Последний звонок

Глава 14

Калеб марширует по главной школьной дороге, одетый в лучшие свои регалии. Отполированные сапоги для верховой езды и жёлтые галифе. Алый мундир, и эполеты сверкают золотой оплёткой на плечах. На талии шарф «Бристоль Роуверс». Надо поддерживать местную команду. Он в курсе, что его разглядывают Милый и Мерзкий В.М.ы, которым стуканула Мужебаба. Он чувствует, как их взгляды жгут ему спину. Вопросы дрожат у них на губах. Куда, по его мнению, отправляется этот больной педрила? В таком наряде? Калеб прямо хочет, чтобы они прибежали и спросили его! Остановить его сейчас, когда он разошёлся, всё равно, что растрясти гнездо шершней!

Калеб встаёт по стойке «смирно» в центральных школьных воротах. Поворачивается лицом к воображаемой сигнализации и приветствует дежурного охранника. Оборачивается в сторону Уильямса и Риса. Расстёгивает жёлтые галифе. Достаёт член и машет им. Пара движений кистью и крик вызова. Наркотики принесли ему достаточно уверенности для этого жеста.

— Нате, смотрите! Можете припасть к нему губами!

Как они смеют целый день просиживать в кабинете и при этом судить о таких, как он. Им надо чаще бывать в классе. Чуток поучить детей!

На Калеба снисходит поразительное чувство мира и уединения, пока он переходит за пределы высоких тюремных стен. Пробует вкус истинной свободы. Прочь от сводящей с ума толпы. В голове ясность, и он наслаждается каждой секундой. Тыдыщ! Точно в коляску.

— Ой, простите пожалуйста. Я не… Козюля Гринэм! Ты чего тут делаешь, твою мать? Ты почему не у Фидера со всеми?

Юного педрилу поймали за работой. В чём полиция до сих пор не преуспела. Калеб стягивает одеяло, прикрывающее коляску, и являет миру кучу всякой фигни. Латунные затычки, медные трубы и приличный шмат свинца. Сдувшийся Гринэм стоит перед ним. Зелёная соплища вылезает из ноздри, и втягивается обратно. Под давлением.

— Где ты взял всё это добро, Козюля?

Смущённый и пристыженный, тот опускает голову. Бурчит в ответ.

— Из сортира в парке при церкви, сэр.

— Там же встречаются старики! Хуя себе ты отжог! И что они будут делать, когда захотят отлить?

— Не знаю, сэр.

Калеба злит подобная бездумность.

— Конечно, не знаешь! Да тебе вообще поебать на них! Ты думал только о деньгах. Да?

— Ага. Точно сказано.

К Калебу это, впрочем, тоже относится.

— По твоим прикидкам, сколько ты за всё выручишь?

— Около двадцатки, сэр. Плюс-минус пара шиллингов.

Калеб трёт подбородок. Есть на что затариться наркотой.

— Ладно, Козюля. Слушай сюда. Когда получишь эту самую двадцатку, принесёшь её мне к Фидеру. Попробуешь меня наебать, сдам тебя сержанту Торрингтону!

Лицо Козюли излучает радость. Просто сияет. Легко отделался. Двадцать фунтов — невеликая цена за свободу. Не то чтобы он боялся «Дрочилу» Торрингтона. Этот полицейский часто приглашал его и просил бить себя по спине палкой. За три фунта чего только не сделаешь. За десятку он делал и другие вещи, но о них он никому не расскажет. Даже своим лучшим друзьям Засранцу Ширну и Патеру. В рейтинге номера 47 и 51.

— Хорошо, сэр. Договорились. Всё будет.

Калеб смотрит, как тот увозит коляску. На тощих ручонках выступают узлы мышц от усилия, с каким приходится катить её. Напрягается, чтобы придать ей импульс. Острожопый бродяга, если она у него вообще есть.

Калеб отправляется к Фидер Каналу. Идёт по району, окружающему его тюрьму. Гордая земля породила героев. Теперь побеждённых и согнутых абсолютной покорностью. Кишки, выдранные политическим бездушием. Тэтчер хорошо владеет ножом.

Этой женщине надо объявить импичмент за преступления против страны! Она сделала то, чего не смогли ни Гитлер, ни Наполеон. Разрушила дух нации. Поставила страну на колени!

