Портреты гомеопатических препаратов, ( часть 2)

IGNATIA

Это лекарство получают из бобов Св. Игнатия, горького, ядовитого семени грушеобразного фрукта, произрастающего на Филиппинах и известного под названием Strychnos ignatii Berg. Так как плод этого растения содержит большое количество стрихнина, патогенез Ignatia во многом сходен с патогенезом Nux vomica: вероятно, фразы «раздражительная чувствительность» и «нервный упадок» лучше всего отражают близкое родство между клиническими картинами этих двух лекарств. Однако классическое показание для назначения Ignatia — «болезненные состояния, вызываемые горем» (Ганеман).

Поскольку печаль может выражаться в мириадах форм, патогенез Ignatia охватывает широкий диапазон заболеваний: от психического и физического истощений, вызванных обычными жизненными неудачами, до тяжелых психических травм при утрате близких или при отвергнутой любви. Этот препарат является бесценным средством для облегчения физической боли при каких-то крупных трагедиях.

Но когда человек осознал причину своих страданий, или сумел преодолеть свою печаль и по-новому взглянул на события, или, наоборот, стал циником, или постоянно переживает горечь поражения, тогда Ignatia уже больше не может помочь.

ПЕЧАЛЬ, ШОК, СТРЕСС И РАЗОЧАРОВАНИЕ

Ignatia известна в гомеопатии как «похоронное лекарство», поскольку именно её наиболее часто назначают при заболеваниях, вызванных потерей супруга, родителя, ребенка, друга или очень любимого животного. Человек, испытывающий горечь потери, может неконтролируемо рыдать, громко жаловаться на судьбу, которая «убивает его этим несчастьем» (Кент), и в своём отчаянии он, как легко заметить, опустошен наступившим одиночеством или страхом одиночества. Или у него проявляется обратное поведение — склонность к «молчаливому страданию» (Геринг). Внешне он безмятежен, но боль и пустота существования гложут его изнутри, даже если он пытается как-то забыть своё горе.

Он может предпринимать самые отчаянные усилия, чтобы выглядеть беспечным и не обременять других своей печалью. Таким образом, хотя Ignatia легко распознается в человеке, который грустит и печалится, она также рекомендуется для людей, внешне настроенных «оптимистично» (Беннингхаузен), а также для сдержанных и необщительных людей, которые держат в себе свои печали, но продолжают хранить в душе «тех, о ком печальное воспоминание имеет обыкновение пребывать в его сознании» (Ганеман). Фактически попытки таких горюющих пациентов избегать делиться своим горем с другими, являются причиной того, что это лекарство традиционно считается дубликатом Natrum muriaticum. «Ignatia, если травма произошла недавно, уравновешивает психику пациента. Если нет, то в качестве симилиума используется Natrum muriaticum… в тех случаях, когда больной всё время вспоминает о несчастье… там Natrum muriaticum доводит лечение до конца» (Кент). Временами Ignatia-пациент не столько не хочет, сколько не может выразить свою печаль.

Девочка ясельного возраста внезапно начала отказываться от всякой пищи, даже от молока, и в течение двух месяцев существовала на одном только яблочном соке. Во всем остальном она вела себя как обычно, была веселой, и, казалось, что ничто её не тревожит. Её родители совершенно растерялись, не зная, что делать: «Как можно заставить полуторагодовалого ребенка есть? Вы не можете её ни уговорить, ни задобрить, не можете насильно протолкнуть пищу ей в горло, как будто она страсбургский гусь». Более подробные расспросы показали, что у девочки есть брат на год младше её, и хотя она не проявляла никаких классических признаков ревности к родному братцу, ничего, кроме любви и привязанности, но было не исключено, что она страдает от чувства потери родительской любви. Была прописана Ignatia 1M раз в день в течение трех дней. После первой дозы она попросила молока, а после второй её удалось уговорить съесть пюре из курицы (её любимая еда), и после третьей её аппетит начал постепенно возвращаться, так что через две недели она уже кушала как обычно.

Этот случай позволяет сделать вывод, что Ignatia неоднократно возвращала аппетит взрослым и детям в тех случаях, когда причиной потери аппетита являлся страх быть отвергнутым или какие-нибудь другие невысказанные, но тем не менее мучащие человека печали.

В то же время Ignatia необходима агрессивным и очень плохо ведущим себя детям, открыто проявляющим ревность и враждебность к родному брату или сестре, когда старший старается причинить вред младшему, а младший старается спровоцировать старшего на такие действия. Лекарство может не только рассеять существующее соперничество, но и предупредить его проявления в дальнейшем. В тех случаях, когда была назначена Ignatia, родители позднее утверждали, что такие братья или сестры почти не ссорились в детском и подростковом возрасте. Кажется, что этот препарат очистил их раз и навсегда от всех «отрицательных эмоций», позволяя им выражать свои требования и нужду в любви в более конструктивном русле.

Ещё один пример вынужденного молчаливого страдания продемонстрировала одна добрая, скромная и стареющая собака. У неё развилась мокнущая и саднящая экзема. Во всём остальном она вела себя нормально, хорошо ела и демонстрировала свой обычный добрый нрав. В наличии не оказалось ни одного из необходимых средств (Graphites, Rhus toxicodendron, Sulphur), и врач был в затруднении, пока ему не стало известно, что у соседей появился щенок, который забирал много внимания у юных хозяев старой собаки. Очевидно, старая собака грустила. Врач рискнул прописать Ignatia 200X, и несколько доз быстро излечили собаку от экземы.

Действительно, как пишет Тайлер, «Ignatia излечивает множество телесных заболеваний там, где психические симптомы требуют этого лекарства».

Ещё одной формой печали, при которой обычно это средство помогает, является тоска по дому.

Типичным был случай с одним десятилетним мальчиком, который звонил своим родителям из летнего лагеря каждый день в 6 часов утра и просил, чтобы ему разрешили вернуться домой («Ухудшение с утра, сразу после пробуждения», Беннингхаузен). Семейные обстоятельства делали это невозможным, и мать просила его «перенести это расставание, как положено мужчине». Далее следовал следующий диалог:

— Почему я должен это переносить? Что, я буду менее мужчиной, если не буду переносить?

— Ну, не совсем так. Но летний лагерь — это часть твоего образования.

— Как это может быть частью образования, когда я несчастен?

— Даже несчастье — это неотъемлемая часть жизни, и чем раньше ты это узнаешь и поймешь, тем легче для тебя будет дальнейшая жизнь.

— Но почему несчастье должно быть частью жизни?

— Такова жизнь, она раздает каждому из нас определенное количество счастья и несчастья, от которых мы не можем уйти и на которых мы должны учиться.

— Но ты хочешь, чтобы я был несчастным, когда я ещё такой маленький? Не могу ли я изучить этот урок, когда стану немного постарше? Пожалуйста, разве ты не можешь повлиять на судьбу, ну, хотя бы чуть-чуть?

Врач предложил матери, чтобы она, в самом деле, взяла судьбу в свои руки «ну, хотя бы чуть-чуть» и чтобы отослала ему немного Ignatia 30X с тем, чтобы он принимал её сначала с утра, а потом в середине дня и так до тех пор, пока ему не станет лучше.

Утро считается лучшим временем для принятия Ignatia (то же самое верно и для Sulphur). Ганеман предупреждает, что в случае приема её вечером может наступить ухудшение и беспокойство ночью.

Через несколько дней прекратились утренние звонки, и вскоре после этого родители получили бодрое письмо: «Питание здесь замечательное, дела просто великолепные, а мой наставник, действительно, симпатичный парень!»

Способность Ignatia устранять тоску по дому общеизвестна (она занесена в «Реперториум» Кента и Беннингхаузена жирным шрифтом) Этот препарат оказался таким же эффективным при похожем, но более редко встречающемся состоянии — тоске по родине (Хеймвеб). Это может быть исключительно истощающее и болезненное состояние. Эмиграция в переходном подростковом возрасте или даже позже ведет к остановке эмоционального развития. У людей, тоскующих по родной стране, могут развиться также такие физические симптомы, как крапивница и различные кожные нарывы, боли в желудке, головные боли, геморрой, невралгия, множество всяких менструальных расстройств (включая аменорею). Те, кто испытал это чувство или излечил от него других, знает, что оно может быть почти таким же сильным, как и любовные страдания.

И часто это чувство гораздо более длительное! Поскольку страдающий от любви в конце концов найдет другого хорошего мужчину или женщину, на которого он сможет направить свою любовь, но на свете есть только одна Англия с характерным только для неё зеленым убранством, где «цветы пахнут, как настоящие цветы» (очевидно, в Америке они не пахнут: «Я скучаю по запаху настоящей лилии или розы», — такова общая для многих покинувших страну англичанок и англичан жалоба). Даже проживший долгое время в политической ссылке будет утверждать, что существует на свете только одна Россия со своими единственными в своём роде березовыми лесами, двумястами различными съедобными грибами и людьми «с настоящей душой» (предположительно возникшей от больших страданий). Создаётся впечатление, что калифорнийцы не могут нигде адаптироваться за пределами своего родного штата. И, конечно же, для француза не существует другого такого города, который бы заслуживал называться Парижем… И так вот это происходит. Даже отдавая разумом должное той стране, в которой человек в настоящее время проживает, он, если болеет «тоской по родине», не способен адаптироваться в новой стране эмоционально.

Если в разговоре при упоминании родной или ставшей новой родиной страны пациент тяжело вздыхает, то это первое, что должно подсказать врачу назначить в таких случаях Ignatia. Глубокие, тяжелые или частые вздохи, вызванные печалью, являются одним из ведущих симптомов Ignatia. Интересна родственная этому симптому зависимость «облегчение от глубокого вдоха» (Богер), т. е. от того, что представляет собой вздох.

Европейски образованная женщина, эстетически утонченная, обратилась за помощью к врачу-гомеопату из-за частых мигреней, которые не давали ей покоя с момента приезда в США. Её муж работал в одной международной фирме, до приезда в эту страну семья жила в нескольких других странах, и везде пациентка чувствовала себя вполне сносно. «У меня, кажется, аллергия только на Соединенные Штаты», — сказала она. Она отдала должное многому положительному, что существует в Штатах, и признала, что её семья вполне довольна этой страной. Но сама не могла с ней примириться. «Существует несколько вещей, к которым я, кажется, никогда не привыкну». Когда её спросили о каком-нибудь конкретном примере, она тяжело вздохнула. «Фактически то, что на меня плохо действует, — это все мелочи. Например, когда нам писали во Флоренцию, мы жили возле Палаццо Уффицци. В Париже это был исторический пятый квартал позади Пантеона. В Лондоне мы жили недалеко от угла Гайд Парка и Мраморной Арки. Но в Вашингтоне я могу определить своё соседство, говоря людям, что мы живем на расстоянии трех кварталов от продовольственного супермаркета. Ну, что ж! — ещё один глубокий вздох — Я думаю, что я просто должна научиться это терпеть».

Она получила Ignatia 10M для ежедневного приема. Месяцем позже её головные боли и общий вид улучшились настолько, что врач рискнул снова возвратиться к разговору на тему расположения их жилья и её эстетического неприятия места жительства. «Да, — засмеялась она, — это именно такие, я бы сказала, «тонкие» культурные различия, которые делают Америку единственной в своём роде страной. Сейчас мне уже, фактически, нравится говорить людям, что я живу в пределах пешеходного расстояния от одного из самых крупных супермаркетов Вашингтона».

Следовательно, целебная роль лекарства заключается в том, чтобы способствовать адаптации пациента к нежелательным, но неизбежным условиям. Ситуация неизбежна и необратима, и нет другого выхода, кроме как повернуться лицом к реальности. При ревности ребенка к брату или сестре, например, невозможно просто отослать нового ребенка «назад в Блюмингдэйл», как потребовала одна трехлетняя особа от своих родителей.

