— Дмитрий, ты проснулся уже? — голос был знакомый, но говорившего я не видел.
— Да, кажется, — ответил я и открыл глаза. — Где я?
— Дома, где же ещё, — сидевший у кровати Петрович усмехнулся. — Дом, конечно, странный, но другого у нас нет.
Я привстал на кровати. Да, лежу в комнате, в воздухе слабый запах лекарств, но явно не больница. В теле какая-то странная лёгкость, вообще, чувствую себя довольно хорошо. Единственное, что беспокоит, — это как я сюда попал. Надо полагать, сейчас мы в школе, а вырубило меня на территории завода. Они нашли?
— Как вы меня нашли? — спросил я, откидывая одеяло.
— А чего тебя искать? — старик улыбнулся. — Ты сам пришёл.
— Сам?
— Ага, невменяемый слегка, словно бы пьяный. Но сам. В руке «Райское яблоко» держал, оттого тебя так и пёрло.
— Яблоко, да, помню, сорвал какое-то, — признался я.
— А ещё воды живой напился, — добавил Петрович.
— Да, там источник был, у корней.
— Знаю, это всегда так. Считай, жизнь себе лет на двадцать продлил, а то и на тридцать. Если болячки какие были, забудь о них, у людей, слыхал, даже кариес в зубах зарастал и бородавки исчезали.
— Я не знал, что так действует, просто пить хотел.
— При виде источника все пить хотят. Эх, жаль только, что он одноразовый. Как сорвёшь «Яблоко», так и иссякает. Если не срывать, то тоже исчезнет, но позже, два-три человека напиться смогут.
— А что за артефакт такой? Ценный он? — спросил я, вскакивая с кровати, пол был тёплым, ходить без обуви проблемы не составляло.
— Ценный? Да, ценный, такой всего два раза находили, ты третий. Только ценность его неизвестна. Учёные ценят, да, а для нас… Ну, ты вот смог по городу пройти, никто тебя не тронул, но это пока свет от него шёл, твари света этого боятся и разбегаются в стороны. Сейчас он угас уже, но польза всё равно сохранилась. Будет теперь чем учёных порадовать и себе подарков выпросить.
— В город повезёте?
— Нет, там сложнее всё, военная колонна должна завтра прибыть, с ними весть пошлём, потом пришлют кого-то от науки, он приедет, оценит, ну и, само собой, привезёт чего-нибудь. Соседи бают, что цивилизация расширяется, что когда-нибудь тут блокпост военный поставят, глядишь, и лабораторию. Тогда и нам проще станет.
— А как мужики? — внезапно вспомнил я, натягивая штаны. Форма обнаружилась в тумбочке, отстиранная и выглаженная, а сверху лежал наган в кобуре с ремнём. — Вернулся кто?
— Двоих потеряли, трое ранены, тебя тоже убитым считали. Как я понял, сначала тебя вырубило, а потом тому, кто тебя нёс, голову снесли. Ну и тебя, естественно, никто не подобрал. Сам-то что помнишь?
— Очнулся в темноте, — я начал восстанавливать в памяти тот день. — Вокруг никого, но обрез сохранил. Потом слышу: писаные рядом, ходят со светом, ищут кого-то. Я от них, они за мной. Так и утопал в один из нижних коридоров. Он затоплен, но пройти можно. Так и добрел до выхода на территорию.
— Так значит, есть проход?
— Есть, хоть и не самый удобный. Так вот, там вышел, а кругом паутина, кое-как пролез, чуть надвое не распался. Потом пауки появились. Троих убил…
— Постой, ты правда пауков видел?
— Да, а что такого?
— Они твари редкие, только по ночам выходят, днём, считай, не найти их. А уж убить… как получилось-то?
— Одного мелкого кастетом забил, второго… — я попробовал вспомнить, — второго шариком от подшипника.
— Чего?
— Труба там есть, — объяснил я, — высокая. Я на самый верх забрался, оттуда швырял железками. Попал удачно, в шею, между пластинами. Пробил что-то важное. А вот мамка их никак умирать не хотела, зажигалкой ей прямо в рыло попал, она уже изнутри выгорела, а всё равно шевелилась. Потом из нагана стрелял, а потом всё.
— Сказал бы, что ты заливаешь, — Петрович подозрительно прищурился на меня, — но специалистов по паукам у нас нет, тварь редкая, а потому будем считать, что всё так и было.
— Так можно сходить туда и посмотреть, — предложил я. — Возможно, трупы до сих пор там лежат.
— Обязательно сходим, — кивнул Петрович. — Только сперва поймём, как ты оттуда вышел. Территория завода закрыта паутиной, жгучей плесенью, а ещё ядовитыми растениями. Ни туда, ни оттуда хода нет. Через подземный коридор можно, да там ещё с писаными неясно.
Когда оделся, почувствовал себя ещё лучше, а заодно ощутил зверский голод. Тело стало сильнее, а мускулы требовали работы. Но сперва поесть. Я отправился в сторону столовой, там сегодня сидела миловидная худощавая девушка с короткой стрижкой. Волосы русые, глаза зелёные, на лице грусть. При этом совсем молодая, если она тут с самого начала, то ей тогда было… лет четырнадцать.
— Что есть будете? — спросила она.
— Да… что дадите. А большой выбор?
— Борщ, гречка, могу просто бутербродов с тушёнкой сделать, тоже вкусно. И чай сладкий, — она откинула с глаз чёлку и посмотрела мне в глаза. — Вы недавно здесь?
— Да дня четыре всего, а что, так заметно?
— Конечно, я тут всех знаю, а вас раньше не видела. Вы странный. Как занесло сюда?
— Водителем был, — я решил отделаться полуправдой. — В столовой злоумышленники напоили отравой, а очнулся уже здесь.
— Понятно, — она не стала вдаваться в подробности. — Садитесь, сейчас гречка с подливой будет. Меня Марина зовут, я из санатория.
— Дмитрий. Я в местных реалиях не разбираюсь, — скромно сказал я, присаживаясь за стол, — не знал, что тут и санаторий есть.
— Есть, только там мы живём, — она поставила передо мной большую миску из нержавейки, где горой была навалена гречка, а сверху налита подливка с кусочками мяса. — Женское общежитие. А мужчины к нам в гости ходят. Чаю сколько?
— Один стакан. А как получилось такое общежитие? — спросил я, — Я думал, женщин первыми эвакуировали.
— Эвакуировали, да не всех. — Она положила рядом два кусочка хлеба, после чего присела рядом. — Нас, например, забыли.
— Вас? — спросил я уже с набитым ртом.
— Нас — это заключённых, — она улыбнулась, но в глазах стояла грусть. — Тут колония была, женская, для малолетних. Вот и мы там были. Хорошо помню те дни, нас, может быть, эвакуировали бы потом, да только поздно стало. Когда совсем припекло, и военные не справлялись, администрация просто отпустить нас хотела, чтобы своим ходом из города выбирались.
— Не отпустили? — я продолжал жевать, каша оказалась неожиданно вкусной.
— Никто не пошёл, там снаружи такое творилось, а в зоне хоть колючка была и забор. Охрана в бой вступила, полегли почти все. Потом тварей накрыли с самолётов чем-то, да так, что всё вокруг в огне было, половину зоны снесли. В нашем отряде выжившие собрались, семьдесят девок и одна надзирательница, четыре дня просидели, потом она нас вывела наружу, тут уже мужики местные начали порядки наводить. Хорошо хоть нормальные мужики попались, в других местах не так. Нас они в санаторий сразу поселили, там почти всё цело было, и место такое, что опасности нет. С трёх сторон лагеря поселенцев.
— И как вы там живёте?
— Нормально, надзирательница эта, Любовь Наумовна, она у нас с тех пор старшей. У неё вся семья тогда погибла, теперь мы — её семья. Мы там стараемся помогать, шьём, вяжем, ходим за ранеными, иногда приходим в лагеря работать, как я сейчас. Нас не обижают, иногда кто-то с кем-то поженятся, уходят из санатория.
— А почему потом не выбрались? Есть ведь возможность.
— Большинству идти некуда, родственники погибли, а если живы, то неизвестно, где их искать после эвакуации. Семеро на Большую землю выбрались, а одна обратно вернулась. Не нашла никого, к тому же документов нет, срок, по идее, кончиться должен, да только нахождение здесь в зачёт не пошло. Короче, месяц её по инстанциям гоняли, потом она плюнула на всё и с караваном обратно добралась.
— А сама чего замуж не вышла?
— Не нравится никто, — она широко улыбнулась, — Да и старые тут мужики почти все.
На меня она при этом смотрела каким-то странным взглядом.
— Да я тоже не мальчик.
— А выглядите молодо, чаю ещё подлить?
Чаю она мне подлила, потом снова села и уставилась.
— Как там? На Большой земле?
Вот и что ей отвечать? Про Большую землю я рассказать могу, только не про ту.
— Бардак, теснота в городах, в сёлах тоже, постепенно землю обратно отвоёвывают, глядишь, застанем время, когда город заселится заново.
— Да, а пока можно вокруг сады фруктовые посадить, тварей опасных почти выбили, вот и занялись бы садоводством. Сейчас ведь климат такой, что хоть пальмы выращивай. Зимы-то и нет совсем.
Мы ещё поболтали немного, потом пришло время уходить.
— Ну, вы меня не забывайте, — сказала она. — Марина Еремеева, спросите, если надо. А то в санатории ещё две Марины есть. Глядишь, погуляем вместе.
— А чего ты мне всё выкаешь? — спросил я, уже стоя в дверях. — Вроде, не очень старый.
— Любовь Наумовна приучила, — с гордостью ответила она. — У нас там как в институте благородных девиц, все книги читают и вежливые. Но, если хочешь, буду на ты.
При этом она даже чуть-чуть покраснела.
Я попрощался и вышел. Странная картина. Вот девки, причём, зэчки, из колонии, то есть, антисоциальные. А с ними надзирательница, которая как-то власть удержала, а они её почему-то до сих пор как мать воспринимают. И выбраться не могут, некуда. После катастрофы не пустились во все тяжкие, хотя с таким количеством свободных мужиков даже подобие приличий сохранить сложно. Организовали подобие коммуны. И мужики в гости ходят. Кстати, надо будет навестить. Выясню только сначала, чем сегодня заниматься буду.
Отправился к Рогову, но того на месте не оказалось, бегал куда-то по делам.
— Сядь, подожди, — предложил Петрович, указывая на стул. — А чего хотел-то?
— Да ничего особенного, только узнать, что делать. Состояние у меня нормальное, могу делом заняться.
— Давай так, сегодня больших дел не планировали, потому иди в конец коридора, там спуск на уровень ниже, а там котельная, точнее, электростанция. Там сегодня один человек в смене, тяжко ему, помоги. А ближе к вечеру ко мне возвращайся, посидим над железом, поможешь кое-чем, да и ствол тебе нужно подыскать. Обрез-то свой ты пролюбил.
— Точно, — я и не вспомнил про него. Видимо, выпал, когда я возвращался. Когда с трубы падал, не потерял, а тут выпал. Впрочем, насколько понимаю, гладких стволов на базе навалом.
Я отправился в котельную. Там в самом деле работал один человек — тот самый Коля, с которым мы участвовали в первом походе. Если в тот раз он был одет в подобие военной формы, то теперь на нём был всё тот же брезентовый прикид сварщика или сталевара, в котором он старательно закидывал топливо в топку.
— Здорово, — крикнул я, стараясь перекричать гудение аппарата. — Меня тебе в помощь определили.
— Смотри, — он отставил лопату и стал объяснять. — Есть уголь, есть дрова, — уголь хранился в огромном жестяном ящике, а дрова были сложены в две поленницы у стен, — уголь лучше, но его мало. Печь должна топиться всё время, давление не должно падать ниже… — он постучал по манометру, — вот этой отметки.
Цифры на шкале были почти неразличимы, поэтому нужное давление было отмечено царапиной на стекле.
— Короче, добей до полного, — он указал на пылающую топку, — потом можно отдохнуть. Оденься только, а то искры летят.
Я сбросил верхнюю часть формы, натянул брезент, какового на гвоздях вдоль стены висело комплектов шесть, после чего начал кормить аппарат. Попутно изучал устройство. Генератор, понятно, мне не видно, а вот остальное стоит запомнить. Топка прямоугольной формы, колосник, снизу поддув, кстати, поддув интересный. Вроде бы, от электричества работает, а рядом ручка есть, вроде кривого стартера.
— Это чтобы в самом начале разогнать, — объяснил Коля, затягиваясь самокруткой. — Ну, или просто горение ускорить. А вот это, — он указал на приземистые тележки внизу, — чтобы золу вывозить.
— А куда вывозят? — спросил я, отправляя в топку кусок сухой доски, вообще, дрова были большей частью не из расколотых чурок, а из ненужного деревянного хлама, даже обломки мебели попадались.
— Поначалу на огород вывозили, теперь куда попало, неподалёку болото было, так его засыпали.
Топка быстро забилась, пришлось остановиться. Дерево занималось медленно, поэтому я не поленился и взялся за ручку поддува. Вместо умеренного потока, в топку ворвался настоящий ураган, дрова немедленно вспыхнули, а наружу полетел пепел, от которого я поспешил ретироваться. Стрелка на манометре уверенно перевалила за отметку.
Сменился я в восемь, не особо устал, дрова горели с постоянной скоростью, а потому можно было рассчитать время, сходив в столовую на перекус, или даже подремать часок. Особенно, если кочегаров двое.
Наскоро ополоснувшись в бане (в котельной было относительно чисто, но от копоти открытые участки тела равномерно почернели, сделав меня похожим на африканца), я отправился к Петровичу в мастерскую. Рогов уже был на своём месте, сидел с телефонной трубкой в руке и с недовольным выражением на лице кого-то выслушивал. Увидев меня, он вяло кивнул и снова погрузился в беседу.
— Проходи, — сказал мне Петрович, как только я перешагнул порог мастерской. Здесь царил творческий беспорядок, два больших верстака, тиски, токарный станок, сверлильный станок, а у дальней стены стоял настоящий стол алхимика, уставленный колбами и пробирками. — Садись вот тут. Держи.
Он подвинул мне низкий табурет, а в руки сунул железку, в которой я не сразу узнал затвор от трёхлинейки. Деталь сильно заржавела и, несмотря на частичное отмачивание в нефтепродуктах, требовала чистки.
— Надо отдраить до блеска, — сообщил старик, — потом вставим, куда надо, и получишь винтовку.
Сама винтовка лежала неподалёку, классическая трёхлинейка, дерево тёмное, ствол тоже местами тронут ржавчиной, отчего оружие смотрелось настоящим древним артефактом.
— Ты не смотри, что ствол старый, — сказал Петрович, проследив за моим взглядом. — Там всё работает, внутри он не пострадал. — В магазине кое-что подшаманить пришлось, да теперь вот затвор отдраить. Держи.
Он дал мне в руки кусок мягкого войлока с абразивной пастой, которой я стал натирать кусок железа. Мелкого абразива хватало, чтобы зачистить ржавые пятна, наждачка тут не требовалась.
— Это из раскопок стволы? — спросил я, видя, как мой собеседник переместился за алхимический стол.
— Ага, соседи передали, четыре штуки, — он вынул из-под стола большую бутыль с нарисованными на стекле черепом и костями, откуда стал переливать прозрачную жидкость в небольшую банку. — Винтовки, конечно, старые, но стреляют. После ремонта будут хорошо стрелять. С патронами, правда… Но ничего, глядишь, у военных разживёмся.
— А что у них вообще есть? — спросил я, — и какие патроны используют.
— Всё, — уверенно заявил Петрович, добавив в налитую жидкость другую, более густую. — Разве что, гаубиц нету, и то, поначалу самоходки ходили в колонне.
— А всё же?
— Ну, смотри, колонна машин на двадцать, пусть не все с личным составом, но защитить себя они должны. А от кого защищать? Вот именно, никто не угадает, откуда опасность придёт, и какая. Против писаных есть автоматы пять сорок пять, а в ближнем бою — дробовик. Один на отделение минимум, да не такой, как у нас, а самозарядный, да патроны разные, в том числе и мини гранаты. Дальше, временами приходится с кучей мелких тварей столкнуться. Для них та же дробь и огнемёт. Один на взвод, ранцевый, да ещё на бронетехнике обычно стоят, чтобы с воздуха опасность отбить. Идём дальше, если твари в укрытии засели? А хоть бы и люди. А близко подходить чревато. Для этого у них «Шмели» имеются с запасом. Я так подробно объясняю, потому как видел их не раз в деле. Как правило, в колонне одна ЗУшка на ходу, зенитка то есть, чтобы крупных тварей валить издали. А для тяжело бронированных, таких, как костяной мастодонт, есть РПГ-7 и кумулятивные гранаты. Само собой, патронов уйма, гранат уйма, огнесмеси уйма, и всего остального тоже. Теперь ещё и беспилотники появились. Простенькие, но для разведки годятся. А вот пулемёты и снайперки у них как обычно, по одному на роту. А мы попробуем патроны выменять.
— Дурь какая-то, — поморщился я. — Начальство ведь знать должно. Или они слепые?
— Думаю, что не слепые, вот только офицер, что в поле работает, прекрасно знает, как нам тут без боеприпасов живётся, потому и внимания не обращает. А кто-то, может, и долю с того имеет. По-хорошему, давно пора нас приравнять, если не к военным, то к охотникам-промысловикам. Тогда на законных основаниях можно будет оружие нарезное купить и патроны. Ну, или поставить постоянный блокпост с тяжёлым оружием, чтобы хоть от налёта писаных защита была.
Дальше мы занимались каждый своим делом в молчании. Он смешивал какую-то адскую микстуру, которая у меня на глазах трижды сменила цвет и дважды — консистенцию. Конечный результат выглядел, как бесформенный ком чего-то, напоминающего коричневый пластилин, который плавал в тёмно-синем желе. Желе он выплеснул в угол, где оно моментально впиталось в бетон, а из пластилина начал лепить мелкие шарики.
— Закончил? — спросил он, подняв глаз на меня.
Я осмотрел железо, затвор выглядел, если не как новый, то вполне пристойно, а потому я утвердительно кивнул. Отставив лепку, Петрович забрал у меня железо и начал собирать оружие. Собственно, там и собирать было нечего, устройство крайне простое.
— Владей, — он протянул мне собранную винтовку. — Ремень завтра найдём.
— А патроны?
— На кой хрен они тебе сейчас?
— Ну, ночью тревога, а я голый, — пояснил я.
Он недовольно заворчал, но полез в шкаф. Через пару минут активных поисков на стол легли четыре винтовочных патрона с латунными гильзами и самодельными пулями из голого свинца.
— Самодельные, — объяснил он. — Но гильзы у нас есть, в ближайшие дни ещё накрутим. Пока же зажми в тиски и просверли в пулях отверстия. С торца. Не насквозь, а так, миллиметров пять.
— Зачем? — не понял я.
— Зажигательный состав туда засуну, видел, как зажигалки работают? Вот и тут то же самое, только поменьше.
Пуля имела форму простого цилиндра, который к концу слегка сужался, заканчиваясь плоскостью. В этой плоскости я и пробурил углубления ручной дрелью. Сверлить мягкий свинец было легко. После этого я отдал патроны Петровичу, а тот, взяв пластилин, принялся замазывать им углубления. Потом ещё вылепил конический кончик пули, сделав её похожей на настоящую. Я не стал шутить про пулю из дерьма.
— Держи, на тумбочку поставишь, сохнуть будет часа четыре, потом стрелять можно.
Патроны, чтобы не помять, я нёс в руке. В мастерской мне было больше нечего делать, поэтому я отправился в свой «номер», то есть, в кабинет, где на парте была моя кровать.
