Последствия больших разговоров

ОСКОЛОК

- Ну, вот и все, подруга, - Эша аккуратно посадила паучиху на дно большой вазы. - На сегодня твои приключения закончены, да и мои, надеюсь, тоже. Еще чуть-чуть - и поедем домой.

- Не удерет? - боязливо поинтересовался Степан Иванович, топтавшийся рядом с большим куском марли.

- Нет, она устала, - Шталь погладила Бонни указательным пальцем. - И опять полысела - еще бы, такая нервная встряска! Не удивлюсь, если после сегодняшнего я тоже полысею.

Она опустилась в кресло, сжала в ладонях свой хризолит и напряглась. Ничего. Совершенно ничего. В ладонях был просто камень - прохладный, приятный на ощупь, красивый. Но это было все. Эша вздохнула, потом потерла виски, глядя, как Посудник накрывает вазу марлей. Лишняя предосторожность - в ближайшие двадцать четыре часа птицеед будет заниматься исключительно восстановлением душевного равновесия.

Голова уже почти не болела, да и сил заметно прибавилось, но в этом была заслуга не шталевского организма, а устрашающего количества лекарств, которыми Эшу нашпиговали в больнице. Серьезных ран у нее не было, хотя Александр Денисович, у которого, после поступления очередной партии поврежденных сотрудников института исследования сетевязания, на лице, похоже, навечно установилось выражение полнейшего равнодушия, констатировал у Эши общее истощение организма и рекомендовал ей остаться. Шталь отказалась, как и все остальные, и никто не стал ее уговаривать. В больнице остались только Шофер, которого сразу же увезли на операцию, Байер, который к моменту прибытия потерял сознание и возражать не смог, и Ключник, отягощенный сломанной ногой. Прочие вернулись в офис, где в вестибюле их встретили бледный, хлюпающий носом Паша, съежившийся в уголке дивана, и сидевший рядом Вадик, для успокоения облокотившийся сразу на два столика.

Ейщаров по дороге в больницу больше не сказал ни слова. В больнице он тоже почти ни с кем не разговаривал, только все звонил куда-то, вероятно утрясая последствия их пребывания в "Рублике". В офис они ехали в одной машине, и Олег Георгиевич опять молчал, отстраненно глядя в окошко. Эша с вопросами не лезла, но отчего-то ей было тревожно. Отстраненность и молчаливость Ейщарова, скорей всего, была вызвана тем, что он разрабатывал план дальнейших действий, и Шталь списала свою тревогу на то, что у него это, вероятно, пока не получается. Но когда Олег Георгиевич уже выходил из машины, Эша приметила его взгляд - ясный, спокойный - взгляд человека, принявшего какое-то очень важное решение. Это должно было быть хорошо, но Шталь встревожилась еще больше, и тут вспомнила одну подмеченную в больнице деталь, которая, правда, возможно не имела никакого значения. Да, Олег Георгиевич звонил по сотовому много раз, но не произнес ни слова.

- Там было страшно? - с детским любопытством спросил стоявший рядом Сева, и Эша пожала плечами и заставила себя подняться из кресла.

- Так, по всякому... Ладно, пошли, а то пропустим все веселье. Степан Иванович, перестаньте вы так на нее смотреть, в этот раз она точно не сбежит.

- Да нет... просто... такая тварюка... - Посудник с трудом оторвал взор от прикрытой марлей Бонни и переместил его на пистолет в шталевской руке. - А ты чего с оружием-то бегаешь? Ты вообще умеешь с ним обращаться?

- В лоб попаду запросто, - безмятежно ответила Эша, опираясь на Севу.

- Хорошо стреляешь?

- Хорошо бросаю.

Они спустились в вестибюль, где вновь, уже в который раз, расположились все сотрудники. "Отряд" разместился на трех сдвинутых вместе диванах, сползши по спинкам так, словно в организме вовсе не осталось костей. Никто не разговаривал и не шевелился, только Михаил изредка осторожно дотрагивался до зашитой скулы, и Слава вяло шлепал его по руке.

- Не трогай!

- Ну, - бодро сказала Эша, достигнув последней ступеньки, и, отпустив Севу, облокотилась вместо него на перила, - ребята, вы как?

- Ребята, - проскрипел Оружейник, - сегодня как никогда ощущают свои уже немолодые годы.

- Говори за себя, - флегматично отозвался Марк, вместе с братом причудливо исчерченный полосками пластыря на всех доступных глазу местах. - Мы с Максом хоть сейчас в бой!

- Это верно, - поддержал его Максим, - хотя в бой я не хочу.

- А где Олег Георгиевич? - Эша обшарила взглядом вестибюль, невольно то и дело натыкаясь на опухшее лицо Паши и потерянную физиономию журналиста и тут же старательно отводя глаза. Шталь поймала себя на том, что ищет не столько Ейщарова, сколько двух других, которые уже никогда не зайдут в этот вестибюль. Если бы она позвала тогда охрану, то Юля и Валера были бы сейчас здесь. Хотя, глупо себя винить. Бывшая Часовщица и Ковровед сделали свой выбор - и он оказался неверным. Шталь невольно вспомнила свой единственный, небрежный разговор с Юлей на второй день своей работы в институте исследования сетевязания - разговор, который так ни к чему и не привел. Фиалко ушла непонятой, непознанной, без прощения, которое - кто знает? - возможно она действительно хотела получить. И пива они уже не выпьют, как собирались. Беккер, Юля, Валера. Ольга все еще плоха. Костя на операции, исход которой неизвестен. Байер надолго выведен из строя.

А это только первый магазин.

И тот дед - кем он был? Как теперь узнать? Как выяснить, где он подцепил этот вирус, да еще в таком количестве? И сколько таких людей еще может ходить по городу? Что будет следующим? Еще один магазин? Банк? Школа? Но даже если тот старик был единственным в своем роде, все равно скоро весь город обернется против них. То, что ей удалось сделать в "Рублике", лишь временная мера, да и повторить она этого не сможет. Даже не знает, как это вышло.

- Он в кабинете, - сказал Таможенник, разглядывавший один из реквизированных дисков. - Сейчас придет. Да ты садись.

Эша опустилась на ступеньку и устало вытянула ноги, чуть виновато покосившись на пустой фонтан. Мраморный сатир, ее усилиями намертво втиснутый в "самурай", был в гараже - извлекать его из машины сейчас было неохота даже Скульптору, мрачно рассматривавшему синюю полосу от удлинителя на своем запястье. Мимо нее тихонько прошла Катюша и поставила на один из журналистских столиков стакан сока, забрав пустой и получив сумрачно-восторженно-восхищенный взгляд. Посмотрела на съежившегося младшего Футболиста.

- Пашенька, может, тебе, все-таки, что-нибудь принести?

- Ничего не хочу, - буркнул Паша, комкая свою вязаную шапочку. Степан Иванович скрежетнул зубами.

- Не понимаю, а чего этот-то тут сидит?! Его кореша наших положили, а он...

- У него есть информация, - пальцы младшего Футболиста принялись за шапочку еще интенсивней.

- Не сомневаюсь, но лучше запереть его в...

- Он останется здесь! - вдруг истерично взвизгнул Паша. - Я хочу, чтобы он был тут! Он меня привез - и он останется!

Глаза Вадика нервно забегали по сторонам, точно он просчитывал маршрут для стремительного бегства, но младший Футболист тут же испортил его план, схватив одной рукой за запястье, а другой прижав скомканную шапочку к своему лицу, пряча за ней столь неподобающие, как он считал, для его возраста слезы.

- Пашечка, - мягко начала Нина Владимировна, - может, тебе лучше пойти...

- Перестаньте со мной сюсюкать! - придушенно вознегодовал Паша сквозь шапочку. - Мне десять лет! Я не детсадник и не умственно отсталый! Я никуда не пойду! И перестаньте на меня так смотреть!

- Мы просто за тебя беспокоимся, - пояснила Танечка. - То, что случи...

Тут по ступенькам быстро спустился Ейщаров, попутно чуть не наступив Шталь на откинутую руку, и Танечка осеклась, а Вадик встал так поспешно, что чуть не опрокинул свой стакан. Олег Георгиевич, держа правую руку в кармане, остановился в паре метров от лестницы, и Эша, поднявшись, быстро обогнула его и размаху обрушилась на подлокотник кресла, занятого Спиритуалистом, тут же наполовину погрузившись в окутывавший его плотный сигарный дым.

- Чего ты вскочил, - ровно произнес Ейщаров, - я не дама и не фельдмаршал. Сядь.

Вадик медленно осел обратно, откровенно жалобно поглядывая на закрытую дверь, возле которой бдела охрана. Сдвинул на затылок измятую шляпу, взял стакан, но, не донеся его до губ, с грохотом поставил обратно на столешницу.

- Пашин вариант я уже знаю, хотелось бы услышать твой.

- Я как раз возвращался домой... - воодушевленно принялся было повествовать Вадик, но тут же снова вскочил, опять схватив стакан, точно собираясь произнести тост. - Знаешь что, я такого обращения не заслуживаю! И что толку рассказывать, когда твои опять начнут вопить, что все, что я сделал - это часть нашего хитроумного плана. Ну, давай, на этот раз можешь надеть на меня все ваши штучки - я готов! Если в прошлый раз...

- Значит, за городом была ваша засада? - невозмутимо перебил его Олег Георгиевич.

- Я бы не назвал это засадой, - обтекаемо ответил Вадик и, поджав губы, заглянул в стакан. - Я бы скорее назвал это зрелищем. Их было много, слишком много в одном месте, обычно так не бывает без серьезных причин, да и они б все тут же передрались. Но они не дрались. И они не готовились нападать. Я бы... хм-м... назвал это зрелищно-проверочной группой. Нападали и убивали не они - обычные люди. А они пришли посмотреть. И проверить - насколько легко на вас охотиться и насколько легко вас убить. Извините, но они убедились, что и то, и другое действительно очень легко сделать. Но я не в курсе, послали их или пригласили... Елки, если они узнали, что это был я... - Вадик одним махом выпил сок, плюхнулся на диван и облокотился на свои столики. Шталь, закашлявшись, сморщила нос и пересела из сигарного дыма Федора Трофимовича обратно на ступеньку.

- Зачем же ты сунулся? - спросил Полиглот. - На награду рассчитывал?

- А если и так?! - журналист надменно вздернул голову. - Каждую возможность нужно использовать!

- Да это уловка! - Михаил снова потянулся к щеке и снова получил шлепок от Электрика. - Спасение - часть плана! Подослали его, чтоб он втерся к нам в доверие, вот и все!

- Мне ваше доверие не нужно! - огрызнулся Вадик. - Мне вообще ничего от вас не нужно! Хотя от денег не откажусь. А можно мне еще столик?

- У тебя только две руки, - заметил Марат.

- Я люблю столики. У всех есть свои слабости.

- Мы кое-что видели... там, за городом, - Паша опустил руки, открывая покрасневшее лицо. - Кое-что...

- Это точно не наши, - перебил его Вадик. - И я такого раньше не видал.

Перебивая друг друга, они поведали об огненном вихре, пожравшем одну из машин преследователей. По окончании их рассказа Михаил скептически хмыкнул.

- Это не наши, - повторил Вадик. - Не собираюсь подробно пояснять, кто именно был за городом - все они из разных родов, и некоторые умеют насылать довольно жуткие видения, а то и вовсе сводить с ума. Но если б это было видение, то я бы его тогда не увидел. А я видел!

- Мы на посту ничего не ощущали, - тихонько произнес Павел Антонович, младший Техник, теребя в руках замшевый мешочек с головоломкой, врученной ему Ковроведом. - Но те, которые... выезжали на поиски, нашли это место - деревья обожжены, трава тоже, темные пятна на асфальте. Машины нет, но они долго не смотрели. Валерку только отыскали - и назад. Понятное дело, никто из Говорящих с ними не ездил. Кстати, никого они там не видели - дорога абсолютно пуста и прилесок тоже.

- Они и не высунутся, раз только люди поехали, - скептически сказал Вадик. - Но они там. Вряд ли они теперь уйдут.

- Прелестно, - подытожил Михаил. - С одной стороны нечисть обыкновенная, с другой - вещевая. А нам куда деваться? Лично мне впечатлений после сегодняшнего хватит лет на десять! Как нам найти эту чертову вещь? Сева, вы, аналитики, чего-нибудь там наанализировали?!

- Маршруты и графики нам ничего не дали, - развел рукой Мебельщик.

- Может, Валерка и прав был, - задумчиво произнес Андрей, младший Факельщик. - Не в том, что сбежал. Но город, похоже, мы действительно потеряли. А если поехать большим обозом? Валерка-то, по сути, был один. А если нас будет много...

- Дурацкое предложение! - Оружейник отмахнулся. - И куда мы поедем, хотелось бы знать?! В следующий город? А он спокойненько приедет в Шаю, изымет свою вещицу и отправит ее туда. Или соорудит новую! Да еще и дружков своих на нас натравит! Нет, единственно верный выход - это найти Лжеца и грохнуть!

- И как ты себе это представляешь? - поинтересовался Полиглот.

- Пока никак. А может, вон его нанять? - он ткнул пальцем в сторону напрягшегося Вадика. - Он хитрый, коварный, продажный, еще и нечисть, а они ж теперь для Лжеца вроде как союзники. Он сможет к нему подобраться.

- За комплименты спасибо, - отозвался журналист, - но нет, ни за что и никогда.

- Очень много денег, - пообещал Оружейник.

- Нет, - отрезал Вадик. - Может, тебя это и удивит, но у моей жадности есть разумные пределы. И жить мне охота не меньше твоего! В связи с этим у меня вопрос - что мне теперь делать?

- Пока останешься здесь, - сказал Олег Георгиевич, и все посмотрели на него удивленно.

- Что?! - вознегодовал Степан Иванович. - Да на кой...

- Здесь! - с нажимом повторил Ейщаров и неторопливо пошел через вестибюль к двери. - На пару часов, пока... Короче, глаз с него не спускайте. Пусть сидит в вестибюле.

- А что, я не против, - чуть повеселел журналист, недвусмысленно поглядев на стоявшую неподалеку Катюшу, которую, похоже, единственную из всех это решение тоже не огорчило. Выражение лица Паши было нейтральным, прочие же подняли неодобрительный гул, а Михаил поднялся.

- На пару часов? Что это значит? Что ты собираешься делать?

- Кое-что, - сообщил Ейщаров, останавливаясь перед дверью. Эша тоже вскочила, ощутив, что ее тревога, зародившаяся еще по дороге в больницу, вдруг возросла стократ. - Когда я вернусь, мы...

- Нет, когда мы вернемся! - перебил его Оружейник. - Ты думаешь, тебе позволят одному разгуливать по городу? Этого не будет! Так, народ, собирайтесь! Макс, Марк, кто тут посвежее...

- Никто не пойдет со мной, - ровно сказал Олег Георгиевич и повернулся. Его глаза налились сизым пламенем, лицо странно подергивалось. - Нет никакого смысла в том, чтобы идти со мной. Вы останетесь здесь. Все останетесь. Отдохнете, выспитесь, а в город вы сегодня не пойдете. Там нечего делать. Абсолютно нечего. Глупо идти сегодня в город.

- Ол-лег, - растянутым голосом произнес Оружейник, - опускаясь обратно в кресло, - Ол-лег, что...

- Охота повоевать? - Ейщаров покачнулся и привалился к косяку. - Зачем? Ради чего? О себе надо думать! Хватит. Пусть сами разбираются, вас это не касается. Нужно быть здесь. Только здесь.

Конечно же, он был прав. Шталь не сомневалась в этом, с облегчением усаживаясь обратно на ступеньку, с которой только что так бодро вскочила. Удивляло только то, что она раньше этого не поняла. Опасные вещи не здесь, они далеко от офиса, к чему лезть к ним снова? Она устала. И она - не воин, в конце концов! Она вообще уборщица. Куда бы там ни собрался Ейщаров - это его личное дело, а она...

Куда он идет?

Что происходит?

- Но мы должны... - вяло пробормотал Марк, откидываясь на спинку дивана. - Нельзя... ходить одному нельзя...

- Вам нельзя, мне можно, - теперь голос Ейщарова стал откровенно надменным и насмешливым. - И я пойду один. А зачем вам со мной ходить? Вы что думаете - я иду решать все эти проблемы? Пусть все идет своим ходом. Мне все равно, - он прижал левую ладонь к лицу, а другой рукой схватился за косяк, и Шталь сквозь стремительно растущее бешенство увидела на его указательном пальце перстень с огромным густо-вишневым камнем, в блеске которого было что-то живое, но не кажущееся угрожающим. Вряд ли это просто перстень - это наверняка особый перстень. Какие еще ценности он забрал - что еще, созданное другими, себе присвоил?! Она ведь говорила тогда Севе, она ведь знала, что все это затевалось исключительно ради выгоды! Ейщаров просто бизнесмен - ничего больше, и теперь, когда все стало слишком серьезно, он попросту сбежит. Конечно, он уже получил все, что ему было нужно, использовал всех этих людей, выжал их досуха!

- Вы были правы в одной из ваших версий, Эша Викторовна, - Ейщаров устремил на нее сизый взгляд, и собственная ненависть обожгла Шталь до самой глубины бешено колотящегося сердца. - Это всегда самая правильная версия. Деньги. Говорящие оказались одними из самых доходных ресурсов, которые когда-либо существовали.

- Вы сволочь! - вне себя от бешенства выкрикнула Шталь.

- Я никогда этого и не скрывал, - Олег Георгиевич отвел от лица руку, густо перепачканную в крови до самого запястья, и улыбнулся ей страшной кровавой улыбкой. - Ну, успехов вам! Пожелал бы еще долгих лет жизни, но, увы, похоже этого не будет.

Он открыл дверь, оставив на ней влажный отпечаток ладони, и, сгорбившись, вывалился в темноту. Дверь мягко закрылась за ним, и тотчас в вестибюле всплеснулась высоченная волна ругани. Бесновались и Говорящие, и неГоворящие, и только Вадик удивленно сидел возле своих столиков, вращая головой туда-сюда, словно озадаченный филин. Шталь запоздало вскинула руку с пистолетом, потом несколько раз моргнула, глядя на закрытую дверь, и руку уронила. Пистолет брякнулся на пол, а шталевские ладони прижались к вискам в жалкой попытке усмирить распирающий голову вихрь яростных мыслей. С улицы долетел шум отъезжающей машины.

Надеюсь, его пришибут на первом же углу! Чтоб он сдох, чтоб он сдох! Сволочь!

Нужно пойти отдохнуть. Вещи... да какие вещи, это не ее дело. Нужно как следует отдохнуть...

Отдохнуть, а он пусть делает, что хочет, какой интерес до такого ублюдка!..

Это разумно. А главное, верно. Разумность можно и отбросить. Разум тут не при чем. Такие истинно правильные решения идут только от сердца, и то, что сказал Ейщаров, тут вовсе не при чем, он мог бы вообще ничего не говорить - она и так все это знала, чувствовала. Это...

В груди вдруг отчего-то стало больно, в горле образовался тугой ком, и Эша привалилась к перилам, тускло оглядывая беснующийся вестибюль. Сквозь бешенство и ненависть, круто замешанных на невероятной усталости, медленно, но верно начало проступать что-то иное. Ощущение того, что все это неправильно. Что все это чертовски похоже на спектакль, единственная цель постановщика которого - остаться в одиночестве. Чего он, собственно, и добился с большим успехом. Посмотрите на сотрудников института исследования сетевязания! Настоящий аншлаг!

- Господи, - прошептала Шталь, отталкивая себя от перил. - Ну ты и вправду сволочь! Ты чего натворил?!

Она вцепилась в старшего Оружейника, бесновавшегося ближе прочих, и встряхнула его, вернее, сделала такую попытку.

- Он мне другом был! - заорал Михаил ей в лицо, не дав произнести ни слова. - Столько лет... я и подумать не мог...

- С чем он говорит?! - крикнула Эша, брезгливо смахивая с облика слюну собеседника. - С чем?!

- Какая теперь, на хрен, разница?!

- Скажи с чем!

- С тем, в существование чего верят далеко не все люди, - злобно сказал Слава. - Может, этого и нет вовсе, но, видимо, не в его случае. Как и в твоем. В судьбу ведь тоже...

- Да скажи ты, с чем он говорит! - Эша бросила Михаила и схватилась за Электрика. - Или он гипнотизер?

- Кто?! - Слава презрительно фыркнул. - Нет, гипнозом такого не сделаешь! Тебе известно выражение "поговорить по душам"?

- Хочешь сказать, - Эша опустила руки, - что он - Говорящий с душами?

- Хочу сказать, что он нас кинул! - Электрик скрежетнул зубами. - Это все, что я хочу сказать.

Говорящий с душами... Человек, который может понравиться кому угодно. Человек, которому нельзя отказать. Человек, которому ничего не стоит сыграть правильную мелодию на самых потаенных струнах твоей сущности. Их самый первый разговор, Говорящие, обретавшие новый смысл в жизни, пресловутая реабилитация, допрос людей в автобусе, даже ее недавнее взбадривание в магазине, всю заслугу которого она с чистым сердцем приписала самой себе. Невероятный мерзавец!

Человек, который может не только понравиться кому угодно, но и у кого угодно вызвать к себе ненависть. И дело тут не столько в том, что именно он сказал вслух.

Зачем? Ответ только один.

Чтобы все остались в офисе. В безопасном месте.

И чтобы никто не пошел за ним.

- Миша, - Шталь снова изловила Оружейника, - Миша, подожди! Посмотри на меня...

- Зачем мне на тебя смотреть? - прошипел Михаил. - Ты мне не нравишься!..

- Миша, куда он поехал?!

- Мне плевать...

- Миша, куда?! Он все время кому-то звонил! Ты знаешь...

- Я ничего не знаю! - рявкнул Михаил и оттолкнул ее так, что Шталь пролетела несколько метров и плюхнулась на колени к Нине Владимировне, которая тотчас зло ее столкнула. Лицо старшей секретарши, которая всегда так переживала за Ейщарова, было искажено гримасой ярости и отвращения, губы выговаривали в его адрес одно ругательство за другим. Эша попятилась обратно к лестнице, ее взгляд прыгал по знакомым лицам, которые злость обратила в демонические уродливые маски. Алла, добродушный Парикмахер, Сева, Зеленцовы, Катюша, даже малышка Лиза-Оригами. Ейщаров никого не обошел, поговорил масштабно, чтоб наверняка. Только Вадика не тронул, но это не удивительно. Уж кому-кому, а журналисту набиваться ему в спутники нет резона.

Только почему со Шталь у него не получилось? Ее способности тут не при чем, она до сих пор не чувствует даже свой хризолит. В чем дело?

Ей вновь вспомнился недавний, подслушанный в кабинете разговор между Олегом Георгиевичем и Михаилом. Что-то Ейщаров говорил о Беккере. Никита ведь тогда кинулся к роялю, и, получается, что Ейщаров мог заставить его не делать этого. Но он его не послушал, да... Ейщаров так и сказал. Никита даже не стал слушать. Слишком хотел понять...

Ай, да какая сейчас разница?!

Наклонившись, Эша подхватила с пола пистолет и тут же снова чуть не уронила, когда ее сотовый из кармана шорт громко и зловеще принялся исполнять какую-то жуткую мелодию, чрезмерно готическую даже для шталевских вкусов. Разогнувшись, Шталь достала телефон и озадаченно посмотрела на дисплей. Звонящий не определялся. Мелодия тоже. Она знала все мелодии в своем телефоне, такой там не было. Эша, оглядевшись, нажала на кнопку и поднесла сотовый к уху.

- ...можешь не сомневаться.

Голос совершенно определенно принадлежал столь затейливо покинувшему офис Ейщарову. Разве что звучал отнюдь не так бодро, как недавно - голос измотанного, невыспавшегося человека, которому только что привалила еще пропасть работы. Эша открыла было рот, но прежде, чем успела издать хоть какой-то звук, в трубке зазвучал голос совершенно другого человека.

- Очень на это надеюсь. Никаких фокусов, никаких засад в кустах и прочего. В твоих же интересах. Говорить будем только я и ты, любого другого убьем сразу. Неважно, Говорящий он будет или нет. Я делаю тебе одолжение, предупреждая об этом.

- Я приеду один, - ответил Олег Георгиевич.

- Хорошо. Тогда жду тебя возле насосной станции. Можешь не торопиться, мне не нужно, чтоб ты своей спешкой привлекал лишнее внимание.

- Судя по последним сведениям, я могу не доехать до станции, - с холодным смешком заметил Ейщаров.

- Дорога будет свободна. И личная просьба, уж уважь - машину свою оставь за полкилометра, на обочине. Уж больно они у вас веселые, - собеседник Ейщарова хмыкнул с легким намеком на собственное веселье, после чего в трубке наступила тишина. Эша опустила руку, ошеломленно глядя на погасший дисплей.

Этот голос... Она ведь знает этот голос.

Ну и живучая же сучка! Я же был уверен, что тебя... ты же дохлая была!..

Это же голос Лжеца!

С трудом подавив возникшее желание шваркнуть телефон об пол и забиться в истерике, Эша заметалась по залу, хватая то одного, то другого коллегу, пытаясь рассказать то, что только что узнала, но никто даже не пожелал слушать, а заверения Шталь в том, что если они не отправятся выручать Олега Георгиевича, его непременно убьют, встречались с откровенным злорадством. На умопомрачительной скорости перетряся пару десятков человек, Эша остановилась, дыша тяжело, со слезами, понимая, что никто никуда не пойдет. И она тоже не пойдет. Что она сделает? Да еще и без способностей к беседам?! Это вам не "Рублик", тут в сотни раз страшнее! В таких ситуациях хороши Михаилы, братья Зеленцовы или, вон, Орловы. Эши Шталь к таким ситуациям непригодны. Эши Шталь обычно в таких ситуациях умирают.

- Могу я узнать, что происходит? - глуповато-вежливо осведомился Вадик. Эша посмотрела сквозь него, потом сунула пистолет за пояс и ринулась в коридор. Добежав до двери во владения Оружейника, она с разбегу толкнулась в нее, и дверь, оказавшаяся незапертой, распахнулась. Эша влетела в кабинет и растянулась на полу, чуть не въехав головой в стол. Тут же вскочила и, подбежав к стене, сдернула с нее паранг, который не так давно демонстрировал ей Оружейник, вместе с чехлом и перекинула ремешок через плечо, стукнув рукояткой паранга себя по затылку. Оружие, которое любит женщин... хоть какая-то помощь. Патроны имеют свойство заканчиваться, а нож - нет. Михаил, правда, говорил, что на него можно подсесть... Но разве сейчас это важно?

Она выскочила обратно в разъяренный вестибюль и еще раз попыталась залучить себе спутника в лице Оружейника.

- Миша, ну пожалуйста, поехали со мной?

- На этот раз куда? - осведомился Михаил зимним голосом.

- Э-э... ну, в бар.

- Не могу. Хочу немного поспать, очень устал сегодня. Лучше остаться здесь. И тебе лучше остаться здесь.

- А так? - спросила Шталь, с внутренним содроганием выхватывая пистолет и нацеливая его Оружейнику в нос.

- Ты настаиваешь, - отметил Михаил.

- Да.

- Он на предохранителе, - надменно поведал Оружейник. - И держишь ты его неправильно. А я никуда не поеду.

Эша беспомощно уронила руку и огляделась. После манипуляций с пистолетом вестибюль немного успокоился, разбавив ярость озадаченностью и любопытством, а Вадик спрятался за диван, и винить его в этом было трудно.

- Ну, грандиозно свалял дурака начальничек! - она сунула пистолет обратно. - Надеюсь, вы хоть услышали то, что я вам говорила!

- Надежда - хорошее чувство, - заметил Федор Трофимович, почти невидимый из-за сигарного дыма. Эша в отчаянье всплеснула руками и кинулась к двери. Перед ней она на мгновенье остановилась, глядя на красный отпечаток руки, оползающий застывающими каплями, потом распахнула дверь и вылетела в густую шайскую ночь, провожаемая беззрачковыми глазами толстых мраморных львов.

