Последний рубеж

Глава седьмая

— Потому что ты на посту и твое оружие всегда должно быть в руках! — рявкнул Влад. — Ты можешь поднять свой арбалет за две секунды? Да?.. Нет?.. Если нет, то закрой глаза и открой рот — ты мертв. Ты врубился, боец? Повторяю: на посту держи оружие так, чтобы в любую секунду пустить его в дело. Врубился?

Юный ополченец потирал ушибленный зад и мало чего понимал. Этот двоечник плохо знал всеобщий язык. Просто отвратительно.

— Переведи, — потребовал Влад, повернувшись к Болдахо. Тот шмыгнул простуженным носом и приступил, как умел.

Перевод получился раза в два короче оригинала, но потери были восполнены энергичной жестикуляцией. Когда толмач закончил, ополченец закивал, как фарфоровый болванчик. И в подтверждение того, что все понял, поднял арбалет.

— А теперь, мой сообразительный друг, — обратился Влад к Болдахо, — собирай сюда всех, кто свободен. Гляжу, народ не проникся. Я слово скажу.

Болдахо, которого землянин еще вчера назначил своим заместителем, тотчас принялся собирать рассыпанный по стене отряд. И делал он это, не сходя с места, — истошным, похожим на рев марала в период гона криком. На это Влад только руками всплеснул: подчиненные не уставали «восхищать» его своей непосредственностью. Он принял под свое начало пронырливого Болдахо и его дружков на следующий день после Посвящения. Гэндж предлагал любых стрелков на выбор, но солдат предпочел именно эту банду. Не случайно, конечно. Как ни крути, а худо-бедно знал их. И они его тоже знали. Спелись накоротке в тот незабываемый вечер, когда случилась драка в кабаке постоялого двора. Благодаря той славной заварушке Влад был в курсе, что парни заводные, чужаков не любят и в запале себя не помнят. Короче говоря, ребята боевые. С такими в одной команде сражаться можно. Даже очень можно. Необученные, правда, но других тут и нет. Откуда тут быть обученным?

Поначалу он на самом деле собирался удерживать отмеренный рубеж безо всяких помощников. По той причине, что одному проще. Надеешься только сам на себя и отвечаешь только за самого себя. Тебя никто не подставит, ты никого не подставишь. Все просто. Проще некуда. Необстрелянными же добровольцами руководить тяжко. Удовольствие это, мягко говоря, сомнительное. А говоря честно: ну его к черту такое удовольствие! Но выбора не было. После того как ему показали сектор ответственности, пришлось отказаться от мысли воевать в одиночку: от башни до башни оказалось без малого восемьдесят метров. Где здесь самому управиться? Не разорваться же? Если бы имелись при себе автономные ударные установки, или управляемые минные комплексы, или еще какие-нибудь милые сердцу игрушки из той же песни, тогда разговор был бы другой. Тогда бы до скончания веков держался. Только боеприпасы и хавчик подноси. Или с «вертушки» сбрасывай. А так, без спецоборудования, — извините.

Всего башен на крепостной стене насчитывалось двенадцать штук. И секторов, естественно, тоже было двенадцать. Очень удачно выходило — каждому Охотнику по сектору. Еще один Охотник оставался в горячем резерве. Вернее одна. Охотница. Тыяхша.

Владу по жребию (тянули бумажки из новой шляпы Гэнджа) достался сектор слева от смотровой башни, которая располагалась над центральными воротами. По принятому тут счету — двенадцатый. Лысый Ждолохо со своими стрелками занял оборону в одиннадцатом секторе. Выходило так, что был он соседом Влада с той стороны, которая против часовой стрелки. А в секторе по часовой расположился отряд Энгана, младшего брата Тыяхши. Гэнджу выпал сектор шесть. И остальных Охотников не обделили. Ну а когда наступил Последний День Охоты, все Охотники с вверенными ополченцами заняли позиции на выпавших секторах. Занял и Влад. И уже вполне освоился с новой для себя ролью.

Болдахо наконец-то построил всех, кто был свободен от несения службы на постах, о чем бодро доложил:

— Так-то… все тут, Охотник.

После чего громко чихнул.

Влад вышел на середину строя, окинул критическим взглядом свое небольшое войско и задвинул речь:

— Бойцы! Вы знаете, Зверь идет по наши души. Он силен. Он коварен. Он непредсказуем. Это все так. Но только мы не должны стать легкой добычей. Ответить на силу силой — вот наша задача. Помните: либо мы, либо Зверь. Иного не дано.

Подождав, когда Болдахо переведет, солдат продолжил:

— Бойцы! Две вещи могут нас подвести. Ротозейство и трусость. Мы не можем позволить себе подобные вещи, когда на карту поставлена жизнь детей, женщин и стариков. Если их не спасем мы, их никто не спасет. Помните об этом, бойцы. Этот рубеж обороны — последний. Никакого ротозейства. Никакого страха. Волю — в кулак! Задницу Зверя — в клочья!

Болдахо перевел и это. Хотя он и испытывал некоторые трудности с подбором адекватных слов, но, тем не менее, судя по возбужденному гулу бойцов, каким-то образом справился.

— А теперь о главном, — решил закругляться Влад. — Стрелы попусту не тратить. Без команды не стрелять. Подпустим гада поближе. Крикну «Внимание!», Болдахо продублирует — всем изготовиться. Зверь выйдет на рубеж, я дам сигнал «Огонь!», только тогда засаживайте. Вы Зверя вскрываете, я его кончаю. Дальше — по обстановке. Но всегда безжалостно и решительно. — Влад еще раз обвел взглядом ополченцев и повторил громче: — Безжалостно и решительно! Все. Что собирался сказать, сказал. Понимаю, что со Зверем воевать — не на дверке холодильника кататься, но, думаю, справимся. Вопросы есть?

Вопросов не было. Влад дал бойцам команду разойтись. Сам же, заметив, что в проеме правой башни показался старший брат Тыяхши, пошел ему навстречу.

После рукопожатия и пожелания горизонта Гэндж спросил:

— Как дела?

Тут Влад вспомнил анекдот про пилота, у которого отказала тормозная система лайнера: когда корабль начал входить в плотные слои атмосферы, диспетчер поинтересовался: «Как дела?», на что пилот ответил: «Пока неплохо».

Усмехнувшись этим своим мыслям, землянин ответил:

— Пока неплохо. — И тут же сам спросил с легким укором: — Ты это зачем, Гэндж, свой сектор без присмотра оставил?

И сразу получил в лоб:

— Командир?

— Нет, не командир. Просто думал, все будет строго.

— Будет. Обойду, проверю того-этого и вернусь. Не тревожь ум, Влад. До Часа Зверя — время.

— Тыяхша все еще во Внешнем Городе? — меняя тему разговора, спросил Влад.

Гэндж кивнул:

— Еще. Мастера Шагона забрать. Всех его. Других. Другое.

— Все так, но больно уж опасно. Зачем одну отпустил?

— Не волнуй ум, Влад. Она — взрослый, мы — дети.

— Охотно верю, но все равно…

Тут Охотник с таким интересом взглянул на Влада, что тот смутился и замолчал.

Гэндж подождал, когда землянин продолжит, не дождался и сам сказал:

— Я тебе должен.

— Что ты мне должен? — не понял Влад.

— Должен один… одну… Показать должен.

Не зная, как объяснить, он решил показать. Окликнул Болдахо и что-то приказал ему на муллватском. Болдахо вытер рукавом нос, вскинул арбалет, навел его на грудь Гэнджа и выстрелил.

Гэндж собирался продемонстрировать фокус с разворотом стрелы. Влад это понял и опередил его: стрела вильнула как последняя сука и ушла в небо. Гэндж, придерживая шляпу, проводил ее взглядом, затем изумленно посмотрел на Влада:

— Можешь?

— Могу, — подтвердил Влад.

— Это хорошо. Сегодня нужно.

— Зачем?

— Зверь стреляет — ты в порядке.

Влад удивился:

— Зверь умеет стрелять?

— Умеет, — кивнул Гэндж. — И будет. Который человек.

— А я думал он только…

— Он по-всякому. Сожрать не сможет, убьет. Понял?

— Понял, — сказал Влад. — Хотя и странно все это.

— Рана, — согласился Гэндж. — Если в грудь, то все. Так скажу, Влад, осторожен будь. Не увидишь стрелу — рана и все. Пошел в Ущелье.

— Я это учту, Гэндж. Обязательно учту.

— А чего такой?

— Какой?

— Лицо — мел, глаз — кровь.

— Спал плохо.

Гэндж осуждающе покачал головой:

— Плохо.

— Сам знаю, что плохо, — отмахнулся Влад. — А что поделать?

Ночка на самом деле выдалась муторная. После того как выставил посты, объявил бойцам отбой и сам прилег. Лежал какое-то время с открытыми глазами, силясь не окунуться в привычный кошмар. Глядел на небо. Небосвод затягивала облачная пелена, но такая прозрачная, что сквозь нее блестящими кляксами проглядывали звезды. Когда надоело пялиться, встал. Закинул в рот горсть ободряющей химии. Подождал. Когда вставило, прошелся по стене, проверил посты. После этого опять упал на куски войлочной кошмы. Долго ворочался, проклиная все на свете. Под утро все же провалился в полузабытье — побежал по темным катакомбам, проходы в которых с каждым новым поворотом становились все уже и уже. В конце концов, застрял, заорал и проснулся. Рассвет еще не наступил, но уже серело. Вставать не хотелось. Влад повернулся на другой бок и опять заснул. И вновь был полусон-полубред. Теперь другой: повлекло куда-то сильным течением. Без раздумий отдался его мощи и сразу почувствовал, как стало легко и чисто на душе. Над головой проносились облака, а из-за них немигающим взглядом взирал кто-то бесконечно мудрый и беспредельно добрый. Через миг (а может быть — кто знает? — и вечность) волна мягко вынесла на песчаный берег. Влад поднялся и побрел босой и голый по обсосанной морем гальке, дошел на автопилоте до нависающей над морем скалы и обнаружил в ее подножии ход в пещеру. Сдвинул — не без некоторого усилия — в сторону замшелый камень, собрался с духом и, сделав шаг, заглянул внутрь. Вниз и в темноту вели вырубленные в камне ступени. Внутренний голос подсказал: «Там, на дне, скелет Минотавра». А следом, как ушат ледяной воды за шиворот, мысль: «Черт, да это же не мой сон!» И как только так подумал, тут же проснулся.

Рригель уже навис над кромкой вершины. Болдахо притащил миску с горячей кашей. Наступило утро последнего дня Последней Охоты…

— Эй, Влад, не спи! — хлопнул его по плечу Гэндж. — Что такое?

Солдат мотнул головой:

— Все нормально, Гэндж. Все нормально.

— Норма — хорошо, не норма — плохо. Боюсь, справишься?

— Куда денусь.

— Стрелков еще?

— Этих достаточно.

— А может, еще пуаллте?

Гэндж имел в виду многозарядный арбалет для залповой стрельбы. Влад от подобного предложения отказался наотрез:

— Нет, не нужно. Трех хватит. Куда больше? Да и потом…

— Что?

— Не нравятся они мне.

— Зачем? — не понял Гэндж.

— Потому что, — передразнил его Влад и объяснил: — Чтобы развернуть, всю станину поворачивать нужно. Куда это годится? Да и тяжелые, заразы, — втроем приходится тягать. Вы бы механизм придумали какой-нибудь, что ли? Несложно же. Пара колес да подшипник — и все дела.

— Мастеру Шагону скажу.

— Скажи.

Помолчали.

— Понял, пуаллте не надо, — сказал после паузы Гэндж.

— Себе оставь, — вяло сказал Влад. — А я уж как-нибудь со своей винтовкой. Тыяхша обещала подвезти. Жду не дождусь.

Гэндж ничего на это не сказал, кивнул.

Какое-то время опять оба молчали. Пауза тянулась и затянулась до неприличия. Влад, почувствовал, что муллват хочет задать вопрос, но не решается. И пришел ему на помощь:

— Похоже, Гэндж, о шорглло-ахме спросить хочешь?

— Так.

Влад постарался придать лицу невозмутимое выражение:

— Пока тихо, Гэндж. Пока ничего не ощущаю.

— Так, — кивнул тот.

Он ничем не выказал своего разочарования, но Влад зачем-то начал оправдываться:

— Понимаешь, Гэндж, если бы знать, как оно все должно сработать, тогда бы… Как сказать-то… Ну, настроился бы, что ли, я на эту волну. А тут… Честно говоря, я даже не уверен, что…

— Не волнуй ум, Влад, — остановил его сбивчивую речь муллват. — Будет — будет, нет — нет.

— А как же Сердце Мира?

— Как-нибудь.

— Ну и если так, то — ага.

И вновь возникла пауза.

Теперь первым ее прервал Гэндж.

— Ну воюй, — сказал он и ободряюще похлопал Влада по плечу. Потом махнул рукой: — Я туда.

И направился по боевому ходу стены в направлении сектора, который занимал отряд Охотника по имени Ждолохо.

Несмотря на то что внешне Гэндж выглядел спокойным, чувствовалось в нем нешуточное напряжение. Он напоминал гранату, из которой выдернули чеку — вроде все та же граната, но время отсчета уже пошло. А пройдет — рванет так что будь здоров, не кашляй!

