Последний любовник

Глава 10

Четверг и пятницу я провожу в Манхэттене. Позвонив Ройсу в газету, предупреждаю, что не появлюсь, потому что у меня дела на студии.

— Тогда уж привези материал погорячее, а то можешь нарваться на увольнение, — добродушно ворчит Алфред.

— Эй, а разве не я на днях достала тебе контракт с владельцем казино? — возмущенно говорю я, и Алфред вешает трубку.

Я до сих пор не в курсе, какие у Александры на мой счет планы. Пока я занимаюсь пробными выпусками новостей, а также исправляю чужие тексты. Я стараюсь вовсю, хотя эти заметки сильно отличаются от газетных статей. Я даже для Александры кое-что писала, с нуля, и она почти ничего не исправила — а ведь наша суперведущая славится придирчивым характером и порой часами торчит в офисе, корректируя то, что должна прочесть в эфире. Уилл помог мне связаться с другими отделениями канала по стране, дабы я собрала самый острый и горячий материал.

— Ты точно не занималась этим раньше? — спросил он меня как-то, ткнув пальцем в распечатку.

— Нет.

— Ты отлично справляешься, — похвалил он. — Этот материал получился просто убойным. Мы сработаемся.

Мне хотелось спросить, в чем именно мы сработаемся, но я не решилась. Моя роль на канале по-прежнему загадка для меня. Похоже, меня пытаются приткнуть сразу везде, чтобы проверить, на что я способна. Все ребята в студии с интересом ждут, какую должность мне предложит Александра. От предположений они воздерживаются.

Например, как-то меня заслали в самый дальний офис здания, к некому мистеру Грэму, седому старцу, который предоставил мне материалы о войне и велел отобрать лучшее.

— Но я не слишком разбираюсь в танках и окопах, — призналась я.

— Правильно, потому что это не ваша епархия, леди, — усмехнулся старик. — Просто отберите, что может заинтересовать аудиторию.

Как я позднее узнала, мистер Грэм — такой же сотрудник канала, как и я: его должность неизвестна никому, кроме Александры.

— Он работал в Лондоне с Эдуардом Роско Марроу во время Второй мировой, — рассказал мне главный осветитель как-то во время ленча.

— Да это же было шестьдесят лет назад! Чем он может заниматься?

— Он что-то там подбирает для Александры. Точно не знаю. А ты что делаешь?

— Я тоже подбираю что-то для Александры, — пожала я плечами. — Но ты же не хочешь сказать, что и мистер Грэм не знает, чем именно он занимается?

— Если и правда не знает, то он ловко скрывает это на протяжении многих лет! — Парень весело рассмеялся.

— Он — продюсер исторической серии. Перелопатил кучу документации, — повернулся к нам мужчина средних лет. Подмигнув, он снова вернулся к своему ленчу.

Так я выяснила, что мистер Грэм занимается подборкой материала для документальных серий о Второй мировой войне, идущих на канале «ДБС». Кстати, они пользуются успехом…

Что касается истории со странным исчезновением, то еще в четверг была получена информация, что Лилиан Мартин действительно находится в Палм-Спрингс. Правда, ее видели урывками, и никто не знал, как с ней связаться или как долго она там пробудет. Вчера звонила Кейт Уэстон: по-прежнему ни слова от Спенсера. Я связалась с Ричи Бецлером, агентом Лилиан. Я хотела узнать, не в курсе ли он, когда его подопечная позвонит ему.

— Я ничего не знаю, — простонал Ричи. — Она в одном из этих своих дурных настроений.

— И какое именно у нее дурное настроение?

— Такое, в котором я вообще ни черта не могу понять!

— Что ж, если она позвонит, передайте ей, что Спенсера Хоза ищет его босс.

— Спенсер Хоз! Хотите сказать, что он с ней? Но вы же сами утверждали, что это не так!

— Но он действительно пропал. Я просто сложила два и два.

— А разве он не ваш парень?

— Похоже, уже нет.

Сейчас вечер пятницы, я сижу и пишу текст для последних новостей. Раздается звонок. Это Ричи Бенцлер.

— Лилиан взбесилась, когда я передал ей ваше послание!

— Да? И что она сказала?

— Она завопила, что если босс Спенсера хочет с ним поговорить, пусть свяжется с вами. Я пояснил, что вы не знаете, где он. Тогда она возмутилась: «Что она обо мне думает?» Я сказал, что не знаю, но вроде как вам Лилиан понравилась…

Вот черт! Значит, Спенсер не с ней. А ведь его нет уже с утра вторника. И за три дня ни одного звонка, даже на работу. И это при том, что завтра утром у него важная встреча.

Куда же он делся? Может ли он быть на Гавайях? И зачем? Чтобы позлить меня? Но работа! Это совсем не в стиле Спенсера.

Мне становится не по себе. Даже страшно.

— Так вы знаете, как с ней связаться?

— Нет. Она не сообщила, — печально вздыхает Ричи Бенцлер. — Она сказала, что хочет побыть одна.

Я звоню на квартиру Спенсера. Никто не отвечает, лента автоответчика забита сообщениями, поэтому я даже послание не могу оставить. Правда, у меня есть ключ, а в конторке внизу я даже вписана как частый гость, который может всегда остановиться у Спенсера.

Перезваниваю Кейт, чтобы рассказать о звонке Ричи Бенцлера.

— Господи, я не знаю, что и подумать! Уже три дня прошло! Стоит позвонить его родителям. — По тону, которым она произносит последнюю фразу, я понимаю, что это намек. Звонить должна я.

— Ладно, я это сделаю. А потом скажу, что узнала.

Супруги Хоз, узнав о трехдневном отсутствии сына, не слишком обеспокоены.

— Он звонит нам каждое воскресенье. В позапрошлый раз он сообщил, что собирается с тобой в Калифорнию, — говорит отец Спенсера.

— Так и было.

— А в прошлое воскресенье он звонил из Калифорнии. Так что у нас пока не было повода для волнения. — Помолчав, мистер Хоз спрашивает: — Вы поругались, да?

Вопрос застает меня врасплох. Я молчу.

— Просто если вы поссорились, он может исчезнуть. Ну, чтобы проучить тебя немного. В детстве он часто так делал. Один раз даже устроил инсценировку собственной смерти: оставил кроссовки и одежду на берегу моря вместе с «последней» запиской. Там было написано: «Я не собирался съедать все печенье, просто не удержался». — Я слышу смех миссис Хоз.

— Я не исключаю, что он решил проучить меня. Но прошло уже три дня. Особенно меня беспокоит то, что он не звонит на работу.

— Возможно, его босс, эта симпатичная Кейт, не совсем верно поняла его намерения. Он мог уехать в спешке и просто сообщить, что уезжает, без подробностей. Кстати, может, все вообще не из-за вашей ссоры, а как раз из-за работы. У Спенсера трения с кем-то из начальства, кажется, с главным администратором…

— Эндрю Рашманом?

— Да-да, с ним. Как раз в прошлое воскресенье Спенсер поделился, какой этот Рашман непроходимый тупица и козел. Прошу прощения, юная леди, что пришлось так резко выразиться.

Трубку берет мать Спенсера. Несколько минут она завуалированно пытается намекнуть, что неплохо бы нам с ее сыном помириться, так как лучшей партии для него она не представляет.

— Я знаю, что ты не уверена в нем, — говорит она.

— Как вы догадались?

— Спенсер звонил и во вторник. Утром. Сказал, что ты с ним порвала.

Голос мистера Хоза:

— Ты мне этого не говорила!

— Да, он звонил. И был страшно расстроен. — Пауза. — Мне кажется, он хотел просить твоей руки, Салли.

После этого звонка мне здорово не по себе. Даже не могу описать, что чувствую: страх, вину, удивление, гнев, желание начать все сначала и в то же время послать все к черту. Но больше всего страх.

Перезваниваю Кейт и докладываю о результатах разговора с родителями Спенсера.

— Ясно. Если он и завтра не позвонит, я заполняю форму о пропавших без вести.

Я обещаю, что заеду вечером на квартиру Спенсера, и отключаюсь.

За полчаса до эфира Александра отлавливает меня в коридоре и сует в руки распечатку.

— Текст метеопрогноза отвратительный! Проверишь?

Я сажусь за стол и просматриваю сводку. Моя начальница права — это просто катастрофа, что там понаписано. Мало того, что создавал этот шедевр грамотей, едва ли знакомый с правилами орфографии, он еще такого дерьма туда напихал! Гари Плейнс, диктор прогнозов, а на данный момент еще и автор текста, осторожно подходит ко мне сзади:

— Правишь мой текст?

— Присядь.

— Я сам написал, — с гордостью сообщает парнишка.

— Неплохо, — с улыбкой говорю я. — Давай только чуток упростим.

Еще двадцать минут мы правим текст, причем я только предлагаю, а Гари соглашается — и в итоге остается при мнении, что весь текст он поправил сам. Что и требовалось, потому что мне не хотелось обижать парня. Немного работы, и у меня на руках не слишком корявое объяснение, почему «холодные массы воздуха мешают теплому и влажному антициклону добраться до центральных районов». Интересно, а кто раньше правил текст прогноза? Неужели Гари в прямом эфире (и на полном серьезе!) говорил, что «вот тут перемешается это с этим, и потому осадки неизбежны»? Спустя десять минут начинается вечернее шоу.

— Благодарю за поправки, — бросает Александра, выходя из гримерной после выпуска новостей.