Мимо заброшенных домов, ныне заселённых сквоттерами и наркоманами-психопатами. Бродягами и отморозками. Проходит через гигантские тени многоэтажек, построенных полоумными шестидесятниками, когда Соцреализм был на коне. Заселённые восточноевропейцами блочные дома. Облупленные стены некогда чистых и опрятных домов ленточной застройки, чьи жители суть хребет Британской Империи. Законченные семейные ячейки. Уютные и безопасные. Двери оставляют открытыми, чтобы соседи могли докричаться. Латунные пороги отполированы до блеска. Всё исчезло. Всё испарилось. Только воспоминания Старших о давно прошедших днях заботы, когда в церкви был туалет.

Калеб стоит на вершине высокой зелёной набережной, которая стала естественной границей зоны охвата. Он смотрит вниз на Фидер Канал. Дети выстроились вдоль берега. Смотрят на воду. Калеб сразу чувствует, что-то не так. Убеждается, когда к нему бежит Мария, хохоча до смерти. Ей так безумно весело, что она едва может говорить.

— Сэр. Засранец Ширн съехал на велике в воду. Он на дне канала!

— Мария, пиздец, ты ведь шутишь!

Она истерически ржёт, глядя на выражение его лица.

— Никак нет, сэр. Спросите Эррола.

Калеб несётся к краю берега. В голове паровой котёл.

Никто на него не смотрит. Все взгляды прикипели к грязной воде, длинной верёвке, которую держит Эррол, и тому, что на ней болтается.

— Сержант Перкинс! Что за хуйня тут творится?

Тот закатывает глаза. Дёргается влево, вправо. Но деваться некуда. Придётся отвечать.

— Это Ширн, сэр. Он проебал велик.

Совсем новый велосипед! Подаренный школе едва неделю назад, в рамках программы по безопасности дорог. Господи! Калеб бросается на Эррола. Давление растёт. Череп изнутри обжигает болью, в ушах странный шум, как треск помех. Может, внутрь заползла пчела? Мокрая дорожка по внутренней стороне бедра.

— Где Засранец Ширн!

Эррол не поднимает головы. На прожигающий взгляд не реагирует. Выбирает слабину верёвки.

— Ищет велик, сэр.

— В каком смысле ищет этот ёбаный велик? Где он?

Калеб надвигается на него. Кулаки стиснуты, он готов пустить их в ход.

— Он на том конце верёвки, сэр.

— Что! Господи Боже! Вытаскивай его! Давай!

Тот быстро вытягивает верёвку. Всё ближе к краю шлюза. Потихоньку из воды появляется тело. Безвольное и безжизненное. Громадные камни привязаны к его поясу. Калеб бежит туда. Дети выказывают большое беспокойство смехом и радостными криками в адрес состояния Засранца Ширна. Они сроду не видели ничего столь интересного. Калеб яростно поворачивается к ним. Лицо побагровело от злости.

— Заткнитесь! Равнодушные пиздюки!

Тут же становится тихо. Тишину нарушают только смешки Марии. Безжизненное тело бедного Засранца Ширна вытащено из воды на берег. Лежит недвижно и безжизненно у ног Калеба. Новой школьной форме хана.

— Если он умер, Эррол, я тебя придушу!

С быстротой молнии Калеб бросается на четвереньки и со всей дури давит на живот Засранца. Нажимает ладонями на грудь, чтобы снова запустить сердце. Булькающий звук, словно прочищают трубу. Вода выплёскивается изо рта, но сердце не бьётся. Остаётся последнее средство. Хоть он терпеть не может это дело. Не время сейчас думать, чьи губы он целует. Чувствует, как надуваются лёгкие. Убирает рот, даёт им сдуться. Снова и снова повторяет. Только бы почувствовать пульс. Снова удар в то место, где должно быть сердце, и тут раздаётся восхитительный стон. Шум, словно внезапный ветер, шелестит в глубине его штанов. Новых, которые он надел этим утром. Они наполняются воздухом, как аэростат. Долгий шипящий звук. Они надуваются всё шире и больше, пока паренёк не отрывается от земли. Потом из каждого отверстия его тела изливается вода, и он, пёрнув, возвращается к жизни. Богатый запах наполняет воздух, вынуждая Калеба отвернуться и сблевать. Засранец Ширн снова живой. Ага?

Сержант Перкинс чувствует, что надо объясниться. Дико жестикулирует руками. Умоляет о пощаде.

— Босс, поверьте мне! Я не виноват. Спросите Марию, сэр!

— Мария-то тут при чём?

— Ширн пытался ей понравиться! Он сделал, как вы сказали, но она всё равно его отшила! Тогда он убежал и вернулся на велосипеде, сэр. Мы все начали гоняться за ним, а он смотрел через плечо назад, сэр. Прикалывался над нами, сэр, и въехал прямиком в канал. Я вытащил его, сэр, привязал к поясу камней, чтобы он быстрее шёл на дно, сэр. Сказал ему нырять обратно и вытащить велик, сэр, потому что я знал, что вы разозлитесь, сэр.