Провожая его взглядом, Влад подумал с досадой: «Неужели они и вправду считают меня Спасителем?»

Сам себя он таковым не считал. Напротив, у него не было никакого сомнения, что произошло чудовищное недоразумение — муллваты приняли его за другого. И как теперь поступить, он не знал. Играть чужую роль — глупо. Есть в этом что-то от самозванства. Лишать людей надежды — подло. Ей положено умирать последней. Дурацкое положение: и так нельзя, и этак нехорошо. Что лучше? Все плохо. По уму, надо было с самого начала отречься. Отшутиться. Отказаться. Еще тогда, когда подсунули шкатулку. Теперь уже поздно. Случилось. И в результате находится он в том месте, где его не должно быть. Но с этим уже ничего не поделать. Хоть вой. На вопрос «зачем я здесь?» существует только один ответ: «Потому что тебя больше нет нигде».

Едва Гэндж скрылся в проеме башни, Влад вынул из кармана шорглло-ахм. Фрагмент диска за это время не изменился, был все той же глиняной штуковиной, которая, похоже, и не собиралась раскрывать свою тайну.

Влад поскреб шершавую поверхность ногтем и, оглядевшись по сторонам (не дай бог, кто заметит), прошептал:

— Давай колись, как дать Бездне дно?

Никакой реакции.

— Выкладывай, а то расколю, — пригрозил Влад. — Думаешь, охота из-за твоего тупого упрямства быть не Человеком Со Шрамом, а человеком, обманувшим надежды?

Шорглло-ахм молчал.

— Выброшу!

Ничего.

«Гадом буду, если этот кусок выброшу, тут же второй найдется», — подумал Влад и усмехнулся — припомнилась одна история.

Однажды, в пору учебы в Центре боевой подготовки имени командора Брамса, он и его закадычные дружки Джек Хэули и Фил Той перелезли через измазанный солидолом забор и метнулись на берег реки Муррей. Дело было после сдачи наряда по автопарку. Дежурный офицер полагал, что они как порядочные отправились в казарму, а главный сержант Джон Моррис еще числил их в наряде. Короче говоря, украл Влад с корешами часок свободы. И мало того, что в самоволку улизнули, так еще и неорганизованное купание устроили: доскакали до реки, поскидывали на бегу все, что можно и нельзя и голышом с разбега — в воду. Сперва наперегонки заряжали потом друг друга топили, потом просто так плескались. Оторвались по полной. Еще, помнится, — ну, это уже когда обсыхали на берегу, — устроили конкурс «Кто Дальше Отольет». Победил как всегда Той. Недаром прозвище имел — Убойная Струя.

Ну а стали одеваться, тут и обнаружилось, что у Джека пропал ботинок. Левый, сволочь. Весь берег обыскали, хрен там. Как сквозь землю провалился. А время поджимало — того и гляди, в казарме хватятся. «Валим», — сказал Той и показал на часы. А там: пятнадцать минут до вечерней поверки. Край, короче. Джек разозлился и зашвырнул ни в чем неповинный правый в реку. Тот, к слову, и нескольких секунд не продержался, зачерпнул волну берцами и пошел на дно. Плавучесть оказалась у него ни к черту. Ну а как только правый затонул, по известному закону подлости сразу нашелся левый. Лежал, гад, под кустом. Джек еще больше разозлился, озверел просто и, недолго думая, отправил левый вдогонку за правым. И уже не оглядываясь, рванул босиком в Центр. А через километр у всех троих ржач случился. И уже до конца не отпускал. Так и ввалились в казарму, обливаясь слезами. Было дело.

А какую хрень наплели про исчезновение обувки главному сержанту Джону Моррису, это отдельная история. Даже не история — песня. Вряд ли, конечно, тертый дядька поверил наспех сварганенному вранью, но вида не подал. Почему? Бог знает. Имелись, видимо, у него на то причины. Слова дурного не сказал, просто дал Джеку семь минут смотаться на цейхгауз. Джек, кстати, обернулся за шесть с половиной. Но не суть. Вспомнив все это, Влад решил: «Нет, не буду выбрасывать». И сунул шорглло-ахм обратно в карман.

И тут его размышления прервали крики часовых: увидев что-то необычное, мужички разволновались, принялись орать и воинственно трясти арбалетами. Остальные, те, что отдыхали, тоже подскочили со своих мест, прильнули к амбразурам. Влад поспешил к брустверу.

В той стороне, где находился вход на плато, метались по небу, пытаясь увернуться от белых молний, несколько фиолетовых спиралей.

— Тыяхша, — сказал стоящий у соседний амбразуры Болдахо.

В этот миг одна из спиралей взорвалась.

— Тыяхша, — согласился Влад. — Все остальные Охотники здесь.

Спирали тем временем пошли взрываться одна за другой, и небосклон залили огни сиреневого фейерверка.

Через минуту-другую из зева ущелья на дорогу, ведущую к Внутреннему Городу, выехали восемь подвод с людьми. Вслед за ними показалась группа всадников — отряд под предводительством Охотницы. Быстро заняв позиции с двух сторон от ущелья, стрелки стали прикрывать отход гражданских.

«Грамотно, — мысленно одобрил Влад такой маневр. — Ущелье узкое, Звери попрут гуськом, тут их на выходе и перещелкают».

Так все и случилось.

— Арраги! — удивленно закричал Болдахо, когда на плато стали выезжать в колонну по одному всадники в ярко-красных мундирах.

— Звери, — поправил его Влад.

Он действительно видел, что никакие это не аррагейцы, что это Звери. Людьми там и не пахло: над пустыми седлами нависали энергетические коконы. Отчего, между прочим, лошади в глазах Охотника походили на одногорбых верблюдов.

Парни Тыяхши стали колоть коконы, стреляя в упор. Сама Охотница без устали косила рвущиеся в небеса спирали.

Взглянув на бой обычным зрением, Влад увидел то, о чем предупреждал Гэндж: налетающие на засаду Звери пытались отбиваться и по-человечьи — вскидывали арбалеты, целились, некоторые успевали выстрелить. Только толку от этого в данной ситуации было мало — уж больно выгодное положение заняли стрелки. Правда, одного Звери все же зацепили, вылетел бедняга из седла. Но остальных ополченцев это ничуть не испугало — спокойно и методично делали свою работу. Кромсали нечисть.

К тому времени, когда Тыяхша завершила свою жатву, подводы с беженцами уже достигли ворот крепости. В одной из них восседал дядюшка Шагон со всем своим многочисленным семейством. Глядя на то, как старший сын кузнеца подгоняет лошадь, Влад подумал: «Интересно, вышло у них что-нибудь с золотыми пулями?»

Как оказалось, вышло.

Через полчаса косоглазый лично приволок на стену небольшой мешок с патронами. Влад зачерпнул горсть, вытащил на свет, заценил работу. Сделано было на совесть. Сразу и не скажешь, что изготовлены пули в кустарной мастерской. На вид — заводские. Только внешний вид это всего лишь внешний вид. Главное — как эти штуки себя в работе покажут? Вот что главное. Но для того чтобы это проверить, пришлось ждать Тыяхшу. Сам отлучиться и забрать винтовку не мог. Был уговор — Охотник должен находиться на своей позиции. Уговор дороже денег. А также поваренной соли. И даже — замзам-колы. Добралась Охотница до сектора Влада не скоро: пока над своим раненым стрелком поколдовала, пока вновь прибывших горожан разместила, пока то, пока се — не менее полутора часов минуло. Но все-таки пришла. Как прежде — полная сил и вся из себя.

— Освоился? — спросила она, кинув Владу винтовку и швырнув к его ногам мешок с пожитками.

Солдат всегда солдат — прежде всего осмотрел винтовку со всех сторон, загнал один патрон в патронник, только потом ответил:

— Твоими молитвами.

И выстрелил по облаку. Как раз пролетало над ними одно, похожее на огромного борова.

Звук выстрела разлетелся по всему плато и еще долго метался эхом туда-сюда. Воодушевленные таким делом стрелки радостно загалдели.

— Пойдет, — одобрил работу кузнецов солдат и, задорно подмигнув девушке, стал снаряжать магазины.

Тыяхшу его игривость никак не тронула.

«На Снегурочку похожа, — косясь на нее, размышлял Влад. — На девочку из снега, которая считает, что любовь — зло. Думает, полюблю — растаю. Испарюсь. Поэтому морозит саму себя напускной строгостью. Холоду напускает. Подойти, что ли, поцеловать для смеха?»

Но не стал вытворять глупости на глазах у подчиненных, а, пристегнув один магазин к винтовке, спросил:

— Когда штурм начнется?

— Раньше все начиналось, как только Рригель заходил за горизонт, — ответила Тыяхша. — А как на этот раз будет, одному Агану известно. В эту Охоту все по-другому.

— Сколько сегодня завалила?

— Не считала.

— Что в городе? Зверей много?

— Полным-полно. Правда, в людском обличье пока не так много, но мои стрелки видели вчера на Главном Тракте большое войско аррагов. Идут сюда.

— Этим-то что здесь надо?

— Кто его знает, что у аррагов на уме.

— Сдается мне, что они уже давно не арраги, а как эти. — Влад махнул в сторону ущелья. — Уже Звери.

Тыяхша не стала спорить с очевидным.

— Вот это-то и плохо, — сказала она. — Не вовремя они здесь объявились.

— У нас так говорят: беда не приходит одна.

— Правильно говорят.

Помолчав, Влад спросил:

— Ты сказала, войско большое, а в пересчете на штыки это сколько?

— Говорят, тысячи три, три с половиной, — ответила девушка.

— Сколько?! — вытаращился землянин.

Тыяхша невозмутимо повторила:

— Три с половиной.

— Ни черта себе! — Влад покачал головой. — А у нас тут способных держать оружие наберется сотни три от силы.

— Да, что-то около того.

— На одного обороняющегося десять штурмующих — это перебор.

— Зато у нас есть Человек Со Шрамом, — сказала Тыяхша и тут же, без всякого перехода, спросила: — Что с шорглло-ахмом?

— Да ничего, — признался Влад и отвел глаза, будто был в чем-то виноват. Потом разозлился на себя за это и решил объясниться: — Знаешь, подруга, что я хочу сказать…

— Знаю, — оборвала его порыв девушка.

Влад стушевался, замолчал, только через какое-то время многозначительно произнес:

— Вот то-то же.

Тыяхша приблизилась, поправила на его голове шляпу, сдвинув ее чуть набок, и тихо спросила:

— Знаешь, Влад, в чем твоя проблема?

— В чем? — насупился Влад и вернул шляпу на место.

— В том, что ты не веришь в предопределенность.

— Каюсь — не верю. Мне не нравится идея, что я не могу контролировать свою собственную жизнь. Мне милее идея свободы воли.

— Эти идеи друг другу не противоречат, — сказала Тыяхша и неожиданно провела ладонью по его небритой щеке. Влад даже прикрыл глаза от удовольствия. И чуть было не замурлыкал. Что, впрочем, не помешало ему усомниться в ее словах:

— Так уж и не противоречат?

— Истинно так. — Тыяхша опустила руку. — Они не противоречат, они дополняют друг друга.

— Объясни, — попросил Влад и открыл глаза.

Тыяхша, почувствовав его пристальный взгляд даже через тонированное стекло, отвернулась.

— Тут нет ничего сложного, — глядя куда-то вдаль, сказала она. — С точки зрения твоего сознания, ты сам управляешь своей жизнью, а с точки зрения Сознания Высшего, твоя жизнь — часть давно прописанного плана, и каждый твой шаг предопределен. И здесь нет никакого противоречия, поскольку твое сознание встроено в Сознание Высшее, а Высшее — в твое.

— Авология? — догадался Влад. — Все во всем?

— Да — все во всем, — подтвердила Тыяхша.

— И что из этого следует?

— А то, что ты зря переживаешь. Делай то, что считаешь нужным, а то, что должно случиться, случится.

Произнеся это, Тыяхша поежилась и взглянула на небо, будто надеялась увидеть в вышине причину своего неожиданного озноба.

— Дай-то бог, чтобы случилось, — протянул Влад и тоже задрал голову.

Ничего нового там, наверху, он не увидел. Все то же: желто-голубая муть, легкая облачная пелена и оранжевый блин беспощадного Рригеля.

— Даст Бог, — продолжая глядеть на небо, пообещала Тыяхша. — Обязательно даст. Ты главное не волнуйся.

Влад хмыкнул:

— Твой старший брат уже посоветовал мне ум не волновать.

— Гэндж плохому не научит, — кивнула Тыяхша и вдруг озаботилась: — Кстати, он не забыл сказать, что с помощью браслета можно стрелы останавливать?

— Собирался. Только я уже в курсе. Вчера само собой вышло две завернуть. Освоил с перепугу.

— Ну вот и хорошо, — успокоилась Охотница и стала собираться: — Все, Влад, мне пора. Заболталась с тобой, а дел еще — не переделать.

— Куда сейчас?

— Новых добровольцев в стрелки определять. Видел, сколько набралось?

— Обратил внимание. Кузнецы-мастеровые?

— В основном — да, но есть и случайные люди. Приезжие торговцы, бродяги, несколько курьеров и даже один лекарь. Мы всех, кто в город случайно или по делу забрел, собрали в кучу. Кого силой, кого уговорами. Усадили на подводы и сюда.

