Последняя обойма

Пролог Пункт постоянной дислокации

Димарик — «легенда» нашей бригады, да что бригады, Димарик — «легенда» всего спецназа! И угораздило же ему попасть именно в мою группу! Его, вроде как, дали мне для усиления, как самому молодому, как самому неопытному. Но мне почему-то думается, как самому глупому, ведь только я один попался на эту уловку — я, что, единственный старший лейтенант в роте? Ещё и лейтенант есть.

А вообще у нас сейчас занятия по инженерной подготовке. Учим бойцов устанавливать МОНки; точнее, уже не учим, они давно всё умеют, а так, повторяем пройденное… Далеко в лес я сегодня не пошёл, да и все остальные группы тоже здесь рядом занимаются. Бойцы бегают с минами, провода тянут, сматывают; смотрю на них, а все мысли в голове вокруг Димарика вертятся…

А вот и командир наш идёт, он-то мне его и втюхал. Димарик, блин! Только вчера его из плена вызволял. В посёлок пошёл… с полигона, через охраняемые склады… Заблудился, говорит. Ему вроде как поверили, а я думаю, это он бдительность часовых проверить хотел. Проверил… Полтора часа кверху попой лежал, пока командиры между собой договаривались. Так это еще что: в прошлом году он на выездной караул засаду с использованием имитации устроил. Славу богу, в машине одни контрачи ехали, сразу допетрили, что к чему, а то как бы хлестанули в ответ… Разборки на весь гарнизон, а ему хоть бы хны — смешно…

— Старший лейтенант Кузнецов! — это командир роты майор Гордеев меня зовет. Вставать лень, лежу себе на коврике, что поверх плащ-палатки, и вроде как правильность установки мины проверяю, чуть не уснул… Солнышко греет, конец марта, теплынь градусов десять, не меньше.

— Я, товарищ майор! — пришлось всё же подниматься. Серьёзный мужик наш командир роты. Говорят, в Чечне в свою первую командировку хорошо повоевал. Тогда всё решали, кому на Героя отправлять: ему или другому командиру группы. Героя получил другой. А наш комбат говорит: надо было на Гордеева представление оформлять, вот так-то.

— Олег, — это он тоже мне, а я, как положено, почти строевым, рука на ремне автомата. — Отправляй своих к казармам. Там новое обмундирование привезли, твоя группа первой получает.

— Есть, — «сбор» показываю рукой, хотя можно было и голосом, но уже привычка выработалась. — Мы тоже? — уточнил я, имея в виду офицеров, ротный покачал головой.

— Офицеры и прапорщики послезавтра на складе получат.

— Понял!

Что ж, на складе так на складе, будет ещё одна причина отлучиться город. Но если мне сегодня не получать, то я, пожалуй, ещё полежу.

— Сержант Маркитанов, ко мне! — сержант Маркитанов — это Димарик и есть. Только кто, когда и за какие заслуги присвоил ему звание сержанта? Вопрос, как говорится, висит в воздухе.

— Строишь группу, забираешь материальную базу и ведёшь к казармам. Оружие сдадите в оружейку и живо к машинам получать вещёвку. Ясно?

— Командир, — не товарищ старший лейтенант, а командир. На правах ветерана он меня иначе и не называет. Пробовал поговорить с ним с глазу на глаз, вразумить, да где там: соглашается, кивает, пару раз скажет: «тащ старш лейтенант», а потом опять понеслось… И ведь не на зло, привычка у него такая. Я уж махнул рукой, всё равно на войне и все остальные на «командир» перейдут. А то я сплю и вижу, как во время боя ко мне «товарищ старший лейтенант» обращаются. Пока три слова выговоришь, три раза же и убьют. «Командир» — куда короче, да и весомее, если по чести. «Командир» — сразу понятно, за кем главенство.

— Командир, а стволы чистить будем?

— Нет.

День тёплый, с оружием не ползали, не бегали, как с утра на плащ-палатку выложили, так до сих пор и пролежало. Я словно почувствовал, что от занятий отрыв будет.

