Безлюди. Последний хартрум

Глава 5 Дом без дверей

Зачеркнутые слова, смятая бумага, пальцы в чернилах, – вот лишь некоторые из причин, почему Дарт не выносил писем. Но он должен написать одно, вытащить из головы хотя бы несколько толковых фраз, достойных прочтения. Прошлые попытки не удались, сразу же обратившись в пепел, изодранные клочки или скомканные листы, а это послание-долгожитель продержалось уже неделю. Ежедневно он добавлял туда по паре строчек, а если настроение располагало, мог расщедриться и на большее.

Сегодня все благоволило ему: и погода, позволившая расположиться на веранде, и отсутствие дел, и ясный ум изобретателя, легко находивший нужные слова. Дарт едва поспевал за полетом мысли. Правая рука, перепачканная чернилами, скользила по бумаге, а левая рассеянно трепала Бо за ухо. Пес устроился в соседнем кресле, положив морду на плетеный подлокотник.

Внезапно ручка дрогнула, оставив на бумаге случайный росчерк. Мысль прервалась, вытесненная шумом в ушах. Когда он стал громче, Дарт встревожился. Личность изобретателя, выпавшая ему на частностях сегодня, прежде страдала от мигрени, и Бильяне стоило огромных усилий, чтобы ослабить приступы лечебными отварами. Шум в ушах был первым предвестником боли, – вспомнив эти ощущения, Дарт напрягся, приготовившись к худшему. Бо тоже насторожился. Вскоре стало ясно, что их обоих потревожил автомобиль, приближающийся к дому в облаке дорожной пыли. Дарт приободрился, поняв, что опасения не подтвердились, однако общество Рэйлинноэлы Хоттон было для него пострашнее мигрени.

Он судорожно сгреб бумаги, прежде чем госпожа без-пяти-минут-Эверрайн показалась из автомобиля, сияющего на солнце перламутром.

– Дартиэль, как здорово, что я застала тебя здесь! – радостно воскликнула она, когда оказалась у крыльца. Тонкие губы изогнулись, обнажая ослепительно-белые зубы.

«Она когда-нибудь прекратит коверкать мое имя?» – Дарт хотел спросить напрямую, да не рискнул признавать, что это задело его.

– Это конфетная фабрика, – сказал он, сам поражаясь тому, как спокойно звучит голос. – А я Дарт.

– Ох, прости. – Рэйлин приложила руку к губам, изобразив смущение. Из нее вышла бы скверная актриса.

Она стала подниматься по лестнице и вдруг застыла на полпути при виде охотничьего пса. Тревога вспыхнула на ее лице и тут же обратилась в презрительную гримасу.

– Убери его. У меня аллергия на шерсть.

– А аллергии на лютенов у тебя нет?

– Если только они не обращаются в каких-нибудь лохматых зверюг.

– И не задают глупых вопросов, – пробормотал он, будучи вынужденным исполнить просьбу и спровадить Бо в дом.

Всякий раз Дарту приходилось изображать учтивость, сдерживая себя напоминанием, что перед ним – будущая жена Эверрайна. Впрочем, он сомневался, что его позовут на эту свадьбу. Хотя бы потому, что не смогут заполнить в приглашении графу «фамилия».

Рэйлин поднялась на веранду и присела на краешек кресла, рискуя свалиться с него во имя собственного высокомерия. Она всегда выбирала полумеры, если хотела подчеркнуть презрительное отношение: держалась вежливо, но без любезностей; отвечала полуулыбкой; смотрела на собеседника, но вскользь, точно он был пустым местом; соглашалась на чаепитие, но даже к чашке не прикасалась, будто брезговала. В ее обществе Дарт чувствовал себя получеловеком, отчего каждая встреча с Рэйлин больше смахивала на пытку.

– Рин прислал письмо, – деловито сообщила она. – Он по-прежнему обеспокоен из-за Общины.

Им всем стоило опасаться слухов о том, что фанатики ждут нового лидера, который восстановит справедливость. Под справедливостью они понимали уничтожение безлюдей и арест лютенов, виновных в смерти их дражайшего главы. Его внезапная кончина сильно ударила по Общине, где все привыкли к властной руке, ведущей их по жизни.

Дарт так увлекся размышлениями, что перестал слушать Рэйлин и безнадежно запутался в ее речи, звучащей с частотой барабанной дроби.

– Можно взглянуть на письмо? – спросил он. – Не воспринимаю информацию на слух.

– Так слушай внимательнее, – небрежно пожав плечами, ответила Рэйлин и продолжила, пересказывая то, о чем Дарт знал и без нее.

Своим новым лидером Община видела сына почившего главы, и сама идея передать власть по наследству уже говорила об их далеко идущих, почти королевских, планах. Месть за отца была способна распалить жертвенный костер, и в нем фанатики хотели сжечь всех виновных.

– Слишком много недоброжелателей. Горожане жалуются на опасное соседство безлюдей. Фанатики требуют расправы над лютенами. Если так продолжится, это может в корне изменить отношение властей. Безлюди являются собственностью города. Пьер-э-Металь – как коробка спичек. Хватит искры, чтобы вспыхнуть.

– Знаешь, – перебил ее Дарт. – Я не доверяю красивым словам. Обычно ими прикрывают неприятную правду. – Он внимательно посмотрел на Рэйлин, и по одному движению опущенных ресниц понял, что оказался прав. – Так что оставим это и сразу обсудим: что нужно сделать? Рин дал задание? Или морской воздух вдохновил его написать мемуары?

Рэйлин недовольно поджала губы.

– Тебе стоит записать поручения. – Небрежным жестом она подтолкнула к нему ручку, брошенную на столе.

Дарт удивленно взглянул на Рэйлин. Едва сдержав эмоции, он в очередной раз напомнил себе, кто она такая. Однако статус невесты домографа не давал ей право командовать им. В рабочих вопросах она оставалась простым архивариусом – в должности на пару звеньев выше самих лютенов. Он пожалел, что сегодня на частностях ему выпал рассудительный изобретатель, а не порывистый пьянчуга, который хамил так же легко, как дышал.

– Под диктовку? Серьезно? – Он заставил себя усмехнуться, еще надеясь перевести все в безобидную шутку.

– Твое упрямство утомляет, – с тяжелым вздохом ответила Рэйлин. – Будь хорошим мальчиком и делай, что говорят.

– Я тебе не дрессированная собачка.

– Зато натаскан исполнять поручения, – хлесткие слова были как пощечина. На миг Дарт ошарашенно застыл, а потом ощутил накатывающую волну злости. Ему и раньше доводилось слышать издевки, но получить их от Рэйлин оказалось вдвойне унизительным.

– У лютена есть только один хозяин – безлюдь. Будешь приказывать мне, когда окаменеешь и обзаведешься хартрумом.

Щеки Рэйлин вспыхнули гневным румянцем, губы вытянулись кривой змейкой. Через пару мгновений ее лицо вновь приняло привычное выражение – спокойное, благодушное и едва ли не смущенное, как будто ей стало неловко. За этим могла разразиться настоящая буря, однако Рэйлин лишь тихо сказала:

– Понимаю, я раздражаю тебя. – Она чопорно разгладила несуществующие складки на платье. – Увы, нашей взаимной неприязни недостаточно, чтобы исключить общение. Мы работаем в одной сфере и связаны тем, что Рин доверяет нам.

Бла-бла-бла. Дарту захотелось закатить глаза.

– Не делай из себя заложницу обстоятельств, Рэйлин. Это я нахожусь на службе без шанса отказаться от нее. А ты можешь уйти в любой момент. – Он подался вперед, сократив расстояние между ними, и поинтересовался: – Зачем тебе должность архивариуса?

От его внимательного взгляда не ускользнуло, как Рэйлин передернуло от простого вопроса.

– Мы – единственные, на кого Рин может всегда положиться. Разве у нас есть выбор? – голос ее стал мягче и мелодичнее. – Я бы показала письмо, но так торопилась, что забыла его. Могла записать список поручений своей рукой, но у меня мудреный почерк. Поэтому, если тебе не трудно, запиши все сам. Пожалуйста.

Дарт оценил ее шаг к примирению и согласно кивнул. Они и так потеряли время на пустые пререкания.

Поначалу задание домографа казалось простым: Дарту следовало встретиться с одним человеком и кое-что выведать у него. Однако дело осложнялось тем, что речь шла о землевладельце Монке – обладателе влиятельного имени, отцовского состояния и заносчивого характера, о котором говорили чаще, нежели о его трудовых заслугах. Но самое важное в нем было то, что он знал Аластора Доу – их главную цель. По слухам, землевладелец приехал в Пьер-э-Металь с рабочим визитом, а свободное время коротал в увеселительных заведениях. Дарт понимал, что выловить Монке в элитных клубах и тавернах, закрытых для пришлых гостей, будет непросто, но еще тяжелее – выудить из него нужную информацию: такого не задобришь монетой, не припугнешь и не прижмешь к стенке; с таким не договоришься и не поболтаешь по-дружески.

– Что мы ищем? – спросил Дарт.

– Любые сведения об этом… Доу. – Рэйлин рассеянно пожала плечами. – Кто он такой, где живет и как с ним можно связаться, его жизненные обстоятельства и финансовое положение.

– Надеетесь от него откупиться?

– Рассчитываем понять, с кем придется иметь дело.

Дарт скептически посмотрел на нее, не будучи так уверен, что знания о загадочном наследнике Общины способны переломить ситуацию.

– Кстати о деньгах, – спохватилась Рэйлин. – Вот, возьми. – Она положила на стол бархатный мешочек, на вид полный монет, и лукаво улыбнулась: – Едва не сказала про твою нищету, но раз мы теперь лучшие друзья, то не буду тебя смущать.

