ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Опять спустимся на землю. Тут еще остались нерешенные вопросы. Кто должен открыть колхозную электростанцию, работающую на «звездном топливе»? И наконец, необходимо разрешить вопрос, который волнует мистера Мейсона.

Мейсон из деликатности не подходил близко к планеру, но все же ему не терпелось проверить свою догадку, и он, показав прутиком в небо, спросил у Набатникова:

— «Унион»?

— Прямым сообщением… В назначенный срок, — ответил тот, озабоченно приподнимая крышку.

— Зачем? — все более настойчиво расспрашивал Мейсон.

Набатников стоял к нему спиной, глядя на приборы, которые присоединял инженер к контактам внутри планера.

— Зачем? Зачем?.. — рассеянно повторил Афанасий Гаврилович. — Чтобы всюду было светло… А потом, как говорит мой друг Серафим, чтобы у женщин были красивые руки… Нет, нет, не сюда, — поправляет он инженера. — Теперь определим мощность.

Старик Соселия разочарованно отворачивается и отходит в сторону. Верно говорят, что все ученые — чудаки. Бритву зачем-то подарил, обещает женщинам красивые руки. Все только обещает. А электростанция где? Зачем людей обманывать?

— Симон Артемович! — слышит он голос Набатникова. — Принимай свое хозяйство.

Не спеша, с сознанием собственного достоинства подходит Соселия.

Рядом с птицей лежит снаряд, какие приходилось видеть еще во время войны. Тяжелый снаряд — не поднимешь.

Ошибся старик. Набатников спокойно приподнимает снаряд и на вытянутых руках несет его Симону Артемовичу.

— Вот вам и электростанция. Подарок советской науки.

Соселия растерянно принимает его, кланяется!

— Спасибо, дорогой… Только…

Набатников перебивает:

— Благодарить не за что, Симон Артемович. Мы для проверки даем вам эту электростанцию. Будем следить за ней, изучать.

Вполне понятно, что Набатников не хотел здесь читать лекцию о технических особенностях электростанции, тем более что наблюдать за ней будут сотрудники института, а не местные электрики. Но Бабкин уже догадался, в чем дело. На цилиндрическом снаряде была выбита марка АЯС-15. Так вот чего наконец добился изобретатель Ярцев!..

Эта марка ничего не говорила Мейсону, но разве он не был инженером, разве, сопоставив некоторые технические данные, факты и собственные наблюдения, он не догадался, что в форме обтекаемого снаряда, занимающего почти весь фюзеляж планера, находился аккумулятор особого типа и, вероятно, огромной мощности.

— Аккумулятор? — спросил он для подтверждения своей догадки.

Набатников подтвердил, чем вызвал глубокое разочарование тракториста.

— Ну, это чистая морока, — вздохнул Горобец и, почесывая затылок, сдвинул на глаза кепку. — А заряжать его где?

Афанасий Гаврилович поднял руку к небу.

— Там.

— «Небесной силой»? — ухмыльнулся Горобец. — Шуткуете, товарищ начальник.

— Вот Фома неверный! Ведь собственными же глазами видел «Унион». Там таких птичек, — Набатников показал на планер, — можно десятки разместить.

— Значит, они каждый день должны прилетать?

И Горобец совершенно резонно подтвердил это положение из собственной практики. Попробуй не подзарядить тракторный аккумулятор, а ведь он только искру дает, и фары от него светят. А на селе десятки ламп, потом будут станки в мастерской, да клуб, да всякое другое хозяйство. Воду тоже надо качать, подвесную дорогу строить. Да разве тут аккумуляторы потянут? Придется каждый день менять.

Набатников мягко потрепал его по плечу:

— Все подсчитано, друг мой: раз в полгода будет прилетать сюда птичка и приносить дары небесные…

Бабкину это уже начинало нравиться. Казалось бы, какие обветшалые слова: «сила небесная», «дары небесные». А сейчас, сбросив с себя мистическую шелуху, они заиграли вновь, обозначая точные физические понятия. Не зная нужных подробностей, Бабкин мог лишь предполагать, каким образом Афанасию Гавриловичу удалось эту «силу небесную», то есть космическую энергию, заставить служить человечеству. Он же говорил, что нашел новые частицы, которые в специальных уловителях (возможно, резонансных, как предполагал Тимофей) превращали одно вещество в другое. Освобожденная атомная энергия каким-то неизвестным доселе способом становилась электрической и заряжала сверхмощные ярцевские аккумуляторы.

