Последний Рубеж

Глава 2

Гигантским исполином поднялась над лесом скала Эль Капитан, пряча свою вершину в облаках. С площадки кемпинга, недалеко от берега Мерсед Рива, укрывшись в тени высоких сосен и кедров, доктор Леонард Маккой вглядывался сквозь бинокль в лик скалы. Эль Капитан стоял по стойке «смирно», образовав прямой угол над уровнем леса. А грудь Эль Кэпа была образцом аккуратности – ни единой морщинки не было видно на гладко отутюженном мундире – отвесная, отполированная ветрами стена, не представляющая никакого интереса для любителей высоты.

Только глупец или сумасшедший рискнул бы взобраться на нее.

Уткнувшись в бинокль, доктор долго и тщательно рассматривал скалу, пока не нашел то; что искал: одинокую человеческую фигурку, прижавшуюся к скале. Издалека Джеймс Кирк был похож на москита.

Маккой беззвучно выругался. Кирк задумал подняться на несколько сот метров выше себя, и он сделал это – несмотря на громкие протесты доктора – без снаряжения, без каната, без всего. Если руки Кирка ослабеют в критический момент…

"– Ты прекрасно проведешь время, – с ухмылкой передразнил Маккой Кирка. – Ты сможешь наслаждаться своим коротким отпуском и расслабиться.» – Он опустил бинокль, и Кирк стал едва различимым пятнышком на фоне Эль Кэпа. – И это ты называешь расслабиться? Да я весь – комок нервов.

А само по себе предложение Джима выглядело превосходным. Йосемит был идеальным местом для короткого, неожиданно подвернувшегося отпуска. Он притягивал к себе своей уединенностью, а его дикая, первозданная красота наполняла Маккоя смиренным благоговением. Он не был в Йосемите с детских лет и с глубокой радостью обнаружил, что эти места не изменились, остались такими же величественными и необъятными для взрослого, как и для души ребенка.

Но находясь в сердце этого сурового рая, он не мог по-настоящему расслабиться и насладиться им и, честно говоря, был зол за это на Джима. Казалось бы, чего еще надо Кирку? Федеральный Совет наконец предоставил ему то, чего он ждал долгое время: понизил до звания капитана, возвратил ему «Энтерпрайз», вернее, тезку старого «Энтерпрайза», под его командование. Другой на его месте был бы счастлив, но Кирк на борту нового корабля ушел в себя, стал раздражительным, молчаливым. И Маккой посчитал, что кстати выпавший отпуск будет решением проблемы Кирка.

Поначалу так оно и было, но в последнее время поведение Кирка стало безрассудным. Вчера доктор предложил ему покататься на байдарках, Джим согласился, но наотрез отказался надеть спасательный пояс, пока доктор в приказном порядке не настоял на своем. В отместку Джим отыскивал самые опасные места на порогах реки и чуть было не утопил и себя, и Маккоя, следовавшего в своей байдарке по его сумасшедшим следам.

Кирк даже не извинился за свое сумасбродство на реке, наоборот, злился и досадовал за опеку доктора над ним. И тут же объявил о своем решении взобраться на Эль Капитан без страховочного снаряжения и был, кажется, доволен тем, что доктор расстроился из-за его очередной безумной затеи.

Было из-за чего расстраиваться. Насколько стало известно доктору, только самые искусные скалолазы пытались взобраться на Эль Кэпа, и все они использовали снаряжение. А если самые искусные из искусных во всем мире и ходят в горы без страховки, то не в одиночку, и предварительно требуют, чтобы на каждой базе была электромагнитная подушка на случай, если произойдет несчастье.

Джим даже слушать не хотел.

Маккоя поражал человек, который только что получил все, чего ему хотелось в его жизни – свой корабль, свою команду – и ни с того, ни с сего решивший все погубить, и прежде всего самого себя.

Но больше всего Маккоя расстраивало то, что Кирк начисто отрицал все его обвинения, отказывался от серьезного разговора и даже предположил, что сам доктор – параноик и срочно нуждается в лечении.

Бог знает почему, Маккой даже не пытался опровергнуть это нелепое предположение. Скорее всего потому, что все они нуждались в отдыхе, а вместе с ними и новый корабль, который сляпали так поспешно, что почти половина команды была вынуждена готовить его к полетам. К тому же все они были вымотаны событиями, связанными с освобождением Спока: смертью сына Кирка – Дэвида Маркуса, потерей старого «Энтерпрайза», нелепым судом, задуманным Федеральным Советом, и предстоящим приговором.

