Последний госпитальер

Часть первая МИССИЯ НА СЕДЬМОЙ ПЛАНЕТЕ

Он бежал, гонимый чувством смертельного ужаса, через влажные джунгли. Из раны на голове сочилась кровь. На затылке короткие жёсткие волосы покрылись коркой грязи, смешанной с засохшей кровью. Пот ел глаза. Изломанное, истерзанное тело двигалось вперёд, толкаемое мошной волей. Эта воля существовала как бы вне зависимости от сознания. Сознание же человека будто выключилось. Оно витало в других мирах, и ему не было никакого дела до происходящего.

Любой из чернокожих охотников, увидевший это загнанное существо, в чьей спине торчали три обломанные стрелы, наконечники которых перед охотой аккуратно смазывались ядом морских змей, ни за что на свете не поверил бы, что это обыкновенный человек с одряхлевшим от прожитых лет телом. Кто в его годы выдержит невозможный темп бега? Разве по силам он даже молодым тренированным охотникам за головами?

Некогда богатые одежды превратились в грязные ошмётки. Тело покрылось царапинами и ранами. Но он продолжал свой неудержимый бег, при этом умудряясь даже не задевать переплетённых ветвей буйной растительности. Казалось, он не раздвигал плотно сросшиеся ветки руками и плечами, а просачивался сквозь них. Стена растений смыкалась за его спиной, не оставляя никакого следа. Так не мог продираться сквозь чащу даже зверь, не говоря уж о человеке. Разумеется, охотники за головами давно бы потеряли свою жертву, упустили её, если бы их не направляли. А тот, кто направлял, дело своё знал.

Беглец остановился. Пугливо огляделся. Тревожно прислушался.

Разум возвращался к старику. Он встряхнул головой. Она отозвалась тупой болью в затылке — как раз туда пришёлся удар булыжника, пущенного из пращи умелой рукой.

Звуки погони слышались далеко позади. Старик перевёл дыхание и тут почувствовал тяжесть в правой руке. Разжал кулак. На ладони лежал небольшой, но тяжёлый камень, расписанный вдоль и поперёк священными символами. «Хаабад» — ключ, позволяющий открыть прошлое и прозреть будущее. Вот только о настоящем этот магический камень ничего не мог поведать своему хозяину. Но он смог сделать большее — вернуть ему сознание, уберечь от лошадиной дозы яда.

Старик дотронулся пальцами до худой грязной шеи, провёл по ожерелью из зубов диковинных морских рыб. Возвращались воспоминания о недавних событиях. Он будто воочию видел разгромленный на закате третьей луны Главный «Храм Ожидания», разбитый и разграбленный инвентарь для магических ритуалов, тела убитых жрецов. Как наяву он видел и тех, кто скрывался под сводами осквернённого храма, дожидаясь выхода из алтарной комнаты его — Главного жреца. В алтарную комнату они сунуться не посмели, зная, что их ожидает неминуемая кара долгой и мучительной смерти. Зато они не боялись Главного жреца вне алтарной комнаты и потому, глупцы, напали на него в его же храме. Пятеро нападавших погибли на них обрушилась кара священного камня Хаабада. Остальные в ужасе отпрянули. А потом потеряли Главного жреца из вида. В тот момент он мог спокойно уйти от убийц. Но не сделал этого. Всё его существо протестовало против того, чтобы оставить Храм. И это была ошибка. Иногда нужно без тени сомнения оставлять важное и любимое, чтобы спасти ГЛАВНОЕ.

Хаабад. Камень-защитник. Камень-охранитель. Камень, отводящий сглаз. Что могут обычные смертные против твоего слуги, находящегося под покровом силы — древней, мощной, мистической?

Но они могли. Ибо их направляла рука ГЛАВНОГО ВРАГА! Их гнало вперёд бурное неистовство ЕГО злобы, первобытная ЕГО ярость и упоение ЕГО мечтой наконец-то достичь цели, к которой он шёл долгие годы,

Главный жрец остановился как вкопанный. Со всех сторон его окружали враги. Почему не сработало магическое умение отводить глаза?.. Но оно сработало! Камень отвёл даже взор ВРАГА, смотрящего на всё через десятки глаз своих подданных. И стрелы охотников за головами ушли в единственное дерево, росшее у входа в храм, которое и показалось им на миг тем, за кем они пришли и кого желали найти во что бы то ни стало…

Но камень не мог защитить от врагов непроницаемым пологом. Всё-таки иные стрелы доставали до цели — Главный жрец три раза терял сознание от ран, нанесённых ими. Но он вновь и вновь поднимался. И продолжал свой путь по ярко-зелёным джунглям, казалось протянувшимся через всю Вселенную.

С тех пор взошла уже первая луна на небосклоне Ботсваны, а он ни разу не остановился, уходя от погони. Теперь же всё позади, слава Тем, Кто Ушёл. Да, они, покровители его храма, его веры, ушли, но обязательно вернутся на многострадальную планету, брошенную в пучину раздора между теми, кто населил её в более поздние времена. Да, да, пусть знают враги, настоящие хозяева планеты ещё вернутся и тогда несдобровать злобным вампирам и прочей нечисти из секты Буду. Им отплатят за всё их богомерзкие дела, никто из них не спасётся от Великой Кары.

Главный жрец лёг на влажную подстилку из гниющей листвы, опавшей с деревьев, и, не обращая внимания на копошащуюся в перегное мелкую живность, приник ухом к земле. Он услышал далёкий топот ног, из которого заключил, что преследователи окончательно потеряли его и теперь устремились гораздо севернее того места, где он теперь находился. Значит, можно немного передохнуть, слава Тем, Кто Ушёл…

Невысокий мужчина средних лет, без ярко выраженных индивидуальных особенностей неторопливо брёл по узкой изломанной улице, конфигурацию которой задавали два километровых в длину зеркальных дома, на крышах которых колотили крыльями гигантские зелёные птицы, закрывающие зелёное солнце.

На первый взгляд человек ничем не выделялся среди таких же, как и он, любителей моциона, каждодневно прогуливавшихся здесь в послеобеденный период. Самый пристальный взор не нашёл бы в нём признаков нервозности и обеспокоенности. Но человек нервничал. Просто он не привык показывать свои чувства. Многолетняя привычка и все виды психотренинга, которые изобрело человечество, позволяли ему скрывать их даже от стресс-контролёров.

Итак, встревоженный Джон Замойски шёл по Пятьдесят третьей стрит огромного мегаполиса, названного Нью-Таун и являвшегося столицей ОПА — Объединённых Планет Аризоны. С момента, как он вышел из конторы частной компании «Секвойя ЛТД», где служил в качестве руководителя службы безопасности, его не оставляло ощущение слежки. Чтобы провериться и выявить тех, кто мог за ним наблюдать, он трижды перепрыгнул с одной воздушной транспортной платформы на другую, рискуя сломать шею. Нет, ничего подозрительного он так и не заметил. Неужели показалось? На всякий случай Замойски всё же решил пройти пешком до того места, где назначил встречу одному из своих агентов.

Замойски обычно доверял своим чувствам. Он бы отложил встречу, если бы не настоятельная необходимость провести её именно сегодня. Такие встречи не отменяются из-за неважного состояния духа. Возможно, что за ним установлено наблюдение? Возможно. Контрразведка? Вряд ли. У них и так дел полно. Реальнее, что на хвост сели конкуренты. Противостояние между коммерческими структурами на Аризоне порой носит гораздо более жестокие формы, чем война разведок. Что отсюда следует? Надо сбросить слежку и идти на встречу. Благо, Нью-Таун относился к таким запутанным муравейникам, в которых человеку, обладающему достаточной подготовкой, не так трудно затеряться. А уж что-что, а затеряться Замойски умел. Он знал, как обманывать следящую визуальную аппаратуру, запаховых «шмелей» и акустических прилипал. Он умел многое. Гораздо больше, чем положено ему по должности. Впрочем, по какой из его многочисленных должностей?

Нью-Таун — город технического совершенства и эстетических безумств. Трудно найти во Вселенной место, где бы настолько полно удовлетворялись материальные запросы горожан, где бы с таким придыханием относились к человеческому «Я хочу». Он бил по глазам, по нервам, он наполнял людей каким-то смачным безумием. Он обладал дьявольским очарованием. Роботы, почти не отличающиеся по внешнему виду от обыкновенных людей, взяли на себя решение всех проблем по содержанию города в стерильной чистоте и поддержанию в нём образцового порядка. Постоянно меняющиеся фантасмагории создавали потрясающие ансамбли, и невозможно было разобрать, где на самом деле строения, здания, транспортные развязки и произведения искусства, а где стереопроекции. Бывали случаи, что у новичков, впервые прибывших сюда, просто-напросто отказывал вестибулярный аппарат, поскольку линия горизонта ломалась в диком изгибе, солнце расстраивалось и светило всеми цветами радуги, в невероятном переплетении линий терялся взгляд.

В городе были свои боги. Главный из них — бог развлечения и веселья. Веселья безудержного, без чура, так, что святых выноси. Раздаточные наркоавтоматы работали без устали. Арены массенсорнаведения не могли вместить всех желающих. Садомазохистские сверхчувственные комплексы будто раздувались от гигантских толп. Над «пятачками» искусств нависали километровые СТ-проекции кумиров, бьющихся в экстазе под музыку, накладывающуюся на ритм-темп. Многие люди не выдерживали экстаза, и тогда не помогали даже реанимационные контейнеры.

Но даже не эти развлечения обладали наибольшей притягательностью. Самая большая радость — в разрушении. В разрушении своих мозгов и душ нарковолновиками. В разрушении вещей и предметов, которые (надо же!) тут же восстанавливались городскими службами. И, наконец, самая большая радость — разрушение себе подобных. В лишённом очертаний и конкретики мире наиболее полновесной монетой считалось чужое страдание. И с этим не могли ничего поделать полицейские службы. Тем более, раз в четыре года эта разгульная «биомасса» вдруг превращалась в избирателей, и с этим невозможно было не считаться, Так что законы, положения, общественное устройство тоже служили толпе, а значит, и её богу-развлечению.

Если бы на Аризоне не было городов-лабораторий, где собирались лучшие умы, собранные со всей Вселенной и найденные в самой Федерации, если бы с верфей не сходили звездолёты, в военных центрах и школах космофлота не готовились бы отличные специалисты, если бы экономическая элита не забавлялась тем, чем забавлялась не одну сотню лет — приумножением капиталов, от Нью-Тауна остались бы давно одни воспоминания, а его обитатели одичали и скатились бы до пещерного состояния. Несмотря ни на что, частнокапиталистическая система жила. Она функционировала. Она цементировала разлагающийся общественный механизм.

Замойски соскользнул с летящего тротуара, оказался на ленте Мёбиуса, уходящей в глубину дикой СТ-проекции, и услышал звук выстрелов, Палили из огнестрельного оружия. Сработали отточенные навыки. Ещё только докатился щелчок первого выстрела, а Замойски уже определил, откуда идёт стрельба, и занял единственно возможную позицию — скрылся за торговым синтезатором наркотиков.

Стрельбой удивить кого-то было трудно. Двое молодчиков палили из длинноствольных револьверов в дворник-автомат. Они ещё не отошли от «Большого шторма» — массового наркопредставления, состоявшегося на соседней плоскости.

— На… На тебе, — вопил один, нажимая на спусковой крючок.

— Э, Майк, влепи ему справа.

— Да отвали ты, желторотый!

— Да сам жри своё дерьмо!

— Ах так, получи!

Молодчик выстрелил в своего приятеля. Промахнулся. Тот выстрелил в ответ. Естественно, промахнулся тоже. «Большой шторм» даёт жуткую трясучку рук. Появился наряд копробов. Пули забили по бронированным корпусам. Парни получили по дозе обездвиживающего состава и со всеми почестями, свойственными гуманному социуму, были отправлены по домам. Грех за такие «мелочи» иметь претензии к избирателям, тем более до выборов оставалось всего пять месяцев, а в этот период принимались самые гуманные законы.

Нью-Таун определённо не нравился Джону Замойски, как не нравилась ему вся эта планета — выхолощенная, стерильная. Иногда казалось, что она была создана искусственным путём. Но это, конечно, было не так. Когда-то планета отличалась восхитительной первозданностью, буйной растительностью, жутковатым и яростным животным миром. После того, как на неё набрели три звездолёта-разведчика класса «Америго Веспуччи», она разделила судьбу многих других планет в галактике — стала прибежищем для беглецов, которые расползались по звёздам после гибели собственной колыбели — Земли.

Впрочем, начальник службы «Секвойя ЛТД» родился не здесь. Он вырос в Санкт-Петербурге — столице Федерации Московия. Там и имя у него было другое, и сам он был другим. Здесь же, на Аризоне, он жил по документам Джона Замойски и делал всё возможное, чтобы хоть немного помочь родной Московии в вялотекущей борьбе. Давным-давно, ещё в земной истории, существовал термин «холодная война». Он верен был и до сего времени. Только с той поры он ещё сильнее прокалился космическим холодом.

Джон Замойски мог опоздать на встречу со своим агентом, а этого допустить было никак нельзя. Стоит опоздать на десять минут, и по правилам встреча переносится. А следующая встреча с агентом по кличке фита состоится только через три галактических дня, но уже сегодня ночью он должен будет передать ценную информацию домой.

Надо крутиться. Порхать с уровня на уровень. Возноситься на километры ввысь и обрушиваться в подземные уровни. Таким образом можно подтвердить наличие слежки и сбить её.

— Ну-ка, — прошептал Замойски, глядя на индикатор аппарата, вмонтированного в диагност-медицинскую пластину наручного браслета.

Индикатор слежки. Засекает антропо- и техноактивность на контролируемом уровне. Два нуля восемь. Что это означает? Вероятность слежки есть — незначительная. Однако пока коэффициент не дойдёт до трёх тысячных, на встречу идти нельзя. Надо сгонять. Проверять… Поехали…

Пассажирская турбоплатформа устремилась по спирали вверх… Теперь пересадка в пузырь… Гравиугольник… Дискретная карусель… Туннельник… Голова шла кругом, так что пришлось успокаиваться по гимнастике «Тучэй». Даже кто родился в Нью-Тауне, не может выдержать больше двух пересадок подряд на разные транспортные средства. Несущийся по прозрачному тоннелю «игольник» и падение «пузыря» на два километра за пятнадцать секунд — это выбьет из седла самого подготовленного человека… Ничего, теперь всё позади.

Замойски посмотрел на индикатор… Отработал ситуацию. Слежка если и была, то теперь её нет. А средств тотального визуального контроля, как на «Коричневых планетах» седьмого рейха, на Аризоне нет.

С Фитой они должны были встретиться в центре города — Около «Пикассо-куба» — самого головоломного места города. Рядом с «кубом» был «Нежный проспект» — перекрученная в виде нескольких лент Мёбиуса, сооружённая ненормальным архитектором-математиком городская структура развлечений с лучшими храмами телесного наслаждения

Общение с Фитой сперва шокировало Замойски Будучи здоровым человеком с устойчивой психикой и нормальными взглядами на определённые вопросы, он сперва не поверил своим глазам, когда взглянул на биографический информблок Фиты. Четыре перемены пола за двадцать пять лет жизни. Каково! Впрочем, для Московии это было бы безумием, но на Аризоне такие вопросы были часто просто во власти моды. Сегодня Фита был миловидной девушкой. В Замойски всё протестовало, поскольку рождён всё-таки Фита был мальчиком, но предубеждения, неприязни агенту демонстрировать ни в коем случае нельзя. Хорошие отношения оперативника и агента, доброжелательность друг к другу часто являются главным залогом плодотворной работы. Так что Замойски пришлось перебарывать себя, хоть это было не так и просто

До «Нежного проспекта?) надо было ещё добраться. А время уходило. Вскоре пройдут контрольные десять минут, и Фита исчезнет. Чтобы успеть на встречу вовремя, Замойски необходимо было каким-то образом укоротить путь Произошло то, что и должно было произойти — несмотря на уникальное ощущение направления и зрительную память, он заблудился. Неустанно корёжащаяся геометрия зданий, скользящий городской ландшафт, чудовищные СТ-проекции — в течение суток город порой менялся по нескольку раз в зависимости от настроения и капризов шефа группы дежурных архитекторов. Обычно Замойски пренебрегал «хрустальным глазом», поскольку он время от времени барахлили с его помощью достигался противоположный эффект. Но сейчас настала пора воспользоваться электронным путеводителем, куда по идее забита вся информация о состоянии города на сей момент и о наиболее благоприятных маршрутах.

Замойски навёл «хрустальный глаз», похожий на монокль, на нескончаемое здание, напоминающее китайскую стену, в которую врезался транспортный звездолёт и развалился на тысячу обломков. Синее (здесь синее) солнце пылало где-то под ногами, а наверху текла бурная река. Как и ожидалось, всё это было СТ-проекцией, перекрывающей вход в «Загон слонов» — так назывался парк третьего городского района.

«Опасно, — забормотал «хрустальный глаз». — Двенадцатый балл опасности. Парк является местом времяпрепровождения движения «Плоскунов»». То, что «глаз» стыдливо назвал движением, наделе было обычной бандой Точнее, целым скопищем банд, чьим лозунгом было. «Кайф через насилие». Постепенно они отвоёвывали городские парки и творили там что вздумается. Порой даже пренебрегая запретом на убийство.

Замойски никогда никого не боялся. Ему было совершенно наплевать на «Плоскунов». Будучи человеком по природе самонадеянным, он не привык обращать внимание на всякую шушеру. Но, будучи профессионалом, он привык просчитывать все варианты. Двенадцатый балл опасности — это серьёзно. Существует шанс влипнуть в большие неприятности. Но единственная возможность успеть на встречу вовремя — идти через парк.

Кстати, ещё на прошлой неделе балл в «Загоне слонов» зашкаливал за двадцать пять. Потом там прошла бойня с четырьмя трупами, и парк хорошо отутюжили при помощи нагнанных копробов. Говорят, балл свалился аж до четырёх — меньше чем на улицах города, но лишь на пару дней.

«Мы свободные люди в свободной стране и имеем право развлекаться где угодно» — таковы были слова адвоката «плоскунов» при подаче заявления в городской административный надзирательный пункт. Иск был удовлетворён. Так что в парке осталось опять всего лишь два копробота, которых через день развалили плазменной армейской гранатой.

Ну, мысленно перекрестился Замойски, пошли…

Он пробил СТ-проекцию и оказался на поросшей мягкой, пружинящей как диванные подушки травой с Антареса-тридцать. Он хотел прошмыгнуть по окраине парка. И тогда успевал вовремя.

Парк походил на райский сад, поросший растительностью со всех концов земли. Где-то вдали копошились странно одетые фигуры. Звучали звуки «Кретин-рока». Замойски решил уже было, что преодолел опасный участок. До «Нежного проспекта» оставалось несколько десятков метров.

— Ну, приплыли, — прошептал он.

К нему мчалась на всех парах компания из восьми человек. Их гравилыжи скользили в полуметре над землёй. «Плоскуны» хорошо накушались наркотиками.

— Мясо-о! — завизжал один из них, дёрнувшись на гравилыже.

— Мясо-о! — подхватили его приятели. У двоих в руках были старинные, вошедшие в моду пороховые револьверы…

Лысый, обрюзгший до уродства чернокожий мужчина, казалось, не сидел, а растёкся на троне, созданном из двенадцати человеческих скелетов. Рядом с ним в костяных фалангах кисти руки стояла чаша из человечьего черепа, в которой бурлила и плескалась кровь, будто подогреваемая на огне.

— Потерял, — возбуждённо шептал он. — Потерял его… Не может быть… Потерял, потерял, потерял!!!

С каждым новым словом шёпот становился всё громче. Постепенно он начал пыхтеть как чайник.

— Я потерял его! Кто заплатит мне за это?.. Где моё везенье? Где сила? Где? Почему я потерял его?!

Теперь он уже кричал в полный голос. И голос его был тонок, в нём проскальзывали капризно жалкие нотки, нарастающее отчаяние. Человек был на грани истерики.

— Сила. Я нуждаюсь в тебе!

Голос грубел. И становился угрожающим.

— Дайте мне впитать в себя её!

А «сила» его была здесь. Она вскипала в той самой чаше, что находилась рядом с троном. Чёрный шаман Буду, а это был именно он, схватил чашу, приник жадными губами к краю. Сделал несколько маленьких глотков. И ещё больше растёкся по трону.

— Вижу тебя, — удовлетворённо прошипел он. — Вижу, вижу, вижу! Ну же, вы, жалкие порождения змеи и крокодила! Куда вы? Назад, назад, назад!

Шаман колыхнулся, по его тройному подбородку пошли волны. Он сжал чашу двумя руками, его большие круглые глаза были устремлены куда-то вдаль. Они видели сейчас то, что не видел никто из его слуг.

— Он спокойно отдыхает у Ведьминой скалы. Лицо исказила кривая гримаса. Обнажились ровные белые зубы. Шаман знал, что звуки, слетающие с его губ, отклики его желаний и порывов преодолевают расстояние и доходят до тех, кому они предназначены. Иначе он не был бы Чёрным шаманом Буду. Иначе его имя не наводило бы ужас на миллионы людей. Иначе он никогда бы не почуял, как сладостна власть над душами, умами.

— Ведьмина скала, — чуть слышно прошептал он, откидываясь на троне и расслабляясь.

Порыв ушёл. Сила сделала своё дело. Теперь очередь была за охотниками.

… За сотни миль от этого места предводитель охотников за головами повёл носом, как охотничья собака, учуявшая дичь. Он прислушивался к своему «внутреннему голосу».

— Я понял, Всемогущий! — произнёс он и, протрубив в рог мохнатого овцетигра, указал концом короткого копья в ту сторону, где скрывался Главный жрец «Храма Ожидания».

— Вперёд! — прорычал предводитель, подгоняя своих людей болезненными ударами древка копья.

«Плоскуны» считали, что их жертва никуда не денется. Они вились вокруг Замойски, как хищные птицы, едва не касаясь его гравилыжами. Они ничего не соображали. И соображать не хотели. «Кайф — это насилие».

Восемь человек и два пистолета. Бог ты мой, прикинул Замойски, они ещё не знают, на кого наткнулись. Лишь бы время встречи не пропустить. Надо заканчивать с ними быстрее.

Главарь «плоскунов» — детина лет сорока пяти с возвышающейся на метр копной светящихся волос, заложил вираж и едва не скользнул по плечу Замойски. Лыжи двигались всё медленнее, видимо, компания решила перейти к активным действиям. Три девчонки и пять парней визжали всё громче.

«Опасность в парке — двадцать девять единиц», — захлёбывался «хрустальный глаз».

Замойски рассчитал траекторию движения. Ловким движением руки он подцепил лыжу главаря, и тот рухнул на мягкую траву с двухметровой высоты, выронив пистолет. Не прекращая движения, Джон подпрыгнул, ногой зацепил лыжу, на которой стояла девчонка с пистолетом, и одновременно плечом снёс третьего «плоскуна» с оружием. Последний пистолета не выпустил. Упав, он хотел было направить его в сторону противника, но Замойски небрежным взмахом ноги рубанул его каблуком по голове. Пусть отдохнёт в реанимационном контейнере.

Главарь, позабыв о пистолете, вскочил и выхватил вибронож.

Чёрт, опоздаю, подумал Замойски. Сделал ложный выпад. Главарь отпрянул и получил уже настоящий удар кулаком в челюсть. Челюсть треснула, ломаясь в двух местах. В реанимационный контейнер! Кто ещё желает?

Больше в контейнер не желал никто. С визгами «плоскуны» разлетались. Они издавали вопли ужаса и радости. Развлечение им пришлось по душе. Пусть жертвами стали их приятели, но всё равно зрелище было достойное. «Кайф — это насилие!»

Замойски перевёл дыхание и посмотрел на часы. Может ещё успеть…

Трансвестита по кличке Фита Замойски приметил у бара «Дальний Запад», приютившегося в глубине СТ-проекции, изображавшей падающую десятибалльную океанскую волну… Впрочем, СТ-проекцияли? Замойски коснулся рукой поверхности и ощутил воду.

Фита стоял рядом с тремя «девочками» (или мальчиками — кто их разберёт теперь) под волной. Здесь собрались «съёмные» — те, кто пришли отдаться ради удовольствия. Настоящие жрицы любви обитали с другой стороны бара — под шестиметровым индейским барабаном, по которому беззвучно колотили палочки.

«Нежный проспект» хотя и меньше всего походил на проспект в общепринятом смысле этого слова, но своё название оправдывал он был центром телесных увеселений. Хотя тут имелись и залы с нейроактиваторными возбудителями, и садомахи — на компанию или в одиночку, но всё-таки главным предназначением этого места было удовлетворение телесных потребностей. Все прогнозы об отмирании секса после изобретения нейростимуляторов, воздействующих непосредственно на центры удовольствия, и сенсориков не оправдались. Всё равно людей тянуло к противоположному полу или к своему собственному, а то и вообще к существам без пола — дело вкуса. Так что «Нежный проспект» пользовался популярностью. Сюда приходили позабавиться с представителями древнейшей, но так и не сдавшей свои позиции профессии, но можно было и просто познакомиться с кем-то. Это место было идеальным для встречи с агентурой. Здесь было много всякой всячины, был такой замысловатый городской рельеф, толпилось такое количество народа, что никакие встречи не казались странными и не работали никакие контролькамеры.

— Пойдёшь со мной? — спросил Джон у Фиты.

— А ты не выдохнешься, красавец? — томно произнесла Фита.

— Держу пари, что ты первая сойдёшь с дистанции.

— Немного видела таких смельчаков. Пошли. Замойски взял Фиту под руку и провёл её в соседнее заведение, где можно было быстро и без проблем снять временный жилой блок для телесных утех.

Фита не стала дожидаться того момента, когда они останутся наедине, а сразу нервно зашептала;

— Я чувствую, что ко мне присосались. Скорее всего ФБР. «Индикатор наблюдения» показывает бегущую волну.

— Это может ничего и не значить.

— Сегодня зашкалило за два ноля восемь.

— Да, есть вероятность, — вынужден был признать Замойски.

— Что делать? Ох, что же делать? — Фита всхлипнула. — Погибнет моя репутация.

— Репутация, — усмехнулся Замойски. — Какая к чёрту репутация? Что ты мелешь?

— Всё погибло.

— Не хнычь. Скорее всего, это просто расшалились нервы. Уверена, что за тобой сейчас не следят?

— Не должны, — повела плечиком Фита, — Ровная волна.

— Ах эта техника, — Замойски посмотрел на свой индикатор. Показания не росли. Значит, технического наблюдения нет.

Они зарулили в глубину СТ-проекции, располагавшейся внутри огромного зала, который был чем-то вроде холла гостиницы. Внутри СТ-проекции было как-то серо. Привычно покалывало в затылке. СТ-проекции хороши, что в их поле нельзя прослушивать. Они гасят акустику и ЭМ-излучения.

— Ну, что узнала?

— Центрразведуправление аризонцев проявляет повышенный интерес к Ботсване, — быстро заговорила Фита, проглатывая окончания слов.

— Откуда информация?

— Источник в компьютерном центре ЦРУ.

— С чем связан интерес?

— Тему ведёт управление перспективных линий развития.

— Научная разведка, — кивнул Замойски. — На Ботсване… Это примерно то же, что намывать золото в канализации.

— Ну, не знаю. На Ботсвану заброшен оперативник по кличке Динозавр и с ним двенадцать бойцов прикрытия из элитного разведывательно-боевого подразделения «Ястреб». Заметь, что среди них нет ни одного робота, а это говорит о многом…

— Что ещё?

— Пакет информации.

— Прослушаю в номере.

В глубине СТ-проекции электронные приборы не работали. Они вышли из стереопроекции и направились к хозяину этой ночлежки.

— Нам двухместный блок, — сказала толстяку хозяину с вызывающе круглой лысиной на макушке Фита.

— Нет проблем, — противно проблеял хозяин, ощерившись в хищно-подобострастной ухмылке. — С волновыми нейростимами? С химическими сенсорнакладками?

Что-то натужное и неискреннее почудилось Джону в словах да и во всём поведении хозяина борделя.

— Живьём, — проговорил Замойски, внимательнее приглядываясь к собеседнику.

— Нет проблем, — снова проблеял хозяин. — С вас двадцать задатка. И столько же после, если переберёте время.

— Может и не доберём, — хмыкнул Замойски, и кулачок Фиты впился ему в бок.

— Ещё как переберём, — проворковала она. Замойски взял электронную ключ-полоску. Пустой жилой блок, куда направлялись Джон и его агент, встретил их гостеприимно распахнутой дверью, что говорило о том, что он пока свободен от клиентов.

— Я тебе дам прослушать файл — он не подлежит копированию. И мне его сегодня нужно вернуть. В файле ещё кое-какая информация по операции. Кстати, она проходит в ЦРУ как «прямая трасса».

— Ничего себе, — присвистнул Замойски. «Прямая трасса» — один из первых приоритетов. Операция действительно важна.

— Проходи, — кивнул Замойски.

И вдруг браслет на руке заколол электрическими иголками. Замойски кинул взгляд на индикатор. Цифры «ноль-пять». Тревога. Не просто выявлено наблюдение. Это означало, что противник готов перейти к действиям.

«Приехали», — подумал Замойски.

— Уходим, — крикнул он Фите. Но было поздно…

Сначала Главный жрец почувствовал озноб, на него вдруг будто повеяло холодом смерти. Затем он увидел огромных пятнистых кошек со злобно горящими глазами-блюдцами. Они надвигались ближе и ближе. Из их разверстых пастей пахнуло мерзким запахом гниения.

Почудилось. Нет никакого запаха. А звери есть? Не чёртово наваждение?

Старик попятился, не желая поворачиваться к хищным тварям спиной. Стоит только повернуться и побежать, как тут же в шею вопьются звериные клыки. Поэтому он продолжал пятиться, пока не прижался спиной к каменной стенке высокой скалы. И тут звери бросились на него. Он и сам не понял, как смог одним прыжком преодолеть высоту и взобраться на отвесную скалу, оказавшись над ревущим водным потоком, ниспадавшим с ещё более высокой кручи и тут же уходившим куда-то в подземные штольни, пробитые в мягкой породе самой водой.

Кошки продолжали приближаться. Они изготовились к прыжку. И в этот момент старик поднял руку со священным камнем. Звери застыли. Не просто замерли. Старику приходилось видеть объёмные фотографии. Звери сейчас были именно такими — застывшее, замершее во времени изображение. Они всколыхнулись и растаяли, словно клочья тумана, разогнанного порывистым ветром.

Это было наваждение. Посланный врагом заряд ненависти. А его ненависть может убивать… Плохо. Значит, враг опять обнаружил его. И за призрачными кошками двигаются реальные враги. Старик ощутил их присутствие у скалы всей своей сущностью…

Вот они уже взбираются на скалу!

Главный жрец осмотрелся вокруг. Бежать было некуда. Или есть куда? Простые пути — это для обычных смертных. Колдун может пройти там, где не пройти никому.

Вознеся молитву к Тем, Кто Ушёл, прижал к груди камень Хаабад, закрыл глаза и низринулся в бурлящий поток.

Предводитель охотников за головами, подбежавший к краю пропасти, со страхом воззрился на то место в бурном потоке, где скрылась голова Главного жреца «Храма Ожидания»…

Тело действовало само собой, вне зависимости от разума. Будто из-под земли, из купола соседнего жилблока, оказавшегося всего-навсего СТ-проекцией, вынырнуло трое головорезов, вооружённых ЭМ-автоматами. Послышался жуткий гром, мелькнуло ослепительное пламя — это рвались «колючки» — спецсредство, использующееся для того, чтобы привести задерживаемого на несколько секунд в шок — как раз это время нужно, чтобы опутать его эластонитями. Потом расцвели два цветка — это рванули газовые гранаты.

Так бы и произошло — Замойски выключили бы и вскоре он был бы в подземном островном комплексе ФБР, откуда его бы не спас никто. Но он начал действовать на секунду раньше противников. Ещё только летели «колючки», а Замойски уже растянул защитмаску, находящуюся в воротнике, на всю голову. Это одно из последних изобретений Московитянских оборонщиков. На Аризоне таких штуковин пока не выпускалось, головы агентов ФБР были закрыты колпаками.

Маска поглотила акустический и световой удар. Единственно, что плохо — после вспышки прозрачный пластик на секунду затемнялся. Но не только у Замойски, а и у фэбээровцев. Это-то и подвело аризонцев. Замойски знал, как и куда двигаться. Когда пластик просветлел, он уже сошёлся с агентом ФБР и вырвал у него ЭМ-автомат, а потом ушёл в глубину СТ-проекции. Ударил кому-то, скрывавшемуся там, по шее. Выскользнул на открытое пространство. Метнул плазменную гранату в стену, и в ней образовался пролом. Выскользнул на улицу.

Ему повезло. Прямо в глубине Петли Мёбиуса, являвшейся пешеходной дорожкой и уходившей в голубое марево внизу, висел «пузырь», легкомысленно оставленный хозяином. От похитителей «пузырь» был заблокирован, но у Замойски имелся компьютпроникатель, сбивающий любую программу, способный проникать в чрево больших биокомпов и объёмных информбанков. Сломать защиту «пузыря» — ровно две секунды, Замойски утонул в сиденье, которое начало тут же массировать ему шею видимо, хозяин любил массаж.

— Отставить, — прикрикнул Замойски. — Ручное управление. Вверх!

«Пузырь» — двухметровая прозрачная гравитационная капсула — взмыл вверх.

Ручное управление включилось не сразу. Конструкторы не без оснований считали, что по трассам города визуально не пробраться. Но проникатель сломал программу, и Замойски взял управление в свои руки.

Ну, теперь одна ошибка — и катастрофа. У Замойски было преимущество перед фэбээровцами. Он один из немногих людей, способных провести «пузырь» по городу вручную.

Он рванул «пузырь» вверх, едва не протаранив спицу дискетной карусели, потом уклонился от несущегося со скоростью восемьсот миль в час вдоль синтетик нити вагона игольника. Пробил СТ-проекцию гигантского буддистского храма.

Кинул взгляд на индикатор слежения. Цифры ползли вниз, но опасность всё равно была велика.

«Пузырь» завис в пяти метрах над кустарником радиального бульвара. Замойски опять влез в компьютерную систему. Закончив с ней, взглянул на индикатор. Цифры стали расти. Преследователи где-то близко. Индикатор фиксировал изменение электромагнитной активности следящих уличных устройств, считывал с городских компов информацию о передвижении людей, определяя признаки слежки. Фэбээровцы очухались после первой неудачи. А, как бы то ни было, работать они умели. И уже сужали круг.

«Пузырь» взмыл вверх и исчез в городских изломах. Фэбээровцы сейчас засекут его. Замойски представил, как руководитель операции смотрит на объёмный план города и на ползущую красную линию. Он знал что она означает траекторию «пузыря», внутри которого, по сообщению бортового компа, сидит пассажир. И пассажир этот — Замойски. А синие траектории глайдеров-перехватчиков сближаются с красной, Вот-вот они сойдутся в одной точке, и тогда полетит через эфир сообщение: «Захват произведён. Фигурант на месте». Только зря надеются. «Пузырь» пуст. Замойски они там не найдут.

А между тем Замойски прыгал с одной движущейся ленты на другой в «Пикассо-кубе» — месте обитания городской богемы. Архитектор «куба» был явно не в своём уме. В этом месте можно было, если не прибегать к помощи «хрустального глаза», петлять не один месяц и возвращаться всё время на одно и то же место. Да и электронный проводник далеко не всегда мог оказаться хорошим советчиком. Найти здесь кого-то очень трудно.

— Оторвался, — прошептал Замойски, оглядываясь.

Глаз терялся в диком переплетении линий и фигур, в глубине которых сновали, валялись, сидели, целовались, а то и занимались любовью люди. «Пикассо-куб» жил своей запредельной, абсурдной жизнью.

— Я потерял его, — склонив голову, негромко произнёс предводитель охотников за головами, стоя перед троном Всемогущего. — Он ушёл от нас. Но я уверен, что он ушёл в страну вечной охоты,

— Враг всё ещё жив, — устало произнёс Чёрный Шаман, которого погоня утомила так, будто он сам отмахал эти вёрсты по джунглям. — Чего не скажешь о тебе.

— Я жив, — возразил предводитель. — Мои лёгкие наполняются воздухом. Кровь течёт по моим жилам. Я жив, Всемогущий.

— Жив? Может быть, и так, — в глазах Чёрного Шамана мелькнула усмешка. — Подойди поближе, мой любимый слуга. Мне тяжело. Моя чаша опустела. Помоги мне.

— У меня нет пленных. Но только прикажи, и мы приведём тебе их. Только пожелай, Всевидящий.

— Я не хочу тревожить моих преданных слуг понапрасну,

Он вскинул палец. Два гиганта — глухонемых телохранителя Шамана — подскочили к охотнику за головами и бросили его лицом на пол.

— Пощади, — произнёс тот.

— Ты оказался глуп. Мне нужен новый предводитель охотников. Но ты был верен. И ты закончишь как положено хорошему слуге…

Мелькнул в руках телохранителя острый как бритва нож. Кровь полилась в заботливо подставленную чашу. Это слишком драгоценный напиток, чтобы терять хоть каплю…

Оттолкнув ногой обескровленное тело слуги, Чёрный Шаман приник к чаше, жадно глотнул тёплой крови и сразу после этого уверенно произнёс:

— Я найду тебя!

И засмеялся булькающим смехом. Смех становился всё громче. Он звенящим ручьём катился по каменным закоулкам помещения, гулял по углам.

— Я найду тебя!!! Ха-ха! Ты будешь моим!!!

Джон Замойски оказался в чрезвычайно сложной и опасной ситуации. Агент Фита расколется быстро — спецслужбы Аризоны умеют развязывать языки. К тому же в ходе контакта с Фитой он и сам наверняка засветился. Теперь у контрразведки есть его СТ-графия.

По конфиденциальной инфосети, имея СТ-графиию, личность можно установить за четыре секунды. Значит, его везде ищут. На контактные адреса дорога заказана. Знакомые и сослуживцы — под колпаком наблюдения. Даже по улице ходить опасно — попадёшься на глаза контрольной системе, возьмут под белы ручки — и в логово ФБР, Там попытаются с помощью психотропных «правдоискателей», волнового психозондажа гипнометодик выудить из него всё. Ничего у них не выйдет, и тогда единоличный суд. Единственно, с кем не церемонятся на Аризоне, — это с агентами московитян. Полчаса на судебные формальности, а дальше — засадят в «скафандр-одиночку», как называют здесь камеры для шпионов и патологических убийц, на счету которых не меньше десяти трупов. Из него, выброшенного в космическую пустоту, выбраться пока ещё никому не удавалось. Представив себя в подобной «квартире», кувыркающимся в полном автономном режиме где-нибудь в созвездии Скорпиона, Джон зябко поёжился, передёрнув плечами.

Выбравшись из «Пикассо-куба», Замойски отправился в виртуальный парк — там спрятан аварийный спецконтейнер. И понял, что его в парке ждут. Притом понял вовремя — не успели засечь. О контейнере знали всего трое. Значит, один из них сгорел. Следовательно, погорела добрая половина агентурной сети. И, главное, неизвестно какая.

Значит, один канал аварийного отхода перекрыт наверняка. Второй канал под вопросом. Плохо. Надо выбираться с планеты, но как? Вариант есть. Крайний вариант. Контактёр Джону неизвестен. Нужно оставить для него кодированное сообщение в информкомпсети, и через два дня будет в условленном месте, названной всё по той же сети, закладка с необходимым оборудованием.

Сказано — сделано. Сообщение ушло. Теперь вопрос — где прокантоваться два дня? По улицам шататься опасно Отели наверняка взяты под контроль. Можно попытаться, используя комппроникатель вселиться в пустующую квартиру. Но тут тоже не исключены неприятные случайности, может быть, которые предусмотреть невозможно. Есть кое-какой вариант получше.

Не имей сто рублей, а имей сто друзей Притом друзей нужно иметь таких, которые не продадут. У резидента самая лучшая «дружба» та, которая сцементирована страхом. А то, что Малютка Пен боится его, Замойски не сомневался.

