СЦЕНА ШЕСТАЯ
ОРЕХ (кричит). Ну что, получили, гаденыши! Уноси, уноси эту мокрицу, пока больше не разукрасили! (Бантику.) Да садись, не бойся. Больше они не сунутся.
А ты молодцом, даже не ожидал. Эй, чего такой? Что, твоя первая кровь? Тогда надо отметить.
Умница, сама догадалась.
ОФИЦИАНТКА. Пятый комплекс, специально для первой крови. Эта салфетка для рук, эта для ножа. (Уходит.)
ОРЕХ (вслед ей). У ты, какая!
БАНТИК (смотрит на нож). Даже никакого сопротивления не почувствовал, как в спелое яблоко.
ОРЕХ. А когда раньше из автомата стрелял?
БАНТИК. Я всегда мимо целил.
ОРЕХ. Ну ты и гусь! Хотя ножом пустить кровь, это да, не то, что из автомата.
СЕРЖАНТ. Ты Антипа порезал?
ОРЕХ. Ну ты что, командир? У парня первая кровь, посмотри, на нем лица нет, как испереживался.
БАНТИК. Он живой, ничего с ним? С Антипом?
ОРЕХ (Сержанту). Видишь? (Бантику.) Да жив будет твой Антип, на нем все, как на собаке.
СЕРЖАНТ. Неужели первая?
ОРЕХ. А что, не видно? Так не притворяются.
СЕРЖАНТ. Хорошо, если первая, тогда никакого протокола. (В сторону кулис посетителям ресторана.) Я сказал, никакого протокола!
ОФИЦИАНТКА. Восьмой комплекс, специально для покладистых ментов.
СЕРЖАНТ. Добро. (Выпивает и закусывает. Посетителям.) Да разойдитесь вы! (Ореху и Бантику.) Хорошо, гуляйте. Только на сегодня все, без второй крови и без третьей.
ОРЕХ. Обижаешь, командир.
Ну вот видишь, даже мент понимает.
КСАНА. Это вы поножовщину устроили?
ОРЕХ. Ну да. Видишь, с его ножа моя кровь стекает. Срочно нужна девчонка меня пожалеть. Ты тоже годишься. Я жду. Жалей меня бедненького.
КСАНА. Ты невыносим. И это мурло я когда-то любила.
ОРЕХ. Что значит, когда-то?
КСАНА. Мне кое-что надо тебе сказать.
ОРЕХ. Что между нами все кончено? Ну что за бабы всегда такие бездарные, даже ничего интересней придумать не могут. Причину, причину давай.
КСАНА. Боюсь, ты не поймешь.
ОРЕХ. А ты попробуй.
КСАНА. Все виновата эта чертова свеча, что я каждый день ношу для Влада. Душа наполняется какими-то неведомыми прекрасными звуками.
ОРЕХ. Что наполняется? (Бантику.) Ты слышал?
КСАНА. Хочется какой-то гармонии, а не ваших криков и грубостей.
ОРЕХ. Ты что, спятила? В покойника влюбилась?
КСАНА. Выходит, так
ОРЕХ. Ну вы посмотрите на нее! Я этому Наводчику шею сверну.
НАВОДЧИК. Это мне-то? А что, давно пора.
ОРЕХ. Что ты с моей подругой сделал? Она на самом деле влюбилась в нашего супера-пупера Влада.
НАВОДЧИК. Как, уже? И сильно?
КСАНА. Эти двадцать восемь шагов, которые я каждый день прохожу там, они все во мне переворачивают.
БАНТИК. Как вжился человек в образ!
НАВОДЧИК. А живой не разочаровал?
КСАНА. Его жизнь еще сильней, чем нас измочалила.
ОРЕХ. Эй, я чего-то не догоняю. Живой?
НАВОДЧИК. Два часа назад он явился живой и невредимый. И за пятнадцать минут успел еще и нашу неприступную Ксану околдовать.
ОРЕХ. Хорош смеяться.
КСАНА. Я сама отвела его в укромное место.
ОРЕХ. И что, уже?
КСАНА. У тебя только одно на уме.
БАНТИК. Зато самое главное.
ОРЕХ (дает ему подзатыльник). Молчи. (Ксане.) На Влада я тебе своего разрешения не даю. На любого дам, только не на него.
НАВОДЧИК. Ты сам хоть понимаешь, что лепишь? Он Владу поперек дороги стать хочет. Он тебя еще свечку в спальне заставит держать.
