестетического внимания. Самые известные примеры такого не-делания — концентрация на избранных областях энергетического тела, где кинестетика не собирается просто потому, что согласно описанию там «ничего нет», — точка перед грудью, область над макушкой головы, за спиной, перед животом и т. д.

Со схемой тела работать сложнее. Ведь это довольно жесткая структура, шаблон, в который втиснуты все кинестетические данные, привычно собираемые нами в режиме первого внимания. Это структура, где сигналы распределены и по интенсивности, и согласно их локализации, и — что самое важное — в соответствии с образом собственного тела, которого мы придерживаемся.

Единственный способ не-делания схемы тела (помимо глубокой релаксации и сенсорной депривации) — это отказ от неявно присутствующей семантики кинестетического ощущения. Попробуйте почувствовать себя как поле, не имеющее формы. Пусть ощущения утратят пространственные координаты — ведь координаты, по сути, определяют значение кинестетического сигнала. Спроецируйте всё на условную плоскость, где нет ни головы, рук и ног, живота и спины.

Это задача на устранение пространственного воображения, располагающего осязательные импульсы по существующей в вашем сознании фигуре, — задача настолько необычная, что в случае успеха вызывает сдвиг точки сборки почти мгновенно.

Синестезии — третье направление кинестетических и аудиальных не-деланий — возникают даже без специального намерения. Любое упражнение по не-деланию спустя какое-то время порождает всплески синестетических резонансов. Звук вызывает вибрации или электрические разряды в теле, осязание вдруг превращает в гул или свист, кинестетические и аудиальные сигналы порождают вспышки света или цветовые пятна. He-делание — это восприятие синестезий не как отклонений от правильной интерпретации внешних впечатлений, а как полноценных перцептивных пучков, отражающий подлинную объемность реального мира. Такой подход значительно обогащает наш опыт. Мы глубинным образом постигаем, что модальности восприятия — это только условность, что на самом деле всё во внешнем поле одновременно видится, слышится и осязается. Исчезновение тональных границ между сенсорными каналами подготавливает исследователя к видению — перцептивно-энергетическому режиму, где во взаимодействие с внешним полем вовлечена вся наша целостность.

Перечисленные психотехники вызывают множество эффектов, ускоряющих трансформативный процесс в энергетическом теле. Скажу лишь о некоторых из них.

Так, на пике не-делания пучков внешних сенсорных сигналов мы открываем глубинную взаимосвязанность организованного, «делающего» восприятия окружающей среды и функционирования значительного объема нервных и соматических функций. Как правило, явственно снижается чувствительность кожного покрова и других тканей, может возникнуть затрудненность в передвижении или непреодолимое оцепенение, снижается кровяное давление. Не говоря уж о сенестопатиях, ложных ощущениях, кратковременной утрате «схемы тела» (даже во время движения — скажем, на ходу) и, конечно, качественном изменении мыслительных процессов.

Мышление становится более образным, оживают и заново формируются ассоциативные связи, выводы и решения чаще удивляют своей нетривиальностью. Можно сказать, что это состояние замечательно тонизирует любой творческий процесс, а потому чаще посещает поэтов, писателей, музыкантов, художников — как правило, спонтанно, хотя целенаправленный тренинг, несомненно, подарил бы творцам дополнительный импульс.

Таким образом, не-делание (даже в том случае, когда оно нацелено только на внешние факты воспринимаемого поля) меняет характер самоосознания и, в итоге, наш статус в «сделанном» мире, наполненном ограничениями. Восприниматель теряет определенность и уверенность, он весьма робко позиционирует себя — обычно, под давлением социальных требований, а не по причине внутренней необходимости. Это «смятение» весьма продуктивно, хотя и пугает поначалу. Прежде всего, оно имеет не умственный, а чувственный характер. Во-вторых, причиной его является не дефицит возможностей, сил, не угнетение или устрашение, а избыток, непривычная многомерность, отсутствие каталога с рубриками, «справочника жизни» для себя как экзистенциального существа. Все это порождает в теле и голове то, что по-английски называется confusion (в русском языке точного аналога этому слову нет, т. к. это не просто «смущение, сумятица», но и «рассеянная» переплетенность с обширным полем возможностей, затрудняющая выбор). Поэты и писатели знают, что состояние «до выбора» и есть источник, из которого «непостижимый голос» диктует романы или стихи. Оформление в слово — это осуществленный выбор, но творчество продолжается, пока бурлит энергия «невыбранного» (несделанного).

Ну а в нашем случае не-делание создает энергетические предпосылки для вхождения в сновидение.

Два способа вхождения в сновидение

Итак, множество психотехнических приемов, применяемых для погружения в сновидение, можно разделить на два типа. В предыдущих книгах я назвал их «двумя способами вхождения в сновидение» — верхним и прямым. Эти названия крайне условны и отражают, прежде всего, тенденцию к характерному смещению точки сборки либо вверх по малым эманациям кокона, либо — через совокупность внутренних полей энергетического тела по центру «человеческой полосы» к фронтальной пластине. В первом случае точка сборки отрывается от кокона через центр макушки, во втором — через один из центров фронтальной пластины (солнечное сплетение, горловой центр, область пупа).

Однако было бы ошибкой полагать, что способ выхода точки сборки из основного кокона напрямую связан с зоной, на которую направлено определенным образом настроенное внимание. Не существует однозначных корреляций между сосредоточением на зоне энергетического тела и тем, как сместится точка сборки. Есть ряд приемов, которые вообще действуют непредсказуемо, вызывая то верхний, то прямой сдвиг. Опыт показывает, что движение произвольного внимания и движение точки сборки связаны более глубоким механизмом, который не всегда поддается пониманию. Сегодня мне известен только один метод, точное исполнение которого наверняка вызывает прямой сдвиг точки сборки — о нем пойдет речь в следующей главе. Пока же остановимся на техниках общего характера, а также на тех, что, условно говоря, «выталкивают» точку сборки из макушки головы.

Зоны концентрации

Зонами концентрации я называю области энергетического тела, которые удобно использовать в качестве объектов для делающего или не-делающего внимания, чтобы вызвать сдвиг точки сборки во внимание сновидения и во второе внимание. Вот они:

(1) Макушка головы

(2) Центр черепа

(3) Межбровье

(4) Горловой центр

(5) Солнечное сплетение

(6) Центр пупа

(7) Промежность

(8) Поверхность энергетического тела

Важно понимать, что зоны концентрации не ограничены точкой на поверхности кожи (не говоря уж о том, что есть зоны, целиком расположенные внутри физического тела). Это всегда некий канал внимания, одновременно углубленный в тело и проецируемый наружу. В некоторых случаях вы на практике убедитесь, что эффективнее подниматься над точкой или концентрировать внимание под ней, в тканях или костях. Что же касается целиком внутренних зон концентрации, то, помимо центра черепа, можно использовать а) нижнюю часть желудка, б) область в центре брюшной полости непосредственно на уровне пупа, в) основание шеи (там, где иногда возникает ощущение от глотательных движений).

Надо сказать, что каждая из телесных зон, используемых для концентрации, продуцирует свои побочные эффекты — перцептивные феномены, которые предстают перед практиком не только как видения, но и как силы, сущности, якобы обладающие объективной реальностью. В этом — неизбежный недостаток подобных методов. О природе каждой из явленных «сил» можно многое сказать. Они вполне постижимы, поскольку имеют психофизиологическую основу и опираются на архе-типические содержания бессознательного. Для нас, однако, важно помнить, что «силы» и «сущности», вызванные такими концентрациями, не существуют в Реальности. За редкими исключениями, они являются только трансляцией энергетических форм, порожденных эманациями нашего тела. Их образный материал — архетипы, их сила — наши психические и психосоматические напряжения, так сказать, колебания «малых эманаций».

Эти и другие особенности перечисленных областей вызвали у древних исследователей множество метафизических концепций и мистических идей, связанных с точками тела. Наиболее популярной среди европейцев стала йогическая система «чакр» — энергетических узлов, соединяющих физическое, витальное, ментальное и другие «тела». Перцептивные феномены, связанные с концентрацией на чакрах, привели индийских медитаторов к созданию определенной мифологии, где каждая чакра обладает собственным цветом, видом, звуком (священным слогом) и покровительствующим божеством. Как я уже сказал, ряд описанных индийскими школами явлений действительно имеет место, но объяснение этому лежит в области типичных для человеческого бессознательного интерпретаций возбуждения психоэнергетических полей, соединяющих определенную область тела воспринимателя с потоками и структурами внешнего поля. В процессе практики каждый может убедиться в этом на собственном опыте, если сохранит безупречность и трезвомыслие, характерные для толтекского подхода.

Я не буду подробно описывать все зоны концентрации, потому что во многих случаях практик в этом не нуждается. Регулярные занятия очень быстро обогатят его собственный опыт и многое сделают очевидным. Остановлюсь лишь на некоторых моментах, которые мне кажутся важными.

Активизация зон (1), (2) и (3) практически всегда ведет к верхнему типу выхода в сновидение. (Поэтому, собственно говоря, я и назвал его «верхним» — мы имеем довольно ясное чувство, будто фиксация внимания на макушке головы, центре черепа и межбровье непосредственно поднимают точку сборки и там выводят ее за границы кокона.)

Область макушки для меня всегда была предпочтительным проходом в мир сновидения. Точка сборки, насколько мне известно, «тянется» туда, где пребывает ваше внимание в состоянии не-делания и остановки внутреннего диалога. Координаты тоналя в этом состоянии размыты (а на 4-м уровне ОВД полностью разрушены), так что естественно, что наша целостность начинает искать позицию для новой сборки. Зона нетонального, но сосредоточенного внимания (т. е. того типа внимания, который не приводит к внутреннему диалогу и деланию привычного описания мира) воспринимается телом как область такой сборки. Точка сборки редко попадает прямо туда, она лишь улавливает активность энергообмена вокруг избранной области, — активность, сходную с той, что имеет место при стандартной сборке пучков эманаций. Вот почему возникает область притяжения. Для сновидящих моей конституции это удобный и эффективный вариант.

Точка сборки оказывается в области с низкой плотностью полей, подвижной, находящейся недалеко от стержневого потока (от Земли вверх), своим импульсом помогающего перцептивному центру выйти за пределы кокона. При этом точка сборки захватывает какую-то часть внутренних эманаций кокона, воспроизводя тот энергообменный каркас, который мы называем телом сновидения. Если накоплено достаточно энергии, а внимание хорошо натренировано, то «наружу» выходит значительный объем эманаций. По мере усиления осознания объем и плотность энергетических полей, окружающих движущуюся точку сборки, неминуемо возрастает, что приводит к развитию «тела второго внимания», а в конечном итоге — дубля. Это «верхний» путь.

Некоторые сновидящие идут напролом через зону «солнечное сплетение — пупок». Это вариант взрывообразного формирования второго тела. Он в большей степени связан с зонами концентрации (4), (5) и (6). Способ эффективный, но более рискованный — он подобен тому бурному развитию тела сновидения, которое происходит у последователей школы растений силы (где риск еще выше). О нем я буду говорить в следующей главе.

Наконец, зону промежности (7) я бы вообще не рекомендовал сно-видящим в первые годы их практики. Мало того, что она требует сосредоточения иного типа, чем остальные зоны, — работа с промежностью провоцирует сдвиг точки сборки вниз, где удержать неискаженное восприятие весьма трудно. Высокая плотность и интенсивность перцептивно-энергетических полей, которые испытывают постоянные флуктуации, резонируя с масштабными системами, где много Силы, но мало порядка, препятствует продуктивным фиксациям. Только на продвинутых этапах сновидящий интегрирует эти поля по мере уплотнения тела сновидения.

Вернемся к макушке головы, которая, безусловно, является важнейшей зоной концентрации, если практик входит в сновидение при помощи верхнего сдвига точки сборки.

Концентрируясь на этой зоне, лучше всего почувствовать «конус», вершина которого расположена над темечком. Следуя вниманием за воображаемыми линиями, сходящимися в области нашего сосредоточения, мы выполняем делание и не-делание одновременно. Это связано с тем, что паттерн сходящегося пучка (конуса) действительно является организованностью, присущей нашему восприятию. Здесь ничего не надо визуализировать. Более того, регулярное не-делание схемы физического тела безо всякого специального намерения демонстрирует практику, что его внимание, собирая сенсорные сигналы, естественным образом конструирует конусообразные формации. Мы просто не замечаем этого, когда заняты автоматическим деланием мира яви. Точно так же мы можем работать с любой зоной концентрации.

На этом фоне релаксация и приостановка внутреннего диалога приподнимают точку сборки, постепенно уводя ее из той области, где возможно восприятие привычного нам мира. Когда включается внимание сновидения, тональ пытается построить образ тела из смещенной позиции. Можно сказать, это зародыш тела сновидения.

Процедуры вхождения в сновидение

Если мы говорим о «верхнем» способе, то все известные мне процедуры повторяют набор обязательных компонентов:

(1) расслабление

(2) ритмическое дыхание

(3) остановка внутреннего диалога

Различие в процедурах начинается на (4) этапе — не-делании. Общие методы тренировки в не-делании приведены в этой главе. С их помощью приобретается опыт наяву. Кроме того, приемы аудиального и кинестетического не-делания сами по себе способны привести в сновидение (визуальный метод исключен по понятной причине, ведь мы входим в сновидение с закрытыми глазами).

Перечисленные выше зоны концентрации также активно используются. Специфика каждой из этих зон обусловливает характер конкретного смещения точки сборки и последующие перцептивные феномены. В большинстве случаев даже использование зон фронтальной пластины (горловой центр, солнечное сплетение, центр пупа) ведут к самопроизвольному выходу точки сборки через верхнюю часть кокона. Вы узнаете о том, что это произошло, благодаря специфическому ощущению «разделения» тел. Восприятие этого процесса не обязано быть однозначным (выход «через макушку»). Сновидец может чувствовать, что его второе тело проворачивается вокруг своей оси внутри физического тела и выходит наружу, может как бы «проваливаться» назад, за спину или проходить вперед — сквозь грудь и живот. Все это — лишь трансляции одного и того же энергетического действия. Сам факт ощущения разделяющихся тел указывает на то, что точка сборки собирает восприятие по «верхнему» шаблону.

Ибо в чем суть верхнего типа сборки? В том, что сенсорный массив собирается, как бы продолжая мир первого внимания. Сновидец осознает себя во внимании сновидения, воспринимает тело сновидения, «выходит» из тела физического и отправляется странствовать.

Прямой сдвиг точки сборки — это перенос осознания в другую позицию вне этой, навязанной первым вниманием, последовательности. В каком-то смысле его трансляция более адекватна. Ведь в Реальности ничто не «отделяется» и не «выходит». Осознание происходит единомоментно, тело сновидения уже там, оно не подчиняется пространственным условностям тоналя.

Таким образом, «верхний» и «прямой» типы смещения точки сборки включают внимание сновидения немного по-разному, но в обоих случаях проникновение осознания в сновидение происходит через особую переходную фазу. Дон Хуан называл ее «прохождением первых врат сновидения» и об этом состоянии еще будет сказано.

Но сначала надо подробно рассмотреть метод прямого сдвига точки сборки. Этот психотехнический прием обладает уникальными свойствами. Он не только приводит к вниманию сновидения, но и ускоряет активизацию энергетического тела, приближая тем самым практика ко второму вниманию.

В первой книге, рассматривая феноменологию сдвига точки сборки в контексте работ Кастанеды, я приписал смещениям перцептивного центра следующие признаки: а) внезапность начала процесса; б) появление звука — звон, жужжание, вибрация, грохот, рев; в) «люминисценция» воспринимаемого — изменение освещенности в сторону желтоватых или розовых тонов. Настало время уточнить этот момент.

Действительно, все три признака регулярно имеют место, и это может подтвердить любой более-менее опытный практик. Но ситуация далеко не столь однозначна. Если говорить языком топологической метафоры, то совокупность перечисленных эффектов сопровождает лишь некоторые траектории сдвига точки сборки. Я бы сказал, что наличие звука и «люминисценции» — показатель, прежде всего, высокой плотности сместившихся психоэнергетических полей, вовлеченности значительного объема ЭТ, а также большой скорости и активности процессов в центральном сегменте кокона.

Есть несколько причин, вызывающих такую траекторию сдвига. Чаще всего это импульсная разрядка накопленного объема энергии — например, когда вы входите в сновидение после длительного перерыва. Начинающий сновидец нередко слышит рев и грохот, видит светящиеся желтым светом пространства, когда впервые «прорывается» сквозь ригидность собственного тоналя. Другая причина — присутствие неорганического существа, поле которого толкает точку сборки экспериментатора, не считаясь со степенью его готовности к подобным эволюциям. (О роли «сущностей», об их катализирующем воздействии и прочем, будет сказано в третьей части книги.) Наконец, третья причина — насильственная активизация полей при помощи психоактивных агентов (веществ или растений силы).

Регулярная практика сновидящего время от времени вызывает у него смещения точки сборки, которые следует считать вполне удачными, и все же они не сопровождаются звуками и изменением освещенности перцептивного поля. Дело не только в постепенном повышении гибкости (текучести) энергетического тела и снижении фиксации точки сборки в позиции первого внимания. Многое зависит от скорости и характера сборки в процессе перехода из одного режима восприятия в другой, а также от траектории самого сдвига.

Например, сенсорные каналы могут перестраиваться постепенно и не синхронно. Яркий пример несинхронной (несогласованной) перестройки — тот самый «сонный паралич», о котором было упомянуто в предыдущей главе. Конечно, это радикальный случай. Но в более мягком и потому неосознаваемом варианте с чем-то подобным сновидящий сталкивается довольно часто.

Есть множество свидетельств странностей такого рода, и все они связаны с несогласованной или неполной сборкой, остановившейся как бы «на полпути». Неподготовленных практиков, не понимающих механизма происходящего, это даже пугает.