Малютка Пен — огромный детина под два метра ростом и около ста пятидесяти килограммов веса, числился у мистера Замойски в должниках. Несколько галактических месяцев назад Малютка Пен здорово погорел на одной афере, перепродавая партию залежалого инопланетного товара, приобретённого им через третьи руки. Товар пришёл в окончательную негодность, оказался к тому же заражённым какой-то жуткой бациллой, и Замойски ссудил простофиле крупную сумму денег на его утилизацию. Иначе у Малютки Пена отобрали бы и мастерскую и виллу в пригороде Нью-Тауна Обычно в таких случаях санитар-но-бактериологический контроль на Аризоне действовал решительно по отношению к возможным разносчикам инопланетной заразы.

Помогая Малютке Пену деньгами, Джон преследовал свои цели. Зная, что здоровяк не последний человек в местной мафии, Джон надеялся со временем использовать его преступные связи, когда в этом возникнет необходимость. Такая необходимость возникала несколько раз. В результате Малютка так запутался в совместных делах, что попал в полную зависимость от президента. Он стал управляемым. И превратился в тех помощников, которые не продают своих хозяев. К такому положению вещей Малютка Пен не привык, поскольку не считал зазорным всю жизнь продавать всех. Но с Замойски такое не прошло бы.

Южный Бронкс, в котором жили в основном этнические ирландцы, напоминал собой огромный дирижабль, а скорее свифтовскую Лапуту. Он завис на высоте семисот метров над центральной частью города. В нём жило сто двадцать тысяч человек, которые к остальному населению столицы относились с определённой долей высокомерного презрения.

Малютка Пен не был исключением, как и прочие ирландцы, входившие в состав его бандитского клана, считал себя патриотом района и затевал всевозможные дурно пахнущие делишки только в других концах города.

Именно к этому ирландцу и направился Джон, надеясь отсидеться у него до того момента, пока его преследователи не успокоятся и не займутся другими делами.

— Никак мистер Замойски пожаловал, собственной персоной? — осклабился Малютка Пен, отложив в сторону диагностический прибор, с помощью которого определял состояние внутренних голографических схем бытового робота, побывавшего в серьёзной переделке.

Ремонтировал роботов Малютка Пен больше не ради заработка — он ни в какое сравнение не шёл с доходами от преступного промысла. Просто любил это дело. И слыл в нём отличным мастером.

Заметив то, с каким интересом Джон разглядывает поломанную машину, здоровяк пожаловался:

— Житья не стало от этих молокососов — «плоскунов». Что это за роботофобия такая? Любой робот вызывает у них приступ ярости. Так и норовят изничтожить любого металлического парня, который только попадётся им под руку. Видишь, что они сделали с этим другом семьи? Даже бронированный голографический блок вывернули — это ж надо, не менее получаса возиться! Вряд ли мне удастся его полностью восстановить в первозданном виде.

— Поговорим? — тихо осведомился Замойски.

— Э, мистер кредитор, уж не пришли ли вы ко мне за должком?

— За кого ты меня принимаешь, дружище? — притворно удивился Джон. — С должком можно и подождать. Нам ли с тобой деньгами считаться. После всего, что мы вместе творили.

От подобных слов ирландский скупердяй просто расцвёл. Малютка Пен уже дважды собирался предложить своим подельникам устроить Джону безвременную гибель, как-нибудь невзначай подстроив ему несчастный случай, лишь бы только не отдавать долг, Но, как ни обдумывал, не мог найти такой вариант, чтобы не погубить и себя. Очень уж крепко Замойски держал его за горло.

Да и сам Замойски парень не промах. Малютка Пен собственными глазами видел, как Джон накостылял сразу пятерым амбалам, Изуродовать Джона пытались в общем-то ни за что. Если быть точнее, его просто перепутали с одним карточным шулером, на «обработку» которого «фирма» имела заказ. И надо же, чтобы перепутали его именно с Замойски. Отделал Джон всех тогда как мальчишек — не помогли и виброножи, и два пистолета. Среди этих пятерых пострадавших бандитов был и сам Малютка Пен. Ему досталось меньше других, пришлось всего-навсего регенерировать отбитую селезёнку. Это обошлось ему в весьма солидную сумму, и больше тратиться на поправку собственного здоровья владелец мастерской не желал.

Да он ещё и сомневался, что ликвидировать Замойски в состоянии даже специалисты первого класса оплаты в одной из трёх гильдий наёмных убийц города. Когда Пен начал осуществлять с Замойски совместные деловые проекты, то через некоторое время с удивлением понял, что вовсе не обдуривает, как задумывалось сначала, собственного партнёра, а, наоборот, сам угодил в сети паука.

— Мне нужно укрыться у тебя на некоторое время, — взял быка за рога Замойски.

— Зачем? Кто тебе подпалил хвост?

— Кредиторы, Пен. Они, негодяи. Почему все считают, что Джон Замойски держит благотворительное бюро?

— Ты добрый человек, Джон, в этом твоя беда.

— Точно так. В общем, финансовая яма. Я бы расплатился с ними, но неохота кормить дармоедов. И ещё — для этого мне пришлось бы собрать старые долги, — Замойски насмешливо посмотрел на Пена, и тот заёрзал на стуле.

— Ох, эти деньги. Из-за них проходят трещины даже между добрыми друзьями. Хоть в общих чертах, что за кредиторы?

— Ничего страшного. Я задействовал некоторые каналы, и вопрос с ними решу дня через два-три. Хуже, что они ищут везде меня. И даже подключили ФБР.

— Что?!

— Ничего. Полмиллиона кредов — и ФБР в кармане. Ты что, не слышал, что фэбээровцы за деньги способны объявить охоту?

— Слышал, — кивнул Малютка Пен.

Действительно, бывали случаи, когда чины из ФБР, польстившиеся на огромные взятки, открывали охоту на ни в чём не повинных людей — чьих-то должников, каких-то кредиторов. Представители ФБР называли слухи об этом грязной клеветой, но те, кто владел информацией, а Пен относился к их числу, знали, что не бывает дыма без огня.

— Так что ты дашь мне приют, — уже не спрашивал, а утверждал Замойски.

— Хорошо, — кивнул с кислой миной на лице Пен. — Ты же мой друг.

— Да. Спасибо. Дружба — святая вещь, Пен. Ты вон сколько мечтал убить меня, но как истинный друг всё не решался

Пена покрыл холодный пот.

— С чего ты взял?

— Да брось ты. Я не в обиде. Твои мысли — твоё личное дело. Но… Пен, не вздумай шутить сейчас. Иудины серебряники ФБР имеют обыкновение вставать поперёк горла. Если что, я тебя без труда и с того света достану.

— Я всё сделаю как надо, Джон. — Мы же друзья…

«… Что же такое врач в истинном смысле понимания этого слова? Простота, доступность его и здоровым и больным, полное спокойствие и уверенность в себе и своих действиях и, несомненно, знание болезней, их альфы и омеги. А ведь тоже самое, только иными словами, говорил ещё великий Гиппократ».

Никита Фёдорович Сомов — высокий худощавый человек с рыжими волосами и голубыми глазами — поправил на голове обруч электронного фиксатора, которому надиктовывал свой труд, неторопливо шагая по коридорам передвижного госпиталя. Он продолжал думать о введении к будущей монографии по вопросам космомедицины, которое заказала ему инфрасеть Санкт-Петербурга. Многих интересовали методы работы и колоссальный медицинский опыт, накопленный космогоспитальером Сомовым за время его деятельности на ретро-планетах Вселенной.

— Никита Фёдорович! — прервал размышления главного госпитальера высокий широкоплечий брюнет по фамилии Бугров — стажёр из космомедицинской академии, изучавший заболевания детей и подростков на Ботсване. — Жизненно необходима ваша консультация.

— Что произошло? — резко переключил своё внимание с одного дела на другое госпитальер.

— Я ничего не могу поделать с этим вариантом злокачественной лейкемии. Похоже, мы теряем девчушку…

— С каких это пор злокачественная лейкемия вызывает у вас столь пессимистические прогнозы? — осведомился госпитальер. — Ещё двести с лишним лет назад наши коллеги из Института крови предложили вполне доступные для нас с вами методики лечения подобного недуга. Или вы с ними не знакомы?

— Знаком, — проговорил стажёр.

— Ну и?..

— Здесь что-то не так. Я не понимаю, что происходит с моей пациенткой! — Бугров развёл руками. — Все реакции её организма на проводимое лечение не соответствуют стандартным. Клиническая картина заболевания совсем иная, не похожая ни на что известное…

— Э, дорогой мой! Я сам часто впадаю в грех нерешительности и излишнего неверия в собственные силы, но не до такой же степени! У вас есть в наличии чудесная диагностическая аппаратура, которая…

— Ни чёрта не может! — вырвалось у стажёра.

— Та-ак, — протянул Сомов. — Пойдёмте к вашему «сложному случаю». Чем могу— помогу.

Сомов, неодобрительно покачав головой, заспешил к пневмолестнице, которая доставила его на третий ярус госпиталя-автомата, совсем недавно развёрнутого на Ботсване по просьбе её правительства.

Семилетняя Наоми Бурака бессильно распласталась на воздушно-силовой подушке.

— Почему вы не распорядились поместить пациентку в автоматический блок интенсивной терапии? — строго вопросил Сомов у стажёра. — Сколько раз можно повторять, что к больному нужно относиться так, как ты сам бы хотел, чтобы к тебе относились в час болезни… Немедленно прикажите персоналу переправить девочку в спецблок, а я прослежу за исполнением.

Сомов подождал, пока работ-манипулятор осторожно перевёз Наоми в дежурную палату, зарезервированную под приём особо высокопоставленных пациентов с этой планеты, и уложил её на подушку под аппарат искусственного кроветворения.

В воздухе повисли стереоизображения. Посвящённому человеку нетрудно было читать по появляющимся кружочкам, кубикам, цифрам процессы, происходящие сейчас в теле больной. И эти показатели сильно не нравились Сомову.

Прошло пять минут — стандартное время, необходимое для того, чтобы добиться значительного улучшения. Ничего подобного.

— Пульт, — приказал Сомов и уселся в кресло.

Прямо под его пальцами очутился объёмный имитатор пульта. Пальцы, касаясь клавиш, проваливались, поскольку самого предмета не было, он был всего лишь СТ-проекцией. Но управлять при его помощи можно было точно так же, как и при работе с обычным пультом. Многим это новшество было не по душе — пальцы должны ощущать клавиши. Но Сомову больше нравилось работать именно с проекцией.

Пальцы его бегали по несуществующим клавишам. В воздухе возникали и распадались символы и цифры. Сомов жил одной жизнью со своим аппаратом. Он вместе с ним пытался победить тёмный призрак — болезнь, пытавшуюся изничтожить жизнь девочки.

Семь минут… Никаких улучшений. Плохо. Очень плохо. Никакого эффекта… Девять минут. Кубики в воздухе начали танцевать танец. Пока ещё неуверенно. Фигуры распадались, создавались новые. Постепенно танец становился всё более чётким… Что это значило? Что Сомову удавалось достичь гармонии. Болезнь неуверенно начала отступать…

Одиннадцать минут, Пот катил градом по лбу Сомова. Глаза слезились… Гармонизация — пятьдесят процентов. Восемьдесят… Четырнадцать минут… Сотня!

Закончено!

Сомов откинулся в кресле совершенно обессиленный.

— Неужели получилось? — ошарашенно произнёс стажёр.

— Посмотрим, Подождём.

Девочка под воздействием стимуляторов пришла в себя через двадцать минут.

— Я чувствую себя лучше, — с благодарностью прошептала она, предварительно поправив на груди медальон-переводчик.

— Да, твои дела пошли лучше, — согласился Сомов, включая свой электронный переводчик.

— Вы хотите сказать, что я ещё не совсем выздоровела? — спросила Наоми, округлив наивные глазёнки.

— Пока ещё нет. Нужно продолжить лечение.

— У меня очень страшная болезнь?

— Была когда-то страшная. Но мы научились её лечить, не волнуйся.

— Я правда вылечусь?

— Конечно, но ты должна нам помочь.

— А что надо делать? Лежать в больнице?

— Нет, милая. Скоро мы тебя выпишем, но ты будешь ещё некоторое время приходить к нам и подлечиваться. Ты ведь будешь приходить к нам?

Девчушка кивнула и устало прикрыла глаза.

— Ещё дня два и у неё начнётся устойчивая ремиссия, — проговорил Сомов, обращаясь к молодому коллеге. — Надо надеяться, — неуверенно добавил он.

— Вы просто маг и волшебник, Никита Фёдорович! Я уже дважды сегодня проводил ей спецрегенерацию эритроцитов, но толку ноль, а вы с первого раза достигли потрясающего эффекта, Я не видел, чтобы так работали с техникой.

— Сложный случай, — сказал Сомов. — Надо будет следить за девочкой. Хорошо, если это генетические сдвиги. А если неизвестная форма болезни?

— Вряд ли.

— Твоими бы устами… Давай, кличь практикантов в ординаторскую на пятиминутку.

Вскоре главный госпитальер выступал перед пятерыми стажёрами, практиковавшимися в его лечебном учреждении.

— Ну что, друга мои, тяжела ноша? — улыбнулся он.

— Ещё бы, — послышались голоса практикантов.

— Дикость какая-то процветает.

— Меня колдуном обозвали, просили женщину приворожить.

— А мне руки целовали. «Мои жёны теперь твои жёны». Местный богатей у Голубых Озёр.

— И чего, не воспользовался?

— Ага, тебе бы всё хохмить, а я еле выбрался.

— А мне копьём угрожали. Тоже мол, колдун. Если от смерти спас, значит, дружит с ней. Ну, со смертью…

— Да, друга мои, — кивнул Сомов. — Тяжёлое место, забытые болезни. Дикость. Но тот, кто не бывал здесь, на Ботсване, разве может называться настоящим врачом?

— Не может, — воодушевились практиканты.

— Для ботсванцев вы колдуны. Они живут в мире, где колдуны куда большая реальность, чем доктора. Но их нельзя презирать за это. Помните, что такое деонтология? Сумма представлений о должном во взаимоотношениях врача и пациента, без чего медицина становится бездушной, врачевание лишается мудрости, а сам врач теряет нравственную силу. Изучение личности больного, его переживаний, эмоций, особенно психики врачу просто необходимо, чтобы оказаться на высоте своего положения, чтобы реализовать своё призвание…

Практиканты знали за Сомовым страсть поговорить на морально-этические темы и вообще о судьбах медицины и человечества. И относились к ней снисходительно, даже с интересом. Они любили главного госпитальера,

Потом Сомов, оглядев пятёрку совсем ещё юных практикантов, перешёл на разбор самых трудных случаев заболеваний у пациентов, находившихся в данное время на излечении в госпитале. «Пятиминутка» растянулась на целый галактический час. А потом — обычная госпитальная карусель. Напряжённый день врача, для которого нет ничего важнее своего долга…

Ближе к вечеру Малютка Пен усадил Джона в свой личный глайдер и помчался вместе с ним, как он выразился, «на лоно природы».

— Там тебе, старый мой друг, будет лучше всего. Моя вилла находится на искусственных островах в получасе лёта от мастерской. Там тебя никакой дьявол не разыщет.

— Надеюсь.

— Правильно надеешься. Это, Джон, частные владения. Туда без ордера суда, заверенного надзирательной комиссией, утверждённого административным советом, зарегистрированного в контрольной судебной системе и подписанного вице-мэром, отвечающим за соблюдение гражданских прав, не сунется ни одна легавая собака.

Пен был прав. Священное право на неприкосновенность собственных владений издавна ценилась куда больше даже права на жизнь. На частную территорию с обыском было заявиться практически невозможно даже таким организациям, как ФБР. Обыски практически ушли в далёкое прошлое. Собрать все подписи на ордер было нереально, так что обыски проводились во всём Нью-Тауне не больше одного раза в два года. Правда, если ФБР прознаёт, что Замойски скрывается здесь, они могут заявиться под видом конкурирующей банды и пострелять всех свидетелей — такое бывало, но не так уж часто. Для этого они должны были полностью быть уверенными, что преступник скрывается именно там.

Владения Малютки Пена располагались на искусственном острове, сооружённом из бытовых отходов огромного города, именно той их части, которая не поддавалась утилизации и вторичной переработке. Подобный мусор закатывался в специальные контейнеры-кубы из практически не разрушающегося материала, и из этих-то кубов и «насыпали» искусственные острова. Они стоили сравнительно недорого и могли приобретаться всеми, кто не желал выкладывать гораздо большие суммы за виллы на гораздо более удалённых, но натуральных островах. Прозвали их в народе по разному. «Гангстерские ранчо» — поскольку они были по карману и устраивали в основном гангстеров средней руки. «Дерьмовые кучи». «Рай засранцев». И прочее — в том же духе. В выражениях аризонцы никогда не стеснялись.

Малютка Пен, не мудрствуя лукаво, «облагородил» безликий ландшафт своего островка наведёнными голографическими картинками роскошного первозданного леса, выстроил дом из недорогого материала, запоминающего заданные формы, и зажил в нём, как в средневековой крепости, предварительно обезопасив свой остров подержанной установкой силового поля, чтобы никто, кроме него и членов его банды, не мог туда проникнуть.

Сутки Замойски провёл в тишине и спокойствии, время от времени наблюдая свою физиономию в «Новостях». «Разыскивается за государственную измену». Судьба беглых преступников и московитянских шпионов мало кого волновала в Аризоне. Во всяком случае куда меньше, чем обещание звёзды «Кретин-рока» Джоанны Линч продемонстрировать тридцать пятую позу интимного контакта с её псом породы Баскервилль, напоминавшим больше по размерам корову. Поэтому долго физиономия Замойски на экранах не задерживалась. Оживлялись аризонцы, лишь заслышав о крупной награде за поимку агента. Но в награду тоже никто не верил. Да и вообще в Нью-Тауне было не так много людей, в чьих головах надолго могла задержаться какая-то мысль.

На вторые сутки Малютка Пен объявил:

— Сегодня у меня небольшое семейное торжество. Прибудут несколько моих друзей с… э-э… жёнами. Так что повеселимся…

— Ты что, одурел? Чтобы мою физиономию увидели и сравнили её с изображением из «Новостей»?!

— М-да, незадача получается, — согласился Малютка. — Но встречу я отменить не могу. Это вызовет излишние кривотолки.

— Тогда я не выйду к гостям.

— Тоже нельзя. Они всё равно пронюхают о твоём присутствии.

— Ладно, — кивнул Замойски. — Приму участие в вашей вечеринке. Только мне нужен косметический комплект «Дракула».

— Будет.

Действительно, через час доставили комплект. Замойски уселся у зеркала. И через сорок минут оттуда на него глядел совершенно другой человек. Для большинства населения «Франкенштейн» — просто игрушка. Но в руках мастера он творит чудеса. Теперь никто бы не узнал Джона Замойски. Кроме, конечно, полицейидентификаторов, для которых, чтобы раскусить этот грим, понадобилось бы ровно две сотых секунды.

— Бог ты мой, — всплеснул руками Малютка Пен. — Я было подумал, что кто-то пробрался через силовое поле. Ты художник.

— Умею, — удовлетворённо кивнул Замойски.

Как и было обещано, на острове появились трое ирландцев со своими дамочками, которые вряд ли могли быть их жёнами, поскольку вели себя так, как могли бы вести себя на подобных вечеринках женщины лёгкого поведения, приглашённые скрасить компанию закоренелых холостяков.

— Парни, представляю вам мистера Нила Гардина, — проговорил Малютка Пен, когда все разместились за столом, сервированным под званый ужин прямо на берегу моря.

— Я слышал о вас, — пожал руку Джона чернявый подвыпивший коротышка с плутовато бегающими масляными глазками.

— Польщён, — кивнул Замойски, прекрасно зная, что это наспех выдуманное имя никто раньше слышать не мог.

— Что-то с игорным бизнесом. Да? — не отставал коротышка.

— Вроде этого. Только не здесь. Стар-Вегас.

— А-а, — с уважением протянул коротышка. — Меня зовут Большой Рекс, и я заправляю всеми делами в этом… э-э, коллективе. Вон того хохотунчика, что лезет под юбку той наивной девственницы, кличут Жеребец. Откуда эта кличка — об этом лучше расскажут наши подружки. Того, который набивает брюхо, не обращая внимания на трущуюся об него Салли, зовут Проныра. Он своего никогда не упустит. Ну а Малютку Пена вам и представлять нечего — вы его и так знаете. Хороший малый, только жаден, как Крез. Замойски не стал объяснять, что последний царь Лидии Крез был не жадный, а богатый.

— Зато девочку Пен себе отхватил что надо. Её зовут Кальвина, Как вам нравится это имя? Никогда не слышал подобных имён! А так всё остальное у неё в высшей степени удачно подобрано — и то, что выше пояса, и то, что ниже…

Большой Рекс продолжал болтать без умолку, расхваливая свою собственную подружку, которую звали Пенелопа. Замойски стало нестерпимо скучно. Тут он заметил призывно-оценивающий взор этой самой Пенелопы, бесцеремонно обшаривающий его фигуру.

На первый взгляд ей не было и восемнадцати, но её округлые формы, скупо покрытые полупрозрачным коротким платьем из так называемого «магического шёлка», надетого прямо на голое тело, могло свести с ума кого угодно из мужской половины населения Вселенной. Даже тех из них, кто предпочитал гомосексуальные связи. Волосы у Пенелопы практически отсутствовали. На голове их успешно заменяла модная шапочка, реагировавшая на эмоции свой хозяйки переменой цвета. Одежда то искрилась блёстками, то переливалась разноцветьем радуги. Её зрачки по последней моде заменяли чёрные изображения лошадиных черепов.

Несносный болтун Рекс переключился на разговор с Малюткой Пеном. А Пенелопа хорошо поставленной походкой направилась к Замойски.

— Что, нравлюсь? — уверенная в своём очаровании, спросила она у Джона. — Можешь не отвечать, красавчик. Я чувствую, когда в мужчине просыпается зверь… Но ведь и во мне может проснуться кошка.

— Хищная?

— Нет, мягкая. Из тех, которые мурлычут на груди… Я хочу, чтобы ты сегодня был моим зверем.

В принципе Замойски тоже был не против. Ханжество не входило в число его недостатков. Он мог похвастаться длинной чередой связей, правда, только с противоположным полом, что считалось на Аризоне ненужной щепетильностью.

— Первым озвереет твой Рекс, — усмехнулся Замойски.

— Пускай…

— Он не Отелло?

— Красавчик, где ты в наше время найдёшь ревнивых мавров?

Так, прикинул Замойски, девочка относится к двум процентам населения Аризоны, которые слышали, кто такой Шекспир.

Малютка Пен и Большой Рекс отошли от пировавших и развлекавшихся друзей на солидное расстояние.

— Ты знаешь, красавец, я разбираюсь в людях… Эти ирландцы вообще не люди. Так, тройка злобных скорпионов. Но ты-то не такой. Ты, красавчик, тут случайно… Им не тебя жалко.

— Почему?

— Потому что скорпионы кусаются… А ты такой беззащитный, — она прижалась к нему всем телом, и Замойски ощутил, как в нём пульсирует кровь и рождается необузданное желание. Он подумал, что, может, дело в духах-возбудителях или в магнитно-волновом эректоре, который вполне мог уместиться в браслете на руке Пенелопы. Но потом понял, что дело всё-таки в ней самой. Это действительно была кошка. Она относилась к тем женщинам, которые способны поднять и паралитика с ложа, проведя пальцами по своей обнажённой груди и вильнув бедром.

— Я действительно выгляжу беззащитным?

— Абсолютно. Я давно общаюсь с этими скорпионами. И видела много таких мальчиков, которые кончают свою жизнь в плазменных распылителях в подвалах… Знаешь, я уверена — они готовят какую-то гадость.

— Почему?

— Кошки обладают предчувствиями. Пойдём за ними, — неожиданно предложила она. — Нам достаточно будет держаться от них на расстоянии в сто метров, чтобы нас не заметили, а мы бы при этом слышали всё, о чём они говорят.

— Каким образом?

Она продемонстрировала кольцо на своему пальце. Замойски потрогал его. И узнал приёмник-детектор класса «Ухо», притом достаточно высокого класса. Он позволяет считывать переговоры, даже когда они ведутся в укрытии, на значительном расстоянии. Любимое орудие банковских охранных структур и спецслужб. Прибор вызывал у Джона массу вопросов. Зачем этой сексуальной кукле такая штуковина? И зачем ей демонстрировать устройство первому встречному?

— Что это? — спросил Замойски, разыгрывая святую наивность.

— Прослушивающая система. Когда общаешься со скорпионами, нужно надевать перчатки. Считай, это моя гарантия остаться в живых.

— И Большой Рекс знает о твоей слабости?

— В принципе, да. И прощает её, поскольку не имеет иного выхода… Поэтому я и жива. Но всё равно буду благодарна, если ты не будешь молоть об этом свои язычком, которому, может, мы сегодня найдём применение получше. А?

— Найдём, — согласился Замойски.

Они отошли в сторону, в тени разлапистого трёхствольного дерева с листьями размером со сковородку и с крючковатыми ветками. Пенелопа активизировала «Ухо». Работала она с ним умело. Послышались приглушённые голоса Маленького Пена и Большого Рекса.

— Кто такой этот тип? — голос принадлежал Рексу,

— Это моя проблема, — вздох, принадлежавший Маленькому Пену, был таким горьким, что гангстера стало просто жалко.

— Большая проблема?

— От неё было бы лучше избавиться.

— За чем стало дело?

— За тем, что это слишком большая проблема.

— Эх, старина Пен. Тебя погубит мягкотелость. Ты слишком добр. И теряешь хватку.

— Это говоришь мне ты, Рекс? Тот, который до сих пор чувствует мои железные пальцы на своей шее.

— У меня крепкая шея, дружище. Слишком крепкая… Но я готов признать справедливость твоих слов.

— С каких пор ты стал поганым дипломатом, Рекс? Скажи честно, не виляй задом, как возбуждённый гомик — Малютка Пен держит тебя за глотку так, что не дёрнешься. А, дружище? — Каркающий смех. — Без обид?

— Без обид, старый пердун.

— Мы же с тобой друзья. Мы выбросили в открытый космос Обезьяну Багса и пятерых его громил. Мы разделались с Грязным Нго. Нам ли после этого ссориться?

— Ты прав, старый негодяй. Давай дёрнем по рюмке. А гость твой, Пен, просто дерьмо. И он лезет к Пенелопе. Но так как Пенелопа тоже дерьмо, я прощу им это. Пусть гуляют.

— Правильно. Пусть порадуются жизни в «круге удовольствий».

— Эх, Пен, старый мой друг, — вздохнул Рекс, и что-то резануло в его голосе. Замойски ощутил что-то, укрывшиеся от слуха Малютки и Пенелопы…

Вернувшись к столу, Замойски с Пенелопой дождались прихода тех, кого только что подслушивали.

Малютка Пен, хватив стаканчик, обратился к Джону:

— Вижу, ты нашёл общий язык с Пенелопой. Рекс не в обиде. Не хотите посетить «круг удовольствий»? Думаю, что Пенелопа согласится вас туда сопроводить.

— Что это такое? — спросил Замойски.

— Это то, что обошлось мне в сотню тысяч кредов. Такими сенсорусилителями не похвастаются даже большие арены города. Ну как?

— Согласен.

Комната была небольшой — пятнадцать квадратных метров. В ней не было ничего, кроме похожего на глыбу льда, обёрнутого несколькими кольцами волнового наведения ТТ-300. Действительно, эта аппаратура стоила сотни тысяч кредов. Она усиливала чувства, доводила их до предела. Воздействовала на центры удовольствия. Вещь безвредная при кратковременном использовании. Но начав этим увлекаться, многие становятся зависимыми. Иссыхают от голода, раз за разом возбуждая себя снова и снова. От таких штучек ежегодно гибнет несколько тысяч человек только в Нью-Тауне.

— Давай, красавчик, — прошептала Пенелопа, освобождаясь от одежды и присаживаясь на ложе. — Не надо, я сама.

Она медленно сама раздела Джона. Избавление от каждого предмета туалета она сопровождала работой языком, А пользовалась она им не только для того, чтобы сплетничать. Замойски показалось, что сенсорусилители уже включены — настолько резкое блаженство пронзало его. Пенелопа обнажила его окончательно и стала покрывать поцелуями с ног до головы. А он действительно ощущал, как в нём просыпается зверь, когда целовал её тело, ласкал губами её наполненные безумной жизненной силой соски, опускался губами всё ниже и ниже. Он вошёл в неё, освободился от переполняющей страсти всего на миг и воспрял снова. Это было изумительно. Она действительно была кошкой и билась в диком приступе экстаза.

Сенсорусилительное оборудование всё не включалось. Когда оно загудело, последнее, что понял Замойски — сотня тысяч кредов потрачены Малюткой Пеном не зря.

Пенелопа стала для Замойски целой Вселенной. Это была Вселенная Наслаждения. В его действиях разум не участвовал. Какой-то счетовод в глубине сознания отсчитывал, сколько раз Замойски достигал пика наслаждения. Сколько раз достигала его и Пенелопа. Они сливались, будто заглатывали друг друга, превращались в огненный вихрь, потом в чёрные дыры, разлетались в разные концы мира, чтобы опять сойтись снова во всепожирающем пламени страсти. Возможно, их страсть и была тем самым Большим Взрывом, родившим Вселенную.

Сколько это продолжалось? Трудно сказать. В мире сенсорусиления время течёт иначе. Человек выпадает из времени.

Голова была пустая. Сознание витало в невесомости. Потом Замойски стал приходить в себя, По всем правилам он должен был бы проваляться ещё с час.

Но несмотря на полное подчинение страсти, в самой глубине его существа жила какая-то частичка, готовая вспыхнуть, преобразиться в сокрушительное действие, если возникнет опасность. Только четвёртый посвящённый в гимнастике скрытых энергий «Тучэй» способен на такое. Но никто из присутствующих не мог представить себе, что человек, лежащий на ложе, достиг четвёртого уровня посвящения в этой гимнастике. Такими успехами могут похвастаться меньше тридцати человек во всей Вселенной.

Пенелопы рядом не было. Замойски ощущал дисгармонию в окружающим мире. Ощущал притаившуюся смерть. Он знал, что должен встать. Резкое усилие. Будто холодная волна прокатилась по телу, смывая последствия воздействия сенсорусилителей.

Замойски вышел в коридор. Он знал, что основное творится в тесном помещении, со стилизованно грубыми, мшистыми, влажными камнями, со средневековой тяжёлой мебелью.

Замойски успокоился. Он теперь представлял ситуацию. И знал, что делать. И ещё знал, что эти люди ошиблись по крупному.

Он нацепил на лицо наивную улыбку и шагнул в комнату.

Увидел то, что ожидал.

Рекс с виброудавкой склонился над телом Пена. Двое бандитов держали Пенелопу, руки которой были сцеплены эластонитями.

— Проснулся, — с некоторым удивлением произнёс Рекс, бросая взгляд на Замойски. — А, уже всё равно.

И Замойски наконец понял, что было в голосе Рекса, когда он разговаривал с Малюткой. В его голосе было обещание смерти…

Лишь к концу рабочего дня главный госпитальер Никита Фёдорович Сомов позволил себе немного расслабиться. Сколько же сил ему стоили последние годы. С какими невероятными трудностями удалось ему убедить местное правительство в необходимости открытия на планете госпиталя.

Человеческое общество на Ботсване постепенно деградировало, и это трудно было не заметить постороннему наблюдателю. С того памятного для всего человечества галактического года, когда началось переселение народов с Земли на другие планеты, прошло более двух столетий. Человечество чётко разделилось на несколько частей. Так называемые «Планеты первой линии» — Московия, Аризона, Швиц, Коричневые миры и некоторые другие — далеко ушли по пути прогресса, создали высокотехнологические общества с высоким уровнем жизни. Планеты второй линии, типа Ботсваны — там в лучшем случае обитатели топтались на месте, но, бывало, и постепенно утрачивали свои передовые позиции в области науки и техники, отступали шаг за шагом, с трудом порой удерживаясь на грани, за которой обвальный необратимый регресс. Им не под силу было удерживать высокотехнологические позиции. Навсегда, казалось, канувшие в Лету экономические, экологические проблемы давали знать о себе. Воскресали старые и забытые болезни, некоторые претерпели существенные изменения, приобретали более опасные формы. Появлялись и инопланетные бактерии, порой весьма жуткие.

Негритянское население, составлявшее основное большинство человеческой колонии на Ботсване, постепенно вымирало. Потому-то и добивался Сомов создания этого передвижного госпиталя-автомата, а в дальнейшем разворачивания здесь и в других подобных мирах сети подобных медучреждений, в которых место среднего и младшего медперсонала занимали расторопные и все умеющие биороботы. В таких госпиталях могло работать сравнительно небольшое количество врачей. Пока же их места занимали юные практиканты из космоакадемии, которых Сомов выбрал сам.

Больше всего опытному госпитальеру нравились Инга Борисова, изучавшая акушерство и гинекологию, и Виталий Стасенко, стажировавшийся по хирургии и регенерации утраченных человеческих органов. Да и остальные слыли на факультете любимчиками преподавателя Сомова. Все, кроме Иллариона Бугрова, с которым Сомов постоянно ругался и спорил. При этом какое-то внутреннее чутьё, собственная интуиция подсказывало ему, что из Иллариона может получиться в будущем классный специалист. Наверное, поэтому Сомов и включил его в состав «Первой медико-космической бригады», отправившейся на летний период стажироваться на Ботсвану.

Сидя в своём кабинете, Сомов включил СТ-визор и вызвал информблок последних известий. На противоположной от него стене возник голубой луч, превратившийся в развёрнутый экран.

— Поступили сообщения с мест, — заулыбалась в глубине экранного проёма чернокожая губастая красотка. — Последние очаги сопротивления приверженцев сатанинской секты, именуемой «Храмом Ожидания», подавлены. Успешное наступление правительственных сил лишило повстанцев надежд на поддержку большинства населения в провинциях заселённой части планеты…

Прислушиваясь к тому, о чём вещала диктор, Сомов невесело покачал головой. Политическая жизнь Ботсваны была незамысловата. Здесь боролись за власть, ничуть не стесняясь в средствах, две общественные структуры, оформленные в виде госинститутов, политических партий. Фактически за ними стояли две различные идеологии, развившиеся изначально из двух религий — Буду и «Храма Ожидания». Приверженцы древней религии Буду поклонялись тёмным силам зла, как поклонялись им многие поколения предков. Они как фиговым листом прикрывались привычными лозунгами о заветах предков, о грядущей эре процветания и не стеснялись обличать в мракобесии и злонамеренности своих оппонентов. Силы, объединённые «Храмом Ожидания», выглядели гораздо более пристойно. Власть их интересовала более в части самообороны от Буду. Атак они больше помышляли о высоких материях и с удовольствием вообще бы отдалились от мирских проблем. Задолго до появления колонистов с Земли на Ботсване существовала высокоразвитая цивилизация, названная «цивилизацией приоров». Что они представляли из себя и куда исчезли, никто конкретно не знал. Многие полагали, что представители прежней суперцивилизации никуда не делись. Они просто ушли в один из сопредельных миров, о существовании которых уже три сотни лет твердят физики, и теперь внимательно следят за тем, что творится в их родном мире. Приверженцы идеологии «Храма Ожидания» считали, что приоры обязательно вернутся и всенепременно призовут к ответу тех из нынешних обитателей Ботсваны, кто больше других причинил планете, вреда и несчастий. Эта незамысловатая идея, как и положено у негров, была обставлена множеством диковатых ритуалов и мистерий.

— Посмотрите и запомните лицо преступника, продолжала между тем вещать дикторша по Ст-визору. — Всех, кто видел этого человека и может назвать его нынешнее местопребывание, ожидает награда в двадцать шесть тысяч ботсванских крон.

— Ага, — кивнул Сомов. — Зарплата за пятнадцать лет работы на приисках. Дороговато.

— Сообщите нам или в Министерство порядка об этом преступнике — и вы станете богаты. Недонесение о местонахождении преступника будет расценено как государственное преступление. Ещё раз вглядитесь в это лицо, — закончила дикторша.

Сомову совершенно не обязательно было «вглядываться» в экран, он и так узнал того, чьё изображение передавали в программе новостей. Это был Главный жрец «Храма Ожидания». Значит, плохи дела у сторонников этого движения, если их лидера объявляют государственным преступником, подумал госпитальер.

Мелькнул красный сигнал. Справа от Ст-проёма возникло ещё одно изображение — дежурного робота, следившего за безопасностью на периметре силового поля, окутывавшего госпиталь.

— У периметра человек, — коротко доложил робот с лицом-маской, на которой застыла восхитительная улыбка героя многочисленных компьютерных СТ-фильмов о космических похождениях командора Грубса, по которому с ума сходило целое поколение молодых киноманов на разных планетах.

— Что с человеком? — осведомился госпитальер.

— Не могу определить точно. Мешают странные энергетические помехи. Информация не проходит… Выслан экипаж роботов-санитаров… Информация получена. Человек ранен. Организм отравлен. Требуются срочные мероприятия по дезинтоксикации организма и оперативное вмешательство.

— Покажи мне раненого! — потребовал Сомов и тут же удивлённо присвистнул, увидев на экране лицо Главного жреца «Храма Ожидания» — государственного преступника! Тут же он, приняв решение, твёрдо сказал: — Срочно доставить раненого в приёмный покой и оказать весь комплекс специализированной медпомощи!

Сделав распоряжения, Сомов нехотя встал со своего уютного кресла и, вздыхая, направился в приёмный покой. Нет, ни теперь, ни в ближайшем будущем ему не видать полноценного отдыха, как своих ушей. А что, может быть лучше покоя, отрешения от каждодневной суеты, что заменит неторопливую спокойную работу ума, размышления, поиск новаторских решений в науке. А тут только позволишь себе чуть-чуть расслабиться, как сразу кто-то обязательно помешает…

В приёмном покое его поджидали стажёры Стасенко и Краминов.

— Никита Фёдорович, у пациента в руке зажат какой-то странный предмет типа обычного булыжника, — проговорил Стасенко, увидев Сомова. — Я хотел разжать его пальцы, но ничего не выходит. Похоже, этот камень можно отобрать у него только вместе с рукой.

— Ну и оставьте ему эту драгоценность, — отмахнулся Сомов. — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не, мешало работать… Давайте-ка, други мои, отправим пациента в диагностический комплекс!

Через некоторое время Сомов, глянув на результаты исследований, отразившиеся на экране контрольного монитора, удивлённо воскликнул:

— Вы только посмотрите на это! Нет, такого просто: не может быть…

Краминов, глянув через плечо учителя на экран, изменился в лице.

— Подобного я ещё не видывал, — сказал он. — Это же ходячий труп. Вы только заметьте, сколько в него яда накачали. Да ещё какого!

— Но самое любопытное, этот яд сам разрушается прямо на глазах, — с придыханием проговорил Сомов. — Ну и ну! Организм самостоятельно без нашей помощи нейтрализует смертельную дозу… И всё же прогноз для этого пациента скорее всего неутешительный. Pessime, сиречь безнадёжно…

— Хотели тебя удавить в постели, — хмыкнул Большой Рекс. — Но тебе не всё равно, как подохнуть, ублюдок?

Замойски прикинул расклад. Рекс, пятеро его приятелей. Виброудавка, автомат, три пистолета— два из них спрятаны в кобурах. Ну что ж, можно работать.

Малютка Пен был наверняка мёртв. Старый гангстер был, конечно, законченным негодяем, готовым продать кого угодно. Но Замойски всё-таки жалел его. Обаятельный, сильный, он не заслужил участи погибнуть от руки своего друга. И всё-таки погиб.

Рекс презрительно ткнул носком ботинка голову Пена — и та покатилась по камням пола. Виброудавка работала куда лучше тяжёлого меча в древности.

Рекс кивнул. Проныра поднял ЭМ-автомат.

Гимнастика «Тучэй» позволяет играть со временем. Всё стало будто замедляться. На миг Замойски расслабился. Превратился в лёгкий ветер. В невесомую снежинку, несущуюся над землёй. Он стал будто прозрачным, невидимым. Он преисполнился вселенского спокойствия. А потом взорвался действием.

