Последний день Славена. Том первый

Глава седьмая

Выезжали, совсем не отдохнув, ещё до того, как вернулась в крепость посланная в преследование варягов-русов сотня конных дружинников. Воевода Военег дал в сопровождение десяток конных стрельцов и десяток дружинников, строго-настрого приказав им, в случае опасности, перекрыть дорогу, самим костьми, как рогатками, поперёк дороги лечь, но княжескому отряду дать оторваться.

– Всё ж ты, княже, осторожен будь, – настаивал, провожая, воевода Гостомысла, и дёргал себя за короткую седую бороду, стриженную кругом, нервничал. Понимал, случись что с княжичем, спрос с него будет. – Ночь дюже темна, стрельцы издали стрелять не могут… Не нравится мне их настойчивость.

– А кому такое понравится… – хмыкнул Гостомысл.

– Что эт вдруг варяги так тебя невзлюбили? Под самый Славен залезть готовы…

– Не я им нужен, а мой пленник, – сказал княжич, не вдаваясь в подробные объяснения.

– Тогда, тем более… Осторожнее будь… Кто он такой?

– Назвался Вильчаном. Держит себя, как человек знатный. Узнаем…

– Если что, пленному копьё к груди, и приколоть слегка… Тогда отстанут, коли нужен… Ну, Перун над вами, он всех видит…

– Он видит и варягов, а они его не меньше нашего уважают, – отговорился Гостомысл, довольный, что воевода не стал дальше про пленника расспрашивать. – Они тоже ему дары приносят, просят, чтобы пленника нашего освобидил. А за кого Перун сегодня будет, только ему самому и известно. Не нам решать. Ладно, двинем мы…

Ночная напряженная скачка началась от самых крепостных ворот. Толком не отдохнувшие с прошлого перегона, кони воев сопровождения хрипели, но всё же шли ходким ровным галопом, не срываясь в рваный аллюр, обычно заставляющий всадников пригибаться к гриве и приподниматься на стременах. Гостомысл своего коня даже придерживал, чтобы скакать рядом с молодой женой, не умеющий тягаться в скачке на ночном зимнем ветру с опытными воями. Княжеские кони были свежими, в отличие от коней воев, и могли бы себе позволить быстрый бег. Требовалась только воля всадников. В данном случае, воля княжны Прилюды. Но она не была приучена к быстрой скачке, и потому движение задерживала. И ещё лошадь пленника желемую скорость снижала. Впрочем, виноват в этом был не столько сам пленник, сколько только его лошадь. Ему специально, по подсказке сотника Бобрыни, дали такую, чтобы не смог ускакать от охраны. И, кажется, в усердстве перестарались. Лошадь Войномира постоянно норовила отстать. Хорошо хоть, не хромала.

Передохнуть остановились только у ворот следующей маленькой крепостицы, выставленной уже совсем рядом с городом. Здесь вся дружина состоит из десятка стрельцов и десятка лёгких конных воев, которые не столько для сечи предназначены, сколько для быстрого оповещения города о приближении опасности. Крепостица на возвышенности, горка по зимнему обычаю водой полита так, чтобы по льду к стенам не подобраться. Дорога сначала под крепостной горкой кольцом проходит, чтобы все проезжающие под стрелами оказались, и только потом к воротам круто сворачивает. И маленький гарнизон вполне в состоянии не слишком длительную осаду на крепкие ворота выдержать.

– Всё… Дальше можно будет уже спокойно ехать, и носы на ветру не морозить… – решил Гостомысл, и распорядился охране, выделенной воеводой Военегом, отправляться восвояси.

Конники сразу развернули лошадей, чтобы без отдыха успеть добраться до Лосиного брода в темноте. В светлое время, когда рядом с крепостью варяги появились, проезжать таким малым числом рискованно.

– Долго ль нам до дома ещё? – спросила Прилюда, потирая вышитыми бисером меховыми рукавичками докрасна прохваченное ночными морозцем и ветром лицо.

