ГЛАВА 5
ОБОРОТНИ МОСКА

Он плыл под водой, держась за плавник Вождя, а вниз уходила темно-фиолетовая пропасть, мерцавшая призрачными сполохами. Почему-то он знал, он был уверен, что эти отблески - живые, и эта жизнь враждебна и ему, и дельфу; пропасть грозила опасностью, и двигаться над ней полагалось осторожно и скрытно, чтобы не потревожить затаившихся в бездне чудовищ. Нетерпение и страх терзали его; так хотелось быстрей очутиться в теплых безопасных водах, забыть ту эманацию хищной злобы, которой тянуло из мрачных глубин.

Они его звали. Они шептали, что путь его неверен, что надо сделать усилие, разжать пальцы на плавнике Вождя и погрузиться вниз. Вниз, вниз, вниз, в глубокую темную впадину, на дне которой его встретят. Встретят и наградят по заслугам, даровав бессмертие и власть. Разве ты не стремишься к этому? - нашептывала пропасть. Ведь эти два желания так естественны! Вечная жизнь и власть над миром… Приходи, и ты получишь то и другое!

Но он не хотел. Он не жаждал приобщиться к вечности и власти, и мечтал лишь о том мгновении, когда пропасть исчезнет, и можно будет подняться вверх, к солнцу и свету, и к золотым пескам, где, улыбаясь, сидит Лучар и смотрит, как резвится в волнах прибоя смуглый мальчуган с темными, как ночь, глазами… Его сын! Еще нерожденный, но уже любимый…

Сполохи под ним обрели четкость, и он понял, что смотрит в глаза кальмара, огромного кракена, который следил за ним в океане, на месте потонувших островов. Его щупальцы коснулись кожи, потянули вниз, отрывая от дельфа, и он с лихорадочной поспешностью начал шарить над плечом - там, где находилась рукоять клинка. Но руки хватали пустоту, а бездна под ним выла и ликовала: наш!.. наш!.. наш!..

«Меч, - подумал он, сопротивляясь из последних сил, - где мой меч?» Внезапно другая мысль пронзила его: как он дышит под водой, в холодной бездне, в объятиях жуткого чудища? И тут же живые толстые канаты сдавили его грудь, вызвав приступ удушья. Он захрипел в предсмертной муке и вдруг почувствовал, как что-то теплое, шершавое касается виска, лижет ухо и волосы, толкает, будит…

Иеро поднял тяжелые веки, сел, согнулся и раскашлялся. Треснувшие бетонные стены разрушенного здания нависали над его головой, темнея в предрассветном сумраке, по ним карабкался плющ с огромными, в три ладони, листьями, а рядом, на подстилке из тех же листьев, стонал и метался Сигурд. Видно, ему тоже снились кошмары.

«Плохой воздух, очень плохой, - деловито заметил Горм, пихая Сигурда носом в шею. - Уходим, скорее! Тут можно уснуть и не проснуться».

Иеро откашлялся, поднялся и растер грудь. Кололо в ней так, будто он проглотил ежа.

«Вечером ты сказал, что воздух хороший».

«То было вечером, друг Иеро. Ночью ветер переменился, дует с севера и несет дурной запах из железных джунглей».

Железными джунглями Горм назвал полуразрушенную фабрику, которая встретилась им по пути. Ее забор и здания не уцелели, трубы рухнули, стальные фермы и агрегаты разъела ржавчина, но огромные газгольдеры из прочной керамики остались в целости и относительной сохранности. В них, видимо, был какой-то ядовитый газ, сочившийся сквозь незаметные трещины и даже в микроскопической дозе вызывавший кашель и рвоту. Они обошли это место с подветренной стороны, и Иеро отметил, что в полумиле от рухнувшего забора нет ни травинки, ни кустика. Сейчас их отделяло от фабрики не меньше двух миль, но в воздухе ощущался резковатый запах - глаза от него слезились, а в горле першило.

Сигурд проснулся, встал на четвереньки, сплюнул. Лицо его было бледным, губы посерели, и теперь священник мог представить, как выглядит он сам.

«Быстрее! - торопил Горм, уже взбиравшийся на груду заросшего мхом мусора. - В этом месте пахнет смертью! Шевелитесь, вы, сонные барсуки!»

Люди подобрали свое снаряжение - фляги и мешки с едой, мечи, копья и арбалеты с запасом стрел - и полезли вслед за медведем. То, что находилось за холмами битого кирпича и треснувших бетонных плит, было когда-то улицей, плотно застроенной высокими домами. Стены их давно обвалились, превратившись в подобия длинных погребальных курганов, на которые ветер нанес скудную почву и семена растений; мох, папоротник и плющ покрывали их, а кое-где грозили колючками большие кактусы и тянулся вверх серо-желтый тонкий бамбук. Мрачная картина! Зато эта магистраль вела прямо в центр огромного города и была достаточно широкой, чтобы посередине ее осталось свободное от завалов пространство. Там, поверх устилавших улицу обломков, спрессованный тысячелетиями, кто-то протоптал тропу. Кто именно, Иеро не представлял, поскольку его ментальный поиск оказался безрезультатным. Никаких существ с интеллектом выше крысиного в этих развалинах не водилось.

- Кладбище, - пробормотал Сигурд за спиной священника. - Не место для живых. Сны о том предупреждают.

- Ты видел что-то жуткое?

- Видел Олафа и Гунара. Гунар навалился сзади, а Олаф медленно резал глотку.

- Это газ, - сказал Иеро. - Ветер за ночь переменился, и мы дышали плохим воздухом, что вызывает кошмары. - Он продублировал эту мысль для Горма, и медведь заметил:

«Не думаю, что дело только в воздухе. Тебя снова звали, друг Иеро, и в этот раз зов был гораздо сильнее, чем над морем. Разве ты не почувствовал?»

Пожалуй, Горм прав, мелькнуло у священника в голове. Он попробовал припомнить свой сон: предупреждение о том, что он отклонился от нужной дороги, и обещание неслыханной награды. Что ему посулили? Кажется, бессмертие и власть? Опасные дары, если их преподносит Нечистый!

В эту ночь, как и в четыре предыдущих, Иеро не ставил ментальный щит, ожидая пришествия зова. Это было опасным экспериментом, но зов являлся путеводной нитью их скитаний в небесах, над огромным и незнакомым континентом. Его пространства казались необозримыми; дальше к востоку изогнутым каменным поясом вставали горы, за ними на тысячи миль тянулся Сайберн, а южнее, за хаосом горных хребтов, пустынь, озер и рек, лежали совсем уж неведомые земли, сказочные Инди и Чина. Искать там источник сигналов вслепую было бессмысленным занятием; в этих розысках Иеро мог полагаться лишь на свое телепатическое чутье.

И вот, одурманеный газом, он погрузился в кошмары и не сумел уловить нужного направления! Правда, священник был уверен, что слышит зов не в последний раз, и что Горм тоже уловил ментальные сигналы. Это позволяло надеяться, что дальнейший маршрут будет более или менее ясен.

«Ты понял, откуда приходит зов?» - спросил он у медведя.

«С восхода солнца и теплых краев, - отозвался Горм, что означало юго-восточное направление. - И теперь он идет не сверху, друг Иеро, а всего лишь издалека».

Возможно, это означало, что источник ментальных импульсов приблизился? Но почему во время прежних сеансов сигнал приходил с небес?

Не успел священник обдумать эти вопросы, как в его сознании прозвучал беззвучный голос брата Альдо:

«У вас все в порядке, мой мальчик? Где вы? На месте ночного привала или уже тронулись в путь?»

«Идем, - коротко ответил Иеро. - Думаю, к полудню окажемся на центральной площади».

Их дирижабль добрался до Моска прошлым утром, и вид города поразил путников. Разумеется, он лежал в развалинах, но мнилось, что ядерная смерть не тронула это место, и лишь время, ветры и дожди потрудились над ним, превратив многоэтажные здания в руины. К городу со всех сторон подступали дремучие леса, полные жизни, и там, похоже, были разумные обитатели; Иеро заметил, что кое-где на южных опушках стоят бревенчатые форты, спрятанные под ветвями могучих дубов и буков. Люди не показывались, и, за дальностью расстояния, он не смог нащупать кого-нибудь из обитателей чащи, но почувствовал общий ментальный фон, который незримым туманом струился над южными лесами.

