Последние дни Атлантиды

Глава 5

Благовония и ароматные масла струились в воздухе. В просторной комнате без окон, сплошь затянутой пестрыми коврами, было душно от горевших свечей, их было множество — высоких и приземистых, витых и стройно тонких в причудливых массивных подсвечниках, всевозможных цветов и оттенков. Свечи были повсюду, они бросали скопища теней на глухие ковровые стены и мозаичный пол, их отсветы играли на белом лепном потолке.

Гродж, архонт пятого острова Атлантиды, расслабившись, возлежал почти обнаженный, лишь светлый набедренный пласт ткани оттенял смуглую кожу его мускулистого тела. Возле него хлопотала высокая молодая женщина, так же, как и архонт, почти обнаженная, красные полоски ткани, похожие по цвету на пурпур, обхватывали лишь ее упругую, высокую грудь, едва прикрывали красивые бедра. Женщина, меняя чаши с белыми, розовыми, алыми мазями и кремами, тонкими, проворными пальцами, будто лаская, нежно натирала смуглое тело архонта.

Наконец, легкий массаж был закончен. Женщина, почтительно поклонившись, неслышно отступила в тень, туда, где угол комнаты был менее всего освещен. Она знала, что в такие мгновения расслабленного и погруженного в сладкую негу господина нельзя тревожить неловким, резким движением, поэтому ее шаги, похожие на безмолвные, осторожные блики свечей на стене, были неслышны и легки.

— Продолжай, Лилит! — властно распорядился Гродж. — Плохо сегодня ты выполняешь свою работу. Я тобой недоволен. Да, и сходи, проверь, готова ли купальня, горяча ли в ней вода.

Лилит, слегка растерявшись от грозного недовольства господина, поспешно выступила из тени и, замерла на миг, соображая, какое же из приказаний выполнить прежде.

— Что ты застыла, словно изваяние?! — загремел Гродж. — Я же сказал, продолжай! Оглохла ты что ли?

Лилит вновь поспешно принялась за дело, каждое ее движение успокаивало Гроджа, напряжение постепенно покидало, наступало приятное расслабление, томившее все его тело.

Сегодня Гродж устал, весь этот день, горячий от яркого солнца и праведных трудов, он провел в своем зиккурате — огромном, каменном сооружении, построенном прямо в горе, приземистой и широкой, занимавшей собой восточную часть пятого острова Атлантиды. В самом ее центре искусными и старательными строителями было вырублено округлое углубление, основание которого уходило прямо к подножию горы. Из обнимавших его высоких стен под уклоном к земле выдолбили скамьи, где жители пятого острова могли, не мешая друг другу, лицезреть развертывающееся внизу, на арене, захватывающее дух боевое сражение.

Округлая арена, ощетинившаяся подстриженной зеленью трав, была местом учений, а чаще всего, настоящих битв доблестных воинов Гроджа. Архонт, считавший ратный труд главным для любого могущественного государства, способного завоеваниями расширить свои владения, обрести власть над другими народами, мечтал посвятить себя этому. Поэтому все время своего властвования пятым островом он воспитывал из своих подданных воинов.

Под возбужденные крики публики, яростно сверкая клинками и медными щитами с изображением храброго льва — символа воинственного острова Атлантиды, — две фаланги воинов вступали в сражение друг с другом. Битвы бывали яростными, порой, с беспощадными, как на поле брани, ударами. Не один раз трава, покрывающая арену, орошалась кровью раненых воинов. Решить исход схватки мог лишь сам архонт, только он один владел правом оставить битву незаконченной, и сохранить жизнь воинам уступающей в бою фаланги, или же довести бой до полного, победного завершения, и тогда, пока под восторженный вой публики торжествовали гордые победители, арена медленно впитывала кровь, сочащуюся из ран поверженных людей.

