Последнее падение

Саша знал Кирилла и Лию ещё до поступления в Академию, поскольку их матери близкие подруги. Сначала Ксения уговаривала Катю – маму Александра – отдать сына в секцию фигурного катания. А вот глава семьи и старшая сестра Короля настаивали на биатлоне. Но Екатерина Романовна сделала выбор в пользу хоккея. И не прогадала.

– Надо бы её проверить, – констатировал Король, выходя из тренерской. – Узнать всё ли в порядке. Да и хлебцы Сове занести.

– Кого проведать? – поинтересовался Разнов, который уже успел где-то раздобыть слойку с сыром. В отместку Саша наградил его своим фирменным взглядом. – А, ненаглядную твою, Мороз. Только давай после ужина. Я очень голодный.

– Денис! Помалкивай. Или хотя бы думай головой перед тем как открывать рот. – Пригрозил ему Король.

В этот момент мимо ребят прошла группа фигуристов, в числе которых значилась Полина Вирская. Она что-то прошептала своей подружке, после чего та перевела взгляд на разгневанного Короля и Дениса, который мирно уплетал свою плюшку. А затем послышался смех и тихое шушуканье. Именно так рождаются слухи.

***

От Станиславы я ушла вся в слезах. Думаю, Ирина Владимировна не простит мне подобной слабости. Я должна была вернуться на тренировку, только вот вышедшая за мной Даша выполняла поручение врача, а значит улизнуть незамеченной, не получится.

Она ничего мне не сказала. Весь путь мы проделали в гробовом молчании. Не слов поддержки, не типичной фразы «не переживай, всё наладится». Ничего. Только тишина.

После того, как я открыла дверь своей комнаты, Даша на меня даже не взглянула и продолжила свой путь.

Дверь закрылась. Я прислонилась к ней спиной и сползла на пол, тихо глотая свои слёзы и пытаясь подавить приближающийся приступ.

Не успела я полностью погрузиться в свой мысленный омут печали, как в дверь постучали.

Даша с упорством барабанила в дверь тринадцатой комнаты, а когда я ей наконец-то открыла, то та спросила:

– Ты не знаешь, у Лии Трубецкой сейчас есть занятия?

Я вытерла слёзы рукавом и уставилась на неё.

– Не думаю. Скорее всего, она у себя. Двадцать седьмая комната. Это на следующем этаже.

– Я знаю, где это. – Ответила Даша и отправилась к лестнице.

Она безумно красивая, подумала я. Каштановые волосы вперемешку с ярко малиновыми прядями, подтянутая фигура, поражающая грация в движениях. Вообще в Академии именно Трубецкая славилась своей грацией и пластичностью, но Даша могла бы составить ей конкуренцию. Но самым завораживающим в её облике были бездонные глаза, ледяного синего оттенка. Мне показалось, что где-то я их уже видела, но тогда я не придала этому значения.

После нашего короткого разговора я не захотела оставаться в комнате, поэтому решила расположиться на запасной лестнице общежития. Ей пользовались крайне редко, что в дальнейшем сделает это место моим тайным убежищем, где я могла не бояться своих настоящих эмоций.

Свет здесь был выключен, тишина была почти осязаемой, а пылинки застыли в воздухе. Я уселась на ступеньки и позволила слезам просто покатиться ручьём.

Мои слёзы никогда никто не останавливал, я всегда справлялась с эмоциями самостоятельно. И я уже давно к этому привыкла.

Показывать эмоции на публике – для меня это всегда приравнивалось к слабости. Поэтому с этого дня плакать я могла только тут – на запасной лестнице, в полной темноте и гордом одиночестве.

***

– Танюша, успокойся, – старалась ободрить подругу Лия. – Она не могла уйти за территорию объединения, её бы не выпустили. Найдём, не нервничай. Может тренерам набрать? Или хотя бы Илье?

– Значит, я мог съесть её порцию за ужином? И мне никто не сказал? – заявил Разнов.

– Денис! – в один голос возразила компания.

– Давайте лучше осмотрим общежитие, – предложил Король. – Ты пробовала ей позвонить?

– Телефон в комнате, она его ещё утром там оставила, – заикаясь, ответила Совинькова, поедая уже пятый гречневый хлебец из упаковки. – Может она в спортивном зале? Вдруг решила пойти потренироваться?

– За ужином Виктор Станиславович сказал, что она сильно ударилась на тренировке. Поэтому врач запретила ей возвращаться на тренировку. И Даша сказала, что довела её прямо до двери. Думаете, она могла пойти дальше тренироваться?

Король посмотрел на Трубецкую, после чего с сожалением взглянул на Разнова, а после сказал:

– Всё возможно. Но раз Даша так сказала, значит, в комнате она точно побывала. Давайте сделаем вот так – Таня с Лией посмотрят в тренировочном центре, в раздевалки и залы не забудьте заглянуть. Денис осмотрит столовую, возможно, она уже отправилась туда. Но это не значит, что ты сразу переключишь своё внимание на еду, Разнов. А я пробегусь по этажам общежития. Если через час не найдём, то звоним Славянской.

– Договорились. Пойдём, Танюша, – Лия взяла подругу под руку и повела к обозначенной цели. – Если найдёте, дайте знать.

Саша проверил общежитие, расспрашивая всех, кого встречал на своём пути, о моём месте нахождения. Сейчас было лишь одно место, в которое он не заглянул – служебная лестница.

Видимо я потеряла счёт времени и задремала.

Король включил свет и выдохнул от облегчения.

Я, облокотившись на перила, тихо посапывала.

Расположившись рядом со мной, он сложил руки на коленях и ласковым голосом сказал:

– Вот и нашлась, потеряшка. Доброе утро, Лина.

Сон у меня достаточно чуткий, поэтому о его приходе я знала заранее. Постепенно выходя из состояния полудрёма, я открыла глаза. Рядом со мной сидел Саша, ослепляя своей лучезарной улыбкой. Мои опухшие глаза, от внезапного появившегося света, сузились ещё сильнее. И я боюсь представить, как выглядела со стороны.

– Вы меня искали? – зевая, спросила я. – Который час?

– Нынче восемь часов вечера. Ты проспала ужин, но у Тани должны быть сладкие заначки. Так что от голода точно не умрёшь. И да, мы тебя искали. Совинькова чуть всю Академию на уши не поставила. Мы её кое-как в чувства привели.

Я поправила свои растрепавшиеся волосы и виновато посмотрела на Сашу.

– Извините. Я не хотела, чтобы вы переживали. Так ещё и своё свободное время потратили на мои поиски.

– Ничего страшного. Просто больше не пропадай так внезапно. Или хотя бы бери с собой мобильник. У тебя что-то случилось? – поинтересовался он, положив свою руку на мою побитую коленку.

– Нет, ничего, – соврала я. – Всё в порядке.

– Тогда почему ты плакала? – мальчишка ехидно улыбнулся. – И почему сейчас ты похожа на переваренную креветку?

– Не похожа я на креветку, – я легонько ударила его по плечу. – И я не плакала.

Король набрал какое-то сообщение и вернулся к разглядыванию моей сопливой мордашки.

– Плакала. Враньё – это не твоё. У тебя всё на лице написано.

– Славянская не вернула меня на тренировку, – промямлила я. – Видимо, пора собирать чемоданы.

Саша поднял одну бровь, пытаясь понять, почему я сделала такие выводы, и рассмеялся.

– А мне показалось, всё было совсем по-другому.

– Значит, уже все знают про мой грандиозный провал? – я уткнулась лицом в колени, чтобы он не заметил моего смущения.

Успев убрать свою руку, чтобы я не впечаталась в неё лбом, он нежно потрепал меня по растрёпанным волосам.

– Нет, просто мы с Денисом были там и всё видели. Мы часто разминаемся на вашей половине катка. И в этот момент вышли охладиться, после зала. И поверь, Ирина Владимировна тебя не выгоняла, а лишь отправила в медпункт, боясь, что ты переломала все рёбра. Она видела, в каком ты была состоянии. И честно скажу, тогда ты была уже не способна продуктивно работать. Вот тебя и отпустили. Ничего такого в этом нет. Если Славянская кого-то и выгоняет, то всё объединение это слышит.

– Думаешь?

– Знаю. Слово капитана. Я не раз видел это своими глазами. То ещё шоу. Завтра она будет ждать тебя на льду. Не сомневайся.

Нас прервал Денис, который почти вышиб дверь, из-за чего мы обернулись. Позже за ним показались Лия и Таня.

– Значит, нашёл свою ненаглядную, Король? – рассмеялся Разнов.

– Денис! Я в тебя сейчас плюну. Доиграешься! – ответил Король голосом капитана.

– Давай, попробуй. Посмотрим кто кого.

Глава 6. 29 (19) лет.

– После вашего рассказа о первой тренировке у Ирины Владимировны Славянской, поступающим в этом году стоит задуматься, а нужно ли им вообще приходить на смотр. – Ведущая тихо засмеялась, поправляя свои ломкие кудри. Виктория Листова, в прошлом – чемпионка мира по художественной гимнастике, а ныне – одна из известнейших спортивных ведущих, которая знакома мне с ранних лет.

В индустрии спорта существует устоявшийся стереотип – если ты не побывал на интервью у Листовой, то до профессионального спортсмена тебе ещё далеко. Это было действительно так, ведь все знаменитые спортсмены проходили через Листову. Это была неотъемлемая часть «спортивного крещения» в мире профессионального спорта.

После завершения своей спортивной карьеры, Виктория перешла в сферы журналистики и телевидения. Сейчас эта дама находилась в среднем возрасте, но благодаря многочисленным подтяжкам лица, сохраняла своё детское личико. – Скажите нам честно, Каролина. В Академии всегда так строго обращались с учениками? Думаю, вам известно, что в обычные дни репортёрам сюда не попасть, – она обвела комнату взглядом. – У нас есть лишь несколько возможностей увидеть, что происходит за закрытыми дверями Академии. Первая возможность – соревнования, вторая – особые гости. И сегодня, как вы понимаете, мы воспользовались вторым случаем. Конечно же с разрешения Ирины Владимировны Славянской.

После такого упоминания старшего тренера, до меня наконец-то дошло. Ирина Владимировна не просто знает о сегодняшнем интервью, а она сама лично дала добро на его проведение в публичном центре Академии – Центральном зале.

Смешно, что я раньше об этом не задумывалась. Интересно, зайдёт ли она сегодня? Хотя, я сугубо сомневаюсь. Она человек занятой, дорожащий своим временем. И тратить его на меня она явно не собирается.

Понимая, что после вопроса Виктории прошло достаточно времени, я ответила:

– На самом деле, всё не так страшно. Академия – потрясающее место, но без дисциплины в спорте не обойтись. Да, часто приходилось превозмогать себя и работать через боль, но это вполне нормально для профессионального спорта. А если вы не готовы к подобному, а главное – вы это прекрасно осознаёте, то действительно стоит задуматься – нужно ли вам это? Возможно, спорт – это не та отрасль, в которой вам стоит развиваться.

– Знаете, сколько детских мечтаний вы сейчас разбили, Каролина? Думаю, каждый смотрящий нас ребёнок, задействованный в области фигурного катания, а может и в области других видов спорта, воспринял серьёзные слова нашей гости на свой счёт. Но не переживайте, каждый из вас достоин стать чемпионом в вашей отрасли. Главное до последнего не сдаваться и продолжать упорно работать.

Я с большим осуждением посмотрела на ведущую, которая вселяла в подрастающие поколение пустые надежды, совершенно забывая о всех жестоких реалиях любого профессионального спорта.

Для меня это было недопустимо.

Спорт – это не игрушка.

Он калечит, ломает, уничтожает и полностью опустошает. И этого не изменить. Каждый спортсмен выходит из спорта с определённым набором травм, побед и поражений. И помимо того, что физическая боль остаётся с тобой на всю последующую жизнь, ко всему прочему добавляется полностью разрушенное эмоциональное состояние. Многие из нас уже никогда не смогут восстановиться, поэтому навечно останутся в своём замкнутом мирке.

– Я подозреваю сколько теперь детей захочет закидать меня гнилыми помидорами. Но всё же, я остаюсь реалисткой. Некоторым стоит задуматься, а точно ли спорт – их истинное призвание.

– Вы слишком жестоки, – она наклонилась поближе к моему красному кожаному креслу. – Многие начинающие спортсмены, в области фигурного катания, мечтают стать похожими на вас. Ведь вы известны не только своим поступком на чемпионате мира, но и многочисленными наградами и званиями в спорте.

– Не понимаю, почему дети и их родители, а тем более тренерский состав, делают из меня пример для подражания. Я самый худший вариант из возможных.

– Каролина, да бросьте. Самокритика – это очень полезная штука, но в вашей ситуации она бессмысленна, – и наконец-то оторвав от меня свой пристальный взгляд, она обратилась к телезрителям. – Думаю, не существует людей, которые не знали бы о ваших заслугах. Но для тех, кто не знает о ваших достижениях, повторю. Каролина Мороз не просто имеет звание «Заслуженный Мастер Спорта Международного Класса», она одна из немногих фигуристок, которая на официальном старте смогла исполнить Аксель в три с половиной оборота. Хоть и совсем недавно девушкам разрешили исполнять прыжки в четыре оборота, это совсем не изменяет позиций этого элемента. Даже сейчас, спустя десять лет, этот прыжок остаётся одним из сложнейших. Кстати, раз уж наша беседа плавно перешла к прыжковым элементам. Вы вообще следите за спортивными сенсациями? Видели, что сейчас вытворяют девушки в фигурном катании?

– Да, я до сих пор слежу за миром спорта. – Соврала я, поскольку посмотрела последние новости фигурного катания всего пару дней назад. Впервые за последние десять лет. – Причём скажу по секрету, сейчас я смотрю соревнования с большим энтузиазмом, нежели в свои юношеские годы. И вы верно подметили. Прошло всего десять лет, а наш спорт изменился до неузнаваемости. Раньше тройной Аксель являлся чем-то запредельным для большинства спортсменов. Сейчас же, хоть он и входит в топ сложнейших прыжков, но не стоит в разряде недосягаемых. Многие девушки, без особых проблем, исполняют его на международных стартах. Четверные прыжки в их арсенале уже перестали казаться чем-то необычным. За эти десять лет, фигурное катание сделало огромный скачок в развитии. На сегодняшний день, многие женщины могут, не напрягаясь, составить конкуренцию сильнейшим мужчинам. Они набирают больше баллов, их программы сложнее и красочней. В моё время об этом можно было только мечтать.

