Последний шанс (СИ)

Глава 75. Наш французский ловелас....

Неизбежность войны нависала над Европой огромной грозовой тучей. Не той войны, которая вроде как велась уже почти год и получила название "странная война". В которой пока не было в реальности сделано ни одного выстрела за пределами Восточной Европы. В которой ведущие европейские державы лишь обозначили свое состояние в войне друг с другом. А войны настоящей, сметающей все на своем пути. Эта неизбежность давила на простых людей буквально физически, доводя их сотнями до нервных расстройств и приступов острой паники. Слишком много людей еще помнили, как это бывает, и какие ужасы несет с собой.

И вот на этом фоне первого апреля 40-го года в Париже взорвалась бомба. Не авиационная, не оставшаяся в наследие в земле с той войны. Нет, бомба оказалась информационной, хотя по своему воздействию на последующие события она значительно перекрыла эффект от любой иной бомбы, включая еще не испытанную атомную.

Впрочем, начиналось все довольно обычно. Одна массовая, но довольно желтая парижская газетенка вспомнила давнюю шумиху в прессе насчет гомосексуальных пристрастий Гитлера, перепечатала вновь ту старую статью и все сопутствовавшие ей материалы, а также добавила кое-что от себя. Помимо старых текстов она поместила на своих страницах карикатуру, на которой бравый французский мушкетер, опираясь на укрепления линии Мажино и весело улыбаясь, вдумчиво потреблял немецкого фюрера в зад. Подпись под карикатурой полностью соответствовала рисунку. "Французы предпочитают женщин, но если хорошо попросить.."

В течение пары дней эта карикатура обошла практически все французские газеты, причем, каждая из них посчитала своим долгом добавлять кое-что от себя. Началось форменное ура-патриотическое безумие, прославлявшее доблесть французского солдата и откровенно издевавшееся над немецкой армией. Надо сказать, что французы в своей основной массе достаточно адекватно относились к самим себе, как к довольно посредственным воякам, а потому реального столкновения с Германией боялись до коликов. Однако, благодаря длительности "странной войны", которая могла стать реальной в любой момент, этот страх уже стал привычным, угнездившимся в их душах, от которого очень хотелось, но казалось невозможным избавиться. А потому поднявшаяся информационная волна послужила спусковым механизмом, при котором затаенный, подавляемый в себе страх выплеснулся наружу безумной эйфорией и массовой веселой истерикой. Францию затопило всеми видами массового творческого самовыражения на одну и ту же тему. В течение одного - двух дней страну облетали новые шедевры поговорок неизвестных авторов типа "Наш французский ловелас и в бою не пи**рас". Вдоль всей линии Мажино над укреплениями гордо реалии плакаты с той самой карикатурой или надписями типа "французский кавалер в самом соку приглашает в гости Гретхен из вермахта".

Франция бурлила и билась в истерике. Во множестве городов стали образовываться девичьи сообщества, выступавшие под лозунгами "Подарим свою девственность солдату, уходящему на фронт". Проститутки на борделях вывешивали объявления "Вход только французам" и одевались в белье национальной расцветки.

Через неделю информационный шторм пересек Канал и достиг берегов Англии. Здесь никакого особого бума не случилось, но наиболее популярные карикатуры и поговорки были перепечатаны всеми центральными газетами, отчего Лондон ржал как сумасшедший.*****

Но в Сити не все отнеслись к происходящему с юмором и радостью. В тихом кабинете одного из престижных лондонских клубов собрались три джентльмена. Один из них был уже знакомым нам бароном Ротшильдом, второй, Стюарт Мензис, являлся руководителем британской секретной службы МИ-6, третий был гостем, прибывшим из Франции. Великий мастер Великой ложи Франции Дюмениль де Грамон.

- Что вы думаете господа по поводу истерии, захлестнувшей Францию? - спросил барон после того, как присутствующие отдали должное старому коньяку, привезенному Великим мастером.

