Последний солдат президента

Тяжела и неказиста жизнь простого террориста

Габонис не стал пользоваться телефоном.

– У нас гости, – Ковальский, Пановны и Петере одновременно повернулись к проскользнувшему в помещение центра управления стрельбой литовцу. – Блокируйте электропитание в шахтах.

Пановны, ни слова не говоря, перекинул несколько тумблеров на пульте и бросил вопросительный взгляд на Ковальского.

Тот утвердительно кивнул.

– Рассказывай, – нахмурился Петере – Один труп. Хохол Тытько, повешен на четвертом уровне. Тело сброшено в сквозной колодец, – Сигизмунд присел в свободное кресло напротив переливающегося зеленым осциллографа, – на лбу надпись по-английски – «Добро пожаловать в ад». Оружие пропало.

– Те двое в туалете? – Ковальский потер ладонью подбородок.

– Думаю, тоже их рук дело, – подтвердил Габонис. – Имитация несчастного случая.

– Почему сейчас они себя обнаружили? – задумчиво произнес Войцех Пановны, отдавший десять лет службе в польской разведке и ушедший в отставку всего год назад. – – Могли бы еще минимум сутки не вылезать.

– Не знаю, – Габонис устало покачал головой. – Вероятно, приступают к активной фазе операции.

– Юрис, – Ковальский хлопнул Петерса по плечу, – свяжись с людьми «Каспия» и запроси инструкции.

– Оговоренное время связи только завтра.

– Сколько до него?

– Шестнадцать часов. Канал включается за минуту до контрольного времени.

– Матка Боска! – Ковальский зло оскалился. – Ладно… Зигги, отправляй людей на прочесывание третьего, четвертого и пятого уровней. Пусть стреляют на любой звук. И вот еще что – наших поставьте к каждой группе. Чтоб ни шагу в сторону.

– Ясно, – Сигизмунд поднялся. – Отправить группу ко входу?

– Незачем. Эти все равно уже здесь. Хотя пару человек направь. Пусть на окрестности посмотрят.

Когда за Габонисом захлопнулась тяжелая бронированная дверь, Ковальский со всего маху стукнул кулаком по алюминиевой крышке пульта.

– Успокойся, – тихо сказал невозмутимый Петере, – все гладко не бывает. К шахтам им все равно не пройти.

– Откуда они здесь?

– Спроси что-нибудь полегче. Ясно одно – тот, кто предоставил нам координаты базы, имел дело не с одним покупателем.

– «Дикие гуси» [Дикие гуси – жарг. – наемники из числа бывших спецназовцев]?

– Не исключено.

– А зачем?

– Для перестраховки. А те решили перехватить инициативу.

– Это бессмысленно…

– Как сказать. Призовой фонд на две части не делится. Или мы, или они… – Петере налил из термоса чаю. – Они, кстати говоря, могли быть туг раньше нас и просто ждали удобного момента. Другой вариант – это группа, которой поручено нас зачистить.

– Зачищают после выполнения задания, а не в процессе его, – проворчал дотоле молчавший Пановны.

– Всякое бывает, – отмахнулся Петере, – эксцесс исполнителя, к примеру. У кого-то сдали нервы.

– Или этот хохол случайно на них нарвался и у них не оставалось другого выхода, – предположил Ковальский.

– Все может быть, – вздохнул латыш, – однако это не повод сворачивать операцию…

Пробежав со своей ношей почти километр, Рокотов остановился посредине широкого тоннеля и положил катушку кабеля рядом со штабелем неиспользованных строителями рельсов.

От него требовались быстрота, сила и ловкость.

Влад выбрал трехметровый стальной швеллер и закрепил на нем две проволочные петли. Забрался на потолок по идущим вдоль стен толстым проводам и просунул два отрезка кабеля сквозь пустующие проушины. Затем спустился вниз, привязал кабель к петлям на обрезке рельса, поочередно приподнял каждый из концов и зафиксировал тросы во вбитых в стены скобах. Получились гигантские качели с болтающейся в полуметре от пола перекладиной из стокилограммовой железки. Набросив очередной кусок кабеля по центру швеллера, биолог забрался на потолок метрах в пяти от качелей, протянул провод через мощный стальной крюк и, используя одну из стенных скоб в качестве примитивного блока, подтянул рельс к потолку.

Теперь при обрыве фиксирующего троса трехметровый брусок ржавого железа полетел бы вниз по пологой дуге.

Рокотов удовлетворенно хмыкнул, присел на корточки в самом начале узенького бокового коридора, положил руку на туго натянутый кабель и застыл.