Нахмурившись, Дарт молча сгреб подачку, желая лишь того, чтобы Рэйлин исчезла прежде, чем у него закончится терпение.

Оставив последнее слово за собой, она победоносно удалилась. Когда ее перламутровый автомобиль исчез из виду, Дарт отправился на постоялый двор, где остановился Монке. Монеты развязали языки местным работникам, и те охотно доложили, где пропадает их жилец. Монке выбрал для развлечений закрытый клуб «Сан-Порт» – о нем было известно лишь то, что заведение принимало самых почетных и богатых гостей, привлекая изысканными блюдами, элитным алкоголем и приватностью. Попасть туда могли только «избранные», оплачивающие ежемесячный взнос, а Дарт не имел никакого отношения к подобной роскоши, поскольку, как справедливо заметила Рэйлин, кошелек лютенов всегда пустовал. Они находились на обеспечении города и получали в распоряжение ровно столько, сколько хватало на еду и содержание безлюдя, что считалось одной из мер против побегов и бунтов. Ни накопить, ни потратить лишку с их скудным жалованьем было невозможно. Словом, двери «Сан-Порта» были закрыты для таких, как Дарт.

Он подумал о Рине и Рэйлин, предположив, что у кого-то из них есть доступ в клуб богачей. Однако от идеи пришлось отказаться: Эверрайн никогда не питал любви к подобным развлечениям и кичливости, а что касается Рэйлин… встречаться с ней еще раз Дарт решительно не хотел. Хватит с него на сегодня. Конечно, существовали и другие способы добраться до Монке; самый простой – подловить его на постоялом дворе. Однако чутье подсказывало, что люди болтливее и сговорчивее, когда отдыхают. К тому же появление в стенах «Сан-Порта» уже считалось гарантией доверия. Случайные люди туда не приходили, но Дарт собирался исправить это сегодняшним вечером и знал лишь одного человека, способного ему помочь.

Хмельной квартал в дневное время казался заброшенным: пустые улицы, безмолвие, закрытые ставни заведений, дремлющих перед началом новой рабочей ночи. По пути ему встретилось только двое – местный попрошайка и мусорщик, еще не закончивший смену. Его тележка уже была под завязку заполнена мешками, а он упорно пытался затолкать еще три. Один из них лопнул, выплюнув половину содержимого прямо в мусорщика, а тот зашелся грязными ругательствами. Его истошный вопль эхом разнесся на весь Хмельной квартал и преследовал Дарта до самой «Паршивой овцы». Юркнув за дверь, он погрузился в тишину таверны, вдохнул приторный запах солода и меда, от воздуха можно было уже охмелеть.

Темный коридор уводил вглубь служебных помещений, откуда выкатилась пивная бочка под управлением Здоровяка Бола.

– Лютер, рад видеть! – пробасил он, протягивая огромную ручищу, способную раздробить кости пальцев одним пожатием. На сей раз обошлось.

Однажды добродушный здоровяк услышал, что Дарт – лютен, и ошибочно принял это за имя.

– Хозяина ищешь? Так он в подсобке, за кухней. Раскладывает ловушки для крыс.

Кухни располагались в тупике за складами и пивными погребами. Дарт редко захаживал сюда и не сразу нашел путь в лабиринте петляющих коридоров. Наконец он достиг цели и оказался в просторном помещении. Без суеты работников и криков кухарки оно выглядело заброшенным. Хотя обнаружить признаки жизни все-таки удалось. Из-за двери, ведущей в подсобку, раздавались приглушенные звуки – и они, как ни старалась фантазия, совсем не вязались с охотой на крыс. Дарт попятился к выходу, решив, что заглянет позже. Уже в коридоре он услышал, как дверь подсобки хлопнула, и вернулся, поскольку дело было важное.

На кухне он застал Деса, чей внешний вид вмиг разоблачил его: лицо безмятежное, с блуждающей улыбкой, рубашка перекособочена из-за неправильно застегнутых пуговиц. Именно так выглядит человек, расставивший ловушки для крыс. Дарт невольно усмехнулся. Увидев его, Дес вздрогнул, будто привидение встретил, затем пробурчал приветствие и рассеянно взъерошил волосы, оставив на них муку, в которой были выпачканы руки.

– Охотишься на крыс?

– Иногда.

– Одна, кажется, тебя укусила. – Дарт провел рукой по своей шее.

– На себе не показывай, – в шутку пригрозил Дес и поднял воротник рубашки, пытаясь скрыть красное пятно, изобличающее его времяпрепровождение.

В этот момент хрупкая фигурка замаячила за его спиной. Дарт сделал вид, что не заметил ее, дав шанс остаться таинственной незнакомкой из подсобки, однако не всем удалось сохранять ясность мысли в такой нелепой ситуации.

– Простите, я спешу, – пролепетала блондинка, бочком протискиваясь между Десом и кухонным столом. – Работа ждет.

Дарт сразу узнал в ней местную стаканщицу Солу. Ее одежда была напрочь испачкана в муке – там, где блуждали руки несостоявшегося крысолова. Несколько следов имели четкий отпечаток его ладоней. Когда она, смущенно опустив голову, проскользнула мимо, Дарт успел шепнуть ей пару слов, после чего Сола судорожно принялась отряхивать платье.

– У меня к тебе дело, – повернувшись к Десу, сказал он как ни в чем не бывало. Дарт привык к выходкам друга и ситуациям разной степени неловкости, в которые тот втягивал его. Удивляться уже не приходилось.

Он кратко объяснил, зачем пришел, пока друг заново застегивал пуговицы на рубашке.

– Попасть в «Сан-Порт» не так просто, – ответил Дес. – Ты хоть представляешь, как работают такие заведения?

Пропустив справедливый вопрос мимо ушей, Дарт выдал главный аргумент:

– Завтра Монке уезжает. Это последний шанс его поймать.

– Ладно, к вечеру что-нибудь придумаю. – Дес устало вздохнул и, заметив замешательство Дарта, спросил: – Нужно сделать что-то еще, о чем тебе сложно попросить?

Дарт и впрямь сомневался, стоит ли озвучивать мысли, никак не касающиеся ни дела, ни его самого. Он никогда не читал другу морали и не следил за тем, как стремительно меняется его окружение. Порой он удивлялся, что какая-нибудь пассия оставалась с ним надолго, а потом случайно узнавал, что это были три разных, просто очень похожих между собой девушки. Он бы промолчал и сейчас, если бы Дес всю прошлую неделю не мучил его рассказами о прекрасной солистке бродячей труппы, что проездом оказалась в Пьер-э-Метале. Он ходил на выступления по всем тавернам и кабакам Хмельного квартала, переживал из-за ее отказов познакомиться, а когда она укатила в соседний город, поехал следом, чтобы в двадцатый раз послушать незатейливый репертуар, который к тому времени уже знал наизусть. Дарт наивно полагал, что другом движут искренние чувства, а теперь не понимал ничего.

– Не знал, что вы с Солой, – осторожно сказал он, не желая показаться навязчивым или любопытным.

– Мы не вместе, – коротко ответил Дес.

– А что с той певицей?

– Ее зовут Чармэйн.

– Рад за нее. Так что с ней? Я слушал рассказы о ней неделю и вправе узнать, чем все закончилось.

Вначале Дес рассеянно пожал плечами, как будто сам не знал финал этой истории, но все-таки ответил:

– Чармэйн научила меня не увлекаться приезжими девушками. Они появляются яркой звездой, ослепляют сердце, а в следующий миг исчезают, оставив тебя в темноте.

В этот момент в мыслях Дарта мелькнуло имя Флори, но он тут же одернул себя, словно подумал о чем-то запретном.

– В Пьер-э-Метале проще, здесь все знакомо и привычно, хоть и выбор ограничен, – продолжал Дес, скорчив гримасу мыслителя, что, как он рассчитывал, придало ему должной серьезности.

– Интересно, что ты будешь делать, когда в городе закончатся девушки?

– Перееду.

Они переглянулись и засмеялись, а потом так же дружно замолчали.

– Зря ты так с Солой, – неожиданно для самого себя выдал Дарт. Только он дал волю мыслям, как одна из них вырвалась словами, полными осуждения.

– Да ладно тебе, не драматизируй, – отмахнулся Дес, считая, что и на сей раз прикроется вольными взглядами на жизнь. – Я ей ничего не обещал.

– Ведешь себя как твой папаша.

В глазах друга вспыхнула обида.

– Эй, расслабься. И, кстати, про это. В «Платьях на пол!» еще надеются, что ты осчастливишь кое-кого своим присутствием. Тебя там частенько вспоминают.

– Да неужели?

– Спрашивают, что случилось, а я отвечаю, что ты запал на благочестивую девушку и теперь из кожи вон лезешь, чтобы ей соответствовать.

На миг Дарт потерял над собой контроль и не сразу осознал, почему вдруг Дес запрокинул голову назад и закрыл лицо руками. Затем тот подвигал челюстью, куда пришелся удар, и прокряхтел:

– И что это изменит, дружище? Она вернется и прыгнет в твои невинные объятия?

– Заткнись! – сквозь зубы процедил Дарт, сжимая кулаки. Первый раз он бил неосознанно, но сейчас находился на грани того, чтобы врезать снова. И, сделай он так, это было бы самое взвешенное решение в его жизни.

– По старой дружбе готов предоставить свое лицо, чтобы ты выместил всю злость и досаду. Ну же!

Едва сдержав новую волну гнева, Дарт развернулся, чтобы уйти. Кто-то должен был прекратить это.

– Лучше быть честным с каждой, чем врать одной, – бросил ему в спину Дес.

– Что? – Дарт застыл на пороге и обернулся. Смесь из самых разных чувств бурлила в нем, словно кипящее масло. Казалось, оно вот-вот прожжет тело насквозь и вскоре от него ничего не останется.