Вот только в кабинете отчего-то горел свет. Лампочки там не было, это я точно помню, да и свет не электрический. Кто-то свечу принёс?
Осторожно открыв дверь, я заглянул внутрь.
— Не помешаю?
— Нет, конечно, — Марина вскочила со стула и захлопнула книгу. — Я тебя и жду.
— Зачем? — спросил я, понимая, что вопрос идиотский, но не должно ведь быть так сразу.
— Ну, — она опустила глаза. — Так вышло, но я не столько за этим… скучно мне. Если не очень хочешь спать, пойдём, погуляем.
— А здесь гулять можно?
— Ну, если недалеко, от школы, по улице домов пять, а потом назад. Там хорошо, тепло, жаль только, звёзд нету.
Винтовку я поставил за кроватью, если кто и захочет украсть, то сразу не найдёт, особенно в темноте. Наган при мне, в условно безопасном месте должно хватить и его. Она взяла меня под руку и мы отправились наружу, ощущая на себе завистливые взгляды караульных.
Больше всего я боялся, что нам не о чем будет говорить. Раскрывать своё происхождение я не хочу, а в местных реалиях разбираюсь слабо. Но девушка оказалась грамотная, начитанная, и сама постоянно поддерживала разговор. Мы ходили по окрестностям, говорили о литературе, любви и семейных ценностях, она делилась планами на будущее. Нет, уезжать она не планировала, но семью можно создать и здесь, а когда пойдут дети, уже и цивилизация вернётся, а с ней школы, поликлиники, кинотеатры и библиотеки. Осталось только дикость забороть, тварей отстрелять, да от писаных отбиться.
Расстались мы поздно, около двенадцати. Снаружи стояла темень, звёзд, само собой, было не видно. Марина ночевала у нас в одном из кабинетов, номер я не рассмотрел, поскольку освещение коридора оставляло желать лучшего. Просто запомнил, что он последний в этом коридоре, буду знать. Прощались недолго, но я всё же дотянулся и поцеловал её, в темноте она не сразу поняла мои намерения, встрепенулась и, кажется, испугалась. Но тут же реакция стала обратной, её губы сомкнулись с моими.
А вот попытку форсировать процесс она пресекла, руки мои, рефлекторно направившиеся на разведку, она решительно отмела. Впрочем, и возмущения особого не заметил. Она улыбнулась, поцеловала меня ещё раз, теперь в щеку, после чего пожелала спокойной ночи и скрылась за дверью. Я отправился к себе, пришла запоздалая мысль, что для таких дел стоит побриться. Ладно, всё завтра.
Утро следующего дня началось поздно. Собственно, меня никто не будил, проснулся сам, услышав суету снаружи. Собираются в рейд? Может быть, нужно узнать.
Оказалось, что рейдов сегодня не будет, да и остальные работы, кроме обязательных, отменяются. Пришла военная колонна, которую давно ждали. Что именно будут делать военные, никто толком не знал, но сам факт нахождения здесь людей с Большой земли мог оказаться полезным.
Меня ещё в коридоре отловил Петрович, сказав, чтобы двигался за ним. Солдат я увидел через десять минут. Однако. В голове у меня рисовалась картинка армии позднего СССР, постоянно забываю, что прогресс на месте не стоит. Вот и здесь стояли бронетранспортёры неизвестной мне модели, вооружённые пушками, один танк, пара тягачей и несколько грузовиков. Колонна, как я понял, была нестандартной. Куда больше обычной.
Солдаты активно выгружали из машин оборудование. Что именно было в больших дощатых ящиках, я не знал, да и не интересовался. Вместо этого рассматривал самих солдат. Все молодые, явно срочники, одеты хорошо, тёмно-зелёный камуфляж, опять же, ничего подобного в моем мире я не видел. На ногах берцы, облегчённые, с тканевыми вставками. На голове каски, современные, не стальные, а из какого-то пластика. Имеется броня, сами жилеты выглядят лёгкими, зато снабжены массой дополнительных щитков. Закрыты бёдра, пах, плечи и локти. Экипировка явно рассчитана на противодействие живучим тварям, которых выстрелом остановить получается не всегда.
А что с оружием? Ага, основная масса с автоматами. Тут ничего нового, стандартные АК-74. Кое-где видны прицелы непонятной конструкции, но подробнее рассмотреть отсюда не получается. Примерно у каждого третьего есть подствольный гранатомёт. Вот два огнемётчика. Что характерно, оба в тяжёлой броне, словно рыцари. За спиной большие баллоны, в руках распылитель. Огонёк не горит, но, думаю, зажигается автоматически.
С брони окрестности контролируют два пулемётчика, пулемёты обычные, ПКМ. А вот боец с дробовиком, чуть постарше других, сверхсрочник. Дробовик занятный, с виду полуавтоматическая помпа, вот только пеналов с патронами внизу не один, а сразу три. Если по шесть в каждом, да один в стволе, но получается ураган свинца за короткое время. Такая штука на ближней дистанции страшнее автомата будет.
Выгрузив оборудование, солдаты направились в ту сторону, куда мы ходили в прошлый раз мародёрствовать. Точно, улица, перекрытая режущей паутиной. И что они будут делать?
Ответ нашёлся быстро. Они начали взрывать паутину. Делалось это так: сапёр подносил палку с крюком на конце, который надевался на нить паутины, не прикасаясь, внутри крюка был заряд взрывчатки, происходил взрыв, направленный внутрь, паутина разрывалась, конец падал на землю. Потом операцию повторяли на другом конце.
Я сперва подумал, что таким образом они оказывают помощь нам, освобождая проходы в город, но потом увидел следующую партию солдат (их вообще прибыло много, чуть ли не батальон). Эти были одеты в самые настоящие кольчуги, судя по блеску, титановые. Куртка и штаны. Подходили по двое, брали оторванный кусок паутины пассатижами за два конца, осторожно скручивали и складывали в металлические ящики. Вот оно как, заготовка ценного материала, который пойдёт, скажем, на пилы или резцы. Ну, молодцы, как говорится, в хорошем хозяйстве и бычий… пенис — верёвка.
Работали солдаты неторопливо и размеренно. Взрывы гремели один за другим, а ящики наполнялись трофеями. В это время я увидел командира подразделения, он тут единственный не носил брони, а потому получилось разглядеть майорские погоны и шеврон внутренних войск на рукаве. Он как раз говорил о чём-то с Роговым, отдал короткий приказ солдату с дробовиком, а сам направился в сторону школы, явно намереваясь зайти в гости к нашим.
К моему удивлению, Петрович махнул рукой мне, чтобы я пошёл с ними. Выяснить что-то мешали взрывы, что гремели с интервалом в две-три секунды, поэтому я просто пошёл за всеми. Ближе к школе, когда канонада осталась позади, появилась возможность разговаривать. Я, Рогов, Петрович и неизвестный майор остановились во дворе и, пользуясь безлюдьем и относительной тишиной, присели на две лавочки.
— Насчёт завода я вас понял, — сказал майор, продолжая прерванный разговор. — Когда мои орлы здесь закончат, перейдут туда и откроют проход. Вы уверены, что оттуда никто не атакует?
— Уверенным тут быть нельзя, — сказал Рогов. — Территорию никто не зачищал, кроме, вот, Дмитрия Сергеевича. Он там трёх пауков убил, но их могло быть и больше.
— Ясно, если что, отобьёмся. Теперь второе: чтобы я ваших авантюр с подкупом солдат больше не видел.
— Ээээ… — в один голос протянули Рогов и Петрович, явно собираясь включить дурака.
— По возвращении каждого солдата до трусов раздену и все патроны пересчитаю. И не дай бог…
Он потряс у нас перед носом большим жилистым кулаком, вообще, майор этот, будучи небольшого роста обладал очень массивной комплекцией.
— Павел Геннадьевич, — примирительно сказал Рогов. — Ну, сам ведь понимаешь, как мы тут выживаем. Знаешь ведь прекрасно, что нам боеприпасу…
— Боеприпас — одно дело, а вот автоматическое оружие гражданам иметь не положено, как и патроны к нему.
— Стоп, а к винтовкам можно? — тут же нашёлся Петрович. — Трёхлинейки у нас есть, не скрываю, а патронов к ним с гулькин нос. Вот, полюбуйся, чем с чудовищами воюем.
Старик сунул под нос офицеру кустарный патрон с самодельной пулей.
— Да вижу я, — отмахнулся майор. — И патронов дам, таких дать можно. И вообще, вам премия полагается за истребление сектантов. Правда, рапорта я пока не видел, но людей на место отправлю.
— Отправьте, — вмешался в разговор я. — Только вряд ли что увидите, поле боя за ними осталось.
— Ну, кое-какие трофеи мы принесли, — сказал Рогов. — Достаточно для доказательств.
Вот как, трофеи они принесли, а меня оставили там, понятно, что было не до того, но всё же обидно.
— Гоглидзе! — крикнул он сержанту, что стоял на полпути от нас до работающих сапёров, солдат, что характерно, был абсолютно славянской внешности. — Отправь людей в третий транспорт, пусть притащат ящик пулемётных. Да, сюда. А потом из шестого большой жёлтый ящик, тоже сюда.
Минут через пять прибыли двое солдат, которые поставили перед нами большой ящик. Щелкнув запорами, майор открыл его. Я ожидал увидеть цинки, но патроны лежали в бумажных пачках.
— Значит, смотрите, — начал объяснять он. — Вот это — от меня вам. Полторы тысячи штук, но с условием, что с соседями поделитесь.
— Поделимся, обязательно поделимся, — согласился Петрович, выставляя пачки на асфальт. — Речпортовским дадим и на электростанцию тоже. А у монахов нарезного нет, им бы к дробовикам побольше. Мы поставляем, но объёмы не те, да и качество так себе.
— Дадим, — сказал майор, кажется, уже пожалевший о своей щедрости.
Петрович, продолжая складывать из пачек пирамиду Хеопса, одну бросил мне, я поймал её на лету. Отлично, теперь с винтовкой смогу нормально работать. Тут солдаты под руководством сержанта Гоглидзе принесли следующие подарки, большой жестяной ящик, крашеный в жёлтый цвет, без каких-либо пометок. А рядом поставили ещё один патронный. Петрович как раз закончил счёт, остатки солдаты унесли.
— А вот это вам от государства, — сказал майор, откидывая крышку. В ящике лежал нечто, пересыпанное стружкой. — Вы всё жалуетесь, что страна о вас забыла, а, между прочим, на вас целые КБ работают.
Петрович заглянул через борт, тут же недовольно скривился.
— Этого добра у нас хватает.
— Уверен? — майор с довольным видом откинулся назад и достал сигарету.
Тут и мне стало интересно, я встал, подошёл к ящику и заглянул внутрь. Ага, ружья. Выглядят, как обычная одноствольная переломка двенадцатого калибра. На первый взгляд. А если присмотреться, бросаются в глаза отличия. Приклад немного другой, система запирания ствола тоже изменена, явно в сторону прочности. Ствол длиннее обычного сантиметров на десять, также длинное цевьё, почти вдвое от обычного. Я вынул оружие, стряхнул стружку и стал осматривать подробно.
— Как это чудо звать?
— ТОЗ-12 Штуцер, завод в эвакуации не переименовали, — с гордостью заявил майор. — Говорю же, специально для вашего брата делали.
— Нарезное? — тут до меня дошло, что ружьё это значительно тяжелее, что стенки ствола очень толстые, да и вместо обычной мушки присутствует мушка от карабина и прицельная планка со шкалой до километра. Только чем такое чудо заряжать?
— Лови, — майор бросил мне патрон, который я смог поймать в воздухе.
Ну, да, заморачиваться новым патроном никто не стал, против крупных тварей подошёл бы короткий патрон с массивной мягкой пулей, чтобы точность и дальность были как у винтовки, а поражающая сила — как у жакана. Вот только перестраивать военпром под такие нужды никто не будет. В руке у меня был патрон от крупнокалиберного пулемёта, калибром двенадцать и семь с бронебойной пулей.
— А плечо не сломает? — спросил я, нажимая на рычаг, оружие переломилось туго, внутри имелись дополнительные стопоры, чтобы казенник выдержал давление.
— Нет, — он махнул рукой. — Проверяли, отдачу терпеть можно. Единственное — лучше подушку подложить. Патроны тут, — он легонько пнул второй ящик. — Не считал, около шести сотен. Ваши шесть стволов, остальные вашим соседям отправим. Патроны им отдельно отгрузим.
— Вот за это спасибо, — сказал Петрович, осматривая следующий экземпляр. — Для наших дел в самый раз.
— Ты не думай, мы не бедные родственники, — тут же сменил тему Рогов, — вот, держи. — Он протянул майору небольшую коробку из твёрдого картона. — Там «Воронок» семь штук, а ещё пять «Сухарей», ну и «Полумесяц». Раз уж, как ты говоришь, государство о нас заботится, то и мы в долгу не останемся.
— Полумесяц-то зачем? — спросил майор, забирая коробку. — Самим бы сгодился.
— Ещё один есть, сдавать будешь, скажи, пусть почаще премии отправляют.
— Скажу. Вам, кроме оружия, ещё что-то нужно?
— Если будет оказия, — задумчиво сказал Петрович, — отправьте саженцы фруктовых деревьев. Яблоки хоть, очень уж еда тут однообразная, витаминов нет. В таком климате круглый год плодоносить будут. Ну, и сладостей тоже, шоколад или печенье, чай тоже нужен. Тот, что из города несут, пить невозможно, лежалый.
— Это не проблема, — с пониманием кивнул Павел Геннадьевич. — Список составьте, в следующем рейде привезу, не вагон, но в разумных пределах.
— Свои пять копеек вставлю, — сказал я. — Насчёт оружия. Вот смотрите, — я вынул наган и показал ему.
— Ты, между прочим, сейчас статью в руках держишь, — напомнил офицер.
— Так арестуй меня, — лениво отмахнулся я. — Смотри, при столкновении с тварью на ближней дистанции, ружьё бесполезно, а нож не спасёт. Тварь сильная, быстрая и с крепкой шкурой. Так?
— Ну, — согласился он, а вместе с ним кивнули Рогов и Петрович.
— И пистолет тут не в помощь, поскольку патрон слабый, тварь такого попадания даже не почувствует. Я из нагана в пауков стрелял, четыре пули из семи даже панцирь не пробили. Здесь предпочитают уродовать ружья, делая обрезы. Тоже выход, но обрез громоздкий, не всегда получается выстрелить, отдача большая, доставать долго и всего два патрона. Пусть конструкторы разработают револьвер. В Америке такое было, даже понятие есть «медвежий револьвер», может, даже получится образец достать. Короткоствольная дура огромного калибра с хорошим останавливающим действием. Миллиметров одиннадцать или двенадцать, да с длинной гильзой. Тут главная премудрость — не сам револьвер, его на хорошем станке токарь-двоечник выточит, важно ещё патрон к нему сделать. Как я уже сказал, до двенадцати миллиметров, да гильза с закраиной, длина — миллиметров сорок. И пуля тяжёлая, чтобы разрывалась, плющилась или раскрывалась, как цветок. Могу даже пару грубых чертежей набросать.
— Попробуй, но быстро ничего не обещаю. Штуцеры вот эти больше месяца делали, сейчас, вроде, в малую серию пошли.
— Пусть не быстро, — согласился я. — Но сделать обязательно нужно, это, кстати, и вам, военным пригодится. В тесных помещениях может жизнь спасти. Револьвер в производстве дёшев, особых расчётов не нужно, автоматики там нет, порох годится почти любой, и патроны можно перезарядить в полевых условиях. Даже курок одинарного действия можно оставить, всё равно польза будет. Отдача, правда, тоже будет, но с двух рук стрелять можно. В крайнем случае, можно даже не револьвер, а просто двуствольный пистолет сделать, чтобы как переломка заряжался. Всё равно пригодится.
— Задал ты задачку, — задумчиво протянул майор. — Чертёж сделаешь, я отвезу и отправлю, куда следует. Правда, обещать не буду, сам знаешь, тут дело в законность упирается. Хотя можно и по своей линии разогнать, а потом, когда для нас начнут выпускать, для вас партию выпросить.
— Вот и добро, — сказал я.
— И последний вопрос, — Петрович стал подводить разговор к развязке. — Когда вернётесь, сразу, слышишь, сразу отправляй сюда парочку учёных. Не знаю, кто там у вас есть, Савельев или Головин.
— Уехали они уже месяц как, — майор покачал головой. — Сейчас там заправляет Башкин, молодой, недавно приехал. С ним ещё несколько помельче, вроде, толковый парень, но близко не общался, сказать ничего не могу.
— Вот его и отправляй, пусть возьмёт себе охрану в пару стволов, из постоянного состава, с ними и приедет.
— А что за дело?
— Ты думаешь, чего здесь парень сидит, — Петрович указал на меня. — Он, когда писаных чистили, умудрился в подвале потеряться, потом под землёй прошёл на территорию завода, ту самую, которую вы нам сейчас откроете. А там «выход нашёл», живой воды напился и «Райское яблоко» сорвал.
— Эка, — майор посмотрел на меня с нескрываемым уважением, как будто в случившемся была моя заслуга, а не слепой случай.
— Говорит, в процессе трёх пауков завалил, — добавил Рогов.
— Я с Башкиным почти не знаком, — проговорил задумчиво майор, — но, подозреваю, он, как про яблоко услышит, пешком сюда побежит, да так, что на машине за ним не угнаться.
— И пусть о премии думает, — добавил Рогов.
На этом разговор свернули, майор отправился подгонять личный состав, а наши, собрав небольшую группу, двинули на завод, куда как раз должны были пробивать вход.
Штуцер я опробовал тем же вечером. Когда на завод всё же вошли, начали выкуривать местную фауну из всех возможных укрытий, используя огнемёты. Пауки, как ни странно, огня особо не боялись, убежище покидали, но не для того, чтобы бежать, а для того, чтобы атаковать нападающих. Один такой (впрочем, не особо крупный, с мамкой не сравнить), выскочив из трансформаторной будки, бросился на огнемётчика. Стрелял я с расстояния в полсотни метров, но, с учётом того, что цель двигалась, а оружие было непривычным, выстрел можно считать мастерским. Отдача чувствительная, но терпеть можно, хотя после десятка таких выстрелов может стать нехорошо. Зато и результат порадовал: твари вынесло внутренности и раскидало их метров на семь. Тут поневоле проникнешься благодарностью к неизвестным конструкторам, которые из той самой субстанции слепили довольно сносную конфетку.
Этот ствол оставили мне, но и про винтовку, что висела в моем номере, Петрович пока не заикался. Скажет — отдам, а пока пусть висит, есть она не просит.
На территории завода обнаружили то, что я называл аномалиями. Классической ловушкой из компьютерной игры это не назвать. В одном месте были два пятна зыбучих песков, что работали подобно капкану, если наступить, то ногу придётся откапывать часов шесть, хотя целиком и не засасывает. Ещё одной была «Яма», по аналогии с воздушной, область диаметром метров пять, где атмосферное давление снижено до опасных значений. Глаза не лопнут, но свалиться с приступом можно вполне. Вообще, как я понял из объяснений, аномалии эти не распространены повсеместно, имеют места скоплений, их регулярно находят и отмечают.
Работу на заводе закончили уже к темноте. Я думал, что солдаты останутся на ночлег, но они отправились в обратный путь прямо ночью. А мы вернулись в бункер и стали разбирать подарки.
— А что, майор этот сам не мог «Яблоко» отвезти? — спросил я, сидя на стуле в бункере. — И кто вообще артефактами занимается? Все государству сдают? Или частники тоже покупают?
