- Дальше они не пойдут, - сказал брат Альдо, поглаживая ноздри вороного скакуна. - И скажу тебе по чести, мой мальчик, я не намерен их гнать и чинить насилие над столь прекрасными животными. Они и так нам изрядно послужили.
Иеро, положив руку на приклад свисавшего с плеча метателя, согласно кивнул. В самом деле, кони послужили им лучше некуда - без них пришлось бы бросить большую часть снаряжения и запасов. Да и путешествовать в степных просторах вместе с лошадьми было гораздо безопаснее - не каждый хищник рискнул бы напасть на табун, охраняемый тремя десятками яростных жеребцов.
Шесть дней назад они встретили утро у обломков воздушного корабля, затерянные в саванне, что протянулась на все четыре стороны света. Большую часть имущества им удалось спасти; у них было оружие, одежда, пища и даже мешок с пеммиканом, который Горм оттащил к камням в первую очередь. Не было лишь одного - спин, на которые можно взвалить весь этот груз.
Проблема, однако, разрешилась. Пока Иеро и мастер Гимп возились у груды вещей, откладывая нужное и соображая, что навьючить на Горма, а что - на собственные плечи, брат Альдо спустился с холма на равнину и вскоре исчез среди высокой, по грудь, травы. В этой степи, где обитали лишь птицы да звери, о нем не приходилось беспокоиться; ментальное искусство эливенеров служило защитой от любого хищника. Их Братство, изучавшее животный мир на протяжении пяти тысячелетий, стало уже такой же частицей природы, как ветер, дождь или солнечный свет, и Иеро не был бы удивлен, если бы родич его принцессы вернулся к холму верхом на полосатой кошке, которую он называл тигром.
Но брат Альдо, похоже, рассудил, что тигры в данной ситуации бесполезны и не стоят усилий на их приручение. Солнце еще карабкалось к зениту, когда в степи возникла темная полоса, а почва дрогнула под ударами сотен копыт - и не прошло и четверти часа, как у подножья холма, рядом с озером, появился табун грациозных животных. Струились по ветру хвосты и гривы, пронзительное ржание оглашало воздух, мелькали то белоснежная спина, то золотистый или серый бок, то круп, широкий и темный, как ночь; резвились жеребята, кобылы щипали траву, а жеребцы гордо вскидывали головы и настораживали уши.
Как они были прекрасны! Сердце Иеро затрепетало, охваченное древним чувством близости к этим животным, чудесным творениям Господа, которых Он создал в помощь человеку. Но, несомненно, не только затем, чтоб ездить на них, возить грузы или мчаться в бой - эти утилитарные задачи не раскрывали их сути и смысла. Смысл же заключался в том, чтоб любоваться ими, поскольку Бог с безмерной щедростью отпустил им то, чего не хватало лорсам - красоту.
Брат Альдо подъехал к спутникам на великолепном коне с черной блестящей шкурой. Казалось, они знают друг друга добрый десяток лет, проведенных в неизменном согласии; эливенер, держась за гриву, сидел свободно, точно на смирном быке кау, а жеребец нес его с плавным неторопливым величием и только пофыркивал на других лошадей, как бы желая предупредить: эта почетная ноша - моя! Видно, он был вожаком - кони расступались, давая ему дорогу. В сотый раз Иеро поразился той власти, которую эливенеры имели над животными; сам он мог бы убить любое из этих созданий или покорить силой, а вот подружиться было б гораздо трудней.
- Я заключил союз, дети мои, - произнес брат Альдо, взирая с высокой спины на своих двуногих и четвероного спутников. - Наши новые друзья готовы отправиться к юго-западу и проводить нас до границ саванны. Я даже договорился, что они понесут груз и нас самих - за исключением, конечно, Горма. Он умное и благородное существо, но все же с мохнатой шкурой, клыками и когтями, а лошади таких не любят. Но они согласны потерпеть его присутствие, если он не станет им досаждать и приближаться к жеребятам.
- Клянусь клотиком и мачтой!.. - выдохнул пораженный Гимп. - Усмирить этаких зверюг! Почтенный мастер творит чудеса! Если бы перевезти это стадо в Ниану и продать по пятьдесят монет за каждого, отбоя не было б! А доход… - Он оглядел табун, поднял глаза вверх и погрузился в сложные расчеты.