– Ты врешь, что сможешь смириться с правилами. Врешь, что готов быть для нее просто другом. Врешь, что согласен ее отпустить. Думаешь, это честнее?

– Да пошел ты! – только и смог сказать он, после чего вылетел в коридор как ошпаренный.

– Я уже в пути. Встретимся на повороте, – донеслось ему вслед.

Дарт не помнил, как вернулся домой. Ноги сами, по привычке, привели его в Голодный дом. Будь он с закрытыми глазами, в плену хмеля или как сейчас, – чувствуя себя слепым и пьяным одновременно, – Дарт всегда возвращался к безлюдю, точно сам состоял из железа и тянулся к магниту против собственной воли.

Бо, как обычно, встретил его у дверей и не успокоился, пока не привлек внимание. Усевшись на нижних ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, Дарт позволил псу облизать ему лицо и уши. Не сказать, что в этом было что-то приятное, Дарт бы с радостью заменил подобные нежности на что-то более практичное: например, чтобы питомец замешивал угольную одурь и приносил ее в постель, спасая от похмелья. Правда, существовал риск, что пса с такими способностями тут же прибрал бы к рукам Дес.

Имя друга отозвалось зудящим в груди разочарованием. Ссоры с ним случались редко, но совершенно некстати. В минуту, когда Дарт нуждался в его помощи, их угораздило сыграть партию в «молчуна». Так в местных тавернах называли незатейливое развлечение. О нем обычно вспоминали под конец вечера, когда посетители становились смелее и безрассуднее. Суть игры заключалась в том, что двое соперников, определенных жребием, затевали словесную перепалку. Победителем становился тот, кто своим изобретательным оскорблением мог вынудить противника пустить в дело кулаки. Собственно, это зачастую и провоцировало драки в Хмельном квартале. Бывало, участники становились непримиримыми врагами и в жизни, превращая забаву в причину совсем нешуточной мести. Несмотря на последствия, развлечение нравилось всем. Зрителей привлекали не только зрелищность и накал страстей, но и разглашенные тайны, которыми щедро сыпали игроки. Дарт помнил, как однажды в «Паршивой овце» жребий выпал супружеской паре. Их словесная перепалка превратилась в грандиозный скандал с рассекречиванием таких пикантных подробностей, что партию пришлось прервать. Впрочем, это не спасло сам союз. Выдворенные из таверны, муж с женой продолжили ругань на улице, а наутро явились в контору, чтобы разорвать брак.

Ни Дарт, ни Десмонд в «молчуна» не играли, во многом из-за того, что боялись оказаться противниками. Если бы такое произошло, их дружбе наверняка пришел бы конец. Они знали друг о друге то, что принято помещать в платяной шкаф к остальным скелетам и запирать на ключ. И пусть опыта им недоставало, зато многочисленные партии, виданные в местных заведениях, сделали из них толковых игроков. Дес справился за пару ходов, безошибочно определив его больное место.

Флори. Как странно, что один человек может быть и главной слабостью, и главным источником силы. Подумав о ней, Дарт неосознанно поправил на шее цепочку с карманными часами, подаренными ею. Ему нравилось носить их на теле, ощущать тяжесть и холодное прикосновение металла, слышать мерное тиканье и утешать себя надеждой, что часовой механизм знает решение его проблем. Пару раз он и впрямь поверил в это. Впервые – когда решился проверить, поможет ли мелодия, заключенная в механизме, успокоить Тринадцатого. Тогда эксперимент провалился, и, если бы не Дес, все снова закончилось бы битыми зеркалами и стеклами. Долгое время Дарт боялся повторить попытку, но стремление подчинить себе способности одержало верх. В другой раз он не стал звать друга на помощь и рассчитывал только на себя. Помогла ли сила убеждения, или сама усыпляющая колыбельная из часов, но ему удалось подавить желание все крушить и ломать в поисках подходящих осколков. Он собирал их не для того, чтобы напасть на кого-то или причинить вред себе. Он защищался. Осколок под подушкой, под кроватью, в кармане – много осколков, способных отпугнуть тех, кто попытается на него напасть. В приюте ножей было не достать, пожаловаться – некому. Воспитанники кучковались, образовывали шайки, осознавая, что выжить здесь можно только вместе. Одиночкам вроде Дарта приходилось искать другие способы обороняться. Нездоровая тяга к осколкам стала въедливой привычкой и захватывала его разум всякий раз, когда частности выпускали Тринадцатого.

Сегодня, чтобы провернуть дело самому, снова придется рискнуть. Дарт задумался, какая из личностей справится лучше. Циркач слыл ловкачом и хитрецом, детектив обладал предусмотрительностью и подмечал детали, охотник добивался желаемого напористостью, художник больше полагался на собственное обаяние, изобретатель мог строить в воображении сотни грандиозных планов, но тушевался, когда дело доходило до реализации. Вот и сейчас Дарт, имея в арсенале такой выбор личностей, не знал, как ему поступить. Войти в «Сан-Порт» под видом выступающего циркача? Или надеть лучший костюм и отыграть роль одного из гостей? Проскользнуть тенью, как это сделал бы безделушник, или двинуться напролом, как предпочитал действовать охотник? Множество личностей только все усложняли: один план наслаивался на другой, и в итоге Дарт не мог выстроить в голове ничего дельного. Единственное, в чем он был уверен после долгих раздумий, – полагаться на изобретателя нельзя. Его стихия – чертежи устройств и тихое уединение, в реализации хитроумных планов он не силен. Ловкость циркача тоже вряд ли пригодится. От личности художника он также отказался, поскольку его обаяние привлекало девушек, а для расположения Монке вряд ли понадобилось бы. Охотник действовал слишком прямолинейно и резко, тогда как в деле требовалась осторожность или, как сказал бы Рин, деликатность. Доверять безделушнику тоже не стоило: он хоть и отличался проворностью, но мыслил как подросток, а подростку такое задание не доверишь. Вот так, исключая одну личность за другой, Дарт остановил выбор на детективе – у него была хорошая интуиция, он обращал внимание на детали и умел повернуть разговор в нужное русло. Идеальный вариант.

Дарт щелкнул кнопкой на часах, их крышка мягко откинулась, выпустив наружу печальную мелодию. Услышав первые ноты колыбельной, он судорожно вздохнул. Циферблат показывал шесть часов вечера. На подготовку оставалось немного времени. Как удалось выяснить, сбор гостей в «Сан-Порте» начинался в восемь, за час до открытия сцены. Следовало поторопиться.

Дарт встал со ступенек, потревожив дремавшего рядом Бо, и поднялся в спальню, чтобы переодеться. Детективу предназначался удобный костюм из тонкой шерсти, но сегодня, нарушив традицию, он выбрал одежду другой личности. Тоже костюм, но принадлежащий художнику. Джентльменская «тройка» досталась ему вместе с безлюдем, как и несколько других вещей: цирковой камзол, охотничья куртка, фартук повара и видавший виды полосатый халат. Весь гардероб не стоил столько, сколько один этот костюм, а тот ничуть не проигрывал дорогой одежде Рина, пошитой по индивидуальному заказу.

Дарту было плевать на стоимость обертки, в которую ему приходилось облачаться, но другие люди обращали на это пристальное внимание. Он всегда выбирал личность художника или хотя бы его наряд, если хотел вызвать доверие и заручиться поддержкой. Сегодня Дарт рассчитывал, что добротный костюм и сообразительность детектива сыграют в его пользу.

Он делал все нарочито медленно: копался в шкафу, подбирал рубашку, зацепив вешалку за дверцу, рассматривал пиджак, отряхивая его от воображаемых пылинок. Так он оттягивал момент обращения в другую личность. Процесс этот отнимал много сил и всегда проходил непредсказуемо. Порой после такой перемены у него кружилась голова, а бывали случаи, когда метаморфозы вызывали неприятную дрожь в теле, будто внутри переключался механизм, элементы которого резонировали от вмешательства.

Дарт предусмотрительно оставил костюм на вешалке и лег на кровать. Перевоплощаясь, лютены теряли сознание. Обморок длился пару секунд, но их хватало, чтобы перейти из одного состояния в другое. Дарт медленно опустил веки и сосредоточился на образе: циферблат частностей с двенадцатью фигурками и стрелка, скользящая по кругу. Раньше ему было достаточно перевести ее вручную, но теперь он старался не упрощать задачу, а учился самостоятельно, без помощи безлюдя, обращаться со своей силой. Его пальцы сжали часы на цепочке. Пусть они не спасали от появления Тринадцатого, но придавали уверенности. Дарт сфокусировал внимание на звуках: басовитое тиканье частностей, мерный ритм механизма на груди и глухой стук сердца. Когда они слились в один, он мысленно перевел стрелку на латунную фигурку в форме круга с лабиринтом внутри и потянулся к личности, которая была способна решить эту головоломку.

Детектив. Его образ имел четко очерченные границы и острые края. При соприкосновении с ним Дарт ощутил вспышку боли и погрузился в темноту. Когда он очнулся, то почувствовал на щеке что-то теплое и вязкое. Сел, стараясь дышать как можно глубже и ровнее, утер кровь. Каждое обращение сопровождалось резким скачком давления, что нередко вызывало кровотечение из носа. Телу требовалось привыкнуть к новым условиям.

На ватных ногах Дарт поплелся в ванну, чтобы умыться. Вначале личность детектива воспринималась как инородный предмет, помещенный в его голову, а потом ощущение медленно угасло.

Облачившись в свой лучший костюм, он покинул дом с тяжелым сердцем и нарастающим волнением. Интуиция подсказывала, что ничего не сработает, но упрямство твердило, что стоит хотя бы попытаться. В крайнем случае можно поменять личность на хмельного, знающего толк в применении силы и грабежах (Дарт надеялся, что ничего из этого ему не понадобится).