— Не за что. А кто будет править в понедельник?

— Зои справится. Обычно всю лажу Гари правит он, но сейчас у него недельный отпуск. А кажется, что его нет целый месяц, — жалуется Александра.

На ней синие джинсы и свитер с высоким воротом.

— Отлично выглядишь. — Ни разу не видела ее в повседневной одежде.

— Я тебя удивила?

— Да нет. — Пожимаю плечами. — А вообще тебе идет.

— Ты же знаешь, что я выросла на ферме. — Александра садится в кресло и натягивает носки. Затем вытаскивает из-под рабочего стола пару грубых ботинок, окончательно меня этим добив. — И сейчас я еду на ферму.

— В Нью-Джерси?

— Да. Я жду тебя в понедельник. Распланируй время. Посмотрим, на что ты еще способна.

— О'кей.

Александра зашнуровывает ботинки, затем поднимает на меня задумчивый взгляд.

— Ты не думала перебраться в Нью-Йорк?

— Если бы я постоянно работала в городе? Ты не шутишь? Я верно поняла? — Сердце начинает биться чаще. Неужели мне предложат постоянную работу на канале? Например, комментатором криминальных новостей?

— Я хочу попробовать тебя в качестве помощника главного продюсера.

Поскольку главный продюсер здесь Александра, значит, именно ее помощником я должна стать.

Честно говоря, чувствую разочарование. Мне тридцать, а я буду только ассистентом. Александра в мои годы была уже национальной звездой!

— Ты расстроена, — замечает начальница.

— Нет-нет, я очень тебе благодарна!

— Послушай, Салли, — мягко говорит Александра, делая шаг ко мне. — Ты новичок на телеканале, и тебе нужно многому научиться. При этом ты талантливо пишешь, а нам позарез нужен второй хороший автор.

— И кто же первый? — горько усмехаюсь, не сдержавшись.

— Я. — Похоже, Александра не шутит. — Со мной ты многому научишься. Я знаю, что ты хочешь в эфир…

— Да нет же…

— Не спорь. Я давно это заметила. Еще когда мы снимали выпуск о твоем отце. И камера любит тебя, это верно. Но если я пущу тебя в эфир прямо сейчас, из этого может ничего не выйти, понимаешь? Ты должна еще учиться. Поэтому в понедельник я жду от тебя ответа, готова ли ты работать в той должности, которую я тебе предложила. И сможешь ли ты переехать в Нью-Йорк, потому что это тоже важно.

Моя первая мысль о Скотти и маме. И о моем чудесном саде, где так зелено весной. Придется оставить собаку матери. Господи, но как я обойдусь без моего лохматого приятеля?! С другой стороны, держать собаку в квартире в центре города — издевательство. Скотти нужны простор и свобода.

— О зарплате поговорим позже. Думаю, дом в Коннектикуте тебе очень дорог, так что оставь его за собой. Тебе будет приятно туда возвращаться. Я бы сошла с ума, если бы безвылазно жила в Нью-Йорке. А уж я прослежу, чтобы тебе назначили оклад, на который можно содержать два дома. — Александра встает и закидывает на плечо сумку. — Итак, до понедельника. Кстати, тебе придется бросить работу в газете, ты уж извини. — Она идет к двери.

— Какая ужасная потеря, — со смешком отвечаю я.

Я провожаю Александру до гаража. Встречные люди здороваются с нами обеими. У самой машины Александра оборачивается ко мне:

— Признаюсь, я придумала эту должность специально для тебя. Просто потому, что я в тебя верю. Так что присоединяйся к «развеселой компашке»! Ты не пожалеешь.

Мне нужно многое обдумать. Пожалуй, стоит вернуться домой в Каслфорд и поговорить с мамой. Но сначала я должна сделать одно дело: побывать дома у Спенсера и проверить… в общем, посмотреть, что к чему.

Парень у конторки недовольно замечает, что «давненько вас не было». Он интересуется, когда вернется Спенсер, и возмущенно говорит, что его несчастная кошка сходит с ума.

— Но за ней же кто-то присматривает? — Я начинаю беспокоиться.

— Да, мальчишка из квартиры 10-Е. Но его просили последить за животным всего три дня, а потом его матери пришлось покупать кошачий корм на свои деньги. Она предъявляет претензии.

Я обещаю обо всем позаботиться, и тогда консьерж предлагает мне забрать почту Спенсера. «Почтальон оставил коробку, потому что почтовый ящик мистера Хоза забит до отказа», — поясняет он. Коробка оказывается достаточно увесистой, а в ящике и правда куча писем. Мое беспокойство возрастает с каждой минутой.

Когда я открываю дверь, кошка Саманта бросается ко мне, душераздирающе мяукая. Этот звук доводит меня до отчаяния. Я близка к слезам. Квартира Спенсера, сколько здесь всего было! Я так привыкла бывать тут, что это почти мой дом. Сказать по правде, здесь за пять месяцев я узнала о своем теле гораздо больше, чем за всю предыдущую жизнь. Сколько оргазмов я испытала на этой постели…

Мне ужасно одиноко, так же как и пушистой Саманте. Спенсер пропал, и я ничего о нем не знаю. Я так плохо о нем думала, а ведь с ним могло случиться что-то ужасное! Господи, всего неделю назад он принадлежал мне. Может, Спенсер не слишком понимал меня, но дорожил мной, это ясно. Вместо того чтобы заказать пиццу, он торчал на кухне сам, в фартуке и трусах. Если хотел поваляться в постели и посмотреть телик, всегда тащил меня с собой, потому что хотел прижиматься ко мне и обнимать меня.

А секс! Был ли это просто секс? Спенсер изучал меня, касался здесь и там, узнавал, чутко реагировал, если мое тело отвечало на его ласки. Ему удавалось доводить меня до предела, за которым уже ничего не соображаешь и все вокруг плывет и раскачивается! Мне всегда казалось, что Спенсер не просто занимается со мной любовью — он словно знает, что мне нужно: даже тогда, когда мы впервые оказались в постели, он делал именно то, что мне было нужнее всего.

Словно припадочная, трясу головой, пытаясь отогнать воспоминания. Чтобы отвлечься, вываливаю почту Спенсера на стол.

Что это значит? Господи, что все это значит?!

Не поймите превратно, мне не раз приходилось платить по счетам, и я знаю, как они выглядят. Но я никогда не видела такого количества счетов! Бывают счета обычные, бывают гневные, когда кредиторы устали ждать погашения задолженности. А бывают счета разъяренные, на грани судебного иска. И сейчас передо мной лежат все виды счетов — из банков, магазинов, агентств…

Черт, так выглядит почта человека, который погряз в долгах!

Но как это может быть? Спенсер получает около сотни тысяч в год! С другой стороны, он арендует шикарную квартиру и многое другое, не являясь владельцем собственности. В конце концов, он ездит на дорогой машине, которая ему не принадлежит! Ни один банк не дал бы ему кредит на ее аренду!

Я вижу конверты из Сити-банка, «Чейз Манхэттена», «Первого банка»…

Странно: за пять месяцев нашего знакомства я ни разу не видела, чтобы Спенсер пользовался услугами какого-либо банка, кроме карточки «Американ экспресс», которую ему предоставляло издательство. Уж не потому ли, что ни один другой банк не стал бы платить по его счетам?

Вот черт! Извещение, что за квартиру не заплачено с февраля! Письмо из автомобильной компании «Мазда», из компьютерного центра, красный конверт из «Найнекс», телеграмма из «Тайм-Уорнер», из книжного магазина на Мэдисон-авеню, от флориста, «Кинней-паркинг», «Коламбия-Хаус», за кошачий корм из магазина для домашних животных, из спортивного клуба…

Да это просто кошмар! Что происходит? Куда делись все его деньги?

Я поднимаю с пола Саманту и прижимаю к груди, к часто бьющемуся сердцу. Что мне делать? И должна ли я что-то делать?

Кошка начинает довольно и уютно урчать. Я беспокоюсь за Спенсера все сильнее. Если он так и не вернется, все эти долги придется выплачивать его родителям, а они далеко не богаты. С другой стороны, Спенсер может в скором времени вернуться и дать объяснение всем странным событиям, с которыми я столкнулась в последнее время.

— Саманта, малышка, не бойся, — бормочу я. — Тебе не о чем волноваться. Я позабочусь о тебе, пока не вернется твой хозяин.

Вернется ли он? Что, если он покончил жизнь самоубийством? Нелепая мысль втемяшилась мне в голову и никак не хочет исчезать. Ведь банкротство вполне может послужить поводом для того, чтобы свести счеты с жизнью.

Знаю, вы наверняка меня не одобрите, даже, быть может, назовете дурой, но я не смогла оставить все эти письма без ответа. Хотя бы некоторые из них.

Прежде всего распечатываю конверт с просьбой погасить задолженность за квартиру. В поисках ручки открываю ящик стола. И тут у меня дух захватывает от ужаса. Ящик полон нераспечатанных конвертов, непогашенных счетов и квитков. Мне становится нехорошо, даже колени подкашиваются. Что, черт возьми, происходит?!

Ладно, поищем среди этого барахла самые горячие долги — те, что не могут ждать. Итак, договор аренды я заполнила: вышло где-то две с половиной тысячи. Что еще? Телефонная компания, задолженность за три месяца — порядка шестисот долларов за междугородние разговоры. Господи, куда это он столько звонил? Взглянув на распечатку, понимаю, что звонил Спенсер в Коннектикут, то есть мне. Ладно, я выписываю чек на 638 долларов с мелочью. Конверт из «Мазды»: два месяца просрочки, триста пятнадцать баксов плюс штрафы — итого 587 долларов.