«Ну а дальше, — продолжал размышлять Бабкин, — все было проще простого: по заданному плану электронно-вычислительное устройство с помощью автоматики и катапульты выбрасывало в нужном месте планер, и он летел прямо на маяк. Конечно, его сигналы должны быть специально кодированы, иначе птичка полетит на любую радиостанцию, если она работает на той же волне, что и птичкин приемник».

Один из инженеров взял у Соселия чудесный аккумулятор, взял просто, как сверток, под мышку и понес его в каменную будку. Там, если не считать массивного, как несгораемый шкаф, цилиндра, тоже ничто не могло удивить Бабкина. А ведь сейчас люди присутствуют при монтаже единственной в мире электростанции, которая работает не на угле, газе, нефти, сланце, торфе, не на каком другом обычном топливе, не на гидроэнергии или энергии солнца, ветра, даже не на атомном горючем, а на звездной вечной энергии, той, что никогда не исчезнет.

Любитель точных определений, Бабкин искал более емкое и конкретное название для новой, необычной электростанции и с некоторой иронией все же решил, что она работает на «звездном топливе», Димка бы ее назвал весьма романтически: «Звездная электростанция колхоза «Рассвет». Интересно звучит. Жаль, что Димка не попал на открытие. Потом будет каяться.

Инженер опустил снаряд-аккумулятор в толстостенный цилиндр, затянул гайками приготовленные заранее медные шины и все это закрыл стальной крышкой.

Набатников молча подошел к цилиндру, несколько раз щелкнул рукояткой замка и повернулся к собравшимся.

— Надеюсь, что вам не нужно объяснять, почему электростанция должна быть за семью запорами. Ведь пока она первая в мире.

Кому-кому, а профессору Набатникову было известно, что далеко не все его сотрудники и даже друзья одобряли этот проект.

«Поставить на опытную эксплуатацию секретный ярцевский аккумулятор где-то в горном селении? Нет уж, увольте», — возмущался Дерябин, доказывая, что подобное изобретение может понравиться на той стороне, где его постараются использовать в военных целях. Потом пришли к выводу о необходимости серьезной охраны «колхозной электростанции». Предусмотрели надежный сейф с секретным замком, электронную блокировку, при нарушении которой всюду завоют сирены… Да мало ли что было сделано для защиты электростанции от «любопытных».

Так и предполагал Бабкин. Но он тщетно ломал себе голову, как изобретателю Ярцеву удалось добиться, чтобы его знаменитый аккумулятор не разряжался сам по себе. Ведь Афанасий Гаврилович только что сказал, будто новый аккумулятор, то есть АЯС-15, надо менять раз в полгода. А прежние образцы разряжались чуть ли не через сутки. Очень странно. Однако Бабкин уцепился за интересную мысль. Теоретически доказано и рассказано в популярных книжках, что ежели в металлическом кольце возбудить ток, а кольцо это поместить в камеру, где бы удалось получить температуру абсолютного нуля, то мы, так сказать, имеем своеобразный аккумулятор, по причине того, что ток этот будет бегать по кольцу сколь угодно, что и подтверждено соответствующими опытами.

«А если так, — рассуждал Тимофей, с уважением поглядывая на цилиндр, где хранилась «сила небесная», — то не запрятал ли Ярцев свой необыкновенный аккумулятор в коробку с космическим холодом? Ведь там, наверху, как уверяют нас физики, — абсолютный нуль. Но можно ли этот нуль, то есть мороз в двести семьдесят три градуса, сохранить на земле, как ледяную воду в термосе?.. Впрочем, и не до того люди додумываются».

Эта успокоительная мысль даже с точки зрения самого Бабкина не выдерживала никакой критики, но сейчас ему некогда было заниматься гипотезами, потому что уже собрался народ и все с минуты на минуту ждали, когда загорится свет на колхозной улице.

Пора бы и включить рубильники. Уже темнеет, а инженеры все возятся у щитка, самого обыкновенного, со стрелочными приборами, ничем не отличающимися от тех, что используются на аккумуляторных подстанциях.

Обычно на открытие межколхозной или районной электростанции приглашаются знатные люди. Они произносят речи, торжественно перерезается красная ленточка у дверей. Так и должно быть. Ведь это большой праздник.