Скажем, кинестетическое внимание сновидения. Осуществив процедуру погружения, вы вдруг проваливаетесь (т. е. спонтанно переходите из одного режима перцепции в другой), после чего целиком или частично чувствуете свое тело сновидения. В этом состоянии вы можете чувствовать, как двигаете руками, меняете позу, ощупываете окружающие вас предметы, но при этом ничего не видите и не слышите. Академический психолог, сталкиваясь с этим феноменом, настаивает на удобном термине «кинестетические иллюзии». Частично эти импульсы, действительно, иллюзия. Если мы следуем толтекской парадигме и считаем важнейшей характеристикой перцептивного внимания способность к сборке сигналов, не так уж важно — иллюзорны сами сигналы или нет. Главное — внимание сновидения заработало. Но даже с естественнонаучной точки зрения здесь много загадочного. Ведь сновидец в этом состоянии способен кинестетически (на ощупь) воспринять реальный объект, о существовании которого наяву он не знает. То есть моделирование по памяти исключается.

И я лично, и другие экспериментаторы имеют такой опыт. Например, после того, как вы заснули, кто-то положил на тумбочку или на пол возле кровати книгу, поставил часы, стакан с водой и т. п. Разумеется, вы об этом не знаете. Но если включится кинестетическое внимание и вы приметесь вслепую шарить руками, принадлежащими телу сновидения, то сильно удивитесь, наткнувшись на этот предмет, — ведь тут его быть не должно. Заметьте — эта перцептивная сборка именно сновидческая. Мы исключаем тот вариант, который бы успокоил ученого-наблюдателя: будто вы во сне на самом деле двигали руками и наткнулись на книгу или стакан с водой. Проверить это очень просто. Достаточно выйти из состояния сновидения и убедиться, что руки вашего «физического» тела неподвижны. Так часто и происходит, потому что удивление прерывает сновидческую сборку и возвращает нас в явь.

В другом случае практик может оказаться в аудиальном внимании сновидения. Проверить «реальность» сигналов (которая нас так же мало интересует, как и в случае с кинестетикой) намного сложнее. Тут необходима звукоизоляция, т. е. лабораторные условия. Так что оставим в покое наших скептичных психологов и вопрос о том, где находится источник собранной аудиальной перцепции. Субъективно же это воспринимается следующим образов: вы погружаетесь в сновидение, ничего не видите и не чувствуете, но явственно слышите разговоры, хлопанье дверей, шаги, шуршание и прочие подобные штуки. Если вы быстро вернетесь в мир бодрствования, звуки исчезнут — это и есть единственное возможное в данной ситуации доказательство сновидческого характера сборки.

Еще чаще встречаются смешанные варианты восприятия: визуально-аудиальное (это когда сновидец блуждает вокруг своего спящего тела или в каком-то незнакомом месте, видит и слышит окружающий «мир», но полностью лишен осязания как внешнего поля, так и собственного тела), аудиально-кинестетическое (чувствует и слышит, но при этом слеп, как крот) и так далее.

Безусловно, все это — сдвиги точки сборки. Они неполноценны, но реальны. Подобные феномены демонстрируют, что сборка в новой позиции — не всегда единомоментный, взрывообразный процесс. Скорее, наоборот: мгновенная сборка по всем каналам в позиции сновидения — явление относительно редкое. Когда вы регулярно занимаетесь сновидением, процесс перестройки идет последовательно. Сначала возникает зрение, затем осязание и слух, подключается проприоцептивная сфера (внутренние ощущения телесного характера) и, наконец, полноценное отображение тела в пространстве. Иногда все это происходит за три-четыре секунды, и сновидящий даже не успевает заметить данную последовательность.

Такой сдвиг точки сборки (самый типичный и распространенный) не сопровождается вибрацией, шумом, резким изменением освещенности. Исключением является «проход» через центр и нижнюю часть фронтальной пластины кокона в том случае, когда перестройка перцепции, начатая обычным порядком, вдруг завершается «скачком». Тональ при этом часто фиксирует звук, напоминающий хлопок в ушах, а за ним все остальные эффекты резкого сдвига точки сборки, уже описанные.

Единственное, что кажется мне по-настоящему важным, — это внезапность. Думаю, это универсальный момент, важность которого не связана с каким-то особым энергетизмом процесса, — это, в первую очередь, решающий параметр диагностики. Ведь переживание сдвига точки сборки по определению выходит за рамки тонального описания — того самого описания, внутри которого все прогнозируемо и является реализацией наших ожиданий.

Коротко поясню.

Как известно, многие психологи с недоверием относятся к информативной ценности любых самоиндуцированных ИСС по той простой причине, что считают их содержание результатом самовнушения. Так вот, динамика переживаний во время аутотренинга, самогипноза и обусловленной медитации в большинстве случаев показывает, как работает тональ внутри изначально заданного режима перцепции. Сценарий следует жестко заданному алгоритму: обдумывание идеи — формирование установки — моделирование запрограммированного ощущения (восприятия) — усиливающая концентрация — реализация иллюзии. Все звенья этой цепи пребывают внутри описания. Если же психотехника приводит к неожиданностям (незапрограммированным перцепциям), то за счет побочных эффектов, вызванных использованием специфических инструментов (спонтанная ОВД или не-делание).

Типичный пример — техника визуализации. Если вы запрограммировали себя «увидеть» яблоко, цветок, мандалу, многорукого Шиву и т. д., то через некоторое время добьетесь своего. Визуализируемый объект возникает по частям, приобретает интенсивность, цвет, объем далеко не сразу. Это плавный процесс. Сам по себе он не является сдвигом точки сборки.

Реальный сдвиг ТС — это разрыв непрерывности тоналя. Вот почему перцепция в новой позиции всегда неожиданна. Это внезапность, или спонтанность. Любой психотехнический метод достигает успеха лишь в том случае, если приводит практика к внезапному переживанию. Обратите на это внимание и не превращайте сновидение в разновидность визуализации. Сегодня публикуется масса книг, авторы которых убеждают читателя пойти по этому обманчивому пути, называя его чуть ли не «высшей магией». Имейте в виду, всякое конструирование образов и преднамеренная обусловленность перцепции — это вход в царство самодельных иллюзий.

Эта глава посвящена методу так называемого прямого сдвига точки сборки. Его главное преимущество заключается в масштабной активизации энергетического тела, что сразу вовлекает сновидящего в значительные полевые взаимодействия с внешней средой.

Если «верхний» метод довольно долго позволяет сновидящему колебаться между вниманием сновидения и вторым вниманием, строить тело сновидения фрагментами, которые достигают высокой стабильности за счет низкой плотности, то прямой сдвиг точки сборки радикален — он сразу переносит нас в пространство интенсивных сигналов и ускоряет формирование тела сновидения во всех отношениях. Важно, что этот метод помогает быстро преодолеть дифференциацию осознания в отношении «второго тела».

Как правило, сновидящие, сознательно или бессознательно пользующиеся «верхним» сдвигом точки сборки, делают тело сновидения от головы. Перцептивно-энергетический контроль над телом сновидения сосредоточен там, где тональ привык воспринимать центр осознания («голова»), и там, где максимально реализуется способность к сознательному действию («руки»). По этой причине тело сновидения может длительное время оставаться в законсервированном состоянии. Это — пассивное тело, воспринимающая единица, не склонная к уплотнению или трансформации.

Чтобы второе тело превратилось в мощную энергетическую формацию, оно должно научиться поглощать энергию из внешних полей (будь то неосознаваемые флуктуации окружающего пространства или миры второго внимания) и там же излучать ее. Поглощая энергию, тело ускоряет собственные трансформационные процессы, излучая — производит «магическую» работу и обретает необходимую самостоятельность. Чтобы добиться этого, тело сновидения должно во втором внимании копировать функции фронтальной пластины основного кокона, где энергообмен разной плотности осуществляется через горловой центр, солнечное сплетение, центр пупа и некоторые другие каналы. Прямой сдвиг точки сборки, если он проделан успешно и доведен до конца, выводит в сновидение необходимую энергетическую массу второго тела не частями, а сразу и целиком.

Предварительные условия, которые необходимы для осуществления прямого сдвига, ничем не отличаются от уже описанных выше. Сновидящий должен произвести максимальную релаксацию тела и сосредоточиться на остановке внутреннего диалога. Идеальным состоянием является сочетание полной расслабленности мышц и тканей, чтобы ослабить или даже остановить восприятие схемы тела, на фоне высокого тонуса сознания, что выражается в бдительности и сосредоточенности внимания.

На продвинутых этапах практики сновидец может добиться этого состояния не только лежа. Если вы способны утратить чувство тела и остановить внутренний диалог, сидя в кресле или устроившись в постели так, чтобы голова и плечи опирались на вертикальную плоскость (например, прислонившись к стене), возникает сильный диссонанс между позой и состоянием осознания. Это помогает поддерживать парадоксальное состояние пассивности и одновременной алертности, чтобы сдвинуть точку сборки.

Обратите внимание на то, что прямой сдвиг ТС не нуждается в специальных сосредоточениях на какой-то зоне концентрации. Если вы привыкли фокусироваться на макушке головы или на межбровье, на поверхности кокона или на фронтальной пластине энергетического тела, здесь надо избавиться от стереотипа, который автоматически влечет за собой смещение точки сборки вверх. Ибо метод прямого сдвига состоит в полном отказе от привычных шаблонов перераспределения внимания и «разделения тел». Он направлен на активизацию неразделенного энергетического поля. В определенной степени подобный эффект сопровождает сновидящего во время «ходьбы Силы». Вы должны знать это специфическое ощущение, потому что оно является наилучшей зацепкой внимания для данной процедуры.

Техника может быть описана поэтапно.

(1) Активность периферийного внимания.

Вспомните состояние максимального рассредоточения внимания, которое характерно для «ходьбы Силы». В неподвижном состоянии воспроизвести его сложно, так что здесь вы столкнетесь с определенными трудностями. Лежа на спине с закрытыми глазами или сидя — так, как было сказано выше, — вы смотрите вперед, в темноту и поддерживаете спокойное, ритмичное дыхание.

Ваше визуальное поле не только статично, что само по себе автоматически сужает луч внимания, но и однородно (если не считать беспорядочных и бессмысленных флуктуаций — светлых и темных пятен, которые, как принято считать, являются отражением хаотичных возбуждений клеток сетчатки, зрительного нерва и т. д.). Иными словами, то, что находится перед вами, по законам описания не является объектом. Следовательно, визуальное внимание должно быстро угаснуть. Если остальные каналы (аудиальный или кинестетический) не заняты сборкой перцептивных пучков, то осознание окончательно исчезает и вы погружаетесь в обычный сон.

Если так сложно просто сохранить визуальное внимание, то активизировать его периферию сложнее вдвойне. За счет чего мы активизируем периферийное внимание наяву? Каждый практик знает, что более всего этому способствует подвижность сигналов. Например, во время ходьбы на периферии зрительного поля постоянно происходят перемещения сенсорных стимулов — движущиеся объекты, изменение углов и перспективы, освещенности, структур и т. д. Даже в том случае, когда подобных движений не слишком много, мы находим какой-нибудь сигнал, помогающий зацепиться вниманием за край зрительного поля и равномерно удерживать визуальную алертность по всей воображаемой окружности (круговой периферии).

Занимаясь техникой сновидения через прямой сдвиг точки сборки, вы неподвижны, находитесь в темноте, так что никакой стимуляции визуальная периферия не получает. Только память об опыте визуальной Деконцентрации, полученном во время «ходьбы Силы», может послужить начальным импульсом для противоестественной в этих условиях активизации перцептивного внимания и его равномерного распределения по монотонному полю. Хорошо, если незадолго до сеанса вы совершили вечернюю прогулку и испытанное при этом ощущение еще сохраняет свой постэффект. В любом случае, перед тем, как приступать к исполнению данной техники, убедитесь, что можете воспроизвести периферийную активность внимания.

(2) «Точка взгляда».

Как вы помните, во время «ходьбы Силы» рекомендуется смотреть на некую точку перед собой. В любой ситуации она расположена приблизительно в центре зрительного поля. Можно заметить, что в статичной ситуации мы вынуждены прилагать больше усилий не только для повышенной внимательности на периферии, но и с большим усердием удерживать зрачки на воображаемой центральной точке. Перцептивное внимание правильно распределяется по орбите поля в том случае, если зрачки неподвижны и направлены на центр. Разумеется, полной неподвижности взгляда вы не добьетесь, да в этом и нет особой необходимости. Это лишь имитация состояния зрительного аппарата, еще один «якорь», который помогает пробудить деконцентрированное визуальное внимание за счет ненавязчивых напряжений мышц глазного яблока.

(3) Моделирование зрительного поля с закрытыми глазами.

Теперь, качественно воспроизведя ситуацию равномерно распространенного по зрительному полю внимания с закрытыми глазами, вы создали условия для активного восприятия большого количества сенсорных сигналов при почти полном их отсутствии. Это вызывает сильный диссонанс и нарушение базовых автоматизмов.

Человеческий тональ вообще имеет два модуса работы зрительного внимания — а) с открытыми глазами и б) с закрытыми глазами. Стоит закрыть глаза на пару минут, и зрительное внимание переходит в режим «пассивного блуждания». Тональ знает, что с закрытыми глазами нельзя собирать визуальную информацию. Лишь иногда мы имеем хаотические следы активного режима, которые чаще всего являются результатом длительного напряжения. Тогда могут всплывать картинки, лица, какие-то структуры. Внимание безвольно скользит по ним, пока картинки не растворяются в пустоте.

Режим внимания, который культивируется в процессе «ходьбы Силы», обладает прямо противоположными характеристиками. Он не только связан с непрерывностью зрительных впечатлений, но и подразумевает сверхвысокую плотность сенсорного потока. Иными словами, тональ ждет мощного наплыва визуальной информации, но не получает ее.

Первое, что в такой ситуации делает тональ, — он начинает моделировать пространство. Как правило, сновидец обнаруживает перед собой что-то вроде темной полусферы. По сути, это стенка перцептивного «пузыря», на которую мы глядим из его центра — точки наблюдения, которая так же сотворена тоналем. Как всякий перцептивный шаблон, он не имеет объективной реальности. И все же это не вполне иллюзия, поскольку отражает весьма продуктивное для сновидящего состояние его энергетического поля. Моделирование этого шаблона соответствует тому распределению осознания, которое имеет место наяву — готовность воспринимать сигналы и энергию прежде всего извне. В обычных сновидениях под давлением внутренних образов пространственный шаблон нестабилен либо вовсе не формируется. Он возникает на одно-два мгновения, потом — растекается неопределенным образом, предъявляя непоследовательные фрагменты, выхваченные из качественно различных сфер опыта. Частицы внешних восприятий, образные ассоциации, память и воображение, обрывки мыслей, иллюстрируемые картинками, — все это существует в каком-то «неопределенном месте», где нет координат, структурирующих содержание. Сновидческий сумбур и абсурдные сочетания впечатлений, типичная рассеянность и полузабытье возникают из-за того, что отсутствует выработанный в первом внимании перцептивный шаблон пространства.

Вот почему видение иллюзорной «полусферы во тьме» не стоит считать пустой причудой воображения или одной из тех визуализаций, которых мы должны избегать. Напротив, фиксируйте эту конструкцию, созданную из пустоты; она является фундаментом активного внимания сновидения. Вы обнаружите, что модель пустого полусферического пространства — по сути, единственное, что помогает сохранять активность периферийного зрения с закрытыми глазами.

Задача сновидящего — непрерывно удерживать «точку взгляда» в центре моделируемого пространства. Стереотипы тоналя будут оказывать мощное сопротивление. Внимание склонно распадаться, плыть, уходить по привычным беспорядочным маршрутам. Постоянно выслеживайте и ловите его, не давайте ему рассеиваться. После каждой флуктуации спокойно и терпеливо восстанавливайте исходную позицию — состояние высокой готовности к восприятию по всему зрительному полю, хотя ничего, кроме темноты, перед вами нет и быть не может.

Крайне важным моментом здесь является характерное замедление внутреннего диалога. Поскольку этот эффект сопровождает правильно исполняемую «ходьбу Силы», по степени его выраженности можно определить интенсивность состояния. Если внутренний диалог активизировался, вошел в обычное русло, значит, и внимание возвратилось в стандартный, хаотический режим. То есть вы опять скользите рассеянным лучом внимания по темной пустоте и неминуемо приближаетесь к бессознательности обычного сна.

Описанные этапы техники вводят сновидящего в состояние сильного диссонанса между работой внимания и условиями перцепции. Прямой сдвиг точки сборки происходит в тот момент, когда практик засыпает, не выходя из достигнутого диссонанса.

Иногда на это достижение уходит две-три недели, иногда — несколько месяцев или год. Основная трудность заключается в прохождении через критическую фазу утомления. Она длится несколько секунд, и именно в этот краткий период перцептивное внимание расслабляется. Мы возвращаемся в привычное состояние, где диссонанс исчезает, и погружаемся в сон. Причем утомление может быть настолько сильным, что практик перестает видеть даже обычные сны. Этот период может вызвать серьезные сомнения в эффективности метода.

Дело в том, что, пользуясь верхним сдвигом точки сборки, сновидящий привык опираться на локализованное (а не рассеянное, как в данном случае) возбуждение. Сместившаяся в момент засыпания точка сборки по привычке ищет уже собранный наяву сенсорный пучок, восстанавливает его и, отталкиваясь от осознанного фрагмента, строит остальное перцептивное поле.

Однако при прямом сдвиге точки сборки нет никакого готового продукта. Перцептивную сборку надо провести с нуля, а это совершенно новый подход, который поначалу вызывает смятение. Сновидящий должен сразу найти внешние энергетические импульсы и придать им форму. В этом процессе каждый миг имеет значение. Задержавшись в несобранном состоянии на лишнюю долю секунды, вы лишаете себя возможности войти во внимание сновидения.