И все-таки, по мнению Маккоя, ни одно из этих нерадостных событий не объясняло нынешних действий Кирка. Со стороны кажется, что он хочет показать кукиш смерти. Об этом говорили не только плавание на байдарках и его теперешнее покорение скалы. Было много других, почти неуловимых признаков и поступков, хотя бы то же подкладывание дров в костер, когда Кирк так близко подступил к огню, как будто приглашал порывистое пламя охватить его и сжечь.

Маккою ничего подобного не хотелось. Он устал и еще не пришел в себя после психического стресса, который он перенес как «курьер катра» Спока, и йук-ритуала «фал тор пан», отделившего его сознание от сознания вулканца.

– Прекрати это, Джим, – тихо, как бы самому себе, приказал доктор и спохватился: в такой ситуации опасно разговаривать даже с самим собой.

Он хотел было вновь припасть к биноклю, но заметил Спока, направлявшегося к лагерю. На вулканце были башмаки-левитаторы, он медленно пробирался сквозь ветвистые деревья в нескольких метрах над землей, густо покрытой сухими сосновыми иголками.

Маккой помнил горы Селея и Вулкании – они были намного выше и труднодоступнее земных. И его не удивило равнодушие Спока к тому, что Кирк надумал взяться за Эль Кэпа. Больше того, вулканец, казалось, целиком был поглощен местными деревьями и собирался потратить все утро на изучение древних исполинов-секвой, тщательно исследуя каждый искривленный корень, уходящий в землю, и всякую ветвь, устремленную в небо. Как бы подчеркивая серьезность своего намерения, Спок вежливо предложил Маккою присоединиться к нему, но доктор так же вежливо отказался, предоставив Споку и Кирку самостоятельно изучать местные феномены высоты. Он предпочитал искать приключений поближе к земле.

При виде Спока у доктора мгновенно родилась новая идея. Он энергично замахал рукой, прося вулканца подойти к нему…

Почти в трехстах метрах над ними Кирк балансировал, стоя на одной ноге, прижав тело к холодному камню скалы. Прямо над его головой была узкая щель, и он осторожно опробовал ее. Щель – не щель, а выбоина, в которую можно вместить два пальца до второго сустава. И он вставил их – указательный и средний – вставил надежно, затем сделал глубокий вдох, такой же глубокий выдох.

Напряжение достигло предела.

Одно мгновение рассеянности, промедления, одна незаметная ошибка – и смерть станет неизбежным исходом.

Откровенно говоря, он отдавался лазанью по горам, как и плаванью на байдарке, по одной и той же причине: потому что это не позволяло ему думать, мешало ощущать. А было много всего, о чем бы ему не хотелось думать, чего не хотелось бы ощущать. И прежде всего: не ощущать боли от потери сына Дэвида, не думать о том, что Кэролл Маркус все еще не хотела знать его. И все-таки он думал и почти наверняка знал, что ее молчание было обвинением, признанием его вины за гибель сына.

И хотя между утратами была огромная разница, не менее острой была боль от утраты «Энтерпрайза». Новый корабль не мог заменить старого, хотя вначале Кирка радовала сама возможность иметь под своей командой корабль – хоть какой-нибудь, но корабль.

Увы, новый корабль не был «Энтерпрайзом», если не читать имени на его корпусе. Настоящий «Энтерпрайз» дал ему и команде все, перенес все испытания, даже искалеченный насмерть. Новый корабль даже чашку кофе не мог по-настоящему синтезировать – во рту раздражал металлический привкус напитка. Почти так же, как раздражал глаза корпус из металла, названный кораблем.

У него не было ни сына, ни Кэролл, ни корабля. Правда, его привлекала Джиллиан Тейлор, и он надеялся (проклятье! может, он надеялся забыть с нею смерть Дэвида?). Но Джиллиан была слишком поглощена своей работой в новом институте китов и проблемой восстановления их популяции – китов-горбунов в частности.

А в общем, Кирк чувствовал пустоту своей жизни. Он остался без руля.

«Джеймс Кирк, герой всех времен. Ты можешь спасти галактику от разрушения, но ты не в состоянии навести в своей жизни порядок.»

Встряхнув головой, избавляясь от мыслей, как от назойливой мухи, Джим сосредоточил все свое внимание на скале. Вот и новое углубление на уровне его глаз, недостаточное, чтобы уцепиться за него и продержаться какое-то время, но как опора для толчка сгодится и оно. Цепляясь краешками пальцев за углубление, он резко рванулся вверх.

