Последняя битва

Глава 20 Июль 1410 г. Восточная Пруссия. Ангел-хранитель

…слезы радости и счастья!

Впрочем, радоваться пришлось недолго – налетевший литовский отряд с ходу бросился в схватку с оставшимися защищать магистра тевтонцами. Схватился за меч и Герхард – только что толку? Тяжелый клинок выбили у него из рук в одно мгновение, сбив с ног, заломили руки… Плен.

А Ульрих фон Юнгинген, великий магистр ордена Святой Марии Тевтонской сдаваться не собирался – и достойно принял смерть, как и большинство рыцарей. Что же касается наемников и кнехтов – они уже давно сдались в плен.

– Ну? – Утерев с лица кровь – концом копья зацепило щеку, – Раничев снял шлем и, обернувшись, подмигнул Путяте: – Я же говорил, что мы победим!

Молодой воин улыбнулся:

– А я и не сомневался!

– Теперь куда? В Мариенбург?

– Куда-а?

– В Мальборк – так его называют поляки.

– Да, наверное, туда… Но сперва попируем, отметим победу!

– Угу, – издевательски рассмеялся Раничев. – Ежели вы сперва пировать приметесь, то уж точно Мальборк не возьмете. Времени не хватит.

– Ну и насмешник же ты, Иване Петрович! Ну хватит болтать, пошли-ка лучше к нашим.

Все поле битвы от Грюнвальда до Танненберга было усеяно трупами павших. Своих раненых уже подобрали, чужих – добили или взяли в плен. Тихо стало кругом, лишь кое-где слышались пьяные песни, да негромко переговаривались воины специального отряда, высланного собирать оружие. Да, еще каркали вороны. Тучи воронья слетались на поле со всей округи, уж тут-то им было лакомство, как всегда, после битвы, настало их время, время трупоедов, пожирателей глаз – воронье время.

– Ишь, раскаркались, твари! – Подняв с земли камень, Путята швырнул его в неосторожно приблизившихся птиц. Как ни странно – попал, одна из ворон, каркнув, завалилась в траву, остальные лениво поднялись в небо.

У реки было весело. Уставшие после битвы воины поили коней, смывали кровавый пот, шутили. Еще б не веселиться, после такой-то сечи! Повезло, упас Господь, ну а кому не повезло – тем уже ничем не поможешь, лишь только молитвою за упокой души.

– Ребятушки, менских не видели? – подойдя ближе к реке, крикнул Путята.

– Менские? Да на озере вроде. За мельницей.

– За мельницей… Ну, что пойдем, Иване Петрович!

Раничев махнул рукой:

– Пошли.

Вообще-то он уже подумывал, как бы половчей отсюда смыться – идти штурмовать Мариенбург не было никакого желания, к тому же результат был известен. Стратегическую инициативу союзное командование безнадежно упускало – крестоносцы смогут укрепиться, и взять град Святой Марии не удастся. Увы. Впрочем, Тевтонскому ордену это мало поможет – через несколько десятков лет он станет легкой добычей Польши. Между прочим, в том числе – и на радость конкурентам-ливонцам.

Иван осмотрелся – вот, кажется, эта дорога ведет в Дубровно. Надо выбираться, отыскать своих – и возвращаться, в конце концов, домой. Домой! Ах, какое же это сладкое слово! Любимая жена, детушки – соскучились уж поди по отцу? Соскучились… Может, и не искать никого? Одному домой пробираться – пущай предатель останется с носом, ежели еще жив… Ежели все они еще живы – Дубровно-то союзники разграбили еще перед битвой. Нет, все-таки нужно разыскать ребят! Предатель предателем, а ведь это же он, Раничев, их сюда привел, что же теперь – бросить? Сами-то они доберутся до родных мест? Может быть – да, а скорее всего, нет, сгинут. Если уже не сгинули, не дай-то, Господь!

Что ж, попрощаться с менскими…

Иван и шагавший чуть впереди Путята вздрогнули от многоголосого крика, пронесшегося вдоль всей дороги, от озера Любень до дымящихся развалин Зеевальде.

– Ягайло! Ягайло! Слава великому королю!

И еще что-то кричали по-польски.

Иван ухмыльнулся – насколько он помнил, польского языка король Ягайло не знал – говорил в основном по-русски, ну и по-литовски – на диалекте Аукшайтии, так, немного. Что, впрочем, не мешало ему вполне сносно управлять Польшей и даже основать династию Ягеллонов – не самых плохих правителей, а во многом даже – и лучших. Один Ягеллонский университет в Кракове чего стоит!