Пули заколотили по камню, рикошетя от него. Проныра так ничего и не понял. Куда делся этот шустрый парень, он смог додумать на том свете. Удар ребром подошвы ноги перебил ему горло.

Второй бандит потянулся к кобуре. И смог перекинуться словечком о странностях всего с Пронырой — на том свете. Ребро ладони переломало шейные позвонки. Третий забыл о пистолете и рванулся вперёд.

Он попытался ударить Замойски огромным кулаком. И кулак стукнулся о стену.

Три пальца впились в солнечное сплетение, а потом воткнулись под ухо. Ещё один труп. Замойски работал как танк, ворвавшийся в стан врага и давящий всех гусеницами.

Неожиданно Пенелопа проявила прыть. Пятка её ноги въехала по голени одного из громил, державших её за руки, а затылок разнёс губы второго. Громилы ослабили хватку, и Пенелопа ринулась вперёд, упала на пол и закатилась за тяжёлый сундук, отделанный бронзой.

Жеребец, державший Пенелопу, обладал хорошей реакцией. Он ушёл в сторону и вырывал из-за пояса энергоразрядник. Им Замойски занялся в первую очередь. Боец, дерущийся с несколькими противниками, не должен оставаться на месте. Замойски рванулся в сторону, пригнулся, над его головой просвистела виброудавка, которой размахивал Рекс. С ним разберёмся позже. Замойски чётко просчитал не то что каждый шаг — каждый вздох. Он ощущал ткань боя — всё было как на ладони.

Энергоразрядник в руке Жеребца. Замойски уже сблизился с ним, выгнулся. Бандит всё-таки дожал пластинку разрядника, но разряд ушёл совсем не туда, впился в тело другого телохранителя. Замойски впечатал локоть в бок Жеребца. Там что-то хрустнуло. И этот бандит получил свой билет в рай.

Теперь остался один Большой Рекс. Он ошарашенно смотрел на трупы своих помощников, но при этом не забывал дико вращать жгут виброудавки.

— Ты, дерьмо, — прошептал он больше удивлённо, чем зло. — Всё равно убью.

— Давай, — кивнул Замойски. Он прикинул ситуацию. Разрядник так и остался у Жеребца — только теперь его сжимала мёртвая рука. Можно попытаться дотянуться, но тогда Большой Рекс имеет шанс достать его удавкой. А Замойски сегодня никому никаких шансов предоставлять не собирался.

Большой Рекс с криком бросился вперёд. Работал он виброудавкой очень сноровисто, быстро, умело. Видать, съел на этом деле собаку.

Жгут пропел, как тонкая струна. Он летал перед лицом Замойски, и тот уходил от него такими движениями, что того и гляди треснет позвоночник. Жгут коснулся волос.

«Пора», — решил Джон, нырнул вперёд, проводил ладонью руку с виброудавкой, хлестнул по ней. Удавка упала на камни. Замойски схватил Рекса за шкирку и встряхнул, как нашкодившего кота.

— Ну…

— Сколько скажешь. Но не больше двухсот тысяч кредов, — поспешно произнёс Рекс.

— Мразь.

Замойски отбросил от себя Рекса, и тот упал на пол.

— Дерьмо, — вскрикнул тот и неожиданно ухватил рукоятку ЭМ-пистолета, лежавшего на полу.

Он рассчитывал, что успеет. Только забыл, с кем имеет дело. Замойски никогда ничего не упускал. И знал, что воспользоваться этим пистолетом у Большого Рекса не будет ровным счётом никаких шансов. Всё-таки Рекс решился. Его беда. Хрустнули шейные позвонки. Рекс отдал Богу душу.

— Дорогой, тебе не кажется, что мы остались одни? — послышался женский голос.

Пенелопа выбралась из-за сундука и уселась на корточки.

— В смысле?

— Рекс разделался с Малюткой Пеном и с девушками, которые могли явиться свидетелями. Разделался бы и с тобой, и твоей головой играли бы в гольф. Ты разделался с Большим Рексом и его подручными. Счёты уравнялись. Мы вдвоём.

— Почему Рекс убил Пена?

— Старые счёты. Пен держал его в ежовых рукавицах. Рексу это надоело. Гангстеры…

— Что дальше делать?

— Нужно уходить отсюда как можно быстрее.

— Что они хотели от тебя?

— Когда имеешь своей профессией шантаж, нужно быть готовой к подобным неприятностям.

— Шантаж?

— Ну, конечно… Просто я всегда умела вовремя остановиться и сказать до свидания. Сегодня моё чутьё подвело меня. Спасибо за подарок.

— Какой подарок?

— Жизнь… Вскоре сюда наедут дружки Рекса. Потом подкатят приятели Малышки Пена, И здесь будет; настоящая война.

— Ну?

— Что ну? У меня глайдер. Улетаем. Если тебе негде жить, поживёшь пару дней у меня.

— Договорились.

— Тогда нечего ждать… Поехали.

Динозавр предполагал, что дорога к пещере Чёрного шамана будет нелёгкой, но она даже превзошла его ожидания.

Командир спецподразделения «Ястребов» и вся его команда отправились в путь на рассвете, когда последняя из трёх лун спряталась за самой высокой горой в горной цепи на западе и первые лучи дневной звезды, восходившей прямо из океанских далей на востоке, превратили чёрный небосвод в фиолетово-красный. Их было четырнадцать — сам Динозавр, двенадцать космодесантников и проводник, в роли которого согласился выступить за упаковку «метабласта» — самого мощного галлюциногенного наркотика — доходяга-мулат из небольшой провинциальной колонии. Правда, сперва даже «метабласт» не мог соблазнить этого человека. Чёрного шамана он боялся куда больше, чем Динозавра, его команду, а также всю Аризону вместе взятую. Боялся даже больше смерти. Подавитель воли, порция препарата «пластилин», действительно делавшего из человека податливый материал, сотворили своё дело. У обитателей Ботсваны мозги были подвержены обработке куда лучше, чему жителей цивилизованных планет.

— Поведу, — согласился мулат, обводя Динозавра и его помощников мутным взглядом. — Пешком.

— Ты что, мартышка? — прорычал Динозавр. — У нас есть глайдер.

— Летающая птица — нельзя. Я не найду. Пешком.

— Далеко идти?

— День. Два дня.

Шли они уже трое суток. Они забрались в непроходимые джунгли. Самое беззаботное настроение было у проводника. Он просто шёл и шёл вперёд, на все вопросы отвечая: «Скоро».

Динозавру это начинало сильно надоедать. Он склонялся к мнению, что у мулата от «метабласта» и «пластилина» просто выгорели все мозги и он идёт куда глаза глядят.

Утром четвёртого дня Динозавр по пояс провалился в наполненную жидкой грязью яму.

— Вот сволочь, — воскликнул он и хотел было потребовать, чтобы ему кинули верёвку, но тут рядом возникла оскаленная пасть размером с чемодан. Динозавр различил, что острые зубы в ней шли в два рада. Пасть принадлежала существу, высунувшемуся из соседней ямы-норы, также прикрытой от глаз яркой зелёной ряской и порослью, абсолютно не отличавшейся от растений на твёрдой почве.

Рефлексы не подвели. Плазменный кубик, прикреплённый к руке, влетел в зубастую пасть. Потом — вспышка. Чудовище рухнуло в яму. Теперь оно уже никого не потревожит.

— Держите, сэр, — крикнул спецназовец, бросая Динозавру эластотрос.

Динозавр выбрался из ямы, вытер испачканное лицо и кивнул спокойно:

— Ну всё, мартышка — Взвёл ЭМ-пистолет и направил его в лоб проводнику: — Молись своему чёрному богу.

Обычно мутные глаза проводника немного просветлели. Лицо исказила маска испуга.

— Мы пришли, господин. Вон те горы… Вон… Не убивайте.

— Ладно, три часа тебе, черномазая скотина. Опять вперёд. Шаг за шагом.

— Сэр, у нас неприятности, — произнёс техник группы сержант Бойл.

— Что случилось?

— Барахлит радиоаппаратура. Нет связи с резидентурой.

— Радиосвязи?

— Не только. Даже эфирные маячки не работают. Мы не сможем вызвать глайдер для эвакуации.

— Как такое возможно?

— Аномальная зона. Такие случаи известны на некоторых планетах.

— Плохо… Ладно, где наша не пропадала, как говорят московитяне. Вперёд.

Снова — шаг за шагом. Боец «Ястреба» должен уметь не только пользоваться гравиплатформами, системами десантирования, в совершенстве владеть всеми видами оружия и рукопашного боя, тактикой нейтрализации защитных систем противника и проникновения на особо охраняемые объекты. Космодесантника, как и волка, кормят ноги. Он должен идти без устали, день за днём, чтобы однажды тихо, кошкой, скользнуть к цели. Техника — это только костыли. Главная сила в самом человеке, в его навыках, мощи и умении.

— Мы пришли! — заявил проводник, как и обещал, через три часа.

— Ага, — Динозавр погладил рукоятку пистолета. — Что ты мелешь?

В этом месте джунгли подходили к гряде Зумбу — самым суровым горам. Возвышались острые скалистые вершины. Вдалеке гигантским куском сахара белел Орлиный Клюв — восьмитысячник, один из самых высоких пиков планеты. До него, казалось, рукой подать, но на самом деле это расстояние — восемьдесят километров. Скрюченные деревья приютились на крутых склонах. Резко вверх забирала гранитная стена.

— Он живёт здесь. Но он пускает к себе только тех, кого хочет.

Если мулат не врёт и Чёрный шаман здесь, то в этих скалистых краях его можно искать сто лет.

— Ты обещал доставить нас к нему. Где он?

— Он скажет… Прости меня, Чёрный шаман, — мулат упал на траву и ударил лбом о землю два раза.

— Вот тварь, — Динозавр пнул его ботинком, прикидывая, насколько можно верить проводнику.

В принципе, верить ему можно. Динозавр знал, что мулату известен путь. И что после промывки мозгов мулат будет выполнять свою работу честно.

Значит, Чёрный шаман действительно где-то здесь. Но как его искать?

Но их самих нашли.

Динозавр замычал от резкой боли в висках. Он покачнулся, но удержался на ногах.

«Что нужно тебе?» — голос отдавался в голове пульсацией боли.

— Мне нужен Чёрный шаман! — крикнул Динозавр.

Бойцы удивлённо посмотрели на командира, кричащего в пустоту. И голос у него был надрывистый, хриплый.

— Сэр, — произнёс капрал Винт, но Динозавр только отмахнулся.

— Я пришёл к тебе! — крикнул Динозавр.

Боль запульсировала сильнее. Динозавр не верил в выводы экспертов исследовательского центра ЦРУ о наличии психотронных способностей у Чёрного шамана уровня двухсот единиц. Динозавр вообще не особенно верил психотронщикам, поскольку результаты их исследований, исходные предпосылки, выводы — всё это носило слишком туманный характер. Парапсихологические явления — телепатия, суггестия, телекинез, даже телепортация и ясновидение — существуют, но за свою историю человечество слишком мало узнало о их сущности. Поэтому когда психотронщики начинали измерять нечто неизмеримое в каких-то единицах, Динозавра, имевшего несколько степеней по разным научным дисциплинам, это только смешило. Но сейчас, когда чужой голос звучал в его голове и виски всё сильнее стискивало невидимым обручем, ему как-то вдруг поверилось в эти самые двести единиц.

«Зачем тебе Чёрный шаман?» — отдалось болью в голове.

— У меня предложение. Я имею что предложить.

«Ты пришёл без спроса».

— Это моя работа. Я представляю правительство величайшей человеческой цивилизации-Аризоны. Я говорю от имени её Властителей.

«Они не мои властители. Но сила уважает силу. Ты пройдёшь один. Оставив своих псов у порога».

— Согласен.

«Закрой глаза. Ты ощущаешь мою руку?»

— Да.

Действительно, Динозавру показалось, что его руку сжала чья-то рука.

«Я поведу тебя. Закрой глаза. Не пытайся их открыть — потеряешь зрение. Вперёд, гость».

— На месте, — прикрикнул Динозавр своим бойцам. — Если я не появлюсь через три часа, достаньте его…

«Ястребы» с удивлением смотрели, как их шеф карабкается в гору по едва заметной тропинке.

Веки у Динозавра отяжелели. Он не мог открыть глаза. Точнее, при желании смог бы, но тогда контакт был бы потерян. И задание провалено. Ему во что бы то ни стало надо было встретиться с Чёрным шаманом.

Он ощущал под ногами камни, чувствовал прохладное дуновение, которое бывает, когда стоишь перед входом в пещеру. Потом до ушей донёсся шум падающей воды. Левая рука ощутила скользкую стену, Пещера— точно.

Длился странный поход полчаса.

— Ты пришёл! — послышался голос.

Давление пропало. Голова стало ясной — Динозавр открыл глаза. Он стоял в огромном зале, освещённом неверным светом от нескольких сильно чадивших факелов, разбрасывавших вокруг себя снопы искр. Неприятно поразили те, кто держал эти факелы — это были скелеты. Они застыли в подобострастных позах, склонив безглазые черепа перед могуществом того, кто возлежал на белом троне, выточенном из человеческих костей.

«СТ-страшилки», — усмехнулся про себя Динозавр. Нечто подобное он и ожидал увидеть.

— Немногие удостаиваются чести быть принятыми здесь, — произнесло ожиревшее до невозможности чернокожее существо, чьей одеждой являлась шапочка из оскаленного черепа неизвестной земноводной твари и пятнистая шкура огромной дикой кошки, прикрывавшая его чресла.

— Я благодарен тебе, Властитель Ботсваны, — произнёс Динозавр, не лишённый дипломатического такта.

— Сюда приходят слуги. И те, кто несут дар.

— Дар?

— Свою кровь.

— Кровь, — кивнул Динозавр, наслышанный о фокусах последователей Буду и в глубине души считавший эти россказни больше легендами.

— Кровь. Концентрация жизненной силы, — просипел Чёрный шаман. — Кровь даёт мне Знание. Кровь даёт мне Виденье. Благодаря ей я держу в руках хлыст, которым управляю стадом своим.

— Да, — кивнул Динозавр. — Власть везде во Вселенной оплачена кровью.

— Я вижу, тебя, пришелец с другой планеты, привела сюда страсть. Большая страсть. Но ты не хозяин. Ты слуга сильных.

— Это не мешает мне самому быть сильным.

— Иные планеты… Изнеженность. Разврат. Слабость Разрушение устоев. Пренебрежение к огню и крови… У инопланетников холодная кровь, не так ли, мой гость?

— Зато есть горячие копья.

— А, — махнул рукой Чёрный шаман. — Энергоразрядники. ЭМ-оружие. Плазмопокрывала, — он продемонстрировал знакомство с внешним миром.

Эти технические термины дисгармонировали с окружающей обстановкой и звучали инородными в устах этого человека.

Значит, тут аналитики ЦРУ ошибись, составляя портрет Чёрного шамана и представляя его каким-то первобытным монстром, обладающим паравозможностями и в невежестве своём принципиально не желающим ничего знать о том, что происходит за пределами Ботсваны, ненавидящим технику и считающим её воплощением недоброжелательных стихий. Но что бы там ни напридумывали аналитики, именно сюда, в эту пещеру, сходятся нити, за которые дёргают, двигая марионетками на Ботсване.

— Что нужно твоим хозяевам, инопланетник?

— Священный камень, который хранится у Главного жреца «Храма Ожидания», — сказал Динозавр, глянув прямо в глаза шамана. — Хаабад.

— Что? — Чёрный шаман забулькал, и груда жира затряслась, Динозавр понял, что он смеётся. — Всего навсего Хаабад? Стоило ли покрыть такое расстояние?.. А почему бы мне самому не воспользоваться священным камнем?

— Потому что ты не сможешь им воспользоваться. Он не для тебя.

— Да, ты знаком с преданиями. Чёрный шаман не может воспользоваться священным камнем «Храма Ожидания»… Но я попробую.

— Мы поможем тебе. Да, ты можешь много. Но сила нашей техники поболее будет твоей Силы.

— Боевые глайдеры? Биокомпьютеры? Роботы? Так?

— И кое-что другое.

— Мои соотечественники глупы. Мы владели когда-то подобными вещами. Теперь мы забываем даже, как ими пользоваться.

— С помощью техники мы сможем найти камень. Да с твоей помощью разобраться в нём. Но камень для тебя не самое важное.

— Верно. Больше я хочу получить кровь нынешнего владельца камня. Мы можем договориться.

— Так за чем дело стало?

— Мне нужно время, чтобы подумать… Жди, я скажу тебе своё решение.

— Когда?

— Может, завтра… Может, послезавтра. Тебе не впервой коротать дни под открытым небом, инопланетник.

— Не в первой.

Чёрный шаман потянулся к чаше. Сделал глубокий глоток.

— Иди. Закрой глаза и иди, — сказал он.

Тьма выплеснулась из его глаз, и Динозавр решил не сопротивляться.

Через полчаса он вышел к своей группе и открыл глаза.

— Ну? — спросил он сержанта Бойла.

— Маячок замолк. Мы не смогли обнаружить сигнал.

— А «глаз»?

— Тоже.

Бойл склонился над экраном.

— Идут помехи. Ничего невозможно сделать.

— Помехи постоянные?

— Да… Впрочем…

Через сорок минут Бойл совершил то, на что не надеялся. Он зафиксировал электромагнитный сигнал «глаза».

— Есть контакт, сэр, — сказал Бойл.

— Уже кое-что, — Динозавр уставился на экран. Из глубины СТ-экрана выступили очертания пещеры.

Дом Пенелопы насчитывал всего восемь комнат, ангар, в котором располагались «пузырь» и скоростной глайдер «Перо». В этой зоне города царила более-менее спокойная жизнь, кишели копробы, «плоскуны» выбирали себе другие места для забав. Здесь жил средний класс — клерки, служащие компании, те, кто в сумасшедствии Нью-Тауна ещё что-то делал, ходил на работу, из жадности или честолюбия зарабатывал деньги, а не существовал на социальные пособия. Планка доходов проживающих здесь была достаточно высока.

Дом отличался простой архитектурой с тягой к ретростилю — башенки, островерхая крыша, ни одной стереопроекции. Он выдавал несколько старомодные вкусы хозяйки, которые на фоне всеобщего сумасбродства выглядели более чем достойно.

— Живи сколько хочешь, — Пенелопа погладила Замойски пальцем по подбородку, как гладят домашнего кота, и упала на воздухоструйный диван, представлявший из себя сложные вихревые воздушные потоки, на которых колыхался прозрачный пластик.

— Я не буду долго злоупотреблять твоим гостеприимством.

— Гостеприимством? — Пенелопа похлопала по пластику рядом с собой, и Замойски упал на ложе и впился губами в её обнажённое бедро. Пенелопа задышала чаще, но потом оттолкнула его голову. — Не сейчас, зверь мой… Позже. У нас ещё будет время.

Она поднялась с дивана и приказала:

— Костюм синий — «офис».

Щёлкнули дверцы встроенного в стену шкафа. В воздухе завис костюм.

— Мне нужно сделать несколько официальных визитов. Думаю, управлюсь за три часа. И остальной день будет наш.

Она надела строгий официальный костюм, который по последней моде оставлял обнажённой фантастически привлекательную грудь.

— Не скучай… Если хочешь, в ванном комплексе есть сенсормодуляторы… Но не думаю, что они понадобятся. Лучше думай обо мне. Я сделаю то, что не по силам ни одному нейростиму.

Она прижала его руку к своей обнажённой груди, провела пальцами по телу Замойски, так что у того сердце тут же замолотило пулемётом, прошептала «до скорого» и шагнула на лифтовую платформу.

— Я активизировала системы безопасности. Никто сюда не сунется. Отдыхай спокойно.

Платформа ухнула вниз, доставляя хозяйку дома в ангар. А Замойски вытянулся на диване. Теперь он мог спокойно собраться с мыслями и чувствами.

Он подошёл к зеркалу, посмотрел на себя. Изменённое «Дракулой» лицо продолжало держаться. Правильно, это не какой-то там грим, который размывается от дождя.

«Индикатор слежки» показывал два нуля восемь. То есть — возможно, слежка есть, а возможно, и нет. Ближе всё-таки «нет», чем «да»… Ладно, машина она и есть машина. А что за ситуация на самом деле? Что подсказывает интуиция четвёртого посвящённого гимнастики «Тучэй»? А подсказывает она… Ничего она не подсказывает.

А логика? Могла ситуация сложиться именно так, как её интерпретирует Пенелопа? В принципе, могла

Получается, что он действительно в доме прекрасной секс-бомбы, подрабатывающей шантажом, которой нравятся его мужские возможности и которая не прочь поразвлечься с ним несколько деньков? Хорошо, если так. Но есть и другие варианты. Хотя бы — заподозрила в нём что-то неладное и решила пополнить список «клиентов» — тех, кто подвергается шантажу? Тоже не так плохо. Тогда максимум, чем рискуешь — деньгами, а они несущественны.

Но есть и третий вариант — самый худший. А Замойски знал на собственном опыте — начинать работу надо или с наиболее вероятных вариантов, или с худших.

Замойски не раз спасало моделирование ситуации. Старый как мир способ — выдвигаешь версию. Потом прикидываешь, что изменилось бы в окружающем мире, если бы события развивались именно так. Если такие факты находятся, значит, версия подтверждается.

Ну, начали.

Замойски подошёл к домовому компу и вытащил пластинку проникателя.

— Система перешла на режим накладок, — сообщил комп. Отлично. Недостаток большинства контрольных систем, использующихся в оперативной деятельности, — их зависимость от компьютерных систем. На Аризоне считается, что даже домашние компсистемы достаточно защищены от манипулирования. Но они не знали о существовании проникателя, этой штуковины, стоящей поболее прогулочной космической яхты.

— Наличие установленных в доме систем, — потребовал Замойски.

Комп начал послушно выполнять приказания, перечисляя многочисленные устройства.

— Не то, — прошептал Замойски. — Их частотные характеристики.

Поползли цифры. До боли в глазах Замойски всматривался в них. Вот оно! Самая худшая версия подтверждалась! Дом под контролем.

В режиме накладок проникатель нейтрализовал следящую аппаратуру. Звуки и картинки продолжали поступать на мониторы наблюдателей, но не реальные, а поддельные, смонтированные домовым компом по подсказке проникателя.

Теперь нельзя медлить ни минуты. Те, кто сейчас следят за мониторами фиксаторов, могут почуять неладное.

Проникатель запустил новую порцию информации в домовой комп. Теперь можно уходить.

Замойски встал на лифтовую платформу. Она ухнула по спирали вниз. Замерла в ангаре.

На «пузыре» улетела Пенелопа. Оставался скоростной глайдер. Подойдёт…

Замойски подключил проникатель к компу глайдера. Контакт налажен. Джон упал на мягкое сиденье.

— Ворота открыть, — приказал он.

Створки ворот поползли неслышно в сторону, впуская лучи светила, разбивавшегося над районом на четыре солнца. Замойски тронул машину, и она скользнула к выходу.

— Ну же.

Самый опасный участок — при выходе из ангара. Лишь бы они не успели просечь, что их водят за нос.

Ворота распахнулись достаточно широко. Замерли. И начали закрываться.

Они всё поняли! И взяли компьютер дома под контроль.

На пол начала падать причудливая тень. Ворота закрыли одно солнце, потом второе.

— Спаси Господи, — прошептал Замойски и рванул глайдер вперёд.

В бок ударила створка ворот. По пластику пошли трещины. Ещё один удар с другого бока…

Глайдер вырвался из ангара и завис в полукилометре над Нью-Тауном — как раз на такой высоте находилась платформа, на которой пристроился этот городской район.

Блеснула молния. Интуитивно Замойски двинул глайдер в сторону, и заряд бортового разрядника прошёл мимо. Ещё один разряд мимо. Третий угодил в хвост, но глайдер уже пролетел вниз те пятьсот метров и теперь скользил над безумными и необжитыми нагромождениями строений Гарлема.

Глайдер устремился мимо транспортных сетей и городских строений. К нему прилипли два полицейских флайера — никак не сбросишь.

Опять машину тряхнуло. Ещё один удар по кабине. В кабине сразу стало жарко. Дохнуло сверху сквозняком. Разряд снёс пластик, и в крыше зияла дыра.

Глайдер обогнул гигантскую улитку и нырнул под транспортную развязку гравиугольников…

Замойски надо было что-то решать. Сейчас его прижмут с другой стороны полицейские флайеры.

Глайдер резко завис в нескольких метрах от земли.

Тут по нему и ударили с двух точек орудия флайеров. Плазменные разряды плавили металл, и он капал на землю, перемалывая пластические и керамические конструкции. Когда изничтоженная машина достигла поверхности, можно было быть уверенным, что внутри не осталось в живых никого.

Вскоре к месту катастрофы слетелись полицейские и аварийные машины. Энергетическая установка глайдера чудом ещё работала, поэтому ремонтный транспортёр накрыл её силовым колпаком. Вскоре силовую установку загасили. Плазменные резаки начали отчленять деталь за деталью, пока не добрались до кабины.

— Его здесь нет, — сказал начальник линейного отдела ФБР.

— Как?! — удивлённо воскликнула Пенелопа, стоявшая рядом с ним. — Куда же он делся?

— Пенелопа, это всё ваша глупая самодеятельность.

Операцию вы провели бездарно. Рапорт ляжет на стол начальника бюро сегодня же!

— И на меня спишут все ваши недостатки! Погибшего агента врага при задержании в «Диком Западе», провале блокированием. Отлично!

— Отлично… Резидент Московии достал какую-то сверхсекретную информацию, и мы не знаем какую. Он попал к нам в лапы, но ушёл… Я своё получу, уверен. Ноивы, Пенелопа, можете мечтать лишь о должности офицера режима на производственной планете Министерства Обороны.

— Ну что же. Это будет большая глупость со стороны руководства, — презрительно процедила Пенелопа. — Вы, штабные чернильницы, никогда не умели ценить истинных профессионалов.

Она с ненавистью посмотрела на оплавленный глайдер и направилась к своему «пузырю».

Пока новенький «мобиль» Сомова, ведомый кибер-водителем, пробирался по ухабам и рытвинам просёлочной дороги — единственной связующей нити между небольшим негритянским посёлком, где располагался госпиталь, и столицей Ботсваны городом Аба-Ду, сам Никита Фёдорович, коротая время в пути, продолжал наговаривать материал для заказанных ему инфасетью воспоминаний.

«Мне небезынтересно, господа пользователи, услышать ваше мнение о поставленной проблеме. Её смысл, напомню, в том, стоит ли продолжать плодить на планетах типа Ботсваны число больных, а затем лечить их? Не лучше ли, изучив генетический код каждого будущего новорождённого, предотвратить появление на свет больных или, по крайней мере, их ограничить?

К примеру, на Ботсване в среднем из ста новорождённых детей десять имеют очевидные или легко распознаваемые пороки развития в жизненно важных внутренних органах. Многие нежизнеспособны и погибают до, во время или сразу после рождения. Это трагедия. Но не большая ли трагедия ожидает тех, кто выживает, но при этом остаются тяжёлыми инвалидами, парализованными и умственно отсталыми?

Да, на нашей планете, на Московии, давно решена эта проблема в пользу здорового потомства. Но следует ли нам со своими мерками подходить к жизни других народов, населяющих миры обозримой Вселенной?..»

Сомов глянул в окно и увидел, что его «мобиль» выехал наконец на более-менее приличную трассу, по которой в разные стороны передвигались, неимоверно чадя и пыхтя выхлопными трубами, допотопные машины с двигателями внутреннего сгорания. Главный госпитальер уже попривык к этим безобразным уродцам, владевшим ещё старой Землёй более сотни лет.

Вполне возможно, что деградация очень скоро окончательно низведёт цивилизацию на этой планете до первобытно-общинного строя, подумал он. А ведь каких-нибудь двести лет назад негры, живущие здесь, летали в космос, пользовались благами развитых в техническом отношении миров. Но увы и ах! Кто-то устремлён в своём развитии вперёд, а кто-то смотрит назад. На Ботсване, предоставленной самой себе, забыли дорогу к звёздам. Её цивилизация скатилась до технического уровня двадцатого столетия, а некоторые люди вообще предпочли вернуться в пещеры.

«Мобиль» Сомова с виду ничем не отличался от какого-нибудь устаревшего «форда», но работал на совершенно иных энергоносителях, не загрязнявших токсическими выбросами внешнюю среду. Он пронёсся по пустынным улицам Аба-Ду, что само по себе было удивительным, ведь обычно жизнь во всех её проявлениях бурлила на этих улицах в любое время дня и ночи, и остановился у электронного КПП с древними железными воротами, ведущими к двухэтажному зданию, в котором обосновалась дипломатическая миссия Московии.

Сомов бывал в миссии по делам службы довольно часто. Вход в коридор будто был прикрыт «мыльным пузырём», на котором играла радуга. Проходя через него, Сомов почувствовал лёгкий треск. «Мыльный пузырь» представлял собой первую линию микробиологической защиты. Вторая линия — невидимый барьер, при его пересечении тело будто обдавало холодом. После третьей линии можно было считать себя стерильным. Одновременно одежда была вычищена невидимыми струями ионизированного воздуха. Сомов не видел в этих предосторожностях никакого толка — имуннопрофилактические меры, принимаемые перед полётом на миры второй линии, делали для людей не такими уж и страшными эти микробы. Но существовало психологическое отторжение человеком с планет первой линии грязи, вони, антисанитарии. Так что защитбарьеры были больше данью брезгливости работников посольства, и главный госпитальер не мог их винить.

Робот— «домовой» преподнёс госпитальеру хрустальный бокал с охлаждённым безалкогольным коктейлем из сока местных плодов, прекрасно утоляющим жажду.

— Спасибо, — сказал Сомов.

Он был человеком от природы вежливым, и вежливость его распространялась даже на бездушные автоматы.

Вопросы, связанные с развёртыванием новых госпиталей на Ботсване, пока не решались, и одно это лишило Сомова хорошего настроения. Столь неприятное известие сообщил ему третий секретарь посольства Владимир Иванович Дубровенко — высокий худой человек, который делал всё возможное, чтобы наладить культурные связи с правительством Ботсваны, но, к сожалению, пока ещё ему немногое удавалось из-за зыбкости положения самой верховной власти на планете. Здесь часто происходили государственные перевороты. Сменяющие друг друга в бесконечном калейдоскопе диктаторы из армейских сержантов с манией величия, племенные вожди, национал-экстремистские группы редко держались более года и заканчивали чаще виселицей, тюрьмой или изгнанием.

— Давно хочу познакомиться с настоящими властителями Ботсваны, — часто жаловался посол Дубровенко Никите Фёдоровичу, когда они оставались один на один. — Только вот где их искать? То ли на далёких островах в океане, то ли в самой чаще джунглей, то ли в подземных пещерах…

Да, кто-то невидимый управлял здесь всей государственной машиной, по своей воле меняя отдельные её детали.

Но кое-какую приятную информацию Сомов всё же получил. Она касалась того, что вскоре с Московии должен был прибыть звездолёт, который доставит на Ботсвану пятерых опытных медиков на смену студентам-практикантам из академии, чья практика уже подходила к концу.

И ещё одна встреча в тот день состоялась у Сомова, которую он вполне мог бы отнести к разряду неожиданных. Выходя из здания миссии, он нос к носу столкнулся с другом далёкой юности Серёгой Филатовым, с которым когда-то вместе обучался на «Лысой горе».

— Никита? Сомов? — окликнул госпитальера человек примерно одного с ним возраста.

— Мы знакомы? — недоумённо пожал плечами госпитальер.

— А ты посмотри получше. Неужели я так сильно изменился? — заулыбался невзрачный мужчина средних лет.

Если бы не было этой улыбки до самых ушей, Никита Фёдорович никогда бы не признал Серёгу. А тут он заулыбался в ответ и обнял старинного приятеля за плечи.

— Вот теперь узнал! Но ты действительно изменился.

— Косметформирование. Лица меняются по нашим желаниям. Не меняются только глаза…

— Ты как очутился на Ботсване, а? Давай, рассказывай…

— Нет, Никита, не здесь, — проговорил Филатов, — пойдём лучше посидим в консульском баре. Вспрыснем нашу встречу.

— Сколько же мы с тобой не виделись, чёртушка? — никак не мог успокоиться Сомов, похлопав по плечу старого друга одной. Он взял со столика стаканчик с коктейлем «Чёрная незабудка». — Наверное, лет сто…

— Никак не меньше, — Филатов взял бокал сока синего апельсина.

— Не думал тебя здесь встретить. Небось всё по раскопкам разъезжаешь. Знатный археонавт Филатов. Помню лет пятнадцать назад о твоих находках на планете Интейра, что в созвездии Гончих Псов, вся информсеть Галактики гудела. Ещё бы! Серёга Филатов отыскал следы давно сгинувшей цивилизации. Замки, дворцы и всё такое прочее. И где? На абсолютно мёртвой планете!

— Интейра далеко не всегда была мёртвой, — улыбнулся воспоминаниям Филатов. — Многие геологические эпохи тому назад условия там были гораздо более приемлемыми для жизни, чем сейчас. Атмосфера достаточно плотная, имелась вода в жидком состоянии. Достаточно богатая флора и фауна. Есть предположение, что та цивилизация развилась до уровня полётов в космос и, может быть, даже полётов межзвёздных. Но Интейра постепенно лишалась атмосферы. Одна из версий причин — излишняя техногенная активность интерианцев.

— И гипотетическим интерианцам пришлось сменить место жительства? — улыбнулся Сомов, желая проверить, остался ли по-прежнему его друг таким же горячим мечтателем, каким был прежде.

— Началось «великое переселение народов». Часть интерианцев осели на третьей планете в системе звезды Бронксвелла, где к тому времени существовала жизнь, но не было разума. Оторванные от благ цивилизации, от энергетических станций, компьютеров, заводов-автоматов колонизаторы должны были бороться за выживание. На протяжении нескольких поколений они ещё пытались сохранить свои знания, передавая их детям и внукам. Но без практических навыков уже в третьем поколении все эти знания выродились во что-то вроде религиозного культа. Типичный тотальный регресс.

— Откуда информация? Третья планета Звезды Бронксвелла… Ты что, и там сумел побывать?

— Пришлось. Так что за слова свои я отвечаю.

— И какими же стали всемогущие интерианцы?

— Они просто вымерли все до одного. Опустились до пещер и вымерли.

— Нечто похожее, по моим наблюдениям, происходит с ботсванцами, — заметил Сомов, прищёлкнув пальцами.

— Подожди, это ещё не всё. Ты забыл про вторую половину населения Интейры. Они, как мне кажется, оказались более удачливыми. Возможно, они нашли другую, более подходящую планету у другой звезды, может, основали где-то подземную колонию с искусственным климатом на одном из спутников планет-гигантов. Каким-то образом они смогли восстановить утраченную технику, но на некоем принципиально ином уровне…

Видя, что рассказу о судьбе интерианцев не будет конца, Сомов постарался перевести разговор на другую тему:

— А потом куда ты запропал? Я справки наводил в твоей экспедиции. Ответили, что ты в длительной командировке на далёких мирах…

— Было и такое… — кивнул Филатов, подумав о том, что, как ни жаль, а только никогда он не сможет раскрыть другу всей правды о том, где и как провёл пятнадцать лет жизни, сколько сил потратил на то, чтобы стать тем, кем стал. А жаль, ведь профессиональный археонавт никуда не ушёл из него. Вот только обстоятельства заставили изменить любимой работе и взяться за другую.

Ещё совсем недавно он бы просто не отозвался на своё собственное имя, поскольку носил другое имя. Уйти от наблюдения. Провести вербовку. Организовать спецакцию. Чего только не было, где только не пришлось побывать. Глубокое внедрение в Коричневых мирах седьмого Рейха. Потом своеобразный отдых на Швице. Год, показавшийся адом, в «Излюбленных планетах Аллаха». Год за годом в ожидании ареста или удара разрядника. Азарт игры, сладкая горечь, пьянящий дурман риска, ни с чем не сравнимое удовлетворение от успешно завершённого дела. Очередной удачный ход в бесконечной шахматной партии, доской для которой стала Галактика. С годами острота ощущений притупилась. Он просто выполнял свою работу. Он боролся за свою Родину.

Несколько дней назад Сергей Филатов был Джоном Замойски, резидентом самого секретного управления Министерства Внешней Информации Московии — управления «Н» (нелегалов). Ещё стоял в ушах скрежет разламывающегося под ударами фэбээровских машин глайдера, било по глазам безумное пламя. Очередной раунд в играх со смертью. Ночами Филатов просыпался и вспоминал. Он вываливается из взрывающегося глайдера и попадает в изломанную городскую структуру, очень удачно сооружённую за полчаса до этого дежурным архитектором Гарлема. Несётся по улицам, перепрыгивая через движущиеся ленты. Видит в гигантской оптической линзе на другом конце города, что происходит в Гарлеме — ремонтные машины разбирают превратившийся в отвратные спёкшиеся обломки глайдер. Когда агенты ФБР поняли, что резидент выжил, они уже опоздали.

Дальше было делом техники. Замойски узнал из бегущей информволны «частных «Новостей», что аварийный контейнер для него заложен. Вскоре разложил оставленную аппаратуру. Там было нечто похлеще пластического комплекса «Дракула». В оперативной спецтехнике Московия традиционно обгоняла Аризону. Косметическое формирование внешности. Вскоре вместо Замойски предстал другой человек — Синклер Блад. Настоящий Синклер Блад удивился бы, увидев на улице себя. Но по многим обстоятельствам ему сейчас было не до того, чтобы шататься по улицам. Те, кто готовил Филатову отход, продумывали всё и действовали чрезвычайно эффективно.

Детекторы личности в космопорту Нью-Тауна не сомневались, что перед ними именно Синклер Бладрадужка глаза, отпечатки пальцев, параметры голоса — всё говорило об этом. И ничто не говорило о том, что перед ними Замойски, разыскиваемый особо опасный преступник. Электроника и пластическая косметология Московии одержала верх.

Контактёр на нейтральной планете Швиц обрадовал настроившегося на отдых Филатова новостью:

«Отдых отменяется. Придётся вам вспомнить свою старую профессию археонавта. На Ботсване вас ждёт профессор Кондратьев и его экспедиция. Кстати, экспедиция вполне официальная и легальная. Работая в ней, вы сможете «откопать» для нас много интересного. Вы имеете право отказаться…» Право Филатов имел. Но отказаться не мог. Пришлось ему дорабатывать добытую им же информацию.

Встреча с Сомовым для Филатова не стала неожиданностью. Ещё во время межзвёздного перелёта он тщательно изучил обстановку на Ботсване, разузнал всю подноготную о персонале дипломатической миссии с Московии и, конечно же, наткнулся на фотографию Никиты Сомова, которого тоже признал не сразу. Неужели Никитка-меченосец? Меченосцем его прозвали ребята на «Лысой горе».

— Ты помнишь Аристарха Владиславовича Плещеева? — спросил Филатов, выходя из задумчивости.

— Ещё бы! — воскликнул Сомов. — Если бы не он, не знаю, избрал бы я профессию медика или нет.

— Ну, положим, ты избрал эту профессию ещё задолго до встречи с Плещеевым.

— Так-то оно так, — согласился Сомов, но тут же добавил: — После знакомства с ним и того самого случая, когда мы «слушали космос», я совсем было решил забросить свои штудии по анатомии и физиологии людей и псевдогуманоидов.

— Да, насколько помню, ты тогда собирался посвятить жизнь изучению феномена «космического шёпота».

— Точно! Это произошло, когда Плещеев организовал для нас экскурсию в ближний космос на звездолёте «Долгонос».

— И что? Ты на самом деле услышал «космический шёпот»? — недоверчиво усмехнулся Филатов.

— Представь себе. Это случилось, когда я оказался в святая святых — рубке звездолёта «Долгонос»… Это непередаваемо. Кто-то будто пробивается в твою голову. Пытается донести что-то до тебя. А может, взять под контроль. Или что-то сообщить. Обрывки картин невероятных миров. Непостижимые чувства. Не укладывающиеся в сознании образы… Мне кажется, идёт какой-то информпоток. Амазонка информации.

— Пресловутый информбанк Вселенной.

— Возможно. Но не совсем. Это чья-то воля пробивается к нам. И главный лейтмотив я уловил. «Нельзя. Вам нельзя в Космос. Вы не готовы».