– Лично мне кажется, что из-за этого спорт становится намного травмоопаснее. Спортсмены и раньше жаловались на боль в различных частях тела, а сейчас, – она постаралась изобразить задумчивое лицо. – Всё обострилось до предела.

– Наш спорт всегда был жутко травмоопасным, ничего особо сильно не изменилось.

Это было действительно так. Фигуристы постоянно страдают от бесконечных травм. Переломы, вывихи, растяжения и порванные связки.

Сотрясение мозга вообще становилось «лучшим другом» всех парников. Особенно часто от этого страдали партнёрши. Падения с выбросов редко оставались без последствий.

Четверные прыжки, конечно, ухудшали состояние коленных чашечек спортсменок, но это было и до этого. Каждый прыжок, так или иначе, отражался на организме. Это постоянные нагрузки, которые переносятся с огромным трудом. Не удивлюсь, если многие из нас в старости просто не смогут разогнуться.

Помимо ног, спина тоже находится в постоянном стрессе. Лёд – это не пушистое облачко. Каждое удачное и неудачное приземление затрагивает все твои позвонки.

Сложные позиции во вращении, прогибы и затяжки – приводят к искривлению позвоночника.

А теперь задумайтесь. Стоит ли вообще так расплачиваться, ради нескольких лет спортивной славы? Это уже решать каждому из вас.

– Знаете, в последнее время я начала замечать очень странную тенденцию в фигурном катание. Слишком быстрая сменяемость представителей в вашем виде спорта. Раньше спортсменки и в двадцать пять лет были конкурентоспособны. Та же золотая тройка – Турманова, Гофман и Синицына. Сейчас же – девушки соревнуются два-три года, после чего приходят другие – младше и лучше. С каждым новым поколением приходит что-то новое, а планка пьедестала поднимается всё выше. Мне это жутко напоминает живой конвейер. Вам так не кажется?

– Действительно, вы верно подметили. И эта тенденция безумно удручает. Хотелось бы чтобы яркие начинающие звёздочки не просто резко появлялись и также быстро исчезали, но и продолжали сиять ещё много лет. Но я не против, что с каждым годом становится всё больше талантливых спортсменок. И по моим наблюдениям эта тенденция присутствует только у девушек в одиночном катании. Другие отрасли нашего спорта она обходит стороной.

– В начале вашего рассказа вы так много говорили про своих друзей, которые скрасили ваше детство в Академии. Знаете, чем они сейчас занимаются? Просто в СМИ ходит слух, что все эти годы вы с ними не пересекались.

Видно, что она и сама прекрасно знала ответ на этот вопрос. СМИ не врали.

После моего «грандиозного выступления» на чемпионате мира, я полностью закрылась от окружающего мира. Сменила номер, не выходила на контакт, забыла о всех, кто когда-то был частью моей жизни. Забыла почти всех.

Единственным моим ориентиром в тот момент была мама. Она заменила мне всё в этом сером существовании – друзей и врагов, пищу и воду, солнце и луну. Она стала моим воздухом. И за это я ей безумно благодарна. Она была тем самым человеком, которому, в тот злополучный день, Славянская передала моё уставшее тело и потерянный разум.

И лишь только матери я смогла рассказать причину своего поступка, который так сильно шокировал индустрию спорта в прошлом и который Ирина Владимировна Славянская осознала без моих оправданий.

В тот день мама привезла меня в нашу старую квартиру, оставив, сидящей на диване, в гордом одиночестве.

Тогда мне показалось, что перед её приходом прошло около двух суток, из-за чего потом я наговорила её кучу гадостей. Но тот день чётко отпечатался в моей памяти, поэтому сейчас я ещё больше виню себя в своей хладнокровности.

Мамы не стало примерно год назад, тогда-то я впервые и попала на то кладбище.

Возможно, оставить меня в те минуты в одиночестве даже на несколько минут – было не лучшим решением с её стороны, но винить её я не могу. Она делала всё, что было в её силах.

На самом деле, в тот момент я нуждалась в спокойствии, и она обеспечила меня им.

Такое ощущение, что я находилась где угодно, но не в нашей старой квартирке.

Я не могла думать, не понимала почему всё так обернулось, из-за чего в моей жизни не может быть счастливых концов. Именно тогда одиночество стало моим спутником, тогда я ощущала его как никогда.

Но я была безумно благодарна своей спортивной выдержке.

Никаких эмоций, полное хладнокровие. Только вот ясность ума – отсутствовала.

С того момента прошло уже десять лет. Целых десять лет.

Годы поиска себя. Годы, в которые я попыталась забыться в алкоголе, мужчинах и странных помутнениях.

Я даже вспомнила о своём давнем увлечении. О всех тех историях, которые мечтала изложить на бумаге. Но сказочные миры больше не казались сказочными, не было сил для написания чего-то хорошего.

Поэтому я обратилась в поэзию. Именно тогда я написала первое стихотворение, которому дала самое странное название.

«Семнадцатое ноль восьмое»

Я заглушаю душу алкоголем

И забываюсь в вечности в момент.

Последний вздох. На это моя воля,

Однако вечности не вижу я во век.

Она повёрнута ко мне спиною.

Я ей не нужен. Бурчит она в ответ.

Её коса опущена рекою,

А я теперь опустошён на век.

Я ожидал теплейшей встречи,

Её – мою родную мать.

И хоть костлявую, сырую,

Но заставляющую жизни вкус понять.

Она моё проклятье и наркотик,

Она – ожесточённая борьба,

Она во огонь заводит

И поднимает в небеса.

Мой горизонт, моя отвага,

Услада для моих ушей.

Она как наживая рана —

жестокая и тихая…

Поверь.

Именно так выглядело начало моего творческого пути. Что стало сюрпризом и для меня, так это лицо повествования. Я писала от мужского лица. Своеобразная отсылка. Глупая и смешная, но отягощающая и постоянно напоминающая. Но дело не в этом.

Я назначила день. Тогда это казалось неизбежным. Но сейчас я здесь, а значит – я справилась (на удивление).

Наверное, можно сказать себе спасибо за то, что до последнего сохраняла спокойствие. Оно не давало мне передумать. Однако, жизнь не стоит на месте. Что-то происходит, даже если ты этого совсем не хочешь. После того как мама сделала последний вздох, я будто выползла из кокона. Встреча на кладбище, иногда преследует меня по ночам, но она изменила меня. Он изменил меня.

– Не ожидал тебя здесь увидеть….

– Я сама не думала, что когда-то появлюсь здесь.

– Ты похудела, очень сильно.

– Я практически перестала есть. Ничего кроме гречки организм не принимает. А сейчас… – Я задержала дыхание. – Вообще не вижу смысла во всём этом.

– Тогда чем это отличается от нашего армейского детства в Академии? – Он похлопал себя по плечу, намекая, что я могу воспользоваться его дружеской помощью и поддержкой. Я не отказалась. Просто уткнулась в его серую рубашку и заплакала.

– Я знаю каково это, поверь мне, Мороз…

И теперь я с уверенностью могу сказать, что даже самое пустое существование, потихоньку начинает обретать смысл.

Но десять лет. А я до сих пор вздрагиваю при упоминании это дня. И каждый раз прогоняю его в памяти.

***

Такое ощущение, что я впала кому.

Ирина Владимировна кое-как натянула на меня спортивный костюм (прямо поверх платья) и повела по заполненным коридорам.

Здесь слишком шумно, слишком много людей. Голова сейчас просто лопнет от такого количества информации.

Я всегда доверяла Славянской, но сейчас она делает что-то совершенно ей несвойственное.

Она не кричит. Не настаивает. Она меня уводит. Узнай бы я об этом в свои десять лет, то не смогла бы сдержать смех.

Я вижу их лица. Они (также, как и я) не понимают, что происходит. Кто-то что-то спрашивает, кто-то пытается разобраться в ситуации, а Ирина Владимировна всё ещё тащит меня по коридорам через нескончаемую толпу.

Не могу оторвать взгляд от пола. Ощущение, что он и теперь навсегда останется неподвижным.

Пытаюсь освободиться от руки Славянской, но она вцепилась в меня мёртвой хваткой.

– Вещи. Коньки, – я пробую развернуться и пойти в другую сторону, но эта маленькая женщина оказывается в два раза сильнее меня. Удивительно, раньше я не замечала её силы. А возможно, просто это я сейчас слабее, чем когда-либо. – Сумка осталась в раздевалке.

– Забудь! – рявкнула Ирина Владимировна. – Русаков со всем разберётся. Пойдём.

– Но куда? Там судьи, зрители, – я замешкалась. – Там я.

Она резко остановилась и посмотрела на меня взглядом, который был наполнен тревогой и опаской.

– Что ты только что сморозила, Мороз?

– Я осталась там. Мне надо туда вернуться.

Я не оставляю попыток высвободиться из хватки старшего тренера.

– Каролина, послушай меня, она перехватила моё ослабевшее запястье. – Ты тут. Там сейчас ничего нет. Тебе нужно домой. Я прекрасно знаю, чем заканчивается такое состояние. И поверь, я не хочу, чтобы ты разбила свою голову об лёд.

И я знала, чем заканчивалось такое состояние. А точнее – я знала, что происходит после него (а может и одновременно с ним). То, чего так сильно боятся все спортсмены.

Боль.

В тот момент я ощутила первую волну. Резко и во всём теле сразу. Абсолютно каждая косточка отдалась натянутым напряжением. А все старые раны – открылись вновь.

– Со мной всё хорошо, – я натянуто улыбнулась. – Мне нужно вернуться. Продолжать, идти дальше.

– Нет никакого дальше, Каролина. – Она подошла ко мне максимально близко, а после склонила мою голову себе на грудь. – По крайней мере, не сейчас. Ты не готова. Прошу, пойдём. Я передам тебя в руки матери. Кто знает, что ты можешь с собой сотворить.

И в этот – самый неподходящий момент – у меня полились слёзы. Неконтролируемые слёзы.

Я проявила слабость на глазах у окружающих нас людей. Теперь каждый из них знал какая я жалкая. Это непростительно.

«Ирина Владимировна будет недовольна.», – подумала я.

Но Славянской было уже всё равно, она тоже плакала.

Вторая яркая болевая вспышка. И она намного сильнее предыдущей. Я столько лет не чувствовала боли, и вдруг она так резко вернулась. Что-то действительно было не так. Поясница горела, а колени вообще онемели.

Мой мозг судорожно пытался связать кусочки воедино, но каждый раз натыкался на новую болевую вспышку и моё отстранённое сознание.

Да, всё верно. Я всё ещё там. Я вижу ликующую публику, государственный флаг и плакаты, много плакатов. Нужно вернуться, иначе меня дисквалифицируют. Всё в порядке. Там на трибуне Татьяна, я нахожу её среди толпы. Этот ярко неоновый зелёный кардиган, связанный для неё моей мамой в качестве новогоднего подарка, я узнаю из тысячи. Рядом с ней все мои друзья. А точно ли все? Вот этого я не знаю, просто не помню.

– Да пропустите вы меня! – завопила Совинькова, вырывая меня из мыслей. – Я член сборной страны! Дайте пройти! Видите, что на бейдже написано?! Лина!

Я оторвала голову от груди Славянской, чтобы посмотреть в сторону Татьяны. Она не одна. За её спиной стоит Кирилл, крепко держа её за руку. Она в безопасности. Он выведет её из этого шумного места.

– Там Таня, – говорю я Славянской. – Мне нужно идти. Иначе меня дисквалифицируют. Я просто растерялась. Не собралась. Родные стены, ответственность. На меня все рассчитывают. Я испугалась. Но я всё исправлю. Обещаю, Ирина Владимировна.

– Каролиночка, послушай же меня, – она вытерла своими маленькими ладошками мои непрекращающиеся слёзы. – Ты уже не соберёшься. Сейчас ты не можешь продолжать. У тебя не хватит сил. Ты не в себе.

– Да, что происходит? – не унималась Татьяна, где-то посреди поглотившей нас толпы. – Каролина! Что случилось?

Когда Совиньковой и Трубецкому удалось пробраться к нам поближе, дорогу им преградил Русаков.

– Не сейчас, Татьяна. Я объясню вам всё позже.

Таня явно начинала закипать. Она за меня переживала, я это знала.

За эти годы у нас с ней установилась ментальная связь, теперь мы могли понимать друг друга без слов.

Однако Трубецкой прижал её к себе и предостерёг:

– Не нужно. Нам всё объяснят.

– Но, Кирилл…

– Танюша, без «но». Виктор Станиславович чётко дал понять, что сейчас неподходящее время.

Однако, даже после уговаривающего взгляда Кирилла, Татьяна не успокаивалась.

Я не виню Трубецкого, что он совсем не пытался узнать причину произошедшего, как делала это Татьяна. Кирилл привык к жёсткой дисциплине. Если ему сказали «потом», это значит потом. Если сказали «нельзя», то это значит нельзя. Другого быть не может. Особенно в период соревнований. Татьяна же напрочь забывала про любую сдержанность, всегда попадая в неприятности.

Поэтому мне в голову пришла потрясающая идея (так мне показалось на тот момент). Я решила их взбодрить, натянув себе на лицо умиротворённую улыбку.

Хотелось бы сказать, что это действительно пошло им на пользу. Но нет. Я только ещё сильнее их напугала.

Славянская довела меня до запасного выхода и, как обещала, передала в руки матери.

Мама с полнейшим непониманием приняла меня в свои объятья. Видимо она хотела что-то спросить, но главный тренер не дала ей такой возможности.

– Давайте без вопросов, Варвара, – Ирина Владимировна посмотрела на моё обмякшее тело. – Не при её ушах. Я всё объясню по телефону. Спасибо, что так быстро отреагировали. И да, запомните. Она не виновата. Это не по её желанию всё так получилось. Она хотела идти дальше, а я ей не позволила. Я слишком хорошо знаю, чем это закончится. Удачной вам дороги, – за её спиной материализовался Русаков с моей спортивной сумкой. – Спасибо, что собрал всё, Витя.

