Глава 3

Железные колеса дилижанса стучали по булыжной мостовой. В темное и душное пространство кареты с улицы проникала все нарастающая какофония городского шума. Корнелия, подавшись вперед, отодвинула от грязного окна лоскут кожи, служивший занавеской. Нянька потребовала, чтобы шторы в дилижансе на протяжении всего пути оставались задернутыми, защищая ее подопечных от света, способного навредить их глазам, и от разного рода безобразий, способных навредить их душам. Впрочем, устало размышляла про себя Корнелия, как раз последнего, того, что могло бы разнообразить это утомительное путешествие, на их пути почти не встречалось.

И вот, чувствуя вновь проснувшееся любопытство, она выглянула в окно. Только что минул полдень, когда дилижанс, оставив позади суету оживленных улиц, свернул на тихую площадь. Скверик, располагавшийся в ее центре, был по-зимнему гол и выглядел заброшенным, но все равно детям будет, где порезвиться. Дилижанс со скрипом остановился, и Корнелия почувствовала, как у нее в радостном предвкушении сжалось сердце.

– Мам, мы приехали?.. это тот самый дом?.. Можно нам выйти?..

– Мама, я первый… Фрэнни, подвинься…

Заслышав детский галдеж, Корнелия на миг прикрыла глаза. Сюзанна, младшая девочка, проснувшись, поняла, что вот-вот упустит самое интересное, и к двум детским присоединился ее голос.

Корнелия открыла глаза, и они с Аурелией переглянулись: приехали. Что бы ни ждало их здесь, в любом случае это станет для них долгожданным завершением тягот длительного путешествия по тряской дороге с тремя непоседливыми детьми.

– Подождите чуть-чуть, – сказала Аурелия детям. – Мы уже прибыли.

– Да. – Корнелия удержала Стиви, готового уже выпрыгнуть из дилижанса, дверь которого только что открыли. – Сиди с Линтон. Все пока оставайтесь на своих местах.

Не обращая внимания на поднявшийся ропот протеста, она спустилась из дилижанса на мостовую и осмотрелась вокруг. Аурелия с Ливией присоединились к ней. Все трое молча уставились на возвышавшийся перед ними большой солидный особняк с высокими окнами по обеим сторонам от двустворчатых дверей посередине фасада. Облупившаяся краска, поцарапанные перила, шершавые ступени, грязные окна, – все это выделяло дом из ряда соседних.

– Я думала, нас ждут, – пробормотала Аурелия, пока они стояли, упершись взглядом в наглухо закрытую дверь парадного входа.

– Так и есть, – убежденно заявила Ливия. – Два дня назад я писала. Не забывайте, это мой дом. – Она гордо прошествовала вверх по лестнице и несколько раз ударила покрытым патиной кольцом в дверь.

– Линтон, будь добра, пойдите с Дейзи погуляйте с детьми в сквере, пока мы все не уладим. – Просьба Корнелии была обращена к няньке, которая собирала своих подопечных, с некоторым пренебрежением поглядывая на обветшалый дом. – Пусть они немного побегают, а то весь день просидели в духоте.

– Слушаюсь, миледи. – Эти слова были произнесены довольно сухо, но Корнелия рассудила, что беспокоиться о впечатлении Линтон – не слишком благоприятном – сейчас недосуг. Они с Аурелией поднялись вслед за Ливией по лестнице и встали немного позади нее. Ливия в это время собиралась поднять тяжелое дверное кольцо уже в третий раз.

Заскрипели засовы, и дверь медленно приотворилась. Поначалу все, что они смогли разглядеть в образовавшуюся щель, были слезящиеся глаза.

– Чего надо?

Почувствовав, как Ливия вся подобралась, Корнелия подавила улыбку. Глуп был тот, кто мог принять эту живую, хорошенькую молодую женщину за пустышку, которую легко запугать.

– Я леди Ливия Лейси, а вы, надо думать, моя прислуга, – заявила Ливия. – Извольте отправить кого-нибудь помочь кучеру выгрузить из дилижанса наш багаж и занести его в дом. – С этими словами она распахнула дверь и прошла мимо встретившего их человека в затхлый мрак просторного квадратного холла.