ОРЕХ. Не бывать этому! (Ксане.) Ты про эту причину говорила?
НАВОДЧИК. Обождите вы горячиться. Что-то мне Влад в качестве пылкого влюбленного не очень смотрится. Ему сейчас явно не до того.
КСАНА. Я пять лет ждала, подожду еще. Жаль что тогда, десять лет назад с ним были знакомы все кроме меня.
ОРЕХ. Он мне тогда жить не давал, что, и сейчас не будет давать?!
НАВОДЧИК. По-моему, это ты всегда на него нападал, а не он на тебя.
ОРЕХ. Но бил-то не я его, а он меня.
НАВОДЧИК. Против такого аргумента трудно возразить.
ВЛАД. Что, уже?
ИГРОК. Еще есть время.
ВЛАД. Я еще ничего не выяснил.
ИГРОК. Это твои проблемы.
ВЛАД. Мы же договорились, если они сами откажутся...
ИГРОК. Да, договорились.
ВЛАД. Я их теперь самый главный герой.
ИГРОК. Я в курсе. Сыграем? (Высыпает на столик игральные кости.)
ВЛАД. Нет.
ИГРОК. А зря. Ты ведь знаешь, я иногда люблю терять контроль над ситуацией.
ВЛАД. Зато я не люблю его терять.
ИГРОК. Ты уже отыграл и себя и еще сорок человек. Не хочешь еще пару сотен отыграть?
ВЛАД. Я попытаюсь по-другому.
ИГРОК. Исправить человеческую природу невозможно, я тебе тысячу раз говорил.
ВЛАД. Я попытаюсь.
ИГРОК. Ну, как знаешь.
ГЛАША. Вот вы где, Владислав. А я бы вас лучше могла устроить.
ВЛАД. Чего тебе?
ГЛАША. С вами ваша мама хочет поговорить.
ВЛАД. Хорошо, передай ей, я вечером зайду.
ГЛАША. Она сейчас требует.
ВЛАД. Сейчас? Хорошо, пусть будет сейчас.
ГЛАША. Только не домой.
ВЛАД. А куда?
ГЛАША. К тем развалинам, куда я вас водила.
ВЛАД. Это еще с какой стати?
ГЛАША. Не знаю, так она сказала. Я передам, что вы уже идете, хорошо?
ВЛАД. Хорошо.
Твои штучки?
ИГРОК. Я тут не при чем.
ВЛАД. А если я им все скажу?
ИГРОК. Скажи, почему нет.
ВЛАД. Думаешь, не поверят?
ИГРОК. Возможно, ты их знаешь лучше, чем я. Одного понять не могу: почему вы все так держитесь за свой город. Что мешает вам встать и уйти из него?
ВЛАД. Я сам часто думаю об этом. Очень многие, кто уезжал, потом снова возвращаются сюда. Говорят, там для них слишком пресная жизнь. Но мне кажется, все дело в оптическом прицеле.
ИГРОК. В оптическом прицеле? Что-то новенькое.
ВЛАД. Я имею в виду, что у нас здесь чужие глаза всегда как наведенный на тебя оптический прицел. Если ты кому-то прямо посмотрел в глаза, значит, ты ему бросил вызов и жди самого жесткого ответа. Если ни на кого не поднимать глаз, то можно жить в полной безопасности. Но такого никогда не бывает. Рано или поздно самый затурканный человек решается проверить себя и окружающих. Но делает это совершенно по своей воле. Что-то древнее первобытное входит в нашу дверь, перед чем отступают все библейские заповеди, любые законы человеческого сожительства. Это и наполняет нас таким ощущением жизни, какое не может дать ничто другое. В детстве я никак не мог понять, когда читал, что львы и тигры стараются обойти человека стороной. Думал что это натяжка, что быть такого не может, пока позже не прочитал, что все звери чувствуют исходящую от любого человека энергию убийства. Лучше не скажешь.
ИГРОК. Какой ты впечатлительный, однако.
ВЛАД. А если я откажусь?
ИГРОК. Ты же знаешь, что будет.
ВЛАД. Ты не посмеешь этого сделать. Над тобой тоже есть кто-то. Дай мне больше времени. Я знаю, им самим от этого радости мало. Какой-то выход должен быть.
ИГРОК. Сколько?
ВЛАД. Год.
ИГРОК. Ого! Год терзаний и ожидания неизбежного?
ВЛАД. Пусть будет так.