— Артефакты бывают сильно разные, — сказал Рогов, размешивая сахар в стакане с чаем. — Большинство из них частнику применить некуда. «Воронка», например, если её присоединить с двух концов к электрическому проводу длиной до полукилометра, снижает его сопротивление до околонулевых значений. Почти сверхпроводимость. У «Сухаря» несколько областей применения, но основная — в оптике, с его помощью линзы модифицируют. А «Полумесяц» помогает жизнь искать. С расстояния в двадцать метров показывает безошибочно. Но только если жизнь теплокровная.
— А «Яблоко»?
— Тут всё сложнее, артефакт редчайший, только в местах выхода встречается. Что-то с биологической активностью связано, что именно, никто не говорит, но охотятся за ним старательно. Лично я полагаю, что болезни смертельные лечит. Так что, не переживай, примчится учёный. А ты тут нужен, чтобы авторизовать находку.
— Это как?
— А так, тот, кто его с дерева сорвал, как бы отпечаток свой оставил. Без его руки, шарик этот работать не будет. Поэтому учёные с собой аппарат привезут, сунут туда его, а ты руку приложишь.
— Заодно и кристалл им сбагрим, — сказал Петрович.
— Тоже хорошо, — добавил сидевший с нами Седой, мужик уже пошёл на поправку, хотя по-прежнему был бледным и сильно похудел, нелегко далось путешествие в иной мир. — Не зря тогда корячились.
— Думаю, послезавтра с утра заявятся, — сказал Рогов.
Петрович уже вернулся к своим основным занятиям, именно сейчас он отливал пули в форме, а на столике стояли три десятка пустых винтовочных гильз. Он уже успел отнести патроны соседям, а взамен принёс ещё три ствола. Теперь хоть основной актив поселения с дальнобойным оружием будет. А поскольку патронов никогда не бывает много, занялся перезарядкой гильз, что имелись в запасе.
Утром следующего дня я отправился на работу. Вообще, кое-что в устройстве этой колонии удивляло. Начальства почти нет, график довольно расплывчатый, но при этом все при деле. Никого даже заставлять не нужно. Когда задал этот вопрос Петровичу, тот сказал, что, во-первых, люди тут советские, тунеядствовать не приучены, во-вторых, каждый свои обязанности сам знает, большинство работает по той специальности, что раньше получена. Ну, а в-третьих, все, кого такой расклад не устраивал, подались на юг, где пополнили отмороженную вольницу, которую по мере продвижения цивилизации в обратном направлении уже начали отстреливать.
Сегодня работа была новой, требовалось, раз уж территория завода теперь наша, вынести оттуда кое-какое оборудование. Самое примитивное, которое там стояло больше для порядка. Станки, типа сверлильного, шлифовального, фрезерного. Некоторое время обсуждали, что надо бы в цех провести электричество и работать там, но такой маневр был признан нецелесообразным. Во времена войны сильно пострадали линии, а потому проще будет взять оттуда станки и вывезти туда, где электричество есть.
Этим мы и занялись, бригада из двух десятков человек, вооружённых, естественно, поскольку нельзя быть уверенным в полной зачистке территории, явились на завод, пригнав с собой автокран и КамАЗ с открытыми бортами.
Всё бы ничего, вот только техника в цех не заедет, по крайней мере, в этом месте ворот для машины не было. А потому наружу всё пришлось выносить руками. А станок весит много, от пары центнеров, до полутора тонн. В итоге, ворочали мы их часов шесть, пока, наконец, последний не оказался снаружи, где его зацепили крючьями «паука», а автокран без всяких проблем поставил в кузов. Когда мы уезжали, я обратил внимание на то, что завод стал почти идеальным укрепрайоном. Вход только один, через ворота, которые солдаты, чтобы не мелочиться, вынесли зарядом взрывчатки. Всё остальное затянуто паутиной и прочими неприятными вещами, делающими кирпичный забор почти неприступным.
На этом рабочий день закончился, начальство организовало внеочередную помывку для личного состава, после чего вся банда отправилась на ужин.
На стол накрывала Марина, которая, как я понял, решила прописаться тут надолго. А готовкой занималась вторая женщина, имени которой я так и не узнал. Уже вечером, когда я, вымытый, побритый и сытый до тошноты (за ужином даже сто грамм налили, начальник разрешил), вышел погулять в школьный дворик, уже через пять минут рядом стояла она.
— Покоя ищешь? — спросила она, взяв меня под руку.
— С тобой спокойнее всего, — она улыбнулась. — Прогуляемся?
— Угу, — я кивнул.
Справедливости ради, гулять тут было особо негде. Даже та часть города, которая считалась условно чистой, могла стать путём миграции каких-нибудь тварей. И наган, что так и висел у меня на ремне, мог и не помочь.
А ещё быстро темнело, так-то солнце светит, но, из-за проклятых туч всё время сумерки. И духота в воздухе висит. В итоге прогулка наша заняла от силы минут сорок, после чего мы снова вернулись к зданию школы. Уже традиционно сели на лавочку и поцеловались, неподалёку стояла группа работяг, которые курили, поглядывая на меня с завистью. Ну, да, с женщинами тут туго, а те, что есть, недотрог из себя строят.
Долго расслабляться нам не дали, сначала мужики, услышав что-то, резко сорвались с места, затушили окурки и бросились внутрь, потом из крайнего окна выглянул Винокур, который, увидев меня, громко крикнул:
— Димка, давай, завязывай с любовью, быстро к начальству.
Я, естественно, бросился в бункер. Марина, которую приказ непосредственно не касался, отправилась следом. В большом зале бункера было шумно, явно все уже там. Внутри было собрание, мужики сидели на лавках, ящиках и табуретах, кажется, притыренных из столовой. Всего человек сорок, остальные, надо полагать, на постах или спят. Трибуны здесь не было, поэтому Рогов просто стоял впереди.
— Все собрались? — спросил он.
— Кого смогли от дел оторвать, — развёл руками Винокур. — Давай уже, говори, где чего прорвало?
— Петрович, — сказал Рогов сидевшему в углу технарю. — Включи запись.
Петрович щёлкнул клавишей самодельного магнитофона, раздался треск, через который начали прорываться слова:
— …около шести утра, точно численность не знаю, рыл, наверное, триста, это писаных только. А с ними люди…
Раздался непродолжительный треск, после чего магнитофон снова заговорил:
— …это не кадавры, те тупые и медленные, если химией не накачаны, это настоящие люди, живые, они за писаных воюют. Все с оружием, автоматы, пулемёты, патронов куча, не берегут. И техника, грузовики, стальным листом обшиты, пулю держат, даже танк один есть, но, то ли снарядов нет, то ли пушка неисправна. Про БТР говорили, но я не видел.
Из магнитофона послышалось тяжёлое дыхание, человек этот смертельно устал или тяжело ранен.
— …подошли с юга, увидели их поздно, атаковали сразу по всем постам, даже толком проснуться не дали. Люди огнём давили, а писаные подбирались и в рукопашную… Маги там были, двое точно, сам видел. Остальные гранатами и ножами дрались. Всё, нет больше нас. Я чудом выжил, они рацию сломали, но не сильно, получилось починить. Сейчас в вашу сторону направляются.
На этом запись оборвалась. Мужики в зале негромко матерились.
— Думаю, всем всё ясно, — подытожил Рогов. — Нам повезло, что связь с Прокопьевском в тот момент была.
— Если оттуда ушли, то к нам уже должны прибыть, — заметил Винокур. — Сомневаюсь, что люди на технике, а писаные за ними ножками топают.
— То-то и оно, — сказал Петрович. — Сейчас объявляем тревогу, поднимаем соседей. Я их, собственно, уже поднял.
— Если живы, — сказал кто-то из толпы.
— Если живы, — согласился Петрович.
— Надо военных известить, — добавил Седой. — Пусть с опозданием, но помощь отправят.
— Извести, если сможешь, — раздражённо сказал Рогов. — Сам знаешь, там область повышенной ионизации, связь раз в году работает. А телефон, как второй раз оборвали, так и стоит мёртво.
— А гонца послать? — спросил я.
— Могут перехватить, — заметил Винокур. — Если с юга идут, то… Шурик?
— Я, — отозвался молодой парень в заднем ряду.
— У тебя мопед твой на ходу?
— Да.
— Заводи, прихвати с собой бензина канистру и… Где мост через реку Ночку знаешь?
— Ну.
— За него заедешь, оттуда поворачивай направо и по просёлку, он почти параллельно идёт, в Тишково приедешь, сразу панику поднимай. Кричи, что писаные батальоном напали, нет, лучше полком. Пусть вертолёты поднимут и сюда.
— Нет у них вертолётов, — проворчал Петрович. — Если только из тыла запросят.
— Тогда, три часа туда, полчаса там, три часа обратно, — подсчитал Рогов. — Всё, беги.
Парень сорвался и быстро убежал. Рогов начал отдавать приказания, но тут в помещение вошёл новый человек. Это был молодой мужчина в форме и с короткоствольным автоматом в руках, лет двадцати пяти, в очках и худосочного телосложения, даже под военной формой проглядывал человек интеллигентной профессии.
— Доброй ночи, — сказал он. — Можете объяснить, что у вас творится? Нас по дороге обстреляли, кое-как прорвались.
— Значит, уже здесь, — сделал вывод Рогов. — Короче, вы, я так полагаю, Башкин?
— Да, старший научный сотрудник, а мы знакомы?
— Военные о вас упоминали, я знаю, зачем вы приехали, но, боюсь, сейчас некогда этим заниматься.
— Так что случилось?
— Нас атакуют, писаные, пополам с людьми. Вам очень повезло, что прорвались, а сейчас они будут здесь. Сколько с вами людей.
— Я сам, помощник и два водителя. Мы груз привезли, там цистерна солярки, продукты, лекарства.
— А патроны? — жадно спросил Петрович.
— Немного.
— Тащи сюда, машины загоняйте во двор, хотя… цистерна… тут стрелять будут.
— А где вообще оборону держать? — спросил я.
— Здесь, где же ещё, здесь для этого всё есть.
— Разрешите, — снова вклинился я в разговор. — Территория завода, туда только один вход, нам ведь продержаться нужно, а потом помощь придёт. Ну, если Шурика не завалят.
Он на секунду задумался, потом посмотрел на Петровича.
— Арсенал унести реально.
— На машинах? Отчего нет? За полчаса всё загрузим, да и их подарки туда загоним. Димка дело говорит.
— Звони речпортовским, девкам и монахам, пусть хватают всё, что только унести можно, потом валом на завод. Продукты и остальное оставить, ещё найдём, только оружие и патроны.
Дальнейшее было делом техники. Как ни странно, но быстрее всего обернулись упомянутые девки и монахи. Девки пришли компактным строем, загрузились в грузовик до отказа, после чего их отправили на завод. Увы, на весь коллектив имелось всего три винтовки, будут балластом, который лучше всего спрятать. Следом прибыли на своём транспорте монахи. Полсотни мужчин разного возраста в чёрных рясах. Эти, в отличие от женщин, нонкомбатантами не были. Каждый держал в руках ружьё, а на поясе имелся приличных размеров патронташ. Видимо, не тот случай, когда следует пацифизмом заниматься. Правда, против автоматов ружьё — это так, мёртвому припарки, не говоря уже о тяжёлой технике.
А наши сейчас занимались погрузкой в кузова военного имущества, Петрович велел выгребать всё, чтобы не досталось противнику. Откуда-то с окраин уже доносилась стрельба. Но это дозорные, их задача — задержать врага, создав побольше шума. В последний момент отойдут.
— А мне что делать? — спросила Марина, которая сейчас пыталась помогать нам тащить большой ящик.
— Почему со своими не уехала? — спросил я, в ящике этот явно свинцовые болванки, весит тонну.
— Не хочу, я вам помогать буду, оружие мне дадут?
Вот бы знать. Так-то оружия на складе полно, а вот хорошего оружия, дальнобойного… Стоп!
— Сбегай в мой номер, там, над кроватью висит винтовка. А патроны в тумбочке, двадцать штук в пачке и четыре россыпью. Забери, это тебе.
Она убежала, а я подумал, что зря кидаю девку под молотки. Толку от неё с это винтовкой и двадцатью патронами.
Но Петрович в это раз меня удивил. Когда очередной грузовик с ящиками отбыл в направлении завода, мужики выкатили из бокса пушку. Стомиллиметровую противотанковую «Рапиру». Значит, где-то в ящиках были снаряды. Ситуация заиграла новыми красками, с пушкой наше противостояние не будет таким уж безнадёжным.
— Я готова, — за спиной у меня материализовалась Марина, запыхавшаяся, но с решительным видом.
— Раз готова, прыгай в кузов, это последний транспорт, — велел я, указав на откинутый борт.
Сборы заняли у нас почти всю ночь, последняя машина, к которой и прицепили пушку, въехала в ворота уже около пяти утра. А следом заехало подкрепление от речпортовских, тех самых, которые жили по соседству, но я ними я пока не пересекался. Их было довольно много, человек пятьдесят, да плюс ещё те, кто сейчас бьётся с врагом, прикрывая наше отступление. И они тоже прибыли не с пустыми руками. В один из корпусов побежали люди с разобранным миномётом в руках. Потом пронесли ещё один. Надо полагать, установят на крыше, восемьдесят миллиметров — не весть какая артиллерия, но куда лучше, чем ничего. Следом понесли ящики с минами.
У нас одна бригада устанавливала пушку, старательно баррикадируя позицию обломками. Остальные получали боезапас. Автоматов в отряде насчитывалось двенадцать штук, но, с учётом патронного дефицита, нужную плотность огня не создадут. Ещё имелся затёртый до белизны пулемёт Дегтярёва, старый, времён Войны, сейчас пулемётчик, получивший боекомплект первым, старательно набивал диск.
Я встал в очередь, следом стояла Марина, надеясь получить что-то ещё, а следом — Немой, у которого в руках был ППШ. Надо же, раритет откопали, вот только заряжать его чем?
Мне Петрович выдал мешок патронов двенадцать и семь, много, около сотни, весил он немало. Вряд ли из своей берданки смогу столько расстрелять. Часть патронов имела следы переделки, была заряжена самодельными пулями.
— Гранаты вон там бери, — распорядился старик. — Сколько нужно, там, на них написано, какие где.
Гранат, в самом деле, было много, и ассортимент радовал разнообразием. Видимо, колония давно и старательно готовилась к чему-то подобному. Заводских образцов почти не было, а те, что были, разобрали ещё до того, как дошла очередь до меня.
Что имеем? Вот гранаты с ручкой, корпус сделан из толстой алюминиевой трубы. Что за начинка внутри — неизвестно. На корпусе написано фломастером «Фугас. Три сек.» Тут понятно, выдёргиваешь чеку, бросаешь, а через три секунды… маловато, конечно, да и предохранительный рычаг тут не предусмотрен. А вот осколочные. Дизайн похожий, но корпус покрыт стальными осколками из рубленой арматуры. И задержка уже в пять секунд. Беру, две себе и две Марине, всё равно она от меня никуда. Чуть дальше имелись бутылки с коктейлем Молотова. Опять же, разные, да и жидкость, судя по цвету, не избежала алхимических добавок. Вот тёмно-красная, на этикетке надпись «Жид. Гор. Самовоспл.» Звучит, как антисемитская шутка, но понятно, как действует. А в одной из бутылок вовсе был порошок, а в середину воткнута ампула с реагентом. Надпись «Огнесмесь. Выс. Темп.» Это что-то, вроде термита. Брать не буду. В итоге взял себе и Марине по две осколочных и по две бутылки с огнесмесью, те, которые не самовоспламеняются. Не хватало ещё уронить себе под ноги.
Очередь продвигалась быстро, наш немногословный друг нахапал полдюжины гранат и несколько бутылок, а ещё нагрёб патронов к автомату, которые ещё в диски нужно зарядить.
Когда отходили от пункта боепитания, нас поймал Винокур и тоном, не терпящим возражения, отдал приказ:
— Вы трое — четвёртый корпус, вон тот, третий этаж, окна ближе к левому углу.
— Левого отсюда или оттуда?
— Оттуда, отсюда — правый. Вон те окна. Ты со своим штуцером работай по бронетехнике, у них много кустарных поделок, пуля должна взять. Немой прикроет в ближнем бою. Гранаты берегите. Всё, выполнять.
— Есть, — ответил я за всех, после чего мы втроём отправились в указанное место.
Этажом ниже нас разместились монахи, видимо, запрет на использование оружия не распространялся на подобные ситуации. Каждый держал в руках дробовик. Если я правильно понял, то стрелять будут не все, несколько стариков будут заряжающими, они сейчас выставляли ящики с патронами. Даже если этот бой выиграем, останемся без боеприпасов. Впрочем, военные с пониманием отнесутся, глядишь, отсыплют чего.
А выиграем? Из тех скудных обрывков информации я знал, что по людям у нас примерный паритет, возможно, уступаем человек на полсотни. Притом, что у нас часть людей — нонкомбатанты. Плюс крепко проигрываем в оружии, поскольку враг располагает армейскими стволами и неслабым запасом патронов. Ещё техника. Как мы сможем уничтожить современный танк, понятия не имею. Пушка у нас есть, да только она на месте стоит, следовательно, выстрелить сможет раза два или три. Потом её уничтожат вместе с расчётом. Бутылками закидывать? Но ведь и там не идиоты, танк будет пехота прикрывать, а если ещё пушка исправна, то нам однозначно конец. Да что там пушка, пулемёта хватит всем, если стрелок бронёй прикрыт.
Правда, у нас позиция довольно крепкая, всё же кирпичные здания с довольно толстыми стенами. Тут и танковая пушка не факт, что прострелит. Но это если они всё же будут штурмовать. Не понимаю я врага, с одной стороны, говорят, что писаные — они как звери, увидели человека — сразу атакуют. В то же время они вели войну против современной армии, использовали магию и алхимию, а теперь ещё и людей на службу поставили. После такого с трудом верится в их дикость.
Немой моих печалей не разделял, он присел на опрокинутую станину какого-то станка и старательно набивал диски патронами. Делал он это довольно профессионально, из чего я сделал вывод, что оружие ему знакомо. Патроны, кстати, были новые.
— Это из той партии, что мы в ВОХре нашли? — спросил я, всматриваясь в предрассветную дымку, из которой постепенно подтягивались отряды заслона.
Он помотал головой. Потом задумался и изобразил пальцами очки.
— Учёный привёз?
Он кивнул.
Я повернулся к Марине.
— Оно тебе надо?
— Конечно, — с явным возмущением ответила она. — Если не я…
— Другие-то в подвале сидят, — заметил я.
— Ну и пусть сидят, да и не все сидят, Любовь Наумовна сейчас на позиции с автоматом, я её видела. А другие девочки дежурят, чтобы раненых таскать. Ещё им ружья выдавали, за себя постоять смогут.
— Стрелять-то умеешь?
— Конечно, нас учили всех, не из этой винтовки, но умею, — она открыла затвор и стала по одному вставлять патроны. — Метров со ста точно попаду.
Хорошо бы, подумал я, из нового оружия, которое никто не пристреливал. Да и какое оно новое, даже если конкретно из этого ствола стреляли мало, полвека лежания на складе точно на пользу не пойдут.
Он нечего делать стал перебирать свой боезапас. Так, кустарных патронов всего восемь, простая свинцовая пуля с закруглённым кончиком. Надо полагать, не простая, Петрович обязательно что-нибудь вставил. А остальные? Вот эти — бронебойные, их больше всего. Даже не так, бронебойно зажигательные, если правильно помню маркировку, внутри твёрдый сердечник. Другие, с полностью красной пулей — это зажигательные мгновенного действия. Их всего двенадцать. Какие ещё? Без маркировки — это, скорее всего, снайперские, их пока отложу, восемь штук.