— Это грамотно, — похвалил Влад. — И людей спасли, и Зверя с носом оставили. Зачет. Только я не видел твоего отца. Где он?

— Остался дома, — тихо сказала Тыяхша.

Влад не стал выспрашивать, почему так. Догадался, что мистеру Дахамо все нипочем. И Зверь в том числе. Чего ему Зверь, когда он сам колдун. Захочет, камнем станет. Захочет — солнечным зайцем. Или каплей росы. Был он, и — чики-пики — нет его. Ищи, Зверь. Свищи, Зверь. И даже не надейся.

— Значит, говоришь, будешь новых волонтеров под ружье ставить?

Вопрос был пустым. Просто хотел солдат еще на чуть-чуть задержать девушку.

Не распознав его уловки, она стала отвечать:

— Тех, кто захочет Зверя бить — обязательно. Это поначалу. Потом буду с женщинами и детьми сеять фенгхе. Потом — растягивать шатер. Потом — готовить барабаны.

Влад недоумевающе потряс головой:

— Зачем сеять? Какой шатер? Что еще за барабаны?

— Некогда рассказывать, сам все увидишь, — отмахнулась от его вопросов Тыяхша. — Побежала я. Час Зверя близится.

— Раз так, беги, — вздохнул Влад и «сделал ручкой». — Бог даст, увидимся.

— Даст, не сомневайся, — вновь горячо заверила Тыяхша и направилась к смотровой башне. Через несколько шагов остановилась и, обернувшись, сказала: — Совсем забыла. Я с новобранцами тебе ящик стрел пришлю. Про запас.

Влад приложил руку к сердцу:

— Спасибо за заботу. Отслужу.

И когда Охотница скрылась под аркой смотровой башни, пропел манерно на языке своей матери:

— Нравится? — спросил подошедший к нему Болдахо.

— Кто? — не понял Влад.

Муллват шмыгнул носом:

— Это-то… Тыяхша.

— Так нравится, что даже свататься буду, — признался Влад и тут же добавил: — Если, конечно, Зверя сегодня сковырнем.

После этого взглянул на Болдахо, ожидая увидеть на его лице иронию. Но тот оставался совершенно серьезным. Правда, если бы Влад хорошенько присмотрелся, прочитал бы во взгляде хитреца: «В женихи годишься. Главное — не арраг. А то, что землянин, так кто без недостатков». Но Влад не присматривался. Приобняв в порыве чувств своего простуженного заместителя, спросил:

— А скажи-ка, друг мой любезный, что это означает — «сеять фенгхе»?

Болдахо не стал разглагольствовать, показал пантомиму. Изображая сеятеля в поле, зачерпнул из воображаемой корзины воображаемое зерно и стал разбрасывать его вокруг себя широкими движениями.

— Зачем? — не понял смысла Влад.

— Крысы.

— Крысы?

— Так-то да. Крысы, мыши, эти еще… Того-самого… Которые слепые.

До Влада наконец-то дошло:

— Ты о Зверье в обличье всей этой мелкой зубастой сволочи?

— Так-то да, — закивал Болдахо. — Это-то так. Туда-сюда.

Вскоре Влад убедился, что никто тут с ним не шутит: не прошло и часа, как три десятка бригад дружно заработали на всех двенадцати улицах-радиусах Внутреннего Города. Мальчишки толкали небольшие тачки, наполненные золотым песком, а женщины рассыпали золото совками для печной золы. Через два часа вся брусчатка была засыпана драгметаллом. И город засверкал. Превратился из города-крепости в Сияющий Град на Холме.

А потом дело дошло и до шатра — огромного полотнища, сшитого из тонкой белой ткани, в которую искусно вплетена золотая нить. Полотнище натягивали сегментами, внахлест, от металлического штыря на перевернутом куполе Храма Сердца к смотровым башням крепостной стены. Участвовали в мероприятии все жители города: кто канаты тянул, кто скрепляющую нить сквозь петли просовывал, кто, стоя на крышах домов, подпирал с помощью особых телескопических мачт само полотно.

— Цирк-шапито на выездных гастролях! — восхищенно оценил Влад результат веками отработанной оборонительной технологии. — Пожалуй, тут ни одна птичка не пролезет.

— Так-то да, — согласился Болдахо, вставляя поданный снизу канат в специальную скобу на бруствере.

Только с шатром дело сладилось, в секторе появились двое — кривоносый мужчина лет сорока, по самые глаза заросший бородой, и худощавый юноша, почти мальчик. Они втащили на стену ящик со стрелами, о котором говорила Тыяхша. Кривоносый волонтер, быстро определив во Владе главного, подошел и, вытирая тыльной частью ладони пот со лба, заговорил на аррагейском. Тут уже Влад обошелся без помощи переводчика. Тем более что обменялись они с мужиком всего несколькими короткими фразами.

— Вы кто такие? — спросил Влад.

— Мы из Киарройока, — ответил кривоносый. — Я — врачеватель, а паренек — торговец солью. Нам девушка-воин велела с вами остаться.

— Стрелять умеешь?

— Доводилось.

Больше Влад пытать мужика не стал, кивнул — ладно, годится, принимаю под свою команду. И, подозвав Болдахо, приказал:

— Поставь этих двоих на довольствие.

Болдахо замялся. Влад сообразил, что его не поняли, и объяснил «на пальцах»:

— Место им определи и, когда ужин будешь получать, про них не забудь.

Болдахо закивал — вот так вот ясно, и вытянулся во фрунт — сделаю.

Но только ужинать им в этот день не довелось.

Враг появился на плато задолго до заката.

Наблюдая через центральную амбразуру за тем, как Звери выползают из узкого горла ущелья, Влад понял, почему Гэндж отверг идею дать бой прямо у порога. Это было бы равносильно попытке вычерпать ложкой селевый поток.

Выглядело все жутковато: конные и пешие, ратные и цивильные, женщины и мужчины, отроки и старцы, собаки и кошки, лисы и волки, коровы, быки, шакалы, овцы, всякая прочая живность — вперемешку, тьмой-тьмущей, без единого звука — растекались вдоль зубчатых бортов горной чаши.

И казалось, не будет этой процессии ни конца, ни края.

Взглядом Охотника Влад видел не менее захватывающее зрелище: бессчетное количество различающихся по интенсивности защиты коконов, энергетически взаимодействуя, отталкиваясь и прижимаясь, охватили Внутренний Город единым пульсирующим кольцом.

В какой-то миг количество коконов возросло настолько, что им перестало хватать места, и кольцо стало сжиматься. Неспешно, но с устрашающей неотвратимостью.

А потом, одновременно со всех сторон, задул ветер. В воздухе запахло подгоревшей яичницей. Небо стало черным от закруживших над вершиной птиц. Жители города забили в сигнальные барабаны, а стрелки прильнули в сосредоточенном молчании к своим амбразурам.

Настало время боевой работы.

— Готовность — ноль! — перекрикивая барабанный бой, скомандовал Влад. И когда первый ряд Зверья вышел на расстояние выстрела, приказал: — Огонь!

Болдахо зычно продублировал приказ, но почему-то выстрелил один только кривоносый лекарь. Он, занимающий амбразуру слева от Влада, выпустил сначала одну стрелу и, чуть выждав, — другую. Оба его снаряда попали в цель. Впрочем, промазать было невозможно — зазоров между коконами не было. Звери наплывали плотным строем.

Секунды шли, но помимо лекаря так больше никто и не выстрелил, даже Болдахо. Возмущению Влада не было предела:

— Что за хрень! Почему не бьем?! Они вот-вот до рва доберутся!

Заходясь криком, он не забыл по ходу дела срезать двумя точными молниями рванувшие в небо фиолетовые спирали. И повторил приказ:

— Огонь!

Но вновь ни одна стрела не улетела. Даже лекарь не выстрелил, но, правда, тот по уважительной причине — еще не успел перезарядить арбалет.

Влад сорвался с места и схватил за грудки затаившегося по правую руку Болдахо:

— Что за хрень?! Почему не стреляешь, аскариду тебе в пасть? Почему остальные не стреляют? А? Почему, спрашиваю? Традесканции нанюхались?

Болдахо, затравленно вращая глазами, прохрипел:

— Это-то… бабы там-то. Дети-то.

Влад, вновь припав к амбразуре, взглянул на Зверье обычным взглядом. И был поражен увиденным. Враг оказался не прямолинейно-тупым, напротив — явил себя тонким психологом: в первых его рядах шли существа исключительно в облике детей, стариков и женщин.

— Вот же сука! — возмутился Влад коварству Зверя. Тут же притянул к себе Болдахо и прокричал ему прямо в ухо: — Сам врубись и парням скажи, нет там наших! Там только Звери. Одни только Звери. И никого, кроме Зверей. Мамой клянусь! Смотри!

И в подтверждение своих слов засадил из винтовки в голову первому попавшемуся на глаза старичку. Старичок тут же показал свое истинное нутро — закружилась на том месте фиолетовая спираль. Когда Влад срезал ее молнией, Болдахо встрепенулся петухом и выкрикнул какое-то слово. Одно. Но, видимо, оно было настолько убедительным, что его хватило. Ополченцы поверили, и давно готовые стрелы наконец-то сорвались в сторону врага.

— Так их, парни! — обрадовался Влад и стал налево-направо рубить молниями заметавшиеся спирали. — Первая есть! Вторая есть! Третья есть! Четвертая, штырь ей в стык! Пятая…

А потом и счет потерял.

Через пять минут в такой раж вошел, что себя не помнил, и только приговаривал:

— Одну ягодку беру. На другую смотрю. Третью примечаю. А четвертая мерещится.

И рубил, рубил, рубил…

А потом враг отступил. Отхлынул к скалам одновременно и повсеместно. Так в час отлива отходит от берега вода — разом.

Птицы взмыли ввысь, а ветер затих, перестал трепать полотнища шатра.

До скал стрелы не долетали. Достать Зверя на таком расстоянии мог только Влад — из винтовки. Золотой пулей. Пулей мог, а молнией, как оказалось, — нет. Поэтому не стал впустую тратить боезапас. Отпрянул от амбразуры и обвел взглядом ликующих стрелков. Когда встретился глазами с кривоносым лекарем, подмигнул ему. А тот вдруг произнес на чистейшем всеобщем:

— Нормально вышло. Да, Кугуар?

У Влада от удивления глаза полезли на лоб. И с губ сам собой сорвался вопрос:

— Ты кто еще такой, дьявол тебя дери?

Лекарь усмехнулся и театрально-демоническим голосом произнес:

— Я часть той самой силы, которая всегда всему добра желает. — После чего уже совершенно будничным голосом закончил: — И поэтому вынуждена всегда и всюду сеять зло.

Влад нахмурился:

— А если серьезно?

— Серьезней не бывает, — ответил лекарь и кинул Владу медальон лицензии. После чего, одним движением сорвав с лица маску, встал в полный рост. Вместо колченогого сутулого урода перед Владом предстал статный красавец мулат, который тут же и отрекомендовался сухим официальным тоном: — Полковник Харднетт, начальник Особого отдела Чрезвычайной Комиссии.

Болдахо, на глазах которого произошло превращение аррага в черта, громко вскрикнул и попятился. Поднял арбалет, нацелился. Опустил. Вновь вскинул. Вновь опустил. И все это время косился на Охотника, пытаясь понять по выражению его лица — Зверь это фокусничает или нет?

Но Влад воспринял спектакль очень спокойно. Внутренне ожидал чего-то подобного. Мельком взглянув на медальон, швырнул его назад хозяину и сказал с нескрываемым раздражением:

— Вас тут только сейчас и не хватало.

Харднетт, который энергично стряхивал с лица струпья засохшей пены, умудрился поймать медальон на лету и, спрятав его в складках балахона, невозмутимо заметил:

— Поверь, солдат, не хватало.

Солдат какое-то время молча разглядывал его лицо, которое так разительно отличалась от физиономий тиберрийцев. Привыкал. Ну а потом спросил поскучневшим голосом:

— По мою душу заявились?

— И по твою тоже, — не стал скрывать Харднетт.

— Поня-я-ятно, — протянул Влад и, набрав полную грудь воздуха, погнал на одном дыхании: — Значит, господин полковник, было так. Вечером второго дня рейда проснулся на смену, гляжу — стоим. Огляделся — Воленхейма нет. Вылез посмотреть — тягач куда-то делся. И груз, естественно, вместе с ним. Вот такая вот беда — ни старшего конвоя, ни тягача, ни груза. Хотел доложить, но крутом сплошная Долина Молчания — фиг доложишь. Подумал-подумал, ну и двинул на поиск пропажи. А что мне, господин полковник, было делать?

Харднетт, с лица которого не сходило скептическое выражение, спросил:

— Ну и как — нашел?

— Пока нет, — переведя дух, соврал Влад.

— Зато Охотником заделался. Да, Кугуар?

— Уже в курсе?

— Знаю, что есть такие. И не слепой. Вижу, как молнии резво мечешь. И браслетик вон… Кстати, как ты из винтовки Зверя вскрыл? У тебя что — пули по спецзаказу? Из раймондия?

— Из раймондия.

— Из ворованного?

Влад промолчал.

Харднетт подождал, потом спросил с издевательской интонацией:

— Чего молчим? Откуда такая скромность? Язык проглотил?

Влад отвел взгляд — стало тошно. А Харднетт наседал:

— Хочешь, я расскажу, как на самом деле у вас там все вышло на Колее?