Вопреки утверждениям ичкерийских пропагандистов во главе с Мовлади Удуговым, речам известных боевиков и мнению самого Вагита, жители захваченного «волками ислама» приграничного дагестанского села не горели желанием присоединиться к борцам за «чистоту веры». За три дня оккупации отряд Вагита увеличился всего на одного бойца – восемнадцатилетнего даргинца, имевшего стойкое психическое отклонение и раз в полчаса выкрикивавшего лозунг «Русских расстрелять!». По всей вероятности, несчастному умалишенному просто нравились перекатывающиеся во фразе три буквы "р". Сумасшедшего окружили заботой, дали автомат без патронов и без затвора и поручили необременительный пост возле пустующего амбара. Псих ответственно подошел к несению караульной службы – вырыл себе полнопрофильный окоп, сложил из обломков кирпича, ветоши и листов картона подобие дота и принялся отгонять от амбара всех без исключения, включая и новых товарищей. Лишь дважды в день он подпускал к себе худощавого Зию, таскавшего ему котелок с едой.

Остальные жители деревни никакого энтузиазма не проявляли. На боевиков смотрели исподлобья, в разговоры предпочитали не вступать и занимались обычными домашними делами. На предложения Вагита присоединяться к отряду и идти дальше к Махачкале только отрицательно качали головами и отворачивались.

Молодой чеченский командир попал в психологический капкан, напрямую связанный с бытующими среди горных народов традициями.

С одной стороны, чтобы не уронить свой авторитет в глазах подчиненных, он должен был действовать предельно жестоко, вербовать новых бойцов силой, угрожая в случае неподчинения расправой над родственниками новобранца. С другой стороны, любой неверный шаг по отношению к аварцу, лакцу, даргинцу или осетину грозил Вагиту непредсказуемыми последствиями. Родовые отношения на Кавказе, а особенно в сельской местности и в горных деревнях, столь запутанны, что силовое решение возникшего вопроса почти со стопроцентной вероятностью оборачивается войной кланов. В многонациональном Дагестане практически у каждого жителя найдутся родственники по всей республике, которые в случае гибели своего десятиюродного дяди или брата развернут бойню против семьи убийцы.

В первый же день, войдя в село, Вагит приказал расстрелять местных милиционеров – одного русского и двух братьев-аварцев – Бексултана и Камаля Типкоевых. Что и было сделано. Однако в тот же вечер из деревни исчез подросток, приходившийся Типкоевым племянником. А назавтра уже все в деревне знали, что главарь боевиков приговорен. Вагит сделал вид, что ему на это наплевать, но на самом деле испугался до дрожи в коленках. Ибо теперь ему не будет покоя ни в Дагестане, ни в Чечне, ни в России. Даже если он сумеет вырваться за границу и осесть где-нибудь в Турции или в Арабских Эмиратах, рано или поздно один из клана Типкоевых приставит кинжал к его тонкой шейке.

Умереть своей смертью ему не дадут. Вагит запаниковал. Казавшаяся настоящим мужским делом война с неверными превратилась в смертельно опасную игру против озлобленных кровников. Молодой чеченец наконец осознал, что его намеренно втянули в авантюру, подставили и теперь ему предстоит выпутываться самому. И это поняли почти все члены его небольшого отряда.

Но сделанного не воротишь… Спустя три дня после перехода границы с Дагестаном к Вагиту в гости, сопровождаемый многочисленной охраной, пожаловал Арби Бараев. Шесть черных джипов «шевроле-субурбан» встали на центральной площади, а четыре пикапа «мицубиши», в кузовах которых были установлены двенадцатимиллиметровые пулеметы НСВ «Утес» [НСВ «Утес» – пулемет конструкторов Г. И. Никитина, Ю.М.Соколова и В.И.Волкова. Калибр – 12, 7 мм, масса – 25 кг, начальная скорость пули – 845 м/сек., скорострельность – 100 выстр/мин., прицельная дальность – 2000 м, емкость ленты – 50 патронов. НСВ оснащается оптическим прицелом СИЛ 3-6-кратного увеличения и крепится на станке 6Т7. Для стрельбы применяются боеприпасы с бронебойно-зажигательной пулей Б-32, бронебойно-зажигательной трассирующей пулей БЗТ-44 и зажигательной пулей мгновенного действия МДЗ. На базе НСВ также разработаны танковый пулемет НСВТ и корабельная турельно-башенная установка «Утес-М»], заняли позиции на окраине.

Вагит принял дорогого гостя в занятом под штаб здании поселковой администрации. Усадил Бараева на почетное место во главе ковра и лично поднес остроносому сподвижнику Масхадова чашку свежезаваренного чаю.

На людях Бараев спиртное не употреблял, истово соблюдая нормы ваххабизма. Он даже публично застрелил одного из своих бойцов, когда у того в вещах обнаружилась плоская бутылочка с коньяком. Однако в своем доме-крепости, окруженном пятиметровым забором из розового итальянского кирпича, Арби частенько напивался до свинского состояния, компенсируя таким образом постоянное нервное напряжение. По сути Бараев был алкоголиком. Но вслух об этом никто не говорил.

