Последние пассажиры

4

– Гулять любите?! – Саныч по обыкновению шваркнул кулаком по столу. – Это что за херня?! Я что говорил по поводу дневных шатаний?!

– Да, что ты Саныч, – хныкнул Шум держащий у разбитого носа влажный платок. – Ты спроси, какая падла мне шнурки завязала! А если бы я с крыши навернулся мля! Ваффен, ты сучонок чухонский это сделал?

Они снова собрались в вагоне, служившем им столовой. Такой нынче выдался обед. Эмоциональный и конфликтный. Родька больше не разглядывала людей. Она сидела тихо в стороне и, молча смотрела в свою миску, боясь хоть чем-то выдать свою проделку.

– Пошел ты нахер! – истерично воскликнул эстонец в ответ Шуму.

– Я тебя на ремни порежу, Ваффен!

– Угомонитесь! – заорал Саныч. – Кто это сделал на самом деле?! У кого мозги набекрень и такие шутки шутит, а?!

– А нехрен спать на вахте, – послышался голос Моряка.

Все взглянули в его сторону. Его бороду, не таясь, пересекала злая ухмылка.

– Кто бы не сделал, был прав. – Добавил Моряк.

– Так это ты?! – зашипел скинхед. – Я тебя урою чурка!

– Я над спящими часовыми не так стебусь. – Спокойно проговорил военный. – Если бы это был я…

И моряк вдруг вскочил со стула и, схватив Шума сзади за голову, приставил к его глотке нож.

– Я бы сделал глубокий надрез от уха до уха! И вытащил бы оттуда твой поганый язык!

– Сделай это сейчас, – Хмыкнул Ваффен.

Саныч медленно поднялся во весь рост. В его руке лязгнул кусок арматуры.

– Ну-ка отпусти его, тельник. Я кому сказал. – Угрожающе произнес машинист электропоезда.

Моряк бросил на Саныча злой взгляд. Видно он очень не любил когда ему угрожали. Оттолкнув от себя скинхеда, Моряк сел на свое место и стал есть.

– Я же говорил вам, что он чурка, – проворчал Шум, косясь на военного.

– Если у него темные волосы и борода, то это еще ничего не значит. – Пожал плечами Щербатый.

– А твоя рожа что значит? – ухмыльнулся скин.

– Слышь, бритоголовый. Я эту арматурину сейчас об твою голову гнуть начну, – предупредил Саныч.

Шум замолк.

– Итак, слушайте меня. Дурость ваша меня порядком допекать начала. Это мое метро. Это мой поезд. Это моя, мать вашу, станция. Кому что не нравится, валите к бениной маме. А если вам тут комфортно и уютно, то сидите и не рыпайтесь. И шутить так друг над другом не надо. И бродить средь бела дня в поисках беды не надо. Ладно, сами сгинете. А как беду сюда приволочете? А? Ваффен!

– Чего…

– Ходил куда?

– Я никуда не ходил. Я на станции был. Родька видела, что я на месте.

– Ладно. Щербатый, ты.

– Я тоже дома сидел. Книжку читал. – Щербатый снова пожал плечами, опустив лицо и поедая обед.

– Клим?

– Чего Клим… – он угрюмо посмотрел на Саныча.

– Шлялся где говорю!

– Я лекарства искал. Язва замучила, спасу нет.

– Нашел?

– Нет, – Клим дернул плечом.

– Погоди, а что за барахло ты тащил? – удивился Жиган.

– Просто барахло, – буркнул Клим.

– Так ты говорил что…

– Да нет там ничего путного, – разозлился Клим.

– Моряк? – Хмурый Саныч повернул голову в сторону бородатого.

– Я в тоннель ходил.

– А за каким хреном?

– Уровень воды смотрел. Не повышается ли. И фон замерял.

– Ну, это конечно дело полезное. И в тоннель ходить не по городу шляться все же.

– Ишь… Герой, – хмыкнул Жиган.

– А ты Жига куда задницу свою волочил?

– Я людей видел.

– Да?

– Да, – Жиган огрызнулся. – Это ведь наш дозорный славный видеть должен был, а не я. Но он так вахту несет, что даже не заметит, как его отпердолили, пока рожать пора не настанет!

– Жиган, да ты полегче! – протестующее воскликнул Шум. – Ты сам-то в дозорах не стоишь!

– Хайло завали! – рявкнул Саныч. – Так откуда и куда люди шли?

– Ну… Трое… По путям. Мимо старого Рыбацкого. Потом на Гоголя свернули. Ну, я их из виду потерял потом.

– А мы же с тобой на Караваевской встретились. – Клим посмотрел на своего товарища.

– Ну да. Ну, так я ведь искал их. А потом этот крендель орать на крыше стал, когда шнобель разбил себе. И мы бегом обратно.

– Шнобель у чурок, – буркнул Шум. – У меня нос.