С типичной для Ignatia «идеей фикс» (Ганеман) этот ребенок цепляется за своё представление о том, что её сестричку купили в одном из отделов магазина, несмотря на то, что родители дали ей более точные объяснения. И на их просьбу: «Как мы можем допустить, чтобы это слабое, беспомощное маленькое создание, которое даже не может самостоятельно стоять, было отправлено туда, откуда оно появилось?» — эта не по летам развитая девочка стала умолять: «Пожалуйста, почему вам хотя бы не попытаться поставить её на свои слабые, беспомощные, худые маленькие ножки и просто убедиться, что она не хочет уйти обратно в Блюмингдэйл!»

Соседский щенок тоже останется и будет привлекать к себе больше внимания, человек не всегда может жить в родной или предпочитаемой им стране, но во всех подобных случаях Ignatia может помочь адаптироваться, проще воспринимать происшедшие необратимые перемены. В более серьезных и трагических ситуациях Ignatia придаёт силы жить тому, у кого их нет, или тому, кто временно их лишился, а также может смягчить тяжесть подавляемой печали у человека, которого воспитали стойко и молчаливо переносить свалившееся на него горе. Пациенты, придерживающиеся различных вероисповеданий, полностью растерявшиеся от свалившегося на них невообразимо тяжелого горя или от всё затмившей собою безвозвратной потери, которые описывают своё состояние как «чувство потерянности в глухом лесу, не находя знакомых примет», обнаруживают, что Ignatia действует как «проводник, ведущий их к безопасности и здоровью».

Ignatia — основное гомеопатическое лекарство при негативных последствиях шока и сильного испуга у людей, переживших какую-то очень опасную ситуацию или чудом избежавших смерти: ставших жертвой уличного насилия или сексуального нападения, которые в результате совершенно естественно чувствуют, что «потеряли покой, полны страха… и считают, что всё потеряно» (Ганеман).

Другим важным гомеопатическим средством для тех, кто испытал шок, сильный ужас, насилие или узнал плохие новости, является Aconitum. Arnica назначается, когда в результате подобных событий человек получил физическую травму. Также при подобных травмах, хотя и значительно реже, применяют Opium, особенно когда пострадавший теряет сознание, и Veratrum album при коллапсе и появлении холодного пота.

Ignatia является самым подходящим средством при мучительных шоках в результате тяжелых катастроф, при серьезных, угрожающих жизни травмах любимых людей, от переживаний во время оперирования близкого человека или при сообщении о его тяжелом заболевании (страх своей собственной предстоящей операции или при сообщении о собственном серьезном заболевании больше характерен для Aconitum).

На физическом уровне симптомы Ignatia проявляются в виде дрожи, дерганья конечностей или других спазматических проявлений, позывов к рвоте или тошноте, в «сосании» под ложечкой, чувстве комка в горле, учащенных сердцебиениях, бессоннице и головокружениях.

Ignatia помогает при беспокойстве в предчувствии ужасных последствий ошибочного или неправильного поведения кого-то из близких, при обидах и разочарованиях, наступающих после какого-нибудь неумного решения или при обнаружении какой-либо невежливости (Staphysagria), при пугающих последствиях какого-либо опрометчивого действия, сознания вины перед Богом («угрызения совести», Кент), а также от эмоционального напряжения при длительной тайной любовной связи. Короче, «ужас, страх, беспокойство проходят через это лекарство» (Кент).

Шок и испуг могут даже вызвать конвульсии. Ганеман пишет: «Эпилептические приступы, которые наблюдаются у молодых людей после какого-нибудь испуга, могут быть излечены несколькими дозами Ignatia, если дать её до того, как приступы станут частыми. Но маловероятно, что хронические эпилептические припадки или что-то другое хроническое может быть излечено или было излечено этим средством».

У очень чувствительных детей даже такие сравнительно мелкие эпизоды, как то, что их будут бранить, отшлепают, упрекнут или отправят в детскую комнату в наказание, могут вызвать конвульсии во сне, а страх родительского неодобрения или критика учителя могут привести к разного рода спазмам, судорогам, тикам и гримасам, которые требуют назначения Ignatia.

Пятилетнего мальчика привели к гомеопату по поводу гримас, вызванных страхом, пережитым ребенком, когда он нечаянно замкнул себя в обувном чулане с очень плохой вентиляцией и пробыл в нём несколько часов. Поскольку ранее он часто не слушался родителей, то этот эпизод ассоциировался у него с наказанием за непослушное поведение. Он был типичным Calcarea carbonica, бледным и толстым, но ему сначала была прописана Ignatia, поскольку психическая травма была недавняя, и результаты были отличные. Позднее была назначена для профилактики Calcarea carbonica.

«Эмоциональная хорея» у взрослых (Кент) чаще всего принимает форму моргания, подергивания кончика носа или уголков рта, прочищения горла или дергания конечностями. Одна пациентка, которую Ignatia излечила от неприятной манеры подергивать носом, как кролик, и от фыркания, просила гомеопата избавить её от своего «вечного страха» перед свекровью в доме и начальником на работе. «Иногда к концу дня я чувствую себя так, как будто я потеряла целый фунт нервов от страха!

Перетруженная Ignatia (женщина), которая не хочет перекладывать свои заботы на окружающих, временами выражается в утрированно анекдотической манере, сопровождаемой смехом (Natrum muriaticum, у мужчин — Sulphur).

Часто цивилизованный, «хорошо образованный», «мягкого, тонкого и чувствительного» (Кент) характера, «с утонченным сознанием» (Ганеман) человек типа Ignatia излучает атмосферу художественности, эмоциональности и «экзальтированной восприимчивости всех чувств» (Нэш) в большей степени, чем производит впечатление сильного интеллекта, — натура скорее интеллигентная, чем интеллектуальная. У Ignatia быстрый ум, хорошая интуиция, очень развито чувственное восприятие, точная оценка окружающих людей, хотя в некоторой степени недостаточно глубокая и солидная. Как-то Хаббард определил этот конституциональный тип так: «испорченная, богатая американская девушка, которая имеет в жизни всё и которая по причине отсутствия в её жизни каких-либо трудностей не способна вынести никаких сложных испытаний». Она слишком рафинирована, имеет возвышенные устремления и настолько эмоционально неустойчива, что теряется при любом испытании.

Несмотря на то, что традиционно Ignatia считается женским лекарством и её часто рассматривают как женский аналог Nux vomica по причине близкого ботанического родства этих двух растений, не следует выпускать из внимания и недооценивать мужчину Ignatia. В дальнейшем Ignatia будет обсуждаться как конституциональное лекарство и как средство при острых заболеваниях.

Пациент, нуждающийся в Ignatia, имеет меньше внутренней силы, чем Natrum muriaticum; его интеллектуально-эмоциональное равновесие более ненадежно, психика сильнее напряжена и физического здоровья меньше. Этот тип человека не может вынести такую физическую и психическую нагрузку, на какую способен тип Natrum muriaticum.

И в самом деле, если бы потребовалось одним словом охарактеризовать состояние Ignatia, то это было бы слово «хрупкость». Легко возбудимые эмоции неустойчивы, нервы «обнажены» и чувствительны. Врач видит, это спокойствие и равновесие пациента могут быть нарушены при малейшем напряжении, любым порывом, неблагоприятным фактором («неустойчив», Ганеман). Поэтому удивительно увидеть Ignatia под рубрикой «смелость» в «Реперториуме» Кента, стоящую на второй ступени в числе всего двух типов (второй — Opium). И Беннингхаузен помещает его на четвертую ступень в списке под рубрикой «Храбрость». Но обычно рубрики реперториумов отражают в основном избыток качества, а следовательно именно этот пункт подразумевает «быстроту» и военную «храбрость» (Ганеман), так сказать «бросается туда, куда ангелы ступить боятся», от отчаяния, безразличия к жизни или не чувствуя опасности (что тем более вероятно, если Ignatia упоминают рядом с Opium). Конечно, Ignatia может обладать врождённой смелостью, но в периоды кризиса у неё может не хватить эмоциональной устойчивости для применения этой смелости. Нет у этого типа и гибкости Pulsatilla, проявляемой во враждебных условиях, которые позволяют человеку приспособиться, но не сломаться и адаптироваться в условиях, которые он не может ни поменять, ни проконтролировать, тогда как Ignatia скорее сломается, как сухой прутик.

Вдобавок к болезням, вызываемым печалью и страхом, лекарство прописывают также и тем, кто находится в эмоциональном напряжении, вызванном страхом, обидой или разочарованием (Staphysagria), кто испытывает упадок сил после продолжительного стресса или просто при сильном умственном или физическом переутомлении.

Борланд в своей работе «Детские типы» описывает умного способного ребенка, хорошо успевающего в школе, но которого родители вынуждали всегда и во всем быть первым. В результате его нервная система оказалась перегруженной и к концу дня начинались головные боли, спазмы лицевых мышц или лицевая хорея. Со временем стали нарушаться мелкие точные движения, появились трудности при произношении звуков, стало тяжело усваивать что-то новое, и под конец он уже вообще не мог нормально учиться.

Студент Ignatia постарше возрастом и «сверхсовестливый» (Беннингхаузен) слишком напряженно погружается в занятия, временами доходя до «мономании»; девочка, занимающаяся музыкой, упражняется в игре так усиленно, что доводит организм до коллапса от переутомления и в дальнейшем бывает уже не в состоянии управлять своими эмоциями (Кент). Ганеман также описывает «навязчивые мелодии», от которых пациент не способен избавиться, или «навязчивые мысли, которые постоянно вертятся в голове».

Другими разновидностями стресса, характерными для патогенеза Ignatia, являются состояния беспокойства, вызываемые супружеством без любви, горький и травмирующий развод, удушающая необходимость выполнять какую-либо ненавистную работу или семейные неурядицы («угнетенность после слишком тяжелых домашних забот», Геринг); неизбежная финансовая или другая какая-нибудь зависимость от кого-то, кто не нравится и кого не уважают; необходимость постоянного ухода за кем-нибудь и связанная с этим постоянная за них ответственность, например, когда приходится ухаживать за больным или умственно отсталым членом семьи. В результате оказывается, что в Ignatia часто нуждается обязательный и терпеливый Natrum muriaticum, который вследствие этих своих качеств находится в состоянии полного упадка сил.

Этот препарат также назначается, когда на прием приходит человек, по своей природе открытый, но живущий под постоянной угрозой, и поэтому обязанный быть скрытным, или который вынужден постоянно ловчить и интриговать, чтобы выжить во враждебном окружении. Любой честный человек, которому не по душе атмосфера лжи, которая его окружает и которую он не может ни вынести, ни изменить, может дать картину Ignatia. Его эмоциональное состояние находит себе физическое выражение в чувстве удушья или ограничения; пациент жалуется на нехватку воздуха или неспособность вдохнуть и хочет ослабить или сбросить одежду, стесняющую грудь. Уитмонт, подводя итог этой картины эмоциональной зависимости, пишет: «состояние переутомления является выражением отчаянной попытки пациента освободиться из сетей, в которых он запутался».

Иногда слишком напряженный образ жизни Ignatia отражается в его снах. Ему может «сниться всю ночь одно и то же» (Ганеман), и это могут быть безуспешные попытки выполнить какую-нибудь задачу — как мифический Сизиф, приговоренный вечно толкать огромный камень на гору только для того, чтобы он тут же скатился вниз («сны, полные разочарований и неисполненных надежд и попыток», Ганеман).

Это лекарство, например, было с успехом прописано одному пациенту, у которого расстроилась женитьба и физическими симптомами которого были острые стреляющие боли в прямой кишке (у Ignatia множество симптомов, связанных с прямой кишкой и анусом; Ганеман перечисляет их около 45, включая зуд, геморрой, кровотечение из ануса и различные виды колющих и острых болей). Этому человеку постоянно снился «навязчивый сон» (Ганеман) о том, как он безуспешно и бесконечно чинит зажигание в своей машине. Но во сне он очень терпеливо все время возвращается к этой работе.

Вообще говоря, сны у Ignatia менее запутанные и менее символически сложные, чем сны других конституциональных типов. Они, насколько это возможно, отражают то, что более всего занимает ум и сердце человека в настоящий момент, и в меньшей степени обозначают его психическое состояние. Напряженность и острота его горя или беспокойства оставляют мало места для эмоциональной сложности или неясности, и сны отражают эту буквальность его основных чувств.

