Последний аватар

ГЛАВА 10. БАЛЛАДА О МЕРТВОЙ ПТИЦЕ

1

Когда его ракета настигла "Камов" и тот превратился в пышный праздничный фейерверк, Сережа испытал неземное удовлетворение. С женой так получалось далеко не всегда.

Что делать теперь он представлял себе довольно слабо. Ну, например, можно посмотреть как там приземлился Августин. Правда, только посмотреть. Сесть здесь было совершенно негде, разве только повторить подвиг его отчаянного друга…

В конце концов, путь обратно, на "Змей", ему заказан. И, похоже, навсегда. Если он угробит "Шершень", который стоит тридцать шесть миллионов русскими, это едва ли сильно изменит в худшую сторону его моральный облик в глазах военного прокурора. Потому что облик этот и так уже дальше некуда…

Его "Шершень" был в одном километре от места приземления Августина, когда бортовой оборонительный комплекс предупредил о приближении управляемой ракеты Р-200 и запросил подтверждения на маневр уклонения с отстрелом уводящих ловушек.

"Поздно всрались", — злорадно подумал Сергей.

"Ответ отрицательный", — сообщил он бортовому компьютеру. Ему не придется ничего уничтожать собственноручно. Непосредственную ответственность за гибель его "Шершня" сейчас примет полковник Хованский.

Сергей катапультировался за две секунды до того, как термическая боевая часть ракеты Р-200 превратила "Шершень" в пузырь расплавленного металла.

"Как красиво, как, черт побери, красиво", — думал Змей-1, нежась в центре взрыва.

2

Сильный воздушный взрыв за спиной даже не заставил его обернуться. Августин только ускорил шаги. Однако вскоре Томас намертво схватился зубами за хозяйскую штанину и с глухим рычанием потащил его в направлении, перпендикулярном тому, в котором собирался двигаться Августин.

В переводе с собачьего на человеческий это означало: "Постой, хозяин, у меня есть идейки получше твоих".

— Вы чего это, сэр Томас? — Августин чувствовал безумную усталость, но в то же время и колоссальный душевный подъем. А потому выходка Томаса не разозлила его, а скорее раззадорила.

— Хорошо. Я стою. Что теперь?

Томас оптимистично завилял хвостом. Даже собаке приятно, когда ее понимают. Пес снова взялся зубами за штанину — весьма, надо сказать, деликатно — и попятился задом.

Это действие тоже нуждалось в переводе с собачьего на человечий. "Нужно идти туда, куда я потяну", — вот что оно означало.

Августин доверял Томасу. У него была масса возможностей убедиться в том, что интуиция у Томаса не оставляет желать лучшего.

Когда-то давно Августин явился в гости к девушке, прихватив с собой Томми, который тогда был невоспитанным шестимесячным щенком. Августин по праву мог считаться эталонным плейбоем города Москвы и "упакован" он был в полном соответствии с кодексом плейбойской куртуазии. Букет густо-фиолетовых роз. Шампанское "Сахалин". Пара платиновых серег со светодиодами в подарок.

Ничего, казалось бы, не забыл, кроме номера подъезда и номера квартиры. И этого оказалось достаточным для того, чтобы потратить битый час на бесплодные поиски. К несчастью, о фамилии своей подружки Августин тоже имел лишь весьма смутные догадки. А имя? О, ту девушку звали Иоланта — как это романтично!

В диспетчерской дома ему сообщили, что адресат с именем Иоланта в индексе не значится. Искать нужную квартиру последовательным перебором вероятных вариантов было равносильно тому, чтобы перебирать по соломинке стог сена в поисках необходимой до зарезу иголочки.

Когда прошел час, шикарный букет начал склонять измученные жаждой бутоны к земле. Августин сел в сквере, окруженном со всех сторон тридцатишестиэтажной громадиной с полусотней подъездов, и вздохнул. Он был готов писать сочинение на тему "Что такое "фрустрация" и как с ней бороться".

Он обнял мохнатую шею своей псины и с тоской спросил: "Что делать будем?"

Вопрос был риторическим. Однако Томас уверенно предложил свой вариант ответа. Он натянул поводок и повел хозяина в один из подъездов.