– Щёчки не расцарапай, – засмеялся Гостомысл. – Дадим вот лошадям отдохнуть, и через час будем дома. Даже не торопясь, в час уложимся…

– Я уж скакала когда, думала, как в седле бы не уснуть, – улыбнулась молодая жена. – А то свалюсь лошадям под ноги, вот смеху для мужчин…

– Скоро отдохнёшь… Русалко, что там?

Вопрос, произнесённый совсем другим тоном, был обращён к молодому сотнику стрельцов, командующему в маленькой крепостице. Русалко всматривался с крепостных полатей[81], установленных над воротами вместо башни, во что-то происходящее по ту сторону стен.

– Ой-ё… Твоя охрана, княже, никак назад скачет… Да-да… Они это, они… И за ними кто-то… Прямо под нами, по кругу… Похоже, варяги… Закрыть ворота? А то ведь, чего доброго, на плечах влетят…

– Стрелами отсечь… – дал команду Гостомысл, ещё не видя ситуации, но очень не желая закрыть ворота пред своими же верными воями, и оставить их без подмоги и надежды на спасение. А они, если их преследуют, именно за спасением сюда и должны скакать, и потому на княжича своего надеются.

Русалко давал команды дружинникам.

– Спрячь княжну, пленника не забудь под запор сунуть, – распорядился Гостомысл уже сотнику Бобрыне, осмотрелся, и сам полез по поперечинам, набитым на простое бревно, на полати к сотнику Русалко.

– Я с тобой останусь… – громко и требовательно попросилась вдруг Прилюда, но Гостомысл даже не обернулся, потому что своё распоряжение он уже отдал, а рука Бобрыни аккуратно, но сильно взяла княжну под локоть.

Десяток крепостных стрельцов тем временем взбирался на полати у стен, позицию у по-прежнему распахнутых ворот, ощетинившись копьями, заняли и крепостные конные дружинники, и дружинники сопровождения княжича, так значительно усилившие гарнизон.

Уже громко застучали по защитным щиткам тетивы луков стрельцов. Первые пробные стрелы просвистели, измеряя ветер и отыскивая неверную, едва угадываемую в темноте цель.

– В своих не попадите… – прикрикнул Русалко.

– Как только наши ворвутся, закрывайте ворота! – сверху, только забравшись на полати, дал команду княжич.

И лишь после этого посмотрел за стену. Большой отряд варягов вытянулся по узкой дороге. Не меньше сотни, сразу определил княжич. Дистанция между преследователями и преследуемыми была очень коротка. Опасно коротка… Но даже в безлунной ночи чёрные силуэты на белом снегу рассмотреть было можно.

– Чуть-чуть бы им прибавить… – сочувственно сказал Русалко, и ударил металлической рукавицей по ограде. – Оторваться бы ещё шагов на десяток… Мы бы тогда ворота затворить успели. А так – опасно…

– Не могут добавить, кони усталые, – посетовал Гостомысл. – Стрельцы… Командуй…

Русалко бросился к другому концу полати, чтобы стрельцы, скопившиеся там, по другую сторону ворот, могли его услышать.

– Дайте им на прямую линию выйти, и стреляйте прямо за спину. Отсекайте стрелами передних, чтоб оторвались…

До выхода на прямую линию осталось совсем недолго. Цепочка конников приближалась к крутому повороту дороги, и собиралась миновать его, не снижая скорости.

– В сугроб бы не залетели… – сказал Гостомысл.

– Не должны, у них кони кованы…

Минуту наблюдали молча. Сотник пытался подсчитать количество преследователей.

– Многовато их… Трудно будет с открытыми воротами-то отбиться…

– Отобьёмся! – твёрдо сказал Гостомысл.

Сотник Русалко обернулся к середине крепостицы, махнул кому-то рукой, и крикнул:

– Зажигай!

Эта команда прозвучала для дружинника, занявшего позицию на устроенной в центре крепостицы вышке, где всегда был приготовлен сигнальный костёр из сухих дров, обложенных легкой в огне сухой берестой. Следующая, последняя перед городом крепостица, такая же маленькая, сигнал обязательно увидит и повторит. А оттуда уже и городские стены будут оповещены. И помощь выступит немедля.

Гостомысл на вышку не обернулся, наблюдая за дорогой и драматической погоней. На полати к ним поднялся воевода Бобрыня. Быстро оценил ситуацию, и показал, что такое опыт воя.