— Первый случай произошёл ещё в шестьдесят втором, — сказал Филатов. — Один из первых русских космонавтов услышал «звёздный шёпот». Естественно, ничего он не рассказал, опасаясь за карьеру. Остались его дневники. После него «шёпот» слышали ещё десятки людей.

— А может, мы просто неправильно интерпретируем этот «шёпот». Так или иначе, мы в космосе и обратного пути нам нет.

— А что считал Плещеев?

— «Некий чуждый нам Разум, являющийся продуктом инопланетной цивилизации, используя тонкие ментальные технологии, намеренно пытается изгнать человечество из освоенного им самим Космоса». Не Бог весть какая идея.

— Отсюда следовали ещё один вывод, что землян они знают давно и хорошо, изучают нас, оставаясь сами каким-то образом невидимыми…

— Вот именно! — поддакнул Сомов, допивая свой коктейль.

— У большинства инопланетян, достигших Космоса, были свои легенды о «шёпоте Космоса», и некоторые из них весьма увлекательные…

— Как живёт теперь Плещеев? — поинтересовался Филатов.

— Как? Разве ты ничего не знаешь? — искренне удивился Сомов. — Плещеев пропал в одной из последних экспедиций в районе Жемчужины Короны.

— Звезда Рубин?

— Да. По инфосети целый год об этом только и говорили.

— Я был очень далеко.

— Там нет инфосетей?

— Есть… Но такие новости там не задерживаются.

— Значит, ты будешь работать у профессора Кондратьева? — спросил Сомов.

— Пока да.

— Опять поиски следов исчезнувших цивилизаций?

— Цивилизации приоров…

— Ладно мы с тобой ещё поговорим на эту тему. Она меня чертовски интересует. А сейчас пора и честь знать. Разбежались? — вставая из-за столика, спросил госпитальер.

— Погоди-ка! — Филатов, прежде чем распрощаться, вытащил из-за отворота рукава небольшой предмет цилиндрической формы и приставил его к запястью правой руки Сомова, при этом цилиндр как-то странно зашипел, а сам госпитальер почувствовал небольшой укол.

— Это ещё что?.. — Сомов непонимающе посмотрел на Филатова.

— Теперь у тебя в запястье микрокапсула. Это передатчик. В случае чего я смогу легко тебя отыскать по пеленгу… Только и всего!

— Зачем?

— Мы опять вместе. И как в прошлые годы, я ощущаю за тебя ответственность, главный госпитальер, У меня ощущение, что вскоре на Ботсване будет жарко.

— Жарко?

— Гораздо жарче, чем сейчас…

Вернувшись в госпиталь, Сомов прежде всего наведался к Главному жрецу «Храма Ожидания», о котором так и не сообщил в местную полицию, понимая, что тот вряд ли является виновным во всех тех грехах, в которых его обвиняло правительство. Да и потом Никита Фёдорович просто не мог отдать в руки палачей полуживого человека. Подобная мысль даже не могла прийти ему в голову.

Главный жрец так и не выпустил камня из рук. Когда к нему в палату вошёл Сомов, он приоткрыл глаза и, тяжело ворочая языком, проговорил:

— Я чувствую большую беду. Она уже близко… И этот туда же, подумал Сомов. Что-то много развелось вещунов на этой планете!

Динозавр за свой сравнительно длинный в рамках жизни секретного агента спецслужб век, полный драматических коллизий, никогда ещё не оказывался в положении побеждённого. Ему чертовски везло и тогда, когда он, недавний выпускник спецшколы ЦРУ, проник на спутник планеты Дракон Корейской Конфедерации Миров. Он десантировался на одноместном десантном гравиблоке и ушёл на нём же — операция, которая казалась до того невозможной, а потом вошедшая во все учебники соответствующих учебных заведений. Там же он сумел просочиться на военную базу корейцев, где располагались тяжёлые «истребители-прыгуны» — эдакий стратегический козырь в рукаве Корейской Конфедерации. Тогда Динозавр досрочно получил очередное воинское звание. А Семиконечной серебряной звездой его наградили за работу в Московии. Он провёл почти целый год под самым носом врага и достал суперсекретную информацию о заградительных волновиках пятого поколения — новом оружии русских. Оплачена информация была несколькими убийствами. Динозавр умудрился уйти от контрразведки. После было участие в многочисленных силовых акциях ЦРУ. Череда отсталых, замусоренных, вшивых планет второй линии, являвшихся полем холодной космической войны между Московией и Аризоной.

Динозавр оказывал помощь повстанцам или диктаторам. Проводил акции по ликвидации. Сметал режимы. Ставил своих марионеток. Ему осточертели дикари, с которыми приходилось общаться. Король Конголезского свободного Королевства лопал своих подданных за обе щёки. На Бегундии верили в богов сельвы и возводили при помощи закупленного в большом мире стройоборудования идолов высотой в два километра. На Галазии в регулярной гвардии правительства особым спросом пользовались ЭМ-автоматы с деревянными прикладами (Бог ты мой, до этого их не делали уже триста лет!). На этих прикладах гвардейцы вырезали фигурки тотемных животных, а компьютерные компасные системы вешали на грудь в виде амулета. Кроме того, в довольство гвардейцев входили растительные наркотики, так что к середине дня половина личного состава подразделений находилась просто в невменяемом состоянии, и хорошо, если они ещё не палили куда ни попадя, завидев невидимых никому «злых духов». Однажды, дойдя до белого каления, он собственноручно расстрелял пятерых негодяев, но положение это не изменило. Динозавр мог ещё понять, что нужно на этих мирах одержимой мессианскими устремлениями Московии. Московитяне, которых Динозавр искренне презирал, считали, что несут свет духовности и экономическое возрождение в миры второй линии. А что делать там Аризоне? Полезные ископаемые давно никому не нужны. Большими талантами там тоже не разживёшься. Экономические интересы кое-какие имелись, но расходы сводили доходы к нулю. Как ни прикидывал Динозавр, получалось, что суть в присущем Объединённым Планетам Аризоны экспансионизме — идеологическая, экономическая, психологическая. Аризона не могла остановиться. Поддерживать свой уровень Великой Империи она могла, лишь подгребая под себя новые и новые миры. Это было единственным духовным фактором, который цементировал её. Впрочем, отвлечённых рассуждений Динозавр не любил. Он любил действовать. Так, чтобы треск стоял.

Потом Динозавр занялся наукой. Точнее, научным шпионажем. Неспроста. Сыграла роль та первая акция в Московии. Но главное — научные способности. За плечами технологический институт Нью-Тауна, две диссертации — ещё до спецшколы ЦРУ. Научные достижения воровали московитяне и аризонцы друг у друга с переменным успехом. Для Динозавра это продолжалось на протяжении почти целого галактического десятилетия. Потом его на какое-то время «законсервировали» на нейтральном Швице. И вот совсем недавно он получил новую установку, новый приказ от командования: заняться выяснением возможностей уникальных технологий так называемой «цивилизации приоров», что он теперь и делал, как всегда целиком и полностью отдаваясь работе.

Пора в отставку, думал Динозавр. Надоели вечные передряги, ожидание смерти. Хотя, разве он мог представить себе иную жизнь — без опасности, сухую, вялую? Нет, и не собирался, Но есть ведь и карьера вольного космического охотника за чужими тайнами. Для этого нужно иметь всего ничего — личный звездолёт и небольшую команду из преданных людей, а чтобы всё это заполучить, необходим приличный начальный капитал. Идти на поклон он ни к кому не собирался. Но премия, что назначена правительством Аризоны за сведения о технологиях приоров, составляла очень крупную сумму. Её бы вполне хватило для исполнения задуманного.

Динозавр прилёг на расстеленную на траве изопленку, выплюнул пластинку стимулятора. Уже вторая за три дня. Так недолго и привыкнуть. Нет, надо стойко переносить физические и психологические нагрузки. Долой стимуляторы.

— Опять пошла картинка, сэр, — произнёс сержант Бойл.

— Ну-ка, — Динозавр присел около экрана.

Картинка на экране в течение суток, которые они здесь прохлаждались, то пропадала, то возникала вновь. Динозавр во время визита в тронный зал шамана изловчился установить там зёрнышко фиксатора и иголку маячка.

В «костяном зале» происходила оргия — их часто устраивал Чёрный шаман. Только на этот раз оргия должна была иметь обрядовый характер.

Пятерых представительниц женского пола от девяти до тридцати лет включительно пригнали охотники за головами для участия в магическом обряде. Все они теперь испуганно жались в дальнем закутке пещеры. А Чёрный шаман пока не обращал на них внимания, готовясь к сложному магическому действу, которое и ему должно было стоить большого труда. Необходимо было прочитать особые колдовские мантры, потом встать с трона и…

Первой почувствовала неладное самая маленькая девятилетняя девочка. В испуге она истошно заголосила, когда над её головой стало образовываться тёмное облако. Остальные девушки и женщины также запричитали, сбившись в ещё более тесную кучу, напоминавшую стадо овец, до смерти напутанных волчьей стаей.

— Никогда не видел ничего подобного, сэр, — воскликнул сержант Бойл. — Химия? Какие-то вещества из жаровен по углам?

— Может быть, — отозвался Динозавр, но у него и самого мурашки поползли по коже.

А облако медленно окутывало всю толпу. По мере этого страху женщин отступал. Послышался первый смешок — смеялась самая старшая женщина. Потом засмеялась другая. И, наконец, все они зашлись ненормальным смехом.

— Эти курицы совсем сдурели, — произнёс капрал Винт. — Похоже, им хорошо.

— Помолчи, — отрезал Динозавр.

Потом началось нечто неописуемое. Весёлые мины всё больше напоминали гримасы боли. Лицо одной женщины перекосила злоба. Потом другой. Мелькнули руки. Кто-то вцепился в чьи-то волосы. Послышался истошный визг. И вот полилась первая кровь. Теперь не было пятерых женщин. Была жуткая свара — сипящие, визжащие существа мечтали только об одном — вцепиться зубами в жертву.

— Как садосенсорнаведение, — прошептал Бойл. — Но для такого нужен стационарный излучатель. Такие есть только на аренах Нью-Тауна.

— Вот он, излучатель, — Динозавр ткнул на экране в Чёрного шамана.

Драка продолжалась. На полу оставались обездвиженные тела. Наконец, остались только две женщины, неистово вцепившиеся друг другу в горло. Но вот и они упали обессиленными. Одна стала биться головой об пол, вторая смотрела в потолок.

Настало время для основной части ритуала.

Чёрный шаман поднялся с трона. Подковылял к женщинам.

— Нож! — взвизгнул он.

Один из чернокожих немых гигантов подскочил к Шаману. Он не слышал, что приказывает хозяин. Но ощущал его желания.

Чёрный шаман взял с большого золотого подноса длинный нож.

— Да будет так…

В чашу полилась кровь.

Большое жертвоприношение. Чёрный шаман позволял его только по серьёзным случаям. А что может быть серьёзнее, чем поиск и уничтожение основного и любимо-ненавидимого врага — главного жреца «Храма Ожидания», которого бездарно потеряли слуги и которого под воздействием премерзких сил упустил из виду Чёрный шаман.

Упырь стоял на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону. Он напевал какую-то заунывную песню на неизвестном языке. Она звучала всё громче. Потом он прошипел:

— Я вижу тебя, мой враг. Ты мой…

Чёрный шаман обессиленно повалился на камни пола. Пролежал минуты три. Потом заёрзал. Тяжело поднялся, поддерживаемый чернокожим гигантом-телохранителем. И направился к стене, в которую Динозавр вставил зерно фиксатора.

Динозавру, внимательно следившему за всем, что происходило в «костяной пещере», показалось, что дикий колдун смотрит прямо ему в глаза через СТ-монитор. Он видел, как жирная физиономия Чёрного шамана полностью закрыла собой монитор, потом указательный палец, больше напоминавший сардельку, погрозил наблюдателю, и тут же экран, взорвавшись ярким световым всполохом, померк.

Что же это такое? — выдохнул лейтенант Фипдясеральд первый помощник Динозавра. — Он убил их всех!

— Пятью обезьянами меньше, — отмахнулся Динозавр. — Но найти общий язык с этим плейбоем будет нелегко.

О выдающемся археонавте профессоре Николае Аристарховиче Кондратьеве, с чьим именем были связаны открытия працивилизации на планете Аравия, Филатов слышал уже давно, но познакомиться с ним лично ему удалось только теперь, когда дела службы привели его на Ботсвану.

Среди рядовых членов экспедиции профессор Кондратьев не выделялся ни высоким ростом, ни изысканными манерами, ни зычным голосом. На вид это был простецкий мужчина среднего роста с выдубленной инопланетными ветрами и ураганами кожей на лице. В руках его, огрубевших и мозолистых, как у простого землекопа, таилась недюжинная сила, о которой было трудно заподозрить человеку, мало с ним знакомому. Невзрачный внешний облик профессора совершенно не вязался с его внутренней сутью. Достаточно было поговорить с ним одну-две минуты, и мнение о нём кардинально менялось. Нет, это был не простак, привыкший к обществу грубых, вспыльчивых пионеров-поисковиков, готовых за лишний кред наняться в любую экспедицию и лететь хоть к чёрту на рога. Николай Аристархович умел не просто покорить собеседника широтой своих знаний, а и заворожить тонкими психологическими этюдами, которые, если вдуматься, помогали человеку не только понять самого Кондратьева, а и глубже познать самих себя. Да, профессор видел людей, с которыми общался, что называется, насквозь, и в этом не было и грана преувеличения.

Филатов, например, ощутил на себе влияние профессора с первых минут общения, когда только прибыл в лагерь экспедиции, разместившийся в довольно уютном местечке между тремя живописными холмами, сплошь покрытыми зарослями тропической растительности. Оттуда было рукой подать до океанского побережья, к которому вело узкое ущелье с петлявшей по нему горной речушкой, нёсшейся между высокими горами с изрядной скоростью.

— В этих горах мы кое-что обнаружили, — рассказал Кондратьев, вводя в курс дела вновь прибывшего сотрудника. — В своё время один спелеолог-любитель обследовал пещеры, о которых давно знают местные жители и считают их дьявольскими, поскольку оттуда часто не возвращаются люди. Но наш спелеолог вернулся и рассказал всем, что обнаружил глубоко в пещере настенные рисунки, изображавшие необычных животных. А дальше… Он утверждал, что они преследовали его.

— Ужас пещер. Явления далеко известные. В пещерах иногда возникают явственные галлюцинации.

— Мы тоже так думали. Произвели соответствующие исследования. Проверили при помощи гипнометодик… Нет, уважаемый, это всё было в реальности. Я, честно говоря, заинтересовался Ботсваной и её пещерами только после непосредственной встречи с тем самым спелеологом. Он вручил мне странные шарики, сделанные из неизвестного материала. Подобные шарики я находил в раскопках на планете Аравия, которой занимался длительное время. Этот факт и сподобил меня решиться на организацию экспедиции на Ботсвану…

Ещё Кондратьев поведал Филатову о том, что терпеть не может людей спокойных и самоуверенных.

— Хочу сразу расставить точки над «и», чтобы между нами не было недомолвок и непонимания, — продолжал Кондратьев. — Я считаю, что Вселенная полна смысла и значения, доступных только пытливому, беспокойному уму. Только с такими людьми мне удаётся сработаться. Если вы собираетесь достичь чего-то в нашем деле, то поверьте в себя, в своё собственное маленькое «Я». Никакого самодовольства и самоуспокоенности!

Казалось, что профессор перепрыгивает с пятого на десятое, говоря то об одном, то о другом. Но при более серьёзном размышлении Филатов пришёл к выводу, что Кондратьев близок ему по духу и по своим взглядам на жизнь и что работать рядом с таким человеком — одно удовольствие.

— Можно взглянуть на находки экспедиции? — спросил Филатов у профессора Кондратьева в конце первого дня их совместной работы, при этом он надеялся хоть что-нибудь узнать, увидеть из того, за чем гонялись аризонские головорезы, прибывшие на Ботсвану раньше его.

— Кое-что мы нашли, — улыбнулся Кондратьев, провожая Филатова в центральную палатку, прикрытую от чужих глаз непроницаемым силовым полем. — Подождите меня здесь, поскольку охранное устройство рассчитано только на моё биополе…

Кондратьев скрылся в палатке, но скоро вернулся, неся в руках два предмета, похожих на сброшенные хитиновые покровы двух гигантских жуков, переливавшихся в лучах закатного светила всеми цветами радуги.

— Вы заметили их цвет?! — восторженно спросил Кондратьев, осторожно прикасаясь пальцем правой руки к мёртвым панцирям ископаемых насекомых, лежащих на его левой ладони. — Наши далёкие предки две с половиной тысячи лет назад были почти дальтониками. Ксенофонт знал всего три цвета радуги-пурпурный, красный и жёлтый, даже Аристотель говорит в своих сочинениях только о трехцветье. Демокрит уже знал четыре цвета — чёрный, белый, красный и жёлтый. Люди двадцатого столетия, например, по сравнению с нами, ныне живущими, смотрели на мир из семи цветов радуги. Мы с вами знаем и различаем двадцать один цвет. И все эти цвета попеременно отражаются на спинках этих тварей.

— А вообще, что это такое? — восхищённо спросил Филатов, с интересом разглядывая «панцири». — Уж очень они похожи на гигантских насекомых…

— Мы сначала тоже так считали, но… Смотрите!

Филатов от неожиданности даже отпрянул, поражённый увиденным. На панцирях насекомых вдруг начали появляться и быстро исчезать какие-то знаки, похожие на письмена. Некоторые значки напоминали человеческие хромосомы.

— Каково? — усмехнулся Кондратьев, заметив реакцию собеседника на увиденное. — Не удивлюсь, если после расшифровки этих знаков и символов мы получим письмо из далёкого прошлого этой планеты…

— Неужели эти находки сделаны здесь? — недоверчиво взглянул на профессора Филатов, в голове которого родилась сумасбродная, как ему показалось вначале, мысль о возможных связях цивилизации приоров с цивилизацией интерианцев. Чем чёрт не шутит, а вдруг интерианцы на самом деле давным-давно обжили подземелья Ботсваны. Это было бы потрясающим открытием…

— Где же ещё? Конечно, здесь, Вот в этих самых горах…

— А чудовищ вы там случайно не обнаружили? Я имею в виду тех, что до смерти напугали вашего знакомого спелеолога?

— Ищем, — не принимая шутливого тона собеседника, вполне серьёзно проговорил профессор. — Для этого в нашу экспедицию включён большой специалист по космопалеонтологии профессор Аэртов. Он третьи галактические сутки из пещер не выходит, так его заинтересовали наши чудовища. Надеюсь, что-нибудь откопает со своими рабочими роботами.

— Хотелось бы с ним пообщаться. Может быть, есть смысл и мне отправиться в подземелье? — раздумывал вслух Филатов, не отрывая глаз от удивительных «насекомых».

— Не советую. Скорее всего, с профессором Аэртовым вы разминётесь. Он вот-вот должен подняться из нижних лабиринтов на свет. А одному, без рабочих роботов, лазить по этим подземельям я даже врагу бы не пожелал…

А Аэртов объявился на следующее утро усталый и злой, как тысяча чертей. Поэтому Филатову ничего не оставалось делать, как ждать удобного момента для того, чтобы расспросить профессора о чудовищных животных, чрезвычайно заинтересовавших его. Однако особенно долго ждать ему не пришлось. Аэртов сам подошёл к Филатову во время обеденного перерыва и проговорил:

— Николай Аристархович сообщил мне, юноша, что вы жаждете поговорить…

На «юношу» Филатов не обиделся, хотя давно уже вышел из этого возраста. Но всё равно профессор Аэртов по годам был раза в два старше его и потому мог себе позволить некоторую вольность в обращении с ним.

Аэртов был низенького роста, худощав и не ходил, а бегал на своих коротеньких кривоватых ногах.

— Так чем могу быть полезен, юноша? — снова спросил Аэртов.

— Меня очень заинтересовали рассказы первооткрывателя пещер о неких чудовищах, якобы обитающих в подземных лабиринтах, — начал Филатов. — Хотелось бы побольше узнать об этом…

— Дорогой мой! Я и сам бы многое отдал, чтобы отловить хоть единственный экземпляр такой зверюги или на худой конец найти её костные останки… — встрепенулся маленький профессор космопалеонтологии. — Помните Эллиля — одного из главных богов шумеро-аккадского пантеона? Да-да, того самого, что являлся сыном главного бога Ану — «отца всех богов». Эллиль — бог плодородия и жизненных сил, а также необузданных стихий. Так вот…

И Аэртов поведал старинную легенду о проделках Эллиля. Давным-давно юная Нинлиль воспротивилась приказу матери Нунбаршегуну выйти замуж за бога Эллиля. Тогда бог насильно овладел непокорной девушкой прямо в барке на воде, за что и был сослан сонмом «старших богов» в подземный мир. Нинлиль, носившая в чреве его младенца (будущего бога луны Наину), последовала за супругом. Там Эллиль ещё трижды соединялся со своей женой, которая и произвела на свет ещё трёх сыновей — подземных богов. В шумерских текстах везде подчёркивается злобный нрав Эллиля и его ненависть к людям. Но он, тем не менее, является создателем земли, тогда как его отец, бог Ану, создал только небо.

— … Но главное даже не в самом мифе, — продолжал уже не бегать, а только ходить кругами возле Филатова профессор космопалеонтологии. — А в том, что символом Эллиля является не что-нибудь, а рогатая тиара, стоящая на священном алтаре. Это же изображение, представьте себе, я отыскал на нижних ярусах пещеры. Кстати, местные жители рассказывают предание о боге Эллиле один к одному с шумерским вариантом, но только называют самого бога иначе. У них он зовётся «богом Приора». Не отсюда ли пошло название «цивилизация приоров», которая якобы существовала здесь задолго до появления первых ботсванцев, переселившихся с Земли? И самое главное, что бога Приора всегда сопровождают некие существа-телохранители, способные выпивать всю без остатка жизненную силу у простых смертных. Хищники мабуку.

— Хищники мабуку, — кивнул Филатов. — Звучит,

— Не напоминают ли эти чудища-телохранители бога монстров, которые гнались за нашим спелеологом? Я думаю, что мне удастся найти этих вампиров. Завтра я снова полезу в пещеры и найду их, вот увидите, юноша!

Найдёт, подумалось Филатову, внимательно выслушавшему профессора Аэртова, непременно найдёт. Такой человек просто не успокоится, пока не добьётся своего. А ведь, похоже, не зря прибыли сюда аризонцы. Почувствовали запах жареного. Конечно же, их интересуют не столько сами приоры и их цивилизация, сколько технологии, порождённые ими. А если это интерианцы и их цивилизация, то они должны были оставить здесь уникальные технологические изделия, тут и сомневаться нечего!

К ним подошёл профессор Кондратьев.

— Да, на этой планете действительно существовала некая гуманоидная цивилизация, — проговорил он, видимо, продолжая когда-то прерванный спор с Аэртовым. — Но я почти уверен, что приоры— такие же пришельцы из космоса, как и ботсванцы, как и мы с вами. На этой планете просто не могла развиться цивилизация человекоподобных, ведь мы нигде не находили следов её развития. Нам всё больше попадаются исключительно странные предметы типа тех двух «насекомых», что хранятся в базовой палатке. Или «чёрные бусы» с меняющейся массой. Это вообще непонятно что такое… Сплошные загадки, да и только! И потом не будем забывать, что среди ботсванцев существует «Храм Ожидания», чьи приверженцы «ожидают» возвращения прежних хозяев планеты — приоров. «Или интерианцев…» — подумалось Филатову.

— Я боюсь, что нам будут мешать в наших поисках, — заметил Аэртов, задумчиво потирая кудрявую растительность на подбородке.

— Кто?

— Они. Пустоголовые. Аризонцы. Появляются тут чуть ли не ежедневно и все высматривают, чего-то вынюхивают…

— Это ты напрасно, дорогой мой! Их руководителя, профессора Карнельсона, я давно и хорошо знаю. Голова! А вот его «коллеги» — это да! Сплошная головная боль, — проговорил со значением Кондратьев, воздев палец вверх.

— Особенно его ближайший помощник, — согласно кивнул Аэртов. — Лицо человека без комплексов. Этакий член берегового братства. Пират… Археонавты — смешно! И потом мне не нравится, что эти аризонцы мечтают отыскать Чёрного шамана и лезут в туннели Лабиринта. Ох, не нравится!

— Похоже, что их всё же больше интересует не наука, а что-то другое…

«В том-то и дело!» — опять про себя подумал Филатов, который теперь почти уже не сомневался, что верно угадал цель пребывания здесь разведывательного спецподразделения аризонцев. Оставалось только выяснить, что же конкретно интересует их на Ботсване. «Поживём — узнаем», — снова подумал Сергей Иванович.

В тот день свой врачебный обход доктор Сомов завершал у постели Главного жреца «храма Ожидания». Осмотр пациента убедил госпитальера, что дела у того пошли в гору и если улучшения в здоровье будут прогрессировать такими же темпами, то уже через двое-трое галактических суток пациент сможет самостоятельно передвигаться.

— Почему тебя зовут Главным госпитальером? — задал неожиданный вопрос жрец, пристально глядя в глаза доктору.

Сначала Сомов не понял глубинного смысла вопроса и попытался отмахнуться от него простейшим ответом, какими обычно пользуются чересчур занятые папаши, отвечая на назойливые вопросы своих малолетних чад.

— Потому что — потому… — брякнул Сомов и тут же устыдился собственной реакции на вопрос старого, хорошо знающего жизнь человека. — Это всё равно, если бы я вас спросил: «А почему, собственно, вас называют Главным жрецом «храма Ожидания»?

— Объясни, — не замечая колкости, потребовал Главный жрец.

— Ну хорошо, — согласился Сомов, присаживаясь на край постели, — я поведаю вам вкратце эту историю. А началась она ещё в средние века, когда наши народы населяли планету Земля. Во времена так называемых «крестовых походов», когда христиане из многих государств Европы устремились на Восток, чтобы покарать сарацинов за осквернение Святой земли, где родился и был распят на кресте Сын человеческий по имени Иисус Христос, возник Великий Мальтийский орден рыцарей-госпитальеров. Большинство из них были умелыми лекарями, обладали большими знаниями в области магии и колдовства. Но это была только незначительная часть той гуманной миссии, которую возложили на свои плечи члены орденского братства Они не только врачевали тела и души людские, но и пытались влиять на государственную политику во многих странах и государствах средневекового мира…

Сомов взглянул на жреца и увидел, что тот внимательно его слушает, широко раскрыв глаза.

— Великие Магистры ордена заправляли всеми делами госпитальеров. Семьдесят вторым по счёту Великим Магистром ордена стал император России Павел Первый. К сожалению, делами ордена он занимался куда больше, чем собственной империей, за что и поплатился… В двадцатом веке орден госпитальеров, или Мальтийский орден, перестал существовать для большинства невежд. Для людей же продвинутых в своём развитии, а уж тем более для посвящённых, орден продолжал свою деятельность, только уже тайную, влияя на правительства разных стран, смягчая нравы, неся знания и чувство сострадательной любви народам так называемого «третьего мира». Потом через много веков члены тайного ордена, боровшегося также против происков всевозможных чёрных сил, вышли из подполья. Наш орден вновь стал легальным и могущественным, впрочем, каковым он и не переставал быть никогда. Мы помогали люди всегда и даже тогда, когда наша родная Земля больше не могла удовлетворять чрезмерные потребности своих детей. Мы делали всё от нас зависящее, чтобы человечество поумерило свои аппетиты, обходилось малым, но увы — катастрофа приближалась, и человечество вынуждено было покинуть нашу колыбель и устремиться в космические дали. Наш орден и тут не остался в стороне. Мы помогали отыскивать новые планеты и переселяться на них людям из «третьего мира», в том числе и из страны Ботсваны, находившейся раньше в Южной Африке. К сожалению, всё это забыто вашим народом за те двести лет, что вы живёте на планете Ботсвана. Но мы помним о своей великой миссии и стараемся помогать вам, как и прежде, несмотря ни на что. Наш орден…

— Мой народ нуждается в помощи, — прошептал жрец. — Я ощущаю в тебе добро. ВРАГ берёт верх. Народ одурманен злом. Зло воцарится на Ботсване и потом пойдёт к звёздам. Помоги нам… Ты поможешь всем…

Неожиданно жрец приподнялся на постели и быстро зашептал на своём языке так, что «медальон-переводчик» на груди Сомова еле поспевал доносить смысл его речей.

— Вижу врага! Чернота надвигается. Я вижу их! Они совсем рядом! Я знаю, они пришли за моей жизнью. Целитель, я доверяю тебе. Ты достоин подарка. Возьми его и беги отсюда!

— Зачем? — Сомов был озадачен неожиданным поведением Главного жреца.

— Зло пересекло порог твоего дома, — Главный жрец насильно вложил в руку Сомова камень, с которым не расставался всё это время. — А теперь уходи или будет поздно… Они уже здесь!

Сомов услышал шум, доносившийся из коридоров, — крики, скрежет металла, звуки глухих ударов.

— Что за чертовщина? — воскликнул он и выскочил из палаты Главного жреца.

Коридор был пуст. Основное действо разворачивалось ярусом ниже. Там толпа дикарей в боевой раскраске увечила дубинками и тяжёлыми металлическими топорами безобидных больничных роботов.

Первым желанием, возникшим у Сомова, было броситься к дикарям и постараться словом убедить их остановиться, одуматься. Видимо, о том же подумал и стажёр-ординатор Бугров. Он нашёл в себе силы встать на пути разъярённых дикарей. Сомов вспомнил, что означает раскраска на их теле — эти люди относятся к гильдии охотников за головами. Сомов считал, что это просто название, а слухи, что оно соответствует истине, считал просто вздором. Теперь он понимал, что ошибался.

— Стойте! — крикнул Бугров.

Толпа нахлынула на него. Человеческая масса копошилась над стажёром. Но недолго — несколько секунд. Сомов остолбенело стоял как вкопанный. Когда он стряхнул с себя оцепенение и решил уже ринуться вперёд, хотя сделать он вряд ли что-либо смог бы, было уже поздно. Отрубленная голова стажёра взметнулась над толпой, насаженная на остриё копья.

Вооружённая толпа взвыла ещё сильнее. Она покатилась вперёд, как цунами, оставляя за собой изломанное оборудование, изувеченных роботов и… И окровавленные человеческие тела. Они не щадили своих больных соплеменников.

Госпитальер впервые пожалел, что никогда не носил с собой ЭМ-оружия, хранившегося в его рабочем кабинете. Как бы оно сейчас пригодилось! Но нет, к кабинету теперь вряд ли удастся пробиться. Чудом он пока ещё не стал жертвой кровожадной обезумевшей толпы.

— Господи спаси, — перекрестился он.

Пришла мысль кинуться в схватку — с чем попадётся под руку — и разделить участь своих товарищей и больных. Он не знал, как сможет жить после того, что происходило на его глазах. Но что-то остановило его. Теплота запульсировала в руке, сжимающей священный камень. И вдруг госпитальер осознал, что главное для него сейчас — сохранить жизнь и этот камень. Иначе эту волну кровавого безумия не остановить. Она покатится дальше.

Сомов, конечно, знал каждый уголок в госпитале. Он побежал к клинической лаборатории, откуда вёл прямой путь к подземному гаражу с госпитальными «мобилями».

— А, маба!!! Я разорву тебя руками! — заорал переливающийся мощными мышцами негр с безумными глазами и одним отрезанным ухом, которое болталось у него на шее в виде амулета. — Я буду грызть тебя! Я наслажусь тобой!

Негр перегораживал коридор и имел возможность потрепаться перед расправой. Он отбросил прочь копьё и ринулся вперёд. В этот момент Сомов пожалел, что нет рядом с ним старого друга Серёжки Филатова, который завязал бы эту гориллу узлом в две секунды. Госпитальер не бил людей, он привык их лечить. И у него не было никаких шансов справиться с охотником за головами. Тот действительно мог разорвать его руками. Единственно, что смог Сомов, — уклониться от мощный рук и прижаться к стене. Он приготовился, что вслед за этим удар чёрного кулака выбьет из него дух,

— А, маба! — прохрипел негр и рухнул на колени.

В его спине торчало копьё. Оно предназначалось вовсе не ему, а Сомову. В коридоре как раз возник другой охотник за головами и, стремясь отнять у товарища по оружию добычу и самому принести смерть этому белому, метнул точной рукой копьё. Если бы Главный госпитальер не отклонился, то сейчас висел бы, пришпиленный к стене.

Вновь прибывший охотник вытащил нож и ринулся на госпитальера. Тот инстинктивно схватил откинутое первым копьё и неумело, как дубиной махнул им. Древко чудом достигло цели и переехало прямо по переносице нападавшего. Что с ним сталось, Сомов узнавать не стал. Он побежал дальше.

Спереди слышались возбуждённые голоса. Сзади тоже послышался шум. Это означало, что путь в гараж отрезан. Но и назад дороги тоже нет. Он рванулся в правый коридор. Споткнулся о труп в белом халате и едва не взвыл волком — это был один из практикантов.

Что теперь делать? Дикари не успокоятся, пока не проверят каждый закоулок в поисках оставшихся в живых. Надо уходить во что бы то ни стало.

Сомов оказался в тупике. Справа — помещение лаборатории, из которой нет выхода. Слева — синтезпищевой комплекс. Тоже не лучшее место, чтобы спрятаться. А вот впереди камера для утилизации отходов. Там плазменные кольца, генератор субатомных реакций. Утилизатор активирован. Тоже не проберёшься.

Коридор на миг погрузился во тьму. Потом свет вспыхнул вновь — куда более тусклый. Потом погас опять. Значит, дикари добрались до дежурного помещения госпиталя и сейчас ломают там компьютеры. А если попробовать один фокус?

При отключении энергии утилизатор можно преодолеть. Главное, пройти через узел обработки. А дальше трубы, ведущие за пределы лагеря, — через них удаляются полученные из отходов вещества, улучшающие плодородие почвы — типичный для миров первой линии цикл и чудо для Ботсваны.

Но если энергию снова врубят, когда Сомов будет в узле обработки — тогда от госпитальера останется один прах, правда, годящийся на удобрения.

Надо идти. Сомов с трудом вручную открыл тяжёлую, как дверь бункера, крышку утилизатора.

— Ну, с богом, — прошептал он, уже решив было нырнуть в открывшийся проход, но тут опять загорелось электричество, и из глубин утилизатора пахнуло озоном. Сомов отпрянул. И начал молиться, чтобы энергоподача прервалась. Действительно, свет снова погас.

И Сомов нырнул в зев утилизатора.

Ровным счётом ничего не было видно. Но у Сомова всегда был с собой светостержень. Его луч разогнал тьму. Сомов был в самом центре утилизатора. Вокруг перекручивались плазменные кольца. Нужно проползти между ними. Эх, говорили— худей, худей. Застрянешь здесь — и всё… Нет, Сомов не застрял. Протиснулся через препятствие и тут же порезал руку о тонкую, острую как бритва пластину химического преобразователя.

— Чёрт, — выругался он.

Он был уже в середине пути, когда сзади пробежала по кольцам искра и пахнуло жаром. Казалось, волосы задымились. Ну всё, опять подключили энергопитание. Три секунды максимум — и потом ни одна экспертиза не установит, что тут проползал госпитальер.

Плазма выплеснулась мертвенным светом, прокатилась по кольцам… И исчезла. Энергию опять выключили.

Вперёд. Вот они, трубы. За ними ничего не будет страшно… Эх, если бы. Преследователи почуяли, куда делся Сомов.

— У, маба! — послышался сзади привычный клич, и Сомов понял, что дикари последовали вслед за ним в утилизатор.

Кстати, двигались они в нём куда лучше Главного госпитальера. Хотя они и окажутся чуть позже него в трубе, но, ловкие, быстрые, там настигнут его без труда.

Сомов по привычке никогда не сдаваться продолжал карабкаться вперёд среди деталей преобразователя. Рука коснулась обжигающего холодом квантового деструктора и онемела. Осторожнее. Вперёд.

Ему казалось, что он ощущает на затылке дыхание преследователей.

— Э, маба! — вновь послышался клич, и просвистел дротик. Голову Сомова прорезала резкая боль.

Нет, ничего, касательный удар, немножко кожи и волос с затылка — заживёт.

— А, маба, ту!

На сей раз звук был куда ближе. Сомову действительно дышали в затылок.

Он попытался ползти резвее. Ему это удалось. Но всё равно опережал преследователей всего на десяток секунд — в трубе они это расстояние отвоюют быстро.

— Маба, маба!

Насколько Сомов разбирался в междометиях охотников за черепами, это означало — жертва наша.

Сомов ринулся вперёд, ободрал локоть об острый выступ и вывалился в трубу диаметром чуть больше метра. Он отполз подальше.

— Маба, маба, маба!

Снова свист дротика. Мимо. Следующий воткнётся в спину…

Послышалось монотонное гудение. Замерцал сиреневый свет. Донёсся короткий вскрик.

Сомов обессилено уронил голову. Лбом ощутил холод трубы.

Потом послышался шелест. Силовое поле гнало по трубе порошок. В него превратились преследователи. Они были почти у цели, когда вновь включилось электричество, и их засосало в самый центр механизма…

Через пятнадцать минут Сомов выбрался из трубы и оказался на вершине холма. Он вырвался из стен собственного госпиталя, чуть было не ставшего западнёй для него. Внизу горели сооружения, хозяйничали враги И в этот момент его посетила первая здравая мысль с начала нападения: как могли эти охотники за головами проникнуть на территорию госпиталя, охраняемого сложнейшей электронной защитсистемой и полем эфирного натяжения? Защита рассчитана на оборону как раз от таких дикарей, пусть даже и вооружённых ЭМ-оружием, а то и артиллерией. Защита была активизирована в момент нападения — иначе на ручном коммуникаторе госпитальера зажёгся бы сигнал тревоги. Да, от оружия Ботсваны поле могло защитить. Но его нетрудно было вспороть обычным походным армейским нейтрализатором. У ботсванцев таковых не было. Значит? Нет, не могли аризонцы пойти на такое! Есть же какие-то правила. Между державами существуют, как выражаются политики, добрососедские отношения. Такое представить себе было невозможно… Или можно? Аризонцы могли это сделать. Но ставка должна быть достаточно высока

Какова же ставка? Сомов посмотрел на зажатый в руке камень, переданный ему Главным жрецом. Не из-за этого ли булыжника весь сыр-бор? В это трудно было поверить. Но Сомов привык, что часто встречаются и куда более странные вещи…

Динозавр пребывал в состоянии мучительного сомнения. К какому же результату мы пришли, думал он, расположившись у костра, разведённого рядом с хижиной, сооружённой из огромных листьев местного дерева, называемого «маратонна». Чёрный шаман на словах согласился пойти на сотрудничество, но наделе выходило, что так называемый партнёр старался обыграть его, Динозавра, по всем позициям. И не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться о конечном результате. Скорее всего несносный черномазый пузырь сам сможет раздобыть Камень силы и оставит всех аризонцев с носом. Надо ли было давать этому негодяю походный нейтрализатор поля эфирного натяжения? Если это выплывет, то ничего хорошего Динозавра не ждёт. Разразится дикий дипломатический скандал. Нарушена конвенция о нераспространении новых систем вооружения. Нейтрализатор относился именно к таким системам. Правда, передавая игрушку шаману, он установил её на режим самоуничтожения, так что теперь по этим оплавленным обломкам ещё нужно установить, чем он был. Иного выхода Динозавр не видел, как дать дикарям нейтрализатор. Камень был в московитянском госпитале. Московитяне полицию туда не пустили бы. Пока затянутся переговоры, камень будет в Московии…

Всё спишется, если будет результат. Всё! А будет ли он?

— Сэр, — подошёл к костру старший техник сержант Бойл.

— Что тебе? — осведомился Динозавр, отрывая задумчивый взгляд от огня.

— Прошёл сигнал видеосвязи, — присев рядом на ствол поваленного дерева, ответил космодесантник.

— Откуда?

— Заработало передающее устройство, установленное вами в пещере колдуна.

— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался Динозавр, уставившись на мерцающий экран.