Городская насосная станция никак не подходила, потому что в телефонном разговоре речь шла о загородной дороге, и Шталь, еще не сообразив точно, куда нужно ехать, все же направила "фабию" к западной границе города. И только когда машина отмахала несколько километров, Эша поняла, что скорее всего имел в виду Лжец. Правда, это место нельзя было назвать "насосной станцией". Это, скорее, были останки насосной станции, вернее станциечки, неподалеку от дороги, убегавшей за Кметский хребет, где река делала крутой изгиб. Когда-то там тоже была небольшая лесопилка, а несколькими километрами дальше - крошечная деревушка, сгинувшая еще в прошлом веке. От станции осталась часть бетонной коробки, наполненной остатками механизмов. От деревушки и лесопилки не осталось ничего. Шталь была там только один раз, и больше ее туда не тянуло. При свете дня это место выглядело невероятно уныло, во тьме же от него веяло всякими ужасами, зато с полкилометра выше по реке росли самые большие и красивые ирисы в округе.

Держа подрагивающие ладони на руле послушной "фабии", в которой было так спокойно после бешеного Монстра-Джимми, Эша мысленно спрашивала себя, на что она, собственно, рассчитывает? Журналистка-уборщица с полуразряженным пистолетом и чужим парангом, при этом она не умеет обращаться ни с тем, ни с другим. А там - зрелищно-проверочная группа Нелюдей, уже проверившая все, что надо, куча вооруженного народу и сам Лжец, на счету которого уже бог знает сколько Говорящих. Шталь прокрутила эту информацию в голове несколько раз - и с каждым становилось все страшнее. А Ейщаров отправился к ним, да еще и один - совсем ополоумел, что ли? На что он рассчитывает? У него есть какой-то хитроумный план? Да против такого сборища никакой план не сработает - это нужно иметь за спиной не меньшее сборище. Хочет заключить сделку? Какую? Самоотверженно-глупую? Вот он я - так не трогайте ж остальных?! Любому ясно, что попытка заключить такую сделку - бессмысленное самоубийство. Собирается поговорить с ними по душам, как с сотрудниками? Да у него сил не хватит - он уже из офиса уехал полумертвый. Не может же он быть совсем дураком? А вдруг он после супермаркета и вправду сошел с ума? Нет, тоже не подходит. Даже она, Шталь, довольно нервное создание, до сих пор не пускает слюни и не пересчитывает свои пальцы. С другой стороны, была б нормальной - не поехала б никуда. Ну да, разум тут совсем не при чем.

Да ну, чем гадать, проще приехать и узнать все самой!

Чего это - ему можно сходить с ума, а ей нет, что ли?!

Пока оставалась еще одна надежда - пост. Либо у Ейщарова не хватит сил на новые разговоры, и его попросту не выпустят одного, а тогда он никуда не поедет, чтоб народ не погубить. Либо ей хоть там удастся найти поддержку.

Но обстановка на посту оказалась еще хуже, чем думала Эша. Дорогу преграждали не только щиты, но и машины, в придачу к этому тут же стояли вооруженные люди, а первым знакомым лицом, которое увидела Шталь, был Гриша-Техник - он сидел возле сосны, залитый бледным светом фар, и задумчиво смотрел вдаль. Остановив "фабию", Эша высунулась в окошко и крикнула:

- Гришка, проезжал Олег Георгиевич?!

- А кто это? - рассеянно спросил Техник.

Шталь втянула голову обратно и растерянно уставилась на заграждения. Рядом в окошке появилась физиономия Коли-"нотариуса" с заклеенной бровью и сурово сказала:

- Проезд закрыт. Разворачивайся.

- А...

- Проезд закрыт.

- Надолго? - спросила Эша, с опаской глядя на приближающихся вооруженных постовых. Коля тоже посмотрел на них, механически моргнул и повернул голову.

- Проезд закрыт.

- Ейщаров проезжал?

Глупый вопрос, и так понятно, что проезжал.

- Проезд закрыт.

- Мне срочно! Вопрос жизни и смерти!

- Никто из нас сегодня не покинет город, - Коля нехорошо сузил глаза. - Разворачивайся.

Рядом возникло еще одно лицо - на сей раз незнакомое.

- Девушка, разворачивайте машину, чего неясно?

- А если нет?! - пискнула Эша. - Застрелите?!

- Сергеев, Юрченко! - человек выпрямился, сделав короткий жест в сторону шталевской персоны. - Задержать!

- За что?! - Шталь обомлела.

- Выйдите из машины!

- Гриша! - завопила она. - Скажи им!

- А чего я скажу? - удивился старший Техник. - Я - человек гражданский.

- Послушайте, - примирительно заговорила Эша, накрепко вцепившись в руль, - хорошо, я разверну машину. Я просто... сразу не поняла. Я глуховата, видите ли...

Человек равнодушно улыбнулся, делая рукой отпускающий жест, и Эша дала задний ход, продолжая лихорадочно думать. Ейщарову, судя по телефонному разговору, дорогу освободили, а вот ее вряд ли выпустят. Но как они узнают, что она - это она. Точнее, что она - Говорящая? Они ведь не нападают на любого, кто выезжает из Шаи - они не тронули людей с поста. Значит, в тот момент на дороге был кто-то, кто может чуять Говорящих. Соплеменники Вадика могут это делать? Или к этому способен только Лжец?

"Фабия" продолжала неторопливо пятиться. Эша достала телефон, так удачно перебросивший ей ейщаровский звонок, и вызвала Севу. Мебельщик ответил сразу, и голос его был непривычно взрослым, злым.

- Ты куда подевалась, я уже весь офис...

- Севочка, солнышко, я сейчас вернусь, просто поехала домой принять душ, - запела Шталь, решив временно побыть милой. - Вадик там? Дай ему, пожалуйста, трубочку.

Сева что-то недовольно пробурчал, и через секунду в трубке зазвучал трепещущий голос журналиста.

- Чего бы ты не хотела, я этого сделать не могу.

- Ваши могут нас чуять? - без прелюдий спросила Шталь.

- Я думал...

- Георгич их сдерживал, сейчас его нет, и если он не вернется, как ты думаешь, на кого первого все свалят? Они сейчас не в себе, но это временно!

Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

- Ведьмы могут, на очень близком расстоянии, но за городом ни одной не было. Другие - нет.

Эша слегка повеселела. Это означало, что в момент бегства Валеры, Юли и Паши поблизости от города был Лжец. Но он отправился на встречу с Ейщаровым, значит сейчас его там нет. К тому же, Эша ведь зараженная, то есть, младшая, и в двух километрах от города ее уже нельзя будет почуять, а станция находится гораздо дальше. Только вот если Лжец способен чуять любых Говорящих, то она даже близко не сможет подобраться к месту встречи.

- А эти твои...

- Не собираюсь ничего объяснять! - отрезал Вадик. - Могу только сказать - если, проезжая мимо них, не будешь бояться, они тобой вообще не заинтересуются. Только они могут начать насылать видения. Не смотри ни на видения, ни на них. Это проще, когда знаешь об этом.

- Спасибо, коллега, - важно сказала Шталь и отключила собеседника. Потом потушила фары и принялась медленно красться обратно к пропускному пункту.

- То, что я собираюсь сделать, тебе очень не понравится, - прошептала она машине. - Но другого выхода у меня нет, уж прости.

"Фабия" не отреагировала, и когда Эша принялась разгонять ее, послушно подчинилась, но сделала это непривычно тихо. Даже сама Шталь почти не слышала, как работает двигатель, и постовые обнаружили ее возвращение лишь за несколько метров. Эша включила фары и устремила твердый, решительный взор на разбегающихся людей и несущиеся навстречу щиты и машины. Взор продлился секунды полторы, после чего она, не выдержав, завизжала, и руль крутанулся в ее руках. Эша так и не поняла, сама ли она повернула руль, или это действие принадлежало исключительно "фабии", решившей, что если ее хозяйка внезапно обезумела, то это вовсе не значит, что машина станет потворствовать этому безумию и позволять разбивать ее вдребезги. "Фабия" прыгнула на обочину, прогнав в лес только что спасшихся на эту обочину людей, изящно вильнув, перенесла весь свой вес на левые колеса и, проехавшись правыми по сосновому стволу, проскочила в зазор между машиной заграждения и деревом, после чего рухнула на все четыре колеса, выскочила обратно на дорогу и во весь опор помчалась в ночь без единой царапины. Несшиеся вслед злобные крики почти сразу же стихли, оставшись далеко позади. Эша скосила глаза в зеркало обзора - нет, их никто не преследовал. Видимо, Ейщаров запретил охране выпускать из города не только кого угодно, но и самих себя в том числе.

Конечно, по сравнению с недавними головокружительными трюками "самурая" выходка "фабии" была столь же проста и незатейлива, как стандартный выезд из гаража, и все же Шталь не могла не сказать ей:

- Ну ты даешь!

Она ощутила исходящее от "фабии" легкое раздражение - почти неразличимое, стремительно скользнувшее по сердцу и едва замеченное, но все же оно было, и Эша внутренне возликовала. Значит, все возвращается, значит Ейщаров был прав! Она сжала в ладони висящий на шее хризолит - тот ворчал, словно сварливый старичок, вышедший погреться на солнышке. Странно - он не был в ужасе и не пытался убедить свою хозяйку во всей степени идиотизма и опасности ее очередной выходки. Неужто в кои-то веки считает, что она совершает нечто благоразумное? Или в данном случае руководствуется какими-то другими критериями. Ведь благоразумия в ее действиях сейчас не было ни капли. Отчаянное безумие одиночки-неумехи - ничего больше. Эша, сглотнув, посмотрела на паранг и пистолет, лежащие на соседнем сиденье. Они не ощущались. Чужие, опасные вещи, которые в ее руках, скорее всего, окажутся совершенно бесполезны.

Поднявшийся ветер резко и грубо сдернул облачную вуаль с бледного полумесяца, и по пустынной дороге растекся скупой, серебристый свет, заставив тьму чуть отступить в зашумевшие сосны. Эша нервно вертела головой по сторонам, готовая к тому, что в любой момент появятся соплеменники Вадика, но дорога по-прежнему оставалась пустой. Впереди был только асфальт и мягко теснящаяся за ним тьма, позади то же самое, и Шая теперь казалась призраком. В голове проскользнула ненароком нелепая мысль - что, если в тот момент, когда она покинула город, он попросту исчез - исчезли и рябины, и дома, и вещи, и люди - все пропало, осталась только осенняя ночь, заплетенная лунной паутиной, и эта пустынная дорога, которая никуда не ведет.

- Готики мне только не хватало... - пробормотала Эша, снова вытаскивая телефон. Ейщаров заставил их всех остаться, но это отнюдь не значит, что он прав. Она рассказала коллегам о подслушанном разговоре, но непохоже, чтобы кто-нибудь ее послушал. Попытаться позвонить и предупредить - вдруг они уже пришли в себя? Может, хоть как-то помогут?

- Пилик! - сказал сотовый в ответ на нажатие кнопки и отключился. Зарядного устройства с собой, конечно же, не было. Уж о чем она в последнее время точно не думала, так это о том, чтобы зарядить телефон. Похоже, в последнее время она ни разу не подумала о том, о чем следовало. Эша спрятала телефон и опять принялась озираться, но вокруг было все так же безлюдно. Вернее, безнелюдно. Значит, Вадик сказал правду. Они не чуют ее, а о положении в городе им вряд ли кто сообщил. Едет себе девушка на машине ночью - да мало ли, какие у нее дела? Охотиться они на нее не станут - не до того сейчас. Хотя, если судить по члену комиссии Владимиру Маленко, приезжавшему вместе с Байером и Орловой, сдержанность им несвойственна. Кто-нибудь может и высунуться перекусить. С другой стороны, она все еще слишком близко от города, а на коллег напали уже на аркудинской трассе.

Но никто не высунулся, и вскоре Эша притормозила на развилке. Посмотрела на дорогу, убегавшую в Аркудинск, потом на темную, неопрятную громаду Кметского хребта. Сердце начало колотиться где-то в горле, а в груди вместо него образовалась сосущая пустота. Руки слабели. Страшно. А вдруг она опоздала? Вдруг уже все закончилось?.. Нет, не может быть! Она бы почувствовала. Она бы знала.

Эша повернула машину и вздрогнула, когда в нескольких метрах впереди через дорогу метнулась юркая серая тень. Едва сдержала крик и тут же облегченно выпустила воздух, издав при этом слабый писк. Это был всего лишь заяц. Бежал ли он по заячьим делам, или кто-то спугнул его?

Дорога здесь была поплоше, и "фабия" то и дело подскакивала на выбоинах. Теперь Шталь ехала медленно, ловя малейшую дрожь прилесных теней. До станции оставалось всего несколько километров. Сосняк поредел, уступая место березам, значит, река была совсем близко - на этом участке березы росли только на шайских берегах, оттеснив сосны к дороге. Она помнила, что станция была метрах в двухстах от дороги, и еще сохранилась ведущая к ней тропа - можно было прекрасно подъехать на машине, а это значило, что на машине Эша туда не поедет.

Через пару километров Шталь резко нажала на тормоз. Впереди была все та же серебрящаяся дорога, делавшая некрутой поворот влево, и Эша не увидела ни вспышки света, ни движения, которые сказали бы о том, что впереди кто-то есть. И все же она остановила "фабию". К животным инстинктам это отношения не имело. За поворотом стояла машина. Никаких эмоций от нее не исходило, но Шталь чувствовала ее - неподвижную, покинутую. Она знала эту машину. И ощутила, что машина тоже ее узнала. Словно малознакомые люди кивнули друг другу издали.

Эша вывела "фабию" на обочину и, съехав по короткому склону, остановила машину. Забрала оружие, открыла дверцу и скользнула на траву. Дверцу осторожно прикрыла, но захлопывать не стала. Забросила ремешок ножен на плечо, сунула пистолет за пояс. Потом достала и переложила в карман, но там он не помещался, за поясом же мешал, да и пояс был для него слабоват. В руке пистолет мешал тоже, но, в конце концов, она оставила его в ладони. Прощально коснулась теплого бока "фабии" и, пригнувшись, быстро пошла вперед.

Травяные заросли скрывали все, что лежало на земле, и под шталевской ногой то и дело всхрустывал какой-нибудь сучок, но шумящий в березовых кронах ветер скрадывал все звуки. Неподалеку, сквозь шелест ветвей, протяжно и тоскливо закричала какая-то птица, и Эша на мгновение обратилась в статую, испуганно вглядываясь в гущу березняка. Ей показалось, что тени между бледных стволов зашевелились, и несколько секунд она пристально смотрела на них, но повторного движения не уловила и не ощутила чьего-либо присутствия и взгляда. Если и были здесь Нелюди, нападать они не собирались, хотя сейчас ситуация была самой, что ни на есть, подходящей - одинокая молодая девица, бредущая ночным прилеском, без креста, святой воды и соответствующей квалификации.

Ейщаровская машина уже была совсем близко. Эша почти перестала дышать - ей казалось, что звук ее дыхания стал гораздо громче бурных ветреных порывов, и его можно услышать и в километре отсюда. Сердце теперь переместилось из горла в голову и там отстукивало тревожный ритм. Совершенно некстати захотелось есть, и жуткие картины, то и дело возникающие в мыслях, потеснило чудесное видение богато накрытого стола.

Эша пригнулась еще ниже и стала перемещаться, почти касаясь руками травы. Разлохматившиеся от ветра волосы лезли в лицо, прилипали к губам, щекотали ноздри, и, добравшись до того места, где склон изгибался, Шталь с трудом сдержалась, чтобы не чихнуть. Одновременно с этим ее нога по щиколотку провалилась в скрытую в траве ямку, и Шталь чуть не полетела кувырком и не выронила пистолет. Да, Чингачгук из нее никакой.

Наверху наконец показался ейщаровский джип, косо стоящий на обочине, и Шталь замерла еще прежде, чем увидела движение рядом с машиной. Две высокие, массивные, темные фигуры. Похоже, что люди, хотя черт их разберет. Одна фигура склонилась к правому переднему колесу, другая обходила машину со стороны водительской дверцы. Если они о чем и говорили, все заглушал шум ветра.

Итак, Олег Георгиевич действительно приехал сюда и оставил машину. Значит, он уже на станции, и возле дороги больше делать нечего.

Уважаемый Олег Георгиевич.

Когда все это закончится, вы даже не представляете, что я с вами сделаю!

Эша Шталь.

Убедившись, что она не замечена, Эша медленно попятилась, потом развернулась и юркнула за толстый ствол ближайшей березы. Постояла чуток, приходя в себя, потом перебежками принялась спускаться к реке. Месяц снова погрузился в облака, но березы белели в темноте хорошими ориентирами, кусты здесь почти не росли, и Шталь продвигалась довольно быстро, в душе надеясь, что идет правильно. Станция выше по течению, берег там зарос ивняком. Заросли помогут подобраться незаметно, правда, отнюдь не бесшумно, но тут должен помочь ветер.

Склон стал круче, и через несколько метров впереди наконец-то блеснула долгожданная река, подернутая крупной рябью и щедро вбирающая в себя свет вновь проглянувшего месяца. Эша остановилась, прижавшись щекой к очередному березовому стволу и глядя туда, где сквозь заросли ивовых плетей темнела бетонная коробка станции. У самого края берега в зарослях стояли еще две темных фигуры, и в полумраке плавали мерцающие сигаретные огоньки, плюясь искрами на ветру. Шталевских ноздрей вскользь коснулся легкий запах дыма. Она крепче вжала щеку в кору, потом осторожно вытянула шею. Машина, еще одна, фары потушены, поодаль, на тропе неподвижно стоят еще несколько темных фигур - стоят в профиль, глядя куда-то за бетонную коробку. Едва слышный гул голосов, легкий смешок. Что бы там ни происходило - это происходило с другой стороны станции, куда подходит тропа. Но обосновавшиеся на берегу фигуры напрочь разрушали план подкрасться зарослями. Обходить по верху тоже рискованно - могут заметить те, кто расположились возле машин. Вероятно, и в машинах тоже кто-то есть.

Эша увела взгляд в сторону поплескивающей о берег Шаи, потом переложила пистолет в левую руку и медленно отодвинулась от березы, заводя правую руку за спину и обхватывая пальцами рукоятку мачете.

- Брось!

Свистящий шепот раздался почти рядом с ухом, кожу обожгло чужое дыхание. А ведь только что там были только березы и тьма. Да, Лжец привез с собой знающих людей, да и ветер помогал не только ей. Эша окаменела, потом, не сводя глаз с сигаретных огоньков возле бетонной стены, прошелестела:

- Что?

Она не знала - услышал ли он ее сквозь ветер. Вероятно, нет - в затылок уперлось что-то твердое и холодное, отчего Эша почему-то ощутила во рту железный привкус. Одновременно с этим на левом запястье сомкнулись крепкие, сильные пальцы, безжалостно выворачивая его, отчего Шталь немедленно выгнуло назад и вбок. Рука судорожно сжалась на рукоятке паранга, и он вдруг дернулся так сильно, что правый шталевский локоть почти указал в небо, отчего в плече что-то слабо хрустнуло. Раздался треск, потом странный сырой звук. Позади всхлипнули, чужие пальцы соскользнули с запястья, и внезапно навалившаяся страшная тяжесть вдавила не успевшую взвизгнуть от боли Шталь обратно в березовый ствол. Спина отчего-то мгновенно стала мокрой, и в следующую секунду Эша, упустив и пистолет, и паранг и ободрав себе щеку о кору, шлепнулась носом в траву, а сверху на нее рухнуло чье-то мелко подрагивающее, точно от сдерживаемых смешков, тело. Все звуки съел новый порыв ветра, набросившийся на березняк, и месяц снова утонул в облаках.

Пару секунд придавленная Эша, задыхаясь, лежала неподвижно, но ничего не происходило. На спину все так же продолжало что-то течь, пропитывая одежду, вывернутое запястье опоясало кольцо боли. Она дернулась, уперлась здоровой рукой в землю и кое-как вывернулась из-под тяжелого, затухающе подергивающегося тела, которое от этого действия грузно перевернулось на бок. Метнула короткий взгляд в сторону станции - сигаретные огоньки все так же спокойно плавали над ивняком. Хватая ртом воздух, Эша выдернула из-под тела застрявшую ногу, в этот момент на лежащего пролился лунный свет, и Шталь зажала рот ладонью, в ужасе глядя на грудь и живот напавшего на нее человека, по которым словно махнули косой. Кровь, в свете месяца кажущаяся почти черной, как-то лениво, редкими толчками выплескивалась из глубокой щели, и пока Эша отупело смотрела на нее, пальцы умирающего царапнули траву, сгребая стебли в горсть, и застыли, разжавшись. Незнакомое бородатое лицо с приоткрытым окровавленным ртом уставилось в сторону реки.

Господи, это же не я сделала, я же не могла такого сделать!

А кто тогда?

Она снова глянула в сторону станции, потом, морщась от боли, стянула с плеча ремешок. Ножны оказались наполовину распороты, и из прорехи теперь косо торчал окровавленный клинок, кажущийся очень довольным. Шталь сглотнула, быстро обмахнула ладонью глаза, потерла пострадавшее запястье и, подобрав пистолет, еще раз убедилась, что убиение напавшего на нее прошло незамеченным для его коллег. Другое дело, насколько долго оно останется незамеченным. Как там сказал Михаил - для паранга не имеет значения, что она не умеет с ним обращаться, и он будет думать за нее? Надумал, ничего не скажешь! С одной стороны, конечно, сердечное спасибо. С другой - прочие, найдя своего сподвижника распоротым, уж точно рады не будут. А вдруг она этим только что все испортила? Ейщаров же обещал никого не приводить, теперь же будет очевидно, что кто-то все-таки пришел.

Никаких ощущений от содеянного не было - вероятней всего, потому, что сейчас просто было не до того, только в ногах появилась мелкая противная дрожь, да чувство голода сменилось легкой тошнотой. А так - все осталось, как было, мир не изменился, и ветер все так же раскачивал березы над головой, и ей казалось, что у нее в груди тоже дует ветер - странное чувство, от которого по всему телу побежал озноб. Эша подобралась к берегу и, держась за ивовые плети, скользнула в воду, сразу же погрузившись по пояс. Вода оказалась прохладной, одежда тут же окончательно промокла и неприятно прилипла к телу. Эша посмотрела на пистолет, пытаясь сообразить, насколько боеспособен он будет после намокания, потом сунула его за пояс, окунулась в воду по грудь и, держа в руке паранг, начала пробираться вперед, нашаривая ногами закоряженное дно и изредка держась за свисающий к воде ивняк. Сквозь шум деревьев вновь вскрикнула птица - унылый, похоронный звук. Эша заспешила, ее нога соскользнула с очередной коряги, и рука, сорвавшись с ветки, легко бултыхнула по воде. Эша тотчас погрузилась в воду с головой и, уцепившись за что-то, притаилась на дне, в ужасе глядя сквозь волнующуюся поверхность на изломанные рябью силуэты, высунувшиеся из ивняка.

Они не спешили, обстоятельно оглядывали все вокруг, а воздух у Эши, между прочим, уже начал заканчиваться. Один, подойдя к самой кромке берега, наклонился, всматриваясь в воду. Бледное пятно его лица повисло точно над Шталь, и ей показалось, что он смотрит прямо ей в глаза. В голове тонко зазвенело, вода полезла в рот через сами собой разжимающиеся губы, и Шталь уже едва сдерживалась, чтобы не выскочить из реки сию же секунду.

Человек выпрямился, повернулся к остальным, и через несколько секунд на берегу вновь стало безлюдно. Она подождала еще мгновение, отчаянно мотая головой, потом стремительно высунула лицо из воды, жадно хватая ртом воздух и стараясь не закашляться. Из-за ивняка до нее долетел негромкий удаляющийся мужской голос:

- Должно рыба играет...

Ага, в ночной Шае!.. Вы, мужики, слава богу, точно не местные!

Сморщившись, Эша беззвучно сплюнула успевшую набиться в рот грязь, проверила, не вывалился ли пистолет, и, дождавшись очередного порыва ветра, положила паранг на землю, уцепилась за ветки и с предельной осторожностью извлекла себя из реки. Ивняк хрустнул, и она замерла. Березы на мгновение тоже замерли, потом зашумели еще более яростно, и Эша, мысленно умоляя и саму Шаю, и всю окружающую ее природу сберечь ее передвижения, заползла в кусты, волоча за собой паранг. Река напоследок наградила ее легким шлепком, словно чтобы подбодрить, после чего все вокруг, будто назло ее мольбам, неожиданно замерло, и Шталь застыла среди ивовых плетей и лесной тишины, боясь шелохнуться и даже дышать. Но двумя секундами позже опять задул спасительный ветер.

Ейщарова она увидела сразу, хоть его и заслоняли чужие спины. Он стоял вполоборота к реке, глядя на станционные руины, где во тьме, оттенявшей бетонную стену, шевелился на ветру густой ивняк. Лунный свет не доставал туда, растекаясь у самого края кущ, словно сама тьма не давала ему двигаться дальше, хотя заросли, в которых притаилась Эша, были сдобрены им сполна, и в любую секунду кто угодно мог увидеть в них ее бледное мокрое лицо, на котором, она не сомневалась, луна сияет в каждой капельке. На тропе стояли не две машины, как она думала вначале, а целых пять - все с выключенными фарами и открытыми дверцами, тяжелые, громоздкие, как танки, и за их стеклами тоже вспыхивали и гасли сигаретные огоньки. А люди - люди были не только на тропе, возле машин, и у прибрежных зарослей - они были здесь везде, распределившись по вытоптанной отдыхающими полянке неровным кругом. Шталь начала считать и довольно быстро окончательно помертвела от ужаса. Даже по самым небрежным подсчетам на полянке собралось никак не меньше тридцати человек. В голове у Эши тут же возникли две мысли. Первой была гордость за Олега Георгиевича, которого, оказывается, Лжец опасается настолько, что нагнал сюда пропасть народу. Второй, что свернуть эту ситуацию нет никакой возможности. Понятно, почему Лжец с такой уверенностью предрекал судьбу любого, кто заявится вместе с Ейщаровым. И люди-то на полянке стоят не с пустыми руками - множество пистолетов смотрели Ейщарову точно в голову. Не боятся перестрелять при этом друг друга? Картина - точь в точь из стандартных штатовских боевиков, изобилующих сценами, где герои целятся друг в друга из всех видов оружия двумя руками и ведут длинные раздражающие диалоги.

Ейщаров стоял с чуть поднятыми руками, вокруг него мельтешили две темные фигуры, тщательно обыскивая сверху донизу. Поза Олега Георгиевича казалась усталой и в то же время невероятно скучающей, словно ему все происходящее уже до смерти надоело. Перстень на указательном пальце поблескивал, точно подмигивая Шталь вишневым глазом и пытаясь убедить, что все не так уж плохо, как кажется.

- Ничего нет, - произнес один из обыскивавших Ейщарова. В его голосе звучало отчетливое презрение и разочарование, как будто тот ожидал, что Олег Георгиевич явится на встречу по меньшей мере с парой пистолетов, уймой ножей и компактной гаубицей. - И никаких устройств тоже. Только телефон.

Он перебросил сотовый одному из своих коллег, стоявших перед носом Шталь, она услышала несколько слабых щелчков, потом хруст, человек развернулся, взмахнул рукой, и позади Эши в реке слабо плюхнуло.

- Не будем рисковать, - сказали из тьмы, сгустившейся в зарослях возле остатков здания. Лжец. Интересно, чье на нем сейчас лицо? Может, его собственное? Эша невольно вытянула шею, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но тьма надежно скрывала говорившего. - Раздевайся!

- Музыку включишь? - со смешком поинтересовался Ейщаров.

- А ты все юморишь? - Эша почувствовала из тьмы почти дружелюбную улыбку. - Это приятно. Вообще, можешь не верить, но я очень рад снова тебя увидеть.

- И для пущей радости хочешь увидеть меня голым?

- Раздевайся. Только сначала сними кольцо и брось в реку.

Ейщаров стянул с пальца перстень и, не оборачиваясь, взмахнул рукой. Перстень, сверкнув, перелетел через его плечо и исчез среди водной ряби почти беззвучно. Из неровного человеческого круга раздалось едва слышное неодобрительное ворчание. Олег Георгиевич, холодно усмехнувшись, стащил с себя майку и бросил ее на землю. Сбросил ботинки и подтолкнул их к майке. С легким звяканьем освободил пряжку ремня, расстегнул джинсы, неторопливо снял их и отправил туда же, оставшись в одном белье.

"Ух ты!" - мысленно сказала Эша, на какое-то время перестав интересоваться прочими составляющими ситуации.

- Трусы тоже? - спокойно спросил Олег Георгиевич.

- Можешь оставить, - милостиво разрешил голос. - Проверяйте.

Один из обыскивающих извлек какое-то прямоугольное устройство с подмигивающей красной лампочкой и принялся водить им вверх вниз вдоль тела Ейщарова, точно металлодетектором. Другой с величайшими предосторожностями сгреб одежду и унес ее куда-то к машинам.