Мама приняла мои вещи и повела меня к машине.

– Спасибо вам, Ирина Владимировна. Я позвоню.

Славянская лишь сухо кивнула и отправилась обратно, туда, куда мне уже было не суждено вернуться – под купол ледового дворца спорта.

Спотыкаясь, я кое-как добралась до входной двери. За всю долгую поездку до дома, мама не проронила ни слова. Такое чувство, что она вовсе забыла, что я сидела на заднем ряду нашей миниатюрной машины. И это ещё сильнее загоняло меня в чертоги разума.

Впоследствии она признается, что она не знала какие слова стоит говорить в подобной ситуации. Для неё это стало таким же шоком, как и для меня.

– Может хватит молчать! Не хочешь что-нибудь спросить? Накричать, сказать, что разочарована!? – я облокотилась на дверь, не давая матери вставить ключ в замочную скважину, и стала выжидать. – Скажи же, что я самое большое разочарование в твоей жизни! Давай!

– Каролина, милая, успокойся, – она нежно обхватила меня за плечи. – Я не представляю насколько тебе больно. Но понимаю, что тебе необходимо выплеснуть весь негатив. Давай для начала зайдём в квартиру, там всё и обговорим.

Очутившись в коридоре, я окончательно размякла. Сил говорить совсем не осталось.

Мама это предвидела. Что-то промямлив себе под нос, она отправилась на кухню. А я оказалась на диване. На котором, как мне показалось, я просидела двое суток.

Когда она вернулась с чашкой горячего чая, я холодно спросила:

– Это нормально по-твоему?

– О чём ты, милая? – она подняла одну бровь, отпив из своей чашки, а мою поставив на столик перед телевизором.

– Ты оставила меня тут одну на два дня!

– Каролина, меня не было ровно три минут. Золотце, тебе нужно прийти в себя. Хочешь я принесу успокоительное?

Мне действительно требовалось лекарство. И на мой зов пришла третья вспышка боли.

Ведь именно боль – это лучшее лекарство для спортсмена.

Моё лицо исказилось, а по телу прошлась холодная волна. Мама присела рядом со мной и сжала мою ладонь.

Я потерялась. Потерялась в пространстве и времени. Мне хотелось вернуться, сделать глоток свежего воздуха, но такой возможности не представлялось. Волны отчаяния раз за разом накрывали меня с головой, а боль камнем тянула ко дну.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила мама, после того как я опустошила третью кружку горячего чая.

– Теплее. Но это не значит, что мне легче. Просто стало теплее.

– Ты понимаешь, где находишься?

– Мама, – я закатила глаза и попыталась отшутиться. – Я всего лишь испытала шоковое состояние, а не сошла с ума.

– Тогда, давай обо всём по порядку.

На тот момент она уже прекрасно всё осознавала, ей позвонила Славянская. Она изложила ей всю информацию, которая была в её распоряжении. Но мама не хотела ещё больше на меня давить. Она хотела, чтобы я сама всё ей объяснила.

Я поджала ноги ближе к груди и обняла их руками. А потом положила голову на колени и взглянула на маму.

– Я почувствовала боль.

– Та боль, о которой я думаю?

– Да. Это была именно она. Теперь то ты скажешь, что я тебя разочаровала?

– Каролина, прекрати. Ты никогда меня не разочаровывала, и этот раз не исключение.

– Ты ведь понимаешь, что это значит?

– Что это конец? – она сделала глубокий и тяжёлый вдох. – Да, золото, понимаю. Когда-то это должно было случится. Мы все это знали.

У меня вновь потекли слёзы.

– Я не смогла исполнить твою мечту. Я не стала чемпионкой.

– Милая, – она погладила меня по голове. – Во-первых – это была твоя мечта, во-вторых – ты столько всего уже завоевала, столько всего достигла, ты смогла сделать то, чего другие не могут. Ты моя гордость. Всегда была ей, есть и будешь. И папа тобой гордится, поверь.

Видимо она поняла, что упоминание отца в нашем разговоре – это лишнее, поскольку слишком резко замолчала.

Папа постоянно пропадал на работе, мы практически с ним не пересекались. Пара телефонных звонков, сообщений с поздравлениями и подарков на разные праздники.

Я любила отца всей душой, но со временем привыкла, что все тяготы жизни со мной разделяет мама.

Сейчас он ещё даже не знает, что случилось, хотя новостные каналы этим уже так и пестрят.

Я не могу сказать, что охладела к нему полностью, но и существование без него никак меня не огорчало. Я была рада, когда он уделял мне внимание и находился дома. Однако, когда он сутками пропадал на работе, я не чувствовала в нём жуткой потребности. К тому моменту мне стало уже всё равно.

– Золотце, – продолжила мама. – Ты хорошо помнишь всё, что происходило на катке?

«—Я настолько хорошо всё это помню, что теперь никогда не смогу забыть.» – пронеслось в моей голове.

– Что-то помню, что-то нет. – Соврала я.

Постепенно я начала рассказывать ей всю подноготную тех нескольких часов. Как Татьяна засунула себе в нос трубочку, прям перед самым обедом с другими участниками соревнований. Как Лия провела первую свою врачебную практику, вытаскивая эту трубочку у неё из носа. И как Кирилл при это смеялся на весь коридор. И я, которая всё это снимала на камеру (а я ведь так и не скинула нашей ведьме этот видеоролик).

Как потом Таня показывала нам татуировку, которую мы видели уже не в первый раз. Спасибо всем богам, что Кирилл не был таким дотошным, хотя и он обзавёлся точно такой же татуировкой. Их им набила Даша (и за время моего будущего десятилетнего отсутствия, она успела стать моим персональным тату-мастером). Но для Тани эта татуировка была безумно значимой. Для Кирилла вообще-то тоже, но я повторюсь – он не был таким же дотошным как Сова.

Совинькова постоянно говорила о скрытом смысле их парной наколки, который знают только они. P.S. смысл этой фразы знали все, кто был вхож в наш сумасшедший дом. И он был очень символичным.

Про свою же татуировку я предпочитала помалкивать. Хотя Татьяна явно её замечала, но лишних вопросов не задавала. Эта была первая татуировка, сделанная у Даши (незадолго до чемпионата мира), и она тоже была парной.

Потом рассказала маме, как Вирская грохнулась на копчик прямо перед самой разминкой, из-за чего потом не могла нормально раскататься.

В тот год мы с Полиной вновь сошлись на ледовой арене. Для нас это уже стало какой-то традицией. Она недолго донимала нас в Академии. Когда ей было четырнадцать, она покинула «Сияющих», перейдя в другую спортивную школу. И с того момента мы постоянно дрались за первое место. Я очень быстро начала взбираться по спортивной таблице, постоянно наступая ей на пятки. И уже тогда она начала переживать, что её статус «несомненной чемпионки» может быть утерян. А уж когда я смогла освоить Аксель в три с половиной оборота и войти в книгу рекордов, она и вовсе взбесилась.

С того момента мы постоянно делили пьедестал, желая доказать, что каждая из нас достойнее другой.

И по секрету скажу, что в год моего конца, настало её начало – она взяла долгожданное золото.

Это был уже не первый наш чемпионат. До этого мы побывала на трёх, и каждый раз кто-то не мог дотянуться до желаемой медали.

В первый год мы вовсе оказались за пределами пьедестала. Я была четвёртой, а она пятой. Во второй год мне повезло больше, я оказалась третьей, а Полина вообще сдвинулась на седьмую строчку таблицы. В третий год мне удалось взять серебро, а Вирская умудрилась добраться до бронзы, чему я была очень сильно удивлена. А четвёртый раз стал для неё золотым.

И с чистой совестью могу сказать, что очень за неё рада.

В конце я рассказала маме, что произошло в период между разминкой и моим выступлением.

Немного справочного материала:

1) В одиночном фигурном катание есть две программы – короткая и произвольная. Их длина и количество элементов изменяются в зависимости от разряда спортсмена.

2) Разминка при этом всегда составляет шесть минут.

3) Обычно на разминке находятся пять или шесть человек.

4) Время проката одного участника составляет примерно пять минут, с учётом всех сборов и задержек.

В тот день я выступала последней, шестой… Поэтому времени у меня было навалом.

– Ты пойдёшь туда? – спросила мама.

– Куда туда? – не понимая переспросила я.

– На прощание.

– Нет. Мне там нечего делать. – Сухо ответила я. Однако, я в очередной раз поймала себя на мысли, что слишком много и безграмотно вру.

– Ты ведь понимаешь, что… То предложение, – мама замешкалась, пытаясь подобрать правильные слова. – Оно аннулируется. Так ведь?

– Какое предложение? – Сквозь боль и слёзы переспросила я. – Я ничего не помню. Давай сменим тему.

Маме ничего не оставалось, как подарить мне ободряющую улыбку, которая была пропитана чем-то ещё, и начать обсуждать новую прочитанную книгу (она была самым настоящим книжным червём).

Пока она изливала мне душу, постоянно упоминая какой главный герой чёрствый придурок, я незаметно закатала рукав. Татуировка всё ещё заживала. Я бросила на неё горький взгляд и зажала другой рукой.

Красивая фраза, жаль только, что теперь она одинокая, собственно говоря – как и я.

«Я слишком много лгу. Даже самой себе.» – Еле слышимо, пронеслось у меня в голове.

***

– Каролина, с вами всё в порядке? – взволнованно произнесла Виктория. – Вы как-то побледнели. Может вам стоит принести воды?

Воспоминания иссякли.

– Да, мы можем прерваться? – спросила я у женщины, пряча руки за спину, чтобы дрожь не выдала моё состояние. – Мне нужно проветриться.

– Да, конечно, – она постаралась натянуть милую улыбку, но эта ухмылка неспособна была скрыть её непонимания и волнения. – Дорогие телезрители, не переключайтесь. Небольшая рекламная пауза, после которой мы вернёмся и продолжим раскрывать секреты Каролины Мороз.

Камера потухла. Ощущение, что весь Центральный зал выдохнул. Напряжение спало. Да и мне дышаться стало намного проще.

– Перерыв всего пятнадцать минут, – она положила свою руку ко мне на колено. – Вам будет этого достаточно?

– Да, вполне. Огромное спасибо.

Я вырвалась из Центрального зала будто птица из клетки. Никогда бы не подумала, что такое вновь повторится. Я пусть и вспоминаю тот день, но уже очень давно не впадала в такую панику.

Мир будто начал разрушаться, а я… Я потерялась где-то между своим сознанием и настоящими событиями.

С огромным усилием я добрела до ближайшего автомата с кофе, чтобы там хоть как-то привести себя в чувства. Однако, как и в типичных бульварных романах, мне была предначертана встреча с прошлым.

Опять.

Мало мне моего ступора, так теперь судьба решила подкинуть мне людей, которые стали для меня частью семьи. Даже представить не могу как смотреть этому человеку в глаза.

Со спины я даже не поняла, что это он. Только после его предостережения, стало понятно на кого именно я наткнулась.

– Мне казалось, что сейчас у всей Академии тренировочные часы. Или я не прав? Почему кто-то решил разгуливать по коридорам? – Илья повернулся, при этом скривив свою пугающую физиономию, а после снял очки, не веря своим глазам. – Быть этого не может! Мороз, ты ли это?

– Я, Илья Игоревич. Кто же ещё, – он крепко меня обнял, так что воздух покинул мои лёгкие. – Придушите же, Илья Игоревич.

– Какой я тебе Илья Игоревич, Мороз.

И действительно. Он для меня уже давно не Илья Игоревич. Он просто Илья. Конечно прошло десять лет, но он не особо сильно изменился. Всё те же растрёпанные волосы, всё та же манера речи, всё та же лучезарная улыбка и те же очки, подаренные нашим дурдомом.

Если бы не Разнов, который случайно приземлился своей пятой точкой, прямо на рабочий стол Валимова, где как раз и лежали те злополучные очки, то сейчас бы мы сэкономили большую часть наших спортивных доходов, а Илья продолжал бы носить свои старые круглые очки, как у всех умников.

Возможно, стоит поблагодарить Дениса и его задницу за прекрасное приземление, теперь Илья Игоревич больше походил на бизнесмена, нежели на ботаника.

– Так какими судьбами тебя к нам занесло? – не унимался Илья. – Никому не сказала, пришла, так ещё и первым делом пошла не к нам, а к автомату. Тебе между прочим к нему запрещено подходить. Это только для тренеров.

В Академии действительно действовало правило автомата, которое мы постоянно нарушали. Как бы Славянская не воевала с администрацией, но автомат с кофе оказался у нас на катке. А вместе с ним и его верный товарищ, в котором находились различные вкусности. Понятно, что второй запретный ящик манил нас намного сильнее, чем первый – и это стало нашей огромной проблемой. В скором времени тренерский состав рассекретил наши ночные вылазки за запретными плодами. А после последовала длительная тирада, посвящённая нашим стремлениям и целям, которые никогда не смогут исполниться, если мы продолжим употреблять по ночам шоколад и чипсы.

– Я уже могу позволить себе шоколадку, Илья Игоревич, – я рассмеялась чистым и задорным смехом, чего в моей жизни уже давно не было. – Только, Илья Игоревич, вы не правы. Ирина Владимировна знает о моём визите. Она сама дала на него добро.

– Неужто это из-за тебя тут собрались кучки чаек? – спросил он. В нашей группе журналисты получили прозвище «чайки», поскольку постоянно гоготали и появлялись в самый неподходящий момент. – А нам Славянская ничего не сказала. Вот старая кошёлка, я ей это припомню.

Мне эта ситуация конечно польстила, поскольку Ирина Владимировна никогда не забывала о моих чувствах. Она и правда никому не рассказала. Она не хотела, чтобы меня тревожило осознание того, что все знают кто именно, сегодня сидит в Центральном зале и даёт интервью.

– Да я и сама не думала, что соберусь с силами. Просто всё так сложилось, – я потёрла свои ледяные руки и убрала их в карманы штанов, где лежало пара лимонных леденцов. И чтобы моё сердце окончательно не остановилось, а наша неловкая пауза в разговоре не затянулась, я сменила тему. – У вас тут всё так изменилось. Ремонт, новые диванчики, только плитку в коридорах никак не смените. Начальство Академии знает, что плитка на ледовом катке – не самый практичный выбор?