Как видите, прямой сдвиг требует больше сил, чем верхний, но его неоспоримое преимущество в том, что он захватывает во много раз больший объем полей и, соответственно, предоставляет обширное перцептивное пространство, собранное из значительного числа эманаций. А чем масштабнее поля, вовлеченные во внимание сновидения, тем быстрее и интенсивнее идут все процессы Трансформации. Вот почему я считаю прямой сдвиг точки сборки «прорывом» ко второму телу.

Конечно, высокая интенсивность подразумевает известную степень риска и соответственно предъявляет к практику более серьезные требования. Это касается всех сторон толтекской дисциплины, включая безупречность, сталкинг и перепросмотр, поскольку содержание сновидческого опыта становится довольно бурным и регулярно бросает вызов чистоте его тоналя. Можно сказать, прямой сдвиг точки сборки вызывает к жизни неиссякаемый поток тональной продукции, качество которого во многом обусловлено нашей практикой наяву.

Продукция тонального аппарата при прямом сдвиге точки сборки

Опыт показывает, что прямой сдвиг точки сборки вызывает ряд побочных эффектов. Они касаются как состояния засыпания, так и характера самого сновидения.

Прежде всего, в состоянии искусственно вызванного диссонанса между работой внимания и условиями перцепции тональ входит в режим визуальной гиперпродукции. Часто гиперпродукция начинается еще до момента засыпания и сопровождает его.

Психофизиологически это можно объяснить как следствие перевозбуждения некоторых участков мозга, связанных со зрительной активностью. Если же мы будем рассматривать восприятие с нагуалистских позиций, то увидим, в чем состоит информационный и энергетический смысл данного феномена.

Визуальная гиперпродукция указывает на значительное снижение фиксации точки сборки. Благодаря этой технике мы можем наблюдать последовательное расслабление перцептивных схем, что является необходимым условием поиска новых восприятий при отсутствии привычного потока сигналов. Это еще не сдвиг, но преддверие сдвига ТС, что можно условно назвать «блуждающей фазой».

Тональ, пользуясь в основном материалом памяти и своей способностью бесконечно комбинировать фрагменты, собирает образы и впечатления. Это поиск того варианта сборки, в котором рассеянные и весьма слабые внешние сигналы смогут обрести необходимую интенсивность и осмысленность. Добиться этого можно лишь в том случае, если точка сборки сместится в другую устойчивую позицию. Пока этого не случилось, сновидец созерцает визуальный хаос — всплывают фигуры и лица, сцены, предметы, то, что было когда-то воспринято, и то, что сконструировано самым причудливым и неожиданным образом.

Психоэнергетически это можно рассматривать как углубление точки сборки в более плотные слои кокона. Поскольку «путь» точки сборки лежит через весь массив энергетического тела в сторону фронтальной пластины, в поле осознания рождаются тональные галлюцинации, связанные со многими телесными напряжениями, хранящими вытесненную в БСЗ информацию. Вытеснения, как известно, часто имеют травмирующий характер, несут следы сильных эмоций, которые, активизируясь, сбивают настройку восприятия и препятствуют правильной фиксации. Из-за них сновидец часто попадает в плен боковых смещений точки сборки, где галлюцинирование многократно усиливается и истощает практика. Вместе с малоприятными видениями пробуждаются соответствующие им эмоции — полный комплект «не-безупречности»: страх, чувство собственной важности, жалость и производные от них чувства. Точку сборки может снести как в правую, так и в левую сторону человеческой полосы. Главная опасность — это застревание в боковой позиции. Вследствие такого застревания, если оно приобретает длительный характер, могут развиваться крайне нежелательные состояния и даже психотические эпизоды — настойчивые кошмары, иррациональные страхи, параноидальные идеи, сопровождаемые соответствующими снами-галлюцинациями.

В момент самого смещения перцепции избежать этого невозможно, необходима подготовительная работа наяву. Вот почему, как было сказано, для успешного прямого сдвига точки сборки особое значение имеют безупречность, сталкинг и перепросмотр. Бессознательный материал должен утратить свой травмирующий потенциал, вытесненные эмоции, воспоминания, конфликты необходимо трансформировать — либо через новое качество их осознания (безупречность), либо через правильное перепроживание (перепросмотр). Главное условие успешного прорыва точки сборки через энергетическое тело — чистый и спокойный тональ.

Особенности тональной продукции во время прямого сдвига точки сборки, таким образом, вызваны самим характером ее перемещения.

Если точка сборки быстро покидает плотные слои кокона, смещаясь вверх и в конечном итоге «выскакивая» наружу через область над макушкой головы, наше осознание в основном занято внешней ориентировкой. Мы получаем некие сигналы извне и начинаем примерять к ним тональные соответствия. В результате, до момента пробуждения второго внимания, мы получаем массив иллюзорных образов, построенных во многом по сновидческим шаблонам. Но эти шаблоны порождены, прежде всего, неопределенностью и необычностью ситуации восприятия.

Если же мы входим в сновидение через прямой сдвиг точки сборки, возбуждаются большие объемы энергетического тела, связанные не с актуальной ситуацией восприятия, а с личной историей, БСЗ и архетипами. Мы вовлечены в измененное восприятие значительной частью всего тела. Прорыв к целостному телу есть одновременно прорыв к океану бессознательных содержаний. Вот в чем существенное отличие данной техники.

При «верхнем» сдвиге контроль восприятия осуществить проще, потому что перцептивные искажения не связаны с плотными частями кокона. В результате тело сновидения формируется медленно, шаг за шагом, плотность его возрастает в определенном порядке. Конечно, это проще и безопасней, но некоторые поля тела сновидения могут оставаться вне области перцептивно-энергетической сборки бесконечно долгое время. И целостность так и не будет достигнута. Соответственно ограничен доступ к мирам второго внимания, которые осознаются через плотное взаимодействие с большими областями энергетического тела.

При «прямом» сдвиге ситуация обратная — контролировать восприятие очень трудно, но тело сновидения, если оно собрано, охватывает большой объем и имеет значительную плотность. Возникает мощный энергообмен, в котором участвуют наиболее темные области кокона. Теперь они доступны для Трансформации.

Уровни тональной продукции при прямом сдвиге точки сборки

Поскольку метод прямого сдвига при должной настойчивости позволяет сохранять непрерывность осознания, мы можем наблюдать различные стадии перестройки восприятия, соответствующие масштабам смещения точки сборки внутрь кокона.

Каждому шагу в смещении точки сборки соответствует свой уровень тональной продукции, который на первых порах представлен, в основном, визуально, но по мере углубления состояния захватывает все больше кинестетических и аудиальных репрезентаций. Вот эти уровни:

(1) Поверхностная продукция (визуальный хаос).

(2) Сновидческая продукция (ближайшее бессознательное).

(3) Глубинная продукция (глубокое бессознательное и архетипы).

(4) Второе внимание.

Уровни выделены в соответствии с критическими точками разрыва непрерывности осознания. Это означает, что при переходе с уровня на уровень сновидец испытывает момент перцептивного замешательства, который может перевести его в режим сновидения. В этом случае характер сновидения зависит от того, на каком уровне тональной продукции находится практик.

Ситуация развивается следующим образом: если вы, например, попадаете в сновидение при переходе с первого уровня на второй, то сновидческая продукция, построенная из материала ближайшего бессознательного (2), составляет основное содержание вашей перцепции. Дальнейшая работа заключается в том, чтобы усилить внимание сновидения всеми доступными средствами (оформление тела сновидения, стабилизация перцептивных пучков и т. д.) и найти внешний сигнал. Соответственно, при переходе со второго уровня основное содержание сновидения — глубокое бессознательное и область архетипов. Каждый раз сновидец преодолевает инерцию тональных продуктов, чтобы собрать восприятие какого-то участка внешнего поля и таким образом перейти из внимания сновидения во второе внимание. В том случае, если вам удалось пройти все уровни тональной продукции и сохранить непрерывность осознания, вы сразу входите во второе внимание. Это и есть завершение прямого сдвига точки сборки.

(1) Познакомиться с поверхностной продукцией довольно просто. Стоит научиться удерживать активность периферийного внимания с закрытыми глазами хотя бы 20–30 минут, как тональ начинает строить бессмысленные «картинки». Не стоит искать в них скрытое значение. Это обычные комбинации зрительных гештальтов, построенные по ассоциации форм. По этой причине ими легко управлять, что мы и делаем довольно часто — иногда осознанно, иногда автоматически. Небольшое усилие произвольного внимания в этом состоянии легко производит любые визуализации — фигуры превращаются друг в друга, один объект становится группой объектов, фрагмент — сценой. Эта удивительная текучесть, податливость визуальных моделей свидетельствует о6 отсутствии в них бессознательных содержаний, которые можно было бы расшифровать. Ведь бессознательные содержания обладают собственной энергией, источник которой лежит в динамике психоэмоциональной сферы, а потому предстают как «живущие собственной жизнью». Сцена с «летающим пуделем», которую в четвертой книге описал Кастанеда, — хорошая иллюстрация поверхностной продукции тоналя, где всё может превращаться во всё с необыкновенной легкостью.

Как правило, начинающий практик засыпает именно при переходе с первого на второй уровень. Чтобы повысить интенсивность внимания и пройти дальше, требуется время (от нескольких недель до нескольких месяцев) и несгибаемое намерение.

(2) Переход осознания на второй уровень тональной продукции — это яркое переживание. Обычно возникает кратковременная пауза в работе тоналя. Пластичные картинки пропадают, и вы вновь оказываетесь в темной пустоте, которая удерживает внимание ничем не заполненной, но стабильной перспективой. После чего неожиданно вспыхивает свет — и возникает сцена или пейзаж. Качество галлюцинирования возрастает единым скачком, и вы понимаете, что тональ демонстрирует вам тех самых призраков, из которых состоит обычное сновидение. То, что образы воспринимаются ярче и яснее, чем во сне, обусловлено повышенной интенсивностью внимания, развившейся в процессе практики.

Сновидческие сцены часто статичны либо малоподвижны. Их можно разглядывать длительное время, но реальнее от этого они не становятся. Хотя, надо заметить, что реальный сигнал здесь присутствует. Он замаскирован, спрятан в визуальной конструкции, собранной из бессознательного, и потому узнать его нелегко. Если на этом уровне практик теряет непрерывность осознания и его точка сборки смещается в позицию сновидения, он может быстро найти фрагмент сборки внешних эманаций.

Приведу пример из личного опыта, так как без иллюстрации понять это довольно трудно. Так, однажды передо мной возник пейзаж удивительной красоты — сложный рельеф, освещенный солнечным закатом. Здесь были горные кряжи и уступы, каменные террасы из розоватого и желтого камня, под ними долина и излучина горной реки, где под вечерним солнцем вода переливалась в золотистом блеске. Открывшаяся панорама была переполнена деталями — фактура скал, многочисленные зубцы, тени, узоры из камней и растений и многое другое. Все это можно было рассматривать без конца. И вдруг что-то перестроилось в моем осознании. Не более секунды длилось состояние странной подвешенности в пустоте, после чего воспринимаемое неуловимым образом изменилось. Возникло ощущение тела сновидения, а вместе с ним понимание того, что я уже не лежу, а стою, как бы продолжая разглядывать «пейзаж». Однако держался пейзаж недолго, по частям он стал тускнеть, растворяться, — и что же осталось на его месте? Часть настенного ковра, полка со всякими безделушками и фотографиями за стеклом. Я просто стоял в другой комнате и смотрел на все это. Осознав это обстоятельство, я взглянул на руки и отправился «странствовать».

Главное в данном опыте — момент узнавания внешнего сигнала, который с самого начала присутствовал в сновидческом пейзаже. Среди горных уступов и каменных террас скрывались перцептивные сигналы от узора на ковре и предметов, стоящих на полке. Они там были, их просто надо было правильно собрать.

(3) Когда сновидящий переходит на третий уровень тональной продукции, воспринимаемое становится динамичным и сопровождается эмоциональными всплесками. Если здесь осознанность прерывается, а тональ недостаточно чист, сновидец попадает в довольно агрессивную среду. Это продукты глубинного бессознательного, где находится склад импринтных ситуаций, связанных со страхом смерти, чувством собственной важности и жалости к себе. Проекции небезупречного тоналя надо спокойно и внимательно изучить, чтобы затем от них избавиться. Если вы будете от них убегать, они будут являться снова и снова. Атаки и битвы, погони, пленение составляют бесконечную череду мрачных приключений. С другой стороны, являются освободители и учителя, дарующие «истинное знание», открываются сияющие высоты, возникают разнообразные эйфорические видения.

Сохранение непрерывного осознания при переходе на этот уровень требует длительной и упорной работы. Но в результате сновидец избавляется от целого океана навязчивых галлюцинаций. Отстраненное наблюдение тональной активности столь глубокого уровня дает уникальный опыт. После этого сновидящего трудно увлечь или запутать бурным потоком иллюзорных событий.

Чтобы иметь дело с «архетипическими видениями», надо избавиться от скрытой религиозности бессознательного. Боги, демоны, призраки и монстры выглядят очень ярко и плотно, так как строительный материал для них взят из самого фундамента нашего тоналя. Здесь находится область видений, которая часто порождает разнообразные теософские мифы и соответствующие «откровения» — хоть создавай собственную религию и объявляй себя пророком. Поскольку тут ясность и сила восприятия обманчиво высока, можно решить, что вы воспринимаете реальные миры второго внимания. Но это всего лишь сновидческий «перепросмотр» импринтных и архетипических символов. Ни в коем случае не принимайте их за внешние энергетические структуры. Такая путаница и некритическое отношение в конце концов приводят к психическим расстройствам.

(4) Осознание архетипического материала окончательно истощает галлюцинаторную активность тоналя. В процессе прохождения предыдущих уровней точка сборки значительно смещается, так что сенсориум первого внимания становится практически недоступен. Он пребывает в тени, на далекой периферии осознания, и не имеет достаточной силы, чтобы вернуть нас в мир обычного режима восприятия. Таким образом, перцептивный аппарат просто вынужден собрать внешние сигналы качественно иным образом, что помещает сновидящего в пространство второго внимания.

Переход на этот уровень также предваряется паузой. Это особое состояние, которое очень напоминает созерцание «Ясного Света» в буддистской медитации. Здесь осознание демонстрирует свою активность, не направляя себя ни на какие содержания. Оно как бы воплощает чистую свободу до момента «энергетического выбора». «Ясный Свет» заменяет все виды упорядоченных перцепций. Таким образом, отсутствует как внешнее поле, так и тело самого субъекта.

Обратите внимание на это важное обстоятельство: полное истощение тональных галлюцинаций устраняет одновременно сборку всех энергетических полей, включая сборку тела воспринимателя. Пока мы имели дело со сновидческой или глубинной продукцией, отражающей разные слои бессознательного, тело было также представлено в том или ином виде. Часто его репрезентация была неполной или искаженной до неузнаваемости, но пока существовали модели объектов, присутствовала и модель субъекта. Здесь же мы впервые обретаем подлинный опыт Пустоты, который в восточных доктринах провозглашается целью и окончательной Реализацией.

Отрицать ценность этого фундаментального переживания я не стану. В конце концов оно действительно отражает Истину, лежащую в основе Существования. Чувственное переживание Истины-как-она-есть, вне концепций и формул, обогащает нас и придает нашей активности новый объем и новое измерение. Познакомившись с Бесконечностью, никто не остается прежним — и это не просто красивые слова. Я много раз имел возможность лично убедиться в этом. Когда вы возвращаетесь, или, как сказано в афоризме дзэн, «горы снова становятся горами, а реки — реками», каждый ваш шаг по заново собранной земле сопровождает невыразимое Знание того, что скрыто за декорациями тоналя.

Когда я говорю об опасности этого состояния, то имею в виду не опыт как таковой, а искушение, скрытое в нем. Религиозная вера или метафизическое убеждение, будто высшее предназначение человека заключается в фиксации опыта Пустоты (Бесконечности, Абсолюта, Брахмана), что это Сверхбытие, в котором надо остаться навсегда, — вот что превращает богатство опыта в поглощенность им, в то, что называется энтазмом, останавливает Трансформацию и в конце концов прекращает осознание вообще.

Если мы хотим продолжить свое развитие, то должны вернуться из «Ясного Света», выбрав новую позицию восприятия. Это достигается через сборку тела сновидения, о котором подробнее будет сказано во второй части книги. Здесь достаточно сказать, что чаще всего сборка начинается с избранного элемента (например, с рук) и взрывообразно охватывает все телесное поле. Плотность тела сновидения в этом случае бывает настолько высока, что сновидящий мгновенно обретает упорядоченное и целостное восприятие первого мира второго внимания. На высших этапах практики здесь возможно формирование дубля и телепортация всего кокона в собранное пространство.

Если вы не хотите растягивать прохождение всех этапов погружения точки сборки по траектории прямого сдвига на долгие годы, практика должна быть регулярной и интенсивной. Я рекомендую не ограничиваться вечерними настройками непосредственно перед сном. Формирование и совершенствование технического навыка лучше осуществлять в течение дня. Для этого достаточно уединиться в спокойном месте, где можно хорошо расслабиться, хотя бы на полчаса. Оптимальный вариант включает в себя три сеанса — утром, днем и вечером перед сном. Если же это физически невозможно, ограничьтесь двумя сеансами. Практик, который считает, что у него нет свободных 30 минут для занятий утром или днем, не может рассчитывать на реальный прогресс.

Кроме того, бессознательное возбуждение, вызванное техникой, требует непрерывного сталкинга, а возможные всплески вытесненных страхов, жалости к себе и пр. должны быть устранены сосредоточенностью на идеях безупречности.