Состояние стресса, требующее применения этого лекарства, не обязательно должно быть вызвано несчастьем, поскольку Ignatia подходит и для приятных потрясений. Участие ребенка или подростка в школьной пьесе, в музыкальном конкурсе, в спортивном соревновании, которое бывает очень напряженным, участие взрослых в каких-нибудь самостоятельно выбранных и приятных научных занятиях или в художественной самодеятельности, подготовка к большому представлению, то есть любая деятельность, требующая усиленного нервного или физического напряжения, может привести к срыву, при котором понадобится назначение Ignatia.

Молодой врач, только что закончивший интернатуру, провел год, изучая гомеопатию, прежде чем начать трехлетнюю специализированную врачебную практику терапии. В конце этого периода он был настолько увлечен этой наукой, что решил практиковать исключительно гомеопатию, но в то же время вынужден был начинать выполнять обязательную административную программу. Шесть месяцев занимаясь по этой программе, переутомленный постоянной работой и учебой, он пытался все бросить, говоря себе: «Что я в конце концов здесь делаю? Что за смысл насиловать себя, чтобы изучить процедуры, которые я никогда не стану выполнять, и лекарства, в которые я не верю?» Затем он вспомнил об Ignatia и начал принимать её дважды в неделю в высокопотенцированных дозах. Через месяц он сообщил своему наставнику по гомеопатии: «Я думал, что мне придется жить на Ignatia в течение всех трех лет, и несколько недель назад я именно это и делал. Но затем что-то во мне изменилось, и я стал находить работу саму по себе настолько интересной, я так много узнал такого, что позднее я смогу применить в моей гомеопатической практике, что мне уже больше не требуется принимать это лекарство». Прекрасная программа обучения, по которой он проходил практику, многое сделала для изменения его отношения, но есть основания подозревать, что к этому также причастен многократный прием Ignatia.

Такое же напряжение может быть вызвано и насыщенной общественной или личной жизнью. Дороти Шеперд пишет: «аутоинтоксикация… женщина из общества, которая постоянно находится в центре событий, всегда торопится с одного вечера на другой. Она мало спит, танцует полночи и для того, чтобы поддерживать себя, курит слишком много сигарет, пьет слишком много кофе и слишком много коктейлей» (Nux vomica у мужчин).

Кроме того, Ignatia помогает при сильном разочаровании в самом себе или в другом человеке, при крушении или неисполнении желаний.

Она смягчает осуждение самого себя, происходящее из-за того, что кто-то оказался не на должном уровне как друг или не смог оказать должную помощь семье («считает, что она пренебрегла какими-то обязанностями и слишком много об этом думает», Кент). Пациент безжалостно себя упрекает (временами незаслуженно) за то, что был слишком требовательным или проявлял недостаточно внимания или любви к недавно умершему супругу или родителю.

Такой человек предъявляет к себе высокие моральные требования, много ждёт от себя и хочет во всем быть лучшим. Но он может взять на себя слишком много, и тогда потерпит неудачу. После этого человек теряет уверенность в себе и у него появляются некоторые патологические симптомы. Ребенок, как мы уже видели, может заболеть только от того, что его упрекнули или сделали замечание; он очень чувствителен к критике и чрезмерно упрекает себя, если недостаточно хорошо успевает в школе.

Одна тоненькая, нервная, бледная, как мел, девочка 12 лет, страдавшая от всевозрастающих болей в ногах, не была отмечена как первая ученица в своём классе. Её родители считали её самой лучшей, поэтому она испытала чувство горькой обиды и почувствовала отвращение ко всему, что было связано со школой. Такие же состояния бывают у Staphysagria и Arsenicum album, однако, поскольку у неё была склонность «кусать себя за щеку при жевании или разговоре» (Кент), во время чтения или сосредотачиваясь на занятиях, а также её возрастающие боли, которые «облегчались от сильного надавливания» (Богер), ей была назначена Ignatia 10M. Вскоре после этого, вечером за обедом, она сама заявила: «Знаете, я, правда, рада, что не удрала из школы. Теперь у меня больше времени для внеклассных занятий. Я уже записалась в драмкружок и в клуб хорового пения, и мне кажется, что они мне очень понравятся!»

Таким образом, вместо того, чтобы огорчаться по поводу своей неудачи (в результате чего могла бы развиться патологическая картина Natrum muriaticum) или потерять контроль над собой и отказаться от всяких попыток в дальнейшем (Calcarea carbonica или Siliсеа), она оптимистично и с уверенностью переключила внимание на другие дела.

И детям, и взрослым Ignatia часто назначается там, где самые заветные надежды человека развеялись, не сбывшись, и где обстоятельства помешали ему осуществить свои планы. Она помогает восстановить жизненно необходимую веру в свои силы для преодоления превратностей судьбы.

Разочарование в других, особенно в очень любимом человеке или в том, кому было посвящено много времени и сил, — это ещё одно состояние, создающее необходимость лечения Ignatia. Отсюда вытекает и частое использование этого лекарства при разочаровании в супружестве. Однако индивидуум типа Ignatia склонен любые отношения — с другом, любимым, учителем, коллегой — идеализировать, и когда этот другой обманывает его надежды своим поведением, нехваткой чуткости или невнимательным к нему отношением, тогда Ignatia впадает в нервное возбуждение. Значит, необходимо думать о назначении этого лекарства человеку, который огорчен, чувствует себя непонятым и разочарованным в друге, а также тому, кто переживает величайшее из возможных разочарований, часто наступающее после какой-нибудь огромной трагедии, — потерю веры в милостивого и любящего Бога, допускающего, чтобы происходили такие вещи.

Неизбежное расхождение между оптимальным и возможным, между идеалом и реальностью выражается у Ignatia в острой форме разочарования. Разрушение идеала заставляет Ignatia перестраивать своё восприятие реальности, а Ignatia считает это почти невозможным. Ей не хватает силы воли и способностей собрать осколки разбитых мечтаний. Это требует более сильной веры и более глубоких психических источников, чем те, которые имеются у этого типа, по крайней мере, в тот момент, когда он находится в полном смятении своих чувств. У личностей с сильным интеллектом и устойчивой нравственной позицией стремление к несбывшейся любви или идеалу, который не соответствует реальностям мира, может быть возвышено и преображено в произведение искусства, может дать толчок для духовного роста или стать основой утопического взгляда на жизнь. Но Ignatia демонстрирует напряженность чувства, не имея интеллектуальной энергии для создания художественной или какой-либо другой реальности. «Поймана безвыходностью чувств, которые противоречат требованиям реальности» (Уитмонт). Эта личность находится в вечных поисках того, что не может найти, бесплодно стремясь к тому, чем не способна обладать, или оплакивая возможности, которые потеряны навсегда.

Горюющий или разочарованный человек типа Ignatia может потерять веру в то, что время всё излечивает. Фактически это может произойти и с людьми типа Natrum muriaticum или с теми, кто пережил тяжелую трагедию. Пациент типа Ignatia сказал: «Говорят, что время лечит. Может быть, это и так. Но я не знаю. Время идёт, жизнь проходит, кто-то продолжает жить и учиться терпеть. Но не всегда этот кто-то выздоравливает». Однако, лекарство Ignatia может изменить состояние психики (будь то в отношении принятия реальности, надежды на будущее или эмоциональной устойчивости), тогда человек становится способным найти причину страдания и тем самым облегчить свою боль.

Рискуя повторить общеизвестную истину, напомню читателям, что не всякий случай эмоциональной травмы, описанной в этой главе, требует назначения Ignatia. Эти эмоциональные ситуации — просто типичные примеры. Необходимость индивидуализации остаётся в силе для острых случаев заболеваний в не меньшей степени, чем для хронических, — физические симптомы и зависимости должны соответствовать и подтверждать психическую картину. Сам Ганеман напоминает нам, что Ignatia излечивает «всегда при условии, что другие телесные болезненные симптомы соответствуют тем, которые лекарство способно вызвать» (имеется в виду при «апробировании»).

Даже горюющая собака с экземой, о которой упоминалось раньше, имела один интересный физический симптом Ignatia: она зевала сильнее обычного, особенно тогда, когда на неё смотрели. «Чрезмерное зевание» (Ганеман) так же, как глубокие вздохи, является ведущим симптомом этого лекарства. Пациентка с мигреневыми головными болями демонстрировала типичные боли, «как будто бы гвоздь (или другой острый объект) забивают с одной стороны» (Геринг). В реперториумах головные боли Ignatia исчисляются десятками.

Другими ведущими физическими симптомами, сопровождающими сильно выраженные эмоции Ignatia, являются боли на небольших ограниченных участках или такие боли, которые улучшаются при сильном надавливании (Bryonia), «неустойчивые, летающие» (Аллен) боли, которые приходят и уходят быстро или постоянно меняют своё расположение (Pulsatilla), судороги, дрожь, «икание, вызываемое эмоциями» (Геринг), тошнота, головокружение или состояние бреда и улучшение от мочеиспускания.

«Нужно, чтобы у стула было три ножки для того, чтобы на нём было удобно сидеть», — это известное всем увещевание Геринга, означающее, что любой гомеопатический случай требует, как минимум, трех хороших симптомов, чтобы врач чувствовал себя уверенно, выписывая лекарство. Каким бы значительным ни был один психический симптом, его редко бывает достаточно для правильно подобранного лекарства.

РОМАНТИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ

Нигде так часто не встречаются развеянные идеалы, разочарование, обманутые надежды и всеохватывающие неуправляемые чувства, как в романтических взаимоотношениях, и, вероятно, Ignatia — главное гомеопатическое средство при любовной тоске. Но это состояние принимает множество форм, и для его лечения используются также и другие средства, такие как Phosphoricum acidum, Staphysagria, Aurum metallicum и Natrum muriaticum (см. рубрику «любовь, болезни от разочарования» в «Реперториуме» Кента).[2]

Идеалистически настроенная в отношении любви Ignatia (в отличие от интеллектуально идеалистичного Sulphur и социально идеалистичного Natrum muriaticum) искренне верит, что любовь может менять и преображать людей. И действительно, может, но только на время. Когда любимый незаметно возвращается к своему обычному поведению, Ignatia совершенно теряется и не может приспособиться к уменьшению проявлений любви (Phosphorus) или к какой-то другой неспособности любимого человека вести себя в соответствии с её идеалами. Эти сильные романтические чувства могут вызвать расстройство психики Ignatia.

Классической картиной этой неуравновешенности является полная идеалистических представлений молодая девушка, которая была обманута, полюбив женатого человека или как-то иначе ошибившись в том, кому отдала своё чувство. Она ожидает проявлений любви или предложения от своего любимого и полностью отчаивается, когда это не происходит. Или она влюблена и отвергнута — он женился на другой. Кент описывает, как печаль переполняет её по ночам, и она лежит без сна и плачет, терзая себя до тех пор, пока не наступает момент, когда она уже не в состоянии этого вынести, и она рассказывает со слезами на глазах о своей неразделенной и неподходящей любви матери: «Мама, почему я это делаю? Я не могу выбросить этого человека из головы!» Действительно, крушение любовных отношений может повергнуть этот тип женщины в состояние страха и отчаяния — она чувствует себя такой же беспомощной, как ребенок перед ночным кошмаром.

Беннингхаузен помещает только Ignatia и Hyoscyamus в четвертую степень в рубрике «несчастная любовь», но у Hyoscyamus обычно выражены более крайние формы психической патологии: горячка, галлюцинации, несвязная речь или настоящее умопомешательство.

Бескорыстие является ярким элементом романтической любви: желание отдать всё своё время, своё имущество, любовь, всего себя любимому человеку, у Ignatia этот импульс выражен очень сильно (так же, как и желание подчиняться, в отличие от многих других типов, стремящихся властвовать в любви). Он может быть настолько всеобъемлющим, что вся внешняя жизнь вне пределов их влюбленного состояния не имеет никакого смысла и всё остальное, за исключением осуществления этого состояния (т. е. полной отдачи себя), становится пустым существованием или простой необходимостью терпеть.