– Я вижу, ты тут обустроился, – Арби приветственно поднял чашку с чаем.

– Ничего сложного, – подобострастно улыбнулся Вагит.

– – Как сказать… Аллаху угодно любое, даже нетрудное дело, если оно направлено против неверных, – Бараев всуе всегда упоминал Бога, не понимая, что своими речами только позорит ислам и истинных мусульман.

– Аллах велик, – с воодушевлением сказал Вагит.

– И Аллаху приятно, когда кровь проклятых гяуров плещется у его трона, – Арби процитировал фразу из ваххабитского методического пособия, изданного в США многомиллионным тиражом. Тоненькая брошюра содержала две сотни подобных изречений и активно распространялась среди террористов в Косове, Чечне, Афганистане и Индии. Причем помимо ваххабитов тиражированием псевдоисламской книги занимались и миссионеры церкви Свидетелей Иеговы, не упускавшие своего шанса немного подзаработать. За каждый дошедший до адресата экземпляр руководство иеговистов получало по два доллара семьдесят пять центов.

Вагит почтительно промолчал. В грамоте он был не силен и пока еще не смог прочесть подаренную ему месяц назад брошюру.

– Евреи в деревне есть? – как бы между прочим поинтересовался Бараев.

– Нет, – грустно ответил Вагит, – ни одного нет…

Арби недовольно поморщился.

– Жаль…

– Жидов надо в городах ловить, – Вагит устроился поудобнее, привалившись спиной к свернутому у стены ковру, – в горах они не водятся.

Насчет иудеев у Бараева был пунктик. Поднаторев на похищениях людей, Арби вывел для себя простую закономерность – чем больше брать в заложники евреев, тем больше денег можно заработать. За родственниками богатых граждан Израиля развернулась настоящая охота.

И она приносила свои плоды.

Всего за год Бараев увеличил свое личное состояние на семь миллионов долларов. Для этого ему всего лишь потребовалось казнить одного заложника, а двоим подросткам, чьи отцы имели на берегах Красного моря процветающие фирмы, отрезать по пальцу. И доллары потекли рекой. Правда, «Моссад» объявил награду за его голову, но Арби это мало волновало. Израильские спецслужбы далеко, а в Чечне он чувствовал себя полновластным хозяином. К тому же московские друзья, занимавшие высокие посты в Кремле, не дадут в обиду подельника и вовремя предупредят, если «Моссад» попытается провести острую акцию.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Деньги кончаются, – озабоченно сказал Вагит.

– Это не проблема, – Бараев щелкнул пальцами, бросив взгляд на неподвижно сидящего у входа охранника. – Насрулла, принеси сюда двадцать тысяч.

Боец легко поднялся и выскользнул за дверь. Спустя три минуты вернулся и молча бросил перед Вагитом две перетянутые резинками пачки долларов.

У молодого чеченца загорелись глаза.

– На первое время хватит, – покровительственно сказал Арби.

– Сегодня же ребятам по сотне раздам, – пообещал Вагит, пряча валюту за пазуху.

– Не благодари, – Бараев величественно махнул рукой, – надо будет еще – скажешь.

Вагит с уважение посмотрел на старшего товарища. Ему было невдомек, что реальная стоимость выданных ему двадцати тысяч долларов составляла едва ли десятую часть от проставленной на бумаге суммы.

Ибо доллары были фальшивыми, напечатанными на цветном принтере в одной из принадлежащих Бараеву подпольных типографий. С наемниками и рядовыми бойцами никто настоящей полновесной валютой расплачиваться не собирался. Это относилось и к чеченцам, и к русским, и к прибалтам, и к украинцам, и к талибам, и к некоторым арабам вкупе с неграми. Все равно большинство из них никогда не сможет воспользоваться выданными деньгами. Их судьба – сдохнуть на поле боя или быть убитыми своими нанимателями в тот момент, когда в них отпадет нужда. А немногих оставшихся в живых переловят полицейские при попытках обмена фальшивок. О происхождении денег наемники вынуждены будут молчать, чтобы не получить обвинение по дополнительной уголовной статье.

– Местные как себя ведут? – спросил Арби.

– А-а! – Вагит злобно нахмурился. – Никак… Помощи от них не дождешься. Хорошо еще, что в спину не стреляют.

– Ты оружие у них забрал?

– Частично.

– Что значит – частично?

– Автоматы и пистолеты, что в ментовке были.

– А ружья?

– Ружья не трогал.

– Зря…

– Да не будут они дергаться. Тут молодых-то почти нет,.одни старики и дети. Ментов троих замочили – и все дела.

– Что мулла местный?

– Дома заперся, с нашими говорить не хочет…

– Так, – Бараев резко встал, – пойдем…

Дом муллы был совсем рядом с площадью.

Когда Бараев, Вагит и сопровождавшие их два десятка боевиков вошли во двор, старик сидел в тени огромного каштана и перебирал яшмовые четки.