Важные психоэмоциональные и психоэнергетические эффекты, сопровождающие эту практику, я рассмотрю в следующей главе. Здесь хочу сделать лишь некоторые предупреждения.

1. Если сновидящему по каким-то причинам не удается активизировать периферийное внимание с закрытыми глазами, техника прямого сдвига точки сборки не заработает. Вы можете столкнуться с рядом любопытных феноменов, но они будут отражать всего лишь измененный сдвиг ТС верхнего типа.

2. Технику прямого сдвига категорически не рекомендуется сочетать с каким-то перцептивным «деланием». Визуализации и имагинации, произвольные сосредоточения на зонах концентрации и любых областях энергетического тела, конструирующее моделирование (вроде специального «делания» энергетического тела) — все это на фоне тональной гиперпродукции, которую провоцирует данный метод, ведет к галлюцинозу, а галлюциноз — к всплеску переживаний, которые становятся почвой для той или иной формы «магической паранойи». Причем все эти патологии могут развиваться ураганными темпами, что делает ситуацию совершенно неуправляемой.

3. Если практика привела вас хотя бы ко второму уровню тональной продукции (растормозила некоторые области бессознательного), нежелательно останавливать работу над этой техникой и переходить, скажем, к «верхнему» методу. Побочные эффекты расторможенности БСЗ (иррациональные страхи, эмоциональные напряжения и т. п.) могут на длительное время исказить характер сновидения и привести к боковым фиксациям точки сборки, которые сновидец не всегда способен вовремя распознать. В гораздо большей степени это предупреждение касается тех, кто добрался до третьего уровня тональной продукции. Область возбужденных архетипов вводит сновидящего в заблуждение — он начинает эксплуатировать яркие образы этого плана, полагая, что исследует миры второго внимания.

Если выполнение техники все же пришлось прервать, то лишь интенсивный сталкинг и абсолютная сосредоточенность на безупречности помогут избежать недопустимых и часто разрушительных отклонений.

В следующей главе мы рассмотрим специфичные явления, сопровождающие прямой сдвиг точки сборки, трудности, с ними связанные, и способы их преодоления.

В продвижении сновидящего по пути «прямого сдвига» точки сборки действительно есть нечто завораживающее — «тяга к этой тьме безвестной», как писал Борхес. Здесь особенно ярко чувствуется, как всю нашу целостность, всю совокупность энергетических полей последовательно охватывает объединяющая чувствительность, некая волна мировой Силы, вибрации и потоки, словно бы связующие разные планы Бытия. Это необычное чувство, которое, по-видимому, восходит к изначальной неразделенности поля опыта. Его ценность в неоспоримой сенсуальности, непосредственности, в отличие от философских медитаций на почве метафизических размышлений. Если последние навевают некоторые чувства, то их сущность сводится к моделирующему воображению. Источник таких философских «чувств» — ментальная концепция, о чем известно каждому искателю, как бы он ни старался забыть о самовнушенной настройке и вырваться в сферу необусловленного опыта.

Ментальное происхождение обретенной чувствительности обусловливает ее качество. Мысли, вызванные ими настроения и эмоции являются основным изменяющим импульсом, тело отзывается на него в последнюю очередь, когда сила произвольного индуцирования достигает критического уровня и вовлекает в воображаемое состояние сферу психофизиологической саморегуляции.

На этом пути практик не выходит за границы замкнутого на себе тоналя, вся его работа сводится к некоторому расширению описания и видоизменению его в соответствии со спекулятивными конструкциями. В итоге, главное заблуждение тоналя (будто восприятие не есть самостоятельная сила, реально влияющая на организм и, следовательно, не способная его трансформировать) так и остается неосознанным. В его описании мира по-прежнему доминирует данная извне Объективность, которую восприятие пассивно отражает, адаптируется к ней, расширяется и обогащается, но само при этом энергетическим агентом не является.

Важно понять, что это принятое по умолчанию, никем не оспариваемое и давно ставшее бессознательным фоном положение — не более чем фикция. В конечном итоге оно так же идеалистично, как его субъективистская противоположность — солипсизм, где сила сознания беспрепятственно реализует себя в собственном пространстве, поскольку Объект там объявлен несуществующим. На самом деле Мир, в котором мы живем, всегда строится с участием двух равноправных партнеров — наблюдателя и наблюдаемого, субъекта и объекта, сознающего и сознаваемого. Они одинаково реальны и физичны. То, как устроена наблюдаемая Вселенная и мы сами, — результат взаимодействия энергетической Реальности и осознания.

Произвольная перестройка восприятия демонстрирует это непосредственно. Мы не нуждаемся в философских рассуждениях, чтобы обрести эмпирическое знание. Интеллектуальный анализ, как и положено в реальном познавательном процессе, приходит позже — как интерпретация ощущений, переживаний и чувств. С каждым шагом мы все более убеждаемся в пластичности того, что казалось грубым, инертным телом, оформленным по незыблемым законам объективной физики Бытия.

Пробуждение перцептивных сил, связанное с преодолением автоматической сборки, которой тональ придерживался с момента фиксации первого внимания, начинается с общей, неспецифической активизации психосоматики. На первых порах она выражается в перевозбуждении всех регулирующих психофизическое состояние структур, а в дальнейшем принимает более конкретный характер — изменяет режим функционирования главных центров энергообмена на фронтальной пластине кокона.

Одновременно развивается психоэмоциональная гиперчувствительность; она не только отражает физиологические и биохимические сдвиги, которые неизбежны в ситуации высокой активности регуляторов метаболизма всех уровней (от гормонального до информационно-энергетического), но и свидетельствует о начавшемся поиске нового типа сенсорной сборки, где сигналы приобретают иную интенсивность, семантику и позицию в поле опыта.

Когда описанные процессы приобретают должный масштаб, практикующий сталкивается с необычными перцепциями. То в одной, то в Другой области сенсориума непривычные импульсы собираются в пучки и вызывают упорядоченные впечатления, прежде не знакомые. Как правило, эти впечатления кратковременны, так как пучки быстро распадаются. Впервые они возникают на периферии тоналя, где сопротивление его автоматических интерпретаций слабее — то есть в сфере кинестетики. Поэтому они опознаются как «внутренние», как необычные ощущения тела.

Позже сновидящий встречается с визуальными и аудиальными проявлениями той же собирающей активности своего воспринимающего аппарата. Неполнота и искаженность интерпретаций, их мимолетность, напоминает иллюзии или галлюцинации. Это период неуверенности в своих способностях правильно воспринимать окружающий мир. Обычно он завершается, когда практик получает первый последовательно собранный фрагмент внешней перцепции, который согласуется с какой-то областью первого внимания — то, что мистики называют «ясновидение», «яснослышание» и т. п.

Таким образом, побочные эффекты техники прямого сдвига точки сборки можно рассмотреть в следующем порядке:

(1) Сверхвозбуждение (помимо всего прочего, ведет к затрудненности засыпания, бессоннице либо неглубокому сну, временному снижению осознанности).

(2) Активизация центров фронтальной пластины.

(3) Психоэмоциональная лабильность.

(4) Восприятие энергетических полей и потоков в теле.

(5) Сенсорные и ментальные конструкты.

(6) Фрагменты внешней перцепции как результат сборки сигналов, поступающих с поверхности энергетического тела. Ясновидение, яснослышание, предвидение и психокинез.

(1) [Сверхвозбуждение]

Как было сказано, неспецифическое возбуждение всех психоэнергетических полей — самый первый симптом, сопровождающий инициацию процесса. В описательной модели нагуализма ему соответствует минимальное смещение точки сборки вглубь кокона по прямой траектории.

Охватывая сразу все уровни саморегуляции энергетического тела, оно на первых порах имеет неупорядоченный характер, что переживается как чрезмерная реактивность и сверхвозбуждение. Могут наблюдаться все характерные для такого состояния симптомы: учащение пульса, повышение кровяного давления, термические волны (жар или холод, охватывающие тело), импульсивность и раздражительность, наплывы беспорядочной мыслительной деятельности (ментизм), беспредметная тревожность.

Разумеется, сверхвозбуждение системы затрудняет работу с концентрацией и деконцентрацией внимания. Можно сказать, это психофизиологический барьер, охраняющий биофизическую конституцию от любых радикальных трансформаций. К сожалению, нет никакого способа обойти это затруднение, поскольку оно возникает при всякой перестройке. Об этом знали как даосские, так и европейские алхимики, занимавшиеся трансмутацией собственной природы. В этом смысл известной метафоры тигля, в котором плавится превращаемый материал.

Диссонанс перцептивной установки и условий восприятия, спровоцированный психотехнической процедурой, ведет к активизации разнообразных структур ЦНС и соответствующему изменению гормонального фона.

Для сновидящего важнее всего то, что сверхвозбуждение затрудняет засыпание и может вызвать временную бессонницу или неглубокий, часто прерывающийся сон. Физиологические и биохимические причины таких нарушений как бы лежат на поверхности — возбуждение адре-нореактивных структур, повышенная активность желез внутренней секреции и т. д. Но это лишь следствие происходящих изменений, касающихся психоэнергетики восприятия.

В нашем случае важно понимать фундаментальный механизм, который вызывает эти следствия. Что же тут происходит? В результате смещения вглубь точки сборки необычная алертность распространяется на поля энергетического тела, которые в обычной позиции ТС находятся в состоянии гомеостатического покоя. Внимание начинает улавливать более широкий диапазон сигналов от внутренних эманаций, пытается собрать их, и этим возбуждает систему.

Надо заметить, что далеко не все возбужденные таким образом эманации могут быть укомплектованы в пучок. Именно эта одновременная активность полей, которые будут задействованы в новой позиции точки сборки, и тех, которые все равно останутся несобранными, ведет к временному разрушению тональных координат. В числе таких важнейших координат находится противопоставление базовых режимов работы осознания — бодрствования и сна. Их переживание теряет заданную определенность: сон приобретает черты бодрствования, бодрствование — черты сна.

Мало того что возбужденное энергетическое тело трудно переключается с одного режима на другой, сами режимы меняют свое качество. Сон может стать настолько поверхностным, что воспринимается как явь, и наоборот, бодрствование может напоминать неосознанное сновидение, что выражается в приступах характерной «рассеянности» внимания, вызванной не утомлением, как мы склонны считать, а неопределенностью перцептивной настройки.

В случае застревания на этой фазе неопределенного возбуждения, нарушение сна длится неделями и может быть довольно утомительным. Нормальный ночной сон превращается в дремоту с частыми пробуждениями. Обилие неосознанных и полуосознанных сновидений также отражает процесс поиска перцептивных сигналов, который в течение ночи почти не прекращается.

Порой сместившаяся в момент засыпания точка сборки способна извлечь из поля аморфного возбуждения осмысленные комплексы сигналов, пусть ненадолго и не полностью, но включить внимание сновидения. Чаще всего в области восприятия оказывается не какая-нибудь сновидческая фантазия, а собственная спальня или другое ближайшее к сновидцу место. Даже в том случае, если опыт не отличается длительностью и необходимой четкостью, он весьма важен. Он помогает энергетическому телу быстрее пройти фазу непродуктивного возбуждения, создавая в сенсорном хаосе островки нового порядка.

(2) Активизация центров фронтальной пластины

Спустя небольшое время практик может обратить внимание на необычные ощущения в главных энергообменных центрах фронтальной пластины кокона. Несмотря на то что основные трансформации происходят за пределами воспринимаемого в первом внимании «физического тела», тональ интерпретирует поступающие сигналы как кинестетические, а следовательно, имеющие отношение к состоянию нашей соматики.

Прежде всего, речь идет о горловом центре, солнечном сплетении и области пупка. Здесь сосредоточена основная масса непривычной чувствительности. Кроме того, время от времени могут активизироваться второстепенные центры на левой или правой стороне брюшной полости и на спине (область между лопаток, поясница). Но три основных центра, перечисленные выше, имеют наибольшее значение как в собственно трансформативном, так и в диагностическом отношении. Поступающие от них сигналы помогают понять, что именно происходит с энергетическим телом в данный момент.

Активность горлового центра воспринимается как повышенная чувствительность в районе вилочковой и щитовидной железы, давление, щекотание, чувство комка в горле. Иногда давление распространяется на основание шеи и даже верхнюю часть груди и приобретает пульсирующий характер. Периодически в этой зоне появляются волны лихорадочного тепла.

Как и следовало ожидать, возбуждение горлового центра приводит к соответствующим психологическим феноменам — беспричинным всплескам жалости к себе, общей раздражительности, обидчивости.

Солнечное сплетение реагирует на усиление энергообмена, в первую очередь, спастической напряженностью. Если практикующий в течение длительного времени не может с ней справиться, напряжение становится болезненным. Возникает характерное жжение, которое сопровождается беспокойством. Время от времени в области солнечного сплетения возникает особое тянущее (давящее) чувство, словно некий силовой поток пытается выйти из фронтальной пластины или, наоборот, войти в энергетическое тело. Это — прямая кинестетическая проекция усиления энергообмена кокона с внешним полем.

Горловой центр и солнечное сплетение связаны между собой единым регулирующим механизмом. Их энергетические пульсации часто синхронны или согласованы с одной частотой. Если пульсация центров совпадает не только по частоте, но и по амплитуде, возникает мощный резонанс. Его можно переживать как мощные волны неопределенных возбуждений (соматических или энергетических, «полевых») либо как ритмично происходящие эмоциональные разряды — игры чувства собственной важности и жалости к себе.

Приступы необъяснимой «гордыни» и следующего за ней уныния испытывают вашу способность к сталкингу и безупречность. Вы заметите, что природа этих чувств уже не связана с вашим социальным функционированием. Услужливый тональ, разумеется, всегда находит рациональные интерпретации — если отсутствует актуальное реагирование в процессе взаимодействия с себе подобными, он предоставляет соответствующие воспоминания или заставляет работать воображение. И все же, проявив определенную бдительность в выслеживании, вы поймете, что не ситуация, не воспоминание и не мысль вызывают чувство, что все это — лишь иллюстрации к энергетической волне, потревожившей кокон. Это полезное открытие — убедиться на собственном опыте, что основа не-безупречности не только и, в конечном счете, не столько социально-психологическая. Комплексы и импринтные ситуации, которые мы привыкли считать идеальными фактами, возникшими в результате определенных семантических (смысловых) отношений между окружающим миром и нашим общественным Я, только закрепили человеческую форму — полевую структуру, задающую все свойства и параметры нашего организма. Таким образом, они превратились в энергию. Вот почему любые волнения, флуктуации энергообменных полей, способные привести к качественным преобразованиям, вызывают те чувства, которые мы полагаем исключительно социальными.

Соответственно, безупречность как психотехническая практика становится откровенно энергетической и окончательно покидает приписанную ей тоналем область психологии и психотерапии. Работа с безупречностью устраняет эмоциональные интерпретации, и в конце концов мы воспринимаем лишь то, что есть на самом деле, — движения полей и потоков.

Центр пупка обычно активизируется чуть позже. Впрочем, однозначной закономерности здесь быть не может, поскольку энергетическое тело всегда отражает индивидуальные особенности тоналя конкретного практика. Если в вашей личной истории есть неперепросмотренные и, следовательно, нетрансформированные эпизоды сильного страха, то эта область прореагирует быстро и мощно.

Брюшная полость вообще обладает значительным кинестетическим потенциалом. Трудно перечислить все разнообразие сенсорных сигналов, которые поступают оттуда в ситуации энергетической активности. Недаром «просвет» кокона, расположенный здесь, описывается как основной элемент кокона, обеспечивающий как уровень жизненной силы системы, так и ее способность обмениваться Силой с внешним полем.

К сожалению, в большинстве случаев мы не поглощаем энергию через этот мощный канал, а излучаем ее. Чтобы радикально изменить этот порядок, надо пройти через серьезные испытания (вроде «символической смерти», описанной у Кастанеды) либо в течение десятков лет практиковать интенсивный сталкинг, растворяя страх смерти по частям. Ибо перевод центра пупка в режим поглощения на психологическом уровне обозначает полное и окончательное принятие собственной смерти. Только «мертвый воин» готов к радикальной Трансформации энергетического тела — к той неизвестности, которая называется «огнем изнутри».

Пока мы не достигли этого экстремума отстраненности и бесстрастия, активизация брюшного центра неминуемо ведет к выбросу энергии, что сопровождается тревожными (а иногда паническими) реакциями эмоциональной сферы. Давление, холод и тепло, спазмы разной силы и длительности — все это перемещается вокруг пупковой области, свидетельствуя тем самым процесс «расширения просвета». Внимание собирает чувствительность то выше, то ниже (от района желудка до основания живота), иногда в стороне (проекция на печень или селезенку), может погружаться внутрь и формировать «канал» напряженности, упирающийся в позвоночник.

Помимо обычных проявлений страха смерти (воспоминания, ожидания, приступы неуверенности в будущем, тревожные размышления о смерти, одиночестве, собственной беспомощности или бессмысленности), энергетика провоцирует спонтанное пробуждение вытесненных воспоминаний о детстве или событиях многолетней давности, содержащих в себе наиболее яркие чувства, имеющие отношение к страху смерти. Эти воспоминания очень важны для вашей личной истории. Часто они являются узловыми моментами, иницирующими или завершающими формирование импринта, который впоследствии многое определил в вашей судьбе. Следует воспользоваться открывшимся материалом и тщательно его перепросмотретъ. Вспомнившиеся эпизоды имеют настолько мощный эмоциональный заряд, что их трудно игнорировать. Например, один из практиков, работавших с данной техникой, столкнулся с детским воспоминанием страха смерти в его непосредственном, «экзистенциальном» проявлении:

«…Вдруг меня охватил просто дикий, немыслимый страх. Это не было детской боязнью темноты… Нет, это был какой-то вселенский ужас от осознания неумолимости реальности, какой-то бездны перед собой, впервые понятой неотвратимости смерти…. Это был уже не первый случай аналогичного переживания, но самый яркий и сильный — и самый последний. Мне смутно кажется, что именно тогда у меня включилось намерение от чего-то закрыться». (Из письма N.)