Корнелия с Аурелией проследовали за ней. Все трое остановились, озираясь по сторонам, не в силах скрыть свое смятение. В доме было холодно и сыро, ноги прилипали к грязному паркету, высокие окна по обеим сторонам от входной двери были покрыты толстым слоем грязи, почти не пропускающим дневной свет. В центре холла поднималась вверх, исчезая в непроницаемой темноте, лестница в форме подковы, надо признаться, впечатляющая. С высокого потолка свисала люстра (тоже, кажется, роскошная, если ее почистить), в рожках которой торчало несколько огарков.

– Что ж, – бодро начала Корнелия, – на нирвану никто и не рассчитывал. Мы знали, что нам предстоит работа.

– Да, но чтобы столько? – пробормотала Аурелия. – Если таков холл, то что же с остальными комнатами?

– Посмотрим, – отчеканила Ливия и повернулась к впустившему их человеку. – Не знаю вашего имени.

– Морком, мэм, – ответил тот.

Когда-то он определенно был крупным мужчиной, но теперь его широкие плечи ссутулились, а ноги заметно согнулись. Держался он, впрочем, не слишком дружелюбно.

– Я служил у леди Софии, упокой Господь ее душу. А про леди Ливию мне ничего не известно, – заявил он и, вытащив из кармана коленкоровых панталон клетчатый носовой платок, довольно проворно вытер им слезящиеся глаза.

– Разве адвокаты леди Софии не разговаривали с вами? – с сомнением спросила его Корнелия. – Ведь в оглашенном завещании, разумеется, оговаривалась ваша будущая судьба?

Старик покачал головой:

– Я об этом ничего не знаю, мэм. Леди София наказывала, чтобы мы с нашей Адой и нашей Мейвис заботились о ее имуществе, и мы заботились. А она, в свою очередь, позаботится о нас, вот что она сказала.

– А ваша Ада… и ваша Мейвис… они здесь?

– Конечно, где ж им еще быть?

Корнелия заключила, что общепринятые нюансы разговора «хозяин – слуга» в данном случае неприменимы.

– Леди Ливия, я уверена, хотела бы с ними познакомиться.

– А-а, ну да, – отозвался старик, небрежно кивнув, и пройдя в глубь холла, позвал: – Эй. Ада… Мейвис, выходите… новая хозяйка пожаловали.

Из-за убогой, обитой войлоком двери появились две женщины, явно близнецы, в длинных черных одеждах, с бледными, костлявыми лицами и одинаково подозрительными карими глазами.

Равнодушно посмотрев на молодых женщин, они изобразили некое подобие реверанса.

Церемония знакомства была прервана извозчиком, который со шляпой в руках стоял на пороге.

– Прошу прощения, миледи, но нам нужно разгрузить дилижанс. Мы должны покормить лошадей.

– Ах да! Простите. – Разрушив мизансцену в холле, Корнелия поспешила к извозчику. – Нельзя ли попросить сопровождающих дилижанс верховых помочь выгрузить наш багаж? Я… – Она принялась рыться в сумочке.

– По правде говоря, миледи, это не наша работа, – ответил извозчик, ломая в руках шляпу.

Корнелия отыскала в ридикюле шиллинг и протянула ему, стараясь не думать о том, сколько времени им можно было бы прожить всем домом на эти деньги. Однако домашние слуги разгружать карету явно не собирались, а она и ее спутницы сделать этого самостоятельно не могли.

Нахлобучив шляпу на голову, извозчик вышел на улицу, и было слышно, как он отдал распоряжения. Через пятнадцать минут холл был заполнен множеством шляпных картонок, корзин, чемоданов. Трое слуг Софии Лейси с безразличным видом наблюдали за происходящим.

Проводив глазами дилижанс, Корнелия направилась через площадь к скверу, где дети с Дейзи играли в какую-то игру вроде пряток, а Линтон наблюдала за ними, сидя на скамье.

– Может быть, нам стоит отвести теперь детей в дом, Линтон? – обратилась Корнелия к няньке, сознавая, как неуверенно звучит ее голос.