Здание «Сан-Порта» ничем не выделялось из общего архитектурного ансамбля, оправдывая статус особого заведения. Человек незнающий наверняка прошел бы мимо, даже не помыслив о том, что скрывается за тяжелыми деревянными дверьми. С виду здесь могла располагаться академия, городская контора или что угодно – все здания на Озерных землях выглядели солидно и роскошно.

От простых увеселительных заведений «Сан-Порт» отличало отсутствие вывески и суеты вокруг. Гости прибывали по одному или парами, выскальзывали из автомобилей и тут же ныряли в двери, распахнутые перед ними. Все происходило так быстро, что порой трудно было разглядеть лица.

Какое-то время Дарт наблюдал со стороны, пытаясь узнать кого-нибудь. Ему предстояло назвать подходящее имя, чтобы охрана его пропустила. Он начал вспоминать местных богачей: ему нужен тот, кто состоял в закрытом клубе, но сегодня на вечер не пришел. Горъюсты и рассудители, крупные фермеры, владельцы строительных компаний, промышленники, торговцы, землевладельцы, высшие чины, властители города… Он перебрал всех. Сегодня был выходной день, середина лета: в такое время фермерам не до развлечений, в отличие от торговцев; после Ярмарки они заработали столько, что могли себе позволить кутить остаток сезона. Горъюсты наверняка тоже прохлаждались, поскольку заседания проходили только в будни. Представители власти, получая деньги из городской казны, могли отдыхать в любой из дней и не вылезать из «Сан-Порта» неделями. Наверняка каждого завсегдатая знали в лицо, а значит, никто из городской управы не мог служить прикрытием. Предугадать действия остальных оказалось еще сложнее, поэтому Дарт выбрал личность некоего Горана Адамайна – фермера, владеющего пшеничными полями на юге Пьер-э-Металя.

Дождавшись, когда распахнутые двери проглотят очередную порцию гостей, Дарт решительно шагнул следом. На входе его встретили двое портье в униформе и кипенно-белых перчатках. Круглые фуражки-таблетки, держащиеся на головах при помощи резинки, носил весь обслуживающий персонал. Одинаковая форма и будто приклеенные улыбки делали портье почти близнецами – и действия их были столь слаженны, будто управлялись единым механизмом. Они в унисон поприветствовали Дарта и попросили представиться. С трудом он выдавил из себя присвоенное минуту назад имя и замер в ожидании, когда один из «близнецов» уткнулся в список участников. Заметив, как сквозь натянутую гримасу проступает искренняя растерянность, Дарт понял, что просчитался. Ну, конечно, разве ему могло повезти?

– Простите, – виновато сказал второй портье и, выхватив у напарника плашку со списком, поспешил исправить заминку. – Одну секунду…

Пока он водил пальцем по строчкам, губы его беззвучно двигались, проговаривая фамилии. К тому времени, как он дошел до последней, убеждаясь, что названной персоны там нет, за спиной Дарта скопилась небольшая очередь. Грузный мужчина, пыхтящий, как паровой котел, возмутился, что его заставляют ждать. Портье, не занятый списком, выкрутил улыбку на максимум и елейным голосом пообещал разобраться за пару секунд. Дарту следовало поторопиться.

– Это недоразумение, – попытался возразить он. За его спиной раздались недовольные возгласы. Дарт понял, что терпение гостей иссякает и они готовы без участия портье выдворить его вон. – Мой помощник должен был все устроить. И если это чья-то ошибка, то я…

– То вы пройдете по моему приглашению, дорогой друг, – раздалось позади Дарта.

Он обернулся и увидел, как сквозь недовольную толпу протиснулся Дес. Его волосы были непривычно прилизаны, а изысканный пиджак, под который забыли надеть рубашку, сверкал латунными пуговицами в два ряда.

– Добрый вечер, господин Гленн! – в унисон воскликнули портье. Список исчез за ненадобностью.

Дес ответил им легким кивком головы и, выудив из кармана пару монет, одну за другой подбросил их в воздух. Руки в белых перчатках взметнулись вверх, будто птицы, и ловко поймали монеты на лету. «Чудесно!» – буркнул под нос Дес и прошествовал мимо.

Дарту оставалось только засеменить следом, как послушной собачке, сопровождающей хозяина. Не успел он объясниться с другом, как их встретила другая служащая «Сан-Порта» – статная девушка с каштановыми волосами, туго затянутыми в хвост. В ней было столько гордости, что причудливую фуражку-таблетку она носила будто корону. Девушка проводила их за свободный стол, и в работу включились официанты. Язык не поворачивался назвать их, изысканно приодетых и учтивых, просто «стаканщиками» из таверн. Это были какие-то элитные стаканщики, эволюционировавшие до отглаженной формы и хороших манер.

Дарт растерялся, когда ему в руки вложили деревяшку с меню: названия блюд оказались незнакомыми и больше напоминали древние заклинания – длинные, труднопроизносимые. Прочитав это вслух, можно было ненароком вызвать демона. Богатого, очень богатого демона. Дарт не стал рисковать и выбрал единственное из известных ему наименований – сырный хлеб. Друг предостерегающе покосился на него и исправил ситуацию тем, что заказал две порции «чего-то там», не забыв про выпивку. Избавившись от официантов, чья услужливость граничила с навязчивостью, Дес склонился к Дарту и тихо проворил:

– Хватит делать испуганное лицо. Выглядишь так, будто здесь впервые.

– Зато ты, как я смотрю, местная знаменитость, – проворчал Дарт, припомнив, как портье сразу узнали в нем господина Гленна. Удивительно, что Дес, отказавшийся от фамилии отца, иногда пользовался ею. – И часто ты здесь бываешь?

– Захаживаю иногда, – уклончиво ответил Дес.

– И называешься фамилией, которую якобы презираешь?

– Меня давно знают тут как Гленна, – он пожал плечами. – С двенадцати лет я таскался за отцом по таким заведениям. Много где бывал, многое видел…

– Ты об этом никогда не рассказывал.

– Ну, это и не повод для гордости. – Дес цокнул языком и беспокойно заерзал на стуле, всем видом показывая, что тема ему неприятна.

Дарт умолк и обвел взглядом зал. Пол и стены были обшиты бежевым мрамором, в его глянцевой поверхности отражались огни люстр, низко свисающих с потолка. Свет искрился в бокалах, преломлялся в украшениях дам, озарял лица служащих, чьи улыбки сияли ничуть не меньше драгоценностей.

Дарт не удержался от вопроса:

– Ты же не платишь взносы за участие?

– Конечно нет, – фыркнул Дес. – Я не идиот, чтобы регулярно спускать кучу денег на то, чтобы мое имя не вычеркнули. Господин Гленн у них в списках есть, а я им так примелькался, что моя наглая рожа работает как пропускной жетон. Неловко признавать, но иногда я пользуюсь привилегиями отца.

– Чтобы поесть блюда с названиями, которых не выговорить?

– Чтобы встретить девушек с именами, которых не выговорить.

– Изобретательно.

Дес постучал указательным пальцем по виску. Он обладал особым видом сообразительности, помогающей ему находить выход из самых разных ситуаций и получать желаемое.

– Кстати, назвался ты неудачно, – заявил Дес, дабы сменить тему. – Адамайн уже не состоит в клубе. Неурожайный год сильно бьет по карману фермеров, и в первую очередь им приходится отказываться от сомнительных удовольствий вроде членства в «Сан-Порте».

– Дурак, – пробормотал Дарт, обращаясь к себе. – Мог бы и догадаться.

– Ага.

Они помолчали, пока официант выставлял на стол бокалы с пуншем. Тонкий хрусталь, в котором плескался темно-красный напиток, не имел ничего общего с дешевыми стаканами из таверн, но в руках Деса смотрелся так же уместно, как грубое мутное стекло. Он сразу опустошил свой бокал, а затем, спросив у Дарта разрешения, разделался и со вторым.

– Ну-с, – потерев руки в перстнях, сказал Дес. – Теперь я в деле. Кого мы ищем?

Дарт знал только фамилию и теперь ругал себя за то, что не удосужился расспросить о том, как Монке выглядит. Пришлось признаться, что в спешке упустил важный момент. Дес хмыкнул, одернул лацканы пиджака и жестом подозвал одного из официантов.

Спустя пару реплик они знали, что господин Монке сидит в противоположном конце зала и пришел сюда один.

– Как я его понимаю, – пробормотал Дес, на чьих губах снова заиграла хитрая ухмылка.

Они встали из-за стола и направились через весь зал в закуток перед сценой с опущенным занавесом. По пути Дарт судорожно пытался придумать, как начать разговор. Детектив, несмотря на способности, оказался не готов здраво мыслить в чуждой ему обстановке, да еще под любопытными взглядами гостей. Вероятно, завсегдатаи клуба разглядывали его, потому что не узнавали, а новенькие в любом сформировавшемся коллективе вызывали всеобщий интерес и затаенную враждебность.

Наконец, их путь завершился у большого стола, заставленного блюдами. Его занимал худощавый, будто бы сплющенный по бокам, молодой человек. На фоне щедрого застолья он смотрелся комично, поскольку слабо верилось, что этот дрыщ способен вместить в себя столько еды. Возможно, он кого-то ждал, но им повезло застать его в одиночестве, что увеличивало шансы на успех.

Монке владел землями на севере и управлял активами, перешедшими ему от отца. Толку от этого управления, по слухам, не было никакого, но богачи могли позволить детям любые игрушки. Теперь Монке дорос до того, чтобы изображать серьезного дельца, и, кажется, неплохо вжился в образ. Весь его вид излучал принадлежность к бомонду: каштановые волосы набриолинены, губы-линии капризно изогнуты, лицо надменно и холодно.