Подобные переживания ведут к разблокировке энергетического канала, что, естественно, ускоряет прогресс и подталкивает точку сборки к более глубокому смещению в момент исполнения техники прямого сдвига.

В дальнейшем активность центров фронтальной пластины войдет в новый гармоничный режим, после чего многие необычные ощущения как бы исчезнут. Но это вовсе не значит, что энергообменные каналы вернулись в прежнее состояние — просто обретенная ими интенсивность нашла поле для конструктивной реализации. Периодическое смещение точки сборки наделило энергетическое тело опытом взаимодействия с теми областями внешних эманаций, где центры фронтальной пластины получили возможность участвовать в перцептивной сборке. Энергия, причинявшая описанные неудобства, теперь направлена вовне, что и есть нормальное состояние для воспринимающего субъекта.

Чтобы пройти эту фазу быстро и использовать ее максимально эффективно, следует лишь учитывать известную закономерность: горловой центр связан с жалостью к себе, солнечное сплетение — с чувством собственной важности, центр пупка — со страхом смерти. Энергетические флуктуации в этих центрах трансформируются через специальную работу с соответствующими базальными комплексами.

(3) Психоэмоциональная лабильность

Под «психоэмоциональной лабильностью» понимается подвижность эмоциональных реакций, которые мы полагаем не-безупречными — страх, собственная важность, жалость к себе. Этот эффект еще раз подтверждает, что позиция точки сборки (характер работы перцептивного внимания) определяет интенсивность и качество нашей эмоциональности. На первом этапе практики точка сборки, смещаясь вглубь кокона, ослабляет привычную фиксацию, но не обретает новой. Фигурально выражаясь, ТС попадает в зону «блужданий и колебаний». Усилие практика влечет ее вглубь, но ни энергии, ни навыка управления осознанием пока не хватает для достижения новой гармоничной фиксации. Естественные флуктуации внутренних энергетических полей обусловливают колебания перцептивного центра, и наоборот — колебания восприятия вызывают неупорядоченную активность полей ЭТ. Точка сборки смещается вниз и вверх, вправо и влево, то погружается, то возвращается к поверхности кокона. Эти эволюции делают человека как бы «обнаженным» и беззащитным — волны иррационального страха, жалости, гордости или самоуничижения вдруг поднимаются из темных углов нашей природы. Малейший повод может послужить причиной эмоциональной бури.

По этой же причине возрастает склонность к индульгированию. Ведь индульгирование — это, по сути, привычный, «автоматический» способ фиксировать точку сборки, для которой блуждание противоестественно. Самым легким и потому самым опасным является колебания точки сборки вниз или в сторону, ведь такие сдвиги подобны обычным флуктуациям первого внимания и узнаются тоналем как варианты «нормы». Это притупляет бдительность практика и создает предпосылки для патологических фиксаций.

Погружаясь в режим психической реверберации (индульгирования), мы истощаем себя, вновь и вновь испытывая эмоции не-безупречности. Мы активно излучаем энергию, которая уходит на поддержание непродуктивного смещения точки сборки. Этим самым тональ делает невозможным достижение прямого сдвига ТС, — сдвига, который должен вовлечь нас в перцептивную сборку новых стабильных конфигураций внешней Реальности.

Реже случается непроизвольный сдвиг точки сборки вверх. Судя по имеющимся наблюдениям, он, скорее всего, отражает сложившийся у сновидящего навык вхождения в сновидение через вершину кокона. Такой «сдвиг вверх» относительно безопасен в энергетическом смысле, но вынуждает вернуться к привычному маршруту и тем самым обойти поля энергетического тела, которые нуждаются в трансформации. Заметить подобное отклонение легко — здесь возбуждение не сопровождается тревогой или жалостью, возникает чувство особой легкости, отвлеченности от тела, а восприятие фокусируется немного выше, чем обычно. Практик словно бы смотрит на самого себя и окружающее из точки, расположенной над макушкой головы. Сосредоточение такого рода может даже привести к выделению тела сновидения, минуя фазу засыпания.

Как уже было сказано, в этом нет большой опасности. Но практик должен помнить, что он отвлекается от прямого сдвига точки сборки, возвращаясь к «верхнему методу», в то время, как перед ним стоит задача качественно освоить оба способа и, в конце концов, интегрировать их, чтобы получить полноценное тело сновидения как стартовую площадку для тотальной Трансформации. Так что любые колебания точки сборки надо выслеживать и контролировать, и в первую очередь — смещения вниз и в сторону, ведущие к энергетическим потерям. Это объект непрерывного сталкинга.

Кроме того, побочными эффектами психоэмоциональной лабильности, вызванной колебаниями точки сборки, может быть обострение интуиции. Всплески нелокальной чувствительности выражаются в инсайтах либо предвидениях, порождают регулярные синхронистичности, что в целом создает неопределенную атмосферу — повышенная ясность осознания сменяется смятением и неуверенностью. Эти сумрачные периоды могут переходить в необъяснимую рассеянность, явно не связанную с переутомлением, в замирание ментального комментирования, что затрудняет способность к вербализации. Рассеянность, немота и остолбенение волнами накатывают на сновидца, и что-то неясное мерещится за порогом восприятия, какое-то присутствие непостижимого пространства, которое всегда было здесь, но прежде никак не проявляло себя.

Все перечисленные здесь симптомы типичны. Мы имеем дело со сложным психологическим состоянием, которое можно назвать психоэнергетическим и психоэмоциональным кризисом, являющимся реакцией на смещение координат перцепции. Тональ считал координаты восприятия незыблемыми и не зависящими от наших произвольных усилий, творением Природы и ее мифической Объективности, — неудивительно, что преодоление этой неосознаваемой, но фундаментальной Иллюзии требует от сновидящего высокого бесстрастия и отказа от озабоченности собственной судьбой.

(4) Восприятие энергетических полей и потоков в теле

Это довольно неожиданное переживание. Нечто подобное имеет место на фоне аутотренинга или иного типа самовнушения. Мы не привыкли совершенно спонтанно ощущать в теле потоки тепла или холода, волны, давления, вибрации, если находимся в состоянии нормального бодрствования. Хочу особо подчеркнуть, что все эти перцепции не являются невротическими иллюзиями ипохондрика, чрезмерно сосредоточенного на телесных переживаниях. Они вообще не вызваны специальной концентрацией внимания и не запрограммированы суггестирующим воображением. Возникая в любое время суток и без всяких причин, кинестетические поля и потоки могут быть яркими и даже навязчивыми.

Эти восприятия кажутся хоть и любопытными, но довольно бессмысленными фокусами нашей чувствительности, если не проникают в сферу сновидческих опытов. Интересно проследить, как меняется характер столь причудливых телесных ощущений в тот момент, когда вы переходите из первого внимания во внимание сновидения.

Будучи целостным сенсорным пучком, спонтанно собранным точкой сборки, такая перцепция хоть и является фактом бодрствующего опыта, но по характеру своему к первому вниманию не принадлежит. Это фрагмент восприятия энергетического тела, в значительной степени доступного нам только в виде тела сновидения. И именно сновидение помогает практику понять природу данного явления.

Чтобы воспользоваться восприятием наяву энергетических полей и потоков в теле, попытайтесь его стабилизировать незадолго до засыпания. Добиться этого бывает довольно легко, поскольку те кинестетические феномены, о которых я говорю, — «термические пятна», «пульсирующие кольца», волны, давления в туловище и конечностях, — поневоле захватывают внимание. Перцептивной фиксации способствует сильный диссонанс между фоновым восприятием (продуктом первого внимания) и фрагментом психоэнергетического поля, собранного по законам второго внимания.

Например, вы можете в течение дня ярко почувствовать горячее пятно на ладони (на ноге) или пульсирующее давление в груди. Не пытайтесь избавиться от перцепции, — наоборот, начните расслабление, остановку внутреннего диалога и активизацию периферийного внимания, осторожно и ненавязчиво поддерживая спонтанную кинестетическую конструкцию.

По мере погружения вы, как и положено, будете терять восприятие схемы тела. Если ваше внимание хорошо развито, в какой-то момент вы почувствуете, что физическое тело почти «исчезло». Собранное наяву кинестетическое ощущение поначалу станет ярче и интенсивнее, оно может изменить локализацию, увеличить площадь, а затем, в какое-то неуловимое мгновение вдруг обретет призрачность и словно распространится на поверхностные слои кокона.

Это не что иное, как включение кинестетического внимания сновидения. Чаще всего это происходит после перехода с первого уровня тональной продукции на второй. Разрыв непрерывности осознания поместит сновидящего в характерную позицию, субъективно воспринимаемую как позиция «частичного выхода». Это состояние локальной интеграции полей двух тел. Например, практик пробуждается и осознает, что у него есть «руки» тела сновидения и руки физического тела одновременно. В редких случаях он даже сохраняет полный контроль над двумя типами сборки — может, к примеру, пошевелить пальцами сновидческой руки, а затем проделать то же самое с пальцами «физическими». Но такая интенсивность осознания — все же кратковременный всплеск. Обычно перестройка перцепции (из первого внимания во внимание сновидения) ведет к соответствующему смещению контролируемой области: физическое тело перестает подчиняться осознанию, а фрагменты тела сновидения сливаются в целостную структуру и обретают свободу.

Феномен интегральной сборки перцептивных моделей первого внимания и внимания сновидения на какое-то время может зафиксироваться. Тогда второе тело проецирует себя в непосредственной близости^{10} от первого, может довольно долго исследовать «физическую оболочку», ощупывать ее, сравнивать и находить любопытные различия — начиная с позы, пропорций и заканчивая более тонкими моментами — качество субстанции тела сновидения, входящие и исходящие потоки эманации, и иные, еще более экзотические детали. Словом, это удобная позиция для самоисследования сновидящего. Следует лишь иметь в виду, что здесь, в сновидении, 1)перцепции транслируются не всегда адекватно (например, связующее два тела поле целостности традиционно воспринимается как «шнур» или «жгут», что послужило причиной для известного мифа о «серебряной нити», с помощью которой астральное тело привязано к физическому), 2) часть колебания осознанности и внимания мгновенно порождает иллюзии и галлюцинаторные феномены — можно с ужасом обнаружить, что ваши сновидческие формы странно искажены или даже вовсе не имеют ничего общего с «человеческими». Все это чепуха. Тело сновидения в Реальности не имеет никакой формы (так же, впрочем, как и физическое тело) — все это игры собирающего внимания, которое, будучи сосредоточенным на собственном источнике, перебирает фантастические представления тоналя^{11}.

Надо также отметить, что моменты интегральной сборки время от времени происходят со всеми сновидящими независимо от наличия описанных здесь явлений. Восприятие наяву энергетических полей в теле всего лишь помогает запомнить эти трудно осознаваемые эпизоды.

Независимо от того, помним мы об этом или нет, «встреча двух тел» в сновидении имеет характерные последствия днем. Здесь, разумеется, имеет место синергетизм процессов, вызванный целым комплексом эффектов техники прямого сдвига точки сборки. Так, в течение дня практик может совершенно спонтанно на несколько секунд или минут фокусировать внимание на собственном теле сновидения. Ведь техника провоцирует не только всплески кинестетической сборки в виде упомянутых «полей и потоков», но и приостановку внутреннего диалога, тем самым распространяя эффект на всю массу энергетического тела. В результате мы сталкиваемся с двумя реакциями, не вызванными специальной концентрацией и установкой (в этом их отличие от схожих ощущений, являющихся непосредственным результатом методичного выполнения ОВД и не-делания в течение дня): а) «исчезновением» физического тела, б) переносом чувствительности на поля ЭТ, не входящие в область сборки первого внимания.

«Исчезновение» физического тела, о котором я здесь говорю, отличается от классических моментов «парения», которые известны многим сновидцам, практикующим походку Силы. Во-первых, оно может настигать нас не только во время движения, во-вторых, оно глубже и кажется нелокальным, и наконец, оно радикально трансформирует эмоциональную сферу. Что имеется в виду? Классическое «парение» на фоне остановки внутреннего диалога напоминает по своим характеристикам верхний сдвиг точки сборки. Практик чувствует, что центр его восприятия сместился (приподнялся или отодвинулся назад), перспектива воспринимаемого поля изменилась, физическая чувствительность почти исчезла, и он «вот-вот взлетит». Нелокальность, о которой я говорю, — иное переживание. Схема физического тела просто растворяется или, лучше сказать, становится принципиально неопознаваемой. Сновидящий даже может подумать, что физически «перестал существовать». Он не взлетает и вообще никуда не перемещается. Легкость пропитывает его изнутри, убирает телесную форму, вызывая странное чувство невидимости и неощутимости себя в поле внешнего восприятия. Все декорации на месте, нет только актера. Ну а поскольку тональная проекция физического тела является основным носителем смыслов описания мира, его семантическим ядром, то окружающий мир, данный нам в опыте, теряет существенные связующие координаты. Действия, поступки и реакции соплеменников озадачивают очевидной бесцельностью. Я называю это состояние семантической истощенностью перцептивного Мира. Заметьте — воспринимаемые предметы, животные и явления природы не вызывают столь острого чувства. Это как раз подтверждает, что перцептивный сдвиг в первую очередь охватывает область смыслов (механизм означивания) и опытным путем демонстрирует — сборка тела обеспечивает семантикой большую часть воспринимаемого. (Это знание пригодится нам, когда мы вплотную займемся формированием тела сновидения.)

Из этой позиции один шаг до «остановки мира». Единственная сила, не позволяющая сновидцу сделать этот шаг, — психоэнергетические ремни, скрепляющие человеческую форму: страх смерти, чувство собственной важности и жалость к себе. Но наступит время, когда практика безупречности ослабит их — и вы сделаете решительный шаг в царство Свободы. Пока же мы можем использовать это продуктивное состояние

как оптимальный перцептивно-энергетический фон для самых разнообразных не-деланий. Надо лишь выработать сталкерские навыки, чтобы в этой бестелесности не утратить интенсивность осознания. Это не просто, поскольку тональные стереотипы при таком смещении восприятия вынуждают осознание сузиться и впасть в беспредметную рассеянность. Преодолев их инерцию, сновидец способен приблизиться к очень необычным, даже «магическим» вещам. Это особенно характерно для тех случаев, когда происходит спонтанный перенос чувствительности на поля ЭТ, не входящие в область первого внимания.

(5) Сенсорные и ментальные конструкты

Мы уже знаем о том, что практик сталкивается с гиперпродукцией тоналя во время самой психотехнической процедуры прямого сдвига ТС. Однако трансформационные эффекты, активизированные упражнением, могут иметь своеобразное «эхо» и вызывать спонтанные переживания на фоне повседневной жизни первого внимания. Чаще всего это продукты первого и второго уровня («поверхностные» или «сновидческие»). Они в большинстве случаев представлены визуально (по крайней мере, визуальный канал наиболее «демонстративен», и необычные явления визуального типа обращают на себя особое внимание, легко запоминаются).

Аудиальные и кинестетические конструкции при этом могут оказывать сильное влияние на характер повседневной психической активности, оставаясь в стороне, на периферии осознания. Слух может предъявлять собранные из шумового фона паттерны — как правило, примитивные (гул, свист, треск). Мы принимаем их за обычные «помехи». (Например, в состоянии замедленного внутреннего диалога мы вдруг «слышим» резкий щелчок или шаги за стеной. Мало кто узнает в этих звуках собственный «продукт», так как мы считаем, что действительно слышали что-то реальное.) Когда накапливается сильное напряжение перцептивной энергии, из сенсорного хаоса рождается более сложная конструкция — можно услышать свое имя или какое-нибудь слово, «произнесенное» в тишине. Такие флуктуации восприятия случаются редко, и мы любим поразмышлять над таинственностью их происхождения.

Кинестетика балует нас необъяснимыми ощущениями, которые приходят на несколько секунд, а потом исчезают, если не привлекать специального, «делающего» внимания. Это могут быть прикосновения, быстро проходящие онемения или покалывания каких-то точек тела, причудливые ощущения, приходящие как бы от внутренних органов.

Все вполне безобидно, пока практик не начинает относиться к этому серьезно. Ни в коем случае не надо потакать себе в мистических фантазиях (духи, союзники, домовые, послания из параллельных миров и т. п.). И дело здесь не только в очевидном вреде подобных фиксаций для психического здоровья, но и в том, что мы, занимаясь психоэнергетической практикой, способны иногда «порождать призраков» — они будут отвлекать и истощать ваше внимание.

Редкие и небезопасные феномены — это спонтанный выход глубинной и архетипической продукции. Поскольку она всегда связана с мощными эмоциональными импульсами, с содержаниями, имеющими исключительное значение, встреча с ними всегда кажется чем-то судьбоносным. Помните важнейшую в этом случае заповедь дона Хуана — верить, не веря.

Не забывайте и о том, что собирающая сила перцептивной продукции неразрывно связана с логикой, типом мышления и характером построения образов и понятий. Ментальные конструкты могут нести с собой чуждую первому вниманию логику и особый тип сновидческого творчества. Здесь мы находим исключительную свободу комбинаций, результаты которой первому вниманию могут казаться совершенно безумными.

Специально не хочу останавливаться на этих мыслительных аберрациях подробно. Вреда от них нет, пока мы не превращаем такие странности в объект размышлений и анализа. В просоночном состоянии и в момент засыпания мы можем легко игнорировать их, относя к нереальному царству чистого воображения. Наяву же (часто в состоянии усталости или рассеянности, увлеченности монотонными процессами) они обретают относительную реальность. Если вы занимаетесь творчеством, энергия подобных конструктов находит для себя адекватное применение. В противном случае — привносят параноидальную окраску мировоззрению и мировосприятию. Многие оккультные идеи, когда они перенасыщены деталями, связанными причудливым образом, имеют вдохновляющий источник в подобном «сновидческом мышлении». Им злоупотребляли европейские алхимики, каббалисты и некоторые теософы. Чтобы не провоцировать магическую паранойю, избегайте бессмысленных размышлений, спровоцированных сновидческими ментальными конструктами.

