Мы не застряли.
Мы стояли в огромном подземном зале. Своды из угловатых серых плит уходили высоко-высоко к гигантской люстре. Я назвал эту странную штуку люстрой, хотя, конечно, никаких ламп в ней не было. Это просто сросшиеся огромные белые сталактиты. Я видел сталактитовые пещеры на картинках в учебниках, но никак не думал, что они так красивы. Может быть, вы мне не поверите, но на несколько минут я забыл о голоде, холоде и страшной опасности остаться под землей навсегда.
— Вот это да! — протянул Мишка. — Смотри, Толя, там настоящие макароны висят.
И вправду с каменного уступа свисали тонкие длинные стеклянные трубочки. Они ломались со слабым звоном у нас в руках, хрустели под ногами…
— Макароны, — повторил я и проглотил слюну, представив тарелку с горячими промасленными макаронами. Сразу навалилась слабость. Хотелось лечь и закрыть глаза.
— Надо идти, Толя, — сказал Мишка. — Пока фонарь горит.
Правильно. Отдыхать сейчас нельзя. Я едва поднялся на ноги. Но чем больше я слабел, тем бодрее держался Мишка. Мы поменялись ролями — теперь он шел впереди с фонарем в руке, а я тащился за ним по холодной черной воде.
Речка сперва сделала петлю по подземному залу, а потом вошла в мрачный узкий коридор.
Мишка вдруг попятился и остановился:
— Паук, — сказал он хрипло.
— Где?
— Вон, на стене… ух, страшилище!..
Но я так отупел от холода и голода, что пошел вперед, взяв у Мишки фонарь.
Да, на стене желтело что-то огромное, многолапое…
Несколько шагов отделяло меня от паука. Отступать было некуда. Путь по речке — наша последняя надежда. Может быть, он нас не заметит? Я сделал еще шаг, и еще шаг. Мишка схватил меня за руку.
— Толя!
Паук не шевелился. Я прошел мимо, стараясь не смотреть на него. Но не удержался и все-таки бросил взгляд на страшилище.
— Мишка! Это не паук! Это просто натеки такие!
— Ух, и испугался же я, — признался Мишка, разглядывая «паука».
Это приключение меня как-то оживило. Опять я пошел вперед. Галерея сузилась, а речка стала глубокой — вода доходила до пояса, а иногда мы погружались по грудь. И высота галереи менялась. Чаще всего мы шли, почти не наклоняя головы, но были место, где потолок опускался к воде. Там приходилось ползти на коленях.
Начались вторые сутки нашего путешествия. Опять речка привела нас в подземный дворец. Тут не было люстры, но зато стоял целый лес колонн. Колонны слабо просвечивали в лучах фонарика — совсем как на станции метро «Автово». Между колоннами на каменном полу стояли глубокие лужи чистой воды.
— На первое — вода, на второе — вода, на третье — вода! — говорил Мишка.
Мы напились и даже умылись. На дне лужи перекатывались маленькие белые шарики.
— Смотри, Мишка, — сказал я. — Подземный горох.
— А ну тебя, — ответил Мишка, — то макароны, теперь горох…
Он отвернулся, а я, не знаю зачем, положил в карман куртки пригоршню подземного гороха…
Усталость росла с каждым часом. Мишка жаловался, что его валит сон. Коридор был так узок, что мы шли, обдирая боками стены. Но мы сумели пролезть в третий зал. В нем была только одна, но толстая, как вековой дуб, колонна. Пол пещеры покрывала вязкая глина. И вдруг…