– Знают, Мороз. Я им не раз говорил, – после он заглянул мне за спину и усмехнулся. – Это к тебе.

Он указал на толпу с блокнотиками, коньками и маркерами, которая стояла у меня за спиной. Юные спортсмены, которым не терпелось получить автограф знаменитости.

Я не привыкла кому-то отказывать с такими просьбами, они для меня не новость.

Несмотря на то что я не появлялась на телевиденье десять лет, это не значит, что меня там не обсуждали. Обсуждали, так ещё и с огромным размахом. Поэтому хотелось бы мне или нет, но свою порцию славы я получила. Кажется, больше всех это ущемляло Полину, которая в тот год взяла золото, а все новостные табло только и кричали о «непобедимой Каролине Мороз».

Многие люди, которые не связаны с индустрией фигурного катания, тоже стали узнавать меня на улице. Поэтому, когда в продуктовом отделе ко мне подбегали дети, держащие в руках блокнотики и ручки, я не отказывала, а с большой радостью расписывалась и писала дополнительные пожелания.

Сейчас ребятня окружала меня со всех сторон, протягивая мне коньки, футболки и другие вещи, на которых можно было оставить автограф.

Я обратила внимание на Илью, который мило улыбался в сторонке, и прошептала:

– Подожди меня, я быстро. Мне всё равно нужно выйти на улицу.

Он одобрительно кивнул и указал на запасной выход, после чего удалился.

Выскочив наружу, я спряталась за ближайший поворот, где меня уже поджидал Валимов.

Это было уже наше особенное место. Когда-то именно здесь Илья Игоревич спалил нас с Татьяной за познаванием взрослой жизни – здесь мы в первый раз попробовали табачную продукцию. Татьяне было шестнадцать, мне четырнадцать, а пачка сигарет и вовсе нам не принадлежала, однако влетело нам по полной. Конечно с нашей стороны это было глупо, курить прямо за углом ледового дворца, но тогда адреналин затуманил разум и нам было всё равно.

Илья Игоревич подошёл в самый подходящий момент, когда Татьяна сделала первую затяжку и задохнулась, а я ещё даже не подожгла сигарету. Славянской он конечно же ничего не рассказал, но со счетов нам этого не спустил, припоминая при каждом удобном случае.

– Запыхалась ты, Мороз, – парировал Илья, делая очередную затяжку. – Они там от тебя конечности оторвать пытались?

Пусть Валимов и читал нам нотации о вреде курения, но сам дымил как паровоз. Если у него выдавалась свободная минутка, он отлучался на «наше злополучное место», хотя оно всегда принадлежало ему (об этом мы узнали позднее. Там он скрывался от детей, чтоб те не брали с него пример), чтобы опустошить очередную пачку сигарет. Позднее мы узнали, что у него в шкафу был самый настоящий табачный склад, который он тщательно скрывал от посторонних глаз.

– Нет, Илья Игоревич. Они решили добыть мою ДНК и клонировать, – ответила ему я, еле как восстанавливая дыхание. – Ну и дети пошли, чуть с ног не свалили.

– Любишь же ты валяться на полу в Академии, Мороз, – он бросил эту фразу очень мимолётно и легко, но резко поднял на меня взгляд и продолжил. –Прости, Лина. Не подумал.

У меня это действительно вызвало определённые чувства. Но они были не горькими, а скорее тёплыми и приятными.

Я умиротворённо улыбнулась и пожала плечами.

– Ничего, всё в порядке. Я ведь уже не ребёнок.

– Возможно, – он протянул мне начатую пачку. –Будешь? Или тебя теперь от них воротит?

– Хотелось бы, но нет. Я вот только начала нормально воспринимать их запах, но затянуться я пока точно не в состоянии.

– Не сопоставляй сигареты с теми событиями. Меньше воротить будет. Хочешь курить – кури. А ты хочешь, я знаю, – я вопросительно подняла бровь, пытаясь ему возразить, но он продолжил. – Я видел твои трясущиеся руки, не отрицай.

– Возможно, когда-нибудь… Но не сейчас. Я не могу, не готова.

Он убрал сигарету в пачку и сел на бордюр вдоль дороги.

– Зайдёшь к нам после интервью? Или продолжишь прятаться?

Я присела на корточки рядом с ним и, не ожидая этого от самой себя, сказала:

– Зайду. Закончилось моё время пряток. Пора выбираться из снежного царства.

– Верное решение. Мы будем в тренерской, как и всегда.

Заходя в спортивный комплекс, я услышала голос Виктории, которая о чём-то болтала с начинающими спортсменами. Я решила больше не встречаться с маленькой оравой до конца интервью, иначе вернусь в Центральный зал лысая и с оторванными пальцами, поэтому пошла в обход. Вторая дверь всегда была открыта, благодаря чему в детстве нам удавалось скрыться от посторонних глаз в самый неподходящий момент.

Идя по длинным коридорам Академии, я наткнулась на группу ребят в чёрной форме.

«Выпускники…», – подумала я.

Такие красивые и подтянутые. И сто процентов парники, стоят своеобразными кучками. Пока я аккуратно, проходила вдоль стены, с другого конца коридора появился высокий парень в форме тренерского образца, что поставило меня в жуткий ступор.

Нас разделяло приличное расстояние, но я не могла ошибиться – это был Кирилл Трубецкой, его было невозможно с кем-то спутать.

Я безумно благодарна тому факту, что Кирилл просто повернул к ближайшему выходу на ледовую площадку, за которой уже скрылись выпускники, не посмотрев в мою сторону. Оно и к лучшему, слишком много встреч за один день. Я не готова так быстро вновь встретиться с прошлым.

Вернувшись в Центральный зал, я вновь опустилась в красное кресло, выжидающе смотря в сторону Виктории.

– Вам лучше? – поинтересовалась та. – Можем продолжать?

– Да, всё в норме. Я готова.

– Отлично. Тогда начинаем! – она поправила свои уставшие кудри, дождалась команды съёмочной группы и вернулась в свой телевизионный образ. – Дорогие телезрители, мы снова с вами. А значит мы продолжаем раскрывать тайны самой известной фигуристки планеты, несостоявшейся чемпионки мира по фигурному катанию – Каролины Мороз.

– Я говорила вам, что вы приписываете мне слишком много статусов? – Виктория лишь пожала плечами и ехидно мне улыбнулась. – Я точно не самая известная фигуристка планеты.

– Да ладно вам, я уже много раз говорила, чтобы вы не обесценивали свои труды. Так на чём мы остановились? – в наушник ей продиктовали ту тему, на которой мы прервались. – Ах да, точно. Что стало с вашими близкими друзьями? И правда, что вы прекратили поддерживать связь не только с миром фигурного катания, но и со своими близкими собратьями по мастерству?

– Да, всё верно. – Я немного поёрзала в кресле из-за внутреннего дискомфорта. – Я просто не могла выйти с ними на контакт. Мне было стыдно смотреть этим людям в глаза. Для меня они стали всем, я же для них – главным разочарованием. Все ждали от меня золотой медали, однако судьба штука странная. Не всем мечтам суждено сбываться. И моя стала той самой, которая никогда не исполнится.

– Думаете они держат на вас обиду? Это ведь была ваша медаль, а не их. Почему бы они посчитали, что вы подвели их? Я думаю, что они бы всё поняли и приняли вас с распростёртыми объятиями.

– Возможно, однако тогда я думала совсем о другом. Мне был нужен отдых – я его получила. Целых десять лет, но это помогло стать мне тем человеком, которым я сейчас являюсь.

– А о чём вы думали в тот момент?

Я сделала глубокий вдох, при этом заламывая пальцы на правой руке, и взглянула на своё вечное напоминание.

Татуировка. Вот она – моя главная ошибка. Я не жалею, что когда-то её сделала. Я называю её ошибкой лишь из-за того, что слишком долго не отвечала, слишком сильно откладывала и слишком мало сказала.

– Вы и сами прекрасно знаете о чём. Но я не хочу обсуждать это на всеобщее обозрение. Это слишком личная тема.

– Конечно, как скажете, – я незаметно выдохнула, после того как Виктория решила не продолжать развивать данную тему. – Но давайте я всё-таки расскажу, как же сложилась жизнь ваших лучших друзей.

На экране позади нас начали всплывать фотографии с чемпионатов мира и континента, с обычных тренировок и моментов тренерского процесса. Там же были фотографии с различных социальных сетей.

Все такие беззаботные и счастливые.

Я почувствовала жуткий укол в сердце, поскольку только я до сих пор терзала те далёкие воспоминания. Конечно, они всё помнят, такое никогда не забудешь. Просто они уже отпустили ту ситуацию, она для них давно в прошлом. А я этого сделать не могу… Даже спустя десять лет.

– Давайте начнём с олимпийских чемпионов в парном фигурном катание – Татьяны Совиньковой и Кирилла Трубецкого. Сейчас Кирилл является младшим тренером спортивных пар в «Академии Сияющих». Вы с ним ещё не успели пересечься? – я отрицательно покачала головой, но для себя сделала заметку, что я не ошиблась. Это был Кирилл Трубецкой, просто повзрослевший на десять лет. – Уверена, вы сегодня обязательно встретитесь. Татьяна Совинькова является моей коллегой, хотя мы и работаем немного в разных отраслях, но всё же. Сейчас она занимает должность ведущего спортивного комментатора в области фигурного катания. А также она остаётся действующим техническим специалистом Академии, поэтому иногда её можно заметить в судейском кресле. Лия Трубецкая решила, что посвятит свою жизнь медицине. Сейчас она главный врач Академии, однако она не забыла своего спортивного прошлого. Как нам стало известно, она работает вторым тренером по специальной подготовке, помогая своей матери и ведёт классическую хореографию. Несомненно, Лия Трубецкая одна из самых пластичных и грациозных фигуристок за всю историю Академии. Думаю, вы тоже согласитесь со мной?

– Даже оспаривать это не стану. Лия Трубецкая всегда была примером для подражания, сама грация и женственность.

– Теперь перейдём к хоккеистам. Вы общались с многими ребята из МХЛ (молодёжная хоккейная лига) и ВХЛ (взрослая хоккейная лига), однако самым известным из них стал Денис Разнов. Он долгое время был капитаном хоккейной команды Академии в ВХЛ, а сейчас перешёл в тренерский штаб. Другие же ваши друзья и знакомые не стали связывать свою жизнь со спортивным будущим, поэтому информации о них намного меньше. Нам известно, что Полина Вирская сейчас преподаёт в «Школе Серебряного Конька», за которую она и выступала на Чемпионате и Олимпиаде. Безумно символично, согласны?

– Многие спортсмены остаются верны своим школам и тренерскому составу. Неудивительно, что Полина осталась в своей школе. Всё-таки она посвятила ей почти всю свою спортивную карьеру.

– Но начинали вы вместе, – она наклонилась ко мне поближе. – Скажите нам по секрету, вы ведь были соперницами. Вы часто ругались? Да и вообще, была ли в Академии типичная детская вражда, ругань и спортивные группировки?

– Вы сейчас представляете Академию как какую-то тюрьму, со своими бандами, кодексами и надзирателями, – она тихо рассмеялась и продолжила внимательно меня разглядывать. – Хотя, в каком-то смысле, вы правы. Были и скандалы, и ругань, и порча коньков и платьев, а после жёсткий разговор с Ириной Владимировной Славянской. Чего только стоили стычки между Татьяной и Кириллом. Знаю, что где-то в сети до сих пор сохранился видеоролик с праздничного банкета после соревнований. Там в Совинькова, со всей силой и накопившейся злобой, кинула в Трубецкого стейк из сёмги, который приземлился прямо на белоснежную рубашку. Никогда не забуду, как смеялись Валимов и Русаков, и какой взгляд нам подарила Славянская. Стычек с Полиной тоже было немало, но в отличие от Кирилла и Татьяны, мы контролировали себя перед камерами, строя из себя нейтральных подружек. Да и в дальнейшем, когда Полина перешла в другую школу, мы постоянно устраивали потасовки в раздевалках и залах. Если вы спросите кого-то из спортивных сенсаций нашего времени, то они в один голос скажут, что постоянно растаскивали наши с ней драки. Вроде бы мы были достаточно хрупкими девчонками, однако кулаками махали ещё как.

– Куда же без этого. Но давайте вернёмся к главному. Как все понимают, вы смогли пережить новогодний смотр в Академии, после чего стали её неотъемлемой частью. Нам очень интересно узнать, что было дальше? Как складывались ваши отношения с родителями и друзьями? Ваши первые соревнования во взрослых разрядах. Какие сложности встречались на вашем пути? А главное помогла ли вам ваша мама, о который вы постоянно упоминаете, преодолеть их? Или вы со всем справлялись в одиночку?

«Мама… Я скучаю.», – подумала я.

– Да, я обо всём расскажу. Однако свою маму я не видела уже чуть больше года.

– Почему? – удивлённо спросила Виктория. – Вы же вроде бы были так близки. Что же изменилось?

– Её не стало в прошлом году, Виктория. Поэтому мне до сих пор сложно говорить про её минусы, а их было достаточно. Но она навсегда останется в моей памяти тем светлым лучиком надежды и поддержки. Она моя мама, по-другому быть не может.

– Примите мои соболезнования. Думаю, нам стоило обговорить этот момент до интервью, – она показала на камеру стоп и уже тише спросила. – Если хотите, то мы вырежем этот момент. Извините за такую бестактность. Я как-то даже не задумывалась об этом.

– Ничего страшного, вы и не могли об этом знать. Я ведь нигде этого не афишировала. Можете не вырезать, всё в порядке.

– Тогда продолжаем? – я кивнула, и она махнула операторам.

Свет. Камера. Мотор. Съёмка продолжается.

Глава 7. 12 лет.

Снег огромными хлопьями укладывался на подоконник, а мороз раскрашивал стекло, создавая свою потрясающую картину. Солнце только появлялось над горизонтом, а часы приближались к семи утра.

Комната уже наполнилась запахом обезболивающих мазей и расслабляющей музыкой, а Совинькова пыталась сделать утреннюю разминку как можно тише, чтобы не потревожить мой сон.

На самом деле, ей это никогда не удавалось.

Мы провели в этой комнатушке целых два года, расставаясь только на период спортивных летних сборов для сборной страны и на различные праздники, поэтому я прекрасно знала, что Татьяна безумно шумная и неуклюжая, особенно по утрам.