Когда объект этого господствующего над всем чувства устранен, а бескорыстие Ignatia разрушено, она не только теряет жизненные ориентиры, ей даже некуда направить свою эмоциональную энергию, поскольку центр внимания больше не существует, и она может доходить до полной потери своей личности. Полностью поглощенная жизнью любимого, принимая все его интересы, вкусы и заботы и в результате этого постепенно утрачивая свои собственные черты, она остаётся одна, без собственного мира, на который могла бы опереться. Она всё мерила по своей любви, а теперь, когда это чувство ушло, у неё нет внутренних ресурсов, которые ей помогли бы начать новую жизнь («кажется, она не выработала никаких правил, никакой философии», Кент).

Состояние Кэтрин Эрншоу, романтической героини в «Утерингских вершинах» Эмилии Бронте, изображает то, что чувствует в таких случаях Ignatia. Её отчаянный и горький крик: «Я — Хэтклиф!» — и её закат и смерть от того, что её страсть разрушена, выражают и воплощают в жизнь импульс Ignatia к самоуничтожению себя в любви.

Эта фраза взята из того отрывка, где Кэтрин говорит о Хэтклифе: «Он в большей степени я, чем я сама. Из чего бы не были сделаны наши души, и его, и моя сделаны из одного и того же… Если всё погибнет, но он останется, то я ещё буду оставаться, а если останется всё, но он будет уничтожен, то Вселенная обратится к всемогущему страннику — я, кажется, не буду там. Моя любовь к Линтону похожа на листву деревьев: время её изменяет, — я хорошо помню, как меняются деревья зимой. Моя любовь к Хэтклифу похожа на вечные скалы под ними, малый, но необходимый источник видимого восторга. Нелли, я — Хэтклиф. Он всегда, всегда у меня в душе: не как удовольствие, гораздо больше того, чем я могу себя порадовать, он как мое собственное естество».

Более сложным портретом страдающей от любви Ignatia является избалованная, богатая, хрупкая юная героиня из романа американского писателя Генри Джеймза «Дэйзи Миллер», чья полностью ускользающая личность приобретает значение и серьезность, если её рассматривать как образец Ignatia.

Как это обычно бывает, Дэйзи вся — чувство без рамки и формы. Она эмансипирована, достаточно богата, чтобы иметь всё, что ей хочется, и делать всё, что ей нравится, но живет в этой пагубной атмосфере достатка без обязательств. Хотя ей предоставлена свобода, она мало ею пользуется, за исключением того, что неудачно влюбляется. Её романтическая привязанность, таким образом, становится единственным ярко выраженным чувством во всём остальном неоформленной и хрупкой натуры, и, когда её любовь растоптана, ей некуда больше обратиться. Неожиданная глубина чувства в этой, на первый взгляд, поверхностной «маленькой кокетке» (как ошибочно оценил её герой романа) неизбежно приводит к смерти от идеализированной и несбывшейся любви.

Отсутствие надежды («отчаяние и безнадёжность», Беннингхаузен), ощущение, что нет жизни без любви, нет ничего, кроме огромной пустыни и бессмысленности, можно различить в молчаливой печали, как у Дэйзи Миллер. Временами она открыто выражает эти чувства. И тогда страдающая от любви Ignatia, как и Pulsatilla, может полностью обнажить свою душу. Основное различие этих двух типов заключается в том, что Ignatia более разборчива в выборе слушателей. Pulsatilla редко может удержаться от соблазна излить свои печали кому бы то ни было, кто согласился бы слушать, и поэтому рассказывает о любви легко и не останавливаясь, в то время как Ignatia, погружаясь в отчаяние, старается себя сдержать (Natrum muriaticum).

Отсюда и более взволнованный, горький и драматичный тон: «Как могу я продолжать жить, когда он ушел?» или: «Когда я утром просыпаюсь, я не знаю, как мне прожить этот день с этим ужасающим одиночеством впереди. Ещё меньше понимаю, как прожить следующую неделю, месяц или год. И когда я думаю, что эта ужасающая пустота может продолжаться всю остальную мою жизнь, на меня накатывает волна ужаса!» Или: «Он составлял такую неотъемлемую часть меня, что я никогда не почувствую себя чем-то цельным без него! Это всё равно, что потерять зрение или слух, или правую руку, и я всегда буду чувствовать потерю». Мужчина Ignatia выразил своё отчаяние даже в более сильных выражениях: «Поскольку жизнь уже никогда не будет без неё такой же счастливой, как была, и нет уже никаких радостей, и не для чего больше жить, то я бы хотел вырезать своё сердце, чтобы ничего не чувствовать, или отрезать голову, чтобы больше о ней не думать!»

Когда страдающей от любви Ignatia советуют заняться другими делами, она обычно отвечает: «Но куда мне обратиться? Без него — меня ничего больше не интересует!» И это правда. Слава, осуществившиеся мечты, богатство, успех, творчество — всё это ничто для Ignatia, если её любимый ушел. Все аспекты её жизни кажутся ей незначительными, все обязанности — бессмысленными, и теперь стали ненужными все те дела, которым она раньше отдавала всю энергию, время и чувства. Ей некуда идти за утешением, и отвергается, даже сама возможность спасения. Никакие силы внутри неё и снаружи не в состоянии противодействовать огромной и пугающей пустоте, которая охватила её. «Я должна прекратить вспоминать его день и ночь, месяц за месяцем, но я не знаю как!» — жалуется она. «Иногда, на короткие периоды, мне удаётся отвлечься, но затем снова набегают мысли о нём и захватывают меня. И никак, абсолютно никак я не могу от них избавиться!»

Однако во многих из таких случаев Ignatia способна принести отчаявшимся пациентам некоторое спокойствие, которое даёт возможность со временем полностью излечиться.

Примером сказанному может послужить одна пациентка, описавшая подробно свою свекровь в образах творения Данте. В первое посещение она сказала: «Я в Аду все дни и ночи напролет, в девятом, самом пылающем круге настоящего Ада!» Во второй свой приход, после приема нескольких доз Ignatia 50M, она уже описывала своё состояние так, как будто перешла из Ада в Чистилище: «Я всё ещё нахожусь в низших кругах, но уже вышла из Ада». При последующем посещении она продолжала своё восхождение: «Небеса ещё так далеко, и, может быть, я никогда туда не попаду, но я достигла самых высоких кругов Чистилища и, наконец, увидела где-то на горизонте слабый свет после долгой темной ночи».

Обострённость её романтического отчаяния может привести Ignatia к «мыслям о самоубийстве» (Кент), но обычно это стремление не достигает своей наивысшей точки. Хотя при этом мучительность момента может легко сравняться со степенью отчаяния самоубийства, такой как у Arsenicum album, Nux vomica, Natrum sulphuricum или Aurum metallicum, возможно, это происходит от того, что любовь воспринимается с такой одержимостью, что вытесняет любые другие эмоции. Или возможно, что человек стремится сохранить эти жизненно важные эмоции любой ценой.

Когда инстинкт самоубийства достигает наивысшей точки, то Ignatia уже перестаёт быть симилиумом и необходимо поискать другое средство.

Обычно в распадающейся связи Ignatia старается вернуть первоначальный романтичный накал чувства, спрашивая своего возлюбленного: «Что ты хочешь от меня? Что мне сделать, чтобы ты был доволен или любил меня больше? Я, действительно, стараюсь тебя понять, поэтому, пожалуйста, постарайся понять меня и мои эмоциональные запросы…» — и так далее. Но примирительное поведение, попытки объяснений, обвинений и мольбы — всё в равной степени неэффективно, потому что этот человек стремится более сильно, чем партнер хочет или способен выразить, и стремится, возможно, подсознательно отрегулировать поведение и реакции другого в соответствии со своими желаниями и идеалами.

Защита партнера от подруги типа Ignatia часто приобретает такую (вполне законную) форму: «Дело в том, что я не хочу таких отношений, когда другой человек надеется, что я полностью буду её счастьем. Это неизбежно приведет к разочарованию. Никто не должен быть ответственным за то, чтобы составить всё счастье и цель жизни для другого человека!

А когда любовь в конце концов распадается после долгого периода неудовлетворенности и бесполезных надежд («Он, по существу, никогда не удовлетворял меня!», «Он постоянно меня разочаровывает!»), Ignatia становится раздражительной по пустякам — какие-то особенности в поведении партнера, привычка постоянно принюхиваться или прочищать горло, например, не говоря уже о более интимных привычках, и так до тех пор, пока само присутствие человека не становится для неё невыносимым, и уже что бы он ни сказал или ни сделал, вызывает отвращение (Nux vomica у мужчин). К этому времени она уже настолько удручена, настолько эмоционально оскорблена и так опустошена, что возмущается необходимостью объясняться или разжёвывать правильные ответы. Убеждённая, что она одна несёт весь груз отношений, она слишком измотана, чтобы поддерживать их и дальше, и в этот момент готова оставить все попытки к примирению.

Подробно описывая все несчастье любви, пациентки типа Ignatia часто изображают её как кабалу и признаются, что их страсть не угасала даже вопреки их суждениям. Она знала, что человек для неё «не тот», что есть очень значительные расхождения во вкусах, воспитании, темпераменте («Я не могу поверить, что это произошло со мной. Почему у меня возникла такая неуправляемая страсть к такому совершенно неподходящему человеку? Это, должно быть, судьба!»), но все эти факторы перестают иметь какое-нибудь значение в пылу романтической страсти («она признаётся в любви… человеку совершенно не её социального круга, для которого она слишком чувствительна, чтобы иметь с ним что-либо общее», Кент).

Характерные фразы, используемые для описания преобладания надо всем этой одержимости таковы: «Почему я так поступила с собой? В лучшем случае эти отношения принесли мне больше горя, чем радости. И, тем не менее, хотя я никогда не могла бы быть полностью счастлива с ним, разве я могу быть когда-нибудь счастлива без него?» Или: «Я думаю, что источник не соответствует Божественной Страсти. Я не знала ни дня покоя и счастья с тех пор, как мы познакомились три года тому назад. Но всё равно, я люблю его до безумия». Или мужчина начинает сам рассказывать: «Она мне никогда не подходила. Никогда не было с ней простого решения или ясного будущего для наших взаимоотношений. Объективно в них было гораздо больше отрицательных, чем положительных сторон. Но на эмоциональном плане всё это как-то не имело значения. Просто она мне нужна!» Если спросить у человека типа Ignatia, почему он не разорвал связь, которая причинила столько горя, то обычно в ответ можно услышать, что любимый человек всё равно, несмотря ни на что, даёт величайшее счастье, какое ему когда-либо довелось испытать, и что, если лишить его этих крох, то им нечем будет утолить голод.

В состоянии влюбленности Ignatia сохраняет лучшие надежды (в отличие от Phosphorus). Вот почему страдание её так обострено. В случае гибели любимого, она прекрасно осознаёт действительность, но просто не в состоянии принять её (неверие): «Я не хочу, чтобы это было правдой!» Таково её отчаяние. Повторим ещё раз, что она попадает в плен своих эмоций, вступающих в конфликт с действительностью. И хотя она не утратила способности объективно оценивать происходящее, но определённо их оценки и суждения временами затуманены «неспособностью управлять своей любовью» (Кент). «Любовь — самая нерациональная вещь на земле! Вы думаете, что я хочу его любить? — так мучительно вскричала одна пациентка. — Если бы я могла, я бы любила своего мужа, который намного лучше и более подходящий для меня человек».

«Любовь не зависит от восхищения, уважения или одобрения, — это слова другой пациентки. — Её уникальность именно в том, что она не считается с логикой и разумом. В противном случае, в чем было бы её достоинство? И поэтому как может какое бы то ни было лекарство побудить меня быть более «разумной», когда мы имеем дело в основном с иррациональной эмоцией?» Можно было бы с ней согласиться, если бы не тот факт, что гомеопатические лекарства излечивают так фундаментально эффективно именно благодаря тому, что их действие направлено и влияет на инстинкты и подсознательный уровень, который полностью управляет рациональным и сознательным.