Арби выступил вперед.

– Приветствую, уважаемый. Мулла сжал зубы.

– Я, кажется, поздоровался, – издевательским тоном заявил Бараев и уселся на скамью напротив старика. – Не к лицу мусульманину нарушать закон гостеприимства.

– А ты разве мусульманин? – тихо спросил мулла.

– Разве нет? – притворно удивился Арби и оглянулся на сопровождающих.

– Тебе любой подтвердит…

– Слова твоих шакалов для меня ничто…

– А ты, я смотрю, излишне смел.

– Кого мне бояться? Тебя?

– Не заговаривайся, старик…

– Зачем пришел? – мулла отложил четки и вперил тяжелый взгляд в вытянутое лицо Бараева.

– Вернуть тебя к истинной вере.

– Что ты о ней знаешь? – старик грустно покачал головой. – Те, кто усвоил себе зло, которых охватил грех, – те будут жителями огня, в нем они будут вечно [Коран, глава 2, Корова, ст. 75.]…

– Аллах разберется, кто сражается за веру, а кто только языком треплет, – Арби поджал тонкие губы.

– Кого вводит в заблуждение Бог, для того уже нет вождя. Таких оставляет Он, и они в своем блуждании ходят как умоисступленные [Коран, глава 7, Преграды, ст. 185.], – мулла вновь процитировал Святое Писание.

– Ты не ведаешь, что сам творишь и к чему сподвигаешь этих молодых глупцов.

– Аллаху угодны трупы неверных, – твердо заявил Бараев.

Старик печально окинул взглядом столпившихся полукругом боевиков и вздохнул.

– Ты пришел не говорить и слушать. Ты пришел только слушать то, что сам говоришь. Наша беседа бессмысленна. Наступит час и твои глаза будут открыты. Я буду молиться, чтобы Аллах послал тебе прозрение.

– Я прозрел тогда, когда начал джихад! – с пафосом воскликнул обозленный Бараев. – И не тебе меня учить!

– Ты даже не знаешь разницы между джихадом и газаватом [Джихад – дословно «усердие». К газавату (войне против неверных) не имеет никакого отношения. Псевдомусульмане часто путают эти два понятия], – мулла расправил плечи, – мне не о чем с тобой разговаривать.

– Не о чем?! – окончательно разъярился Арби и обернулся к соратникам.

Те переминались с ноги на ногу и отводили глаза.

Зря он затеял этот разговор и зря пришел в дом к мулле. Священнослужителя не собьешь с толку трескучими фразами и лозунгами, почерпнутыми из примитивных брошюрок. Только лицо перед товарищами потеряешь.

Бараев глухо зарычал и передернул затвор пистолета…

Патрульная группа из шестерых террористов появилась в тоннеле тогда, когда Рокотов уже окончательно потерял терпение. Два с половиной часа он просидел почти неподвижно, позволяя себе лишь изредка на несколько сантиметров менять положение тела.

Террористы шли грамотно.

Трое впереди, затем одиночка с ручным пулеметом наперевес, за ним в десятке метров двое. Без света, обозревая пространство сквозь польские пассивные очки ночного видения «РСО» с углом обзора в сорок градусов.

Но инфракрасная оптика хороша только против стандартного противника, к коему Влада никак нельзя было отнести. Он учел то обстоятельство, что террористы попытаются использовать свое преимущество в виде приборов ночного видения. И поэтому приготовил для них простейший механический капкан, равный по температуре с окружающей средой и никак не выделяющийся на ее фоне. В окулярах «РСО» подвешенный к потолку тоннеля рельс выглядел серым наплывом, составной частью бетонной конструкции.

А скрюченная фигура контрдиверсанта у выступа бокового коридора скрадывалась не пропускающим теплового излучения плащом.

Террористы ступали тихо, останавливаясь каждые полсотни шагов и прислушиваясь.

Рокотов затаил дыхание.

Первая тройка миновала проем бокового коридора.

Когда из темноты показалась фигура пулеметчика, Владислав потянул за свободно висящий конец кабеля, и страховочная петля выскочила из удерживающего шнур узла.

Над головами террористов зашуршало, вверх вскинулись все шесть стволов, и в этот момент стальной швеллер полетел вниз. Один из патрульных успел заметить приближающуюся темную массу, упасть на колено и нажать на спусковой крючок. Из «ингрэма» [Пистолет-пулемет производства США калибра 9 (модель 11) или 11, 43 (модель 10) мм. Темп стрельбы – 1100-1200 выстр/мин., прицельная дальность – 100 м, емкость магазина – 16, 30 и 32 патрона. Начальная скорость пули – дозвуковая, прим. 280 м/сек. Пистолет-пулемет оснащен выдвигающимся плечевым упором и глушителем] вылетели три пули, с визгом отрикошетили от рельса и впились в бетонную стену.