- Помню я эти шрамы, - задумчиво сказали из тьмы. - Жарко тогда было, а?

- Не холодно, - сдержанно отозвался Ейщаров, но даже ветер не помешал Шталь услышать, как его голос едва заметно дрогнул. Лжец явно напомнил ему о том, о чем Олег Георгиевич предпочел бы забыть навсегда.

Да эти сволочи, оказываются, неплохо друг друга знают!

Я понятия не имел о существовании Лжеца, Эша Викторовна.

Вот гад!

- Ничего нет, - сообщил подручный Лжеца и отступил к остальным. Ейщаров опустил руки, который вновь поднял при проверке, и скрестил их на груди.

- Выглядишь хреново, - отметил Лжец. - Вижу, много пришлось говорить? Зная тебя, уверен, ты со всеми своими пообщался, чтоб они следом не рванули, а? Здорово, наверное, когда люди выполняют все, что ты пожелаешь? Что ж, в какой-то степени я могу тебя понять. Целый город марионеток. А при наличии времени, вероятно, и целая страна? К счастью, времени этого у тебя больше нет.

- Позвал зачем? - скучающе спросил Ейщаров.

- Зачем позвал - это одно, другое дело - зачем ты приехал? Я бы еще понял, если б ты привез какую-то вещь, передатчик, но ты чист... На что ты рассчитывал, не понимаю? Ты же не приехал заключить со мной сделку или пытаться уговорить? На меня твои беседы не действуют, учти. И на этих милых джентльменов тоже, я об этом позаботился. Так что если ты надеялся на свою магию, то ты сильно сглупил.

- Если ты надеялся, что я, все же, притащу с собой других Говорящих тебе на убой, то ты сглупил тоже, - заверил его Ейщаров.

- Ну, я никого не чувствую, - согласились в зарослях. - А я ведь могу чувствовать даже зараженных, везде и всегда (Эша испуганно-озадаченно приоткрыла рот). В полукилометре, но этого всегда хватало. Рано или поздно, я находил их. Но ты сильно упростил мою задачу, собрав их всех в одном месте. Как ты уже убедился, я тоже могу делать кой-какие вещицы.

- И какую же из них ты прислал в город?

- Олег, Олег, - голос Лжеца стал укоризненным и чуть разочарованным. - Ты и в самом деле думал, что я тебе скажу? Ситуация ничего не меняет. При тебе ничего нет, живым ты отсюда не уйдешь, но, извини, ты все равно ничего не узнаешь. Никогда не узнаешь. Олег... Звучит непривычно.

- Ты погубишь город.

- Я уничтожу заразу.

- Твоя вещь убивает всех без разбора. И людей, и Говорящих, и Нелюдей тоже! Твои союзники знают об этом?

- Не надо сваливать на меня свои недоработки, - огрызнулся Лжец. - Нелюдей убивают как раз твои вещи!

Так-так, нечисть где-то рядом, и ты, сука, боишься, что тебя услышат!

Почему же ты не чувствуешь меня, Лжец? А если чувствуешь, чего ты ждешь? Я же здесь, я совсем рядом. И раз я пришла, ты должен понимать, что я не уйду.

- Может, и людей тоже?

- Накладки бывают, - признались из зарослей. - Но ты не переживай, дальше города это не пойдет. Когда избавлюсь от вас, то избавлюсь и от опасных вещей. Один маленький город не имеет значения, когда речь идет о судьбе сотен городов.

- Раньше ты так не рассуждал, - Ейщаров поднял руку и пригладил взлохмаченные ветром волосы. Эша поежилась, чувствуя, что начинает замерзать - еще немножко - и зубы примутся выбивать дробь. - Хотя что-то знакомое есть. Он был прав насчет твоего обостренного чувства справедливости. Прав, когда говорил, что до добра оно не доведет. За шесть лет оно у тебя превратилось в настоящий психоз... Что, думал, я не узнаю тебя? Спрятался в тень, говоришь чужим голосом, но я знаю, кто ты. Значит, осколка в тебе больше нет?

- Как ты узнал?! - Лжец удивился, похоже, искренне.

- Ты не смог бы создать такую вещь в одиночку. То, что она делает, для тебя слишком масштабно.

Его голос хлестнул презрением, словно оскорбительной пощечиной, и пальцы Шталь сами собой вцепились в рукоятку пистолета. Большинство сумасшедших, а ведь Лжец точно был сумасшедшим, за такой тон пристрелили бы Ейщарова сию же секунду. Но Лжец явно был не из большинства, хотя, когда он ответил, Эша отчетливо услышала с трудом скрываемое бешенство.

- Ты ничего не знаешь о том, что я могу!.. Я долго делал ее... как только я понял, что ты создаешь поселение, я...

- Время тут не главное. Ты привез сюда осколок, верно? Скорее всего, вначале ты даже не знал про него. А может, он не давал тебе узнать. Ты же помнишь, что это такое! Помнишь, что в нем и в какой концентрации!

- Послушай, - Лжец, казалось, слегка успокоился, - не в осколке дело. Ты думаешь, что это из-за него я начал вас истреблять? Ты ошибаешься. Да, он помогал мне, но теперь он мне больше не нужен, теперь у него другая задача, и когда все будет кончено, я с легкостью его нейтрализую! - заросли возле руин хрустнули. - Я вытащил его - и довольно давно. Но ничего не изменилось. Как ты не понимаешь - таких, как мы, в этом мире быть не должно! Он и так давно уже катится в пропасть, но мы приведем его туда гораздо раньше! Даже нечисть это понимает. Никакой приязни я к ним не испытываю, но они здесь давно и умеют соблюдать равновесие. А Говорящие не признают никаких границ и правил! Говорящие - это чистое, неразумное зло!

- Здрассьте, приехали! - ехидно отреагировал Ейщаров, тем самым забежав вперед шталевской мысли. - Тогда в соответствии с твоими убеждениями, перебив нас, ты должен пустить себе пулю в лоб!

- Так и будет.

"Дурацкий разговор!" - кисло подумала Эша, чувствуя, как начинает ныть затекшая и уже изрядно замерзшая спина.

- Закурить дашь? - обыденно спросил Олег Георгиевич, потирая длинный синяк на голом плече.

И мне!

Из зарослей что-то пробормотали, потом к Ейщарову подошел человек с зажженной сигаретой, быстро сунул ее в протянувшуюся руку Олега Георгиевича и тут же проворно отскочил назад, словно сигарета могла в любой момент взорваться. Ейщаров глубоко затянулся и выдохнул облачко дыма, тут же подхваченное ветром.

- А чего ты в кустах-то сидишь? - осведомился он. - Чего на свет не выходишь? Боишься, что я увижу твое лицо? Оно сейчас твое или опять чье-то чужое? Может, ты столько раз надевал на себя чужие лица, что уже не помнишь своего собственного?

- Не надо, - удрученно сказал ивняк. - Я же говорил, что твоя магия на меня не действует.

- Я знаю. У тебя ведь больше нет души. Ни хорошей, ни плохой. Ничего у тебя нет, кроме чужих лиц, твоей паранойи и пустоты, а говорить с пустотой я не умею. Зачем ты, все-таки, меня позвал?

- Хотел сам тебя убить, - признался Лжец. - Не хотел, чтобы это сделала какая-то паршивая вещь! Хотел...

- Типа оказать услугу старому другу? - Ейщаров повернул голову и взглянул в сторону реки. Слабый лунный свет высветил на его лице усталость и странное рабочее напряжение. Эша не увидела ни растерянности, ни обреченности и слегка успокоилась. Нет, у него точно есть какой-то план, хотя, черт возьми, что можно сделать голым против Лжеца и кучи пистолетов?! - Ценю. Только уж ты давай действительно сам. Не их руками, - он кивнул на молчаливые темные фигуры. - Сможешь?

Теперь его голос был теплым, почти дружеским, словно они с Лжецом по приятельски посиживали где-то в баре, и Лжец жаловался ему на свою горькую жизнь убийцы-инфекциониста, а Олег Георгиевич обдумывал, какой лучше дать совет. Эша заметила, что несколько человек переглянулись. Кто-то хмыкнул. В ивняке наступила длинная пауза.

- Не знаю, - наконец признался Лжец. - Теперь не знаю. Не уверен.

- А почему позвал только меня? У тебя ведь есть и другие старые друзья. Или на них ты боишься смотреть даже из тени?

- Я уже давно ничего не боюсь...

- Так не бывает.

- Слушай, - Лжец снова начал злиться, - хватит об этом! Ты прекрасно понимаешь, что одна из причин - это то, что ты там главный, что ты все это затеял, и я хочу знать, почему?! Услышать по телефону - этого мало. Я хочу увидеть! Почему?! Даже когда все это зашло так далеко... Ты никогда им ничего не обещал! Они тебе никто! Они даже не помнят тебя!

- Почему? - Ейщаров пожал плечами. - Не знаю... Возможно, потому, что я не хочу, чтобы люди, которые прошли через такое, которым удалось вернуться из такого кошмара, погибли дома, от рук психа и толпы безмозглых уродов.

Кто-то понесдержанней угрожающе заворчал, и Лжец тотчас рявкнул:

- Тихо! Помните, что я говорил! Он специально вас провоцирует! А ты... неужели ты не помнишь, что может случиться, если столько Говорящих соберутся в одном месте?! Думаешь, ты смог сделать их друзьями?! Рано или поздно они обязательно перегрызутся, потому что они - всего лишь люди! То, что никто из них не смог тебе противостоять - лишнее тому доказательство! Я знаю, что ты можешь заставить человека сделать все, что угодно, даже если это противоречит всему его существу. Ты сломаешь его - это тяжело, это больно - но ты это сделаешь. А вот сломать то, что он ценит больше своей жизни, ты не сможешь. Заставить отказаться от того, что он ставит превыше всего - невозможно. Похоже, никто из них не ценит твою жизнь больше своей. А значит, и жизни других тоже. Я больше жизни ценю свою цель. Так что ты мне ничего не сделаешь!

- А они что ценят больше жизни? - Ейщаров обвел взглядом стоящих вокруг. - Деньги? Свою работу?

- Просто, мы не особо ценим саму жизнь, - сообщил чей-то густой голос.

- Не разговаривайте с ним! - прошипели из зарослей.

Эша теперь лежала неподвижно не столько из-за опаски быть обнаруженной, сколько из-за того, что была напрочь ошарашена. Лжец только что ответил на вопрос, который лишь недавно начал оформляться в ее сознании - и бог знает, сколько бы еще прошло времени, прежде чем она решилась бы его себе задать. Ветер взметнул ее влажные волосы, пряди залепили лицо, и Шталь осторожно отвела их. Лицо все еще было мокрым, но теперь дело уже было не только в речной воде. Она впустую схватила пальцами воздух в том месте, где только что был пистолет, и обнаружила, что тот успел благополучно сползти из-за пояса ей в шорты. Прикусив губу, Эша нашарила его, извлекла наружу, медленно приподняла руку для прицела и тут же мысленно чертыхнулась, обнаружив, что держит пистолет за ствол, собираясь стрелять рукояткой.

- Что ж, я тебя понял, - Ейщаров щелчком послал окурок по ветру в сторону машин, чуть не угодив при этом в голову одного из стоявших. - Ты действительно хочешь знать, зачем я сюда приехал?

- Да, - жадно ответил Лжец. - Да, хочу!

Шталь заметила, что одна из темных фигур стала держать пистолет как-то странно, уведя прицел от Ейщарова куда-то в сторону неба, как будто человек пристально разглядывал свое оружие, то ли ища неисправность, то ли вообще пытаясь понять, что это такое. Также она заметила, что Олег Георгиевич уже не стоит так прямо, как раньше, и чуть пошатывается - вновь сказывались и усталость, и все силы, потраченные на разговоры в последнее время. Когда он уезжал из офиса, то выглядел совсем больным, здесь же, на речном берегу он до сей поры казался довольно бодрым, и Эша подумала о кольце, которое Лжец велел ему выбросить. Кольцо кого-то из Ювелирш, вероятней всего, взбадривающее, дающее мощный заряд жизненной силы. Кольца не стало и, скорее всего, теперь его действие заканчивалось.

Хочу, хочу, хочу, хочу...

Эша резко дернула головой от неожиданности, задев ветку и чуть не обнаружив себя, но ее спас ветер, усилившийся за последние несколько минут. Она не сразу поняла, откуда исходит этот тонкий, острый бесплотный голос, в котором жадности было не меньше, чем в голосе спрятавшегося во тьме среди зарослей сумасшедшего.

Хочу, хочу... хочу еще, я знаю, как... ты тоже будешь знать, как... ты тоже захочешь...

Ее взгляд скользнул к парангу, рукоять которого она по-прежнему сжимала в пальцах, а тусклый клинок наполовину спрятался под ее бедром, и голосок опять протек в ее сознание, подтверждая правильность взгляда.

Хочу... давай еще... хочу еще... ты тоже захочешь, тоже...

Рукоятка вдруг дрогнула в ее ладони, как живая, словно нож попытался выпрыгнуть из кустов, и Эша почувствовала, как ее пальцы сжимавшие рукоятку, стали горячими, и рука перестала ощущать холодное дыхание осенней ночи. К мышцам вернулась гибкость, они жаждали действий. Руке хотелось выпрыгнуть из кустов вслед за парангом, волоча за собой свою хозяйку. Потому что паранг знал, что делать. И рука тоже знала, что надо делать. Тонкий бесплотный голосок начал задыхаться от нетерпения. Да, Миша говорил, что паранг будет отличным оружием даже в неумелых женских руках... Но он не говорил, насколько тот кровожаден. Паранг сегодня уже отведал крови. Ему было мало. Ему хотелось еще.

- Я умею признавать свое поражение, - Ейщаров словно говорил откуда-то издалека, и голос его был неприятно-льстивым. Она бы нипочем не поверила такому голосу. - Я приехал для того, чтобы сказать тебе об этом. Ты меня обыграл, молодец. Я тебя недооценил.

- Ну, - чуть растерянно произнес Лжец, - я... И это все?

- Все, - удивился Олег Георгиевич. - А чего еще? Мне там больше делать нечего. А вот они не верят, что все кончено. Глупо, правда? Все еще ищут, все еще надеются. Но они не найдут твою вещь, не так ли? Человек, которому ты ее передал, отлично ее спрятал. Вот уж не думал, что в городе можно найти такое место.

- Место! - заросли усмехнулись. - Штука в том, что мою вещь вовсе никто не прятал. Она всегда на виду. Она везде!

Еще один из стоявших опустил пистолет и закурил, непрофессионально глазея на шумящие березовые вершины. Другой, маячивший перед зарослями, в которых притаилась Шталь, вытащил сотовый и теперь как-то задумчиво держал его, чуть приподняв руку.

- Да брось! - теперь ейщаровский голос звучал как-то капризно и вместе с тем угодливо. - Как такое возможно?! Никто не может такого сделать!

- Но я же смог! - Лжец сухо рассмеялся. - Обшаривали квартиры, да? Магазины, банки, офисы... До меня доходили новости из города. Вам и в голову не пришло, что для достижения такого эффекта вещь не может находиться в помещении?! К тому же, вы тогда бы быстро вычислили, где она. Ну конечно же она на улице. Я бы сказал, что она на всех улицах. Сегодня там, завтра здесь... Они никогда ее не найдут.

- Хочешь сказать, что твоя вещь на человеке?

- Ну, конечно! И всей твоей бестолковой команде никогда его не найти! Потому что он не оставит за собой следа из сошедших с ума вещей. Вокруг него нет вещей, которых бы он не любил. Он любит все и всех. Я долго его выбирал.

- Похоже, недавно мы встретили полную противоположность твоему человеку, - пробормотал Ейщаров. - Как же твоя вещь на него не действует? Ведь прямой контакт...

- Действует - как же ей не действовать, - чуть удрученно сказали из зарослей. - Но когда это станет заметно - будет уже неважно.

- Ты врешь! - вдруг резко отрезал Олег Георгиевич и повернулся так, что его лицо исчезло из поля зрения Эши. - Человек, который любит все и всех... таких людей не бывает!

- Бывает! - Лжец почти выкрикнул это слово, словно недоверие Ейщарова оскорбило его до глубины души, и Эша широко раскрыла глаза, только сейчас поняв, что происходит и насколько сильно ошибся Лжец в самом себе. - Таких людей хватает. Правда, на мой взгляд, они не совсем нормальны!

- Елки! - Ейщаров от души расхохотался. - Хочешь сказать, что ты доверил такое мощное оружие... какому-то чокнутому верующему? Божья благодать, рай, всеобщее прощение и все такое прочее?

- А кому есть дело до старушки? - Лжец тоже рассмеялся. - Старушка, божий одуванчик... она крестится и крестится, кто обратит на нее внимание в городе? Кто обратит на нее внимание на посту? Да, мы провели отвлекающие маневры, но оказалось, они вовсе не были нужны.

- Тогда понятно, как ты совместил в одной вещи ненависть к нам с ненавистью к нелюдям, - Ейщаров поднял правую руку, потом опустил ее, и Эша увидела, что его развернутая ладонь вновь, как в офисе, влажно блестит кровью. - Вероятно, тебе даже не пришлось долго ее уговаривать. Что это - крест, икона, святая книга? Что-то, что она носит с собой, раздавая листовки, или призывая прохожих принять Господа в свое сердце, или собирая пожертвования на храм? И не стыдно тебе? Я хоть и не верующий, но даже мне такое слышать неприятно. Кстати, это довольно самодовольно с твоей стороны. Бросил вызов самому создателю...

- А где был тот создатель, когда нас... - яростно начал Лжец и осекся.

- Значит, это крест?

- Да!!!

- Ты отдал осколок человеку? - голос Ейщарова почти превратился в шепот, и рассудительность, обрамленная некой дурашливостью, напрочь из него исчезла, а вместо них появилось что-то болезненное. - Отдал обычному человеку... Старушка, говоришь? Ты понимаешь, что теперь может стать с этой старушкой?

- А что, что такого... - как-то по-детски оправдывающеся забормотал Лжец. - Ничего не будет. К тому же, он не самостоятелен, я слил его с вещью...

- Ты идиот, если полагаешь, что договорился с ним! Ни с целым, ни с осколком так же невозможно договориться, как и с тобой... по разным, правда, причинам. Он был с тобой, пока это было ему удобно. Теперь ему нужна свобода. И ты ему ее дал.

- Я...

- Он сделал то, что ты хотел... делал какое-то время, но, думаю, теперь он займется своими делами. Ты помнишь, что нужно зеркалам, помнишь?! Ты помнишь, что они могут?!

- Он не управлял мной! - заорал Лжец. - Я управлял им! Я умел его сдерживать! Это же просто накопитель! Почти как батарейка! Он...

- Теперь уж не поймешь, что, да почему. Теперь уже поздно, - Ейщаров хмыкнул. - А ведь это никогда не приходило мне в голову. Я даже почти смог забыть про них... Да, вижу, он немало тебе дал. И от тебя, видимо, получил достаточно.

- У тебя кровь идет, - очень медленно произнес Лжец, делая шаг вперед. В этот момент человек, доставший телефон, быстро нажал пару кнопок, поднес телефон к уху и как-то плаксиво заговорил в трубку:

- Где ты?! Как же - дома! Я же слышу - музло фонит! Ты где опять, паскуда, шляешься?!

Другой его коллега, разглядывавший березы, одновременно с этим просто повернулся и пошел прочь, тогда как третий, до сей поры невидимый, шагнул из-за угла станции и раздраженно пихнул одного из стоящих.

- Так что за те три сотни?! Ты думаешь, я тебе их подарил, что ли?!

- Не может этого быть! - Лжец затряс головой, точно человек, который отчаянно пытается не заснуть. - Впрочем, ты все равно не сможешь этой информацией воспо... Эй, эй, ты! Посмотри, что это?! Что у него на ухе?!

Ейщаров чуть повернул голову, и Шталь увидела на его правом ухе самую обыкновенную телефонную гарнитурку, хотя была готова поклясться, что до этого момента там ничего не было. Подбежавший к нему один из обыскивавших сорвал ее и услужливо отнес в заросли возле руин.

- Ты же его проверял! - заорали оттуда. - Как ты его проверял?!

- Да этого не было, клянусь! Я не знаю, как...

- Похоже, - сочувственно произнес Ейщаров, сильно пошатнувшись и чуть не потеряв равновесие, - выясняется, что лгать умеешь не только ты. Приборчики не всегда работают. Щупать надо было.

Иллюзия, поняла Шталь. Говорил, да еще и держал иллюзию. Теперь все, силы кончились, и гарнитурка стала видимой.

- Ну, без телефона-то от нее толку нет, - заверил проверявший и зашвырнул гарнитурку в реку, потом посмотрел на Ейщарова. - Или есть?

- Ну, - тот развел руками, - я в этих штуках не разбираюсь.

Конечно, от нее есть толк! Эша в этом не сомневалась. Ейщаров сказал, что никто не умеет говорить с телефонами, но что если кто-то умел говорить с ними раньше? Или эта вещь вообще не имеет отношения к телефонам? Творение кого-то из младших Компьютерщиков. Или погибшего старшего. А может, и просто обычный передатчик. Она попыталась вспомнить, кого не хватало в вестибюле, когда Ейщаров уезжал, но не смогла. А ведь наверняка кого-то не было. Кто-то слушал их разговор. Кто-то в городе теперь все знает! Лжец, вопреки своему прозвищу, не смог солгать. Крест. И прилагающаяся к нему кроткая, престарелая уличная проповедница. Эша видела таких на улицах сотни раз. Раздают листовки, буклетики, трясут копилками и разговаривают голосом настойчивым и в то же время мягким, как вата.

Уважаемый Олег Георгиевич!

Вот это да! А теперь давайте поедем, пожалуйста, домой! Каков план отступления?

Эша Шталь.

Но Ейщаров стоял все так же, болезненно скособочившись вправо, и не суетился Лжец, обнаруживший, что в их сторону стремительно движутся все Говорящие в полном составе, никто с победным криком не выпрыгивал из кустов и не обрушивался вниз с внезапно появившихся вертолетов. И тут Шталь окончательно поняла - Олег Георгиевич с самого начала оставил себе билет только в один конец. Возвращаться он не собирался, изначально понимая, что сделать это в одиночку без новых жертв невозможно. В зарослях возле стены громко зашуршало, и Шталь сжала зубы, сдавив пальцами ручку паранга, который уже откровенно подпрыгивал в ладони.

хочу, хочу, хочу, ну скорей же, скорей, как же я хочу...

- А как же девчонка? - вдруг почти с детским любопытством спросил Лжец, и Шталь наконец-то увидела отделившуюся от ивняка темную фигуру, которая, впрочем, пока оставалась в тени, и ее лица все так же не было видно. - Почему с вами девчонка? Почему не убили ее? Что теперь не так с девчонкой?

- Почем мне знать? - Ейщаров вернулся к первоначальному скучающему тону. - С девчонками всегда что-нибудь да не так.

- Ты мне не скажешь, - констатировал Лжец. - Что ж, тогда все. Убейте его.

К той секунде, когда существо во тьме возле зарослей - Шталь уже считала, что определение "существо" Лжецу подходит гораздо больше, чем определение "человек" - начало произносить свою последнюю фразу, она так и не придумала ничего путного. Ей ни разу не доводилось стрелять в кого-либо - ей вообще ни разу не доводилось стрелять, и даже если сейчас она, выстрелив, каким-то чудом попадет, или, даже убьет кого-нибудь, это не изменит ничего. Ну, убьет она, допустим, одного, может и двоих, а остальные тут же ее изрешетят, и Ейщарова все равно застрелят. Поэтому Эша, не в силах больше сидеть в зрительном зале, попросту поднялась и вышла из ивняка. Она не стала стремительно из него выскакивать - у собравшихся здесь должна быть хорошая реакция, и, совершив подобное действие, Эша почти наверняка будет пристрелена еще в прыжке. Нет, прыжки здесь были неприемлемы. Поэтому явление Шталь на сцену произошло плавно и медленно. Просто неторопливо выбрела из ивняка насквозь мокрая девица в майке и шортах, держа перед собой паранг, словно букет незабудок, а рука с пистолетом и вовсе болталась где-то у бедра. Девица выступила на полянку между человеком, который говорил по телефону, и его коллегой, и приветливо сказала:

- Добрый вечер.

Поступок был идиотским и автоматически приравнивался к самоубийству, но расчет оказался правильным. В нее никто не выстрелил. Во всяком случае пока. Слишком безобидно она появилась и, несмотря на оружие в обеих руках, слишком уж жалкий у нее был вид, и Эша сразу же ощутила окутавшее ее холодное, презрительное удивление. И, пожалуй, самым удивленным было обратившееся к ней лицо Ейщарова. Впрочем, из его глаз удивление исчезло так же стремительно, как и появилось - они почти сразу же стали бешеными. С этими глазами, взъерошенными волосами и кровью, размазанной по нижней части лица, Олег Георгиевич походил на человека, только что выметнувшегося из самой гущи масштабной драки и собирающегося сию же секунду вернуться обратно. Он шевельнул губами, но не издал ни звука. Несмотря на то, что в любую секунду могла наступить предельно трагическая развязка, видеть его потрясенным Эше было приятно.

- Ты мне солгал! - прорычали из тьмы.

- Он вам не лгал! - возмутилась Шталь, отчаянно стараясь не смотреть на пистолеты вокруг. - Он не знал, что мы сюда приедем.

- Мы? - переспросил кто-то, и круг слегка пришел в движение - завертелись головы, кто-то скользнул в заросли, откуда появилась Эша. Лжец сухо засмеялся.

- Спокойно, она врет. Она одна. Так это снова ты?..

- Ой, - почти радостно воскликнула Эша. - Кого я не вижу!

- Брось оружие!

- Но я же за него расписалась! - заныла Шталь, чувствуя, как ейщаровские пальцы сжались у нее на предплечье. - Мне за все приходится расписываться! Если я начну все это бросать, где я возьму деньги, чтобы потом это компенсировать, вы, что ли, мне их дадите? У меня и так проблем хватает, - она скосила глаза на начальника, - а вы, Олег Георгиевич, между прочим, уехали и ключи все позабирали, и список мой не посмотрели, а мне нужна новая бутылка "Ваниша", потому что ковры - вы же знаете, что такое ковры?..

- Кто-то едет! - бросил чей-то встревоженный голос, и мгновеньем позже Эша услышала приближающийся, приглушенный шум двигателя. Почти сразу же пришло ощущение - да, едут, прямо сюда, две машины, две очень знакомые машины. Часть подчиненных Лжеца бросилась врассыпную, охватив тропу с двух сторон и готовясь открыть стрельбу по гостям, хлопнули дверцы, одна из машин открыла слепящие глаза фар, начав медленно разворачиваться. Какой-то человек пробежал мимо Эши, походя толкнув ее, и полез в реку, что-то бормоча себе под нос. Шталь подумалось, что действия человека вовсе не имеют отношения к происходящему - человек попросту отправился искать выброшенное Олегом Георгиевичем кольцо, которое выглядело чертовски дорогим.

Лжец не стал дожидаться, пока машины ворвутся на полянку, и принял решение очень быстро.

- Кончайте обоих!

Четкость и очередность дальнейших событий Эша не могла восстановить и много позже - все начало происходить как-то сразу, все настолько перемешалось, что она даже толком не могла понять, где в этих событиях была она сама и что делала. Так бывает, если возле берега тебя подхватит вдруг огромная волна - она накрывает тебя с головой, заматывает тебя в себя, крутит, как веретено, и ты одновременно видишь и небо, и пушистые от водорослей подводные камни, и тебя колотит о дно, и тут же вместо дна уже надводная пустота, и все кувыркается, и в рот лезет вода, и это уже снова воздух, и опять вода, и вновь дно, и опять небо, и удары, и чувство полета, и все это сливается вместе, и ты уже перестаешь понимать, что где, а от тела остаются только разрывающиеся легкие, а потом вдруг под животом мокрая галька, и вокруг только воздух, а волны где-то далеко за спиной.