Но в первую очередь его притягивал город.

Они пролетели над руинами с юга на север, выяснив, что развалины пересекают несколько рек, что кое-где среди холмов кирпича и бетонных обломков вздыматся настоящие горы, невысокие и поросшие лесом, что в нескольких местах заметна слабая радиация, зато не видно ни пустынь Смерти, ни других свидетельств атомного уничтожения. Это казалось странным, и Иеро предположил, что Моск, огромную столицу одной из противоборствующих сторон, защитили гораздо лучше, чем другие поселения - возможно, каким-то оборонительным оружием, которого не имелось врагов. Во всяком случае, ни одна ракета не упала окрест, хотя по дороге от берега моря на север путники не раз встречали обширные пространства выжженных земель, засыпанные щебнем территории, гигантские воронки и остальные признаки отбушевавших в древности сражений.

Кое-какие здания в городе сохранились, и одно из них притягивало священника с необоримой силой. Несомненно, то был храм, стоявший на центральной площади у развалин крепостных башен, неподалеку от большой реки; задняя часть его рухнула, фасад и стены оплела завеса дикого винограда, кровля просела, купола покосились, но на них еще торчали кресты. Спускаться в этом месте, да и во всех других, было опасно - весенние ветры ярились над городом, а из развалин торчали проржавевшие каркасы, железные балки и арматурные прутья, скрученные и согнутые под самыми невероятными углами. Проделав мысленный поиск и выяснив, что в древнем городе нет ни лемутов, ни других опасных чудищ, Иеро решил пройти его из конца в конец, от северной до южной окраин и как следует осмотреть; это привлекало его больше, чем поверхностный взгляд с высоты. Затем экспедиция разделилась: брат Альдо и Гимп остались в гондоле «Вашингтона», намереваясь облететь город по периметру, тогда как священник, Сигурд и медведь спустились вниз на пустыре у фабрики. Запах, которым тянуло из этих железных джунглей, подсказывал, что в городе все-таки есть чудовища, пусть неживые, но от того не менее опасные.

Им предстояло пройти миль сорок-пятьдесят, и хотя первая ночевка была не очень удачной, в дальнейшем ничто не предвещало неприятностей. Куцый хвост их четвероногого проводника бодро мелькал меж куч мусора и ощетинившися шипами кактусов, воздух с каждой минутой становился чище, и в головах у путников прояснилось; кашель больше не мучил их, не донимали позывы к рвоте, тогда как желудок предъявил свои права. Взошло солнце, и его лучи, развеяв предутренний туман, сделали мрачный хаос запустения чуть повеселее. Добравшись до холма, где не было развалин, зато встречались клены и березы неохватной толщины, Иеро скомандовал привал. Они съели по куску вяленого мяса с сухарями, запили водой из фляг, а Горм, любивший сладкое, сжевал пластинку пеммикана. Немного, но и сам он был пока что невелик; до огромных размеров старейшин медвежьего племени ему предстояло расти еще годы и годы.

- Этот город не бомбили, и все же люди покинули его, - сказал Сигурд, приглаживая рыжие волосы. - Странно, мой конунг!

- Ничего удивительного, - возразил Иеро. - Люди могли здесь ютиться сотню-другую лет, но такому огромному поселению не выжить без деревень и малых городков, откуда поступает пища. Здесь человек зависит не от землм, не от природы, а от того, что древние называли техникой. Представь, как подать воду в эти огромные дома, как отопить их в зимнюю стужу, как починить без механизмов и машин? - Священник покачал головой. - Нет, это невозможная задача! Мы, метсы, хорошо знаем, что при любой катастрофе первыми гибнут большие города. Собственно, наши предки потому и выжили, что обитали в усадьбах и деревнях, как твои соплеменники. Мы жили в лесу, и лес нас спас. А тут… - Он обвел рукой открывавшийся со склона холма пейзаж. - Взгляни, что тут получилось!

Город напоминал поле битвы меж племенами гигантов, растоптавших в ярости бетонные коробки домов, содравших крыши, разбивших секирами мосты и павших в сотворенных ими хаос. Тут и там торчали ржавые конструкции - будто скелеты огромных тел, лишившихся одежд и плоти; округлые холмы мусора намекали, что под ними лежат черепа, а сохранившиеся кое-где башни и трубы казались руками, то ли упрямо грозившими небесам, то ли протянутым к ним в безмолвной мольбе. Сходство довершали куски серого металла, неподвластного ржавчине - они выглядывали из-под камней и мха словно изломанные доспехи и оружие погибших гигантов.

Льдистые глаза Сигурда потемнели, когда он глядел на город. Потом северянин спросил:

- Ты уверен, что здесь никого нет?

- Это все же не пустыня Смерти, - откликнулся Иеро. - Здесь обитают птицы, ящерицы, мыши… Есть кое-кто покрупней - несомненно, крысы и, возможно, собаки. Больше я не ощущаю ничего и уверен, что нам не грозит опасность. - Он помолчал, потом промолвил: - Почему ты спрашиваешь, Сигурд?

Ладонь северянина лежала у горла - там, где во сне вонзился кинжал Олафа. Помолчав, он ответил:

- Дурные предчувствия томят меня, конунг. Может, дело в том дурацком сне, а может, Один и Тор посылают мне вести, чтобы предостеречь или сказать, что вскоре я окажусь в их ледяных чертогах. Там, где вся моя семья…

Иеро нахмурился. Как всякий воин и священник, он доверял предчувствиям и интуиции; временами они приоткрывали будущее ясней, чем Сорок Символов с магическим кристаллом. Может быть, этот поход в развалины был ошибкой, мелькнула мысль, и, подозвав Горма, он спросил, не ощущает ли тот угрозы. Их силы в ментальном поиске были равны, однако медведь имел преимущество перед человеком - его нюх и слух были недосягаемы для Иеро.

Но Горм не чувствовал опасности. Тут, среди берез и кленов, суетились белки и немногочисленные птицы - голуби, вороны и почти не уступавшие им в размерах воробьи; в небе парил коршун, охотился на мышей, ютившихся в опавших листьях; где-то далеко были другие создания, мелкие хищники, обуреваемые вечным голодом, однако не страшные для двух вооруженных бойцов. Тем не менее Иеро снял с плеча арбалет и вложил в него стрелу. Взглянув на него, Сигурд сделал то же самое.

Они снова отправились в путь, пробираясь меж рухнувших стен и завалов потемневшего от времени кирпича. На этих холмах торчали огромные, в три-четыре человеческих роста кактусы, и шипы, покрывавшие их мясистую плоть, цеплялись за одежду и шкуру Горма. Наконец медведь изнемог и переместился в арьергард их маленького отряда; Сигурд, повесив арбалет на плечо, вытащил меч и начал прорубать тропу в колючих зарослях.

Выбравшись из них, путники очутились на небольшом открытом пространстве, которое было когда-то площадью; на три-четыре ярда ее обрамляли стены домов с пустыми оконными проемами, а верхние этажи рухнули вниз, завалив тротуары грудами щебня. Самое крупное здание, вытянутое в длину, было когда-то вокзалом; Иеро, видевший такие сооружения в Канде, опознал его по руинам платформ и грудам ржавчины, в которую превратились вагоны. От площади расходились пять или шесть улиц, и одна из них, наиболее широкая, вела к развалинам древней крепости и собору, который он разглядел с высоты. Этот проспект, вероятно, считался главным в прежние времена; тут сохранились фасады домов, отделанные прочным гранитом, и не было такого хаоса, как в районах, застроенных кирпичными и бетонными домами.

Стоя спиной к развалинам вокзала, Иеро осматривал улицу, когда ментальный оклик медведя заставил его обернуться.

«За нами следят, друг Иеро. Я не вижу и не слышу их, но чувствую запах, и он мне не нравится. Только запах, и никаких мыслей. Разве такое возможно?»