Здесь же все оказалось по-иному. Набатников считал, что рано выдавать авансы. Пока это только опыт, первый в истории человечества, — кстати говоря, наглядно доказывающий материалистическую сущность мира. И кто знает, можно ли сейчас всерьез надеяться на недавно открытую «силу небесную», будет ли она честно работать, не так, как ее мифическая предшественница?

Будучи убежденным атеистом, Набатников не верил ни в бога, ни в чертей, но в данном случае не очень-то верил и в небесную энергетику. Пока, по самым скромным подсчетам, киловатт-час этой энергии стоил многие сотни рублей. Пройдут годы, прежде чем ее будет выгодно применять. Да и то в особых, исключительных случаях. Неизвестно, что из этого дела получится, но есть надежда, что внуки доживут до тех дней, когда «небесная сила» заменит в электростанциях уголь и нефть, когда она будет самой дешевой и везде, в любом уголке мира, доступной.

Набатников вошел в будку электростанции. Перед глазами три рубильника. Их нужно включить одновременно, чтобы свет засиял всюду во всем селении.

Кто же будет включать? Кому предоставить эту честь? Афанасию Гавриловичу хотелось пусть не по традиции, не официально, но отметить этот праздник, хотя бы ради первого успешного эксперимента, от которого во многом зависит будущее космической энергетики.

Он обернулся назад и, остановившись в дверях, ищущим взглядом окинул собравшихся. Ну, прежде всего, один из рубильников должен включить председатель колхоза Симон Артемович. Второй включит кто-нибудь из самых старейших колхозников и, наконец, третий — вон тот молодой парень, которого представили Набатникову как лучшего бригадира.

Так бы и сделать. Достойные люди. Но в сердце шевельнулось что-то иное, оно таилось как боль и вдруг выплеснулось наружу. Он заметил в толпе закутанную в черный, порыжевший от времени платок старую мать. Говорили, что ей лет восемьдесят и она воспитала множество детей и внуков. Великая честь для ученого Набатникова, если ее руками, теми, что без устали нянчили детей, то есть наше будущее, включится первая космическая электростанция на Земле. Ведь она тоже для будущего.

Рядом, опершись на лопату, стоит женщина много моложе той. Война лишила ее детей, не пришлось их долго нянчить. Но руки ее, драгоценные руки, сколько они перетаскали камней, сколько вымостили дорог!.. Да разве за такой великий подвиг она не достойна зажечь небесный свет на родной земле? Пусть это будет символом того, что настанет время, когда ни она, ни одна женщина нашей планеты не будут знать тяжелого труда.

И вот наконец Набатников выбрал третью из тех, кто успеет по-настоящему воспользоваться дарами неба и ради которой все это делается. Расширив от удивления черные глазенки, смотрела на него голоногая девчушка в коротком платьице и чувяках.

Он попросил двух женщин подойти к рубильникам, поднял девочку и объяснил, что нужно сделать. И вот три руки: высохшая, сморщенная от старости, другая жилистая и мозолистая, совсем не похожая на женскую, и, наконец, пухлая детская ручонка включают «небесный свет» и заставляют работать неистощимую силу, которая дремала в вечности мироздания.

Далекий от сентиментальности и тем более нарочитой позы, Афанасий Гаврилович благодарно поцеловал эти женские руки и прикоснулся губами к измазанной чем-то сладким щечке ребенка.

— Когда-нибудь вспомнишь, детка!

Не только она, но и все будут помнить. Яркие, оранжевые, словно наполненные апельсиновым соком, вспыхнули лампы. Осветилась улица, загорелся свет в окнах. Над входом в клуб засияла реклама нового фильма: «Дорога в Завтра».

Бабкин его уже видел и презрительно усмехался. Фильм делали очень долго, а потому стал он не фантастическим, а историческим. Знал бы сейчас режиссер, что здесь, в грузинском селе, вспыхнул даже не завтрашний, а послезавтрашний свет. Но ведь об этом почти никто не знает. И правильно, зачем раньше времени хвастаться?

Принимая благодарности и поздравления, Набатников отшучивался, говорил, что пока еще рано благодарить — цыплят по осени считают, — а сам нетерпеливо посматривал на фургон с радиолокаторами и всякой другой аппаратурой. Он ждал вызова Дерябина, который должен был сообщить по радио, как идут испытания «Униона».

Наконец дежурный радист позвал Набатникова к аппарату. Прежде всего Дерябин сказал, что телеметрические данные, относящиеся к объектам № 1 и № 2, принятые на контрольных пунктах и уже расшифрованные в институте, вполне удовлетворительны.