Сойдя с дороги, Иван вместе со всеми с интересом рассматривал королевский кортеж. Сам Ягайло, как сказал бы Глеб Жеглов, был «типус вот так подозрительный» – в борьбе за трон (тогда еще – за литовско-русский) родного дядьку – Кейстута – не пожалел, не говоря худого слова, придушил в подвале Кревского замка – ну не сам, конечно… И братца двоюродного, Витовта, тоже хотел пришибить, да тот, не будь дураком, сбежал в Мариенбург к тевтонцам, которых и кинул при первом же удобном случае. Обещал Жемайтию – не отдал, вернее, сначала отдал, а потом… Мол, так получилось. Такая вот была семейка. Ничуть не хуже всяких там Капетингов, Йорков, Ланкастеров и прочих Плантагенетов. Короли – они ведь только в карточной колоде красивые, а на самом-то деле – гнусь полнейшая, моральный облик – ниже всяких плинтусов. Да и не нужен им был никакой моральный облик – съели бы и не подавились. А так – хоть государство берегли, все польза.

Король Ягайло особого впечатление на Раничева не произвел. Смурной какой-то, сутулый, в седле сидит – болтается, ровно пьяный, вот-вот наземь сверзится. Волосы длинные, редкие, свисают сальными прядями, уши большие, вытянутые, нос тоже чересчур большеват, глазки маленькие… Да уж, не Ален Делон, прямо скажем.

По сравнению с королем, сопровождающая его свита выглядела куда как вальяжнее – лощеные магнаты, шляхтичи в сверкающих латах, вьющиеся красно-белые знамена… Даже несколько женщин в богатых платьях – и откуда взялись, неужели с войском приехали? Ничего такие есть, очень даже ничего, особенно вот…

Раничев вздрогнул, узнав в одной из едущих рядом с Ягайло дам пани Елену, молодую жену верного орденского вассала Здислава из Панена. Она-то как здесь? Улыбается, довольная такая… Вообще все это наводит на вполне определенные мысли. Елена – шпионка Ягайло! Да, именно так. А ее пасынок Александр, несчастный сын Здислава, видать, что-то заподозрил… на свою голову. И пажа тоже не пожалела, сучка. Вот так и появляются влиятельные аристократические роды… Впрочем, может быть, прекрасную паненку просто-напросто взяли в плен?

– О нет, то не пленница, – ответил на вопрос Раничева какой-то богато одетый литвин. – То – приближенная к королевскому двору пани.

Вот так-то! Приближенная к королевскому двору. Несчастный пан Здислав, пожалуй. Ему и вправду лучше было погибнуть…

Тепло простившись с Путятой и менскими, Иван прибился к группе поляков и литвинов, направлявшихся в Дубровно с целью весело провести время.

– А там есть, где проводить? – засомневался Раничев. – Ведь все в городе сожжено и выпито до нас.

– Ну все-то не сожжено, – ухмыльнулся здоровенный литвин в шикарном ярко-алом плаще. – Думаю, выпивку мы там сможем найти. И девок!

– О! Девок – это самое главное…

Так и шли – весело, с прибаутками. У кого-то из поляков нашлась фляга, правда, пока добрались до Дубровно, она давно кончилась.

Подвергшийся беспощадному грабежу союзных войск городок представлял собой печальное зрелище. Сбитые напрочь ворота, так еще и не починенные, пустые оконные провалы ратуши, черные проплешины пожарищ, разгромленные лавки. Ратушная площадь с перевернутыми рядами прилавков, казалось, навсегда опустела. Хотя нет… В углу уже раскладывал свой нехитрый товар рыбник. И пара крестьянских возов завернула на площадь – видать, что-то привезли. А что делать? Жизнь-то продолжалась! А что касаемо города – придет время, отстроится, лишь бы горожане никуда не ушли. Платил оброк Ордену, станет платить Польше – всего-то делов, эко диво!

– Знаю тут одну забегаловку. – Раничев заговорщически подмигнул здоровяку-литвину. – Идем?

– Конечно! – оживился тот и махнул рукой своим. – Пошли, ребята.

Как ни странно, но постоялый двор старого Зеппа вовсе не пострадал от грабежей и пожаров. Вернее, конечно, пострадал, но не очень. Ну подумаешь, повалили ограду да изнасиловали всех девок-прислужниц – пустяки, житейское дело! Зато теперь победители платили щедро. И, похоже, на постоялом дворе кто-то гулял – из длинного гостевого дома доносились песни и музыка. Музыка!

Раничев четко различил лютню, свирель, брунчалки. И голос Саввы…

Вошли…

– Ну здоровеньки булы!

– Иване Петрович!

– Боярин-батюшка!

– Живой!

Здоровяк-литвин удивленно посмотрел на Ивана:

– Так ты их знаешь?

– Это мои люди, – честно признался Раничев. – Сейчас будут для нас петь и играть.

– Вот славно! – Литвин, а за ним и поляки радостно оживились. – Ух, и повеселимся ж, панове! Хо, да тут и девки!

Да уж, разбитных девок здесь хватало. Такое впечатление, что слетелись на звуки музыки со всей округи, что и понятно – до прихода Ивана с компанией тут уже гулеванил небольшой польский отряд. К счастью, до драки дело не дошло – вновь прибывшие встретили хороших знакомых.