Для экономии времени в бою принялся рассовывать патроны по карманам. В нагрудных будут бронебойные — по технике. В левый боковой на штанах положу МДЗшки, вдруг понадобится что-то поджечь, а в правый — с простыми пулями, которые Петрович навертел. Это по живой силе. В целом, мощью оружия после первого знакомства я доволен, а вот скорострельность удручает. Может, девушку лучше заряжающим поставить? Хотя нет, от такого подхода выгоды никакой, я и сам с той же скоростью заряжать буду.
А они точно пойдут на штурм? Не попытаются обойти с тыла, не пройдут мимо, а будут именно штурмовать укрепления? Не самое разумное поведение, хотя откуда мне знать, что в голове у инопланетян.
Я встал на позицию, всмотрелся вдаль. Заслоны отошли, скоро появятся враги. Стрелять буду из окна, высота подоконника подходящая, но лучше будет отойти вглубь здания, или стрелять наискосок.
Тут со стороны входа появился Винокур и что-то бросил в нашу сторону. Чем-то оказалась портативная рация, которую Немой поймал на лету. Поймал, а потом вопросительно посмотрел на командира.
— Чего? — не понял тот. — А, точно, вон, Дмитрию отдай.
Немой, виновато улыбнувшись, протянул мне рацию.
— Частота там одна, твой позывной — сорок третий, — сказал командир уже удаляясь. — Я — Вышка.
И тут со стороны жилых кварталов раздался шум работающих двигателей. Началось. Я крепко сжал в руках штуцер и приготовился стрелять.
Враги наши, будь они трижды отмороженными, не атаковали сразу. Они предложили сдаться. Сдаваться, естественно, никто не собирался, но становилось понятно, что явились они сюда за людьми. Наши скудные запасы, артефакты и оружие интересуют их во вторую очередь, если вообще интересуют.
С противоположного конца улицы выехало нечто, что напоминало собой грузовик, обшитый стальными листами. Я стал прикидывать расстояние, даже посмотрел в бинокль. Километра два, точно не достану. Пуля-то долетит, но опасть не получится. Только напугать.
Сверху на броневике имелось подобие башни с открытым верхом. В этот момент оттуда высунулись двое, один был писаным, правда, сильно отличался от виденных мной ранее. Татуировка выглядела не спиральными кругами, а расходилась в виде лучей от носа, а между лучами были какие-то надписи, рассмотреть которые не позволяло разрешение бинокля.
— Жители города Камска! — громогласно обратился мегафон.
Камск? Не Канск, а именно Камск. Это город-миллионник? У нас вообще такой есть? Возможно, где-то есть, на реке Каме. Но не миллионник точно. Сильно разошлись наши миры.
— Слушайте меня, если хотите остаться живы! Мы не хотим убивать вас, у вас есть выбор: погибнуть всем… — тут говоривший сделал паузу, — или пойти на службу великой богине-матери!
Он говорил ещё долго, но остальные мысли были уже повторением сказанного. Они планируют пополнить армию и пойти дальше. Или не дальше, а в сторону, поскольку дальше стоят военные, которые им легко хребет переломят. А мы, стало быть, должны умереть или встать под их знамёна, что подразумевает какое-то зомбирование.
Выбор по принципу «вилку в глаз или…» — это всегда ложная дихотомия, всегда есть третий вариант. В данном случае — навалять им, или дождаться помощи от военных. Будем надеяться, что Шурик на своём мопеде уже близко к цели. А крикунов этих стоит пугнуть. Я поднял штуцер и приложился к прицелу.
Выстрелить я не успел, наша артиллерия сделала те же самые выводы, слегка перекатила пушку и выстрелила. Для «Рапиры» такое расстояние ни о чём, она и делалась, как снайперское орудие, а потому фугасный снаряд прилетел прямо в агитаторский броневик. Зрелище, скажу я вам, было шикарное. Снаряд пробил броню и взорвался внутри, разорвав технику на отдельные листы, естественно, полетела вверх и башня, а те двое, что сидели в ней, приземлились метрах в двадцати. Неплохое начало боя. Надо полагать, в машине той не рядовые бойцы сидели.
Артиллеристы начали откатывать пушку на исходные. Кирпичный забор, будучи неплохим оборонительным рубежом, сильно ограничивал обстрел, за ним оставалась приличных размеров мёртвая зона, где противник будет прятаться, когда пересечёт улицу.
Окружающие дома немедленно взорвались огнём автоматов. Видимо, патронов у них и правда много. Совсем не экономят. Цепочка попаданий прошла немного выше наших окон, заставив спрятаться на стену. Но сидеть в укрытии — это не выход, так бой точно не выиграть. Стрельба беспорядочная, следовательно, попасть куда-то могут только по случаю. Для автомата даже триста метров — это довольно много.
А у меня небольшой плюс в дальнобойности, попробую кого-то достать. Вот, как раз, один из стрелков стоит на балконе второго этажа и бесстрашно поливает из автомата. До него метров двести с гаком, с учётом того, что стрелять придётся наискосок.
Гром выстрела неслабо оглушает. И отдача тоже приличная, подозреваю, имеет смысл в патронах навеску пороха уменьшить, ствол-то всё равно короче, чем у пулемётов. Зато попал. Стрелок опрокинулся назад и упал, так и не поднявшись. Даже если задел вскользь, при таком калибре непринципиально. Переламывая ствол, — экстрактор есть, но гильзу выбрасывает не до конца — приходится хватать пальцами и выбрасывать. Засовываю следующий и ищу новую цель.
С первых этажей небольшого трёхэтажного дома старательно лупит пулемёт. Расстояние приемлемое, вот только стрелка почти не видно. Попробую достать…
Не успел, пушка наша продолжала работать, за секунду до моего выстрела туда прилетел снаряд, сделавший в стене дыру в пару метров диаметром. Само собой, пулемётчика разнесло в пыль.
Сила огня постепенно спадала, в радиоэфире звучали крики, что кому-то нужна помощь, бинты и жгут. Несём потери, но без этого никак, главное, чтобы у врагов люди закончились быстрее.
А враги тем временем, решили атаковать. Из переулков выдвинулись несколько бронемашин. Среди кустарных поделок ехал БТР-70. Старый, ржавый, почти без краски, но исправный. Ехал по диагонали к линии обороны, а за ним пряталась пехота, как человеческая, так и уроды в балахонах. Пулемёт был исправен, но патроны они экономили, изредка стреляя по нам короткими очередями. Да, тут моя винтовка не возьмёт, тут пушка нужна.
Сработала, правда, не пушка, а миномёты. Если противник на закрытых позициях, следует кидать что-то сверху. Вот и кинули две мины. Не совсем точно, разрывы произошли справа и слева от скопления пехоты, но даже так осколки сделали часть работы.
В этот момент среди остальных бронированных гигантов проскочил крошечный беззащитный «Москвич», который на всех парах полетел в сторону стены. Я сообразил, что это такое и чем грозит, поскольку в моём мире слово шахид-мобиль было распространённым. Вот только остановить его было проблематично. Всё, что я успел сделать, — это выстрелить с упреждением, пробивая капот. Попутно прилетело ещё несколько таких подарков большого калибра, в том числе и зажигательных.
Результат попадания оказался спорным. Взрывчатка, заложенная в машину, взорвалась раньше времени. Но это раньше принципиально ничего не изменило, слишком велик был заряд, стена не выдержала близкого разрыва, кирпичи ввалились внутрь. Впрочем, пока это было преимущество скорее для нас, теперь появился более широкий обзор на улицу, с которой атакуют, а пролезть в получившуюся дыру не так просто, там теперь гора битого кирпича пополам с паутиной.
Я потряс головой, которая гудела после взрыва, стена частично погасила волну, но даже так досталось изрядно. Нужно стрелять. Раз есть броневики… Следующая пуля прилетела по бронемашине, как раз в то место, где, по моим расчётам, сидел водитель. Подействовало, машина встала на месте, изредка огрызаясь автоматными очередями из бойниц.
Работавший из соседнего здания пулемёт остановил вторую кустарно бронированную машину, просто расстреляв колёса, а через пару секунд снова показала себя наша артиллерия, тут всё прошло выше всяких похвал: от попадания БТР просто развалился на две части, попутно досталось и остаткам пехоты за ним.
В эфире раздался чей-то радостный вой, но тут же оборвался. Взрыв раздался внутри территории, а пушка подлетела над землёй, разваливаясь в полёте на части. А виновник торжества, танк противника, (кажется семьдесят второй, хотя в таком состоянии могу перепутать, с танками мне дела иметь не доводилось), пусть не менее убитый, чем БТР, но на ходу и с исправной пушкой шёл в атаку.
Тут мне стало нехорошо. Ничего такого, чем следовало встречать танки, у нас не было. Только бутылки с горючим. Гранатомёты, ПТУРы, да хоть бы противотанковые ружья — всё это недоступно, а единственное орудие стало металлоломом только что.
Странно, что враги не начали с него, бронемашины оказались неудачными, десяток стрелков со штуцерами, вроде моего, уже превратили их в решето, а миномётчики, кладущие уже восьмую пару мин, здорово проредили натупающую пехоту.
Следующий выстрел пушки вынес кусок стены в соседнем корпусе. Не знаю, кто там стоял. После этого танк двинулся вперёд, но, видимо, снарядов было не так много, поэтому он решил проделать ещё одну брешь в заборе. Развернул башню и, взяв средний разгон, направился к стене. Тут и паутина не поможет, танковую броню ей не разрезать.
Но тут сработали наши, не знаю, планировали они это заранее, или налицо импровизация, но в то место, куда через пару секунд должен был ударить вражеский танк, какой-то отчаянный парень метнул больших размеров свёрток, после чего сам откатился в сторону и нырнул в люк канализации. Следующие события прошли одномоментно. Многотонная бронированная туша проломила кирпичную стенку. Взорвался заряд, лежавший под стеной, а попутно в то же место прилетела мина, ударив прямо перед башней. Взрыв дался нелегко, волна отбросила меня назад, а следом прилетели кирпичные осколки.
Рядом шлёпнулась Марина, выронив винтовку.
— Жива? — спросил я, не слыша собственного голоса.
— Чего? — спросила она, спросила бесшумно, я прочитал по губам.
Этого мне хватило, чтобы понять, что с девушкой всё в порядке, я подхватил штуцер и метнулся к окну, чтобы разглядеть, что случилось с танком. Танк уцелел, но взрывом сорвало гусеницу. Теперь он вертелся на месте, пытаясь навести ствол. Возможно, башню тоже заклинило.
Выстрелить не успел, трое смельчаков из крайнего здания выскочили на дистанцию броска и метнули каждый по две бутылки, среди которых были и самовоспламеняющиеся. Через мгновение танк активно полыхал, полностью скрывшись в облаке пламени, там точно не уцелеет никто и ничто.
Правда, и смельчаки эти попали под удар, прорвавшаяся в основной вход группа вражеских стрелков открыла огонь, до укрытия из троих добежал один. А следом снесли и этих стрелков, поскольку как раз напротив них стояли монахи, которые открыли огонь из трёх десятков ружей картечью. Облако свинца просто снесло всех, кто проник внутрь.
Я стрелял без остановки. Враг атаковал по всем правилам: манёвренная группа двигалась вперёд под прикрытием огня. Стрелять по бегущим врагам мне было не с руки, а вот огневое прикрытие, бойцы, что прятались за остовами подбитой техники, один за другим падали от попадания бронебойных пуль.
Но плотность нашего огня оставляла желать лучшего, скоро одна из групп прорвалась к бреши, что пробил заминированный автомобиль, ринулась в атаку на корпуса, правда, двое самых быстрых тут же покатились по земле, зажимая культи на месте отрубленных ног. Паутина так и оставалась среди обломков. Но другие прорвались, после чего тут же начали поливать окна огнём, не давая высунуться защитникам.
— Попала! — крикнула Марина сбоку, я обрадовался, что снова могу её слышать. Действительно, попала, один из нападавших повалился набок.
Тут сработал Немой, сообразив, что дистанция как раз для него, высунулся и выдал по атакующей группе длинную, на половину диска, очередь, выкашивая их почти в ноль. Тут же рухнул на пол, я думал, что в него попали, но заметил, что парень цел, но остервенело дёргает затвор. Заклинило, оружие старое. Говорить он не мог, но, что называется, смотрел матом.
А враг, не считаясь с потерями, уже пёр вперёд. Группа из одного человека-автоматчика, за которым прятались двое писаных, оказалась прямо напротив нас. Человек держал перед собой стальной щит, который закрывал его от картечи. Но вот бронебойная пуля двенадцать и семь пробила щит и самого стрелка. А Марина следом всадила пулю в грудь писаного. Тот завалился назад, но тут же вскочил и ринулся вперёд. Пробежал немного, внезапно остановился и стал скрести руками грудь. Тут до меня дошло, обычная пуля его остановить не могла, но умная девочка Марина специально зарядила зажигательную. Теперь в груди нелюдя разгорался небольшой пожар. А тот, что шёл за ним показал себя во всей красе. На плече его сидел небольшой ревун, который немедленно выдал крик такой силы, что меня отбросило назад и едва не размазало по стене. Марина успела укрыться, а Немой продолжал возиться с неисправным автоматом.
Но это было только начало. Тут же тварь выдала все прелести магии. Вскинув руки над головой, писаный выпустил луч света, что немедленно создал защитный купол, в три метра высотой и метров десять диаметром. Пули от него отскакивали, а под этот купол немедленно начали сбегаться враги. Теперь в их рядах почти не было людей, только писаные, увешанные колюще-режущим инструментом. Штурмовая группа, которая сейчас зайдёт в здание.
Ситуацию спас Немой, который, наконец, разобрался с автоматом, вставил новый диск, выглянул в окно, собираясь стрелять, но увидел нечто ненормальное. Он немедленно кинулся за гранатой, которая, падая сверху, смогла преодолеть защитный купол. Видимо, защита, рассчитанная на пули, не могла останавливать медленно летящие предметы. Следом полетела вторая, потом третья. Маг держал купол до последнего, но и он завалился набок, на куски разорванный взрывами.
Потом нас обстреливали из арбалетов. Это было бы смешно, если бы в стрелах не было магической накачки. Стрела выглядела обычной, но от наконечника разлетались искры, а когда он прилетел в стену, образовалось огненное пятно, которое тут же расползлось по стене змейками, а те заползли в окна, откуда раздались отчаянные крики. Снова у нас потери. Одна из стрел ударила рядом с моим окном, я немедленно подался назад, струйка огня проползла внутрь, нацелившись на меня. Вторая бросилась на Немого, но тот быстро отпрыгнул в сторону, потом снова и снова, пока огонь не стал терять силу. Мне такая прыть была недоступна, пришлось просто бегать, пока пламя не потухнет.
Снизу раздались крики, там явно потасовка, кто-то с кем-то дерётся. Если писаные проникли внутрь, то я на монахов и копейки не поставлю. Но прийти к ним на помощь я не успел. В этот момент вражеская штурмовая группа атаковала и нас. В окно была вставлена лестница, с которой прямо на меня прыгнул писаный с двумя кривыми ножами.
Не долетел. Неразговорчивый боец срезал его в полёте короткой очередью, а когда тот упал на пол, то тут же получил прикладом от Марины, девушка сработала так чётко, словно всю жизнь этим занималась. По лестнице поднимались и другие, но им не суждено было попасть внутрь. В окно вылетела граната, а следом бутылка огнесмеси, отчего вся лестница моментально занялась огнём.
Теперь можно было поддержать святых отцов. Мы ринулись вниз по лестнице, там как раз монахи пытались удержать врага в дверях с помощью деревянного щита, самодельных копий и редких выстрелов. А враг наседал толпой, пытаясь выдавить щит внутрь. С обеих сторон видно было несколько трупов и лужи крови, а из задних рядов противника уже тащили крупного ревуна, который запросто вынесет своим криком и этот щит и монахов, стоявших за ним.
Не вынес. В который уже раз получается избежать самого худшего. ППШ не зря когда-то считался отличным оружием, окопной метлой, от которой нет спасения. Полный диск — это семьдесят патронов с приличной проникающей силой, которые к тому же создают рикошеты от стен. Толпа писаных тут же поредела, а потом и вовсе отхлынула обратно, а вслед им я бросил гранату. Осколок прилетел и мне, разодрав левый висок, но оно того стоило.
Тут и монахи перешли в наступление, выигранное время они потратили на перезарядку, после чего отправились вниз по лестнице, стреляя залпами на манер пехоты восемнадцатого века. По трое в ряд, стреляли первый и второй ряды, стоя в шахматном порядке.
А враг наседал неистово, не знаю, какой химии объелись писаные, но инстинкт самосохранения у них отключился напрочь. Перепрыгивая через кучи трупов соплеменников и людей, они кидались в бой, размахивая ножами, тесаками, ятаганами, кистенями и даже просто с голыми руками. Прямо на лету получали порцию картечи, после которой продолжали бежать дальше и, уже приблизившись, падали от потери крови.
Снаружи начали рваться гранаты, что временно прекратило напор атакующих, а один из монахов удачно подстрелил ревуна, готового смести защитные порядки святых отцов.
Я уже подумал, что бой выигран, но, стоило нам высунуть нос наружу, как по зданию снова ударили очереди. Та часть вражеского войска, что предпочитала огнестрел, была ещё жива и продолжала сопротивляться. Пришлось ретироваться на исходные. Монахи, оставив пару стрелков на позиции, занялись помощью раненым. Мы же втроём вернулись на свой этаж.
— Сорок третий Вышке, — надрывалась рация, которую я забыл здесь.
Я метнулся к прибору, подхватил с пола и нажал на кнопку.
— На связи сорок третий.
— С конца улицы идёт, сделай что-нибудь, не могу достать из снайперки.
Я сначала не понял, что именно имеет в виду командир, но, стоило выглянуть из окна, разглядел странную конструкцию. Выглядела она, как самоходное орудие большого калибра, чей броневой корпус пришёл в негодность и был воссоздан вручную командой сварщиков-алкоголиков. Тем не менее, ствол у этой махины имелся, и теперь она медленно, но верно ползла на гусеницах в нашу сторону.
А самым неприятным было то, что в машине этой сидел кто-то из магов, поскольку поверх брони разливалось голубоватое свечение. Что это даёт? Сложно сказать, но подозреваю, что чёрта лысого получится их пробить.
Как раз в этот момент откуда-то сверху прилетела пуля, явно из той самой снайперки, а Винокур, полагаю, сидит на той самой трубе, где я когда-то прятался от пауков. Пуля не сделала вмятину в броне, не выбила искры из стального листа, она просто заставила синий свет стать немного ярче, а потом просто исчезла.
— Стреляй! — раздался из рации голос Винокура. — Только ты остался!
Значит, все, кто владел таким оружием, уже мертвы. Только я. Но даже не будь магического прикрытия, вряд ли бы хватило моего калибра, чтобы пробить броню, а тут ещё и это.
Тем не менее, я, стараясь сохранять хладнокровие, потянул из кармана патрон с красно-чёрной пулей, вставил его в патронник, захлопнул ружьё и прицелился. Куда стрелять? Думаю, лучше всего туда, откуда торчит ствол. Глядишь, получится повредить. Приборов наведения совсем не видно.
Отдача едва меня не опрокинула, а о размерах синяка на плече лучше не думать. Пуля точно так же ударила в силовое поле и, хоть и вызвала большую вспышку, навредить ничем не смогла.
— Ищи самодельные патроны, — снова проснулась рация, но на этот раз говорил Петрович, он жив, но, судя по голосу, смертельно устал или ранен. — Там есть, у тебя в запасах. Они помогут.