— И мой ствол захватите! — я протянул в сторону ближайшего бойца свой автомат.

— А может, почистим? — ну вот он весь такой Димарик. Сейчас я с ним ещё полчаса спорить буду.

— Почистим. Потом. — Проще согласиться, а чистить завтра будем после занятий. — А сейчас сдаём и идем получаем шмотки. Вопросы?

— Понял, не дурак, — обиженно прогундел Маркитанов. — Берём оружие, Есин и Краснов — матбазу, Баринов — плащ-палатки.

— Одну оставьте, сам принесу, — а то и мою, пригретую на солнышке, утащат. — Вещевку получите, за мной одного пришлёшь.

— Без вопросов, командир! — Димарик подхватил свой ПКМ, широко улыбнулся и, не дожидаясь, когда построится вся остальная группа, зашагал в сторону первой казармы. А он всегда так: вечно с пулемётом, вечно улыбающийся. Походка — ноги во все стороны, вкривь — вкось или в раскоряку, как правильно? Не хотел я его брать, но ротный предложил, комбат настоял, да и бойцы наслушались про него ерунду всякую и всё туда же: «товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант, возьмите»…

Ладно, по порядку: Димарик — а если официально, то сержант контрактной службы Маркитанов Дмитрий Вениаминович. Югославия, несколько командировок в Чечню, и после каждой — удивительные истории о его похождениях и «подвигах»…

Ну, какой из него командир первого отделения — ни в лесу ориентироваться, ни людьми руководить! Его руководства минут на пять с половиной от силы и хватает.

— Гудин! — сержант Гудин Виктор Вячеславович — командир второго отделения. На нем в группе вся дисциплина в моё отсутствие держится. Небольшого роста, коренастый. Голос — как рявкнет, так и хочется под землю зарыться и не высовываться.

— Слышал, что я Маркитанову сказал? — тот кивнул. — Проследишь…

— Есть! — Гудин не слишком разговорчив, но исполнителен, скажешь, можно не проверять — сделает.

— Олег, бросай это грязное дело! — Гордеев сел на плащ-палатку и тонкой, длинной палочкой начал чертить на песке кривую линию. — Они что почём сами разберутся.

— «Разберутся они», — про себя проворчал я, но вслух говорить не стал. Ротного порой фик поймёшь: то ли шутит, то ли всерьёз говорит. А сделаешь что не так и сразу «заполучи фашист гранату» в виде командирского разноса. Вообще-то на сдаче оружия командир группы сам обязан присутствовать, но у нас последнее время вольница. Комбат на подобное нарушение сквозь пальцы смотрит, говорит: пусть к самостоятельности привыкают. И то правильно, не век же им сопли вытирать. Скоро на войну, а там группник без сержантов один за всем не уследит… А вот и остальные группы подтягиваться начали.

— Лыжин! Иван! — лейтенант Лыжин — это командир второй группы. Его ротный и зовёт.

— Давай дуй с ротой, проследи за сдачей оружия. Сдадите — доложишь.

Ванька дернулся, «что это, мол, я», но промолчал, с Гордеевым по пустякам спорить — себе дороже…

— Товарищ майор! — Всё же душа моя не выдержала. — Заберите его от меня…

— Кого? — ротный сделал вид, что не понял.

— Димарика…

— Олег, ты сам не понимаешь своего счастья… — Он ещё издевается!

— Товарищ майор… — ротный не дал мне договорить, предостерегающе подняв руку.

— Вопрос не обсуждается.

— Блин! — так и хочется послать всех в три этажа.

— Зря ты так! — он меня ещё уговаривать собрался. — С Димариком не пропадёшь.

— Угу, — я в сомнении покачал головой.

— Точно! — Гордеев даже не улыбается. — Ты думаешь, ему просто везёт? Может и так, но и от фактов никуда не денешься: у групп, с которыми он ходил, самые большие результаты боевой деятельности, и потерь при нём никогда не было, легкораненые не в счёт. Он как мишка-талисман. Если Димарик с группой, значит, всё будет тип-топ.