(6) Фрагменты внешней перцепции как результат сборки сигналов, поступающих с поверхности энергетического тела. Ясновидение, яснослышание, предвидение и психокинез

Это самый поразительный эффект. Он проявляет себя настолько ярко и однозначно, что нет нужды погружаться в подробности их описания. Психоэнергетический смысл феномена состоит во взрывообразной сборке внешних сигналов, поступающих от поверхности кокона, и прежде всего — от активизированных каналов фронтальной пластины.

Конечно, в основе явления лежит спонтанный и кратковременный сдвиг точки сборки. В том случае, если накопившееся в результате практики напряжение полей не реализовало себя непосредственно в момент исполнения техники, т. е. не толкнуло ТС в позицию сновидения, энергетическая разрядка может произойти в любой момент, который наше тело посчитает наиболее подходящим.

Однако осознание, подчиненное ограниченным законам тоналя, часто воспринимает «подходящий» для тела момент как абсолютную неожиданность и даже как неуместную выходку. Известно, что встречаются люди, которые без всякой психотехнической практики регулярно переживают перцептивные феномены этого сорта. Чаще всего их необычные способности связаны с нарушениями фиксации точки сборки в результате нейрофизиологических повреждений^{12}, сильных энергетических атак внутреннего или внешнего происхождения. Внутренние энергетические атаки на позицию ТС — это длительные психоэмоциональные напряжения, стрессы, расстройства и дисфункции. Внешние — это те или иные виды излучений, контакты с неорганическими существами и др. под.

В этом случае фрагмент внешней перцепции собирается мгновенно. Точка сборки не покидает полей энергетического тела воспринимателя, а лишь перемещается в ту позицию, где сигналы от поверхности ЭТ могут конкурировать с сигналами, поступившими от специализированных органов чувств. Здесь возникает сенсорный пучок, сила которого достигает осознания. Парапсихологи традиционно именуют данную психоэнергетическую флуктуацию экстрасенсорной перцепцией (ЭСП)^{13}. Иными словами, это всплески ясновидения, яснослышания, предвидения и так называемой «телепатии» — которую следует рассматривать как ЭСП ментальных образов и структур, производимых психикой других людей.

Изучая эти процессы в позиции сновидения, мы способны идентифицировать даже степень участия в перцепции того или иного канала — прежде всего, горлового центра, солнечного сплетения и области пупка. Каждый из центров вносит свой специфический вклад в общую структуру пучка. Если практик достигает той степени алертности, в которой может, не прерывая ЭСП, выследить работу центров кокона, у него возникает новая способность — произвольно манипулировать характером перцепции. Например, предельное сосредоточение на области пупка переводит перцептивную сборку в плоскость силовых взаимодействий, что пробуждает психокинетический потенциал ЭСП. Восприятие удаленных объектов и явлений превращается в манипулирование ими.

Трансляция сновидения и других ЭСП в сновидении происходит наиболее естественным образом, поскольку не встречает сопротивления со стороны описания мира. Ведь только в сновидении тональ может игнорировать законы дневного описания и не испытывать по этом поводу потрясений, пробуждающих эмоциональную стихию, способную затруднить осознанный контроль за работой внимания и вызвать непоправимые деформации восприятия.

Все явления такого порядка транслируются как «выход» тела сновидения и его мгновенное перемещение в удаленную позицию перцепции (хотя в большинстве случаев подлинного выхода не происходит, но тональ — как наяву, так и в сновидении — совершенно не озабочен реальным положением дел). Практику кажется, что он заснул и моментально оказался там, откуда «прибыл» пучок восприятия. И, справедливости ради, надо признать, что в некотором смысле он действительно там оказался.

Ибо фрагментарная перцепция есть частичная сборка нашего энергетического поля. Последовательно вовлекая себя в интенсивный и всесторонний энергообмен, активизируя схему тела сновидения со всеми его каналами (особенно областью пупка и солнечным сплетением, способными поглощать и излучать плотные потоки энергии), сновидящий приближается к оформлению дубля и полной телепортации всех полей кокона.

Таким образом, на заключительном этапе работы по прямому сдвигу точки сборки телепортационный эффект становится реальной перспективой. Его нельзя добиться без полноценного оформления тела сновидения, поэтому подробнее об этом будет сказано во второй части книги.

Мы подбираемся к вниманию сновидения определенным способом — от периферии к центру. От осознания частных процедур и манипуляций лучом внимания — к осознанию «пульта управления», который может даже репрезентировать наше сакральное, мистическое Я, центр самосознания.

Большую часть этих зацепок и технических приемов пробуждения внимания сновидения от периферии к центру я описал выше (в главах 1, 3 и 4 данного раздела книги). Благодаря им интенсивность осознания возрастает настолько, что сам процесс «засыпания» перестает быть медленным сужением полей осознающей активности. Теперь попробуем понять, чем же является феномен внимания сновидения в чистом виде.

В своих работах В. В. Налимов предложил понимать мир, данный нам в виде перцептивного поля, как Текст. С одной стороны, эта идея давно витала в воздухе, находя различные выражения у мыслителей прошлых веков, с другой стороны — далеко идущие последствия такого подхода вряд ли поняты надлежащим образом даже сегодня. Достаточно сделать единственный шаг — видимо, слишком смелый для традиционного сознания, — и превратить метафору в энергетическую Реальность, чтобы сделать явным новое измерение сознательного Бытия и указать на экзистенциальную свободу, данную человеку вместе с произвольным вниманием и регулируемой этим вниманием психоэнергетикой.

Ведь если мир — Текст, то Человек — автор этого Текста. «Семантическая Вселенная» В. Налимова построена согласно грамматике и синтаксису, совокупности знаков, значений и смыслов, сотворенных нашим мышлением через специальное усилие внимания, названное в нагуализме деланием. Все это уже было сказано в предыдущих главах, но здесь сосредоточимся на самом важном моменте для сновидческой дисциплины — на фундаментальном правиле построения мирового Текста, которое разделяет и противопоставляет в нашем опыте «явь» и «сон». Данное противопоставление совсем не умозрительно — именно оно определяет нестабильность и слабость внимания в сновидении, его сосредоточенность на внутренних содержаниях, а значит, и характер энергообменных процессов.

Чтобы войти в сновидение, надо изменить правило мирового Текста. He-делание, о котором уже столько сказано, создает паузу, во время которой правил не существует.

Каким бы способом выхода в сновидение мы ни пользовались, приостановка делания — ключевой момент. Борьба сновидящего сосредоточена а) на прекращении работы общепринятых правил мирового Текста, б) на приведении в действие нового правила, в соответствии с которым поля сновидения получают равный с бодрствованием семантический и синтаксический статус. А прогресс сновидящего измеряется тем, как долго и насколько радикально новое правило определяет психоэнергетическую динамику практикующего.

Долгие годы сновидец не может изменить правило дольше, чем на 3–5 минут. Причем достигается изменение непосредственно перед включением внимания сновидения. Дневная жизнь осознания продолжается по классическим законам, как ни в чем не бывало. Это период терпения, когда только безупречность дает несгибаемое намерение для работы, несмотря на кажущееся отсутствие всякого движения вперед.

Итак, вы — безупречны. Вы не пожалели времени и сил на очищение тоналя, на трансформацию страха смерти, чувства собственной важности и жалости к себе. Более того, вы научились высокой бдительности сталкера и успешно выслеживаете свои автоматизмы, поведенческие реакции, обусловленные импринтами, и благодаря этому достигли некоторой «объемности сознания». Все вышеперечисленное, помимо очевидных трансформаций личности и усиления осознания, обеспечивает вас солидным фундаментом в области освоения не-делания. Это — главный инструмент, с помощью которого можно изменить правило мирового Текста. Осталось лишь понять, как им эффективно воспользоваться.

Приостановка делания и «первые врата»

Как уже было сказано, универсальным орудием делания является внутренний диалог, и его остановка во всех случаях обязательна. Сновидящие могут использовать ОВД непосредственно либо применять некоторые уловки, прерывающие критические аспекты делания, чтобы вызвать цепную реакцию, направленную на общий паралич тоналя — нашего всемогущего «делателя» Мира.

Непосредственное использование ОВД — это культивирование «тишины», или концентрация на «нуле перцепции». Главные методы этого класса я описал в «Видении нагуаля» (2002), так что не стану повторяться. Остановимся на более глубоком, сущностном аспекте — на том, что дон Хуан у Кастанеды называет «первыми вратами сновидения». Формулировка Нагваля очень важна, но понять ее трудно. Как вы помните, она сводится к тому, что необходимо «осознать момент засыпания».

Я уже говорил, что в соответствии с терминологией В. Налимова это есть не что иное, как погружение сознания в семантический вакуум. Что практически дает нам эта метафора? И — главное — как достигается это состояние?

Прежде всего, через устранение содержаний (т. е. выделенных, о-значенных элементов, которые очерчиваются вниманием и осознаются, в главной массе своей, послепроизвольным образом). Но тут мы сталкиваемся с парадоксом, имеющим вполне практические последствия. Дело в том, что устранение абсолютно всех содержаний прекращает сам процесс внимания. Иными словами, останавливается сборка сенсорных сигналов, интенсивность осознания падает почти до нуля, и мы погружаемся в глубокий сон без сновидений. Это препятствие хорошо известно практикующим. Иногда оно кажется непреодолимым барьером и вызывает ощущение безнадежности. Те, кто оказался в подобном тупике, всем телом чувствуют, что им «чего-то не хватает». Традиционное объяснение — «не хватает энергии». Однако не всегда это так.

Чтобы выяснить самому, в чем хитрость прохождения так называемых «первых врат сновидения», надо обрести специфическую наблюдательность. Обычно она развивается благодаря непрерывному сталкингу, но прирожденные сталкеры, активно пользуясь своей наблюдательностью, чаще всего не способны объяснить, в чем именно она заключается.

Ответ прост и сложен одновременно. Приостановка делания открывает проход через «первые врата», если остановка не распространяется на самого «делателя».

Абсолютный семантический вакуум, который может казаться многообещающим состоянием чистой Потенциальности, из которой вот-вот возникнут галактики и миры, никогда ничего не рождает, если отсутствует наблюдатель. Но ведь наблюдатель — это продукт определенного делания! Перед лицом такого коана практик столбенеет.

Совсем необязательно формулировать эту логическую загвоздку, описывать парадокс, «называть» его. В любом случае мы бессознательно пытаемся устранить противоречие. Либо мы прерываем делание целиком и погружаемся в забвение, либо продолжаем делать и изводим себя бессонницей, которая ничего, кроме усталости, не дает.

Мучения вокруг «первых врат» вызваны как раз бессознательной убежденностью нашего тоналя в фундаментальном правиле мирового Текста. Если воспользоваться лингвистической аналогией, то его можно сформулировать так:

Одно слово не является Текстом.

Поскольку «Текст» в нашем случае есть Мир (Бытие, Существование), то вывод из этого правила следующий:

Одно слово не является Существованием.

Что в переводе на функциональный язык тоналя означает: «одно слово не существует». Мы загипнотизированы законом, по которому дано либо Небытие («О»), либо Делатель + Делаемое («2»). Нарушить это правило — значит найти вход в «первые врата сновидения».

Практически это выражается в том, что нужно вычленить чистое внимание, чья энергия делания направлена на самое себя. Все приемы и уловки, зацепки и хитрости сосредоточены вокруг этого неявного центра.

Итак, прохождение «первых врат» возможно при одновременном осуществлении двух операций:

(1) полном прекращении делания по всему полю, предъявленному осознанию;

(2) поддерживании делания самого внимания и, следовательно, осознания.

Каждый раз, когда нам удается войти во внимание сновидения, мы осуществляем обе операции. И часто не можем объяснить, каким образом. Когда у нас ничего не получается, мы точно так же не понимаем почему. Это неведение и есть причина длительной неуверенности сновидца — смогу ли я сегодня войти в сновидение? Или опять меня ждет неудача? «Накопил» ли я достаточно энергии? И т. д.

Насколько я могу судить по собственному опыту, включение внимания сновидения — вопрос не столько энергии, сколько навыка и верного понимания, что следует делать и что не-делать. Наличие энергии — это решающий фактор для осуществления перехода из внимания сновидения во второе внимание, где энергетическое тело вынуждено совершать работу с внешними полями. Что же касается внимания сновидения, то оно встречает весьма малое сопротивление, выуживая внутренние образы, сотканные из памяти, манипулируя ими и собирая, таким образом, мнимые «пространства», где разворачивается придуманный сновидцем сюжет.

16-летний опыт сновидческой практики открыл мне, чем является внимание сновидения в чистом виде. На определенном этапе работы оно доступно практику даже при минимальной сосредоточенности. После того как навык полностью сформирован, можно открывать «первые врата» почти каждую ночь и даже днем, если тщательно провести процедуру приостановки делания. Все основные элементы этой процедуры были описаны в предыдущих главах. В благоприятных условиях она занимает пять-десять минут, иногда чуть дольше, максимум до получаса. Именно столько времени уходит на то, чтобы устранить все привычные виды делания, выследить самого делающего и зафиксировать его позицию.

В чистом внимании сновидения нет сенсорной или имагинативной (образотворящей) активности. Можно сказать, что оно представляет собой пустое поле. И только через несколько секунд, когда восстанавливается тональное делание, мы встречаемся с первыми произведениями перцептивной сборки.

Таким образом, можно сказать, что внимание сновидения, полностью реализовавшее свой перцептивный и энергетический потенциал, — это не просто «направленность осознания» на сновидческое сенсорное поле. В первую очередь, это внимание, осознающее собственный процесс. Благодаря этому вниманию внимания вы осознаете сам момент засыпания, что и есть встреча с «первыми вратами» сновидения, если мы примем дон-хуановское описание по Кастанеде. На другом терминологическом языке (например, в психотехнологической концепции О. Г. Бахтиярова, которая кажется мне весьма плодотворной) это — специфическое «формирование рефлексивной инстанции»^{14}. Специфика же данной «рефлексивной инстанции» заключается в том, что ее задача — объединить, интегрировать в единый поток интенсивного осознавания два качественно отличных режима психической деятельности: бодрствование и сон. И посредством нового усилия, родившегося из такого единства, распространить психорегулирующий потенциал на ту область нашего опыта, где раньше человек был пассивен и ничтожно слаб.

Перешагивая порог «первых врат сновидения»

Возможно, то, что я считаю правилом мирового Текста, маги дон-хуановской линии назвали бы «командами Орла». Как бы то ни было, победа над правилом (или командой) влечет за собой радикальное изменение отношений между вами и вашим сновидением.

Исчезает множество затруднений и ограничений. Во-первых, мы получаем возможность входить в сновидение без разрыва осознания — не только ночью, но и днем, когда есть возможность уделить практике два-три часа. Дневное сновидение бывает весьма плодотворным. Оно часто запоминается в мельчайших подробностях, а субъективное переживание времени в сновидческом пространстве обычно совпадает с временем наяву. Если верить этому чувству времени, дневное сновидение редко прерывается периодами бессознательности, чего ночью избежать весьма трудно.

Длительность ночного сновидения возрастает с нескольких минут до часа, а иногда и до нескольких часов. Эта растянутость времени сопровождается качественным изменением самого характера переживаний.

Что я имею в виду? На первом этапе практики, который иногда растягивается на пять-десять лет, экспериментатор может иметь за ночь несколько включений внимания сновидения. Но по причине естественных колебаний осознанности сновидец запоминает свои странствия не полностью и искаженно.

Чаще всего имеют место следующие дефекты запоминания.

Либо практик помнит содержание первого всплеска осознанности, но забывает последующие (и это самый распространенный случай), либо он запоминает последний эпизод незадолго перед окончательным пробуждением. Отсюда странное чувство неполноты: вроде бы было что-то еще, но что? Конец или начало «истории» скрывается в тумане забвения.

Бывают и другие искажения, более причудливые. Например, память может быть «склеена» из нескольких кусков, разрывы между ними тональ заполняет смысловыми связками, которые на самом деле являются моментами совершенно обычного сна. Но сновидец об этом не догадывается, поскольку связки из обычных снов так удачно встроены в «ясные» эпизоды, что память превращает собрание фрагментов в ложное единство.

Полноценное освоение внимания сновидения делает явными все эти заблуждения памяти. Мы видим, как сновидение возникает из пустоты, как оно разворачивается, прерывается и возобновляется вновь, как оно завершается. Наиболее любопытно наблюдать, как сновидческая активность на время замирает — в эти моменты можно осознать пустоту явившихся образов и форм, постичь подлинное состояние своего энергетического тела и многое другое.

В частности, из этой позиции прекрасно видно, что было прикосновением ко второму вниманию и что — блужданием среди самодельных теней. Исчезает спешка и мельтешение картин. Интересно наблюдать, как истощается творческая энергия тоналя, а внимание продолжает работать. Например, я нередко сталкиваюсь с замершим пейзажем и терпеливо жду продолжения. При этом всегда идет поиск внешней энергии. Если я ее нахожу, то насыщаю ею тело сновидения и оказываюсь во втором внимании. Если не нахожу, то застывшая картина медленно тускнеет, пока на ее месте не останется наполненная неопределенным светом пустота. Когда чувствуешь, что сновидение закончилось, можно сознательно выбрать пробуждение или погрузиться в бессознательный сон, где уже ничего не происходит.