За время своего правления пятым островом Атлантиды Гродж сумел большую часть мужского населения превратить в воинов. Он всячески приветствовал и щедро одаривал этот труд, делая его наиболее привлекательным для мужчины. Поэтому почти все мужчины острова посвятили себя военному делу, многие из них, обученные и натренированные в беспощадных боях, входили в число войска атлантов, иные же становились дворцовыми стражами. Так или иначе, но кто однажды взял в руки медный щит и острый меч, кто сражался в жестоких боях на арене архонтова зиккурата, тот уже не мог стать земледельцем, гончаром или ткачом, — человек, ощутивший трепетавшими от напряжениями ноздрями острый запах крови, уже никогда не расставался с оружием.

Гродж был горд теми достижениями, которые приносила изобретенная им система военного воспитания подданных. Но к его величайшему огорчению царь Хронос так и не оценил его праведных трудов, не поддержал его намерений обеспечить Атлантиде военные славу и доблесть.

— Атлантиде нет надобности воевать с другими народами, — недовольно хмуря брови, сказал как-то Гроджу Хронос, когда архонт вновь попытался склонить царя на свою сторону. — У атлантов всего в достатке, они живут в богатстве и благополучии. Нет государства более могущественного и такого же процветающего, как Атлантида. Зачем нам воевать? Что могут атланты найти на чужой земле? Им нечего искать, у них есть все!

— Позволь возразить тебе, царь Хронос. Помимо богатства есть еще власть и могущество. Если мы будем слишком миролюбивы, нас не будут бояться другие народы, появятся и у нас чужеземные войска, жаждущие забрать у атлантов их благодать. И потому нам надо устрашить соседей, дабы у них не возникло преступных мыслей покорить наше государство.

— Зачем сильному устрашать слабого, слабый и без того боится сильного. Еще раз повторяю тебе, о, архонт Гродж, у Атлантиды великое могущество и покровительство Богов, ей не нужны военные походы и сражения. И я не намерен впредь это обсуждать!

Царь Хронос не единожды высказывал Гроджу свое недовольство порядками, установленными архонтом на пятом острове. Как человек миролюбивый и добросердечный, он не приветствовал столь жестокого воспитания Гроджем своих воинов. Хронос под угрозой лишения звания архонта запретил Гроджу проводить бои со смертельным исходом для кого бы то ни было из их участников. Архонт, скрипя зубами, должен был подчиниться царю, но его зиккурат, хотя уже и не так часто, как в былые времена, но по-прежнему оглашался воинственными криками состязающихся в бою фаланг и иступленными воплями публики, разгоряченной жаркой битвой. Причем, Гродж, как всегда, всем своим существом поглощаемый сражением, не спешил раньше времени отдать приказ об окончании боя, чтобы не испортить красоты действа. Он сознательно оттягивал наступление момента, когда по жесту его руки резкий звук гонга гулкими волнами разнесется по всему зиккурату.

И чем дольше Гродж откладывает этот миг, тем все исступленнее публика в предчувствии яркой развязки, и тем слаще победа одной из фаланг, ведь, как в настоящем бою, она всегда на стороне тех, чьи потери меньше. Поэтому победа в архонтовых боях неизменно присуждалась той из противоборствовавших сторон, которая меньше всего вынесла с арены раненых или убитых. Гродж просто вынужден был ослушаться царя, — даже под страхом потери архонтства, он не мог позволить сломать свою военную систему, созданную им и проверенную в жизни. Как кузнец ударами молота ловко лепит из мягкого, разгоряченного огнем металла нужную форму, так и архонт ковал и филигранно оттачивал боевое мастерство своих воинов. И уж здесь никак не обойтись без настоящих битв, а там, где битва, — там всегда смерть. Не хочет Хронос войны с соседями, противится он тому, чтобы атланты пятого острова постигали боевую премудрость, испытывая крепость своих клинков на чужеземцах, придется отдавать в жертву своих, — ничего не поделаешь, Бог войны любит жертвы, так же, как любит он и красивые сражения.