Ах да, счет за услуги ветеринара и счет из магазина за кошачий корм — около трехсот баксов. Конверт от владельца стоянки в подземном гараже… Спенсер не платит за парковку с ноября, и кредитор грозится конфисковать машину в счет долга. Боже, да тут счет больше чем на тысячу! Скрепя сердце выписываю очередной чек.

Выходит немало. На моем счете в банке остается не так уж и много. Надеюсь, Спенсер сумеет компенсировать мне эти затраты. Черт, пусть только попробует не компенсировать!

Я подъезжаю к дому в Каслфорде, когда часы показывают уже полпятого утра. Саманта сопит на соседнем сиденье.

Захожу на кухню и выставляю мисочку и лоток для кошки. Я выжата, словно лимон. Пока Саманта ест свой корм, варю себе пару яиц и поджариваю тост. Попутно проглядываю газеты и слушаю автоответчик. Поспать немного или уже слишком поздно?

Усталость берет свое, поэтому я с трудом бреду в ванную, чищу зубы и после этого заваливаюсь в постель. Мне тотчас начинает сниться Спенсер.

Да оставь ты меня в покое хотя бы во сне!

Глава 11

Субботнее утро. Я открываю глаза и сразу вижу Саманту, свернувшуюся на моей груди прямо в круглом пятне солнечного света. Рассеянно щекочу ей живот.

У Спенсера явно проблемы. Его счета кричат об этом, не говоря уже о его загадочном исчезновении. Куда он успел потратить столько денег? Ведь он немало зарабатывает. Или он помогает родителям, которые смертельно больны? Как иначе объяснить его фактическое банкротство?

Я даже не стала вчера открывать конверты от «Барни» и от «Хьюго». Там Спенсер покупает себе костюмы — он любит хорошо одеваться. Раньше меня это восхищало. Теперь, в свете происходящего, приводит в ужас.

Иду на кухню, чтобы сварить себе кофе. Автоответчик голосом Кейт Уэстон интересуется результатами моей поездки. Тотчас перезваниваю. Про счета я говорить не собираюсь. Только о том, что Спенсера не нашла.

— Я звоню в полицию, — говорит Кейт, узнав новости. — По крайней мере они проверят больницы и тюрьмы, чтобы мы могли отбросить эти варианты.

С тяжелым сердцем соглашаюсь, что это разумно.

Положив трубку, продолжаю прослушивать послания. Голос моего босса из «ВСКТ». К счастью, бывшего босса.

— Эй, Салли, в чем дело? Ты полезла вверх по карьерной лестнице? Смотри не навернись кверху задницей! — Смех на заднем плане. — Кстати, что ты делаешь сегодня вечером? Можем поужинать вместе — угощу стрихнином. — Смех усиливается.

Вот засранец! Когда он успел узнать о «ДБС»? Какое счастье, что я на него больше не работаю!

Звоню матери, но никто не берет трубку. Тогда оставляю ей сообщение, что я дома и что у меня куча проблем, которые надо обсудить.

После этого я торопливо одеваюсь и еду в редакцию «Геральд американ».

Девушка в приемной странно смотрит на меня.

— В чем дело? — спрашиваю у нее.

— Ни в чем, — отвечает она быстро. Подозрительно быстро.

— Все в порядке?

— Разумеется.

— Что ж, ладно.

Поднимаюсь на нужный этаж и вхожу в редакцию. Проходя по коридору, слышу за своей спиной странный шепот. Смешки.

— Эй, ребята! Что происходит?

Один из парней в курилке напротив усмехается и поворачивается ко мне широким затылком. Я в недоумении. Спутница курильщика шикает на него и идет следом за мной. Стоит только мне сесть за стол, она появляется рядом.

— Салли, — говорит девушка. Мы знакомы, но не слишком близко. — У нас появилась эта пленка… эта запись…

— И что на пленке?

— Ты. Даже не знаю, как сказать, — смущается девушка.

— И где она сейчас?

— Ройс ушел с ней. Я видела.

— Ладно. Хм. Спасибо за новость.

Что за пленка? Я в недоумении. Самое ужасное, что я, кажется, догадываюсь — это запись нашего разговора с хозяином казино. Ройс был бы в гневе, узнай он, как я поступила. Но разве это такая уж провинность? Чего все шушукаются?

Только сейчас я замечаю небольшую коробку возле компьютера. Из штампа следует, что посылку доставили вчера в два часа дня. Надпись простая: «Для Салли Харрингтон». Нахожу обратный адрес. Это от мистера Миллара, святого отца из церкви Каслфорда. К коробке скотчем приклеена записка:

«Дорогая Салли. Мне доставили эту посылку именно в таком виде. Когда я понял, что она содержит, незамедлительно переслал ее тебе. Здесь никто этого не видел. Это все, что могу сказать в утешение».

Миллар — старый друг моей матери. О чем, черт побери, речь? Даже не могу сказать, почему я не стала смотреть кассету прямо здесь, в помещении редакции. Вместо этого я направилась в конференц-зал, тщательно заперев за собой дверь.

И только тогда поставила кассету.

На экране я. Точно я. Приближаюсь к камере, включаю ночник у кровати. На мне узкая шелковая комбинация, одна бретелька свалилась с плеча и наполовину обнажила грудь. Сажусь на край кровати, наклоняю голову то в одну сторону, то в другую — я всегда так разминаю шею, если целый вечер писала для журнала.

Нечто темное на мгновение загораживает камеру, и появляется Спенсер. Он садится сзади меня, обвив руками. Он абсолютно голый, только что из душа, судя по мокрым волосам. У него эрекция. Поскольку я сижу чуть боком к камере, видно, как его возбужденный член тыкается мне повыше ягодиц. Спенсер начинает массировать мне шею, я закрываю глаза и тихо постанываю от удовольствия. Он шепчет мне что-то на ухо, отчего я начинаю улыбаться.

— Мистер Хоз, — лукаво говорю я. — Мне это только кажется, или сзади в меня упирается здоровенная штука? Уж не возбуждены ли вы?

— Попробуй не возбудись, если у тебя такая соблазнительная спинка! — Спенсер начинает целовать мою шею, затем плечи.

— О, как хорошо! — шепчу я в ответ.

Рука Спенсера проскальзывает мне под комбинацию, гладит и мнет грудь. Под шелком видно движение пальцев. Это продолжается какое-то время, слышно только мое учащающееся дыхание. В какой-то момент Спенсер опрокидывает меня на спину, целует, освобождая при этом мои груди. Теперь и он дышит тяжелее. Затем он снимает с меня комбинацию и какое-то время рассматривает меня, словно заново изучая и удивляясь. Его член торчит вверх и чуть подрагивает от напряжения. Неужели со стороны это выглядит именно так?!

Моя ладонь начинает гладить бедра Спенсера, я тянусь к нему, приподнявшись, резко обвиваю руками и прижимаюсь всем телом. Какое-то время мы целуемся, затем Спенсер осторожно опускает меня на постель, нависает надо мной, так что его член находится как раз над моей грудью, я притягиваю его бедра ближе, зажав член между грудей, а Спенсер начинает тереться, дышит все чаще. Я спускаюсь ниже, чтобы помочь ему губами и языком, но он перехватывает инициативу.

Он открывает глаза и говорит прерывающимся голосом:

— Нет, позволь мне войти.

Он соскальзывает ниже, целует мою грудь, живот. Его рука ныряет между моих ног, разводя их в стороны. Слышны мои стоны.

— Ты вся мокрая. Я так и думал, — довольно говорит Спенсер. Его пальцы двигаются между моих ног. Судя по звуку, я и правда там чертовски влажная. Я дышу все чаще, приподнимаю бедра, выгибаюсь в ожидании оргазма. Но Спенсер не дает мне кончить — он тоже хочет получить свое и поэтому вытаскивает руку.

— Спенсер, пожалуйста, скорее!

На экране видно, как Спенсер стоит на коленях между моих ног. Возбужденный член в ладони. Чуть наклонившись вперед, он трется им о мои бедра.

— Прошу тебя! — в отчаянии кричу я.

Тогда Спенсер резко отстраняется, перекатывается на спину, смеясь.

— Иди и возьми, если хочешь.

Еще мгновение, и я уже сверху, покачиваюсь, запрокинув голову.

Мне очень хорошо — это видно по лицу. Я снова постанываю, теперь часто и ритмично, словно помогая себе этим двигаться. В какой-то момент я чуть замираю, а затем падаю Спенсеру на грудь, извиваясь от оргазма. Камера показывает, как сжимаются пальцы моих ног от наслаждения.

Теперь очередь Спенсера. Он дал мне возможность получить удовольствие, но больше не может ждать. Он быстро заваливает меня на спину и берет меня резко, уже без ласк. Он двигается жестко и сильно — у меня немного болтается голова, словно я тряпичная кукла. А потом на Спенсера накатывает оргазм, так же как и на меня — уже во второй раз. Спенсер сжимает меня, стонет, мои руки скользят у него по спине…

Экран гаснет.

Глава 12

— Ты была права. — Бадди Д'Амико, мой старый школьный приятель, возвращается в свой офис в участке. В одной руке у него пластиковая коробка с надписью «улики», где лежит кассета, которую принесла я, в другой — еще одна пленка. — Наш шеф тоже получил запись.