— Нет, не хочу.

— Все равно расскажу. Слушай. Так было. Шкандыбали вы, шкандыбали, никуда не торопясь, согласно маршрутному предписанию, как вдруг…

— Знаете что, господин полковник…

— Что?

— Вам не кажется, что сейчас не время и не место проводить допрос?

Харднетт облизал сухие пухлые губы и мотнул головой:

— Нет, Кугуар, не кажется. Истина — такая штука, для выяснения которой любое место и любое время подходяще.

— Истина?! — начал заводиться Влад. — Кому здесь и сейчас нужна эта ваша истина?

— Мне.

— А мне так на хрен не нужна!

— Ну-ну. — Харднетт посмотрел туда, куда так напряженно вглядывался Влад. В той стороне прижавшиеся к скалам Звери перестраивали ряды. Понаблюдав какое-то время за этим небывалым действом, полковник спросил: — Скажи, солдат, это ты Воленхейма завалил?

Спросил в лоб и заглянул в лицо, чтобы пронаблюдать за реакцией. Но Влад — кремень. Ни-ни. Недрогнувшей рукой поправил шляпу и сам поинтересовался:

— А вам, полковник, знакома такая вещь, как Вторая поправка?

— Ну как же, как же! Конечно. Уголовно-процессуальные па для нас — святое.

— Так вот, полковник, я не собираюсь топить себя своими собственными руками и против себя показаний давать не буду. Зарубите на носу.

— Ладно, солдат, не горячись, я знаю, что ты ни при чем, — примирительным тоном сказал Харднетт, а потом заговорщицки подмигнул: — Его муллваты кокнули.

Как обухом по голове.

Делано хохотнув, Влад покачал головой, дескать, бред какой-то. И, стараясь, чтобы голос звучал натуральнее, сыронизировал:

— Ага, это они кокнули Курта. Потом зажарили и схавали. Как аборигены Кука. А косточки закопали. — Он перестал улыбаться и еще раз соврал: — Говорю же, он сам куда-то делся вместе с грузом.

Номер не прошел, Харднетт по-прежнему ему не верил:

— Туземцев защищаешь? Добрый? Или в доле?

Владу все это порядком надоело. Невольно сорвавшись на «ты», он перешел в наступление:

— Слушай, полковник, хватит прессовать. Ага? Мы сейчас не у тебя в застенках, а на огневой позиции, где за старшего, между прочим, я. Вот Зверя сковырнем, тогда и будем — разбираться: кто, кого, как и за что. А пока заткни фонтан. Хочешь — помогай, не хочешь — вали отсюда.

Харднетт изобразил на лице обиду и сказал с осуждением:

— Чего так грубо? А еще филолог.

— Я не филолог. Потому и знаю главные слова.

— Это какие же слова у нас главные?

— Те, которые придумали воины. Эти вот главные. Остальные — мусор. Шелуха словесная. Белый шум и детский лепет.

Харднетт панибратски похлопал Влада по плечу:

— Крутой?

— Крутой не крутой, а в бубен заехать — запросто, — предупредил Влад и с не меньшей развязностью похлопал по плечу Харднетта.

— Ну-ну. Не боишься, значит?

— Кого?

— Меня.

Влад хмыкнул:

— Я только себя боюсь. Ну и еще немного высоты. Поэтому ты не дергай меня, начальник. Я и без того дерганый. К тому же — Зверем покусанный. Осерчаю — сразу в бубен.

По лицу Харднетта пробежала тень:

— Зверем, говоришь, покусанный?

— Зверем-Зверем, — подтвердил Влад, недоумевая, куда это вдруг исчезла игривость полковника. Если до этого по его лицу гуляло чудное выражение, странным образом сочетавшее в себе иронию, язвительность и высокомерие, то теперь, когда речь зашла о встрече со Зверем, вид полковника переменился он сделался серьезным и внимательным.

— Как дело было? — поинтересовался особист.

Влад рассказал. В общих чертах.

Полковник какое-то время молчал, что-то обдумывая, потом заявил:

— Ладно, солдат, ты, пожалуй, прав. О чэпэ на Колее позже побеседуем.

Влад хотел сказать на это что-нибудь увесистое, но тут стрелки взволнованно загалдели. Короткая передышка закончилась. Зверь пошел на второй заход.

На этот раз впереди следовала точная копия погибшей в неравной схватке с невидимым врагом конная гвардия федерального правительства Схомии. И следовала она во всем своем блеске: стеклянные аксельбанты, серебряные шпоры, стальные кирасы и покрытые лаком ложа арбалетов.

— Готовность — три! — дал Влад команду стрелкам и, повернувшись к Харднетту, предупредил: — Все, на жалость больше давить не будут. Теперь стрелять будут.

Полковник уточнил:

— Умеют?

— Умеют. Полагаю, обезьянничают.

— Ну что ж, посмотрим, кто кого. — Полковник, аккуратно раскладывая вокруг себя запасные стрелы, не сводил глаз с приближающегося врага. А по ходу дела еще и прокомментировал: — Нет такой пустыни, где бы птица не могла пролететь над головой, где бы кролик не мог выскочить из своей норки. А мне кажется, что и птицы, и рыбы, и кролики — все они стали шпионами кардинала. Так лучше продолжать начатое нами предприятие, отречься от которого мы, впрочем, уже и не можем, не покрыв себя позором.

Влад сначала сообразил, что это цитата, а потом и вспомнил откуда:

— «Три мушкетера»?

Харднетт кивнул:

— Да, глава про осаду Ла-Рошели. Вижу, знакомый текст?

— Читал.

— Фило-о-олог, — понимающе протянул Харднетт. И перевел: — Любитель слова.

Влад возразил:

— Шалишь, начальник, не филолог я. Солдат.

— Ну, солдат так солдат, — примирительно произнес полковник, хотя, судя по тону, не одобрял стремления Влада забыть о прошлом. И зачем-то спросил: — Книжка-то понравилась?

— Нет, — коротко ответил Влад и кинул влево: — Готовность — два!

Болдахо продублировал приказ, стрелки подняли арбалеты. А Харднетт озадачился:

— Почему не понравилась?

Влад пожал плечами:

— Просто не понравилась.

— Нет, ты скажи — почему?

— Главный герой сволочь.

— Это д'Артаньян-то сволочь?! — вскинулся Харднетт, обидевшись за любимого литературного героя.

— Еще какая, — кивнул Влад. — Исключительная сволочь. Друзей втемную использовать — последнее дело. А он использовал. Шагу без этого ступить не мог.

Харднетт закатил глаза:

— О! Пошло-поехало патентованное чистоплюйство.

Влад спорить не стал. Не потому, что сказать было нечего, а просто не до того стало. Скомандовал:

— Готовность — ноль!

И через секунду:

— Огонь!

Болдахо заорал как резаный.

— Нет, Кугуар, ты не прав, — выпустив первую стрелу, крикнул Харднетт. — В «Трех мушкетерах» д'Артаньян совсем еще пацан зеленый. Не умел финтить, брал нахрапом. — Выпустив вторую стрелу и потянувшись за новыми, продолжил: — Вот двадцать лет спустя он уже, конечно, предстал мастером разводок. Что да, то да. Но все равно, что касается друзей…

— Манипулировал он ими, — оборвал Влад монолог полковника, не переставая усердно кромсать спирали.

— Для их же пользы. — Харднетт быстро перезарядил арбалет и прицелился. — Счастья они своего не знали. Вот что. А он их носом ткнул…

— В счастье? — завернув летящую стрелу, спросил Влад.

Харднетт сначала выстрелил, только потом ответил:

— Нет, не в счастье. В убогость их существования. В это вот ткнул, а к счастью повел. К житейскому.

И, почти не целясь, выпустил вторую стрелу.

— Во-во, повел он их, и огребли парни счастья совковой лопатой, — подытожил Влад. — Аж пупки надорвали.

Харднетт не успел возразить — заорал. Вражеская стрела, срикошетив от камня, оставила на его щеке глубокую кровавую борозду.

Влад пнул ногой мешок в его сторону:

— Там аптечка.

Харднетт, зажимая рану ладонью, мотнул головой:

— Потом.

И поднял арбалет.

А спустя миг стрелу словил продавец соли из Киарройока.

Обернувшись на приглушенный крик, Влад увидел, как парнишка ухватился за древко двумя руками, будто собрался выдернуть его из груди, неестественно попятился к парапету и, опрокинувшись, улетел вниз.

— Суки! — заорал Влад. Подхватив винтовку, запрыгнул на ящик со стрелами и, оказавшись над бруствером, дал очередь веером.

— Не психуй! — крикнул ему Харднетт и постарался успокоить: — Береги пульки, Кугуар. Еще не вечер — пригодятся.

Влад к совету прислушался, но еще парочку оборотней одиночными выстрелами все же вскрыл. И потом еще одного. Вскрыл и успокоил. Не удержался.

Минут через двадцать поток стрел со стальными наконечниками заметно уменьшился, а вскоре и вовсе сошел на нет — Зверь отступил зализывать раны.

Барабанный бой постепенно стих.

Влад выждал какое-то время, убедился, что это не хитроумный маневр, и пробежался легкой трусцой по боевому ходу.

Оказалось, что потеряли шестерых. Еще пятнадцать человек было ранено. Из них четверо — тяжело. Приказав спустить убитых и тяжелораненых вниз, на попечение Тыяхши, Влад вернулся на свой командный пункт — к центральной амбразуре сектора.

Харднетт, который уже наложил на рану бактериальный пластырь, деловито осведомился:

— Потери?

— Шесть-четыре-одиннадцать, — поделился с ним расстроенный Влад.

— Терпимо, — подбодрил полковник. — Мы их тоже потрепали неслабо.

— Так их и больше в десятки раз.

— Что да, то да.

Помолчав, Харднетт спросил:

— Скажи, Кугуар, а какие они из себя на самом деле?

Влад сначала отдал распоряжение Болдахо:

— Вскрой ящик, подели запас поровну. — Только потом повернулся к полковнику: — Ты, начальник, про Зверей?

Тот кивнул:

— Про них. Ты же их видишь насквозь. Или нет?

Влад помедлил перед тем, как ответить. Потом подтвердил:

— Вижу. — И как мог, обрисовал: — Представь, начальник, огромное яйцо с прозрачной скорлупой, у которого вместо белка светящаяся хрень, а вместо желтка — клубок закрученных в спирали энергетических дуг. И все это — штырь им в стык! — до того отвратно, что как только увидел, так сразу возникает непреодолимое желание немедленно раздавить тварь прессом. Или катком наехать. Или напалмом сжечь. Обмотать колючей проволокой и сжечь. Так хочется, что прямо аж зудит все внутри и руки чешутся.

— Не принимает душа?

— Так точно, не принимает.

— Как думаешь, кто они?

— Не знаю. Местные говорят, нежить потусторонняя.

Харднетт покачал головой, дескать, все не то и все не так.

— Это они врут по недомыслию. Во-первых, не потусторонние они, а потупространственные.

Влад напрягся:

— В каком смысле?

— Долго рассказывать. Если коротко — из другой вселенной, не из нашего Пространства.

— А во-вторых?

— Во-вторых, насчет нежити это зря.

— Живые, что ли? — не поверил Влад. — Как мы?

— Нет, не как мы, — успокоил Харднетт. — Мы белковые. Они — нет. Белковую жизнь ограничивает коридор температур, клетка метаболизма, потолок давлений. Нам, к примеру, без скафандра в открытый космос нельзя. Никак нельзя. А этим — можно. Только так носятся. Туда-сюда, туда-сюда. По всему видать, что эти твари — Чужие.

— Откуда ты это все знаешь, начальник?

— Наводил справки.

— Ну и на кой черт Чужим Сердце Мира?

— А вот это я и сам бы хотел узнать, — признался полковник и, кивнув в сторону скал, спросил: — Как думаешь, живьем можно взять?

— Кого? — спросил Влад. — Зверя?!

— Зверя.

— Ты что, начальник, не видишь, что это стихия?

— Но убить-то можно, — резонно заметил Харднетт. — Раз убить можно, значит, и поймать можно.

Влад задумался, по обыкновению поскреб затылок и пожал плечами:

— Честно говоря, не представляю себе, как это можно сделать. Судя по тому, что я о них знаю и что своими собственными глазами видел, черта с два их в плен возьмешь, будучи в сознании.

— А если, допустим, работать без сознания?

Ответил Влад не сразу, подумал. После чего стал рассуждать:

— Сам, начальник, посуди. Глаза и уши — лишь двери и окна в мозг. Смотрит глаз, слушает ухо, а видит и слышит мозг. Так? Так. Значит, если мозг отключен, Зверь не опасен.

— Логично, — согласился с таким выводом полковник.

— Только как можно Зверя поймать, будучи без сознания? — пожал плечами Влад. — Не представляю.

— Тут есть варианты, — подмигнул ему Харднетт. — Например, работать под гипнозом. Под гипнозом мозг действительность не воспринимает, но установку отработать может. Ведь так?

— Под гипнозом? Ну да, возможно. В случае со Зверем последний рубеж обороны где-то там и проходит — на грани рассудка и бесчувствия.

— А еще можно с помощью «сопелки» попробовать. Тут тоже есть кое-какие наработки.

— Какие еще наработки?