Натянув одеяло поверх головы и пряча там же свои закоченевшие ноги, я начала ёрзать и бубнить:

– Ты когда-нибудь пропускаешь свои утренние церемонии? Опять марафет наводишь, ты и так прекрасна, Тань.

Татьяна привстала со шпагата, чтобы поменять ногу, и радостным голоском, полным утренней бодрости, пролепетала:

– И вам доброе утро, госпожа Снежная Королева. И отвечая на ваш вопрос, сударыня, скажу – нет, я никогда ничего не пропускаю. Чего кстати и вам советую.

И в эту секунду моё тёплое сонное царство было нагло украдено.

Татьяна сдёрнула с меня одеяло и выдернула подушку из-под головы. Утренний холод нашей комнаты вывел меня из контуженного состояния, заставляя мозг работать с новой силой.

– Ну ты и ведьма! Кто прозвал тебя Совой?! Я вырву этому человеку язык, он просто не жил с тобой в одной комнате! – не унимаясь, кричала я, носясь по комнате за Совиньковой, которая явно не собиралась отдавать мне мою ночную обитель. – Верни подушку, чувырла!

– Ах чувырла! – возразила Совинькова. – Тогда держи! – она резко остановилась и со всей силы ударила этой несчастной подушкой мне по лицу. Возможно, со стороны Татьяна и кажется маленькой хрупкой девчонкой, но силы у неё предостаточно, уж поверьте.

После её удара я снова оказалась сидящей на полу. Эта позиция уже стала моей любимой, поэтому я не растерялась, схватила Сову за подушку, которую она всё ещё держала в руках, и потянула за собой вниз.

Упав на ледяной пол, в своих коротких спортивных шортах, Совинькова завизжала от неожиданности, а я тихо прошептала ей на ухо:

– Месть подаётся холодной, чувырла, – я ехидно улыбнулась и начала вставать с пола как можно быстрее, чтобы наше перемирие не закончилось.

– Сама ты чувырла, Мороз. В зеркало смотрелась сегодня?

– Могу задать тебе тот же вопрос. Вставай, а то задницу отморозишь, – я протянула подруге руку, помогая ей подняться. – Но всё же, почему ты сегодня так рано встала? Каникулы же, можно было бы выспаться.

– Каникулы каникулами, но тренировки никто не отменял.

– Да ладно, – зевая ответила я. – Ты встаёшь по утрам, только чтобы выпрямить свой «взрыв на макаронной фабрике» на голове. Тренировки никогда не были причиной таких ранних подъёмов. И вообще, в тренировочный период тебя не поднять с кровати.

Татьяна замялась и начала накручивать свою рыжую кудряшку на палец. Это был первый признак её волнения, который сразу показывал в каком состоянии она находится.

– Ну не томи, что случилось, Тань? Ты не выпрямила волосы, проснулась чёрт пойми во сколько, и теперь накручиваешь свои макаронины. Что-то ведь произошло. Я слишком хорошо тебя знаю, от меня не скроешь.

Я действительно слишком хорошо её знала. Пусть Татьяна и могла проснуться ещё до восхода солнца, однако она оставалась совой. Если время позволяло, а сейчас оно позволяло, она могла проспать до вечера. А разбудить её самостоятельно было вовсе невозможно. Но иногда её внутренний переключатель начинал шалить. И она могла не спать по несколько суток, думая о чём-то своём.

Обычно, я не лезла в её ночные раздумья, понимая, что из неё ничего не вытрясешь. И если честно, то я знала причину этих бессонных ночей. Она всегда была одной и той же. Татьяну сводил с ума человек, которого её зелёные глазки не завораживали и уж тем более не покоряли, что очень сильно нервировало их обладательницу.

За эти два года много что произошло, но отношения Татьяны и Кирилла всё также болтались на волоске.

Это сильно заботило обоих, поскольку теперь они катались в юниорах и представляли страну на международном уровне. И казалось бы – ребячество должно было закончится, только вот их характеры настолько не сходились, что никто не мог найти решение данной проблемы. Татьяна продолжала привлекать внимание Трубецкого, а Кирилла уже давно не интересовало её общество. Она всё больше казалась ему ребёнком, с которым не о чём поговорить.

Однако, кое-что в их отношениях всё-таки изменилось. Они начали друг друга слышать, хотя бы в тренировочные часы. Это несомненно отразилось на их совместной работе и обрадовало весь тренерский штаб, ведь с их плеч спала обязанность разнимать их постоянные драки. Однако напряжение вне ледовой арены – продолжило накаляться.

– Это не из-за Кирилла, – промямлила Совинькова, когда я уже вызывающе подняла одну бровь. – И не из-за того, что я прибавила в весе, – после этой фразы я наигранно закатила глаза.

Последнее время ей казалось, что она прибавила в весе, что конечно же было неправдой. Просто Кирилл решил её подразнить и сказать, что когда он поймал её с выброса, то почувствовал пару лишних килограмм. С этого момента Совинькова не находила себе места и объявила недельную голодовку, из-за чего чуть не угробила свой желудок и не оказалась на больничной койке.

– Это всё потому что…

– Не томи, – пробурчала я, выжидающе стуча пальцами. – Такое чувство, что ты кого-то продала в рабство, а теперь тебя замучила совесть и ты думаешь, как искупить свою вину.

Татьяна закуталась в украденное одеяло и подошла к подоконнику:

– Вы разъезжаетесь… опять. – Она медленно скатилась на пол и начала шмыгать носом.

– Сова, – удивленно сказала я. – Ты чего? Это же не конец света! Мы же вернёмся через пару дней.

– Вернётесь, но я-то останусь тут.

Я подошла к подруге, чтобы нежно обнять её за поникшие плечи.

Татьяна никогда не покидала Академию в новогодние праздники, поскольку её родители не могли позволить ей такой роскоши. Пока мы не стали полноценной частью профессионального спортивного мира – гонорара нам не видать, и все наши желания удовлетворяются родителями.

Понятно, что всё спортивное оборудование нам предоставляет Академия, однако костюмы и новые коньки (пока мы не вошли в профессиональную индустрию) – мы оплачиваем самостоятельно.

Татьяне действительно очень сильно повезло, когда на одном из очередных стартов Русаков обратил на неё внимание, а Славянская провела внеплановый смотр и приняла её в ряды «Сияющих». Родители Совиньковой долго раздумывали над предложением Академии, понимая, что их дочь буквально целый год будет проводить вдали от родного дома, но под постоянными уговорами Совиньковой, дали положительный ответ.

Однако уже тогда, когда Татьяну четыре года назад привезли на порог ледового дворца Академии, ей чётко расписали бюджет и обозначили – какие именно траты в него не входят. Поездка в родной город на всевозможные праздники была включена чуть ли не первым пунктом.

За последние два года, она и вовсе не появлялась в родном гнезде, проводя всё своё время то в Академии, то на спортивной базе. С родителями ей удалось пересечься всего единожды, на кубке страны, в прошлом сезоне. Родные Совиньковой с трудом выкроили время и средства, чтобы поддержать дочь.

И именно тогда я узнала, как выглядит настоящая Татьяна Совинькова. Это не наглая рыжеволосая бестия, а одинокая маленькая девочка, которая из-за ошибки в произвольной программе залила всю раздевалку слезами. Такие мелочи никогда не волновали Татьяну, да и в тот раз тоже не должны были вызвать такие бурные эмоции, поскольку в большей степени был виноват Кирилл. Он умудрился оступиться на дорожке шагов, подбить и утащить за собой Сову, однако в последний момент настолько всё изящно обыграть, что даже мы – их дружеская команда поддержки, не сразу всё поняли.

Эта ошибка не была замечена судейским составом и никак не отразилась на финальной оценке, однако от зорких глаз тренерского штаба она не скрылась. Славянской настолько понравился такой резкий и неожиданный поворот, что та настояла на том чтобы Валимов включил его в программу ребят, поскольку это заставит публику ахнуть от восторга. Ирина Владимировна часто говорила, что наш вид спорта мало чем отличается от циркового номера, поэтому одна из основных наших задач – это удерживать внимание зрителя. Для пары Татьяны и Кирилла это было проще простого.

И в данном случае, когда мы с Лией забежали в женскую раздевалку, чтобы поздравить Танюшу с прекрасным прокатом, то застали раскисшую Сову, состояние который в народе получило название – кисельчатообразная размазня. Успокоить Татьяну пытался и весь тренерский штаб, и все, кто находились раздевалке, однако привести её в чувства смог лишь один человек.

Кирилл просто вытащил Совинькову из раздевалки, при этом извиняясь перед каждой девчонкой, что там находилась, хотя в целом для пар это было нормальное поведение, но потревожить оставшихся там одиночниц – он не хотел. И после того, как они пересекли порог раздевалки, он в своей грубой манере поставил её мозги на место. Конечно, многих такое отношение повергало в шок, однако Кирилл прекрасно знал характер Татьяны и понимал, что именно ей нужно в такие моменты. Нам же она рассказала, что ей просто было стыдно перед своими родителями, которые с таким трудом выкроили время и приехали на этот старт, а она взяла и напортачила.

Но уже спустя десять минут, услышав, что ребят вызвали на награждение, она позабыла о своих слезах и, схватив Трубецкого под руки, потащила того на пьедестал.

Мы с Лией в тот год не выступали. Я была ещё слишком мала для кубка страны, да и Славянская пока не вывозила меня на такие серьёзные старты, оправдывая это тем, что моё время ещё придёт и я получу свой кусочек на этом льду. Лия же незадолго до кубка получила травму, и Ксения Александровна Трубецкая, под руководством которой находились представительницы синхронного катания, не разрешила дочери выходить на ледовую арену, переживая за её самочувствие. Поскольку Ксения Александровна была не только нашим тренером по физической подготовке и куратором синхронного катания, но и медиком по образованию – она прекрасно знала о чём говорит.

После мы конечно же все отправились в родной город, поздравляя ребят с их очередной победой и отмечая её лимонадом, который Илья под шумок протащил в наше купе.

Поэтому увидеть сейчас такую Татьяну, уже близкую к состоянию кисельчатообразной размазни, было очень странно.

Я обняла подругу, залезая в её кокон из похищенного одеяла и придумав как скрасить её каникулы:

– А поехали со мной! – сказала я Татьяне, вытирая её слёзы. – Мне в этом году тоже особо нечем заняться на новогодних каникулах. Мы с мамой на этот раз празднуем в гордом одиночестве, – она удивлённо посмотрела на меня, ведь я постоянно рассказывала ей о наших пышных семейных застольях и многочисленных родственниках. – В этот раз так сложилось. Папа не приедет, у него на работе полный завал, а все родственники устроили себе новогодний отдых в тёплых краях. Единственная, кто может к нам заскочить – это бабушка. Она точно принесёт кучу сладостей, и плюс десять килограмм, на первом взвешивании нового года, нам обеспечено, не сомневайся.

Она рассмеялась и выбралась из постельного кокона, чтобы уже начать танцевать новогодний танец, который она готовила к показу после каникул, но всё же спросила:

– Ты уверена? Вдруг твоя мама будет против? Всё-таки мне кажется, что она меня недолюбливает…

– Да ладно. Тебе только кажется. Возможно в начале… так и было, но сейчас она искренне переживает за тебя и Кирилла. И мне кажется, что в какие-то моменты за вас она волнуется намного сильнее чем за меня. Но если тебя действительно волнует её разрешение – то я ей наберу и узнаю, пойдёт?

Татьяна одобрительно закивала головой, а я потянулась за мобильным телефоном, набирая номер матери.

Конечно звонить ей в семь утра – это плохая идея, но мы с Совой просто не могли усидеть на месте, предвкушая наши прекрасные новогодние каникулы. Я и без того, прекрасно знала, что мама обрадуется приезду Татьяны, поскольку праздновать в одиночестве мы не привыкли. Не удивлюсь, если она за эти сутки успеет подыскать ей новогодний подарок, купить новую кровать, построить у меня в комнате перегородки или второй этаж, чтобы Танюше было комфортно. Но раз Таню так сильно заботил вопрос о «разрешении моей матери на проживание на нашей территории, в течение новогодних выходных» – именно так она это назвала – то я не откажу ей в такой роскоши и позвоню маме, даже в семь часов утра – за что я конечно же получу хорошую взбучку, но это потом.

Мама взяла не с первого раза, мне пришлось три раза набирать её номер, но она всё-таки проснулась:

– Мне конечно очень интересно, что такое у тебя приключилось двадцать девятого декабря в семь часов утра, но – птичка моя, я вообще-то сплю.

– И тебе доброе утро, мам, – я тихо засмеялась, представляя, как сейчас выглядит мама. – Но я к тебе по делу.

– Слушаю. – Зевая ответила она.

– А можно Таня проведёт эти каникулы у нас? А то она в этом году опять остаётся в Академии. Она тут нам всю комнату слезами залила, – после моих слов Совинькова начала махать руками, тем самым пытаясь оправдаться. – Боюсь нам придётся вызывать какую-то службу, чтобы выводить плесень.

Я старалась ничего не скрывать от матери, рассказывая ей абсолютно все подробности своей жизни. В начале мне казалось, что ей это совсем не интересно, однако, чем старше я становилась, тем больше видела в ней близкую подругу. Поэтому про положение семьи Татьяны мама тоже знала. Она всегда держала нейтралитет в отношении таких проблем, и понимая, что Татьяне до родного города придётся трястись в поезде почти неделю, она ответила:

– Что за глупый вопрос? Конечно можно. Завтра утром заберу вас от центральных ворот. Только не опаздывайте, клуши. Ну, или в противном случае я буду кушать тортик, вытянув ноги на диване, а вы стругать оливье. За тринадцать лет брака, подготовка салатов – мне порядком надоела.

– А может ты нас сегодня заберёшь? – во мне включился маленький просящий щенок, который уже хотел прочувствовать всю эту новогоднюю суету. – А то тут так скучно, почти все ребята разъехались.

В новогодние дни Академия становилась похожа на отель с привидениями. Старшие ребята постоянно катались в шоу, практически не появляясь в общежитии, средних – родители разбирали почти сразу же – наши каникулы начались ещё с двадцать седьмого числа, поэтому многие уже давно сидели дома и дожидались новогодних салатов и многочисленных подарков.