Это обрадовало Афанасия Гавриловича, но он тут же посочувствовал пассажирам «Униона». «Бедный Серафим, бедный Димка, думали ли вы раньше, что вас будут именовать «объектами», да еще нумерованными? Но ничего не попишешь, это простейший шифр». Дерябин сообщил, что пульс, кровяное давление, дыхание и прочие показатели состояния здоровья космических путешественников не вызывают опасений. У главного врача «Униона» Марка Мироновича все эти данные перед глазами, вычерчиваются графики, кривые, и никакое даже мало-мальски серьезное изменение в показателях не останется незамеченным.

Набатников облегченно вздохнул. Как ни говори, но даже в самые торжественные минуты, когда планер удачно приземлился, когда проверен был космический аккумулятор и включена электростанция, у Афанасия Гавриловича нет-нет да и заскребут кошки на сердце. А что там, наверху? Как поживают друзья мои, родные, дорогие?

— Спасибо, Борис, за приятные вести. Теперь докладывай насчет технических показателей первой группы, — нажимая на «о», говорил Набатников в микрофон. Есть отклонения от нормы?.. Нет, нет, без цифр… А вторая группа как поживает?..

Его интересовали скорость полета, высота, не перегревается ли оболочка, то есть все, что касается движения «Униона». Ко второй группе Набатников относил данные, определяющие среду, в которой сейчас летит «Унион», какова там температура, космическая и солнечная радиация и так далее. Потом его интересовала третья группа — наблюдение за планетами, и, наконец, — изучение биологических условий в космосе: деление клеток и прочее.

Обо всем этом он спросил мельком. Дескать, нет ли тут чего-нибудь особенно выдающегося, хотя прекрасно понимал, что выводы можно сделать лишь после тщательного изучения материала.

Но был еще опыт, о котором Дерябин мог бы сказать вполне конкретно. Странно, почему он об этом умалчивает? Видимо, из скромности. Ведь именно он, Борис Захарович Дерябин, так упорно настаивал срочно испытать новые ярцевские аккумуляторы. Ну и что получилось? Так же хорошо, как и здесь?

— Операция «Чайка» проводится успешно, — наконец-то сказал Дерябин. Кроме вашего получены сообщения из пунктов «Б» и «В». Сердечно благодарят.

Все идет как нельзя лучше. Если раньше Набатников в какой-то мере сомневался в точности приземления планеров, посланных с «Униона», то сейчас эти сомнения отпали. По заранее разработанному плану портативные радиомаяки были доставлены на дрейфующую станцию, то есть в пункт «Б». Затем в лагерь геологической экспедиции, где в труднодоступной горной местности были найдены рудные ископаемые. Теперь в этом пункте «В», куда уже прилетела «Чайка» с мощным аккумулятором, можно начать предварительную разработку пласта. На первое время электроэнергии хватит.

Радиомаяки были разосланы и в другие пункты, расположенные на Крайнем Севере, в тайге, степи, где почти нет никаких энергетических ресурсов. Ведь страна наша огромна, и природные условия в ней столь разнообразны, что электрифицировать ее обычными способами далеко не всегда возможно.

А кроме того, у нас есть друзья. В странах, где они живут, не везде легко добывается электроэнергия, без которой немыслим человеческий прогресс. Вестниками мира и счастья вот-вот должны полететь «чайки» в разные страны, где они очень и очень нужны.

Сейчас в отсеках «Униона» «чаек» разместилось немного, но в следующий полет, если опыт окажется удачным, можно захватить их побольше. Конечно, тут многое зависит от экспериментального цеха, где делаются новые ярцевские аккумуляторы.

Набатников давно уже переговорил с Дерябиным, выяснил все, что можно, но, несмотря на добрые вести, его все же не покидала тревога за людей, которые летят сейчас в черной пустоте. Стараясь успокоиться, он думал о будущем своего недавнего открытия.

Маленькие электростанции по всей стране, космическая энергия, падающая на Землю «манной небесной». Кто знает, не будет ли она продаваться в магазинах в «расфасованном виде».

Планер закрепили на крыше фургона. Набатников сердечно попрощался с колхозниками и вместе с Мейсоном и Бабкиным сел в машину. Бабкина опять посадили впереди. Глядя на черную и блестящую, будто сапожными щетками начищенную дорогу, Тимофей заскучал по дому. Надоело ездить. У Димки другой характер, он непоседа. Интересно, куда его пошлют после этой командировки? Все ничего, но ведь опять встретится какая-нибудь Римма. Не везет парню. И лишь сейчас Бабкин вспомнил, что второпях не успел прочитать ее письмо как следует. Он даже не понял, почему оно адресовано ему, а не Димке? Опять какой-нибудь ловкий ход.