«Наш старейший - святой человек», - сообщил Горм, осторожно подкатываясь к вороному и позволяя себя обнюхать. В следующий миг все касавшиеся его условия были нарушены: к медведю подскочил один жеребенок, затем - другой, а следом - целая орда. Волны игривого восторга текли от них к Иеро; улыбаясь, он следил, как Горм притворно рычит на малышей, бросается за ними в погоню, а те кружат рядом с медведем, пихая его мордами в бока и стараясь повалить. Подскакали несколько кобыл, тревожно раздувая ноздри, но вдруг успокоившись, стали щипать траву, не обращая внимания на игравших. Вид у них был такой, будто они не возражают свалить заботы о потомстве на мохнатую няньку.
Брат Альдо погладил седую бороду.
- Кажется, с Гормом и жеребятами у нас не возникнет проблем. Ну, тогда грузите мешки! Вот этот рыжий конь - для тебя, Иеро, а эта кобылка согласна подставить спину мастеру Гимпу… Те трое понесут имущество. Грузите его, и в путь!
Путь занял шесть суток, и за это время Иеро дважды слышал зов, подтверждающий, что они двигаются в нужном направлении. Степь изо дня в день менялась; холмы и высокие деревья постепенно исчезали, травы становились ниже и жестче, мелели ручьи и водоемы, воздух казался суше - видимо, летом этот район превращался в полупустыню с выгоревшей растительностью и без источников воды. Но сейчас была весна, и среди изумрудных травяных стеблей пестрело множество цветов - алые маки, лазуритовые васильки и огромные желтые одуванчики. Тут и там паслись стада быков и антилоп, иногда попадались горбачи с длинными шеями и на редкость уродливыми мордами, кабаны и огромные птицы, от которых табун старался держаться подальше. Вероятно, среди копытных соблюдалась четкая иерархия, касавшаяся водопоев, пастбищ и того, кто кому обязан уступать дорогу; первыми шли быки - большие, косматые с трехфутовыми острыми рогами, затем - горбачи, чьи копыта и мощные ноги давали весомое преимущество в драке, а уж затем - лошади и антилопы. Птицы держались особняком; как заметил Иеро, они не проявляли интереса к траве, листьям и плодам, а выискивали мелких животных, степных зайцев, тушканчиков и крыс.
Время от времени за табуном увязывались хищники, не столь крупные, как волки, и похожие на рыжих гладкошерстных псов. Их главным оружием была настырность; они могли преследовать стадо часами, разражаясь иногда дикими воплями, напоминавшими хохот обезумевшего человека. Цель погони была для Иеро неясной - ведь эти твари не могли догнать и одолеть кобылу или жеребца. Но однажды утром из бамбуковых зарослей прянул большой полосатый тигр, и рыжие хищники тут же разразились восторженным воем - видимо, они подбирали останки трапез более крупных собратьев.
К счастью, метатель был у священника под руками, и тигр остался лежать в траве с разбитым черепом. Грохот выстрела перепугал табун едва ли не больше, чем огромная кошка, и лошади пустились в стремительный галоп; Иеро едва успел вцепиться в гриву своего скакуна и стиснуть его ногами. Удержаться на этом могучем животном без седла и стремян было нелегкой задачей, но в этот раз все обошлось - хотя капитан Гимп потом жаловался, что отбил себе задницу о тощий хребет кобылы.
На первый взгляд табун перемещался неторопливо, то и дело останавливаясь, чтоб попастись в сладких травах, однако к вечеру путники одолевали не менее полусотни миль. Для ночевки вороной вожак выбирал ровное место, подальше от холмов и деревьев, дабы ничто не мешало обзору; Иеро и Гимп раскладывали маленький костер из собранных по дороге веток, а брат Альдо пускался в долгие беседы со своим скакуном. Разум лошадей был не столь ясным, как у Клоца, однако превосходил ментальные способности их предков, и старый эливенер ухитрялся получить массу любопытной информации. Как утверждал вороной, летом эта часть степи действительно выгорала, поступая в полное распоряжение горбатых длинношеих животных - они с удовольствием ели сухую траву и могли не пить по трое суток. Другие интересные сведения касались северной окраины равнины, граничившей с лесом и заселенной странными животными - огромными, косматыми, с кольцеобразными бивнями, длинным хоботом и ногами будто живые колонны. Они собирались в небольшие стада, ели траву и ветви и не трогали ни быков, ни лошадей, и даже временами защищали их от белых/длиннозубых/несущих-смерть - так вожак называл гигантских хищников с белоснежной шкурой.
Когда костер затухал, и путники укладывались спать, являлся Горм. Пятьдесят миль в день не были для него проблемой, но он не всегда поспевал за лошадьми, а к тому же отвлекался на различные соблазны - дупла, полные прошлогоднего меда, свежие бамбуковые стебли, форелей и лососей, что попадались в каждой речушке и наиболее полноводных ручьях. Обычно он извещал о своем приближении кратким ментальным сигналом, адресованным не Иеро, и не брату Альдо, а лошадям: образ мохнатого медвежонка, который катается в траве среди жеребят. Затем приходила мысль: «Я здесь, друг Иеро, и я сыт»; следом за ней раздавалось тихое сопение, и священник чувствовал, как теплый шершавый язык касается его щеки.