– Эй, Збышек! Тебя ли вижу?

– Ха! Витень! Пся крев, ты еще жив, старая перечница! Эй, кабатчик, вина сюда!

– Вино, к сожалению, кончилось, молодой господин.

– Как это – кончилось? Да я тебя…

– Есть вкусная брага и свежий сидр.

– Хорошо, давай, тащи сидр. И не забудь брагу! На вот!

На стол, звеня, полетели монеты.

Кто-то из сидевших обернулся:

– Хей, Хуан!

Раничев вздрогнул – и тут же улыбнулся, натолкнувшись на грубое отталкивающее лицо. Отто Жестянщик!

– Ты как здесь, друже?!

Отто ухмыльнулся:

– Пришлось помахать дубиной – немало тевтонских псов отправил на тот свет. А ты, я вижу, тоже не сгинул?

– Да уж, и мне пришлось помахать. Только не дубиной, а вот этой штукой. – Раничев показал пальцем назад. За спиной его, в особых ножнах, висел здоровенный полутораручный «бастард».

– Добрая вещь, – одобрительно кивнул Отто и подвинулся. – Давай, садись к нам… – Он вдруг усмехнулся. – Говоришь, просто решил посмотреть земли у старой мельницы? Я и тогда не поверил… Догадывался, чей ты человек. Витовт, Ягайло?

– Витовт, – улыбнулся Иван. – Пойду, закажу скоморохам песни.

Им удалось наконец обняться, уже под ве-чер.

– Родные вы мои, – обнимая ребят, искренне радовался Раничев. – Глебушка. Савва… Ульяна… Стоп. А где рыжий? Вроде был…

– Нет больше рыжего, – тихо сказала Ульяна. – Как начали грабить, выскочил, дурак, зачем-то… И схватил стрелу в сердце. Долго не мучился…

Иван сглотнул слюну:

– Где схоронили?

– Пойдем, покажу. – Ульяна поднялась с лавки и, жестко взглянув на остальных, приказала: – А вы ждите здесь.

– Славно ты раскомандовалась, – усмехнулся Иван.

– Славно, да жаль, поздно. Кабы я этих дурачков раньше в руки взяла, так, может, и Осип жив бы остался.

– Так, выходит, ты их и спасла.

– Выходит, так, врать не буду. – Девчонка вздохнула. – Рванулись на улицу с копьями! Зачем? Добро хозяйское спасать? Дурачье… Еле их охолонула. Осипа вот не успела – уж больно тот шебутной, не угнаться…

Они вышли за город и оказались на берегу неширокой реки. Прошли смородиновыми кустами, малинником, выбравшись на крутой обрыв, поросший кривыми соснами. Под одной из сосен высился холмик и крест.

– Эх, Осип, Осип. – Иван снял бы шапку, да шапки не было. – Рваное ты Ухо… Ну что сказать? Спи спокойно…

– Пойдем… – сдавленным голосом прошептала Ульяна.

Она все-таки не выдержала по пути, разрыдалась, прислонившись к сосне.

– Ну будет тебе, будет… – гладя девчонку по дрожащим плечам, пытался успокоить Иван.

Ульяна успокоилась не сразу, но успокоилась.

– Пойду к реке, умоюсь… А давай вместе пойдем!

– Пошли.

По узенькой тропке они спустились к реке. Ульяна нагнулась, умыла лицо… Потом, оглянувшись, сняла одежду – широкую куртку, узкие штаны… Не торопясь, зашла в воду, лукаво обернулась:

– А ты?

Пожав плечами, Иван последовал ее примеру.

– Я так боялась… что тебя… что ты…

Девушка обняла Раничева и крепко поцеловала в губы. Иван ощутил горячее тепло гибкого молодого тела и, взяв Ульяну за руку, медленно повел на берег. Выйдя из реки, они повалились в траву…

– Вот… – Уже одевшись, Ульяна протянула Ивану… перстень! Тот самый, с зеленым камнем. Один из четырех. – Ты велел беречь.

– Один… – машинально прошептал Раничев. – И здесь, на руке – два… Всего – три. Вопрос – где же четвертый?

– Не знаю. – Ульяна помотала головой. – Остался только один! Ты мне веришь?

– Верю… Кто-то из чужих знал?

– Нет, только наши.

Наши…

Пропажа перстня – это была не очень-то хорошая новость, слишком уж большие возможности таила в себе эта вещь. И кому понадобилась? Да, Ульяна права – это кто-то из своих, чужой бы забрал оба. Но – зачем?

Они вернулись на постоялый двор уже ночью. Отмечавшие победу воины – поляки и литвины – предались кутежу со всей возможной страстью – с более чем обильными возлияниями, песнями, плясками и голыми, бегавшими по всему двору девками.

– Оно, конечно, хорошо – веселье, – попался навстречу Отто Жестянщик. – Но все же, кажется, уж пора бы остановиться. Не купишь у меня пленников, Хуан?