Августин не сопротивлялся. Все равно, предложить ничего лучшего он не мог. Каково же было его удивление, когда, нажав на сенсор панели входа неприметной, одной из сотен подобных ей квартир, он услышал: "Ах, мой милый Августин, Августин, Августин".

— Хорошо, Томас. Пускай туда. А что там? Я, например, не знаю, что искать. А ты?

Томас сердито гавкнул. Видимо, у него была масса собственных соображений на этот счет.

Пока они шли сквозь сосновый лес, освещаемый косыми лучами неспешно клонящегося к горизонту солнца, Августин предавался бездумной радости бытия.

Пустая голова Августина покачивалась в такт колючим ветвям. Ветерок овевал его перемазанное копотью лицо, ссадины на руках и на шее. Проникал под изодранные в нескольких местах джинсы и ласкал измученное тело.

Его футболка имела теперь настолько непристойный, бродяжнический вид, что Августин счел за лучшее снять ее и выбросить в кусты. В то же время амулет, по-прежнему висевший на его в меру волосатой груди, снова напомнил о себе. Однако теперь у Августина уже не возникало желания снять его и спрятать в карман. Что-то подсказывало ему: в том, что он остался жив, цел и невредим, виновата именно эта неприметная костяная штучка с первобытным корабликом.

— Ну и что тут интересного? Просто водохранилище, — брюзжал для проформы Августин, в то время как Томас, подбежав к самой воде, с надеждой всматривался в зеленовато-синюю даль. — Чего тут радостного, сэр Томас? Пить эту воду все равно Депздрав не рекомендует. Разве что искупаться…

Августин покинул сосновый бор и подошел к воде. Вдалеке волны бороздила маленькая яхта. Еще дальше можно было разглядеть пару умиротворенных катамаранов.

Наверное, это было не очень правильно с точки зрения безопасности. Но теперь, после того как смерть уже несколько раз за последние сутки раскрывала над ним свои черные крылья… А, да что там говорить! Безопасность? Наплевать и растереть.

Если он спасся из горящего вертолета, если смылся из квартиры, наводненной не виртуальными, а вполне реальными киллерами, если ушел из заваленного трупами Хмыревского вертепа, короче говоря, если он жив до сих пор, значит у него есть шансы пожить еще немного.

"Как в сказке про Колобка. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…"

— Эх, не нарваться бы на лису, — вслух сказал Августин и окинул придирчивым взглядом берег: где-то же должен быть удобный подход к воде.

Сэр Томас остался караулить вещи.

3

"Змей" восстановил контакт с объектом преследования сравнительно быстро. В ошейник Томаса вцепился смертельной хваткой сверхвысокочастотный радар с повышенной разрешающей способностью. Ничто не могло сбить "Змей" со следа. Разве только Рагнарёк.

Полковник Хованский был вне себя. Если бы не чокнутый капитан Гаспаров, Депп сейчас был бы мертв, сверхновый "Шершень" цел, а люди Щюро спокойно принимали бы душ на своей базе!

Однако самым неприятным было то, что не было никакой возможности с ходу атаковать Деппа. Капитан Гаспаров весьма дальновидно повредил подготовленные к вылету вертолеты Ми-40 и нужно было не меньше двух часов, чтобы снова привести их в исправное состояние.

Ну а убрать их со стартовой площадки и заменить другими, не совершая приземления было практически невозможно. То есть возможно, конечно, но возни, почитай, на целые сутки…

Даже самая совершенная техника имеет свои недостатки. Оставалось только ждать когда техники заменят на Ми-40 блоки электронного зажигания.

Но ждать не означает бездействовать. Полковник Хованский прошел в десантные отсеки. Перуновцы встретили его появление недружелюбным молчанием. Они еще ничего не знали о подвигах своего коллеги капитана Гаспарова и о "преступлениях" Августина Деппа. Просто никто из них не любил скользкого и даже с виду подловатого Хованского.

— Личный состав полуроты "А"! — более чем официально обратился к ним Хованский, который, конечно, чувствовал, как относятся к нему перуновцы.