— Ты СКАЗАЛ ему нырять обратно! Ты хочешь сказать, попросил, правда? Вежливо. Мол, Засранец, можно я тебя брошу в воду? И он сказал, да, Эррол, конечно. Привяжи мне к поясу побольше охуенно тяжёлых камней! Пожалуйста, Эррол, так будет гораздо быстрее!

Калеб смотрит своему заместителю командующего прямо в глаза. Он не хочет слушать враньё.

— Так было, сержант? Отвечай!

Того окончательно застыдили перед остальными. Чувствует себя жопой. Возбуждённая толпа армии Калеба неприязненно ждёт. Ни шепотка. Они хотят насладиться конфликтом. Главный человек в Колдице против безумного мистера Дака. Его ширинка расстёгнута и дружок вывалился. Эррол принимает виноватый вид. Полностью покорный. Он не будет сопротивляться. Знает, когда его победили и выбора не остаётся.

— Не-а, мужик.

— Так что тут было?

— Я его отмудохал, сэр. Привязал камни и сбросил вниз. Сказал достать велик.

Калеб хватается руками за голову. Тьма клубится в его мозгу. Он пытается мыслить спокойно и рационально. Резко оправляет перед штанов. Если он хочет поддерживать в войсках свой авторитет, он должен доминировать над всеми. Даже над Эрролом. Отчаянно борется за самоконтроль. Хотя побеждает произошедшее. Сердце пропускает несколько драгоценных ударов. Очень опасно, если верить Стокгаузену. [В своей книге «Анатомия и Физиология для Чайников» Стокгаузен утверждает, что Высшей Силой каждому человеку изначально даётся ограниченное количество ударов сердца. Кому-то, как это ни печально, может достаться всего один, кому-то, к вящей радости, триллион миллиард миллиардов и два. Стокгаузен в последнее время работает над генетически модифицированной массой, взятой из мужской и женской крайней плоти, пытаясь определить это неизвестное количество. Он видит коммерческий потенциал в том, чтобы сделать подобную технику доступной широкой публике. Он утверждает, что стоит раскрыть тайну ударов сердца, и ты сможешь определить год, месяц, день, час, минуту и секунду своей смерти, и принять необходимые меры. Например, отправиться тырить шмотки но магазинам или застрелить жену и её любовника.] Под его ногами слизкая грязь. В ужасе смотрит вниз. Груды и груды червей кишат, сплетаясь в единую массу. Покрыты слизью, движутся на юг. Голоса, которые он слышит, доносятся издалека и с глухим отзвуком эха. Как в прибрежной пещере. Боль в кровоточащих костяшках пальцев только возбуждает его ярость. Жестокий свист рычагов и поршней. Давление вырывается из-под контроля. Безумие в его бешенстве — это чистое вдохновение. Словно сам Бог хочет проверить его мощь. И Калеб его не разочарует.

Когда на него нисходит спокойствие, он изучает костяшки. Кое-где кожа стёсана и из ран свободно течёт кровь. Синяк на лбу, куда пришёлся удар. Его внимание привлекает плеск. Он поворачивается и видит, что в воде тонет Эррол. Кричит. Умоляет помочь. Вокруг него расплывается тёмно-красное пятно. Заднеколёс тянет его к берегу.

Калеб охватывает взглядом эту сцену. Смотрит на шеренги перепуганных солдат, выстроившиеся вдоль берега канала. Вылупились на него, словно он псих. Молчание. Наверняка теперь в их глазах он вожак банды. Только что показал себя в драке. Теперь осталось сколотить из них отряд бойцов, прямо как Телли Савалас.

Раз уж велосипед лежит на дне канала, надо убить время. Лучше всего подходит военная игра. Нацисты против Армии Освобождения Муниципальных Налогоплательщиков. За нацистов будет отвечать скинхед Ковальский, ему даётся фора в пять минут. Капитаном АОМН должен был стать сержант Перкинс, но он не в состоянии принять командование. Дуется. Так что их поведёт вперёд Гринвуд. Возможность выяснить, годится ли он в офицеры.

Калеб и АОМН восторженно смотрят, как Ковальский ведёт свою армию вперёд. Руководит с переднего края. Через канал, по опасному маршруту через две огромные канализационные трубы, торчащие из-под Пейпер Милл. Ковальский, рейтинг 14, прирождённый лидер. Орёт на одних, убеждает других, и вот наконец все на той стороне. Гринвуд кричит, что время вышло. Приказывает АОМН штурмовать канализационные трубы, выкрикивая через канал всяческие ругательства.