На пятый день с запада повеяло морским ветерком, а в полдень шестого запахи соли и влажных водорослей сделались совсем отчетливыми. Но степь, однако, становилась все засушливей, и среди травы начали попадаться проплешины песка. Он был не золотистым и не желтым, а грязновато-серым, и вскоре Иеро определил, что почва здесь хранит слабые следы радиоактивности. Кажется, они приближались к пустыне Смерти, хотя он не мог понять, что явилось целью для древних ракет в этих безлюдных краях. Ни разу они не встретили человеческого следа или развалин поселений, которые тут, несомненно, были - но, вероятно, редкие и небольшие, так что время стерло их до основания, а ветры развеяли прах.
Наконец на западе засинело море, трава исчезла, и под копытами лошадей зашелестел песок. Они шли вперед все медленней и неохотней; вороной вожак останавливался через каждую сотню шагов, поворачивал голову к брату Альдо и косился на него укоризненным взглядом, будто говоря: «Неужели ты хочешь, чтоб мы пропали в этих гибельных песках?» Радиация была слабой и, по наблюдениям Иеро, не увеличивалась, однако ее хватало, чтобы отпугнуть животных.
Брат Альдо слез с вороного и похлопал его по шелковистой шее.
- Пора прощаться, малыш. Спасибо тебе и твоему племени.
Иеро и мастер Гимп разгрузили вещи, которых осталось не так много - фляги, пара бурдюков с водой, одежда, метатель, копья и два арбалета с запасом стрел, сумка с картами, зрительной трубой и другими мелочами. Кроме того, у них был небольшой запас сухарей и сушеного мяса, а также полупустой мешок с пеммиканом. Нелегкая ноша для их маленькой экспедиции, но сущий пустяк для трех лошадей.
Невольно вздохнув, священник проводил табун взглядом и повернулся к югу. Бесплодная равнина, засыпанная серыми песками, лежала перед ним; где-то далеко за ней маячили горные вершины, а справа, милях в трех-четырех, блистала морская гладь, над которой кружили чайки. Оттуда налетал порывали свежий ветер, гнал редкие облака, умерявшие знойную духоту; солнце хоть и перевалило зенит, но до вечера было еще часов пять.
- Я думаю, - произнес брат Альдо, - сегодня нам не стоит трогаться в дорогу. С грузом по такой жаре мы не пройдем и пяти миль.
- Согласен, - кивнул мастер Гимп, - но по другой причине. Моим ягодицам нужен отдых после шестидневной тряски на лошадиной спине. До чего же она костлявая! И я, клянусь мачтой, пересчитал все проклятые позвонки от шеи до самого крупа!
- Мы заночуем здесь, - кивнул Иеро, - а дальше пойдем вдоль морского берега. Там прохладнее, и, наверное, есть сухие водоросли для костров. Но прежде… - Он поглядел на чаек, метавшихся над морем, и довольно усмехнулся. - Прежде я попробую разведать путь, взглянув на него чужими глазами. Запасы воды у нас небольшие, и мне хотелось бы знать, где и когда мы набредем на ручей или речку.
С этими словами он сбросил с плеча метатель и сумку с зарядами, уселся, скрестив ноги, на песок, и закрыл глаза. Искусство дальновидения было одним из самых сильных его талантов, и за два последних года он усовершенствовал свое мастерство - теперь он мог не только увидеть местность глазами птицы, но и отдать ей приказ двигаться в нужную сторону. Это было непростой задачей, лишь внешне похожей на управление человеческим существом. В последнем случае Иеро подчинял себе разум и слух, зрение, обоняние и мышцы - словом, превращался в кукловода, который дергает нужные ниточки, но с птицей этот способ не годился. Он был человеком, а значит, мог делать с полной уверенностью то, что человеку привычно - идти или бежать, сесть или прыгнуть, лечь или метнуть камень. Но рефлексы, необходимые для полета, у него отсутствовали, и попытка управиться с крыльями была бы, скорее всего, фатальной - его пернатый компаньон просто бы рухнул вниз.