Нет, согласился священник, с лихорадочной поспешностью обшаривая пространство. Всякая живая тварь, даже комар или улитка, испускает ментальные волны, и опытный телепат улавливает их с легкостью, если дистанция невелика. Не только улавливает, но и способен проникнуть в мозг другого существа, судить о его намерениях и, если телепат силен, отдать ему приказ. Скажем, такой: уйди, убирайся с дороги! Спасти свой разум от воздействия чуждой воли можно с помощью ментального щита или барьера, который воздвигает в сознании обученный человек, а необученный пользуется приборами, которые с равным успехом применяли и Аббатства, и адепты Нечистого. Но барьер заметен, и скрыть его можно с тем же успехом, что отражение в зеркале, поднесенном к лицу.

Эти азы преподанной в школе науки промелькнули в сознании Иеро за пару секунд, пока он сканировал обступившие площадь развалины. Он не верил в ментальных призраков; если за ними следили, если готовились к нападению, воздух должен был трепетать от мысленных волн!

Но он не обнаружил ничего. Пустота, одна пустота!

Не успев удивиться, священник услышал, как звонко пропела стрела арбалета и что-то стукнулось о камни. Он вскинул свое оружие, поразив метнувшуюся из оконного проема тень, быстро перезарядил арбалет и выстрелил снова. Сзади, шепча проклятия Локи, трудился Сигурд, и, прислушиваясь к звону его тетивы, Иеро понял, что одной стрелой дело не обошлось.

Внезапно наступила тишина, они опустили оружие и огляделись. Ветер, гулявший по площади, заметал пылью трупы пяти существ, довольно больших, четвероногих, с густой серой или рыжей шерстью и длинным хвостом. У них были крупные головы с выпуклыми черепами, но пасть и солидные клыки не оставляла сомнений, что это хищники. Священник, шагнув к ближайшему телу чтоб выдернуть стрелу, уже понимал, к какой породе они относятся.

Горм сунулся вперед, обнюхал убитого и презрительно сморщил верхнюю губу.

«Пес! Выглядит, как пес, и воняет, как пес… Они не очень умные твари, друг Иеро, но разве бывает пес, который вовсе не думает?»

Иеро не ответил, разглядывая хищника - не столь огромного, как собаки Асла, однако не меньше сторожевых псов на его родине. «Вот и свершилось третье предсказание, - подумал он, вспомнив о гадательных фигурках. - Я встретился с псом, и встреча была немирной».

- Пойдем, - поторопил Сигурд, уже подобравший стрелы. - Они прячутся в развалинах и могут снова напасть.

Озираясь по сторонам, с арбалетами наготове, они торопливо двинулись вслед за Гормом по самой широкой из улиц. Иеро хмурился, Сигурд, наоборот, усмехался; казалось, небольшая стычка воодушевила его, развеяв ночные страхи. Покосившись на священника, он спросил:

- Что-то тревожит тебя, мой конунг? Но что? Это всего лишь псы, дикие псы, гораздо меньше и слабей собак на Асле. Какую они представляют угрозу?

- Возможно, никакой, но, может быть… - Иеро смолк, потом коснулся пальцами виска: - Это не простые собаки, Сигурд. Понимаешь, я могу остановить любое животное, заставить его убежать или сдохнуть на месте… Любое, самое злобное и огромное! Но этих… этих я просто не слышу.

- Не слышишь? Клянусь молотом Тора, я тоже не слышал, как они подкрались! И что с того?

Иеро невольно усмехнулся.

- Обычный слух тут ни при чем, брат мой, я слушаю не ушами, а мозгом. Справа, в сотне ярдов от нас, сидит за каменной стеной ящерица и ловит мух - очень голодная и потому раздраженная. А под теми грудами щебня шныряют в своих норах крысы… очень большие крысы, но на поверхность они выходят только ночью, так как боятся хищных птиц. Я слышу множество других созданий и могу рассказать, что они делают, но эти собаки… «Где они, Горм?» - спросил он, мгновенно перейдя на мысленный язык.

«Бегут за нами, по обе стороны этого ущелья, - доложил медведь. - Я ощущаю их запах, но не могу уловить ни единой мысли. Странно, очень странно! Может быть, я ослеп?»

«Не ты один», - отозвался Иеро, оглядывая улицу. Эти ментальные призраки тревожили его; он не знал, сколько их крадется следом, и в какой момент они решат атаковать. Сам того не замечая, он высматривал какой-нибудь дом или холм со склонами покруче, где они могли бы отбить нападение. Мысль воина работала, оценивая ситуацию: на ровном месте они справятся с двумя дюжинами псов, но если их будет сотня, необходимо укрытие. Место, откуда можно стрелять и бить копьем, не подвергаясь опасности… Тут он вспомнил, что за храмом и развалинами крепости течет широкая река, и приободрился; стоит переправиться на другой берег, и они уйдут от погони. Вряд ли псы полезут в воду… К тому же можно вызвать «Вашингтон»; Гимп опустится над рекой и сбросит им канаты…

Подумав об этом, Иеро вызвал дирижабль. Ментальная связь установилась сразу, но мысленный голос брата Альдо был едва слышен - видимо, воздушный корабль находился милях в двадцати от них.

«Есть новости, мой мальчик?»

«Да. На нас напали - собаки, и я думаю, разумные. Какой-то неведомый вид лемутов… Их ментальная активность так слаба, что я не могу их обнаружить».

«В самом деле? Поразительно! - Кажется, брат Альдо не на шутку разволновался. - Их надо изучить, сынок! Обязательно изучить! Ты можешь до них добраться?»

«Боюсь, что прежде они доберутся до нас, - с иронией отозвался Иеро. - Передай Гимпу, чтобы он летел вдоль большой реки до крепостных развалин. Ждите нас там. И пусть Гимп достанет из ящика побольше арбалетных стрел!»

Он прервал связь, и в ту же секунду его настигла паническая мысль Горма:

«Берегитесь! Они приближаются!»

Из поперечной улицы, пересекавшей главную, хлынул поток серых, черных, бурых тел. Арбалеты Иеро и Сигурда щелкнули разом, но это оружие было сейчас бесполезным против стаи в сотню псов. Путники взялись за мечи и копья, полезли на холм из битого кирпича, пробираясь к развалинам, и в следующие десять минут священнику казалось, что он очутился в преисподней, полной клыкастых дьяволов. Он видел, как Горм встает на дыбы, грозно скалит зубы, замахивается передней лапой; трое псов лежали перед ним с переломленными хребтами, но дюжина других не давала медведю тронуться с места. Он видел, как сверкает меч Сигурда, как жалит его короткое копье; северянин отступал шаг за шагом, с его клинка стекала кровь, светлые глаза сверкали бешенством. Он видел, как из переулка текут все новые орды мохнатых тварей, и он наконец разглядел их предводителей - трех короткошерстных псов, выделявших огромным ростом и размерами черепа. Они держались позади, и священнику показалось, что морды у них почти безволосые.

Десяток собак наскочил на него, он дважды ударил копьем, попав одному под лопатку, другому - в шею, потом опустил на голову третьего тяжелый клинок. Ему случалось отбиваться в Канде от волков, и прежний навык теперь пригодился: копье в левой руке - для обороны, чтоб отогнать подальше атакующих, меч в правой - рубить тех, кто подберется поближе. Имелась, однако, разница, и заключалась она не в том, что волки были сильней и стремительней этих псов. Волки были умны и дорожили жизнью; обычно хватало трех-четырех трупов для доказательства того, что малой кровью им не взять добычу. Волки благоразумно отступали, а эти псы рвались навстречу смерти, падали под ударами, но, видимо, считали гибель двадцати сородичей вполне приемлемой ценой за кровь и мясо жертвы. Но только ли голод вел их и правил ими? Иеро не мог этого сказать, так как разумы стаи были ему по-прежнему недоступны.

Горящие глаза и клыкастые пасти надвигались волной. Если бы здесь оказался Клоц!.. - мелькнула мысль. Верный Клоц, с его острыми копытами и рогами, могучий, яростный в битве зверь! Но Клоц был далеко и, вероятно, обхаживал сейчас лорсих на какой-нибудь ферме в Атви.

«На помощь, друг Иеро!» - Мысль Горма пронзила его, и, повернувшись, он увидел груду мохнатых тел, с рычанием и ревом катавшихся среди обломков камня и арматурных прутьев. Священник ткнул копьем в серый бок, ударил ногой в оскаленную морду, рубанул по стоявшему дыбом загривку; псы откатились, бросив Горма, и тот приподнялся, залитый своей и чужой кровью.