Это, впрочем, заботило его более чем умеренно. В конце концов, служат они не ему, а России в его лице. Ну а как там они относятся к России, его совсем уж не интересовало.

— Капитан Гаспаров погиб смертью храбрых при выполнении секретного задания на ударно-штурмовом вертолете "Шершень". Виновник его гибели — некто Августин Депп — по-прежнему находится на свободе. Операция по его задержанию назначена на двадцать тридцать пять. Поскольку затронуты государственные интересы России, всю информацию относительно гибели капитана Гаспарова и предстоящей операции по задержанию Августина Деппа объявляю совершенно секретной.

4

Полковник Шельнова заперлась в своем кабинете и набрала на вифоне цифры, с которыми ассоциировались у нее любовь, нежность и все светлые воспоминания последних месяцев.

— Номер поврежден, — ответил через три секунды компьютер вифопровайдера.

— Причина повреждения? — спросила ничего не понимающая Шельнова.

— Не выяснена.

— Так протестируйте! — полковник Шельнова не любила ждать.

Молчание продлилось почти минуту.

— Неисправен аппарат абонента. Выведены из строя главный блок усиления, подкаскад формирования динамического строба, блок…

— Достаточно!

Шельнова встала и прошлась взад-вперед по кабинету. Нервно хрустнула пальцами. Потом достала из сейфа пистолет, бросила его в сумочку из кожи лосося и подошла к двери.

Спустя секунду она выглянула в коридор, убедилась, что в нем никого нет и быстрой перебежкой достигла боковой, вечно пустующей, лестницы.

5

— Это хорошо, что вы купаетесь без плавок, — сказал человек в шортах цвета хаки, а Томас, свирепый сэр Томас, обожравшийся виртуальной человечины в аватаре красного пса на просторах ВР, а после обстрелянный из "Мистралей" и до упаду налетавшийся в салоне вертолета, казался спокойным и даже довольным.

Пока Августин плавал, человек в шортах поджидал его на берегу, возле сложенных горкой джинсов. Пистолет-пулемет "Унимаг" с полупустой обоймой лежал там же и, по-видимому, не вызвал ни малейшего интереса у чужака. Томас, повышенно злостный сэр Томас, вилял хвостом и лизал чужаку руки!

— Да, я купаюсь без плавок, — спокойно ответил Августин, выходя из вод — мокрый и нагой, как Афродита в аналогичной ситуации. — Насколько мне известно, это не запрещено.

Он принял сидящего в позе "полулотос" человека за отдыхающего с одной из близлежащих турбаз.

По крайней мере, на "вышибалу" тот не был похож ни манерой говорить, ни лицом, ни жестами. Скорее, незнакомец походил на ни во что не врубающегося японца, выучившего русский на пять с двумя плюсами. Единственное, что смутило Августина, так это неуставное поведение сэра Томаса.

— Это даже показано. Здесь никто не плавает одетым. По-моему, плавки — это очень глупо, Августин.

Августин невозмутимо натягивал джинсы. Когда прозвучали последние слова чужака, он был поглощен размышлениями о том, уцелела ли распечатка фотографии загадочного покупателя "форсажа", добытая им у Хмыря.

Кажется, она должна лежать в заднем кармане джинсов. Вот почему до него не сразу дошло, что "японец" в шортах цвета хаки назвал его по имени!

— Как вы сказали: "Августин"? — он сощурился и недоуменно воззрился на чужака. — Или мне послышалось?

— Нет, Августин, тебе не послышалось, — человек с восточным разрезом глаз и черными, как смоль, волосами улыбнулся.

— Разве мы знакомы? — неуверенно сказал Августин. — А! Вы, наверное, были в той корейской группе сетевых полицейских на встрече в Измайловском центре? Вы, кажется, иностранец?

— Начнем с конца. Да, я иностранец. Из Якутии. Я не полицейский. Меня зовут Хотой. Мы знакомы, хотя друг другу и не представлены.

— А-га… — тупо протянул Августин. Нужно было сказать что-то умное, что-то проницательное, или сострить наконец… Но голова отказывалась соображать. Хотелось спать. Хотелось есть.

— Мы знакомы, если можно так выразиться, односторонне. Я знаю тебя. Амулет на твоей шее — мой подарок.