— Как в сказке! — сарказма в моём голосе хватит на десяток таких Димариков.

— Я тебе правду говорю, так и было! Если Димарик с группой, все в шоколаде, а стоит ему заболеть или по иной какой причине остаться в ПВД, жди беды. А в остальном… чепухня. И вообще, с Димариком, это как с тем котом…

— А причем здесь кот? — это Витёк Иволгин один из подошедших группников спросил.

— А ну да вы-то не в курсе. Есть у нас кот, там, в Чечне, вечно облезлый, одно ухо на половину отсутствует, поорать любит. Подобрали его где-то, кто-то, уже и не помнит никто, где и как. Кличку Ништяк дали. Ни к какой палатке он так и не прибился, шастает, где и когда хочет. В общем, кот как кот, ленивый, мышей не ловит, всё тушёнку или рыбные консервы клянчит. А потом заметили: стоит только кому Ништяка обидеть — и откат по полной. Пнул его как-то командир второй роты — и на первом же Б/З лапку* ему и отстегнуло. А Лемехов Стасик за шкирок с кровати скинул, так через несколько дней в этой же руке граната разорвалась. Короче, теперь все стараются этого урода задобрить, — (Да, кажется, особой любви ротный к Ништяку не питает), — перед Б/З тресковой печёночкой накормить, тушёночки полную баночку ему оставить…

— Да ерунда всё это!

— Погоди, я же не сказал, что это кот виноват. Только так получается, что лучше этого кота не трогать, хотя и сволочь он по жизни — куда бы ты съестное не положил, найдёт и слямзит, да ещё нет-нет да кому и в постель нагадит. — Ротный неприятно поморщился. Ага, вот она где, оказывается, собака «порылась»…

— Да я бы его за такое так отхайдокал… — Иволгин сделал движение ногой, словно и впрямь намеревался двинуть воображаемого кота.

— Ну, ну, посмотрим на тебя, когда ты по минным полям походишь… — усмехнулся ротный. — Вера верой, но я бы его все же обижать не советовал.

— Но Димарик же не кот! — я всё же не отказался от мысли избавиться от своего столь «доблестного» сержанта.

— Димарик лучше. Ты за ним как за каменной стеной! — на этот раз ротный позволил себе улыбку. — Хотите, я расскажу, как он первый раз отличился?

— Конечно, хотим! — кто бы сомневался! Слушать байки ротного всегда приятнее, чем получать от него разнос за неубранную казарму, за плохо написанный конспект, за небритый личный состав. Одним словом, пусть рассказывает.

— Работали мы близ административной границы с Ингушетией. Отрядом. (Димарик тогда в группе капитана Семёнова ходил, это уже потом после того случая у меня оказался). Шесть суток непрерывного поиска, устали как черти! Одним словом, ближе к обеду устроили мы привал. Пока перекусили, пока связь бегали по всему периметру ловили да качали, около часа прошло. Бойцы, что не на фишках*, уже и прикемарить успели. Когда дальше двинулись, они через одного сонные как мухи были, а в тройке Маркитанова, наверное, окончательно так никто и не проснулся. Одним словом, прежде чем спохватились, что одного бойца из тыловой тройки нет, квадрата полтора протопали. Сообщать на базу сразу не стали, но пришлось обратно идти. Думали утух парень где-нибудь в кустах и спит в своё удовольствие. Но на месте привала его не оказалось. Вот тут мы по-настоящему всполошились. Семёнов, тот вообще решил, что всё, хана нашему Димарику. Делать нечего, доложились на базу, Б/З свернули. Группнику, конечно, по полной, командиру отряда тоже, мне по касательной: опросы, объяснительные, что да как. — Гордеев на минуту умолк, словно давая нам возможность осознать услышанное, а у меня лишь тоска на душе:

«И этого человека хотят оставить в моей группе? Я, похоже, на Б/З не врагов искать буду, а за Маркитановым приглядывать. И как тут не заругаться?»