Я закрываю лицо руками.

— Итак, я, мой шеф, Алфред Ройс, мистер Миллар, мэр города…

— Не забудь членов масонской ложи, — со стоном продолжаю я. — Господи, Бадди, я сейчас скончаюсь от стыда.

— Да ладно тебе, Салли, — начинает Бадди с сочувствием и умолкает. Наверное, подумал о том, что не все мужчины, получившие кассету, будут настолько благородны, чтобы выключить запись, едва разобравшись, кто там заснят. Многие с удовольствием посмотрят, да еще и не один раз. — Я найду этого гада, обещаю тебе.

Я отнимаю руки от лица и смотрю на приятеля. Через мгновение он отводит взгляд. Ну да, а чего я ожидала? Конечно, что-то он видел и теперь не знает, как себя вести со мной. Как я вообще буду смотреть людям в глаза!

— Даже не знаю, как сказать матери. Просто не знаю.

Неожиданно на меня накатывает такая удушливая волна гнева, что я с силой бью кулаком по столу, отчего карандаши и ручки раскатываются в стороны.

— Господи, Бадди, ведь это моя частная жизнь! Просто не верится! — По щекам начинают катиться слезы, поэтому я снова закрываю лицо руками.

Запись разошлась по всему городу. Ее получили газета, полиция, офис мэра, школа, городской клуб, даже публичная библиотека. Мне прислали записку, что пленку видели парни в автомастерской — целая компания — и получили огромное удовольствие.

Бедная мама! Как же быть? Я должна предупредить ее раньше, чем она выйдет сегодня из дома!

— Ладно, Салли, — нарушает тягостное молчание Бадди. — Давай разбираться.

Он пытается мне помочь. Надо собраться. Я вытаскиваю из пачки бумажный платок и громко сморкаюсь. Бадди терпеливо ждет.

— Начнем с главного. Где был снят фильм?

— В Нью-Йорке. В квартире Спенсера. — Я снова готова разреветься.

Бадди делает пометку в блокноте и задает новый вопрос, не поднимая глаз:

— Вы сняли это для личного пользования?

— Нет! Я вообще ничего не снимала!

Бадди смотрит на меня удивленно:

— Значит, это Спенсер снял? Без твоего разрешения?

— Не знаю. — Боже, как мне хочется удавиться! — Может быть.

— И он пропал, да?

— Во вторник утром, в Лос-Анджелесе.

— Перед этим вы поругались?

— Да, — киваю я. — И я с ним порвала.

Бадди задумчиво жует нижнюю губу.

— Довольно грубый вопрос, но я должен его задать. Ты бросила Спенсера, он был зол и обижен… он мог разослать запись по городу, чтобы тебе отомстить?

— Наверное, — пожимаю я плечами. — Хотя вряд ли это не его стиль.

Но ведь и предложение покувыркаться в постели втроем тоже не его стиль. Как я могу теперь судить?

— Он же был разозлен. Что, если это его рук дело?

— Тогда где же он? Вчера вечером я была у него дома. Он не появлялся там со дня исчезновения. Как он мог разослать пленку, если даже не заходил за ней?

Бадди снова что-то записывает в блокнот. Наверняка он размышляет о том, как я могла впутаться в отношения с парнем, который вот так взял и исчез и, возможно, даже отомстил мне таким грязным способом, — вот что он думает! В школе Бадди всегда неплохо ко мне относился, даже больше того — я ему нравилась. Но теперь у него жена и дочка — добропорядочный семьянин. А я вляпалась в гадкие неприятности. Аморальная история, вот как это выглядит!

Просто не верю, что оплатила вчера все эти кучи счетов! Какая я дура! Теперь осталась почти без денег, да еще с подмоченной репутацией.

— Ты и сейчас можешь зайти в его квартиру?

— У меня есть ключ.

— Отлично. Завтра утром съездим и поглядим, что к чему. Надо узнать, как отсняли пленку.

— Хочешь сказать, что тоже поедешь? В Нью-Йорк?

— А что такого? — кивает Бадди. — А пока тебе надо съездить к матери. Будет жестоким, если она узнает не от тебя.

— Ты сама смотрела кассету? — У матери спокойный тон. Она неторопливо переворачивает полено в камине. Должен заехать ее приятель, Мак Клири, поэтому мама решила разжечь огонь.

— Да.

— Она очень откровенная? — Губы у матери превратились в одну тонкую линию. Она продолжает так и эдак раскладывать поленья, чтобы чем-то занять руки.

— Да.

На душе очень погано. Мать прожила в Каслфорде более тридцати лет. Половину жизни! Конечно, Харрингтонов часто окружали скандалы — дедушка постоянно становился их объектом, а на старости лет покончил с собой. Но никогда, никогда женщины нашей семьи не оказывались на пленке с раздвинутыми ногами! На пленке для всеобщего просмотра!

— Но ты же не знала, что вас снимают. Это же личное. — Теперь мама просто смотрит на деревяшки в камине.

— Это так.

— Ты делала что-нибудь такое, о чем могла бы впоследствии пожалеть? Я имею в виду, даже если бы тебя не снимали.

Понятно. Была ли я пьяна, или делала что-то совершенно непристойное. Не думаю, чтобы пенис между грудей был для меня чем-то, о чем можно пожалеть. Но ведь все обретает иной смысл, если это смотрит целый город.

— Нет, — медленно говорю я. — Мама, мне так жаль. Мне так нелегко. Я и представить не могла, что Спенсер может со мной так поступить!

— Спенсер? — Голос матери становится резким. Она поднимается и смотрит прямо на меня. — Хочешь сказать, что это он сделал?

— Но кто же, если не он?

Взгляд у матери становится гневным.

— Салли Харрингтон! Уж не хочешь ли ты сказать, что пять месяцев была увлечена человеком, который способен на подобную низость? Человеком, который может так жестоко ужалить тебя и вовлечь всю твою семью в грандиозный скандал? Думаешь, ты оказалась настолько недальновидной?

Я растерянно смотрю на мать.

— Иногда ты такая умная, что действуешь невероятно глупо. — Мама идет на кухню. В дверях она оборачивается и тычет в мою сторону длинным пальцем. — Пораскинь мозгами!

Из кухни раздается цокот когтей — Скотти и Абигейл, встревоженные тоном матери, прибежали посмотреть, что случилось. Мама успокаивает собак. Затем высовывает голову из-за двери:

— Если Спенсер и снял фильм, то только для себя.

— Прости, не совсем понимаю.

Мать смотрит на меня упреждающе, словно ее начинает раздражать моя тупость.

— Если я все верно понимаю, твой Спенсер был джентльменом во всем, что касается женщин. И если он собирался прожить с тобой жизнь, Салли, то вполне мог отснять фильм про вас, чтобы он помогал ему коротать ночи, когда вы не вместе. Вы же иногда расставались надолго, а вокруг столько соблазнов.

Неужели моя собственная мать говорит это? Что Спенсер снял кассету, чтобы иногда помогать себе руками, если я не рядом! Моя добропорядочная мать! Забавно!

Скотти подбегает ко мне, чтобы лизнуть руку.

— Салли! — резко говорит мама. — Подумай сама! Кому выгодно выставить нашу семью в неприглядном свете перед всем Каслфордом? Ведь эта пленка порочит не только тебя, но и меня, и твоего брата!

До меня постепенно начинает доходить.

— О'Харн?

Человек, которого я виню в смерти отца. Его бывший друг Филипп О'Харн! С того момента как я назвала его убийцей с экрана телевизора, он вполне мог возненавидеть меня, маму и Роба. И решил отомстить.

Но разве он мало причинил нам страданий? Смерть моего отца — разве этого недостаточно? Чего еще может желать этот человек без совести?

— Но как он мог сделать запись, мама? Для этого надо попасть в квартиру Спенсера!

— Вот это тебе и предстоит выяснить, — жестко отвечает мать.

Глава 13

— Салли, это Александра Уоринг, — слышу в трубке голос моей патронессы. Она произносит это таким тоном, словно мы незнакомы.

Бадди и я как раз приближаемся к Манхэттену в моем джипе.

— Привет. Спасибо, что перезвонила. Я сейчас еду в город со своим другом Бадди Д'Амико.

— А, тот детектив. Помню его. Так что ты говорила о пленке?

— Это видеозапись того, как мы со Спенсером занимаемся любовью. И прежде чем ты задашь кучу вопросов, послушай меня: нет, запись была сделана без моего разрешения; нет, я не знаю, кто именно ее сделал; нет, я тем более не знаю, какой урод разослал копии по всему Каслфорду, не говоря уже о «ВСКТ».

— Ясно, — коротко отвечает Александра. — Я сейчас найду Венди Митчелл, и пусть она тоже подъедет к дому Спенсера. Дай-ка мне его адрес. Пусть девочка покопает там.

— Спасибо.

— Еще я пошлю кого-нибудь просмотреть сегодняшнюю почту канала. Может, нам тоже прислали копию.

Вот то, что мне требовалось. Чтобы моя начальница взяла инициативу в свои руки, вместо того чтобы осудить меня, как некоторые другие.

— Мы разберемся с этим делом, Салли, — уверенно говорит Александра. — Главное, не скисай. Тебе нечего стыдиться, ты же ни в чем не виновата.

Ну да, конечно. Если не считать того, что связалась со Спенсером и угодила в неприятную историю.

Я открываю дверь квартиры. У меня все еще осталась надежда, что Спенсер дома.