А у детей из младших групп была немного другая ситуация, точнее я была исключением из правил.

С младшими подгруппами просто не заключали контракты с проживанием. Но меня это уже не волновало, поскольку спустя два года в Академии, меня наконец-то перевели в среднее звено. Как и Татьяна, я теперь могла сопровождать ребят на летних сборах, а если повезёт, и Ирина Владимировна даст добро, то и на тренировочную базу сборной попаду – это, как вы понимаете, моя самая огромная мечта.

– Вообще, – мама громко и показательно зевнула. – У меня ещё ничего не готово. Как ты понимаешь, в этом году я всё пустила на самотёк, да и за покупками собиралась только вечером.

– Так мы вам поможем! – закричала Татьяна от радости, чуть не рухнув с кровати.

– Привет, Танюша! – уже более бодрым голосом сказала мама. – Ты давно меня на громкую поставила, Лин?

– С самого начала, просто Танька молчала. Ну так что? Сможешь забрать нас пораньше?

Мы затаили дыхание в ожидание ответа, уже предчувствуя сколько вкусностей сможем набрать в свои корзинки. Мама, выждав театральную паузу, наконец-то ответила:

– Сегодня. В пять тридцать у ворот объединения. Ждать не буду, опоздаете – знаете, что будет. Спокойной ночи, курицы.

Последние слова моей матери мы уже не слышали. Телефон упал на кровать, новогодняя музыка из радиоприёмника, который успела включить Татьяна, завопила в два раза громче, а мы, представляя себя на съёмочной площадке новогоднего клипа, начали прыгать по кроватям и разрывать глотки, пытаясь «попасть» в ноты.

Наше веселье, которое постепенно начало перерастать в битву подушками, было прервано внезапным стуком в дверь.

Мы настолько хорошо знали всех наших друзей, что даже по стуку в дверь могли определить кто именно, стоит на пороге. Однако этот стук сразу нас насторожил, потому что обычно этот человек очень редко заходил в нашу девчачью обитель.

Татьяна слезла с кровати и помчалась к шкафу, ища в нём толстовку, которую утащила у Разнова, и крикнула:

– Иди открывай! Работаем по плану «2Б»!

План «2Б» – это план «Большой Беспредел». Обычно он начинал работать в самых крайних случаях, когда Татьяна не знала, что именно её ждёт и никак не могла предугадать исход событий.

Я же, запутавшись в одеяле и оказавшись на полу, пыталась быстрее выбраться из своей мягкой ловушки.

Из-за двери послышались достаточно громкие крики:

– Лия, мать твою! Я говорил, что не хочу сюда приходить. Мало того, что с утра, так ещё и перед самым отъездом.

– Во-первых, не только мою мать, но и твою – а значит мать нашу. Но это не главное. А во-вторых, девчонки – мои подруги, и меня мало волнует, что ты там хочешь, а что нет, Кирюша.

После этих слов я уже представила скривлённую рожу Трубецкого и рассмеялась во весь голос.

– Вот видишь, – сказала Лия, – Они там. Как я и говорила. Можно войти, девчонки?

– Заходите! – крикнула я, с другой стороны.

Дверь отворилась и на пороге оказалась бодрая и цветущая Лилиана (даже нам иногда непривычно было называть её полным именем. Обычно только Ксения Александровна обращалась к ней так, но иногда, чтобы позлить нашу белокурую разноглазую красавицу, мы могли припомнить её полное имя – оно ей категорически не нравилось), а также угрюмый и сонный Кирилл.

Перед ними открылась не самая красивая картина – я, лежащая на полу и пытающаяся выбраться из оков одеяла, и Татьяна, которая наконец-то вылезла из шкафа и озадаченно смотрела на меня.

– Так вот почему ты не открыла, – пробубнила Сова, помогая мне выбраться из западни. – Я уже хотела выписать тебе подзатыльник.

– Ты была слишком занята! – рявкнула я.

– И чем же? – поинтересовалась Лия.

Она была одета совсем по-простому, не так как обычно. Но даже так, в обычных голубых джинсах и белом вязаном свитере – она выглядела потрясающе, будто сошла с обложки какого-нибудь модного журнала. Её пряный аромат, с нотками красного перца, заполнил комнату, скрещиваясь с запахом обезболивающих мазей, которыми Татьяна натирала все свои кости. От Лии уже веяло новогодней атмосферой и вечерними посиделками перед камином.

Кирилл же, как обычно, натянул спортивный костюм, особо не заботясь о своём внешнем виде. Как бы мать и сестра не старались привить ему чувство вкуса в одежде, но Трубецкой не готов был променять свой наряд. Поэтому на всех важных мероприятиях, выражал глубочайшее недовольство по поводу своего официального брючного костюма, мечтая поскорее сменить туфли на кроссовки, а рубашку – на помятую футболку.

– Она устроила поход по шкафным полкам. Видимо туда завезли последнюю коллекцию, – съязвила я, показывая Татьяне язык. – Ну что? Откопала что-нибудь хорошенькое?

Татьяна лишь лукаво улыбнулась, намекая, что выскажет всё что думает об этой ситуации чуть позже.

Пока девочки помогали мне выбраться из одеяла и застелить кровать, Трубецкой зашёл к нам в комнату и рухнул на застеленную, хоть и повидавшую активную тряску – после наших прыжков – кровать Совиньковой и начал искать что-то под ней.

– Ты ничего там не найдёшь, – строго сказала Татьяна. – Тайник опустел.

– Твой может и опустел, а мои запасы должны были остаться. Или ты их тоже умяла? Тогда понятно почему я почувствовал лишние килограммы, когда поймал тебя с выброса.

Лия бросила на Кирилла предупреждающий взгляд, из-за чего тот резко умолк и продолжил свои поиски.

На самом деле, разозлить Трубецкую было практически невозможно. Она была настолько спокойной и умиротворённой, что никто не мог даже представить какую ересь нужно было сморозить, чтобы она хотя бы повысила голос. Однако Кирилл прекрасно знал свою сестру в гневе. Он говорил, что в порыве ярости, она намного хлеще их матери. И вообще, Лия в гневе – это самое страшное, что придумало человечество. Если поставить перед Кириллом выбор – кого он боится больше – мать, Славянскую или сестру? То ответ очевиден, он боялся Лию.

Не знаю, что уж такого она ему сделала, но разговор с сестрой заставлял Кирилла испытывать тихий ужас. И зная это, Лия активно этим пользовалась, тем самым усмиряя братца, хотя иногда даже она была не в силах совладать с его характером.

– Нашёл! – закричал Трубецкой, доставая из-под кровати бутылку газировки.

– С каких пор он прячет свои пожитки в нашей комнате? – удивлённо поинтересовалась я. – Если у нас найдут такую гадость, то Славянская устроит нам трёхдневный кросс.

– С тех самых, – вмешался Трубецкой. – Если эту дрянь найдут у меня в комнате, то мать устроит мне недельный кросс. Оно мне надо? Нет, конечно.

– Ну так не ешь и не пей эту гадость. И проблем не будет, – всё никак не унималась я. – Почему мы должны отдуваться за твою запрещёнку?

– Потому что макаронина мне разрешила, – он ехидно посмотрел в сторону Татьяны, которая взглядом пыталась просверлить дырку в полу.

– Сама отдуваться будешь, макаронина. – С сарказмом сказала ей я.

– Кирилл, – безумно мягким и предостерегающим голосом проговорила Лия. – Если я ещё раз узнаю, то ты доставляешь девочкам неприятности…

– Не читай мне нравоучения.

– Бесполезно, – Лия отмахнулась от замашек собственного брата и обратилась к нам. – Вообще-то мы зашли попрощаться, теперь мы с вами нескоро увидимся.

– Да ладно, всего-то на неделю разъезжаемся, – сказала я. – Ты прям как Таня, которая утром устроила прощальную церемонию.

– Я не приеду через неделю, – тихо промямлила Лия. – И вообще не знаю, приеду ли.

– Чего?! – в один голос переспросили мы.

Мы начали накидывать всевозможные варианты, из-за чего Трубецкая не начнёт новый календарный год в составе Сияющих. Начиная со смены школы и направления, поскольку ходили слухи, что, Лия собиралась перейти в танцевальные дуэты и сейчас находилась на стадии поиска партнёра, заканчивая уходом из спорта и переездом в другую страну.

Трубецкая лишь рассмеялась и крепко обняла нас:

– Нет, девчонки, – ласково сказала она. – Не угадали.

– Тогда что? – уже с полными глазами слёз, спросила Совинькова.

Пауза начала затягиваться, поэтому Кирилл в очередной раз не выдержал и влез в наш разговор:

– Эта бестолочь – доигралась. У неё начала выпадать коленная чашечка. Мать об этом узнала и устроила забастовку. Теперь пока она не пройдёт курс лечения, на лёд не выйдет. Такое было условие. Это Ксения Александровна ещё не в курсе, что она уже целый год замораживает колени и пачками поглощает обезболивающие.

– Кирилл, я же просила – помягче.

– Я и так был слишком мягок, куда уж мягче. Я бы уже давным-давно мог доложить матери про все твои проблемы со здоровьем, но не сделала этого. Молись, чтобы твои старые болячки тоже не вскрылись в период лечения.

– Спасибо, Кирюша.

– То есть, – непонимающе прошептала Таня. – Всё это время… Ты рисковала своим здоровьем?! Ты целый год просидела на обезболивающем?!

Лия лишь нежно улыбнулась и ещё крепче обняла нас.

– Не факт, что год, – снова начал Трубецкой. – Это просто я поймал её в прошлом году с поличным. Ей ничего не оставалось, как выложить всю подноготную.

– А мне почему ничего не сказал? – спросила Сова.

– Я не обязан тебе ничего докладывать. Это проблемы моей сестры, а не твои.

Татьяна выползла из наших совместных объятий и, выдернув мою несчастную подушку из-под одеяла, зарядила ей в Трубецкого.

– Ну, Сова! Сейчас ты у меня получишь!

Когда ребята уже приняли оборонительные стойки, Лия влезла на их поле сражения и продолжила:

– Это я попросила Кирилла не рассказывать, чтобы вы лишний раз не переживали.

– И насколько растянется твоё лечение? – я неумело вклинилась в их разговор.

– Думаю за месяц управимся, – обнадеживающе ответила Трубецкая. – А вообще, я хотела кое-что узнать. Ты уже придумала себе занятие на эти праздники, Танюша? А то мама предложила интересную авантюру, чтобы завтра вечером отправиться на каток. Я, ты, мама, Кирилл, Король, тётя Катя и Каролина, – она заглянула Тане за плечо, находя мои глаза взглядом. – Если ты хочешь.

– На самом деле, я эти праздничные дни проведу у Лины. Её мама не против. Думаешь она разрешит нам присоединиться к ребятам?

Не задумываясь, я ответила:

– Конечно, разрешит. Думаю, она и сама к нам присоединиться. Моя мама и коньки – вещи несовместимые, но постоянно сходящиеся. Каждый Новый год я наблюдаю её отчаянные попытки научиться хотя бы стоять на коньках. Возможно, хоть кто-то из вас сможет научить её, потому что из меня учитель никудышный.

– Тогда замётано, встретимся там, – радостно протараторила Лия. – Мама сказала, что это мой новогодний подарок, – она замялась. – Перед лечением. И Дениса в этом году с нами не будет, он уже «уехал к бабушке, уплетать пирожки».

– Надеюсь это была цитата? – переспросила Татьяна.

– А как же иначе?

Комната наполнилась девчачьим смехом и разговорами на свободную тему. Возможно, мы могли бы проболтать и до следующего утра, однако Кирилл закончил расправляться с газировкой и решил, что все его основные дела в нашей комнате закончились:

– Подъём, белобрысая, – обратился он к сестре, за что был награждён тремя гневными взглядами. – Мать нас уже заждалась.

– Ладно, девочки, – Лия ещё раз крепко обняла нас. – До завтра. Мы будем вас ждать.

Я уселась на кровать, махая друзьям напоследок, а Татьяна отправилась к двери, чтобы проводить наших утренних гостей.

– Ей, макаронина, – крикнул ей Кирилл, когда они уже почти дошли до центральной лестницы, а Татьяна почти закрыла дверь в нашу спальню. – А меня напоследок обнять не хочешь? Всё-таки мы уезжаем за город – это ещё то расстояние. Ты смотри, я ждать не буду. Считаю до трёх.

Не дожидаясь повторного приглашения, Совинькова чуть не выбила дверь и уже через пару секунд повисла на шее у Трубецкого.

– Это сойдёт тебе за новогодний подарок? – усмехнувшись спросил Кирилл, при этом придерживая Татьяну, которая так и норовила сорваться с его шеи и грохнуться на пятую точку. – Мне так лень придумывать что-то оригинальное.

– Только в совместительстве с горячим поцелуем и фоткой в социальные сети.

– Лет через пять, Сова. Не раньше.

– Ты серьёзно?! – Татьяна спрыгнула на пол, а Кирилл погладил её по макушке. С их разницей в росте, это выглядело безумно мило и в какой-то степени комично. – Тогда-то ты наконец-то признаешь, что я тебе нравлюсь?!

Кирилл наклонился к ней ближе и прошептал:

– Только в твоих снах, Танечка.

***

Закончив с прощальными церемониями, мы с Татьяной приступили к сбору наших нескромных пожитков. В конечном счёте мы смогли запихать вещи в две огромные спортивные сумки, которые были подарены нам в этом году руководством объединения «Дар».

Таща эти сумки со светящимися колёсами (со стороны мы больше походили на цирковую труппу) по лестничным проёмам, мы пять раз задумывались о том, чтоб бросить их здесь и пойти налегке, потому что тащить эту тяжесть оказалось намного сложнее, нежели везти её по ровной поверхности.

– Напомни, зачем нам так много шмотья? – спросила я Совинькову. – Такое чувство, что ты собралась ко мне переехать.

– Всё возможно, Мороз. Всё возможно.

Татьяна действительно набрала с собой огромное количество вещей, которое понятное дело находилось не только в её багаже, но и в моём. Из-за чего действительно складывалось ощущение, что она переезжает.

Отдав вахтёрам ключи от комнат, мы прошли под стеклянным тоннелем, который соединяет женское и мужское общежития, и направились к главному выходу. Там нас уже поджидала моя мама.