– Нет уж, спасибо, – отмахнулся Иван. – Их же кормить надо, да и неизвестно, когда еще там их выкупят и выкупят ли вообще.

– Да выкупят, чай, все не простые кнехты – рыцари.

– И много их у тебя?

– Двое…

– И всех продаешь? – засмеялся Раничев. – Стоило тогда в плен брать?

– Да взял, раз уж попались. Так не купишь? Жаль… Забавный есть парень, совсем еще молодой. Такое рассказывает – аж со смеху уши сворачиваются. О какой-то жуткой войне, о летающих лодках, о… как он его называл-то? «Оружие возмездия», вот как.

– Что?! – Иван резко обернулся. – Как ты сказал? Оружие возмездия?

– Именно так, Хуан.

– Знаешь, я, пожалуй, взгляну на твоих пленных. Где ты их держишь?

– Да здесь же, на постоялом дворе, в амбаре. Мой-то домишко, видишь ли, немного выгорел. Ничего – получу выкуп, обустрою. – Отто захохотал. – Так пойдем? Посмотришь рыцарей?

– Только одного. Того, что рассказывал про чудо-оружие и летающие лодки.

– Как скажешь.

Жестянщик и Раничев обогнули гостевой дом и оказались на заднем дворе, с обгоревшей конюшней и несколькими амбарами с вышибленными дверьми. Впрочем, на парочке строений двери все же имелись и даже с замками.

– Вот! – Отто отодвинул засов. – Эй, Герхард! Выходи, благородный рыцарь.

Иван, конечно, уже представлял – кого встретит. Тот самый! Близнец. Фашистенок.

Черные волосы, узкое бледное лицо. Длинный гамбизон-поддоспешник с ржавыми пятнами от лат, узкие полотняные штаны, башмаки «медвежья лапа». Он! Но как же? Когда? Ах, ну да, там в бункере, он же сидел на той же скамье… Видать, зацепило случайно. Придется отправить обратно, не тут же его оставлять? Здесь, в прошлом, вполне достаточно и одного Ивана Петровича, так-то! А вот кто другой, не дай Бог, еще спровоцирует какой-нибудь катаклизм. Так что, обратно его, обратно… Правда, гад этот сопленосый, там, у себя, будет нашим войскам вредить, обязательно будет, как те придут в сорок пятом. Из фаустпатрона постреливать будет, вражина, биться до смерти за своего любимого фюрера… Хотя, может, и не будет – те ушлые ребятки его тогда в бункере не зря допрашивали, ой, не зря!

Чуть поклонившись, фашистенок что-то сказал. Раничев повернулся к Отто:

– Чего лепечет?

– Надеется, что вы – благородный рыцарь.

– Скажи – самый что ни на есть благородный.

– Но честно предупреждает, что выкуп за него платить некому…

– Так-таки и некому? – Иван усмехнулся. – А фон Райхенбах? Если не убит, думаю, заплатит.

Услыхав знакомое имя, пленник вздрогнул и посмотрел на Ивана с откровенным страхом в глазах.

– Сколько ты хочешь за него, Отто?

– Хм… трудно сказать. – Жестянщик почесал голову. – А сколько у тебя есть?

– Мало…

– Ну… так и быть, меняю на твой плащ. Думаю, сумею его выгодно продать.

– Лучше оставь на память, – накинув трофейный бархатный плащ на широкие плечи приятеля, совершенно серьезно посоветовал Раничев. Потом кивнул подростку:

– Идем.

Они не стали подниматься в каморки, даже обходить гостевой дом не стали, Иван просто-напросто дождался, когда Отто Жестянщик скрылся в сгустившейся тьме. Ухмыльнулся, сложил на груди руки. В лунном свете таинственно блеснули перстни. Все три. Глаза пленника удивленно округлились… Раничев не стал наслаждаться произведенным впечатлением – некогда было.

– Ва мелиск…

– …ха ти джихари… – эхом откликнулся Герхард.

Яркими искрами вспыхнули в ночи изумруды! Грянул гром, сверкнула зеленая молния…

Они оказались в небольшом садике у чистенького ухоженного особнячка. У ворот невысокой ограды, на улице. Стоял черный приземистый автомобиль, почему-то оч-чень не понравившийся Ивану. Впрочем, он не собирался здесь долго задерживаться. Даже не представлял – где это. Ну правильно, сам ведь ни о чем конкретно не думал. Думал вот этот вот мелкий гад – фашистенок. А о чем думал? Уж, наверное, о доме.

– Боярин-батюшка!

Господи! Это еще что?!

Раничев обернулся…

Савва!!!

Дрожащий, словно осиновый лист. Ну еще бы – это тебе не подметные письма писать! Раничев тотчас же догадался, с чего бы это приказчик оказался здесь. Так вот, значит, кто… Но не стал пока ничего говорить, просто требовательно вытянул руку:

– Перстень!