Его нет. В квартире тихо, слышен только шум уличного движения с Третьей авеню. Венди и Бадди быстро проходят в спальню, потеснив меня.

— Снято отсюда. — Венди кивает на изголовье кровати.

Кровать Спенсера сделана из вишневого дерева, а изголовье ее прибито к стене, чтобы не слишком беспокоить соседей (тот, кто хоть раз побывал в постели со Спенсером, знает, что это значит).

Венди указывает на лепесток в узоре изголовья — он чуть более темный, чем остальной орнамент. Бадди включает крохотный фонарик, и в ответ загорается яркий отблеск. Приблизившись, вижу, что это круглый объектив, спрятанный в деревянной панели. Его диаметр меньше полудюйма — неудивительно, что я его не замечала.

С помощью инструментов, предусмотрительно принесенных Венди, мои друзья отдирают изголовье от стены. За панелью оказывается тонкий проводок, уходящий в соседнее помещение.

— Заглянем к соседям? — спрашивает детектив.

— Я бы заглянула, — кивает Венди.

Мы идем к соседской двери и стучим. Молодая чернокожая женщина в футболке и тренировочных штанах открывает на стук. Я представляюсь, объясняю, что у нас проблемы с проводкой, а потому нам нужно войти и проверить стену с этой стороны.

Женщина окидывает нас настороженным взглядом — наверняка подозревая в нас шайку грабителей.

— Можете позвонить вниз и поговорить с охранником. Я — подруга Спенсера Хоза. — При этой фразе у меня едва не перехватывает голос. — Это парень из соседней квартиры. Консьерж меня знает — я вписана в число постоянных гостей.

Незнакомка хмурит брови:

— Так этот тип вернулся? Его кошка орала как резаная. Чего это он ее бросил?

— Я забрала кошку к себе, — вставляю я в надежде, что это заставит девицу к нам расположиться.

— Ладно. Какую стену вам надо осмотреть?

— Ту, которая примыкает к нашей квартире. В четырех футах от окна.

Женщина с сомнением оборачивается в комнату.

— Но у меня там зеркало.

— Мы его снимем, а затем повесим обратно.

— Это не такое зеркало. — Она открывает дверь шире и впускает нас внутрь. — Посмотрите сами.

— О нет! — восклицаю я, заходя в комнату.

Вся стена, общая с квартирой Спенсера, покрыта зеркалами. От стены чуть отступает балетный станок.

— Вы давно здесь живете? — спрашивает Венди.

— Четыре месяца.

— Это вы установили зеркала?

— Их установили для меня, — поясняет соседка. — Я тогда еще жила в Чикаго.

Венди и Бадди осматривают зеркальные панели, пытаясь понять, как их можно снять.

— Вы танцуете в Нью-Йорке? — вежливо интересуюсь я.

— Я состою в труппе Джуллиарда, — скромно отвечает девушка.

— Ого! Это он распорядился выделить вам квартиру в этом доме?

— Мне кажется, это личные вопросы, — подумав, отвечает она. — Какая-то компания спонсирует танцевальную труппу. У меня договор аренды на полтора года.

— А что это за компания, вы не в курсе? — спрашивает Бадди у меня из-за спины.

Танцовщица качает головой:

— Возможно, это знает владелец дома. Я даже счетов за аренду не получаю.

Бадди лезет в бумажник и достает корочки Каслфордского отделения полиции. Девушка рассматривает удостоверение и возвращает обратно.

— Не далековато ли от дома вы забрались, детектив?

Бадди улыбается:

— Да, вы правы. Но у меня имеется распоряжение полицейского управления Каслфорда на осмотр этой стены. Поэтому я спрошу вас, пока без протокола, позволите ли вы нам снять эти зеркала? Пару панелей, я полагаю.

— Обещаю, мы вернем их на место, — говорю я.

— Нам необходимо знать, что за ними.

— Значит, балетный станок тоже придется убрать?

— Хм, — пожимает плечами Бадди.

— Думаю, вам не стоит начинать работу, пока я не позвоню управляющему, — спокойно говорит девушка. Она идет к телефону и звонит вниз. — Видите ли, это не моя квартира, поэтому я не могу просто так позволить вам здесь все крушить. — Она вызывает управляющего.

Женщина-менеджер появляется спустя пару минут. Бадди отводит ее в сторонку и в чем-то настойчиво ее убеждает. Слышу, как женщина твердит:

— Нет, это же не ваша собственность. Нет, и не ее тоже…

— Тогда чья же? — не выдерживает Венди. — Мы могли бы позвонить владельцам и пообщаться с ними.

— Нет, не могли бы, — зло отвечает женщина. Судя по всему, мы ей очень не нравимся.

— Если я все верно поняла, — вкрадчиво говорит Венди, — эта квартира никому не принадлежит. Ее просто арендуют, так? А вам, — обращается она к танцовщице, — ее предоставили на восемнадцать месяцев. Поправьте меня, если я ошибусь, но есть кто-то, кто снял квартиру на два года, прожил в ней всего два месяца, пока длился ремонт, а затем передал ее Джуллиарду. И теперь, — она с улыбкой снова оборачивается к женщине-менеджеру, — вы страшно расстроены тем, что никто даже не спросил вашего разрешения на установку этих зеркал и станка. Так?

— Да кто вы такая? — возмущенно восклицает менеджер.

— Венди Митчелл, шеф охранного управления телесети «ДБС» в Нью-Йорке. И я всего в одном шаге от того, чтобы позвонить в полицию и на телевидение и рассказать им, что управляющий этой недвижимостью является соучастником преступления.

У менеджера потрясенный вид. Даже лицо перекосилось.

— Преступления?!

Интересно, что это она так разволновалась? Или ей есть что скрывать? Вон как глаза забегали!

Некоторое время продолжается фарс: Венди увещевает и угрожает, женщина отпирается и выкручивается. Наконец Бадди просит меня набрать по сотовому службу «911».

— Э… погодите! — сдается менеджер.

Она звонит вниз и проверяет, действительно ли я вписана в список гостей. Затем пытается дозвониться до главного. Не сразу, но ей удается его найти. В это время танцовщица заваривает себе чай и закрывается в ванной.

Наконец нам разрешают снять станок и две панели, предварительно заставив подписать кучу бумажек в офисе менеджера, по которым с нас могут позже взыскать ущерб. Когда Бадди и присланный помощник принимаются за первое зеркало, выясняется, что оно не только прикручено, но и приклеено к стене. Оторвать его удается, только разбив на две части.

— О нет! — раздается из коридора голос чернокожей танцовщицы.

Затем отдирают второе зеркало. Штукатурка за обоими оказывается неровной, со впадинками, словно там что-то старательно замазывали. Венди звонит на канал с просьбой прислать рабочих для починки стены.

Приходится отрывать и третью панель. Она, к счастью, не разбивается, зато за ней сразу вываливается целый пласт штукатурки, и обнажаются два тонких металлических провода, концы которых вставлены в розетку. Надев резиновые перчатки, Венди начинает отколупывать замазку.

— Похоже, штепсельная вилка связана с камерой. Снимали точно отсюда, — сообщает она Бадди.

— Это еще что? Что значит «снимали»? — в ужасе восклицает менеджер.

— Нам предстоит долгий разговор о владельце квартиры, ее арендаторе и многих других неприятных вещах, — обещает Венди.

— Да вы с ума сошли!

— Как я и говорила, речь идет о соучастии в преступлении. Пора вызывать копов, — спокойно бросает менеджеру Венди.

— Ладно, ладно, — обреченно поднимает та руки.

Она приглашает нас в свой офис, достает кучу бумаг и начинает в них рыться. Так мы узнаем, что квартиру снимал некий Питер Рейнголд, финансовый аналитик, работающий на крупную компанию «Вальхромитер текнолоджис». Компания и платила арендную плату все два года, причем вперед. Из источников «ДБС» мы узнаем, что компании с данным названием не существует (номер принадлежит сердитой леди по фамилии Спинола), зато Питер Рейнголд живет и здравствует — номер карточки социального страхования и адрес подтвердились.

К сожалению, мистер Рейнголд понятия не имеет ни о какой квартире в Нью-Йорке, потому что с момента аварии, в которую он попал четыре года назад, он передвигается в инвалидном кресле и не покидает пределов собственного дома в Денвере.

Мы с Бадди возвращаемся в Каслфорд, тогда как Венди остается с бригадой рабочих в квартире танцовщицы, чтобы проследить за починкой стены.

— Когда мы найдем того, кто снимал соседнюю квартиру, — говорит Бадди, — мы узнаем, кто сделал запись. Как считаешь, Спенсер мог такое провернуть?

Я горько усмехаюсь:

— Вряд ли. Он даже собственную квартиру не мог оплатить.

— Шутишь? Разве он не кучу денег зарабатывал?

— Похоже, у него были финансовые проблемы. — Почему-то мне стыдно признаваться, что у Спенсера могли быть подобные проблемы.

— Салли, я найду виновного, и он за всё ответит. Клянусь!

— Хотелось бы верить, — грустно вздыхаю я.

В темноте я высаживаю Бадди у его дома и направляюсь к матери. В ее окнах темно, собаки лают. Где ее носит в такое время? Детектор движения зажигает на пороге дома свет. Вхожу внутрь, в полумраке треплю теплые затылки собак.

— Ты вернулась, — раздается сзади. От неожиданности я чуть не подпрыгиваю на месте.

— Господи, мама! Ты меня до смерти перепугала!