Впрочем, сегодня архонт остался недоволен битвой на арене зиккурата. Едир, предводитель наиболее искушенной в воинском мастерстве фаланги, широкоплечий и коренастый, как молодой дуб, с верной и твердой рукой, вдруг на миг потеряв бдительность и осторожность, невольно подставил для удара неприкрытый щитом бок. Архонт видел, как чей-то клинок в одно мгновение вонзился в его тело, кровь окропила одежду, полилась на землю. Едир рухнул на землю.

Гродж искренне верил в то, что воин, потерявший зоркость и особое чутье, теряет право на жизнь, он никогда не отступал от этого правила — слабый должен уступить место более сильному, — но сегодня он почему-то, почти непроизвольно, вдруг выбросил вперед руку, и тут же зазвучал гонг. По рядам зрителей, настроенных на увлекательное зрелище, обещавшее стать даже захватывающим, понесся единый вздох разочарования. Гродж и сам испытывал разочарование, быть может, от того, что один из лучших его воинов, непобедимый Едир, как будто забывший всю свою воинскую премудрость, прививаемую умелыми учителями ему и другим почти с самого отрочества, сегодня проявил глупую неосторожность и пал на поле брани, обагрив его кровью; а может быть, корень разочарования архонта таился в том, что слабость эту проявил сегодня он сам — беспощадный Гродж, в чьем сердце никогда не было жалости к слабым.

Он презирал слабаков, считал, что каждый из них достоин смерти, поэтому спокойно лицезрел даже самые кровопролитные бои, ждал исхода. Но сегодня, наверное, в первый раз он увидел, что и сильный может стать жертвой рока. И он торопливым, даже слишком торопливым, жестом властно потребовал гонга, дабы спасти жизнь одному из лучших своих воинов, едва ли не самому сильному из них.

Зачем же он спас Едира? Пусть бы погиб на поле сражения, коль ничему его не научили годы воинской учебы в школе самого архонта. Горько, горько было архонту. К чему все его старания создать для Атлантиды непобедимое войско, ради чего ему приходилось рисковать милостью царя Хроноса и собственным знатным положением, если усилия его напрасны, ведь уходящий день показал, что любой из его воинов, даже такой отважный и сильный, как Едир, может пасть в бою?

Гродж недовольно заворочался под быстрыми, нежными руками Лилит, без устали растиравшей ароматной мазью его расслабленное, недвижимое тело.

— Довольно! — архонт с вздохом повернулся на спину и распорядился: — Ступай, проверь, готов ли бассейн. Да, и позови в купальню Сахура. Пусть захватит свои гороскопы.

В купальне архонта свет серебрящимся потоком струился сквозь высокие, от пола до белого, лепного потолка, арочные окна; голубоватая гладь бассейна с горячей водой, занимавшего собой почти все пространство, рождала на прохладных мраморных стенах с едва различимой сетью розоватых прожилок прозрачные капли росы. Капли от струящегося над водной гладью пара лежали повсюду: на мозаичном полу, на массивных дубовых скамьях, на которых оставлял по обыкновению свою одежду архонт, на золотистой поверхности стола у одной из скамей, где уже стоял запотевший кувшин с виноградным морсом и большое блюдо с фруктами.

Хмурый и мрачный архонт не спеша вошел в купальню. Одним движением он сбросил с себя легкую набедренную повязку и, осторожно ступая по гладким ступеням, спускающимся в воду, погрузился в бассейн. Вода обхватила мощное тело архонта, обняла его, и он, взмахивая то одной рукой, то другой, было поплыл, но потом вдруг остановился, замер, повернулся на спину и, неподвижный, застыл на воде. Архонт не знал большего удовольствия, чем быть в воде, чувствовать ее прикосновение.