– Брёвна есть? – спросил сразу.

– Под стеной… – Русалко понял подсказку без слов. – Эй, подавайте снизу брёвна… Быстрее, с верху берите…

В работу включились немедля и дружинники внизу, и сам княжич, и оба сотника наверху, и стрельцы на вторых полатях. Снизу, бегом поднося необхватную тяжесть, подали пять тяжёлых брёвен, ещё люди поднялись, чтобы помочь, и водрузили обструганные стволы поверх ворот так, чтобы концы выходили на привратные полати.

– Верёвок давайте поболе… Крепкие чтоб… – громко скомандовал молодой сотник.

– Зачем верёвки? – не прерывая работы, поинтересовался старый сотник Бобрыня.

– Брёвна свяжем, сверху сбросим не по одному, а сразу… Как стена будет… Заместо ворот… Вымеряй длину, княжич…

– Дело, – согласился старый сотник.

А Гостомысл концом спущенной верёвки стал мерить расстояние, чтобы перекрыть путь конникам. Последнее бревно уже было поднято, и, как только подали дополнительные верёвки, сотники вместе с Гостомыслом стали связывать брёвна промеж собой так, чтобы между ними могло, при необходимости, ещё одно бревно поместиться. Это, как все поняли без слов, бойницы для стрельцов и копейников. Работали быстро, торопились, и бросали время от времени взгляды за стену. Стрельцы уже свою работу делали, и там, на дороге, падал с лошади то один из преследователей, то другой. Однако, ночь и неровность движения коней, их скорость в передвижении мешали всем выстрелам быть предельно точными. Но работа продолжалась. Необходимо было успеть до подхода противника.

Гостомысл впопыхах уронил рукавицу, которая, слышно было по вскрику, кого-то внизу своей металлической тяжестью ударила.

– Осторожней, там… – крикнул княжич. – Не стой внизу, неравён час, бревно свалится… Как брёвна сбрасывать будем? – спросил Бобрыню.

– Ломаем ограду… И лесину у ворот…

Верхние концы верёвок крепко-накрепко привязали к бревну венца надворотной стены. Несколькими ударами выбили крепления ограды полатей и крайнюю, к стене прилегающую широкую лесину. Измерили, и вторую лесину выбили. Посмотрели, как справились со своей задачей дружинники на вторых полатях, по другую сторону ворот. Там тоже всё закончилось. Теперь сооружение было готово к использованию. Вся сложность состояла в том, что ворота, как все крепостные ворота, открывались наружу – Такие сложнее тараном проломить. А брёвна можно было сбросить только изнутри, перекрыв проход импровизированной связанной стеной. Всадникам проскакать под брёвнами невозможно. Пешие, пригнувшись, смогут пройти хоть наружу, хоть внутрь. Спешиться варягам не долго. Они одинаково хорошо воюют и в конном, и в пешем строю. Но выиграть время задумка Бобрыни и Русалко возможность даст. Кроме того, конники с разгону могли бы ворваться внутрь и натворить немало бед. Пешим так быстро ворваться невозможно. Ворота не широки. И сколько варяги в них выставят воев, столько же выставят и защитники.

Теперь осталось только ждать… Но ждать всем оставалось недолго, потому что стали слышны даже крики погони…

Варяги-русы тоже гнали коней во всю прыть, но и они, похоже, отправившись в преследование, не отдыхали этой ночью, следовательно, их кони не менее измучены, чем кони беглецов. И потому сократить дистанцию никак не удавалось. Но варяги, должно быть, были уверены, что перед таким численно превосходящим противником ворота крепости будут загодя закрыты, и остановившимся перед ними двум десяткам дружинников никуда уже не деться от варяжских мечей. И потому не отставали. Но то один из наиболее резвых, то другой вылетал из седла. Стрельцы в крепости свою работу знали, и выполняли её точно. Дважды стрелы роняли лошадей, и это вызывали гораздо большую задержку, чем падение всадника. Стрела сложного славянского лука легко убивала и лошадь и ведмедя, а всадника была способна прошить навылет вместе с доспехами. И стрельцы продолжали обстрел.