— Хорошо. Спасибо, — тупо сказал Августин и уселся на корточки рядом с Хотоем. — Он мне очень помог, кажется…

— Кажется, да. По крайней мере, вы здесь, а значит мои старания не пропали даром. Ты все-таки очень сообразительный сукин сын, Томас, — с этими словами Хотой потрепал пса за холку.

Августин посмотрел на собеседника округлившимися от удивления глазами. Больше всего это походило на сцену из неогодаровской кинокартины, когда первый попавшийся на дороге велосипедист стреляет в тебя из пистолета лимонной карамелью, а после называется твоим отцом, который еще в Чечне полком командовал, а потом, в подтверждение своих слов, демонстрирует фотокарточку, где твоя беременная тобой мать целуется с мужиком, который на велосипеде…

— И Голос Неба в Утгарде сегодня тоже принадлежал мне.

— Не понимаю, — вслух заключил Августин и вперил взгляд в голубые дали.

Яхта, катамараны, чайки. Снится, что ли?

6

Дом на сваях был прост, но красив. Особой, естественной красотой, которую уже давно утратили (если когда-то вообще имели) городские строения.

"Если бы у меня была куча денег, я тоже завел бы себе такой, — не к месту подумалось Августину. — Ну его к едреной фене, это стрельбище на восьмидесятом этаже!"

"Центр рекурсионной терапии "Байкал" — было начертано над притолокой, сработанной из грубой, не полированной и уж подавно не лакированной древесины.

Внутри Центра было необычайно тихо — десять-двенадцать человек, мужчин и женщин, сидели на циновках и рисовали — каждый свое. Кто красками, кто углем, кто маркером.

Августин просто не мог представить себе ситуацию, когда в одной комнате находятся хотя бы трое человек и не говорят ничего. Не спорят. Не выпивают. Не шумят. Не обсуждают свои и чужие подвиги в ВР. Не рассуждают о сравнительных достоинствах морфа "Дракон" и морфа "Геркулес Взбешенный".

"Как-то это не по-русски", — подумал Августин.

Хотой распахнул перед Августином дверь в плохо освещенную комнату. На низеньком столике, простом и грубом, как и вся обстановка оздоровительного центра "Байкал", стояла керосиновая лампа. Вот уж чего-чего, а такой игрушки Августину не доводилось видеть ни разу в жизни.

А вот с запахом керосина он был знаком — в прошлом году по нейросерверам гулял вирус SCUM_SPECTER, из-за которого все цветы в ВР неделю воняли различными продуктами нефтепереработки. В понедельник — бензином, во вторник — лигроином, в среду — керосином…

— Слушай меня внимательно, — начал Хотой, когда Августин уселся на циновку с мандалой посередине и сделал попытку расслабиться. — У нас не так много времени на болтовню. Сидя там, где ты сейчас, я говорил с тобой Голосом Неба. Я был в ВР и видел тебя в железной башне. Я видел все, что происходило, и всех, кто был там. Я слышал все. Кроме того — и это было несколько сложнее — со вчерашнего дня я знал, что произойдет в твоей квартире, в то время как ты будешь мирно сопеть в своей капсуле входа. Я знал, когда люди с "Мистралями" появятся у дверей твоей квартиры. Чтобы вытащить тебя из Утгарда, я симулировал для Координационного Центра твой инфаркт миокарда и, таким образом, спровоцировал медицинское отключение.

— А еще ты мне папа, мама и Дух Святой, — не удержался Августин. Якут явно не знал меры в своей лжи.

Хотой промолчал. Хотой скрестил руки на груди. Он медленно подошел к двери, открывшейся в молчаливый зал — самодеятельные художники даже не обернулись в его сторону. Тихо скреб по шершавому листу карандаш. Пахло гуашью.

Притихший Томас, а с ним и Августин, следили за действиями Хотоя словно зачарованные.

— Если ты не веришь мне, уходи, — сказал Хотой и в его голосе не было ничего, кроме несгибаемой воли. Сам якут в этот момент был скорее сгустком психической энергии, чем человеком во плоти.