Памятуя об этом, он осторожно внедрился в сознание чайки. Птица оказалась крупной - не таким гигантом, как хищницы, едва не убившие Лучар, но все же в три-четыре раза больше, чем чайки былых времен. Чайка кружила над морем, высматривая рыбу, а священник убеждал ее, что она сыта, что стоит подняться повыше, полететь к берегу и высмотреть местечко для отдыха. Понемногу это удавалось; синий морской простор, качавшийся под ним, сменился серой полосой песка, прибрежными камнями в плетях бурых водорослей и уже знакомой пустынной равниной. Она была неширока, от пятнадцати до двадцати миль, и за ней вдавался в море большой полуостров, рассеченный надвое горами. Ближняя часть полуострова зеленела лугами и лесами, среди которых сверкал голубой ятаган реки; дальняя была скрыта живописным хребтом, поросшим соснами и кедрами.
Пустыня, над которой мчался сейчас крылатый разведчик, казалась с высоты плоской, как стол, если не считать курганов и тонких стройных башенок, тянувшихся цепочкой от морского берега до самых гор. Башни блестели металлом в солнечных лучах, а курганы никак не походили на гряду холмов: все одинаковые, лежащие на равном расстоянии друг от друга и чередующиеся с башенками. Более всего это напоминало оборонные сооружения, но довольно странные - ни патрулей, ни часовых, ни воинов на башнях Иеро не разглядел. Широкая песчаная полоса меж полуостровом и степью была безлюдной, и в ней не замечалось никакого движения - лишь ветер иногда вздымал песок, закручивая его небольшими серыми смерчами.
Он направил птицу поближе к одной из башен, и тут же почувствовал ее сопротивление. Чайка не хотела туда лететь! Ее не соблазняли ни видение озера, полного серебристой форели, ни отмель с моллюсками, чья плоть соблазнительно розовела в приоткрытых раковинах, ни прочие миражи, внушаемые священником. Пришлось вообразить, что сверху нависает огромный орел с растопыренными когтистыми лапами, и что башня - скала со спасительной узкой расщелиной, куда пернатому хищнику не забраться. Пронзительно вскрикнув, чайка ринулась вперед, и Иеро увидел на мгновение далекую бухту за лесом или возможно, садом, краешек белокаменного здания и широкие ступени; затем панорама сместилась, внизу побежали серые пески с торчавшей из них металлической иглой и двумя курганами по обе стороны. Внезапно что-то блеснуло, страшный удар ослепил Иеро, обжег болью. Чайка умерла.
Он разлепил веки и потер плечо, изгоняя гнездившуюся там боль. Гимп и брат Альдо глядели на него с тревогой.
- Это, - Иеро повел рукой в сторону пустыни, - защитная полоса. Зверей и птиц отпугивает радиация, а кроме того от моря до гор протянулись заставы. Башни и конические холмы, похожие на иннейские вигви, только очень большие, ярдов двадцать в поперечнике… Стражи нет, но птицу, посланную к одной из башен, убили. Чем-то вроде огненной стрелы, похожей на молнию из пушек адептов Нечистого… Но я уверен, что на башне никого не было, и что там нет бойниц, сквозь которые можно выстрелить. Похоже, башня сама метнула эту стрелу!
- Выходит, мы добрались до места, - произнес после недолгой паузы эливенер.
- Выходит, - подтвердил Иеро, глядя, как мастер Гимп пристраивает на мешке с одеждой арбалет. Лицо капитана было хмурым и сосредоточенным; он явно готовился к соревнованию в стрельбе с Нечистым.
Священник поднялся и, вытащив из сумки подзорную трубу, направил ее на горизонт. Теперь, когда он знал, что именно искать, курганы и башни нашлись без труда; первые были словно холмики на засыпанной песком равнине, вторые - как тонкие серебристые иглы, почти сливавшиеся с небесной синевой. Расстояние до этой оборонительной линии составляло милю с небольшим.
- Взгляни, отец мой, там и там, - протянув трубу эливенеру, Иеро показал примерное направление. - И ты тоже полюбопытствуй, мастер Гимп, и скажи, что это тебе напоминает?
Капитан хмыкнул, принимая трубу из рук брата Альдо, приложил ее к глазу, потом пробормотал:
- Эти башни тонкие, как мачты, и человеку в них не забраться… во всяком случае, человеку моей комплекции… Наружных лестниц я не вижу, канатов тоже нет, и если башня стреляет сама, так это сущее колдовство! А что до холмиков, то они похожи на кучи мусора. Очень аккуратные кучи… вроде бы из бревен, камней и всякого хлама… что-то и правда напоминают…
- Огромные муравейники, - подсказал брат Альдо и повернулся к священнику. - Больше ты ничего не видел, сын мой?