Самодельные патроны я, к счастью, не расстрелял. Просто не видел в них смысла, если есть заводские, если только отдача поменьше за счёт меньшего порохового заряда. Вот он, простая свинцовая пуля. Переломить, вынуть гильзу, чёрт, горячая, и перчатки надевать некогда, каждая секунда на счету, вставить новую, захлопнуть. Отдача была чуть меньше, но многострадальное плечо не спешило благодарить. Силовое поле вокруг машины снова вспыхнуло, но не на секунду, как в прошлый раз. Свет стал разгораться, потом сияние охватило уже всю стальную тушу. В этот момент я, поставив рекорд по перезарядке, всадил вторую пулю. Свечение обратилось в смерч синего пламени, потом раздался громкий хлопок, после чего самоходка осталась без защиты.
Но двигатель при этом не отказал, и те, кто сидел внутри, были живы. Машина продолжала двигаться к нам, более того, уже подошла на дистанцию выстрела. Приборов точно нет, наводят по стволу, но мне от этого не легче. Калибр явно сто пятьдесят два, такой снаряд разнесёт весь этаж.
Тут я выстрелил бронебойной пулей, кажется, даже пробил, но на поведение машины это не повлияло. Стальной зверь замер напротив нас и начал наводить орудие. Ствол поднимался, тут до меня дошло, что целится не в нас, куда-то выше. А куда? Видимо, под раздачу попадёт командир. Только он сидит выше нас. Конечно, тратить снаряд гаубицы на одиночного снайпера, когда в зданиях есть неподавленные огневые точки, — это верх идиотизма. Впрочем, и так ясно, что противник у нас не самый адекватный, да и кто знает, может быть, у них там снарядов сотни две, коробка внушительная.
Одновременно с выстрелом Немой сорвался с места и кинулся вперёд, унося последние бутылки с огнесмесью. В целом, могло и получиться, машина от нашего здания в тридцати метрах, если конечно его не достанут с дальних позиций, а в самой машине нет пулемёта.
Как ни крути, а перезарядка столь мощного орудия — задача небыстрая. Тем более, если там внутри всё кустарное и никакой механизации нет. Немой успел сбежать вниз по лестнице, перепрыгнуть через кучу трупов вражеских штурмовиков, после чего, сделав короткий бросок вперёд, метнуть одну за другой две бутылки, а в момент, когда вторая уже летела вперёд, откуда-то из смотровой щели этого броневика раздалась длинная автоматная очередь, парень упал прямо в кучу мертвецов.
А хуже всего было то, что машина не загорелась. Первая бутылка залила густой жидкостью верхний броневой лист, вторая разлетелась облаком чёрной пыли, а следом должна была разбиться пробирка с реагентом. Видимо, не разбилась, а стальная махина, сообразив, где сидят враги, разворачивала ствол прямо на наше окно. Ещё секунда и…
К счастью, штуцер, хотя и не рекордсмен в скорострельности, заряжается быстрее, нежели гаубичный ствол, а патроны с красными пулями я с начала боя не использовал. Вот они. Один такой патрон успел скользнуть в патронник, после чего я вскинул ствол и, почти не целясь, влепил его в лобовой лист брони.
Пушка выстрелила в тот момент, когда огромное облако пламени поглотило почти весь корпус. Даже по внешнему виду можно было сделать вывод об огромной температуре пламени. Они не успели навести, снаряд ударил сильно правее нас, отбросил в сторону, обдал облаком кирпичной крошки, в очередной раз оглушил, но убить не смог.
На ходу перезаряжая штуцер, я ринулся вниз, вряд ли парень получил все пули из той очереди, скорее, задело одной-двумя, а значит, он может быть жив. А внизу пытались эвакуироваться члены экипажа самоходки. Двое, один из них был человеком в танковом шлеме, а второй — писаный с совсем уж невообразимыми татуировками. Сейчас они вылезли через нижний люк и старательно тушили горящую одежду.
Сорвав с неподвижно лежавшего Немого автомат, я, почти не целясь, выдал длинную очередь, сваливая обоих. Потушить себя они не успели, пусть теперь догорают.
Немой был жив, хотя раны точно не самые приятные. Пробит живот, кажется, навылет, но толку мало. Ещё одна пуля прошла по касательной и, подозреваю, сломала ребро. У него сейчас внутреннее кровотечение должно быть, а если ничего не сделать, точно умрёт. Чёрт, где медики?
Медиков не было, зато подошла Марина. Девушке здорово досталось, из носа стекала кровь, одежда и лицо были серо-коричневого цвета от пыли, тем не менее, она пришла ко мне на помощь.
— Подожди, а его вообще таскать можно? — спросил я.
— Туда посмотри, — она раздражённо указала вперёд, где продолжала полыхать машина.
Я почувствовал себя идиотом. Сообразить, что стальная коробка, в которой уйма снарядов, горит прямо у нас под носом, я не смог. А ведь взрыватели на огонь среагируют, после чего тут будет Хиросима в миниатюре. Парня нужно уносить.
Аккуратно, насколько это вообще возможно в данной ситуации, поднимаем раненого и заносим в здание. Блин, тут и положить его некуда, везде раненые и убитые. Наконец, выбираю место на дощатом поддоне. А медики у нас есть? Должны быть, да только, боюсь, очередь до него не дойдёт.
От боли Немой приходит в себя, открывает глаза и беззвучно шевелит губами. Потом, вспомнив, что сказать ничего не сможет, приподнимает руку и указывает пальцем в окно. Что там?
Тут до меня доходит, что стрельба снаружи разгорелась с новой силой. Без остановки звучат очереди, гремит что-то крупнокалиберное, бухают взрывы.
— Снова в атаку пошли? — растерянно спрашиваю я, сжимая штуцер.
Он едва заметно качает головой, потом дотягивается рукой до плеча и двумя растопыренными пальцами стукает по нему. Через пару секунд до меня доходит, что он имел в виду. Погоны, погоны со звёздами. Военные. Шурик на своём мопеде всё-таки добрался до опорного пункта, оттуда выслали помощь. Учитывая, что врагов и так оставалось не больше нескольких десятков, можно сказать, что мы спасены. Я спасён, Марина тоже, а вот парень…
— Кому совсем плохо? — раздаётся позади меня громкий молодой голос.
Оборачиваюсь и вижу того учёного, что так некстати прибыл в ночь перед нападением. Точно, Башкин его фамилия. Тоже успел повоевать, его автомат закинут за спину, а один рукав куртки залит кровью. Впрочем, выглядит бодро, возможно, кровь не его. В руке держит какой-то громоздкий прибор, напоминающий пластиковое ведро, на котором закреплены странные пластиковые крылья, обмотанные проводами.
— Вот, — указываю на Немого, что опять впал в беспамятство. — Живот прострелен, внутреннее кровотечение.
Он согласно кивает, а я не могу понять, чем именно он собрался помочь. Он, конечно, учёный, но не медик, а даже будь он медиком, без оборудования не сможет оперировать.
— Хорошо, что вас не убили, — озвучивает он очевидную (для меня) мысль, присаживаясь рядом. — Можете его подвинуть.
— Куда? — не понял я.
— Вот сюда, к краю поддона, так, чтобы крыло доставало.
Я, продолжая не понимать ничего, двигаю раненого к краю поддона. Тот от боли стонет, но не приходит в себя. Учёный ставит рядом своё «ведро», потом поворачивает одно из крыльев так, чтобы оно находилось прямо над раной.
— Теперь суйте сюда руку, — командует он, открывая крышку «ведра».
Кое-что становится понятно. В этом сосуде на нескольких блестящих стержнях висит то самое «яблоко», от меня требуется его авторизовать, после чего оно будет лечить. Наверное.
— Возьмитесь за него рукой, — командует учёный. — Да, вот так. Дальше можно и без вас, но лучше так и держите, если постоянно держать, выход больше. Точный механизм неизвестен, но ваша сила соединяется с силой артефакта. Знаете что, — он осмотрелся и остановил свой взгляд на Марине. — А вот вы, да, вы, возьмите за руку его. Не факт, что будет лучше, технология не обкатана, но возьмите, хуже точно не будет.
Я чувствую под пальцами лёгкое покалывание, «яблоко» начинает светиться, а по штырям, что его удерживают, пробегают едва заметные искорки.
— Начинается, — проговорил сосредоточенно Башкин, сжимая в руке электронный секундомер. — Около десяти секунд, больше не требуется. Пошло!
Под крылом неизвестного прибора появилось какое-то свечение, вроде подсвеченного пара, который опускался точно на рану, впитываясь в неё. Мы выждали десять секунд, после чего Башкин щёлкнул тумблером сбоку и полез проверять состояние. Разорвав рубаху на месте раны, он стёр кровь, под которой виднелся старый шрам. Немой так и не пришёл в себя, но теперь дышал ровнее, а с лица ушла смертельная бледность.
— А пуля? — спросил я.
— Скорее всего, где-то в брюшной полости, её вытолкнуло из органов, если будет мешать, можно потом удалить. Всё, несите его в сторону, следующий.
Следующим был монах, под распоротой рясой которого была резаная рана. Не представляю, каким оружием её нанесли, тело распорото от плеча до бедра наискосок, лезвие прошло по костям, полностью разрезав плоть, потеря крови огромная, внутренности выпирают наружу, а монах уже сильно немолод, явно вот-вот умрёт.
Теперь требуется уже двадцать секунд, а раненого протаскивают под крылом так, чтобы вся рана попала под свет. И снова вижу то, что назвать можно только магией. Рана на глазах затягивается, а сам раненый глубоко вздыхает и даже открывает глаза.
— Следующий! — громко командует Башкин. — Несите со всех участков.
Раненых несут одного за другим, с простреленными внутренностями, с рублеными и колотыми ранами. Одного не успевают донести, умирает за секунду до спасения. У другого проломлен череп, но его успеваем спасти, кость на глазах срастается, а раненая плоть заживёт потом. Артефакт в моей руке нагревается, я чувствую, как на меня накатывает усталость, словно держу неподъёмный груз. Но держать нужно, поскольку тяжёлых тут ещё много, даже с полноценной медициной их не спасти.
Чувствую, как разжалась рука Марины. Девушка упала без чувств, два крепких монаха немедленно оттаскивают её в сторону и укладывают на одеяло. Откуда здесь одеяла? Точно, пока я смотрел перед собой, в помещении уже оборудовали временный госпиталь, где уже суетятся медики, наши и военные, перевязывая тех, кто ранен не смертельно.
В глазах начинает темнеть, артефакт уже ощутимо жжёт руку, чувствую, что материал его уже крошится под пальцами, скоро должен рассыпаться в прах.
— Потерпите, ещё немного, — голос учёного слышится как будто издалека. — Один человек, сейчас принесут.
Одним человеком оказывается женщина лет сорока в военной форме, блондинка, коротко стрижена, вроде бы, красивая, но точно разглядеть не получается. Половина лица и часть шеи покрыта страшным ожогом, словно к ней приложили факел. Даже если выживет, уродство будет страшное. Нужно вылечить, чего бы это ни стоило.
Чувствую себя губкой, которую выжимают досуха, руку обжигает, артефакт просто взрывается в руке, после чего сознание гаснет. Последним кадром, что впечатывается в сознание, становится лицо женщины, с которого на глазах слезает изуродованная плоть, под которой появляется чистая белая кожа. Кажется, я ударился головой при падении, но меня это уже не волновало.
Я открыл глаза, в небольшом помещении с белыми стенами светила тусклая лампочка. Я лежу на кровати, накрытый одеялом. Зря накрыли, жарко здесь, душно, а под одеялом я основательно взмок. Не мешало бы помыться. Сегодня банный день? Или… где я вообще?
Голову повернуть получается, перед глазами всё немного плывёт, но получается кое-как сфокусировать взгляд на фигуре, что сидит напротив. Ожидаю увидеть Марину, но нет. Это та самая женщина, что исцелилась последней. Я хорошо её запомнил. Только сейчас она одета не в военную форму, а в нормальное платье, белое в синий горошек, обтягивает фигуру, выгодно подчёркивая все выпуклости.
— Доброе утро, хотя уже далеко не утро, — голос негромкий, мягкий, с какой-то материнской заботой. — Рада, что с вами всё хорошо. Меня Люба зовут.
— Люба… — я пытаюсь вспомнить что-то из ранее услышанного. — Любовь Наумовна?
— Просто Люба, — она улыбается и гладит меня по голой груди, жест этот можно трактовать неоднозначно, хотя для меня сейчас это значения не имеет. — Помните, вы спасли меня?
— Да, вас я запомнил, — я попытался встать, но тут нарисовались две проблемы. Во-первых, во всём теле была жуткая слабость, вряд ли смогу на ноги встать, а во-вторых, я был голый, как-то не хотелось сверкать перед дамой голым задом. Хотя, при других обстоятельствах…
Она словно прочитала мои мысли.
— Давайте я помогу вам одеться, не нужно стесняться, я, да будет вам известно, голых мужчин видела, в обморок не упаду. Вот, держите.
Она открыла тумбочку и извлекла оттуда больничную пижаму.
Пришлось отбросить стеснительность, поскольку сам бы я ни за что не смог натянуть штаны и рубаху. Теперь, в одежде, я почувствовал себя гораздо увереннее. Правда, слабость никуда не делась, а ещё сильно хотелось пить. И снова Любовь Наумовна пришла на помощь. В руке её откуда-то появился большой стеклянный стакан, наполненный странной серой жидкостью.
— Белково-углеводный концентрат из солдатских пайков, — объяснила она. — Сразу питьё и еда. Можно в таблетках употреблять, но лучше вот так, в растворе.
Я взял стакан трясущейся рукой и начал пить. На вкус, конечно, так себе. Немного сладкое, немного отдаёт чем-то, вроде муки, слегка кислит. Но выбирать особо не приходилось. Хоть и с трудом, но я допил стакан. Не меньше полулитра. Сердце забилось чаще, меня снова повело, но негативные ощущения быстро пропали, в тело начала возвращаться сила.
— Теперь я вас оставлю, — сказала Люба и посмотрела на меня самым многозначительным взглядом. На меня уже смотрели так женщины, как раз перед страстным сексом. — Разумеется, мы могли бы…
— Что? — я старательно косил под дурака.
— То самое, — она усмехнулась. — Но вы не в том состоянии, а кроме того, Марина… знаете, у неё такая влюблённость. Не хочу расстраивать, она хорошая девочка. Неопытная, с неоднозначным прошлым, но… не обижайте её.
— А где она?
— Здесь, неподалёку, в одной из палат. Но ей уже гораздо лучше, в себя пришла ещё ночью, сразу спросила о вас. Думаю, скоро вы с ней увидитесь. А пока… — она показала мне на большой графин. — Допейте всё, туалет сразу за дверью. Пока.
Она встала и повернулась, дав возможность ещё раз оценить фигуру и прозрачность платья, под которым было очень небогато с бельём. Да, ладно, пока не до того.
Стоило ей выйти, как в палату вихрем ворвалась Марина собственной весьма недовольной персоной. Немедленно уселась со мной рядом и посмотрела на меня так, как прокурор смотрит на подследственного.
— Что она тут делала?
— Зашла справиться о здоровье, — спокойно ответил я. — Я вообще-то её спас, высказала благодарность, дала попить, помогла переодеться.
— То есть, ты при ней голым задом сверкал? — зрачки её сузились, вот-вот выпустит когти.
— Солнышко, — я откинулся на подушке. — Давай определимся, у нас с тобой таки что-то есть, или мы просто знакомые?
— Как это, просто знакомые? — она, кажется, растерялась.
— Понимаешь, котёнок, чтобы ревновать, нужно определиться, что да, это твой мужчина, и другие женщины на него претендовать не могут. А у нас не только записи в паспорте нет, мы с тобой даже… А вот теперь подумай, вот есть мужик, — я похлопал себя по груди, — ему нужна женщина, на примете есть ты, с разговорами и нежными поцелуями. А есть взрослая женщина, которая знает, чего хочет. Я ведь не мальчик, к романтике не склонен.
— И? Что?
— То, что если я твой мужчина, то предлагаю начать… — я попытался вспомнить формулировку, — фактические брачные отношения. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?
— Понимаю, просто…
— Что?
Она некоторое время мялась, но потом, делая над собой усилие, произнесла:
— Ты не спрашивал, как я в колонии оказалась.
— Не счёл нужным, думаю, это никак не изменит моего к тебе отношения. Ну, расскажи, если это важно.
— Я там всего месяц пробыла, меня из суда отвезли, до того на свободе была, под подпиской.
— Ну, а статья?
— Убийство. Отчима убила, ножом… в шею.
— Умница, ну, то есть, плохо конечно, а как умудрилась? И что сподвигло?
— Он меня… — на глаза навернулись слёзы.
— Изнасиловал?
Она кивнула.
— Начинаю понимать, теперь ты в каждом мужчине видишь его, тебе трудно расслабиться, сразу начинается паника, стало быть, никакая половая связь для тебя невозможна. Так?
— Нет, — она удивлённо подняла глаза. — Не так. В тебе я вижу тебя, ты мне нравишься, я тебя люблю, просто я думала, что ты меня… после такого…
Дальнейшие слова потонули в рыданиях. Случай тяжёлый, тут несколько сеансов психотерапии потребны. Ну, да ладно, справлюсь. Терпение и труд…
— Давай уже, завязывай реветь. Это… короче, непринципиально. Я уже был женат, и у жены своей был не первый. И ничего, жили как-то, расстались по другим причинам.
— Значит, ты со мной?..
— Что за привычка обрывать фразы на полуслове? Чтобы я додумывал? Да, я с тобой всё, как положено. Не прямо сейчас, оклемаюсь немного и, считай, что ты моя жена. Расписываться тут негде, будем так жить.
Она на меня посмотрела странным взглядом, но слёзы моментально испарились. Открыла рот, чтобы ещё что-то сказать, но тут кто-то постучал в открытую дверь.
— Извините, что беспокоим, — сказал Башкин, просунув голову в палату, — но нам сказали, что вы очнулись, есть разговор.
— Зайдёшь попозже, — я взял девушку за руку.
— Угу, — она кивнула и немедленно убежала, будет читать пейджер и много думать.
А в палату, предусмотрительно прихватив стулья, вошла целая делегация. Первым прошёл учёный, следом — Рогов, после него неизвестный в военной форме, погоны рассмотреть мешал наброшенный сверху халат, но по возрасту — не меньше майора, скорее всего, больше. Последним был высокий худой мужчина лет пятидесяти с небольшим, одетый в не первой свежести пиджак. На носу висели очки, но смотрел он поверх них.
Расставив стулья вокруг моей кровати, они чинно расселись. Разговор начал Башкин:
— Итак, Дмитрий Сергеевич, давайте знакомиться. Меня вы уже знаете, Бориса Аристарховича тоже, а вот это, — он указал на военного, — полковник Верещагин, он с сегодняшнего дня будет комендантом города. Потом объясню, что это значит.
Третьего человека он не представил.
— Так вот, первым делом выражаю вам благодарность за спасение раненых. Двадцать три человека обязаны вам жизнью. Сказать по правде, я не рассчитывал на такой результат. Обычно исцелить можно не больше семи-восьми человек. Вы просто феномен, надо запомнить на будущее. Мне сказали, что незадолго до событий вы пили живую воду, но даже она не объясняет такого успеха.
— Я рад, что так получилось, — я посмотрел на графин с питательным раствором, учёный всё понял и немедленно наполнил стакан. — Но лучше расскажите мне другое. Что случилось там, чем закончилась история с нападением?
— Нападение почти полностью было отбито силами поселенцев, — вступает в разговор военный. — Вы уничтожили процентов восемьдесят нападавших и всю их технику. Признаться, не ожидал.
— А вы раньше не могли прийти? — укоризненно спросил я.
— Мы просчитались, — признаёт он. — У нас была информация о большой группе сектантов, но мы ждали их в другом месте. Нам в голову не пришло, что они двинут сюда. Отряд ждал их примерно в ста километрах отсюда. Сами понимаете, возможности спутникового наблюдения крайне ограничены. Когда стало ясно, пришлось сворачивать засаду, именно в этот момент прибыл ваш связной.