Августин опустил взгляд на циновку. Он сидит в центре Великой Мандалы. Он жив. Он избег массы опасностей и ни одна случайность не помешала ему осуществить хитроумный план спасения, которого у него не было и в помине.

Экстренное медицинское отключение…

Человек, называющий себя Хотоем, знает все о том, что произошло с ним в последние часы.

И даже про Утгард.

Он утверждает, что помог ему. Но если не он, то кто же?

Никто? Вот в это Августин никогда бы не поверил.

— Извини, Хотой. У меня отсутствует внутренняя дисциплина. Мой ум суетлив. Я не умею держать язык за зубами. ВР высосала у меня все мозги. Эта проклятая сетевая служба делает из человека дебила, — произнес Августин и сам себе подивился.

Если бы сутки назад ему кто-нибудь сказал, что он в трезвом виде способен на подобные монологи, он запустил бы в дерзкого лгуна первым, что подвернулось бы ему под руку.

— Все в порядке, Августин, — сказал Хотой и плавно закрыл дверь.

Саама была матово-черной, словно оливковый плод.

Саама слегка блестела в антикварном свете керосиновой лампы. Саама лежала на ладони Хотоя пропуском в иные измерения.

Августин смотрел на крохотный смолистый комочек, словно на крупицу звездной пыли, невесть как попавшей на нечуткую к горнему свету землю.

— У нас с тобой общие враги, — начал Хотой очень тихим, ровным голосом. — Они хотят твоей смерти, но они ее не получат. Они хотят моей смерти тоже, но еще не знают об этом. Но уж ее-то они и подавно не получат.

— Пусть будет так, — тихо сказал Августин, хотя все еще не понимал, о каких "врагах" идет речь.

— Они гоняли тебя, словно гончие зайца, от Утгарда до сих мест. Сейчас они ищут тебя по всей округе и тебе предстоит еще не раз встретиться с ними. Встретиться, чтобы сразиться.

— Я помню, — отозвался Августин и зернышко саамы перекочевало с ладони Хотоя в его ладонь.

— Но они охотятся за тобой, не зная, что ниточки их жизней в твоих руках, Августин. Я был свидетелем того, как Пантера — несчастное существо, разлученное со своим физическим телом — говорила с тобой. Ей удалось оставить с носом тех, кто наложил на ее уста Печать Молчания и сказать тебе то, что она тщетно пытается сообщить всему миру уже несколько лет.

— Но она не сказала мне ничего такого! — вздохнул Августин и в его мозгу пронеслись эпатирующие картины последнего свидания с Пантерой.

— "Такого" она, быть может, и не сказала. Но то, что нужно, ты, обаятельный белый барс, уже слышал. "Я тень, я свиристель, убитый влёт подложной синью, взятой в переплет окна".

— Да, я слышал. Это любил мой отец, — сказал Августин.

— В этом стихе есть всё, что нужно, чтобы уничтожить наших общих врагов и остановить наступление кошмарного рая "Виртуальной Инициативы".

Августин не понимал, чем таким не потрафила Хотою "Виртуальная Инициатива", но замечание насчет "уничтожения общих врагов" пришлось ему по душе.

"Ты положишь зернышко саамы под язык и закроешь глаза", — грохотал в ушах Августина голос Хотоя.

Перед его внутренним взором расплывались шустрые круги, сверкали крохотные звезды. Космос? Хаос? Ничто?

"Саама заставит твой мозг заиграть. Ты станешь первой скрипкой в оркестре Мироздания. Совершенная Пустота в обличье Господа Бога будет указывать тебе путь своей дирижерской палочкой", — нараспев говорил Хотой. Тело Августина становилось невесомым и прозрачным. Казалось, свет пронизывает его насквозь, не зная преград.

"Ты доверишься всему, что будет происходить вокруг тебя. Ты не будешь сопротивляться. Ты будешь принимать все, что увидишь. И ты запомнишь все", — Хотой убаюкивал Августина, чье распластанное на тростниковой циновке тело уже, казалось, не принадлежало ему. Оно лежало само по себе. Неодушевленный кусок мяса. Никому не нужный, чужой. Сидящий у изголовья Августина Хотой был ему хранителем.