Заметив перед собой двух неопределенных личностей, Монке удивленно вскинул одну бровь. Вторая, с выбритой вертикальной полосой, осталась неподвижна.

– Монке, рад тебя видеть! – воскликнул Дес, словно приветствовал давнего знакомого, и без приглашения уселся напротив. Затем вальяжно откинулся на спинку стула, обозначив, что собирается задержаться надолго.

– Мы знакомы? – сухо отозвался Монке, не торопясь рассыпаться в ответных приветствиях.

– Скорее всего, нет. Хотя наши отцы прекрасно знают друг друга. Так что заочно мы с тобой товарищи. Сколько о тебе слышал, столько мечтал познакомиться.

Слова польстили Монке, и он заметно подобрел.

– Что ж, я могу осуществить эту мечту прямо сейчас. Даулеткерей Беккали Монке. А ваши имена, господа? – Он бросил взгляд на Дарта и снисходительно сказал: – Присаживайся.

Дарт, потрясенный его замысловатым именем, послушно опустился на стул рядом с другом.

– Дейлор Максимиллиан Гленн, – без запинки проговорил Дес. Удивительно, как легко он вернулся к настоящему имени, от которого пытался избавиться уже несколько лет.

– Кажется, я о тебе слышал. – Монке задумчиво постучал по столешнице, словно нарочно демонстрируя увесистые перстни на пальцах.

– Лесопильное производство. Крупнейшее на западе, – представился Дес, протягивая руку, унизанную перстнями попроще; никаких разноцветных каменьев, только холодная сдержанность червленого серебра.

– Землевладельцы. Крупнейшие владения на севере.

Они обменялись рукопожатием, стукнувшись перстнями, точно стаканами, по крайней мере, звучало очень похоже. Их знакомство происходило по всем правилам, принятым у богачей. Вначале следовало назвать полное имя, чтобы обозначить статус, – чем оно длиннее, тем больше капитал. Затем указывался род деятельности, чтобы собеседник понял, насколько полезным для него окажется эта встреча. Дальнейшее общение Монке и Гленна могло принести обоим неплохие перспективы: северные земли славились древесиной, особенно город Фористале, откуда и был родом Монке. Производственных мощностей для обработки не хватало, а потому большая часть сырья уходила прямиком на лесопилки. Дарт видел, как лицо Монке меняется, пока в его голове просчитываются выгоды. Хитрый взгляд вцепился в Деса, который представил Дарта. Вернее, он успел сказать только «А это мой…» и сложить губы трубочкой, чтобы назвать его другом. Дарт вовремя спохватился и перебил:

– Счетовод.

Это было больше похоже на правду. Личность детектива не обладала актерскими способностями, чтобы Дарт смог правдоподобно отыграть ровню этим двоим. Да и наскоро сочинить длинное имя, свое происхождение и влиятельного папашу он не успел бы. Потому оставалось притвориться кем-то, чей статус был ниже и оправдывал его поведение.

– Значит, выдаешь премию походами в элитные заведения? Чудак. – Узкие губы Монке искривились. – Но мне нравится.

Отныне Дарт перестал существовать в их разговоре. Имя его так и осталось неназванным, да и ни к чему им был этот мыльный огрызок. Он стал тенью, никем, что позволило ему пристально наблюдать за Монке, попутно раздумывая над тем, как выудить из него нужные сведения.

Десу отлично удавалась роль богатого сыночка – по правде, он и был им, даже если назло отцу отказался от своего имени и наследства. В обществе местного бомонда, в окружении надменной роскоши он держался легко и естественно, играя по правилам, усвоенным еще в детстве.

Тем временем над сценой зажглись прожекторы, занавес поднялся, и перед зрителями предстали артисты, при виде которых Дес тут же подскочил на стуле, едва не свалившись на пол. Дарт тоже узнал труппу, на чьих выступлениях бывал не раз: вначале в «Паршивой овце», а затем и в остальных тавернах, куда его таскал друг, окрыленный чувствами к солистке. Она стояла в центре, похожая на фарфоровую статуэтку розовощекой пастушки. Ее природная красота не нарушалась ничем, являя очарование естественности: белые кудри, ниспадающие на плечи, кристально-голубые глаза в обрамлении длинных белесых ресниц, румянец на щеках и пухлые губы, которые она все время покусывала от волнения. Зато на остальных грима не пожалели: веки, густо подведенные сурьмой, у скрипачки и клавишницы губы накрашены алым, у музыкантов с аккордеоном и контрабасом – черным. Гитаристу и трубачу каким-то образом удалось избежать размалеванных ртов (вероятно, закончилась краска).

Дес тоже смотрел на сцену, но взгляд его не блуждал изучающе, а был прикован к Чармэйн – прекрасной, недоступной, неуловимой. От внимания Монке не ускользнула его заинтересованность.

– Ты знаешь их? – разочарованно спросил Монке, а потом капризно добавил: – Обещали новинку.

– Просто люблю музыку, – отозвался Дес и, наконец, оторвал взгляд от белокурой певицы.

– Какое приятное совпадение, я тоже! – Землевладелец довольно улыбнулся и, подцепив двумя пальцами моченую сливу, отправил ее в рот. – Угощайтесь. Я заказал полное меню, чтобы выбрать фаворита. Поможете?

Дес с радостью воспользовался приглашением и умыкнул со стола фаршированный гриб. Дарт к деликатесам не притронулся – из-за волнения он бы и куска проглотить не смог. К тому же головокружение после смены личности до конца не прошло, и он боялся, что от любой еды его стошнит.

С началом представления разговор пришлось прервать. Они сидели слишком близко к сцене и не смогли бы перекричать музыку. Мелодия началась с лиричной скрипки, затем ее поддержал ритм контрабаса, а следом вступили остальные. Мотив становился все задорнее, но никто не покидал своих мест и не пускался в пляс, даже когда скрипачка закружила по залу, умудряясь виртуозно играть и выделывать замысловатые па. В перерывах между партиями она успевала делать акробатические кульбиты, а в финале песни растянулась в шпагате. Как бы она ни старалась увлечь зрителей, их взгляды все равно возвращались к Чармэйн. Ее голос – звонкий, чистый, будто хрусталь бокалов, приковывал внимание. Когда она пела, брови ее трогательно складывались домиком, а руки упирались в узкую талию, стянутую корсетом.

Отвлекшись, Дарт упустил момент, когда сам стал объектом интереса. Ему не повезло сидеть с краю и попасть в поле зрения скрипачки, которая бесцеремонно запрыгнула к нему на колени и, продолжив играть партию, двинула плечом в скулу, да так, что он прикусил язык. Когда же назойливая артистка метнулась к новой жертве, Дарт с облегчением выдохнул и на всякий случай отодвинулся подальше, дабы оградить себя от дальнейших поползновений.

Труппа исполнила еще пару заводных песен и ушла под скудные аплодисменты. Прожекторы над сценой временно погасли, занавес опустился, официанты засновали по залу, и вечер снова превратился в чинный ужин. Веселье в представлении завсегдатаев «Сан-Порта» выглядело более чем странно и уныло. Неудивительно, что Дес предпочел этому шумный, безумный, разгульный Хмельной квартал.

– Прелестно, не так ли? – подал голос Монке, обращаясь к Десу, но тот проигнорировал его, занятый другими мыслями.

– Я на минуту, простите. – Он вскочил из-за стола и бросился мимо сцены к двери, за которой минуту назад скрылась вся труппа.

– Куда это он? – пробормотал Монке, хмурясь, как обиженный ребенок, чью игрушку отобрали.

– Поблагодарить артистов, – тут же нашелся Дарт. – Господин Гленн очень щедр.

– А ты, как я вижу, этим пользуешься?

– В смысле?

Монке ухмыльнулся и опрокинул в рот раковину с каким-то морским гадом. Дарт таких отродясь не видел, названия не знал и уж тем более не пробовал, хотя был уверен, что вкус окажется отвратительным. Прожевав, Монке промокнул губы салфеткой и лишь тогда удосужился ответить.

– Посещаешь с ним заведения, которые тебе не по статусу. Принимаешь угощения, за которые не сможешь заплатить…

Дарт почувствовал себя мелким моллюском на тарелке: его бы могли ткнуть вилкой и проглотить, не подавившись.

– Господин Гленн мой друг. И я благодарен, что его не смущает дружба с простолюдином вроде меня. Разве среди ваших приятелей нет обычных людей?

Это была непростительная дерзость, слишком грубый и неумелый намек.

– Есть, – помедлив, все-таки признал Монке. – В людях, как и в землях, я ценю ресурсы. А облагородить можно любую землю и любого человека.

– Ваш друг тоже из помощников?

– Нет.

Повисло неловкое молчание. Чтобы скрыть конфуз, Дарт потянулся к столу, отщипнул от виноградной кисти одну ягоду и проглотил целиком.

Десу хватило бы пары фраз, чтобы разговорить любого, а у детектива не нашлось ни слова, только неутешительный вывод: Монке осторожничал и не был расположен к откровениям. Дарт бросил отчаянный взгляд на дверь за сценой. Проклятие, где же его демоны носят? Стоило о нем подумать, как Дес вернулся, старательно пряча улыбку. Но все было столь очевидным, что не ускользнуло даже от нового знакомого.

– Тебе понравилась та блондинка, певичка? – внезапно спросил он. – Если хочешь, я куплю ее.

Дес опешил. Впервые его маска притворства дала трещину, и сквозь нее проступили истинные чувства: удивление, граничащее с презрением.

– Она певица, а не…

– Да брось, – перебил Монке. – Все они так говорят, пока не предложишь достаточно.