«Под нами подземелье, - заметил он, тяжело отдуваясь. - Вход справа, среди белых развалин. Большая, длинная пещера! Чувствую, как в ней копошатся крысы».

Облицованное белыми плитами здание, о котором говорил Горм, неплохо сохранилось - фасад его высился на целых два этажа. Окликнув Сигурда и следуя за медведем, Иеро отступил к нему, продолжая работать мечом и копьем. Вход, засыпанный щебнем до половины высоты, был удивительно широк, будто в подземелье ходили целыми толпами; проскользнув в эту щель, люди очутились в просторном зале с рухнувшим сводом, из которого тянулся куда-то вдаль сумрачный широкий коридор. Псы маячили на фоне проема, явно накапливая силы для атаки, и потому медлить не стоило; кивнув северянину, Иеро устремился в коридор.

«Здесь стена, - сообщил медведь, - но в ней есть дверь. Прочная!» - добавил он с заметным облегчением.

То была не стена, а толстая металлическая переборка, отсекавшая внутреннюю часть коридора. Дверь оказалась небольшой, прорезанной наспех, сваренной из стальных листов и снабженной запором - железной щеколдой в два пальца толщиной. Беглецы ринулись внутрь, Сигурд навалился на дверь, Иеро стукнул по засову рукоятью меча, и тот с протяжным скрежетом вошел в паз. Следующие пару минут в кромешной тьме раздавались только бурное дыхание людей и сопение медведя. Затем Иеро нашарил в сумке свечку, высек огонь, зажег ее и огляделся.

Горму досталось не слишком - толстая шкура была хорошим панцирем, предохранявшим от собачьих клыков. Люди пострадали больше: штаны Иеро свисали лохмотьями, по бедрам тянулись кровоточащие царапины, а Сигурд ощупывал прокушенную у локтя руку.

- Я знал, что сегодня не самый удачный мой день, - пробормотал северянин, обматывая рану полоской ткани, оторванной от рубашки. - Ну, ничего! Я буду счастлив, если обойдется только этим.

Иеро, жестом приказав ему молчать, прижался ухом к металлической двери. Она была не такой толстой, как переборка, и священнику казалось, что он различает рычание, лязг зубов и скрежет когтей. Внезапно эти звуки смолкли, и перед мысленным взором Иеро, будто выступая из туманной мглы, стал вырисовываться смутный образ огромного пса с почти обезьяньей, лишенной волос головой. Тварь буравила взглядом железную дверцу, и от нее тянулся поток холодной смертоносной ненависти, заставившей священника вздрогнуть и перекреститься. Знакомое чувство, с горечью отметил он; такую же ненависть к человеку питали люди-крысы, Волосатые Ревуны и многие другие племена разумных, признавших власть Нечистого. Теологи Аббатств до сих пор спорили, что является ее причиной, врожденный инстинкт или влияние злобной силы, которая ожесточила лемутов. Это был очень важный вопрос, ибо в первом случае лемутов полагалось признать исчадиями преисподней, а во втором - еще не потеряными для Господа и подлежащими не уничтожению, а воспитанию в духе милосердия и добра.

Тварь, стоявшая за железной дверью, не ведала этих чувств. Волна ненависти становилась все сильнее, все жарче и нестерпимей, и Иеро понял, что монстр старается его запугать. Страх тоже был оружием; так, иир'ова, люди-кошки с западных равнин, насылали внушавший ужас Ветер Смерти и резали парализованных врагов. Этот лемут, позволивший священнику себя увидеть, действовал точно так же: пытался внушить страх, овладеть разумом ужаснувшегося человека, заставить его открыть дверь.

Его усилия, однако, были тщетны. Спрятавшись за ментальным щитом, Иеро готовил ответный удар и, внезапно обрушив барьеры, нанес его, послав противнику приказ не двигаться и не дышать. Но этот импульс, стремительный и смертоносный как арбалетная стрела, встретил пустоту; враг не отразил его, не попытался бороться, а просто ускользнул. Растаял, как призрак! И лишь одну мысль уловил Иеро, полную холодной злобы и угрозы: «Я выпью твою кровь, говорун!»

Он оторвался от дверцы, встряхнул головой и, приподняв свечу, молча направился вглубь коридора. Сигурд и Горм шли за ним, не задавая вопросов; первый безгранично доверял вождю, второй был свидетелем несостоявшегося ментального поединка. Шорох шагов да смутные тени, плававшие в сером сумраке, сопровождали их.

Коридор закончился тремя железными лестницами, ведущими вниз. Спуск был недолгим, но опасным: многие ступеньки отсутствовали или рассыпались под ногой в ржавую труху. Справившись с этим препятствием, они очутились в огромном длинном зале, разглядеть который не удалось бы и с тысячью свечей. К тому же по обе стороны от него зияли большие тоннели с рельсами - потемневшими, однако почти не тронутыми ржавчиной в сухом воздухе глубокого подземелья. Увидев их, Иеро понял, где они оказались.

- Это подземная железная дорога, - повернувшись к Сигурду, пояснил он. - Такие дороги строили в больших городах Канды, и разведчики Аббатств спускались в них еще тысячелетия назад. Эти железные полосы, рельсы - хороший металл… Когда-то по ним ходили поезда, а тоннели тянулись под всем городом… может, и сейчас тянутся, если не обвалились.

Сигурд молча кивнул, подавленный грандиозностью сооружения. На повязке, которой он обмотал руку, проступила кровь.

«Плохое место, - пришла мысль от медведя, принюхивавшегося к кучам мусора, загромождавшим пол. - Место отчаяния!»

Иеро пошевел мусор носком сапога. Обломки каких-то предметов из металла и пластика, битая стеклянная посуда, головка сломанной куклы… Видимо, тут, в подземелье, когда-то жили или спасались от разразившейся на поверхности катастрофы. Наклонишись, он заглянул в тоннель. Оттуда пахнуло холодом плесенью.

- Куда мы пойдем? - спросил Сигурд.

- Еще не знаю. Но попытаюсь выяснить.

Закрыв глаза, священник направил вдоль тоннеля свой ментальный щуп. Здесь обитали крысы и мокрицы, черви и другие существа, небольшие и не опасные; он коснулся их крохотных разумов, подумал, что хоть этот подземный лабиринт создан людьми, безмозглые твари владеют им гораздо дольше человека. Целых пять тысячелетий! Громадность этого срока на мгновение ошеломила его.

Но он был неправ - в тоннеле находились люди, где-то совсем неподалеку, в пятистах-шестистах ярдах. Удивленно наморщив лоб, Иеро замер, зондируя их сознания. Их было четверо, трое мужчин и женщина, вернее - юная девушка, почти ребенок. Они беседовали, но он воспринимал не незнакомую речь, а мысленные образы, и этого оказалось достаточно: он понял, что люди живут не здесь, а пришли из леса, что они кузнецы и целью их поисков является металл. Не железо, а, скорее, медь, латунь и бронза, а также другие материалы, почти не поддающиеся разрушительному воздействию времени. Эти лесные жители нашли, что искали, и собирались подняться на поверхность и идти к реке, где их ожидал плот или лодка, но девушка их остановила. Сейчас они о чем-то спорили.

- Люди, - произнес Иеро, спрыгнув вниз, в тоннель. - Если мы поторопимся, то найдем их. Они недалеко.

- Люди могут оказаться опаснее псов, - заметил Сигурд, следуя за священником. - Кто может жить в таком подземелье? Чудища, ублюдки!

- Они из леса и пришли за металлом, как некогда наши разведчики в Канде. И их немного - мужчина-кузнец, двое парней, его сыновья, и дочь, девочка. Она…

Иеро замер, будто прислушиваясь. Эта девушка по имени Наста понимала мысленную речь! Картины, рождавшиеся в ее мозгу, были ясными, четкими: она требовала, чтобы мужчины ждали, не поднимались наверх, ибо там - опасность. Эта угроза обозначалась двумя терминами, «волколаки» и «оборотни», причем последний имел конкретный облик большого пса с безволосой, почти обезьяньей мордой. Люди таились от подобных тварей и боялись их, но только тут, в развалинах; в лесу у них была защита.