- Позвольте на правах младшего члена нашего собрания мне высказаться первым, - начал Мензис. - сотрудникам моей службы не удалось обнаружить ни одного признака искусственности данной кампании. По крайней мере, на острова информация перетекла совершенно естественным путем через множество журналистских каналов. Интерес к теме у прессы совершенно объясним. К тому же помимо прессы информация поступает активно и от наших войск, расквартированных на севере Франции. В письмах или через прибывающих домой в отпуск. Мои люди во Франции также не смогли найти ничего, что могло бы указывать на заказной характер компании. Да и кому вообще по плечу столь массовые акции? Это сколько же денег надо вложить, чтобы получить сопоставимый эффект.

- На самом деле, мой друг, - вступил в разговор де Грамон, - денег на подобное может потребоваться не столь много как кажется на первый взгляд. Подобные кампании всегда похожи на брошенный в воду камень, от которого по воде расходятся круги. Камень может быть совсем небольшой, но, попав в центр пруда, он вызывает множественные волны, расходящиеся по всей поверхности пруда. Но и это лишь один момент из многих. Второй заключается в том, что в качестве камня может выступать разный предмет. Если это будет легкий деревянный брусок, то волн будет меньше, если брусок железа, то намного больше. Так и в мире информации. Если инициирующий материал падает на благодатную почву и естественным образом интересует массовую общественность, то уже сама эта общественность начнет создавать вторичные и третичные волны, делая процесс самоподдерживающимся, а то и самораскручивающимся, усиливающимся, как это произошло в нашем случае. Если же тема людям не близка и не вызывает эмоционального отклика, то в таком случае вам действительно постоянно придется тратить немало средств, чтобы поддерживать костер интереса, стремящийся потухнуть, как под хорошим дождем.

Простите мне, господа, эту маленькую лекцию, но я посчитал, что должен обратить на это ваше внимание для лучшего понимания того, с чем мы столкнулись. В данном случае, не важно, преднамеренно или случайно, но камень, скажем так, оказался идеальным для нашей среды. Всего один информационный повод в далеко не самой популярной газете, а круги на воде не успокаиваются вот уже две недели. Мне, увы, также, - кивок в сторону английского разведчика, - не удалось точно определить, являлась ли та публикация преднамеренной провокацией неведомого нам игрока, либо все произошло случайно. Мои люди вдумчиво побеседовали с автором публикации и художником, нарисовавшим ту первую карикатуру. Но ничего достоверного прояснить не удалось. Первый утверждает, что вспомнил о давней истории совершенно случайно, размышляя о том, как некоторым журналистам удается мгновенно прославиться своими материалами. Идея вновь опубликовать старую историю, наделавшую в свое время немало шума, показалась журналисту, а затем и редактору интересной и способствующей укреплению национального духа. А художник оказался вообще не при делах, его вызвали в редакцию и дали конкретную задачу.

Так что все выглядит чуть ли не случайным. Однако, душу мою продолжают терзать немалые сомнения на этот счет. Я давно отвык видеть случайность там, где результат может привести к большим последствиям. Да и мое чувство опасности прямо-таки кричит во все горло.

Барон Ротшильд молча глотнул немного коньяка, покрутил бокал в руках, как бы разглядывая интерьер кабинета через его тонкое стекло, и задумчиво произнес.

- Это не случайность. Против нас играет враг. Враг страшный, неожиданный и очень сильный. И мне кажется, я знаю, кто он. Скажу сразу, доказательств у меня нет, как и у вас. Да их скорее всего и быть не может. Против нас действует не одиночка, а мощная система, не допускающая любительских ошибок. Ваша же ошибка, господа, лишь в одном. Вы рассматриваете данный факт изолированно, как единичный, а потому, возможно, случайный. Но данный факт является уже третьей мощной информационной компанией, наносящей нам огромный и совершенно реальный вред и еще больший потенциальный.