Почти каждое утро после пробуждения и перед тем, как отойти ко сну, он приходил сюда, чтобы погрузиться в воду, в зависимости от настроения и событий предстоящего или уходящего дня, то в горячую, то в холодную. Сегодня по его приказу слуги наполнили ему бассейн водой из горячего источника, ибо сегодня он жаждал для своего уставшего тела расслабления. Оно, уже почти наступившее под руками Лилит, нежившими приятными прикосновениями и тонкими ароматами, после вновь ушло, и вот теперь медленно возвращалось, принося успокоение каждой клетке его тела, прогоняя прочь память о неприятном, но уже уходящем дне. Бодрость и жажда жизни вновь были с ним, показались странными и чужими пережитые недавно мысли. Что это и в самом деле с ним приключилось? С чего вдруг его посетили неуверенность и усталость, разве же он не архонт, не владыка острова, где живут самые сильные, удачливые в воинских премудростях люди?

Сахур, астроном Гроджа, терпеливо ждал у дверей купальни. Он знал, что появиться перед архонтом в неподходящий момент, а тем более, когда он в воде, — дурной знак, можно навлечь на свою голову гнев грозного правителя. Обычно Гродж сам звал Сахура, чтобы тот написал гороскоп, или же архонт беседовал с астрономом, чтобы просто узнать, каково расположение звезд, о чем они говорят. Но три дня назад Сахур, впервые за все лета своей службы во дворце архонта, сам попросил встречи с Гроджем. И сегодня, когда должна была она состояться, Сахуру было не по себе, ему прекрасно был известен вспыльчивый нрав правителя, который мог привести как к благоприятному исходу, так и к самым плачевным последствиям. И все-таки, успокаивал сам себя астроном, он поступает правильно, — то что открыли звезды не может принадлежать только ему одному, он обязан рассказать об этом правителю и предупредить об опасности.

Наконец, Лилит подала ему знак, и он несмело вошел в купальню, осторожно ступая по разноцветным плитам влажного пола, приблизился к дубовым скамьям, где в просторном, ослепительно белом хитоне сидел архонт, взбодрившийся и порозовевший после купания, он пил прямо из кувшина виноградный морс, несколько капель упали на складки его одежды, оставив на ней розовые нежные пятна.

— Приветствую тебя, Сахур! — сказал Гродж, указывая рукой на стоящую рядом скамью. — Давно ли ты следил за звездами, сопровождающими путь нашей Атлантиды?

— О великий правитель, за этим я слежу всегда, — молвил Сахур, порываясь встать, но Гродж подал знак, указующий на скамью, и астроном уселся вновь, на самый ее край неловко и несмело.

Гродж пристально смотрел в глаза Сахура, будто стараясь еще до его слов, прочитать в них ответы на свои вопросы.

— Слышал я, что ты хотел со мной встретиться. Так ли это?

— Да.

— Так говори!

— О, великий правитель, тебе известно, что я занимаюсь астрологией… конечно… по мере своих сил и возможностей.

— И что же? — нетерпеливо воскликнул Гродж. — Что же ты узнал на этот раз? Можешь толково выразить словами?

— О, великий правитель, — несмело заговорил смущенный Сахур, — мои познания скромны. И я даже думал, что они могут быть ошибочны, поэтому не хотел беспокоить архонта этим. Но я должен…

— Беспокоить? — насторожился Гродж. — Чем беспокоить? Что тебе рассказали звезды? Говори!

— Звезды… звезды говорят… скоро произойдет соединение нескольких планет…

— И что же?! Говори! — грозно загремел голос архонта.

— Такого еще не было ни разу на памяти ныне живущих людей. В древних мудрых книгах говорится об этом явлении, как о страшном предупреждении. Люди должны быть готовы к большим бедствиям, которые могут постигнуть страну в будущем.

— Когда же произойдет это соединение?

— Я не могу точно сказать, когда это произойдет, дата, скорее всего, будет неточной. Судя по расчетам, это должно произойти в году 6 кан, в один из дней месяца сак.