Этот последний толчок был обнадеживающим и изнурительным одновременно. Неподвижно припав к скале, чтобы перевести дыхание и осмотреться, Джим невольно ахнул, пораженный открывшимся ему изумительным видом. С высоты Мерсед Рива казалась не рекой, а тропой, огибающей подножие склона Хаф Дом и отделяющей его от леса. Ни грозных порогов, ни бурного течения – мирная тропа для прогулок.

«Жаль, Маккоя нет рядом, чтобы насладиться таким видом, – подумал Кирк и тут же убедил себя в обратном, – хорошо, что не слышно его нытья и жалоб на головокружение от высоты.»

Неожиданно позади себя он услышал легкий шорох. «Сокол», – мгновенно пронеслось в его голове, и он инстинктивно прижался к скале, борясь с непроизвольным чувством страха и возможной потерей равновесия. Меньше секунды потребовалось ему, чтобы прийти в себя.

– Приветствую вас, капитан! – сказал Спок. Его руки цепко обхватили Кирка за спину; так он всегда здоровался. И Джим вспомнил, что Спок прихватил с собой на базу башмаки-левитаторы.

Сердиться, досадовать на Спока, чуть не ставшего причиной его падения вниз, было бесполезно. Не представляя себе реальной опасности, всякий упрек в свой адрес он воспринял бы как разрядку после испуга. Никакие доводы на него не подействуют, а ненужный и бессмысленный спор вызовет только возбуждение. Поэтому Кирк подавил свое недовольство и расслабился, не забывая, где он находится.

– Спок, – спросил он как можно небрежнее, – что заставило вас забраться на такую верхотуру?

– Желание разделить ваш успех.

– Вы мне льстите, – Кирк скривил губы, – всего лишь двести метров над уровнем Йосемита, и тут вы меня настигли.

Это был явный намек на то, чтобы Спок исчез. Но вулканец, как обычно, не понял его и простодушно продолжал отвечать на вопрос:

– Но, к моему сожалению, я должен сообщить, что у вас нет опасности побить рекорд свободного подъема на Эль Кэп…

– Я не думаю ни о каких рекордах, – прервал его Кирк, – я делаю это потому, что мне так нравится. Нет нужды говорить, что самая важная причина для подъема на гору…

Спок с неподдельным интересом склонился к нему:

– Какая?

Джим улыбнулся, откинув голову назад, чтобы увеличить обзор, пристально вгляделся в затянутую облаками вершину скалы и закончил свою мысль:

– Это само существование горы.

Увидев очередную щель, он исследовал ее пальцами и нашел достаточно глубокой.

– Капитан, – без всякой связи с предыдущим разговором сказал Спок, – я думаю, вы не осознаете опасность вашего положения.

Кирк тяжело вздохнул – его каламбур не оценили: все тот же печальный результат для всех истинных художников слова. И тут его нога сорвалась с крошечного уступа, и он повис на руках. Из-под ноги вырвался град камней, потревожил грохотом мирную долину. Обеспокоенный Спок придвинулся ближе, но Кирк уже нащупал место для ноги и бросил свирепый взгляд на своего опекуна: еще одна нравоучительная фраза – и…

– Напротив, – как ни в чем не бывало, ответил он на предупреждение, – я всегда думаю об опасности, потому и нахожусь здесь. А почему бы вам не отправиться донимать доктора Маккоя?

– Доктор Маккой сегодня не в самом лучшем настроении, – признался Спок.

Замечание Спока было настолько точным, что тут же подтвердилось. Со своего безопасного места наблюдения Маккой видел, что произошло с Кирком, и чуть не задохнулся от удушливого страха, перехватившего ему горло. Убедившись, что все окончилось благополучно, и переведя дыхание, Маккой, не отрываясь от бинокля, громко выругался:

– Проклятие! Какая безответственность… так играть своей жизнью…

И – неисправимый глупец – он надеялся, что только по счастливой случайности не кончившаяся трагедией оплошность научит чему-нибудь Кирка и он, повиснув на Споке, благополучно спустится вместе с ним вниз. Не тут-то было! Как ни в чем не бывало, Кирк упрямо карабкался вверх.

И доктор не мог прогнать от себя предчувствие, что вот-вот должно произойти что-то ужасное. Впадая в ярость от собственного бессилия, он, как загипнотизированный, не мог оторваться от бинокля и вопреки здравому смыслу едва ли не желал исполнения своего ожидания…

Зависнув рядом с капитаном, Спок наконец-то сообщил действительно нечто интересное:

– Я должен признаться, что появился здесь по его настоянию.