— Вы их добили?
— Разумеется, а ещё взяли в плен десяток людей и двух сектантов. Последние не особо разговорчивы, но и те и другие в один голос твердят, что их королева жива.
— А людей они что, в свою веру перекрестили?
— Не до конца, те полностью поддерживали сектантов, которые, как известно, огнестрельным оружием не пользуются. Каждый участвовал в омерзительных обрядах, каждый уверен, что должен сражаться на их стороне. Правда, королеву лично никто из попавших к нам живыми не видел. Ещё в их обозе было несколько пленных, которых они не успели обратить в свою веру.
— А среди пленных был я, — вступил в разговор безымянный мужик в очках. — Разрешите представиться, Коростин Эдуард Фёдорович.
— Аааа… — только и сказал я.
— Да, я всё знаю, мне передали ваше послание, не скажу, что это прорыв, но теперь цель моя гораздо ближе, чем была раньше. Собственно, всё уже понятно, но создание установки упирается в ресурсную базу.
— Скажите, а…
— Потом, — перебил меня Коростин. — Поговорим отдельно.
— Пока же доведём до вас следующее, — снова заговорил военный. — С этого дня город переходит под власть армии. Так уж вышло, тревожные события заставили правительство ускорить возвращение пустых земель. На местном аэродроме уже высаживается воздушно-десантный полк. Будем отодвигать фронтир.
— Здесь аэродром есть? — удивлённо спросил я.
— Гражданский сейчас недоступен, но в пригороде есть военный, куда могут приземляться транспортники. После выгрузки они начнут зачистку города. Думаю, управимся за пару месяцев, потом начнётся возвращение жителей. Должно начаться, если всё пойдёт по плану.
— А мне-то что делать?
— Вам сейчас следует отлежаться, потом поступите в распоряжение к Эдуарду Фёдоровичу. У вас ведь свои задачи, мы о них знаем, но мешать вам незачем, а помочь ничем не можем. Со своей стороны также объявляю вам благодарность за героизм при отражении атаки сектантов, а также спасение раненых.
— А что с местными будет? — спросил я. — Армия сюда придёт, а их куда?
— Кто-то останется, кого-то пристроим, кого-то отправим на Большую землю, — начал объяснять полковник, — есть, правда, те, по ком тюрьма плачет. С другой стороны, сажать их нецелесообразно, куда лучше использовать их навыки борьбы с нечистью. Глядишь, потом объявят им какую-нибудь амнистию.
После этого трое встали и ушли, остался только Коростин, который сидел напротив меня и многозначительно молчал.
— Сказать по правде, — начал я. — Я думал, что, как только вас увижу, сразу схвачу за хобот и потребую вернуть меня обратно. Будь я сейчас покрепче, так бы и поступил.
— Я догадываюсь, что вы здесь не по своей воле, но, увы, хватать меня за хобот, равно как и за другие части тела, совершенно бесполезно. Вопрос вашего возвращения, как, впрочем, и моего, лежит совсем в другой плоскости.
— Но ведь сюда послать получилось, — напомнил я.
— В том-то и дело, отправить сюда получилось вас, а чуть раньше — меня, некоторое время получалось обмениваться информацией, но вот создать устойчивый канал мы пока не можем. Установка, стоящая в этом мире, не работает в полную силу. Теперь, после внесения изменений, можно надеяться на прогресс, но обещать ничего не могу.
— Так давайте попробуем, — я встрепенулся, но новый приступ слабости придавил меня к кровати. — Где ваша установка?
— Как вам объяснить, — он поморщился, видно было, что хочет послать меня подальше, но в то же время понимает, что право спрашивать у меня есть. — Представьте, что у вас есть рабочая установка, делающая то, что вам нужно. Но установка эта работает только тогда, когда оператор стоит за пультом без штанов, в первый день новолуния, спрятав за щеку пятак и напевая «Бхагавадгиту» на мелодию Моцарта.
— Всё так плохо?
— Всё ещё хуже, в описанной мной ситуации хотя бы известны все входящие факторы, которые способствуют успешной работе. В нашем случае половина из них неизвестна. Машина создана, откалибрована и готова к работе, даже необходимый источник энергии имеется, вот только откроет ли она проход?
— Хорошо, — я сделал вид, что смирился и отступил на прежние позиции. — Начнём сначала: откуда всё это взялось? Опять же, вы постоянно говорите «мы», а мы — это кто? Спецслужбы? Но каким спецслужбам придёт в голову отлавливать случайных прохожих и отправлять их в пекло?
— Хорошо, раз уж вы с нами, так сказать, недобровольный союзник…
— Свой своему поневоле брат, — вставил я фразу из фильма.
— Напрасно вы паясничаете, — он зачем-то снял очки. — Я и так прекрасно понимаю, что вы ни ко мне, ни к моим коллегам тёплых чувств не испытываете. Но так уж вышло, что ваш единственный шанс вернуться назад завязан на сотрудничество со мной. Так вот, объясняю. Проект межмировых переходов разрабатывался давно, лет… точно не скажу, где-то с конца девяностых. Потом лавочку свернули, лишили финансирования. И надо было такому случиться, что именно в этот момент учёные смогли нащупать ключ к проблеме. Разумеется, это никого не убедило. Но потом учёные продолжили опыты, что называется, в гараже, благо, матбаза имелась, такое оборудование больше ни для чего не нужно, а потому завладеть им оказалось просто. Кроме того, нашлась парочка спонсоров, которая преследовала свои интересы.
— А почему не доложили об успехе, когда всё получилось?
— Проблема в том, что успеха не было. Собственно, успехом своим группа исследователей обязана тому, что началось в этом мире. Открылся проход (и не один) в мир иного порядка, в этот момент создалась идеальная ситуация для запуска установки.
— А потом проходы позакрывали, — напомнил я.
— Да, а установку до ума не довели. Полноценных сеансов связи было всего пять, отправили сюда недоделанную установку, потом некоторые приборы, потом меня, потом… А на этом контакт был разорван. Связь стала односторонней, всё, что знали там, — это то, что я жив и работаю над открытием прохода. Само собой, группа пыталась мне помогать, отправляя сюда… добровольцев, увы, не нашлось, а проход оттуда очень капризный, вы, наверное, заметили, что он не пропускает металл?
— Да.
— Он много чего ещё не пропускает, а главное — при этом проходить должен живой организм. А идея отправить собаку с письмом в ошейнике показалась ненадёжной, особенно с учётом того, что я не сидел на месте.
— Ладно, — я понял, что пытать его дальше непродуктивно, — будем считать, что я вас понял. Следующий вопрос: что теперь делать-то?
— Вам? Так уже сказали, восстанавливать работоспособность. В ближайшее время тут будет много работы. Что же до нашего общего дела, то придётся подождать, потом я получу важные комплектующие.
— Откуда? Ещё одного бедолагу зашлют?
— Нет, что вы, на той стороне и не знают, что нужно прислать именно это. Детали будут присланы с так называемой Большой земли. Местная власть знает обо мне, более того, помогает по мере сил. Потом, когда опыты завершатся удачно, проще будет устанавливать контакт.
— Это долго?
— Две недели. Или три, зависит больше от доставки, изготовление займёт пару часов.
— Ясно, буду ждать.
— Ждать просто так не выйдет, нам ещё понадобится некоторое количество артефактов… не люблю это слово, но пусть будет так.
— Машина без них не работает?
— Некоторые предметы, как я понимаю, принесённые из третьего мира, могут менять законы физики. Если правильно их применить, то получится сильно упростить работу прибора. Подумайте, что проще, вставить огромные магнитные катушки, весом в четверть тонны каждая, или четыре кристалла, размером с мой кулак?
— И где мы их возьмём?
— Есть места, не забывайте, что огромные территории страны до сих пор безлюдны, но кое-где есть поселения мародёров. Часть занимается чистым мародёрством, но таковых немного. Видите ли, в мелких поселениях ловить нечего, а в крупных ситуация такова, что заходить туда можно только танковым полком. Куда продуктивнее охота на монстров и поиск так называемых выходов. Но тут стоит помнить, что любое сталкерство возможно только при наличии контакта с Большой землёй. Артефакты нужно кому-то сбывать, получая взамен необходимые товары. Здесь, в этом городе, ситуация простая, база военных находится на разумном расстоянии, более того, там же присутствуют учёные, которые дают за находки приличную цену.
— А в других местах?
— Представьте себе Московскую область, или Киев, или Волгоград. Там, где плотность населения была большой, сейчас практически не осталось людей. Стоят какие-то остроги, их построили военные для временных нужд, а потом поселенцы приспособили для своих нужд. Оттуда делают рейды, туда свозят добычу, там происходит обмен. Но источник товаров для обмена лежит в цивилизованных землях, следовательно, между городами ходят караваны. Группы машин с охраной, в конечном итоге добыча попадает куда надо, а обратно отправляются пряники от цивилизации. Насколько я понимаю, для обмена годятся даже продукты, в некоторых местах те же консервы проще купить, чем добывать из городских запасов.
— Но основной товар — патроны, — предположил я.
— Да, патроны, оружие, взрывчатка, горючее. Разумеется, купцы (а это полноценный класс, сложившийся в последние годы) не могут не контактировать со спецслужбами. Запасов оружия и патронов на пустых землях не так много, тут власть постаралась на славу, а потому идёт поступление из центра. По моим наблюдениям, власть позволяет отправлять на заражённые территории ровно столько, чтобы можно было истреблять нечисть, но нельзя было поднять восстание. Впрочем, никто в здравом уме его и не поднимет. Даже этот вопиющий случай с недобитыми сектантами подавили быстро и качественно.
— Так мы отправимся в путешествие?
— Мы в него обязательно отправимся, установка находится далеко на юге. Но до того, как всё будет готово, придётся поездить по городам и весям, доставая всё необходимое. Часть, думаю, получится купить, товары для обмена мне предоставят, патроны в первую очередь. Часть, подозреваю, придётся добывать самим. Возможно, силой. Это, кстати, аргумент в вашу пользу. Человек, умеющий стрелять, на диких землях будет незаменим. Я попробую выпросить сопровождение от военных, но они его дают крайне неохотно. Возможно, кто-то из живших здесь сталкеров согласится пойти с нами.
— Винокур?
— Да, я тоже о нём думал, у него всё плохо, временно прячется, но теперь, когда военные осядут здесь, ему придётся искать новое место. Попробую предложить.
— Договорились, собирайтесь, думаю, через пару дней буду готов.
— Хорошо.
Он пожал мне руку и вышел, а в палату снова проскользнула Марина.
— Мне тут учёный про тебя рассказал, я ничего не поняла, только то, что ты из другого мира. Это правда?
— Да, — я вздохнул. — И ищу способ вернуться обратно.
— А я?
— Понимаешь, далеко не факт, что у меня получится, но, если калитку откроем, то я возьму тебя с собой. Проблемы будут, паспорт там получить, но у тебя и здесь всё то же самое.
— Правда? — она посмотрела на меня подозрительно.
— Да.
— А как там, в твоём мире? — она ловко пристроилась на кровати рядом со мной.
— Да всё то же самое, люди, как видишь, те же, страна другая, время вперёд ушло лет на десять, капитализм, но терпимо, жить можно. С деньгами, думаю, проблем не будет, глядишь, тут чего ценного прихватим, — тут у меня заработала мародёрская смекалка, металлы проносить нельзя, а камни? Допустим, найду ювелирный магазин, выпотрошу, золото отдельно, а камни заберу себе. Штук десять решат большинство моих проблем. Впрочем, подозреваю, ювелирные магазины, до которых можно добраться, давно обчищены под метёлку.
— А женщины там какие?
— Такие… красивые, красиво одеваются, любят драгоценности, косметику используют. Некоторые даже пластику делают.
— А что за пластика? — она всё сильнее прижималась ко мне.
— Ну, есть какой изъян, его хирург удаляет. Например, грудь маленькая.
— И грудь удаляют? — спросила она в ужасе, зачем-то посмотрев на свою грудь.
Мне стало смешно.
— Что, у вас пластической хирургии не было?
— Ну, слышала что-то такое, бывало, что уродство какое или шрам, тогда врачи исправляют. Помню, что на такие операции большая очередь была.
— А у нас популярно, и очереди нет, только стоит дорого. А насчёт груди, там гель специальный закачивают, отчего она больше становится.
— Ужас.
— Да нет, некоторым идёт. А теперь ещё мода пошла губы накачивать. Внутрь гель заливают, губы становятся, как вареники. — Я изобразил губами подобие утиного клюва.
— И что в этом красивого?
— Ну, опять же, в отдельных случаях получается неплохо, но чаще всего… фигня получается, короче. Ну, стандарты красоты такие, что делать. Вообще, если там окажешься, для тебя многое дикостью покажется. Например, телефоны.
— Я знаю, что такое телефон, — возмутилась она. — И даже радиотелефон, у нас были хорошие.
— А сотовый?
— Ну, слышала, что такие есть. Используют на Большой земле. Сама не видела, но в журнале читала.
— А теперь представь, что в телефоне том, что размером… — я показал пальцами, — с шоколадку, есть фотоаппарат, видеокамера, а ещё связь с любой точкой мира. Отсюда всякие выверты сознания, нужно непременно сфотографировать свой ужин, голую попу, кота и новое платье, выложить на странице и набрать побольше лайков.
— Чего набрать?
— Так не объясню, вот выкладывает человек на свою страницу то, что сфотографировал, его сразу куча людей видит. А под фотографией на экране есть значок «нравится».
— И что это даёт?
— Ничего. Потом сама разберёшься, глядишь, тоже станешь фотки выкладывать.
— А попу голую зачем?
— Затем, что красиво, особенно, если в неё куча труда вложена, своего или хирурга, сделать себе красивый зад и никому не показывать — это неправильно.
Она задумалась, ничего, если всё так получится, то привыкнет, наш мир, при всех его недостатках, всё же лучше. Хотя бы тем, что там нет тварей, плюющихся кислотой.
— А ваши женщины, они…
— Договаривай, — настойчиво сказал я.
— Ну, как они с мужчинами это делают?
— У тебя вообще никакого опыта нет?
— Ну, кроме как… — она опустила глаза.
— Ясно, значит, никакого. Да, женщины у нас гораздо более раскованы, могут позволить себе всё, включая то, что у вас считается страшным извращением. Особенно, если любят своего мужчину.
— Ну, нам вообще-то Любовь Наумовна рассказывала многое, говорила, что в жизни пригодится. А ещё говорила, что скромность нужна в обществе, а со своим мужчиной стесняться не нужно.
— Умная тётенька, — заметил я.
— А давай свет погасим, — предложила она. — Сегодня по больнице Полина дежурит, я её попросила, чтобы нас не беспокоили.
Я покосился на окно. Шторы частично закрывали свет, но и так было понятно, что снаружи вечер. Если сейчас потушить свет, то через час уже ничего не будет видно. Но и в темноте мне сидеть не хотелось, поскольку впереди интересные события. Я пришёл к компромиссу, соорудил светильник из своего фонаря и пустого стакана. Стакан был вычурный, возможно, даже хрустальный. Свет, проходя через него, много раз преломлялся, отчего по палате бегали зайчики. У фонаря регулировалась мощность, установил самую маленькую.
— Так пойдёт? — спросил я.
— Угу, — она кивнула и присела рядом, а потом и прилегла, свернувшись калачиком.
— Так не пойдёт, — я погладил её по спине. — Переворачивайся.
— Боюсь.
— Не нужно, ты красивая, скрывать это смысла нет.
Она послушно перевернулась на спину, а я начал по одной расстёгивать пуговки халата. Халат, вроде бы, больничный, но довольно нарядный и ткань мягкая. Когда последняя пуговица сдалась, развязал пояс, отбрасывая ткань в сторону. Нежная белая кожа (в этом мире с загаром туго) покрылась пупырками, но явно не от холода. Марина закрыла глаза и предоставила себя в моё полное распоряжение. Ну и хорошо, торопить события я не намерен, тем более что сам ещё не до конца восстановился. Акт любви, если и будет, то короткий и скомканный. Пусть тогда она получит больше ласк.
Провёл кончиками пальцев по коже, соски на небольшой груди немедленно вскочили, а дыхание её стало сбиваться. Поглаживания перешли на живот, потом вернулись к груди, переместились на шею. Реакция становилась всё более явной, когда перешёл к ласкам сосков, она открыла глаза.
— Дима…
— Марина?
— Ничего, продолжай.
Вдоволь наигравшись с её верхней половиной, я переместился ниже. Подцепил пальцами простые хлопковые трусики, после чего медленно стянул их. Сопротивления не было, хотя лицо её залила краска, видная даже в слабом свете светильника. Глаза её были закрыты, а на лице она всеми силами старалась сохранить выражение невозмутимости. Получалось плохо. Небольшого усилия хватило, чтобы развести её ноги в стороны. Ноги худые, но, в целом, фигура неплохая. А промежность заросла волосами, с эпиляцией незнакома, да тут и условий нет. Впрочем, кому это когда мешало.
— Что ты делаешь? — спросила она встревоженно, открыв глаза, когда я перешёл к более откровенным ласкам.
— Не думай о том, что я делаю, названия всего этого я тебе потом перечислю, будет небольшой разбор полётов. Пока думай о том, нравится тебе это или нет. Можешь снова закрыть глаза.
Она вняла моему совету, а я занялся ей вплотную. Не скажу, что пришлось много стараться, уже через пару минут девочка застонала и несколько раз вздрогнула, стиснув бёдра. Глаза открылись, она смотрела на меня испуганным взглядом.
— Вот видишь, ничего страшного, — сказал я с улыбкой и поцеловал её в губы. — Но процесс этим не исчерпывается, я собираюсь многому тебя научить. Приступим?
— Начинай, — едва слышно произнесла она, обхватывая меня руками и прижимая к себе.
Отлёживался я ещё два дня. Не скажу, что так уж тяжело было после работы с артефактом, хотя и слабость не сразу ушла, просто лежал я теперь не один, Марину как-то очень удачно освободили от работ, предоставив нас друг другу. В таких условиях желание вылезать из постели в голову не приходит. Больницу мы покинули утром следующего дня. Перебрались ко мне в номер, каковым оставался класс английского языка.
А на третий день в нашу обитель постучался Коростин, сказав, что есть дело. Натянув портки, я отправился открывать. Марина, которой одеваться было лень, просто нырнула под одеяло.
— Добрый день, — я открыл дверь и впустил инженера внутрь.
— Добрый, — он огляделся, нашёл стул и присел на него. — Не хотел тебя отрывать, но есть дело.
— По нашему вопросу?
— Да. Если в двух словах, то отправляемся с караваном на запад. Сегодня вечером.
— А если в трёх словах?
— Надо добраться до города Котельнич, это недалеко от Кирова. Там, не в самом городе, а рядом, где большой укрепрайон, есть поселение. Народ лихой, не совсем разбойники, но опасные. Туда караван пойдёт, с товаром, само собой. Есть мнение, что, если мы попадём туда одновременно с ними, удастся что-то перекупить.
— Вопрос первый: возьмёт ли караван конкурентов? Вопрос второй: если народ лихой, что мешает им просто завалить нас и забрать плату, оставив товар у себя? Вопрос третий: что именно там можно купить, и чем ты собрался расплачиваться?
— Отвечаю, — он вынул из кармана очки и надел на нос. — С караваном нас возьмут потому, что местное начальство попросит. Им не отказывают, кроме того, транспорт у нас свой, харчи свои, а что в торбах везём, про то знать не надо. Второе: в том поселении за всем смотрит один человек, который меня знает и кое-чем мне обязан. А ценностей у нас будет не настолько много, чтобы на старые обещания наплевать. И третье: купить нам нужно три артефакта. Вот, гляди.