Вцепившись в стол, Дес был готов перевернуть его на человека, сидящего напротив, чтобы стереть с надменного лица гадкую самодовольную усмешку. Они были в шаге от провала, и Монке приближал этот момент каждым словом, жестом, поступком.

– Расслабься, дорогуша, – откинувшись на спинку стула, продолжал он. – Что случается в стенах «Сан-Порта», здесь и остается.

– Кстати, – вмешался Дарт, пытаясь своей наигранной веселостью закрыть брешь в их шатком приятельстве, – в Пьер-э-Метале полно мест для хорошего отдыха, и…

– И в одном из них тебя уже заждались. – Монке прогонял его, как блохастого пса, что путался под ногами.

– В самом деле. Поезжай, – поддакнул Дес. Вспышка гнева прошла, и теперь он снова выражал уверенность человека, у которого есть план.

Дарт встал из-за стола и, вежливо попрощавшись, ушел. И без личности детектива мог бы догадаться, что действует Монке на нервы. Единственный шанс что-то вызнать у него – удалиться и предоставить дело Десу, надеясь, что ему хватит ума и выдержки, чтобы не сорваться.

Дарт не стал ошиваться перед дверьми «Сан-Порта» и остановился поодаль, беспокойно следя за входом. Он прождал достаточно долго – так ему показалось. Ужин стали покидать первые гости. Каждый раз, когда двери открывались, Дарт надеялся увидеть друга, однако тот появился с другой стороны здания, где располагалась пожарная лестница. Оттуда он, кажется, и спустился. Шагнув из темноты под освещение газовых фонарей, Дес брезгливо сощурился и стремительно двинулся вниз по улице.

– Ты должен мне весь алкоголь этого мира. Понял? – выпалил он на ходу.

– Что произошло?

Дес не ответил, только ускорил шаг, едва не перейдя на бег.

– Ты в порядке? – спросил Дарт чуть погодя, когда они свернули в безлюдный проулок, где друг оставил ржавую колымагу.

– Нет, – мрачно отозвался он. – Я разбил бутылку дорогущего кальвадоса о голову дорогуши.

– Ты горюешь о кальвадосе или о Монке? – уточнил Дарт, забираясь в автомобиль. Кажется, им следовало поскорее уносить ноги. – Что с ним?

– Впитался в ковер, смешался с осколками.

– Надеюсь, ты не о Монке.

Дес устало вздохнул и закатил глаза.

– Он жив-здоров, просто немного разбит из-за испорченного вечера, но ты можешь вернуться к нему и утешить.

– Он что-нибудь рассказал?

– Кое-что предложил, – хмыкнул Дес и замолчал, предлагая угадать.

– Разделить с ним кальвадос и курительную смесь?

– Кальвадос, курево и официантку, которая их принесла.

– Отлично, – уныло пробормотал Дарт. – Все, что мы выяснили, это предпочтения Монке.

Дес завел мотор и осторожно тронулся с места. Руки в перстнях на погнутом обшарпанном руле смотрелись нелепо, особенно после слепящей роскоши «Сан-Порта». Зато теперь Дарт чувствовал себя в своей стихии разрухи и нищеты.

– Монке дал наводку, – с самодовольной усмешкой сообщил Дес, когда вырулил на дорогу. – Говорит, ей известно, где искать Доу. И ты не представляешь, кто она… Твоя хорошая знакомая, кстати. Лина.

Танцовщица из клуба «Платья на пол!», куда они изредка захаживали вместе. Она была там главной звездой и пользовалась особыми привилегиями: имела личную комнату и могла сама выбирать компанию на ночь, если того желала. Так Дарт с ней и встретился, а после они стали кем-то вроде приятелей. Благодаря Лине, показавшей ему все тайные ходы в здании, он придумал хитроумный способ удирать от следящих, что не раз выручало его. Проводя с ним вечера, она таскала из кухни бесплатный алкоголь, с любопытством расспрашивала о службе лютена и шутила, что их работа схожа тем, что отрицает чувства.

К тому моменту, когда Дарт и Дес добрались до Хмельного квартала, его улочки уже заполнились разгульными компаниями, торговцами и воришками, ищущими легкой наживы. Пару раз их грохочущая колымага едва не наехала на пьянчуг, которых так и тянуло под колеса, а один из них умудрился швырнуть в дверь бутылку, сопроводив бросок потоком отборной брани. Дес затормозил посреди дороги, намереваясь разобраться со смельчаком, и Дарту стоило огромных усилий угомонить друга.

– Ладно, – сдался он, – обещаю никого не бить, пока ношу этот пиджак.

Приехав на место, они пристроили машину в тупике между домами и направились на задворки, чтобы пробраться через черный ход. Однако сегодня судьба играла против них, и Дарт убедился в этом, когда обнаружил запертую дверь. Проклятие! Они обогнули здание и направились на мерцающий свет вывески, что зазывала прохожих в заведение с говорящим названием «Платья на пол!».

Веселье было в самом разгаре: играла музыка, смеялись люди, а вокруг клубился сладкий дым. У входа стоял вышибала. Ему уже накидали монет, и он, задобренный, без лишних расспросов пропустил Дарта и Деса наверх.

На втором этаже располагались «танцевальные комнаты», где посетители могли уединиться. Чтобы попасть туда, следовало преодолеть рубеж – дежурного, открывающего решетчатую дверь только после оплаты.

Коридор по ту сторону казался полосатым, будто расчерченным карандашными линиями. И фигура, занимавшая сразу три полосы, выглядела плоской, картонной. Но вот она задвигалась и превратилась в пожилую даму с брезгливым выражением лица. Оставалось догадываться, каким ветром ее сюда занесло. Обычно здесь дежурил амбал, способный в два счета разобраться с нарушителями порядка, что в подобных заведениях случалось нередко. А эта щуплая бабуля могла разве что настучать дебоширу тростью, припрятанной в углу как секретное оружие.

– Томный вечер, – прокряхтела она, подражая приветствию здешних девиц. – Кого надо?

– Лина из Пурпурной, – ответил Дарт.

– И? – то ли спросила, то ли икнула она и подозрительно сощурила крысиные глазки: маленькие, хитрые, чуть навыкате.

– Что «и»?

– А твой друг пока на коленках у меня посидит? – проворчала она сердито. – Кто вторая?

Пока Дарт думал, что ответить, Дес ляпнул:

– Мы вместе.

Пожилая дама смерила их двоих оценивающим взглядом, а затем изрекла:

– Рада за вас, но Лина никого не принимает. Выбирайте другую, мальчики.

Дес отпрянул от решетки, растеряв весь запал переговорщика, а Дарт, наконец, сообразил, как выйти из глупой ситуации.

– Она меня знает. Передайте, что к ней пришел Дарт.

– Дружочек, значит? – с хитрой, крысиной ухмылкой переспросила дежурная и поудобнее устроилась на стуле, явно не собираясь куда-то идти и о чем-то спрашивать.

Вместо этого она открыла шкатулку, лежащую у нее на коленях, – ящик для денег со встроенными в крышку счетами. Послюнявив палец, пожилая дама принялась деловито щелкать деревянными костяшками, подводя странные, одной ей понятные вычисления. Полученная сумма оказалась внушительной.

– Ого, как-то многовато, – присвистнул Дес, за что получил гневный взгляд с той стороны решетки.

– Вас тоже «ого, как многовато», – процедили ему в ответ. – Платите или проваливайте.

Дарт молча выгреб из кармана монеты, отсчитал и, просунув руку через прутья, высыпал все в шкатулку, которую ему нетерпеливо подсунули. После оплаты замок открылся, и дверь отъехала в сторону с грохотом вагонетки, промчавшейся по тоннелю.

– Дорогу найдете? – лениво спросила дежурная и довольно гикнула, когда Дарт ответил, что справится сам. Вдвоем с Десом они зашагали по длинному коридору со множеством дверей по обе стороны и вдогонку услышали предупреждение: – Если она откажет, деньги не верну!

Дверь в комнату Лины была выкрашена в пурпурный цвет, и раньше Дарт считал, будто это что-то значит. Он пытался найти закономерность или логику в распределении по цветам, пока не узнал историю о том, что для покраски использовали остатки материалов, купленные по уценке. Вот и весь секрет местного антуража. Куда интереснее дело обстояло с деревянными шкатулками, прикрепленными к дверям подобно почтовым ящикам. Так принимали монеты за анонимность. Заплативший мог быть спокоен, что его визит сюда останется тайным.

Дарт постучал и через несколько мгновений получил разрешение войти. В полумраке комнаты дым от благовоний выглядел воздушными лентами, что вились и таяли вокруг единственного источника света – громоздкого канделябра, вмещавшего больше десятка свечей. Он стоял у прикроватного столика, больше напоминавшего табуретку, а на самой постели в груде смятых тканей сидела Лина. Ее плечи торчали из-под простыни, в которую она куталась, точно в кокон, черные кудри были небрежно собраны на макушке, но несколько прядей спадали на лицо, отбрасывая причудливые тени.

При виде Дарта она радостно встрепенулась, но потом, заметив второго, сердито нахмурилась. Их приятельская встреча грозилась обернуться скандалом и позорным изгнанием за дверь. Лина могла себе это позволить.

– Я думала, ко мне опять эта карга приперлась. Хотела послать ее, а тут вы. Вот вы тогда и проваливайте!

– Мы пришли поговорить, – кротко вступил Дес, сама невинность. Дарт никогда не видел, чтобы друг так улыбался: мягко, почти застенчиво.

– Я не занимаюсь словоблудием, – фыркнула Лина и перевела укорительный взор на Дарта: – И не помогаю тем, кто вспоминает о моем существовании, только если ему что-то нужно.

Он почувствовал укол совести, но вовсе не из-за упреков, а потому что признавал свой обман. На самом деле не было веских причин, чтобы тащить Деса с собой, просто Дарт не хотел наведываться сюда в одиночку. Он подозревал, что Лина обижена его давним отсутствием, а объясняться с ней не собирался.