Обнаружение внешней энергии чаще всего приводит нас в первый мир второго внимания — то место, которое кажется совершенной копией нашей реальности. Если энергии не слишком много, на этом все и заканчивается. Можно часами блуждать по собственной квартире, тренируя контроль восприятия и тела сновидения. На первый взгляд, скучное занятие, но на самом деле здесь никогда не бывает скучно. Даже если вы ограничены пространством собственной спальни, это небольшая, но реальная тренировочная площадка второго внимания. Каждая минута, проведенная здесь, так или иначе ведет вас к цели.

Лично мне не хочется возвращаться в иллюзорный мир сновидения, где происходят удивительные события, сочиненные моим собственным тоналем, хотя я знаю, что такой выбор всегда есть. Более того, это весьма просто. Достаточно отпустить восприятие, заглядевшись на какой-нибудь предмет, — и вы снова в сюжете прерванного сна либо в новой истории, рождающейся прямо на глазах.

В случае, если вы обладаете приличным запасом энергии, можно отправиться в путешествие по первому миру второго внимания — выйти на улицу, пойти пешком или взлететь, отправиться в какое-нибудь интересное место. Если энергии еще больше, можно вырваться из первого мира и приступить к исследованию других миров. Только не стоит забывать, что чем дальше — тем опаснее, чем дальше — тем большим объемом энергии вы должны обладать, чтобы справиться с давлением эманаций, сохранить и защитить себя, а потом вернуться неповрежденным.

Такие экскурсии возможны далеко не всегда. Есть множество вполне очевидных закономерностей, связанных с безупречностью и сталкингом — качеством осознания наяву, аккумулированием энергии из объектов, доступных в первом внимании, с местом и временем, выбранным для погружения в другие полосы эманаций. Но, кроме перечисленного, есть ряд невыявленных факторов, которые иногда определяют, возможно или невозможно сновидцу попасть в иной мир.

По этому поводу можно строить бесконечные догадки. Складывается впечатление, что в океане нагуаля дуют разные «ветра», перемещаются поля и структуры, влияющие на положение «навигатора». Непостижимая активность Бесконечности что-то делает с нашим энергетическим телом, и чем чаще мы бываем во внимании сновидения, тем явственнее чувствуем эти волны мироздания.

За первыми вратами есть пространство чистого внимания. Хоть оно и кажется пустотой, им не следует пренебрегать. «Пустота» многому учит, если не забывать, что она — не Абсолют, а только позиция внимания, освободившегося от порождений тоналя.

Я уверен, что именно об этой форме усиленного осознания писали тибетские йоги: «Благодаря концентрации сознания на формах и удержанию сознания свободным от мыслей, эти формы божеств настраиваются в созвучие с бессмысленным состоянием сознания, в результате этого возникает Ясный Свет, сущностью которого является Пустота»^{15}. Это весьма напоминает переходный опыт сновидящего, открывшего «первые врата». Для него суть чистого внимания сновидения и есть «Ясный Свет, сущность которого Пустота». Есть и другие сходства, заставляющие подозревать, что мы имеем дело с тем же феноменом. Так, Эванс-Венц в цитируемой работе пишет: «Йогин пользуется таким же живым (ярким) сознанием в состоянии сна, как и в бодрствующем состоянии; и при переходе из одного состояния в другое не испытывает никакого разрыва в целостности памяти». Как видите, феномен перехода во внимание сновидения без разрыва непрерывности хорошо известен в данной традиции, которая, как считается, восходит к древними шаманским практикам. И это обстоятельство вряд ли является простым совпадением.

Всё вышесказанное есть сущность фундаментальных процессов (перцептивных и психоэнергетических), лежащих в основе перехода к вниманию сновидения из первого внимания.

Однако в таком чистом виде переход к вниманию сновидения случается крайне редко. Как правило, практик сталкивается с многообразием тональных проекций, с ментально-символьными презентациями (представлениями) подобных переходов, которые могут принимать оригинальный и даже экзотичный облик.

Отношение между сновидцем и его сновидением — всегда очень личное, интимное, неповторимо-индивидуальное.

Например, существует великая Тайна намерения. Именно через намерение (всегда невысказанное, поскольку оно вообще невербализуемо) сновидящий соприкасается со своим сновидением.

В этой книге не будет главы или раздела, посвященного намерению, несмотря на очевидную важность этой темы. Тому есть несколько причин. Во-первых, говорить о намерении можно очень долго, но количество слов, сравнений, моделей и метафор не приблизит нас к сути явления; оно по определению за описанием, будучи частью невыразимого бытия нагуаля. Во-вторых, практик ощущает намерение непосредственно — все, что ему необходимо для этого, заключается в неуклонном использовании описываемых техник.

Не существует (и не может существовать) рецепта вызывания намерения. Следуя дисциплине, вы рано или поздно просто приходите к нему. Все методы, часть которых приведена здесь, содержат в себе тропинку к намерению. Вы узнаете его, когда они заработают.

Внимание сновидения и второе внимание

Чем, в частности, отличается внимание сновидения от второго внимания? Тибетские йоги, например, писали: «Если во сне явится огонь, преврати огонь в воду, средство против огня; и если во сне явятся мельчайшие объекты, преврати их в большие объекты; или если во сне явятся большие объекты, преврати их в малые объекты. Тем самым постигается природа размеров. И если во сне явится единственная вещь, преврати ее во множество вещей…»

Если вы находитесь в перцептивном поле, которое подчиняется таким манипуляциям, значит, перед вами мир сновидения, а не второго внимания.

Конечно, второе внимание тоже демонстрирует пластичность, но несколько иного рода. Второе внимание открывает область реальных энергетических давлений, и наша свобода заключается в способе передачи импульсов, потоков, формаций нашему осознанию. Кроме того, если мы научились управлять телом сновидения, мы можем своевременно покинуть область давления. Но радикально трансформировать энергетическую ткань мира второго внимания — невозможно. Я не говорю о высших этапах практики, где сновидящий обретает подлинную текучесть энергетического тела и потому как бы произвольно управляет мирами, — ведь здесь проявляется способность тела перестраиваться в момент каждого контакта, выбирать вариант взаимодействия. Его усиленное осознание знает, что меняется не Мир, а сам сновидец, и всегда чувствует, как именно и до каких пределов это возможно в ситуации конкретного энергообмена.

Внимание сновидения отличается от второго внимания «плавающей» фиксацией. В чем это проявляется конкретно?

1. В особенностях сборки тела (неполнота, неустойчивость). Взглянув на руки, можно обнаружить, что они прозрачные или, например, «светятся голубоватым огнем». Вы не можете найти собственные ноги и никакими силами не способны почувствовать живот или плечи. Наконец, со «схемой тела» происходят регулярные и неуправляемые метаморфозы — например, вы воспринимаете себя в качестве «шара» или «трубы».

2. В особенностях сборки пространства. Перспектива фрагментарна либо совсем отсутствует, поле зрения сужено («туннельность»), а главное — сновидящий сталкивается с прерывистостью пространства (переход из одной сцены в другую в результате отвлечения внимания, а не специальных усилий, предпринятых для перемещения).

3. В неопределенности точки отсчета (точки «наблюдателя»).

Существуют и другие, более частные отличия, о которых еще будет сказано.

Второе внимание вовлекает в процесс восприятия и энергообмена полевые формации энергетического тела (включая те, что мы полагаем в первом внимании частью своей соматики), поэтому после возвращения из второго внимания сновидец нередко сталкивается с непривычными телесными ощущениями. Это — спастические напряженности (чаще всего в полевых «узлах» тела — солнечное сплетение, центр пупка, горловой центр), характерные изменения чувствительности либо в сторону ее усиления, либо — в сторону ослабления (необычные кинестетические «волны», «разряды», парестезии и синестезии, которые трудно объяснить физиологическими причинами, онемения, термические флуктуации — «холод» или «тепло» в различных точках и зонах организма). Подобные «остаточные» ощущения, переживаемые непосредственно после пробуждения (возвращения в первое внимание), могут отражать конкретные события, имевшие место в ином режиме восприятия, а также смещения и превращения отдельных полевых фрагментов ЭТ.

Вообще, участие тела в энергетических событиях сновидения — важный критерий, часто позволяющий судить, был пережитый опыт вторжением во второе внимание или всего лишь яркой проекцией внимания сновидения, творящего пространства, объекты и процессы исключительно внутри генерируемых шаблонов, состоящих из материала памяти и потенциала комбинирующего воображения. (Конечно, критерий не абсолютный. Следует всегда помнить, что опыт сновидца лежит на границе условно «внутреннего» и «внешнего». Это та самая грань, где торжествует квантовая неопределенность — тональ субъекта создает энергетические модели, которые значительной частью своей словно пребывают «вовне» и этим превращаются в реальность, а внешнее поле «подчиняется» субъективному выбору упорядоченного осознания. И тело следует за этими странными играми наблюдателя и наблюдаемого.) И все же масштабные энергетические последствия, распространенные на всю организмическую целостность или на обширные ее участки, как правило, свидетельствуют о том, что какое-то время перцептивно-энергетический режим второго внимания был активизирован.

Правда, мы должны иметь в виду, что трансформационная и познавательная ценность таких «переключений» может быть очень разной. Наименее ценными, на мой взгляд, являются переживания этого сорта, если они являются результатом атаки психоактивных веществ — как растительных, так и синтетических.

Некоторые сторонники «растений силы» не согласны со мной. Они любят вспоминать, как дон Хуан трепетно относился к «дымку», как называл грибы и дурман «союзниками» шамана, и др. подобные эпизоды из книг Кастанеды.

Дело в том, что определенные психоактивные агенты действительно способны познакомить практика с энергетическими и перцептивными сдвигами системы, включающими в себя поля физического тела. Но если мы хотим упорядочить осознание (восприятие, полевые конструкты и связи ЭТ) в режиме второго внимания, участие любого постороннего агента, несущего в себе энергию биохимического происхождения, — недопустимо. Это «участие» радикально меняет структуру опыта и вынуждает нас воспринимать и изменяться, следуя несвойственной нам модели.

Психоактивное вещество (растение) если и является «союзником», то довольно агрессивным. Оно не столько «обучает», сколько «берет в плен». Можно сказать, что с помощью «магического зелья» мы посещаем не свое, а ЕГО второе внимание. Вещество «решает» за нас, как именно вводить нас в альтернативные согласованные перцепции («миры» второго внимания), какие конкретные поля собирать более тщательно, предъявлять осознанию в качестве центральных и главных, какие — уводить на периферию и держать в тени.

Если психоделические опыты становятся регулярными, они, безусловно, приносят вред. Следующие из них «уроки» кажутся откровением, соблазняют доступностью, восхищают силой и яркостью, но — в конечном итоге — плохо сочетаются с намерением, присущим человеческому виду. Поэтому второе внимание, достигнутое с помощью психоактивных агентов, рано или поздно открывает свою разрушительную сущность. Его сила перестраивает осознание, вызывая чарующие эффекты (иногда вполне «магические»), но тип этой перестройки — чужой, нечеловеческий, он чаще всего убивает тело в процессе трансформации.

В большинстве случаев человек уязвим перед открывшейся бездной иномирных впечатлений — не потому, что там обитают сущности, стремящиеся нас погубить (как полагают иные верующие), а потому, что нас увлекают любые непривычные восприятия. Чем дальше эти впечатления от стандартных, собранных согласно человеческому шаблону, тем больше соблазн. Ведь осознание жаждет абсолютной свободы, оно тянется к превращениям, побеждающим любые поставленные природой рамки и законы. И психоактивный агент предоставляет осознанию вариант такого опыта.

По сути, все ПАВ генерируют ту или иную разновидность перцептивно-энергетической мутации. Но, как и мутации биологические, они редко бывают конструктивными. Чтобы победить их разрушительную природу, перестроить их себе во благо, надо иметь больше энергии, чем содержит само мутагенное вещество. Вряд ли это возможно на первых этапах психоэнергетического тренинга.

Сущность сталкинга и внимание сновидения. Проблема равновесия

Приближение к стабильно достигаемому вниманию сновидения меняет внутренний мир человека и содержательно, и функционально. Его поведение не вписывается в шаблонные схемы, навязанные социумом. Это касается не только вещей, как бы лежащих «на поверхности» личности, живущей в мире себе подобных, — мотивации, иерархии ценностей, убеждений. Прежде и более всего эти изменения касаются самоощущения, само-осознания и самовосприятия. Эти глубоко внутренние факторы определяют то, что принято называть «внутренней позицией личности» в социальном пространстве.

Позиционирование себя становится более объемным, а значит, диалектическим и даже парадоксальным. Такую трансформацию, с точки зрения личностного роста, следует признать позитивной, но структуры общества, в котором мы живем, по природе своей ригидны и оказывают естественное сопротивление. Если же мы вспомним, с какими социальными силами приходится иметь дело современному практику, становится ясно, что он нуждается в определенной «маскировке».

Одновременно, как мы помним, главной целью сталкинга не является совершенствование социального поведения само по себе. Сталкинг — это работа с вниманием и осознанием. Включить произвольное внимание в момент осуществления автоматизма или поведенческой программы — условие активизации именно осознания. Осознание «запускает» энергетические процессы, которые прежде были инертны, но теперь могут и должны быть направлены на достижение внимания сновидения. Таким образом, сталкинг как целостный метод универсален. С одной стороны, он является катализатором всех психотехник, направленных на смещение точки сборки (начиная с остановки внутреннего диалога), с другой — осознанность сталкера влияет на характер реакций, качество общения и социальное поведение в целом, будучи мощным средством реализации безупречности.

Еще раз напомню, что без трансформации страха смерти, чувства собственной важности, жалости к себе сновидящий может опасно приблизиться к психическим расстройствам и деструктивным изменениям личности. Таким образом, ни один сновидящий не может игнорировать методы «самовыслеживания», если хочет сохранить здравый смысл, эмоциональное равновесие, интеллектуальный и телесный тонус.

Так как эта книга обращена, прежде всего, к сновидящим, нельзя не указать на актуальную для них «проблему равновесия». Природные сталкеры не обращают на это внимание, ибо их, как правило, спасает развитая интуиция.

Дело в том, что выслеживание сновидящих (пока оно не стало тотальным, т. е. предельно интенсивным и равномерно распространенным на все сферы опыта) создает сильную фиксацию на внутреннем мире практика. Уравновешенный сталкер с одинаковой бдительностью изучает как область субъективного реагирования (внимание, восприятие, эмоции, мысли и проч.), так и окружающее поле, откуда поступают сенсорные импульсы.

Если же вы сосредоточили всю силу своего внимания «на себе», нередко возникает непродуктивный для сновидца застой. Какой-то парадокс: чем больше внимания сновидящий уделяет сталкингу реакций, эмоций и чувств, тем реже он воспринимает миры сновидения. Кажется, что сталкинг не способствует сновидению, а мешает ему.

Подобная инерция внимания и восприятия в сновидении легко объяснима. Сновидческие образы, как мы знаем, возникают чаще всего по двум причинам: 1) перцептивное внимание сновидящего направлено вовне и стремится собрать поступающие сигналы в пучки; 2) тональ галлюцинирует, чтобы переработать те или иные энергетические следы, оставшиеся в бессознательной или околосознательной сфере.

Настойчивый и непрерывный сталкинг, нацеленный исключительно на внутреннее пространство сознания, устраняет обе предпосылки для восприятия в сновидении. С одной стороны, такой сталкинг создает мощную инерцию, фиксирующую внимание внутри, и эта инерция настолько велика, что продолжает работать даже в сновидении. С другой стороны, этот же вид сталкинга трансформирует значительную часть бессознательных и околосознательных напряжений, спонтанно возникающих наяву, которые потом могут служить причиной сновидческого галлюцинирования. В итоге, внутренний материал уже переработан и ни в каком образном предъявлении не нуждается, а внешний материал игнорируется.

Если сновидящий не осознает возникшего затруднения, он может пребывать в этой ситуации «заблокированности» довольно долго. Чтобы решить данную проблему, важно помнить, что выслеживание внутренних движений (что, по сути, есть самоиндуцированная интроверсия) — только одна сторона целостного сталкинга. Без второй его стороны — «выслеживания» внешнего мира, т. е. сталкинга самого процесса восприятия, вы уподобляетесь рафинированному «невротику», которого, как известно психологам, не занимает ничего, кроме собственного Я, собственных мыслей, реакций и ипохондрических ощущений (как правило, самовнушенных) в разных частях его тела.

«Равновесие» сталкера — это правильное распределение акцентов. В первую очередь, его (как существа, живущего в Реальности) интересуют сигналы, поступающие из внешнего поля «больших эманаций». Именно эти, реальные сигналы производят многообразные внутренние «ответы» его энергетического тела, которые требуют отдельного выслеживания.

Внешняя сторона сталкинга, по большей части, осуществляется на фоне таких психотехнических приемов, как перцептивное неделание, «ходьба Силы», созерцание, активизация периферийного внимания. И все же это не только и не столько техника. Многое зависит от общего настроения и установки сновидящего. Каждое прикосновение к миру ждет нашего «гостеприимного» внимания.

Часто ли вы наслаждаетесь красотой окружающих пространств? Часто ли превращаете обыденную прогулку в «пир» для зрения, слуха, осязания, обоняния? Разумеется, мы живем в однообразных геометрических формах, среди которых бывает трудно заметить эстетику света и тени, звука и перспективы. Мало кто имеет возможность жить среди великолепного разнообразия природы. Но в этом нет специальной необходимости. Причин нашего безразличия к внешнему не в его блеклости и однообразии. Причина в отношении, определяющем интенсивность и направленность внимания. Можно найти радость в созерцании неба и облаков, в порывах ветра, шелесте листвы и звуке шагов, даже в исцарапанной деревянной скамейке посреди городского сквера.

И это не преувеличение. Радость внешнего восприятия — часто именно то, чего не хватает сновидящему.