- За песками - леса и горы, - отозвался Иеро, - и, кажется, есть дома… или один дом… не могу сказать в точности. Но это не крепость. Не замок, который я видел на Мануне, и на другие постройки слуг Нечистого он тоже не похож. Скорее…
- Да?
- Что-то вроде королевского дворца в Д'Алви. Белый камень, просторная лестница и зелень вокруг… Впрочем, я могу ошибаться.
В молчании они выкопали яму в песке, разложили крохотный костер из запасенного по дороге хвороста, сухого и почти бездымного, обжарили мясо на кончиках ножей, съели его с сухарями и запили водой. Молчание не было полным - Иеро рассказывал Горму об увиденном, но комментарии медведя были краткими. «Если злой, который зовет тебя, - заметил он, - хочет, чтоб ты до него добрался, он не перепутает нас с птицами и не сожжет».
Спустились сумерки. С моря надвинулись тучи, закрыв тусклый бледный месяц и мерцающие звезды; лишь пламя маленького костра, незаметного с пяти шагов, соперничало с темнотой. Медведь дремал, подставив огню мохнатый бок, мастер Гимп и брат Альдо молчали, но Иеро догадывался, о чем они думают. Он сам размышлял о том же: как пробраться в обитель Нечистого мимо охранных башен и что, собственно, делать дальше. Он послан сюда Советом Аббатств и отцом Демеро на разведку, и часть его миссии уже исполнена: он посетил святые места и обнаружил, где затаился Нечистый. Возможно, этого хватило, если бы он мог вернуться в Канду столь же быстро, как долетел сюда, в далекую азиатскую степь; отцы Церкви обсудили бы принесенные им вести и приняли решение. Скажем, такое: послать воинов и священников-телепатов на дирижабле или отправить на кораблях целую армию, два или три легиона Стражей Границ.
Но «Вашингтон» погиб, и Иеро ясно представлял, что дорога домой займет не один месяц. Скорее всего, придется идти на восток, до самого побережья Великого океана, где живут желтокожие люди - те, что отправили некогда парусник в Ванк, тот самый корабль, что был уничтожен проклятыми лемутами… Чтобы добраться до этого племени, нужно пройти три с половиной тысячи миль, потом убедить их правителей в необходимости нового плавания и пересечь океан… Непростая задача! И долгая! В лучшем случае он окажется в Саске через восемь-девять месяцев, а то и через год! Что случится за это время? Какими силами овладеет Нечистый? Ведь ему уже повинуется рукотворная звезда, летящая в небе, за границами атмосферы… звезда, которая может бросать на землю молнии с фантастической точностью!
Нет, решил священник, он не может уйти из этого места, так ничего и не выяснив. Это было бы трусливым бегством, недостойным воина-киллмена и заклинателя! Он не мог бы ни оправдаться в таком поступке перед собственной совестью, ни рассказать о нем отцу Демеро, Лучар и сыну, которого она ждет… Он должен остаться здесь, узнать побольше, и если придется, вступить в борьбу с Нечистым… Сразиться с ним, даже если такая битва означает гибель!
Е г о гибель, но не смерть спутников. Они в любом случае должны вернуться в Канду и сообщить о случившемся. Поведать об острове Асл и затопленном Вечном Городе, о дельфах и Святой Земле, окутанной прахом, о людях и оборотнях, обитающих в Моске, о пещере с крохотными тварями, способными превратиться в любое животное и даже в человека… Обо всех чудесах и диковинах, которые встретились им на долгом пути! Ничего не должно пропасть, ни единая капля новых знаний… даже если он погибнет…
Это предположение на миг омрачило Иеро - не потому, что он боялся умереть, но мысль, что он не вернется на родину, не увидит Лучар и свое дитя, казалась нестерпимой. Нахмурившись и укоряя себя за слабость, священник поднял голову, оглядел сидевшего напротив Гимпа, повернулся к старому эливенеру и сказал:
- Наверное, все мы сейчас прикидываем план дальнейших действий, и я полагаю, что лучше бы нам разделиться. Я проберусь в обитель Нечистого, вы спрячетесь на морском берегу и будете ждать. Положим, десять или двенадцать дней… Когда этот срок минует, найдите новый табун лошадей и двигайтесь на восток, в страну желтокожих. Это самый разумный выход, отец мой. Все яйца не кладут в одну корзину - тем более, что рядом с нею вертится лиса.
- Не нравится мне эта идея, сынок. Разумом я готов ее принять, но сердцем… - Брат Альдо сокрушенно покачал головой.
Мастер Гимп стукнул по колену увесистым кулаком.