– Извини. – Дарт не нашел больше ничего, что мог бы сказать ей. – Можно войти?

Пауза. Острый взгляд. И, наконец, кивок. Лина была вспыльчивой, но отходчивой. Когда дверь закрылась за ними, первым делом она сказала:

– Слышала, решетка гремела. Вы что, заплатили этой карге? Чего ради?

– У нас деловой визит, – пошутил Дес, но Лина даже не улыбнулась.

– Мы ищем Аластора Доу.

– Кто вас прислал? – голос ее предательски дрогнул. – Следящие? Община? Папаша Монке?

– Сам Монке и прислал. Говорит, тебе известно, где пропадает ваш общий друг, – ответил Дес. Он уже освоился в комнате и расположился на ковре: вытянув ноги, прислонившись спиной к стене.

– Расскажи о нем, – попросил Дарт, по-прежнему стоя у двери. – Дело важное.

Она выдержала долгую паузу, задумчиво покрутила прядь у виска и, наконец, сдалась.

– Ладно. Я расскажу, потому что считаю тебя хорошим человеком, Дарт.

Лина строго посмотрела на него, будто предупреждая, что будет с ним, если он предаст ее доверие, и устроилась поудобнее, готовясь к долгому разговору.

– Я родом из Больи, маленькой деревни с той стороны холмов, – начала она. – В пятнадцать меня забрали из приюта и отправили работать в Общину. Там я и встретила Ала. В те годы его отец уже заправлял всеми и был одержим своей верой. Мы сбежали из Общины, как только смогли. Ярмарочные торговцы подобрали нас и привезли в Фористале. Мы бедствовали, пока я не попала в таверну танцовщицей, где меня заметил Монке. Он предложил работу в семейном поместье: вначале туда перебралась я, а потом и Ал. Мы согласились выполнять мелкие поручения всех домочадцев, зато получили крышу над головой и верного друга в лице Монке. Вы ни за что не поймете, что для каждого из нас значила эта дружба. Мы обрели дом, семью, свободу. То, о чем не могли мечтать сиротка из Больи, сын одержимого фанатика и мальчик в золотой клетке. – Она печально улыбнулась, а когда продолжила, из ее голоса исчезла прежняя теплота: – Наш Монке был одинок и несчастен. В их огромном доме не нашлось того, кто бы его выслушал и принял, пока он не встретил нас. Три года мы были неразлучны, а потом папаша Монке внезапно вспомнил о сыне. И знаете, что этому послужило? Появление богатой невесты.

Лина замолчала, сжав кулаки от бессильной злобы, вызванной этим воспоминанием. Ни Дарт, ни Дес не посмели поторопить ее или задать вопрос, и на время комнату заполнила вязкая тишина.

– Все эти «выгодные браки» похожи на разведение породистых собак, вы не находите? – вдруг спросила она, а затем пояснила: – Есть у богачей придурь. Они женятся на достойных, чтобы увеличить семейный капитал. Ложатся в постель, чтобы родить наследника. Стараются урвать побольше, чтобы сколотить приличное состояние для своих детей. А потом заставляют их делать то же самое…

Она яростно сверкнула глазами, в которых отражалось пламя свечей; казалось, что в самих зрачках танцует огонь.

– В таком браке нет ничего для удовольствия, все ради денег.

– Поэтому удовольствия ищут за пределами брака, – хмуро добавил Дес, явно вспомнив о своем отце.

Повисла неловкая пауза. Лина попросила напомнить, на чем она остановилась.

– Ах да, Монке… Всегда звала его по фамилии. Родители придумывали ему имечко в лихорадочном бреду; ни запомнить, ни выговорить. Лишь бы звучало богато. Так что я не удивилась, узнав, что ему нашли подходящую партию по той же логике. В новую семейную жизнь Монке мы не вписывались, и нас вырвали с корнем, как сорняки. Не он сам, конечно, а его папаша. Вот и все. Я вернулась в Пьер-э-Металь, Ал сбежал на юг. И уже два года мы не виделись.

Внимательно слушая историю, Дарт отметил, что Лина, равно как и Монке, почти ничего не говорит про Аластора. Если они были лучшими друзьями, то наверняка знали о нем гораздо больше, но намеренно скрывали, словно оберегали его.

– Почему вы разъехались по разным городам? – спросил Дарт. – Могли бы сбежать вдвоем, как уже делали.

– Это было бы предательством с нашей стороны. Монке такого не заслужил.

– И вы не пытались связаться? Узнать друг у друга, как дела?

– Изредка он шлет мне письма, – нехотя призналась Лина, понимая, к чему ведет разговор. – Мы читаем их с Монке, когда он приезжает проведать меня.

– Значит, у тебя есть адрес?

– Я его не выдам. Ал не хочет, чтобы его нашли. Я сообщила ему о смерти отца и о том, что в Общине снова заговорили о нем. Он даже на похороны не приехал. Его искали в Фористале, пытались поговорить с Монке и даже со мной. Но здесь я в безопасности, сюда они не придут. Так что пусть не стараются. Я не раскрою секрет, а он ни за что не вернется в Общину.

– Тогда помоги связаться с ним.

Лина помолчала. Поковыряла ногтем затертый угол гобеленовой обивки, торчащей из-под одеял и простыней. Несмотря на сомнения и осторожность, тернистый путь убеждений привел ее к верному решению:

– Хорошо. Я отправлю письмо сегодня же, раз это так важно. Что ему передать?

Аластор Доу был окутан тайнами, поэтому оставалось только гадать, какое предложение способно его заинтересовать.

– Напиши, что господин Эверрайн предлагает помощь и сотрудничество, – осторожно начал Дарт, надеясь, что Лина сама подскажет ответ.

– Деньги ему не нужны, – решительно заявила она.

Личность детектива беспокойно заворочалась в его голове, складывая деталь за деталью. Беглецам всегда нужны средства, если только у них нет богатого покровителя, который их обеспечивает. Поэтому Монке навещал Лину, а та отправляла Аластору письма. Хитроумная схема, чтобы скрыть свою дружбу.

– Речь не о деньгах. А о том, чтобы Община вас больше не беспокоила. Вас троих, – сказал Дарт.

Ее глаза наполнились влажным блеском, голос задрожал, и Лина, забывшись, в сердцах выпалила:

– Когда накопим достаточно, мы исчезнем! И все призраки прошлого останутся за дверью!

Дес кашлянул из темноты, привлекая к себе внимание.

– Извини, но призраки ходят сквозь стены. Так что дверь их тоже не остановит. Призраков надо изгонять. Вот с этим вам и предлагают помочь, чтобы Община, наконец, угомонилась. Верно, Дарт?

Он кивнул, подтвердив его слова. Лина замерла в задумчивости, глядя на танцующие огни, под которыми плавился воск свечей, а потом сказала:

– Приходи за ответом через неделю. Буду ждать тебя здесь. Одного.

Дес горестно вздохнул, подшучивая над ее условиями и тем, как быстро Дарт согласился. Дым благовоний пропитал одежду, въелся в волосы и вызвал головокружение. Дарт понимал, что, если задержится здесь хотя бы на минуту, Десу придется тащить его на себе.

– И что же, вы просто уйдете? – удивилась Лина. – Могу станцевать, если хотите.

– Хотим. – Тут же встрепенулся Дес.

– Мы спешим! – отрезал Дарт и бросил в него самый строгий взгляд, какой только мог изобразить. Дес капризно надул губы:

– Мне нужно снять стресс.

– Так и быть, отведу тебя к врачевателю, до-ро-гу-ша! – Дарт распахнул дверь и вытолкал друга из комнаты.

– Слово-то какое дурацкое, – скривился Дес, одергивая пиджак.

– Ты его часто используешь.

– Отрежь мне язык, если скажу это еще хоть раз.

В коридоре было свежо и прохладно, сквозняк разгонял дым благовоний, тянущийся из комнат. Где-то хлопала оконная рама, но даже этот звук не мог разбудить дежурную, чей забористый храп простирался на весь этаж. Они не стали ее тревожить и спустились по запасной лестнице, более привычной для Дарта.

Тайные коридоры и узкие пролеты привели их к двери черного хода. Кто-то задвинул металлический засов изнутри. Такое уже случалось после визита трубочистов, для которых и предназначались эти лестницы, пронизывающие все этажи от подвала до крыши.

– Ну и ночка выдалась, – протянул Дес и пнул пустую бутылку, попавшуюся под ноги. Та со звоном покатилась по булыжнику, и эхо, разбившись на осколки, разлетелось вокруг.

Они остановились на задворках, чтобы перевести дух.

– Что ж получается, Монке женат? – хмыкнул Дес.

– До тех пор, пока втихую не соберет приличный капитал, с которым можно потеряться.

– С чего ты взял?

Дарт устало вздохнул. Личность детектива только и ждала подходящего вопроса, чтобы поделиться догадками.

– Как думаешь, почему Лина вернулась в Пьер-э-Металь? Зачем ей так рисковать?

– Не знаю. – Дес рассеянно пожал плечами. – Это ты с ней тесно общался, вот и ответь.

Проигнорировав его подколку, Дарт принялся объяснять:

– Они следуют заранее оговоренному плану. Монке подчинился воле отца, чтобы постепенно вывести капитал и обеспечить себе безбедное существование после побега. Лина остановилась в Пьер-э-Метале, чтобы Монке, приезжая в город по делам, мог навещать ее тайно. А «Платья на пол!» как раз предоставляют эту анонимность. Даже если бы кто-то узнал о его визите, никто бы не посмотрел дальше простыней.

– Я что-то и сам дальше простыней не вижу. – Дес в замешательстве почесал нос.