…а через сутки, бац, сообщение: нашелся наш Димарик! Оказывается, он в Ингушетию выбрался, и не просто выбрался, а по пути схрон нашел с двумя ПКМами. Так с тремя стволами в Ингушскую школу и припёрся. Водички попить попросил, — ротный усмехнулся. — Я представляю рожи учителей, когда он у них на пороге объявился. Хорошо хоть у местных ментов ума хватило не принять его за боевика!

— Офигеть! — это присвистнул старший лейтенант Крикунов.

— Да это еще не всё! Он каким-то боком базу свежую углядел. Чехов, правда, в тот момент на базе на его счастье не было. А может, на их? Тут уж кто знает! Место, где она должна находиться, мы по его маршруту просчитали. И уже потом ребята из соседнего отряда на ней десятка полтора боевиков уничтожили. Вот такая история. С одной стороны Димарика надо было бы примерно наказать, а с другой — вроде бы и наградить было за что. В итоге посмеялись и трогать его не стали, только Семёнов наотрез отказался оставлять его в своей группе.

— Так почему он отстал? — Иволгин всё же дотошный мужик.

— Смеяться будете, пошёл в кустики и заблудился…

— Офигеть! — впрочем, меня этим не удивишь. Абсолютная неспособность к ориентированию — это у Димарика в крови.

— А если серьёзно насчёт сержанта Маркитанова, то… Вы, кстати, «Мертвые души» Гоголя читали?

— Ну да, в школе проходили, — ответил я, не понимая, к чему этот вопрос.

— Так вот, Димарик — это Плюшкин современности. Он всё замечает, собирает и накапливает, будь то образы, звуки или шмотки, и всё сваливает в одну кучу. Надо только суметь отличить нужное от мусора или, как говорят, зерна от плевел, и удача вам обеспечена. Вот так-то! — ротный улыбнулся и замолчал. — Всё, будет нам лясы точить. Успеете ещё, наслушаетесь, да теперь и на вас его приключений хватит! — улыбнувшись, Гордеев махнул рукой и резким движением встал на ноги.

«Хватит, значит», — вот утешил так утешил. Может, к комбату подойти? Нет, не прокатит. Он только посмеётся. Значит и правда — судьба.

И у кого появилась светлая мысль перед командировкой уложить для отряда парашюты, одному богу известно. Только привезли их нам на полигон и сказали «надо уложить»… Укладывать так укладывать! Зачем, правда, не понятно: пока из командировки вернёмся, всё равно переукладывать придётся. Но приказ есть приказ. Может, в соответствии с глобальными планами нас будут выбрасывать в тыл чеченским бандам парашютным способом? Но нам о том неведомо.

Что ж, укладка как укладка, ничего особенного, все бойцы не по одному разу укладывались, так что проблем особых не было, этап за этапом… Уже парашюты в козлы выставили, ждём офицера ВДС.

Хорошо, я ещё разок на Димариков парашют взглянул, ну чуяло моё сердце! Стропы, сразу и не заметишь, на разбой меж собой переплетены и как бы даже на узелок завязаны.

Опустился я на корточки. Потянул — точно узелок. А Димарик рядышком присаживается и так доверительно-доверительно на ухо мне шепчет:

— Командир, хочу на запаске прыгнуть… — и такое выражение на морде написано… Всё: война, песок и немцы.

— Маркитанов, блин!!! — он, правда, моей смерти хочет! Я-то думал, он случайно со стропами!

— Иди отсюда, Маркитанов, иди… — спокойно так от себя отпихнул и, не раздумывая, кольцо дернул, к черту… Развязать-то стропу можно, но мало ли что он там еще накуролесил.