Какая же? - подумал Иеро, обследуя разум старшего из незнакомцев, которого звали Ондрой. Лесные крепости, бдительные стражи, оружие, порох и люди-телепаты, подобные этой девушке… Кажется, они умели находить ментальных призраков!

Выяснив это, священник довольно улыбнулся и послал в сознание Насты свою мысль. Очень простую, чтобы не напугать ее:

«Я - человек, заблудившийся в подземелье. Странник, чужой в этих руинах. Поможешь?»

Он ощутил, как девушка вздрогнула и замолчала. Потом раздалось, негромко, но очень решительно:

«Человек? Откуда ты взялся, чужой?»

«Не из ваших краев, издалека. Нас двое - двое людей, и с нами разумное животное, - он передал облик Горма, стараясь, чтобы тот казался посимпатичнее. - Собаки загнали нас сюда. Мы не знаем, как выбраться на поверхность».

«Не собаки, а волколаки, - строго поправила Наста. - Проклятые волколаки, и ведет их оборотень! Теперь мне понятно, почему они шныряют наверху! Ищут вас! Особенно тебя, говорун!»

«Говорун? Кто это?» - с недоумением спросил священник.

«Ты говорун, я говорун, - кажется, девушка пожала плечами. - Всякий, кто может обходиться без слов - говорун. А сейчас жди, пока я потолкую с отцом и братьями. И не лезь мне в голову без приглашения».

«Очень разумный человеческий детеныш, - прокомментировал Горм, вылизывая окровавленный мех на груди. - Теперь я знаю, кто я такой. Говорун!»

«Болтун», - поправил его Иеро, почти тут же поймав мысль девушки. Она их звала.

Через двадцать минут, преодолев несколько завалов, где приходилось пробираться на четвереньках под низко нависшими сводами, они добрались до другого зала, где поджидали их Наста и ее семейство. В руках мужчин были топоры на длинных рукоятях и факелы, освещавшие их бородатые физиономии, русые волосы и широкие плечи; на спинах у них висели мешки, в которых что-то побрякивало - вероятно, добыча. Наста оказалась тоненькой и хрупкой девчушкой лет пятнадцати, но серые глаза на маленьком личике глядели не по-детски решительно и серьезно.

При виде двух вооруженных путников и медведя Ондра, старший из мужчин, что-то сказал; звуки его речи были напевными, мягкими и совершенно непонятными священнику. Другое дело, мысль; если передать ее словами, кузнец любопытствовал, откуда взялись эти три недоумка, встревожившие волколаков. Ответ оказался краток - через девушку Иеро объяснил, что они прилетели с западного материка на воздушном шаре, и что шар ждет их над рекой, за развалинами крепости.

Затем наступило молчание. Ондра размышлял, озирая пришельцев маленькими глазками под нависшими бровями, его сыновья зашли с тыла, не опуская топоров, и, казалось, ждали только отцовского знака, чтобы пустить их в ход. Однако Иеро оставался спокоен; эти люди не были ни разбойниками, ни убийцами, и он ощущал, как исходившая от них волна тревоги постепенно сменяется удивлением и дружелюбием. Наконец Ондра, шевельнув бровями, быстро произнес несколько фраз.

«Отец сказал, - сообщила Наста, - что вы, должно быть, в самом деле те, за кого себя выдаете. Вид у вас необычный, хотя твой высокий приятель немного похож на наших мужчин. Но главное не в этом, главное в том, что ты - говорун! А наш народ очень уважает говорунов! - При этих словах она гордо вздернула маленький упрямый подбородок и стрельнула глазками в сторону Сигурда. - А он тоже умеет говорить без слов?»

«Нет, - усмешкой откликнулся Иеро. - Но со мной есть еще один говорун - вон тот, в мохнатой шубе - и если ты как следует попросишь…»

«Не надо меня просить, - заметил Горм, почесывая лапой брюхо. Я говорю без всяких просьб, когда хочу и сколько хочу».

Серые глаза Насты изумленно распахнулись, рот приоткрылся, затем, справившись с удивлением, она что-то сказала отцу и братьям. Бородачи в три пары глаз уставились на Горма, потом старший хмыкнул, бросил пару фраз сыновьям и махнул рукой, показывая в конец длинного зала.

«Разве в ваших краях нет говорящих животных?» - спросил священник, чувствуя, что они поражены.

«Кроме оборотней - нет, а с ними не очень-то поговоришь. Я слышала, такие есть где-то далеко, там, куда падали бомбы. На севере точно есть. - Наста вдруг помрачнела и, после краткой паузы, добавила: - Оборотни как раз и пришли с севера. Давно! Тысячу, а может и побольше лет назад».

Они уже шли, направляясь вслед за Ондрой и его сыновьями к лестнице, но не железной, как в предыдущем зале, а каменной и хорошо сохранившейся. Шаги будили эхо под сводами огромного помещения, пламя факелов чуть колыхалось в неподвижном воздухе, и Иеро разглядел, что они идут по тропке, петлявшей среди серых холмиков, сложенных из костей и черепов. Он перекрестился, и Наста, бросив взгляд на его помрачневшее лицо, пояснила:

«Рассказывают, что когда пришла Смерть и всюду стали падать бомбы, объявили, что в городе защита надежная. Никто этому не поверил, и одни побежали в лес, а другие - сюда. Те, что прятались в лесу - наши предки, а эти… эти - вот, лежат! И никто не знает, как они погибли. Наши старики и воеводы говорят, что город их пожрал».

«Как он называется на вашем языке?» - спросил священник.

Наста пожала хрупкими плечами.

«Никак! Город, и все… - Они подошли к лестнице, и девушка заговорила снова: - Плохое место, злое, но приходится сюда ходить. Металл нужен и разные вещи, что еще сохранились… Так что отец мой ходит с братьями, и все другие кузнецы да оружейники, и воеводы с ратью. Только рать мала, а город велик, и оборотней с волколаками в нем не найдешь, если сами не захотят показаться. Так и ходим… Идем в подземных коридорах, а потом я слушаю, нет ли наверху поганых, и если нет, поднимемся, возьмем, что надо, и скорее вниз. Волколаки тут не шастают, боятся. Где ворота поставлены, где лестницы обрушены - человек пройдет, а с их лапами - ни слезешь, ни залезешь…»

Эхо смолкло. Теперь они поднимались по лестнице, и потолок был всего лишь на высоте двух человеческих ростов. Факелы мелькали впереди, но Наста шла рядом с Иеро и Сигурдом - то ли хотела поговорить с пришельцами, то старалась держаться поближе к чудесному зверю, понимавшему людские мысли. Может, ее истории предназначались вовсе не для двух чужаков, а для медведя, который с сопеньем ковылял по пологой лестнице.

Хоть эти рассказы не оставили Иеро равнодушным, сейчас его занимало другое. Выбрав момент, когда мысли девушки прервали свой бег, он с нарочитой небрежностью поинтересовался:

«Эти оборотни… Ты слышишь их?»

Наста поморщилась.

«Плохо… Но ни один говорун, даже самый сильный, не слышит их лучше. Они хитры, очень хитры! Умеют прикрывать и себя, и волколаков, своих пособников. Притворяются, что бегает стая крыс, или ящерица ловит мух, или что здесь одна пустота… Ловко притворяются! Если ящеркой, так и в самом деле ее слышишь, а чтоб разобрать, не мнится ли тебе, надо кое-что сделать. - Она помолчала и добавила: - Эти поганые кем хочешь обернутся, кроме человека! Любой морок наведут!»

Не призраки, а действительно ментальные оборотни, понял Иеро. Видимо, эти лемуты владели природным даром к галлюцинации, и была она такой реальной, что обманулся даже он, один из лучших телепатов Канды! Видел ящерицу там, где поджидала хищная стая… На секунду стыд охватил его, но затем вспомнилось, что даже чуткий медведь не заметил опасности. А псы поджидали их в сотне ярдов!

«Ты сказала, надо кое-что сделать, чтоб разобраться с мороком, - осторожно произнес священник, совсем не уверенный, что Наста откроет свою тайну. - Что же именно? Я ощущал и крыс, и ящерицу, и пустоту… Но мне не удалось увидеть оборотня, пока он сам не захотел».