Кирк хмуро переспросил:

– Маккой подтолкнул вас к этому?

Но Спока не тронуло негодование Джима:

– Доктор озадачен вашим поведением: попытка покорить Эль Кэп без страховки – безрассудство.

– Один капитан пытается дотянуться до величия другого, – парировал Джим. – Неужели эта попытка кого-то смущает?

Приняв эти слова за чистую монету, Спок глубокомысленно продекламировал:

– Все зависит от вашей собранности. Прежде всего необходимо слиться в единое целое со скалой…

– Это звучит очень философски, Спок, – голос Джима раздраженно задрожал, – и как бы высоко я ни ценил вашу заботу обо мне, я предпочитаю… – Он обратил свое лицо к Эль Кэпу, с которым он должен слиться в единое целое, отыскал глазами подходящую щель чуть выше головы, просунул в нее левую руку, энергичным движением проверил надежность новой опоры и обратился к Споку:

– Если вы не перестанете отвлекать меня, я обязательно…

Узкий выступ под его ногой начал крошиться и обваливаться. Джим попытался найти зацепку для правой руки и не нашел, а пальцы левой медленно скользили по камню. Испытывая тошноту от сознания того, что сейчас должно произойти, Джим отделился от скалы и полетел вниз…

Это был захватывающий дух полет!

Двести метров, отвоеванные им у скалы часами кропотливого подъема, проносились мимо со скоростью света. Джим летел с вытянутой вперед левой рукой, пытаясь зацепиться хоть за шероховатость выступающего из скалы камня, хоть за какой-нибудь выступ, хоть за что угодно. Но, как назло, стена была идеально гладкой, отутюженной ветрами без единой складки. И все-таки ему удалось встретить какой-то выступ, раскровянить о него руку и перевернуться.

Теперь он летел вниз головой и мог разглядеть место, где должен приземлиться: сплошной зеленый массив coceн и кедров, пониже – заросли можжевельника, а уж потом сама земля с мягкой подстилкой из хвойных иголок. Сколько придется вытерпеть – два? три удара? – прежде, чем все для него кончится?

Размышляя об этом, Кирк не чувствовал страха. Их База была рядом, и доктор ждал его внизу, с ужасом наблюдая его полет, а где-то над ним – невозмутимый, всегда готовый прийти на помощь Спок.

Его размышления прервал громкий рокот работающего на форсаже двигателя, потом что-то сильно сжало его правую ногу в лодыжке и не очень деликатно дернуло вверх.

Это был Спок.

Джим с усилием поднял голову, рассматривая своего спасителя. Продолжая держать его за ногу, как ощипанную курицу, Спок сухо сказал:

– Как видите, существование горы – недостаточно веская причина для того, чтобы взбираться на нее.

Резкий переход от свободного падения в унизительное подвешенное состояние вызвал у Кирка головокружение, в висках застучало от мощного прилива крови. Спасение спасением, но падение было бодрящим наслаждением. И все-таки он слабо улыбнулся, благодаря Спока за его вмешательство: хоть он и был «отвлекающим моментом» на скале, но камни из-под ног Джима посыпались сами по себе. Затем ответил:

– Я в таком положении, что мне трудно не соглашаться, мистер Спок.

Снизу послышался громкий топот, треск ломаемых веток, словно испуганный зверь уходил от смертельной погони. Джим глянул вниз и увидел Маккоя, продиравшегося сквозь низкие ветви и кустарник. Висящий на шее доктора бинокль болтался туда-сюда со скоростью испорченного маятника.

Кирку вдруг захотелось рассмеяться. Может быть потому, что он смотрел сверху вниз, доктор показался похожим на сошедшего с ума горного человека, впервые увидевшего над собой свое подобие. Чтобы как-то успокоить его, Джим весело произнес:

– Хеллоу, дружище, не сходить ли нам пообедать?

Но доктор впал в такую ярость, что его трудно было успокоить. Он ожесточенно сбрасывал с себя ветки и сосновые иголки и сердито смотрел на Кирка, выговаривая его:

– Правильно, так и держись дальше! Обрати все в большую или маленькую шутку. Ты хоть понимаешь, черт тебя побери, что могло случиться, не окажись рядом Спок?

Его голос дрожал от обиды.

– Ради Бога, не принимай все так близко к сердцу. Со мной все в порядке.

– Ты понимаешь, что могло случиться? – снова спросил Маккой так, словно от этого вопроса зависела жизнь Джима, и трясущейся рукой указал на скалу.