Савва не стал запираться, вытащил из-за пазухи кольцо, протянул.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Иван. – Теперь можно и домой. Хотя тебя, наверное, стоит оставить здесь…

Савва бросился на колени.

А Герхард в это время бежал к дому со всех ног. Вот на крыльце запнулся, упал, но быстро поднялся, дернул за ручку дверь…

– Даже спасибо не сказал… И черт с ним. Ну? – Раничев сурово взглянул на приказчика. – Говори, бродяга смертный прыщ, почто боярыню… тьфу, меня почто предал?! И кто велел? Тиун Феоктист? Феофан-игумен?

– Игумен… – одними губами прошептал отрок. – Он давно… давно еще меня отправил в рядок, в служки к Захару… Я-то в послушники хотел, так Феофан велел сперва по-другому послужити…

– Со мной отправился зачем? Игумен приказал?

– Он… Да ведь ты сам, батюшка, меня позвал… На то Феофан и рассчитывал. А ежели б не позвал, я б и не пошел, остался бы… Ой, как хорошо бы было, господи!

– Не зуди! Письма ты писал?

– Я… Феофан велел тебя опорочить и… – Савва замолк и глотал слезы.

– И – убить. Так?

– Так… Но я бы не стал убивать, Господом-Богом клянуся… Потом игумену соврал бы что-нибудь…

– «Соврал»… Предать тебя лютой казни, что ли?

– Предай, батюшка. – Савва свесил голову. – Все одно теперь не жить – хоть так, хоть этак…

Тонкая шея подростка белела в свете луны. Иван вытащил из-за спины меч…

– Подними голову!

Савва посмотрел на сверкающее лезвие и, зажмурившись, попросил чуть подождать – дать время прочесть молитву.

– После молиться будешь! – жестко отозвался Иван. – Пока же – клянись. Вот на этом мече клянись, самой страшной клятвой… Что будешь отныне служить мне, не Феофану!

– Батюшка! Да я… Да я…

Савва уткнулся лицом в траву и разрыдался.

– Ну вот. – Раничев сплюнул. – Если мне еще чего-то не хватало для полного счастья, так это тебя успокаивать. Кончай реветь, обратно пора!

Над самой головой послышался тяжелый самолетный гул.

– Наверное, наши. На Берлин полетели, – ухмыльнулся Иван. – Эй, вставай, чудо! Надевай кольцо… Хотя нет, лучше давай руку… Ва мелиск…

Пронзительный женский крик вдруг прорезал тишину ночи. Крик ужаса, боли и безысходности!

– Постой-ка! – насторожился Иван. Кричали явно в доме, на втором этаже. Вон и форточка распахнута… – Похоже, нам рано пока уходить. А ну-ка…

Взбежав по крыльцу, Раничев, стараясь не шуметь, отворил дверь и вошел, оказавшись в небольшом холле с камином и уютными креслами. На второй этаж вела узкая дубовая лестница с резными перилами.

Обернувшись к Савве – тот уже перестал рыдать, собрался, – Иван приложил палец к губам: тсс.

Осторожно поднявшись по лестнице, Раничев сразу же услышал новый женский крик и грубые голоса мужчин. Опираясь на меч, заглянул в приоткрытую дверь, едва не споткнувшись о валявшееся у лестницы тело подростка. Судя по шортам и коричневой, заляпанной кровью рубашке, это был второй близнец.

В комнате, привязанная к креслу веревкой, сидела очень красивая молодая женщина – темноволосая, с голубыми глазами. Белая блузка ее была разорвана почти до пояса, лифчик разрезан, так что полностью обнажилась грудь. Какой-то гнусномордый гад в рубашке с закатанными рукавами, что-то сказав, ткнул горящей сигаретой прямо в сосок женщине. И снова крик!

Ах, вон у вас тут что происходит?!

Раничев поудобнее перехватил меч…

И вбежал, ворвался в комнату неудержимым вихрем…

Раз! – с противным хлюпаньем острие меча впилось гнусномордому в грудь. Тот, охнув, осел, обливаясь кровью.

Два! – второй – да-да, был и второй, в черной эсэсовской форме, его Иван краем глаза углядел в зеркало… второй проворно выхватил из кобуры пистолет. Но Раничев оказался проворней… Всего лишь один взмах… И отделенная от тела голова эсэсовца, смешно подпрыгивая, покатилась под кровать.

– Мадам! – Отбросив меч, Иван галантно поцеловал женщине руку. – Наверное, вам лучше поскорей отсюда смотаться.

С коротким стоном несчастная потеряла сознание.

– Герр рыцарь…

Близнец был привязан ко второму, точно такому же креслу. Но, похоже, пока не пострадал, если не считать разбитой губы и расплывавшегося синяка под левым глазом. Боже! А ведь похож…

Иван кивнул на женщину:

– Мать? Муттер?

– Мать…

– Савва, поди-ка сюда, а то я тут ни хрена не пойму… – Раничев быстро освободил парня от пут, и тот бросился к матери.