Динозавр ожидал увидеть полутёмную пещеру Чёрного шамана, зал с человеческими костями, но не тут-то было. На экране появилось изображение какого-то неизвестного ботсванского посёлка на берегу неглубокой речки, на единственной улице которого суетились полуголые дикари обоего пола и самого разного возраста.

— Чёрт возьми, это ещё что? — удивлённо воскликнул Динозавр.

— Видимо, он прихватил «глаз» с собой. Экран заняла ухмыляющаяся физиономия Чёрного шамана.

— Приветствую тебя, мой бледный друг! — прокаркал Чёрный шаман. Настроение у него было игривое. Он сидел на носилках, поддерживаемых глухонемыми телохранителями.

— Ты, инопланетник, удостоился того, что удостаиваются лишь мои подданные. Великая чёрная раса. Чёрные! Только чёрные!

Потом лицо Чёрного шамана исчезло, и Динозавр смог разглядеть во всех деталях с десяток трупов, привязанных к столбам, врытым в землю. Там были и тела тех женщин, которых принёс в жертву Чёрный шаман в пещере.

Но скорби не наблюдалось. На небольшой поляне за посёлком охотников за головами происходило следующее! вместо того чтобы предаваться скорби и печали, народ радовался. Под ритмичный звук барабана чернокожие мужчины плясали, а женщины били ладонями по земле.

Тем временем в центре поляны появился сам Чёрный шаман в праздничном убранстве, состоявшем из огромного черепа ископаемого чудища Ботсваны — гадеодонта да ещё чистой набедренной повязки. В руках шаман держал бубен и человеческую берцовую кость, которой лупил по бубну, заунывно завывая.

— Артист, кость ему в задницу, — произнёс сержант Бойл.

— Смерть — радость! — Чёрный шаман перекрикивал барабанный бой. — Смерть — избавление… Эти женщины миновали огненный брод, отделяющий нас от мира благодатной охоты… Они уже в объятиях родичей, ушедших через брод раньше… В раю белый человек служит чёрному! Счастливы те, кто стал жертвой! Счастливы те, кто дал мне силу — она вернётся к ним там!!!

Чернокожий барабанщик под пальмой заколотил быстрее, а Чёрный шаман сильнее забил по бубну.

— Они счастливы! Они благодарны мне! Им повезло! Повинуйтесь без раздумий… Надейтесь, что на вас падёт мой выбор… Приносите мне как верные псы тела людей…

— Хорош союзничек, — прошептал капрал Винт.

— Помолчите, капрал, — кинул Динозавр.

Чёрный шаман отбросил бубен и кость в сторону, а затем, воздев руки к небу, забормотал какие-то заклинания. И тут случилось невозможное. Его огромное тело колыхнулось и… И приподнялось над землёй.

— Гравидвигатель? — спросил Бойл.

— Нет. Не похоже, — возразил Динозавр. — Похоже на левитацию.

Он отметил про себя, что психотронщики-эксперты ЦРУ были правы на все сто процентов в своих оценках. То, что творил Чёрный шаман, даже превосходило их ожидания.

Динозавр не верил, что всё дело просто в экстраспособностях Чёрного шамана. Ботсвана, доставшаяся черномазым дикарям, кишела тайнами, связанными преимущественно с приорами. Таинственная цивилизация оставила тут не только развалины и лабиринты. Динозавр убеждался, что оценки экспертного центра были верны — здесь ключ к новым технологиям. Возможно, к астральным энергиям, о которых все только говорят, но никто не может их использовать. Хаабад, священный камень — ох как он нужен…

Дикари распластались на земле, не в силах отвести глаз от своего хозяина. Одна из женщин начала расцарапывать своё лицо. Дюжий охотник за головами закусил свою руку так, что по ней текла кровь.

— Возьми меня, — послышался истошный крик.

— Нет, меня…

— Я хочу отдать тебе свою силу.

— И я.

Чёрный шаман неожиданно холодным, оценивающим взором осмотрел своих подданных.

— Всё случается в своё время. Сейчас не время…

Я слышу слова прощания тех, кто ушёл. Они призывают к мести!!!

— Назови наших врагов! — вскричал в свою очередь новый предводитель охотников за головами, поднявшись с колен. — Мы напоим тебя их кровью.

— Белые слуги нечестивых духов спустились с небес. Не верьте их посулам. Не верьте их доброте. Они пожирают ваши души, раздавая своё лживое милосердие.

— Мы нашли их! — вскричал предводитель охотников. — Вот они!

И на поляне появились пять воинов, державших на остриях своих копий головы юных московитян, убитых в госпитале.

— Это ещё кто? — прошептал капрал Винт.

— Московитяне, — сказал Динозавр.

— Жалко парней. Эти чёрные уроды поубивали их всех?

— А думаешь, кого-то пожалели? — криво улыбнулся Динозавр, сжав кулак.

— Вот ваши враги! — заорал в пароксизме злобы Чёрный шаман. — Они первые. Будут и другие!!! Наша сила воцарится на звёздах!!!

— На звёздах!!! Звёзды!!!

Бойл смотрел из-за спины Динозавра на экран. Он произнёс угрюмо:

— А ведь воцарятся.

— Это не больше, чем обычные обезьяны, — вздохнул Динозавр. — Просто они нашли клад. И мы заставим их поделиться.

— Заставим, — кивнул Бойл.

— А потом сотрём в порошок…

Чёрный шаман приблизился к фиксатору.

— Инопланетник, ты обманул меня, — произнёс он. — Ты нарушил договор…

— Совсем обнаглел, — усмехнулся Динозавр, зная, что его не слышат.

— Ты не дал нам обещанной твоей части силы. Да, мои люди при помощи твоего механизма прошли через невидимую стену. Ну и что? Этого мало. Камень они не нашли. Хаабад был там, но его взял хозяин госпиталя. Ты виноват. Ты, ты, ты!

Чёрный шаман замолчал, укоризненно глядя в объектив.

— Космическая наглость, — покачал головой Винт. — Его люди упустили госпитальера и камень, а он обвиняет нас.

— Он действительно считает нас виноватыми, — сказал Динозавр.

— Виноват ты, — повторил Чёрный шаман. — Ты обещал свою силу, а удача отвернулась от нас. Ты не дал нам удачу, а я так надеялся на неё. Одной моей удачи не хватило, чтобы забрать камень. Дай удачу, и мы найдём его.

— Удачу тебе, — прошептал Динозавр.

— Мы объединим силы и найдём камень… Я встречусь с тобой сегодня…

Хорошей спортивной формой Сомов никогда не отличался. Теперь его физическая леность выходила ему боком. Далеко ли уйдёт слабый в физическом отношении человек, попавший в подобный переплёт на чужой планете? Тем более идти через джунгли. И в зарослях могут поджидать охотники за головами.

В то же время Сомова нельзя было назвать человеком далёким от природы. Как и большинство жителей Московии, он любил девственную природу, чувствовал и понимал её. Поможет это выжить в джунглях?

С того момента, как госпитальер оказался один на один с джунглями Ботсваны, он не переставал ощущать некую ирреальность происходящего. Всё это напоминало сон. Громадные деревья достигали шестидесяти метровой высоты, их ветви образовывали сплошной свод, сквозь который едва-едва проникали лучи местного светила. Под этим сводом постоянно сохранялась тепло — оно превращало дремучие заросли в настоящую парилку.

Сперва он хотел пробираться к городу вдоль дороги. И едва не попался на глаза охотникам, рыскавшим вокруг. Их было много.

Сомова мучила жажда, но он не решался пить из грязных луж. Если так дальше пойдёт, потом он переборет брезгливость. Чуть позже пришло чувство голода.

Далькоммуникатор остался в кабинете. От браслета для контроля за системами госпиталя и связи с сотрудниками толку было мало. Карманы были пусты — ничего не было, кроме пакета экстренного медкомплекта, с которым он никогда не расставался, да небольшого карандаша «экспрессдиагноста».

Сомов стал подумывать о привале. Берег небольшого озера, укрытого буйной растительностью, вполне подходил для этой цели, и госпитальер решил остановиться именно здесь.

Брезгливость у него всё-таки вышла вся. Он зачерпнул ладонью воду из показавшейся ему относительно чистой лужи. Он провёл карандашом «экспрессдиагноста» по воде. Посмотрел на высыпавшие цифры. Пить можно. Иммунная защита, подстёгнутая спецобработкой перед командировкой и позже поддерживаемая постоянно, выдержит. С омерзением Сомов отхлебнул немножко воды. Потом зачерпнул ещё одну горсть. Затем сорвал несколько плодов «бамбукового ивняка». Аборигены едят его во время долгих охот, когда не удаётся настичь дичь и кончаются припасы. Он неплохо восстанавливает силы.

Напряжение спало. Вернулись воспоминания. Разгромленный госпиталь. Растерзанные больные. Убитые его ученики… Боли не было. Вообще чувства притупились. Но Сомов знал, что потом они обрушатся на него, и нужно будет только не раствориться в них, не потерять волю к жизни. А пока же навалилась сонливость, которой он не мог противостоять. Тоже нервная реакция на пережитый кошмар.

Короткий сон вернул Сомову утраченные силы, и он готов был двигаться дальше. По приблизительным расчётам выйти к шоссе Аба-Ду — Кумисса, по которому он совсем недавно проезжал в своём «мобиле», можно было часов через пять-шесть. Как раз тогда над Ботсваной взойдёт первая луна. Лишь бы охотники за головами не добрались и туда.

Он действительно бы оказался примерно в этом время у шоссе. И угодил бы точно в лапы охотников за головами — они просчитывали все возможные пути беглеца. Но Сомову повезло. Если такое можно назвать везеньем. Под ногами хрустнули ветки. Госпитальер попробовал удержаться за что-то, но тщетно. Он летел куда-то в землю. «Только не колья», — успела промелькнуть в его голове отчаянная мысль.

Удар. Боль в спине. Нет, не похоже, что эта боль от заострённых кольев. Просто не слишком удачно приземлился.

Огромная яма была прикрыта сверху большими листьями, отдалённо напоминавшими пальмовые.

Убедившись, что он легко отделался и получил лишь незначительные ссадины, Сомов поглядел вверх, прикидывая, как бы ему выбраться из охотничьей ямы. Типичная ловушка. И колья заострённые есть — слава те Господи попал между них. Если бы он попал на острие такого кола, то можно было бы больше ни о чём не заботиться. Интересна, установлена ловушка на крупного зверя или это плод творчества охотников за головами? Поговаривают, таким образом он ищут жертвы.

Трижды, сбивая пальцы в кровь, пытался выкарабкаться из ямы-ловушки Сомов, но каждый раз его тело сползало на дно. Да, не повезло, прикинул он.

Никогда госпитальер не считал себя везунчиком в жизни, всего ему приходилось добиваться потом и кровью. Но так уж он был устроен, что никогда не завидовал более удачливым друзьям. Взять хотя бы того же Филатова. Тому всегда и во всём везло, будто каждый его шаг в жизни был заранее согласован с его личным ангелом-хранителем. Зато у Филатова были причины завидовать ему, Сомову, ведь будущий медик сумел открыть и развить дар экстрасенса. Бог послал ему эту награду за неуклюжесть и ротозейство. Сомов был человеком, что называется, не от мира сего, постоянно витал в каких-то фантазиях, и приметы обыденной жизни вызывали только лишь невыносимую зевотную скуку. И всё же со временем Сомов кое-как научился обходиться в быту собственными силами, без электронного робота-няньки, поэтому и смог стать неплохим в общем руководителем в медицинском учреждении, да ещё в таком уникальном, как автономный инопланетный госпиталь. Но чего он добился? Потерял и госпиталь, и весь медперсонал… Это не невезенье — нечто похуже. И как назло эта чёртова яма.

Он не знал об охотниках, поджидающих у шоссе, и не полагал, что яма отсрочила его смерть…

Сомов прикинул глубину, на которой оказался. «Ну, Робинзон, — прошептал он. — Думай».

Хорошо сказано. Только о чём думать. Похоже, делали яму всё-таки охотники за головами, поскольку всё была рассчитано как раз так, чтобы жертва-человек не выбрался. Что у него, Сомова, имеется в наличии? Индивидуальный медпакет. В нём есть клейкий органический бинт, позволявший обрабатывать и заживлять раны. Бинт хранился на специальной катушке в виде тонкого шнура, который при необходимости превращался в бинт любой ширины. А что, если взять конец бинтошнура в левую руку, а правой зашвырнуть катушку вверх? По идее при удачном броске катушка зацепится и обмотается вокруг ствола дерева, наклонившегося над ямой, приклеится к нему обратимым клейсоставом. И можно тогда вылезти при помощи бинтошнура, поскольку тот очень прочный и может выдержать при необходимости целого слона.

— Ну, человек-обезьяна, давай, — прошептал он.

И провозился полтора часа, пытаясь забросить катушку с бинтом вверх. Наконец, ему это удалось. Он, перекрестившись, полез из ямы, цепляясь руками за бинтошнур и упираясь при этом ногами в земляную стенку. Бинт выдержал его тяжесть, но руки скользили. Сомов был уже почти наверху, когда пальцы разжались. Он упал в сантиметре от кола, задев локтем и занозив кожу.

Второй раз он не добрался и до середины. Он чувствовал, что свалится. Треснула ломающаяся ветка, за которую зацепился импровизированный трос. На этот раз Сомов упал гораздо удачнее — в стороне от кола. Но только ударился куда сильнее. И потерял сознание.

Точнее, просто отключился. Нервная система не выдержала перегрузок. Лёгкий обморок перешёл в многочасовой сон. Встали и закатились луны. Поднялось жаркое солнце, которое не могло пробиться через зелень листьев. А Сомов лежал, скрючившись на дне охотничьей ямы.

Хорошо ещё, что Мьява Быстрая Лапа — охотник за головами, устроивший эту ловушку, — не имел время наведаться сюда. Он бы нашёл здесь того, кого по приказу хозяина искали уже много часов.

Сомову не хотелось просыпаться. Ему хотелось побыть в полузабытьи. Он знал, что как только вынырнет из забытья, придётся вспоминать всё. Придётся действовать. Перебарывать горе и отчаянье. Ане хотелось.

Но Сомов всё-таки очнулся. Ничего не изменилось. Он был в ловушке.

Динозавр снова стоял в зале пещеры. Туша Чёрного шамана расплылась на троне из костей. Динозавру его союзник показался ещё отвратнее, чем в прошлый раз. В голову лезли картинки, увиденные в проёме СТ-экрана.

— Время помочь мне не пустопорожними обещаниями, а делом! — заявил Чёрный шаман.

Динозавр не стал уточнять, как охотники за головами проникали в госпиталь без нейтрализатора. Это было бесполезно. Но он пообещал себе, что устроит этому дикарю «хорошую жизнь». Только после того, как всё будет кончено и миссия выполнена. Скорее всего — просто накачает его снотворным и отправит в Аризону — на радость психотронщикам. Пусть насладятся новым подопытным кроликом. Но это только в том случае, если в правительстве не решат, что эта фигура нужна им в политических играх на Ботсване. Правительство никогда не стеснялось общаться с людоедами, лишь бы это были преданные людоеды, ручные. Их людоеды.

— Я опять потерял камень. И я потерял кровь Главного жреца «Храма Ожидания». Он подло ушёл из жизни, когда мои псы пришли, чтобы препроводить его ко мне. Всё плохо, инопланетник. Всё очень плохо. Плохо, плохо, плохо.

— Думаю, кровь жреца — не самая большая потеря.

— Вы, инопланетники, много думаете. Но ничего не знаете. Если бы я впитал силу жреца, камень был бы мой… Наш, — поправился он. — Теперь мне нужны твои люди. Твоя техника.

— Ладно, — согласился Динозавр.

— Твои псы, может быть, окажутся лучше моих.

— Окажутся… Только когда? Мы не можем вызвать глайдер — нет радиосвязи. А пока мы дойдём через джунгли — много времени пройдёт.

— Не беспокойся. Не бойся. Я знаю.

Чёрный шаман щёлкнул пальцами, и один из чернокожих телохранителей принёс… телефон! Настоящий, на проводе, с наборным диском.

— Звони.

За время скитания по мирам второй линии Динозавр привык к таким техническим ископаемым. Он набрал контактный номер.

— Говорит четыре ноль один. Нужен транспортный глайдер для эвакуации группы.

Он назвал координаты. Через сорок минут машина появится в небе и сядет на площадку у лагеря. До того времени нужно ещё много выяснить у Чёрного шамана. А потом вслед за беглецом-госпитальером устремятся стрекозы фиксаторов, контрольные тарелки и запаховые «шмели». То, что не смогла достичь магия каменного века, достигнет магия технологическая. Динозавр знал, что вскоре камень будет у него. А госпитальер? Помилуй Господи его душу. Кто же оставляет таких свидетелей?..

Руки Сомова дрожали, ноги скользили, но он упорно продвигался к цели. Теперь он не верил, что ему удастся выбраться из ямы. Он вообще ни во что не верил. Но ничего другого ему не оставалось, как возобновлять попытки.

— Ну же, — прошептал он.

Выдержит или нет трухлявое дерево, за которое зацеплена катушка? Вряд ли.

Сомов начал карабкаться, Послышался хруст. Верёвка подалась. Сомов ощущал, что не может удержаться. Подался назад. Если он теперь свалится — кол вопьётся ему прямо в спину.

Резкий рывок — руки вцепились в край ямы. Сомов застонал. Руки напряглись. Пальцы соскальзывали.

Внизу призывно торчали колья.

Пальцы скользили, и Сомов не знал, как удержаться. Неожиданно рука нащупала твёрдый корень. Сомов затормозил падение.

Он взялся за корень покрепче. Пыхтя, подтянулся… И выбрался наверх.

Тяжело переводя дыхание, он пролежал без движений минут пятнадцать, до тех пор, пока не унялась дрожь во всём теле, пока не успокоилось сердцебиение и не нормализовалось дыхание.

Он нехотя поднялся и поплёлся через джунгли. В принципе, все планеты класса «Экватор» чем-то походят друг на друга. Флора и фауна весьма схожи. Эволюция идёт по наиболее лёгким путям. Здесь водились большие пятнистые кошки с клыками-саблями, сумчатые бегемоты, волосатые трёхметровые ящерицы, питающиеся придонным илом. В водоёмах плескались шестилапые крокодилы и питоны с капюшонами. Ядовитые птицы сверкали красным оперением в высях, где переплетались ветки, шуршала листва, а на лианах болтались обезьяны-летяги.

Конечно, на неприятности здесь вполне можно было напроситься. Но места были более-менее обжитые, хищническая цивилизация сильно проредила местный животный мир. Самые опасные ядовитые птицы — птимуку — в этом районе были почти уничтожены, аллигаторы предпочитали не высовываться из пучин Змеи отличались ленью. Хищные кошки в этот сезон уходили на север Большинство местных тварей боялось человека — и они имели для этого все основания.

Теперь госпитальер внимательно смотрел себе под ноги, чтобы не нарваться ещё на одну яму. Через полчаса он понял, что надолго его не хватит. Он вздохнул и присел на покрытый мхом холмик.

Просидел он на нём недолго. Последнее, что увидел — вынырнувшую из глубин холмика пасть, будто из сенсор-ужастика. Потом блеснул яркий свет. И Сомов оказался на земле, ожидая неминуемой гибели.

Он откатился прочь, вскочил. Зрение вернулось к нему. Он огляделся. Холмика нигде не было.

— Тьфу на тебя, зараза, — воскликнул он

Надо было умудриться усесться прямо на солнечную черепаху. Эти существа, покрытые толстым панцирем, достигают трёх метров в диаметре, обладают прекрасной маскировкой. Но главное их оружие — они ослепляют врага резкой вспышкой света. О его источнике учёные только гадали.

Сомов продолжил своё движение вперёд и вскоре увидел, что заросли начали редеть, а затем до него донёсся шум работающих двигателей машин. Значит, шоссе, ведущее в столицу Ботсваны, было где-то неподалёку.

Ещё немного — и он выйдет на шоссе. А там остановит какой-нибудь скрипящий, скрежещущий старенький грузовик, и тот доставит его до города. До посольства.

Тут-то и почувствовал он чей-то злобный взгляд прямо на своём затылке.

Быстро обернувшись, Сомов увидел то, отчего мурашки побежали по телу и прошиб холодный пот. Из джунглей по его следу, низко пригнув головы к земле, словно принюхиваясь, бежала целая стая пятнистых ягуаров с большущими как тарелки глазами. Похоже, они просто не знали, что по сезону обязаны быть в трёхстах милях отсюда в низовьях Малого Конго…

Изыскания профессоров Кондратьева и Аэртова не могли оставить Филатова безучастным. Готовый поддержать любое интересное начинание, он в археологической экспедиции на Ботсване быстро вписался в коллектив увлечённых исследователей, нашёл своё место. Его чрезвычайно заинтересовали летающие твари в глубоких пещерах — легендарные хищники мабуку. Но это так, скорее для души. А с профессиональной точки зрения его больше занимали «жуки». Как ни крути, получалось, что это не насекомые и вообще не живые существа, а какие-то сложные системы накопления и переработки информации. Эдакие киберсистемы Вот только какую информацию они хранили, для чего были созданы — загадка. Один из сюрпризов приоров. Скорее всего, за такими штуковинами охотились и аризонцы, надеясь набрести на технологические новшества.

Задачей номер один было для Филатова найти подходы к американской группе. А через неё — и к Динозавру. Но последний как сквозь землю провалился. А аризонцы восприняли визит своего московитянского коллеги, устроенный под благовидным предлогом, достаточно недоброжелательно. Филатов встретился с профессором Карельсоном. Тот широко и неискренне улыбался, как все аризонцы, но о работе говорил уклончиво.

Так как он был всё-таки учёным, а не оперативником, по его лицу нетрудно было прочитать обуревающие его чувства. Из всего этого Филатов сделал вывод, что аризонцы набрели на что-то интересное. Особенно нервозно профессор Карельсон воспринял расспросы о Лабиринте.

Аризонцы углублялись туда всё глубже, но Аэртов с ними там не встречался. Огромные, тянущиеся на десятки, если не на сотни километров подземные строения могли поглотить не одну тысячу человек. Там можно шататься сто лет и никого не встретить.

За последние дни аризонская экспедиция потеряла в Лабиринте одного человека. Слава Богу— тот остался жив. Аэртов в бинокль видел, как научного сотрудника Нью-Таунского биоцентра вытаскивали из Лабиринта — бледного, обессиленного, но без единого ранения. Через полчаса за ним прибыл медицинский реанимационный глайдер из аризонской миссии.

— Интересно, что с ним там случилось? — спросил Филатов профессора Аэртова.

— Ему повезло наткнуться на то, на что не повезло наткнуться мне.

— На чудовищ Лабиринта? Хищников мабуку?

— Именно.

— Ничего себе везенье, — покачал головой Филатов. Однажды днём Филатова вызвал к себе в палатку профессор Кондратьев. Он был бледен, как мел.

— Что случилось? — обеспокоено спросил Филатов.

— Они сошли с ума… Они определённо сошли с ума… Что же они творят?

— Кто?

— В Аба-Ду новая волна беспорядков. Дикие бесчинства. Разрушен спутниковый телецентр и центр космической связи. Разгромлены больницы… Они будто стремятся сбросить с себя последние путы цивилизации. Дикари…

— Или их хотят заставить их сбросить…

— Дикари. Кровожадные дикари. Главный враг у них сейчас — Московия. Мы! Что мы им сделали?

— Кто-то мутит воду. Определённо.

— Хорошо мутит. Толпы осадили нашу миссию в столице. Посольство блокировано. Полиция делает формальные попытки помочь, призывает разойтись— без толку. Если бы не защитное поле, они бы давно разнесли посольство. Из него не может вырваться ни одна машина, ни один глайдер. Они подогнали танк с плазменной пушкой.

— Армейский?

— Откуда я знаю. Может, чей-то собственный. Здесь всё возможно, коллега. Всё… Нам рекомендовано готовиться к эвакуации. Через несколько дней появится корабль с подразделением для защиты посольства. А до сего времени нам остаётся только молиться. Оружия у нас в лагере нет, кроме двух охотничьих ЭМ-ружей. Правительство в Аба-Ду пообещало направить полицейские подразделения для эвакуации нашего лагеря. «Когда будет возможность», слышали?! Не будет у этих дикарей такой возможности. Им хочется, чтобы нас сожрали! Что делать?

— Не знаю. Уповать на то, что сюда никто не доберётся.

— Это ещё не всё. Самая худшая весть… — профессор запнулся.

— Что? — Филатов похолодел от дурного предчувствия.

— Они… Они уничтожили госпиталь.

— Госпиталь Сомова?!

— Да.

— Жертвы?

— Больных всех вырезали. Нашли трупы трёх человек из персонала. Остальные исчезли.

— А Сомов?

— Его труп не обнаружен.

— Вот что, надо срочно снимать лагерь и выводить в горы. Я оставлю в палатке плазменный разрядник — от толпы дикарей вы в случае чего отобьётесь. Как только будет возможность, запрашивайте помощь из миссии.

— А вы?

— Я ухожу.

— Куда? — удивился Кондратьев.

— На охоту, — зло скривился Филатов.

В своей палатке он взял походный рюкзак с необходимым запасом оружия и спецоборудования. Потом положил перед собой прибор размером с пачку сигарет.

— Ну же, — постучал он по его крышке. Сигнала не было.

— Куда ж ты делся, родимый? — прошептал Филатов.

Прибор фиксировал сигнал, идущий от вживлённого в кожу передатчика, который инициировал Филатов во время своей встречи с Сомовым. Пульсирующая красная точка означала, что человек жив, по ней можно было определить его координаты. Пульсирующая белая точка значила, что он мёртв, и тогда оставалось по пеленгу искать лишь труп, Отсутствие точки говорило о том, что человека просто нет на этой планете… Или что передатчик разрушен, что само по себе очень маловероятно.

Филатов постучал ногтем по светоклавишам, пытаясь наладить настройку. Ничего не получалось. Потом ещё… Запульсировала слабо точка.

На Ботсване радиоаппаратура и даже эфирогенераторы в некоторых местах работали из рук вон плохо. Аномальных зон здесь хватило бы, натри солнечные системы. Значит, передатчик сейчас в какой-то из аномальных зон. Или ещё какой-то фактор воздействует на него… А ладно, разбираться будем потом.

Главное, огонёк пульсирует красным. Госпитальер жив. И надо его выручать из беды…

Ягуары приближались с плавной и смертельной грацией. Они подбирались всё ближе и ближе к жертве, в роли которой должен был оказаться увенчанный многими учёными регалиями Никита Фёдорович Сомов. Госпитальер стоял как вкопанный. Страх призывал его броситься прочь, подальше от этих красивых, смертельных хищников. Но внутренний голос подсказывал — бежать нельзя.

Что-то неестественное, необычное было в этих кошках. И в окружающем мире. Что? Сомов не знал. Он только знал, что нельзя поддаваться паническому страху. Эти твари только и ждут его страха. Почему? Он не имел никакого понятия. Но его страх важен для этих хищников. Он — их оружие гораздо более эффективное, чем клыки-сабли.

«Гораздо более эффективное, чем клыки», — повторил про себя Сомов. И неожиданно успокоился. Ближайшая кошка стояла от него на расстоянии каких-то двух метров. Она замерла, прижав уши, напрягая стальное тело, готовясь к последнему прыжку.

— Мурка драная, — прошептал Сомов и кинулся навстречу кошке.

И упал, споткнувшись о корень. Он огляделся. Кошек не было. Они просто исчезли.

— Вот бесова сила, — покачал головой Сомов. Поднялся. Отряхнулся. И заметил в свете полной второй луны сразу две группы чернокожих охотников за головами, отрезавших ему путь к бегству.

Сомов обессилено обмяк. Он так вымотался, что всякое желание играть с судьбой в догонялки и прятки у него больше не возникло. На этот раз его настигли. Будь что будет. В конце концов, какое он имеет право жить, когда не уберёг чистых душой, светлых ребят и девчонок, которые доверяли ему, которых он привлёк на Ботсвану? Никакого! Так что топор охотника за головами послужит избавителем от мук совести.

Чёрные охотники окружили Сомова плотным кольцом и, выставив вперёд копья, чего-то ждали. Может быть, хоть какой-то попытки жертвы к сопротивлению или хотя бы следа страха на его лице. И то, и другое могло бы стать поводом к привычному для них очередному убийству. Но жертва вела себя странно. Белый человек будто и не замечал тех, кто готовился подвергнуть его жесточайшим пыткам, а затем и смерти. И это настораживало, даже пугало охотников. Но тут, растолкав чёрные тела, раскрашенные флюоресцентной краской, в центр неторопливо прошествовал здоровенный белокожий детина в защитном комбинезоне, именовавшемся среди военных «хамелеон».

— Привет, задница, — были первые слова белого гиганта, произнесённые по-английски. — И заставил же ты нас побегать. Руки за голову! Живо! Где булыжник, из-за которого все тут с ума посходили?

Несколько раз небрежно шлёпнув руками по карманам Сомова и не обнаружив в них ничего для себя интересного, гигант начал более основательно ощупывать всю одежду госпитальера. На этот раз он извлёк из потайных карманов и аптечку, и камень-талисман, отданный на хранение Сомову Главным жрецом «храма Ожидания».

— Вот он! Подарок Динозавру! Ну, что уставился, задница? Конец тебе.

С этими словами белый гигант отшвырнул медпакет прочь, камень убрал в карман, после чего щёлкнул предохранителем ЭМ-автомата.

— На том свете спасибо скажешь, что я тебя в руки упыря не отдал, — произнёс капрал Винт, с некоторой жалостью глядя на госпитальера. Винт привык убивать. Давно он уже не лил слёзы в подушку и не глотал наркотики после очередной подобной работёнки. Но это не значило, что он испытывал особый восторг.

Но этому московитянину суждено было умереть. Кто же оставляет таких свидетелей? Только сумасшедшие. А к таковым Динозавр не относился, поэтому дал ясный приказ — от врача избавиться.

Винт поднял ЭМ-автомат, навёл его в грудь Главному госпитальеру и нажал на спусковую пластину.

Филатов достаточно уютно устроился в густой листве дерева в шести метрах от земли. Развилка на дереве, где он примостился, была будто специально придумана природой, чтобы на ней, как на наблюдательной площадке, мог притаиться охотник.

— Отлезь, — прошептал он, отмахиваясь от небольшой сине-зелёной обезьяны, пытавшейся вцепиться в его рюкзак.

Обезьяна не успокаивалась, тогда Филатов резким движением ухватил её за лапу и отбросил в сторону. Она уцепилась за лиану и обиженно заверещала.

Он уже много часов шатался по лесам, идя по пеленгу то пропадавшего, то возникавшего вновь радиосигнала. Ходил он кругами вокруг одного места. Он бы нашёл друга давно, если бы сигнал был чётким. Но какая-то дьявольская аномалия мешала. Притом аномалия достаточно странная, поскольку остальные радиосигналы на местности проходили без проблем.

Похоже, рядом с Сомовым было что-то, сбивающие приём-передачу. Что это могло быть?.. А, не время забивать голову посторонними мыслями. Тем более забот у Филатова и так был полон рот.

Джунгли, где он искал своего друга, кишели охотниками за головами. Создавалось ощущение, что они сбежались сюда со всего края. Но не это было самым удивительным. Контрольная аппаратура засекла присутствие чужих средств наблюдения. Лес кишел запаховыми «шмелями» и сверхмалыми поисковиками «стрекозами», в вышине парили контрольблюдца. Пролетел глайдер. И Филатову приходилось немало трудиться, чтобы не попасться им в видеокамеру.

У кого на Ботсване есть «стрекозы», контрольблюдца и «шмели»? Не должно быть ни у кого. Кроме подразделения ЦРУ на Аризоне. Это означало, что за всеми кровавыми событиями последних дней стоит Динозавр и его бригада. Да, видимо то, зачем они охотились, слишком важно, если они решились на такое.

Филатов пробирался всё ближе и ближе к сигналу. Ему приходилось скрываться от охотников и фиксаторов, так что часть времени он проводил в укрытиях. Завидев очередную группу людоедов, он пристроился на дереве. И теперь смотрел в свете двух лун, как высокий широкоплечий аризонецв «хамелеоне», засунув в карман какой-то предмет, наводит короткоствольный ЭМ-автомат прямо в грудь Сомова, готовясь нажать кнопку-гашетку. Аризонец что-то проговорил. Эти слова стали последними в его жизни. Игла-граната, пущенная Филатовым на секунду раньше, разнесла череп вояки. Чётко, как на занятиях по стрельбе, Филатов целился и нажимал на спусковую пластинку, и игольник чуть подрагивал в его руке. Охотники за головами гибли молча, даже не сделав попытки спастись. Видимо, предполагали, что это им мстит ужасный и враждебный им бог Приор за непотребные действа. Лишь один попытался кинуться в гущу деревьев, но упокоился с зияющей раной в спине.

Филатов посмотрел на экран. На него передавали изображение три «стрекозы», которые он сам запустил. Не одним же аризонцам пользоваться благами цивилизации. Вдалеке он приметил ещё две группы охотников, спешащих к Сомову. Включив гравискользитель, московитянин легко слетел с дерева и опустился рядом с госпитальером, потерявшим дар речи и только пялившимся на неподвижные тела.

— Очнись, Никита, уходим, — произнёс Филатов.

— Ты? Откуда?

— Потом расскажу. Шевелись быстрее. Сомов нагнулся над погибшим аризонцем, вытащил у того из кармана священный камень и кивнул:

— Пошли.

Опять в джунгли. В отличие от своего друга, Филатов чувствовал себя в них как дома. На скольких планетах он вот так продирался через заросли. Ещё во время обучения в Академии Министерства Внешней Информации он единственный получил отметку отлично за двухнедельный экзамен — выживание на Амазонии. Ориентировался он в джунглях получше охотников за головами.

Часа через полтора Филатов сжалился над госпитальером и объявил:

— Привал… Рассказывай, как жил последние дни. Выслушав рассказ, Филатов кивнул:

— И там аризонцы. Что им в госпитале понадобилось?

— Наверное, вот это, — Сомов продемонстрировал священный камень.

— Чего это такое?

— Мне дал его Главный жрец «Храма Ожидания», — пояснил Сомов.

— Покажи. Филатов взял камень.

— Булыжник и булыжник, — пожал он плечами. — Может, в письменах на нём всё дело? Какая-то закодированная информация, из-за которой элитные бойцы ЦРУ и старший оперативник научразведки поубивали гору людей?

— Он тёплый, — задумчиво произнёс госпитальер. — А иногда будто покрывается льдом. Он как живой.

— И что тебе, экстрасенс ты наш знатный, твои шестые-седьмые чувства говорят?

— Пока ничего. Но его можно как-то использовать. В него сходятся какие-то энергии. Слышал небось о том, что камни — проводники тонких энергий.

— Ага, и для того, чтобы регулировать так называемые «теллурические» энергии, древние покрыли всю старую Землю мегалитами — огромными камнями, установленными в определённых широтах и под определённым углом. Примерно для этого же были установлены великие египетские пирамиды… Только вот беда — никаких этих теллурических энергий, которых генерируют и перераспределяют камни, не обнаружили.

— Это не значит, что их нет. Может, аризонцы что-то узнали и с ума съехали.

— Может быть.

— Что дальше делать? — спросил госпитальер. — Видимо, надо пробираться в миссию в столице.

— Как же… Миссия блокирована. Госпиталь твой сгорел. Мой лагерь снялся. Мы — два беспризорника.

— И что?

— А то, что путь наш — в Лабиринт. В пещеры. Аризонцы стремятся туда. Там что-то есть. И это что-то отдавать им нельзя ни в коем случае.

— Сергей, что происходит? У тебя какая роль во всём этом?

— Должен был понять.

— Ясно. Шпионские истории, серия две тысячи пятая. Так?

— Так. Пошли. Может, твой булыжник поможет нам в пещерах…

Они сидели напротив друг друга и яростно буравили один другого глазами. Молчание затягивалось. Его нарушил Динозавр:

— Твоим охотникам за головами только земляных червей искать.

— Твои люди, да и ты сам, инопланетник, не способны изловить даже детёныша крокодила в мутной воде! — отреагировал Чёрный шаман, ёрзая на своём троне.

Динозавр слышал, что на Ботсване подобное выражение является серьёзным оскорблением.

— Капрал Винт позволил размозжить себе башку… — на Динозавра вдруг навалилась усталость. — А твои хвалёные головорезы позволили перестрелять себя как куропаток. И это великие воины Чёрного шамана?

Чёрный шаман сипло задышал и сильнее заёрзал на троне. Потом он произнёс хрипло и зло:

— Инопланетник, ты опять обманул меня.

— Да? Моя техника нашла следы беглеца. Где было твоё видение? Мои глаза и уши обнаружили его. И что теперь?

— Техники мало, инопланетник. Нужно везение. А ты не только не поделился с нами своим везеньем, но и забрал наше.

Динозавр нахмурился «Забрал везение»! Надо же! Вот чёртовы дикари. С ними невозможно иметь никаких дел.

— Вот что, Чёрный шаман. На Ботсване ты что-то весишь. Но мне ты не слишком нужен. Я могу обойтись без тебя и найти камень. И я сделаю это. А потом выкурю тебя из пещеры и брошу на съедение собакам. Если же что-то не выйдет и ты сможешь достать меня, за мной придут другие. И бросят тебя собакам. Так что ты должен стремиться быть полезным мне. А не проявлять свой несносный характер. Понятно?

— Зачем тебе камень Хаабад, инопланетник?

— По преданиям камень — ключ к тайнам Лабиринта. С ним я пройду Лабиринт до конца. Ты — не пройдёшь. И ты это знаешь, потому что на тебе проклятие. Никакая кровь тебе не поможет. А я пройду.

— Ладно, — неожиданно примирительно произнёс Чёрный шаман, — Я возьму свои слова обратно. Ты не обманул меня. И ты дал мне везенье. Но мы не смогли им воспользоваться. Мы найдём камень. Ты как и сейчас будешь помогать мне. А я тебе.

«А потом я пошлю тебе в сердце магическую стрелу, и ты умрёшь в корчах», — усмехнулся про себя Чёрный шаман.

— Будет так.

— Я стану полным хозяином Ботсваны. Я создам Большое Царство. Чёрный шаман — хозяин на Ботсване. Потом Чёрный шаман хозяин на других планетах, где живёт сейчас чернокожий. Мне не нужны белые слуги, они мертвы для магии. Мне нужны чёрные слуги — я буду пить их силу, как хочу. Твои хозяева будут помогать мне. Я буду помогать им. И нет гор, которые не рухнут под нами…

«Своротим горы, ноне с тобой, — подумал Динозавр. — Ты сдохнешь, как лабораторная крыса в руках психотронщиков в исследовательском центре. Они тебя вывернут наизнанку…»

— Как быть? Как опять поймать везение? — спросил Чёрный шаман.

— Интересно, где они могут быть? — спросил Динозавр. — Мы сбились. Где твоё Виденье?

— А где твои железные «уши»? Они пойдут в Лабиринт.

— Почему?

— Камень у них… А камень — ключ к Лабиринту.

— Значит, в Лабиринт?

— Да. Мои и твои люди пойдут туда, — решил Динозавр. — Мы должны найти их.

— К нам вернётся везение. Крови мне!

Восход дневного светила застал друзей-московитян у входа в одну из многочисленных пещер, находившихся в прибрежных скалах. Как удалось узнать Филатову раньше от профессора Кондратьева, все пещеры здесь были довольно глубокими и, что удивительно, почти все они, так или иначе, выводили исследователей в необычный подземный Лабиринт.

— Что ты слышал про Лабиринт? — спросил Филатов, готовя тонкую прочную бечеву, которая могла бы помочь им отыскать дорогу назад, став своеобразной нитью Ариадны.

— Наследство приоров.

— Именно. Аномальная зона. Электронная аппаратура тут барахлит, поэтому при его исследовании пользуемся старым способом, — Филатов кивнул на рулетку с бечевой. — Всё готово. Я иду первым, ты за мной, — распорядился он, включив осветительный карандаш.

Филатов протиснулся в узкую для его тела горловину пещеры. Госпитальер последовал за ним.