Джим не хотел лишать себя внезапно улучшившегося настроения. И покорно поднял – вернее, опустил – руки и плечи. Обе его ладони и все пальцы были исцарапаны во время утомительного подъема, а костяшки пальцев левой руки окровавлены ударом во время падения. Доктор, ощупывая, сгибая и разгибая его руки, все свирепее глядел на него, и Кирк не выдержал:

– Ну, хорошо, я тебе отвечу – я мог бы разбиться. Это тебя удовлетворяет? Но я не разбился. Рядом со мной был Спок.

А Спок между тем мягко опустил Кирка на землю. Джим, отряхнувшись от каменной пыли и сосновых иголок, сел, стараясь не слишком демонстративно массировать ногу, онемевшую от мертвой хватки руки Спока. Все его тело ныло и нуждалось в помощи не меньше разбитых о камень костяшек руки. И он чертовски устал.

– Проклятие, Джим, что с тобой? Вчера ты пытался убить нас обоих на крутых водоворотах… не отрицай этого!.. А сегодня ты бросаешься головой вниз со скалы. Ты что, действительно очень спешишь на встречу со своим Творцом?

Маккой резко развернулся на каблуке своего туристического ботинка, гневно глянул на Кирка и исчез в лесу. Спок с усмешкой на губах молча смотрел ему вслед.

А Джим задумался над тем, есть или нет у него ответ на вопрос доктора.

Достигнув вершины дюны, Дж'Онн с трудом перевел дыхание, навсегда, казалось, настроенное на изнурительный подъем вверх по зыбучему, обволакивающему ноги, песку. А отдышавшись, почувствовал себя бодрым и помолодевшим, словно не было за спиной тяжелого, долгого перехода через пустыню, в самое пекло солнечного дня.

Отсюда, с вершины дюны, пустыня выглядела мрачной и безжизненной, какой она была и на самом деле, но Дж'Онн смотрел на нее глазами покорителя – почти влюбленными глазами, – и нашел в ней невыразимую словами красоту. Почти побежденный пустыней, измученный ею до отчаяния, он, оказывается, чего-нибудь да стоит, – недаром же все мрачные силы и Регула, и пустыни Нимбуса-3 ополчились на него. И благодаря вулканцу Дж'Онн вышел победителем, – во всяком случае, не побежденным. Он с благодарностью и с почтительным обожанием посмотрел на Сибока.

Так вулканец ответил на вопрос о его имени. Все другие вопросы: правда ли, что он – не преступник? неужели он и в самом деле добровольно переселился на Нимбус-3? почему он выбрал именно эту, а не другую, планету? – остались без ответа.

Дж'Онн и не настаивал. По своему горькому опыту он знал, что у каждого найдется немало причин не отвечать на вопросы первого встречного. С него вполне хватало и того, что он был счастлив быть рядом с Сибоком, следовать за ним, куда угодно. В конце концов, если и надо было спасать какую-то планету, то такой планетой была именно Нимбус-3. А если кто-то и мог спасти ее, так только Сибок.

Не один Дж'Онн, преображенный Сибоком, сопровождал его. Разрозненной, но дружной толпой за Сибоком шло целое войско – добрая сотня поселенцев. Оборванные, разоренные засухой и бесправием, они шли искать смысл жизни. Здесь были собраны представители всех рас, и их объединяла признательность Сибоку. Это их неутомимые ноги подняли такое густое облако пыли, что Дж'Онн принял его за предвестника нарождающейся бури.

Сам Сибок на своем быстроногом коне поджидал отстающих на гребне дюны. И он был великолепен в белом одеянии, волнистыми складками ниспадающем на круп коня.

Дж'Онн подошел к своему повелителю, с восхищением глядя на него и ожидая хоть зова, хоть приказа, который он, не задумываясь ни на мгновение, исполнит.

Сибок приветливо улыбнулся ему и указал своей сильной рукой вперед, в еще непреодоленную даль. Дж'Онн с прищуром поглядел туда же, но ничего, кроме темного марева, поднимающегося от раскаленного солнцем песка, не увидел. А Сибок привстал в стременах и звучным, звенящим, как колокол, голосом, громко воскликнул:

– Друзья мои! Смотрите – перед нами Рай!

И Дж'Онн, как бы прозрев, увидел высокие, неопределенного блеклого цвета стены убогого селения, забравшегося не в сердце, а в жадную пасть пустыни. Но это убогое селение было целью перехода через пустыню, и радостный вопль сорвался с его губ, слившись с воплями сотни глоток.

Сибок пришпорил своего скакуна, и его разнорасовое, разновооруженное войско дружно устремилось за ним.