- Мне тоже не нравится, будь я проклят! Конечно, пер Иеро, ты великий воин, искушенный вдобавок в магических фокусах, но даже у лучшего из бойцов всего лишь две руки. А еще - спина! Кто будет прикрывать твою спину, а заодно - и задницу? Мы, и только мы! Один медведь, один мудрец и один морской краб с крепкими клешнями! - Он вытянул мощную волосатую руку. - Или мы вместе погибнем, или…
- Спокойнее, почтенный мастер, спокойнее, - прервал капитана брат Альдо. - Конечно, мы дороги перу Иеро, но в данном случае он заботится не о наших жизнях. Вернее, и о них тоже, но во вторую очередь. а в первую - о том, что мы увидели и узнали. Проще сказать, не о твоей голове, Гимп, а о ее содержимом.
Физиономия капитана вдруг исказилась в гневной гримасе. Он сидел напротив Иеро, за ямой, в которой дотлевал костер, и отблески огня меняли его лицо странным, непонятным образом. Тени и морщины словно углубились, полные щеки стали суше, нос заострился, а лоб как бы раздался вверх и в стороны, нависнув над глубокими темными глазницами. Гимп снова вытянул руку и стиснул пальцы, будто пытаясь схватить пустоту или нечто нависшее над костром; губы его шевельнулись, но из горла вырвался лишь яростный хрип.
- Что это с ним? - произнес Иеро, вставая.
Обеспокоенный эливенер тоже вскочил на ноги.
- Напоминает мозговой удар… Никогда б не поверил, что с Гимпом случится такое! Он крепок, как бык кау! - Брат Альдо ринулся к мешку, в котором хранились целебные снадобья. - Сейчас я поищу что-нибудь успокоительное, а ты прощупай его разум. Может быть, внезапный спазм сосуда… мозг в таких случаях отключается…
Жутко хрипя, хватая воздух ртом, Гимп повалился на бок. Лицо его побагровело, но щеки тут же запали и начали бледнеть; он по-прежнему сжимал кулаки и двигал ими так, словно пытался ударить кого-то невидимого, неощутимого. Казалось, он сражается с тенью, но где находился его призрачный противник? В налетевшем порыве ветра, в клубе дыма, в песчаном смерче или в нем самом?
Мощным усилием Иеро разрушил свой ментальный барьер, даривший безопасность, но делавший его почти слепым. Мысль его метнулась к Гимпу, мозг которого напоминал клокочущий вулкан; прочная твердь - разум капитана - таяла и содрогалась под напором огненной лавы, раскаленных газов и кипящих вод. То был припадок яростного умоисступления, но причина его заключалась не в дефекте кровеносных сосудов или другой внезапной болезни, а в борьбе, в сражении, что вели меж собою две силы, внутренняя и внешняя. Внешняя побеждала, и священник с ужасом видел, как лицо Гимпа меняется, приобретая знакомые черты: широкий лоб, крючковатый нос с четко вырезанными ноздрями, глубоко запавшие глазные впадины, тонкие, кривящиеся в насмешливой ухмылке губы.
Перед ним был Нечистый! В том же облике, что являлся ему в плоти Дома и оборотня! Он ощущал, как крепнет ментальная нить, соединявшая разум его товарища с неким источником силы, таившимся где-то за песками, ветрами и тьмой, за башнями и курганами, что стерегли безмолвную пустыню. Этот канал становился все шире и мощнее, но вместе с ним рос и укреплялся гнев - холодный, тяжкий, готовый прянуть из разума Иеро неотразимой ментальной стрелой.
Подскочил брат Альдо - с мягкой тканью и небольшими стеклянными флаконами; от них тянуло резким свежим ароматом.
- Подержи Гимпа, сын мой! Я разотру ему виски, а потом заставлю проглотить вот это зелье… Надеюсь, оно подействует.
- Нет, - пробормотал Иеро сквозь зубы. - Это не болезнь, это ментальная атака, и тут лекарства не помогут. - Челюсти его свело от страшного мысленного усилия, но он заставил себя говорить. - Нечистый овладевает Гимпом. Я постараюсь рассечь канал, и если это удастся, ты прикроешь нас щитом. Плотным и прочным, как броня снапера!
Эливенер кивнул и, присев, положил голову капитана к себе на колени и обхватил его за плечи. Тело несчастного сотрясали конвульсии, но лицо было уже спокойным. Чужое лицо, лишь отдаленно напоминавшее мастера Гимпа.
- Эта тварь, что хочет вселиться в него, способна менять облик своих жертв, - с полным самообладанием произнес брат Альдо. - Психическая трансформация сопровождается телесной… Никогда бы не подумал, что такое возможно! - Он наклонился, заглянул в темные мрачные глаза существа, завладевшего чужим разумом, и пробормотал: - Держись, сынок! Мы тебя не отдадим!