— Командир!!! А-а-а, — махнул рукой, обиделся, похоже. Ну, он меня точно неврастеником сделает. Что переживать — всё равно прыгать не будем…

Вот такая фигня получилась. Так что не стоит думать, что Димарик только в Чечне на свою нижне-спинную часть приключения находит, у него их и в обычной службе хватает. В наряд дежурным по КПП комбриг его ставить запретил, дежурным по столовой пошёл — жирного мяса-сала так наелся, что срочно менять пришлось, он потом ещё три дня на службе отсутствовал. В патруль его сразу решили не пускать, а то со своим рвением Димарик полгарнизона задержит. А вот теперь это счастье в моей группе и никуда от него, родимого, не денешься! Да и чёрт с ним… Через четыре дня едем в командировку, а там поживём-увидим…

Кстати, мне сегодня ещё должны привезти спальник и кеды. Для чего кеды? Да это ротный нам насоветовал: берешь их с собой, кладёшь в рюкзак, на засаду сел, посты проверил, пришел — берцы скинул, обул чистенькие кеды и спокойно залазишь в спальник. Если что, можно вскочить и сразу воевать начать, обувь-то на ногах, а если войны нет, то утречком переобуваешься, а кеды опять в рюкзачок. Всё просто и удобно…

На завтра намечалась крайняя стрельба, и комбат определил ранний подъём. По его плану мы должны совершить марш-бросок — выход в район разведки, то бишь стрельбища, там провести налёт с использованием имитации на заброшенное здание, затем получить боеприпасы и отстрелять засаду. Потом опять марш-бросок — на этот раз отрыв от превосходящих сил противника и возвращение на «базу». А там дальше как обычно: чистка оружия, его сдача и передача другому подразделению. И останется у нас три дня на подготовку к отъезду.

Спать лег как обычно после отбоя личного состава. Комбат с самого начала хотел, что бы мы спали в казарме, но потом передумал и нас (всех группников) поселили в небольшой комнате соседнего модуля. Январь-февраль, конечно, ночью в них было отвратительно-холодно, а в марте то ли топить начали получше, то ли теплее стало, то ли привыкли, но мёрзнуть по ночам перестали. Но улегшись спать, я ещё долго-долго ворочался…

Ночью меня разбудили.

— Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант! — тряся меня за плечо, распинался рядовой Щукин, второй пулемётчик группы. Я открыл глаза, и в неясном свете дежурной лампочки мне показалось, что верхняя губа рядового мелко подрагивает.

— Ну что ещё? — хотелось спать, а просыпаться не хотелось вовсе.

— Там, — он кивнул в сторону двери.

— Что там? — непонятно, кто из нас только что проснулся.

— Там Димарик! — о боже ж ты мой! Опять? В чём он на этот раз отличился?

— Грабителя поймал! — я резко сел. Чуяло моё сердце: не надо было отпускать Маркитанова в город. Клялся, божился, что тише воды, ниже травы. Быстренько туда и обратно и до вечерней поверки… Ну предположим, на вечернюю поверку я его и не ждал, но всё ж надеялся, что к полночи явится. Явился!

— Какого грабителя? — я вылез из спальника и стал быстро одеваться. В помещении было не так тепло, как хотелось.

— Обычного, какого же ещё? — о боже, дай мне терпения! Надеюсь, он его не прибил? А если это обыкновенный прохожий? С Димарика станется…

Димарик стоял возле курилки под большим разлапистым дубом. Отставив ногу в сторону и подбоченясь левой рукой, правой он держал за шиворот согнутого в дугу здоровенного детину, на голову выше себя, и довольно лыбился.

Быстрый взгляд на «потерпевшего грабителя»: вроде бы вполне цел, синяк на полморды не в счёт. Может и не Димарик его поставил, хотя ой как я сомневаюсь.

— Командир! — радостно приветствовал моё появление Маркитанов. — Во, приволок!

Что он приволок, я и без его слов видел, вот только зачем? И почему?

— Кто такой? — а, терять всё равно нечего: либо мы, либо нас. То есть: либо передо мной впрямь грабитель и тогда честь и хвала нашему бравому сержанту, либо ошибочка вышла-с, и тогда огребём по полной катушке и Димарик, и я. Димарик — тот вообще до уголовки доиграться может, это всё от показаний задержанного гражданина зависеть будет.

— Я? — разбитая морда этого типа слегка округлилась от удивления. Он что думал, его и спрашивать никто ни о чём не будет? Интересно, что ему Димарик наговорил, пока сюда вел?