Только что Эша стояла, и не отзвучал еще голос Лжеца, а предплечье сжимали крепкие пальцы - и вдруг оказалась на земле, не имея ни малейшего понятия, как туда попала. Над головой непрерывно хлопало, будто кто-то натащил на полянку пропасть ковров и принялся их выколачивать. Пистолета в левой руке уже не было, и она даже не заметила, куда он подевался. Правая же рука по-прежнему держала рукоять паранга, странно дергаясь, словно кто-то деликатно пытался вырвать нож у нее из пальцев. Шталь приподняла голову, чтобы посмотреть, что же там происходит, и за то время, что она производила это действие, слева в наклонном положении пробежал какой-то человек, проломился сквозь заросли и с легким хрустом въехал головой в бетонную стену, оставив на ней темное пятно. Кто-то наступил ей на лодыжку, справа промелькнули чьи-то ноги, и тут взгляд Эши добрался до клинка паранга. Его почти не было видно - клинок наискось погрузился в бедро лежащего перед ней человека, разрубив джинсы, и сам по себе елозил взад-вперед, дергая за собой ее руку, точно пытался напрочь отпилить человеку ногу. Лежащий извивался, силясь одной рукой дотянуться до ножа, а другой - до пистолета, поблескивавшего из травы в полуметре от его подпрыгивающих пальцев. Эша увидела его раскрытый рот - он кричал, но звука она почему-то не слышала. Само лицо она не разобрала - был только этот огромный раззявленный рот, дрожащий в крике язык и лунный свет, блестящий на зубах.

Кажется, Эша тоже закричала, во всяком случае, почувствовала, как раскрылся ее собственный рот. Дернула паранг на себя, ощутила, как тот неохотно выползает из человеческой плоти

хочу, хочу... куда, еще не все, еще бежит кровь... еще бьется сердце...

что-то обожгло щеку, в лицо полетели клочья травы и комья земли, а потом она уже не лежала на земле, она двигалась куда-то вбок и назад, перекрутившись в талии, и видела, как следом с разных точек вслед ей движутся взгляды двух пистолетных дул, но медленнее, гораздо медленнее, и в следующее мгновение одно уже смотрит не на нее, а куда-то в сторону реки, и над дулом уже не белый блин чьего-то незнакомого лица, а лицо Ейщарова, залитое кровью, и снова хлопки, чье-то колено под бьющей с непривычной силой ее собственной пяткой. Рука дергается за ножом, который точно сросся с ней - о, да, он лучше знает, что делать, тащит куда-то вправо и сверху вниз пролетает по чьему-то боку, распарывая рубашку в крупную клетку, и что-то горячее брызжет прямо ей в лицо, но увидеть и понять некогда, ноги уже перепрыгивают через чье-то тело... Снова лицо Ейщарова, он держит перед собой кого-то обмякшего, закрываясь им, а правая рука прыгает из стороны в сторону, точно он машет кому-то во тьме фонарем, но вместо фонаря в руке пистолет - не тот, который был у нее, какой-то большой... и кажется, он что-то кричит ей... Снова выбивают ковры... хлопки, хлопки, рваные вопли, чьи-то руки под грудью, собственная рука с парангом выворачивается назад, плечо хрустит... он застрял... тянуть, тянуть, майка трещит на спине, небо кувыркается перед глазами. Она ползет по траве... стена, люди на тропе возле машин, их много, но они стреляют не в нее, они стоят спиной, теперь разбегаются, но не успевают - разлетаются во все стороны, как кегли на боулинговой дорожке, и вместо них из ветреной ночи, словно морда сказочного дракона, вырастает окутанное паром рыло ейщаровского джипа - и сходство это усиливается густо выпачканной в крови решеткой радиатора. Он врезается в одну из машин и вместе с ней улетает в реку... и снова люди, один валится в сторону, медленно и как-то грациозно, и вот уже нет этих людей, а вместо них - смявшая стоявших вылетевшая откуда-то из-за угла станции ее "фабия" - юркая крошка, сейчас кажущаяся огромным, неповоротливым чудищем, ее боком уносит на другую машину, и там что-то ослепительно вспыхивает. Только Эша почему-то уже стоит с другой стороны, за толстым березовым стволом, и из него летят щепки, а голос Ейщарова яростно кричит прямо в ухо:

- Беги!

- Нет, я...

- Пошла вон!

Снова его лицо, но оно тут же уносится куда-то назад, все летит кувырком, какие-то толчки, удары, рваные вопли, снова что-то плещет в глаза - липкое, теплое... это кровь?.. и чужие лица летают вокруг, словно Эша попала на карусель - они все кажутся одинаковыми, с раскрытыми ртами, с черными провалами глаз... кто из них Лжец, кто?.. А между березами на чудовищной высоте тоже чье-то лицо, кажущееся прозрачным - лунный свет летит сквозь него вместе с ветром, и на призрачном лице испуг и азарт. Нелюди все-таки пришли, но они не сунутся на эту полянку - им тоже бывает страшно... А ветер уже такой сильный, что все движения вязнут в нем, а паранг пытается тащить ее куда-то против беснующейся стихии, и она видит, куда он хочет - там чья-то спина, человек стоит и суматошно вертит головой по сторонам, точно пес, пытающийся взять верхний след.

И вдруг все остановилось, и Эша обнаружила себя стоящей перед теми зарослями, которые покинула так недавно. Ноги подгибались, тело превратилось в сплошной сгусток боли, ресницы слипались от чужой, а может и собственной крови. Обе руки были пусты. Неподалеку полыхали машины, распространяя вокруг удушливый запах горелой краски и резины и бросая на лица застывших перед ней людей страшные кровавые отсветы, и было этих людей еще довольно. Шая позади уже не плескалась - ревела, она была совсем рядом, и достаточно лишь шага назад... но Эша не могла сделать этого шага. Могла только стоять и смотреть на человека, который жестом ленивого фокусника вытягивал окровавленную левую руку из-за своей спины, а правую, с пистолетом, держал на уровне ее груди. И когда он заговорил, Шталь услышала его голос даже сквозь шум ветра, и в голосе этом было какое-то детское, обиженное удивление.

- Ты ударила меня в спину!

- Разве ты бил нас в грудь? - произнес где-то совсем рядом хриплый, задыхающийся ейщаровский голос.

Промежутка между словами и выстрелом почти не было, и все же каким-то образом она успела ощутить и мрачное удовлетворение от того, что ей удалось ранить Лжеца, возможно, даже серьезно, и некий детский восторг от того, что Олег Георгиевич явно одобрил этот поступок, и раздражение от того, что хоть Лжец сейчас и стоял в рваном, прыгающем лунном свете, Эша по-прежнему не могла разглядеть его лица. Как будто тот, мастер по надеванию чужих лиц, сейчас натянул на себя лицо самой осенней, ненастной ночи, и злобный блеск его глаз казался далекими звездами, проглядывающими в разрывы облаков.

А потом он выстрелил, не изменив прицела, но сам звук выстрела Шталь услышала уже в полете - кто-то с силой толкнул ее назад, почти швырнул, и она спиной вперед проломилась сквозь заросли и плюхнулась в реку, раскроив плечо о какую-то торчащую из воды корягу. Шая обдала ее неожиданно ледяным холодом, который раньше не ощущался, Эша, частично оглушенная, хватанула ртом добрую порцию воды, часть которой тут же проглотила, но каким-то образом ухитрилась сразу же извернуться, точно угорь, и перевернуться на живот. Ухватившись за ивняк, она, отчаянно кашляя, выбралась на берег и на четвереньках, припадая на раненую руку, упрямо поползла обратно, потому что иного пути у нее не было. И, скорее всего, дело тут совсем не в разговорах.

Я пришла - и я не собираюсь уходить.

Хризолит все так же молчал, хотя и теперь все, что делала Шталь, было совершенно неблагоразумным, но сейчас в его молчании ощущалось нечто грозно-торжественное. Странный камень. Она так и не смогла толком его узнать.

Она успела высунуться из зарослей и обхватить за плечи лежащего человека, который отшвырнул ее с линии выстрела в отчаянной надежде, что Шталь повезет, что ей как-нибудь да удастся удрать. Ейщаров еще был в сознании и увидел ее. Во всяком случае, чем еще можно было объяснить гримасу бесконечного раздражения, появившуюся на его лице, и последовавшие за ней слова, полностью соответствовавшие ейщаровской натуре, для которой даже предельный драматизм ситуации отнюдь не соседствовал с романтизмом:

- Ты дура...

- Ага, - согласилась Эша и зажмурилась одновременно с новыми выстрелами.

Вопреки бытующему убеждению, вся непутевая шталевская жизнь не пронеслась под закрытыми веками, ее не посетили мысли о Боге или еще о чем-нибудь возвышенном. На передний план по совершенно непонятным причинам вылезла тарелка с недоеденной жареной картошкой, которую она далеким утром пихнула в холодильник. К завтрашнему утру картошка совсем задубеет, и ее останется только выкинуть. Эша почти вживую ощутила запах холодного пережженного растительного масла и увидела неровные картофельные брусочки, подгоревшие с одной стороны. Как ни крути, а кулинаром Эша, в отличие от сестры, была никудышным. Полина разозлится, когда, вернувшись, найдет картошку. Полина часто выговаривала ей за это. А она послушно выслушает ее, как обычно скромно сложив руки на коленях и глядя, как нашкодивший ребенок... Хотя нет, как же она выслушает, если сейчас ее...

Тело, сжавшееся в ожидании пуль, которые должны были вонзиться в него, пробивая, ломая кости и разрывая мышцы, слегка расслабилось, и Шталь, озадаченно подумав, что пауза между выстрелами и, собственно, прибытием пуль и умиранием как-то слишком уж затянулась, приоткрыла один глаз. Следствием увиденного стало немедленное открывание и второго глаза, а, заодно, и рта.

Перед самым ее лицом кувыркались блестящие, плоские с одного конца и чуть скругленные с другого небольшие металлические предметы, в которых даже такая непрофессионалка, как Эша, несмотря на их беспрерывное вращение, без труда узнала пули. Невзирая на скудное освещение окружавший их воздух казался более густым, почти осязаемо-плотным, охватывавшая металл воздушная масса вихрилась, то растягиваясь, то принимая форму шара. Пули словно угодили в самое сердце миниатюрных торнадо, и пока Эша, совершенно обалдев, смотрела на них, раздалось еще несколько выстрелов, и перед ней и Ейщаровым, которого она, наклонившись, все так же крепко держала за плечи, возникло еще несколько крошек-смерчей, изловивших выпущенные пули, словно диковинные сачки, и принявшихся весело крутить их внутри себя.

Стрелявшие чуть опустили руки, похоже, потрясенные не меньше, чем Шталь, и только Лжец упорно жал и жал на курок, добавляя к бесподобной, посеребренной луной сцене все новые и новые вихри, пока его пистолет не щелкнул, сообщив, что стрелять больше нечем. Эша заметила, что при этом он почти не смотрел на них, вертя головой по сторонам, будто ожидая нападения. Его же подчиненные, с которыми успел поговорить Ейщаров, происходящим вообще не заинтересовались - один все так же ругался по телефону со своей безвестной подругой, двое, перебравшись поближе к руинам, затеяли легкую потасовку, четвертый курил, меланхолично глазея на другой берег, еще один сидел неподалеку от полыхающих машин и, закрыв лицо ладонями, раскачивался из стороны в сторону. Несколько человек просто неподвижно лежали на земле, но к их поведению вряд ли имели отношение разговоры. За углом станции кто-то, невидимый, издавал нечленораздельные болезненные вопли, а вверх по тропе, в сторонке от пожара, извиваясь, медленно ползло чье-то массивное тело, подтягиваясь на руках и волоча за собой неподвижные ноги. В огне что-то несильно хлопнуло, и машины полностью оделись пламенем.

"фабия", моя "фабия"...

Ей показалось, что она слышит предсмертный крик умирающей машины, возможно, это и было так, но в следующее мгновение все перекрыл собой истошный вопль Лжеца, которого вдруг подбросило и закрутило в воздухе - точь в точь, как выпущенные им пули. Шая позади всплеснулась как-то странно - слишком громкий даже для разъяренной ветром реки звук - словно из нее выбиралось что-то огромное, но Шталь не успела повернуть голову, заворожено глядя, как от полыхающих машин протянулась тонкая лента огня и принялась проворно наматываться на поймавший Лжеца смерч, словно нить на катушку. Смерч из воздушного почти мгновенно стал огненным, полностью скрыв вопящего человека, а потом какая-то большая, переливающаяся масса пролетела мимо щеки Эши, обдав ее лицо холодными брызгами, и врезалась в огненный смерч, отчего вместо него над травой возникло большое, сизое, пронизанное огненными прожилками облако. Оно висело неподвижно несколько мгновений, а потом в нем что-то громыхнуло, облако высоко взвилось над рекой и по длинной дуге рухнуло в березняк на противоположном берегу, донеся сквозь шум ветра треск ломаемых ветвей. Во тьме среди грациозных берез полыхнуло с громким "фууум!" - и там снова воцарилась обычная ветреная ночь.

В одной из уцелевших машин суматошно захлопали дверцы, и она, развернувшись и осыпав все вокруг ошметками травы и комьями земли, отчаянно ринулась вверх по тропе. Кто-то попросту кинулся прочь, спотыкаясь о выворачивающиеся пласты земли и падая, а полянка тряслась и содрогалась, словно началось невиданное прежде для Шаи землетрясение. Со стоном покачнулась одна из берез и рухнула на остатки станции, по стенам которой бежали трещины, а внутри что-то громыхало, словно в коробочке, которую трясет любопытный малыш. Не выдержав, Эша взвизгнула и отвернулась. И тут же взвизгнула снова, глядя на огромный водяной горб, как-то задумчиво накатывающийся из реки прямо на нее, сминая гибкий ивняк. И пока она смотрела, водяная масса начала стремительно истаивать, принимая форму человеческого тела, становившегося все меньше и все изящней. Секунда, другая - и среди ивняка остался стоять только человек - хрупкий и ростом вряд ли выше самой Шталь, глядя на свои вытянутые руки, с которых, как живые, оползали остатки шайской воды, в лунном свете походившие на ртуть. Хрипло вздохнув, Эша отвернулась, уткнувшись лицом Ейщарову в грудь, услышала, как неподалеку упало что-то тяжелое - вероятно, еще одно дерево, а потом землетрясение вдруг прекратилось, высоко над головой раздался вполне обычный грозовой грохот, и на полянку хлынул ливень, после речной воды отчего-то показавшийся очень теплым и - вот нелепость! - безобидно-домашним, как душ, в который забираешься после кошмарного дня смыть усталость и ужас от пережитого, и часто он действует, как надо.

Сначала появилась боль в распоротом плече и растянутом запястье. Эше много раз казалось неправильным, что когда она приходила в себя, первой всегда появлялась боль, а уже потом - какие-то нужные мысли, эмоции и вообще способность делать что-либо. Следом за болью пришла яркая, как вспышка, и тоже болезненная мысль о человеке, чьи плечи до сих пор сжимали ее пальцы.

Господи, он умер!

Мокрые волосы мгновенно залепили лицо, когда она приподняла голову, и Эша одной рукой отбросила их, другой рукой пытаясь нащупать пульс на шее Ейщарова. К своему изумлению, пульс она нашла почти сразу - слабый, но вполне отчетливый. Не сдержавшись, она всхлипнула, и тут мокрое лицо Ейщарова, ее руки и трава вокруг осветились густым, чуть подрагивающим красноватым светом. Эша повернула голову - рядом на корточках сидел человек, держа правую руку чуть вытянутой, и на его ладони горел живой огонь, словно цветок на ветру. Дождь не причинял огню ни малейшего вреда, и капли пропадали в нем с легким шипением. Лицо человека, обрамленное короткой седой бородкой, было сосредоточенным, обеспокоенным, и вместе с тем что-то в нем казалось мирным, забавным. На вид человеку было не меньше шестидесяти.

- Тут нужен врач, - сообщил он, - а у меня, как на грех, нет телефона.

Эша тупо посмотрела на него, и в тот же момент немолодой женский голос позади произнес:

- Тогда вы ждите здесь, а мы к шоссе пойдем.

Фразу дополнил легкий деликатный кашель, словно человек вежливо пытался обозначить свое присутствие, и Шталь, встряхнувшись, стрельнула в ту сторону коротким взглядом - нет ли опасности? Но опасности там, безусловно, не было, и она отвернулась, тут же потеряв к присутствующим всякий интерес. Вскользь отметила, что место боевых действий, развороченное стихиями, полностью опустело - остались только неподвижные тела, да искореженное почерневшее железное месиво, некогда бывшее машинами. В горле у нее образовался тугой комок, дышать стало невероятно трудно. "Фабия" умерла. Кто-то мог бы сказать, что это была всего лишь машина, но чувство потери было таким глубоким, словно на полянке погиб близкий друг. Впрочем, ведь так и было. "Фабия" приехала за ней. И сделала, что могла.

Нежданные спасители Шталь не заинтересовали совершенно, и сейчас она даже не испытывала к ним чувства благодарности - скорее злость. Не могли, что ли, раньше прийти? Ведь они давно бродили поблизости, приглядываясь к городу, и это именно они сожгли преследовавшую Пашу и Вадика машину. Может и были такие мысли и несправедливыми, и нелогичными - ведь ты же разглядела их, Шталь, даже сквозь дождь и ночь - две бабульки и старичок, уютные, безобидные, домашние - таким посиживать на солнечных скамеечках, делиться воспоминаниями и гладить кошек - куда им бодрая беготня по ночным лесам, даже невзирая на собеседников? И этот огненный старичок выглядит не моложе. Только что до логики и справедливости раненой, замерзшей, перепуганной уборщице?..

А нож-то, все-таки, она в Лжеца воткнула!..

Лжец!

Шталь запоздало вскинула голову, вглядываясь сквозь дождь в березняк на противоположном шайском берегу, в котором исчезло пожравшее Лжеца огненное облако, и старичок, продолжавший держать на ладони пританцовывающее пламя, как-то примирительно проскрипел:

- Сдается, кончили мы его.

- Хотелось бы верить, - промямлила она, глядя на аккуратную дырочку в левом плече Ейщарова, выступающая из которой кровь тут же размывалась, отчего рана выглядела совсем нестрашной. Других ран видно не было, и, если не считать того, что после своих сегодняшних действий Ейщаров был напрочь истощен, все вроде бы не так уж плохо. Но тут ее взгляд упал на его правый бок, и Шталь вздрогнула - там, куда дождь почти не доставал, трава под телом изменила свой цвет и в прыгающем свете казалась маслянисто-черной.

- Нет, - простонала она, - только не это!

Шмыгая носом, Эша осторожно перевернула Ейщарова на бок, и конечно она там была - чуть правее позвоночника, и по сравнению с раной в плече, казалась огромной. Кровь текла с пугающей интенсивностью, и Эша почувствовала, как у нее отнимаются ноги, словно эта кровь вытекала из ее тела.

- Зачем, - забормотала она, вцепившись в прилипшую к коже мокрую майку здоровой рукой и сдирая ее с себя, - зачем, зачем, ну зачем...

Все могло бы быть иначе. Наверное, все и было бы иначе, если б она не сунулась. Наверное, был все-таки какой-то план, а Шталь все испортила.

- Ой, - непонятно сказал огненный старичок, когда она, наконец, сдернула майку, и совсем рядом тихий, призрачный, но все же такой знакомый голос сказал сквозь дождь, и даже несмотря на его слабость Эша почувствовала в нем улыбку:

- Не было никакого плана, Шталь... Не морочь себе голову...

- Олег... Георгиевич! - обрадованно воскликнула она и перегнулась, прижимая скомканную майку к ране. Дождь начал стремительно стихать, словно ждал именно этого момента, и звук собственного голоса показался ей невероятно громким. Эша повторила - почти шепотом: - Олег Георгиевич!

- А ты чего голая? - поинтересовался Ейщаров, глядя на нее полузакрытыми глазами, и Эша, только сейчас сообразив, что лифчика на ней нет, машинально прикрылась свободной рукой, поняв причину возгласа огненного старичка. Она покосилась на него - тот деликатно прикрыл лицо ладонью, впрочем, сквозь чуть разведенные пальцы поблескивали его внимательные глаза.

- Ну и что, - просипела Шталь, придвигаясь, чтобы плотнее прижимать майку к ране, - вы тоже голый. Вы мне очень нравитесь голый. Олег Георгиевич, вы ведь не умрете?.. Не умирайте... Они пошли... они приведут... позовут... я... - она икнула, с трудом сдерживая подступающие к горлу рыдания. Ейщаров чуть дернул мокрыми губами, которые, омытые дождем, казались очень бледными, почти сливаясь с кожей лица.

- По-моему, самое время перейти на "ты". Не реви... Уходи. Ты очень отважная девочка, Эша...

- Не умирай!.. - в ужасе завопила Шталь, не без оснований решив, что только ощущение близкой смерти могло подвигнуть Ейщарова на такое заявление. Олег слегка поморщился, пытаясь открыть глаза, но веки опускались сами собой.

- ... но вот голос у тебя отвратительный... Уходи. Сейчас же!

Высказавшись, он окончательно потерял сознание. Эша в панике огляделась, и ее взгляд упал на старичка, про которого она уже успела позабыть и который все так же подглядывал сквозь пальцы.

- Раздевайтесь!

- А? - спросил тот, опуская руку.

- Дайте мне рубашку! Не могу же я перевязать его своими шортами! Давайте рубашку и хватит на меня пялиться!

Старичок аккуратно, словно ручную птицу, ссадил огонь на мокрую траву, где тот и продолжил гореть без малейшего для себя ущерба, и принялся расстегивать пуговицы, ворча, что современная молодежь напрочь утратила и уважение к старшим, и чувство благодарности, к тому же не делает скидок на то, что бедный дедушка в последние годы женские прелести видит только по телевизору, так что его поведение вполне извинительно.

- Чувство благодарности... - Шталь выхватила протянутую рубашку. - Подумать только - неуловимая стихийная группировка оказалась веселой компанией пенсионеров! Почему он вас не почуял?!

- Стихии сбивают ощущение. Только когда очень близко подходим.

А почему он не почуял меня?

Почему с вами девчонка? Почему не убили ее? Что теперь не так с девчонкой?

Это он про меня говорил? Да что же это все значит, я этого помешанного вообще никогда не встречала!

Вот только скажи, дед, что ты меня где-то видел!

- А ведь я тебя где-то видел. А вот где - не помню.

Тьфу на тебя, Говорящий с огнем!

- Где вы раньше были?! Чего вы ждали?! - не выдержала Шталь, неумело сооружая повязку трясущимися руками.

- Возраст-то у нас уж не тот, для беготни-то! - в свою очередь возмутился Говорящий с огнем. - Да и опасно ведь. Мы-то, деточка, пожилые люди, куда нам все это? К тому же, у Мирославны радикулит разыгрался... столько по холодным лесам...

- Так шли бы в город, к чему это партизанство?!

- А почем нам знать, кто вы такие в городе? - старичок положил ладонь на траву, и огонь послушно вспрыгнул обратно. - Столько всего случилось, абы к кому идти опасно. Узнать хотели, что вы за люди такие, вот и выжидали. Наблюдали... Нечистые как разбежались-то, - он фыркнул, потирая впалую грудь под майкой, - ажно брызнули! Шушера мелкая, слава богу!

- Почему же вы теперь не уходите? Спасибо, кстати.

- Теперь мы готовы войти в город, - пояснил старичок. - Если, конечно, примете. Мы узнали достаточно. Люди, которые так стоят друг за друга - к таким людям и присоединиться не грех. Вы, конечно, малость того, но это не страшно.

- В городе тот еще бардак! - с легким злорадством сообщила Шталь.

- Да уж поняли, - старичок пожал плечами. - Ну, так хоть не дует.

Эша в отчаянье огляделась. Дождь уже не шел, да и ветер практически стих, но лесная тьма казалась подвижной, наполненной гибкими тенями, которые словно подбирались все ближе и ближе, и даже ослепительно яркий огонь, танцующий на чужой ладони не спасал - напротив, сейчас он выглядел почти жалким. И снова где-то неподалеку тоскливо покрикивала ночная птица, словно недобрый вестник новой беды. Что если никто не придет? Нужно идти самой на дорогу, но она не может. Как она уйдет отсюда? Ведь может прийти кто-то совсем не тот, а ее здесь не будет. Шталь попробовала ощутить хоть что-нибудь, но измочаленное тело все портило, заслоняя болью любые ощущения. Стукнув зубами, она крепче прижала ладонь к повязке, чувствуя, как ткань неумолимо пропитывается кровью. Та была горяча, но кожа вокруг повязки казалась все холоднее и холоднее.

- Почему ты еще здесь?..

Вздрогнув, она перевела взгляд на лицо Ейщарова - его глаза снова были открыты. Отблески пламени изгибались в зрачках, придавая им странно потаенное выражение, но радужка казалась бесцветной, мутной, словно старые оконные стекла.

- Я же сказал тебе уйти... Они могут вернуться в любой момент...

- Нет, - Эша упрямо выпятила нижнюю губу.

- Эша, уходи сейчас же!..

- Смысл?

- Выживешь...

- Смысл?! - прошипела она и прижала пальцы к отчаянно запрыгавшим губам. - Думаешь, я просто так приехала?! Я никуда не пойду! - ее шепот стал истерическим. - Я никогда никуда не пойду! Я...

Ладонь Олега слабо тронула ее дрожащую руку и безжизненно скользнула в мокрую траву. Издав тонкий, всполошенный возглас, Эша схватила ее - ладонь была пугающе холодной, словно человеческую кожу натянули на кусок льда.

- Кто-то едет, - со спокойной тревогой сказал старичок, выпрямляясь. Пламя, вытянувшись, скользнуло с ладони ему на плечи и шею, нервно трогая воздух бесчисленными огненными пальцами, и Говорящий с огнем украсился бесподобным пушистым огненным боа. Эша зашарила взглядом по сторонам и увидела выглядывающий из мокрой смятой травы кровожадный паранг, по запачканному лезвию которого растекался бледный лунный свет. Боевая уборщица издала птичий возглас и торопливо поползла к нему, опираясь на ладонь одной руки и локоть другой и стуча зубами. Потянулась к ножу, и рукоятка словно сама по себе юркнула в ее пальцы.

... да, да, еще... давай еще... хочу еще...

- Заткнись!.. - просипела Шталь, следуя в обратном направлении. - Сейчас я все решаю!

От паранга ощутимо плеснуло позитивом, похожим на хохот, которым встречают окончание на редкость смешного анекдота, и она, не сдержавшись, стукнула им о землю, потом развернулась, продолжая опираться на локоть, и вытянула руку с парангом навстречу приближающемуся рваному звуку мчащихся машин. Четыре или пять, возможно больше... Если это возвращаются остатки дружины Лжеца, им крышка.

Наверху протянулся отчаянный визг тормозов, над краем склона взошли яркие глаза фар и тут же метнулись вниз, следом выпрыгнули еще одни и еще... Раздался громкий треск - одна из машин задела березу - и до Шталь долетели обрывки ругани. Передовая машина запрыгала прямо к ним, и Эша пригнулась еще ниже, словно готовая броситься в драку кошка. Ее зубы перестали бить друг о дружку, зато в горле начал зарождаться глухой рычащий звук. Нетерпеливое бормотание паранга мутило сознание, и сейчас она была готова напасть не только на человека, но и на машину. Свет фар ударил ей в глаза, и Эша прищурилась, теперь уже совершенно по-кошачьи оскалив зубы. Машина резко остановилась, взрыв землю и осыпав Эшу клочьями мокрой травы, и одновременно с этим из нее пронзительно закричали:

- Брось! Сейчас же брось эту гадость!

Голос был волшебно знакомым, и Шталь, ошалев от радости, не сразу поняла, что он имеет в виду. А дверцы уже распахнулись, и из них повалили сотрудники института исследования сетевязальной промышленности. И первым был старший Оружейник, который, проскочив мимо Эши к Ейщарову, на ходу выбил паранг из ее руки. Потеряв равновесие, Эша ткнулась лицом в траву, да так и осталась лежать, не прилагая усилий подняться и слыша, как почти рядом с ее головой пробегает множество ног. От нее больше ничего не зависело, и, несмотря на холод, подниматься не хотелось. Она слишком устала. Это был очень тяжелый рабочий день.

Но полежать спокойно не дали - чьи-то руки приподняли ее, перед ней мелькнуло бледное, как луна, и кажущееся сейчас очень старым, но тем не менее удивительно родным лицо Нины Владимировны.

- Мама, - облегченно сказала Шталь и уронила лицо в декольте старшей Факельщицы. - Я хочу домой.

Но домой Эша не попала и много часов спустя. Вначале ее в очередной раз отвезли в клинику, где Александр Денисович, вправляя ей вывихнутое запястье и зашивая распоротое плечо, сказал:

- Знаете, я уже ничему не удивляюсь. Но, откровенно говоря, в моей практике нечасты случаи, когда одна и та же пациентка попадает ко мне три раза за сутки. Вы можете хотя бы на секунду перестать жевать?