Не имея цели для своих «отдающих» импульсов, романтически предрасположенная Ignatia часто выражает свою печаль в словах утраты: «Подумать только обо всём времени, бесплодных мыслях и чувствах, потраченных мною в попытках сделать нашу связь живой, — и все это впустую!» — жалуется она. Или, упрекая себя за иллюзии, которые помешали ей насладиться настоящим счастьем, говорит: «Я просто заболеваю, когда думаю обо всём том времени и усилиях, которые я вложила в это замужество. Что за смысл был во всём этом?» Или просто: «Что мне делать со всеми моими чувствами — они теперь просто ни для чего не нужны!»

Ignatia — это не лекарство для «мировой скорби» — романтической печали (Bryonia), которая неизлечима потому, что исходит из трагического мировосприятия. Это ближе к Natrum muriaticum. He подходит Ignatia и для общей интеллектуальной или экзистенциональной меланхолии (Sulphur, Lachesis и снова Natrum muriaticum). Романтическая печаль Ignatia полностью личная и конкретная, и всегда можно проследить её истоки в прошлом в какой-то определенной, ясно различимой беде, такой как разрыв ранней любовной связи, замужества или помолвки. Одержимая своей собственной страстью, при крайне индивидуалистическом восприятии мира, она видит и чувствует только своё собственное всеохватывающее горе. Вокруг неё может погибать весь мир в этот период, но это её ничуть не беспокоит.

В действительно серьезных случаях разрушенной или безответной любви разум становится «беспорядочным» (Кент). Литературные произведения полны таких, нуждающихся в Ignatia, героинь.

Одной из самых интересных среди них является мягкая, любящая и всё остро воспринимающая Нэнси Раффорд из произведения Форда «Хороший солдат» Она теряет рассудок из-за неоправдавшейся любви к своему дяде и опекуну и в своём безумии способна лишь без конца повторять снова и снова слова «игрушка судьбы», описывая своё состояние, когда её жестоко толкают то туда, то сюда собственная страсть, более сильные личности окружающих или безжалостная судьба.

В менее тяжелых случаях обычно вполне сдержанная женщина может стать торопливой и безрассудной, невнимательной в речи, вздорной и не способной управлять своими чувствами, навязчиво общительной («болтает» или «разговаривает сама с собой», Кент), короче, «подвержена странным поступкам и взрывам страстей» (Уитмонт).

Временами страдающая от любви Ignatia теряет не только душевное равновесие, но и здоровье, и начинает болеть. В литературе XIX столетия и, вероятно, в действительности чувствительные молодые женщины (и мужчины) тосковали по своим любимым так, что заболевали туберкулезом (и действительно, Tuberculmum — это ещё один «романтический» конституциональный тип). Однако в более прозаический XX век самыми распространенными физическими симптомами страдающей от любви Ignatia стали бессонница, потеря аппетита с тошнотой и ощущением пустоты в желудке, частые неуправляемые рыдания, учащённое сердцебиение, даже внезапное начало болей в спине («меланхолия из-за разочарования в любви часто сопровождается болями в спине», Геринг) и, наконец, дрожь, колотье или трясение какой-либо части тела.

Тем не менее многие пациенты и сегодня жалуются на то, что романтическая любовь или её влияние на них похоже на неизлечимую болезнь — с такими же ужасающими предчувствиями, безнадёжностью на выздоровление и неспособностью остановить стремительное развитие опустошающей душу болезни. «Не может ли Ignatia, если принимать её профилактически, противодействовать моей тенденции влюбляться самым неподходящим образом?» — умоляюще спрашивала одна женщина своего врача. Но обычно для того, чтобы так чудесно изменить характер, одной Ignatia недостаточно, и могут понадобиться конституционально прописанные глубоко действующие Natrum muriaticum, романтический Phosphorus или Tuberculmum или даже вызывающий безумие Hyoscyamus.

Личности типа Ignatia, страдающие от безответной любви, демонстрируют бесчисленные варианты поведения, и здесь мы предлагаем два случая, просто два взятых наугад примера, один — открыто, а другой — молчаливо страдающий пациенты.

Женщина лет тридцати пяти, которая недавно порвала со своим любовником, не могла ни есть, ни спать, ни сосредоточиться на своей работе, ни заинтересоваться чем-либо ещё. Она только могла, как одержимая, бесконечно думать о своей потере и в своём измученном состоянии стала «капризной» (Геринг) и «мрачной» (Беннингхаузен), превращая жизнь дома в несчастье для самой себя и окружающих. Она выходила из себя, если ей в чем-то возражали, — черта, которая очень выражена у Ignatia. Когда на неё находило вновь осознание потери, она разражалась громким плачем.

Сначала она отказывалась принимать гомеопатическое лечение, обвиняя врача в сговоре со своей семьей, чтобы заставить её забыть своего возлюбленного, и объявляя, что, поскольку жизнь без её привязанности не имеет смысла, она не хочет принимать лекарства, чтобы его забыть. «Я никогда в своей жизни не была так счастлива, как с ним, и я знаю, что никогда больше не буду так счастлива в будущем. Вы хотите лишить меня воспоминаний, которые сейчас единственный оставшийся у меня источник счастья?»

«Вам не нужно забывать его, — уверил её врач — Гомеопатические лекарства не скрывают настоящих чувств. Они просто помогают пережить горе и не утонуть в нём Ignatia поможет вам отодвинуть его во времени и поможет вам стать восприимчивой к другим прекрасным сторонам жизни.»

«Но я не хочу никаких других прекрасных сторон. Мне нужен только он, и в этом мне никто другой не может помочь!»

«Вы правы, никто другой, кроме времени, не может вам помочь. Только вы сами излечите себя. И в этот период лекарство вам поможет лучше есть и спать, придавая силы для выздоровления.»

«Но мое горе правильно, — запротестовала она. — Вы не должны стремиться устранять его. Вы должны позволить ему идти своим путем, независимо от того, как долго оно продлится» (мало какой из конституциональных типов может быть таким «логичным» в нелогичных поступках, как Ignatia).

Врач ничего не сказал.

«Ну, ладно, — ворчливо согласилась она после целой минуты молчания — Попытайтесь. Но если я его забуду, я подам на вас в суд.»[3]

Врач получил возможность быть вызванным в суд, а пациентка получила Ignatia 50M сначала дважды в неделю, чтобы пройти через хорошо установленные стадии выздоровления от безответной любви: отчаяние, затем гложущая боль, затем злость и самоосуждение своего ошибочного суждения, за которым следовало недоумение по поводу того, как она могла отдать свою любовь такому человеку. По мере того, как она переходила от мучения и горя к возвращению управления над чувствами и к более уравновешенному взгляду на своего бывшего возлюбленного, она начала получать лекарство реже до тех пор, пока она, наконец, не перешла в такое состояние, что уже могла принимать помощь от преданных друзей и семьи и бальзам оздоровления в виде работы и художественных занятий.

Интровертированная» (Беннингхаузен), «интроспективная» (Берике), молчаливо переживающая своё горе Ignatia — личность, страдающая от отрицательных последствий подавленной романтической любви, — встречается довольно часто, но вполне уместно здесь упомянуть, что пациенты Ignatia не всегда выражают себя с драматической настойчивостью так, как это рассказано выше. Природная сдержанность, воспитанность стоика или чувство умеренности и пристойности могут вызвать нежелание у пациента выставлять своё горе напоказ. Вместо этого они становятся отстранение молчаливыми. Некоторые могут даже отрицать своё несчастье. Однако, побуждаемые врачом, они признаются в том, что испытывают «чувство печали после тяжелого горя» (Геринг).

Подтверждением такой картины Ignatia была одна пациентка, которая никогда не жаловалась и не показывала признаков подавленности и уныния. Она постоянно шутила и вообще считалась опорой семьи. Но у неё был сухой бронхиальный кашель, который тянулся неделями, несмотря на повторные курсы лечения антибиотиками. Отвечая на вопросы врача, она призналась, что чувствует себя «отчаянно одинокой, в полной депрессии и потерпевшей поражение во взаимоотношениях», поскольку недавно порвала со своим любовником. Она не позволяет себе это показывать на людях, но упорный кашель является отражением непрерывных попыток организма избавиться от психического напряжения. И в её веселости была какая-то натянутость, поддельная беспечность, которая характерна для Ignatia, Nux vomica и Natrum muriaticum.

Несколько доз Ignatia в потенции 1M, за которой через три недели последовал Tuberculinum 200 от кашля, оказались достаточными для нормализации психического состояния, а вследствие этого и физического (гомеопатическая практика показывает, что психические симптомы часто поддаются лечению в первую очередь, а физические — следом за ними).

Сдержанную и стоически терпеливую Ignatia иногда трудно отличить от Sepia, Staphysagria или Natrum muriaticum, и в этом случае физические симптомы приобретают первостепенное значение. Тем не менее, можно чётко определить некоторые психические различия.

Когда сознание Ignatia полностью поглощено любовью, она обычно всё идеализирует и романтизирует, в отличие от Staphisagria, у которой «толпятся и теснят одна другую сексуальные мысли» (Кент). Ignatia отличается от Sepia тем, что не становится, как та, холодной и неотзывчивой после того, как ей причинили боль разочарования в любви, и не станет утверждать: «Я не хочу больше никаких близких отношений ни с кем в будущем. Я не хочу, чтобы ещё хоть один мужчина даже прикасался ко мне!» — или видеть во сне «крыс» (Кент) при всяких сексуальных беспокойствах. Её чувствительность и эмоции остаются обостренными, нервы её обнажены, и она явно потеряна. В отличие от Staphysagria она не вынашивает такого неумолимого отрицания и долго подавляемого гнева, за которым следуют бурные взрывы, хотя Ignatia может также «молчаливо скрывать» (Берике) подавляемую печаль.

Ignatia в то же время и не настолько замкнута в своих несчастливых эмоциях, как Natrum muriaticum (вспомним героиню Диккенса мисс Хэвишем, упомянутую в главе о Natrum muriaticum). Ignatia скорее попалась временно в какие-то саморазрушительные страдания и размышления. С другой стороны, её разум, как правило, менее управляем, чем у трех перечисленных конституциональных типов, и пациентка проявляет больше замешательства, видимого для окружающих, а также нервного возбуждения и уязвимости.

Для того, чтобы найти поддержку у других людей, человек вынужден открыться и сделаться уязвимым. Часто Sepia, Staphysagria и Natrum muriaticum не идут на риск поделиться с кем-то своим горем и замыкаются в себе. Но Ignatia (как Pulsatilla и Phosphorus), даже если она грустит молча, распространяет вокруг себя атмосферу заметной беспомощности и потребность в помощи («Я так несчастна, разве вы не видите, в каком я отчаянном состоянии? Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы помочь мне!»).

Без сомнения, действие Ignatia прежде всего, направлено на самые выраженные эмоциональные и физические нарушения. Ганеман писал, что лекарство особенно «эффективно действует при внезапных приступах и острых заболеваниях… её действие кончается обычно через несколько дней… Она подходит, но всего в нескольких редких случаях для лечения хронических заболеваний и только в сочетании с попеременным применением с какими-нибудь другими нужными лекарствами более длительного действия». Поэтому опытный врач обычно прописывает Ignatia до тех пор, пока не пройдет острая стадия заболевания, а затем переходит к конституциональному средству. Однако, как это бывает с полихрестами, Ignatia тоже может переступать традиционно отведенные ей пределы и играть роль конституционального лекарства в лечении хронических болезней.