— А вот этого не могу сказать. Извини, солдат, закрытая тема.

— Не больно и надо. — Влад собрался обидеться, но вдруг задался вопросом, который почему-то сразу в голову ему не пришел: — Начальник, а на кой такой ляд Зверя пленить?

— Как это — «на кой ляд»?

Полковник явно удивился вопросу. Для него-то самого все тут было более чем очевидно.

А недоумевающий солдат пожимал плечами:

— Не понимаю, зачем его ловить?

— Затем, что сам-то он контакта не ищет и в диалог не вступает. Ведь так?

— Не ищет и не вступает, — согласился Влад. — Разговор у него короткий: напасть, сожрать, переварить.

— Вот то-то же. Как его тогда исследовать? Вопрос. Большой вопрос. Ответ: нужно заарканить. Заарканить и в клетку сунуть. Полагаю — в золотую.

— А зачем его исследовать? Не понимаю. Его гасить, гада, нужно, а не препарировать.

— Узко на проблему смотришь, Кугуар. — Харднетт осуждающе покачал головой. — Очень узко. А еще ученый. Шире надо смотреть. И подходить комплексно.

— Я не ученый, — упрямясь, напомнил Влад. — Я солдат.

Полковник улыбнулся:

— Я помню.

Тут их беседа на какое-то время прервалась — к Харднетту подошел Болдахо и всучил охапку из трех десятков стрел. Полковник стал аккуратно расставлять их вдоль стены. Когда закончил, глянул в проем амбразуры. Понаблюдав за врагом, спросил:

— Как мыслишь, Кугуар, почему не нападает? Чего ждет?

— Темноты, — ответил Влад и показал рукой на запад, где от соскользнувшего за скалы Рригеля осталась лишь придавленная тучами темно-оранжевая полоса.

— Хитер собака! — восхищенно покачал головой полковник. А потом совершенно неожиданно подошел к Владу и, сунув руку в складки балахона, вынул на божий свет какой-то предмет.

У Влада екнуло сердце — узнал в протянутой штуковине недостающий кусок шорглло-ахма. Узнал, но вида не подал. А Харднетт стал выпытывать:

— Ты тут, Кугуар, человек уважаемый. В узкий круг вхож. Может, видел где-нибудь вторую половинку вот этой вот сакральной вещицы. Может, кто показывал? Или рассказывал?

— Нет, начальник, ни сном, ни духом, — соврал Влад и даже глазом не моргнул.

— Точно?

— Точно. А что это?

— План лабиринта. Слышал, что Сердце Мира находится в лабиринте?

— Нет, не слышал.

— Ну так услышь. Есть мнение, что Сердце Мира находится в центре лабиринта. Вот это — его план. Вернее, часть плана. Где-то еще есть и вторая. Я ищу.

Влад взял обломок диска с ладони Харднетта, рассмотрел внимательно с обеих сторон, потер, поскреб и оценил:

— Старинная, судя по всему, вещица.

— Старинная, — согласился Харднетт.

— Откуда она у тебя, начальник?

— Бабушкино наследство.

— Повезло тебе, начальник, с бабушкой.

— Повезло… Так, значит, не видел?

— Говорю, нет. Впрочем, могу поспрашивать. Потом. Когда Зверя сковырнем. Если, конечно, сковырнем.

Вранье давалось Владу легко, и стыдно ему не было.

— Неплохо было бы, — согласился Харднетт и тут же попросил: — А штучку пока отдай. Сам понимаешь — память о бабушке.

Нехотя вернув кусок диска, Влад поинтересовался:

— Сердце Мира, лабиринт, схема — зачем тебе все это, начальник?

— Хочу когда-нибудь взглянуть своими собственными глазами, из-за чего весь этот сыр-бор разгорелся.

— Зачем?

— Интересно.

— Любопытный?

— Любознательный.

Влад хотел сострить на этот счет (имелась одна кондовая армейская заготовочка), но тут Рригель окончательно оставил Тиберрию на произвол судьбы, на плато свалилась непроглядная темень, и Зверь пошел в атаку. О чем и предупредили вновь ожившие барабаны.

Их тревожный бой вернул землян в круговорот сражения.

— Ну что, полковник, погнал спецназ телегу в гору? — подначил Влад Харднетта.

Тот рванул к амбразуре и, подхватив арбалет, отозвался:

— Легко, солдат! Сначала в гору, а потом под гору! Вдоль оврага сквозь кусты!

Влад развернулся в сторону своего заместителя:

— Болдахо, ты что-нибудь видишь?

— Так-то нет, — признался тот. — Так-то темно. Тучи. И птицы-вороны эти-то.

— Так-то эти-то, — передразнил Влад. — Ладно, срок подойдет, я подсвечу. Эти гниды рассосались, не сплошняком идут — редкой цепью. И не в один, а в несколько эшелонов. Вон, вижу, раз цепь, два цепь, три цепь, четыре… И там еще по тылам — целая тьма. Теперь целиться придется. И поправку на ветер учитывать, чтоб фортуна не вильнула.

— Ты что, хорошо их видишь? — перекрикивая барабанную дробь, спросил Харднетт.

— Отлично! — прокричал в ответ Влад. — Светятся заразы. Переливаются. Как тюлени перед случкой. — И уже в сторону Болдахо: — Готовность — один! Понял меня? Сразу — один!

Болдахо зычно продублировал приказ, и он понесся по цепочке от стрелка к стрелку.

Когда Зверь приблизился к оврагу, Влад команду на открытие огня давать не стал, а просто вскрыл из винтовки парочку Чужих. Вырвавшиеся на волю спирали озарили местность ярким свечением. Сразу резать их Влад не стал, дал вертлявым сыграть роль осветительных ракет, чтобы стрелки смогли спокойно осмотреться и выстрелить прицельно. Все получилось, как задумал: через несколько мгновений стрелы с золотыми наконечниками полетели в сторону врага, и фиолетовый свет затопил всю округу. Следом и Влад выпустил целый сноп белых молний.

И дело пошло.

Вскоре проблема освещения и вовсе была снята с повестки дня — специально обученные люди подожгли горящей паклей мазут в овраге. Для этого его когда-то и вырыли умные предки.

И все было бы хорошо, когда бы не было так плохо. Пришла, в конце концов, та минута, которой так боялся Влад: у защитников Сердца Мира стали кончаться стрелы. Зверей к тому времени успокоили уже немало (это само собой, постарались), но в строю осталось их гораздо больше. И словно чуя, что у людей начался подсос с боеприпасами, они усилили напор и стрелять стали гораздо чаще. У Зверя никаких проблем со стрелами не было.

Совсем худо стало, когда начали гибнуть Охотники. Сначала пришла по цепочке весть о гибели защитника пятого сектора — Охотника по имени Ямнагт. Его заменила подоспевшая Тыяхша. Затем вражья стрела пронзила сердце Ждолохо. Тут уже самому Владу пришлось прикрыть часть десятого сектора, для чего сместиться метров на двадцать против часовой.

А Чужие тем временем уже достигли стены и закопошились у ее подножия. Взбираясь один на другого, они начали выстраивать нечто вроде пирамид. Обороняющимся приходилось чуть ли не свешиваться, чтобы бить по акробатам сверху вниз. Из-за этого многие стрелки и гибли: только высунешься, тут же стрела в лоб. Да к тому же еще и не одна — Зверь болтов для людей не жалел.

Вскоре свою стрелу схлопотал и Болдахо. Влад, заметив при очередном всполохе, что верный боевой товарищ лежит в проеме амбразуры как брошенная тряпичная кукла, подбежал и оттащил. Но ничем помочь не смог. Чем тут поможешь, когда стрела пробила горло? Потряс за плечи и приказал:

— Отставить умирать!

Но Болдахо ослушался — прохрипел что-то в ответ и помер.

Рыча от злобы, солдат вновь взялся резать-кромсать спирали. Кромсать и резать. Резать и кромсать. Только тех с каждой минутой становилось все меньше и меньше — стрелы с раймондием стремительно заканчивались, и взять их было негде. Влад начал носиться по стене то в одну сторону, то в другую и экономными одиночными выстрелами вскрывать наползающих Чужих. Только пользы от этого было мало. И выглядела такая беготня как акт отчаяния.

Но верить в то, что Внутренний Город обречен, Владу не хотелось. Не привык проигрывать и упорно сопротивлялся этой мысли. И даже когда Харднетт, поймав его за рукав, сказал:

— Надо уходить, — Влад, упрямясь, мотнул головой:

— Нет. Сдохну, но не уйду!

— Хорошо, если сдохнешь, — Харднетт потряс его за грудки, — а если станешь одним из них?

Влад грубо оттолкнул полковника и, сделав шаг в направлении огневого рубежа, проорал:

— Победить или умереть!

И тут его с ног сбил мощный удар в грудь.

Мир перевернулся, в глазах сделалось темно, а в голове пронеслось: «Вот и смертушка пришла».

Но он ошибся.

Спас его кусок обожженной глины — стрела на излете угодила в шорглло-ахм.

Придя в себя, Влад с трудом поднялся на колени. Кашляя и пытаясь восстановить дыхание, вытащил из разорванного нагрудного кармана артефакт. Вернее все, что от него осталось. Стряхнув с ладони осколки, самый большой из которых был с металлический талер, горько усмехнулся:

— Не обманул папаша, помог шорглло-ахм.

— Сука ты, солдат! — выругался Харднетт. После чего вытащил второй кусок диска и с силой запустил им куда-то в темноту.

Усмехнувшись, солдат вспомнил надпись на диске:

— «Слава и Воля, слившись по Промыслу, да утвердят силу действий, происходящих…

— …от жизни, проводимой с Благим помыслом, ради Мира, ради Владыки Колеса Времени», — продолжил полковник.

— Красиво, — сказал Влад.

— Красиво, — согласился Харднетт. И, помогая ему подняться, заторопился: — Ладно, солдат, пора уходить.

— Куда?

— В Храм Сердца. Больше некуда.

— Не рано?

— Посмотри, что вокруг творится.

Влад осмотрел поле битвы взглядом Охотника и ужаснулся: Зверь уже прорвался в город. Он проходил сквозь расплавленные ворота, проникал сквозь дыры в разорванном шатре и лез через стену, на которой практически уже не осталось защитников.

Город теперь походил не просто на блестящий торт, а на блестящий торт, в котором копошатся опарыши.

Это был конец.

Барабанный бой затих, люди спасались бегством.

— Давай хоть этих прикроем, — показал Харднетт рукой на спешащих к башне стрелков.

Влад, кинув ему винтовку, а следом и последний магазин, сказал:

— Работаем на пару.

Через полминуты они уже вели остатки своей маленькой армии вверх по одной из улиц к подножию Храма Сердца. А у ворот Храма шла отчаянная сеча.

Уцелевшие Охотники отбивались от наседающих Зверей, давая возможность горожанам укрыться за стенами святилища.

Влад, обеспечив вместе с Харднеттом проход безоружных стрелков, присоединился к Тыяхше и расположился у правой створки массивных золотых ворот. Полковник отбежал к Гэнджу и Энгану — братья занимали позицию слева от входа.

Минут десять Охотники не подпускали Зверя, но потом и стрел не осталось, и смысла — людской поток иссяк, всю площадь перед Храмом заполнили омерзительные коконы.

— Закрывайте ворота! — приказал Гэндж тем, кто был внутри, а потом Охотникам: — Уходим!

Через мгновение шумно заработали блоки невидимого механизма, и ворота стали медленно закрываться. Охотники один за другим потянулись внутрь.

Спустя минуту снаружи остались пятеро — Тыяхша, ее братья и два землянина.

— Уходи! — завернув очередную стаю вражьих стрел, крикнул Влад Тыяхше.

Тыяхша мотнула головой:

— Нет — ты первым!

— Оба — туда! — рявкнул Гэндж.

Пока они благородно препирались, получил ранение Энган — стрела вонзилась ему в плечо. Сделав неуверенный шаг назад, молодой Охотник споткнулся и покатился вниз по ступеням.

И пришел бы ему конец, если бы не Харднетт.

Отбросив в сторону выпотрошенную винтовку, полковник выхватил нож и с яростным криком рванул вниз. Разя направо и налево врага золотым тесаком, он добрался до Энгана, легко закинул его на плечо и стал пробиваться к Воротам.

А те уже почти закрылись.

Когда Харднетт внес раненого в Храм, между створками осталась метровая щель.

Промедление было смерти подобно — Влад схватил Тыяхшу за руку и потащил в Храм.

Последним внутрь протиснулся Гэндж.

Соприкоснувшись, створки с хрустом раздавили пустой колчан за его спиной.

Оказавшись внутри, Тыяхша кинулась к постанывающему от боли Энгану.

— Как он? — тихо спросил Влад у Харднетта.

— Матерится, значит, жить будет, — ответил полковник и, обведя взглядом своды Храма, усмехнулся: — Только недолго. Как и все мы тут. Если, конечно, не подсуетимся.

Убедившись, что с братом все в порядке, к ним подошел Гэндж и спросил, обращаясь к Харднетту:

— Ты кто, не свой?

— Геродот, специалист по погибшим цивилизациям, на Тиберрии в научной командировке, — отрекомендовался Харднетт и покосился на Влада.

Тот промолчал.

— Спасибо тебе, Геродот, — сняв перчатку, протянул руку Гэндж.