Вспомните информационную шумиху несколько лет назад в США, похоронившую надежды на возможный союз между Америкой и Германией, а заодно начисто поссорившую нас и клан Рокфеллеров. Что в итоге? А в итоге мы были вынуждены тянуть груз германской реиндустриализации и восстановления практически в одиночку, а заодно отдали, опять же вынужденно, часть очень выгодных контрактов с советами тем же американцам. В результате все деньги им, а риски приходится нести нам. А ведь изначально планировалось совершенно обратное. Именно американские инвестиции в Германию казались наилучшим выбором, поскольку были защищены расстоянием и Атлантикой. Теперь же не удивлюсь, если Гитлер испытает соблазн прихлопнуть кредитора, ликвидируя таким образом свои долги. Его военная машина сегодня объективно самая мощная в Европе.

Идем дальше. Вспомним о предшественнике сегодняшней истерии в прессе. Тогда она оказалась не столь большой, но и напряжения в обществе было куда как меньше. Но дело свое сделало. Немцы стали воспринимать Францию как врага и, вероятно, планы по захвату соседа ужесточились.

И вот теперь третий случай. Вам не кажется, господа, что во всех этих информационных компаниях чувствуется один и тот же почерк?

- Спасибо, что напомнили нам про эти случаи, сэр Лайонел. Я как-то не удосужился связать их воедино, а они действительно выглядят единой цепочкой. - де Грамон покачал головой. - Никогда бы не подумал, что пресса может стать столь грозным информационным оружием. Я как-то привык воспринимать ее как элемент контроля толпы. И уж в страшном сне мне не приснилось бы, что может найтись, кто-то способный нашу же прессу использовать против нас. И так, чтобы мы даже этого не заметили. Вы сказали, сэр Лайонел, что Вы знаете, кто наш столь могущественный и таинственный враг?

- Ну, как Вы понимаете, мсье, достоверно знать это мы не можем. Но давайте подумаем. Мы совершенно очевидно столкнулись с очень мощной и никак не проявляющей себя системой. Следовательно, мы имеем дело либо с тайным орденом по типу нашего, либо с государственными спецслужбами. Чтобы не умножать сущностей, отмечу, что рассматривать первый вариант довольно бессмысленно. Вдруг из ниоткуда подобные тайные общества не возникают. И если мы никогда раньше не замечали их присутствия, то с большой вероятностью их и не существует. Значит мы имеем дело с государством. Вопрос, с каким именно. Вариантов здесь немного, если мы подумаем, а кому собственно было выгодно все, что произошло. И здесь у меня лишь одна разумная версия. Сталину.

В кабинете после этих слов поплыла звенящая тишина. Собеседники начали мысленно перебирать в памяти все, что за последние годы им было известно из необычного, происходящего из СССР. Оказалось, что такового набралось довольно много. Здесь и неожиданно возникшее богатство, позволившее России, не залезая в долговую кабалу профинансировать гигантскую по своим масштабам индустриализацию хозяйства. И не слишком массовые, скорее точечные, но тем не менее значительные чистки государственного аппарата. И мощная волна перевооружения армии, причем, сильнейшая завеса секретности вокруг этого процесса даже не позволяла достоверно оценить итоги этого перевооружения и опасность с ним связанную. Это и появление в последние годы новых и крайне влиятельных государственных структур, типа УЗОра, чья деятельность несмотря на все усилия британских спецслужб оставалась тайной за семью печатями. И, наконец, это неожиданная невообразимая по масштабам и потенциалу активность в социальной и духовной сферах. Все это по отдельности еще можно было расценивать как логическое или не очень, но продолжение политики Сталина, начатой еще в конце 20-х годов. Но все вместе производило впечатление, что те, кто считал себя на планете главной управляющей силой, двигающей цивилизацию по предначертанному ею пути, вдруг проворонили появление настоящего независимого монстра, с которым не только надо было считаться, но и которого стоило всерьез опасаться. В первую очередь потому, что было непонятно, можно ли с ним бороться и какими методами. А главное осталось ли время, чтобы попытаться исправить положение.

- У нас есть шанс остановить или хотя бы серьезно отодвинуть начало немецкой кампании? - спросил француз, осознавший, что все они находятся на краю гибели. Их тайная власть находится на грани коллапса.