Девушка кивнула русой головкой.

«Так оно и бывает. Пугал, угрожал, да? Что поделаешь, не любят они нас, говорунов! Если б не мы, прорвались бы в лес мимо застав, и много было бы крови! - Вздохнув, она снова коснулась священника мыслью: - А сделать нужно вот что…»

Это был несложный, но оригинальный прием, отработанный, видимо, поколениями лесных жителей. Он не гарантировал успеха, но Иеро преисполнился благодарности к этой юной девушке и подумал, что полезному не стыдно поучиться даже у ребенка. Видимо, она перехватила эту мысль; в слабом пламени свечи он видел, как сердито блеснули ее глаза. Похоже, Наста не считала себя ребенком.

Ее отец и братья поджидали пришельцев у стены, сложенной из массивных гранитных блоков. Ондра кивнул сыновьям, и те, поднатужившись, отодвинули камень; образовалась узкая щель - впору кошке пролезть. Кузнец покосился Горма и снова кивнул. Еще один камень был отодвинут, затем все семеро проползли под стеной, и дыру завалили новыми камнями. Их было много во внутреннем дворике огромного здания, с которым время обошлось милосердно - его галереи и лестницы поднимались до третьего этажа.

Люди и ковылявший следом медведь направились к стене фасада и осторожно выглянули в пустые проемы окон. Перед Иеро лежала заросшая пыльной травой площадь - та самая, которую он видел с высоты и к которой стремился, держа путь от северных окраин. Наполовину рухнувший собор стоял чуть левее, похожий на раздуваемый ветром костер зеленого пламени; огромные виноградные листья были его языками, а покосившиеся купола торчали словно брошенные в огонь поленья. Если смотреть перед собой, то взгляд упирался в развалины башен и стен из кирпича, когда-то красного, нарядного, а теперь потемневшего от времени, засыпанного пылью и поросшего вездесущими кактусами. За останками стен, а также справа, лежали еще какие-то развалины, и меж ними можно было разглядеть вход в ущелье - наверняка в ту улицу, что тянулась к площади от руин вокзала. На всем обширном пространстве, что открывалось взгляду, царили покой и тишина, только ветер шелестел в траве и трепал виноградные лозы.

Кузнец промолвил пару-другую фраз, но так быстро, что Иеро ухватил лишь общий смысл - кажется, шла речь о дальнейшем маршруте. Наста торопливо повторила, и он повернулся к Сигурду.

- Отец девочки говорит, что надо перебраться через площать и развалины крепости. Место открытое и опасное - если появятся псы, придется мчаться со всех ног. Развалины дальней крепостной стены выходят к реке, и там есть круглая башня, почти целая, хороший ориентир. Под башней, в зарослях, спрятана их лодка. Вход в башню узкий, в случае чего можно засесть в ней и отбиваться, но кузнец сказал, что это почти смерть - псы будут ждать неделю, пока мы не ослабеем от голода и жажды, потом нападут.

- Башня с узким входом - хорошая защита, - сказал Сигурд, сгибая и разгибая левую руку, прокушенную у локтя. - Жаль, что я не смогу точно бить копьем, но меч мой не подведет. - Он бросил взгляд на Ондру, что-то объяснявшего сыновьям, и добавил: - Но к чему нам их лодка?

- Правильно, ни к чему, - согласился Иеро. - Мастер Гимп подберет нас с башни, сбросит лестницу и корзину для Горма.

- Лучше мешок с пеммиканом, - усмехнулся северянин, посмотрев на медведя. - Там есть один, почти пустой, над которым он трудился, пока мы летели сюда от морских берегов.

На губах Иеро тоже мелькнула улыбка, затем он начал слушать, пользуясь новым умением, полученным от девушки. Видимо, псы, которых она называла волколаками, потеряли их след - на расстоянии полумили не замечалось ничего опасного. Но дальше, в том месте, где он спустился в подземелье с Сигурдом и Гормом, крались, кружили и мелькали смутные тени. Именно так - тенями, неясными призраками - виделись ему преследователи, прикрытые иллюзией пустоты.

Иеро переглянулся с Настой и кивнул.

«У нас есть немного времени, - передал он. - Мы успеем забраться в крепость, даже если они помчатся во всю прыть. Может быть, доберемся до реки».

«Может быть», - согласилась девушка и бросила отцу короткое отрывистое слово. «Идем», догадался священник.

Они покинули руины и начали поспешно пересекать площать. Только теперь, при ярком солнечном свете, Иеро как следует разглядел лесовиков. Они и в самом деле были похожи на Сигурда и, несомненно, являлись представителями белой расы. Крепкие, русоволосые, с широковатыми скулами и серыми глазами, они двигались быстрой скользящей походкой, ни на миг не опуская своих топоров. Одеты они были так, чтобы удобней сражаться с четвероногим противником - высокие сапоги до половины бедра, кожаные шштаны и куртки, широкие поясные ремни, окованные бронзовыми бляхами, и бронзовые же наручни, прикрывавшие руку от запястья до локтя. Эти люди вызывали уважение и симпатию; не верилось, что когда-то их предки, схватившись в смертельной битве со странами запада, уничтожили мир. Впрочем, подумал священник, потомки за них не отвечают; им тоже досталось полной мерой за злодеяния предков.

Он вспомнил груды костей в подземном зале и содрогнулся.

Шесть человек торопливо шли к развалинам крепости, медведь переваливался следом, то и дело задирая голову и нюхая воздух. Путь их лежал мимо полуразрушенного храма с покосившимися куполами, и Иеро, отделившись на минуту от маленького отряда, преклонил колени, перекрестился и поцеловал каменную ступень перед входом. Долг был выполнен, и душа его успокоилась; ради этого поцелуя он добирался сюда от южных морских берегов. Догоняя спутников, он шептал молитву и просил у Господа счастливого разрешения от бремени для своей принцессы.

Мысль Насты проникла в его сознание.

«Что ты делал там, у развалин? Почему целовал камни?»

«Это святое место, - отозвался Иеро. - Миллионы людей прошли здесь, чтоб вознести свои молитвы Богу. Веришь ли ты в Него, девочка? Просишь ли о помощи?»

Наста покачала головой.

«Бог не явил чуда, не защитил моих предков от зла, и просить мне его не о чем. Я полагаюсь на себя, на свою семью и добрых соседей».

«Ты не права, - возразил священник. - Не стоит ждать чудес от Господа, надо верить и знать, что Он защищает и творит добро людскими руками. Твоими, моими и наших добрых соседей. Помни об этом, дитя мое!»

Они уже миновали площать и руины стены, когда Горм тревожно вскинул лобастую голову.

«Я чувствую их запах, друг Иеро! Они приближаются! Бегут со стороны ущелья, которое выходит на эту поляну!»

- Быстрее! - крикнул Иеро, выхватив из ножен меч. Этот жест не требовал объяснений, и путники, лавируя среди груд кирпича и разлапистых канделябров кактусов, помчались вслед за Ондрой. Впереди, ярдах в пятистах, уже вставала обломанным темным зубом башня, а за ней зеленели кусты над речным берегом. На бегу Иеро обернулся и увидел, как из провала улицы хлынула стая разъяренных псов - вздыбленная шерсть, разверстые пасти, быстрые, стремительные ноги. Хотя бы до башни добраться, мелькнула мысль.

Они не успели. Четвероногая орда настигла их у руин какого-то огромного здания, затопив серым, черным, бурым потоком. Пятеро мужчин взяли в кольцо девушку и медведя и теперь медленно пробивались к башне. Вздымались и опускались топоры и мечи, змеиными языками мелькали копья, поблескивали ножи лесовиков; эти трое, подобно Сигурду и Иеро, умели биться обеими руками. Священник заметил, что Наста тоже достала длинный кинжал, придвинулась к Горму и ухватила его за шерсть на загривке. «Не трусь, мохнатый, - уловил он мысль девушки, - мы отобьемся!» Медведь повернул голову, лизнул шершавым языком ее ладонь.