– Да развяжу я… Ты лучше воды принеси. Савва, переведи.

Приказчик быстро затараторил по-немецки. Потом подошел к Ивану:

– Тот, второй отрок жив. Уже очухался. Я положил его на кровать.

– Молодец…

Женщина пришла в себя, заморгала глазами… Тут как раз подоспел и подросток с водой. Иван перехватил стакан, подал:

– Прошу!

– Благодарю вас…

Взгляд женщины упал на обезглавленное тело…

– Савва, скажи, пусть спустится вниз.

– Да-да, конечно… Но сначала, разрешите, я все-таки оденусь.

Молча кивнув, Иван велел Савве привести вниз ребят и, неожиданно для себя, обрадовался, увидев всю компанию в холле.

– Ну вот. Теперь и поговорить можно. Разъяснить кое-что. Только – предупреждаю – быстро! Договоримся так – я спрашиваю, вы отвечаете. Потом, если возникнет такая необходимость, – наоборот. Савва, переводи!

– Не надо, я знаю русский. Когда-то специально учила. Но скрывала.

– Вот как?

– Да, мой отец… и бабушка… русские. Моя бабушка – графиня Изольда Кучум-Карагеева!

– Изольда Кучум-Карагеева?! – Раничев помотал головой. – Ну и ну! Ладно, перейдем к вопросам. Итак, кто эти люди? – Он кивнул вверх.

– Гестапо, – закусив губу, отозвалась женщина. Несмотря на бледность и явственно заметный испуг, она была чудо как хороша в шелковом голубом платье.

– Кстати, вас как зовут, фрау?

– Марта Майер. Можно просто – Марта.

– Отлично, Марта. Что же получается, сотрудники тайной полиции вот так, ни с того ни с сего, ворвались в добропорядочный дом?

– Покушение, – кратко отозвалась Марта.

– Ах, покушение? – Раничев понятливо кивнул. – Так-так… Ясненько – двадцатое июля сорок четвертого года – заговор аристократов против Адольфа Гитлера. Фон Штауффенберг, фон Тротт и прочие, уж не помню сейчас, кто. Фон Бисмарк, кажется. Довольно известная страница в истории, если не сказать – заезженная. А вы-то каким боком с ним связались? Вроде не генералы…

– Барон Отто фон Райхенберг, друг… друг нашей семьи, участвовал в заговоре. По крайней мере, так сказали они… Ворвались, вначале просто угрожали, потом… Потом вы сами видели… Господи, они ж придут снова! Не эти… так другие. Что же нам делать?! Что будет со мной, с детьми? Концлагерь?

– Боюсь, концлагерем не отделаетесь. Вам бы надо бежать, Марта. Да-да, бежать. Хотя б в ту же Швецию. В порт заходят шведские корабли?

– Сколько угодно. Но их тщательно проверяют.

– Сейчас в порту есть шведское судно?

– Да, и не одно. Вот хоть «Густав-Адольф» – огромный грузовой корабль, привез никель. Его капитан, говорят, хороший знакомый Геринга.

– Да, Геринга многие в Швеции знают. Вот что! Вам нужно немедленно пробраться на этот корабль!

– Но это же просто невозможно! Кто нас туда пустит? Это же не пассажирский пакетбот.

– А если будут рекомендательные письма к капитану? И он сам лично проведет вас на борт? Насколько я знаю, графиня Изольда была весьма состоятельной дамой, и с большими возможностями.

– О чем вы? Она ведь давно умерла.

– Слушайте меня внимательно, Марта. Вы помните ее адрес?

– Да… Вернее, нет… Я ведь была у нее всего один раз… Но до мельчайших подробностей помню…

– Рассказывайте! И как можно более подробно…

– Можно по-немецки? – неожиданно улыбнулась Марта. – Пусть и дети послушают, я ведь им никогда… вообще никому… Это произошло в двадцать пятом году, прямо перед Рождеством…

Раничев внимательно слушал, впитывая каждое слово. То, что Савва не мог перевести, Марта говорила по-русски… Иван словно бы погружался в чужую жизнь, воочию представляя себе маленькую, никому не нужную сироту, шикарный автомобиль, особняк, широкую мраморную лестницу, устланную красивым красным ковром…

– Спасибо, достаточно… – наконец перебил он. – Какое сегодня число?

– Двадцать пятое.

– Ждите.

Раничев вышел на улицу, как был, в рыцарском стеганом гамбизоне с затертым гербом. И даже не сомневался, что поступает правильно. А как же! Мужчина должен доводить до конца начатое дело!

– Ва мелиск…

Вспышка!

И приглушенный свет.

Холл. Лестница, устланная красным ковром. Резная тяжелая дверь. Горящий светильник. Умирающая старуха на взбитой перине.

– Вы не спите, графиня?