"Ты попадешь туда, где сохраняется все, произошедшее во Вселенной", — вкрадчивый голос Хотоя звучал, как казалось Августину, в каждой клетке его мозга. Он был растворен в пространстве. Он был его единственным проводником в бестелесном мире саамы.

"Сейчас ты сделаешь мысленное усилие и пустишься на поиски. Тебе нельзя задерживаться. То место, где ты сейчас находишься, не должно стать для тебя просто музеем вечности, иначе тебе не найти выхода назад. Ты должен сказать всем, зачем ты пришел, иначе они не отпустят тебя назад. Скажи им, зачем ты пришел. Скажи им, что тебе нужен свиристель, убитый влёт. Скажи им, что ты хочешь понять", — шептал Хотой на якутском, но, как ни странно, Августин прекрасно понимал его. Керосиновая лампа освещала линогравюры с неведомыми пейзажами и невидимыми ландшафтами.

"Теперь смотри во все глаза и слушай во все уши. Саама поможет тебе понять смысл. Я не оставлю тебя. Я просто не буду мешать тебе…" — сказал Хотой и надолго замолчал, положив свою большую ладонь на лоб Августина.

7

Обгоревшие стволы сосен подпирали темнеющее небо. По ним еще перебегали язычки пламени, а внизу уже давно все было кончено. Все, что могло гореть, сгорело. Все, что могло расплавиться, расплавилось.

От обломков вертолета Ка-106 остался только закопченный каркас, бронированное днище и титановые пилотские кресла. Двигатели, вырванные взрывом еще в воздухе, валялись где-то очень далеко. В пилотских креслах покоились останки двух человек.

Первый сгорел почти полностью. От него остались разве что несколько костей и развалившийся череп. Второй оказался крепче.

В абсолютной пустоте вспыхивали и гасли далекие молнии. Не было ни мыслей, ни симулированных эмоций, ничего. Был только безучастный внутренний голос. И этот голос вел медленный отсчет.

"Семьдесят восемь процентов".

Спустя минуту: "Семьдесят девять процентов".

Из ядра регенерации, находившегося в наиболее защищенной зоне несущего каркаса — в центре груди, — глубоко под землю уходили несколько тонких щупальцев. Как корни ненасытного хищного растения, но только в сотни раз быстрее, они высасывали из почвы питательные вещества, не брезговали дождевыми червями и с жадностью набросились на задремавшего крота. В дело шло все, что могло быть использовано как строительный материал для новых тканей.

"Восемьдесят пять процентов."

На месте оторванной правой кисти неспешно вырастала новая. От сгоревшего лица с треском отвалилась черная корка. На ее месте проглянула свежая кожа, два комочка слизи сгустились в белки глаз, появились зрачки. Ровная поверхность новорожденной матовой кожи треснула, трещина углубилась и разошлась в стороны. Так зарождался новый рот.

"Девяносто пять процентов."

На лысом черепе заколосились волосы, вокруг ушных отверстий выросли привычные улитки ушей. Без них было нельзя. Без них страдало качество обработки акустической информации.

"Сто процентов. Аварийная регенерация завершена. Все основные системы функционируют нормально."

Щупальца ядра регенерации втянулись обратно. После этого появились мысли. Пьеро, — теперь он снова знал свое имя, — встал и пошевелил конечностями. Все в норме.

Конечно, это был не тот красавчик, который ворвался сегодня днем в квартиру Августина. Восстанавливать весь макияж было некогда.

Лицо Пьеро напоминало диковатую маску. На ней были только глаза (чтобы видеть в оптическом диапазоне), рот (чтобы говорить со своим шефом) и два отверстия химических анализаторов, которые некогда было приводить в соответствие с модельным римским носом. Одежды на Пьеро не было.

К шоссе Москва-Воронеж вышел человек, производящий впечатление обглоданного собаками трупа. У него были ступни и часть ножной мускулатуры, голый скелет грудной клетки, ладони и обнаженные сухожилия на руках. Лицом он походил на детище доктора Франкенштейна.

8

Августин оказался в реальном земном мире. Все было вполне обыкновенным и вполне подмосковным. Если не считать того, что своего тела Августин не видел. Но это не смутило его. Загадочный пароль пантеры — вот единственное, что интересовало его по-настоящему.