Пружина мысленного арбалета все туже скручивалась в сознании Иеро. Виток гнева, виток презрения, виток ненависти… Он воззвал к Богу и приготовился метнуть незримую стрелу.
Рот Гимпа раскрылся, и странный хриплый звук сорвался с губ.
- Хрр… Твой приятель упрям, но я… хрр… заставлю его подчиниться… Слушай… хрр… Ты должен…
- Я знаю, что я должен и чего не должен, - с холодным бешенством произнес священник.
Стрела сорвалась, рассекла ментальную нить и тут же обернулась пламенем, яростным целительным пожаром, что выжигало следы чужого присутствия в разуме Гимпа. Одновременно путников накрыл ментальный щит, отгородившей их от злобной воли, что бушевала за его пределами. Барьер за барьером воздвигались братом Альдо с той же легкостью, с какой эливенер повелевал животными; невидимый колпак был прочен, но Иеро добавил к нему еще одну стену, ибо ни он, ни Альдо не представляли, какая сила им противостоит.
Затем он выскользнул из сознания капитана, сел и вытер пот со лба. Гимп снова был Гимпом; щеки его еще багровели от прилившей крови, однако знакомые черты и шумное, но не хриплое дыхание доказывали, что Нечистый побежден и изгнан. Горм, застывший на земле во время недолгой схватки, коснулся разума Иеро.
«Пожалуй, этой ночью мне лучше бодрствовать, - сообщил он, поднявшись и ковыляя в темноту. - Поброжу здесь и там, понюхаю, чем пахнет воздух, послушаю, что принесет ветер. Не беспокойся обо мне, друг Иеро, я буду осторожен».
Брат Альдо поил Гимпа каким-то снадобьем, осторожно вливая жидкость капитану в рот.
- Дам ему успокоительное… Он должен выспаться после такой встряски. Я знаю, вино ему больше по вкусу, но наш запас исчерпан, и к тому после моих бальзамов не болит голова. Завтра он будет таким же крепким и подвижным, как обычно. Но нам придется охранять его от Нечистого!
- Эта тварь настигла самого слабого из нас, - произнес Иеро, слушая, как дыхание капитана становится размеренным и спокойным. - Мы, трое, телепаты, и наши разумы защищены, поэтому он выбрал Гимпа. Кажется, он пожелал что-то мне сказать. То ли поиздеваться, то ли намекнуть, какая дорога ведет к его логову.
- Мы отбили его атаку, - заметил брат Альдо, собирая свои флаконы, - ментальную атаку, мальчик мой, но он может придумать что-то еще. Поставленный нами барьер охраняет от злобных мыслей, но не от копий и мечей.
Иеро кивнул и, придвинув поближе метатель, склонился над сумкой, пересчитывая заряды. Потом он поднял голову и встретил взгляд брата Альдо. Соединив свои души и сердца, они долго смотрели друг на друга, черпая поддержку в борьбе со страхом и тревогой.
Сигнал от Горма пришел в самое темное время, часа в два пополуночи.
«Вставай, друг Иеро! Они идут!»
«Кто и откуда?» - отозвался священник, стремительно поднимаясь. Метатель застыл в его руках, над левым плечом темнела рукоять клинка, над правым - ложе арбалета.
«Кто - не могу разобрать, они прикрыты щитами. Идут от ближнего кургана. Быстрей, чем ходит человек, но медленнее, чем скачут лошади».
Значит, будут здесь минут через восемь-десять, подумал Иеро и приказал:
«Прячься! Что бы ни случилось с нами, ты должен быть свободен».
От медведя пришла не мысль, оформленная словами, а чувство тревоги за друзей, смешанное с уверенностью, что его не найдут. Вряд ли Нечистый мог подслушать эти ментальные переговоры - они пользовались слишком необычной частотой, неведомой птицам и животным, рыбам, змеям, ящерам - и, разумеется, человеку. За всеми этими сигналами живых существ лежала область фона, который создавался излучениями насекомых; когда-то, в день пленения на Мануне, Иеро открыл, как пользоваться этой областью для передачи связных сообщений. Это была его военная тайна, но кроме нее он не имел никакий преимуществ: создания, что приближались к лагерю, были надежно защищены. Чем-то похожим на приборы адептов Нечистого, которые он видел прежде; ему казалось, что скрывающий их ментальный колпак носит скорее искусственный, а не природный характер. Но этот щит работал превосходно, и священник даже не мог сказать, сколько врагов явится из ночного мрака. Не один и не сотня, это было понятно, но между десятком и четырьмя дюжинами была большая разница.