Ошибался Тимофей. После всего того, что произошло, Римма не могла писать Вадиму, но у нее оставалась крохотная надежда на Бабкина — может быть, он замолвит за нее словечко перед Дерябиным или кем-нибудь другим из начальства, чтобы ее опять устроили в лабораторию. Вернувшись в НИИАП, Медоваров сразу же подписал приказ об увольнении Риммы «за халатность и нарушение трудовой дисциплины». Зачем тащить за собой «хвост», который может повредить на новой работе?

Так кончилась «научная карьера» Риммы. Пришлось поступить официанткой в ресторан, где она часто бывала с Петром, где ее однажды встретили Нюра и Поярков. Там она любила танцевать.

«…А сейчас не потанцуешь, — писала Римма. — Так набегаешься за вечер, что ног совсем не чувствуешь. Теперь я ненавижу танцы, ненавижу грязные тарелки, придирчивых посетителей, жалкие чаевые. Всех, всех ненавижу. Особенно Аскольдика, он как прилетел с курорта, все время надо мной издевался. А вчера в ресторан не пришел — отца, говорят, арестовали за взятки. Теперь Аскольдик будет приключенческими книжками спекулировать. Он и раньше этим занимался. Ловкий мальчик — проживет».

Тимофей дочитал письмо и вздохнул. Спутники, ракеты, летающие вокруг Солнца, «Унион», дороги к звездам… Время-то какое необыкновенное!.. Но когда же на земле переведутся пакостники и ловкачи?

Он бы мог долго размышлять на эту тему, сетовать, что, мол, многие из нас чересчур благодушны, что нет настоящей непримиримости к подобным делам, однако его отвлек разговор Мейсона и Набатникова.

— Вы знаете, мистер Набатников, о чем я все думал, когда смотрел на вашу серебряную птицу? — издалека начал Мейсон, вынимая портсигар. — Разрешите курить?

Получив согласие, Мейсон нажал кнопку зажигалки и, затягиваясь сигаретой, продолжал:

— Я вспомнил черный орел. Две птицы, но какие разные! Одна грязный шпион, другая несет свет, радость… Я видел здесь счастливых людей. Они радовались, что получили свет неба… Скажите, мистер Набатников, вы верите в то, что это не просто удачный эксперимент, и ваша птица может так очень точно сесть в любом месте?

— Да, конечно. Но для этого нужен маленький радиомаяк. То есть надо попросить эту птицу прилететь туда, где ее ждут.

Мейсон помолчал, нервно потушил сигарету и всем корпусом повернулся к Набатникову.

— Но птица может принести не аккумулятор, а водородную бомбу?

— Не знаю. Этим вопросом я не интересовался. Да и к тому же, в случае необходимости, можно использовать межконтинентальную баллистическую ракету. У нее побольше нагрузка.

Обладая достаточным тактом, Мейсон не расспрашивал о тех или иных технических подробностях в конструкции «Чайки», о том, как устроена катапульта в «Унионе», чтобы выбрасывать их одну за другой. Его интересовала, если так можно выразиться, общая постановка вопроса.

— Насколько я понимаю, — вновь заговорил он, — ваша птица может очень точно сесть в любое место Нью-Йорка, Вашингтона или какого-нибудь другого города?

— Да что вы говорите! — не смог сдержать улыбки Набатников. — Соединенные Штаты на одном из первых мест в мире по выработке электроэнергии. Там есть Ниагара, множество других рек, страна богата нефтью. Так неужели Нью-Йорку или любому американскому городу потребуется сравнительно ничтожная энергия нашей птички? К тому же ее никто и не просит.

Мейсон тяжело вздохнул.

— Есть люди, которые очень просят. Их можно видеть в Пентагоне, на Уолл-стрите. Я этого очень не хочу.

Бабкин хоть и плохо понимал по-английски, но в данном случае до него дошел даже подтекст. От себя бы он добавил, что этого не хочет не только владелец маленькой фирмы Мейсон, но и Набатников, Багрецов — никто из честных людей на всей планете.

Неужели это так трудно понять и сделать разумные выводы?

Загрузка...