Включаю лампу. Мама моргает, сидя в кресле, ослепленная ярким светом. В руке у нее бокал.

Мать никогда раньше не пила в одиночку.

Я подхожу к ее креслу и осторожно присаживаюсь на подлокотник.

— Прости меня. — На душе у меня муторно.

Мать поднимает глаза и некоторое время смотрит мне в лицо, словно не узнавая. Затем мягко улыбается и треплет меня по щеке.

— Не извиняйся. Ты же моя любимая дочь, я не виню тебя.

Глаза начинает щипать от подступающих слез.

— Я найду того, кто это сделал, мамуля.

— Далеко искать не надо. Это все Филипп. — Мама хмурится. — Он забрал у меня мужа, а теперь пришел по твою душу. — Подбородок у нее дрожит. — Я этого не переживу, Салли. Я должна что-то сделать, чтобы наказать подонка!

Она со стуком ставит бокал на столик и быстро идет в кухню, к телефону.

— Не надо, мама, ты сегодня устала.

Мать набирает цифры.

— Мама, прошу тебя!

— Я скажу этому ублюдку, что убью его. Как ему это понравится?

Я вырываю у нее телефонную трубку и нажимаю на кнопку отбоя.

— Ты перебрала сегодня, мама. Перестань, — резко говорю я.

Целую секунду она молча смотрит на меня, потрясенная моим тоном. Потом бросается ко мне и прячет голову у меня на плече. Спина ее сотрясается от рыданий.

Кто бы это ни был, я накажу его за ту боль, которую он причинил моей матери!

Глава 14

Утром маме уже лучше. Я осталась на ночь, чтобы быть рядом, когда она проснется. Она уезжает в школу, а я возвращаюсь к себе домой, чтобы принять душ и переодеться. Сегодня понедельник, и к вечеру я должна подъехать в «ДБС», как обещала.

Собравшись, звоню Роберту, чтобы попросить его приехать.

— Сейчас самый разгар лыжного сезона, — говорит мой братец раньше, чем я успеваю что-то объяснить. — Я не смогу приехать, разве что если мать при смерти. В чем дело?

Рассказываю ему, что случилось. Роб явно в шоке.

— И что ты намерена делать? Неужели свалишь в свой Нью-Йорк и бросишь маму одну? И это когда весь Каслфорд смотрит по видаку, как ты трахаешься!

Все ясно. Понимания от старшего брата не дождешься. Я, конечно, пытаюсь объяснить, что решается вопрос о моем назначении и что я не могу не ездить на работу. Но Роберт категоричен:

— Не иначе, сестренка, как ты собираешься стать очередной Джессикой Сэвидж. Тоже желаешь, чтобы твоя популярность строилась на скандалах и грязном белье, вытряхнутом на публике?

Считаю до трех, чтобы не сорваться, а затем отвечаю в стиле Спенсера:

— Откуда ты знаешь, кто такая Джессика Сэвидж? Разве уже вышел комикс о ней?

— Ха-ха, как смешно! Прими совет, Салли: попроси помощи у кого-нибудь из своих суперлюбовников. Или они хороши только для порносъемок?

Разозленные, мы оба вешаем трубки. Набираю номер Мака Клири, маминого приятеля, хотя и не уверена, что это здоровая идея. Он как раз собирается уходить, хорошо, что я успела.

Мак отличный парень, поймите меня правильно. Мне странно думать, что в свои годы мама еще встречается — более того, занимается сексом — с добродушным мужчиной, в прошлом ученым. Но я ужасно рада за них обоих.

Объясняю ситуацию Маку:

— Я должна уехать, пойми. Но маму нельзя оставлять одну.

— Дело в той пленке, да?

— А, ты уже знаешь…

Пауза.

— Мне тоже прислали кассету. Я начал смотреть, но когда сообразил, что это грязный компромат, я сразу же…

Дальше я почему-то ничего не слышу: у меня натурально заложило уши. Наконец прихожу в себя.

— Ты… рассказал матери?

— Нет, конечно. Она сама вчера позвонила и рассказала, что произошло. Я хотел сразу найти тебя и предложить помощь, но не знал, как это тактичнее сделать. Твоя мать любит тебя и гордится тобой, мне ты тоже дорога. Скажи, если тебе понадобится помощь, девочка.

Интересно, что Мак даже не просит меня объяснить, откуда взялась запись. Я сама вкратце рассказываю, что пленку сняли нелегально и что кто-то разослал копии всюду, где знают меня или мать.

— Думаю, мне не стоит спрашивать, кто виновен в этом паскудстве, — устало говорит Мак.

— Мама думает, что к этому приложил руку Филипп О'Харн.

— Возможно, она и права. Салли, мне так жаль… слушай, что я могу сделать? Ведь чем-то я могу помочь?

— Мама сейчас в школе, но она сама не своя. А я должна уехать. Ее надо поддержать…

— Не продолжай. Сегодня вечером я буду у нее независимо от того, хочет она этого или нет. — Подумав, Мак добавляет: — Она не должна была отгораживаться от меня в этой ситуации.

— Для нее это нелегко, мама привыкла быть сильной. И потом она считает, что это связано с отцом и расследованием. — «Давай же, Салли, скажи это!» — Ты знаешь, что она любит тебя, но память об отце для нее очень дорога. Поэтому мама и решила возвести стену между вами. Но ей нужна твоя помощь.

Во время нашего разговора начинает мигать сигнал второго вызова. Я прощаюсь с Маком и слушаю этот звонок. Полиция Нью-Йорка интересуется Спенсером. Кейт Уэстон все-таки подала заявление о его исчезновении. Я рассказываю детективам все, что знаю, — имена, даты и прочее. Сообщаю, что полиция Лос-Анджелеса полагала, что Спенсер в Гонолулу, но канал «ДБС» проверил списки пассажиров и не нашел в них мистера Хоза.

После звонка полиции возвращаюсь к матери, чтобы оставить у нее Саманту (бедная мама, у нее уже целый зоопарк дома!). Я разрешаю собакам обнюхать кошку — к счастью, они знакомы — и даю строгий наказ не обижать гостью. Пишу записку маме, что вечером заедет Мак. Запихиваю ключ под цветочный горшок у входа, чтобы парень, который выгуливает собак, мог войти. Затем сажусь в джип и уезжаю.

Для начала я направлюсь в редакцию. Вхожу непринужденной походкой, словно мне на все начхать, но люди все равно оборачиваются мне вслед — чувствую это спиной. В руках у меня коробка для бумаг. Ставлю ее на стул и начинаю собирать со стола свои вещи.

Кто-то подходит сзади.

— Салли, ты же не уходишь от нас, правда?

Это Джо Бикс, коллега.

— Ухожу. Хватит с меня этого паршивого городишки. — Оборачиваюсь. — Как ты считаешь, если я буду брать интервью, хватит ли выдержки у опрашиваемых, чтобы сохранить серьезное и уважительное выражение?

У Джо расстроенное лицо.

— Здесь кассету смотрел только Алфред.

— Ну да, конечно. — Складываю в коробку фото мамы, Роба и себя в рамке.

— По крайней мере я не смотрел, — коротко говорит Джо.

Я выпрямляюсь, чтобы взглянуть на него:

— Спасибо.

Мы обнимаемся. Возможно, Джо — не самый лучший автор в газете, зато он быстро учится. Усердие выдвинуло его в первые ряды, и Алфреду приходится с ним считаться. А еще Джо часто меня выручал.

— Салли, мне без тебя будет скучно. Придется тоже уйти, — улыбается мне Джо.

— Ничего подобного! Теперь ты станешь писать втрое лучше, — улыбаюсь в ответ.

— Ты не должна уходить, Салли, — раздается еще чей-то голос.

Оказывается, собралась уже куча народу.

— Как считаешь, кто во всем виноват? — спрашивает Джо.

— А вы что думаете?

— О'Харн, — почти хором отвечают коллеги.

— Вот и мать тоже так считает. — Отвернувшись, чтобы не прослезиться, начинаю снимать с компьютера забавные игрушки, затем складываю в коробку большой Оксфордский словарь, принадлежавший еще моему отцу.

Закончив, оборачиваюсь и вижу, что собрался почти весь наш коллектив. У всех такие вытянутые лица, что даже хочется рассмеяться.

— Да ладно, ребята, я буду вас навещать.

Тут всех будто прорывает. Объятия, поцелуи, куча трогательных слов — просто бальзам на душу. А я стою с огромной коробкой в руках, неповоротливая, растроганная, и глупо улыбаюсь.

— Кстати, — раздается над ухом негромкий голос одного из коллег, — мне кажется, Алфред сделал себе дубликат, прежде чем полиция изъяла кассету. Получив посылку и просмотрев пленку, он сходил в «Вакетт» и вернулся с чистой кассетой.

«Вакетт» — это магазин видеопродукции неподалеку.

— А где он сейчас? — спрашиваю я.

— У себя в кабинете, — снова почти в один голос говорят ребята. Они явно рассчитывают на сцену. Я их не виню. В редакции вообще накаленная атмосфера, которая требует разрядки.

Беру свою коробку и направляюсь к офису Ройса. Коробку оставляю снаружи. Стучу и сразу захожу. Алфред говорит по телефону. Увидев меня, он быстро говорит в трубку:

— Э… у меня дела. Пока!

А потом он просто сидит в кресле и таращится на меня, как на привидение.

— Салли, — наконец с трудом произносит Алфред. Лицо его начинает краснеть. Конечно, он же смотрел пленку, и, думаю, не раз.