Ввиду всех этих особенностей может оказаться затруднительным провести границу между конституциональным действием и воздействием на острые состояния одного и того же лекарства. Так называемые «острые» лекарства, такие как Belladonna, могут действовать как конституциональные, в то время как такие препараты глубокого действия, как Sulphur — «хроническое средство», могут быть действенными при острых заболеваниях. Например, однажды Sabina была назначена женщине на третьем месяце беременности вторым ребенком при угрозе выкидыша, и уже при последующих беременностях ей не потребовалось больше ничего принимать, хотя раньше у неё обычно бывали выкидыши. Или Sanquinaria canadensis, которая была назначена женщине по поводу головных болей в период менструации, протекающих в острой форме, и предотвратила их дальнейшее возникновение, когда ей после этого дали снова Sanquinaria в высокопотенцированной дозе. Kali bichromicum, прописанный для острых синусных состояний с болями, помог укрепить хроническую слабость пациента в этой области.[4]

А другая важная калиевая соль, Kali phosphoricum, прописываемая в острых состояниях при психическом перенапряжении от изнурительной работы («умственная тяжёлая изнурительная работа»), часто проявляет себя, как долгодействующее конституциональное средство, повышая работоспособность ученого или художника на многие месяцы. Causticum, выбираемый для воздействия человеку, который упал с лошади и получил очень много болезненных ушибов с синяками, было назначено это лекарство во все возрастающих дозах. В потенции 10М оно излечило пациента от упорных хронических головных болей, начавшихся давно при его первом падении с лошади («подходит для тех случаев, когда какое-либо нарушение, как бы давно оно ни произошло, кажется, вызывает сегодняшнее состояние», Берике).

Каждый практикующий гомеопат знает много подобных эпизодов, о которых мог бы рассказать. Кто может сказать, где кончается действие лекарства на острые состояния и начинается лечение хронических? Эта граница между двумя функциями особенно ярко выражена у Ignatia, лечебное действие которой гораздо шире, чем представлял себе Ганеман. Вот почему в настоящей главе речь идёт о конституциональном лекарстве, имеющем свои собственные права (так как совершенно определённо существует «Личность Ignatia»), и о лекарстве против острых случаев заболеваний, которое время от времени используется при лечении других конституциональных типов.

Пример такого двойного действия Ignatia можно проследить на одной женщине, несчастной и отчаявшейся, которая пришла к гомеопату за помощью от колита, продолжающегося у неё уже пять лет, За последние два года она потеряла примерно 23 килограмма веса, практически ничего не могла есть и у неё было от 18 до 20 раз опорожнение кишечника в день, сопровождающееся судорожными болями и кровотечением. За десять лет до этого она неудачно вышла замуж, и замужество окончилось травмирующим разводом, а теперь у неё возникли трудности и со вторым браком. Её муж написал врачу, что её повышенный сексуальный невроз и другие неврозы, поведение переутомленного человека неизбежно приведут к разводу, если только гомеопатия не сможет помочь.

Пациентка была, видимо, Natrum muriaticum или, во всяком случае, этот тип преобладал, но мало какие из её физических симптомов отвечали картине этого препарата. Её колит был более характерен для Phosphorus или Nux vomica, её менструальные нарушения в большей степени соответствовали Lachesis, отношение к мужу больше походило на Sepia (как и её пищевые предпочтения и нелюбовь), температурные и временные зависимости были характерны для Arsenicum album, тип болей, «плавающих» с места на место — Pulsatila и т. д. Во всяком случае, врач прописал ей Natrum muriaticum, сильно облегчивший её опасное сверхвозбужденное состояние.

Для того чтобы дать пациентке некоторое облегчение, а самому выиграть время и глубже рассмотреть этот случай, врач прописал ей четыре дозы Ignatia 10M для приема через день. Когда она вернулась через десять дней, она выглядела на несколько лет моложе и набрала два килограмма веса, она могла теперь есть почти всё, и у неё не было сильной предменструальной боли. Её муж подтвердил эти изменения: «Она теперь полностью изменилась». И в дальнейшем больше, чем в течение года, ей не потребовалось никаких других лекарств, кроме редких доз Ignatia.

Ещё раз Ignatia продемонстрировала свою возможность излечивать любые физические симптомы там, где патогенезу соответствует картина психики. И тем не менее, причины болезни этой пациентки: неудачное первое замужество, развод и финансовые затруднения в течение тех лет, когда ей пришлось одной воспитывать ребенка, — появились десять лет назад. Это подтверждает, что Ignatia может излечивать последствия психических травм, происшедших за много лет до настоящего момента, при условии, что они остались такими же ранящими, живыми, на поверхности, то есть не отодвинулись в подсознание, поскольку для действия Ignatia требуется непрерывность или «незамедлительность» после эмоционального стресса, которые не должны быть нарушены.

ЛЕКАРСТВО ПРОТИВОРЕЧИЙ И ИСТЕРИЙ

Ignatia известна как «лекарство больших противоречий» (Аллен) и «великих парадоксальностей» (Нэш), что неудивительно, если вспомнить о свойственной ей, легко нарушаемой психической уравновешенности, «обнажённости» нервов, «сверхвозбудимости» и «беспорядочности разума» (Кент). На эмоциональном уровне эта картина проявляется прежде всего в «невероятной изменчивости нрава» (Ганеман). Сию минуту ребенок сверхвозбужден, а в следующую «хандрит» (Борланд). Взрослый необычайно меняется в пределах двух крайних настроений, переходя от состояния меланхолии до паники, колеблясь между любовью и ненавистью («то они любили, то начали ненавидеть», Кент). То ему нужны собеседники, чтобы выложить свои беды, и он не выдерживает одиночества («не любит быть один», Геринг), требуя сочувствия, то он «молчалив» (Беннингхаузен) и «лаконичен» (Ганеман), чувствует отвращение к обществу других и «предпочитает оставаться в одиночестве» (Геринг). Радость и веселье легко переходят в слезы и наоборот («подвержен быстрым переходам от веселья к плачу», Ганеман), и при чрезмерной реактивности шутки и смех его могут звучать на самых высоких нотах «буффонады» (Беннингхаузен) или душевный восторг может в любую минуту смениться отчаянием. Эта эмоциональная неустойчивость отличается от неустойчивости Phosphorus, Tuberculinum и Natrum muriaticum более частой сменой настроения — «каждые три-четыре часа» (Ганеман) и даже ещё чаще: «на них никогда нельзя рассчитывать от одного мгновения до другого» (Кент). Ignatia также отличается и от Pulsatilla тем, что колебания настроений обычно происходят с большей нервной возбужденностью и остротой, чем у Pulsatilla. Короче, «Нет такого лекарства, которое бы сравнилось с Ignatia по изменчивости настроений» (Нэш).

В гомеопатии болезнь рассматривается зачастую как усиление некоторых лежащих в основе данной личности слабостей, скрытых черт или ранее существовавшего болезненного состояния, то есть болезнь является количественным, а не качественным переходом от здоровья. Но с Ignatia ситуация выглядит несколько иначе: из-за горя, болезни или другой какой-нибудь стрессовой ситуации пациент может полностью изменить свою личность и проявить себя как нечто противоположное своему собственному «я». Человек, который был мягким и рафинированным, «дружелюбного нрава, когда здоров» (Геринг), превращается в сверхкритичного, трудного в общении индивидуума, если он в дурном настроении или несчастен, неблагоразумного, колкого, если разозлен или встречает возражение; становится властным и способным на странные или неуправляемые поступки, о которых позже сожалеет. По своей природе этот тип совсем не агрессивный и не злобный. Как заметил Ганеман, противопоставляя его изоморфному Nux vomica: «у этих индивидуумов нет склонности к насильственному разрыву или к мести», но при определенных условиях разрушительные свойства Ignatia выходят на поверхность и начинают походить на свойства Nux vomica. Тогда первоначальное мягкое и примирительное поведение заменяется «скандальностью, эгоизмом, упреками в адрес других» (Кент) и ему невозможно угодить.

Как уже упоминалось выше, бескорыстность является яркой чертой характера любящей натуры Ignatia, и этот же самый импульс «отдачи» распространяется и на другие сферы, — не только на романтическую любовь. Но, когда она терпит неудачу в своих попытках угодить (здесь опять картина, чаще встречаемая у женщин), когда цель её стремлений исчезла, на поверхность выходит противоположное — брать, требовать. Под давлением боли, несчастья, в отчаянии или когда разрушены надежды, Ignatia может стать чрезмерно требовательной в отношении другого человека, требуя сочувствия и участия. И те, кто старается помочь, особенно часто становятся мишенью её несправедливых нападок.

Озабоченный врач, старающийся приостановить излишнюю говорливость ипохондрика и не имеющий охоты выслушивать длинные объяснения пациента, который старается побыстрее выписать рецепт, может услышать от больного: «Мне не нравится то, как Вы меня расспрашиваете, это совсем бездушно». Пациентка, выздоравливающая после выкидыша («выкидыши от нервных и эмоциональных шоков», Кент), может начать свой отчет с таких заявлений: «Вы не знаете, что значит почувствовать, что потеряла ребенка, так что Вы, фактически, не можете понять моих чувств; может быть, поэтому я и не ощущаю настоящей заботы…» Раньше мы видели уже обессиленную пациентку в крайнем состоянии, требующем помощи, которая тем не менее спорила с врачом о «необходимости для здоровья» или о «правильности» собственного горя. Другая пациентка много раз прерывала свой поток описаний симптомов прямо посредине вопросом: «Вы следите за мной? Вы понимаете, что я говорю?» — таким тоном, который подразумевает, что врач совсем не слушает и не понимает.

Каждый раз гомеопат обнаруживает, что ему хочется, чтобы исступленная пациентка прекратила говорить, сколько всего он не знает или что он не может её по-настоящему понять, и тогда врач чувствует искушение защитить себя в ответ: «Поверьте, я тоже перенес свою долю трудностей» или «Я вылечил многих пациентов с такими нарушениями, как у вас…», тогда он должен понимать, что перед ним Ignatia.

Многие пациенты становятся требовательными, когда больны, несчастны или находятся в состоянии стресса, но у Ignatia эта черта приобретает особые грани. Никто не может сделать для неё достаточно, или оказать достаточно помощи, или дать утешение. Она неправильно толкует их слова и действия. И чем больше ей говорят, тем более неблагодарной и осуждающей она становится.

Кент даёт дельный совет врачу, посещающему такого больного: «Самое лучшее в таких случаях — говорить как можно меньше о чем бы то ни было. Не давать обещаний, выглядеть умным, взять свою сумку и уйти домой после того, как лекарство прописано, потому что всё, что вы скажете, будет искажено.

Мать пятилетнего ребенка, недавно расставшаяся с мужем, испытала нервное потрясение и начала проявлять совершенно противоположные своим обычным черты характера, будучи обычно спокойной, вежливой и заслуживающей доверия. Она стала подозрительной неблагодарной — черты, которые раньше у неё никогда не проявлялись. При помощи многих назначений гомеопатических средств и большого личного внимания, оказанного ей врачом, она избежала необходимости принимать успокоительные или даже попасть в клинику для больных с нервными расстройствами. Но в этот период у неё прекратились месячные («подавление месячных, вызываемое горем», Геринг), и до того момента, пока они не возвратились (только после назначения Ignatia CM), она всё время обвиняла врача в том, что он сделал её бесплодной, и угрожала подать на него в суд, если это так и окажется!

Марк Твен однажды сказал: «Если вы подобрали бездомную собаку и накормили её, то она вас не укусит. В этом принципиальное отличие человека и собаки». Это может быть чрезмерно мизантропический взгляд на человечество в целом, но это применимо к отчаявшейся и «противоречивой» Ignatia.

Ещё одним парадоксальным симптомом Ignatia, находящейся в глубоком горе или в сверхстрессовом эмоциональном состоянии, является сильное чувство диссоциации одновременно с состоянием напряженного участия пациента во всём и лихорадочное возбуждение: он ходит вокруг, уставившись в одну точку, в отуплении, неспособный чувствовать, «лишенный мысли» (Ганеман), полностью дезориентированный из-за внутренней сумятицы и отделённый от своего собственного процесса мышления. «Я не могу этого понять. Это не я, это кто-то другой так поступает», — это общее замечание сбитого с толку и «ошеломленного» (Беннингхаузен) пациента. «Что-то происходит со мной, что-то направляемое извне!»

На физическом уровне эта диссоциация проявляется в виде бездумья («ощущение пустоты в голове», Ганеман), пустоты в горле или в желудке вместе со «слабостью, обморочным состоянием, чувством, что все прошло» (Нэш), ощущением, как будто плывешь (также и у Valeriana), пустым остановившимся взглядом и странной диссоциированной болью в спине или дрожью в какой-нибудь другой части тела.