– В лошадей стреляйте, в лошадей… – криком подсказал Бобрыня, но к этому времени стрельцы и сами, должно быть, уже поняли ситуацию, потому что одновременно с криком сотника узкую дорогу перегородили сразу три упавшие лошади, что вызвало небольшую свалку, дистанцию чуть-чуть увеличило, хотя в целом и не остановило поток воинов.

– Готовимся! – подал команду Гостомысл. – Вместе! Готовимся…

Два сотника и княжич бросились к брёвнам, уложенным на краю полатей в неустойчивом равновесии. И одновременно тянули шеи, приподнимая головы над частоколом, пытались всмотреться в дорогу. Но им ничего не было видно. Хорошо хоть, на соседних полатях людей собралось больше, и там нашёлся человек, который самостоятельно принял команду на себя, и громко объявил об этом. Уже застучали по бревенчатому настилу перед воротами крепости копыта передовых коней, уже встали несколько наиболее рисковых дружинников внизу, вплотную к месту, куда должны упасть брёвна, и готовы были потянуть на себя верёвки, закреплённые за створки ворот… Уже последние конные дружинники пересекали спасительную заветную черту, уже и варяги готовились перескочить ту же черту, и оказаться в крепостице, когда раздалось громкое и решительное:

– Да-авай!

Эта команда чуть-чуть запоздала, но дружинник боялся своих задеть, и потому переждал момент. С десяток преследователей всё же проскочило в крепость, где их тут же встретили стрелами и копьями, сразу свалив на землю. Варяги всё же успели тоже ответить несколькими ударами, но их оказалось слишком мало. А весь остальной поток чужих воинов, только что казавшийся грозной таранной силой, которую невозможно ничем остановить, был резко пресечён мощнейшим ударом стены из пяти тяжеленных связанных друг с другом брёвен. Эти брёвна повалили и всадников, и лошадей, ломая кости и круша густую и стремительную человеческую реку. Варяги с трудом, потому что подпирали задние, всё же отхлынули под ударами копий и потоком стрел, что пролетали между брёвен. Но ворота закрыть теперь уже оказалось невозможным. Брёвна свалили и убили сразу четырёх лошадей, и лошади, и смятые воины закрыли створкам возможность повернуться на петлях. А копейная атака из новых и таких непривычных сначала бойниц, и несколько десятков стрел, выпущенных между бревнами ворвавшимися в крепость спасёнцами из Лосиного брода, успевшими развернуться и вступить в схватку, свалили ещё добрый десяток варягов. И, в итоге, перед воротами образовалась куча тел из мёртвых и раненых людей и лошадей. Разобрать такую кучу в спокойной-то обстановке не просто, а в условиях боя вообще невозможно.

– Ещё брёвна тащите! – крикнул Гостомысл, сообразив, что варяги вот-вот опомнятся, спешатся, и смогут проникнуть в крепость, перебравшись через тела погибших товарищей, и поднырнув под висячую стену. И такую сильную реку будет трудно остановить стрелами и копьями, потому что они смогут ещё передвигаться достаточно быстро. Передние своими телами закроют задних, и пока стрелец натянет тетиву, дистанция сократится до расстояния мечного или копейного удара. Конечно, и напор можно сдержать встречным равным напором, но ни к чему лишние жертвы, когда можно всё сделать легче.

Несколько воинов бросилось выполнять команду княжича. От противоположной стены крепостицы подтащили новые брёвна, приготовленные для каких-то внутренних работ. Первые два бревна были успешно устроены под висячей стеной, но когда несли третье бревно, из-за ворот вылетело несколько стрел – некоторые варяги были вооружены такими же луками, как и словене, и умели ими пользоваться не хуже. Но место погибших тут же заняли новые дружинники, так же торопящиеся, знающие, что иначе всем им может грозить гибель. Четвёртое бревно было выставлено нормально – помогли стрельцы сверху и снизу, усилившие обстрел. При переноске пятого ещё трое погибло. Но теперь прорваться в крепостицу с ходу и быстро стало невозможно.