— Сейчас месяц шуль, значит, если верить твоим предсказаниям, всего через несколько месяцев.

Наступило молчание, нарушаемое лишь клокотом голубей за распахнутыми настежь окнами. Архонта неприятно удивили слова астронома, он не знал, верить ли его предсказанию, такому неожиданному и страшному. Он вдруг припомнил несколько верных пророчеств Сахура, сделанных им на основе расположения звезд на атлантическом небосводе. Но то были давние события, теперь ему эти предсказания в деталях уже и не вспомнить, архонт помнил только, что касались они его начинаний в строительстве зиккурата и военных школ для атлантов. Сахур тогда оказался прав, его дело родилось и стало мужать, архонт надеялся, что доведется ему еще увидеть и окончательную победу — боевое крещение его воинов в настоящих сражениях, которые принесут и ему, и Атлантиде несметные иноземные богатства, беспредельную власть и могущество. Но выходило так, что нынешнее предсказание Сахура могло полностью перечеркнуть все надежды Гроджа на военные победы, и это было ему не по нраву.

— Что же должно произойти на нашей земле? — первым нарушил молчание архонт.

— Звезды этого сказать не могут. Но в книгах древности говорится о большом сотрясении почвы, ее затоплении водой, о многих жертвах.

— Зачем же ты мне об этом поведал? — спросил архонт, буравя Сахура тяжелым взглядом. — Чего ты ждешь от меня? Отменить небесный приказ я не могу, изменить ход событий, назначенных свыше, даже мне не под силу. Так не благо ли для меня и моих подданных, даже если твое пророчество и истинное, не ведать ничего о нем? Ты же решил возложить на меня тяжкие думы насчет своего предсказания. Зачем? Я хочу понять!

— О, великий правитель, я мыслил, что мне надобно предупредить людей о том, что я сам узнал.

— Зачем? Чтобы они, с тревогой глядя в небо, мучительно ждали своей погибели, чтобы опасались каждого наступившего дня, как последнего? Так не лучше ли просто не ведать о твоем страшном пророчестве, тем более, что оно может и не сбудется? Пусть они спокойно наполняют свой желудок вкусной едой, веселятся и ликуют, устраивают пиршества, пусть любят друг друга, пусть женщины нежатся в сладких объятиях сильных мужчин и рожают детей. Нет, я не стану будоражить людей, не стану сеять смуту и панику. И тебе я это запрещаю!

— Но ведь, предупрежденные, они будут готовы к бедствию, а значит, некоторые смогут спастись.

— Разве они смогут спастись, не зная, какая участь им уготована? — голос архонта, принимая привычные властные интонации, вновь грозно загремел. — Нет, я запрещаю тебе, Сахур, тревожить людей своим предсказанием! Пусть будет так, как будет! А теперь ступай с миром. Да не вздумай ослушаться меня!

Такой уж, видно, выдался сегодня день, что архонт, особенно после разговора с Сахуром, снова чувствовал себя разбитым. Купание принесло ему обычное бодрое состояние, но Сахур, будь он неладен, все испортил. Гродж, раздосадованный и отягощенный мрачными думами, отправился в опочивальню.

Там его, как обычно, ждал изысканный стол и вина, аромат благовоний струился вокруг. Архонт рассеянным взглядом окинул пиршественный стол и устало опустился на широкое под прозрачным пологом ложе. Вошла полуобнаженная Лилит, а следом за ней еще несколько женщин, грациозных и крутобедрых, их тела были прикрыты лишь легкими, прозрачными одеждами.

Лилит замерла в ожидании приказаний своего господина, тот мельком взглянул на вошедших, и властным жестом велел им удалиться. К большому разочарованию прекрасных посетительниц, обожавших бывать у своего сильного и красивого господина, сегодня он не был расположен к обычным вечерним развлечениям.