Но полет стокилограммовой железки очередь из пистолета-пулемета не остановила.

Болтающийся на двух натянутых проводах рельс ударил передних террористов, размозжив голову одному и раздробив грудные клетки остальным, швырнул тела назад, зацепился одним концом за выступающую из стены скобу, подпрыгнул и качнулся в обратную сторону. Раздался хлопок лопнувшего кабеля, освободившийся край швеллера со скрежетом проехал по шершавому бетону и уткнулся в стык рельсов.

Первая тройка отлетела на десяток шагов, сбив по пути изготовившегося к стрельбе пулеметчика. Тот от неожиданного удара покатился по полу и согнул ствол швейцарского «SIG 710-3» [Принят на вооружение в 1955 году. Калибр – 7, 62 мм., масса – 9, 25 кг, длина – 1143 мм, начальная скорость пули – 790 м/сек (патрон 7, 62х51 НАТО), темп стрельбы – 850 выстр/мин., емкость магазина (ленты) – 50-250 патронов, прицельная дальность – 1200 метров. Ствол пулемета изготавливается из ванадиевой стали. В процессе стрельбы при перегреве его можно заменить на новый]. Грозное оружие приказало долго жить.

Оставшиеся целыми и невредимыми двое террористов открыли ураганный огонь прямо перед собой, заодно нашпиговав пулями и тела своих покалеченных товарищей.

Оглохший от стрельбы Владислав не стал дожидаться подхода подкрепления. Он на цыпочках добрался до очередного поворота, взобрался по вертикальному колодцу на следующий этаж и побежал по наклонному тоннелю вниз, стараясь как можно дальше уйти от места успешной засады.

Беслан приказал трем группам занять позиции у входов в три ближайших боковых прохода, а сам при свете мощного фонаря осмотрел окровавленные трупы.

Увиденное соответствовало рассказу уцелевших патрульных.

С потолка на обрывке изолированного кабеля свешивался перекошенный рельс, возле него чернели брызги запекшейся крови, валялся «ингрэм-мариетта», чуть дальше лежали четыре тела. У одного была срезана верхняя часть черепа.

– Как в кино. – Белорус по фамилии Нистюк брезгливо отодвинул ногой заляпанный бурыми ошметками пулемет. – Че делать-то?

– Искать, – коротко рыкнул Беслан. Внезапно он почувствовал всплеск ярости.

– Кого ты искать намерен? – насмешливо спросил Нистюк. – Мы даже не знаем, сколько их.

– Твое дело – выполнять приказ!

– А ты что, уже командовать взялся?! – белорус тоже проявил явную злобу. Беслана взорвало.

– Ты, русак! Ты на кого голос повышаешь?! А?! – Чеченец выдернул из ножен узкий английский кинжал и взмахнул им перед отступившим на шаг Нистюком. – Ты забыл, кем ты был?! И кто тебя сюда взял?!

Рокотов мог быть доволен. И у чеченца, и у белоруса налицо были все признаки стероидной агрессии. Тестостерон, подмешанный в салаты, ослабил тормозящие психологические механизмы, и теперь любое невежливое слово собеседника приводило к конфликту.

Нистюк вскинул автомат.

– Спрячь перо, чурка! Со своими так разговаривай! Козел…

– Ах ты!.. – Беслан прыгнул вперед, целясь ножом в живот белорусу.

Нистюк ловко отскочил в сторону и двинул чеченца прикладом по шее. Тело кувырнулось в воздухе, кинжал выпал из разжавшихся пальцев. Беслан разбил нос о стену, подскочил, выхватил из-за пояса хромированную «беретту» и разрядил обойму к Нистюка.

Белоруса швырнуло на пол.

– Всем стоять! – заорал чеченец, лихорадочно перезаряжая пистолет.

– Ты что, двинулся?! – Двухметровый Миколайчук сграбастал Беслана сзади и выбил из рук «беретту». – Ты что натворил, недоумок? Что мы Сигизмунду скажем?

– Кончай его! – К чеченцу подскочил Федунич и широко размахнулся телескопической дубинкой. Но ударить он не успел. Рослый украинец отбросил Беслана вбок, перехватил летящую дубинку и заломал руку Федунича за спину. Белорус упал на колени.

– Вы все с ума посходили? На пытавшегося вскочить Беслана навалились Бондарь и Заико.

Миколайчук развернул к себе Федунича и влепил тому звонкую оплеуху.

– Приди в себя!

Федунич ошалело замотал головой. – Так, – Миколайчук вздернул вверх пудовый кулак, – хватит! Этого спеленать и-к Сигизмунду. Пусть сам разбирается. Трупы собрать. И отходим… Бондарь! Возьми людей и прочеши тоннель на пятьсот метров дальше. И сразу обратно. Погнали!