Харднетт протянул свою. И они обменялись крепким мужским рукопожатием.

«Главное, чтоб не стали целоваться», — усмехнулся про себя Влад и, не выдержав лживости сцены, отвернулся.

Оглядевшись по сторонам, увидел (насколько это позволял свет от нескольких горящих факелов), что изнутри Храм представляет собой огромный невзрачный зал, своды которого подпирают два ряда колонн-параллелепипедов из темного камня. Никакой культовой росписи. Никакого алтаря. Никаких присущих соборам излишеств. Все скромно. Все строго. Параллельно и перпендикулярно. Но зато прямо по центру располагается окруженный блоками провал, из темноты которого уходит вверх гладкий металлический столб толщиной с десятилетнюю сосну. Ничего подобного Влад раньше не видел.

Гражданских в зале было человек триста. Они вели себя тихо. Никто не орал, не стонал и не плакал. Даже дети. Сгрудившись вокруг монаха Церковной унии, все слушали проповедь.

«Вот чей звездный час настал, — подумал Влад. — Говорил же я ему, на войне не бывает атеистов».

Тут к нему подошла Тыяхша, и солдат, заглядывая ей в лицо, сочувственно поинтересовался:

— Как Энган?

— Спит, — коротко ответила девушка.

Ободряюще пожав ей руку, Влад обернулся к Гэнджу:

— Что будем делать, командир?

— Шорглло-ахм молчит? — задал тот встречный вопрос. Набравшись духу, Влад — как в холодную реку с моста — повинился:

— Нет больше шорглло-ахм. Зверь его сломал. Стрела бац — и вдребезги.

— Плохо, — спокойно сказал Гэндж. И больше ничего. Никаких упреков.

Влад стянул маску и, вытирая с лица едкий пот, спросил:

— Сколько сможем продержаться?

— Мало, — ответил Гэндж.

— С водой-едой плохо? — предположил Влад. Охотник хотел ответить, но тут в разговор вступил полковник.

— Ты, солдат, видел, что они сделали с воротами в крепость? — спросил он.

Влад мотнул головой:

— Нет, мимо меня прошло. Я все время наверх смотрел. Туда, где спирали. А чего они там учудили?

— Расплавили, — сказал Харднетт. — Лично видел. Навалились стаей и расплавили. Не просто им это далось, но за полчаса справились. Здесь ворота раза в три толще. Считай, осталось нам от силы часа полтора. Не больше. А то и меньше.

Влад поскреб затылок:

— И что теперь?

Гэндж ничего не ответил. И Тыяхша промолчала. А вот у Харднетта было что сказать.

— Слушайте и не перебивайте, — потребовал он. — Я хоть и не глубоко, но в теме.

И без какого-либо перехода начал рассказывать:

— Вот что я знаю. Когда-то, много веков назад, Сыны Агана создали устройство, которое вы называете Сердцем Мира. Зачем оно им было нужно, бог весть. Может, для научных целей, а может — для практических. Не суть важно. Важно то, что луч, испускаемый этим устройством, пробил дыру между Мирами. И все бы ничего, да только этой дырой воспользовались зловредные обитатели иного Мира — Чужие. Или как вы их называете — Звери. Сыны Агана — что делает им честь — отреагировали быстро и нашли способ справляться с такой напастью. Это они молодцы. Сами кашу заварили, сами и расхлебывать взялись. Впрочем, не вам, Охотникам, мне об этом говорить. Лучше меня знаете. — Полковник прервался и оглядел лица собеседников. Все трое слушали его очень внимательно. — Дальше вот что. Оказалось, что устройство, срабатывая раз в двадцать четыре эталонных года, делает дыру между мирами все шире и шире. И каждый раз через нее пробирается все большее и большее количество Зверей. Сыны Агана скоро сообразили — наступит такой момент, когда их Охотники не смогут справиться с очередной атакой. Поэтому оставили потомкам предупреждение.

— Пророчество, — поправил Влад.

— Ну, пусть Пророчество, — легко согласился Харднетт. — И с той же целью оставили план лабиринта, в котором находится Сердце Мира.

— Где он? — спросил Гэндж.

Харднетт не понял:

— Что?

— Он имеет в виду лабиринт, — пояснила Тыяхша.

Харднетт постучал каблуком по плитам:

— Есть мнение, что здесь, под этим Храмом. А вход… — Он махнул в сторону колодца. — Вход, думаю, там.

После чего замолчал, дал слушателям возможность как следует вникнуть в сказанное. Повисла пауза. Гэндж вытащил сигару и прикурил.

— Слушай, начальник, ты что-нибудь слышал о Человеке Со Шрамом? — первым нарушил молчание Влад. И когда Харднетт кивнул, задал еще один вопрос: — Кто он во всей этой истории?

— Тот, кто доберется до Сердца Мира, — мгновенно отреагировал полковник.

— Зачем ему к Сердцу Мира? — спросила Тыяхша, потирая красные от недосыпания веки.

Полковник улыбнулся:

— Я вам сейчас одну вещь скажу, только вы потом на меня не кидайтесь. Ладно?

— Ладно, — на полном серьезе пообещала девушка. Прежде чем начать объяснение, Харднетт спросил:

— Как вы думаете, зачем Зверь хочет добраться до Сердца Мира?

— Известное дело — чтобы сожрать его, — ответил Влад.

Гэндж кивнул: мол, так и есть. И Тыяхша подтвердила:

— Зверь хочет уничтожить Сердце Мира, чтобы воцарилась Вечная Тьма, имя которой — Бездна. Так сказано в Пророчестве.

— Должен, господа, разочаровать вас — Полковник обвел всех многозначительным взглядом. — Не собирается Зверь уничтожать Сердце.

— А чего он тогда хочет? — озадачился Влад.

— Меня тут недавно осенило, — поделился Харднетт, — что все не так, что все наоборот. Зверь не хочет, чтобы Сердце исчезло. Напротив, Зверь хочет, чтобы оно стучало громче. Или чаще. Или — и то и другое вместе.

В его голосе не было и тени сомнения.

— А зачем это Зверю? — взъерошив волосы на затылке, спросил Влад.

— А догадайся с трех раз, — тут же предложил полковник.

Влад честно наморщил лоб, но Тыяхша догадалась раньше:

— Тогда луч будет бить чаще или мощнее. Дыра между Мирами в результате станет настолько большой, что Зверь сможет прорваться сразу всей стаей.

— Молодец, девушка, соображаешь, — похвалил полковник и, уже обращаясь к Владу, пояснил: — Солдат, те Звери, которые тут, это только авангард. Его задача: открыть проход для всей армии.

— Но в Пророчестве… — попробовал возразить несколько смущенный Влад.

Полковник оборвал его:

— Проблема устной передачи информации — нарастающее до инверсии количество искажений.

— И какой из всего этого практический вывод? — пожал плечами Влад.

Харднетт был готов к такому вопросу и выпалил чуть ли не скороговоркой:

— А вывод простой. Нужно добраться до Сердца Мира первыми. Добраться и вырубить его. Лозунг момента: «Процесс под контроль».

— А что насчет Чужих, которые уже здесь? — подумав, спросил Влад.

— Если Сердце перестанет стучать, они сдуются, — не совсем уверенно сказал Харднетт и, будто убеждая самого себя, добавил: — Обесточим катод — поле рассосется. — И, рубанув рукой, окончательно утвердил это дело: — Точно, рассосется.

Тыяхша и Гэндж переглянулись.

Им, в отличие от Влада, нелегко было принять, что в действительности все немного не так, как они это себе представляли с детства. Но они оказались крепкими на голову ребятами. Очень быстро вышли из мировоззренческого шока. И первой пришла в себя Тыяхша.

— А мы сможем пройти лабиринт без карты? — с плохо скрываемой надеждой в голосе спросила она у Харднетта.

Тот был честен:

— Не уверен. Но иного выхода у нас нет. Пройдем — пройдем. Не пройдем… Ну не пройдем так не пройдем. Не все ли равно где сдохнуть — здесь или в лабиринте? А потом у меня такое чувство… Это трудно объяснить словами… Короче, надо идти.

— Тогда нужно поторопиться, — сказала Тыяхша. Она хоть и покусывала от волнения нижнюю губу, но держалась решительно.

— Согласен, нужно спешить, — подтвердил Харднетт. Гэндж поглядел сначала на ворота, потом в ту сторону, где слушающие проповедь горожане дружно повалились на колени, тяжело вздохнул и спросил:

— Кто пойдет?

— Я, — тут же вызвался Влад. И, не найдя ничего лучшего, напомнил: — У меня шрам.

— И у меня шрам, — ткнул Харднетт в белеющий на темной коже пластырь. — Я тоже иду.

Тыяхша вопросительно посмотрела на старшего брата. Тот, лишь секунду помедлив, кивнул: иди.

И бросил недокуренную сигару на пол.

Полковник немигающим взглядом проследил за ее полетом. Как голодный коршун за полетом воробья. Влад заметил. Опередив агента, быстро наступил на дымящийся окурок. Вдавил его в плиту и прокомментировал с невинным видом:

— Пожарная безопасность.

— За мной, Охотники! — подмигнув смекалистому солдату, воскликнул Харднетт и широким шагом направился к колодцу.

Влад собрался двинуться за ним, но Тыяхша задержала его, ухватив за рукав.

— Откуда он? — тихо спросила девушка и кивнула в сторону удаляющегося полковника.

— Говорит, что с Ритмы, — ответил Влад, тоже перейдя на полушепот. — Говорит, ученый.

— Ты его знаешь?

— Нет.

— Почему начальником зовешь?

— Сказал, что начальник научной экспедиции. А что?

— Странный он.

— Черных не видела?

— Я не про то. Тут другое.

— Что?

— Говорит правду, но я ему не верю.

Влад задумался: рассказать — не рассказать? И, все еще надеясь на свои собственные силы, решил: не время. Но совсем промолчать тоже не мог, поэтому сказал:

— И я ему не склонен доверять. Давай держать ухо востро. А там — видно будет.

Тыяхша посмотрела на солдата таким испепеляющим взглядом, что его рука невольно потянулась к маске. Натягивать ее, конечно, не стал, но глаза отвел.

Недовольно покачав головой, проницательная Охотница осудила его вранье:

— Какие же вы все-таки земляне скрытные.

После чего решительно направилась к колодцу.

— Вот колдунья! — в который раз восхитился Влад ее талантами и поспешил следом.

Харднетт уже стоял на кладке колодца и как завороженный глядел на сверкающий в свете факелов металлический столб. Когда Влад и Тыяхша приблизились, полковник, не оборачиваясь, сказал:

— У меня такое ощущение, что я тут уже когда-то был. Аж колотит всего, до того все знакомо.

— Дежавю? — усмехнулся Влад.

И зря. Потому что в следующий миг сам вдруг почувствовал, как пробежали по спине мурашки. Ухмылка сползла с его лица. Он посмотрел на сам столб. Затем в бездну колодца, из которой столб рос. Затем, придержав шляпу, на пробитый столбом свод. И признался:

— Начальник, я эту железяку тоже где-то видел.

И закрыл глаза.

— Знаешь, что там внизу? — спросил Харднетт. И бросил монету в колодец.

— Знаю. — Влад открыл глаза. — Если Зверь все верно отсканировал, то там зал. Из него выходит целая куча туннелей.

— Сколько туннелей? — так и не дождавшись звука падения монеты на дно, спросил полковник.

Влад вновь закрыл глаза и посчитал:

— Двенадцать.

— Какой из них наш, знаешь?

— Знаю.

— Ну и я знаю, — ухмыльнулся Харднетт.

После чего мощно, словно прыгун в воду, взмахнул руками, оттолкнулся и полетел к столбу, до которого было метра два с половиной. Долетев, крепко обхватил столб руками, а потом и ногами, и с задорным уханьем заскользил вниз.

За ним последовала Тыяхша. К помощи столба Охотница прибегать, конечно, не стала. Просто сделала шаг и устремилась вниз на невидимом парашюте. Была — и нет ее.

Не желая отставать от остальных, Влад бодро вскочил на кладку колодца. «Напоминает шахту гиперсветового конвертера», — подумал солдат, глядя вниз, и тут же почувствовал холод в животе. На этот раз справился с привычным страхом высоты довольно быстро, но несколько секунд решал, какой же вариант спуска употребить. Собрался было скатиться на манер пожарного, но в последний миг впал в сомнения, засуетился и оттолкнулся с недостаточной силой. В результате до столба не дотянул, сорвался в пропасть.

И тут уже ничего другого не оставалось, как воспользоваться услугами браслета.

Летел в темноте секунд пять и за это время успел два раза прочитать молитву во спасение. При третьем заходе дошел только до «да святится имя Твое». И тут ноги, наконец, коснулись чего-то твердого.

Переведя дух, солдат осмотрелся. Тусклый колеблющийся свет, каким-то чудом доходящий сверху, едва-едва вырывал из мрака два знакомых силуэта. Влад вытащил из кармана фонарь и подсветил.

Тыяхша была сосредоточенно-спокойна. Харднетт улыбался.

— Чему радуешься, начальник? — удивился Влад.

— Сущей малости, — ответил тот, жмуря глаза от света армейского фонаря. — Библию читал?

— Ну.

— Помнишь место про то, как небеса разверзлись, а твердь земная растрескалась?

— Ну.