— Ты, ты. Фамилия, инициалы, воинское звание, место и дата рождения, как… — чуть было не сказал «до такой жизни докатился». — При каких обстоятельствах произошло задержание?

— Саломатин Алексей Викторович, 1979 года рождения, не служил, проживаю… — во чешет, как по писанному, в принципе этого достаточно.

— При каких обстоятельствах задержаны? — незаметно для себя я перешёл на «Вы».

— Я на вечеруху спешил, — за него начал рассказывать Димарик. — Гляжу, стоит мужик у гаража, в замке ломиком ковыряется. Ну, я его и за шкибок, а он на меня с кулаками. Ну, я ему и разок… и сюда… приволок.

— Вижу, не слепой. Итак, гражданин, признаете себя виновным? Или сразу расстрелять Вас по закону военного времени? — а ляпить, так ляпить. Нас тоже роли играть учат!

— Я? За что, товарищ офицер? Я гараж хотел открыть, а тут…

— Что тут, что тут? Машину он угнать хотел, разве не ясно?!

— Да какую машину! Это же мой гараж, вот и ключи! — угу, приехали, мне стало жарко.

— Ага, его гараж, как же! Ты, гад, ври, но не завирайся! — негодование буквально бурлило в голосе Димарика. — А ломик тебе тогда зачем? — Маркитанов с гордым видом вытащил из-за пояса и продемонстрировал полуметровую монтажку.

— Так у меня створки не сходятся! Я, чтобы закрыть, их ломиком и подпираю! — Действительно приехали.

— Так Вы, гражданин, подтверждаете, что ломик у Вас был? — тот безропотно кивнул.

— Значит, Вы согласны, что сержант проявил недюжинную гражданскую сознательность и, рискуя своим здоровьем, а возможно и жизнью, вступил с предполагаемым преступником в схватку за Вашу собственность?

— Да какая собственность! — возмущенно засопел Димарик, но я его остановил жестом руки.

— Свободны, товарищ сержант! А к Вам, гражданин, у меня имеются ещё несколько вопросов. Пройдёмте! — тоном, нетерпящим возражение, предложил я и рукой показал направление движения. Гражданин, освободившись от «ласковых» объятий Димарика, но по-прежнему сутулясь, безропотно повиновался. Дело было швах. Димарику грозило как минимум хулиганство, как максимум разбойное нападение. Железо надо было ковать пока горячо.

— Садитесь, гражданин Саломатин! То есть присаживайтесь, сесть ещё успеете! — хозяин гаража вздрогнул. Это хорошо, может, ещё выгорит. Пока не остыло, надо брать быка за рога. — Вы так и не ответили на мой вопрос: согласны ли Вы, что сержант проявил завидную сознательность?

Перепуганный Алексей Викторович безропотно кивнул.

— Тогда Вы должны согласиться, что подобного рода поступки следует в должной мере оценивать и поощрять?

Тот снова кивнул. Он всё ещё не понимал, чего же от него хотят и, похоже, мучительно соображал, во сколько же ему выльется подобное поощрение.

— Значит Вы, как сознательный гражданин, со своей стороны должны посодействовать нашему сержанту в деле получения заслуженной награды. Согласны?

— А, э, ы, — Алексей Викторович облизнул пересохшие губы. — Простите, а сколько… — тут он сообразил, что позволил себе лишнее. — Простите, а в чём, собственно, должна выражаться моя сознательность?

Тут уже я понял, что, несмотря на свою медвежеподобную внешность, передо мной истинный интеллигент. Значит, проблем с чистописанием у нас не будет.

— Я думаю, Вы не откажетесь написать на имя нашего командования заявление с просьбой о поощрении столь достойного товарища. — Здесь я маленько переиграл, но, видимо, Димарик провел с гражданином достаточную предварительную беседу, чтобы тот не заметил недостатков в моём актёрском образовании.

— У Вас есть лист бумаги? — ага, значит, ручка у него имеется. Просто великолепно! А стандартная бумага у нас есть, как же сейчас без бумажки.