Уже через несколько метров друзья могли передвигаться более свободно, даже не пригибаясь. Примерно, через час Филатов с Сомовым оказались в огромном каменном зале. Дотронувшись до стены рукой, Сомов тут же её отдёрнул, выругавшись:

— Чёрт побери! Эта стена холодна, как морозильная камера, а в самом зале воздух почему-то достаточно тёплый… Что-то здесь не так!

— Самое интересное, что стены всех подобных залов и галерей, смежных с Лабиринтом, также охлаждены, — пояснил Филатов.

— Надеюсь, ты знаешь, куда ведёшь, — всё ещё недоверчиво проговорил Сомов,

— Знаю. У меня предок Сусанин был.

Галереи Лабиринта открылись перед исследователями неожиданно. Они увидели с верхней точки несколько коридоров, ведущих в разные стороны.

— Интересно, зачем приоры отгрохали его? — спросил Сомов.

— Всё, что связано на этой планете с приорами, — сплошные загадки. Может, это транспортная система. Жилище. Хранилища. Всё что угодно. И я не удивлюсь, если тоннели им были нужны для таких целей, о которых мы и вообразить не можем. Другая система мышления, иная система координат… И всё-таки, чего аризонцам здесь надо?

— И чего им надо?

— Может, клад. Люди всю историю мечтали выкопать где-нибудь богатство, которое решит все их проблемы. Сегодня золото никому не нужно. Сегодня нужны технологии.

— Значит, где-то в Лабиринте клад с технологиями приоров?

— Возможно и так. К сожалению, аризонцы знают об этом куда больше. Мы только идём по их следам.

— И ради этого столько жертв? Госпиталь… Мои ребята… Больные…

— А тебя в школе не учили, что клады всегда обагрены невинной кровью. Читай Гоголя.

— Читал.

Под сводами тоннелей они оказались через полчаса, а ещё через час им начали попадаться кости и черепа каких-то странных животных.

— Наши предшественники, — усмехнулся Сомов.

— Здесь полно и человеческих черепов. Туземцы посылают обречённых на смерть сюда. Лабиринту приносятся жертвы. Сюда отправляют животных и людей. И мало кто возвращается.

— Что?!

— Не беспокойся. Кондратьев и наши ребята, а так, же аризонцы освоили часть Лабиринта и живы. Впрочем, неприятности не исключены. Говорят о существовании хищной фауны Лабиринта. Но никто конкретно о ней не знает.

— Но аборигены погибают.

— Потому что им нет пути назад. Да и заблудиться здесь — раз плюнуть.

— А фауна… Это что — досужие домыслы?

— По-моему, это факт. Но профессор Аэртов так ничего и не нашёл. Почему нам должно повезти больше?

— Ладно. Слушай, что мы всё-таки здесь делаем? Как ты собираешься искать этот клад?

— Надеюсь, что отгадка у тебя в руке. Тебе задача на формальную логику. Аризонцы ищут ключ к Лабиринту. Аризонцы идут на все преступления, чтобы достать какой-то там камень, а иной причины погони за тобой я не вижу — сам ты для них никакой ценности не представляешь. Вывод?

— Камень и есть ключ к Лабиринту.

— Вот именно.

— Но как им пользоваться?

— Может, суть в том, что выцарапано на поверхности?

— Вряд ли…, Знаешь, мне кажется, я знаю ответ на этот вопрос.

— Выкладывай.

— Мне кажется, камень пульсирует. От него исходят волны холода и тепла. Я тебе уже говорил.

— Дай, — Филатов взял камень, потом вернул его. — Ничего не чувствую.

— Когда я смотрю на него, возникает видение. Я начинаю примерно ориентироваться здесь. Ты прав — камень и Лабиринт — связаны.

— Неплохо. Почему я ничего не чувствую?

— Может, потому, что его передал Главный жрец не тебе, а мне. Или дало знать о себе позабытое экстрачувствие.

— Может быть. И что он тебе советует?

— Он ведёт меня куда-то.

— К кладу?

— Не знаю. Но к какой-то цели.

— Ладно! Веди. Может, и у тебя в роду Сусанины были. Туннели, пробитые неизвестно кем и неизвестно зачем в незапамятные времена, действительно напоминали лабиринт. Сомов уверенно шёл вперёд. За час он ни разу не наткнулся на тупиковый коридор, а ведь таких тупиков тут было более чем достаточно.

— Это ещё что за чертовщина? — прошептал Филатов. Стены коридора озаряло слабое голубое свечение.

— Возможно, биологическая флуоресценция. Светящиеся микроорганизмы, — сказал Сомов, кинув взгляд на диагност-карандаш, который в числе прочего мог определить наличие радиоактивности. Радиации здесь не было.

— Насколько я знаю, так далеко никто не заходил, — вздохнул Филатов. — Смотри, даже косточек нет.

— Будут, — хмыкнул Сомов. — Наши.

— Типун тебе на язык! Кто ж такие вещи во время мероприятий говорит?

Филатов суеверно постучал костяшками пальцев три раза о стену.

Он был прав. Дурные слова в такой ситуации имеют стремление реализоваться. Неприятности ждали друзей, до них было всего несколько десятков метров.

Миновав крутой подъём, друзья вышли к очередной развилке, от которой в разные стороны расходились три туннеля. Сомов, не раздумывая, повёл Филатова налево. Тут Филатов ощутил состояние прогрессирующего дискомфорта. Его ноги отяжелели, тело ломило, голова шла кругом. Будто какие-то невидимые комья облепили всё его тело. Филатов хотел поднять руку и предупредить Сомова, но силу него на это уже не хватило, и он без чувств рухнул на абсолютно гладкий мраморный пол.

Сомов тоже почувствовал себя неважно, но у него хватило сил подбежать к упавшему другу, когда он услышал шум за спиной. Госпитальер наклонился над Филатовым, пощупал пульс на сонной артерии шеи и понял, что его друг абсолютно обессилен, так, как будто из него выкачали всю биоэнергию.

Что за чёрт, подумал он и тут же прикрыл глаза от накатившего головокружения. Как это ни странно, но именно закрытые глаза позволили Сомову лучше «разглядеть» тёмных существ, величиной с воробья, заполнивших всё пространство тоннеля.

Сверхчувствительное восприятие проснулось это факт. Сомов почти забыл о своей экстрачуствительности, благодаря которой попал в исследовательский центр Института нетрадиционных проблем, прозванный обитателями «Лысой горой». Провёл там несколько лет обычная школа, только с необычными преподавателями. Филатов слыл там гением саморегуляции организма, умудрялся спать в кипящей воде и держать в руках расплавленный металл. А Сомов считывал информацию с предметов и ощущал информполя. Частично эти способности реализовались в работе — он ощущал боль пациентов, сопереживанием порой достигал того, что было недоступно самой совершенной аппаратуре.

Сверхзрение включилось. Госпитальер теперь видел то, чего не видел Филатов и те, кто навсегда остались в этом лабиринте. Существа были похожи на перепуганных нахохлившихся воробьёв. Сознание Сомова коснулась их неразвитого сознания. Он ощутил бесконечное одиночество, голод, озноб. Стремление прикоснуться к теплу живых существ. Они питались биоэнергией! Они высасывали её, как вампиры высасывают кровь, согреваясь чужими жизнями!

Госпитальер приподнял руку, будто так можно было отпугнуть их. Естественно, безрезультатно. Вампиры кружились, вились над испускающими тепло телами и их, казалось, ничем невозможно было отогнать.

Сомов терял сознание. Жизнь покидала его.

Чёрного шамана несли на руках по четверо самых сильных мужчин, но и им постоянно требовалась смена. Поэтому Чёрный шаман взял с собой большой отряд из двадцати воинов.

— Лабиринт мыслит, — пропыхтел шаман, которого опустили на землю и усадили на мягкие подушки на площадке перед входом в пещеру. — Он умный…

— Как мыслит? — не понял Динозавр, пристроившийся около носилок.

— Лабиринт знает, чего ему надо. Лабиринту нужны жертвы, тогда он будет добрым.

— Ох, надоели эти дикарские сказки.

— Нельзя злить Лабиринт. Ему нужно преподнести жертву.

— У вас всё сводится к жертвам. Человеческую жертву?

— Нет, Человеческие приносят мне. Раньше мы приносили человеческие жертвы ему, но я решил — хватит. Уже год не приносим ему моих слуг. Приносим животных. Иначе дух Лабиринта будет злой. Злой дух — нет везенья.

— Святая Мария, — покачал головой Динозавр и отошёл прочь.

Чёрный шаман и молодой охотник из племени нгама перед тем, как войти в пещеры, закололи по пушистой игуане — волосатой ящерице, чьи экземпляры на Ботсване достигали метровой длины и весили до тридцати килограммов.

Из чернокожих воинов никому в Лабиринт идти не хотелось. По их виду нетрудно было догадаться, что они смертельно напуганы. Лабиринта они боялись почти так же, как своего хозяина. Но всё-таки Чёрного шамана они боялись побольше. Поэтому пошли в пещеры без звука. Только у одного из глухонемых телохранителей зубы выбивали дрожь, будто от лютого мороза.

Потянулись пещеры. Их освещали вонючие факелы охотников за головами и карандаш-фонари аризонцев. Динозавр не боялся никогда и ничего или почти ничего. Не боялся он и пещер. После всего того, что ему удалось повидать за свою беспокойную карьеру, такие страхи просто смешны. Но здесь ему было страшно. Он два раза добирался по пещерам до Лабиринта ещё с группой профессора Карельсона, и оба раза был на грани паники. Он своими глазами видел, что Лабиринт сделал с ассистентом профессора, который из бравады попёрся туда один. Из него будто высосали кровь. Парень не лишился жизни, чего не скажешь о его рассудке. Что-то в этих пещерах было отталкивающее. Они будто были прихожей в ад. А где сам ад? Лабиринт?

Сержант Бойл попробовал запустить «стрекоз» и запаховых «шмелей», но электроника начала привычно барахлить. Со «стрекозой» связь держалась пятнадцать метров, а потом прервалась.

— Электроника даёт сбои, — сказал Бойл.

— Ни чёрта тут не работает, — кивнул Динозавр. Он прекрасно знал, что электроника в Лабиринте работает из рук вон плохо.

Пещера тянулась за пещерой. Всё глубже люди уходили под землю.

— Куда мы тащимся? — раздражённо спросил Динозавр. — Пещеры и Лабиринт тянутся на сотни километров. И не похоже, что ты знаешь, где их искать.

— Шаман знает. Шаман всё знает. Я чувствую пёсий запах. Это они! Они близко. Они… Они… — запыхтел шаман, глаза его начали закатываться. — Крови мне!

Он вымазал лицо в крови из чаши, которую несли позади него.

— Ха-ха… Они не умные. Они глупцы. Лабиринт умный. Он убьёт этих псов!

— Что ты мелешь?

— Они уже мертвы! Духи Лабиринта взяли их! Ха-ха! Мы придём, отгоним духов и возьмём у них камень! Жалко только, пропадёт их кровь! Ха-ха…

— Куда идти?

— Шаман всё знает. Прямо!!! — заорал он так истошно, что стоящий рядом с носилками сержант-техник подался назад и прошептал под нос:

— Припадочный…

Сомов погибал. Но, в отличие от своего друга, он мог бороться. И он знал, как это делать. Лишь бы хватило сил. Он попытался собрать оставшуюся энергию в шар в районе средней чакры, как учили на «Лысой горе». Не получилось… Силы убывали. Он попробовал ещё раз. На этот раз что-то выходило. Но слабовато. Не получится. Сомов подпитывал шар остатками своих сил. «Здесь нет тепла», — вложил он в импульс, И «вампиры» стали кружиться менее уверенно. «Здесь не дают тепла. Здесь его берут…» И «вампиры» отпрянули.

И сразу стало куда легче дышать, резко прибавилось сил.

Филатов лежал на полу, скребя камень пальцами.

— Э, Серёга, живой? — спросил Сомов, приподнимая своего друга.

Тот потряс головой, привстал, держась за стену. Ладонь его была окровавлена — в беспамятстве он ободрал её о камни.

— Что за чертовщина? Мне показалось, что на нас налетела стая бешеных динозавров. Тех самых, о которых говорили профессора Кондратьев и Аэртов.

— Те не те… Что дальше-то?

— Не знаю. Надо передохнуть. Сомов вытащил карандаш «экспресс-диагноста». Обследовал друга. Потом принялся за себя.

— Поздравляю, у тебя некто высосал треть биоэнергии.

— А у тебя?

— Я обошёлся четвертью.

— Излагай, кто на нас напал. Сомов изложил свою идею.

— Как ты с ними справился?

— Получилось… Помнишь второй год пребывания на «Лысой горе»? Плещеев рассказал историю о дельфинах.

— Хоть убей, не помню.

— Ещё когда человеческое сообщество жило на Земле, на островах Гилберта в южных широтах Тихого океана существовал магический ритуал зазывания бурых дельфинов. В тоже время там жил белый путешественник, переболевший изматывающей жёлтой лихорадкой Ку. Местные лекари, опасаясь возвратной формы заболевания, которая бы точно свела путешественника в могилу, порекомендовали ему питаться дельфиньим мясом. Только оно могло предотвратить возврат болезни. Путешественник обратился к одному аборигену, чтобы тот помог ему достать необходимое мясо. На это абориген сообщил, что у него есть родственник из деревни Кума, который является наследственным зазывалой бурых дельфинов. Этот зазывала мог приводить себя в нужное психическое состояние, когда дух его выходил из тела, находил бурых дельфинов далеко в океане и приглашал их потанцевать на празднике в деревне Кума. Если он правильно произносил секретные слова приглашения, то дельфины с криками радости следовали за ним.

Белого путешественника доставили в Куму, где прямо в центре деревни был приготовлен большой праздничный стол, ломившийся от местных деликатесов. Потом толстый добродушный зазывала дельфинов удалился в свою хижину и лёг спать. Но часа через два он, как сумасшедший, выскочил из хижины и упал лицом вниз, затем встал и заскулил подобно щенку, а потом заорал во весь голос:

— Встаньте, встаньте! Они идут!

Все жители деревни бросились в воду, и белый путешественник увидел воочию, как стая дельфинов показалась на поверхности вод и медленно, словно в трансе, стала приближаться к берегу. Причём самый крупный вожак стаи тёрся о ноги зазывалы, как щенок. Дельфинов спокойно вытащили на берег, убили, а их туши разделали. Так добыли мясо для больного… Помолчав, Сомов продолжил:

— Та легенда очень меня заинтересовала Ты же помнишь, что я в те времена увлекался рыбной ловлей. Вот я и попробовал однажды ловить рыбу голыми руками. Придя на берег озера, я проделал всё то же, что делал в своё время зазывала дельфинов. Я впал в транс, моё астральное тело проникло в подводное царство. При этом я совершенно отчётливо ощущал и даже видел всю подводную живность. Но она не интересовала меня, поскольку я настроился «пригласить на обед» королевских угрей. И что ты думаешь, они приплыли в таких количествах, будто собрались со всего озера. Они сами шли в мои руки, позволяли вытаскивать себя на берег. Обед действительно получился королевский… Но больше я никогда в этом не упражнялся. Мне просто стало жаль доверчивую живность…

— Да, ты у нас вообще известный гуманист, — проговорил Филатов. — За что я тебя и люблю. Значит, ты применил свои старые способности и внушил ужас этим чудовищам так же, как в своё время внушал угрям симпатию?

— Они намного чутче, чем земные дельфины и угри.

— Откуда эта дрянь здесь?

— Неизвестно.

— Что же, это тоже традиция — клады охраняют привидения.

— Пора дальше.

Снова потянулись коридоры Лабиринта.

— Ты уверен, что это тот самый проход, о котором мы мечтали? — спросил Филатов, показывая на сырой туннель, перед которым они остановились. Его кольнуло ощущение опасности.

— Камень показывает, что да.

— Пошли.

И через несколько метров друзья вдруг ощутили, что не в силах стоять на скользкой поверхности и их неумолимо влечёт вниз. В пропасть.

Но по— настоящему испугаться они так и не успели. Падение их резко замедлилось, и они почувствовали себя так, как будто попали в невесомость. Необычайная лёгкость и радость свободного полёта охватила их, так, как, наверное, чувствуют себя птицы, впервые поднявшиеся на крыло и воспарившие в небеса. Падение затягивалось.

— Куда это мы опять угодили? — негромко спросил Сомов, но Сергей Иванович его хорошо расслышал.

— Похоже, это «лифт приоров». У ботсванцев существует легенда о «лифте в другой мир». Все, кто в тот мир попадают, назад не возвращаются…

— Спасибо, успокоил, Каюк нам.

— Нет, ты неправильно понял. Они не погибают, просто в том мире так хорошо, что никто из попавших туда назад возвращаться не хочет.

— Это обнадёживает… — проговорил госпитальер и тут же шлёпнулся на мягкий песок, чуть прикрытый водой. — Кажется, приехали! С приводнением вас, Сергей Иванович!

— Красивое место, — оглядевшись вокруг, с восхищением проговорил Филатов.

Они оказались в большом гроте с песчаным дном. В тёплой воде по колено отражался удивительный голубой свет от стен…

— Никита, посоветуйся со своим булыжником, куда нам дальше? И не надул ли он нас?

— Нужно идти в глубь грота… — произнёс Сомов.

Очень скоро друзьям пришлось уже не идти, а плыть, поскольку глубина воды в гроте значительно увеличилась. А потом они уткнулись в стенку.

— Под водой есть проход.

— Давай наденем маски для подводного плавания и нырнём, — отфыркиваясь от воды, произнёс Филатов.

Друзья выбрались на каменистый просторный выступ, на котором можно было передохнуть.

— А что, у тебя есть маски? — недоверчиво осведомился Сомов.

— Есть несколько карандашей со сверхконцентратом дыхательной смеси. Каждый такой «карандаш» рассчитан на четыре часа работы под водой. Они у меня в рюкзаке.

Маска представляла собой прозрачную плёнку, наглухо покрывавшую лицо тонким слоем. К ней подсоединялся газовый «карандаш», наполненный смесью, позволявшей опускаться на глубину несколько десятков метров и избегать декомпрессии. Нижняя часть «карандаша» содержала удобный загубник.

— Как дышится? — осведомился Филатов, поправляя «карандаш» на маске госпитальера.

— Более-менее, — кивнул тот, сделав несколько пробных вдохов и выплёвывая загубник.

— А это вместо ласт, — Филатов вытащил из контейнера полимерформатор. Работая с ним, он за две минуты соорудил полимерные пластинки, напоминающие ласты. Полимерформатор, занимающий немного места, мог создавать предметы из полимерных пластинок площадью до двух квадратных метров.

— Годится, — сказал Сомов, приладив пластины к ногам. Полимерформа, входящая в тревожный комплект, могла принимать любую форму

— Тогда ныряем! — распорядился Филатов и первым погрузился под воду.

Прозрачная зеленоватая вода на глубине стала гораздо более прохладной, чем на поверхности. Приглядевшись, Сомов увидел, что его друг ощупывает стену. Наконец, подчинившись течению, он сумел отыскать провал в стене, куда устремлялась вода. Подав знак другу, мол, «делай, как я!», Филатов протиснулся в узкое отверстие.

Минут через пятнадцать быстрое течение вынесло друзей в океан. Тут не могло быть сомнений. Тепло, светло и колоссальные подводные просторы. Они были где-то на глубине двадцати метров. Дно виднелось под ними. Подводная жизнь здесь била ключом — в коралловых зарослях плавали ленивые рыбины, морские ежи шевелили полуметровыми иголками, стаи мальков переливались всеми цветами радуги.

Филатов пожал плечами и развёл руками — мол, стоило ли через Лабиринт лезть, чтобы очутиться в океане. Не проще было сразу сюда бултыхнуться?

Сомов был готов с ним согласиться. Но тут он едва не выпустил загубник и замахал руками, показывая другу вправо.

Филатов повернулся и тоже задёргался.

Из-за коралловых рифов, как торпеды, на них заходили жёлтые акулы, покрытые фиолетовыми продольными полосами. Таких тварей госпитальеру и резиденту раньше видеть не доводилось. И, судя по намерениям рыб, этим людям вообще больше ничего не доведётся увидеть.

Акулы атаковали.

Сомова слегка развернуло, когда рядом пронеслась с невероятной скоростью полосатая акула… Хотя нет, не акула. В ней что-то было от дельфина.

Две из них кружили вокруг Филатова. Тот пытался открыть рюкзак и извлечь из него игольник. Но рыбина просто выбила рюкзак из его рук и пронеслась мимо.

«Соображает», — прикинул Сомов.

Рюкзак медленно опускался на глубину, прямиком в расщелину. Сообразив, что потеряв рюкзак, они теряют всё своё вооружение и приборы, Сомов попытался спасти его, подхватив до того момента, когда он окажется на слишком большой глубине, на которой его будет невозможно достать без специального глубоководного снаряжения. Но было уже слишком поздно. Прямо на госпитальер а в «боевом развороте» выходили сразу трое дельфино-акул. Одна из них открыла зубастую пасть— в три ряда острые зубы, как положено у акул. «Доплавались», — мелькнула мысль. В общем-то, чем-то похожим и должно было кончиться. Слишком много Сомов обманывал смерть за последнее время. Когда-то костлявой это должно было надоесть. На сей раз она не собиралась отступать

Зубастая пасть сомкнулась на его ноге.

Шествие растянулось на сотню метров и торопливо двигалось вперёд по Лабиринту.

— Здесь. Чую, чую, — шептал Чёрный шаман, и Динозавру казалось, что кровопийца уже дошёл до предела. — Здесь, здесь, здесь, — часто дышал он, ощущая видимые лишь ему следы. — Здесь… Ах, близко. Совсем близко… Лабиринт их запутал. Духи Лабиринта убили их. Я знаю. Хищники мабуку убивают не всех. Но их убили…

Динозавр вдруг взглянул на себя и на то, что происходит с ним, как бы со стороны. И засмеялся как-то истерически. Старший агент ЦРУ бродит по подземельям с толпой дикарей и одуревшим от крови сумасшедшим убийцей и ищет какие-то идиотские сокровища, которых, скорее всего, и в природе нет. Он вынужден слушать этот бред, смотреть, как пьют человеческую кровь, унижаться перед толстой обезьяной. Есть такая московитянская поговорка «не лезет ни в какие ворота». У московитян есть поговорки на все случаи жизни.

Рука Динозавра потянулась к ЭМ-автомату. У него было желание разрядить его в Чёрного шамана, а потом дать приказ положить всю эту толпу обезьян. Проблем нет. Копья, топоры, дротики и один пороховой пистолет вряд ли помогут дикарям в схватке с «Ястребом» — одной из лучших спецгрупп Аризонии. Ребята порубают их всех и не поморщатся.

Динозавр повернулся к Чёрному шаману. Он начал жать на спусковую пластину. Всё, сейчас одним движением решатся все проблемы.

Чёрный шаман повернулся и посмотрел на него. Потом улыбнулся и погрозил пальцем:

— Нельзя, инопланетник. Сам умрёшь… Нельзя… Динозавр встряхнул головой. И убрал палец со спусковой пластины.

— Порядок, — кивнул он.

Шаман прав. Они повязаны теперь слишком крепко. И не так всё просто. Чёрный шаман — не обычный дикарь. Он пробивается своими мыслями в черепные коробки всяких там инопланетников, как старший агент ЦРУ и его команда. Он левитирует над землёй. Он управляет своей сворой на расстоянии. И он видит сокрытые следы. И ещё знает что-то о Лабиринте-то, за чем и пришли аризонцы. И он как ищейка ведёт сейчас по следу. Так что убивать Чёрного шамана-это всё равно, что самому застрелиться. Это всё нервы, вздохнул Динозавр. Никогда он ещё не ощущал себя настолько выжатым. Нигде всё не шло так тяжело, как здесь, на Ботсване.

— Здесь! — торжествующе воскликнул Чёрный шаман, указывая на один из проходов Лабиринта. — Эти вонючие ящерицы там!

«Вонючих ящериц» там не было. Там вообще было пусто.

— Они были здесь! — завизжал Чёрный шаман. — Их здесь убили духи Лабиринта!

— Проверь, — кивнул Динозавр Бойлу. Тот вытащил детектор и подошёл к месту, указанному Чёрным шаманом.

— Опять барахлит, — Бойл постучал по детектору. Наконец, тот начал выдавать информацию.

— Ну? — спросил Динозавр.

— Сейчас… Так, кажется, здесь капли крови и микрочастица кожи… Точно… И ещё кусок ткани. Силиконит.

— Силиконит. Материал для сверхпрочной одежды. Обезьяны в него не одеваются. Значит, они действительно были здесь. Не ошибся.

Динозавр обернулся к Чёрному шаману:

— Куда они делись?

— Ах, ах, — запричитал шаман. — Ушли… Псы убежали… Ушли. Духи Лабиринта не тронули их. Худо, худо, худо!

— Ну, где они…

Шаман закачался из стороны в сторону и запел какое-то заклинание. Это длилось минут пять, и Динозавр начал терять терпение. Потом шаман вдруг воскликнул:

— Отшельники! Ох, отшельники! Они могут попасть к ним!

— Что ты мелешь? Какие отшельники?

— Они приютят. Пропало. Всё пропало. Они приютят. И отдадут.

— Что ты лопочешь?

Затуманенный взор Чёрного шамана просветлел, кровопийца приосанился. Глубоко вздохнул.

— Они могут встретить отшельников. А знаешь, что получает имеющий камень Хаабад, когда встречает отшельников?

— Что?

— Ох, — Чёрный шаман рванул ожерелье на своей шее. — Душно мне!

Сомов ожидал резкой боли. Или тупого удара. Он представлял, как всё должно произойти. Расплывающаяся красная завеса крови, хлещущей из раны. Обрубок ноги в пасти дельфино-акулы, уплывающее сознание, Новые удары. Смерть…

Секунда-другая — ничего не происходило. Ногу зажало, будто в металлических тисках — не больно, но и не освободишься. Похоже, дельфино-акулы не стремились нанести людям ущерб. Действовали они как-то странно. У госпитальера возникла шальная мысль— а может быть, они разумны? После пещерных биополевых вампиров оно и не так удивительно.

Подумаешь, мыслящая треска-переросток бывает.

Ногу Сомова отпустили. Но теперь ни о какой свободе речи быть не могло. Рыбины крутились вокруг людей и подталкивали их в нужном им направлении И возразить им было нечего. Контейнер с оружием и оборудованием ухнул в расщелину.

Людей затолкали в большой подводный грот, находившийся совсем рядом с тем местом, где был выход из Лабиринта. Грот напоминал сводчатую арку, сразу за ней открывалась просторная пещера, у потолка которой сохранялась «воздушная подушка».

Потом пошли подводные галереи. А затем друзья выплыли в очередную огромную пещеру, освещённую тем же голубоватым светом, с которым друзья имели счастье познакомиться, ещё блуждая в Лабиринте. Только здесь голубой свет по яркости достигал своего апогея.

Место напоминало дворец. Зал идеально круглой формы, отделанный шершавым светящимся материалом. В центре его — большой бассейн, в который впадала подземная река — в нём кругами плавали рыбины. Их плавники разрезали чёрную воду, судя по всему, бассейн был очень глубокий.

Сомов сорвал маску, и она свернулась в его руке в небольшой упругий шарик.

— Ничего себе, — покачал головой Филатов. — Копи царя Соломона.

— Занесло. Где твои сокровища? — спросил Сомов.

— Не знаю. А хозяева — вот, — Филатов махнул рукой. Госпитальер резко обернулся, и рот его приоткрылся от удивления.

В двух метрах от него стояли двое старцев — один негр, высокий, статный, другой — приземистый европеоид.

— Откуда они взялись? — воскликнул Сомов.

— Из воздуха. Ещё секунду назад их не было.

— Из воздуха, — кивнул госпитальер, вспоминая саблезубых кошек, которые настигли его в джунглях. Тогда они растворились в воздухе, и за ними пришли охотники за головами. Кто придёт за этими двумя?

— Э, постой, — воскликнул Филатов.

Но Сомов, не обращая на него внимания, шагнул навстречу чернокожему и коснулся его плеча рукой. Рука прошла сквозь тело. И в этот момент старцы исчезли.

— Обычные привидения, — пожал плечами госпитальер. — Больше не появятся.

— Ага, — сказал Филатов и кивнул головой в сторону. Сомов увидел, что двое никуда не делись, они просто переместились в сторону.

— Стандартная СТ-проекция, — сказал Филатов.

— Или эфирный фантом… Смотри, стоят и молчат Странная парочка наблюдала за пришедшими, и госпитальер готов был поклясться, что эти глаза изучают их. А ещё он ощущал присутствие тепла жизни. Ни от какой СТ-проекции этого ожидать было нельзя. Эфирные фантомы — эта идея казалась вполне реальной. Только не так много людей способны выделять их. Считанные единицы во всей Галактике.

Неожиданно голову госпитальера будто сдавили чьи-то стальные пальцы. Потом в голове пронёсся лёгкий ветер. А потом появилось ни с чем не сравнимое, удивительное ощущение проникновения извне информации, считывания чужих мыслей. Внутри звучал спокойный, ровный голос.

«У тебя есть Хаабад», — насколько госпитальер понял, их источником был чернокожий.

«Ты слышишь нас», — выдал второй — белокожий.

«Он достоин?»

«Иначе он не прошёл бы сюда».

«Хорошо! Слушай умеющий слушать. Мы живём здесь сто пятьдесят лет с того времени, как к нам пришли Предшественники и наказали нам быть Хранителями. Вы спросите, хранителями чего? И я отвечу: «Города… Следа… Временного пристанища на пути к вечному свету разума и знания». Вы спрашиваете, кто они, Предшественники? На этой планете их называют приорами. Они люди. Но совсем иные. Лучше. Мудрее. Они наказали нам открыть доступ в свой Город только тем, кто придёт с Ключом. Хаабад никогда не окажется в недостойных руках, так сказали Предшественники, а они хорошо знают линии пересечений мировых судеб. Они чувствуют их. Для нас важно, кто войдёт в Город — несущий добро или зло. От этого зависит очень многое. Вы спрашиваете, для кого? Нет, не для Предшественников. Они гораздо выше этого. Это важно для тех, кто ныне живёт на этой планете. И для тех, кто путешествует среди звёзд».

Как понял Сомов, с ним всё это время, опережая их вопросы, телепатировал белокожий отшельник. Теперь же наступила очередь чернокожего.

«Вы хотите знать, где находится Город-след? Я провожу вас. Вы спрашиваете, был ли я там? Отвечу так: и да, и нет. Вы всё увидите сами».

— Вы откроете нам город? «Да».

— Зачем?

«Таково начертание предсказанного когда-то. Таков тайный смысл цепи событий».

— Что нам там делать? «Вы возьмёте там что-то».

— Что?

«Это решать не мне и не вам. Это тайна судьбы. Вы должны взять нечто. И вы возьмёте его».

— Ну, что там? — спросил Филатов, не воспринимавший разговора.

— Нас приглашают прогуляться в город приоров.

— Что?!

— И понабрать там сувениров.

— Ха, Динозавр, вот ты где у меня, — Филатов сжал кулак. — И вся ваша Аризона!

— Что это за отшельники, объясни, — потребовал Динозавр, когда Чёрный шаман отдышался.

— Хранители города приоров. Плохо, плохо, плохо!

— Так, — протянул Динозавр, сердце ещё учащённо забилось. — Откуда они взялись? Я ничего о них не знаю.

— А что ты вообще знаешь, инопланетник? Хранителей выбирают приоры.

— Что за чушь?

— Они приходят и выбирают из людей. И те охраняют город. Они проводят в город тех, кому благоволит везенье. Если бы ты отдал мне своё везенье, я бы попал туда. Я бы убил хранителей. Я бы стал владеть всем… Но ты не отдал мне везенье. Ты обманщик.

— А священный камень?

— Хаабад приводит к Хранителям. Хранители приводит в город приоров. У меня был священный камень.

— Что?!

— У меня он был, но у меня не было везенья. И я не попал в город приоров. Десять лет назад Главный жрец отнял у меня Хаабад. Камень не захотел меня, и я едва не погиб. Поэтому мне нужен ты, инопланетник.

— Приоры забирают людей. Чепуха! Приоры давно ушли.

— Они великие духи. Они приходят и уходят, когда хотят. Они вселяются в простых людей, занимают тела рождённых. И те сами не знают об этом, пака не придёт час. У таких людей другая кровь. У них горячая кровь, Если бы я отведал такой крови, сила бы моя утроилась. Но они не дадут мне отведать свою кровь. Они слишком сильны.

— Значит, теперь московитяне проберутся в город приоров?

— Если встретят Отшельников.

— Могут не встретить?

— У них есть везение. Они встретят.

Шаман погрузился в раздумья и запел песню. Динозавр хотел прервать его, но не стал. Он надеялся на виденье шамана.

— Давай, давай, давай, — голос становился ниже и ниже. Шаман дышал всё чаще. Он был измотан постоянной необходимостью использовать свои способности. Но они только обострялись.

— Вижу, вижу, вижу… Ох, — вдруг завизжал Чёрный шаман, глаза его закатились, и он потерял сознание.

— Неужели подох? — прошептал лейтенант Фицджеральд.

— Мечтай, — хмыкнул Динозавр. Чёрный шаман пришёл в себя.

— Они у Хранителей. Они нашли Хранителей… Больно мне. Мне холодно.

— Что случилось?

— Хранители не любят, когда за ними подсматривают. Они бьют по глазам. Дай!

Он отпил из чаши и немного успокоился.

— Они держат путь в город приоров, Они скоро будут там, — сообщил Чёрный шаман.

— И что?

— Они возьмут там, что надо. Ты будешь дурак. Я буду дурак. Мы оба будем дураки. Твои хозяева убьют тебя?

— Вряд ли.

— У тебя слабые хозяева.

— Хватит молоть чушь! Что нам делать?

— Их нельзя пускать в город. Я не пущу их!

— Как? За ноги будешь держать?

— Найду, кто будет держать. Я могу. Мне нужна сила! — он оглядел своих подданных. — Сила!!!

— Возьми меня, — крикнул один из слуг, бросаясь в ноги Чёрному шаману.

— Нет, возьми мою силу! Я тоже хочу в края доброй охоты!

— Тихо! — прикрикнул Шаман. — Избранные. Я хочу её.

Он кивнул на одну из четырёх женщин, сопровождавших его. Когда нож перерезал ей горло, на её лице было счастливое выражение.

Чёрный шаман глотнул крови. Потом ещё. Кадык его жадно задёргался. Потом он отбросил от себя чашу. Его тело затряслось в судороге.

— Увижу, увижу, — прошептал он. Потом задёргался ещё резче. Завёл отрывистую песню-крик.

— Увижу!

У него начала выступать пена на губах.

— Отшельникам не остановить шамана!!! Прочь… Прочь, псы… Я увижу… Вижу!!! Я вижу!!! Вода… Они вводу… Они плывут к городу… Не пущу!!! Нет!!! Мир-зол! Я призываю тебя!!! Ты не пустишь их! Я так хочу!

Динозавр напряжённо смотрел на Чёрного шамана. Он не знал, что такое мирзол. Но допускал, что Чёрному шаману действительно удастся решить эту проблему. Он надеялся всей душой на это.

— Мирзол, они твои! — завизжал шаман и прикусил губу, так что кровь его заструилась по подбородку, смешиваясь с кровью жертвы.

Друзья довольно резво плыли в океанской воде. Их сопровождали акуло-дельфины — похоже, служившие отшельникам сторожевыми собаками и помощниками во всех делах. Люди цеплялись за их плавники, и они несли их вперёд, как мустанги. За этой странной компанией следовал чернокожий отшельник. Ему было легче всех, поскольку, естественно, двигался не он сам, а эфирная копия или астральное тело — кому как удобнее выражаться.

Минуты проходили за минутами. Сомов поражался, какое расстояние они уже покрыли. Внизу шли коралловые рифы. Крупные рыбы, в том числе и настоящие акулы, подавались прочь, завидев «кортеж». Похоже, акуло-дельфины пользовались здесь суровой славой и с ними предпочитали не связываться.

Океан кишел жизнью. Население Ботсваны было не настолько велико, чтобы допотопная химическая технология изгадила ещё и океаны. В основном ботсванцы уничтожали озёра и реки, сливая туда химотходы. Океан же был первозданен, как и сотни лет назад.

«Мы близко», — отдалось в голове госпитальера.

Интересно, вход в город приоров был под носом и никто не догадывался о его существовании.

Но никаких признаков города, никаких занесённых илом строений, ничего — только песчаное дно, коралловые рифы.

«Опасность», — прозвучало в голове Сомова предупреждение Хранителя,

Но Сомов и сам ощутил приближение кошмара. А иного слова у него не было. Но когда он увидел его, то едва не проглотил загубник.

Сперва показалось, что из глубин поднимается облако, тёмное, мрачное. Оно растекалось из глубин, занимая всё большее пространство. Потом он понял, что это какое-то огромное животное. То, что сперва походило на клочья тумана, а потом на гигантскую связку хвороста, оказалось переплетением тысяч щупалец, шевелящихся, как волосы змеи на голове медузы Горгоны. Но это было полбеды. Появление сопровождалось низким, летящим через воды звуком, переходящим в инфразвук. А известно, что инфразвук — неразличимый ухом звук частотой ниже семи герц, действует на нервную систему, вызывая приступы страха.

Чудовище двигалось к людям. Похоже, её не интересовало больше ничего. Ни рыбы, кишащие вокруг, ни три большие черепахи, распластавшиеся на дне. Оно будто было наведено на цель. И не намеревалось эту цель упускать.

Госпитальер ощутил себя перед этой надвигающейся тьмой муравьём, на который надвигается каблук. Он вот-вот придавит, раздавит в лепёшку, и останется мокрое место. Не убежать.

Так бы и произошло. Но акуло-дельфины бросились к чудовищу. Закружились вокруг него. Одна рыбина отхватила несколько щупалец. Другая скрылась в этих зарослях, и те жадно задвигались. Потом щупальца настигли ещё одного сопровождающего. Было понятно, что долго акуло-дельфинам не выдюжить.

«Скорее! Уходите в Город!..» — уловил Сомов послание чернокожего.

«Куда?»

Никакого города он действительно не заметил, зато увидел, как акуло-дельфины одна за другой гибнут от смертоносных щупалец.

«У подножия подводной скалы. Ключ откроет вам путь в него…» — снова услышал Сомов и дал сигнал своему другу— давай за мной.

Чудовище, уничтожив половину акуло-дельфинов, отмахивалось от других, неумолимо приближаясь к друзьям.

Казалось, от него нет спасения.

Госпитальер непроизвольно открыл рот, выпуская загубник, но тот предусмотрительно приклеивался к губам. Щупальца просвистели в нескольких сантиметрах.

Где этот чёртов вход? Дно и дно, без единого выступа. Сомов бросился к скале. И тут мир изменился. Океан исчез. Перед госпитальером лежал город приоров. И то, что он не устроился на дне океана, в этом можно было быть уверенным.

Госпитальер встряхнул головой. И увидел рядом Филатова.

— Отвязались от той охапки хвороста, — перевёл тот дыхание. — Заела бы она нас.

— Ещё как. Смотри, куда нас занесло.

— Матерь божья.

— Мирзол, почему ты упустил их?! — возопил Чёрный шаман.

Динозавр не знал, относиться ли к этому представлению всерьёз. Он не знал, что только что воля Чёрного шамана держала подводное чудище и направляла его на московитян. Но Динозавр допускал нечто подобное. И верил, что Чёрный шаман проиграл.

Динозавр подождал, пока Чёрный шаман очнулся окончательно, и осведомился:

— Ну?

— Они вошли в город приоров.

— Точно?

— Я не ошибаюсь. Чёрный шаман знает. Разве тебе этого недостаточно?

— Задери тебя сатана!

— Они оказались сильнее… Пока сильнее. Но они выйдут оттуда. Пусть там они званые гости. Но здесь — моя земля, И сюда их никто не звал… Они выйдут!

— Где ты их собираешься искать? Где вход в город?

— Вход в город в океане. Может быть везде. Тысяча входов в город. И один выход.

— Что ты за чушь несёшь?

— Город не занимает места здесь. Он занимает место там.

— Где это там?

— Там, что не занимает места здесь.

— Принято, — Динозавр кивнул. Косноязычно Чёрный шаман говорил о других измерениях.