Гостомысл с сотниками уже спустился на тесную привратную площадь, освобождая верхнее место дружинникам, готовым сбрасывать с полатей через стены большущие заранее приготовленные камни. С других полатей такие камни уже летели в варягов. А княжич с сотниками Бобрыней и Русалко, вооружённые мечами, заняли место в первых рядах осаждённых, и не пускали врагов в крепость. Сражение началось уже в полном объёме, какими бывают серьёзные, вошедшие в историю сражения, и красные отблески большого сигнального костра на вышке создавали впечатление битвы за крупный осаждённый город, в котором уже начался обязательный в таких случаях пожар. Ярость и отвага одних встречалась с такой же яростью и отвагой противника, умение владеть мечом или копьём сталкивались с точно таким же умением. Никто не хотел отступать, нанося один за другим удары. Грохотало железо, рассыпались разбитые щиты, с глухим лязганьем гнулись и рвались под ударами доспехи. Люди рычали и кричали, противника пугая и себя доводя до полного неистовства смертельного боя. И никто, ни с той, ни с другой стороны, не задумывался над тем, малое сражение идёт или большое, никто не сомневался в том, что именно его отвага и именно его удар может решить исход боя. Каждый отдавал себя рати полностью и без остатка, подспудно сознавая, что остаток и умение себя щадить могут им больше и не понадобиться…

Варяги торопились, стремясь прорваться внутрь, понимая, что потом это уже будет невозможно, но здесь уже их силы равнялись силам осаждённых, потому что у ворот каждая из сторон могла выставить одновременно только одинаковое количество воев. Более того, осаждённые даже преимущество имели, потому что их стрельцы могли вести обстрел сверху, из-за укрытия, в то время, как варягов укрывали только их собственные большие круглые щиты, которые, как известно, от стрелы, практически, не спасают. Стрела не просто пробивает щит, она пробивает его насквозь, и только незначительно теряет силу. Тем не менее, воина за щитом тоже бьет, и, если не убивает, то хотя бы выводит из строя.

Но такое равновесие сил продолжалось не долго. Тот, кто варягами-русами командовал, вероятно, воинский опыт получал не у бивуачного огня из рассказов бывалых ратников, и сообразил, что сигнальный костёр просто так не зажигают, и в крепость вот-вот подоспеет подмога. Взять крепостицу с ходу не удалось. Значит, не удастся вовсе. Команда прозвучала из задних рядов, и передалась по вытянутому колонной строю. Варяги успели вытащить из-под ворот своих раненых, крепостные стрельцы им в этом даже не мешали, потому что помощь раненым и у тех и у других считалась делом святым, и тут же отступили, провожаемые радостными криками от стен.

При той ширине дороги, что не давала никакой возможности развернуть строй в цепь или лаву, осаждённым, несмотря на численное меньшинство, можно было бы и вылазку сделать, чтобы ударить противника в спину. Но на дороге, когда сражающиеся стороны увязнут в сече, часть варягов имела бы возможность спешиться, и пешком, через не слишком глубокие сугробы, зайти во фланги и в тыл. Гостомысл, прикинув варианты, решил не рисковать.

– Очистить ворота! – прозвучала его команда.

Кто-то из дружинников крепостицы принёс княжичу его оброненную сверху металлическую рукавицу. Гостомысл поблагодарил кивком, посмотрел на руку, она оказалась вся в крови – ободрал бревном. Но на такую незначительную рану княжич внимания не обратил, натянул рукавицу и вышел за ворота.

Варяги отступали так спешно, что отступление было похоже на бегство.

– Им разведка сообщила – нам помощь идёт… – прочитал ситуацию сотник Русалко. – Иначе они бы обязательно попытались поджечь нас… А не успели…

– Не слишком ли далеко Войномир руки протягивает… – высказал свою оценку событий Бобрыня. – Не иначе, на Славен метит. Не рано ли ему?..

Гостомысл промолчал, и вспомнил слова волхва Вандала, который советовал ему очень торопиться, чтобы вовремя вернуться, и услышать «заветное слово» отца. Может быть, варяги-русы тоже знают, что он должен будет услышать это «заветное слово»? И именно потому стараются ему помешать? Может быть, не только освобождение своего князя они ставят во главу преследования? Тогда, тем более, следует торопиться…

Где же подмога?..