– Короче, кучка баранов. Меня слушайте. Я больше повторять не буду. Без моего ведома никуда. – Угрожающе произнес Саныч. Затем схватил за шиворот скинхеда. – И сука не спать на посту!

– А ты сам куда ходил, а старый? – Шум вдруг оскалился, показывая покрасневшие от натекшей из носа крови зубы.

– Не твое собачье дело!

Он оттолкнул от себя бритоголового и, усевшись, начал есть.

– Саныч, ну ведь это тоже не дело. Сам бродишь где-то днем, а нам нельзя? – покачал головой Жиган.

– Я сказал. Это не ваше дело. А еще я сказал, если кому что не нравится, то валите отсюда подобру-поздорову. Ясно?

– Если такое лето холодное, то какой зима будет, а? – вздохнул Ваффен устало глядя в потолок вагона.

– Нда… – буркнул Щербатый, перелистнув страницы проклятой книги про ядерную войну. – Зима термоядерная настает. Вот что. Напророчили-накаркали, писаки хреновы.

Они иногда задерживались в вагоне. Щербатому просто, потому что в вагоне нравилось больше чем в тесном ящике-доме. А Ваффену нравилось быть с кем-то еще, но не в одиночестве. Тем более перед заступлением в дозор на крышу станции. А сейчас именно его очередь. Стуча подошвами своих ботинок, в вагон вошел бритоголовый Шум.

– А вы, какого хрена языки, в задницу засунувши, молчите? Чего меня не поддержали? – зло проворчал он, щупая свой нос.

– А с чего это нам тебя поддерживать? – усмехнулся эстонец.

– Да потому что он достал уже своим мнимым превосходством. А вы овцы…

– Чего ты хочешь, Шум? – Щербатый поднял на него глаза.

– Да достало все это уже. А вас что нет? Сами посудите. В дозор на крышу ходим только мы трое. Саныч не ходит. Клим и Жиган не ходят. Моряк не ходит.

– Ну, ты еще Родьку включи сюда, – усмехнулся Ваффен.

– Да я больной что ли? Понятное дело, она мелкая еще. Но зато на пост иногда пожрать приносит. Вот сухарики мне сегодня принесла. – Он снова пощупал свой нос. – Может это она шнурки… Хотя нет. Она не могла такое сделать…

– Так чего ты хочешь, Шум? – Повторил свой вопрос Щербатый.

– Да пора уже менять что-то. И хватит Санычу уже командовать. Вот чего я хочу.

– Объясняю, для особо одаренных. – Вздохнул Щербатый. – На Климе и Жигане ночные вылазки по поиску жрачки и всего остального…

– Так я тоже иной раз с ними хожу?!

– А толку? Да и не обязывает тебя никто этого делать. Ты сам шарахаться по руинам любишь вот и ходишь. Моряк дозиметром своим полезен. Да и он человек новый и мутный. Вот Саныч и не хочет его в дозор ставить. Но терпит из-за прибора и за то, что мы почти месяц жрали то, что нам моряк тогда принес когда появился. А сам Саныч… Так он тут все своими руками сделал. Ты забыл? И столовую эту облагородил. И отхожее место сварганил. И жилища из деревянных контейнеров. И отгородил станцию от тоннеля и улицы. И печки. Мы ему и так все обязаны. Так зачем ему в дозоры ходить? И почему бы ему тут главным не быть?

– Ну, ты точно базаришь как овца, красавчик, – усмехнулся Шум.

– Да иди ты тогда в жопу.

– Слушайте. Ну, ведь в самом деле, надо что-то менять, а?

– С этим согласен. – Задумчиво кивнул Ваффен. – Нам место обитания менять надо.

– Чего? – Щербатый уставился на эстонца.

– Уходить надо. На юга. Сам говоришь, что ядерная зима настает. А там теплее. Растительная пища. Людей побольше выжило. Вон, в Астрахань, например. Там арбузы.

– Там чурок дохрена, – поморщился Шум.

– Ну, ты же, бесстрашный скинхед, нас защитишь. Нет? – Усмехнулся Щербатый.

– Как же. Защитит он. – В свою очередь усмехнулся эстонец. – Это ведь не толпой в пятнадцать человек забить в переулке своими ботинками одного уставшего от работы гастарбайтера. Там ведь может сделаться реально страшно…

– Ты сейчас, чухон, своими словами подавишься! – рявкнул Шум.

– Я сильно сомневаюсь. – Нахмурился Щербатый. – Слушай. Дружище. Ну не напрягай ты воздух. Иди домой спать.

– Слабаки… Телки… – проворчал Шум и вышел из вагона.

– Надо уходить на юг. – Сам себе прошептал Ваффен и вспомнил вдруг про огромного оранжевого зайца. Который, лежал сейчас, у него в конуре. И естественно, он снова вспомнил про Родьку.