– Монке встречается с Линой, чтобы отдать платежные бумаги, которые она переправляет Доу. Крупные суммы монетами не пошлешь, зато документы – легко. Она проболталась, что отправит письмо сегодня, но Плавучая почта не работает по ночам. Ее послания доставляют более надежным способом. Доу прячут вовсе не от Общины, в чем нас пытаются убедить, а потому что он – сокровищница. Вот где оседают деньги Монке. Сейчас Доу скрывается в каком-то южном городе. Если ответа ждать неделю, значит, он уехал недалеко. Это либо приграничный город вроде Лима, либо Делмар, куда переброшены самые быстрые суда.

Дарт закончил речь и выдохнул. Детектив в голове угомонился, и пульсирующая боль в висках отступила.

– Охренеть. – Дес присвистнул. – Ты меня почти убедил. Но ты видел ее слезы? Кажется, она боится Общину по-настоящему.

– Лина хорошая актриса, поэтому Монке и отправил тебя к ней. Она лжет намного искуснее, чем он. И это тоже часть плана.

Дес поднял руки, признав свое безоговорочное поражение, а Дарт медленно осел на землю, привалившись к стене. То ли на него резко нахлынула усталость, то ли виноградина, вставшая поперек горла с ужина в «Сан-Порте», перебродила и ударила в голову. Дарту было плевать, почему ноги больше не держат его.

– Эй, ты как? – Дес помог ему подняться и подставил плечо для опоры.

Так они добрались до автомобиля, забравшись в который Дарт смог, наконец, ненадолго расслабиться. Впереди ждала веселая ночка наедине с Тринадцатым, но он старался не думать об этом. Они ехали в молчании. Наверно, друг полагал, что Дарт задремал, однако спать было нельзя, иначе бы при пробуждении их ждал сюрприз в виде Тринадцатого. Он следил за дорогой из-под полуприкрытых век и больно щипал себя всякий раз, когда чувствовал, что проваливается в забытье. Он пытался договориться сам с собой, напоминая о пузырьке сонной одури, что хранился в левом кармане: «Протяни еще немного, – и получишь настоящий отдых».

Ему все-таки удалось продержаться, но силы покинули его, стоило ему переступить порог своего безлюдя. Карабкаясь по лестнице, Дарт пожалел, что отказался от помощи и отправил друга домой. Весомый аргумент «я справлюсь» иссякал с каждой преодоленной ступенькой. Дарт с облегчением выдохнул, когда завершил восхождение, и, опираясь на стену, добрел до спальни. Бо, следующего за ним по пятам, он предусмотрительно выпроводил из комнаты, поскольку боялся, что Тринадцатый может случайно навредить ему.

Замкнул дверь. Ключ спрятал в глубине шкафа. Теперь, чтобы выбраться из заточения, придется залезть внутрь, на что Тринадцатый вряд ли осмелится. С тех пор как приютская шайка закрыла его в шкафу на целую ночь, он с настороженностью относился к мебели с дверцами, что запирались на замки.

Управившись, Дарт разделся, рухнул на кровать и жадно приложился к пузырьку с сонной одурью. Один глоток, чтобы постепенно погрузиться в крепкий сон, второй – чтобы отключить сознание, третий – чтобы не пробуждаться как можно дольше.

Он закрыл глаза и медленно выдохнул, пытаясь успокоить частое сердцебиение. Но стало только хуже. В висках появилась тупая боль, словно голову сжали тиски. Он полежал так несколько минут, надеясь, что сонная одурь подействует. Бесполезно.

В тишине комнаты частности гулко дребезжали и звякали, будто бы нарочно мешая провалиться в дрему или издевательски хохоча противным, механическим смехом. Это действовало на нервы. Захотелось швырнуть в них чем-нибудь тяжелым, но под рукой не оказалось ничего, кроме пузырька сонной одури, который следовало поберечь.

Дарт сделал глоток. Потом, спустя время, еще. И еще. Потянувшись за склянкой в четвертый раз, он остановил себя. Слишком большая доза могла его убить, а он планировал очнуться завтра.

Неосознанно он потянулся к часам на шее и открыл их, позволив мелодии вырваться из недр заводного механизма. После того как Флори удалось успокоить Тринадцатого колыбельной, она решила, будто нашла к нему ключ. Поначалу Дарт тоже верил этому, а теперь знал, что дело вовсе не в мелодии. Ему нужна она. До нее он никогда не засыпал от ласковых прикосновений, не чувствовал себя таким спокойным и защищенным. Сейчас, когда ее не было рядом, навязчивая мелодия только раздражала, и Дарт боролся с желанием швырнуть часы в частности, чтобы заткнулись и те и другие.

Он снова был безвольным и слабым, а потому возвращался к мысли, что нужно спрятать осколок под подушкой. Он хотел встать и разбить что-нибудь, однако тело его не слушалось: сделалось ватным и неподъемным, будто бы растворилось в постели. Может, оно и к лучшему, думал Дарт, разглядывая складки балдахина, нависавшего над кроватью грозовым облаком. Раньше это казалось ему уютным, а сейчас давило и мешало дышать.

Чтобы отвлечься, он позволил себе подумать о Флори. Сперва странные обрывки мыслей сбили его с толку, однако позже он осознал, что с ним творится то, чего никогда прежде не случалось: все личности перемешались и, получив разрешение, заговорили наперебой. Находясь на границе сна и яви, он отчетливо различал их голоса в голове.

– Когда она злится, ее глаза меняют оттенок и темнеют: словно зеленый виноград становится диким, – подмечал художник.

– Помнится, у пруда с карпами она расстроилась, что не успела загадать желание, – рассуждал изобретатель. – Мне бы стоило смастерить устройство для ловли карпов, чтобы она могла загадать столько желаний, сколько захочет.

– Брось, с таким характером она исполнит свои желания сама, – усмехался охотник.

– Потому что у нее острый ум, – подчеркивал детектив.

– И волосы пахнут так пряно, словно посыпаны мускатным орехом, – невпопад добавлял повар.

Музыкант невнятно напевал строчку из старой песни, которая отныне напоминала ему о Флори.

– Она похожа на цветущий сад: глаза цвета молодой листвы, румянец, словно лепестки пионов коснулись ее щек, и россыпь веснушек, будто пыльца одуванчика попала на кожу… – изрекал писатель, упиваясь лиричной многословностью.

– Ее безрассудная смелость поражает, – перебивал его смельчак.

– Она такая красивая, что я не осмелился бы ее поцеловать, – говорил трус.

– Она такая красивая, что я не мог устоять, чтобы не поцеловать ее, – заявлял циркач.

– Хочу научить колокольчик звенеть ее смехом, чтобы носить его на шее, – мечтал безделушник.

– Я хочу ее, – без тени стыда признавался хмельной.

На несколько мгновений все голоса сконфуженно замолкали. Потом паузу прерывал кроткий голос Тринадцатого:

– Когда она рядом, засыпать не страшно…

И все они засыпали – медленно, мучительно, погружаясь на самое дно сознания, снова обретая целостность.

Дарт и вправду уснул. Когда до него донесся стук в дверь и лай Бо, он с трудом разлепил свинцовые веки. Во рту еще ощущался вяжущий привкус сонной одури.

Стук повторился, к нему добавилось дребезжание стекол. Кто-то настойчиво ломился в дом, и безлюдю это явно не нравилось.

Выругавшись, Дарт принялся в спешке одеваться. За окном только начинало рассветать. В сумраке комнаты он не нашел брошенный на полу костюм и полез в шкаф, вместе с одеждой выудив оттуда и ключ. На ходу натягивая штаны и рубашку, Дарт прислушивался к ощущениям: голова раскалывалась, словно после попойки, но ни мыслей об осколках, ни желания разбить зеркало у него не было. Уже хорошо. Приободренный, он ступил на лестницу – и вдруг застыл, увидев в окне синий мундир следящего.

Прятаться или притворяться, будто дома никого нет, было бессмысленно. Его уже заметили. Дарт нервно сглотнул, чувствуя, как сердце начинает бешено колотиться. Он сунул босые ноги в ботинки, нарочно медля под пристальным наблюдением следящего. Затем приструнил лающего Бо, щелкнул замками и распахнул дверь.

Следящих было двое. Один седой и кашляющий, другой пацан-переросток, шмыгающий носом. Тот, что старше, грозно спросил:

– Даэртон?

Язык во рту онемел, и Дарт ответил кивком.

– Придется пойти с нами, – выдавил седой и зашелся в приступе басовитого кашля.

– Можно узнать, в чем де…

Он не успел договорить, потому что второй следящий сделал резкий выпад вперед и со всей силы двинул его ногой в живот, чего Дарт никак не ожидал. Не устояв на ногах, которые и без того еле держали его, он рухнул через порог. Внутренности обожгло болью, из груди весь воздух вышибло. Прежде чем он успел прийти в себя, его схватили за ногу и потащили.

В дом следящие не заходили – и правильно делали. Рискни они переступить порог безлюдя с таким враждебным настроем, непременно пожалели бы об этом. Кажется, их предупредили, что придется иметь дело с лютеном, из-за чего они с опаской отнеслись к дому и не церемонились с самим Дартом. Рывком его подняли на ноги и тут же заломили руки, чтобы он не смог сопротивляться. Даже будь он свободен, не смог бы. Из-за сонной одури он стал заторможенным и отупевшим.

Его потащили к служебному автомобилю. Когда Дарта заталкивали внутрь, он увидел, что позади уже кто-то сидит. В этот момент его тоже заметили и бодро приветствовали голосом Деса:

– Доброе утро, дорогуша!

Дарт понял, что за его шутливым обращением скрывается дельный дружеский совет: ни в чем не признаваться и молчать, будто тебе отрезали язык.