- Нет, - ответила Шталь, на предельной скорости стачивая зубами палку сырокопченой колбасы, которую держала в здоровой руке. Держать в руке колбасу вместо паранга-убийцы было необычайно приятно. - Как Олег... Георгиевич?

- Вы спрашиваете меня об этом уже в тридцатый раз.

- А вы в тридцатый раз ничего не отвечаете!

- Потому что мне пока нечего вам ответить. Идет операция. Сложная операция, но, уверяю, у нас высококлассные специалисты, и я надеюсь на благополучный исход. Не дергайтесь. Или дам вам общий наркоз!

- Мне нельзя! - Эша схватила булочку и запихнула ее в рот вместе с колбасой, усиленно работая челюстями. - У меня полно работы!

- Сейчас три часа ночи! - заметил врач. - Какая работа?! Да еще в таком состоянии! Вы там в своем институте все с ума посходили! Вот уж не думал, что статистика сетевязальной промышленности настолько опасное занятие. Прекратите есть! Вы не могли бы забрать у нее еду хотя бы ненадолго?

- Нет, - сказал сидящий в углу Слава, - мне еще пожить охота! Эша, а ты, может, и в самом деле потом в кроватку, а? На тебе лица нет.

- Я и без лица могу работать! - отрезала Шталь с набитым ртом. - Ее нашли?! Ее ищут?!

- Проверяем все зарегистрированные и незарегистрированные религиозные организации. Проблема в том, что она может быть частным лицом, действующим по собственной инициативе. Другая проблема в том, что многие из уличных проповедниц часто меняют место дислокации. Ничего, - Электрик бодро тряхнул головой, - найдем. Не можем не найти - теперь, когда знаем, - его лицо стало очень серьезным. - Слишком дорого за это знание заплачено.

- Старика опознали?

- Как ни странно, да. И выяснили его обычный маршрут. Если верить его соседям, он часто много времени проводил на Пушкинской площади, она недалеко от его дома. Посиживал там на лавочке... Но на Пушкинской каждый день тусуется довольно много этих деятелей, - Слава поскреб затылок. - И в последние пару дней старика видели только во дворе, свидетелей его дальнейшего передвижения нет. Одна надежда на то, что, пока мы ищем, старушка эта, как большинство нормальных людей, сейчас посвистывает носом в своей постельке.

- Судя по тому, что я слышала, она может уже не относиться к большинству нормальных людей, - мрачно пробормотала Шталь, на мгновение прекратив уничтожать колбасу. - Вообще, как-то много я всего слышала...

- Ты о чем? - с любопытством спросил Слава. Эша склонила голову набок.

- Вы мне сами как-то сказали, что если вы что-то знаете, а Олег Георгиевич мне это что-то не говорит, то, значит, мне этого знать и не следует, потому вы тоже ничего не скажете.

- Ну...

- Вот и я ничего не скажу.

- Хм... - сердито сказал Электрик и с легким подозрением покосился на занятого делом врача.

- О, прошу вас, продолжайте, - иронически произнес Александр Денисович, не прерывая обработку шталевского плеча. - Я в ваши разговоры уже давно не вслушиваюсь. У меня не та специализация.

- Ну, про крест-то я, конечно, знаю, - продолжил Слава. - Не понимаю, почему именно сейчас ему удалось создать настолько мощную вещь?! И не понимаю, почему мне кажется, что знаю я про нее далеко не все, хотя Дим заявил, что рассказал абсолютно все. Он теперь ходит с таким странным выражением лица.

Шталь попыталась пожать плечами, вызвав этим недовольный врачебный возглас. Младший Компьютерщик Дим был единственным, кто, кроме нее, слышал разговор Ейщарова и Лжеца, и единственным посвященным в ейщаровские планы. Передатчик был его творением. Эша сомневалась, что Компьютерщик добровольно согласился держать язык за зубами - вероятней всего, Олег его "уговорил", причем задолго до ночных событий. Во время последнего совещания он, предупрежденный Ейщаровым, находился на четвертом этаже, на раздаче ненависти к начальнику не присутствовал и продолжал работу, пока остальные бушевали внизу.

- Олег был уверен, что номер телефона прислали не просто так, и подготовился, только никому ничего не сказал, - Слава, не сдержавшись, широко зевнул. - Он был уверен, что когда ситуация в городе станет критической, Лжец включит телефон. Вряд ли он изначально собирался назначать эту встречу. Скорее всего, он просто собирался сказануть по телефону что-нибудь злорадное или пафосное. Он считал, что по телефону и, уж тем более, с НИМ, Олег ничего сделать не сможет. Ну, он ошибся. А Дим сидел наверху и все фиксировал.

- Значит, координаты у него были, и он мог их вам сообщить?

- Мог, но ему запретили, - Слава подчеркнул последнее слово и сделал зверское лицо. - Мы пришли в себя только через полчаса и сразу поехали туда, куда ты сказала. Если бы твой телефон не перехватил тот звонок, все кончилось бы очень плохо, - он прищурился. - Дело в твоем телефоне? Или в твоей судьбе?

- Не знаю. Значит... это действительно был билет в один конец?

- Когда Олег поправится, он будет иметь с нами очень длинный и очень неприятный разговор, - угрюмо произнес Электрик. - И, зная его, думаю, он нас выслушает.

- Хотя обладает замечательной способностью в любой момент прекратить этот разговор и отправить вас нюхать ромашки на лужайке, - заметила Шталь и снова дернула плечом, за что Александр Денисович, окончательно выведенный из себя, прописал пациентке подзатыльник и выдал ей лекарство сию же секунду.

- Бить больную?! - изумилась Эша. - А как же клятва Гиппократа, доктор?

Александр Денисович буркнул, что если бы Гиппократ был хоть немного знаком со Шталь, то, несомненно, этический врачебный кодекс имел бы несколько иной вид.

- А кто руководит поисками? - спросила Эша, сердито отворачиваясь от циничного эскулапа.

- Мишка. Не беспокойся, он хоть и самоуверенный олух, но сейчас все делает очень грамотно. Он хорошо в этом разбирается. Все подключились, особенно наши новые друзья, они везде с Мишкой ездят. Похоже, у них какой-то план по нейтрализации этой вещи.

- Интересно, а почему? - пробормотала Шталь.

- Что почему?

- Почему он так хорошо в этом разбирается? Почему Мишка и Олег так хорошо во всем этом разбираются? А вы - нет. Ни в Лжецах... ни в осколках.

- Не понимаю, - озадаченно раскрыл глаза Слава, и Эша окончательно убедилась в том, что Слава ничего не знает, и, услышь он тот разговор возле станции, он оказался бы для Электрика столь же непонятен, как и для нее. А ведь он - не зараженный. Почему он не знает... вернее, не помнит. Почему никто из первого поколения не помнит, а Мишка и Олег - помнят. Они не большие знатоки, чем остальные - они просто не лишились своих воспоминаний, это очевидно. Но почему именно они? И что это за осколок такой? Осколок от зеркала... что ж это за зеркало, что Ейщаров говорил о нем таким странным голосом?

Ты помнишь, что нужно зеркалам, помнишь?!

Подождите, а чего паниковать? Ведь есть же Марат Давидович! Может, он и не помнит того, что помнят Ейщаров и старший Оружейник, но уж кто-кто, а Зеркальщик всегда знает, что нужно зеркалам. Нужно убедиться, что Дим передал Оружейнику все подробности разговора и что в передовую группу поисков включен Марат. Нет уж, извините, никаких кроваток, пока все не будет кончено, пока этот крест с осколком не будет найден. Она должна увидеть все своими глазами. И услышать объяснения Михаила по этому поводу.

- Все, - сурово объявил Александр Денисович, внимательно разглядывая результаты своей работы. - Руку не перегружайте... впрочем, вы и не сможете. Я надеюсь - искренне надеюсь, что сегодня не увижу вас с очередной травмой... ну хотя бы до вечера.

- Вы оптимист, доктор! - кисло произнесла Эша, сползая со стола и опираясь на услужливо подскочившего Электрика. - Хочу напомнить, что в прошлый раз вы говорили то же самое.

Врач отмахнулся и, опустившись на кушетку, закурил, не снимая перчаток, и даже дым от его сигареты казался усталым. Эша откусила еще кусок от колбасной палки, позволила Славе облачить ее в чью-то куртку, которая была на десяток размеров больше, чем сама Шталь и осторожно посмотрела во врачебную переносицу.

- А вы не могли бы дать мне что-нибудь... ну, чтоб взбодриться?

- Взбодриться?! - пророкотал Александр Денисович. - После того количества обезболивающего, которое я вам закатал?! Сколько вам лет?! Взбодриться... да вам отлеживаться нужно не меньше недели! Вы выглядите так, словно упали в дробилку!

- Ну просто сказали бы "нет", - примирительно пробормотала Эша, глядя, как Слава застегивает на ней куртку, - зачем кричать?

- Эша, - вкрадчиво произнес врач, - вы можете кое-что для меня сделать?

- О, конечно.

- Уйдите.

Шталь сердито дернула губами, но Слава проворно потянул ее к двери, не давая развиться шталевскому красноречию и выговаривая тонким, рассыпающимся голосом:

- Спасибо, господин доктор, большое спасибо. Сколько мы вам должны?

- Уплочено! - буркнул Александр Денисович, пуская дым в безупречно-белый потолок. Эша открыла рот, но Слава уже вытащил ее за дверь и дверь аккуратненько закрыл, чуть не прищемив колбасный огрызок, который Шталь накрепко сжимала в здоровой руке. Ждавшие ее на коридорных стульях коллеги тотчас вскочили, и Сева, успевший прикорнуть на плече Нины Владимировны, чуть не кувыркнулся на пол. Эша, повернувшись, попыталась было лягнуть Электрика, но тот ловко уклонился.

- Веди себя прилично!

- Как ты? - спросил Сева, отчаянно пытаясь разлепить заспанные глаза.

- Руку не чувствую, а в целом неплохо, - Эша огляделась. - На каком этаже операционные?!

- Эша, - Нина Владимировна мягко положила ладонь на ее здоровое плечо.

- Где, я должна...

- Никто тебя туда не пустит, - Сашка скорчила печальную рожу. - Нужно ждать.

- Но я...

- Эша, - старшая Факельщица пригладила ее растрепанные влажные волосы, - мы будем здесь, и как только что-то станет известно, мы сразу же тебе сообщим. Я ведь прекрасно понимаю, что домой ты все равно не поедешь. Езжай, куда собиралась. Мы понимаем, насколько это важно, и, думаю, он бы тоже понял. Если чувствуешь, что ты в состоянии - поезжай.

- Что ты делаешь?! - возмутился Слава. - Я собирался уговорить ее поехать домой!

- Не говорите о нем в прошедшем времени! - в ужасе пискнула Шталь одновременно с Электриком. - Да, я поеду... а вы сразу же... Но телефон... мой телефон сгорел вместе с машиной, - всхлипнув, она привалилась к Славе, - моей машиной...

- Мне очень жаль "фабию", - с сонной грустью сказал Сева. - Она была очень хорошей машиной.

Остальные сочувственно склонили головы. Эша, вздохнув, утерла намокшие глаза.

- А как Костик, Игорь?

- Шофер все еще в отключке, - Электрик вытащил телефон, - и насчет него пока не делают никаких прогнозов. А Байер ничего так. Пришел в себя и уже даже пытался сбежать через окно. Его едва успели поймать, - Слава усмехнулся. - Он здесь всего несколько часов, а уже успел достать всю клинику!

- Игорь может, - Модистка скорчила горделивую рожу, засверкав глазами, и Эша вдруг подумала, что Сашка, несмотря на всю свою циничность и более чем богатый для столь нежного возраста жизненный опыт, похоже совершенно по-детски влюблена в вечно раздражающегося Байера. Это было мило, хоть сейчас и совершенно ни к месту, и Шталь твердо посмотрела на Славу.

- Мне нужно к Мишке.

- Не сомневаюсь! - буркнул Электрик, прижимая телефон к уху. - Отвезу тебя. Сейчас, я как раз выясняю, где они... Да, Мишка... Да это я. А чего у тебя там за крики? А, ну да, зная твои методы... - он отвернулся. Эша покосилась на коллег, которые теперь смотрели на нее иначе, чем до этой ночи, и в их глазах совершенно определенное выражение вины и смущения было слито с чем-то другим, неопределяющимся. То ли они пытались понять, почему на Шталь единственную из всех не подействовал "разговор по душам", то ли напротив прекрасно это понимали. Что ж, посвященные в специфику разговоров Ейщарова, они, скорее всего, понимали. Это был кошмар! Эша предпочла бы, чтоб никто никогда этого не понял. Как ей теперь находиться среди таких взглядов?

- Он у корпусов возле храма Воскресения, - сообщил Слава, пряча телефон. - Обещал дождаться нас, хоть и не был доволен. Прогресс - обычно он просто говорит "нет". Все, поехали!

- Вы скажете?! - Шталь встряхнула руку Нины Владимировны. - Вы же мне сразу скажете?!

- Все будет в порядке, - пробормотал Сева, снова засыпая - он устал настолько, что уже никакие волнения и переживания не могли вытянуть его из сна. - Встретимся... за завтраком...

Нажав кнопку вызова лифта, Слава нетерпеливо подпрыгивал в ожидании, пока Эша, привалившись к стене, безразлично смотрела на пустой экран телевизора перед безлюдным диваном. Именно поэтому она, а не Электрик, заметила темную фигуру, выскользнувшую из-за раскидистой пальмы и с едва слышным болезненным кряхтением тотчас же неловко скрывшуюся за креслом. Она толкнула Славу, удивленно обернувшегося, потом негромко сказала:

- А ну-ка, вылезай!

- Тихо! - сказало кресло. - Вам показалось!

- Да что ж такое! - простонал Слава, снова выхватывая телефон. Над спинкой кресла вознеслась рука и погрозила Электрику кулаком.

- Не вздумай стучать! Я просто шел покурить!

- Эдуард Сергеевич! - заныл Слава в трубку. - Я понимаю, что все устали, но почему опять человек с дырой в животе шляется по коридорам?! Да, четвертый этаж, возле лифта! Вы же сказали, что привяжете его!

- А меня и привязали, - с хриплой гордостью сообщило кресло, после чего из-за него выбрался взъерошенный, согбенный Байер с плохо сдерживаемой гримасой страдания на бледном лице. Из одежды на нем были только спортивные штаны, частично скрывавшие затягивавшую торс широкую повязку.

- Игорь! - радостно-озадаченно воскликнула Эша. - А ты почему не на одре?

- Чего это я должен валяться, пока все работают! - скрипуче возмутился Байер, придерживаясь за спинку кресла. - Вы куда? Я тоже поеду! Что-нибудь случилось, пока я был в отключке? Никто мне ничего не говорит, хотя все наши, кого я видел, бегают с дикими глазами.

- Ничего не случилось, - быстро ответил Слава, незаметно подтолкнув Эшу локтем. Позади них лязгнули раскрывающиеся челюсти лифта.

- А ты врешь, - холодно отметил Игорь и отпустил кресло, пьяно покачиваясь из стороны в сторону. - Я еду с вами! Олег-то, небось, на передовой, а кто там с ним - этот придурок Мишка?! Не собираюсь торчать тут только потому, что какой-то пылесос возомнил о себе невесть что!..

- Ты серьезно ранен, - напомнил ему Электрик, отступая в лифт и утягивая за собой Шталь.

- Чепуха, - возразил Байер, - я в прекрасной форме!

Сделав это заявление, он накренился влево и рухнул в кресло, оставив на виду только перекинутые через подлокотник босые ноги. Секундой позже кресло скрылось за набежавшим больничным персоналом, и Эша, ступив в кабину лифта, вздрогнула, когда створки сомкнулись.

- Идиот! - буркнул Слава. - Хочет, чтобы у него швы разошлись?!

- Он ничего не знает?

- Никто из тех, кто сейчас в больнице, ничего не знает, - Слава потер глаз. - Иначе будет невозможно удержать их в кроватях.

- Он ошибся, - пробормотала Эша. - Все, что он сказал, полная чушь! Он хотел бы, чтоб так было, но это не так!

- О чем ты?

- Неважно. Как ты думаешь - Лжец мертв?

- Ну, - Слава пожал плечами, - на другом берегу мы никого не нашли, но это ничего не значит. Судя по твоему рассказу и по характеристике, которую дали своим собеседникам эти веселые пенсионеры, скорее всего Лжец сгорел дотла и удобрил собой значительную площадь леса. Позже можно будет это проверить. Нелюдей мы тоже не видели. Кстати, Вадик так и сидит в офисе и, похоже, уходить не собирается. Выставить его или нет?

- Олег ведь сам велел ему остаться... - Эша осеклась и удивленно воззрилась на Электрика. - Почему ты меня об этом спрашиваешь? Я всего лишь уборщица.

- Ну да, - Слава замялся. - Я забыл. Впрочем... у тебя же может быть свое мнение? Мне интересно. У тебя ведь всегда много всяких мнений...

- Ты странно себя ведешь, - Эша попыталась заглянуть Славе в глаза, но те уже были обращены на потолок кабины, изучая его со всевозможнейшей тщательностью. - Знаешь, там на берегу, пока я пряталась в кустах... Лжец сказал, что может чуять любых Говорящих. И первое поколение, и зараженных - всех. Вот почему он нашел стольких... из нас. Но... почему же тогда он не почуял меня? Когда я была так близко - почему? Он не притворялся - он точно не знал, что я там. Не понимаю.

- Ну, - Слава перенес свое внимание с лифтовой кабины на исцарапанное шталевское лицо, - я тоже тебя не чувствую, хотя в границах Шаи мы все чувствуем друг друга. Не знаю, может, какая-то аномалия? Думаю, это пройдет...

- Но ведь я тебя чувствую. После магазина я ощущаю всех вас - с разной интенсивностью, но ощущаю. И тебя сейчас я ощущаю очень четко, - голос Шталь жалобно дрогнул. - Слава, что со мной не так?!

- Эша, - Электрик дружески приобнял ее за предплечья, не достав выше, - поверь мне, с тобой все очень даже так. Может, с тобой что-то не так, как с Говорящей, но уверяю тебя, как с человеком с тобой все в полном порядке.

- Ты говоришь это из жалости.

- Эша, посмотри внимательно на дядю Славу. Дядя Слава похож на жалостливого?

- Дядя Слава сейчас не особенно похож на дядю Славу...

- Знаешь, наверное, мы пока не будем разговаривать, - подытожил Электрик.

Машина Оружейника стояла неподалеку от церковной ограды, спрятавшись в густых рябиновых тенях, и когда подъехавшая юркая "хонда" Славы утопила ее в ярком полукруге света, темно-зеленый джип раздраженно открыл глаза фар, густо рыкнув двигателем, словно сонный, массивный хищник, недовольный, что его потревожили. Передняя дверца с пассажирской стороны приоткрылась, и из нее в ночь вырвался плотный клуб дыма, начавший неторопливо расплываться в холодном воздухе, клочьями повисая на остриях ограды. Эша сразу же решила, что дым такой концентрации непременно связан с пребыванием в джипе Федора Трофимовича, но когда она подошла к машине и забралась на переднее сиденье, то обнаружила, что кроме Михаила, который, навалившись грудью на руль, восседал на водительском сиденье, в салоне больше никого нет. Тем не менее, внутри было накурено так, что даже у нее, курильщицы со стажем, мгновенно защипало в глазах, и она не сдержала кашля. Михаил, что-то буркнув, опустил все стекла, но света не включил, продолжая прятаться в темноте. Шталь захлопнула дверцу и съежилась на сиденье, чувствуя себя очень маленькой и очень виноватой.

- Почему? - наконец тяжело спросил Оружейник, швыряя в окно сигарету и тут же зажигая новую. - Почему ты?

- Я... что? - пискнула Эша.

- Я его самый близкий друг. Почему же это не подействовало именно на тебя? Я не понимаю. Из-за того, что ты?.. - он замолчал.

- Из-за того, что я что?

- Ничего. Я... не знаю. Я до сих пор не могу поверить, что я не поехал за ним. Никто из нас не может... Ведь мы все друзья, мы всегда... Как же так вышло?

- Можно и мне сигарету? - осторожно попросила Шталь. - В больнице, почему-то, не дают сигареты.

- Потому-то я там и не остался, - Михаил протянул ей пачку, потом щелкнул зажигалкой, и Эша вздрогнула, когда из темноты выплыла его зашитая щека, придававшая Оружейнику особо зверский вид. - Когда ты уезжала, они так ничего и не сказали?

- Нет.

Михаил треснул кулаком по рулю, отчего у джипа вырвался болезненный вскрик, потом затянулся сигаретой так сильно, что с нее посыпались искры.

- Я должен был быть там! Должен был сообразить, что к чему, и не пустить его одного! В конце концов, не поддаться его разговорам! - он смял сигарету в кулаке и швырнул в окно. - А ты... Поехала туда совсем одна. На что ты рассчитывала? На свою судьбу?

- Честно говоря, я об этом не думала, - призналась Эша. - Наверное, я ни на что не рассчитывала. И, мне кажется, Олег тоже ни на что не рассчитывал. Когда чего-то хочешь больше жизни, когда что-то важнее жизни, ничто не имеет значения и силы. Даже магия. Миш, перестань себя изводить! То, что ты поддался его разговорам, вовсе не значит, что тебе плевать на своего друга. О чем ты думал на последнем совещании?

- О многом... - темная фигура рядом озадаченно пожала плечами. - О Лжеце, о городе, об этой чертовой вещи, о своей семье, о том, что делать...

- Видишь, сколько важных вещей сразу! А для меня все это было на заднем плане. Ты не был готов, и Олег попросту застал тебя врасплох. А я еще по дороге из магазина заметила, что с ним что-то не то. И я... думала только об одном. Не могу точно сказать, что я четко это осознавала. Но это было...

- Больше жизни.

Шталь помолчала, потом зловещим тоном произнесла:

- Если ты кому-нибудь скажешь, я тебя убью! Ну, что, какие результаты? Куда мы едем?

Михаил, хмыкнув, включил свет, своим внешним видом вызвав у Эши новый всплеск легкого ужаса, посмотрел на нее, тоже вздрогнул, после чего бросил ей на колени пачку бумаг и тронул машину с места. Эша покопошилась в них, потом смахнула бумаги обратно Михаилу.

- Все равно ничего не могу разобрать. Может, вкратце объяснишь на словах?

- Пока ничего не нашли, - Оружейник хмыкнул, потом добавил: - Никогда раньше не думал, что в городе столько религиозных старушек! Еще поди разбери, кто из них...

- Но ведь вы же говорили, что зараженную вещь здесь легко почувствовать...

- Только не эту.

- Вот мы и подошли к самой главной части нашего разговора, - Эша посмотрела на Михаила решительно. - Что мы ищем?

- Крест, - ответил тот предельно равнодушно.

- Хватит делать из меня дурочку! - не выдержав, Шталь треснула кулаком по крышке бардачка и, ойкнув, прижала ушибленную руку к груди. - Дим наверняка прокрутил тебе запись, а не рассказал все своими словами! Тебе известно, что я была там! Что я все слышала! Что это за осколок зеркала?! Какого зеркала?!

- Зеркала? - переспросил Михаил, выводя машину на перекресток на предельной скорости.

- Зеркала!

- Осколок?

- Думаешь, если я буду повторять за тобой все слова, то потеряю интерес к разговору?! Я прекрасно понимаю, что где бы вы ни были и что с вами там ни случилось, вы с Олегом, в отличие от остальных, все помните! Или, во всяком случае, большую часть всего! Если считаете нужным это скрывать - пожалуйста, возможно, у вас на это есть серьезные причины! Но ты должен понимать, что скрывая информацию об этой... этом... ты подвергаешь людей опасности! Они должны знать, с чем имеют дело!

- Как будто я это знаю! - огрызнулся Оружейник. - Представь себе наполненный смертоносной энергией аккумулятор, который ты сунула в самый эпицентр ядерного взрыва!

- Вряд ли я смогу что-то себе представлять, сунув что угодно в эпицентр ядерного взрыва, - удивилась Шталь. - А-а, понимаю, это была аллегория. Осколок... то есть, зеркало, было плохим, потом куда-то попало и стало... - Михаил подбадривающе закивал, - стало... неизвестно чем... неизвестно чем... Оно изменилось! Изменилось, как и вы!

Машина резко вильнула, после чего притормозила у обочины, и Михаил очень серьезно произнес:

- А вот этого я тебе не говорил!

Он быстро огляделся, и Эша тоже огляделась, потом спросила шепотом, хотя в машине кроме них никого не было.

- То есть, ты не знаешь, что оно будет делать?

- Я не знаю, что оно будет делать, - согласился Оружейник. - Но, думаю, знаю, как оно будет это делать.

- То есть, - ужаснулась Эша, - помимо того, что оно заражает людей, оно все-таки будет еще что-то делать?!

- Не успеет, - Михаил похлопал ее по плечу и снова тронул машину с места. - Мы его найдем раньше...

- Как?! Если его нельзя почувствовать... кресты все одинаковые, и старушки как старушки... Даже на той же Пушкинской площади...

- Это мы, конечно, проверим, но вообще нужно как можно быстрее изучить всех городских старушек, выяснить, кто из них на днях хотя бы ненадолго покидал город или вообще является не местной. Лжец сказал, что он слил крест с осколком, но если Олег прав и осколок уже пытается стать самостоятельным, то старушка эта точно отойдет от своего обычного графика. А тогда мы вряд ли найдем ее на Пушкинской площади.

- Почему?

- Потому что там обычно довольно весело.

- Перестань говорить загадками! - взвизгнула Эша, и Михаил, сморщившись, бросил руль и схватился руками за голову, предоставив машине ехать самостоятельно.

- Еще раз так заорешь - и я тебя верну туда, откуда взял!.. Кстати, - он выпрямился и вернул ладони на руль, - а зачем я тебя взял?

- Старушку искать!

- Вот именно. Поэтому, - голос Михаила неожиданно сделался кошачье-вкрадчивым, - может, ты поговоришь немного... со своей судьбой?

- Олег в последнее время крайне не одобряет мои разговоры с судьбой.

- Олега здесь нет. К тому же, как ты могла заметить, Олег и свои разговоры крайне не одобряет, а сам сегодня вон чего наворотил! Эша, - теперь голос Оружейника стал и вовсе уж бархатным, - когда речь идет о судьбе целого города, думаю, можно нарушить любые приказы и неодобрения. Вот был у нас с тобой антагонизм - вот нету его теперь, это понятно. Заметь, я даже не возмущаюсь, что ты у меня паранг сперла - опаснейший, между прочим, нож, настоящий убийца - но я не возмущаюсь, потому что ты его сперла для дела, и я это прекрасно понимаю.

- Ты пьяный что ли? - Эша на всякий случай придвинулась вплотную к дверце.

- Нам срочно нужна эта бабка!

- Да я в этом магазине чуть не перегорела, как бедная Юлька, а ты просишь...

- Не время думать о себе!

- Поэтому ты предпочитаешь не думать вообще! Куда мы едем?

- Не знаю! - свирепо ответил Михаил. - До рассвета она точно носа на улицу не высунет, потому что людей на улице нет и делать ей там нечего! Но взять ее надо до того, как она опять начнет ходить среди людей! Если не знать точно, что она - это она, то, скорее всего, к ней придется подходить очень близко, чтобы понять, что она - это она. Только делать это, скорее всего, никак нельзя! Как тебе перспектива ситуации?

- Примерно так же, как ракурс девиации.

- Чего?

- Непонятно. Но очень страшно.

Несмотря на шталевский антагонизм, который, в отличие от Михаиловского, никуда не делся, а также на уничижительную характеристику, данную Оружейнику ближайшими коллегами, Эша была вынуждена признать, что Михаил действительно делал все очень грамотно. Правда, она совершенно не понимала, по какому принципу он так стремительно, почти не задумываясь, одну за другой бракует проверяемых старушек, если спрятанный в кресте осколок невозможно было почуять. Никаких особенных вещей, кроме колюще-режущих собеседников, а также обычного пистолета при нем не было. При общении с проверяемыми вел он себя почти всегда непривычно мирно и сдержанно, не подпуская к ним никого из коллег, в том числе и Шталь, которая после пережитого не особо протестовала, не горя стремлением к новым подвигам. Но со стороны ей казалось, что Михаил действует вполне уверенно, и она не сомневалась, что в таком деле халтурить Оружейник ни в коем случае не станет. Правда, удивило то, что Михаил не допускает к ближним проверкам даже Зеркальщика, который, казалось бы, в таком деле был бы лучшим проверяющим, чем сам Оружейник. Шталь не удержалась, чтобы не сделать Михаилу замечание, на что тот угрюмо ответил:

- Не то это зеркало.