— Так вот сейчас такой миг, когда небеса уже разверзлись, а твердь земная еще не растрескалась. И в наших силах повернуть все вспять. Вот этой предоставленной возможности и радуюсь.

— Спасителем Мира себя ощущаешь, начальник?

— Вроде того.

— Будем разговоры разговаривать или поспешим? — вклинилась в их междусобойчик Тыяхша. И когда земляне одновременно гаркнули: «Поспешим», спросила: — Ну и в какой проход идти?

— В этот, — ни на секунду не задумавшись, указал Влад лучом.

Охотница тут же нетерпеливо приказала:

— Веди.

— Я первым пойду, — опередив солдата, вызвался Харднетт. Включил свой фонарь, который оказался намного мощнее армейского, и направился к туннелю. Заглянув в проем, полковник проорал: — А-а-а-а-а!

Звук унесся, поблуждал и не вернулся.

Не дождавшись эха, Харднетт наступившую тишину смаковать не стал, сделал шаг внутрь.

Солдат, быстро перекрестившись, поспешил за исчезнувшим в темноте полковником.

А Охотница — сразу за солдатом.

Воздух в туннеле оказался не затхлым, а настолько свежим, словно лабиринт хорошо вентилировался. Но никаких воздуховодов в низком (приходилось идти, пригнув голову) и узком (шириной не более полутора метров) подземном коридоре видно не было. Одинаково черные стены, арочный потолок и пол выглядели оплавленными — создавалось впечатление, что ход не рыли, а выжигали. Причем огненной струей таких запредельных температур, что та порода, которая не испарилась, превратилась в камень алмазной твердости. Влад по ходу дела несколько раз чиркнул ножом из интереса — никаких отметин. Только сноп белых искр из-под каленого лезвия. А когда провел по стене ладонью, почувствовал гладкую поверхность без каких-либо признаков конденсата. От таких дел у солдата невольно вырвалось:

— Как они, черти, все это сварганили?!

— Похоже, Сыны Агана использовали ноу-хау, которые находятся далеко за пределами нашего понимания, — заметил, не оборачиваясь, Харднетт. — И дело даже не в самой технологии, а в энергии, которую эти парни использовали. Ума не приложу, где они ее в таком количестве взяли?

— Быстрее нельзя? — вновь поторопила землян Тыяхша.

— Шире шаг на проходе, начальник, — передал Влад просьбу девушки. — Видишь, человек волнуется. У нее наверху, между прочим, родня.

— И без того почти бегу, — огрызнулся Харднетт, но шаг все-таки прибавил.

А через несколько поворотов вдруг сказал отеческим тоном:

— Кугуар, она тебе не пара.

— Кто мне не пара? — не понял Влад.

— Охотница.

— Чего ты, начальник, сочиняешь?

— Любовь, она как кашель — ее не скроешь. — Было слышно, что полковник еле сдерживает смех. — Кугуар, согласись, какая это пара: немногословная суровая туземка и рефлексирующий филолог-землянин? Смешно. И бесперспективно.

Влад обернулся к Тыяхше — слышит, не слышит? По выражению лица так и не понял. Вновь вонзился взглядом в стриженый затылок полковника и сказал:

— Не твоего ума дело, начальник. Это во-первых. А во-вторых, я — не филолог. Я солдат. Еще раз глупость ляпнешь — в бубен.

Харднетт отреагировать на грубость не успел — пройдя очередной поворот, они вышли в следующий зал. Он был точно таким же, как и первый. Только, само собой разумеется, колодец и столб из металла здесь отсутствовали. Но в остальном — все то же. Такие же двенадцать туннелей по кругу. Какой из них нужный, гадать не пришлось. Земляне знали это наверняка. Мало того, их туда тянуло.

— Я так понимаю, что ты, начальник, тоже где-то со Зверем поцеловался? — спросил Влад, нырнув в проход вслед за Харднеттом.

— Было дело, — признался полковник.

— Странно, что уцелел. В очках был и с ватными пробками в ушах?

— Линзы у меня на глазах защитные. Что же касается пробок… Не успел он мне ничего напеть. Я его, Кугуар, ножичком почикал. А ножичек у меня, между прочим, из раймондия.

Когда они миновали третий по счету зал, Влад задумался вслух:

— Интересно, почему Сыны Агана сами не отключили прибор, если знали, чем это все обернется?

— Я думал над этим, — подхватил тему Харднетт. — И у меня на этот счет две версии. Первая — морального плана. Вот, допустим, у тебя дома дырка в полу, через которую крысы вылезают по ночам и обгрызают детям уши. Как ты поступишь? Ты либо дырку зацементируешь, чтобы крысы ушли в другой дом, либо будешь караулить по ночам и крыс мочить. Сыны Агана выбрали войну. Решили как можно больше крыс извести. Мужественное, согласись, решение. И благородное.

— А вторая версия?

— Вторая — космологическая. И тут сложнее. До непостижимости. Возможно, они таким вот образом решали проблемы вселенской энтропии. Детали мне не по зубам. Это пусть специалисты потом кумекают.

— Если это «потом» будет, — хмыкнул Влад.

И наткнулся на мокрую от пота спину Харднетта. Полковник развернулся и с силой ткнул пальцем солдату в грудь:

— А вот тут нам надо постараться.

Какое-то время после этого они передвигались без разговоров. Только миновав еще девять залов-близнецов, Харднетт прервал молчание.

— Кугуар, скажи, почему ты из армии ушел? — задал он неожиданный вопрос.

Влад ответил не сразу, потом буркнул:

— Тошно стало.

— Что — по ночам мальчики кровавые в глазах стоят?

— Девочка. Одна.

После паузы, за которую они миновали очередной коридор и вышли в двенадцатый зал, Харднетт ошарашил Влада предложением:

— Слушай, Кугуар, а давай ко мне в отдел. Мужик ты толковый, самостоятельный, с незапятнанным послужным списком. Удар, опять же, держать умеешь. Короче говоря, подходишь. Дашь добро — зачислю в штат без испытательного срока.

— Я же подследственный, — напомнил Влад.

Харднетт, обернувшись, посветил ему в лицо:

— Уже нет. Уже свидетель. Так что давай, соглашайся. Или собрался остаток жизни коптить небо в какой-нибудь дыре?

Влад не стал раздумывать.

— Ваша доброта смущает меня, монсеньор, но позвольте мне быть с вами откровенным, — сказал он, прикрыв глаза ладонью.

— Позволяю, — разрешил Харднетт и, увидев, как из-за плеча Влада грозно зыркнула глазами Тыяхша, поспешил продолжить путь.

— Все дело в том, — сказал Влад, не отставая от полковника, — что все мои друзья находятся среди мушкетеров и гвардейцев короля, а враги по какой-то непонятной роковой случайности служат вашему высокопреосвященству. Поэтому меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение.

— Ответ д'Артаньяна кардиналу?! — Харднетт захохотал. — Уел! Уел ты меня, солдат! — И, отсмеявшись, спросил: — И все же, почему не хочешь послужить?

— Уж больно репутация у вашей конторы гнилая.

— Плевать.

— Тебе, начальник, может, и плевать, а мне — нет.

— Моралист?

— А хотя бы.

— И с каких это пор?

— Всегда был.

— Не ври! Воевал, стрелял, убивал… Или ты все время в воздух пулял?

— Да нет, не в воздух.

— Сам знаю, что не в воздух. Иначе бы позывной не получил. Убивал ты, солдат. Убивал. Кучу народа положил.

— Так и есть, — согласился Влад. — Убивал. Но это все другое.

— Другое, говоришь? — хмыкнул Харднетт.

— Там все по-честному. Ты можешь убить, но и тебя могут убить. Война, она и есть война.

— А-а! Ну да, конечно. Все по-честному. А мы, значит, воюем не по-честному?

— Нет, конечно. У вас методы кривые. Поэтому в борьбе Добра со Злом вы объективно на стороне Зла. Вы — Зло.

— О, как заговорил! Добро, Зло… А что такое, солдат, есть Зло?

— Зло… Зло — это Зло.

— Берешься оперировать категориями, которым не в состоянии дать определения, — съязвил Харднетт. — Так что, по-твоему, я — воплощенное Зло?

— Зло, — твердо сказал Влад, после чего оглянулся на Тыяхшу. Та за все время их перепалки не произнесла ни слова. И теперь сохраняла невозмутимое молчание.

— Интере-е-есно, — протянул полковник и поинтересовался: — А Зверь из Бездны — Зло?

— Зло, — ответил Влад.

— Что-то тут, солдат, у тебя с логикой. У тебя выходит, что Зло борется со Злом.

— Выходит…

— Сам понимаешь, что говоришь?

— Ну… — Влад задумался. — Просто ты, начальник, относительное Зло, а Зверь — Зло абсолютное.

— Ага! — воскликнул Харднетт. — Вот как! Значит, Зло имеет градации?

— Видимо.

— Так вот что я тебе сейчас, солдат, скажу как римлянин римлянину. Только ты не обижайся. Если Зло имеет градацию, то это означает, что никакого Зла нет. Это трудно понять, поверить в это еще труднее, но таково положение вещей.

— Значит, Зла нет?

— Нет.

— А что тогда есть?

— Есть хаос. Он же — мировая глупость. И она борется с мировым разумом. Сиречь — с порядком. Я предлагаю тебе встать на сторону разума. А Добро, Зло — все это… — Харднетт повел фонарем влево-вправо и вверх-вниз, ставя крест на пространстве впереди себя. — Знаешь, солдат, человечество за всю свою многовековую историю не научилось отличать одно от другого. Куда уж нам с тобой.

— А это не есть задача человечества — отличать Добро от Зла, — возразил Влад.

— А чья же это задача?

— Это персональная задача всякого, кто не делает вид, что Добра и Зла нет. Кто в каждый конкретный миг своего существования совершает душевное усилие, чтобы отличить одно от другого. Кто…

Договорить Влад не успел — они вошли в зал, который разительным образом отличался от всех предыдущих. Во-первых, он был раза в три больше. А во-вторых, все его пространство заполнялось удивительным молочным свечением, в котором желтый луч сделался вдруг черным.

Харднетт выключил фонарь, и стало отчетливо видно, что посреди зала на высоте двух метров висит прозрачная сфера, внутри которой, за радужной оболочкой, непрерывно катятся по изогнутому в Ленту Стэнфорда серебристому желобу ядра из жидкого металла.

— Кажется, пришли, — сказал Влад.

— Ты такую штуку видел, когда Зверь присосался? — спросил у него Харднетт.

Влад кивнул:

— Такую. Похоже, это и есть Сердце Мира.

Тыяхша протиснулась между землянами и подошла к похожей на огромный мыльный пузырь сфере. Несколько секунд с любопытством заглядывала внутрь, а потом коснулась его поверхности. Попыталась продавить, но не получилось — нежная по виду пленка оказалась неподатливой.

— Не трогай! — крикнул Влад.

Тыяхша отдернула ладонь, и за кончиками ее пальцев потянулись блестящие нити. Но ничего страшного не произошло. Нити отлепились и хлюпнулись назад. По поверхности сферы пробежали волны.

— Интересно, что это такое на самом деле? — задумался Влад.

— Устройство, назначение которого нам неизвестно, — выдал Харднетт банальность. — Но вы не волнуйтесь, потом приедут умники и чего-нибудь сочинят. Вроде того, что это такой особый усилитель с раскачкой в катод, имеющий разумно достаточное усиление на частотах сколько-то там мегагерц. И что он не требует нейтрализации, но имеет малую проходную емкость. И что паразитные колебания в нем легко подавляются. И что помимо прочего, при определенных условиях, в данной конфигурации усилителя присутствует отрицательная обратная связь. Вот. Ну и там еще целая куча всякого бла-бла-бла, ля-ля-ля и шема-шема-шема.

Влад не слушал Харднетта, рыскал взглядом по залу. Полковник это заметил и спросил:

— Что ищешь, солдат?

— Где-то должен быть каменный куб, — пояснил Влад.

Харднетт показал рукой:

— Вон он, сзади, слева от входа.

И все трое направились туда.

Поверхность куба представляла собой поле, поделенное на девять (три на три) квадратных гнезд, в каждое из которых была вставлена пластина с вырезанными знаками. Знаки напоминали причудливо переплетенные стебли, цветы и листья диковинных растений.

— Ты знаешь этот алфавит? — спросил Влад у Тыяхши.

— Нет, — сказала девушка. — Вижу в первый раз. А это что?

— Судя по всему, пульт управления Сердцем Мира, — пояснил Харднетт и взялся за центральную пластину.

— Что делать будем? — спросил у него Влад.

— А что должен был сделать добравшийся сюда Зверь? — в свой черед спросила Тыяхша.

— Изменить расположение вот этих плоских каменюк, — пояснил ей Харднетт и с трудом вырвал пластину из гнезда. — При новом сочетании шары из амальгамы должны бежать живее. Ну а, выходит, наша задача: найти комбинацию, которая этот прибор вырубит.

— Ты, начальник, представляешь, сколько тут этих самых комбинаций? — покачал головой Влад.

— Много, — спокойно сказал Харднетт. — Если точно — девять факториалов минус две нам уже известные.

— До фигища! А времени мало.

— И что ты предлагаешь?

— Разломать эту штуковину.

— Дурное дело нехитрое. Но — нельзя.

Влад не понял:

— Почему?