В самом стольном граде Славене, куда гонец доставил берестяное письмо с резаным руническим сообщением[82], знали о предстоящем приезде Гостомысла, и знали об опасности, которой княжич подвергается в пути. Костёр на сигнальной вышке был замечен вовремя и воспринят правильно. Помощь прибыла в самом деле необычайно скоро, но удивляться этому не приходилось, потому что младший брат княжич Вадимир, после предупреждения отца, держал «под седлом» готовую к выступлению дружину на быстроногих конях. Вадимир сам и прибыл к приграничной крепостице во главе её, чтобы выручить застрявшего в осаде старшего брата.

Время терять Гостомысл не захотел. Сменили в крепостице дружину, оставив новым воям возможность со свежими силами привести ворота в порядок, и, вместе со старой дружиной, быстрым ходом направились к Славену.

Проведя там только короткий остаток ночи, Гостомысл поднялся с первым светом, пробившимся сквозь стекло. В крепости Карела и в самой Бьярме вставали позже. Там лучам света предстояло пробиться сквозь мутные, туго натянутые бычьи пузыри, которые свет всегда пропускали хуже, и людей спозаранку не будили. На удивление княжича, Прилюда поднялась ещё раньше, зная, как много дел предстоит сделать до отъезда мужа. А Вадимир вообще, как оказалось, в эту ночь не стал ложиться, взвалив на себя заботу о снаряжении дружины старшего брата. И хорошо вооружённая сотня стояла, готовая выступить вместе с Гостомыслом в дальний поход. Ещё одна сотня, стрелецкая, во главе всё с тем же Русалко, почти ровесником и другом детских лет Вадимира, приторачивала к сёдлам походные тулы[83] и длинные налучья. Вои, сопровождавшие княжича из ставки отца, получили особую задачу – охранять пленника. Силы для сопровождения посольства были выделены большие, но это было необходимостью, поскольку ехать предстояло через чужие земли, и кое-где предстояло, возможно, пробиваться с боем. Гостомысл уже несколько раз путешествовал по этому пути с дружиной, и знал, что ему предстоит.

В итоге княжичу осталось только семейные дела уладить – познакомить Прилюду с детьми от покойной первой жены; потом поручить её заботам властолюбивой красавицы Велиборы, молодой жены брата Вадимира, дочери освобожденной хозарской рабыни. Велибора собиралась вскоре произвести на свет, как предсказали волхвы, прекрасную дочь; потом еще было необходимо передать самому брату тщательные наставления Буривоя. Велибора давно освоилась в княжеском тереме, и взяла на себя заботы обо всём хозяйстве, что после смерти жены Буривоя осталось без пригляда.

И только после всего этого можно было садиться на коня…

– Не много ли ты мне охраны даёшь? Чать, самому понадобиться может… – осмотрев своё сопровождение, все же засомневался, и сказал Гостомысл брату. – Я с помощью к Годославу ездил, всего четыре сотни брал, а тут с посольством…

– Ляхам всё одно, что войско, что посольство… – сказал Вадимир. – Тебе через их земли тоже ехать, и дружинники, и стрельцы там сгодятся… А я здесь справлюсь… В Русе пока тишина. Русы зимой выступать не любят…

Гостомысл и сам хорошо знал, что самый трудный, хотя и небольшой, участок его дороги лежит через земли ляхов, ливов и пруссов. Там, даже если с одним князем ладишь, другой на его землю войдёт, чтобы пленников захватить. И не знаешь, к кому можешь в руки попасть, не знаешь, на кого следует лук поднимать, а кому протягивать руку для рукопожатия. Без войска через земли ляшские ходить более рискованно, чем через земли варягов-русов. Да и не со всякими ливами договориться можно. С приграничными, вроде бы, давно мирные отношения, торговля, и даже помощь друг другу, а чуть в глубину ливских болот уйдёшь, из каждой чащи дикая ватажка лихих людей выскочить может. Там тоже, как и у ляхов, порядка не любят… Единственно, ближе к владениям бодричей, земли поморян – места спокойные. Поморяне, хотя и ближайшие родственники ляхов, отличаются от них любовью к порядку…