– Давно пора, леди Нелл, – отозвалась нянька, поднимаясь со скамьи и расправляя свои черные юбки. – Не то леди Сюзанна простудится на таком сыром воздухе. Ох этот Лондон! – проворчала она себе под нос. – До чего ж неподходящее для детей место.

Присутствие духа едва не изменило Корнелии, когда они с Аурелией в сопровождении тащившихся за ними нянек и детей проследовали за одной из женщин-близнецов (кажется, это была Ада) вверх по изящно изогнутой лестнице, затем по коридору, где гулял сквозняк, и в задней части дома снова поднялись вверх по еще одной узкой лестнице в детскую. В зловещем мраке, сквозь который едва пробивался свет от свечи в руке Ады, дети – в кои-то веки! – испуганно притихли. Детская половина выглядела так, словно пустовала несколько веков. Линтон, раз вдохнув в себя воздух, больше, кажется, его не выдыхала, пока обходила четырехкомнатные детские покои, осматривала постельное белье, заглядывала в камины, проводила пальцем в перчатке по столам и комодам, а также по покрытым коркой грязи оконным стеклам.

Корнелия с Аурелией с цеплявшимися за их юбки детьми застыли в дверях. Ада с невозмутимым видом ждала посреди комнаты, предназначенной для детских игр. Наконец Линтон отряхнула руки и вынесла свой вердикт:

– Никто из моих подопечных детей спать здесь не будет, это мое первое и последнее слово, леди Нелл.

– Если растопить камин, просушить постели, сделать генеральную уборку, здесь будет неплохо, Линтон, – сказала Корнелия. – Ада… вы ведь Ада, не правда ли? Я хочу, чтобы вы с Мейвис прибрались здесь в первую очередь, прежде чем возьметесь за что-либо другое. Пусть Морком принесет угля, и мы разожжем огонь во всех каминах. Да согрейте горячей воды. Вот увидишь, Линтон, через пару часов все здесь чудесным образом преобразится. А мы с леди Аурелией займемся постелями. Мы их просушим перед каминами, как только их растопят… Ну же, Элли. – Она энергично и решительно прошла в детскую спальню, и Аурелия, приподняв брови, последовала за ней.

– Как ты думаешь, Нелл, тебе удастся ее уговорить?

– Главное в общении с Линтон – идти напролом, – объяснила Корнелия, сдергивая покрывала с четырех детских кроваток. – Она, конечно, разворчится, но если не обращать на это внимания, она в итоге смирится.


Гарри хмуро просмотрел листок бумаги, испещренный диковинными знаками, которые сам только что изобразил, и сдержанно кивнул. Если б у него спросили мнения относительно написанного, то он бы сказал, что это один из лучших образцов ложных сведений, призванных ввести противника в заблуждение. Когда эта шифровка попадет в руки врага, как и было задумано, им придется хорошенько поломать голову, чтобы найти к ней ключ, который он намеренно скрыл в самой шифровке, с тем чтобы они в итоге смогли его взломать. А после того как они, будто обезглавленные куры, побегут по ложному пути, у них под носом будет претворяться в жизнь настоящий план.

Он потянулся за песочницей, размышляя о том, какую несказанную радость дарит занятие, так точно соответствующее твоим талантам и темпераменту. Ему, например, дай только шифр посложнее, чтобы его взломать, и он забудет обо всем на свете, несколько дней кряду не будет ни спать, ни есть, ни пить. То же относилось и к составлению шифровок. Ничто не приносило Гарри большего удовлетворения, чем изобретение шифра, о который сломали бы себе зубы самые искусные шифровальщики секретных служб Франции, России или Австрии.

Гарри посыпал песком чернила на пергаменте и, стряхнув его в корзину для бумаг, сложил листок. Едва он начал нагревать палочку воска над пламенем свечи, как в дверь кто-то поскребся.

Гарри, потеряв счет времени, уже не помнил, сколько часов провел он в собственном мире умственной гимнастики, и поначалу не понял, что это за звук. Ведь никто и никогда не смел нарушить уединения виконта Бонема, когда тот запирался в мансардной комнате своего дома на Маунт-стрит.