- Тоже зеркало, которое не считает себя зеркалом?

- Нет. В сущности, если я правильно понял, оно вообще никогда не было зеркалом.

Развивать диалог в этом направлении Оружейник не пожелал, и Эше пришлось удовлетвориться данной формулировкой. Они прочесывали адрес за адресом, Эша вновь и вновь выбиралась в холодное, постепенно наливающееся светом сыроватенькое шайское утро, и непонимающе смотрела на все новые и новые престарелые, убранные морщинами заспанные лица шайских жительниц, издававших встревоженную воркотню. Старушки как старушки. Милые, суровые, сварливые, испуганные, домашние - все как одна отчаянно зевающие. Поди разбери, какая из них припрятала смертельный дар Лжеца?

будем надеяться, умерщвленного

Но Михаил каждый раз разворачивался и уходил, качая головой, и она забиралась вслед за ним в машину, старательно уводя глаза от многочисленных взглядов сотрудников института исследования сетевязания, наполненных горячей, живой виной, и снова и снова вызывая по телефону Михаила то Александра Денисовича, то Эдуарда Сергеевича и не получая в ответ ничего определенного.

К шести утра из больницы пришли две хорошие новости. Шофер благополучно выбрался из состояния, именуемого страшным словом "критическое", и теперь пребывал в состоянии, которое Александр Денисович с явным удивлением в голосе охарактеризовал как "средней степени паршивости". Ольга Лиманская пришла в себя, и врачи заверили, что ее рука останется при ней. Но насчет Ейщарова хороших новостей не было.

- Операция прошла успешно, но его организм ведет себя совсем не так, как мы ожидали, - сообщил врач. - Он на аппарате.

- Но какие-то прогнозы... - пролепетала Шталь. - Он придет в себя?..

- Эша, я буду с вами откровенен. В подобных случаях трудно делать какие-то прогнозы, тем более за такой короткий отрезок времени, но, честно говоря, я не уверен, что это произойдет. Мне жаль.

Эша, приоткрыв рот, уронила телефон, и Михаил, оглянувшись на нее, остановил машину.

- Что такое?

Она молча ткнула пальцем в сторону телефона, и Оружейник, дернув головой, подхватил его, вызвал последнего абонента и с пару минут слушал, почти ничего не говоря. Потом бросил телефон на заднее сиденье и равнодушно произнес:

- Не бери в голову.

- Что? - прошептала Эша, чувствуя, как ее начинает трясти, и вдруг ощутила, как в голову ей просачивается целый мир - миллионы ощущений, миллионы голосов. Они шли отовсюду - от шелестящих на ветру рябиновых деревьев и от самого ветра, от трав на лужайках и сонной старой реки, от фонарей, дремлющих в ожидании новой ночи, от машин, приминающих колесами пыль на утренних дорогах, от взъерошенных воробьев, уже копошащихся возле скамеек близлежащего парка, от домов, стоящих вокруг, от наполнявших их вещей и от людей среди них, от холодной с ночи земли, от коллег, которые были совсем рядом, от джипа, в котором она сидела, от Михаила, от его оружия, от своего хризолита - от всего. Чувства и воспоминания, желания и страхи - все это внезапно ввалилось внутрь, и она издала низкий рычащий звук, вцепившись пальцами в обивку кресла. Мозаика мира, обретшая бесплотные голоса - как ей хотелось разломать все это, разбить, превратить в пыль, потому что без одного-единственного голоса, одного-единственного ощущения она была не нужна, почти ненавистна...

- Эша, Эша, - Михаил резко, быстро затряс ее здоровой рукой, глядя в глаза странным взглядом, будто видел в них нечто, чего и ждал, и опасался одновременно, - Эша, успокойся! Возьми себя в руки! Это еще ничего не значит!

- Он сказал...

- Он всего лишь врач! Он не один из нас!

- Неужели нет вещей?! Неужели нет никаких вещей...

- Конечно есть! Все будет в порядке! Вон Шофер уже почти очухался, а его с какой дырой привезли - можно было телевизор сквозь него смотреть! Шталь, успокойся! - Оружейник встряхнул ее еще раз и наклонился ближе, теперь смотря обыденно-обеспокоенно и чуть сердито. - Нам работать надо! Ну? Ну? Пришла в себя?

- Я никуда оттуда и не выходила, - промямлила Эша, чувствуя, как бесплотные голоса в голове постепенно утихают, и глубоко вздохнула, утерев безнадежно мокрые глаза. Потом скосила их на руку Михаила, все еще сминавшую ее плечо. - Знаешь, что в такой ситуации сказал бы Конфуций?

- И что же?

- Отпусти, а то врежу.

- Ну, Конфуция я всяко уважаю, - Михаил непривычно тепло улыбнулся и убрал руку. - Господи, я тебя утешаю! С ума сойти!

Эша вяло дернула губами в ответной улыбке и отвернулась к окну, глядя на постепенно убыстряющий свой бег утренний шайский пейзаж. В голове остался только хризолитовый голосок, укоризненно бормочущий, что неблагоразумно поддаваться столь сильным эмоциям. Много он понимает в эмоциях, старый ворчун!

- Олег был знаком с Лжецом, - тихо сказала она. - Значит, ты тоже его знал.

- До этой ночи я не знал, кто он. Вернее, не верил. Олег говорил мне... еще после того нападения на пост, но я не верил. Теперь я точно знаю, - голос Оружейника стал дребезжащим. - Мы и не подозревали, что он... Мы думали, что он погиб. Я предпочел бы именно этот вариант. Он был нашим другом.

- Считаешь, осколок сделал с ним это?

- Хотелось бы верить. Потому что иначе все выглядит совсем паршиво. Знаешь, Шталь, давай не будем говорить на эту тему. Не спрашивай меня больше, - Михаил раздраженно поскреб кожу рядом со швом на щеке. - Не надо. Еще поди отличи верующих старушек от слегка верующих старушек! Болтать-то все горазды! Знаю я этих верующих: отринем богатства земные, елки, мне бы такой шикарный телевизор!

- По крайней мере, я могу спросить, как ты узнаешь ту старушку, которая нам нужна? Ты отчислил уже двух, которые покидали город, и одну, которая вообще не местная. А ведь ты их даже не обыскивал.

- Есть у меня пара идей, - уклончиво ответил Михаил.

- Может, поделишься? Как ты...

- Я - никак. Он меня узнает.

- Господи, мало того, что ты знаком с Лжецом, ты еще и с этим зеркалом знаком?!

- Могу тебя уверить, что я к этому знакомству не стремился! - буркнул Оружейник. - Он меня узнает и наверняка отреагирует, как и все зараженные им вещи. Он ненавидит Говорящих! А Лжец больше его не сдерживает. Видимо, Говорящий может контролировать небольшой осколок, ведь иначе и твоя, и Глебова встреча с Лжецом закончилась бы совсем по-другому.

- Судя по тому, что ты проводишь проверку в одиночку, отреагирует он нехорошо? - Эша негодующе тряхнула головой. - Еще один героический болван! Миша, если ты не ошибаешься, то при таком методе могут пострадать окружающие.

- Если мы его не найдем, пострадают все! - огрызнулся Михаил и снова потянулся к швам, но Шталь шлепнула его по руке. - Лжец, дурак, этого не понял, санитар хренов!

- Не понимаю, как один осколок может быть настолько мощным?!

- Слишком много дней, - непонятно ответил он. - Слишком много боли.

Эша сердито дернула здоровым плечом и отвернулась к окну, привалившись щекой к спинке сиденья. Постепенно она задремала, а потом и вовсе провалилась в глубокий, глухой сон без сновидений и даже не почувствовала, как Оружейник, остановив машину, осторожно переместил ее на заднее сиденье.

Проснулась Эша неожиданно, словно сон был большим мешком, из которого кто-то вытряхнул ее без всякой деликатности. Не сразу поняв, где находится, она всполошенно подскочила на сиденье, пребольно стукнулась головой и плюхнулась обратно на диванчик, приобретя осознание окружающей действительности и шишку на макушке. В машине никого не было, двигатель молчал, и в солнечных лучах, пронзающих лобовое стекло, весело кувыркались пылинки. Эша прижала нос к окошку и узрела знакомый, оживленный пейзаж Пушкинской площади, по которой она только вчера мчалась на Монстре-Джимми. Она перевела глаза на солнце и ахнула - судя по положению светила было уже не меньше одиннадцати часов.

- Ну Миша! - прошипела Шталь и дернула ручку дверцы, но та не поддалась. Она безуспешно попробовала другую, потом перебралась на водительское сиденье, подергала ручку на водительской дверце, после чего просунула пальцы за чуть опущенное стекло и нажала на него - сначала слегка, потом, осмелев, уже изо всей силы, рискуя сломать и стекло, и собственные пальцы. Но ни того, ни другого не произошло. Эша свирепо двинула дверцу коленом и попыталась раскачать стекло уже двумя руками, разбудив тем самым свое вправленное запястье. Проходившая мимо девчушка в синем костюмчике с голубым воздушным шариком-цветочком, узрев шталевские манипуляции, остановилась, приоткрыв рот.

- Девочка, - просипела Шталь, продолжая выламывать стекло, - ты не видела тут много всяких крестящихся бабушек?

- Не-а, - удивленно сказала обладательница шарика.

- А большого дядю с глупым страшным лицом?

Девчушка сунула указательный палец в рот, потом ткнула им куда-то в сторону фонтана.

- Тама.

- Спасибо. Не принесешь тете камень?

- Не-а, - ответила девчушка и умчалась прочь. Чертыхнувшись, Эша попыталась почувствовать джип, но не ощутила совершенно ничего. Изогнувшись, она перевернулась на сиденье и со всей силы двинула в стекло пятками. То едва слышно охнуло, но выдержало.

- Выпусти меня! - проскрежетала Шталь, нанося стеклу еще один удар. - Сейчас же выпусти!

Стекло получило еще раз, следующий удар достался дверце, после чего по некой непонятной для Шталь джиповской логике, замок щелкнул в противоположной пассажирской дверце, и она чуть приоткрылась.

- Странно, - пробормотала Эша и, торопливо перекатившись по сиденьям, толкнула дверцу и вывалилась в теплое шайское утро. Проходивший мимо джипа табунчик мамаш с колясками поглядел на нее с опаской и слегка изменил маршрут. Шталь одернула куртку и, прихрамывая, решительно двинулась в сторону фонтана, водяные струи которого вздувались и опадали, напоминая огромную медузу, безуспешно пытающуюся вырваться из круглой мраморной купели и уплыть к солнцу. Многочисленные прохожие одаривали Эшу удивленными взглядами, и она зашагала быстрее, понимая, что ее исцарапанная внешность с всклокоченными волосами в сочетании с мужской курткой, из-под которой виднелись грязные шорты, выглядит далеко не лучшим образом.

Работа на площади уже кипела вовсю, и, добравшись до фонтана, возле которого с писком возились дети, Шталь обзавелась двумя бесплатными рекламными газетенками, скидкой в магазин бытовой химии и листовкой итальянского мебельного салона. Все это она сунула в подвернувшуюся урну и огляделась, выискивая Михаила, но громоздкой фигуры старшего Оружейника нигде не было видно. Не нашла Шталь и никого из коллег, что ее сильно озадачило. Не может быть такого, чтоб ее просто бросили на самой подозрительной из всех шайских площадей. Тогда она принялась выглядывать старушек. Старушек на площади было превеликое множество. Большинство из них сидело на скамейках вокруг фонтана, и под рябинами, и на автобусной остановке. Немало их и перемещалось по площади в различных направлениях. Религиозными выглядели все - и в то же время никто. Во всяком случае, нигде не было видно старушек, раздающих прохожим слово Божье в устном или печатном виде. Вероятней всего, сегодня они делали это в какой-нибудь другой части города.

Рассматривая площадь, Эша заметила некую неправильность в привычном пейзаже, и только спустя несколько минут поняла, в чем дело. Над шевелюрой рябиновой аллеи вдалеке больше не возвышалась сияющая стеклом коробка супермаркета. Вздрогнув, она поспешно отвернулась, и снова принялась озираться. На мгновение ей показалось, что в толпе возле пивной палатки она увидела Михаила, но в следующую секунду там уже раскачивались чьи-то незнакомые развеселые физиономии.

Я знаю, что мне опасно говорить с тобой, но сейчас это не имеет значения. Мне нужно найти эту старушку. Дай мне знак, дай мне действие, дай мне звено, дай хоть что-нибудь! Если когда-то я выбрала себе судьбу встречать Говорящих, то я не могу ее не найти. Потому что иначе я больше никогда не смогу встретить никого из Говорящих! Я не смогу встретить даже себя!

- Подруга, закурить не найдется?

Чуть не подпрыгнув от неожиданности, Шталь обернулась на прозвучавший почти рядом с ухом сочный мужской голос. К ее удивлению, хозяйка голоса оказалась женщиной - веселой пухлой теткой с металлической улыбкой и большим красным носом, облаченной в подштопанное цветастое платье. Один из маслянистых глаз тетки был подбит, что, впрочем, явно не портило ей настроения. Эша машинально сунула руки в карманы и пискнула:

- Нету!

- Ладно, ладно, - безмятежно пробасила тетка, отходя, - че нервная такая?!

- Тетка - никак не старушка, - пробормотала Шталь, глядя в удаляющуюся цветастую спину и извлекая руки из карманов. В пальцах одной был зажат скомканный, не первой свежести носовой платок. Пальцы другой сжимали купюру в пятьдесят рублей.

- Закурить... - задумчиво сказала Эша купюре, снова огляделась и направилась к автобусной остановке, то и дело спотыкаясь на ходу и тщательно разглядывая всех попадавшихся на пути старушек.

Добравшись до ларька, она купила сигареты и спички и пристроилась на единственной свободной скамейке, забросив ногу на ногу и слегка расстегнув куртку. Солнце уже припекало вовсю, в куртке становилось невыносимо жарко, но снять ее было невозможно, ибо под курткой, кроме самой Шталь, ничего не было. Рядом присела пожилая женщина с большим пакетом, и Эша настороженно выпрямилась, но уже через пару минут ее унес подъехавший автобус, и Шталь снова разочарованно-устало сгорбилась. На левой скамейке вовсю галдела тинейджерская компания, раздражая шталевский слух рэпом из своих сотовых. На правой же скамейке мирно спал какой-то человек, привольно раскинув ноги по обе стороны деревянного ложа и забросив руки за голову. Эша вздохнула и, подперев кулаком подбородок, принялась старательно изучать прохожих, ощущая глухое раздражение. Куда, черт его дери, смылся Оружейник вместе с прочими сетевязальщиками?! Она попыталась ощутить их, но вокруг была пустота - вероятно, следствие недавнего приступа в джипе. Может, плюнуть на все и вернуться в больницу? У нее ведь даже нет телефона...

- Ай-ай!.. лови его, лови!..

Эша обернулась на всплеск испуганных криков и узрела катящийся прямо на нее огромный полосатый арбуз, весело мелькающий блестящими расписными боками. Неподалеку стояла пожилая женщина, ошеломленно глядя на распоровшийся по шву большой пакет в своей руке, из которого, судя по всему, арбуз и сбежал. Другая пожилая женщина, телосложением сама напоминавшая арбуз в яркой ситцевой обертке, пригнувшись, мелко бежала вслед за удравшим представителем бахчевой культуры, делая руками смешные обнимающие движения. Поначалу Шталь машинально поджала ноги, потом вскочила и изловила арбуз, который тут же остановился, попутно придавив ей пальцы.

- Ой, спасибо! - пухлая женщина, шумно отдуваясь, подбежала к ней и склонилась над пойманным арбузом. - Слава богу, чудом не разбился! Что ж за мешки-то делают, ничего унести нельзя! Люба, Люба! Сходи мешок купи какой-нибудь, только покрепче! Ф-фу, ой, чуть сердце не выскочило! Спасибо, детонька!

- Не за что, - сказала Шталь и попыталась взгромоздить арбуз на скамейку. Несколько секунд они боролись, но потом арбуз победил, и шталевские пальцы снова оказались прижатыми к асфальту. Хозяйка арбуза не без насмешки фыркнула, обхватила беглеца и без труда вскинула его на крашеные доски, сердито шлепнула по полосатому боку, после чего плюхнулась рядом, удерживая арбуз, словно непоседливого внука.

- Надо ж, и как не разбился?! - вновь доверительно произнесла она.

- Ну да, - отозвалась Эша только для того, чтобы что-нибудь сказать. Потом сдвинула брови в мучительном умственном усилии и извлекла из своей головы иную фразу: - Видно в том промысел божий.

Ей показалось, что в данной ситуации фраза прозвучала невероятно глупо, но хозяйка арбуза тоже сдвинула брови - озадаченно-заинтересованно.

- Так ты верующая, детонька?

- Ну, как вам сказать, - Шталь пожала плечами, думая о том, что известные ей цитаты из "Песни песней" приводить не стоит. - Нахожусь на распутье. Хочу изменить свою недостойную жизнь. Сами видите, во что я превратилась. Сижу вот, думаю.

- Так встреча наша и есть промысел божий! - торжественно провозгласила женщина и полезла в свою объемистую сумку. - У нас проводят набор на библейское обучение, приходите, послушайте - уверена, вы найдете ответы на мучающие вас вопросы. Слово Бога, Библия, уже сейчас изменяет жизнь людей, и те, кто следуют ему в своей жизни, становятся добрыми, любящими и высоконравственными. Это подданные Царства Бога! Если хотите пережить конец этой нечестивой системы - приходите...

Эша, прищурившись и подобравшись на скамейке, стреляла глазами то на копошащуюся в сумочке руку, то на цепочку, обвивавшую морщинистую шею женщины и сбегавшую в небольшое декольте, но вскакивать не спешила. Хозяйка арбуза не подходила под описание Лжеца - ей-ей не подходила. Ее никак нельзя было назвать "божьим одуванчиком".

Рука женщины вынырнула из сумочки, держа в пухлых пальцах тощую брошюрку с надписью "Пусть придет твое Царство", и в тот же момент между Шталь и арбузом вдруг приземлился старший Оружейник, сдвинув Эшу к концу скамейки и чуть не уронив ее на асфальт.

- Ой! - испуганно сказала подданная царства Бога, широко раскрыв глаза навстречу Михаилу. - Вы кто?

- Мой папа, - сообщила Шталь. - Он тоже хочет изменить свою жизнь.

- Да, я папа, - согласился Михаил, принял брошюру из разжавшихся пальцев и взглянул на оборот. С другой стороны от владелицы арбуза на скамейку опустился Марк или Максим Зеленцов и озарился приветливой улыбкой.

- И он ваш родственник? - с легкой дрожью в голосе осведомилась женщина.

- Отчим, - признался Зеленцов. - Двоюродный. Да вы не пугайтесь, бабушка, мы и вправду интересуемся. Заблудшие души, так сказать. Вы нас просветите чуток, может, и пожертвуем чего. Можно мне тоже такую книжечку?

Обрадованная женщина с энтузиазмом распахнула сумку, а Зеленцов и Михаил тотчас стрельнули в Шталь вопросительными взглядами. Эша склонилась к уху Оружейника, попутно заметив, что автобусная остановка вдруг как-то совершенно незаметно заполнилась ейщаровскими сотрудниками, которые пребывали в незначительном отдалении, предельно равнодушно поглядывая на скамейку. Ближе прочих расположилась Алла, рука которой совершенно естественным образом частично скрылась за полой расстегнутого светлого пиджака.

- Это не она, - шепнула Шталь, и Михаил чуть дернул левой бровью, давая понять, что ему и так прекрасно это известно. - Не факт, Миша, твоя теория может быть неправильной. Но бабка чешет, как по писаному, без особой веры... к тому же, она точно разозлилась на арбуз. Старушка, о которой он говорил, не может злиться.

Занятно, старушка, любящая всех и вся, передала вирус Лжеца старичку, который всех и вся ненавидел. Вот уж воистину, неисповедимы пути господни!

Хотя, ничего занятного, если подумать.

Зеленцов, тем временем, обменял брошюрку на крупную купюру, вследствие чего собеседница, совершенно забыв про арбуз, извлекла из сумки целую пачку брошюрок, восторженно поясняя Зеленцову, какой замечательный он сделал выбор. Михаил кивнул Эше - мол, все хорошо, валяй дальше.

- Знаете, мы на днях уже, кажется, общались с одной из ваших... э-э... духовных сестер... правильно так говорить?

- Конечно, - великодушно сказала владелица арбуза, в данный момент больше заинтересованная укладыванием зеленцовской купюры в свой кошелечек.

- Только она постарше вас, по-моему. Вот здесь же, на Пушкинской мы с ней разговаривали, и нас настолько поразила глубина ее веры, - Шталь прикрыла веки, подбирая нужные слова, - и то, насколько доброжелательно она относится к окружающему миру. Я прежде такого не встречала, это удивительно. Нам бы хотелось еще раз с ней встретиться, она... она могла бы мне помочь. Но я не нашла ее тут сегодня.

- Ну так у меня вон сколько брошюрок, а адрес школы на обороте.

- А вы, бабушка, мне еще книжечек этих дайте, - Зеленцов протянул еще одну купюру, и на сей раз женщина поглядела на него с легким испугом.

- Ой, а вы не бандиты?!

- Он участковый, - сообщил Михаил. - Пытается приобщить молодежь нашего района к духовной жизни. А то сами знаете, что сейчас творится! Коллегу вашу найти бы нам, она лекцию обещала прочитать, а адресок затерялся.

- Да лекцию-то много кто... - женщина замялась. - Ну не знаю... А как ее зовут?

- Имя тоже затерялось, - сказала Шталь. - Ну она такая... такая... старушка. Добрая, милая... кроткая. Рассказывала, что из города уезжала совсем недавно... может, опять уехала?..

- Да вроде никто из наших, кого я знаю, не уезжал, - ее подошедшая подруга протянула женщине огромный синий пакет и опустилась на освободившуюся часть скамейки, с которой немедленно галантно вскочил Зеленцов. - Алевтина разве, так она уж с месяц у внука в Вологде гостит. А больше никто, вроде, - она покачала головой, поудобней пристраивая на коленях забинтованную левую руку. Михаил взглянул на Шталь, и она увидела в его глазах усталое разочарование. Разумеется, с чего они вообще взяли, что выбранная Лжецом старушка куда-то уезжала из города? Кто угодно мог привезти крест и передать ей... Но, во-первых, глубоко верующий человек не возьмет крест у кого угодно. Во-вторых, если она безвыездно живет в Шае, как Лжец вообще смог о ней узнать? Он ведь должен был лично изучить человека, которому доверит ответственную миссию по заражению шайских вещей. А может, крест привез священник? Он же и рассказал про какую-нибудь из своих прихожанок. Эша сморщилась, осознавая, что начинает невероятно глубоко во всем этом запутываться, после чего скорчила Оружейнику свирепую гримасу, давая понять, что сдаваться еще рано. Разочарование в глазах Михаила немедленно сменилось воодушевлением, и Шталь мысленно невольно хохотнула. Похоже, вера Михаила в нее после последних событий возросла стократ.

Но разве можно в столь важном деле цепляться за арбуз? Это просто арбуз. Кто угодно мог уронить перед ней арбуз. Или бутылку газировки. Сам свалиться.

- Зачем ты запер меня в машине? - шепнула она Михаилу.

- Я не запирал, - удивленно прошелестел Оружейник.

- Нет, запер. Окно приоткрыл, а все двери были закрыты.

- Да? Черт, это я, наверное, машинально.

Михаил запер ее в машине, и она выбралась из нее именно тогда, когда веселая тетка в поисках сигареты брела к фонтану, чтобы, встретившись с ней, осознать, насколько сильно она сама хочет курить, и пошарить в карманах, которыми до сей поры не интересовалась, найти там деньги и направиться к тому ларьку, который ближе, и присесть на единственную свободную скамейку возле него, перед которой спустя десять минут порвался пакет с арбузом у женщины, которая агитирует за библейские курсы. Ничего не значащая цепочка случайностей? Или план ее безмолвной собеседницы, в очередной раз не оставшейся равнодушной?

- Ну, мы, пожалуй, пойдем, - пухлая женщина принялась закатывать арбуз в пакет. - Вы подходите, если надумаете.

- С десяти до шести, - добавила ее подруга, изучая свою забинтованную руку так, словно это было величайшее произведение искусства. - Кстати, вы не знаете, дороги уже открыли?

- Дороги? - хором насторожилась троица из института сетевязания.

- Дороги-то из города перекрыты - второй день уж... Сестра моя так расстраивается из-за этого - она ведь почти каждое утро на прогулку ездит, - она опустила руку и закивала своей пухлой соратнице, потеряв интерес к прочим собеседникам. - Прямо лица на ней нет. Я ей говорю - ты, Зина, обожди, дороги-то не навсегда закрыли, откроют - как же ж, город-то живой.

- Не из-за самих прогулок она расстраивается, - рассудительно заметила владелица арбуза. - Я думаю, Люба, роман у ней. Вот они за городом-то и встречаются.

- Какой роман, Нора, ну какой роман в ее-то годы?! - возмутилась тощая Люба. - Да и не то у нее воспитание, знаешь ли!

- Воспитание тут при чем?! А годы, я тебе скажу - что годы?! Вон, Светка Дорофеева месяца не прошло, как замуж выскочила, а ей-то, между прочим, семьдесят четыре! Уж ты сама-то - давеча Борькин зять, Сережка, машину во дворе мыл полуголый, так ты с его глаз не сводила!

- Это неправда! - вскричала Люба.

- Ваша сестра часто ездит за город? - очень осторожно, почти не дыша, спросила Эша. - Ну, а говорите, никто из ваших...

- Так она у нас не работает, - пояснила Люба. - Так, помогает мне иногда. Или просто с нами ходит. Делать-то ей все равно нечего. У нее как муж пять лет назад скончался, так она квартиру-то сменяла и сюда, значит, ко мне. Детей-то у нее нет. Живет, правда, на окраине, но ей там нравится...

- А что твоей Зине не нравится?! - фыркнула подруга, и Шталь приподняла брови, уловив скрытый подтекст. Люба укоризненно качнула головой.

- Нехорошо так говорить.

- На чем же она ездит на прогулки? - вмешался Михаил, которого в данный момент интересовали технические детали. - На автобусе?

- На велосипеде.

Теперь брови приподнял Зеленцов.

- Простите за вопрос, а сколько лет вашей сестре?

- Семьдесят один, - отозвалась Люба с легкой гордостью в голосе. - Она мастер спорта, у нее четыре медали.

- Толку от того! - буркнула Нора. - Медали-то медалями, и как с ней все носились, а после травмы сразу никому не нужна стала - кинули и забыли!

- Вот сволочи! - с чувством сказала Эша, невольно вцепляясь в руку Михаила с такой силой, что у того вырвался слабый болезненный звук. - А что случилось?

- Сотрясение мозга у ней было серьезное, - Нора, в отличие от подруги, явно наслаждалась разговором. - Головой повредилась и... - она сделала пальцами в воздухе неопределенный жест, - ну, вы понимаете. А ведь все равно замуж взяли, - добавила она с откровенной завистью женщины, которая никогда не была замужем. - Ты бы позвонила ей, Люба, чтоб помогла, а то сейчас каждый человек на счету.

- Звонила уж, - кисло ответила Люба. - С ранья ее дома нет, я ж с чего про дороги-то и спросила - может открыли, так она и уехала. Правда, должна была уж вернуться. Так-то куда ей тут ходить - с нами, да с нами...

- Каждый человек на счету? - Шталь постаралась придать своему голосу предельное разочарование. - Я думала, вас много... Ладно, Миш, пошли, - она приподнялась, потянув за рукав Оружейника, который немедленно сделал зверские глаза.

- Нет, нас много, нас очень много! - поспешно хором закричали подданные царства Бога, и Нора, делая руками жесты, долженствующие доказать собеседникам мощь и масштабность учения, снова чуть не упустила арбуз. Зеленцов успокоил ее, скормив пухлой руке Норы еще одну солидную бумажную денежку. - Просто, в последнее время... прямо какая-то эпидемия, все по больницам лежат!.. - она запнулась, видимо, решив, что тем самым ставит под сомнение благосклонность высших сил к библейской школе.