— Держите, — я широким жестом протянул ему сразу два белых листа, нам не жалко.

— Пишите, командиру в/ч… от такого-то такого, проживающего…

— Знаю, — отмахнулся тот. Черт, кажется, тип начал приходить в себя. Плохо. Хотя согласился писать, значит напишет. А он уже строчил текст заявления. Я заглянул ему через плечо и успокоился. Он писал всё правильно. Фамилию Димарика я на всякий случай ему говорить не стал, для оправдательного документа хватит и товарища сержанта…

— Готово, — поставив размашистую подпись, потерпевший протянул мне листок бумаги. Я прочитал и едва не окосел. Если верить написанному, Димарика нужно было представлять, как минимум, к ордену. Он не только спас гараж и стоящий в нём автомобиль от похитителей, но и вырвал сидящего передо мной гражданина из рук бандитской шайки, намеревавшейся устроить над ним расправу. Я оторвался от чтения и поднял глаза на по-прежнему сидевшего за столом Андрея Викторовича. Его заплывающее опухолью лицо было серьёзным, а в глазах светилась улыбка. Он уже давно всё понял, но по доброте душевной поддержал предложенную мной игру.

— Я могу идти? — скромно поинтересовался наш невинно пострадавший, поднимаясь со своего места.

— Да, пожалуйста, — я мгновение помедлил и добавил, — спасибо.

Саломатин хмыкнул и протянул мне руку. Его пожатие было мягким и каким-то добрым. Так что прощались мы оба довольные окончанием вечера. Я — тем, что у меня в руках было заявление, собственноручно написанное пострадавшим, подтверждающее, как минимум, невиновность моего Маркитанова. А Саломатин… Чёрт его знает, почему был доволен Алексей Викторович. Может быть, благополучным окончанием свалившегося на него приключения? Не знаю, но одно было ясно точно: в милицию он не побежит. Я аккуратно сложил листок и, сунув его в карман бушлата, вышел из канцелярии на свежий воздух улицы.

— Командир, ты его отпустил! — выскочив из-за угла, обиженно пробурчал сержант. Я посмотрел в его сторону, мысленно выругался и, сделав над собой героическое усилие, почти спокойно выдохнул:

— Димарик, иди ты… баиньки, — и сам, развернувшись, направился к входу, ведущему в офицерский кубрик.

До утра я так и не уснул…

Отстреляли мы неплохо, хорошо отстреляли. В смысле засаду. Я уже оружие на разряженность по второму кругу проверил (перед марш-броском, а то чем чёрт не шутит), как с вышки прибежал боец.

— Товарищ старший лейтенант, Вас комбат вызывает! — бросил и обратно вприпрыжку помчался. Я ему даже ответить ничего не успел. Интересно, зачем я комбату потребовался? Всё равно сейчас общее построение будет, на предмет очередной проверки на разряженность, наличия личного состава и имущества, ну и конечно для доброго напутственного слова типа: «в ситоко-ситоко минут не уложитесь, еще раз побежите». В общем, как всегда, с душой, по-доброму, по-отечески. Так что мог бы всё это и на построении сказать. Ничего не попишешь, придется на вышку топать.

— Товарищ подполковник, старший лейтенант Кузнецов по вашему приказанию прибыл!

— Кузнецов, у тебя в группе сколько пулемётов?

— Три, товарищ полковник. — Это он к чему?

— Дуй на пункт боепитания, получишь оставшиеся боеприпасы. Две ленты по сто патронов оставишь мне и майору Борисову, остальные пусть твои бойцы добивают.

— Понял. Разрешите идти? — а я-то думал уже всё, пробежимся и спатеньки, ан нет, ещё патроны не все расстреляли.

— Маркитанов, пулемётчиков к пункту боепитания! — я прямо с вышки крикнул. Пока спускаться буду, они уже за боеприпасами побегут.

— С оружием? — это Димарик. Что б тебя…

— Я что, разве давал команду передавать оружие?