Сапог Ондры был распорот до колена, по бедру струилась кровь. Лица и руки его сыновей тоже были в крови; один из них внезапно пошатнулся, едва не рухнув под тяжестью черного пса, впившегося ему в плечо, но Сигурд достал собаку копьем. Другой пес, огромный, серый с темными подпалинами, проскользнул под ногами у братьев, кинулся на девушку, но Горм, испустив яростный рык, тут же подмял его, а Наста вспорола шею кинжалом. Сам Иеро рубил, колол и резал точно машина уничтожения; самый опытный воин среди пятерых мужчин, он обладал большей выносливостью и точностью удара. В бытность Стражем Границы и в долгих одиноких странствиях ему приходилось биться и с лемутами, и с людьми, и с хищным зверьем, а эти псы были не страшнее вербэра или Оленя Смерти, жуткого чудища радиоактивных пустынь.

Но их было так много! До башни оставалась еще полсотни шагов, а по лицам кузнеца и его сыновей уже струился смешанный с кровью пот. Движения их замедлились, топоры все чаще били в пустоту, куртки свисали жалкими лохмотьями, обнажая алые полосы от ударов когтистых лап. Но Сигурд, прикрывавший тыл, с прежней энергией размахивал мечом и что-то ревел - кажется, боевую песнь о Торе, неистовом воителе. Глаза его сверкали холодным блеском, рана на левой руке открылась, но он не выпустил копья - правда, колол им не в полную силу.

В миг передышки Иеро хлопнул кузнеца по плечу, кивнул на девушку и медведя, потом вытянул меч в сторону башни. Тот понял, окликнул сыновей, и они, подхватив Насту под руки, ринулись к убежищу. «За ними!» - приказал священник Горму, медленно пятясь и отшвыривая ногами самых настойчивых псов. Сигурд, сражавшийся рядом, крикнул:

- Иди, конунг! Я прикрою!

- Конунги не бросают своих бойцов, - промолвил Иеро. - Мы дойдем до башни вместе.

За половодьем мохнатых спин он видел троицу гигантских псов с обезьяньими мордами. Один из них выступил вперед; глаза его пылали дьявольским пламенем, и священнику показалось, что он читает в них отблеск торжества. «Чтоб тебе провалиться в девятый круг ада!» - пробормотал он, скрипнув зубами. Руки его начали неметь, но до башни оставалась пара дюжина шагов. В узком входном проеме уже стоял Ондра с топором и отирал свободной рукой пот со лба. Его лицо превратилось в кровавую маску, кровь запеклась в густой бороде, и сейчас он больше всего напоминал демона - как раз с девятого адского круга, где грешников поливают смолой и жгут живьем.

Отбивая атаки наседавших тварей, священник и Сигурд шаг за шагом приближались к спасительной башне. В трех или четырех ярдах от нее несколько крупных псов разом бросились на священника, пытаясь свалить на землю, и в эти краткие секунды смертельной опасности он не видел и не слышал ничего. Затем псы отскочили, оставив двух с разбитыми черепами и одного с проколотым горлом, и в этот момент до Иеро донесся хрип Сигурда.

Он обернулся, и время будто остановилось. Он глядел, как чудовищный пес ловит клыками руку северянина, впивается в запястье, оттягивает книзу меч; как другая тварь хватает зубами древко копья и тянет к себе; как третий монстр прыгает Сигурду на грудь, и как кузнец, вскинув топор обеими руками, спешит на помощь. Иеро рванулся к товарищу, ударил копьем, но было поздно - лязгнули мощные челюсти, и голова Сигурда откинулась на спину, будто цветок на сломанном стебле.

Отшвырнув копье, Иеро подхватил северянина. Его меч и топор кузнеца залили кровью землю, предсмертный хрип и вой взмыли в воздух над речным берегом, но способны ли месть и ненависть вернуть погибших? Льдистые глаза Сигурда гасли, и, жутко булькая разорванным горлом, он прошептал:

- Прощай, конунг… Сегодня не самый мой удачный день…

Они с Ондрой втащили мертвое тело в башню и положили на груду кирпича. Наста вскрикнула, прижала ладошки к губам; Горм, лизнув языком холодеющий висок убитого, послал скорбную мысль: - «Жаль! Он был умен, упорен и храбр, и стал бы, наверное, вождем своего народа. Жаль, очень жаль!»

Иеро застыл над трупом. Мышцы его еще дрожали после яростной схватки, рука железным капканом стискивала меч, перед глазами клубился алый туман, а душа погрузилась в тоску. Это состояние было ему хорошо знакомо - миг, когда теряешь друга, боевого товарища, и не можешь поверить в свою утрату и не хочешь смириться с ней. Он терял многих, слишком многих в лесах Канды и помнил, что есть лишь один-единственный способ справиться с отчаянием и горем.

Он начал читать молитву вслух - солдатскую молитву, какую произносят над телом мертвого воина. Его слова гулко падали среди древних каменных стен, и четверо лесовиков глядели на него широко раскрытыми глазами.

- Господь Всеблагой, вот боец, погибший за Тебя и святое дело Твое, честно искупивший кровью свои грехи и дурные дела, если творил он их во время жизни. Прости его, Создатель, прими его душу, исцели его раны, ободри его сердце, возьми его за руку и отведи к его умершим друзьям и родичам. И если это утешит павшего, скажи ему, что мы, живые, не забудем о нем и станем поминать в своих молитвах. Покойся с миром, друг! Аминь!

Отзвучало последнее слово, и, после недолгой паузы, Ондра что-то хмуро буркнул.

«Отец говорит, - пояснила Наста, вытирая слезы, - что вы, чужаки, нас спасли. Но зря, ибо из башни нас не выпустят и до лодки нам никак не добраться».

«Лодка нам не нужна, - ответил Иеро, вытирая клинок полой изодранной куртки. - Мои друзья прилетят за нами по воздуху».

Он оглядел внутренность башни. Кровля и верхняя часть ее рухнули, но прочные кирпичные стены еще тянулись на десять-двенадцать ярдов в высоту и не имели окон. Вверх вела каменная лестница, кончавшаяся чудом сохранившейся площадкой, и с этого уступа Гимп мог с легкостью их подобрать. Только корзину придется спускать дважды - за Гормом и телом Сигурда…

Вздохнув, он направился к дверному проему, где, сжимая топоры, замерли сыновья кузнеца. Псов не было видно, лишь мелькали иногда за грудами мусора голова с оскаленной пастью, клок бурой шкуры или воинственно задранный хвост. Вероятно, враг перешел к осаде.

Священник связался с братом Альдо.

«Идем вдоль реки, - сообщил эливенер, - и видим руины крепости. Где вы, сын мой? Надеюсь, у вас все в порядке?»

«Нет, - отозвался Иеро и, помолчав, добавил: - Они добрались до Сигурда. Разорвали глотку. Он мертв».

Наступила тишина, пронизанная скорбью. Два телепата не нуждались в словах, чтобы выразить горе и ободрить друг друга; по невидимым нитям, связавшим их, струились сейчас сочувствие и сожаление об ушедшем. Наконец брат Альдо сказал:

«Мы лишились достойного товарища. Надо похоронить его с честью, сынок. Кажется, на его родине тела воинов сжигают?»

«Костер будет большим, - ответил Иеро, - а кроме похорон случится кое-что еще».

В этот миг он не испытывал ни смирения, ни желания прощать, ни других чувств, подобающих христианину; душа его взывала о мести. Объяснив Альдо, как разыскать башню на речном берегу, он посмотрел на девушку и спросил:

«Кажется, твой народ знаком с порохом? И много его у вас?»

Наста недоуменно моргнула.

«Много. В подвалах у воеводы Данила хранится, наверное, сто бочонков. Порох кладут в бомбы и мечут их со стен застав… Но почему ты спрашиваешь? Мы - здесь, а воины Данила - там, в лесу, и до первой из наших крепостей надо плыть половину дня».

«Скоро нас здесь не будет. Мои друзья близко».

С этими словами Иеро опять выглянул наружу и вздрогнул - шагах в сорока, под высоким ядовито-зеленым кактусом, сидел пес. Короткая шерсть, выпуклый череп, почти безволосая морда, жуткая пародия на человеческое лицо… Оборотень!