В этот раз она уже не выглядела сонной, стоя рядом с машиной и что-то активно доказывая кому-то по телефону. Вот что мама умела делать профессионально и не задумываясь – так это подбирать свой очередной наряд. Каждая вещь в её гардеробе находила свою подходящую пару, переплеталась с другими комбинациями и заставляя всех прохожих провожать её взглядом. Сегодняшний день не стал исключением. Меня всегда интересовал один вопрос, относительно мой матери – как она ходит на таких каблуках? В её гардеробе практически не было обуви на плоском ходу, а все каблуки были выше десяти сантиметров. Причём ходила она на них круглые сутки и при любой погоде.

– Всё. Мне некогда. Девочки идут, – строгим тоном ответила мама. – Позже договорим.

Стряхнув снег с наших шапок, которые всё больше начинали напоминать заснеженные верхушки гор, она обратилась к нам:

– Опоздали, – мама сверилась с часами. – Ровно на две минуты. Теперь салаты стругаете самостоятельно.

– Ну мам, – промямлила я. – Всего же на две минуты.

– Ничего не знаю, я предупреждала. Запрыгивайте в машину, я уберу сумки.

Мы с Татьяной уже расположились на задних сиденьях, когда мама открыла водительскую дверь и забросила к нам несколько шоколадных и лимонных конфет.

– Знаю, что хотите чего-нибудь сладенького. Славянской ни слова.

– Замётано, тёть Варь, – радостно ответила Таня. – И я не против салатов, могу вам помочь.

Мама залилась задорным смехом и устроилась на сиденье:

– Наконец-то кто-то решил помочь мне с этими злосчастными салатами. Тогда у меня предложение, – она начала аккуратно выруливать с парковки и направляться к выезду на основную дорогу. – Может тогда приготовим их по твоему рецепту?

– Тогда помимо продуктов, нам нужно купить что-то от желудка, – вмешалась я в их салатную дискуссию, уплетая очередной лимонный леденец. – Таня жить не может без острого.

– Мы можем приготовить, что-нибудь и для тебя, Лина, – ответила мама. – Я тоже не откажусь от чего-нибудь остренького.

– Что-нибудь с корейской морковкой? – Совинькова заговорчески посмотрела на мою маму.

– И с красным перцем! – подтвердила Варвара.

– Вы что, коалицию против меня решили устроить? Кажется, мой милый, – обратилась я к своему урчащему желудку. – Все эти дни мы будем голодать.

Машина наполнилась смехом, а после и новогодними песнями, которые скрасили нашу дорогу до продуктового.

Проезжая одну улицу за другой, новогодний пейзаж становился всё красочней и праздничней. Пешеходные зоны украшали светодиодные фигуры оленей и саней, по дорожкам носились дети, играющие в снежки, а во всех окнах виднелись ёлки, украшенные гирляндами и шарами.

– А в этом году ёлка то будет? – опомнилась я.

Обычно всей новогодней шумихой в нашей семье занимался отец, но поскольку в этот раз карта выпала по-другому, я сомневалась, что мама сама будет ставить ёлку. У нас есть негласное правило, если ставим ёлку – то только живую. И зная папины предпочтения, потом мы пилим эту ёлку всей семьёй, потому что этот «баобаб» просто не помещается у нас в квартире, сгибаясь в половину своей длинны.

– Уже ждёт, когда вы её украсите. Просто я ещё не купила новые шары, – она укоризненно посмотрела на меня через зеркало заднего вида. – Кто-то же разбил почти все в прошлом году.

Я заёрзала на месте и одарила её смущённой улыбкой, пока Татьяна выведывала подробности того трагичного падения.

На самом деле, здесь нет никакого секрета. И косвенно, я не совсем виновата в этой трагедии. Помимо меня, мама и папы, в нашей квартире обитает маленькое чёрное чудовище, по кличке Дара.

Этот бешеный мопс носится по всей квартире, сметая всё на своём пути, и в тот день она просто оказалась не в том месте и не в то время. Проще говоря – я просто споткнулась об эту бешеную табакерку и вместе с коробкой шаров плюхнулась на пол. Дара и я остались целыми и невредимыми, а вот шары знатно пострадали.

– Поэтому помимо продуктового набора, – продолжила она. – Нам с вами нужно присмотреть новые шарики. И в этом году обойдёмся без тематики.

В моей чудной семейке есть ещё одно смешное правило – каждый год папа и мама определяют цветовую палитру нашей праздничной вечеринки.

Как вы понимаете, мама терпеть не может наряжать всё в одной палитре и предпочитает свободный и домашний стиль. Папа же заранее подбирает цвет, стиль и все сопутствующие украшения. Обычно это заканчивается криками, но они всё же приходят к единому решению.

Наш поход в магазин растянулся настолько, что, когда мы вышли из центрального входа с тележками, наполненными пакетами, солнце скрылось за горизонтом, а снег начал валить с новой силой.

– Что думаете насчёт горячего какао и пары кусочков пиццы? – предложила мама.

– Только за! – в один голос ответили мы.

– Тогда, Линчик, закажи, – она протянула мне телефон с открытым приложением, в которым мы начали выбирать из многочисленных позиций. – Мне сырную, а вы – как хотите. И добавь в комментарии, что мы сами заберём заказ.

– Замётано, – ответила я матери и начала тыкать по картинкам, узнавая у Татьяны, что из этого калорийного царства хочет попробовать она.

Завалившись в прихожую нашей квартиры, увешанные пакетами и замёрзшие до нитки, мы радостно обсуждали предстоящий список дел.

Наш домашний чёрный комок сразу же полез проверять содержимое пакетов, а после очаровал Таню своими глазками пуговками и закрученным хвостиком.

– Она похожа на свинку, – радостно констатировала Совинькова. – Такая милая.

– Она ещё и хрюкает, – я почесала Дару за ушком, на что та отреагировала своим фирменным поросячьим звуком. – Видишь.

– Прям как по команде!

– По команде она может только есть и спать, – прокричала нам мама с кухни. – Тащите сюда свои отбитые пятые точки, салаты будем резать, а после ёлку украшать. И батон не забудьте.

– Батон? – удивлённо переспросила Татьяна.

– Это она про Дару, – ответила я, беря собаку на руки. – В нашей семье у неё тысяча и одна кличка.

***

– Быстрее, калоша! Опоздаем же! – крикнула Совинькова, распихивая толпу на центральной площади и снося всё на своём пути.

Не слыша и не видя никого, Татьяна неслась на самую важную встречу в её жизни. Перед этим Кирилл Трубецкой собственноручно позвонил Татьяне, при этом немного взбесив её своими интонациями в голосе, чтобы поинтересоваться, не передумали ли мы по поводу запланированного вечернего события.

Увидев нас среди толпы, Лия жизнерадостно начала размахивать руками, показывая своей матери, Ксении Александровне, что мы всё-таки смогли вырваться из дома.

На самом деле, насильно нас никто дома и не держал. Мама с огромной радостью согласилась на нашу ледовую авантюру, однако её сборы сильно замедлили наши планы. С трудом и обороной мы смогли отвоевать у неё ботинки на громадной шпильке, которые она подобрала под сегодняшний наряд. Вручить ей тёплые штаны, при этом убеждая, что она выглядит сногсшибательно и не похожа на мешок с картошкой. А главное, найти её, давно потерянные, перчатки.

Если уж говорить совсем откровенно – то мы с Татьяной смогли пройти курс молодого бойца, а мама – мастер класс по подбору зимнего гардероба.

Теперь, таща её за руку, я пыталась поспеть за Совиньковой, чтобы окончательно не потерять её из виду.

– Можешь бежать к друзьям, я уже точно не потеряюсь, – сказала мама, когда я уже подготовилась бежать в сторону Лии. – Только перчатки надень.

Была у меня такая странная особенность, я никогда не носила перчатки. Не важно какая погода была на улице, сколько градусов было на катке и какие элементы я там исполняла. Из-за этого мои ладони часто превращались в кровавое месиво, царапаясь об лёд и доставляя мне постоянный дискомфорт. И дело не в том, что мне было некомфортно в перчатках – нет, всё было как раз наоборот, я просто постоянно забывала их взять, теряла или рвала. Поэтому Славянская предложила привязать мне их на ниточку и подарить швейный набор, чтобы перчатки всегда были со мной, а я всегда могла их подштопать.

– Добрый день, – Варвара протянула руку Ксении. – Наслышана о вас, Ксения Александровна. Я – Варя, мама Каролина.

Ксения с огромной теплотой пожала моей матери руки:

– Прошу, просто Ксюша. Я уже очень давно хочу с вами познакомиться. Мне было интересно как же выглядит мама такой боевой девчушки как Каролина.

Варвара рассмеялась, и их в начале суховатый диалог быстро перерос в оживлённую беседу, которая была прервана Екатериной Романовной:

– Добрый вечер, дамы, – сказала Екатерина, пожимая моей матери руку. – Рада с вами познакомиться.

– Взаимно.

– Предлагаю пока сходить в прокат за коньками, – начала было Ксения. – Но для начала зайти за кофе, иначе мои руки точно превратятся в лёд.

Пока Лия завязывала коньки и рассказывала мне про нежнейшие булочки с корицей и карамелью, которые она попробовала вчера в одном тихом кафетерии где-то за городскими чертогами, Кирилл и Татьяна вновь начали спорить из-за какой-то чепухи (ничего нового, это было ожидаемо).

– Я тебе говорю, что это бредово! – сказал Кирилл. – Мы же не в цирке, чтобы представление устраивать. И вообще, если они хотят на нас посмотреть, то пусть платят за билеты и приходят на соревнования. Я не бесплатный шут.

– Да кому ты сдался, Кирилл! Деньги на тебя ещё тратить! Я просто попросила прогнать со мной одну связку. Показали бы её Ксении Александровне, она бы что-нибудь нам подправила. Ты знаешь, что мне не удобно исполнять это набор шагов, он слишком длинный. А Илья не хочет ничего менять, пока мы не покажем ему вариант лучше, чем его предложение. А кто, как не твоя мама, может поставить что-то лучше, чем Валимов?

– Меня лично всё устраивает, здесь только тебе неудобно – вот одна и показывай, макаронина.

– Да как же я её покажу? У нас вообще-то парное катание, а не одиночное.

– Представь себе, почти четыре года с тобой в паре пытаюсь стоять, и не знал, чем парное от одиночного катания отличается. И почему ты не попросила помощи у мамы в тренировочный период?

– Потому что твою маму невозможно поймать в свободное время, она сразу же испаряется. А ты не можешь попросить её нам помочь.

– Сова, признай уже, – Кирилл дёрнул розовый помпон на её шапке. – Ты ведь её боишься.

– А ты как будто нет! – Таня попыталась стащить шапку Трубецкого, что закончилось победой Кирилла. Поэтому вместо Трубецкого, шапки лишилась Сова.

– Шапку отдай!

– А ты отбери.

Лия дёрнула меня за рукав и прошептала:

– На кого ставим?

– Ставим на что? – не поняв, переспросила я.

– Конечно на то, кто раньше окажется в сугробе.

– Думаю, что это будет Лина. – Сказал парень, быстро подошедший к нам, после чего ухвативший меня за плечи и толкнувший в сугроб.

Лавочка, на которой мы с Лией расположились, чтобы обсуждать плюшки, находилась как раз перед тем самым пушистым снежным одеялом, на котором я сейчас оказалась по вине Александра Короля, внезапно появившегося перед нами.

Лия, которая начала загибаться от смеха и сквозь слёзы, прошептала:

– И тебе привет, Саша.

– Привет, привет, – он приобнял Трубецкую и натянул её шапку ей на глаза, от чего та легонько толкнула его локтем. – И тебе привет, Мороз. Соскучилась?

– Ещё как, – крикнула я, поднимая правую руку и показывая большой палец. – Не могли бы вы мне помочь? А то боюсь, что завтра я буду не оливье из тазика кушать, а таблетки от простуды глотать.

Саша взял меня за руки и вернул в сидячее положение, попутно отряхивая от снега и поправляю мою съехавшую шапку.

– Спасибо, – сказала я, на что он лишь кивнул.

– Ну что? На лёд? – спросила Лия, которой уже не терпелось показать уровень своего катания обычным людям.

– Пойдёмте, – ответил Саша, взяв нас двоих под руки. – А то Кирилл и Таня всю славу присвоят себе.

Скажу по секрету, все фигуристы чем-то похожи, а именно тем что мы обожаем показывать своё мастерство.

Мы безумно любим зимний период, когда можно выйти на открытый каток и удивить неумелую толпу своим профессиональным катанием. Возможно, так выражаются отголоски циркового искусства, которое нам пытается привить Славянская, а возможно это просто наше стремление получить своё признание и восторженные взгляды.

Совиньковой всё-таки удалось уломать Трубецкого на исполнение синхронной дорожки и комбинации твизлов, после которых все детские взгляды были прикованы к нашей взрывной парочке. А Лия, не отставая от ребят, рисовала на льду витиеватые узоры, которые раньше нужно было выучить для поступления в Академию. Из этих сложных линий складывались различные фигуры, цветы и животные, по которым сразу можно было судить о мастерстве спортсмена во владении коньком. Этот норматив уже давно убран из программы просмотра при поступлении в Академию, однако Лия постоянно совершенствовала своё скольжение и поэтому разучила эти старые связки по учебнику (да, раньше фигурное катание преподавалось по учебнику, и в нашей спортивной библиотеке, которая расположилась рядом с импровизированным кинозалом, осталась парочка таких учебных пособий). Сейчас у Академии свои собственные нормативы, дорожки и шаги, составленные лично тренерским штабом «Сияющих», выставленные для изучения на официальном сайте объединения. Но программу отбора и просмотра вы уже видели, нечего ворошить прошлое.

– Ну, как прошёл матч? – спросила я, подъехав поближе к Королю.

– Вполне терпимо, работы предстоит много, соперники в этом сезоне прилично набрали. Мы пусть и выиграли, но не без ошибок.

– Сразу видно, суровый капитан, – мы проехали несколько кругов, объезжая неповоротливую толпу. – А Денис как?

– Денис, как всегда. Вынес половину буфета и прятал мармелад под матрасом.