Брат Альдо тоже поднялся и стоял сейчас около храпящего Гимпа, напряженно всматриваясь в темноту.
- Можешь его разбудить? - спросил Иеро.
- Могу, но это займет время, - отозвался эливенер.
- Времени у нас нет. Постарайся оттащить его от костра.
Иеро бросил пару сухих веток на тлеющие угли и отступил в сторону, в тень. Подумав, он положил заряженный метатель на землю и снял с плеча арбалет. Метатель, самое мощное его оружие, останется напоследок; удачный выстрел мог уложить сразу нескольких врагов.
Он ждал. Над засыпанной песком пустыней шелестели порывы ветра, и вскоре к ним начали примешиваться шорох и странные скрипы, напоминавшие звук трущихся друг о друга рассохшихся деревяшек. Ментальный щит над лагерем исчез, и Иеро почувствовал, как мысль брата Альдо ринулась к северу, к степям, заросшим сочной травой, где паслись могучие быки и быстрые кони. Стадо быков было б сейчас кстати, мелькнула мысль; да и пара огромных кошек тоже пригодилась бы.
- Очень далеко, - вымолвил за его спиной брат Альдо. - Ни одно из животных, способных сражаться, не услышит моего призыва. На берегу спят чайки, не очень много, с десяток. Позвать их?
- Не стоит.
- Я тоже так думаю, - со вздохом откликнулся эливенер. - К чему губить невинных птиц?
Высокая тень мелькнула за костром, Иеро вскинул арбалет, выстрелил и тут же перезарядил оружие. Тень исчезла, но он был уверен, что не промахнулся: стрела ударила во что-то прочное - может быть, в доспех - и пробила его с ясно различимым треском. Но нападавший не отозвался ни воплем, ни вскриком, будто убитый наповал.
Шорох и скрипы раздавались теперь со всех сторон, а кроме того появился запах, едкий и неприятный, как от разлитой кислоты. В горле Иеро першило.
- Слева и сзади, - спокойным голосом произнес брат Альдо.
Быстро повернувшись, священник послал стрелу в смутный расплывчатый силуэт. Снова треск и мертвое безмолвие. Кажется, эти существа, кем бы они ни были, предпочитали умирать без стонов. Немые? - мелькнула мысль. Одновременно Иеро поразил третью тень.
Но это не остановило нападавших. Скрипы и шорохи их движений слышались теперь совсем близко, и священник уже не сомневался, что имеет дело с какой-то новой породой лемутов, с тварями, не ведавшими страха, и равнодушными к жизни и смерти. Если б он мог изучить этих существ! Узнать их сильные и слабые стороны, их пристрастия и страхи! Но времени на это не оставалось.
Мысль брата Альдо достигла его сознания.
«Они слишком хорошо защищены, сынок. Я не могу уловить их ментальных излучений и почти ничего не вижу в этом мраке. Но клянусь Одиннадцатой Заповедью, это не теплокровные существа!»
«Люди-ящеры? Похожие на глитов?» - отозвался Иеро, напряженно всматриваясь в темноту.
«Нет. Что-то иное», ответил эливенер и замолчал.
Едкий запах усилился, от него начала кружиться голова. Ветки, прогоравшие в костре, вдруг вспыхнули, брызнув фейерверком искр, и священник увидел, что тьма в одном месте сгущается, будто там находилось пять или шесть готовых к нападению созданий. Отбросив арбалет, он быстро поднял метатель и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела раскатился над безмолвной пустыней, и яркая вспышка высветила на миг черные фигуры с сегментированными телами, гибкие конечности, огромные выпуклые глаза и торчавшие под ними жвалы.
Жуки? Нет, скорее муравьи, подумал Иеро, выхватывая клинок. Где-то рядом вскрикнул брат Альдо, запах стал нестерпимым, и священник, развернувшись, со всего маха рубанул мечом. Казалось, лезвие прошло насквозь через тонкую, но прочную доску; он выдернул его с трудом и нанес новый удар, почти не сознавая, куда метит и кого бьет. Он терял сознание от плывшей в воздухе едкой вони; каждый вдох обжигал гортань и легкие, будто в них впивались тысячи иголок.
Чьи-то жесткие конечности обхватили его, вырвали меч, спеленали, будто шуршащие прочные канаты, стиснули клещами. Падая в пропасть беспамятства, он вспомнил о Горме, послав ему прощальную весть, затем подумал о Лучар. Увидит ли он ее? Свою любимую принцессу и их ребенка?
Мысль оборвалась, и мрак сомкнулся над ним.