Внезапно что-то случилось с личиной лемута - челюсти вроде бы усохли и под ними наметился подбородой, ноздри стали меньше, зато отчетливо обозначился нос, возникли скулы, а лобная кость словно раздалась в стороны. Изумленный священник перекрестился и протер глаза, но страшная метаморфоза продолжалась, и он не мог понять, была ли она иллюзией или реальностью. Странно знакомое лицо глядело на него - широколобое, с крючковатым носом, с глубоко запавшими глазницами, и внезапно он вспомнил, где и когда являлся ему этот облик. При первой встрече с Домом, на границе владений Вайлэ-ри! В те мгновения, когда Дом пытался овладеть его душой, и зыбкая его поверхность менялась и струилась, рождая обличья чудищ, людей, животных, лемутов… Там, именно там он видел это лицо, отлитое в плоти Дома!

Иеро застыл будто камень, глядя в бездонные черные глаза; по его спине струился холодный пот.

«Вижу, ты узнал меня, - пришла к нему холодная четкая мысль. - Мы не раз встречались, маленький священник. Я прикасался к твоему разуму через своих слуг, звал тебя ночами, и ты пришел. Наконец-то пришел! Ты еще не очень близко, но теперь я могу дотянуться до тебя».

Ошеломленный, Иеро молчал. Пальцы будто сами собой нащупали рукоять меча, другой рукой он коснулся серебряного медальона.

Господь сохрани и защити! Эта тварь, сидевшая перед ним, была…

«Да, вы называете меня Нечистым, - услышал он, - но это имя, отзвук ваших древних суеверий, не отражает моей сущности. Зови меня Локи, священник, и иди ко мне. Иди на юго-восток, в степи, что лежат за морским берегом… Иди скорее, я не привык ждать!»

Гнев вдруг охватил Иеро, яростный гнев и ледяная ненависть; они помогли справиться с ошеломлением и страхом. Нечистый пытается командовать им? Ну, что ж…

Его ответная мысль была холодна, как снег.

«Ты убил моего друга. Это не останется без возмездия!»

На жутком лице мелькнуло подобие улыбки.

«Возможно, я убью всех твоих друзей, ибо мне нужен ты, а не они. Но в данном случае чем я виноват? Тот рыжий дикарь, твой приятель, пал не от моей руки, а от собачьих клыков. Похоже, мои слуги слегка перестарались».

В этих словах звучала явная насмешка. Иеро выпустил медальон, нашарил маленький крест в кармашке перевязи, вынул его и поднял над головой.

«Твои слуги убили моего товарища, и за это они поплатятся. Я уничтожу их. Клянусь в том именем Господа и этим священным символом!»

«Уничтожишь? Как, маленький священник? Жалкой полоской металла в твоей руке? - Пауза; потом снова: - Мысль твоя против них бессильна, но если ты придешь ко мне, я дам тебе истинное могущество, бессмертие и власть! Не отвергай моих даров, ибо в противном случае ты кончишь плохо. Я полагаю, в собачьих желудках».

«Я приду к тебе, - сказал Иеро. - Приду, но не за дарами, а за твоей головой. Но прежде разделаюсь с твоими тварями».

Беззвучный смех раздался в его голове, огромный пес исчез за грудой кирпича, и лишь последняя мысль долетела до священника:

«Ты самонадеян… Что ж, посмотрим, есть ли к тому основания!»

Иеро вытер пот со лба и оглянулся - как раз в тот момент, когда его спутники зашевелились. Он понял, что ни медведь, ни Наста не слышали, как искушал его Нечистый, усыпленные его чарами. Миг стремительного ментального диалога выпал из их жизни.

Он поглядел на псов, мелькавших в развалинах, потом поднял глаза вверх: в ясном небе плыл голубовато-серый дирижабль. Иеро повернулся к девушке:

«Скажи братьям, пусть возьмут тело моего друга и поднимаются на площадку. Ты и твой отец идите за ними. Воздушный шар уже близко».

Наста бросила родичам несколько слов, потом тоже взглянула на небо.

«Разве это шар? Он похож скорее на огромную дыню… И совсем не такой, как железные птицы с крыльями, в которых летали древние!»

«У них было много всяких аппаратов, и мы нашли одну из их летательных машин, - пояснил Иеро. - Очень большую и удобную».

Вполне подходящую для перевозки бочонков с порохом, добавил он про себя.


* * *

Стоя посреди заваленного ржавыми балками и прутьями фабричного двора, Иеро смотрел, как люди воеводы Данила поспешно шагают к соседнему пустырю. Это были мощные крепкие мужчины, и транспортировка шести дюжин бочонков с порохом от места приземления «Вашингтона» совсем не утомила их. Другое дело, запах газа, вызывавший кашель и тошноту; от него спасались мокрыми тряпками, прикрывавшими рот, но помогали они плохо: то один, то другой из уходивших воинов перегибался в приступе рвоты.

Лицо священника тоже было обмотано мокрой тканью до самых глаз, а в руке его пылал факел на длинной рукояти. У ног Иеро свернулись кольцами несколько примитивных фитилей - льняные веревки, щедро пропитанные маслом и посыпанные порохом. Запальные фитили тянулись к огромным керамическим газгольдерам, у оснований которых разместили взрывчатку. Люди воеводы были опытны в таких делах; они навалили поверх бочонков куски бетона, камни и ржавый металл, в котором тут, в железных джунглях, не ощущалось недостатка. Взрыв будет сильней, пояснил Иеро один из десятников, руководивших операцией.

Приступ кашля заставил священника согнуться пополам, на глазах выступили слезы, но он терпеливо ждал, пока лесные воины не покинут пустырь. Их было здесь два десятка, но на юге, на стенах застав и валах засек, стояли сейчас тысячи, воины и ремесленники, охотники и пахари, мужчины и женщины; стояли, приготовив рогатины и топоры, пороховые бомбы и стрелометы, ждали, когда побежит из городских развалин хищная орда. Если побежит, с мстительной усмешкой подумал Иеро. Желтый ядовитый газ был тяжелее воздуха, значит, будет струиться у земли, заползать во все щели и логова, ямы и дыры… Ни одной твари не спастись!

На миг его кольнуло чувство вины - ведь он готовился уничтожить лемутов древним оружием, одним из тех, которое вызвало Смерть. Бесспорно, это являлось грехом, и отец Демеро будет прав, если потребует от него самого сурового покаяния… Но, с другой стороны, огромные емкости с газом когда-нибудь треснут, отрава вырвется наружу - и как знать, кто окажется поблизости? Возможно, люди, возможно, безобидные животные… Значит, выпустив зло против зла, он спасает сейчас еще не родившихся потомков лесных жителей, сыновей или внуков сероглазой Насты… Он знал, что она тоже стоит на стене и ловит, как и десятки других говорунов, смутные тени, что мельтешат в ментальном пространстве над руинами древнего города. Стоит и ждет…

Внезапно он понял, что должен сделать это не во имя мести за Сигурда, а ради тех, еще нерожденных детей, что, быть может, воздвигнут новый город на руинах Моска и других пепелищах этой земли. Для них и ради них, с надеждой, а не с ненавистью в сердце, творит он это греховное деяние! И пусть Бог его рассудит!

Последний воин лесовиков скрылся в развалинах, когда Иеро, опустив факел, поджег фитили. Веселые алые язычки побежали к газгольдерам, и он тоже побежал - помчался через пустырь, кашляя и задыхаясь, все дальше и дальше от начиненных ядом железных джунглей, туда, где над пожухлой травой и низкими кустами покачивался на ветру корпус «Вашингтона». За спиной у него грохнуло, порыв жаркого воздуха сбил с ног, прокатился над пустырем и угас среди скелетов зданий.

Поднявшись, Иеро увидел, что газгольдеры устояли, но в стенах их зияют огромные трещины. Желтый газ вихрился над ними, собирался смрадной тучей, и ветер - как раз подходящий, северный - нес ее к городским развалинам, растягивал на запад и восток, будто, вступив в союз с людьми, хотел заключить их врагов в губительное кольцо.

- Не хуже, чем Ветер Смерти иир'ова, - пробормотал священник, но эта мысль тут же сменилась другой: он делает это ради надежды, не для возмездия.

Иеро вздохнул, перекрестился и зашагал к дирижаблю.


Загрузка...