— Да мало ли, — буркнул мой «исполнительнейший» сержант. — Родионов, Щукин, за мной бегом марш!

Ну, бегом я их, предположим, бежать не заставлял, набегаются еще сегодня. Но раз побежали, пускай бегут, от ста лишних метров бега не умрут, я думаю.

Патронов много оказалось, я даже пожалел, что еще пару человек на заряжание не взял. С другой стороны, пусть пулемётчики тренируются. Да и заряжали ленты, собственно, не долго. Когда комбат вниз спустился, мы уже на рубеж открытия огня вышли.

— У кого пулемёт лучше всех пристрелян? — спросил комбат, а я стою, помалкиваю. Жду, когда кто-нибудь сам вызовется. Они всё неплохо бьют, а лучше всех пулемёт у Щукина, но тот хитрый, ни за что не признается, кому надо лишний нагар оттирать?

— У меня вроде ничего бьёт, — странно, что первым не Димарик вызвался, а Родионов Женька.

— Раз ничего, то давай сюда. Хотя нет, Маркитанов, давай я твой возьму! — Димарик только вздохнул. Подполковник Шипунов легко принял тяжелое оружие, откинув сошки, быстро, но аккуратно поставил-бросил его на землю. В считанные доли секунды заправил ленту и передёрнув затвор, возвратил его на место.

— Подполковник Шипунов к бою готов, — сам для себя доложил он и плавно нажал курок. Длинная очередь рубанула по тройке грудных фигур, опрокинув их на землю. Ствол тут же поехал в сторону и положил едущие бегунки. Самой дальней ростовой фигуре хватило пары патронов, и вновь прицел сместился в сторону поднявшихся грудных. Комбат срезал их очередью и махнул рукой, требуя от оператора поднятия всех мишеней одновременно… Наконец, пулемёт выплюнул последнюю гильзу и смолк.

— Учись! — подполковник легко вскочил на ноги и мягкой пружинистой походкой направился в сторону вышки. На полпути он остановился: из-за угла выглянул спешивший на огневой рубеж майор Борисов.

— Пал Петрович, только тебя и ждём, — комбат улыбался, — иди достреливай свою сотню, а то бойцам ещё марш-бросок бежать.

— Ничего, им только на пользу! — Вот ведь гад! И что самое печальное, говорит он это совершенно искренне.

В отличие от комбата Борисов даже ложиться не стал, всю ленту с руки выпустил, длинными очередями. Я бы, наверное, так не смог. Наконец и у него патроны кончились.

— А остальные? — я кивнул в сторону заряженных лент.

— Пусть бойцы потренируются, — замкомбата поставил оружие на землю и, сделав шаг, назад отступил в сторону.

— Командир, а мне можно так? — Димарик кивнул в сторону майора Борисова. Я ещё думал, что ответить, когда комбат пришел мне на помощь.

— Пусть постреляет, — я незаметно вздохнул, но протестовать не стал, а зря. Маркитанов выцелил грудную мишень и нажал на курок. Я видел, как он радостно улыбнулся, и тут его повело в нашу сторону… Я думал, кирдык. Пронесло, пулемёт смолк на полпути к нашим фигурам…

Подполковник Шипунов стоял, сжимая кулаки и глядя на застывшего Димарика молча, матерился. Я думал, он его прибьет. Вместо этого комбат покачал головой и с легкой хрипотцой выговорил:

— Димарик, сколько раз тебе повторять, что патроны нужно вставлять в ленты до предела? Хорошо, что пулемёт здесь смолк, — «да ещё как хорошо», — мысленно согласился я, — а если в бою?

Опаньки, оказывается дело не в том, что он нас всех перестрелять мог…

Маркитанов виновато потупился, а я даже и не попытался за него заступиться. Ему только на пользу. Вот ведь, совсем как Борисов заговорил. Взрослею?!

А марш-бросок комбат отменил. Видимо, захотел перед отправкой дать нам хоть какую-то поблажку. А может с майором Борисовым спешил куда, это не угадаешь. Короче, повезло нам…