Последняя принцесса

6

Оркестр играл вальс. Гости вереницей шли по западной галерее. Когда-то бальный зал дворца был самым большим в Лондоне, и даже сейчас, входя в эту огромную комнату, я чувствовала, будто уменьшаюсь, как Алиса в Стране чудес.

Мы с Мэри спустились по главной лестнице, чтобы лично поприветствовать приглашенных. По традиции, мы стояли в холле под золоченым потолком, улыбаясь каждому и приседая в реверансе.

Бал роз, по обычаю, дошедшему до нас со времен королевы Елизаветы Первой, начинался с шотландского рила. Считалось, что кавалер должен пригласить даму, которую тайно любит, и тем самым признаться ей в своих чувствах.

Я с радостью опустилась на задрапированный белым дамастом диван рядом с престарелой леди Элеонор Блум (она опиралась трясущимся подбородком на палку) и смотрела, как красивый юноша приглашает Мэри на танец. Сестра уверенно вложила свою руку в раскрытую ладонь незнакомца, и они двинулись в танце к центру зала.

Коснувшись тонкой вышивки у выреза моего персикового платья, я представила тот вечер, когда познакомились мои родители. Как преданно они любили друг друга! Я смотрела на юношей и мужчин вокруг и не могла представить, что полюблю кого-то из них.

— Отчего такая прелестная девушка скучает на балу в одиночестве?

Передо мной стоял отец, чисто выбритый, с зачесанными назад темными волосами.

— Можно вас пригласить, дражайшая Элиза?

— Я все еще сержусь, — сказала я, подняв на него глаза.

— Прости. Надо было раньше тебе объяснить, что происходит на самом деле. Но я сказал правду: никогда и никому больше не позволю причинить боль нашей семье. — Он смотрел мне в глаза, протягивая руки. — Так можно с тобой потанцевать?

— Папа, — вздохнула я, — ты же знаешь, как плохо я танцую рил. Ноги путаю…

— Как король Англии я повелеваю тебе встать мне на ноги.

Он подмигнул.

Я застонала, но поднялась, взяла отца за руку, а потом поставила ноги на его сияющие черные ботинки.

— Ты тяжелее, чем кажешься.

— Это была твоя идея.

Положив голову на отцовскую грудь, я прикрыла глаза, а он пытался двигать ногами так, чтобы я не упала. Наконец я засмеялась, сошла на паркет и стала повторять за ним элементы танца.

Отец кружил меня туда-сюда, и комната поплыла перед глазами. Другие танцоры проносились мимо нас; дамы в бальных платьях всевозможных цветов — красных, зеленых, золотых — походили на стаю заморских птиц. Я вспомнила праздники, которые мы устраивали во дворце до смерти мамы. Мы с Мэри прятались за кадками с растениями, ели десерты и шепотом спорили, у кого платье красивее. «Если бы мы тогда увидели этот вечер, — подумала я, восхищенно глядя, как платье из жатого бархата оттеняет щеки и губы сестры, — Мэри бы выиграла».

Вдруг на пол упал осколок оконного стекла! Потом другой! А потом еще и еще — целая симфония разлетающихся кусочков. Музыка умолкла, танцоры замерли. Отец сжал мою руку. В зале повисла напряженная тишина. Мы смотрели на разбитые окна наверху. В первые мгновения казалось, что это фантастическая задумка устроителей праздника… Осколки сверкали на лету, словно бриллианты.

А потом началась паника. Все кричали. Весь пол был покрыт осколками; у некоторых людей текла кровь. Я повредила руку, но не обращала на это внимания.

— Мэри! — закричала я, проталкиваясь сквозь толпу.

В зал ворвались гвардейцы верхом на лошадях. Я вздохнула с облегчением. Но когда они стали переворачивать столы и стулья и поджигать портьеры, я вдруг поняла, что это самозванцы, а не те, кто всю мою жизнь меня защищал.

— Мэри! — снова завопила я, но в зале было слишком шумно…

Отец оттолкнул меня к стене.

— Стой здесь, — сказал он твердо.

Всадники приблизились к нему, разбросав всех на своем пути. Пожилая дама — рана на виске, платье в пятнах крови — стонала на полу. Я с ужасом смотрела, как отец преградил дорогу всадникам, вырывая поводья у того, чья лошадь едва не затоптала пожилую женщину.

— Зачем вы это делаете? — закричала я.

Гвардеец внезапно развернул коня и прижал меня к стене.

— Что ты сказала?

Я посмотрела в холодные голубые глаза — и сразу узнала его. Светлые волосы, блестящие белые зубы — мой ночной кошмар. Убийца матери. Корнелиус Холлистер.

Он следил за нами и выжидал… Гнев поборол страх, и я решила — пусть он убьет меня, но сначала ответит.

— Зачем вы творите с нами такое? — повторила я громче и спокойнее.

Мятежник оглянулся на свою армию, будто в поисках ответа.

— Потому что ваша эпоха должна закончиться. Потому что Англия голодает, а вы устраиваете бал.

Он спрыгнул с коня и подошел ближе. Мне понадобилось усилие воли, чтобы не сделать шаг назад. Холлистер вытащил пистолет и приставил к моей груди.

Я не могла отвести взгляд, ощущая сквозь шелк холод металла. Одно движение его пальца — и я мертва.

— Простите, принцесса Элиза.

В голосе Корнелиуса не было и тени сожаления.

Он взвел курок. Я закрыла глаза и напряглась, сжав кулаки в ожидании выстрела.

— Опусти пистолет, немедленно.

Отец! Он стоял совершенно неподвижно, целясь в Холлистера из тонкого, как карандаш, золотого револьвера. А потом просто нажал на курок.

Словно в замедленной съемке, пуля ударила в жилет преступника, звякнула и упала на пол. Я озадаченно смотрела на бесполезный кусочек свинца, валяющийся под ногами, как потерянная монетка. Холлистер не пострадал. Отец, воспользовавшись его секундным замешательством, подбежал ко мне. На один последний миг я очутилась в безопасности в его объятиях. Прищурившись, убийца мамы зло посмотрел на нас холодными голубыми глазами.

— Нет! — закричала я, когда он нажал на курок.

Пуля вошла отцу в спину и вышла из груди. Король осел на пол.

— Папа!

Я беспомощно прижимала руки к кровавому цветку, что распускался на его белой рубашке.

— Я… прости… — дрожащим голосом выговорил король.

Он попытался протянуть ко мне руку, но бессильно уронил ее — и затих. Тогда я поняла, что мой отец умер.

Все вокруг — беготня, шум, бойня — словно осталось где-то далеко… Я оглядывалась вокруг в немом изумлении. Чьи-то руки сжимали мои плечи, поднимали меня, тащили прочь… Я пыталась освободиться…

— Элиза! Пошли!

Голос Мэри вернул меня к реальности. Она ловко пробиралась сквозь толпу, подталкивая меня к дверце для слуг, спрятанной под черной лестницей.

Мы очень спешили, вокруг свистели пули, но я решилась в последний раз посмотреть назад. Отец лежал неподвижно. Кровь, алая, как розы, растекалась по полу.