Встречается и чувство освобождения от своей телесной оболочки, а также и от объективной реальности; даже время утрачивает свои границы и искажается. Это чувство отъединенности, возможно, представляет собой стремление организма к самооздоровлению, и не нужно путать его с присущей Lycopodium врождённой способностью отойти от неприятных и несчастливых событий с приобретенной безликостью Lachesis, с характерным для Sepia более хроническим, но не таким всеохватывающим безразличием. Слишком обострённые чувства пациента безжалостно приведены в состояние оцепенения, как при шоке.

В такие периоды, когда знакомые представления, ценности, верования и «данные» изначально условия жизни, включая само ощущение пребывания в собственном теле, перевернуты вверх ногами стрессом или бурным горем, тогда Ignatia оказывает свою чудодейственную помощь страдальцу.

Неустойчивые и противоречивые психические симптомы Ignatia имеют в равной степени парадоксальные параллели на физическом уровне. Некоторые из наиболее встречающихся у этого типа симптомов таковы:

1) во время головной боли голова горячая, но улучшение приносят теплые, а не холодные компрессы;

2) головная или ушная боль улучшается от звуков музыки, а не от тишины;

3) зубная боль облегчается жеванием;

4) при больном горле лучше от проглатывания твердой пищи и хуже от простого глотания (Lachesis);

5) спазм или боль в горле не улучшаются при кашле; пароксизм неостанавливаемого кашля запущен в действие: чем больше пациент кашляет, тем больше ему хочется кашлять;

6) при кашле боли в желудке, боку, спине или голове облегчаются (вместо того, чтобы ухудшаться);

7) пациент стремится к свежему воздуху, но раздражается от ветра,

8) ощущение пустого желудка, как если бы «всё прошло», после еды не исчезает;

9) когда желудок расстроен, пациент очень просит и может переварить жирные соусы или трудноперевариваемые продукты («омары», Шеперд; «нарезанная сырая капуста с луком», Кент), и ему становится хуже от легкой диетической пищи, такой как молоко, каша, поджаренный хлеб, и даже от фруктов, несмотря на возможное иногда сильное их желание;

10) бывает тошнота и неспособность вырвать (Nux vomica), которая иногда смягчается при еде;

11) человек, страдающий запорами, чувствует себя лучше, когда у него стул твердый, а не мягкий, и обильный (у Nux vomica — маленькие катышки);

12) геморрой при ходьбе менее болезненен, чем при сидении; или боль сильней при отсутствии опорожнений кишечника;

13) состояние красных, горячих, дрожащих суставов улучшается при прикосновении, когда держишь их руками, и облегчение испытывается при крепком нажатии на них;

14) бывает сильное распухание и воспаление сустава без всякой боли;

15) состояние больных и чувствительных участков тела улучшается от крепкого нажатия («лучше, когда ложится на больное место», Беннингхаузен; то же у Bryonia);

16) кожа чешется без нарывов (Arsenicum album, Mezereum);

17) пульс неустойчивый и переменный, постоянно меняется;

18) во время высокой температуры пациент бледен и не испытывает жажды, чувствует озноб и хочет укрыться, в то время как, замерзая, он ощущает жажду, лицо его красное и он хочет раскрыться;

19) одна щека его красная и горит, а другая в это же время бледная (Belladonna, Chamomilla);

20) замерзающий пациент чувствует себя лучше, раскрываясь;

21) ощущение холода снаружи при внутреннем жаре;

22) как и у Sepia, энергия и улучшение болезненных симптомов появляются от танцев и других энергичных упражнений;

23) нервный пациент, которому обычно становится хуже от кофе, также успокаивается и «улучшается», когда его пьет (Богер).

Идеосинкратические симптомы прекрасно подтверждают представление гомеопатов о том, что в Ignatia более, чем в каком-либо другом лекарстве, встречаются неестественные, противоречивые и неожиданные черты.

Однажды вечером молодого человека с сильной болью в животе принесли, как больного щенка в корзине, домой к врачу-гомеопату. Он плакал от страданий, причиняемых болью, но просил положить его в постель и не отправлять в больницу, т. к. у него нет денег на лечение и ранее пережитое в больнице утвердило в нём непреклонную решимость никогда вновь не попадать туда. Гомеопат согласился дать «самое лучшее лекарство, какое только сможет», но при условии, что, если до утра не будет улучшения или, как он подозревает, у пациента окажется перитонит, то он перевезет его в больницу.

Пациент был из другого штата, артист небольшой передвижной цирковой труппы, который специализировался на глотании шпаг и зажженных факелов, лежании на доске, утыканной гвоздями, хождении по углям и выполнении всяких других героических, номеров.

Когда его позднее спросили, были ли его действия настоящими и, если так, то как он мог терпеть боль, то артист ответил, что большая часть его неутомимых и бесконечных тренировок заключается в закаливании себя и приобретении умения преодолевать боль. И хотя у него есть некоторые способы защиты и он временами пользуется всякими уловками для этого (как при глотании шпаг и горящих факелов), но хождение по углям, лежание на гвоздях и другие подобные трюки совершенно настоящие, неподдельные. Но у врача он был не способен выдержать боль в животе.

За два дня до этого он попросил желающего из зрителей встать ему на живот, пока он лежит на гвоздях, но женщина сделала это слишком поспешно, не оставив ему времени должным образом напрячь мышцы. Он испытал моментальный приступ острой боли, но быстро овладел собой, и всё прошло без видимых отрицательных последствий или чувства какого-либо дискомфорта. Однако на следующий вечер у него появилась боль в животе.

Таким образом, врач не знал, имеет ли он дело с каким-то внутренним повреждением, нетипичным аппендицитом, заражением кишечника или даже с возможной злокачественной опухолью. Но довольно странно было то, что живот не был твердым и не был чувствителен к прикосновению.

По мере того, как пациент продолжал рассказывать о себе, врач узнал, что он заканчивает шестимесячное турне и собирается вернуться домой на западное побережье. Он не только тосковал по жене и новорожденному ребенку, но также активно невзлюбил восточное побережье. Люди здесь недружелюбные, каждый старается его «достать», и даже элегантные чистокровные псы, с которыми он сталкивался, вели себя враждебно и «как снобы», постоянно атакуя неподражаемую дворняжку, повсюду его сопровождающую.

Врач почувствовал в молодом человеке так много грусти и одиночества, что решил дать ему Ignatia 50M для успокоения духа, пока он сможет выяснить какие-то новые симптомы о боли в животе. Но уже в течение нескольких минут боль начала уменьшаться, так что к утру пациенту стало значительно легче и он настаивал на том, чтобы его отправили назад на запад в его цирковом фургоне. Врач дал ему ещё две дозы на случай необходимости, но очевидно (как рассказали его друзья), ему они больше не потребовались.

Позднее, вспоминая этот случай, врач легко мог проследить черты Ignatia в клинической картине пациента, а ведущими симптомами были все симптомы «противоречий»:

1) обычно живот бывает твердым и напряженным при такой острой боли, и пациент должен бы чувствовать ухудшение от прикосновения или надавливания, чего в данном случае не было;

2) параноидальное отношение явно было нетипично для этого доверчивого, дружелюбного и легкого в общении человека;

3) его неспособность терпеть боль была неожиданной для человека, который был натренирован выдерживать боль («подобно Aconitum, Chamomilla, Coffea и Nux vomica, Ignatia сверхчувствительна к боли», Нэш).

Эти симптомы, завершаемые острой тоской по дому, по семье, и его страдание были достаточными для построения триады Геринга.

Истерические боли» (Кент) циркового артиста представляют нам окончательные штрихи в портрете Ignatia. Хрупкая, ломкая психика пациента, нуждающегося в этом препарате, предполагает его склонность к истерии, и это лекарство единственное, помещенное в третьей степени в рубрике «истерия» у Богера в «Синоптическом ключе». Но Кларк предупреждает, что не следует слишком близко связывать это лекарство с истерией: «Необходимо избавиться от двух господствующих ошибочных идей. Первое, что Ignatia — это лекарство от истерии и ничего больше, второе, что это единственное лекарство, которое когда-либо требовалось для лечения истерии» (Словарь). Эти слова сами по себе аттестуют важность этого препарата для лечения истерии.

Это средство показано для детей, находящихся в состоянии большого напряжения, которые становятся истеричными, даже когда их хоть немного упрекнут или сделают замечание или даже просто когда у них что-нибудь не получается (при истерии у очень маленьких детей следует также учитывать Aconitum и особенно Chamomilla). Кроме того, Ignatia показана и для сверхактивных взрослых людей, на которых сильно действует не только глубокое горе, но даже и неприятные ссоры, унижения или любая обида, рассмотренная выше, так что их реакции становятся непредсказуемыми; и для женщин с постменструальной истерией или во время менопаузы, которая чередуется с депрессией; и для тех пациентов, которые становятся истеричными, когда реакции других людей не соответствуют их желаниям, потому что старания Ignatia угодить часто сосуществуют с необоснованными требованиями выполнения их собственных условий («властная», Беннингхаузен). Она начинает злиться, когда кто-то предлагает план действий, хотя бы немного отличающийся от того, что она хочет, и в этот момент в своём эмоциональном возбуждении она не только не желает, но даже не способна выслушать добрый совет.

В своих крайних формах, когда разрушены её самые неотложные отчаянные требования, девушка, воспринимающая всё обостренно, бросается на кровать и «воет» (Беннингхаузен), «пронзительно кричит от страдания» (Геринг) или демонстрирует отсутствие сдержанности всякими другими способами. «Возбуждение, горе, безумие — всё переплелось вместе, как причина и следствие, — пишет Кент о женщине-Ignatia. — Истерические приступы следуют… чаще и чаще до тех пор, пока они не начинают появляться по малейшему поводу». Но тем не менее, такое поведение не является недостатком этого человека: «Это для неё неестественно, просто её разум приходит в беспорядочное состояние.» Кент различает также временную и неуправляемую истерию, вызванную эмоциональной травмой и стрессом, но с внутренним желанием человека вести себя правильно, и истерический от природы тип экзибициониста, который «получает удовольствие с самого рождения, когда демонстрирует припадки и пугает людей». Только для первого из этих двух типов Ignatia может вернуть необходимое спокойствие.

В кабинете врача внутренняя истеричность Ignatia может проявиться в виде паники, как у Arsenicum album, по поводу своей болезни («беспокойство о здоровье… отчаяние от неверия в выздоровление», Кент). Но если обычно Arsenicum album может быть урезонен, убеждён доводами, то расстроенный ум Ignatia не всегда откликается на доводы. Ещё одно отличие от Arsenicum album в том, что он совершенно невозможно ведет себя, когда чувствует себя хорошо, и полон сострадания, когда болен, но Ignatia мягкая и «нежная» (Аллен), когда здорова, и невозможная, когда больна.

Ганеман писал об этом «измененном эмоциональном и психическом состоянии» в таких выражениях:

Например, как часто мы встречаем среди большинства больных с наиболее тяжелыми и длительными заболеваниями человека мягкого, с ласковым характером, заставляющего врача обращаться с ним с чутким вниманием и сочувствием? Но когда врач помогает преодолеть болезнь и восстанавливает силы пациента, как это часто бывает при гомеопатическом лечении, он часто бывает удивлен и поражен той ужасной переменой в характере этого человека: неблагодарность, жестокость, необычная злоба… в то время как часто приходится встречать и таких людей, которые были терпеливы, будучи здоровыми, и стали упрямыми, буйными, торопливыми, непереносимыми и своевольными, когда заболели…» («Органон», § 210).

Назойливый пациент, которого настойчиво уговаривают воздержаться и не торопиться с лечением или которому говорят, что лекарство должно подействовать постепенно, с течением времени, может стать трудным и не слушать доводов или может расплакаться от злого нетерпения, истерически требуя, чтобы врач дал ему немедленно лекарство, обеспечивающее ему обычный восьмичасовой сон и трехразовое опорожнение кишечника. «Почему нужно столько времени, чтобы вернуть меня в то состояние, в котором я обычно привык быть?» — жалуется он со слезами на глазах.