– О, господи! Кто вы? Я сейчас позову…

– Не стоит, госпожа Кучум-Карагеева… Вот, посмотрите! – Раничев вытянул руку с перстнями. – Сравните, они точно такие же, как и ваш!

– Вы явились за ним? Вы большевик?

– Ни то, ни другое.

– Тогда зачем же?

– Ваша внучка…

– Что-о?

– У вас есть доверенное лицо?

– Д-да… один молодой адвокат.

– Надеюсь, из солидной конторы?

– О, да.

– Впишите в завещание один странный пункт.

– Странный?

– Да, он покажется вам странным. Пусть ваш поверенный… или его наследники-компаньоны раздобудут каким угодно образом рекомендательные письма к капитану шведского грузового судна «Густав-Адольф».

– Как зовут капитана?

– Не знаю… Сейчас он, скорее всего, еще не капитан. И может быть, даже не построено само судно.

– Вы говорите загадками…

– Хорошо еще не сказали, что я сумасшедший.

– Я видела сумасшедших. Вы совсем не такой. – Графиня покачала головой. – И почему-то совсем не похожи на жулика. И эти перстни… Откуда они у вас? Я думала, есть только один, фамильный…

– Надо торопиться, мадам, – озаботился Раничев. – Дело идет о жизни и смерти.

– Даже так?

– Именно. Так слушайте дальше: пусть ваш поверенный раздобудет эти письма, скажем, году в сорок втором – сорок третьем…

– Когда?!

– Письма на имя фрау Марты Майер…

– Марта?! Да, ее именно так зовут. Как раз сегодня мы и должны встретиться! Я уже послала Карла!

– Ваш поверенный передаст их по адресу: Кенигсберг… – Иван назвал улицу и номер дома. – Ночью, утром, в крайнем случае – днем, двадцать пятого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года. Все запомнили? Может быть, записать?

– Не трудитесь. – Графиня неожиданно улыбнулась. – Несмотря на возраст, у меня все еще хорошая память. И склонность к авантюризму, как вы, наверное, уже заметили… Это наше фамильное… Вот только здоровье, увы…

С улицы послышался шум подъехавшего автомобиля. Хлопнула дверь.

– Ну. – Раничев быстро поднялся. – Пожалуй, пора. Прощайте, дорогая графиня. – Он поцеловал старухе руку и быстро вышел за дверь.

По лестнице уже поднимались – маленькая красивая девочка с большими голубыми глазами и молодой человек, при галстуке, в дорогом темно-сером костюме. Иван поспешно спрятался за портьеру.

– Немножко подожди здесь, Марта. Я доложу…

Негромко постучав, мужчина исчез за дверью.

Раничев поспешно покинул свое убежище, громко чихнул – пыль, куда только прислуга смотрит? – и, подмигнув малышке, спустился по лестнице вниз.

– Ва мелиск…

– Ну вот. – Вернувшись в дом, Иван вольготно развалился на диване. – Теперь остается ждать.

– Чего ждать? – Марта нервно вздохнула и посмотрела на детей. – Мальчики, вы бы переоделись, особенно ты, Герхард… Эрих, ты в порядке?

– Вполне… Ну сволочи эти…

На улице у ограды мягко становилась машина. Раничев откинул штору – дорогой темно-серый автомобиль с поднятым верхом. «Вандерер» или «Мерседес»…

– «Хорьх», – глянув в окно, тихо сказал один из близнецов… ага, Герхард… так ведь и не успел переодеться. – «Хорьх».

В дверь позвонили.

– Да-да, – напряженно произнесла Марта.

Иван на всякий случай положил руку на меч.

– Могу я войти?

– О да, конечно.

– Фрау Марта Майер? – Пожилой седоусый человек в дорогом сером плаще снял шляпу и слегка наклонил голову.

– Да, это я. С кем имею честь?

Седоусый неожиданно улыбнулся:

– Шульце. Карл Шульце, адвокат и поверенный вашей бабушки. Да вы, верно, меня еще помните, фрау Майер?

– Боже! Как я могу забыть? Проходите, дорогой герр Шульце… Кофе?

Марта смотрела на гостя округлившимися от удивления глазами. Точно так же глядел на него и Герхард.

– Нет, некогда. «Густав-Адольф» уходит через час. Видите ли, ваша бабушка составила очень странное завещание… Я привез одно рекомендательное письмо… Всю жизнь думал – блажь, но понимаете, наша контора этим и славится, вернее, славилась… желание клиента – закон… А вот теперь я вижу, это письмо может пригодиться, весьма, весьма пригодиться. И не только вам! Видите ли, фрау Майер… у меня есть одна просьба… не знаю, имею ли я право просить…

– Говорите же, герр Шульце!

– Видите ли, мой старый приятель, Густав Ленц, он раньше служил следователем, но… В общем, я бы хотел подняться на шведский корабль вместе с вами. Мог бы, конечно, выбрать и другой пароход… но думаю, больше не стоит ждать.

– Так в чем же дело? Поднимитесь.