– Чего ещё ожидать от Разнова.

– Татьяна у тебя на этих праздниках остаётся? – спросил Саша, остановившись на месте и потянув меня за рукав.

Только вот не будем забывать про мою особенность, стоять ровно – не мой конёк, поэтому уже через пару секунд я рухнула на лёд.

– Блин, Лина! Прости, я не хотел, случайно получилось! – начал было оправдываться Саша, однако я его перебила.

– Заметь, я уже второй раз падаю по твоей вине, – расхохотавшись отметила я. – Скоро это войдёт в привычку.

– Ну если мы вспомним все наши истории за эти два года, – он снова протянул мне руку и помог встать. – То это уже стало нашим обыденным ритуалом.

– Очень смешно, Король, – сказала я, тыкая в него пальцем. – В следующий раз падать будешь ты.

– Замётано, Мороз, ты только не забудь… – не успел он договорить, как ему в спину прилетел белоснежный снежок. – Лия! Это низко, нападать со спины!

– Вы слишком сладко ворковали, – ответила Трубецкая. На что я залилась краской, а Король уже готовился опрокинуть Лию в сугроб.

– Ну Трубецкая, ну держись!

Однако Сашу опередил прилетевший в Лию снежный ком, который по размеру не уступал большому мячу.

– Есть! – в один голос крикнули Кирилл и Татьяна, ударив друг другу по ладоням. Но после такого бурного совместного сопротивления, ребята переглянулись и отъехали друг от друга.

– Так что насчёт Совы? – переспросил Александр.

– Да, я забрала её к себе. Не бойся, через пару дней она живая и невредимая вернётся в Академию.

– Да я не боюсь, просто за тебя переживаю, – я посмотрела на него с полным непониманием. – Кто знает, может после такого количества сахара, которое она попробует на этих каникулах, ей снесёт голову, и она начнёт кусаться и царапаться.

– Чем это отличается от её обычного состояния? – поинтересовалась я.

После чего мы не выдержали и залились задорным смехом.

– Ладно, соглашусь, ничем не отличается. Однако обычно она ещё насылает на тебя проклятья, обещая, что затупит тебе коньки.

– Это Татьяна, что тут ещё сказать?

Между нами повисла неловкая пауза, которая могла бы затянуться, если бы Саша не продолжил:

– У меня для тебя подарок.

После такого заявления у меня загорелись глаза, и я резко обернулась, чтобы посмотреть на друга:

– Правда? И какой же?

– Закрой глаза и протяни левую руку, – я не решилась последовать его указаниям. – С ней ничего не случится. Тем более ты не поведёшься на одну и ту же шутку дважды.

Да уж, точно не поведусь. Последний раз подобная шутка закончилась странной склизкой субстанцией, расположившийся на моей ладони. Кто бы знал, что эта была за дрянь, и какую авантюру на этот раз придумал Король.

– Лина, – настойчивей попросил Саша. – Ничего не случиться, слово капитана.

– Ну раз слово капитана, – я закрыла глаза, после чего протянула левую руку. Саша что-то аккуратно оттянул варежку и застегнул на моём запястье, после чего позволил открыть глаза. – Вот это да, это так красиво! Спасибо, Саш! – я крепко обняла парня, чтобы показать, насколько сильно мне понравился его подарок.

Теперь тонкий серебристый браслет украшал моё не менее тонкое запястье. Помимо того, что он был выполнен в витиеватом стиле, он был украшен подвеской фигурного конька, что конечно растопит сердце любой фигуристки.

Раскрою вам маленький профессиональный секрет – почти все фигуристы фанатеют от различной атрибутики с символами своего вида спорта. Блокнотики, подвески, кружки, статуэтки в виде фигуристок – лучше подарка не придумаешь. Сколько бы лет нам не было, при виде такого подарка мы умиляемся и начинаем радоваться, как малые дети.

– Только я тебе ничего не приготовила, – засмущавшись, ответила я.

Король немного пригнулся, чтобы быть на одном уровне со мной и вновь поправил мою вечно съезжающую шапку:

– А мне ничего и не нужно, Лин. Просто – с наступающим.

– Но это ведь как-то не по-дружески, я совсем о тебе не подумала…

– Подумаешь в следующем году, Мороз. А пока, – он вновь взял меня за руку и потащила на середину катка. – Покажи этим "фигуристам" как нужно кататься.

Глава 8. Почти 13 лет.

С момента отъезда Лии прошло почти три месяца. Сказать, что это были самые мерзопакостные месяцы в нашей жизни – ничего не сказать.

Своим присутствием Трубецкая создавала тепло и уют, по которому так сильно изголодались наши сердца. Она была самым настоящим солнцем, которое каждое утро заглядывало к нам в комнату, заставляя нас идти дальше, преодолевая все препятствия.

Нам хотелось вновь услышать её голос, вновь упасть в её объятия, вновь почувствовать себя большой семьёй. Лия была нашим связующим звеном, нашей любящей мамочкой.

Сейчас же наша компания начала потихоньку разваливаться. Мы с Татьяной постоянно пропадали на тренировках, видя друг друга только утром и вечером, Король и Разнов постоянно катались по турнирам, а Трубецкой вовсе забыл о нашем существовании, поскольку Татьяны ему по горло хватало на ледовой площадке, а больше его с нами ничто не связывало.

Иногда мне казалось, что, возможно, это я отдалилась ото всех. Таня последнее время не была ко мне так приветлива, как это было обычно, но я списывала это на постоянный стресс и общение с Кириллом. Король писал изредка, из-за постоянных разъездов и отсутствия свободного времени, ну а уж про Разнова я вообще молчу. У нас с ним с самого начала что-то совсем не заладилось, и я полностью уверена, что всё это время он терпел мою компанию исключительно из-за Саши. С Денисом у нас просто не было схожих интересов. Мы были, в прямом смысле, разные – как небо и земля. И меня это слишком сильно волновало, особенно в последнее время.

Единственное, что мы с Разновым делали совместно, так это подкалывали друг друга, бросаясь колкостями и занимаясь пакостями. В последний раз, после наших «шуток» пострадали мои новые шнурки, которые оказались разрезаны в нескольких местах. Однако месть не заставила себя долго ждать, уже на следующий день, я добралась до его священного места – места, где хранились все сладости и запрещённые продукты.

Ничего вкуснее, чем булочки с нежным ванильным кремом, которые удалось откопать в его тайнике, я никогда не ела. Поэтому сейчас во всех моих закромах были только эти булочки. Мама любезно согласилась привезти мне их в двух чёрных пакетах, дополнительно припрятав там ещё и килограмм лимонных леденцов.

Однако помимо отсутствия Трубецкой, сегодняшний день омрачал ещё один факт, а именно изменённое расписание учебных занятий. Да, мы не только пропадаем на тренировках, но и в школу иногда заглядываем.

Школьный корпус расположен почти в самом сердце объединения «Дар», среди офисов представителей объединения и ещё каких-то крутых дядек.

И сегодняшним утром в нашу тихую комнату, под номером тринадцать, ворвалась сама прислужница дьявола – Ирина Владимировна Славянская.

Вот чего, а Славянской в махровом розовом халате мы ещё никогда не видели. Видимо она так торопилась, что вышла из близлежащего корпуса, в котором располагались квартиры тренерского штаба, в своём домашнем халате. Наверное, нужно сказать спасибо за то, что она вышла в нём, а не без него. Такого зрелища мы бы точно не пережили.

Она будто смерч ворвалась в нашу комнату, отпирая её своим персональным ключом, и резко включила свет:

– Подъём! Совинькова, выползай из кокона! Мороз, срочно вставай! Проспали!

Если Таня просто смотрела на Славянскую пустыми глазами, в которых сначала отразилось полнейшее непонимание, а уже потом тихий ужас, то я – как обычно – просто резко вскочила с кровати и из-за сильного головокружения (слишком рано я начала стареть), вновь оказалась на полу.

– Каролина, – она глянула на мою постель. – А простынь твоя где?

Простынь как обычно была выдернута мной в ночной драке с подушкой, и сейчас покоилась в могиле где-то между кроватью и стеной.

– Ирина Владимировна, – тихо начала я. – Вы чего так рано? Мы вроде ничего не ломали и никого не кусали…

– Спасибо, что в этот раз я пришла к вам без покусанного Разнова. Это действительно достижение, девочки, – она помогла мне встать и посмотрела на Татьяну. – Что с тобой, Совинькова? Привидение увидела?

Таня настолько испугалась происходящего, что почти полностью вжалась в стену, всё ещё не отпуская одеяло:

– Хо-хорошо бы, Ирина Владимировна, – про себя она конечно же добавила, что лучше бы увидела привидение, а не Славянскую в домашнем халате. – То-только вот вы зачем к нам пр-пришли то?

– Расписание учебных занятий изменили. Всё перенесли на первую смену. И первый урок у вас начинается через тридцать минут. Так что бегом переодеваться и на учёбу.

– А завтрак? – тихо спросила я.

– Зайди к Совиньковой в класс и покусай Разнова, вот тебе и завтрак, Мороз, – укоризненно сказала Славянская. – Ты и Таню покормить не забудь, оставь ей кусочек от Дениски.

Я раскраснелась и пулей побежала в ванную, таща за собой Сову.

На самом деле, мы не хотели кусать Разнова, в тот раз – он сам напросился.

Однажды он решил, что щипать Татьяну на уроке по истории достаточно хорошая идея. Только вот терпение у Танюши не безграничное, и она настолько разозлилась на Разнова, что просто столкнула его со стула. А после, когда прозвенел звонок на перемену, на голову к Сове приземлилась мокрая жёлтая тряпка, пропитанная мелом. В этот момент я как раз заглянула к ним в класс, и Таня рассказала мне всё то, что происходило на предыдущем уроке. Поэтому, когда всё внимание Дениса переключилось на меня, и я стала новым объектом, который можно было ущипнуть, мне в голову пришла потрясающая идея – укусить его в отместку. Тогда мне казалось, что это идеальная месть. Но Денис, как оказалось, тоже умеет кусаться, так ещё и в два раза больнее. И в тот момент, когда мы уже были готовы сожрать друг друга с потрохами, Татьяна, как самая верная подруга, пришла мне на выручку и вцепилась Разнову в руку. Весь этот процесс Король заснял на камеру, из-за чего потом ему пришлось объяснять всему тренерскому штабу почему он снимал этот бедлам, а не разнимал его. Однако Саша не придумал ничего лучше, чем сказать, что если бы он полез разнимать нашу потасовку, то тоже бы покусал Дениса, за все его прошлые промахи на играх.

После этого Славянская вызвала нас троих на серьёзный разговор, а Илья сказал, что таких миленьких пёсиков, как я и Таня, он ещё не видел.

И теперь при каждом удобном случае, кто-нибудь из тренерского штаба напоминает нам про наш зверский аппетит.

И как вы понимаете, сейчас я сидела на уроке географии, глазея в окно и мечтая о чём-то своём.

Могу сказать, что учёба в Академии не была чем-то сложным. Учиться здесь было даже приятно. Но вставать к восьми часам, как и в обычные школьные будни до перевода в «Сияющих», я была не готова. Позднее нам объяснили, что это была вынужденная мера, поскольку всему учительскому штабу необходимо было освободиться к часу дня, а поскольку обычно учиться мы начинали часов в десять или одиннадцать, это было невозможно.

Наша учёба слабо напоминала то, к чему вы привыкли. Учились мы не шесть дней в неделю, а три – и то, если повезёт. Если учебные занятия как-то мешали основному спортивному расписанию, то мы туда просто не попадали. Акцент всегда делался на тренировочном процессе, а школьные будни уходили на второй план. И я до сих пор не понимаю, зачем при поступлении требовали такой высокий средний балл школьных оценок, если здесь мы всё равно ни черта не учимся.

Если говорить мягко, то наше расписание состояло из двух или трёх уроков по тридцать минут, на которых нам приходилось изображать прилежных учеников, понимающих весь предоставленный материал. Однако, мы такими учениками не являлись. Математика, русский и английский языки – вот так выглядели наши основные уроки. Иногда где-то на неделе всплывали дополнительные часы по истории и обществознанию. А про такие предметы, как физика и химия – здесь я, пожалуй, промолчу – были просто для галочки.

Вообще наше обучение продолжалось до одиннадцатого класса, но желающие могли не посещать школу уже после девятого, всё зависело от организации, в которой ты занимался. Например, гимнастки могли уйти сразу после девятого класса, а вот биатлонистов заставляли учиться до одиннадцатого. У нас же всё было намного проще, если занятия не мешают – то ходи столько, сколько хочешь. Но многие настолько сильно уставали от совмещения учёбы и спортивной карьеры, что были согласны на аттестат и за девять классов.

Для себя я пока не решила, останусь ли после девятого или полностью посвящу себя спорту, но знаю, что Совинькова решила доучиться до конца, составив себе достаточно удобное расписание.

Ещё один плюс, который есть в школе Объединения «Дар» – возможность в старших классах составить собственное расписание учебных занятий. Это возможность изучать только те дисциплины, которые понадобятся тебе для поступления в выбранный Университет.

Трубецкая уже тоже выбрала дисциплины на следующий год, поскольку сейчас должна была заканчивать девятый класс. Она всегда хотела поступить в медицинский университет. Честно, я даже не представляю сколько всего ей придётся выучить и насколько сложно всё это будет совмещать.

Несмотря на её состояние на сегодняшний день, о котором нам ничего неизвестно, я не уверена, что она сможет вернуться в ряды «Сияющих».

Кирилл говорил, что с сестрой всё хорошо, просто на реабилитации у неё забрали телефон, для полного восстановления, что выглядело вполне логичным.

Спорт травмирует не только твоё физическое состояние, но и моральное. И иногда не понятно, что больнее – физическая или моральная боль. А после того как в сеть просочилась информация о травме Лилианы Трубецкой, которая каталась в первом составе сильнейшей команды по синхронному катанию, там появилось много недоброжелателей и гневных комментариев.

Казалось бы, с чего вдруг? Лия же просто ангел. Но так устроен спортивный мир и его окружение. Друзья в один момент могут стать твоими врагами, а люди, которые смотрят на тебя через экран, считают себя великими знатоками и экспертами спорта, поэтому начинают выдвигать теории и набрасываться на твои мелкие ошибки.