— Они выйдут и пойдут, нагруженные дарами. Люди приходят в город приоров за дарами. Никто не возвращается без них. Мы возьмём дары. Мы найдём белокожих. Я выпью их кровь. Пусть это не кровь Хранителей, Но кровь тех, кто побывал в городе, тоже сильная.

— Если они не решат отсидеться в городе приоров.

— Никто не отсидится в городе приоров. Там никто не бывает долго, Они вскоре выйдут.

— Куда они пойдут?

— К белым людям.

— Миссия до сих пор блокирована. Госпиталь разгромлен. Что остаётся?

— Есть ещё белые люди.

— Правильно! — Динозавр прищёлкнул пальцами. — Экспедиция археонавтов… Надо выбираться из этого Лабиринта.

— Пока будем выбираться, мои псы, которые ждут моих посланий, будут уже на месте.

— Давай, если получится.

— Получится, получится, получится!

Это было странное место Оно не укладывалось в привычные понятия.

— Многомерность, — предположил Филатов.

— Сомнительно. Что-то иное. Мы просто зациклились на этом — трёх-, четырёхмерные пространства. А может, тут вообще нечто ни на что не похожее.

— Но жить можно.

Здесь можно было свободно дышать, обходясь без подводного снаряжения. Здесь можно было ходить, ощущая под ногами твёрдую почву. Но глаз терялся в нагромождениях геометрических фигур.

Город-след. Гигантские кубы, треугольники, головоломные геометрические фигуры, которые менялись, стоило сделать только шаг.

— Мечта аномальных геометров, — сказал госпитальер.

— Очень похоже.

Действительно, многие фигуры походили на творения аномальной геометрии. Только до такого не могли додуматься даже представители этой науки. Расстояния, размеры, ничего невозможно было понять. И этот мир был чёрно-белым! Как старинные кинофильмы…

— Что это за хреновина вокруг? — спросил Филатов.

— Что угодно. Продовольственные склады, жилища, генераторы пространства. Что фантазия подскажет.

— Порождение разума интерианцев, — заявил Филатов. — Судя по частично расшифрованным информдискам, оставленным в долговременных хранилищах на Интейре, некоторые жители этой планеты переселились в какой-то мир в этом секторе пространства. Было предположение, что на Ботсвану. Город-след — Новая Интейра — один и тот же мир.

— Может быть, и да. Интерианцы и приоры — одно и то же. Возможно. Но не думаю, что тебе дадут за это открытие академика. Всё равно ничего не подтвердишь.

— Ага. А сувениры? Обещано.

— Куда идти-то, турист ты наш? — осведомился госпитальер.

— Прямо.

— И ты сможешь пройти тут прямо?

Филатову окружающее чем-то напоминало столицу Аризоны-то же безумие форм. Но только это безумие было куда как безумнее. И если в Нью-Тауне он ещё ориентировался в головоломных переплетениях улиц, в СТ-проекциях, то здесь чувство ориентации ему отказало напрочь. В столице Аризоны можно было воспользоваться электронным проводником. А где его здесь взять?

Впрочем, оказалось, что проводник здесь всё-таки имелся. Только живой. Точнее, его проекция. Чернокожий отшельник возник перед московитянами.

«Я проведу вас, — послышалось в голове Сомова. Теперь телепатический контакт уже не причинял боль. — Ваше пребывание в Городе коротко».

— Ну а дальше что?

«Ваш разрешённый путь предначертан Ключом. Он привёл вас сюда. Доверьтесь ему и дальше. Возьми Ключ в руку»…

Сомов сжал камень и ощутил привычную пульсацию. Ему всё легче было «общаться» с ним.

Чудеса творились не только с пространством, но и со временем — друзья не могли уловить его ритма. Сколько они шли по городу — минуту, час? Всё сдвинулось, изменилось.

— Как они тут жили, в таком калейдоскопе? — недоумевал Филатов.

— Для тебя калейдоскоп, для них дом родной. Умные были и город по-умному делали. Не для нас, дикарей.

— Во-во, это как ботсванца кинуть в Нью-Таун. Охотник за головами на дискретной карусели. Или в парке «Изменений».

— Именно, дикарь ты наш.

Почва под ногами была всё такая же твёрдая, но предметы менялись. Это были не СТ-наведения, а настоящие предметы. Когда рука касалась геометрических фигур, то поверхность одного и того же предмета одновременно ощущалась по-разному— гладкая, мягкая, жёсткая, тёплая, холодная. Ты ощупываешь камень, и он под твоими руками становится мягкой подушкой, или, ещё похлеще — водой. Но опасности здесь не было. Город не был враждебен человеку. Город приоров был умён.

«Здесь», — послышался голос отшельника.

Но госпитальер и так знал, что они добрались до цели.

— Что, здесь обещанная сувенирная лавка? — осведомился Филатов.

— Вполне вероятно.

Они стояли перед невероятной гигантской объёмно-геометрической фигурой, напоминавшей священную индийскую фигуру, отражавшую суть мира.

— И чего? — спросил Филатов.

— Вперёд.

Госпитальер шагнул вперёд, будто на секунду ухнул в глубокий космос. Кровь как бы вскипела в жилах. Охватил жар и абсолютный мороз. Тело распалось на молекулы и собралось вновь. Друзья очутились в гигантском зале. Настолько огромном, что стены его терялись в фиолетовом тумане. Но у этого места имелось серьёзное преимущество — оно было нормальным, без всяких чудес. И, что ещё отраднее, здесь всё было цветное. Чёрно-белый «кинематографический» пейзаж-головоломка успел заметно утомить.

Пол был обычный, мозаичный. В узорах угадывались животные, растения, и… человеческие фигуры. Виднелось несколько гигантских колонн, уходящих вверх. Всё пространство заполняли предметы. Они висели над полом на высоте от нескольких сантиметров до полутора метров.

— Как раз чтобы можно было достать рукой, — предположил госпитальер.

— Значит, всё-таки здесь сувенирная лавка.

— Ага.

В основном предметы представляли собой шарики размером с кулак. Они казались вырезанными в пространстве разноцветными кружками, поскольку не давали бликов, на них не было тени.

— Ничего себе, — Сомов потянулся к шарику, отдёрнул руку, будто боясь электрического удара, а потом всё же пощупал его.

И тут же провалился куда-то. Лавина чувств, мыслей. Картинки далёкого, непостижимо красивого мира. Вздымающиеся на многокилометровую высоту фонтаны, выветренные, причудливой формы, скалы, бескрайние нетронутые леса.

Госпитальер оторвал ладонь от шара.

— Что случилось? — подался к нему Филатов.

— Порядок, — госпитальер потянулся к следующему шарику.

И на него обрушился огонь. Прямо перед ним бил вулкан. Лава обтекала его тело, но не обжигала, а лишь подбадривала. Он купался в этой лаве. Он наслаждался ею. Кем он был? Неизвестно.

Сомов опять отдёрнул руку.

— Ну и что это? — спросил Филатов.

— А ты попробуй.

Филатов взял шарик. Тот не сдвинулся с места. Потом выпустил руку.

— Одуреть можно, — прокомментировал он.

— Серёга, это не сувенирная лавка.

— Правильно. Это библиотека.

— А мы тут зачем? Брать для прочтения книги?

— Шиш ты их возьмёшь, — возразил Филатов, — Они гвоздями будто приколочены — не сдвинешь.

— Да, пожалуй. Что ты хоть об этом думаешь?

— То, что мы освоили пока слишком мало способов обработки и хранения информации. Тексты. Банки компьютеров. Видео и звукозаписи. Что ещё? Ну, архитектура, живопись. Вот и вся память предков. Но существуют куда более совершенные способы. Чему тебя учили на «Лысой горе»? Что есть Вселенский банк информации, к которому могут подключаться суперсенсы. А эти шарики — нечто среднее между этим Вселенским информбанком и берестяными грамотами Древнего Новгорода.

— Что они записывают? — спросил госпитальер.

— В книгах отображены слова. Фильмы вырывают из действительности куски — звуки и картинки. Шарики фиксируют картины глазами разумных существ, их воспоминания, чувства. Это история индивидуума. Его наследство. Душа уходит в следующее воплощение, а опыт остаётся не только ей, но и потомкам.

— И этим забавляются интерниане-приоры. Это то, что они собирали по всей Галактике.

— А может, не только они. Наследство ли это одних приоров? Библиотека для цивилизаций, которые стремятся получить «высшее образование»? Человечество явно не достигло уровня ученичества. Мы неграмотные, — закончил свою мысль Филатов.

— Тогда зачем нас пустили сюда?

— Может, чтобы выдать нам буквари.

— Или лекарства, дабы мы не сыграли в ящик до начала школы?

— Не исключено и такое.

— И что нам здесь брать? — осведомился госпитальер.

— Только то, что им угодно. Давай искать.

Сомова совершенно не вдохновлял мусор, который они набирали — какие-то осколки камней, кристаллы, железяки, многие ржавые. Ничего похожего на какие-то работающие аппараты. Хорошо, что занимали они немного места, и их можно было рассовать по карманам.

— Смотри, — Филатов перекатил на ладони небольшой синий шар. Подбросил его — обратно на ладонь упал уже кубик. В следующий раз он рассыпался фейерверком и собрался в следующую фигуру.

— Фокусы. Пусть физики разбираются.

«Пора уходить», — послышался голос отшельника. — Ваше время кончается».

Ничего, что, по мнению Сомова, представляло интерес, сдвинуть с места не удавалось.

— Где обещанные буквари? — спросил Филатов.

— Понятия не имею… И ещё вот это, — Сомов поднял с пола морскую раковину.

— Как её сюда занесло? — спросил Филатов.

— Неважно. Берём.

— Берём так берём. «Пора»…

Блуждания по подземелью отняли много сил у обоих союзников.

— Мы будем здесь, — указал Чёрный шаман на очищенную от травы площадку у подножия горы, где недавно приносили в жертву духам Лабиринта игуан.

— Нам нужно спешить, — сказал Динозавр.

— Зачем. Мои псы уже на месте. И эти двое близко. Мы не успеем, Мои охотники успеют. Дичь не уйдёт. Она лишилась зубов.

— Что ты имеешь в виду?

— Они безоружны. А что сделает безоружная дичь против своры псов, для которых джунгли — дом, а кровь врага — награда?

— Не знаю, — пожал плечами Динозавр.

Верить ли и сейчас Чёрному шаману? Приходится верить, поскольку пока все действия агента и его парней основывались на этих самых колдовских прозрениях. Так что если начали играть по правилам, которые он установил, надо и дальше действовать так же. Иначе всё вообще теряет смысл. Если всё сказанное — результат фантазии шамана, тогда полная чепуха и то, что московитяне нашли город приоров, и вообще всё рушится. И надо всё начинать сначала. Может, оно было бы и лучше начать сначала, поскольку худшего, чем московитяне в городе приоров, завладевшие сокровищами ушедшей цивилизации, трудно было себе вообразить.

Динозавр теперь доверял всем словам Чёрного шамана. Поскольку ещё не было случая, чтобы кровосос ошибся. Так что, как ни крути, получается, что московитяне сейчас подходят к лагерю археонавтов, будут там с минуту на минуту, и охотники за головами готовы оказать им достойную встречу.

— Привал, — сказал Динозавр и подозвал сержанта Бойла.

— Наладь связь с Аба-Ду.

— Сейчас, — кивнул Бойл.

Он вытащил шарик передатчика, начал нащёлкивать код.

— Опять барахлит? — раздражено произнёс Динозавр.

— Как обычно. Но вроде пробивается… Готово.

В воздухе возникло лицо атташе по экономическим связям посольства Аризоны, по совместительству резидента ЦРУ на Ботсване Грегори Пирсона.

— Ситуация «потоп». Чужие взяли посылку, — уведомил Динозавр.

— Что?! — воскликнул Пирсон.

— Пришлите сюда два глайдера.

— Сейчас не получится. В городе беспорядки. Они вышли из-под контроля. Повстанцы захватили наш ангар.

— Что вы сказали? Как?

— Временно вышли из-под контроля, — поправился Пирсон. — Правительство обещает обуздать ситуацию в течение нескольких часов.

— Значит, мы остались без поддержки?

— Будет поддержка. Любая. Дайте время.

— Нет у нас времени, черти вас раздери, Пирсон! Вы отвечали за эту часть акции! Вы! И вы провалили её!

— Мне кажется, вы провалили гораздо больше. Груз у чужаков — о чём говорить.

— Не о чем говорить. Нужно спасать положение. Если надо, разметайте плазменными разрядниками этих обезьян. Мне нужны машины…

— Не получится. Мы в связи с гибелью госпиталя и блокированием московитянского посольства и так уже напросились на комиссию Галактического комитета общей безопасности Вчера состоялось заседание Комиссии по проблеме Ботсваны. В Нью-Тауне сильно недовольны и просят воздержаться от эскалации насилия. И ещё…

— Ну, что ещё?

— Московитяне выслали десантный крейсер для охраны посольства и граждан Московии. Он будет через двое-трое суток. Мы исчерпали запас. И, если мы не достигнем цели, нам с вами придётся очень плохо. Карьера…

— К чёрту карьеру! Мне нужны глайдеры. Отбой…

Изображение пропало. Динозавр почувствовал, что у него совсем сдают нервы. Он так сжал кулаки, что ногти впились глубоко в кожу ладоней, но он не замечал боли. Лоб вспотел. Сердце барабанило в груди… Всё, настало пора медицинской длительной реабилитации. Минимум на полгода в лапы к медикам, в надежде, что они вернут былую форму. Но это будет потом. Сейчас ему нужны московитяне. А точнее то, что они прибрали в городе приоров.

Из удивительного Города-следа друзей выбросило совсем не в то место, в какое они ожидали. Московитяне оказались в мелководной лагуне рядом с берегом, очертания которого Филатов тут же опознал.

— Мы находимся неподалёку от базового лагеря наших археонавтов, — проговорил Филатов, снимая маску для подводного плавания. — Но их там нет.

— Почему?

— По моему совету они снялись и ушли в горы. Так что нам идти до них километров пять ввысь.

— Пойдём.

Некоторое время московитяне стояли по пояс в воде, оглядывая прибрежную черту, чтобы отыскать наиболее удобное место для выхода на сушу. Наконец они определились, избрав ориентиром небольшое ущелье, из которого в океан впадала быстрая горная речушка

Московитяне, перепрыгивая с камня на камень, перебрались через мощный речной поток, бивший из ущелья, и по мелкой каменистой осыпи направились вверх.

Солнце палило немилосердно. Но ни Сомов, ни Филатов не боялись жары. Биоактивизация организма, производимая в Московии в возрасте четырёх лет, обычно снимает боязнь перед холодом и жаром. Можно как белый медведь валяться в снегу и как змея вытягиваться на солнышке.

— Ты уверен, что место второго лагеря надёжное? — спросил госпитальер, ни на миг не забывавший кошмар, когда госпиталь разносила обезумевшая орда.

— Надёжнее, чем первое, — произнёс бодро Филатов, хотя мысли о покинутых им археонавтах не оставляли его. Конечно, он выполнял задание и был обязан разыскивать своего попавшего в беду друга. Но он оставил других людей в очень опасной ситуации. Он надеялся, что охотникам за головами будет не до археонавтов и что плазменный разрядник остановит толпу даже самых отчаянных аборигенов. Он надеялся, но уверенности не было…

Новое место для лагеря было в узкой расщелине, в которой можно отбиваться от превосходящих сил врага. Кроме того, оно было хорошо сокрыто, и обычно дикари не поднимались из джунглей в горы. Перевалив через каменистый гребень, друзья увидели новый лагерь.

— Опоздали, — прошептал в отчаянии Филатов. А Сомов застонал, как от боли.

Силиконовая пластмасса палаток не горела и была необычайно прочна, так что дикарям пришлось потрудиться, прежде чем они искромсали их на кусочки. Такая же участь постигла оборудование. Создавалось впечатление, что охотники за головами даже не хотели ничем здесь поживиться. Их обуревала жажда разрушения. И жажда убийства. Истерзанные тела учёных представляли зрелище не для слабонервных.

— Ах, Кондратьев, — вздохнул Филатов. — Наверное, он так и не решился выстрелить в человека.

— Это чудовищно.

— Плазменные покрывала… И выжечь деревни этих охотников за головами к чёртовой матери, — прошипел Филатов.

— Они дикари. Их разум во тьме. Они не ведают, что творят.

— Значит, возьмёмся за тех, кто ведает, — зловеще произнёс Филатов. — Они мне за всё заплатят.

Госпитальер вдруг ощутил навалившуюся огромную тяжесть. После нападения на госпиталь он пребывал в состоянии, если можно так выразиться, воплощённого долга. Он шёл вперёд, поскольку знал, что должен идти. Он предпринимал какие-то действия, потому что знал, что их надо совершать. Он преодолевал препятствия, стремился к намеченной цели. Это был долг, И он боялся, что придёт время воспоминаний и раздумий. А теперь он ощущал, что просто не выдерживает. Вид разгромленного лагеря был последней каплей, переполнившей чашу горестей.

Сомов сел на землю и обхватил голову руками.

— Пошли, Никита, — сказал Филатов.

— Я не могу. Мне ничего не надо.

— Надо, надо. Много чего надо. Для начала посмотреть, не забыли ли нападавшие что-то из экспонатов экспедиции, из наследства приоров. Эти вещи слишком ценны, чтобы оставлять их здесь.

Что ж, надо идти. Долг никуда не делся. Госпитальер встал и понуро поплёлся за своим другом.

Спускаясь с горы, цепляясь за стволы деревьев, Филатов оглядывался. Он слушал лес. Он включил все свои чувства. Знал, что охотники за головами могут вернуться. Или они поджидают здесь новые жертвы?..

Нет, никого в округе не было. В этом Филатов уверился быстро.

Они вошли в лагерь. Старались не смотреть на тела. Филатов в совершенстве владел своими чувствами, но это не значило, что он способен уничтожать душевную боль. Он лишь загонял её поглубже, не позволяя влиять на свои действия.

— Ничего не оставили, — сказал Филатов, закончив осматривать жалкие остатки лагеря. — Ни одного экспоната. Всех «жуков» прибрали, все булыжники.

— Значит, эти вещи им были нужны.

— А посему они действовали по чьему-то указанию.

— Опять аризонцы? — произнёс госпитальер с болью в голосе.

— Ага. И хозяин охотников за головами. Поговаривают, это сам Чёрный шаман Буду.

Неожиданно Филатов напрягся. И негромко произнёс:

— Они тут.

— Кто?

— Обезьяны вернулись. За нами.

— И что? — по спине госпитальера поползли мурашки.

— Вперёд, Начнётся драка — только не суйся под руку. С тебя толку-ноль. Не мешай мне.

— Понял. Но…

— Я тебе приказываю. Всё, пошли…

Они шли, ожидая стрелы или копья. Филатов собрался. Он был предельно спокоен. «Дух как вода» — раньше называли это состояние. Полная гармония с окружающей средой, позволяющая ощущать малейшие изменения в ней, дисгармонию, опасность и предпринимать ответные меры.

Они посыпались из-за деревьев, когда московитяне почти вышли из лагеря. Филатов и предполагал такой расклад. Он не дёргался, не совершал никаких движений. Он застыл как вкопанный и смотрел на черномазых аборигенов, окружавших их, выставив вперёд копья и топоры из сверхпрочной легированой стали, которую поставляют на Ботсвану планеты первой линии.

Охотников было человек десять. Они, похоже, были уверены в своих силах. И бездействие жертв воспринимали как оторопь. Московитяне были безоружны, и дикари видели это, иначе избрали бы другую тактику.

— А, маба, ту! — заорал самый рослый из них, разукрашенный линиями всех цветов радуги, переливающимися на солнце и сияющими как светомаячки.

«Вождь», — прикинул Сомов. Он знал, что вожди разукрашиваются люминесцентными и даже объёмными красками, опять-таки импортными.

— Маба, маба! — заорали остальные.

— Ну же, чуть ближе, — прошептал Филатов.

Он надеялся, что они нужны хозяевам охотников за головами. Что не станут убивать сразу, а свяжут для начала. А если и решат убить, так сперва помучают по привычке, из национальных традиций. Отправлять на тот свет человека без должных мучений считалось здесь неуважением к памяти его предков, неоказанием соответствующих почестей.

Так и произошло. Дикари приблизились, сдуру сгрудились в кучу.

— Маба ту куку! — проорал вождь, ударив легонько древком копья Филатова. Тот продолжал стоять неподвижно,

— Ту, а маба! — вновь завопил охотник за головами. Отставил копьё. Шагнул к Филатову. Взял его за волосы.

И тут началось.

Четвёртый посвящённый гимнастики «Тучэй», мастер первого уровня русобоя, прошедший спецподготовку и преодолевший ад не одной планеты, резидент Министерства внешней информации Сергей Филатов начал движение.

Последняя мысль вождя, прежде чем душа покинула тело, была такой: почему его голова смотрит в совершенно другую сторону. Хрустнули шейные позвонки.

А потом Филатов стал работать в классической тактике — бой против нескольких вооружённых холодным оружием противников. Задача осложнялась тем, что нельзя было выпускать из виду беспомощного и безопасного как червяк госпитальера.

Филатов пробил грудную клетку второму охотнику, одновременно отправив ударом ноги в глубокий нокаут его приятеля, завладел копьём, оставил его в животе следующего дикаря. Потом сделал круговое движение, отведя топор, летящий в голову своего друга — топор увяз в животе ещё одного аборигена. Отвёл удар другим копьём, перерубил ударом ребра ладони кадык охотнику. Упал на колено — дротик просвистел над ухом. Выбросил вперёд руку-копьё, угодив в солнечное сплетение. Зацепил ногу очередного дикаря, подсёк её, коленом добил негодяя.

И остался с глазу на глаз с последним стоявшим на ногах охотником за головами. Тот целился ему в живот копьём, но в глазах совершенно не было уверенности.

— Брось тростинку, — произнёс на местном языке Филатов.

— Я убью!

— Не смеши, — отмахнулся Филатов. — Брось. Охотник за головами застонал.

— Твои духи сильнее моих духов. Ты победил, — он отбросил прочь копьё.

— То-то.

— Но духи Чёрного шамана и духи белого хозяина сильнее тебя. Ты умрёшь, и они выпьют твою кровь.

— Какого такого белого хозяина?

— Он сильный. Он пришёл со звёзд.

— Кто тебе сказал ждать нас здесь?

— Чёрный шаман сказал. Белый хозяин сказал.

— Лично?

— Не надо лично. Мысль шамана — мысль вождя. Они сказали — мы убиваем…

— Ладно, — Филатов шагнул навстречу дикарю. Тот хотел отпрянуть, но потом безвольно упал на колени.

— Отдохни, — произнёс Филатов и ударил дикаря в парализующую точку. Часов пять о нём можно не думать. — Пошли, — кивнул он другу.

Они направились в горы.

— Больше их здесь нет? — спросил Сомов.

— Не похоже. От этой группы мы избавились, но будут другие.

— Значит, всё-таки мы правы. Аризонцы и Буду играют заодно.

— Заодно, — кивнул Филатов. — И они плохо кончат, — он сжал кулак. — Динозавр за всё поплатится… Они шли в гору всё дальше и дальше.

— Куда сейчас идём? — спросил Сомов.

— В город путь заказан. В джунглях опасно. В горах опасно.

— И как быть?

— Есть у меня одна идея. Спасительная.

Через час они вышли к скалам. Пейзаж был безжизненный. Растительности мало. Россыпи булыжников. Филатов уверенно направился к камням, начал копаться и извлёк серебристый контейнер.

— Это что такое? — спросил госпитальер.

— Палочка-выручалочка. Прибор экстренной связи «эфир-струна». Мы нашли, что нужно, на планете. И теперь надо выбираться из этой дыры.

— Как?

— Сигнал дежурному разведкораблю. Через двадцать-тридцать часов он будет здесь.

— Надо продержаться.

— Продержимся. Плоды в джунглях вполне съедобны. Выживем, госпитальер…

Филатову хотелось на это надеяться, но он знал, что охота начнётся по всем правилам. Долго ли они продержатся без оружия, оборудования?

— Псы! Мои псы!!! — прорезал тишину жуткий вопль Чёрного шамана.

Динозавр давно привык к эксцентричности своего партнёра, но этот вопль — нечто особенное. Так Чёрный шаман ещё не орал. Будто стая упустивших добычу сирен.

— Ушли, ушли, ушли, — закачался из стороны в сторону Чёрный шаман. — Псы, где ваши клыки? Они выбиты! Где ваш острый нюх? Он отбит зловонием, исходящим от этих ящериц! Ах, псы мои, псы!

Динозавр подошёл к Чёрному шаману.

— Плохие новости? — осведомился он.

— Плохие новости… Очень плохие…

— Ну…

— Мои псы упустили добычу.

— Они нашли их?

— Нашли и упустили. Только трое осталось живы.

— Ясно, — кивнул Динозавр, примерно представлявший, как это делается. — Кто мне говорил, что твои охотники хорошие бойцы?

— Они хорошие бойцы. Но у этих зловонных ящериц везения больше.

— Просто вы не привыкли иметь дело с профессионалами, — вздохнул Динозавр. — Вы опять провалили дело.

— Мхагба, — призвал Чёрный шаман. — Бери пятерых воинов и иди в низкие горы. В расселине красного Рахаруку, где жили инопланетники, ты найдёшь псов Пхарга. Ты должен им помочь. Трое ещё живы.

— Как помочь, Всевидящий? — склонился перед ним чернокожий атлет.

— Ты не знаешь, дрянь?! — взвизгнул Чёрный шаман. — Убей их!

Динозавр усмехнулся, пытаясь подсчитать, на сколько Чёрному шаману хватит его подданных, если он будет уничтожать их такими темпами… Вообще-то хватит надолго. Рождаемость на Ботсване большая. Даже бывает порой больше, чем смертность. Просто Чёрный шаман ещё один фактор смерти. Как жёлтая лихорадка.

— Как ты собираешься их искать дальше? — спросил Динозавр.

— Я удалюсь в своё жилище. Сила мне поможет.

— Много она нам помогла, — скривился Динозавр. — Искать их буду я.

— С помощью говорящего и летающего железа?

— Вот именно. С помощью железа.

— Помоги тебе духи… Я удаляюсь. Мне нужно спокойствие… Но мои псы будут продолжать рыскать. Вместе с твоими псами… Как я устал!

Динозавр прилёг в силиконовой палатке, пытаясь прикинуть план действий. Надо прочёсывать леса и искать беглецов — вот и весь план.

— Сэр, разрешите, — отодвинул полог палатки сержант Бойл.

— Новости?

— Да. Пирсон выслал нам глайдер. Он сказал, что с правительством достигнута договорённость. Они согласны участвовать в охоте.

— Отлично, — Динозавр приободрился. — Мы поймаем этих сукиных детей! День-два роли не решают. Наследство приоров будет нашим, сержант! Вот что, разворачивай «эфирный нитевик». Вызывай корабль эвакуации. Наводка — на наш лагерь.

— Есть, сэр.

Динозавр улыбнулся. Рано раскисать. Всё будет в порядке. Не родились ещё московитяне, которые обведут его вокруг пальца!

— Мы с тобой на ногах почти двое суток, а мой организм всё ещё не вопит, требуя отдыха, — произнёс Сомов, усаживаясь на небольшой валун напротив входа в пещеру, в которой они устроились.

— У меня так бывало не раз, — сказал Филатов. — Переступаешь в самом себе барьер. И вместо финишной ленточки видишь снова стартовую полосу.

— Состояние гипервозбуждения— так в медицине.

— Водные пороги — так в гимнастике «Тучэй».

— Что это такое? — прищурился Сомов, вглядываясь в горизонт.

— Давай в пещеру! Быстро.

Они укрылись в пещере, из которой вчера выгнали пушистую игуану. Та, прошипев какие-то ругательства, отправилась искать себе новое место обитания.

— Глайдер аризонцев, — сказал Филатов.

— Нас выследили? — обречённо проговорил госпитальер. — Вот теперь я чувствую настоящую усталость.

— Не бери в голову ерунду, Никита. Скоро нас здесь не будет.

— Может, нам на пару дней нырнуть в Лабиринт?

— Чтобы не выйти оттуда? Да и до пещер-галерей надо ещё дойти… Остаёмся здесь. У нас ещё две пищевые таблетки.

Но остаться им не дали. На горизонте появилось ещё два вертолёта.

— Ботсванские полицейские силы, — сказал Филатов, всматриваясь вдаль.

— Они-то что тут делают?

— Это значит, на нас объявили охоту по всей планете. Власти сочинили какую-нибудь байку. Например, что мы с тобой уничтожили госпиталь и лагерь археонавтов. Что мы два взбесившихся упыря, которых надо уничтожить пока не поздно. И теперь поджимают со всех сторон.

— Против нас аризонцы, полиция, чёрные охотники и поклонники Буду. Прекрасно. А кто за нас?

— За нас — дальний малый разведчик. Он вскоре появится и найдёт нас по пеленгу.

— По какому пеленгу?

— По такому же, по которому я нашёл тебя. Через полчаса Филатов неожиданно схватил подвернувшийся под руку камень и кинул его, что есть силы.

— Ты чего? — удивился госпитальер.

— Чего? Надо сматываться! Посмотри!

Он подобрал в нескольких метрах полупрозрачный аппарат длиной в двадцать сантиметров, с широкими крыльями.

— «Стрекоза». Сверхмалый оперативный поисковик. Нас засекли. Уходим.

Опять в дорогу. Госпитальер и в лучшие времена страшно не любил смену обстановки. А теперь она менялась каждые несколько часов. Он уже прижился в пещере, и вот теперь— собирай вещички и катись дальше…

— Пошли, совсем нет времени, — подгонял его Филатов.

И действительно, в дали опять появились точки воздушных машин.

У госпитальера сбивалось дыхание. Он едва не переломал ноги, пока карабкался между камней. Разбил себе руку и локоть. И убился бы наверняка, если бы его не поддерживал друг, вообще не знавший устали. Глайдер и вертолёт сначала кружились около пещеры, потом начали описывать концентрические круги. Глайдер приближался.

— Туда, подводу, — прикрикнул Филатов, толкая друга в протекающую мелкую, но быструю речку.

Филатов держал госпитальера за волосы, не выпуская на поверхность. Когда у Сомова в глазах начало чернеть и он уже распрощался с жизнью, рука вытянула его не свежий воздух.

— Ты чего? — отдышавшись и отфыркиваясь, выдавил госпитальер.

Его друг кивнул в сторону удаляющегося глайдера.

— Детекторы биообъектов не берут через воду. Они бы нас засекли. Теперь считают, что квадрат чист.

— Давай тогда останемся здесь.

— Нет. Они вернутся. Нам надо в джунгли.

Через полчаса они добрались до джунглей и углубились в них И отвоевали этим ещё несколько часов.

Ближе к вечеру они наткнулись на кошек.

Это были те же самые саблезубые кошки, которых видел Сомов во время побега из госпиталя. Он размахнулся и бросил в одну из них массивной веткой. И кошки растворились.

— Наваждение, — встряхнул головой Филатов.

— Я видел таких. Вслед за этими призраками обычно приходят охотники за головами.

— Не приведи Господь…

— Нашли, нашли, нашли! — ликующе возвестил Чёрный шаман, развалившись на своём троне и размазывая по лицу кровь. — Сила со мной. Везенье со мной. Мои псы нашли их!

— На сей раз не уйдут? — осведомился Динозавр.

— Ха. От моих псов? От твоих псов? От железных слуг? Не уйдут! Вещи приоров — наши вещи! Я знаю, как их употребить!

— Вот и отлично.

— Сейчас, сейчас, сейчас, — забубнил Чёрный шаман. — Ближе, ближе!!! Вижу вас… Псы мои, они перед вами… Ещё ближе! Я вижу испуганные глаза врагов! Враги измождены! Враги подавлены! Они слабы! В их слабости моя сила!

— Где они? — спросил Динозавр, предъявляя Чёрному шаману электронный планшет.

Шаман научился виртуозно пользоваться этой штукой.

— Здесь, — он указал точку в джунглях, прилегавших к горам.

— Да, примерно здесь они и должны быть, — согласился Динозавр. — Мы с воздуха засекли их в горах, но потом потеряли.

— Я не потеряю!

— Я должен быть там. Выпусти меня из пещеры.

— Как скажешь, инопланетник. Процедура посещения пещеры оставалась неизменной. Как и в первый раз, шаман овладевал органами чувств Динозавра, а сопровождающие провожали через туннели.

У пещер Динозавра ждал глайдер.

— Ну? — спросил Динозавр сержанта Бойла. — Новости?

— Набрели на их след в джунглях, сэр. «Шмель» зацепил запаховый след, но потом потерял. А черномазые ведут вперёд наших ребят и говорят, что знают, где беглецы.

— Свяжись и скажи…

— Не получится, сэр. Связь опять забарахлила.

— Вот дьявол.

— Аномальная зона.

— Тысячу раз уже слышал. Поехали, — кивнул он сержанту и полез в глайдер.

Связь восстановилась, когда они отлетели на два километра.

— Мы засекли их след. Им осталось минут пятнадцать, — прозвучало сообщение лейтенанта Фицджеральда. — Их засекла «стрекоза»

— Отлично, парни. Не упустите этих ребят. Они хорошо работают.

— Не упустим.

— И повторяю — мне они нужны живыми.

— Будут живыми, сэр.

— Я поддержу с воздуха. Если успею.

— Близко они, — сказал Филатов.

— Мы сможем уйти? — спросил госпитальер, у которого дыхание срывалось. Он уже не мог ни бежать, ни идти. Ему просто хотелось умереть.

— Попытаемся. Но маловероятно. Слышишь, ветки ломятся. Как слоны идут. Кто их так учил передвигаться в джунглях?

— Нет, не уйдём, — госпитальер закашлялся, как туберкулёзник со стажем. — Уходи один. Ты один уйдёшь.

— Ага. А из тебя набьют чучело дикари. Не пойдёт.

— Я больше не могу.

— Можешь, дружище. Ты всё можешь.

Филатов поддержал друга, поддел под плечо и потащил вперёд.

Но он знал, что им не уйти.

Семеро охотников за головами и двое космодесантников появились через полчаса после кошек.

Они действовали куда профессиональнее своих предшественников. Взяли беглецов в круг. Десантники целились из ЭМ-автоматов. Охотники — из двух пороховых ружей и лука.

Они не приближались к жертвам. Филатов знал, что он может, и сблизился бы с дикарями и опять устроил бы им побоище. Но у десантников другая школа. Отточенные годами тренировок рефлексы. Умение действовать в самых сложных ситуациях. Это были бойцы с большой буквы, и если Филатов и ненавидел их искренне, но не уважать их как спецов он не мог, не имел права.

— Ну, марафонцы, вот и финиш, — произнёс по-английски спецназовец. — Лейтенант Фицджеральд, — он козырнул.

— Не стреляйте, мы не сопротивляемся, — Филатов поднял руки, и госпитальер последовал его примеру.

— Они не сопротивляются. Кто бы мог подумать? — хмыкнул лейтенант. — Капрал, нейтрализуйте.

Капрал вытащил парализатор и шагнул к Сомову. Это оружие действовало на расстоянии полутора метров.

— Ха, беглецы, усмехнулся лейтенант.

Он хотел выдать какую-то банальную тираду. Он поставил ногу на небольшой пригорок, впрочем, не убирая пальца со спускового крючка.

— Помню, — продолжил он…

— Белый че… — захотел его предупредить о чём-то старший охотник за головами. Но не успел.

Ослепительная вспышка озарила всё вокруг. Все присутствующие ослепли.

Ещё бы. Лейтенант наступил ногой не на замшелый холм, а на солнечную черепаху, такую, с которой уже сталкивался госпитальер, когда бежал из госпиталя.

Ослепление длилось недолго. Но Филатов получил шанс. В отличие от других, он, четвёртый посвящённый «Тучэй», мог бороться в полной темноте. И он не стал терять времени.

Он зацепил капрала с парализатором. Ударом локтя лишил его сознания, одновременно вырывая парализатор. Когда лейтенант прозрел, он увидел перед собой жгут парализатора и так и не успел нажать на спусковой крючок.

Последние три заряда парализатора получили охотники за головами. Потом Филатов начал действовать привычно — ногами и руками. Прогремел выстрел порохового ружья, но пуля ушла мимо.

Филатов перевёл дыхание, глядя на распростёртые тела, подобрал ЭМ-автомат. Другой сунул Сомову. Потом кивнул:

— Пошли. Сейчас здесь будут другие…

Динозавр смотрел на экран, на который передавалось изображения с фиксатора на шлеме лейтенанта Фицджеральла. Он видел, как настигли беглецов. Как те стояли с поднятыми руками.

— Чёрт, где у них вещи, которые они позаимствовали у приоров? — воскликнул Динозавр.

— Может, спрятали? — предположил Бойл.

— Ничего, я из них выбью всё, — Динозавр выразительно с хрустом размял пальцы. — Всё выдавлю. По капельке.

А потом экран вспыхнул белым светом, и Динозавр невольно прикрыл глаза руками. Когда он отвёл руку, то увидел перед собой ползущего муравья. Это означало, что Фицджеральд разлёгся на земле, и зрачок фиксатора пялится в землю. Динозавр переключил экран на фиксатор другого бойца, но тот вообще ничего не показывал. Это значило, что оба космодесантника валяются на земле.

— Что они использовали? Светошумовые шарики? — воскликнул Динозавр.

— Нет, вряд ли. Московитяне стояли как статуи. Не могли использовать. Да и наши ребята не попались бы на такой фокус.

— Неужели опять ушли?

Опять ушли. На поляне валялись обездвиженные тела. Динозавр мог их созерцать из глайдера, зависшего в десяти метрах от земли.

— Плохо. Как теперь искать? — пожал плечами Бойл. — Биодетектор в джунглях практически не работает. Они кипят жизнью.

— Запускай всё, что есть, — сказал Динозавр Бойлу. — «шмели», «стрекозы».

— У нас две единицы. Не хватит.

— Запускай.

— В какую сторону?

Динозавр махнул рукой наугад… И попал в точку. Через десять минут в объективе «стрекозы» возникли две ломящиеся через заросли фигуры.

— Туда, — приказал Динозавр пилоту.

— Ещё немного, и они нас опять потеряют, — сказал Филатов.

— Уф, — госпитальер с трудом перевёл дыхание. — В груди колет.

— Ах, ты инвалид… Ну, давай же…

Они шли через джунгли. Упорно. Минута за минутой. Сомов едва не наступил на змею, но Филатов угостил её зарядом из ЭМ-автомата. Он же спас госпитальера, когда тот опять решил провалиться в яму охотников.

— Нам ещё пару часов продержаться, — Филатов остановился и перевёл дыхание. — Разведывательный корабль будет здесь. Будет, Никита…

— Будет, — кивнул тот. — Ох, сдохну сейчас.

— Вперёд, Никита.

Но вперёд они не пошли. Джунгли взорвались пламенем. Оно взметнулось перед ними.

— Назад! — прикрикнул Филатов. Но сзади тоже встал барьер огня.

— Не сопротивляться! — послышался сверху гремящий голос. — Иначе вы будете уничтожены.

Заряд разрядника срезал ветки деревьев. Сверху снижалась серебристая махина глайдера.

Филатов взвесил ЭМ-автомат и отбросил его в сторону.

— Бросай, — сказал он госпитальеру. — Нам эта штука больше не пригодится.

Динозавр шутить с московитянами не собирался. Вскоре они оба, поражённые зарядами парализатора, улеглись в багажном отсеке глайдера.

— Курс на лагерь-один, — сказал Динозавр.

— Есть, сэр, — ответил пилот.

— Где камень силы, который дал тебе Белый шаман? — в десятый раз твердил один и тот же вопрос Динозавр, встряхивая безвольное тело Сомова. — Где Хаабад?

— Нету, — неожиданно ответил тот. — Был, но нет.

Перед этим агент ЦРУ ровным счётом ничего не узнал от Филатова. Калечить его Динозавр пока не собирался. Как он понял, походные средства допроса тут не помогут. А стационарных психосканеров здесь, естественно, не было.

— Нет, — кивнул Динозавр. Что ж, московитянин подтвердил — Чёрный шаман был прав, когда говорил, что камень силы забрали у московитян Хранители. Но что они дали взамен? Где имущество приоров, черти задери и этих приоров, и московитян, и Чёрного шамана, и Ботсвану, и саму Аризону!