Рокотов в очередной раз заблудился, попал в какие-то полудостроенные коридоры и потратил почти пять часов, чтобы вновь выбраться к центру базы.

«А может, это и к лучшему, – бодро подумал биолог, – пока я тут плутал, мои новые друзья чуть-чуть подуспокоились и слегка потеряли бдительность… Человеческая психика – штука тонкая и нежная. Ее в постоянном напряжении держать нельзя. Пережмешь пружину, и пиши пропало. Развернется в обратную сторону так, что всем поплохеет… Похоже, этим придуркам сие неизвестно. Вместо установки стационарных постов и секретов они устроили массовое прочесывание территории. Соответственно, через сутки весь личный состав устанет. И никакие приказы в нормальное состояние их не вернут. Только отдых. Но отдыха они себе позволить не могут. Если только я не дам им передышку. Чего делать не собираюсь… Итак. Для успешного продолжения концессии мне надобно их еще раз или два взбодрить. Рельс прошел хорошо, там минимум три трупа или трое тяжелораненых… Сейчас двадцать один тридцать, – Влад нажал кнопку подсветки размеченного на двадцать четыре часа специального хронометра, купленного в элитном магазине „Grinwitch“ на Большом проспекте Петроградской стороны за полторы тысячи долларов. Дешевле найти не получилось. Требования к часам у Рокотова были жесткие, на снаряжении он не экономил, – так или иначе, через несколько часов половина отряда захочет спать. А вот если я им устрою бессонную ночь, то назавтра у большинства моих противников будет раскалываться голова. Что до меня, то я перейду на технологию сна товарища Леонардо…» Будучи биологом по профессии и экспериментатором по призванию, Рокотов частенько проводил опыты сам на себе, если встречал в научной литературе описание какой-нибудь интересной особенности человеческого организма.

Так было и со сном.

Владислав научился спать четырьмя разными способами, помимо общепринятого. Как Наполеон – по два часа в сутки, как волк или собака – просыпаясь каждые семь-десять минут, как человек, помещенный в изолированное от внешнего мира пространство и в связи с этим переходящий на тридцатишестичасовой цикл – двенадцать часов сна и двадцать четыре бодрствования, и как Леонардо да Винчи.

Последний способ был наиболее интересен.

Великий энциклопедист эпохи Возрождения экспериментальным путем вывел ту методику отдыха, которая позволяла ему работать сутками напролет. Причем способ Леонардо был прост – сон по пятнадцать минут каждые четыре часа. Итого – полтора часа в сутки. Шесть пятнадцатиминутных перерывов полностью восстанавливают все функции организма и разлагают все накапливающиеся в мозговых тканях вредные вещества. Благодаря такому режиму да Винчи успел за свою жизнь сделать в несколько раз больше, чем его современники.

Но метод Леонардо не прижился.

И не потому, что его было сложно освоить. Как раз наоборот – приучить себя к подобному режиму сна достаточно просто, это занимает всего месяц. Дело в другом – большинство людей теряется, когда получает в свое распоряжение двадцать два с половиной часа свободного времени в сутки и не знает, что с ним делать. К тому же метод Леонардо кардинально меняет структуру всего общества, переводя его фактически на круглосуточное бодрствование с краткими перерывами на сон.

Для подавляющего числа Хомо Сапиенсов такой режим неприемлем, ибо он вызовет накопление стресса от вынужденного безделья и неумения распоряжаться своим временем.

Владислав же знал, на что ему потратить свободные часы. Сколько он себя помнил, ему всегда было чем заняться – спорт, чтение, научная работа, написание статей и рефератов, эксперименты с химическими веществами, приносящими дополнительный доход, поиски нужных сведений в Интернете или в библиотеке. Так что к методу Леонардо он прибегал достаточно часто.

«Круглосуточный бодрячок – это сильно. К тому же мои перманентные удары со всех сторон создадут у противника впечатление, что действует целая группа из четырех-пяти диверсов. Это крайне важно. Изначально не правильный просчет ситуации и опора на неверные сведения – путь к провалу. Одиночку ловить гораздо сложнее, чем группу. Это только кажется, что одиночка меньше может. Наоборот… В группе всегда надо кого-то прикрывать, страховать, иногда контролировать. А автономная боевая единица совершенно непредсказуема. Так и запишем…» Рокотов протиснулся между вертикальными трубами и очутился в знакомом узком коридорчике с амбразурками по одной стене.