«Прозрение» сталкера

На пути сталкинга, который «выпрямляет путь» к толтекскому сновидению, встречается весьма ценное состояние, о котором трудно говорить с теми, кто еще не сталкивался с ним в личном опыте. Я рискну сказать о нем несколько слов по двум причинам — во первых, это состояние, на мой взгляд, предвосхищает парадоксы не-человеческой Свободы, ожидающей нас в конце дон-хуановского пути, во-вторых, само переживание настолько «странно» и двусмысленно, что может внушить неверные идеи по поводу безупречности в отношениях с социальными людьми.

Попытаюсь объяснить.

Прежде всего, мы имеем дело с всплеском высокой интенсивности осознания. Как показывает известный мне опыт, любой сновидец, стремящийся подготовить свое осознание наяву к полноценному сновидению, вынужден заниматься сталкингом. Если намерение его глубоко и непрерывно, этот повседневный сталкинг рано или поздно приводит к взрывообразному расширению свечения осознания, который я называю тотальным сталкингом, — к такому состоянию внимания, где критическая масса психоэмоциональных процессов (отраженных в энергетическом теле как некие «движения» или «волны») начинает осознаваться не линейно, а единым объемом — тотально.

Тотальный сталкинг (см. подробнее в кн. «Человек неведомый») может быть вызван (сознательно либо бессознательно) перенесением значительной части осознания на полевый каркас энергетического тела. Крайне важно понимать, что полевый каркас — это не только «аура», некие полевые формации, окружающие физическое тело первого внимания. Они в равной степени распределены по всему сенсорному полю, а потому субъективно проецируются как наружу, так и вовнутрь. Там, «внутри» физического тела они становятся «однородной» средой крайне слабых, по сути, подпороговых сигналов. На самом деле эти сигналы — совсем не однородны, и дальнейшее усиление осознания показывает нам, что они имеют разное качество, силу, склонны собираться в паттерны и структуры более высокого порядка. И все же на интересующем нас сейчас уровне сигналы предстают как однородные, как смутное поле, пропитывающее наше физическое тело и обволакивающее его, подобно тому кокону, который воспринимают видящие.

Практик может специально культивировать эту особую внимательность (что в какой-то мере ускоряет приближение всплеска тотального сталкинга), но может и работать по традиционной схеме — выбирать отдельные эмоциональные ряды и выслеживать их. В обоих случаях «взрыв внимания» случится.

На первых порах подобные «взрывы» — редкое событие. Они потрясают и становятся подлинными откровениями — так же как сатори, случившееся с учеником дзэн впервые, они иногда на годы меняют самоощущение нагуалиста. И так же как у ученика дзэн, взрыв тотального сталкинга может спровоцировать особый тип паранойи, своего рода «дзэнскую болезнь» толтека. Ошеломленный новым видением тональ генерирует варианты описания мира, оправдывающие (рационализирующие) этот никуда не вписывающийся опыт.

Но победить эту тенденцию можно — как раз по той причине, что нагуалист «предупрежден, а значит, вооружен». Он знает, как изобретателен тональ, насколько готов отдаться любому самодельному безумию только для того, чтобы убежать от Реальности, вдруг показавшей свое лицо в состоянии тотального сталкинга. И практик, помнящий об этом, спокойно возвращается в мир базового описания, мир разделяемых условностей, держится их как ни в чем не бывало, но осознает теперь принципиально иначе.

Если вы работаете, следуя этому несложному правилу, то в дальнейшем взрывообразное расширение осознанности происходит чаще. Если верить моему опыту, то несколько лет непрерывного намерения вызывает такой всплеск приблизительно один-два раза в месяц и каждый из них длится 2–6 часов. Поскольку я люблю всему давать названия, то придумал для него метафору — «прозрение» сталкера.

В мистическом иудаизме архангелов-стражей, охранявших Меркаву (Престол Господень), называли «князьями Величия, Страха и Трепета». Они не позволяли непосвященным приближаться к обиталищу Божества. Нечистых духом, неправедных эти величественные создания поражали трепетом, парализующим давлением, которое останавливало все их дальнейшие попытки узреть Непостижимое. Возможно, тем, кто испытал «трепет», вызванный прозрением сталкера, могучие стражи Неназы-ваемого показались бы детскими страшилками^{16}.

«Прозрение» сталкера как особое переживание возникает, когда на фоне всплеска тотального сталкинга высшей интенсивности практик общается с обыкновенными, «социальными» людьми стандартного тоналя. Не с монстрами и не с чужеродными созданиями вроде «союзников», а именно с обыкновенными людьми. (Если вы пребываете в уединении и просто созерцаете живую природу, переживание меняет характер в сторону умиротворенного просветления, спокойного наслаждения чудом Мира. Это можно назвать «восторгом» — но не экстазом, а, скорее, радостью тела от пронзительной ясности и глубины осознавания.)

При общении с людьми стандартного тоналя чувство — на самом глубоком, экзистенциальном уровне — становится по-настоящему «потрясенным». Потому что начинаешь ясно видеть, что между тобой и ними — вообще нет ничего общего! Я знаю людей, с исключительной яркостью переживших это прозрение. Как правило, они не очень-то делятся подробностями, потому что понимают — лишь тот, кто реально идет по пути усиления осознания, способен их понять. Ведь само это чувство (не имеющее ни малейшего оттенка высокомерия, собственной важности и всякой «оценочности», повсеместно царствующей в мире первого внимания) устраняет их из списка «социально принятых».

Признаться в факте подобного переживания — значит подвергнуть себя остракизму (со стороны социума — почти бессознательному, т. к. подобные явления уникальны и регулируются не законом, а «молчаливым соглашением большинства»), отчуждению от общепринятых психологических и эмоциональных связей — любимой паутины социальных людей, которую они самозабвенно плетут всю сознательную жизнь.

Изредка схожие всплески осознания мы переживаем в сновидении. Но там мы воспринимаем их иначе — конечно, ведь сновидение «нереально», причудливо и порой демонстрирует нам не-человеческие аспекты не только внешнего Мира, но и нас самих. Сновидение (независимо от степени его осознанности) всегда транслирует неприемлемые наяву чувства, привлекая архетипйческие конструкты, и этим значительно «смягчает» удар Неведомого.

Я имел этот опыт и хорошо помню, как тональ предложил мне приемлемую интерпретацию. Она (как это часто бывает) имела сразу несколько вариантов. Несмотря на то что формально воспринимаемый в сновидении мир ничем не отличался от мира первого внимания, возникло очень странное чувство — полное несоответствие своей природы и природы окружающего пространства (прежде всего, «людей», а уж заодно с ними — улиц, домов, машин, даже неба и почвы под ногами). Возбужденный тональ принял на веру два варианта рационализации: 1) мир вокруг — инопланетный и лишь кажется привычным; 2) мир «наш», но я живу в нем как «замаскировавшийся инопланетянин» и лишь во внимании сновидения смог «вспомнить» это шокирующее обстоятельство.

Две эти фантазии предстали передо мной как равновероятные, и обе казались «убедительными». Вероятно, будь это сновидение неосознанным, оно переросло бы в подлинный кошмар. Мне пришлось приложить специальное усилие, чтобы выследить механизм зарождения «тонального мифа» и остановить его. В результате, как выразительно сказал один из мастеров дзэн, «горы снова стали горами, реки — реками».

Однако наяву мы лишены воображаемой дистанции, перцептивной и эмоциональной «паузы», так что остроту чувства приходится принимать полностью и трансформировать в продуктивный импульс. Это возможно лишь в том случае, если мы способны переместить точку отсчета и этим «сбросить» часть фиксации человеческой формы.

Иногда я думаю: а что же тогда должны испытывать настоящие мастера? Ведь они неизбежно проводят в этом состоянии значительную часть свой невероятной жизни.

Наверняка моралисты найдут мое заявление оскорбительным, но в этом высоком сталкерском прозрении люди не просто неинтересны — нет такого слова, чтобы описать, какими плоскими они становятся! (Впрочем, сказать «плоские» — тоже неправильно. Только испытавший «прозрение» сталкера может подобрать для себя адекватный эпитет. Каждый, кто пережил этот опыт, каждый говорит о нем «на собственном языке».)

Уже потом, если мы пожелаем найти место в инвентарном списке для этого странного состояния, приходят определения, навеянные психологией, метафизикой, взятой из различных книг, и кастанедовскими метафорами. И тогда мы можем сказать, например, что люди из позиции тотального сталкинга кажутся «пустыми порождениями собственного тоналя», или «фантомами на пути в Икстлан», и т. д. и т. п. Но всё это как-то слишком «литературно», слишком красиво сказано. Лучше промолчать.

И себя самого видишь точно так же — это огромное и бессмысленное, само себя поедающее чувство собственной важности, жалость к себе — вечно хнычущая и неудовлетворенная. И это индульгирование без конца, и эти автоматизмы, работающие так, словно их завели еще до вашего рождения…

Увидеть все это — наверное, великий подарок духа. Тебя как будто «вынимают» на пару часов из всего «человеческого», и ты вынужден смотреть на окружающих и самого себя, словно ты уже прошел Трансформацию.

Эти эпизоды, по-моему, ясно показывают, что, когда тотальный сталкинг достигнут, мы перестаем быть людьми. Добиться этого специальными усилиями нельзя, оно приходит как порыв ветра. Можно лишь сказать, что оно питается намерением и определенным образом приложенным вниманием.

Это знание трудно назвать «удовольствием». Увы, Трансфомация — это совсем не блаженство.

С другой стороны, определить вышеописанное состояние как эмоционально «негативное» — тоже неверно. Природа этого состояния настолько не имеет отношения к привычной шкале тоналя «позитивное-негативное», «приятное-неприятное», что «ужас» может оказаться «восхищением», «чуждость» — тотальной близостью и приятием всего Мира.

Тело явно стремится переживать это «прозрение» вновь и вновь. Оно очаровывает и привлекает, оно содержит в себе неопределенность, свободу осознания в свободном Мире, «ветер нагуаля». В конце концов мы начинаем понимать, что «прозрение» сталкера — просто одна из реализаций нашей сущности. Это состояние не может быть чем-то «навязанным», поскольку является продуктом высшей степени самоконтроля. Это мы, какими являемся изначально, в своей позабытой и лишь потому пугающей подлинности.

Можно также заметить, что эта стремительная атака тотального сталкинга приводит нас на последнюю грань — в тот экстремум, где поля первого внимания синхронизируются уже «из последних сил», чтобы закрыть пузырь восприятия. Один крохотный шаг — и практик входит в сновидение наяву, которое из этой позиции переживается естественным продолжением, новым порядком, на глазах вырастающим из старого. Ощущение разрыва непрерывности, оглушенности или растерянности практически отсутствует. Мы открываем глубинную связь перцептивных моделей, которые раньше казались несовместимыми. Скорость нашего понимания здесь настолько высока, что, когда «головоломка» складывается, мы можем выследить сам принцип ее устройства и даже разглядеть параллельные множества решений, которые и являются фундаментом всех миров второго внимания.

Инерция психоэнергетической системы и ее преодоление Фактор новизны

Если отвлечься от объективных факторов (истощение Силы из-за неправильного распределения внимания, перегрузки, агрессивное воздействие среды), то все мы в той или иной степени — пленники некой психоэнергетической инерции. Психологам известно, что во всякой последовательности действий воли и намерения первый акт — самый быстрый. Очевидно, это обратная сторона нашей удивительной способности к обучению, которая наделила тональ высокой адаптивностью, установкой на изменение среды, и привела к тому, что всякое повторяющееся действие теряет привлекательность, впечатления от него тускнеют, пока окончательно не превратятся в рутину — то есть в перцептивный и семантический «фон», то, что наше осознание по законам описания должно игнорировать. Всякое повторение тональ превращает в монотонию и перестает реагировать.

Надо сказать, это серьезная психотехническая проблема.

С одной стороны, ни один трансформационный навык в психотехнике не формируется сразу. Даже частная способность, чтобы стать контролируемой и стабильной, требует многократного упражнения. С другой стороны, повторение снижает эффективность приема (техники, процедуры), пока не аннулирует ее полностью. Чтобы вызвать мощную реакцию, которая является главным условием быстрого и качественного обучения, необходимо постоянно использовать либо новые впечатления, либо новые значения и смыслы. Это и есть так называемый «фактор новизны».

Психологи и психофизиологи знакомы с этим эффектом. Существует даже нейрологическая теория на этот счет. Например, утверждается, что у здоровых людей в условиях напряженного внимания возникают изменения биоэлектрической активности в лобных долях головного мозга. Данную активность связывают с работой особого типа нейронов, располагающихся в лобных отделах. Условно их разделили на два типа. Первый тип нейронов — «детекторы новизны» — активизируются при действии новых стимулов и снижают активность по мере привыкания к ним. Второй тип — нейроны «ожидания» — возбуждаются только при встрече организма с предметом, способным удовлетворить актуальную потребность.

С точки зрения естественнонаучных представлений, которые, как мы знаем, в описании работы человеческого мозга особенно часто бывают неполными или неверными, складывается безнадежная ситуация. Можем ли мы воздействовать на собственные нейроны и заставить их работать иначе? Вся эта электрохимия мозговых клеток, синаптические структуры, закодированные в геноме homo sapiens… Если посмотреть на них оторванным от жизни целостного сознания, механистическим взглядом, то — дело гиблое. Законы «темной материи» всегда сильнее какой-то там «произвольности сознания». Мартышка никогда не станет человеком, а корова никогда не станет мартышкой. Но абсолютно ли подчинен этому биологическому детерминизму человек?

Существует слишком много как теоретических, так и экспериментальных оснований, заставляющих нас отнестись к человеку иначе. Наше «биологическое пространство», конечно, весьма ригидно, но назвать его неизменным нельзя.

Природа сотворила нейрофизиологические предпосылки для Транформации не только у человека, но даже у существ с менее развитым мозгом. У всякого млекопитающего можно в большей или меньшей степени найти характерную пластичность нейронных структур. Обратите внимание — мы не можем отрастить себе лишнюю руку или хотя бы изменить устройство глаза так, чтобы, например, видеть в инфракрасном диапазоне (а ведь это бывает жизненно необходимо, если приходится вести ночной образ жизни). Нейроны же в случае чего могут отрастить любое количество синапсов (отростков) и соединяться с другими нейронами разнообразными способами. Именно здесь, в пространстве мозга, живая ткань легче всего откликается на возникшую потребность. Но уникальность человека в том, что его потребность далеко не всегда возникает в связи с биофизическими обстоятельствами, ее природа бывает исключительно «идеальной», семантической, т. е. порожденной смыслами и значениями, которые сотворило сознание, принимая или отвергая некое «описание мира». Нейроны меняются.

Более того, нейроны или группы нейронов функционально не ограничены. Иными словами, они могут обучаться и, обучившись, выполнять любые функции внутри целостного нейронного массива. Обычно исследователи наблюдают этот феномен как последствие черепно-мозговой травмы или операции, в результате которой часть мозговой ткани была удалена. И это давно известно как нейрохирургам, так и психофизиологам.

Разумеется, процессы того же рода происходят постоянно, когда мы занимаемся какой-то психотехнической практикой. Ведь смысл подобной практики и заключается в непосредственном обучении мозга.

Нейроны заменяют друг друга, и, если данная группа клеток не способна пребывать в активном состоянии неограниченное время, найдутся связанные с ними нейронные комплексы, которые возьмут на себя эту функцию, чтобы обеспечить непрерывный режим работы системы в целом. Никаких принципиальных ограничений (например, в отношении характера работы нейронных «детекторов новизны») мы не находим. Масштабы перестройки зависят от эффективности психотехнического метода и настойчивости практикующего.

Ибо биофизический субстрат отражает состояние энергетических полей, а у человека именно осознание играет решающую роль в регуляции доступной ему энергетики — прежде и более всего, в биологическом пространстве собственного организма.

Произвольно манипулируя акцентами внутри поля значений и восприятий, мы способны учитывать «фактор новизны» и использовать его, чтобы быстрее осваивать психоэнергетические навыки. Полностью победить инерцию монотонии — это фактически открыть прямую дорогу к Трансформации. Универсального рецепта здесь до сих пор не найдено. Впрочем, указать на проблему и осознать ее — уже половина работы.

За многие годы я собрал целый арсенал средств борьбы с инерцией и монотонней. Сейчас я еще не готов формализовать и описать их так, чтобы этими приемами мог воспользоваться каждый желающий. Задача, впрочем, поставлена. Надеюсь решить ее в следующей книге.

Пока обращу ваше внимание только на один момент — на внутреннее прерывание рутинной цепочки действий. В сталкинге мы используем этот прием, чтобы вызвать усиление осознания. Но с не меньшим успехом его можно использовать в борьбе с инерцией тоналя и его склонностью превращать новое в привычное. Любое рутинное действие можно разорвать, включив в цепочку момент не-делания, ОВД или активизации периферийного внимания. «Разрыв» может длиться всего минуту или несколько секунд — этого достаточно, чтобы дезориентировать тональ. Важно, чтобы всякий раз, возвращаясь к прерванной цепочке действий, вы осознали следующий элемент в последовательности не как ее продолжение, а как новое начало. Тогда это действие станет как бы первым, а значит — «самым быстрым». Чем чаще вы разрываете последовательности, тем интенсивнее эффект от того элемента деятельности, что следует непосредственно за «разрывом».

Для процедур, направленных на сдвиг точки сборки, это особенно важно. Лучше всего, если у практика каждый раз возникает ощущение, что он выполняет технику «впервые».

В конце этого раздела хочу сказать, что делание тела сновидения, о котором речь пойдет ниже, предоставляет практику отдельное поле приемов и техник, способных внести ощутимое разнообразие в психоэнергетическую тренировку, в ряде аспектов снизить монотонность и этим преодолеть инерцию нашего тоналя.