Какой-то человек с коротко подстриженной каштановой бородой и старомодными бакенбардами прохаживается возле автофургона. Вот он наклоняется и вынимает из радиаторной решетки машины насекомое. Это оса. Он аккуратно прячет осу в коробок и возвращается к себе в кабинет. Августин следует за ним, но человек с бакенбардами, похоже, не замечает его присутствия.

Вот пойманная оса лежит на ложе молекулярного анализатора. Тот, что с бакенбардами, споро управляется с клавиатурой хитрого прибора. Делает какие-то анализы. "Отлично", — говорит он сам себе. Затем он извлекает из-под крышки часов крохотный инфокристалл — заманчиво поблескивающий, притягивающий взгляд. Августин наблюдает за ним, паря над потолком.

Человек с бакенбардами знает о жизни ос все. Почетное место в его кабинете занимают "Общественные насекомые" Анри Фабра.

Но Августину недосуг. Он наблюдает за тем, как человек подцепляет на тончайшую иглу крохотную каплю полупрозрачной жидкости. Заворачивает кристалл в тончайшую полипропиленовую пленку, прикасается к пленке иглой и приклеивает сверток к брюшку осы.

Августин следует за ученым на улицу. Тот выпускает осу. Насекомое с бодрым жужжанием уносится прочь.

Августин, повинуясь скорее некоему внутреннему чувству, нежели доводам рассудка (который, напротив, советовал ему остаться подле человека с бакенбардами) следует за осой. Ему не сложно поспевать за ней. Препятствий не существует. Он почти всемогущ.

Оса все дальше и дальше удаляется от огромного розового здания, где живет человек с бакенбардами. Вот она минует некую невидимую черту. "Защитный купол", — неведомо откуда появляется объяснение в голове Августина. "Птицы разбиваются о него насмерть. Им не пролететь внутрь", — подсказывает Августину кто-то. Хотой?

И точно. Там, где оканчивается купол, Августин видит мертвую птицу. Это свиристель. Но он не может позволить себе разглядывать свиристеля. Он следует за осой.

Оса прилетает к своему гнезду. Крошечный сверток по-прежнему у нее на брюшке, но она, похоже, не тяготится своей ношей. Это гнездо можно видеть из комнаты человека с бакенбардами. Одни сестры осы трудятся в гнезде, которое висит среди ветвей векового дуба. Другие — с изумлением обнаруживает Августин — тащат крохотный кусочек птичьего крыла.

"Это свиристель. Он разбился о невидимый защитный купол. Осы съедят его. Они любят падаль", — понимает Августин.

Оса забирается в гнездо. Но Августин все еще видит ее. Гнездо стало прозрачным. Зрение Августина не подводит его — он видит все, что ему нужно. Оса залазит в свою ячейку.

Там тепло. Но главное — там крайне специфический химсостав воздуха. Именно на него настроен клей. Под воздействием воздуха в гнезде клей разлагается на несколько нейтральных компонент, теряет свои прежние свойства и крохотный сверток с инфокристаллом остается в одной из ячеек.

"Ты должен найти этот кристалл", — говорит ему человек с бакенбардами. Он машет рукой Августину из окна розового здания.

Августин смотрит на него, не отрываясь. Что-то знакомое в этих чертах. Если бы не борода… Отец никогда не носил бороды. Отец? Августина прошибает холодный пот.

"Августин, пора возвращаться, — снова просыпается в его ушах голос Хотоя. — Сейчас ты должен сказать себе "стоп". Твое время истекло. Ты уже узнал все, что нужно."

Буквы В, И, Н на крыше розового здания — последнее, что видит Августин.

Ветер из Леты уносит его в иные пространства, в иные времена. В другой материальный мир, в другое время. Куда-то, где уже ждет его Хотой.

9

Хотой сидел там, где и раньше, когда зернышко саамы растворилось под языком Августина. Свет керосиновой лампы. Гравюры. Тишина, которую нарушает лишь тихий плеск воды.

"Мы на водохранилище", — напоминает себе Августин.