– И вы, фрау Марта, представите меня капитану… скажем, как вашего личного юриста… Тем более, что это почти так и есть. Договорились?

– Договорились, герр Шульце.

– Ну тогда в путь. И пусть Господь даст нам силы.

В шикарный автомобиль адвоката уместились все – Марта с сыновьями и Раничев с Саввой. Савва, кстати, воспринимал все на редкость спокойно – видать, никак не мог поверить в свое везение. Да и нервов, признаться, никаких уже не было. То чуть голову не отрубили, то – отрубили, но, слава богу, не ему.

Счастливо миновав все патрули – похоже, в городе многие хорошо знали герра Шульце, – машина быстро въехала в порт.

– А пропуск? – удивился Герхард, глядя, как часовой поднимал шлагбаум. – Почему он не спросил пропуск?

– Вот мой пропуск! – Повернувшись, адвокат показал золотой нацистский значок, сверкавший на лацкане пиджака. – Я, слава богу, обслуживал все их начальство. И в самых щекотливых делах! Кстати, имеется и пропуск… Даже ночной. До сих пор помогало… До сих пор… Боже, какая же сволочь донесла? Или это не донос, а интриги?

Герхард осторожно тронул юриста за плечо:

– Вон и пароход, герр Шульце. «Густав-Адольф»?

– Да. Он один здесь такой здоровый. Ну что ж, пошли к трапу… Постойте, а как же вы? – Адвокат посмотрел на Ивана и Савву. – Вы, кажется, сказали, что останетесь в машине?

Раничев хохотнул:

– Да уж, выходить не будем, слишком приметные.

– Вы могли бы перео…

– Не стоит, фрау Марта, не стоит. Поверьте, с нами все будет прекрасно. Лишь бы вы…

Женщина вздрогнула и, вдруг нагнувшись, в каком-то порыве поцеловал Ивана в губы…

– Спасибо вам, герр Иван… Спасибо за все… Жаль, что вы так и не сказали – кто вы… Впрочем… – Она присмотрелась. – Невероятно… но я вас, кажется, помню…Вернее, похожего на вас… тогда в детстве…

– Это был я, – улыбнулся Раничев. – Вышел из-за портьеры, чихнул – больно уж было пыльно. И вам подмигнул – помните?

– Господи… – Марта побледнела. – Господи… Как такое может быть?

– А об этом спросите у вашего сына. Вот у этого. – Иван со смешком кивнул на Герхарда. – Ну, кажется, вам всем пора…

Письмо передали с вахтенным и в ожидании ответа толклись у охраняемого двумя часовыми трапа. Какой-то вальяжный человек в капитанской фуражке лично спустился вниз.

– Что, что он говорит? – Иван обернулся к Савве.

– Не знаю.

– Как не знаешь? Кой же черт…

– Не могу перетолмачить слово – «гроссадмирал».

– Да-а, – покачал головой Раничев. – У этого ушлого адвоката и впрямь неплохие связи.

Подняли трап, а затем и якорь. Сипло загудев, «Густав-Адольф» медленно отвалил от причала и направился в открытое море. Пенные темно-серые волны с силой били в борта, корабль качало, но, несмотря на это, Марта не уходила с кормы и все смотрела, смотрела, смотрела…

– Иван… – шептала она. – Ангел-хранитель.

– Ну пора и нам, – проводив взглядом уходящий корабль, усмехнулся Иван. – Готов, Савва?

– Всегда готов, господине!

– Во! – восхитился Раничев. – Прямо как пионер. Ну… Ва мелиск…

Они выехали к Обидову двое – он и Савва, едва не загнав купленных в Стародубе лошадей. С Глебом простились в Переяславле, Осип Рваное Ухо – погиб, а Ульяна… Ульяна решила остаться со скоморошьей ватагой, хотя Раничев и обещал ей покровительство в княжестве.

– Нет, Иване, – прощаясь, тихо сказала она. – Ты ж знаешь, я – вольный ветер. Не хочу травить свое сердце… Глядишь, и забудусь со скоморохами. Прощай.

– Прощай. – Раничев крепко обнял девушку. – Ежели станет худо… Ну ты знаешь…

И вот теперь они остались вдвоем.

Иван подошел к воротам, пнул ногою.

– Это какой пес там стучит? Я счас…

– Ты что ли, Проша?

– Господи… Иване Петрович? Боярин-батюшка… Господи…

Вот и дом, вот и родные хоромы. Господи, наконец-то! В три прыжка Иван проскочил крыльцо, осторожно, на цыпочках поднялся в светелку – видел, сквозь приоткрытую дверь пробивается свет. Вот что-то зашипело… Ха! Да никак Евдокся пластинки послушать надумала. Чего-то не идет…

Раничев толкнул дверь:

– Иглу-то поправь, чудо!

– Да тут такая игла… Господи! – Боярыня обернулась. – Иване! Любый…

А перстни Иван зарыл на заднем дворе под навозной кучей.