Однако не все нетерпеливые больные-Ignatia неразумны.

Одна пациентка, страдающая от неустойчивого (т. е. то появляющегося, то пропадающего) паралича голосовых связок (возможно, по причине длительных семейных неурядиц), которая начала проявлять признаки выздоровления под воздействием Ignatia, внезапно и с подозрительностью объявила, что она уже устала болеть («Сколько я ещё должна продолжать принимать эти маленькие сахарные таблетки?»), и настаивала на том, что должна быть излечена к концу следующей недели.

«А почему именно к концу следующей недели?» — поинтересовался врач.

«Просто потому, что это кажется достаточным сроком для вас, чтобы излечить!»

Но, поймав его сомневающийся взгляд, она вежливо отступила с долгим страдальческим вздохом: «Ну, ладно, я даю вам ещё несколько дней после воскресенья, если вы настаиваете!»

Ignatia проявляет истерическое нетерпение и в других формах. В состоянии возбуждения пациент становится бешеным при любой задержке или помехе на пути осуществления его желаний: «ум всегда торопливый» (Геринг), «никто не может действовать достаточно быстро с его точки зрения» (Кент). Особенно в романтической любви нетерпение может стать настолько неуправляемым, что становится для неё поражением, и её суждения могут оказаться разлаженными.

Неуравновешенные суждения Ignatia и запальчивые поступки при настойчивой горячечной любви, которая встречает на своём пути препятствия, изображены в «Ромео и Джульетте».

Охваченные страстью влюбленные проявляют присущие Ignatia неуправляемые действия и настроения, переходящие от неудержимого восторга до глубин отчаяния. Даже те, кто связан близко с ними, — старая няня Джульетты и священник, который приготовил для них глоток отравленного вина и который должен был лучше знать, что делать, чем поддаваться настойчивым требованиям влюбленных, — они тоже были охвачены истерией и определённо действовали под руководством «отсутствия здравых суждений» (Кент), характерных для Ignatia.

Потому что эмоциональный хаос, характеризующий этот тип, охватывает также и его сознание («ум разлетается на части», Кент). Чем больше человек пытается понять: «Что со мной происходит?» или «Почему это со мной происходит?», тем более этому мешает путаница в мыслях и «мысли переполняют» (Беннингхаузен).

Даже когда истерия управляема, врач всё равно может её прочувствовать во внутренней скрытой неустойчивости манер. Он или она смеётся слишком много или слишком громко и неуправляемо, неудержимо хихикает (у Natrum muriaticum тоже звучит эта истерическая нотка в смехе), в то время как слезы у него всегда наготове и могут даже смешиваться со смехом. Или человек может разговаривать конвульсивно, задавая вопросы и не ожидая ответов (Lachesis, Aurum metallicum), и впадать в ярость при любой попытке окружающих прервать поток его слов. И наконец, основной синдром глобус истерикус (комок в горле) указывает на попытки человека подавить поднимающуюся истерику («состояние страдания… с удушающим сжатием в горле, затрудненное глотание», Геринг).

Иногда Ignatia со своей путаницей в голове, отчаянным нетерпением и неспособностью управлять чувствами испытывает страх потерять рассудок. Lachesis и Calcarea carbonica тоже могут беспокоиться о своём разуме. Но у Lachesis это беспокойство проявляется в периоды каких-то значительных перемен в жизни, когда она, наподобие змеи, меняет старую кожу на новую, в то время как у Calcarea carbonica эти опасения носят постоянный характер. У Ignatia же потеря эмоционального или умственного равновесия является больше непосредственным результатом какого-то шока, стресса или горя, и, следовательно, является более поверхностным эффектом, и поэтому её страх потерять рассудок более легко поддается лечению.

Следует подчеркнуть также, что рассудок Ignatia, находящейся в удрученном состоянии, в состоянии стресса или потерпевшей крах надежд, не всегда потерян, какой бы обезумевшей она себя ни чувствовала, как бы истерично она себя ни вела, как бы ни выражалась потеря управления своими чувствами («неспособность выразить себя в разговоре и в письме… всё делает неуклюже», Ганеман). Часто её реакция такая же, как и у всякого другого человека, просто нормальная здоровая реакция человека, попавшего в ловушку ненормальной и объективно нездоровой ситуации.

Состояние психики Ignatia со сверхактивностью и раздражительностью находит параллель в соответствующих физических симптомах, таких как истеричность желудка, который требует плохоперевариваемых продуктов, истерический паралич голосовых связок или кишечного тракта («задержка газов», Геринг) или истерическая паралитическая слабость какой-нибудь части тела «с таким же явным параличом, как если бы это произошло по причине кровоизлияния в мозг» (Кент), истерическая невралгия или ревматические боли, любые из которых могут пройти в короткое время, и пациент может снова почувствовать себя здоровым.

И вдобавок ко всему, больной проявляет истерическую или близкую к истерической сверхчувствительность к окружающей среде.

Так же, как Phosphorus, Nux vomica и Arsenicum album, Ignatia чрезвычайно чувствительна или нетерпима к шуму; по этой причине она спит необычайно чутким сном человека, который слышит всё во сне, «даже муху на стене» (Тайлер). Если она пытается сосредоточиться на работе, то «любой шум почти сводит с ума. Человек впадает в ярость, а затем разражается слезами» (Борланд, также у Nux vomica). Временами его тянет к свежему воздуху и появляется чувство удушья, что является классическим признаком истерии, запахи цветов, духов, кофе и особенно табака могут повлечь за собой истерическую реакцию. В ресторане или другом общественном месте женщина может вызвать замешательство у окружающих, закатив сцену, если кто-то курит за соседним столиком. («Почему людям позволяют отравлять воздух другим людям? Я не могу этого терпеть! Я хочу поговорить с управляющим!») Хотя многие другие типы людей могут и разделять подобную точку зрения, но это неуправляемое поведение, характерное для Ignatia у женщин и Nux vomica у мужчин.

Толпы людей, эскалаторы, маленькие комнаты тоже могут вызвать паническое состояние, поскольку Ignatia не терпит ограничения в пространстве и отсутствия свежего воздуха («чувствует обморочную слабость в толпе людей», Кент). Этот симптом не следует путать с симптомом Aconitum или Argentum nitricum «страх перед толпой» (Кент).

Поведение истерического индивидуума, чья распадающаяся личность полна противоречий, обязательно включает в себя черты других препаратов, и пациент, нуждающийся в Ignatia, может одновременно проявлять характерные для Nux vomica раздражительную чувствительность, нервозность, критичность, задиристость и готовность обвинять других; характерные для Lycopodium властность и высокомерное подавляющее поведение во время болезни; цепляющуюся зависимость, плаксивость, жалобы и ненасытную потребность к сочувствию Pulsatilla; характерные для Sepia недовольство и неудовлетворенность теми, кто стремится им помочь, и нетерпимость к возражениям; присущие Phosphorus несдержанность в эмоциях, неожиданную неблагодарность и резкий упадок духа, когда жизнь не укладывается в романтические рамки его идеала; а также неуправляемую словоохотливость и саморазрушительные стремления Lachesis; восприятие бессмысленности жизни Aurum metallicum, его черную тучу безнадежности и отчаяния и желания, «чтобы это всё кончилось»; возмущёние Staphysagria, бесконечное переживание горя и возвращение к тяжелым злым мыслям; и, наконец, характерные для Natrum muriaticum депрессию и одиночество после потери и чувство бесплодности жизни, когда любимого нет рядом, и однако при этом настаивание на том, чтобы оставаться несчастной («испытывает удовлетворение быть печальной», Богер).

Таким образом, когда врач не видит четкой конституциональной картины в смятенном или истерически горюющем пациенте и не может выпутаться из сетей переплетающихся симптомов и свойств лекарств, стараясь выбраться из избытка возможных решений, он должен подумать об Ignatia. Она во многих случаях подобного рода оказывается симилиумом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как можно видеть по огромному числу случаев, рассмотренных в данной главе, у Ignatia есть замечательная способность помогать страдающим людям приходить в себя от своих потерь, приводить в соответствие с действительностью свои слишком высокие требования, переводить свои разочарования или небольшие затруднения в юмор, смягчать одержимость любовью и другие саморазрушительные состояния психики или приобретать полностью новый взгляд на вещи, который обеспечивает возрастание понимания, позволяющее пациенту извлечь пользу из своих испытаний, а не уступать им.

В связи с этим поднимается вопрос о профилактических возможностях гомеопатических средств. В отличие от аллопата в анекдоте, который говорит пациенту с непроходящим кашлем: «У нас нет средства от вашего теперешнего состояния, но если вы погуляете на холоде и вернетесь ко мне с пневмонией, тогда я смогу вас вылечить», гомеопатия обладает большим арсеналом средств для самых различных состояний при более серьезных физических и психических заболеваниях. И так как Ignatia применима при самом широком спектре эмоциональных травм («как можно видеть по симптомам, соответствующим по сходству симптомам болезней, часто встречающихся в повседневной жизни», Ганеман), то её благотворная профилактическая роль просто огромна.

Несмотря на свои необычайные возможности, Ignatia — одно из самых мягко действующих гомеопатических средств и может быть назначена без всякого страха вызвать серьезное ухудшение (хотя исключения бывают и здесь, и в этом случае антидотом служит в первую очередь Pulsatilla, как считает Геринг). При использовании Ignatia в острых случаях заболеваний пациент хорошо переносит повторные приемы даже высокопотенцированных доз. Больного можно сравнить с губкой: чем более острая форма его болезни, тем более сухая губка и тем больше лекарства она может впитать. Пациенты-Ignatia со всеми своими сверхострыми эмоциональными переживаниями находятся среди самых сухих губок.[5]

Даже Ганеман, хотя и делает непонятные заявления относительно применения повторно этого лекарства во введении к «апробированию» Ignatia, доказывает «целесообразность назначения для лечебных целей одного маленького шарика (в сверхмолекулярной дозе) для повторного приема 1–2 раза в день».

Естественно, что повторение не должно превышать пределов необходимости и здравого смысла. Примером определенной неумеренности послужили действия одной женщины, переживавшей особенно напряженный период замужества, которой была назначена доза Ignatia 1M, когда возникает потребность (подразумевалось 1 раз в 2–3 дня). При повторном посещении через две недели она заявила потрясенному врачу: «Лекарство действует прекрасно, но «как долго» я должна принимать его? Я уже проглотила, должно быть, по меньшей мере целую пинту этого лекарства!» К счастью, даже это не повлекло за собой дурных последствий.

Действие Ignatia может быть настолько же тонким, насколько оно глубоко.

Пожилой мужчина, страдавший от упорной дегенеративной болезни, потерял недавно в автомобильной катастрофе своего единственного ребенка. Он страдал сильно, но молчаливо, только иногда глубоко вздыхал, задавая душераздирающий вопрос: «Почему он, такой молодой, сильный и полезный миру, должен был уйти, в то время как я всё живу столько лет, старый, бесполезный со своей болезнью, тяжким бременем для окружающих?» Он получил дозу Ignatia 10M, и в ту же ночь ему приснился сон о том, что его сын пришел к нему и сказал: «Отец, я отправляюсь в дальний путь и просто зашел проститься с тобой. Но это не надолго. Будь терпеливым, и мы скоро снова будем вместе». Сон успокоил и смягчил состояние старика, который после этого оставался спокойным до своей собственной кончины.

Те, кто не знаком с гомеопатией, могут заявить, что сон был просто совпадением. Но врачи, прописывающие Ignatia постоянно и которые в течение многих лет стали свидетелями массы подобных «совпадений», вселяющих в пациента веру и способность выдержать, дающих ему силу принять более разумные решения в своём горе, успокаивающих его страдания или помогающих ему выдержать в самых невыносимых, казалось бы, болезнях, — врачи благоговеют перед лечебными свойствами Ignatia снова и снова, перед её действием на нервную систему и её оздоравливающими эффектами в отношении психики человека. Вместе с больными, излеченными Ignatia, они только могут быть смиренно благодарными Божественному провидению и одному из его благороднейших орудий — Самуилу Ганеману — за бесконечную мудрость и чудо гомеопатии.