Он вынул из кармана конверт, в котором нашлись три хорошо сделанные фотографии непонятных предметов. Первый выглядел, как двойная спираль, слепленная из сахара. Второй представлял собой объёмный эллипс фиолетового цвета, покрытый крошечными отростками. Насчёт материала сказать ничего не могу, напоминает стекло, но может быть и холодцом. Третий выглядел, как небольшая тряпочка ромбовидной формы, по краям обрамлённая жемчугом. Жемчуг, правда, был чёрным, а тряпочка напоминала резину, но в целом, изображение было достаточно чётким, чтобы запомнить внешний вид и не перепутать.
— Вот это, — начал он объяснять, — «спираль». Позволяет управлять магнитным полем, всех возможностей пока не выяснили, но и того, что известно, хватит вполне. Второй — это «огурец». Вообще, используется в лечебных целях, местные воспаления снимает быстро, правда, колется больно. Но мне от него другое нужно, долго объяснять. Ну, а третий — это «бахрома». Изолятор стопроцентный. Куда ни положишь, всё диэлектриком становится. Если в руке её держать, можно по линиям ЛЭП ходить спокойно, электричество никак на тебя не действует.
— И там всё это есть?
— Даже если найдём что-то одно, — это уже победа.
— А платить чем?
— По-разному. Вообще, возьмём с собой тысячи две автоматных патронов. Винтовочных тоже сотни три. Автоматы там редкость, как и здесь, но всё же есть, патроны берут охотно. Мы их, собственно, для себя возьмём, отбиваться от нечисти. Ну, а излишки продадим. Кроме того, в таких местах гладкоствольное оружие популярно, так что захватим пороха и капсюлей, сколько унесём, товар ходовой, за него заплатят щедро. Ну и по мелочи, лекарства, книги, приборы, батарейки. Товар компактный, а стоит неплохо. Ещё концентратов армейских прихватим. Здесь их до чёрта, солдаты их не любят, а вот у бродяг они в цене, на крайний случай, если застрянешь там, где еды нет.
— В каком составе поедем? — тут же спросил я.
— Я — обязательно, ты — желательно. Винокуру деваться некуда, а ещё парнишка тот, Немой, высказал желание ехать.
— Немой — парень толковый, — одобрил я, вспомнив его поведение во время боя. — Итого, вчетвером.
— И я с вами, — решительно заявила Марина, высунувшись из-под одеяла.
— Видишь ли, солнышко, — я постарался ответить дипломатично. — Наличие рядом тебя в таком месте — лишний повод нас убить.
— Ну, в этот раз всё должно пройти нормально, — Коростин почесал затылок. — Если очень хочет, можем взять. Ещё один ствол не помешает, а место в машине есть.
— Ладно, — я вздохнул. — Думаю, самое время грузиться.
Машину нам выделили самую… не хочу ругаться, но это был УАЗ-буханка. Нет, я знаю, что машина неплохая, но вот комфорт… кроме того, авто было старое, местами битое, с неработающей фарой и неизвестно ещё, что там с двигателем. Увидев мой скептический взгляд, инженер тут же сообщил:
— Ты не смотри так, машина не новая, зато крепкая, сам проверял. А самое главное — кузов. Чтоб ты знал, туда титановые пластины вставлены, такие, что винтовка не пробивает. Почти везде, причём, вставлены не вертикально, а под углом, что увеличивает вероятность рикошета.
— Так надо было танк брать, — скептически заметил я. — Чем это нам поможет, если колёса прострелят?
— Ничем не поможет, — признал он. — А вот от шальной пули спасёт и отбиться позволит. Не привередничай, скажи спасибо, что хоть такую нашли.
— А что с грузом? — спросил я, смирившись с машиной.
Стоявший рядом Немой показал пальцем внутрь, я наклонился и заглянул. Ага, сзади стоят ящики. Это, видимо, товары для обмена. А остальное?
Тут же подошла Марина, в военной форме, пусть не такой, как на солдатах, но тоже вполне современной. Брюки и куртка в цвете «лиственного» камуфляжа. На плече висела всё та же винтовка, которая обзавелась какой-то допотопной оптикой. Для этого ещё и рукоять затвора отогнули вниз стараниями местных кузнецов.
— Я готова, — заявила она, вытянувшись передо мной, как перед генералом.
— К чему? — скептически спросил я. — Воевать будешь?
— Она, между прочим, стреляет намного лучше среднего, — сказал Коростин, вынимая с водительского места карабин СКС. — Вот, кстати, начали выдавать охотникам. Не всем, но лучше, чем раньше. И патронов теперь вдоволь, только гильзы нужно сдавать.
Тут же рядом Немой продолжил загрузку, вставив в крепление на стене кабины тот самый ППШ, с которым участвовал в бою.
— А это? — спросил я, указав на его оружие. — Тоже разрешено?
— С бумагой от коменданта, — пояснил Коростин, — я выпросил, но только на эту поездку.
— И то хлеб, — согласился я, глядя, как к нам приближается офицер, которого я раньше не видел.
Офицер оказался майором и, судя по въедливому взгляду, отнюдь не простым.
— Собираетесь? — задал он вопрос с очевидным ответом, тут же обратил взгляд на штуцер в моей руке. — Как вам экспериментальное оружие? Просто вы — единственный, кто использовал его в бою и остался жив.
— Оружие? — я вздохнул, — оружие неплохое, по бронепробиваемости претензий нет, летальное действие пули тоже на уровне, дальнобойность и точность попадания отличные.
— Но? — мой унылый тон сказал много больше слов.
В ответ я просто расстегнул куртку, что была накинута на голое тело, и продемонстрировал всем огромный фиолетовый синяк, что расползался от плеча до лопатки. Выстрелил я в том бою раз шестьдесят, притом, что такой калибр для стрельбы с плеча вообще не предназначен. Просто чудо, что кости целы.
— Мощность патрона избыточна. А противники, как я понимаю, далеко не всегда спрятаны за броневым листом. Если нет возможности доработать патрон, уменьшив калибр и размер гильзы, то хоть навеску пороха уменьшить. Всё равно, длина ствола меньше, часть сгорает зря. Ну и пулю сделать мягкой, а лучше разрывной. Нам ведь важнее поражающее действие. А тут пуля насквозь будет пролетать.
— Я вас понял, — кивнул майор. — Конкретно это оружие сделали за неделю на коленке по многочисленным заявкам пограничных жителей. Недостатки, само собой, имеются. В будущем планируем выпускать карабины калибром около десяти миллиметров, многозарядные и с оптикой. Пулю тоже доработаем. Пока же, местный кулибин, как его… Гриценко, может поработать с имеющимися патронами, в том числе и путём добавления алхимической начинки. Кстати, вы ведь отправляли заявку на крупнокалиберный револьвер?
— Заявку? — я даже растерялся. — Да там не заявка была, там просто пожелание, высказанное военным, ну и чертёж кое-какой приложил.
— Инженеры ваш чертёж высмеяли и выбросили, — майор усмехнулся. — Но идея признана здравой, да подобные идеи и раньше возникали, в столичных КБ сейчас разрабатывают специальный крупнокалиберный пистолет. Для армии, естественно, а вот поселенцам можно предоставить и наспех сконструированные револьверы. Соответствующее решение командование приняло. Короче, вашу идею взяли в разработку. Думаю, через пару недель предоставят образец.
— Так или за деньги? — с подозрением спросил я.
— Вам в подарок, — с улыбкой сказал он. — А вообще планируем снабжать оружием и боеприпасами в виде вознаграждения за успешную охоту с предъявлением трофеев. Так уж вышло, что сил армии не хватает, а подготовленные поселенцы с оружием всегда пригодятся.
На этом майор удалился, насвистывая какую-то мелодию, которую я никак не смог распознать. А Коростин с Немым закинули оставшееся снаряжение. Питаться в дороге предстояло всё теми же консервами, но, к счастью, не столетними, найденными в квартирах, а новыми, что привезли военные. Имелся набор одежды для боевых действий (всё та же брезентуха с алюминиевыми вставками), имелся запас воды, как оказалось, кое-где с питьевой водой проблемы. Мне ещё выдали запас патронов. К нагану отсыпали два десятка, причём, новых, недавно с завода, явно свежие поступления. А попутно я получил ещё один подарок от Петровича — брезентовый патронташ, напоминающий пулемётную ленту, что полагалось носить спереди на груди, как революционный матрос. Вмещалось туда три десятка, отчего весил этот девайс немало. Зато видны были пули, позволяя выбрать нужную. Бронебойные я воткнул отдельно, десять штук, МДЗ мне не дали совсем, а остальные были доработаны оружейником, имели мягкую пулю с закруглённым концом. На этом конце была нацарапана буква «З» или «Р», видимо, разрывные и зажигательные. Вообще, огневая мощь отряда была приличной, ещё потом Винокур прибудет, и тоже не с пустыми руками. Впрочем, я ведь не знаю, какие твари встретятся на пути. Да и двуногие в количестве больше десятка могут быть смертельно опасны. Вся надежда на караван.
Впрочем, после того, как мы собрались, пришлось ждать ещё почти два часа. Мы успели перекусить в столовой, а Немой даже вздремнул, развалившись на ящиках у входа в школу. Потом прибыл караван. Зрелище было внушительное, отчего я проникся надеждой на успех нашего мероприятия. Восемь кустарно бронированных грузовиков, которые, как я понял, тяжёлое вооружение убрали уже на подъезде к городу, когда выяснили, кто тут стоит. В кузовах имелся запас товаров, а ещё в каждом сидели вооружённые люди, всего примерно полсотни стволов. В глаза бросилось то, что у многих бойцов имелось холодное оружие, вроде сабель и коротких копий с перекрестием, видимо, при наличии навыка, некоторых монстров лучше убивать в рукопашной, экономя таким образом дефицитные патроны.
Разумеется, тот факт, что в городе поменялась власть, у караванщиков восторга не вызвал. Впрочем, и военные не стали тут же вытряхивать товары и ставить караванщиков враскоряку, обыскивая на предмет запрещённых вещей. Так уж вышло, законы, даже странные, должны соблюдаться, хотя бы внешне. Поэтому торговцы не вываливали особо важные товары и не ходили по городу с автоматами, благоразумно оставляя их в транспорте. В итоге получалось сохранить видимость мира и благополучия.
Коростин немедленно отправился беседовать с караван-баши, объясняя ему, что нас нужно непременно взять с собой, на что тот недовольно морщился и что-то втолковывал инженеру, периодически поглядывая на солдат. Ещё один мужик, невысокий, толстый и уже немолодой, стал «жертвой» Башкина. Учёный, материализовавшись из ниоткуда, тут же взял торговца в оборот, что-то шёпотом ему объяснял, активно при этом жестикулируя. Мужик сперва отмахивался, как от назойливой мухи, потом, когда учёный сообщил ему что-то шёпотом на ухо, удивлённо на него посмотрел и медленно кивнул.
Учёный моментально испарился, а минут через десять вернулся. Следом шли два солдата, которые несли небольшой, но очень тяжёлый ящик с неизвестным содержимым. Проверять товар на месте они не стали, солдаты поставили ящик в кузов, куда потом залезли оба участника сделки. После пятиминутных переговоров Башкин с довольным видом спрыгнул вниз, пряча за пазуху какой-то свёрток. Как у них всё гладко. Вот учёный, непосредственно работающий с артефактами. Пользуется услугами мутных личностей, чтобы эти артефакты раздобыть, явно передаёт им армейское добро, а военные смотрят на это ровно. Или такое простительно, поскольку он не для себя старается, а для пользы государственного дела?
Впрочем, бурная деятельность учёного этим не ограничилась. Совершив выгодный обмен, он отправился к Коростину и начальнику каравана, бесцеремонно влезая в их беседу. Беседа от этого стала ещё более оживлённой, потом участники стали тыкать друг в друга пальцами и что-то высказывать, явно переходя на личности. Наконец, Коростин махнул рукой и отправился ко мне.
— Плохие новости? — спросил я, глядя на его недовольное лицо.
— Не то, чтобы совсем, — он поморщился. — Короче, первое: у каравана вышла накладка с маршрутом, пришлось изменить по причине военных действий. Поэтому вместе проедем только половину дороги, а дальше сами. Но я насчёт маршрута подумал, должно пройти гладко. Второе: вон тот учёный болван, — он указал пальцем на болтавшегося вдалеке Башкина, — поедет с нами.
— Это плохо?
— Скажем так, наличие человека, работающего не правительство, будет негативным фактором при разговоре с тамошним начальством. Впрочем, он утверждает, что поедет, как частное лицо, просто купит то, что ему нужно, после чего вернётся и будет дальше жить своей жизнью. Вот только глаза ему никто завязывать не станет, а там негативно относятся к утечкам информации.
— Ну, он ведь тоже не идиот, — высказал я своё предположение, — как и его начальство, думаю, сообразит, как себя вести.
Башкин вернулся минут через двадцать, когда караван уже начал грузиться в дорогу. Весь товарооборот свёлся к выгрузке трёх ящиков и погрузке четырёх. Видимо, не желали светить товаром перед ненужными свидетелями, да и теперь, с появлением военных, многие товары стали просто не нужны, всё поступало через них.
Учёного было не узнать, о его профессии напоминали только очки и тощая комплекция. В остальном был прикинут, как матёрый спецназовец. Камуфляж странного серо-зелёного цвета, при том отдельных пятен не различить, цвета переходят один в другой постепенно. Имеются наколенники, налокотники и крепкие берцы с очень толстой подошвой. Поверх надета разгрузка, в которой виден патронташ с патронами двенадцатого калибра. Там же воткнуты пистолетные обоймы к «Стечкину» с глушителем, и сам пистолет пристёгнут апереди. На боку висит нож в стиле Рэмбо, а на плече — дробовик, но не навороченный армейский, а тот самый, импортный, которым пользовались местные охотники. Последним элементом экипировки был компактный, но явно тяжёлый рюкзак.
— Я не опоздал? — спросил он, оглядев нас.
— Почти, — Коростин сморщился так, словно разжевал лимон. — Садись в машину, караван уже выдвигается.
Караван в самом деле уже тронулся с места, выезжая по одной из улиц на разбитую междугородную трассу. Впрочем, машины в одном месте остановились, видимо, руководство каравана захотело посмотреть, как работают военные.
А посмотреть было на что. Солдаты как раз зачищали какое-то административное здание, названия я прочитать не смог, поскольку табличка валялась недалеко от входа. Солдаты, закованные в настоящую броню, собирались выкуривать оттуда неких монстров. Но сначала собрались убедиться в их наличии. К входу подошёл кинолог, ведущий на поводках трёх огромных волкодавов, не знаю, что это была за порода, напоминают немецкого дога, но тот почти лысый, а эти покрыты короткой серой шерстью. Псы, немного постояв у входа, разразились отчаянным лаем, а как только внутри раздалось шевеление, тут же рванули назад, утаскивая с собой кинолога.
Когда свора скрылась за стеной щитов, наружу показались твари. Что-то, похожее на чёрного, как смоль, медведя, только длинного и тощего, а ещё с длинным хвостом, который украшала нелепая рыжая кисточка. Их было трое, но все они оказались абсолютно безмозглыми. Имея хоть толику разума, странно было бы нападать на противника, превосходящего тебя числом в семь раз.
Но твари, разинув огромные пасти (при этом сходство с медведями разом исчезло), кинулись на стену щитов. В них ударили автоматные очереди и хлопки полдюжины дробовиков, а потом, когда все трое уже упали, так и не достигнув противника, накрыла волна огня из огнемёта. Не дожидаясь, пока трупы догорят, группа солдат, прикрывая друг друга, вошла в здание для полной зачистки. В каждом движении солдат виден отменный профессионализм, явно не первый раз таким занимаются. Даже собаки показали себя отлично.
Колонна двинулась дальше. Следующую сцену мы наблюдали мельком из окна машины. Ещё одна группа солдат пыталась выкурить врага из подвала жилого дома, для чего кидала туда газовые гранаты. Сами бойцы были в противогазах. Развязки мы не увидели, но потом далеко за спиной слышны были автоматные очереди. Хорошо работают, глядишь, в ближайшее время город и людьми заселят.
Когда отъехали от города километров на пять, Коростин сказал что-то в рацию, после чего колонна затормозила. Выглянув в окно, я понял, в чём причина остановки, выбравшись из придорожных кустов, в нашу сторону бодро шагал Винокур с автоматом и тяжёлым рюкзаком за плечами.
— Славик, ждать себя заставляешь? — укоризненно сказал Коростин с переднего сидения. — Я же сказал: у дороги будь.
— А если патруль армейский поедет? — проворчал недовольно тот.
— Можно подумать, тебя тут каждый в лицо знает, — фыркнул Коростин. — А с патрулём всегда прокурор катается.
— А вы и есть тот самый… — спросил Башкин, точнее, попытался спросить, но осёкся на полуслове, поскольку рука Винокура с ножом оказалась у его горла.
— Фёдорыч? Какого беса с нами этот очкарик?
— Пришлось, — Коростин пожал плечами, не отрываясь от управления. — Он по своим делам, съездит и вернётся.
— Давайте определимся, — учёный аккуратно двумя пальцами отвёл от себя нож. — Так уж вышло, что ваша история мне известна в подробностях, кроме того, лично я считаю, что сам в той ситуации поступил бы так же, у вас просто выбора не было. Кроме того, даже если бы я считал вас виновным, то это не моё дело, я не военный прокурор, не судья и не палач, а потому обещаю никому не рассказывать о том, что видел вас. В данный момент вы для меня — ещё один хорошо подготовленный боец, который поможет мне выполнить задание.
Винокур буркнул в ответ что-то невразумительное, но нож убрал.
— Задание? — уточнил я. — Я думал, вы туда по своей воле двинули. Вообще, глядя на вашу контору со стороны, местами вижу натуральную анархию.
— Всё так и есть, — согласился Башкин. — По крайней мере, в том, что касается меня. Государственная власть в нынешних условиях не может контролировать всё и везде, часть функций приходится отдавать на откуп таким, как я. Сверху мне спускают задание, более того, часто результат этого задания до конца не ясен. А в том, что касается путей его выполнения, я обладаю большой степенью свободы. Например, могу отправиться в рейд с мутными личностями, чтобы достать недостающие компоненты. Могу также расплачиваться казённым добром, хотя потом придётся писать пространный рапорт. Или не придётся, поскольку я в хороших отношениях с военными, а потому можно надеяться, что они это имущество тихонько спишут.
Слово «рапорт» меня насторожило, учёный-то наш в погонах.
Винокур сидел молча, поставив автомат между ногами. Я заметил, что в разгрузке у него сплошь длинные пулемётные магазины, да и сам автомат подозрительно новый, без единой царапины. Тут Коростин, не поворачиваясь, протянул ему карту, открытую на нужной странице.
— Славик, глянь, как нам поступить. С караваном накладка вышла, они только до Раковки доедут, а дальше повернут на север, оттуда придётся самим.
Винокур уставился на карту.
— В Раковке перекрёсток?
— Угу, но там вдоль идёт трасса, а вправо и влево — козьи тропы.
— Тогда поворачиваем направо, по козьей тропе выезжаем на параллельную, оттуда уже следуем дальше. Вот этот участок должен быть безопасен, — он обвёл пальцем большой овал. — Да и дальше места относительно знакомые. Люди там бывают, и мне доводилось. Единственное — вот этот мост.
— А что там?
— Чёрный мох, весь зарос им, проезжать с закрытыми окнами и желательно в противогазах.
— Ну, противогазов нет, а вот респираторы найдутся.
— А что такое чёрный мох? — спросил я.
— Не эндемичное растение, — витиевато объяснил Башкин. — Сам я его не видел ни разу, но представление имею. Очень ядовито.