— Пришла сказать, что увольняюсь, Алфред. Сам знаешь почему.

Теперь он просто как помидор.

— Ты получил запись, — тихо говорю я.

Снова тишина в ответ. Затем он кивает.

— Я найду того, кто прислал ее, — говорю так же тихо. — И я не просто сдам его полиции, я уничтожу его. Я понятно выражаюсь?

— Не понимаю, при чем тут я! — Глаза его бегают.

Решаю сделать пробный выстрел.

— А то, что ты сказал про меня? Я слышала. По телефону. — Разумеется, я блефую, но что с того?

— Э… ты про кляп? Я хотел сделать тебе комплимент! — Какой, к черту, кляп? О чем он? — Мы постоянно ругались, Салли, но я понял, что ты бываешь другой… ну, после пленки. Ты очень красива, но слишком болтлива, и я сказал, что если бы тебе воткнуть в рот кляп, ты была бы просто идеальной женщиной…

— Ясно. — Подхожу ближе к столу. — Так ты собирался дать комментарий в газете?

— Вовсе нет! С чего ты взяла? Я никогда не поступил бы так жестоко с твоей матерью.

Что ж, возможно, он не лжет. Алфред Ройс всегда неровно дышал к моей матери — целых тридцать лет. Возможно, только поэтому мы с ним сработались. Но теперь в его глазах появилось что-то новое — какой-то неприятный масленый блеск. Мне не нравится, как он на меня смотрит после этой кассеты.

— Мне все равно лучше уйти.

— В любом случае это должно было произойти. Ты можешь поймать рыбку покрупнее, чем наша газета, Салли.

— Возможно. Послушай, Алфред, я хочу тебе кое-что сказать.

— И что же, детка?

Детка?

— Если я узнаю, что во всем виноват О'Харн, и если окажется, что между ним и мной стоит кто-то еще, — ему не поздоровится, уверяю тебя. Особенно если этот «кто-то» попытается мне помешать.

Филипп и Алфред состоят в одном клубе и часто играют вместе в гольф. Когда-то семья Ройс была уважаемой и богатой в сравнении с выскочками О'Харнами. Теперь времена изменились: у Ройсов в руках больше нет той власти, что раньше, а О'Харны достигли небывалых высот. Когда-то возможность вступить в клуб была не по карману Филиппу, и Алфред поддержал его. Теперь судьбы семейств тесно переплелись.

Губы Алфреда вытягиваются в одну тонкую линию. Но он согласно кивает:

— Возможно, ты и права. Может, это Фил. Его задело то расследование.

— А у тебя осталась коробка, в которой пришла пленка? — резко меняю я тему, приблизившись к Ройсу вплотную.

— Бадди Д'Амико уже забрал все улики. — Алфреда явно беспокоит мое близкое присутствие, он, нервно сглотнув, с трудом отводит взгляд от моей груди.

— Он забрал только коробку? — Придвигаюсь еще ближе.

— И пленку, — быстро отвечает Алфред.

— А копия? Ее ты тоже отдал?

Он пытается встретиться со мной взглядом.

— Что за копия? Не понимаю, о чем ты.

— Ну и где же она? — говорю спокойно, хотя внутри все клокочет от злости.

— Я не знаю ни о какой копии.

Я наклоняюсь к нему, вкрадчиво заглядываю прямо в глаза и говорю шепотом:

— А я ничего не знаю об адвокате из городского комитета, которого ты купил с потрохами.

Теперь он становится серым.

— О чем ты, черт возьми?!

Я улыбаюсь, присаживаюсь на краешек стола и сминаю задом бумаги.

— Тебе нужны конкретные имена и даты? — буравлю его взглядом. Затем тычу пальцем в одну из ближайших папок. — Может, все находится здесь? Или у тебя в столе? Или?..

Ройс даже дышать забывает. Он с ужасом таращится на свой стол, подозревая, что я рылась в его ящиках. В общем, он не так уж и далек от истины: я заглядывала в бумаги, которые откопала его сестра в поисках копии завещания матери. Алфред наклоняется, деревянным жестом выдвигает один из ящиков. В нем лежат бутылка виски, небольшой «кольт» и видеокассета. Руки моего бывшего босса чуть заметно дрожат.

Я тоже наклоняюсь и протягиваю руку к ящику. Позволяю ей на долю секунды зависнуть над оружием — глаза по-прежнему следят за Алфредом, — затем беру кассету.

— Благодарю, — киваю бледному Ройсу, вставая.

— Если понадобится помощь, обращайся, — выдавливает бедняга.

И вдруг я понимаю, что он напуган. Господи Боже, Алфред Ройс, мой засранец начальник, боится меня!

Надеюсь, в городе быстро распространится и этот слух.

Отвожу личную копию Алфреда в полицию, а затем направляюсь в Нью-Йорк. Сейчас как раз 10:30 — самое удачное время, если не хочешь попасть в пробку. Мне нужно многое обдумать. Слишком многое. Мысли так и лезут в голову, никак не могу сосредоточиться на дороге.

Меня пугает состояние матери. Я даже не знаю, хорошо или плохо, что она позволила своему гневу на Филиппа О'Харна оформиться и захватить ее. Раньше мама никогда не позволяла себе подобного. Что это? Начало процесса выздоровления или новая порция яда, который будет подтачивать ее изнутри? И как это скажется на ее отношениях с Маком? Когда дело касается семьи, особенно отца, мама способна замкнуться в себе.

Нет, Маку удастся пробить брешь в стене. Надеюсь, что удастся.

И еще одно. Я не знаю, как рассказать о случившемся Дагласу. Знаю только, что должна это сделать как можно скорее: ведь Каслфорд — его родной город.

Прежде чем успею передумать, хватаю сотовый и набираю номер Дага.

— Даже не знаю, с чего начать, — говорю я, зажав трубку плечом и подбородком. В это время перестраиваюсь в крайний ряд.

— Тогда и не начинай, — отвечает Даг. — Мой босс получил в пятницу пленку.

Я так резко нажимаю на педаль, что меня чуть не сносит на обочину.

— Какой ужас! — шепчу чуть слышно.

— Не волнуйся, я не смотрел.

Слава Богу!

— Но я был в меньшинстве. Честно говоря, я единственный, кто не видел запись, — добавляет Даг.

— Господи… — У меня перехватывает дыхание. Съезжаю на обочину, потому что нет сил вести машину. — Мне очень жаль, Даглас.

— Ну почему же? Все вокруг твердят, что мне стоит снова с тобой сойтись. Говорят, ты того стоишь.

Даже не знаю, пытается ли он меня поддержать подобной шуткой или побольнее уколоть. В любом случае мне чертовски больно.

— Ты, наверное, очень долго и упорно искала, прежде чем найти себе такое дерьмо, как твой приятель! — зло добавляет Даг.

— Не думаю, что фильм снял Спенсер, — обороняюсь я.

— Ах вот как! Так у тебя есть другие люди на примете, кому ты могла позволить подобное? Любишь, чтобы за тобой подглядывали?

Меня начинает охватывать гнев.

— Нет, — холодно отвечаю я. — Надеюсь, как раз сегодня мне удастся выяснить, какой урод снимал квартиру по соседству и установил скрытую камеру.

— Да брось, Салли. Ты просто не хочешь признаться в том, что твой приятель — извращенец.

— Ты оглох, Даг? — обрываю его резко. — Мама и даже Алфред Ройс убеждают меня в том, что вина лежит на Филиппе О'Харне.

Молчание. Затем вкрадчивый голос Дага:

— И как, по-твоему, он мог организовать подобное?

— Но ведь люди, которым разослали пленку, наши общие знакомые, не так ли? А уж Филипп точно знает, кому послать копии.

Снова тишина. Даглас задумался.

— Признаю, это возможно.

— Тогда позволь задать тебе вопрос, как профессионалу своего дела: если мои подозрения оправдаются, можно ли считать, что мистер О'Харн преступил закон, разослав всем запись?

— Все зависит от того, была ли эта запись сделана с твоего согласия или без оного…

— Да брось, Даг, ты же знаешь, что «без оного». Прекрати издеваться! Она была сделана без моего согласия, и провалиться мне на месте, если меня хотя бы поставили в известность о ее существовании!

— Что ж, если он знал об этом, тогда да, он нарушил закон. Запись сделана нелегально и при этом еще распространена без разрешения. Но если он не знал, что запись сделана без твоего на то согласия, например, если он получил ее от третьего лица и ему было сказано, что ты и твой приятель сняли это для собственного пользования, тогда это просто нарушение авторских прав. Возможно.

— «Возможно», — фыркаю я.

— Слушай, я просто отвечаю на твой вопрос как консультант. Ведь это же твоя проблема.

Я чувствую такую досаду на него, что почти готова сказать: «Слушай, приятель, «возможно» тебе стоило посмотреть пленку, потому что тогда ты смог бы научиться кое-чему, чего тебе явно всегда недоставало, и тогда от тебя не сбежала бы жена, а затем твоя девушка».

Разумеется, ничего подобного я не говорю. Во-первых, потому что Даглас мне дорог. Во-вторых, потому что он все еще обижен на меня за то, что я бросила его. А главное, потому что даже не могу представить себе, как больно и горько ему было в тот момент, когда его друзья и коллеги смотрели запись, где другой мужчина занимается сексом с женщиной, которая должна была бы принадлежать ему.