- Я сама чуть в больницу не попала, - Люба горестно и в то же время гордо продемонстрировала забинтованную руку. - Чайник взорвался, представляете? Обычный чайник! Конечно, он был старенький, давно пора была выкинуть, но... А эти из "скорой", главное, приехали - не поверили! Или, говорят, вы, бабулька, рассказываете, что на самом деле случилось, или вам, тогда выходит, не только руку лечить требуется! Ну, чайник-то я им показала, так сразу примолкли! А у Натальи Андреевны телевизор расплавился! А Раечку током стукнуло! А на Петровну шифоньер упал. Людмила в ожогах вся, а у Бориса-то Витальевича вообще вся квартира сгорела!..

- Прекрати! - одернула ее подруга, старательно пряча денежку.

- Любовь... - Эша встала, - простите, не знаю вашего отчества...

- Виссарионовна.

- Ничего себе! - сказал Михаил, глядя на старушку нетерпеливо-отчаянно, словно привязанный к перилам пес на задумавшуюся неподалеку кошку.

- Любовь Виссарионовна, ваша сестра - верующая?

- А вам зачем? - грозно вопросила Нора, в то время как Люба удивленно хлопала редкими ресницами. Зеленцов сунул ей еще одну бумажку.

- Не отвлекайтесь.

- Моя Зиночка - глубоко верующий человек, - с достоинством произнесла Люба, тоже вставая и выпрямляясь, после чего устремила на подругу огненный взгляд. - И если некоторые в заблуждении своем принимают ее любовь к людям и Богу за скудоумие... - она перевела взгляд на целую толпу незнакомых людей, которые за время разговора по знаку Михаила успели подойти вплотную и теперь суровым полукругом стояли перед скамейкой. - А что происходит? Кто вы? Что вам надо?

- Нам, - Шталь глубоко вздохнула, - нам, Любовь Виссарионовна, очень надо познакомиться с вашей сестрой.

- У меня тоже вопрос, - Зеленцов поднял руку, как примерный ученик, после чего продемонстрировал Норе оборот брошюрки. - Приведенные библейские цитаты точно взяты из Синодального издания?

- Чего? - спросила Нора.

- Симпатичная у вас сестра, - вежливо сказал Слава, вместе с Эшей рассматривая фотографию двух женщин, стоящих на фоне памятника Гоголю под перекрещивающимися фонтанными струями. Одной из них была Любовь Виссарионовна, закутанная в ярко-синюю шаль и улыбающаяся в объектив искусственной улыбкой. Другая, с букетом белых гладиолусов в руках, чуть склонила голову набок, точно разглядывая фотографа, и улыбалась чисто и хорошо, хоть и немного робко. Ее голова была повязана белым ажурным платком, из-под которого на грудь спускалась толстая каштановая, густо оплетенная сединой коса. Зинаида Виссарионовна была выше и гораздо крепче сестры, но, тем не менее, рядом с ней отчего-то казалась маленькой и хрупкой. Выглядела она не старше шестидесяти.

- Эта самая поздняя фотография, - жалобно произнесла Люба, испуганно взирая из огромного старого кресла на сотрудников института исследования сетевязания, которые быстро и деловито перетряхивали крохотную квартирку. - Мы на Зинин день рождения снимались... Как это вы дверь так открыли? Скажите, что происходит?

- Я же вам объяснил, гражданка, мы идем по следу опаснейшей банды мошенников, которые грабят пожилых людей, играя на их религиозных убеждениях, - пояснил Коля-"нотариус", с первых же минут изъятия старушки с автобусной остановки взявший на себя и юридическую, и психологическую сторону дела.

- Это вы их ищете по шкафам?

- Мы ищем зацепки, улики... - туманно пробормотал Марат, ласково водя пальцем по дешевой оправе овального настенного зеркала, потом тихонько сказал Борису Петровичу, перебиравшему безделушки на тумбочке: - Ни единой зараженной вещи! Если она - тот человек, которому Лжец сплавил свою дрянь, то это... у меня просто нет слов. Тебе когда-нибудь доводилось видеть человека, который был бы настолько лоялен ко всем своим вещам?! Это зеркало в квартире женщины, пусть даже и пожилой... зеркало, которое принадлежит ей более двадцати лет, и не получило ни одной отрицательной эмоции! Это ж вообще невозможно!

- Звучит довольно удручающе, - шепнул в ответ Полиглот. - Неужели для того, чтобы хорошо относиться ко всем своим вещам, нужно получить серьезную травму головы?

- Не всматривайся в нее, - Михаил легко толкнул Эшу, которая не могла отвести глаз от фотографии. - Лицо запомни, а так - не всматривайся.

- Почему?

- Чтоб в душу не запала потом.

- Что? - Эша в панике оглянулась на испуганную пожилую женщину в кресле. - Неужели ты хочешь сказать, что нам придется ее...

Оружейник молча прижал указательный палец к шталевским губам и отошел к Зеленцовым и Орловой. Эша потрясенно посмотрела на Славу, который пожал плечами, давая понять, что задавать ему какие-либо вопросы бессмысленно. Потом опять уставилась на фотографию, снова и снова переводя глаза с улыбающегося лица под белым ажуром на шаль Любови Виссарионовны - яркую, как глаза умирающего в больнице человека. Почему она не попросила судьбу просто столкнуть ее с вещью Лжеца еще в тот момент, когда они только предположили о ее существовании? Люди были бы живы, Олег бы никуда не поехал, и все решилось бы быстро и безболезненно... Как-нибудь решилось бы. Как-нибудь она столкнулась бы с Зинаидой Виссарионовной и поняла, что крестик у нее на шее - именно та вещь, которая нужна...

Но что, если она попросила? Что, если на самом деле она попросила именно это? Что, если настоящие разговоры с судьбой - это то, к чему стремишься сердцем, а не бормочешь вслух, воображая, что твое жалкое нытье может изменить судьбу? Она всем сердцем жаждала находить Говорящих - разве не жаждала она всем сердцем, чтобы охвативший город кошмар закончился? Что если эти короткие цепочки случайностей, приводящие к нужному ей, на самом деле лишь части одной длинной цепи - цепи, ведущей, куда Шталь попросила - цепи мрачных, болезненных, горьких событий. Потому что, какими бы ни были твои собеседники, они всегда начинают хотеть чего-то взамен. А судьба - очень опасный собеседник. Он может набирать силу, он может сплести множество жизней в причудливый узор и в одно мгновение все это превратить в пепел.

Хотя, возможно, все это - лишь ее воображение.

Шталь украдкой повозила рукавом куртки по мокрым глазам, обернулась и наткнулась взглядом на сердитое лицо подошедшего Зеленцова.

- Это моя куртка, между прочим, - недовольно заметил он. - Так что будь добра в нее не сморкаться.

- Извини, Марк... - Эша покосилась на его брата, разговаривающего с Михаилом, - или Максим?.. Я никак не могу научиться вас отличать!

- В чрезвычайных ситуациях нас позволено путать, - милостиво сообщил Зеленцов. - Я - Марк. Ты как - нормально?

- Нет, я не нормально! - в панике зашипела Эша. - Марк, неужели мы эту старушку будем уби...

- Тихо! - Марк зажал ей рот и оглянулся на Любовь Виссарионовну. - Сам не хочу! Найти ее надо сначала! Шая с одной стороны вроде маленькая, а с другой... - он зачем-то хлопнул ладонью себя по груди и тут же болезненно сморщился. - Слушай, а может ты...

- Нет, хватит, - перебил его Оружейник, прежде чем Эша успела отрицательно затрясти головой. - Девчонка и так сделала достаточно, оставь ее в покое!

Нет, он точно пьяный!

- Может, вернешься в больницу, Шталь?

- Хочешь меня услать, чтоб я ничего не узнала?

- Дело не в этом. Просто... я не знаю, что может произойти, но если это будет хоть немного похоже на то, что я знаю, то женщине на это лучше не смотреть.

Шталь скорчила гримасу, смысл которой был непонятен даже ей. Эшам шталь нельзя говорить такие слова. Потому что после таких слов они, естественно, никуда уже не уходят.

- Значит, вы не знаете, где может быть ваша сестра? - спросил Михаил, присаживаясь на подлокотник, и пожилая женщина испуганно отдернула руку.

- Да говорю же вам, понятия не имею. Раз вы говорите, дороги все еще закрыты... да и с прогулки она обычно возвращается не позже десяти утра! Она либо дома, либо с нами ходит. Она даже в магазин очень редко ходит одна! А в церковь она приходит не раньше четырех часов. Потом мы с мужем ее забираем - мы всегда ее забираем!

К Михаилу быстро подошла Орлова и сунула свой сотовый чуть ли ни ему в нос.

- Юрка звонил. В Вознесенской никого похожего, и батюшка ее сегодня не видел. Сказал, что она действительно приходит не раньше четырех. Они проверили все храмы - ничего. Везде оставили людей.

- НеГоворящих?

- Конечно.

- Эта тварь не могла подобраться близко к городу, но старушка, судя по рассказу ее сестры, ездила достаточно далеко. Вероятно, он надел на себя физиономию какого-нибудь интеллигентного, верующего старичка и заморочил ей голову, а потом просто подменил крест. Она не взяла бы у него крест сама. Давно готовился, сука!

- Миша, - к здоровому шталевскому плечу вальяжно привалился Сева и отчаянно зевнул прямо в лицо Михаилу, - ее вещи в полном порядке, и мы извлекли из них множество информации, но она никак не может помочь ни определить нынешнее местопребывание нашей бабушки, ни то, произошли ли с ней какие-то изменения. Ее велосипеда здесь нет. Сотового у нее нет. Куда в Шае может поехать семидесятилетняя старушка на велосипеде?

- Если ты что-то знаешь, Миша, то самое время об этом сказать, - заметила Эша.

- А я ничего и не скрываю! - огрызнулся Михаил. - Если он... оно... словом, если на нее уже оказывается какое-то воздействие, то бабушка Зина вряд ли поехала в какое-то веселое место.

- Значит, две трети города можно вычеркнуть, - оптимистично сказал Марк. - Но нужно знать...

- Мы... - Оружейник облизнул губы, - словом, у нас была теория...

- Нам бы, Михаил Леонидович, сейчас лучше аксиому, а не теорию, - кисло произнес Марат. - Иначе всем нам вскорости... как это по-научному будет, Севочка?

- Трындец! - привел научный термин Мебельщик.

- Ну да, как-то так.

- Послушайте... - Михаил потянулся было к зашитой щеке, потом схватил Эшу за плечо. - Мы сейчас...

Он вытащил Шталь в коридор и, убедившись, что их никто не слышит, зашипел:

- Слушай, этот осколок, чем бы он там ни стал... и все, что я знаю, это я, в сущности, знаю практически с чужих слов!.. Короче, ему нужны... там, во всяком случае, зеркалам были нужны эмоции, понимаешь. Отрицательные эмоции - чем больше, тем лучше! Они питаются ими, накапливают их, чтобы... ну, не важно...

- Отрицательные эмоции? - переспросила Эша. - Какого рода?

- Да любого! Гнев, страх, ненависть, боль...

- ...желание оторвать кому-то голову из-за того, что он за каким-то хреном не мог сказать всего этого раньше...

- Ну да... то есть... Послушай, штука в том, что мы до сих пор не знаем, с кем имеем дело! Может, это все еще обычная старушка, понятия не имеющая, что у нее на шее!

- А если нет, то она не пойдет в веселое или тихое, спокойное место, - Эша вытащила сигарету и принялась терзать ее в пальцах, кроша на потрескавшийся линолеум табачные завитушки. - Ей нужно туда, где ненавидят, боятся или убивают... Господи, Миш, что-то мне на ум не приходят такие места в Шае!.. Подожди. Ты сказал, боль? И... а горе? Горе этой твари тоже подойдет?

- Непременно.

- Тогда, господин главнокомандующий, здесь только три варианта. Единственные места, где оно может получить такие эмоции в полном объеме, это больницы, дома панихиды и кладбище, - Эша потянулась и посмотрела на часы на запястье Михаила. - И я тебе больше скажу - будь я... тьфу-тьфу, не дай бог, конечно!.. на месте этой твари...

- Да, - Оружейник мрачно кивнул. - Только там ты окончательно понимаешь, что все... конец... Что ж, Шталь, раз ты настаиваешь на личном присутствии, приглашаю тебя на кладбище.

Эша, побледнев, кисло улыбнулась.

- Умеешь ты развлечь девушку!

Единственное шайское кладбище располагалось на южной оконечности города, укрытое со стороны дороги плотной стеной старых сосен, сквозь которые лишь кое-где поблескивали черные металлические прутья, соединявшие краснокирпичные части ограды. Шталь бывала здесь дважды, оба этих раза были связаны с работой, и никаких личных переживаний здесь не присутствовало. Тем не менее, она, по вполне естественным причинам, не стремилась посещать шайский пригород мертвых, и сейчас ей ехать сюда совсем не хотелось. Кладбища всегда пугали ее, навевая некую, свойственную только им безысходность и мысли о бренности земного существования. Кроме того, на днях здесь будут хоронить Беккера, Ковроведа и Юлю, и за все время, что Эша прожила в Шае, здесь у нее впервые появятся могилы пусть и не близких, но знакомых людей. Хотя... все же они были близкими. Она говорила с ними, смеялась с ними, ругалась, один из них даже чуть ее не убил.

Шайское кладбище, расстеленное на большом пролеске, с которого с годами все дальше и дальше отступали деревья, было холмистым, зеленым, умиротворенным, но, все же, пугающим в своей умиротворенности. Здесь не было всепроникающей пыли и крикливых чаек, как на волжанском кладбище, которое Эша помнила весьма смутно. Здесь не обитало готическое воронье племя - в Шае вообще было очень мало ворон, и вместо них здесь почирикивали разогревшиеся на солнце воробьи и стрекотали длиннохвостые сороки - нестрашные и вовсе уж неунылые звуки. Тем не менее ужас и тоска охватили Эшу, едва она ступила на широкую земляную тропу между распахнутыми решетчатыми створками и взглянула на бескрайние неровные ряды надгробий. Шталь почувствовала, что руки у нее начали подрагивать, и поспешно спрятала их в карманы куртки. Возможно, она слишком впечатлительна. Впрочем, скорее всего, дело тут было не в мертвых, и не в камнях и крестах, отмечающих конец их земного существования. Кто-то сказал, что души умерших не остаются на кладбищах, но кладбища до краев переполнены чувствами тех, кто приходит провожать эти души. И если Михаил не ошибся насчет этого осколка - это место для него подходит идеально.

Осторожно идя по укатанной машинными колесами земле, Шталь с угрызениями совести подумала о том, сколько лет она не была в Волжанске, на могиле матери. О последнем визите не сохранилось никаких воспоминаний. Да что там - без Поли она теперь даже не найдет этой могилы. Поля всегда все знает. Интересно, ходит ли туда отец? Вряд ли. Он ведь давным-давно даже не живет в Волжанске. Она даже не знает, живет ли он вообще.

Не выдержав, Эша схватила за руку идущего рядом Парикмахера, и тот успокаивающе похлопал ее по тыльной стороне ладони. Несмотря на свою уникальную природную неуклюжесть, Глеб сейчас двигался почти с кошачьей грациозностью, за все время ни разу не споткнувшись и не налетев ни на одного прохожего. Впереди решительно шагал Оружейник, то и дело озираясь, слева и сзади шествовали братья Зеленцовы, чуть правее Глеба с невозмутимым видом шел Электрик с сигаретой в зубах. Прочие сотрудники института исследования сетевязания растянулись по кладбищу длинной разрозненной цепью, не глядя друг на друга, и со стороны казалось, что они не знакомы, и каждый идет по своим делам. Кроме Эши из женщин Михаил пустил на кладбище только Аллу - прочие остались в машинах далеко за оградой, но Шталь казалось, что даже отсюда она ощущает их волнение и напряженное ожидание, похожие на нетерпеливо потряхивающие за плечи крохотные ручонки. Закусив губу, она шла и шла, и ряды надгробий медленно плыли назад, и вместе с ними уплывали стоящие перед ними люди.

- В администрации сказали, сейчас проводится восемь церемоний, - прошелестел Слава, не вынимая сигареты изо рта. - Об остальных сообщат дополнительно, но ближайшие - еще четыре. Все в разных рядах. Ну, что, разделяемся?

- Не нужно, - вдруг сказал Марк, останавливаясь и придерживая брата. - Вон она.

- Где? - испуганно спросила Шталь, вцепляясь в Глеба и второй рукой. Михаил проследил за направлением взгляда Зеленцова.

- Я не вижу.

- Третья аллея от дороги. Большой гранитный памятник в виде арки - видишь? Неподалеку от него как раз кого-то...

- Да, вижу. Но где...

- Не смотри на провожающих. Чуть левее могила - белое надгробие и два кипариса - справа и слева. Смотри на правый.

Эша прищурилась, глядя туда, куда указал Марк, и спустя несколько секунд действительно увидела выступившую из-за дерева высокую фигуру, которая почти сразу же исчезла, опустившись - вероятно, человек присел на скамейку перед могилой.

- С такого расстояния даже непонятно мужчина это или женщина, - недоверчиво произнесла она.

- Это женщина, - Марк внушительно выдвинул вперед подбородок. - У меня очень хорошее зрение, уж поверь. Конечно, я не мог разглядеть ее лица... но оно было обращено к похоронной церемонии, это точно. А вот что я очень хорошо разглядел - так это зубы.

- Чего? - с легким испугом спросил Слава.

- Зубы, - повторил Марк с такой интонацией, что по шталевскому позвоночнику проворно пробежал холодок детского ужаса. - Она улыбнулась. На мой взгляд, даже чужие похороны мало кому дают повод для улыбок, разве нет?

- Черт возьми, это ж самый центр кладбища! - застонал Михаил, хватаясь за телефон. - Там полно народу... еще и похороны!

Он невольно покосился на пустое место рядом с собой, и Шталь без труда поняла, что это был за взгляд. Подобные серьезные решения обычно принимал Олег, Михаил привык планировать простые силовые операции, в данной же ситуации он специалистом не являлся. Но Ейщарова здесь не было.

- Давай, Миша, ты здесь единственный, кто хоть что-то знает, - прошептала она.

- Да, - огрызнулся Оружейник. - Например, я знаю то, что довольно глупо начинать серьезнейшую операцию только потому, что Марк увидел чьи-то там зубы! Ладно, - он нажал кнопку сотового, - самое главное - это осторожно отсечь ее от людей. Если придется входить с ними в контакт, постарайтесь делать это деликатно - у людей горе. Только не усердствуйте в ущерб делу! Говорящих вперед не пускать никаких - хрен ее знает, активизируется эта тварь или нет! Кирилла Афанасьевича и Ивана Дмитриевича держите наготове! Все, начали! - Оружейник опустил руку, потом перекрестился телефоном и тут же удивленно на эту руку глянул, точно не мог понять, что это ей вздумалось вытворять без его разрешения.

- Кто такие Кирилл Афанасьевич и Иван Дмитриевич?! - пискнула Эша, не без содрогания сворачивая за Михаилом в проход между могилами.

- Новенькие, из стихийной группировки. Говорящие с... э-э... воздушными массами и огнем!

- Ты рехнулся?! Зачем дедов сюда притащил?!

- Я очень внимательно слушал твой рассказ, Шталь, - сказал Михаил, не оборачиваясь. - Только они могут сделать то, что мне нужно. Иди за мной, вперед не суйся, а то никакие разговоры не спасут!

- Лица сделайте соответствующие обстановке, - посоветовал Максим. - А то у вас такие рожи, что и невиновный забеспокоится! Придайте им выражение тихой печали.

- Продемонстрируй, - прошипел Электрик, с легким содроганием оглядываясь по сторонам. Максим повернулся, и Слава, поглядев на него, споткнулся и чуть не рухнул на чье-то вечное пристанище, спугнув задумавшегося на массивном гранитном надгробии воробья.

- Это тихая печаль?! По мне, так это лицо людоеда, которого прихватил гастрит!

- Да пошел ты! - деликатным шепотом сказал Максим.

Они уже почти дошли до могилы с надгробием в форме арки, когда из-за белой мраморной стелы между кипарисами стремительно выскользнула высокая темная фигура. Лица ее Эша увидеть не успела - человек сразу же повернулся спиной и быстро направился было к стоящему перед открытой могилой полукругу людей, но тотчас же остановился, точно споткнувшись. Алла, Коля-"нотариус" и Леша, брат младшего Таможенника, неторопливо отвернулись от провожающих в последний путь, отламываясь от похоронной церемонии и обращая к темной фигуре застывшие лица, после чего, почти синхронно склонив головы набок, медленно пошли вперед. Темная фигура попятилась, потом развернулась и с неожиданным проворством кинулась прочь.

Она их почуяла. Эша не знала, как - сама она не ощущала ничего, для нее бегущая темная фигура была всего лишь человеком. Но она их почуяла - и, вероятней всего, дело тут было не в том, кто Говорящий, а кто нет. Всех их сейчас объединяла общая ненависть, все были поглощены общим желанием уничтожить то, что принесло в Шаю столько боли и ужаса, и видимо, это были не совсем те эмоции, которыми жаждал насытиться незваный гость.

Оставив похоронную церемонию за спиной, Шталь заметила, что участок кладбища, по которому сейчас стремительно мчался прочь человек, странным образом опустел, хотя совсем недавно здесь было множество людей. Но теперь не осталось никого - и только Говорящие и неГоворящие молча, не переглядываясь, со всех сторон шли среди могил, медленно, но верно стягивая кольцо вокруг беглянки.

Она остановилась, пробежав метров с полтораста, потом закрутилась вокруг себя, повсюду натыкаясь взглядом на обращенные к ней лица, - пожилая, все еще хорошо сохранившаяся женщина с растрепавшимися волосами и сбившимся на затылок темно-лиловым платком. Сейчас она выглядела чуть старше, чем на фотографии, но дело тут было не в морщинах и дряблой коже, а в светло-зеленых глазах, абсолютно лишенных человеческого выражения. Эша не доводилось еще видеть более безжизненных глаз - два провала, наполненные древней пустотой, никогда не ведавшей ни единого биения жизни.

Кольцо сомкнулось.

Женщина застыла.

Они стояли в десяти метрах от нее, молча глядя на высокую фигуру с беспомощно повисшими вдоль бедер руками. Порывы ветра колыхали длинный подол темного платья, то облепляя им ноги женщины, то вздувая ткань, лишая их очертаний. Чириканье воробьев стихло, исчез шум машин, пропали звуки человеческих голосов. Остался только призрачный свист ветра, привольно резвящегося среди крестов и надгробий, и сияющая среди рябин в южной части кладбища маковка бело-зеленой церквушки точно наклонилась, нахмурившись, словно высшие силы не одобряли то, что происходило или должно было произойти. Эша заметила, что воздух над головой женщины, чуть дрожит, словно марево, слегка утратив прозрачность, и метнула короткий взгляд на стоящего неподалеку, за широкой спиной незнакомого ей неГоворящего, старика из присоединившейся стихийной группировки. Лицо его было спокойным, но в глазах мелькали знакомые сизые всполохи.

Потом Шталь вспомнила, что, собственно, привело их сюда, и взглянула туда, где в небольшом, скромном вырезе платья Зинаиды Виссарионовны на короткой толстой цепочке висел простенький, чуть потемневший от времени серебряный крестик. На первый взгляд он казался самым обыкновенным, и только присмотревшись внимательней, Эша заметила, что по краям крест серебрится иначе - блеск был более ярким, более чистым и каким-то живым, подвижным, словно края креста были облиты ртутью.

- Похоже, мы опоздали, - тихим, дрогнувшим голосом произнес Михаил, потом, решительно сделав шаг вперед, мягко сказал: - Зинаида Виссарионовна? Нас прислала ваша сестра.

Взгляд женщины не изменился, и в глазах не появилось ни единого проблеска. Она приоткрыла рот и подергала нижней челюстью из стороны в сторону, словно проверяя, хорошо ли та прикреплена. Внезапно Эша подумала, что существо, стоящее перед ними, не умеет говорить. И никаких сестер у него никогда не было.

- Я могу снять его, - пробормотал Оружейник. - Я попробую...

- С ума сошел?! - Эша схватила его за руку.

- Но что же с ней делать?! - с откровенным отчаянием прошептал Марк, глядя на пистолет в своей руке. - Не могу же я убить бабку?! Она на мою бабку похожа...

- Я могу, - Орлова прищурилась. - Она и на мою бабку похожа, а я ее терпеть не могла... Миша, мы ее взяли, может, уже скажешь, что делать дальше? Прострелить ей голову?

- Не вздумай! - возмутился Марат. - Во-первых, это бесчеловечно! Во-вторых, мы стоим кольцом, и ты можешь попасть в меня!

- Не смей стрелять! И главное - не злитесь! - потребовал Михаил. - А то дадите ему лишнюю пищу. Мы достаточно далеко стоим, но кто знает...

Губы существа запрыгали, складываясь в множество дрожащих полуулыбок, лишенных всяких эмоций, точно оно пыталось понять, как надо улыбаться. Морщинистые руки протянулись к стоящим людям и сделали мягкое, манящее движение.

- Что-то мне не по себе, - прошептал Слава с отчаянием человека, которому хочется убежать сию же секунду, но он не может себе позволить такой роскоши. Шталь тоже стало очень не по себе, но она решила эту проблему просто, немедленно спрятавшись за широкую спину Оружейника. Стыдно не было ни капли, и она не получила ни единого осуждающего взгляда, ибо у Эши Шталь теперь был открыт приличный кредит на трусость.

Нижняя челюсть того, что было Зинаидой Виссарионовной, отвисла, и из ее рта поползли нелепые, неживые, атональные звуки, не имевшие ничего общего с человеческим голосом. Казалось, кто-то увесистый бодро бежит по битому стеклу. Сотрудники института исследования сетевязания окутались испуганным шепотом, кто-то почти панически крикнул:

- Мишка, да что ж делать-то с ней?! Мы же не можем стоять тут весь день!

- Я думаю! - огрызнулся Оружейник.

- Непохоже что-то!

Шталь, зажав уши ладонями, закрыла глаза и попробовала сосредоточиться на своих ощущениях, но на нее тут же навалилось мощное ощущение присутствия Говорящих, особенно Михаила, и она, раздраженно передернув здоровым плечом, отступила на несколько шагов назад, но это мало помогло делу. Прибавилось лишь ощущение зажигалки в кармане Электрика, которая была совсем не против поджигать сигареты хозяина, хотя на самом деле ей больше хотелось бы зажигать свечи, да ощущение сотового телефона Марка, который негодовал из-за свежей царапины над дисплеем. Как всегда непонятная, не поддающаяся никакой логике выборочность. Она попыталась дотянуться до хрустяще-скрежещущего существа в центре круга, но ощутила лишь пустое место.

- С меня хватит! - решительно заявила Алла, выпрямляя руку с пистолетом и нацеливая его прямо в распахнутый рот бывшей старушки, и в ту же секунду челюсти существа схлопнулись, прихватив при этом нижнюю губу, отчего на подбородок тонко, ярко плеснуло кровью. Светло-зеленые глаза медленно закатились под веки, но вместо белков к стоящим перед существом людям обратились два сверкающих зеркальных диска. Под кожей лица и обнаженных морщинистых рук стремительно, с прозрачным ледяным треском побежали тонкие, холодно искрящиеся нити, ловя в себя солнечный свет, словно кровь в кровеносных сосудах обращалась в жидкое серебро, и руки поднялись, повернувшись раскрытыми ладонями, точно приглашая собравшихся лучше оценить происходящее. Рот существа снова распахнулся - крошечные, непонятные отражения извивались и приплясывали в зеркальных зубах и на зеркальном языке, а нити под кожей все разматывались и разматывались, выплетая серебристый ажур и превращая стоящую на осенней траве женщину в сюрреалистическое, наполненное отражениями существо. Это было бы даже красиво, если бы не было так жутко, и Шталь позволила себе только один короткий взгляд, тут же снова зажмурившись. Тем временем Алла, не сдержавшись, выстрелила, опередив предостерегающий крик Михаила, и одновременно с выстрелом Зеркальщик, оказавшийся на линии огня, издав возмущенно-испуганный возглас, кувыркнулся прочь. Впрочем, Орлова, вопреки своей угрозе, выстрелила преображающейся старушке не в голову, а в плечо, дабы проверить, подвержено ли существо вообще каким-то повреждениям. Но пуля попала не в плечо, а во вскинувшуюся зеркальную ладонь, которая с громким стеклянным звоном пошла рябью, будто вода, расступившаяся под тяжестью брошенного камня, потом от поднятой ладони раздался приглушенный хлопок, словно эхо выстрела, и в самом ее центре что-то сверкнуло. Алла, проявив завидную реакцию и не менее завидное соображение, метнулась в сторону, толкнув при этом стоявшего слева Таможенника и свалив на землю стоявшего справа Гришу-Техника. Вылетевшая из ладони пуля просвистела между ними и выбила крошку из чьего-то мраморного надгробия. Почти одновременно с этим из зеркальной ладони вырвалось целое соцветие острейших зеркальных лепестков, протянувшись почти на метр и сердито ткнувшись в сгустившийся перед ними помутневший воздух. Несколько секунд они хищно извивались в воздухе, потом с мелодичным звоном втянулись обратно.