— Оно дважды ядовито, — сообщил Винокур. — Над зарослями постоянно летают его споры, которые, попадая в лёгкие, вызывают кровавый кашель. А ещё он выделяет ядовитые испарения, которые действует, как нервнопаралитический яд. Концентрация отравы небольшая, ветром его сдувает, да и вещество нестабильно, быстро распадается на воздухе. Но сами заросли при этом очень опасны. Думаю, если проскочить на скорости, а потом, километра через три-четыре остановиться и помыть машину, опасности нет.
— Ещё момент: есть вторичная опасность, — добавил Башкин. — Иногда у зарослей чёрного мха селится колючий прыгун. Существо мерзкое, падальщик, но не брезгует живой добычей, даже если она крупнее его. Сам он размером с большую собаку, покрыт колючками и, как следует из названия, способен высоко и далеко прыгать. А ещё он совершенно невосприимчив к яду. У зарослей постоянно гибнут животные, от мышей до оленей, прыгун их потом с удовольствием ест, для него это отличное место проживания.
— Опасен? — спросил я.
— Может машину попортить.
Сидевшая рядом Марина поёжилась и крепче сжала винтовку, того и гляди, станет жалеть, что со мной увязалась.
Дорога с караваном заняла четыре часа с небольшим. Покрытие на этом участке оказалась относительно приличной, поэтому скорость почти постоянно держали под сто, я даже не знал, что старая буханка на такое способна. А потом, посреди небольшой деревеньки, мы отвернули в сторону, а караван продолжил путь вперёд по главной дороге, сразу за деревней сворачивая на север.
Перед тем, как свернуть направо, мы устроили привал. Ехать ещё долго, лучше сейчас остановиться и перевести дух. Коростин вылез из кабины и прошёлся по кругу, разминая ноги. Его примеру последовали остальные, при этом каждый держал в руках оружие и внимательно озирался по сторонам.
— Помню, на жаб тут охотились, в болоте, метров сто отсюда, — сказал Винокур. — Здоровые, с собаку размером, с каждой по двести грамм слизи соскребли.
— Слизи? — спросил я. — Для галлюцинаций?
— Нет, там всё сложнее, — начал объяснять офицер, но Башкин его перебил:
— Слизь гигантских жаб — это кладезь фармакологии, куча готовых лекарств, способных исцелять самые разные болезни, в первую очередь, мозговые. Часть веществ мы научились получать в лаборатории, а остальные — только так, из жаб, которых ловят на заражённых территориях.
— А если их в неволе развести?
— Насколько мне известно, такие эксперименты были, — сказал учёный, но, поскольку за слизь охотникам всё ещё неплохо платят, думаю, успеха не принесли.
— Предлагаю перекусить, — сказал Коростин.
Предложение было признано своевременным, мы завтракали ещё в крепости, а с тех пор прошло уже часов восемь. Немедленно из машины был извлечён примус, а минут через двадцать на нём уже булькало густое варево из тушёнки, картофеля и риса. Попутно инженер с довольным видом нарезал хлеб, теперь эту проблему смогли решить, у военных имелась небольшая пекарня.
— Успеем до темна мост проскочить? — спросил я с набитым ртом, суп из подручных продуктов после долгой голодовки показался необычайно вкусным.
— Думаю, да, — Коростин активно изучал карту, не забывая работать ложкой. — По моим расчётам, ночевать будем вот здесь, а завтра к обеду уже приедем на место.
— Там что, деревня? — спросил я, заглядывая через плечо.
— Угу, безлюдная деревня, каких тут множество. Там есть крепкие дома, колодец с водой, дрова и, может быть, свежие овощи. Они растут иногда сами по себе.
Несмотря на активный процесс поглощения пищи, никто не расслаблялся. Немой активно патрулировал окрестности, временами возвращаясь, чтобы закинуть в рот очередную ложку супа из котелка. Башкин и вовсе вынул странный прибор, которым сканировал окрестности. Марина старалась не отходить от меня.
— Странно тут, — сказала она шёпотом. — И страшно.
Я открыл было рот, чтобы напомнить, что её никто не тащил сюда насильно, но она тут же объяснила свою тревогу:
— Это ведь лес, самый обычный, а тут тишина гробовая, только и слышно, как мы ложками стучим. Птицы не поют, белок нет. Даже комары куда-то делись.
Я промолчал, а ведь замечание было к месту. Не знаю насчёт птиц и белок, но комаров не видно, а это странно. Круглый год плюсовые температуры, высокая влажность, а где-то рядом есть болото. А комаров нет. В болоте, кстати, жабы живут, а что они едят.
— Слушай, Слава, — позвал я Винокура. — А эти жабы в болоте, они чем питаются?
— При наличии возможности, съедят даже тебя. А вообще едят мелких зверьков, птиц, рыб, с голодухи могут и растительность щипать. Там очень неприхотливая пищеварительная система. А почему интересуешься?
— Заметил, что комаров нет.
— Комары для них не еда, комарами такую тварь не накормить.
— С насекомыми нашего мира случилась беда, — объяснил Башкин. — Не скажу, что вымерли совсем, но в местах, где прошлась нечисть, их почти не осталось, я имею в виду наших, земных насекомых. В местах применения магии, происходило что-то, что заставляло их собираться тучами, особенно летающих. Некоторые маги даже использовали, скажем, пчёл или муравьёв в своих нападениях. Недолго использовали, потому как огнемёты — это серьёзно. В итоге, численность членистоногого поголовья упала до критической отметки, теперь, вроде бы, понемногу восстанавливается. А из-за гибели насекомых нарушились пищевые цепочки, в результате пострадали ещё многие существа, вроде птиц или обычных лягушек. Их численность тоже упала до критической и теперь…
Его лекцию прервал Немой, который тронул его за плечо и указал куда-то в глубину леса.
— Там кто-то есть? — спросил учёный, а потом, не дожидаясь ответа (что правильно) поднёс к глазам свой прибор, напоминающий слегка переделанный микроскоп, и посмотрел в указанном направлении.
— Ага, фиксирую движение, тварь приличных размеров, холоднокровная, судя по габаритам… щитковая змея.
— Готовьте стволы, — скомандовал Винокур, отставляя в сторону опустевший котелок.
Отряд немедленно занял позиции справа и слева от машины. Не знаю, какова скорость змеи, но лучше встать так, чтобы не попасть под первый бросок.
— Дима, постарайся сразу в голову, — негромко сказал Винокур.
Я и так уже понял, что ставка на меня. Как бы не хаял я свой штуцер, а в пробивной силе ему не откажешь. А тварь совершенно точно имеет защиту, иначе бы её не называли щитковой.
Через пару минут раздался скрежет змеиного тела по сухим листьям, после чего на дорогу высунулась змеиная морда. Размером она была с десятилитровую канистру, в каких мы перевозили запас воды, а сверху вместо чешуи, её покрывали костяные щитки, которые шли дальше, видимо, защищая всё тело.
Расстояние было всего метров восемь, тут и слепой не промажет, тем более что цель на пару секунд замерла и осматривалась вокруг, выбирая добычу.
Снова выстрел оглушительно ударил по ушам, яркая вспышка заслонила цель, а многострадальное плечо отозвалось болью, хотя я подложил под него самодельную подушку из ткани. Не разглядев результата, я быстро сместился назад, чтобы перезаряжать оружие под прикрытием машины.
— Отличный выстрел, — раздался голос Башкина, судя по направлению, он уже стоял возле змеи. — Ещё и железу не повредил. Сейчас я её…
Учёный сунул руки в карман рюкзака и вынул странный инструмент, весьма зловещего вида, помесь стамески со скальпелем.
— Ты сейчас целый час будешь возиться, — возразил Коростин. — А нам выдвигаться пора.
— Нууу… — учёный едва не заскулил. — Вам ведь всё равно нужно котелки помыть, погрузиться. Двадцать минут, обещаю, что справлюсь.
Инженер поморщился, но возражать не стал. Я подошёл поближе, чтобы рассмотреть результат своего выстрела. Неплохо, костяные щитки, какими бы толстыми ни были, а защитить от бронебойной пули не способны. Да и расположены они не единым монолитом, а в виде множества наползающих друг на друга кусков. Пуля пробила условный затылок твари и пошла дальше, вырвав большой кусок из шеи вместе с позвоночником.
Башкин активно ковырял голову монстра, когда я попытался оценить размеры. Тридцать восемь попугаев. А каждый попугай размером со страуса. Как-то так. Рулетки у меня нет, но тварь просто огромная.
— А она съедобная? — зачем-то спросил я.
— Ну, с голодухи, наверное, можно съесть, — проговорил он, вскрывая голову. — Да только зачем? Лично мне от неё яд нужен и больше ничего.
— Кладезь фармакологии?
— Куда там, просто яд, хорош тем, что химически устойчив и сохраняет свойства больше года. А ещё убивает всё живое при попадании в кровь микродоз. Насколько знаю, его уже пытались синтетически получить. Вроде, даже что-то там получилось, но я не в курсе, пригодится, как химическое оружие.
Надо отдать должное учёному, он умел работать не только языком. Голову гигантской змеи он вскрыл минут за восемь, а потом еще минут пять сцеживал яд в пробирку, стараясь при этом не дышать. Потом протёр руки каким-то раствором и, с довольным видом убрав пробирку в рюкзак, запрыгнул в машину.
Движение по основательно заросшей проселочной дороге не затянулось. Мы выбрались на широкую асфальтированную трассу. Состояние покрытия меня, кстати, приятно удивило. Никак не скажешь, что за дорогой уже пять лет никто не смотрит. Даже трещин немного. Свои замечания я изложил инженеру, который теперь сидел с нами, доверив руль Винокуру.
— Это положительный эффект от изменения климата, — сообщил он. — За последние четыре года температура воздуха ни разу не упала ниже ноля. Понимаешь?
— Ну.
— Так вот, дороги портятся от перепада температур. Зимой всё время холодно, летом — жарко, но есть два больших периода весной и осенью, когда температура в течение суток прыгает выше и ниже ноля. Утром солнце пригрело, снег растаял, вода собралась в трещинах, вечером она замёрзла, лёд сделал трещину глубже. На утро он растаял, и всё по новой. И таких циклов в отдельные годы насчитывали до двухсот. Вода и лёд грызли асфальт, как отбойный молоток. А теперь этого нет, что очень радует. Глядишь, возвращение в эти места цивилизации пройдёт не так болезненно. В городах, кстати, водопроводы и канализация большей частью целы, восстанавливать меньше придётся. Разумеется, в том случае, если сам город цел.
Замечание насчёт целостности городов было к месту. Например, здесь, пока мы ехали, попались два десятка деревень, больше половины из которых были сожжены, да и оставшиеся несли следы боевых действий. В последней моему взору предстала ржавая гаубица, вроде бы, Д-20, пострадавшая от удара неизвестного оружия. Что это было, я не понял, но ствол был разрублен вдоль почти до середины, при этом края разруба были идеально ровные. Его точно не разорвало изнутри. А разрезать так толстую сталь можно только чем-то, вроде лазера.
Я хотел спросить у знающих людей, но тут в салоне началась суета, народ спешно надевал респираторы и задраивал окна. Приближался тот самый злополучный мост. Я тоже надел защиту, более того, когда расстояние сократилось до ста метров, сделал вдох и задержал дыхание. Мост мы пролетели быстро, я даже не рассмотрел, что собой представляет тот мох. Ну и ладно, не жалко, ботаник из меня так себе, главное — оказаться подальше, раз он настолько опасен.
Мост проскочили на скорости при закрытых окнах, потом проехали ещё километра три, после чего остановились у какого-то мелкого ручья, что протекал под дорогой в бетонной трубе. Коростин и Винокур, не снимая респираторов, выскочили наружу с вёдрами в руках и принялись набирать воду и окатывать ей машину. Только когда споры чёрного мха по всеобщему мнению были полностью смыты, остальным разрешили покинуть машину, объявив двухминутный привал.
— Прыгуна кто-нибудь видел? — спросил Винокур, глядя вдоль дороги, в сторону, откуда приехали.
— Нет, я не видел, — заявил Башкин. — Впрочем, можно подождать, прыгун — тварь упрямая, если сразу машину не потерял, может и сюда добежать.
Я вынул бинокль и посмотрел вдаль. В самом деле, на грани видимости по дороге двигалось какое-то тёмное пятно, двигалось быстро, перепрыгивая с места на место.
— Это что ли ваш прыгун? — спросил я, передавая бинокль учёному.
— Ага, — сказал он, быстро заглянув в окуляры. — Он. Сейчас догонит, тогда и конец ему.
— А он нам нужен? — мрачно спросил Винокур.
— Не очень, — ответил учёный, — просто хочу одну штуку проверить, новая разработка для охоты на мелких тварей.
Из своего рюкзака он вынул странный предмет, напоминающий завёрнутую в брезент теннисную ракетку. Ожидая приближения твари, он снял чехол, под которым оказалась мешанина тонких металлических тросов и грузов. Потом нажал кнопку, на рукоятке, вспыхнула лампочка. Прыгун приближался, как мне показалось, уже выбирая цель для атаки. Существо, как я понял, тупое, сообразить, что добыча превосходит его числом и размерами, было выше его сил.
Когда расстояние сократилось до двух прыжков (при этом учёный стоял впереди, а остальные благоразумно спрятались за машину, ощетинившись стволами), Башкин метнул устройство навстречу зверю. В полёте оно раскрылось в виде стальной сети, в которую и влетел прыгун. Сеть немедленно обернулась вокруг его тела, грузы замкнули её позади, а в довершение бед глупого падальщика по тросам проскочил электрический разряд, вызвавший тучу искр.
Башкин с торжествующим видом подошёл к поверженному прыгуну, что бился в конвульсиях после разряда и объявил:
— Одна из новых разработок, этот вариант против мелочи, но есть и такие, что могут сектантов вязать, даже под стимулятором тросы не разорвёт, да и пытаться не станет, поскольку разряд тока всех делает смирными. Вот, — он легонько пнул носком ботинка связанную тварь, — прямо милашка, дрессировать можно.
Тварь, говоря откровенно, была отвратной, что-то, вроде мелкой лысой обезьяны с коричневой кожей, которую хаотично усеивали иголки длиной от сантиметра до пяти-шести. Крошечная голова состояла в основном из пасти, полной острых зубов, похожих на пилу, а над ней торчали два крошечных глаза.
Но долго разглядывать не пришлось, учёный вынул свой бесшумный пистолет, выстрелил твари в голову, после чего с чувством выполненного долга начал распутывать тросы. Справился быстро, после чего метательная сеть снова стала подобием ракетки, которую он убрал в чехол. Труп прыгуна аккуратно отпинали на обочину (прикасаться к нему руками никто не хотел, боялись иголок, да и смрад от него исходил знатный), после чего погрузились в машину и отправились дальше.
Больше с нами ничего не происходило до той самой деревни, где пришлось остановиться на ночлег. Темнело быстро, мы загнали машину в один из дворов с крепким домом, который не тронуло разрушение. Если ещё ставни закрыть, но можно не опасаться нападения чудовищ. Впрочем, напасть могут и лихие люди.
Но, стоило нам выйти, как Немой, что-то заподозрив, потащил меня через улицу, указывая куда-то за забор.
— Ну, и что? — спросил я, глядя на огород.
Немой наградил меня таким взглядом, что я обрадовался его неумению говорить. Без слов обвинил меня в глупости. Тут до меня дошла очевидная вещь, деревня брошенная, а передо мной огород, где растёт ровными рядами картошка, которую к тому же кто-то недавно окучивал.
— Мужики, — позвал я. — Тут новости.
— Что такое? — спросил Винокур, вскидывая автомат.
— Деревня-то обитаемая, — я показал за забор. — Кто-то огородничеством занимается.
Долго искать неизвестного огородника не пришлось, сообразив, что его раскрыли, он показался сам. Открылась калитка в заборе ещё одного дома, откуда шагнул высокий худой старик лет семидесяти с длинной седой бородой. Одет просто, тёплая рубаха и выцветшие до белизны трико, босой, зато в руках антикварная двустволка.
— Зачем прибыли? — глухо спросил он, обведя нас грозным взглядом из-под косматых бровей.
— Переночевать хотим, — ответил за всех Коростин. — Пустишь к себе?
— Смотря с чем пришли, — старик явно набивал себе цену. — Да и не поместитесь все, машину здесь ставьте, а сами идите ко мне и в соседний дом, — он указал на дом с возделанным огородом.
Такое гостеприимство обрадовало нас (хотя мы бы и без старика обошлись), после чего закипела работа. Ещё раз помыли машину, потом протопили баню, помылись, при этом все мылись вместе, но оставили воды нам с Мариной, чтобы смогли побыть наедине. А через час, когда окончательно стемнело, мы сидели в доме старика, что представился Савелием Романовичем и с аппетитом ужинали варёной картошкой с речной рыбой. Свет исходил от керосиновой лампы. Старик выставил и бутыль самогона, но на спиртное никто не налегал. По стопке выпили только я и Винокур. Сам старик на правах хозяина расспрашивал о жизни в большом мире. Тот факт, что цивилизация уже довольно близко, его несколько взбодрил, он даже высказал надежду, что доживёт до возвращения людей. А уже потом, когда вопросы закончились, Винокур спросил о том, о чём мы все думали с тех пор, как его увидели:
— А если честно, Савелий Романович, как так сделал, что тебя не съели? Это ведь с людьми договориться можно, но не с тварями. А ты здесь давно живёшь и даже из дому выходишь свободно. И ружьё твоё — так, для порядку больше.
— Человек когда-то умел с природой уживаться, — философски заметил старик, уходя от ответа. — Теперь природа другая, но она тоже с пониманием. Если к ней по-доброму, то и она…
— Это ты кому другому расскажи, — фыркнул офицер. — Да и не похож ты на лесовика, что с природой дружит. Скажи прямо: когда-то сделал добро атланту, он тебя амулетом наградил, теперь твари не трогают. Так?
— На кой чёрт спрашиваешь, коли такой умный? — сварливо проворчал дед.
— Интересно послушать, — усмехнулся Слава, протянув мне стопку. — Дим, налей ещё стопаря.
Я плеснул ему граммов двадцать крепкого самогона, капнул и себе.
— А с людьми как? — не унимался Винокур. — На них-то амулет не подействует.
— Если люди лихие, то прячусь. Это если их сразу много заявится. Видят они, что дом жилой, а искать меня недосуг, потому как взять нечего. А если мало, то… вон, за околицей четыре холмика уже. Ружьё, хоть и старое, а стреляет.
— А с патронами как?
— Есть мало-мало, — уклончиво ответил дед.
На этих словах Башкин встал и отправился к своему рюкзаку. Порывшись там, извлёк картонную банку с порохом, а ещё пачку капсюлей, всё это он передал хозяину, тот принял едва не с поклоном.
— Свинец сами найдёте?
Старик кинул.
— Благодарствуйте, такой подарок к месту пришёлся.
После ужина отправились спать, снова нам, как семейной паре, выделили отдельный дом, где мы и прилегли, предварительно заперев ставни и дверь на засовы. Понятно, что выломать его можно, но сделать это бесшумно не получится ни у кого. Да и нет здесь тварей, старик потом неохотно признался, что его «чудо» действует в радиусе примерно ста метров.
Прилегли на большом диване, постельное нашлось в шкафу. Пользоваться чужим бельём удовольствие сомнительное, но в походных условиях куда лучше, чем спать на земле. Я даже рискнул раздеться, хотя оружие держал при себе, а наган даже сунул под подушку. Поймал себя на мысли, что уже свыкся с оружием и без него чувствую себя голым. Марина тоже не стала особо стесняться, сбросила одежду и, потушив фонарь, нырнула под одеяло. Попеняв мне за запах спиртного, дальше, однако, вела себя, как примерная девочка. А я, как старый развратник, продолжил обучение интимным тайнам.