Когда я подъезжаю к «ДБС», внизу мне сообщают, что меня ожидает Касси Кохран, президент канала. Я поднимаюсь и подхожу к двери офиса Касси; ее секретарь буквально бросается мне навстречу, чтобы открыть дверь.

— Она ждет тебя. — И в кабинет: — Пришла Салли Харрингтон, я вызову Венди.

Касси Кохран сидит на диване и изучает какой-то отчет. Ее офис великолепен, я ни разу еще здесь не бывала. Одна стена — полностью стеклянная — выходит на чудесный сад внутри буквы «П», в форме которой построено здание. Еще дальше серебрится Гудзон.

— Привет, — кивает мне Касси, оторвавшись от чтения. — Подожди секунду.

Она делает несколько пометок в отчете, затем кладет его в папку и садится за стол.

В мире телевидения Касси — известная персона. И не только потому, что она первая из женщин, ставшая продюсером канала. Помимо этого, у нее удивительная внешность: огромные сияющие глаза и белокурые волосы, лицо чистое и выразительное. Женщины с такой внешностью рвутся на экран, а Касси выбрала себе роль закулисного управляющего, чему удивляются все журналисты. Вообще она сложный человек. Это она в свое время дала мне путевку на телевидение в связи с одной историей.

Тогда я еще работала в журнале «Экспектейшнз». Начальница предложила мне сделать статью о Касси, которая всегда была лакомым кусочком для акул пера. В ее прошлом есть одна темная история, в чем не прочь покопаться папарацци. Однако мне не понравилось задание, и я написала очерк о Касси как о жертве обстоятельств, сделав упор на то, что ее можно уважать за силу характера, позволившего ей с честью выбраться из трудностей.

Мой босс, Верити Роудз, была крайне недовольна моей работой. Я сказала «недовольна»? Да она была в ярости! Задание было дано ей свыше, некими злопыхателями, пытавшимися подложить свинью семье Касси (главным образом ее мужу, Джексону Даренбруку, главе всей сети), чтобы затем с удовольствием потирать руки. Мир телевидения очень груб и жесток; у известных людей, в руках которых сосредоточена власть, всегда найдется куча врагов. Я искренне симпатизировала Касси. А те, кто был готов уничтожить ее, мне очень не нравились. Как сказала бы моя мать, они из другого теста.

Касси усаживается и внимательно смотрит на меня.

— Я тебе очень сочувствую, — говорит она.

— О чем ты?

Касси улыбается и предлагает мне сесть.

— Александра рассказала мне о твоих проблемах. Мне очень жаль.

— Спасибо. Мне-то как жаль!

— Ей в офис тоже прислали копию.

Поджимаю губы.

— И как она полагает, камера меня любит?

Глупая шутка, но я просто не знаю, что еще сказать. Ни Касси, ни я не улыбаемся. Меня уже даже не волнует мысль о том, что моя начальница, кстати лесбиянка, могла посмотреть запись и оценить меня со всех сторон. Этакий новый вариант резюме.

— Хотела тебе сказать, что я дала Венди Митчелл задание — выяснить, что происходит и кто за этим стоит.

— Спасибо.

— И… — Касси несколько секунд жует нижнюю губу, словно не зная, как высказаться. — Коль скоро я занялась этим делом и назначила Венди расследовать его, я хотела бы узнать твое мнение по одному вопросу. Как считаешь, может ли Верити Роудз быть в этом замешана?

Верити Роудз, начальница, заказавшая мне статью про Касси. Кстати, именно Верити познакомила меня со Спенсером, случайно, конечно…

— Венди! Проходи. — Касси делает приглашающий жест. — Я уже предупредила Салли, что ты будешь копаться в ее личной жизни.

— У меня, между прочим, уже созрела одна идея, — кивает Венди. — Я просмотрела домовую книгу, все договоры аренды квартир в доме Спенсера. Так вот, мало того, что за соседнюю квартиру заплатили арендную плату на два месяца раньше, чем ты появилась у Спенсера, предыдущего жильца еще уговорили уступить свое жилье и переехать в другое крыло, в свободную квартиру, за сорок штук баксов. — Венди пытливо смотрит на меня. — Как ты думаешь, у кого может быть такая куча свободных денег?

— Уж точно не у Спенсера, — отвечаю я.

— Нет? — удивляется Касси.

— Нет.

— Но разве он плохо зарабатывает? — хмурится Касси.

— Это длинная история. Но поверьте мне, он не мог позволить себе вышвырнуть на ветер такую сумму.

— Любопытно, — недоверчиво тянет Венди, сверившись с записями. — А знаете почему? По словам Джуллиарда, деньги за аренду квартиры для чернокожей танцовщицы выделила издательская фирма «Беннетт, Фицаллен и К°». Разве не там работает Спенсер?

— Да, но…

— Погоди. Я позвонила Кейт Уэстон, чтобы проверить информацию, меня тотчас соединили кое с кем повыше, и там заверили, что понятия не имеют о подобном финансовом проекте. Мне было сказано, цитирую: «Мы не вкладываем деньги в танцоров. Если бы мы и хотели кому-то предоставить квартиру, то наверняка это был бы какой-нибудь достойный человек из нашего издательства». Логично, не так ли?

Касси выжидательно смотрит на меня:

— Салли, я вижу, ты думаешь о том же, о чем и я.

Качаю головой:

— Не хочу тебя разочаровывать, но у меня, по-моему, перегрев мозгового центра.

— Если мы ищем того, кто арендовал квартиру по соседству задолго до того, как Спенсер встретил тебя, мы должны копать в его связях того времени. Кто не пожалел бы сорока тысяч долларов, чтобы узнать, кого водит к себе Спенсер по ночам?

— Верити? — удивляюсь я.

— Не-а. Корбетт. — Корбетт Шредер — муж Верити. Очень могущественный, властный и богатый пожилой мужчина. Верити — его вторая жена.

— Верити Роудз? Корбетт Шредер? Не вижу связи со Спенсером, — пожимает плечами Венди.

— У Верити был роман со Спенсером, — поясняет Касси.

— До меня, — считаю нужным добавить я.

— А разве не она дала тебе задание написать о Касси?

Киваю в ответ.

— И ты закрутила роман с парнем своей начальницы из «Экспектейшнз»? — Венди смотрит на меня с восхищением. — Ты непростая штучка, Салли!

— Хватит, Венди, — одними губами произносит Касси, пресекая бестактность.

Мог ли Корбетт Шредер делать съемки в квартире Спенсера? Мог ли? Думаю, да. Зачем? Да все очень просто. Верити родила Шредеру сына. Запись измены можно было бы использовать против жены при разводе, чтобы отсудить себе права на ребенка. Или, наоборот, с помощью записи удержать Верити от желания подать на развод.

В жизни Спенсера неожиданно появляюсь я и сразу же оказываюсь в его постели, где столько времени торчала Верити. В этом случае и Верити могла установить камеру — чтобы следить за неверным любовником.

Хотя это вряд ли. Верити слишком горда и независима, чтобы волочиться за Спенсером. Когда она догадалась о нашем со Спенсером романе, она удивилась вовсе не тому, что он бросил ее. Куда больше ее возмутило, что он променял ее на столь недостойное внимания существо, как Салли Харрингтон.

Нет, это не Верити, это ее муж. Всем известно, что этот магнат преуспел в шпионаже внутри своей корпорации. Он всегда предпочитал держать окружающих под строжайшим контролем. Жена не стала исключением из правила.

Ну и вляпалась же я! Просто из огня да в полымя!

— Сообщи новые данные Бадди Д'Амико, — обращаюсь я к Венди. — Он разрабатывает версию о том, что виновен кто-то из жителей Каслфорда. Скажу больше, мы предполагали, что это мог быть Филипп О'Харн.

Касси хмурит брови:

— Ты о том мерзавце? Друге твоего отца? То есть бывшем друге?

— Да. Моя мать уверена, что это он.

— Боже мой!

Резкий стук в дверь. Появляется взволнованное лицо Уилла Рафферти.

— Касс, прошу прощения, но у нас возникли проблемы. — Взгляд Уилла перемещается на меня. — Ты должна пойти со мной. Сейчас же!

— В чем дело? — недоуменно спрашивает Касси.

— Прибыли детективы из полицейского управления Нью-Йорка. Помните того парня, которого привела с собой Салли? Приятеля Лилиан Мартин?

— Клифф, — киваю я. — Клифф Ярлен. А что случилось?

— Ты — последняя, кто его видел. В аэропорту, куда вы приехали с Александрой. Сейчас копы маринуют ее по полной программе. Они выпытывают, когда вы приехали в аэропорт и знали ли, куда он направлялся.

— Он возвращался в Лос-Анджелес, — отвечаю я. — Ждал, пока расчистится небо для полетов… — Неожиданно обрываю сама себя. — Только не говори, что Клифф тоже пропал!

— Хуже! Он мертв. Кто-то дважды выстрелил ему в затылок. Пуля двадцать второго калибра. Его тело обнаружили в аэропорту в грузовом самолете этим утром. Самолет стоял в ангаре.

Я делаю глубокий вдох, чтобы прийти в себя.

— Александра хочет, чтобы ты поговорила с копами в присутствии одного из наших юристов. — Уилл осторожно берет меня под руку и ведет к двери. Прежде чем я успеваю подумать о том, как предусмотрительно мне предлагают адвоката, Уилл добавляет: — Если я подсуну копам тебя, то смогу хотя бы вырвать из их лап Александру, чтобы она провела выпуск новостей.

Н-да, таков журналистский мир.