– Кто там? – выкрикнул он, пряча пергамент в верхний ящик письменного стола, за которым работал.

– Это Лестер, милорд.

– Боже мой, дружище, входи! – Гарри отодвинул стул и поднялся из-за стола, ощутив при этом боль в затекшей шее. – Почему ты здесь? Почему не в постели? Ведь доктор велел тебе лежать еще четыре дня.

Лестер издал гортанный звук, выражающий отвращение.

– Он как баба, ей-богу, – заявил Лестер. – И потом, я больше ни минуты не смогу вынести общество миссис Хендерсон, она квохчет вокруг меня, как наседка на яйцах. Еще один глоток этой гадости, которую она величает укрепляющим средством, и мне конец.

Гарри расхохотался и, тепло пожав Лестеру руку, усадил его в кресло.

– Очень рад тебя видеть. Должен признаться, я по тебе скучал.

Гость кивнул на письменный стол.

– Работали, сэр?

– Да. – Гарри, разминая, расправил затекшие плечи. – Который сейчас час?

– Около полудня, сэр. Гектор сказал, вы со вчерашнего вечера здесь сидите.

– Наверное, так оно и есть, – безразлично ответил Гарри. Он приблизился к окну и устремил взгляд на безоблачное голубое небо, на открывавшуюся его взору панораму города с колпаками курящихся дымовых труб Лондона.

– Я к вам с весточкой, сэр. Приходил человек из министерства.

Взгляд усталых зеленых глаз Гарри тотчас прояснился.

– Неужто им удалось что-то вытянуть из того вора, которого мы схватили?

– Не то, чего мы добивались, сэр, но некоторые обрывки сведений, касающихся прочих немаловажных обстоятельств, как я понимаю, им удалось заполучить. Однако весть, с которой я к вам явился, заключается в том, что прибыла новая владелица дома и уже вселилась… по словам ребят, ведущих наблюдение, она прибыла вчера днем. С ней, говорят, целая компания. Несколько дам. И дети. В министерстве желают знать, что вы прикажете им делать.

– Продолжать наблюдение, больше ничего, – распорядился Гарри. – Я сам заберу это оттуда. – Он, недовольно морщась, поскреб заросший щетиной подбородок. – Ехать с визитом в таком виде невозможно.

– А еще вам не помешала бы баранья отбивная в желудке, – резонно заметил Лестер, хорошо зная гастрономические предпочтения хозяина во время работы. – И, думаю, пинта хорошего кларета.

Задумавшись над его словами, Гарри впервые за полтора дня критически оценил запасы своего организма.

– Пожалуй, ты прав, Лестер. Скажи Гектору, чтобы он накрыл мне в гостиной. Я спущусь через полчаса. – Он достал из ящика стола пергамент. – Да пошли кого-нибудь доставить это в военное министерство. – Он капнул воском на сложенный пергамент, приложил к нему свой перстень с печаткой и, передав документ Лестеру, встал и энергичным шагом, неожиданным при его усталости, покинул кабинет.

Через полчаса он уже расправлялся с бараньей отбивной и вареной картофелиной, время от времени отвлекаясь, чтобы налить из графина кларета. Нехитрая снедь, конечно, но виконту Бонему, когда он обедал в одиночестве у себя дома, было не до деликатесов. Еда и питье всего лишь средство достижения какой-либо цели, а в настоящий момент ему требовалось утолить голод.

– Вы, стало быть, собрались наведаться к этой леди Ливии Лейси, сэр? – произнес Лестер скорее с утвердительной, чем вопросительной интонацией. – Мне с вами?

– И да, и нет, – немногословно ответил Гарри. – Ты очень бледен, дружище. А когда ты мне действительно понадобишься, ты должен быть в хорошей форме, так что отдохни сегодня хорошенько. Для того чтобы нанести визит какой-то склочной старой деве, телохранитель не нужен. – Он приложил к губам салфетку и бросил на стол. – Ну-с, я, пожалуй, пойду.

Решительно приблизившись к двери, он крикнул дворецкому:

– Гектор, я иду на конюшню.