ИГРОК. А возьму и соглашусь. Почему нет? Ты просто не представляешь, на что себя обрекаешь. (Встает и направляется к выходу.) Ты сам сказал: один год. (Уходит.)
МЭР. Тамара Сергеевна, мы договорились?
МАТЬ. Я забыла, как будет называться его новая должность?
МЭР. Вице-мэр по делам молодежи и правопорядка.
МАТЬ. А это точно вторая должность в нашем городе?
МЭР. По самому максимуму.
МАТЬ. Но вы понимаете, что это все равно уступка с моей стороны. А почему бы вам не отдать ему первую городскую должность?
МЭР. Я бы с удовольствием. Но, понимаете, должность мэра на три четверти состоит из всякого рода публичных выступлений: на торжественных заседаниях, презентациях, юбилеях. Ну вы можете представить своего сына говорящего похвальное слово на похоронах какого-нибудь известного мошенника и жулика?
МАЙОР. Чтобы черное выдавал за белое.
СЕРЖАНТ. Клеймил позором всех хулиганов.
МАТЬ. Разумеется, нет.
МЭР. Ну, вот видите.
МАТЬ. Хорошо.
(Глаше.) А ты что скажешь?
ГЛАША. Вы думаете, он согласится?
МАТЬ. Я не про это.
ГЛАША. Не знаю, я не очень разбираюсь в этих должностях.
НАВОДЧИК. Тамара Сергеевна, мы здесь от имени и по поручению, ну, скажем так, неформальных организаций города.
МАТЬ. Проще сказать, бандитов.
НАВОДЧИК. Ну зачем же так? Бандиты это кто занимается беспределом, мы же просто параллельная городская администрация. К нам приходят те, кто не может добиться помощи и поддержки от официальных чинов, кто хочет для себя чуть более яркой и денежной жизни.
ОРЕХ. О, расписал!
БАНТИК. Умеет.
МАТЬ (на Ксану). А это кто?
НАВОДЧИК. Последние пять лет она для всего нашего города романтическая возлюбленная вашего сына.
МАТЬ. Слышала, слышала. (Ксане). А ну-ка повернись!
Недурна. Что она хочет?
НАВОДЧИК. Вашего благословения.
КСАНА. Перестань! Я его совсем не интересую.
НАВОДЧИК. Вашего благословения!
МАТЬ. Влад ее видел уже?
НАВОДЧИК. Мельком.
МАТЬ. И что?
НАВОДЧИК. Он еще не понимает, что только женитьба спасет его от нескольких сотен озверевших поклонниц.
МАТЬ. Это разумно. Только одно условие. Мне нужны внуки.
НАВОДЧИК. Будут, обязательно будут.
МАТЬ. Вот когда будут, тогда и получит благословение.
КСАНА. Я вам что, крольчиха?
НАВОДЧИК (Ореху). Уйми ее.
(Матери.) Ну так как?
МАТЬ. Что?
НАВОДЧИК. Он должен заниматься тем, что получается у него лучше всего.
МАТЬ. Опять драться в подворотнях?
НАВОДЧИК. Если он подастся в вице-мэры, здесь такое начнется... Лучше если он будет с нами.
МАТЬ. Я подумаю.
(Глаше.) Что скажешь?
ГЛАША. Он уже был с ними, особой радости это ему не принесло.
МАТЬ. У него ум, как у десятилетнего. Мать не подскажет – ничего не будет.
А вот и сам пожаловал. Опаздываешь.
ВЛАД. Ты меня звала?
МАТЬ. Да. Родную мать заставляешь быть твоим посредником.
ВЛАД. Я тебя ни о чем не просил.
МАТЬ. Спрашивать тебя о твоих собственных желаниях, только время терять. Десять лет где-то прохлаждался, зато сейчас будешь загружен по полной программе. В сутках для тебя теперь тридцать шесть часов. Восемь будешь спать, восемь работать вице-мэром, восемь усмирять своих подельников и восемь посвящать жене и матери.
ВЛАД. Ты и жену мне нашла?
МАТЬ. А то как же!
ВЛАД (на Глашу). Это она?
МАТЬ. Нет, она для тебя слишком хороша.
ГЛАША. Да не слишком я хороша.
МАТЬ. Не спорь, мне лучше знать. Будешь его второй женой, когда он разведется с первой.
ВЛАД. А кто первая?
МАТЬ. Тебе какая разница. На свадьбе и узнаешь.