— Завалим фашистов-мудаков! — орёт громче всех Засранец Ширн. Снова прежний Засранец, которого все знают и любят. Насквозь промокший и выпачканный дерьмом, стекающим по его ноге.

Эррол остаётся сзади. Мокрый и угрюмый. Разбитая губа, распухший нос и лицо. Правый глаз закрылся совсем. Так и не понял, что он сделал не так.

— Нельзя было так меня позорить, мужик. Перед этой толпой мудил. Хуёво вышло, мужик!

— А что было бы, если бы ты его убил, Эррол?

— Да поебать! Не надо было так делать. Всю, блядь, куртку мне испоганил!

— Эррол, в пизду куртку! Если бы Засранец Ширн утонул, ты отправился бы в тюрьму на двадцать лет, — не хуй собачий! Меня судили бы военным судом! До тебя что, не доходит?

Он пожимает плечами. Не доходит. Придётся объяснять.

— Вышел бы конец всему! Не было бы денег за твою крышу. Не было бы денег от продажи чипсов. Не было бы побега через тоннель! Ничего! Всё в пизду!

— Но позорить меня не надо было, мужик!

— А если бы ты убил его? Ты что, не понимаешь?

— Да всё я понимаю, но…

Калеб не даёт ему закончить фразу. Именно этих слов он и ждал. Обнимает Эррола и сильно стискивает.

— Хороший ты парень, Эррол! Раз уж ты понял! Теперь мы можем дальше работать в команде! Если ты со мной, мы можем свалить из К.О. раньше, чем начнётся крикетный сезон! Эррол, ты мне нужен. Слушай. За все неприятности, которые ты вытерпел, я повышаю тебя до звания майора и назначаю ответственным за дисциплину. Честнее быть просто не может!

Брови медленно выползают на лоб. Идея ему нравится. Калеб добивает его дополнительным стимулом.

— Я даже могу выплачивать тебе небольшую зарплату. Ничего особенного, потому что ты и так достаточно получаешь, и за жильё на кафедре не платишь. Ну что, Эррол? Мы вместе?

Отвечать за дисциплину ему нравится, это льстит его самолюбию. Будет здорово смотреться на бумаге, когда он будет устраиваться на работу. Ответственный парень, которому наверняка можно доверять. Блеск возвращается в его единственный зрячий глаз. Лишь гордость удерживает его от согласия.

— Знаешь, Эррол, снова повторю. Я извиняюсь, ага? Ну давай. Пожмём друг другу руки и забудем обо всём.

На его лице выражение покорности. Медленно он пожимает протянутую ладонь Калеба. Они улыбаются и снова обнимаются. Мужская дружба в лучшей форме. Хлопают друг друга по спине и идут по трубам к Пейпер Милл.

Калеб чувствует себя ужасно виноватым из-за того, как повёл себя, и пытается придумать, как ещё вознаградить Эррола. Если этот парень станет его крепкой правой рукой, ему нужна педагогическая подготовка, чтобы выдержать взгляды камер.

— Ты какие экзамены на аттестат сдаёшь этим летом?

Как будто Калеб сам не знает.

— Никакие, сэр.

— Теперь сдаёшь. Математика, английский, история, дизайн, технология и искусство. Ты всё сдашь!

Морщится, потому что рана на губе открывается. Но всё равно смеётся, и подтанцовывает.

— Отлично! Так точно, командир! Но как же быть с естественными науками? Я в них дока! На прошлой неделе нарыл червей больше всех в классе!

Калеб просто счастлив пойти навстречу.

— Можешь сдавать и естественные науки, если хочешь, майор Перкинс. Я всё организую.

Эррол щёлкает пальцами в афро-карибском стиле и взрывается в спонтанном проявлении несдерживаемой радости. Ноги дёргаются и вытягиваются под ритм техно, доносящийся с травянистого берега. Зав. музыкой лежит, отъехав на гере. Рядом шприц. Желтоголовый живёт на другой планете, отдельно от простых смертных. Смертных вроде Козюли, который бежит к Калебу, стиснув в грязном кулачке двадцать фунтов.

Калеб знает, что Эррол спокойно сдаст экзамены. Он стащит билеты у козлов из главного здания и шепнёт ему на ушко все ответы. Впечатляющее достижение для парня с К.О. — сдать шесть экзаменов и получить аттестат. Так флаг ему в руки.