«Замечательно… Отсюда у меня сразу три пути отхода. В принципе, можно дать очередь по первому же встречному, будучи надежно защищенным железобетоном. Однако стоит ли? Не уверен… Стрельба – это слишком стандартно. К огнестрельному оружию можно обратиться в любой момент, благо теперь я им оснащен. И оснащен прилично. Но первоочередная задача – не мочить максимальное число противников, а вывести их из себя. Напугать до одури, дать какую-нибудь совершенно идиотическую вводную… Кстати говоря, еще и закрепить их подозрения в англоязычное гипотетической группы. Можно, конечно, пострелять и поорать что-то в гарлемском стиле. „What did you say about my mom, you, motherfucker?!“ [Что ты сказал про мою мамочку, ты, ублюдок?! – англ.] Или „Whom you called nigger, balls'tumer?“ [Ты кого, коалина, ниггером назвал? – англ.] He важно, поймут ли они суть сказанного. Главное – уловят заокеанскую речь. И окончательно уверятся в том, что сражаются с америкосами или бриттами… А если среди них кто-нибудь англоговорящий есть? Типа старшего? Не страшно. Говорю я чисто, подозрений не вызову. Тот же Коннор меня поначалу за. канадца принимал…» Владислав осторожно выглянул через амбразуру в соседний тоннель.

Пусто и тихо.

Рокотов подобрался к тому месту, где параллельный коридор сужался до ширины полутора метров, на мгновение высунул в него руку, убедился, что вполне способен подтянуть к стене проходящего мимо человека, и занял позицию возле амбразуры, поставив на выступ стены газовую горелку.

– Сергей Леонидович, – медсестра из регистратуры протянула Антончику пачку светло-коричневых картонных прямоугольников, на которые в поликлинике заносились данные об обследовании пациентов, – посмотрите, пожалуйста, своих и к завтрашнему дню составьте список на профилактику…

– Ага, – хирург перебрал карты, – вы уже отложили больных Анатолия Сергеевича?

– Да.

– Что ж, прекрасно, – Антончик прикусил губу и провел тонким, как у скрипача пальцем по строчкам. – Та-ак… двадцать восьмого и двадцать девятого мы осматриваем первую категорию, тридцатого я отдыхаю…

– Двадцать восьмого у вас особый день, – напомнила медсестра.

– Я знаю… Когда пациент подъедет?

– Назначено на девять тридцать. Плюс-минус десять минут. Он обычно не опаздывает.

Стоматолог кивнул и внимательно прочитал текст на карточке.

– Внешне все в норме… Хотя насчет левой нижней семерочки надо посмотреть. Сделаем рентген и решим. Кто двадцать восьмого в смене?

Сестра заглянула в график.

– Лаура Абрамовна.

– Прекрасно. Значит, сначала на рентген, а потом ко мне. Отметьте.

– Хорошо…

Антончик разложил карточки на стойке регистратуры и остро отточенным карандашом нанес на левые верхние углы цифры от двойки до восьмерки. Еще раз просмотрел все карточки и сосредоточенно кивнул.

– Резекции Верескову и Лепешкиной будем делать во второй половине дня. У Лепешкиной случай тяжелый, так что поставим ее последней.

– Вересков хотел с утра, – медсестра покачала головой, – вторая половина дня у него занята.

– Чем, хотел бы я знать? – с некоторой язвительностью произнес Антончик.

– Насколько мне известно, на двадцать восьмое у него назначена презентация книги…

– Ах да! – Хирург хлопнул себя ладонью по лбу. – «Второе дно Ганга». Так, кажется, называется…

– Именно так, – подтвердила медсестра.

– Продолжение его эпических опусов «Белый какаду» и «Черный краковяк»?

– Вроде бы.

– Ясно. Ни дня без строчки. Но тогда давайте мы его перенесем на двадцать девятое. Негоже современному классику жанра сидеть на презентации с повязкой на верхней губе и не иметь возможности сказать о себе любимом ни единого слова.

Сестра сделала запись в журнал.

– Я ему сообщу.

– У Лепешкиной, надеюсь, двадцать восьмое свободно? – ворчливо спросил стоматолог.

– Она ничего не говорила, – осторожно ответила медсестра.

– Насколько мне известно, она тоже что-то пишет?

– И не без успеха. Романы «Щечки». «Ушки» и «Глазки».

– Да-с, ну и названия. Если логически продолжать анатомическую тему, то через. непродолжительное время мы увидим «Анусики» или «Уретрочки».

Сестра прыснула.

– Надеюсь, Сергей Леонидович, что до этого не дойдет.

– Как знать, как знать… – Антончик облокотился на деревянную стойку. – Я тут недавно просмотрел названьица романов и повестей на книжном развале. Оторопь берет. Сплошные Глухие, Немые, Звезданутые и Замоченные. Это из героев. Соответствуют и описательные образы, выносимые в названия – «Глухой против Князя Тьмы», «Звезданутый мочит всех», «Проститут на службе у мафии», «Три судьбы трех педерастов», «Бухалово и гасилово»… Так что, Танечка, все еще впереди.

– Лично я предпочитаю романы о любви, а эту гадость в руки не беру.