Харднетт пропустил вопрос мимо ушей, зато показал оборотную сторону пластины. Из нее торчало с десяток шипов.

— Перемычка, — определил Влад.

— Перемычка, — согласился Харднетт и стал одну за другой выдергивать пластины из пазов. Когда вырвал последнюю, оглянулся на сферу. Шары катились с той же скоростью.

Полковник был вынужден признать:

— Факир был пьян, и фокус не удался.

— Эта штука будет выполнять последнюю команду до тех пор, пока не будет правильно набрана следующая, — предположил Влад.

Харднетт кивнул и стал набирать новую комбинацию. Влад с минуту молчал, глядя на то, как перемещаются пластины, потом нахмурился и заявил:

— Все. Я понял, начальник, почему ты не хочешь эту штуку развалить.

Полковник промолчал. Он уже вставил все пластины в пазы и всматривался в сферу, оценивая результат.

Результат оказался таким же. Нулевым.

Харднетт не стал сдаваться, упрямо мотнул головой и принялся вновь переставлять пластины.

— Ты меня слышишь, начальник? — повысил голос Влад и схватил полковника за плечо. — Я тебя раскусил.

Скинув его руку с плеча, Харднетт с олимпийским спокойствием продолжил перемещать элементы таинственного кода.

— Тебе приказали новое оружие раскопать. Да, начальник?

У Влада получился не вопрос, а скорее обвинение. Полковник вновь не удостоил его ответом.

— Тебе приказали, ты уперся, а туземцы пусть дохнут?! — Влад сорвался на крик. — Ну а мне никто ничего не приказывал! Я сам себе командир!

Прокричал, выхватил пистолет и трижды саданул по сфере. Пули застряли в оболочке и не причинили устройству никакого вреда.

— Ты что, сука, творишь?! — взревел Харднетт и выхватил свой «Глоззган-112».

Глаза в глаза. Ствол в ствол. И два выстрела одновременно. Пули, не обнаружив в стрелках «Чужих», умерли на стенах зала.

Гул еще не затих, а полковник и солдат, одновременно вернув пистолеты в кобуры, уже сцепились в рукопашной.

Влад ушел вниз от встречного и хуком справа пощупал печень Харднетта. Тот охнул, но устоял. И даже усмехнулся:

— Для белого — неплохо.

И тут же получил ботинком в пах. А когда согнулся — коленом в лицо.

Это был нокдаун, но отнюдь не нокаут.

На счет «четыре» полковник поднялся на ноги, тряхнул головой, стер кровь с губы и признал:

— Неплохо-неплохо для белого. А для белого филолога — совсем неплохо.

— Я тебя предупреждал, что за «филолога» — в бубен? — часто дыша, спросил Влад.

— Было дело.

— Ну так лови.

Удар в челюсть не прошел: Харднетт поставил правой рукой блок, левой — врезал в грудь и свалил задохнувшегося Влада задней подсечкой. Хотел накинуться и добить, но солдат успел изловчиться и врезал ему правой ногой под левое колено. И с такой силой, что там что-то хрустнуло.

Полковник заорал:

— Сука ты, солдат! О-о-о, сссу-у-ука!

И повалился набок.

Влад поднялся, повернулся к Тыяхше и, восстановив дыхание, спросил:

— Почему не помогала?

— Зачем? — не поняла девушка.

— Затем. Не видела, как туго было?

— Видела. А что — ты потерял браслет?

Влад хлопнул себя по лбу:

— Браслет!

После чего секунду-другую молчал, глядя, как корчится от боли Харднетт, а затем кивнул на сферу и объявил, какая замечательная мысль пришла ему в голову:

— Надо эту штуку браслетом развалить.

— Попробуй, — поддержала его идею Тыяхша.

Влад попробовал.

Ничего не вышло.

— Браслет для защиты Сердца сделан, а не для атаки на него, — морщась от боли, злорадно прохрипел Харднетт.

— Тыяхша, тогда ты, — сказал Влад. — Ты ведь можешь без браслета.

Девушка кивнула — могу, но сделать ничего не успела.

Харднетт проорал:

— Не сметь!

И выстрелил ей в спину.

Тыяхшу отбросило в сторону.

Когда Влад подбежал, она уже была мертва. На груди расплылось алое пятно. Глаза остекленели. Пульс отсутствовал.

Солдат завыл.

Гладил ее мягкие волосы с нежностью и отчаянием и выл.

Когда выть устал, подбежал к Харднетту и пинал его ногами, пока тот не потерял сознание.

Только потом вспомнил о дестрониде.

Кляня себя последними словами за бестолковость, прилепил последнюю пластинку к тугой поверхности, саданул по взрывчатке кулаком и вернулся к Тыяхше.

Склоняясь над телом девушки, солдат не видел, как сфера дрожит и светится. Но знал, что это происходит. И только тогда оглянулся, когда Сердце Мира с шуршанием стало осыпаться на пол.

«И мое вот так же сгорело», — подумал он, глядя на горку трухи. И в этот миг девушка спросила:

— Получилось?

— Получилось, — машинально ответил он и только потом вздрогнул.

Когда повернул голову, она уже сидела.

— Ты же… — начал он и не смог продолжить.

— Я же, — кивнула она.

— Пуля… — промямлил он.

— Пуля, — вновь кивнула она и показала ему эту пулю невероятного калибра.

Влад хотел взять металлический цилиндр с ее ладони, но она зажала его в кулак. А когда разжала, пули уже не было. С ладони вспорхнул мотылек.

— Колдунья! — обрадованно проорал Влад. — Моя ты колдунья!

И заграбастал ее в объятия.

Отстраняться она не стала.

Когда Харднетт пришел в себя, он первым делом посмотрел туда, где еще недавно висела загадочная сфера, и тяжелый стон вырвался из его груди. Чего он так боялся, произошло. А потом увидел Тыяхшу, и глаза его полезли на лоб.

— Что, начальник, не вышло по-твоему? — злорадствуя, спросил Влад.

— Я же ее… убил, — пробормотал полковник.

— Убивалка, начальник, у тебя слишком хлипкая. У нас покруче будет.

— И что дальше, солдат? Грохнешь меня? Прямо тут?

— Честно говоря, руки чешутся, — признался Влад. — Но толку? Тебя кончишь, другой прикатит.

— Это точно, — согласился Харднетт и попытался встать. Но едва ступил на левую ногу, взвыл от боли и вновь повалился.

Влад был вынужден ему помочь.

— Вижу, солдат, не привык своих на поле боя оставлять, — подначил Харднетт, навалившись всем весом на подставленное плечо.

— Какой ты мне, начальник, на хрен «свой»? — отмерил ему Влад.

Полковник счел за лучшее промолчать — оставаться в лабиринте ему не хотелось.

Конфуз случился сразу, как только вышли в предыдущий зал. Оказалось, что земляне напрочь позабыли, через какой из двенадцати тоннелей сюда проникли.

— Так не бывает, — почесав затылок, сказал недоумевающий Влад. — Начальник, ты точно не помнишь? Шел же первым.

— А не надо было меня по голове бить, — хмурясь, сказал Харднетт.

— Сам напросился.

— А ты и рад стараться.

— Не спорьте, — прекратила Тыяхша перебранку. — Дайте фонарь.

Влад сунул ей свой, и девушка стала поочередно обходить проемы. Останавливаясь у каждого, она что-то рассматривала на стенах. Дойдя до шестого, сказала:

— Вот этот.

Когда доковыляли, Влад спросил:

— Как определила?

Охотница не стала отвечать, посветила на стену, и земляне увидели небольшой значок в виде трилистника, нанесенный чем-то красным.

— Эти метки Сыновья Агана оставили, — предположил Харднетт.

— Я оставила, — сказала Тыяхша.

— Ты?! — не поверил Влад.

— Я, — кивнула девушка. — Губной помадой.

— Когда это? — не смог припомнить Влад.

— Когда вы так увлеченно языками чесали, — пояснила она.

Харднетт усмехнулся:

— Ариадна.

— Ариадна, — согласился с ним Влад. — А я — Тесей.

— А я тогда кто? — задумался Харднетт. — Минотавр, что ли?

— Минотавр не Минотавр, но с головой у тебя, начальник, точно не в порядке, — не преминул заметить Влад.

И полковник вновь молча проглотил пилюлю.

Когда добрели до колодца, первой поднялась Тыяхша. Затем Влад поднял себя и Харднетта. Обхватил полковника и отдал приказ браслету. Взлетели в лучшем виде.

В Храме не было ни души. Только в проеме исчезнувших ворот стоял Гэндж.

— Что со Зверем? — крикнул ему Влад.

— Пропал, — ответил Охотник. — Уже вошел, а потом…

И тут он изобразил руками сложный жест, пытаясь наглядно показать, что произошло со Зверем. Влад так и не понял, что же именно. Но понял — произошло. И Зверю явно не поздоровилось.

Спустя минут десять солдат с полковником уже сидели на залитых светом и золотом ступенях Храма Сердца и наблюдали за тем, как живые готовят мертвых к путешествию в Ущелье Покинутых. Сначала молча сидели. Потом Харднетт, поправив на ноге шину из двух колчанов, спросил:

— Скажи, солдат, а чем это ты устройство развалил?

— Дестронидом, — признался Влад, машинально вращая браслет вокруг руки.

— А тягач тоже этим делом развалил?

— И тягач… И труп… Воленхейма убил, раймондий украл, улики уничтожил.

— На себя все хочешь взять?

— Хочу.

Харднетт покачал головой:

— Не выйдет.

— Посмотрим, — хмурясь, сказал Влад и неожиданно для самого себя стащил браслет с руки нервным движением. Чему несказанно удивился: — Что за черт?! Говорили же, до смерти не сниму. Или уже умер?

— Защищать больше нечего, — пояснил полковник, беря браслет из его рук. — Все отключено.

— Жаль, — посетовал Влад. — Я уже привык. Удобно. Захотел, допустим, взлететь, и взлетел.

И тут же взлетел.

Толком ничего не понял, но сумел остановить себя на высоте трех метров. Вернулся на место и, косясь на пораженного полковника, воскликнул в недоумении:

— Что за черт?!

— Тому, кто научился плавать, спасательный жилет уже не нужен, — придя в себя, уважительно заметил Харднетт. Он какое-то время глядел на Влада так, будто впервые его увидел. Потом тряхнул головой и заговорил деловым тоном: — Слушай сюда, солдат. Предлагаю сделку.

До Влада не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, он, не ожидая от особиста ничего хорошего, спросил:

— Что на что меняем?

— Ты идешь федеральным агентом ко мне в отдел, я заминаю расследование по нападению на конвой, — без обиняков ответил полковник.

— Испоганить свою жизнь, чтобы спасти миллионы чужих?

Влад задумался и, все еще не веря в свои силы, приподнял взглядом одного из каменных единорогов.

— Я бы так вопрос не ставил, — заметил Харднетт и добавил, с восхищением глядя на зависшее в воздухе изваяние: — Чтоб я сдох!

«В таком высокоразвитом языке, как всеобщий, существуют формулы, которые позволяют ярко отзываться на любую жизненную ситуацию», — подумал Влад словами из прошлой жизни. Вернул единорога на постамент и произнес, глядя на поднимающуюся по ступеням Охотницу:

— Как говорил главный сержант Джон Моррис, если сломал все весла, убеди себя, что тебе по пути с течением.

— Надо так понимать, что ты согласен?

— Выбор есть, но выбора нет. Я согласен, начальник.

— Верное решение. Глупо такие таланты в землю зарывать. С такими талантами можно… А главное — нужно!

Полковник, который не ожидал, что вербовка пройдет столь стремительно, откровенно радовался. Хотел еще что-то сказать сообразное моменту, но в эту секунду заверещал «маячок» коммуникатора.

Судя по всему, Долина Молчания перестала быть таковой.

Харднетт вырвал трубку из складок балахона, вышел по каналу экстренной связи на дежурного координатора Экспедиции Посещения и, объявив номер лицензии, затребовал спасательный борт к подножию Хитрой Горы с группой медиков и запасом замзам-колы. После чего приказал соединить с атташе по культурным связям.

Оставив полковника проворачивать шестерни сложной и непонятной бюрократической системы, Влад встал и, подобрав по пути винтовку (как-никак казенная), подошел к Тыяхше.

— Что скажешь, землянин? — спросила девушка.

— Что люблю тебя, — ответил Влад.

— Любишь, но уходишь?

Он не стал спрашивать, откуда она это знает. Взяв ее за руку, пообещал:

— Я вернусь. Обязательно.

Тыяхша ответила не сразу.

— Я знаю, — тихо сказала она через несколько секунд, провела пальцами по его уродливому шраму и улыбнулась. Эта открытая улыбка сделала ее еще более красивой.

Влад удивился:

— Ты улыбаешься?

— Нельзя?

— Слышал, не умеете.

— Глупость.

— Но ты ведь раньше никогда…

— Не было причины.

Она встала на носочки. Он наклонился.

И в тот же самый миг все для них исчезло.

Все.

И Хитрая Гора. И древний город Айверройок. И местное солнце (на государственном языке Схомии — Рригель, по Единому классификатору — Эпсилон Айвена 375).

И миллиарды миллиардов других звезд Мира, в котором все связано со всем, все тянется друг к другу и при всем при этом — с запредельной скоростью разлетается в разные стороны.