— Сколько времени прошло? — спрашивает он, жмурясь от света. Ему кажется, что прошла целая вечность. Или половина вечности.

— Тебя не было тридцать восемь минут, — говорит Хотой, всматриваясь в его лицо.

Августин не видит часов. Их нет и на руке у Хотоя. Их нет на стенах. Откуда же Хотой знает, сколько времени прошло? Августин не спрашивает.

— Ты выяснил все, что тебе нужно. А теперь ты должен идти. Локи ждет тебя.

— Ты слышал, как Локи назначал мне встречу? — спросил Августин.

— Не я один, — Хотой улыбнулся и помог Августину подняться с циновки. — Тебя ищут.

Августин кивнул. Мол, это понятно.

— Тебя уже почти нашли.

Августин бросил на Хотоя затравленный взгляд. Он не привык быть дичью. Гончим псом быть куда лучше.

— Ты и есть гончий пес. Ты просто еще не понял этого, — поймал его невысказанные мысли Хотой и снял со спящего Томаса блестящий ошейник, на котором поблескивала пластина со скан-кодом.

Затем Хотой подошел к занавешенному плетеной из тростника шторой окну, за которым открывался вид на погружающееся в сумерки водохранилище. Выглянул наружу. Закрыл окно.

— Этот ошейник тебе придется оставить мне на память, — сказал Хотой.

10

Аватары Августина Деппа и его пса достигли центра рекурсионной терапии "Байкал" и вот уже больше часа бортовой компьютер "Змея" изображал сидящего на абстрактной табуретке Августина, рядом с которым лежал на абстрактном полу Томас.

Четверо операторов, как ангелы-хранители, прогуливались вокруг них и травили анекдоты. Делать было совершенно нечего.

Зато перуновцы, удрученные гибелью своего боевого товарища, анекдотов не травили и пребывали в крайнем сосредоточении. Каждый думал приблизительно об одном и том же — о кровавой бане, в которой можно будет смыть раскалывающее мозг напряжение.

Полковник Хованский разрешил им применять при задержании любые средства вооруженной борьбы и правильно сделал. Если бы он не разрешил открывать огонь, пришлось бы стрелять в нарушение устава.

Сорок профессиональных убийц сидели в десантном отделении и сосредоточенно чистили, перебирали, заряжали и перезаряжали оружие. Кровавый пес Августин Депп должен получить свое.

Наконец ласковый женский голос под потолком произнес долгожданное "Двухминутная готовность!"

11

Операции был назначен полковником Хованским приоритет "Ноль". Поэтому к боевому вылету было привлечено девяносто процентов личного состава перуновской полуроты.

Три десантно-транспортных Ми-40, прорезая светом галогеновых прожекторов вечерний сумрак, приводнились на поверхности водохранилища вокруг хотоевского свайного дома.

Поднявшимся от их винтов ветром опрокинуло несколько виндсерфов, подхватило и понесло на коряги зазевавшийся катамаран. Четвертый Ми-40 завис прямо над крышей дома, готовый в любой момент открыть огонь по улепетывающему Августину.

В виртуальной реальности операторов "Змея" с появлением вертолетов возникло всеобщее оживление. Пожаловал сам господин полковник Хованский. Ожидалось что-то интересное.

С зависшего над "Байкалом" вертолета упали два троса и по ним соскользнули вниз восемь теней. Они рассыпались по крыше, двое спрыгнули на крыльцо, двое стали под окнами.

Аватар полковника Хованского подошел к дверям. Когда спецназ вломится внутрь, телекамеры, закрепленные на их касках, передадут на "Змей" всю необходимую информацию и тогда полковник Хованский встретится лицом к лицу с сетевым лейтенантом Августином Деппом в виртуальной реальности, которая полностью подчиняется его, Хованского, воле. Вот смеху-то будет!

На счет "три" перуновцы высадили дверь (она была не заперта и радушно распахнулась перед ними) и оказались в большой комнате с циновками на полу.

Дополнительная информация пошла, аватары Августина и его пса мигнули и детализировались, но Хованскому было не до смеха.

В комнате сидел капитан Сергей Гаспаров, а рядом с ним на полу топтался упитанный барсук в ошейнике Томаса.