— Где вещи приоров? — так и спросил он госпитальера.

— Кого? — недоумённо спросил Сомов.

Динозавр кивнул Фицджеральду, и тот принялся за обработку. Бил он умело, не калеча, но болезненно Потом извлёк инъектор с «правдоискателем».

— Не подействует, — покачал головой госпитальер.

— Почему? — удивился Динозавр.

— Я ничего ценного не знаю. А если бы и знал. Умею ставить барьеры…

— Так бы сразу и сказал, — хмыкнул Динозавр. — Фицджеральд, продолжай.

Динозавр вышел и прошёл в соседнюю палатку, где сержант-техник Бойл рассматривал найденные у московитян предметы.

— Мусор какой-то, — сказал Динозавр, глядя на осколки, шарики, железяки.

— Не скажите, сэр, а это что?

Он продемонстрировал куб, который тут же сменил форму на шар, осыпался дождём света и превратился в острие стеклянной стрелы. — Трансформация. А для того, чтобы творить такое с твёрдыми телами, нужны мае синтезаторы. А они весят три тысячи тонн.

— Серьёзно? — Динозавр с интересом посмотрел на игрушку. — Значит, всё-таки подарки приоров у них с собой были?

— Да, в карманах.

— А это что за мусор? — кивнул Динозавр на остальные предметы.

— Скорее всего, просто мусор, сэр.

— А зачем им носить его с собой.

— Сейчас попробую сделать анализ, — без особого энтузиазма произнёс Бойл и вынул из рюкзака стандартный «Универсал» — анализатор, делающий анализ химических и физических качеств вещества.

Бойл начал возиться со штуковиной, напоминавшей ржавый болт.

— А, — вдруг выдавил Бойл, и рот его приоткрылся. — Э-э, — только и смог протянуть он.

— Что такое? — подался вперёд Динозавр.

— Такого не может быть. Взаимоисключающие свойства.

— Что ты имеешь в виду?

— Это вещество вообще не имеет молекулярной структуры.

— Это ржавое железо, сержант!

— Ничего подобного. Оно выглядит как ржавое железо. Это неизвестно что!

— Ага, — кивнул Динозавр. — Значит, клад приоров у нас. Что даст эта вещь головастикам с исследовательских планет?

— Трудно сразу сказать. Минимум, новые представления о материи.

— Тут-то мы и подпалим московитянам хвост! — воскликнул Динозавр. — Что же, мы своего достигли. До свиданья, Ботсвана. Это не лучший мир в галактике.

— Неужели домой, сэр? — покачал головой сержант Бойл.

— Домой, — кивнул Динозавр. — Думаю, премиальных хватит нам, чтобы больше не вспоминать об этой поганой службе. Упакуй наши находки в контейнер высокой защиты. И оставь их в покое. Это опасные штуковины… Когда будет катер?

— Он уже вошёл в ближнюю зону. Подберёт нас здесь.

— Отлично… Ждите катера. Московитян не увечьте, они нам пригодятся. Лейтенант Фицджералъд — за старшего. А мне нужно нанести ещё один визит.

Он вышел из палатки и кликнул троих бойцов — их должно хватить.

— В машину, парни, у нас горячая работа. Глайдер с космодесантниками взмыл вверх.

Чёрный шаман нервничал. Он выбрался с трона и, поддерживаемый телохранителями, пробежался по залу. Потом плюхнулся обратно на трон.

— Плохо, плохо, плохо!

Он начал раскачиваться и напевать заклинания.

— Вижу… Вижу! Инопланетник нашёл их! Везенье соединилось. Хорошо, хорошо, хорошо! Он растёкся в троне.

— Сокровища приоров! Ха-ха-ха! Ну же, инопланетник, иди сюда! Зачем они тебе без меня? Ты не знаешь, что они такое! Я знаю!

Потом Чёрный шаман погрузился в прострацию. В его голове проявлялись обрывки картинок. И пробивалась сквозь них тревога— она всё больше захватывала колдуна.

— Крови мне! — прохрипел он. Телохранитель преподнёс шаману чашу, но тот ударом выбил её из рук слуги.

— Свежей крови! Ведите жертву!!! Трёх жертв!!! Нет, пятерых! Самых сладких! Самых лучших! Самых удачливых!

Глухонемой телохранитель по губам читал то, что говорит шаман.

Вскоре привели пятерых женщин.

— Готовьте всех! — крикнул Чёрный шаман.

Слуги начали расставлять курильни и сыпать в них порошки. По залу поплыл дурманящий дым, и Чёрный шаман раздул ноздри, предчувствуя пиршество.

А дальше всё было как по заготовленному. Женщины смеялись. Потом дрались. Потом упали обессиленные. Потом Чёрный шаман подковылял к ним и занёс над одной из них руку с ножом. Он знал, что растраченные силы вернутся после этого пиршества. Они вернутся с ещё более великой властью над людьми, ещё более острым дальним взором. А потом, поднабравшись силы, он встретится с инопланетником…

— Стой на месте, шаман! — прикрикнул Динозавр, заходя в зал.

— А, — Чёрный шаман так и не опустил нож. Он поражённо смотрел на возникшего из тьмы Динозавра и на три фигуры, маячившие за его спиной.

Телохранители Чёрного шамана бросились вперёд, но один из бойцов небрежно, почти не глядя, срезал их очередью из ЭМ-автомата. Перед этим они порубили в капусту ещё нескольких дикарей — к удивлению Динозавра, у одного из них оказался плазменный разрядник, у другого — ЭМ-пистолет, а ещё у двоих — пороховые карабины. Но для обученных «ястребов» воевать с этим воинством — всё равно, что давить тараканов, собравшихся в кучу.

— Как ты пришёл сюда? — едва слышно произнёс Чёрный шаман.

— Ты слишком самонадеян, упырь, — усмехнулся Динозавр. — И не уважаешь технику. Мы смогли пробиться через аномальные помехи и подключить маршрутоуказатель, когда я под гипнозом пробирался в твою пещеру.

— Твои духи машин сильны, — покачал головой Чёрный шаман.

— Брось, упырь, изъясняться, как твои псы. Ты гораздо умнее их. Но глупее нас.

— Что ты хочешь, нечестивый слизняк?

— Пригласить тебя прогуляться.

— Куда?

— К нам домой. Тебе больше нечего делать на Ботсване.

— Я не пойду. Я здесь хозяин.

— А там будешь слугой. Но лучше быть слугой во дворце, чем хозяином в грязной хижине. Не обидим. Пошли…

Чёрный шаман поднялся, с сожалением смотря на женские тела, которых не коснулся его нож. Шаман закачался из стороны в сторону и затянул протяжную колдовскую молитву.

— Э, упырь, — опасливо воскликнул Динозавр. — Не пробуй свои фокусы. Не пытайся давить нам на мозги, летать и пускать пыль в глаза. При первой опасности я в тебе сделаю тридцать дырок. И если ты выживешь после этого, тогда я подниму руки и признаю поражение.

Чёрный шаман кивнул. Он знал, что так и будет. У него нет сейчас достаточно силы. Но даже если бы и была — одно дело управлять своими подданными, их воля — это его воля. И совсем другое — Динозавром. У него есть своя сила. У него мощная воля. И если он сказал, что убьёт Чёрного шамана, то рука его не дрогнет.

— Я иду с тобой, инопланетник.

Через полчаса глайдер рванул в темнеющее небо и устремился к лагерю номер один…

Лейтенант Фицджеральд с улыбкой рассматривал пленников. Время от времени, для удовольствия, он награждал их чувствительными ударами.

— Вы неплохо дрались… Но продулись в пух и прах. И я не могу вас уважать за то, что вы неплохо дрались. Если бы вы были полноценными свободными людьми, я бы уважал вас. Новы московитяне.

Он прошёлся по палатке, пригубил флягу с каким-то напитком и продолжил.

— Вас не за что уважать. Вы те же самые дикари, как и охотники за головами… Если бы я не был в этом уверен, я бы не боролся с вами уже десять лет на десятке планет… Вы дикари. Притом дикари особо опасные, которые лезут ко всем со своими мыслями, со своими дикарскими ценностями… Вы — вредная зараза.

— Можно подумать, вы зараза полезная, — пожал плечами госпитальер.

— Мы на сегодняшний день — высшая точка в развитии человечества. Человечество освоило около сотни планет. И вершина — это мы. Самые богатые. Самые жизнестойкие. Самые свободные. Аризона.

— Гимн будешь петь? — спросил Филатов, и тут же получил по зубам.

— Не буду, — прошипел Фицджеральд. — Тебя заставлю.

— Не стоит.

— Не стоит. Ты недостоин поганить своей глоткой гимн Аризоны…

— И чего у вас ещё хорошего на Аризоне? — сплюнув кровь, осведомился Филатов.

— Всё, московитянин. У нас, в отличие от вашей поганой Московии, мерило — человек. Его желания, его стремления. Его семья,

— То-то у вас по пять раз в году пол меняют, каждый второй педик, а каждая третья лесбиянка.

— Свобода выбора. Человек вправе выбирать, кем ему быть — педиком, наркоманом…

— Убийцей, насильником… Вы захлебнулись в собственном дерьме.

— Нет, это у вас дерьмо, которое вы не можете расхлебать уже тысячу лет… Вы — Ботсвана со звездолётами. У ботсванцев главное интересы племени и рода, у вас больше — всего общества. Дикари на Ботсване молят духов дерева мира, вы бьёте лбы в ваших православных храмах. Дикари приносят жертвы духам предков. От вас же только и слыхать — память отцов, память дедов, будем их достойными. Дикари на Ботсване дохнут без общества себе подобных. У вас же тоже — коллектив, соборность, тысяча первая песня уже тысячу лет. А у вас в ходу ещё есть расхожая формула: «московитяне люди, способные на жертву во имя идеалов». На жертву! Ботсванцы тоже готовы — они подставляют своё горло кинжалу Чёрного шамана и умоляют его взять именно их душу. Вы — регресс человечества. И вы с вашими мессианскими замашками хотите, чтобы и остальные пали в эту дикость.

— В ЦРУ новая должность — офицер-философ? — поинтересовался Филатов.

— Нет, старая — офицер-патриот.

— Ясно.

— Ничего тебе неясно. У нас общество, созданное для человека. Каждый в нём свободен. Каждый своим трудом может достичь богатства и процветания. Каждый отвечает только за себя и за семью, а не за Галактику в целом. Каждый располагается на той ступеньке, которую заслуживает. Мы— общество, за которым будущее.

— И поэтому вы лезете со своим уставом во все монастыри и готовы в интересах свободы перерезать горло каждому, кто усомнится в ваших идеалах… Кстати, у человека будущего что, образовательный и умственный коэффициент сорок единиц?

— Что?

— Средний образовательный коэффициент выпускника аризонского ВУЗа — сорок пять единиц. А московитянского — сто одиннадцать. К вопросу о будущем… Аризона — это всего лишь толпа извращенцев, помешавшихся на своих правах. И не больше, — вздохнул Филатов и заработал ещё один тычок в зубы.

— Отличный инструмент дискуссии, — сказал госпитальер.

— Пудовый кулак американского космодесантника. Что и требовалось доказать.

— Помолчали бы, уроды. Кто с вами дискутирует. Вы — пленные.

— В какой войне?

— В космической холодной.

— Понятно. Это вы объясните нашему МИДу.

— Вы что, идиоты? — засмеялся Фицджеральд. — Какой МИД о вас узнает? Съедены аборигенами — и всё.

— Съедены людоедами-аризонцами, — кивнул Филатов и, увидев занесённый кулак, сказал: — Ладно, молчу.

— Помолчи. Через несколько минут прибудет катер. И мы отчалим из этой дыры.

— Катер, — поморщился Филатов, Аризонский корабль не входил в его планы. Он убивал последнюю надежду.

Аризонский космобот, будто диск, пущенный рукой гигантского дискобола, по пологой кривой стремился в атмосферу Ботсваны. Гравикомпенсаторы гасили гигантские перегрузки, но не могли избавить от них вовсе. Перегрузки впечатывали в кресла людей, тяжёлой рукой ложились на веки, давили на грудь. А потом ослабевали, исчезали, чтобы через некоторое время накинуться вновь.

— Полегче, идиот! — прикрикнула молодая красавица в защитном комбинезоне синего цвета, служившем отличительной формой для всех представителей НАС А. — Ты же везёшь не «живой товар» с третьих планет, а специального агента ФБР.

— Всё будет в порядке, мадам, — произнёс сквозь зубы пилот, которого Пенелопа в последние часы извела своей язвительностью. Пилот решил, что эта прекрасная фурия просто возненавидела его с первого взгляда. Но это было далеко не так. Просто Пенелопа привыкла неустанно измываться над окружающими, чтобы не терять спортивной формы. Перед этим она довела до белого каления капитана эсминца «Канаверал».

После того, как Пенелопа провалила операцию с задержанием резидента московитян Джона Замойски, она уже решила, что настало пора собирать чемоданы и готовиться к отбытию на одну из оборонно-промышленных планет Аризоны. А ведь так хорошо всё шло. На Замойски она наткнулась случайно, по долгу службы внедряясь в ирландскую группировку. Будучи в компании Малютки Пена, она заподозрила, что с одним из его гостей что-то неладно. Потом началась резня, Пенелопа потащила Замойски на конспиративную квартиру ФБР, где имелся полицейидентификатор. Каково же было изумление фэбээровцев, когда человек был опознан как агент московитян, находящийся в розыске.

Пока с отправкой на промышленную планету руководство решило повременить. Пенелопу решили на некоторое время убрать с глаз долой и подключили к заключительному этапу операции «Ботсвана» — одной из редких акций, проводимых совместно двумя ведомствами, представители которых по долгу службы ненавидели друг друга куда больше, чем вероятного противника.

Компьютер-анализатор, отрабатывая материалы, поступившие от Динозавра, сделал вывод, что один из московитян, недавно прибывший на Ботсвану, очень похож на Замойски, естественно, с сильно «отредактированной» внешностью. Вероятность была больше девяноста процентов. И отныне эта операция стала её личным делом. Если бы хотя бы часть ненависти, которую она питала к нему, дошла бы до адресата, тот взорвался бы ядерной бомбой.

Ботсвана проплывала под ногами. Кабина рубки представляла собой сплошной СТ-экран, и казалось, что кресла и пульт управления парят в открытом космосе. Полярные шапки сверкали в лучах солнца. Южный континент был прикрыт пеленой облаков. Но над главным материком, куда стремился космобот, было безоблачное небо,

— Контрольное время прибытия — двадцать пять минут. Маяк засечён. Рассчитываю траекторию приземления, — каким-то надтреснутым голосом хронического астматика прохрипел компьютер космобота, выдавая на экран монитора пологую кривую спуска.

— Цель на ночной стороне планеты, — проинформировал пилот.

— Какой ты умный. Можно, я буду звать тебя всезнайка? — осведомилась Пенелопа.

«Сука», — произнёс пилот. Но произнёс он это ёмкое и точное слово про себя. Пенелопа была кругом права. С офицерами ФБР не вступают в пререкания.

— Выход на низкую орбиту, — бубнил бортовой компьютер.

— Ты видишь сигнал? — спросил большеносый пилот у широкоплечего штурмана.

— Нет никакого сигнала.

— Почему? Уже должен быть.

— Не знаю, почему. Пока нет.

Московитянский космолёт вращался вокруг Ботсваны. И его чуткие приборы безуспешно пытались поймать сигнал. Группа эвакуации прибыла по запросу резидента. Экипаж прекрасно знал, что просто так подобные запросы не рассылаются. Это страховка на самый крайний случай, когда иного выхода нет. И часто в таких случаях помощь приходит слишком поздно. А экипаж; на своём горьком опыте знал, как трудно быть «скорой помощью», которая не успевает вовремя.

— Ну? — вновь спросил пилот.

— Да не нервируй. Ничего.

— Попробуй изменить условия приёма. На Ботсване полно аномальных зон. Там даже эфирные сигналы ведут себя по-дурацки.

— Знаю. Читаю справочники.

Похожий на стрелу корабль скользил над Ботсваной, и ни один локатор, ни одна фиксирующая система не могла его засечь. Специальный вариант «Зонтик» — он не обнаруживается и более сложной аппаратурой. Отличный косморазведчик.

— Ну. Мы скоро облетим всю эту помойку, — не отставал пилот.

— Сейчас, сдвину ещё условия приёма… Есть! — воскликнул штурман.

— Сигнал?

— Он, бесценный. Он!

— Красный?

— Красный.

— Значит, объект жив.

— Да.

— Рассчитать приземление, — приказал пилот. Через секунду комп выдал в воздухе параметры траектории.

— Расчётное время — двенадцать минут.

— Выполнить, — приказал пилот. Перегрузка вдавила в кресла. Разведывательный корабль типа «Зонтик» начал манёвр…

— Дать, что ли, ещё вам по зубам? — задумчиво произнёс лейтенант Фицджеральд, весело глядя на пленников.

— Понравилось? — спросил Филатов.

— Ага. Пожалуй, не стоит. А то ещё ассоциация по защите животных вступится.

— От кого тебя защищать-то? Здесь все свои, — пожал плечами Филатов.

На этот раз он заработал по уху.

Лейтенант зевнул, посмотрел на пластинку часов.

— Куда этот бот запропастился? И босс исчез.

— Его негры съели, — предположил Филатов.

— Вряд ли, — покачал головой Фицджеральд. — Отравятся.

Он прошёлся по палатке. Уселся на прозрачное пластопневмокресло — создавалось ощущение, будто он висит в воздухе. Аризонцы привыкли даже временные лагеря обустраивать со всем комфортом. Будь их воля, они бы и синтетикресторан здесь поставили.

— Ну, где же они? — повторил Фицджеральд. Послышался едва слышный глухой рокот.

— Наконец-то, — Фицджеральд приподнялся.

Московитяне уныло переглянулись. Этот тихий рокот им был хорошо известен. Так мог звучать только двигатель космобота, зависшего над землёй.

— Два месяца отпуска, — потёр руками Фицджеральд. — И ни одной дикарской рожи.

Он шагнул на порог палатки и застыл.

В пятнадцати метрах над землёй висела едва различимая в темноте остроносая стрела.

На диск аризонского бота она никак не походила. А походила на разведкорабль московитян класса «Зонт».

Фицджеральд положил руку на автомат. В плен он твёрдо решил не сдаваться. А также забрать с собой на тот свет этих двоих пленников.

Он шагнул обратно в палатку и поднял ЭМ-автомат

— Глайдер, охрана, — перечислял штурман, обозревая картинку, становящуюся всё чётче по мере того, как корабль падал вниз.

— Две минуты до точки.

— Четыре палатки… Так, семь человек… Так, импульс из правой палатки… Ещё один импульс… Ты не говорил, что объектов два.

— Новые сведения.

— Неважно… Оборонительных систем нет. Эфирного сканера — тоже.

— Это временное логово. Какие системы?

— Ну что, выхолим?

— Пять, четыре… Два. Ноль. Точка! — воскликнул пилот.

— Кисель, — добавил штурман. Красный луч протянулся от космобота, расходясь и захватывая весь лагерь. Диффузное эфиропокрытие. Люди будто светились в нём. А потом растворялись, теряя очертания.

— Получите, янки, — прошептал штурман.

Сверху было хорошо видно, что люди вязли в странном красном свете, как мухи на липкой ленте, движения становились всё более вялыми. Потом фигуры замерли,

— Я иду, — сказал штурман, защёлкивая шлем скафа с эфиронейтрализатором. В этой тяжёлой штуковине, похожей на первые космоскафы в истории, он направился к выходу. Миг он простоял у распахнутого люка. Потом оттолкнулся. Земля стала надвигаться, но медленно. Гравигенераторы позволяли парить птицей.

Как индийский божок штурман неторопливо приземлился, направился в сторону палатки, пробиваясь сквозь красное марево, действительно походившее на кисель. Вот и нужная палатка. На полу лежит детина в защитном комбинезоне. Палец его — на спусковом крючке ЭМ-автомата. Ствол направлен в двух пленников, от которых и исходят маячковые импульсы.

Штурман с тревогой подошёл к этим двоим. Неужели десантник напоследок пристрелил их?!

Штурман нагнулся над одним. Жив… Потом над вторым. Тоже дырок нет… Прекрасно.

Без всякого труда он взял под мышки обоих. Усилители костюма позволяли тащить и куда больший груз.

Выйдя из палатки, штурман направился к кораблю, встал под днищем, оттолкнулся ногой — больше по привычке, чем из необходимости, и неторопливо взлетел вверх.

— Эфировозмущение, — взволнованно воскликнул пилот.

— Что? — спросил штурман.

— Похоже, чужой корабль. Время контакта— семь-десять минут.

— Уходим.

— Стоп! — воскликнул пришедший в себя после «киселя» Филатов. — Артефакты! Их нельзя оставлять!

— Какие артефакты?! Нас сейчас возьмут в клещи? Что, принимать бой?

— Значит, примем. Не будет материалов — всё напрасно.

Филатову понадобилось чуть больше минуты, чтобы влезть в скаф.

Он выскочил из люка. С техникой он знал как обращаться. И летел он куда быстрее штурмана. Он рухнул на землю около площадки, в которой проживал Динозавр. Зашёл туда. Осмотрелся. Никакого следа артефактов.

Где же? Неужели Динозавр прихватил их с собой?

Он вышел из палатки. Минуты уходили. Сейчас тут появится корабль аризонцев.

Ну, где ещё? Две палатки. Тут, кажется, их техник. Кому, как не ему, разбираться с артефактами?

Двумя прыжками Филатов достиг палатки. Зашёл внутрь. Там лежал сержант-техник. Он как раз упаковывал артефакты в контейнер высшей зашиты, когда его настиг красный луч.

Проверив наличие артефактов, Филатов защёлкнул контейнер, взял его под мышку, вышел из палатки. Оттолкнулся и резво взвился вверх. Он влетел в люк, больно ударившись о стену.

— Корабль сломаете, — заворчал штурман.

— Всё, готово, — кивнул Филатов.

— До контакта — три минуты, — проинформировал пилот. — Держитесь.

Времени у Филатова занимать место в противоперегрузочном кресле не было. Его припечатало к стене, и только костюм помогал, не давая ему размазаться в лепёшку.

«Зонт» уходил резко вверх, чтобы раствориться в космической тьме.

Космобот и глайдер приземлились у лагеря почти одновременно. Ошарашенный Динозавр глядел на находившихся без сознания своих людей, напоследок угощённых дистантпарализаторами, входившими в вооружение «Зонта». Глаза его ещё больше полезли на лоб, когда он увидел своего старого партнёра и близкого врага Пенелопу Вейн, возникшую из люка.

— Какого чёрта? — только и сумел он выдавить из себя.

— Вот именно! — воскликнула она. — Чего эти идиоты разлеглись здесь? Где все? Что происходит, я спрашиваю?!

— Да заглохни, — отмахнулся Динозавр и ринулся в палатку Бойла.

Сержант-техник там был, А вот артефактов и контейнера — не было.

Не было в лагере один и пленных московитян.

— Пенелопа, нас переиграли. Они ушли.

— Как?

— Не знаю!

— Мадам, — донёсся из рации голос пилота. — Я засёк слабую цель.

— Какая цель?

— Корабль. Видимо, разведчик, поскольку сигнал неустойчивый.

— Вы можете за него уцепиться?

— Через четыре минуты мы его потеряем. Пока держим.

— В дорогу, — кинул Динозавр. — В корабль, — кивнул он Чёрному шаману.

— Нет. Никогда, никогда, никогда, — заголосил он.

— Пристрелю, упырь! — Динозавр с размаху ткнул шаману в брюхо пистолетом. Этот довод показался кровососу вполне убедительным.

Он, переваливаясь на ножках, забрался внутрь, ему указали на противоперегрузочное кресло — оно расползлось в стороны, вмещая расплывшуюся тушу.

Динозавр и Пенелопа заняли свои места. Десантники оставались на Ботсване — им не было на корабле места.

— Стартуем, — сказал пилот.

И с наслаждением увидел, как прекрасное лицо Пенелопы расплывается от дикой перегрузки.

— Сорок минут до воссоединения с надпространственным модулем, — сказал пилот.

Филатов отлепился от стенки, по которой его размазала перегрузка, освободился от костюма и рухнул в свободное противоперегрузочное кресло.

— Ушли, — покачал он головой, сам не веря в свои слова. И правильно не верил.

— К нам приклеились, — уведомил пилот.

— Как?! — воскликнул Филатов.

— Они засекли нас и идут след в след.

— Как они засекли «Зонт»?

— Они вцепились в нас ещё тогда, когда мы висели над лагерем. Неподвижный «Зонт» можно взять. А потом проследить.

— Перспективы?

— У них, кажется, скоростной военный бот. Но им это не поможет. У нас скорость больше на тридцать процентов. До точки встречи с модулем они нас не настигнут. А в надпространстве не возьмут.

— Уже легче.

— Да, если они нам не приготовили сюрприза, — поморщился пилот.

— Какого сюрприза?

— Пока не уверен, но…

Минуты проходили за минутами.

— Пятнадцать минут до стыковки с надпространственным модулем, — сообщал компьютер.

Ботсвана уменьшалась в размерах. «Зонт» с огромной скоростью удалялся от неё. У него на хвосте висел военный аризонский бот, но у того не было никаких шансов победить в гонке.

— Пять минут до контакта… Две…

На экранах начала расползаться точка. Вскоре она приняла гладкие очертания надпространственного модуля — тридцатиметровой платформы с улитками эфирогенераторов.

— Контакт, — сообщил комп.

Толчок. Гудение воссоединяющихся механизмов. Магнитные гнёзда приняли «Зонт». Компьютер «Зонта» слился воедино с компом модуля…

— Подготовка к переходу, — приказал пилот.

Пошла мелкая вибрация. В ушах заложило. По коже забегали мурашки. Обычные эффекты, когда активизируются эфирогенераторы.

— Десять процентов мощности… Пятнадцать… — уведомлял компьютер… — Условия для перехода — стандартные… Шестьдесят процентов…

— Не успевают? — спросил Филатов.

— Нет, бот не выйдет на расстояние удара орудий. Но… Не нравится мне эта кривая, — сообщил пилот, указывая на экран эфиросканера.

— Что это?

— Может, просто возмущения пространства. А может…

Что это может быть, стало ясно через три минуты.

Из космической тьмы, будто из Зазеркалья, выплывал огромный, с плавными очертаниями, напоминавший старинный танкер космический корабль.

Госпитальер присвистнул.

— Что это такое? — выдавил он.

— Боевой звёздный эсминец класса «Стелз»! — сказал Филатов. — Успеем уйти в надпространство?

— Через четыре минуты — они на дистанции залпа.

— На что надеяться?

— На то, что мы нужны им живыми. Через семь минут они войдут в сферу действия их полей нейтрализации.

— И возьмут нас в клещи?

— Возьмут.

— Мы не продержимся хотя бы пару минут ещё, чтобы нырнуть в надпространство?

— Не знаю. Всё, помолчите. Работаю, — пилот будто воедино слился с бортовым компом, пытаясь убыстрить выход в надпространство. И нельзя сказать, чтобы у него всё тут шло нормально. Пока что он только разогнал системы модуля до критической величины. Модуль мог вот-вот взорваться звездой на небосклоне…

— Дальность огня плазмоорудий, — сообщил полковник космофлота, капитан эсминца «Канаверал». — Что дальше?

— Огня не открывать! — послышался из блока связи голос руководителя акции специального агента ФБР Пенелопы Вейн. — Ни в коем случае. Мне нужно содержимое этой посудины.

— Ясно… Но это опасно. Они могут уйти, — возразил капитан.

— Если увидите, что не сможете остановить уничтожение,

— Есть, офицер.

Вокруг московитянского модуля начинали струиться едва заметные голубоватые вихри. Раскочегаривались эфирные системы, готовясь к переходу.

— Выход на дальность действия полей нейтрализации, — наконец сообщил оружейный офицер, колдующий за своей аппаратурой.

Капитан и сам видел это. К кораблю московитян потянулись щупальца полей-нейтрализаторов. Но они пока не могли сломать защиту.

— Режим нейтрализации — полный, — приказал капитан.

— Выполнено, сэр, — ответил офицер.

Тем временем эсминец посылал в эфир направленную радиограмму с предложением прекратить сопротивление и допустить на борт группу досмотра.

— Сколько они выдержат? — спросил капитан.

— У нас двадцать тысяч единиц энергонасыщенности поля. У них от силы— восемь. Долго не продержатся.

— Успеют нырнуть?

— Не думаю…

— Вцепились стервятники, — покачал головой пилот и приказал компу приглушить звук. По радио шли и шли нахальные призывы командира эсминца к капитуляции. Речь шла о нарушении каких-то правил космоплавания, но они не успели отыскать даже приличного предлога. Какой мог быть предлог задерживать в нейтральной космической зоне космический корабль?

— Как говорил лейтенант — уважение прав личности? — невесело хмыкнул госпитальер, сжимая контейнер высшей защиты с артефактами.

— Уважение, — кивнул Филатов.

— Контакт с их полем, — сообщил штурман.

— Двадцать тысяч радеров, — поморщился пилот. — Сомнут наше поле.

— Мы успеваем? — спросил Филатов.

— Попробуем.

— В случае, если подожмут нас, будьте готовы уничтожить корабль.

Пилот прикусил губу. Потом кивнул:

— Понял. Выполняй, — приказал он штурману. Тот начал вводить кодированную программу самоуничтожения.

— Наше защитполе падает быстрее, — сказал пилот «Восемьдесят процентов активизации перехода, — уведомил компьютер. — Формирование портала затруднено энергозатратами на противодействие полю противника. — Восемьдесят один».

Эсминец приближался. Теперь он был на расстоянии пяти километров — по космическим масштабам — рукой подать.

— Не успеваем, — сказал пилот. — Они не дадут нам уйти.

— Запускаем программу самоуничтожения, — мрачно произнёс Филатов.

— Всё. Они наши, сэр, — произнёс оружейный офицер. — Поле их сломлено Переход приостановлен.

— Готовьте досмотровую шлюпку. Выход на дистанцию полмили.

Эсминец начал сближаться с московитянским кораблём. Стало уже понятно, что защитному полю «Зонта» остаётся существовать не больше минуты. И что завершить переход он не успеет. Так что шлюпка эсминца вскоре причалит к шлюзу. Если тот будет закрыт, его взломают.

— Никуда не денутся, — прошептал капитан «Канаверала». Напряжение спало. Задача выполнена. Правда, само задание походило больше на пиратство. Но ему приходилось заниматься и куда более странными вещами. Когда работаешь на такие конторы, как ЦРУ и разведка Министерства Обороны, нужно быть готовым к самым пакостным раскладам. Капитан привык. Иначе он не был бы капитаном.

— Шлюпка готова, — послышалось сообщение. — Группа досмотра на борту.

— Приготовится, — сказал капитан. Поле противника ещё держалось. Дольше, чем думалось. Но ему оставалось недолго.

— Мы почти взяли их, офицер, — сообщил Пенелопе по сверхструнной мгновенной связи капитан…

— Начат диссонанс маршевых систем, — сообщил комп. — Предупреждение — самоуничтожение через три минуты.

Люди в кабине молчали. Они уже сделали всё, что могли. Это отняло у них все силы. Они почти что совершили невозможное. Но они оказались слабее. Теперь они должны были умереть. Противник не оставлял им выхода. Артефакты не должны попасть в лапы аризонцев.

Они молчали. А что тут ещё скажешь? Патетические выражения героев драм, картинные жесты — всё это для СТ-тянучек. И слова, что перед обречённым на смерть проходит вся его жизнь, тоже не имели никакого отношения к присутствующим. Филатов просчитывал все новые варианты спасения. И в очередной раз убеждался, что ничего не выйдет. Пилот и так знал, что ничего не выйдет, поэтому он просто ругался про себя. Штурман думал о том, что накрылась его учёба в академии Звездоплавания и дальние исследовательские рейсы, А госпитальер сидел, сжав руками контейнер, и пытался уловить какую-то нить. Поймать химеру.

Сто пятьдесят, сто сорок девять — красные цифры над пультом отражали оставшиеся кораблю секунды

— Шлюпка, их мать, — произнёс зло пилот. — Комитет по встрече. Ну их-то мы с собой прихватим. Сто один. Сто. Девяносто…

С контейнером, в которых были сокровища приоров, что-то происходило. От него будто истекала какая-то энергия. И ещё— у госпитальера устанавливалась связь с чем-то, лежащим в контейнере.

Восемьдесят… Семьдесят семь…

— Чёрт побери! — прошептал пилот, подаваясь вперёд…

— Святые угодники! — воскликнул капитан «Канаверала». По кораблю московитян пошла рябь. Формы его стали неустойчивыми, начали ломаться. Шлюпка, отделившаяся от эсминца, будто подхваченная морской волной устремилась прочь от корабля.

— Напряжение нашего поля падает, сэр! — воскликнул оружей-офицер.

— Как падает?

— Не знаю. Семнадцать тысяч… Пятнадцать…

Капитан не веря своим глазам смотрел на скачущие цифры компьютера и слушал доклады, отдающиеся в его ушах из наушника.

— Они уходят в гиперпространство, сэр.

— Но у них блокированы защитные системы! У них не добрана энергия выхода!

— Да, сэр… Но они уходят… У них получается. Серебристый вихрь начал кружиться вокруг корабля московитян — признак близкого перехода.

— Мы их удержим?

— Наше поле нейтрализовано. У нас осталось несколько секунд.

— Уничтожение. Плазмоудар носовых орудий,

— Есть, сэр.

Эсминец аризонцев подёрнуло дымкой, и он начал будто отдаляться. Пилот никогда не видел ничего подобного. Он ощущал, как вакуум вокруг будто сошёл с ума. Ломается привычная пространственная структура. Корабль, оставаясь на месте, тем не менее отдалялся от неподвижного эсминца аризонцев. А шлюпку несло прочь.

— До перехода в надпространство две минуты, — сообщил компьютер. — Новые указания?

— Отмена программы самоуничтожения.

— Исполнено.

— Переход стандартный. Программа маршрута — ноль девять.

— Принято.

— Ну, теперь посмотрим, — прошептал пилот.

А госпитальер развалился, прикрыв глаза, объятый эластонаполнителем противоперегрузочного кресла, и какие-то неведомые силы, неощутимые никому другому, вырывались из контейнера и проходили через руки, лежащие на серебристой поверхности.

Острый, похожий на орлиный клюв, нос эсминца начал светиться малиновым светом. Яркость его росла.

— Заработали накопители! — воскликнул штурман. — Сейчас врежут по нам из плазменных орудий. Наша защита не погасит удар…

Так и произошло. Свет на носу эсминца стал невыносимо ярким. А потом протянулись четыре ярких полосы, которые готовы были превратить корабль московитян и людей, находившихся в нём, в облачко плазмы.

Когда пилот приоткрыл глаза, не сомневавшийся, что он уже на том свете, на экранах бушевал огонь, будто корабль провалился в крону звезды.

По рубке прошла всё усиливающаяся вибрация — такая, что казалось, все молекулы и атомы перемешаются, электроны сойдут с орбит. Вибрация проникала всюду. И долго её не выдержать…

Пальцы капитана «Канаверала» жили вне его самого. Подсознание работало за него. Он играл на пульте сложную мелодию. Цель была одна — спасти корабль.

— Курс — сто восемьдесят. Режим один, — дал подтверждение компьютер.

Перегрузки вжали экипаж в кресла. Если кто-то находился вне их, нарушая инструкции, теперь они расплачиваются переломанными костями.

Капитан не видел, достиг ли выстрел плазменных орудий цели. Он только видел, как кусок пространства вскипел, в нём будто вспыхнуло новое солнце.

— Вышел из строя третий генератор, — сообщил компьютер.

— Снижение тяги — тридцать процентов.

— Перераспределить на оставшиеся, — велел капитан.

— Опасно, вероятность деструкции — шестьдесят процентов, — возразил компьютер.

— Исполнить.

Послышался скрежет. Вибрация начала лихорадить корабль.

— Деформация защитного экрана к зоне шесть-зет, — сообщил компьютер. — Разгон генераторов защитной системы.

— Отстрел…

После этих слов примерно третья часть корабля отлетела в сторону.

Потом эсминец попал в какой-то водоворот Его бросало, будто это не космический, а океанский корабль, попавший в жесточайший шторм.

— Начинается деструкция второго двигателя.

— Заглушить.

— Не удаётся.

— Глушите оба! Дрейф! Капитан напрягся… Но волна прошла.

Он осмотрелся. Перед ним был чистый космос. Корабль московитян исчез.

— Проверить личный состав и повреждения корабля, — приказал капитан.

— Проверка личного состава, — задолдонил компьютер…

Космический волк вытер дрожащей рукой лицо и сорвал обод электронной контакт-системы, стащил наушник

— Обработайте данные компа и доложите, — приказал он оружей-офицеру и прикрыл глаза, перед которыми будто наяву стоял только что разверзнувшийся ад…

— Где мы? — первым делом спросил Сомов, приходя в себя.

— Очнулся? — бодро осведомился Филатов. — А то я уж хотел вызывать санитарный транспорт с Московии.

— Какой транспорт?

Экраны были заполнены бесконечной синью надпространства, не нарушаемой ничем. — Мы обманули супостатов, — сказал Филатов. — Хотя не пойму, как — Ангелы небесные помогли, — усмехнулся пилот.

— Или черти, — добавил штурман.

— Главное, посудина наша цела и дотащится за несколько дней до дальприемной станции «Байкал».

— «Байкал», — повторил Сомов, будто наслаждаясь этим словом. — Дом.

— Дом, дом, — кивнул Филатов. — Возвращаю тебя целым и невредимым, госпитальер. Миклухо-Маклай ты наш. Покоритель диких сердец.

— Мы победили, — устало произнёс госпитальер.

— Да. Думаю, да, — сказал Филатов. — А там уж эксперты скажут, стоила ли овчинка выделки.

— Столько жертв… Столько жизней, — вздохнул Сомов и почувствовал, как по его щекам катятся слёзы…

Через восемь корабельных суток «Зонт» вынырнул из надпространства, а ещё через пять часов коснулся контактной платформы дальприемной станции Московии «Байкал» — своеобразных её космических ворот, зависших на геостационарной орбите над столичной планетой.

Месяцы, последовавшие вслед за этим, нельзя было назвать лучшими в жизни госпитальера и его друга. Их продержали две недели в карантине, исследуя, как подопытных кроликов. Научники разобрали по частям корабль, пытаясь понять, что же произошло в момент схватки с эсминцем Аризоны. Потом друзей отправили на Новую Венеру, где располагались основные исследовательские институты Московии. Там их продолжили изводить, вопросами — учёные, и допросами — офицеры Министерства Внешней Информации.

Когда Сомов перекинулся несколькими словами с руководителем центра академиком Карагадаевым, тот не стал распространяться насчёт клада приоров. Информация сразу попала в разряд особо секретных, о которых необязательно знать и тем, кто доставил всё это. Госпитальер не обижался, потому что хотя его и раздражали игры в секретность, но он понимал их необходимость.

— Не зря хоть бегали от аризонцев? — спросил он.

— Не зря… Эх, уважаемый мой, если мы хотя бы нащупаем ответы нате вопросы, которые поставили перед нами ваши удивительные находки.

— А нащупаете?

— Пока не знаю. Слишком всё необычно. Мы так толком и не разобрались что к чему…

— Я не мог поверить, что этот мусор действительно нечто стоящее.

— Стоящее… Кстати, эта штуковина лишняя, — академик протянул Сомову «раковину». — Это явно не артефакт. Это обычная морская раковина. Как она попала в контейнер?

— Скорее всего, я прихватил её случайно, когда выбирались на берег после города приоров.

— Возьмите. Напоминание о горячих деньках, — сказал академик.

— Да, поставлю на полку, — улыбнулся Сомов. Он не стал объяснять, что «раковину» он не подобрал на дне океана, а забрал её из города приоров. Он почему-то не хотел никому отдавать эту «раковину» А может, она не отпускала его.

Сомов погладил пальцами выступы на ней. Обычная раковина, говорят? Может быть… Но вряд ли…