- Боюсь, что уже нет. Гитлер по моей информации рвет и мечет, до начала его наступления остается буквально несколько дней, а наших людей сейчас вообще отодвинули несколько в сторону. Любое публичное благожелательное для Франции или Англии высказывание легко может стоить головы любому независимо от должности и прошлых заслуг перед Рейхом.

- И тем не менее мы должны сделать все, чтобы пусть постепенно, но выправить ситуацию, отвести угрозу немецкого вторжения хотя бы от Англии. Проклятый Сталин. Он еще недавно имел наглость отказать Чемберлену в визите с целью присоединения СССР к антигитлеровской коалиции. Нота советского МИДа недвусмысленно дала понять, что никакие обязывающие СССР союзы и коалиции ему не интересны. В войне СССР не заинтересован, чужих территорий ему не надо, а свои он способен защитить самостоятельно. Нота была корректной по форме и совершенно наглой по содержанию. Но еще хуже то, что согласно моим источникам об этом уже известно в Берлине. И теперь Гитлер уверенно считает, что с востока ему не стоит ничего опасаться. Сталин вольно или нет, но развязал ему руки.

- Господа, сейчас мы ничего не решим. Предлагаю встретиться через какое-то время, когда каждый из нас будет готов предложить что-либо конкретное по изменению сценария европейской войны. А пока всем нам стоит сосредоточиться на том, чтобы хоть как-то унять бушующего фюрера.*****

А фюрер действительно бушевал. Его истерический голос и многочисленные разносы подчиненным разносились далеко за пределы его кабинета. Те, кого он вызывал входили в приемную как восходят на эшафот, заранее прощаясь если не с жизнью, то с должностью. Между тем никаких оргвыводов пока не последовало. Гитлер разумеется, был взбешен, как никогда раньше. Но его показная истерика была очень тщательно срежиссирована им самим для того, чтобы генералы, отвечавшие за французскую компанию отнеслись к поставленной задаче максимально серьезно и даже мысли не допускали о какой-либо осторожности, не говоря о трусости, и тем более не мыслили о снисхождении к врагам Рейха. В результате в топку полетели все наиболее мягкие варианты проведения компании, в том числе подразумевавшие возможное разделение Франции на оккупированную и формально независимую, но подконтрольную Рейху часть. А авторы этих вариантов к их немалому везению заблаговременно, почувствовав угрозу для себя, отбыли с контрольными проверками в войска и на производства. Теперь план подразумевал лишь стремительные удары по войскам противника, проникновение в тыл и скорейшее взятие не только Парижа, но и всех крупных городов на Юге Франции. Особое внимание фюрер уделил сценарию спецоперации в Тулоне, где по данным итальянской разведки существовали планы затопления французского флота при неблагоприятном для Франции развитии военной кампании. Операция намечалась совместной для итальянских и германских войск с привлечением серьезного союзного десанта и многочисленных подводных лодок Кригсмарине.

- Проклятые лягушатники, думал Гитлер громко вопя на очередного попавшего под раздачу генерала. Ничего, скоро они узнают цену своим шуточкам. Это не мы, а они во всех видах прочувствуют на своей заднице мощь германского солдата.

Результатом очередной истерики фюрера и посетившего во время нее вдохновения стала секретная директива, предписывающая по мере наступления во Франции и Бельгии использовать всех попавшихся под руку женщин по их прямому назначению.

Поскребышев недоуменно прислушался к громовому хохоту, доносившемуся из кабинета Сталина. Он даже, что практически никогда прежде не бывало, позволил себе встать и приоткрыть дверь, чтобы убедиться в том, что все нормально. Увидев взмах руки хохочущего от души Сталина, Поскребышев закрыл дверь и пожал плечами. Таким Сталина он видел впервые.

- А ведь вроде бы на доклад Артузов пришел, как-то не вяжется его служба с фабрикой юмора. Ну да смех все же лучше рыданий.