– И правильно делаете. Что до меня, я сейчас вчитался в Платона. Интереснейшие вещи, должен вам сказать… – Стоматолог спохватился и посмотрел на висящие над стеллажами с документами электронные часы. -

Заболтался я с вами. У меня ж пациент в кресле…

Антончик вышел из регистратуры, поздоровался с пробегавшим мимо одышливым заведующим поликлиникой, заглянул на минуту к техникам, терзающим бормашинами чей-то съемный протез, и сделал остановку у стоявшего в конце коридора общего телефона.

Оглянулся, набрал номер и небрежно привалился к стене.

– Алло… Сан Саныч? Здравствуй, дорогой… Ничего, потихоньку… Только рыбалочку мы с тобой перенесем… Ага, занят… И двадцать восьмого и двадцать девятого. Как штык, прям с половины десятого эти два дня… Давай тридцатого.

С утра, часиков в семь… Что говоришь? Наживка новая?.. Интересно… И когда?.. Сегодня?.. Ну, давай сегодня. Я в половине шестого освобожусь, ехать мне минут двадцать, если без пробок… На шесть ровно?.. Лады… До встречи.

Антончик дал отбой, мгновенно перенабрал номер из случайных цифр и, не дожидаясь соединения, положил трубку на рычаги. Вытер немного вспотевшую ладонь о халат и неспешно направился к своему кабинету.

На этот раз Рокотов соскучиться не успел.

Спустя четверть часа, как он занял позицию возле амбразуры, появился потенциальный клиент. Настороженный мускулистый парень с серьгой в ухе, прилизанными черными волосами и с чешским пистолетом-пулеметом «скорпион» в правой руке. Физиономия у парня была ухоженной, с явными признаками недавно наложенного тонального крема.

Влад улыбнулся, вспомнив подходящий стишок.

Если дяденька-крепыш Мажет рот помадой, Мальчик, берегись его, Это страшный дядя…

Террорист прошел по коридору, заглянул в обеденный зал и вернулся к началу коридора.

«Интересно, а много среди них гомиков? – подумал биолог. – И как они с другими уживаются?… Не отвлекайся. Ты не для того здесь, чтобы проводить исследования сексуальных пристрастий у террористов… Стоит далековато. Но это пока. Рано или поздно он пройдет совсем рядом…» Рокотов передвинулся чуть ближе к прорези в стене и взял в руку горелку.

Крепыш обошел зал по часовой стрелке и заглянул за составленные в дальнем углу скамейки, держа «скорпион» стволом вверх. И, естественно, никого не обнаружил.

Справа из глубины тоннеля раздался топот.

– Стасис, – позвал кто-то невидимый, – тебя Тамаз зовет.

– Иду, – парень повесил пистолет-пулемет на плечо.

Владислав пододвинулся еще ближе и на мгновение прижался щекой к краю амбразуры. Тот, кто позвал обследовавшего зал террориста, стоял метрах в двадцати от узкого участка коридора.

«Нормально… Сделать ничего не успеет…» Когда Стасис очутился точно напротив проема, Рокотов резким движением выбросил вперед руку, перехватил литовца сзади за шею и притянул к амбразуре. Террориста бросило вбок, и он оказался прижатым правой стороной тела к стене.

Его товарищ невнятно вскрикнул.

Влад сдвинул ладонь на десять сантиметров вперед и зацепил пальцами Стасиса под нижнюю челюсть. Теперь на две-три секунды литовец был полностью в его власти – правая рука блокирована, сознание затуманено ударом головы о стену, гортань сжата многократно отработанной хваткой.

Осталось привести в действие следующие части плана.

– Smile, you're on candid camera! [Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера! – англ.] – громко пропел Рокотов, стараясь повторить мелодию из популярной американской телепередачи.Получилось что-то похожее на «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…». С музыкальным слухом у Влада всегда были проблемы.

Зато их не было, когда речь шла о нанесении разнообразных телесных повреждений.

Биолог с силой воткнул сопло горелки в ухо стонущего террориста и нажал на кнопку подачи газа.

Подземелье огласил истошный вопль.

Десятисантиметровый язык белого пламени мгновенно выжег себе дорогу сквозь барабанную перепонку и ушной канал к мозговой жидкости. От температуры в тысячу двести градусов несколько десятков миллилитров плазмы и крови вскипели, из носа у Стасиса хлынул алый поток, глаза вылезли из орбит, тело отозвалось страшной судорогой.

Рокотов разжал пальцы и втянул руку внутрь.

Не перестающий орать на высокой ноте литовец съехал вниз по стене, забился на полу, прижимая обе руки к дымящемуся уху.

Влад отскочил от амбразуры, перепрыгнул через трубы и взобрался по вбитым в бетон железным ступеням на этаж выше. Там он втиснулся в промежуток между толстенными кабелями и стеной, заткнув щель входа идеально подходящим по цвету и свернутым в трубку плащом.

Теперь биолог мог контролировать и основной, и боковой тоннели, оставаясь при этом совершенно невидимым.