– Хорошо, милорд. – Дворецкий уже стоял наготове возле стола в холле. Через одну руку у него был перекинут дорожный плащ Гарри, в другой он держал его касторовую шляпу. Передав своему господину и то и другое, дворецкий вручил ему хлыст.

Кивком поблагодарив его, Гарри вышел за дверь. Задержавшись на верхней ступеньке, он полной грудью вдохнул холодный, бодрящий воздух. После стольких часов заключения в душной комнате было замечательно выйти на улицу. В голове тут же прояснилось, а усталость как рукой сняло.

Спешившись у дома на Кавендиш-стрит, Гарри передал поводья Эрику.

– Походи с ними пока. Вряд ли мой визит продлится более двадцати минут. – Этого времени для первого посещения было в самый раз, пусть даже он носил деловой, а не светский характер.

Гарри легко взлетел по ступеням к парадной двери и поднял покрытое патиной кольцо на львиной морде. На первый, вежливо сдержанный стук ответа не последовало, и он предпринял вторую попытку. На сей раз резкий лязг металла отдался эхом на тихой улице. Гарри нетерпеливо забарабанил хлыстом по сапогу.

Наконец несмазанный засов заскрипел. Дверь отворилась, и возникшая на пороге женщина с пронзительными голубыми глазами встретила его вопросительным взглядом. Ее волосы невозможно было разглядеть под платком, а фигуру скрывал обмотанный вокруг талии довольно грязный передник. Прямой нос украшало грязное пятно.

– Что вам угодно? – осведомилась она.

Он протянул женщине свою визитную карточку, сдержанно сопроводив свой жест словами:

– Виконт Бонем имеет честь кланяться леди Ливии Лейси.

Корнелия взяла визитку и прочла ее. Так вот, стало быть, каков тот загадочный настойчивый покупатель. Она подняла на него глаза. Весьма привлекательный мужчина для тех, кому по нраву худощавый тип и сдержанный характер. Высокий и выпуклый лоб, что, как правило, считается признаком недюжинного ума. Об этом можно было бы сказать и глядя в его широко расставленные и глубоко посаженные зеленые глаза. В них была холодность, способная смутить любого, казалось, будто их обладатель смотрел на мир с высокой вершины Олимпа. Определение «надменный» на первый взгляд представлялось наиболее удачным.

Гарри было очень неуютно. Добро бы его держал в дверях зимой, на пороге, со всех сторон продуваемом ветром, кто-то другой, а не простая прислуга, которая изучала его самым пристрастным образом и, казалось, находила его в некотором смысле придурковатым.

– Будь любезна, милейшая, отнеси-ка эту визитку своей госпоже, да поживее, – приказал он. – Леди Ливия, уверяю, знает обо мне и осведомлена о моем деле. Так что ступай, ступай. – Отдав это распоряжение, он повернулся к женщине спиной и устремил взгляд вдаль, на площадь, не переставая постукивать хлыстом по сапогу.

«Отнеси госпоже! Милейшая!» Глаза Корнелии, упершиеся в оскорбительно повернувшуюся к ней спину, загорелись негодованием.

– Прошу меня простить, милорд, – смиренно проговорила она, – но леди Ливия сейчас не принимает.

– А! – Гарри медленно обернулся. Он смотрел по-прежнему холодно, а тон его был резким и решительным: – Верно, почивает с дороги? – И, не дожидаясь подтверждения, продолжил: – Передай ей мою визитку и мое почтение, да скажи, что я заеду завтра, когда она, я полагаю, восстановит силы. – Он развернулся и напоследок бросил через плечо: – Мое дело к вашей госпоже не терпит отлагательств. Передай ей это, будь так любезна.

Корнелия смотрела ему вслед. Какое поразительное высокомерие! Она взглянула на визитку, которую держала в руке. Одно мгновение она боролась с искушением разорвать ее в клочья и бросить вдогонку владельцу.

Но нет. Ей на ум пришла более изощренная месть, которая могла бы принести гораздо большее удовлетворение. И Корнелия возвратилась в дом, с шумом захлопнув дверь.

Загрузка...