- Я, блин, не просто так сказал не стрелять! - в бешенстве заорал Михаил.

- Господи, - сказал опрокинутый Григорий, - это что за хреновина?

Михаил издал нечленораздельное мычание, в котором было что-то жалобное. "Хреновина" опустила зеркальные ладони и снова принялась играть зеркальными губами, производя стеклянно-похрустывающие звуки.

- Говори уже! - прошипела Эша, не разжимая век, и на ощупь ткнула Оружейника в позвоночник. - Доведи дело до конца! Или, может, мы пойдем домой, а ты нам потом позвонишь?

- Если эта штука сдвинется с места, я убегу! - предупредил Слава, выглядывая из-за плеча Парикмахера.

- Я пытаюсь понять, есть ли в этом еще старушка, - неожиданно пояснил Михаил. - Это... эта... Ладно! Вещь, которую прислал Лжец, накапливает в себе отрицательные эмоции. Она была в кресте. Теперь, похоже, крест пуст, а эта хрень переселилась в бабульку, и наполнила ее тем, что успела накопить. Если от бабульки еще что-то осталось, то эту хрень можно вытащить! Но если нет, то будет только хуже! А если будет хуже, то я точно не знаю, что с этим делать! Поэтому я пытаюсь понять! Рисковать нельзя!

- У нас же есть психоаналитик! - воскликнул Ванечка, младший Факельщик, обрадованным жестом указывая на своего коллегу. - Андрюх, поди поговори с ней!

- Сам разговаривай! - испуганно отозвался Андрей, младший Факельщик, и на всякий случай еще чуток отступил от страшного существа, чье лицо уже почти полностью обратилось в зеркальный овал с едва намеченными чертами.

- Между прочим, поблизости все еще хватает народу, - напомнил Максим. - Всем скоро станет очень интересно, что тут творится! Миша, я не знаю, какого ты зажал всю эту информацию, но, елки, прими уже какое-нибудь решение!

- Ее надо разозлить! - заявил Оружейник. Гена, помогая старшему Технику подняться с земли, не сдержал смешка.

- А, это значит сейчас она еще дружелюбная?!

- Не ее! Бабульку надо разозлить! Нужно, чтобы она разозлилась на нас, проявила сильную негативную эмоцию, и тогда у нас будет несколько секунд! Но если старушки там уже нет, то мы эту штуку спровоцируем. Или тоже разозлим. В любом случае, произойдет что-то ужасное. А если оно начнет отражать...

Прекрасно, Миша, еще одна фраза из рубрики "Угадайте, о чем я говорю"!

С трудом подавив желание отвесить Оружейнику хорошего пинка, Эша в третий раз сосредоточилась на ощущениях. Снова прорва Говорящих, опять зажигалка и телефон... еще кольцо Аллы, без памяти влюбленное в свою хозяйку,

Господи, за что ее любить, она же настоящая мегера!

собственный хризолит

самым благоразумным было бы немедленно убежать отсюда, поехать домой и сидеть там, пока все не образуется само собой

вот еще чей-то пистолет, который терпеть не может солнечного света, один из тяжелых ножей Михаила, нетерпеливый и агрессивный

пора порезать!.. пора порезать!

Погодите, погодите-ка секундочку, что это?.. Цепочка. Толстая цепочка из серебра низкой пробы, немолодая и изрядно потемневшая, на которой висит

какая гадость!

нечто, от которого исходит уже хорошо знакомая злоба, начисто лишенная какой-либо принадлежности. Сгусток злобы, не облеченный в форму. Бледные, почти неразличимые воспоминания...

Уберите с меня эту гадость! Сколько мне еще терпеть ее на себе?! Я крепкая... зачем я такая крепкая?!..

Шталь улыбнулась уголком рта. Лжец, при всех своих талантах, всего лишь человек, а всем людям свойственно ошибаться. Он совершил ошибку, возомнив себя неуязвимым для чужих разговоров. Другую ошибку он совершил, засунув в крест какой-то там осколок и превратив серебряную подвеску в орудие заражения и уничтожения, но напрочь упустив из виду тот факт, что с цепочкой тоже следует договориться. Ибо это явно не тот случай, когда цепочка является с подвеской одним целым. Похоже, цепочка свою подвеску с самого начала терпеть не могла.

Миша сказал, что крест, вероятно, уже пуст, но он может и ошибаться.

К тому же, чем бы ни стал этот крест, для бедной Зинаиды Виссарионовны это был прежде всего символ ее веры.

Коллеги подняли испуганный гвалт, кто-то вскрикнул - верно, в центре круга начало твориться нечто вовсе уж кошмарное, но Эша, заставив себя не открывать глаза, попробовала отмести в сторону все прочие ощущение и сосредоточиться исключительно на цепочке.

Если он тебе не нравится, почему ты просто не порвешься? Я встречала уйму цепочек, которые так и делали. Моя цепочка так делала постоянно... правда, никакой подвески на ней не было, вероятно, ей не нравилось что-нибудь другое.

От цепочки повеяло легкой радостью, которая тут же сменилась еще большим отчаянием и отвращением.

Гадость, такая гадость, снимите с меня эту гадость! Ты можешь меня слышать, подойди и сними с меня эту гадость!

Началось! Несмотря на все свое отчаяние, цепочка явно была из тех вещей, которые предпочитают, чтобы кто-нибудь все сделал за них. Удивительно, до чего иные вещи похожи на людей. Беспомощный нытик, который, если его обнимать и утешать, вообще никогда ничего не сделает. Таких лучше пугать.

Не такая уж ты и прочная, что стоит одному твоему звену разогнуться?! Сделай это, и твои мучения закончатся! Но если ты этого не сделаешь, обещаю, что сию же секунду сниму тебя с этой морщинистой шейки, отвезу к ювелиру, и он сплавит тебя с этим крестом на веки-вечные!

Шталь ощутила беззвучный вопль ужаса и ярости, открыла глаза и выглянула из-за спины Михаила - как раз в тот момент, чтобы увидеть, как цепочка соскользнула с шеи жуткого существа и вместе с крестом мягко шлепнулась в траву. На мгновение в зеркальных глазах существа проявились вдруг самые обычные, человеческие, наполненные болью и растерянностью, и тут же снова пропали в жгучем серебристом блеске.

- Она там, - облегченно констатировал Михаил и тут же озадаченно переглянулся с остальными, на лицах которых проявилось откровенное замешательство. Как разозлить человека, который никогда ни на кого не злится? Ни на людей, ни на вещи?

- Бросать в нее ничего нельзя, - недоуменно произнес Скульптор, - а слова, наверное, не подействуют.

- Она же глубоко верующая, - напомнила Шталь. - Скажите какое-нибудь богохульство!

- Нужно что-то пожестче! К тому же, она вряд ли нас слышит. Нужны действия, - отмахнулся Михаил и вдруг застыл. - Секунду! Мы же на святой земле, верно? На месте вечного упокоения... да и церковь...

- Ты что-то придумал?! - оживился Марк.

- Да, но это настолько мерзко, что вы не согласитесь! А если согласитесь, то сами меня потом убьете!..

- Говори, не тяни! - завопил Слава. Михаил глубоко вздохнул и бросил взгляд на престарелых представителей стихийной группировки, сверкавших сизыми глазами.

- Вы готовы?

- Да, - небрежно ответили представители. Говорящий с воздушными массами сурово сдвинул брови. Говорящий с огнем щелкнул зажигалкой и переманил себе на палец огненный лепесток, почти сразу же обратившийся колышущимся огненным цветком высотой в четверть метра.

- В таком случае все делайте то же, что и я! - решительно велел Оружейник. После чего резким движением выхватил из-за спины Эшу, абсолютно не подозревавшую о сути "мерзкого плана", и попытался ее поцеловать, за что тут же получил очень болезненный пинок в коленную чашечку.

- Ты охренел?!

- Я для дела! - пояснил Михаил, страдальчески сморщившись, и крепче перехватил брыкающуюся уборщицу. - Поверь, мне так же противно, как и тебе... хотя, с чего бы тебе было бы противно?..

- А-а-а, - понимающе протянула Шталь, перестав отбиваться, - вон ты что придумал! Это действительно мерзко, и ты потом за это будешь гореть в аду! Ладно, только без языка, или я его тебе откушу!

- Только постарайся, чтобы все выглядело натурально! - Михаил кивнул остальным. - И вы тоже! Она должна поверить!..

- Подожди! - возопил Электрик, широко раскрывая глаза. - Да здесь ведь кроме Алки и Эши девчонок больше нет!

- Вот именно, - Оружейник осклабился. - Это будет выглядеть чертовски мерзко!

Артем-Шкатулочник, единственный среди присутствующих являвшийся ненатуралом, потрясенно приоткрыл рот, выглядя, как человек, у которого только что сбылась его заветная мечта.

- Да уж, - согласился Таможенник, поспешно сгребая в охапку Орлову. - Отвратное будет зрелище!

- Отпусти, или я сломаю тебе руки! - проскрежетала боевая финансистка.

- Я не буду целоваться с мужиком! - Слава занял круговую оборону, бешено озираясь. - Никогда! Да еще и на кладбище! Что за мерзость!

- Если ты так взбесился, то на нее точно подействует, - задумчиво произнес Марк. - Макс, иди-ка сюда.

- Только тронь меня - не посмотрю, что ты мой брат! - рявкнул Максим, резво отскакивая. - Миха, я всегда подозревал, что у тебя чердак перекошен, но чтоб настолько!..

- Можно ограничиться объятиями! - поспешно предложил старший Техник, жалобно оглядываясь.

- Это не проканает! - отрезал Оружейник.

- Конечно, сам-то девчонку ухватил! - возмутился Полиглот. - Может, сымитировать групповуху?

Эша испуганно подскочила, обхватив Михаила руками и ногами и повиснув на нем, словно на дереве, Орлова же мгновенно сменила гнев на милость, приняв объятия Гены и предавшись самозабвенным поцелуям, которые выглядели более чем натурально. Прочие же предались яростным воплям, и похрустывающее зеркальное существо временно превратилось в частность, про которую все как-то позабыли.

- Макс, иди сюда, не могу же я целоваться с посторонним мужиком!..

- Я сверну тебе башку!

- Это же бред! Придумай другой план!

- Какой?!

- Не знаю! Я не буду этого делать! Да меня полгорода знает!

- Прекратите орать, вдруг она нас слышит!..

- Что вы как дети?! Это же не на самом деле! Никто не узнает!..

- Но я-то буду это знать!.. Ладно, если уж целоваться, то я буду с Ванькой, он хоть симпатичный...

- Не зря я всегда замечал, что ты как-то странно на меня поглядываешь!..

- Как вам не стыдно!..

- Артем, ты ж у нас специалист, мусечка ты наша! Иди сюда!..

- Мой бойфренд меня убьет!

- Хватит! - страшным голосом рявкнул Михаил. - Человек погибает, а вы!.. Живо целуйтесь!

Его крик раскатился по окрестностям, словно удар грома, и все зачем-то посмотрели на небо. После чего, мучительно сморщившись, приступили к выполнению "мерзкого плана", и наступила тяжелая, душная тишина.

План Оружейника сработал на тридцатой секунде. Воздух вспорол тонкий дребезжащий гневный вопль:

- Ироды, что ж вы делаете... на кладбище!.. господи прости, да что ж вы творите, святотатцы!..

Михаил мгновенно бросил Шталь, которая ойкнула, шмякнувшись на землю почти с двухметровой высоты, и, развернувшись, с внезапной отвагой ринулся навстречу зеркальному существу, из распахнутого рта которого несся абсолютно человеческий, негодующий голос. Он успел отмахать с пяток метров, и тут существо дернулось всем телом, словно кто-то невидимый изо всех сил встряхнул его за плечи, и перед ним образовалось густое, искрящееся облако в форме человеческого тела, оставив за собой перепугано-возмущенную пожилую женщину с растрепавшимися волосами и окровавленной рукой, ткущей перед собой мелкие крестные знамения. Облако, сверкая и переливаясь, рванулось навстречу Михаилу, и в нем, стремительно сменяя друг друга, мелькало бесчисленное множество человеческих лиц, искаженных болью и яростью. На несколько секунд оно застыло перед Оружейником, густея на глазах, мелькавшие в нем лица обрели четкость черт, и за это мгновение Шталь, потрясенно смотревшая на клубящееся зеркало, увидела в нем злое лицо Михаила, но зеркальный Михаил казался моложе, чем его живой двойник. Лицо Оружейника сменилось испуганным детским лицом, и Эша не без труда узнала Сашку-Модистку, которой на вид было лет восемь. Тут же на нее наплыло лицо незнакомой черноволосой красотки, обнажившей в злом оскале великолепные зубы, а следом в зеркальном облаке вновь закружился целый хоровод лиц, и в какой-то момент Эше показалось, что в этом хороводе мелькнуло ее собственное лицо. Ее - и в то же время не ее - и дело тут не в том, что лицо, пролетевшее в зеркале, принадлежало девчонке не старше шестнадцати. Тугие каштановые косички - да, черты лица - да, но только не эта почти маниакальная злоба в хищном прищуре глаз и не гримаса отвращения, изуродовавшая губы. У Эши Шталь просто не может быть такого выражения лица. Никогда не было.

Так что это не могла быть Эша Шталь.

Михаил гигантским прыжком отскочил назад, кто-то, кого Шталь не разглядела, тем временем выбежал из оцепления и, подхватив старушку, помчался обратно, а воздух вокруг зеркального облака помутнел, в мгновение ока обратившись густым белесым туманом, и безумная пляска зеркальных человеческих лиц утонула в нем, скрывшись с глаз и принеся тем самым Эше несказанное облегчение. Белесый клубящийся сгусток медленно поплыл вверх, разрастаясь и разрастаясь, в нем несколько раз едва заметно мелькнули зеркальные лепестки, словно машущие руки утопающего, но туман лишь прогнулся, но не прорвался, не дав лепесткам пробиться наружу.

Потом облако начало сжиматься с той же стремительностью, что и росло. За несколько секунд оно сгустилось до размеров футбольного мяча, в нем что-то прозрачно хрустнуло, а затем к облаку устремилась жаркая пылающая птица, выпущенная Говорящим с огнем, и облако окуталось пламенем - настолько ярким, что Эша невольно закрыла глаза рукой и сунулась лицом в землю. Сверху дохнуло страшным жаром, потом раздался некий всасывающий звук, похожий на вздох великана, а затем наступила непривычная, звенящая тишина, прошитая далеким воробьиным чириканьем - мирная, покойная тишина, в которой не ощущалось больше никакой опасности.

Эша открыла глаза и осторожно подняла голову. Наверху не было ничего кроме пасторально-голубого неба, перечеркнутого рябиновыми ветвями, чуть колышущимися на ветерке, и в правой его части безмятежно сияло солнце. На одной из веток раскачивался взъерошенный воробей и, склонив голову, с любопытством смотрел на людей внизу.

- Что - все? - сипло спросила она у воробья.

- Конечно все, - не без надменности отозвался воробей голосом Оружейника. - Я ж говорил, хороший план!

В поле зрения Шталь появилась рука, и она, ухватившись за нее, поднялась на ноги, принявшись вытирать губы тыльной стороной ладони. Михаил обиженно фыркнул:

- Ладно, не так уж и плохо было! Иван Дмитриевич, вы уверены, что это все, что ничего не попало на землю или где-нибудь вскоре не пройдет какой-нибудь нехороший дождик?..

- Там была такая температура, о которой ты даже и не слыхал никогда! - огрызнулся Говорящий с огнем, утирая вспотевшее лицо.

- Как в жерле вулкана? Погодите-ка, но ведь из вулканов летит пепел...

- Ты меня раздражаешь! - заявил Иван Дмитриевич и неторопливо отошел в сторону. Слава присел перед Зинаидой Виссарионовной, удерживаемой мощными руками Глеба и принялся перевязывать ей распоротую ладонь. Старушка извивалась, пытаясь вырваться и ни на секунду не прекращая грозить небесной карой всем, кто попадался ей на глаза, включая даже воробьев. Зеленцовы и Коля-"нотариус" сгрудились вокруг того места, куда упал крест, взбудоражено совещаясь, прочие же, морщась и избегая смотреть друг на друга, отчаянно терли рты рукавами и сплевывали, только Шкатулочник мечтательно смотрел вдаль.

- Хватит плеваться! - сипло сказал Оружейник, опускаясь на скамеечку перед черной оградкой. - Забыли, где находитесь?!

- Эй, - Марат похлопал по плечу сначала Таможенника, потом Орлову, которые все еще занимались поцелуями, - заканчивайте! Все уже!

Алла, встрепенувшись, оттолкнула Гену, который сердито буркнул:

- Елки, вот надо было тебе это говорить?!

- Так, - резко сказал Слава, - давайте сразу договоримся! О том, что тут было - никому и никогда!

- Как будто кто-то станет возражать! - фыркнул Борис.

- Но это же было прекрасно! - небесным голосом произнес Шкатулочник.

- Заткнись, бога ради! Господи, - Полиглот шлепнул ладонями по бритой голове, - на кладбище, на святой земле!.. Нам ж теперь вовек не отмолиться!

- Прекрати, - вяло возразил Михаил, - человека ж спасли. Думаю, он поймет. И они тоже, - он кивнул на нестройные ряды надгробий, залитые солнечными лучами.

- А как же эмоции? - спросила Эша и посмотрела туда, где сгорело белое облако с кошмарным зеркальным существом. - Все эмоции, которые оно накопило? Они развеются? Или останутся здесь?

- Их больше ничто не держит, - Михаил пожал плечами. - Думаю, они ушли. Я очень этому рад...

- Потому что там была часть тебя?

Оружейник, прищурившись, посмотрел на нее, потом, усмехнувшись, стукнул кончиком указательного пальца по шталевскому носу и встал.

- Отвезу старушку в больницу, пока народ вместе с Дмитричем будет заниматься ликвидацией нашей нехорошей вещи.

- Отличный повод удрать от толпы очень злых коллег, которым пришлось целоваться друг с другом у всех на глазах, - заметила Шталь.

- Да, поэтому я пойду быстро, пока они не вспомнили, кто все это предложил, - Оружейник вздохнул с оттенком смущения. - Ты уж прости, что пришлось... Хотя, какого черта я извиняюсь?! Это было классно!

- Советую тебе похоронить это событие в своей памяти! - резко сказала Эша. - И, надеюсь, ты осознаешь, что теперь вопросы тебе буду задавать не только я?

- Это еще один повод слинять отсюда как можно быстрее! - ответил Оружейник и немедленно осуществил сказанное, а его место занял Электрик, знакомо спросив:

- Не, ну ты видала?!

- Неужели все? - Эша вытащила сигаретную пачку и хмуро принялась ее разглядывать. - Слава, неужели все закончилось?

- Ну, это сильно сказано, - отозвался Слава и подергал себя за бородку. - Еще предстоит чистить город. Бог его знает, сколько в нем еще сумасшедших вещей? Но это уже не так страшно. Гораздо страшнее то, что послезавтра нам придется сюда возвращаться.

- Еще три недели?! - удивилась Эша. - Но ты же говорила, что приедешь сегодня!

- Ну, ребенок, у меня оказалось больше дел, чем я думала, и я хочу разобраться со всем окончательно и бесповоротно. Это ведь все равно, что заканчивается целая эпоха, к такому нужно подходить ответственно - понимаешь меня?

- Думаю, да, - важно ответила Шталь, которая любую свою деятельность, исключая работу на Ейщарова, заканчивала в один миг фразой "до свидания" или "пошли вы все" - в зависимости от причин своего ухода. Что ж, с одной стороны, плохо, что Поля задерживается - она успела сильно соскучиться по сестре. Но с другой стороны, это было хорошо - за три недели город более-менее вычистят, происшествия слегка позабудутся, и у Полины уже не будет повода связать с ними Эшу, если, конечно, по какой-либо причине ей не вздумается задать вопрос в лоб. А все равно - рано или поздно ей придется все рассказать.

Господи, да как она ей такое скажет?! Нужно как-то ее подготовить... Ой, да чего она переживает - вокруг же полно коллег, которые имеют вполне осведомленных родственников! Спросит совета, вот и все!

- А как у тебя дела, Шталь?

А вот сейчас осторожно, Эша! Хорошенько продумай, что и как сказать. Надо замаскировать позволительную правду, чтобы не выпустить наружу правду запретную.

- Да в сущности нормально.

- Как ты умудрилась вывихнуть руку?! Господи, Шталь, тебя даже на неделю нельзя оставить одну! Что случилось?!

- Ну, мы вчера с коллегами немного посидели...

Это правда.

- ... и потом у меня были проблемы с координацией...

Это до сих пор правда.

-... и можешь меня не ругать - наш штатный врач меня и так изругал с ног до головы!

Это будет правда через пять минут, когда я снова ему позвоню.

- Ребенок, а тебе не кажется, что в последнее время твои посиделки становятся слишком масштабными?! - слегка разъярилась Полина. Ярость показалась Эше немного странной, какой-то натянутой, и если б она не знала сестру так хорошо, то подумала бы, что ярости и вовсе никакой нет. - Мне бы не хотелось, чтобы в ближайшем обозримом будущем моей сестре торжественно присвоили звание алкоголички!

- Ну, ты преувеличиваешь. Вот сейчас, например, у меня практически нет денег, но я, между прочим, не побежала в связи с этим продавать золото, мебель и старые лифчики, чтобы купить себе выпить!

Вот-вот, к тому же у меня в холодильнике полно пива и еще бутылка мартини... кстати, интересно, откуда она там взялась?

- Чудесно! Надеюсь, ты, по крайней мере, не будешь хлестать пиво и мартини одновременно.

Вот черт!

- Впрочем, за все это время я уже смирилась с тем, что ты совершенно бестолковое, безалаберное, распущенное, лишенное ответственности существо.

- Ой, Поля, - умилилась Шталь. - Это так мило! И вообще, я так по тебе соскучилась! Может, плюнешь на свою эпоху и приедешь прямо сейчас?

- Мне бы хотелось, - в голосе сестры протянулась отчетливая, тоненькая ниточка дрожи, - но я не могу. Пока не могу... Разберусь со всем, и мы приедем.

- Мы? - переспросила Эша.

- То есть, я. Совсем замоталась! Ладно, мне пора...

- А твой босс нормально отнесся к твоему уходу? Смотри, если он будет плохо себя вести, скажи мне, и я ему врежу!..

- Он мастер спорта по вольной борьбе.

- Тогда, пожалуй, я не буду этого делать.

- Все же, я оценила твой порыв, - со смешком сказала Полина. - Ладно, ребенок, мне и правда пора. Я тебе потом позвоню.

Шталь опустила руку и озадаченно посмотрела на телефонную трубку. Это был странный разговор. Вроде бы и фразы привычные, и интонация та же, но что-то в нем было не так. И в то же время, что-то в нем было очень знакомым. Внезапно ей пришло в голову, что так частенько разговаривала она сама, пытаясь скрыть от сестры какой-то свой очередной проступок. Нелепо - она, Эша, несмотря на их наладившиеся в последнее время отношения, все же была последним человеком, чьего осуждения могла бы опасаться Полина Звягинцева.

Эша немного постояла на балконе среди густеющего вечера, праздно глазея на прохожих и кошек, потом вернулась в комнату и взглянула на часы. До назначенного срока оставалось еще целых полчаса, и все же она уже давно была готова. В голове не раз уже мелькали трусливые мыслишки - отговориться плохим самочувствием, моральным потрясением - чем угодно, лишь бы не ехать. Остальные бы поняли... но врать не хотелось. Это было бы неправильно, и она обязана была присутствовать.

Аккуратно подвернув длинную юбку, Шталь присела на диван, и к ней на колени немедленно прыгнула Бонни, вновь изрядно облысевшая после путешествия в супермаркет, но вполне бодрая и явно пребывающая в хорошем настроении. Поглаживая ее указательным пальцем, Эша вызвала нужный номер и робко сказала:

- Добрый вечер, Александр Денисович.

- О, господи! - отозвалась трубка. - Это опять вы? Слушайте, Эша, а почему вы мне звоните? Почему не главврачу?

- Ой, я пробовала, но у него телефон что-то отключен.

- Правда? Интересно, почему?

- Чем я вас так раздражаю?

- Меня не раздражаете вы конкретно, Эша. Меня раздражаете вы в совокупности с вашими коллегами, которые трезвонят мне каждую минуту, задавая одни и те же вопросы, на которые я им уже отвечал минуту назад. И если в целом ситуация со столь стремительной стабилизацией состояния тяжелых пациентов все чаще наводит меня на мысль пересмотреть некоторые аспекты своего образования, то все равно за минуту ничего не может изменится. А если и изменится, то вам прекрасно известно, что я сразу же об этом сообщу. Поэтому скажу еще раз вам, а вы передадите это остальным - не надо, повторяю, не надо постоянно мне звонить! Когда состояние Олега немного улучшилось, я вам об этом сообщил! Когда мы сочли, что пациентку Симакову вполне можно отправить домой, я вам об этом сообщил! Когда ее племяннице разрешили первый раз встать с постели, я вам об этом сообщил! Когда злобный пациент, имени которого я не помню, в очередной раз пытался удрать через окно, украв для этой цели дюжину простыней и втянув в заговор нашу уборщицу, я вам об этом сообщил! Я сообщал вам даже о всех случаях, когда ваши коллеги, которые проходят у нас лечение, приставали к медсестрам! Возможно, вам это удивит, но у меня есть и другие пациенты!

- Но я даже ничего еще не спросила! - возмутилась Эша. - Я только хотела узнать, он так и не приходил в себя?..

- То есть, вы не слышали ни слова из того, что я сейчас говорил!

- Но вы даже не разрешаете его навестить!

- Да, и не разрешу еще несколько дней! - поведал Александр Денисович. - Потому что я злобный врач?! Возможно! Но скорее всего, потому что за последнее время я не видел ни одного неповрежденного сотрудника института исследования сетевязания - причем я сейчас говорю не только о физических, но и о психических повреждениях - поэтому, может, я просто не хочу, чтобы вы укокошили моего пациента!

- Говорить так - жестоко и непрофессионально! - воскликнула Шталь. - Вы же врач!

- Да, - согласился Александр Денисович, - я врач. Поэтому для меня, как для врача, самым правильным будет сказать вам следующие слова.

- Я слушаю.

- До свидания!

Шталь запустила сотовым в подушку, потом сняла с шеи цепочку с хризолитом и аккуратно уложила его в шкатулку, ощутив коснувшееся ее легкое чувство благодарности. Несмотря на всю свою преданность хозяйке камню сегодня очень хотелось остаться дома. Эша его прекрасно понимала и возражать не стала. После гибели "фабии" хотелось потакать всем своим вещам.

Телефон зазвонил снова, и она, потянувшись за ним, нажала на кнопку, не взглянув на дисплей.

- Привет, - сказал незнакомый, слегка нетрезвый женский голос в годах. - Ну, как дела?

- Да не так чтобы очень, - рассеянно ответила Шталь, полностью поглощенная мыслями о предстоящем мероприятии.

- Понятно. В общем, никакой конкретной информации об этих людях я тебе не нашла, но отыскала несколько фотографий.

- Чудесно. А вы кто?

- Опять твои шуточки, Сергеевна? Еще скажи, что ты пошутила, когда меня на работу нанимала! - слабо вознегодовал голос.

- А-а, газета "Вечер", село Веселое! - Эша немедленно сменила расслабленную позу на настороженно-выжидательную.- Конечно я не шутила! Какие фотографии?

Трубка заверила, что сбросит фотографии на указанный в прошлой беседе почтовый ящик, как только увидит доказательства того, что заказчица действительно не шутила.

- Сейчас я переведу тебе деньги! - сердито сказала Шталь. - Но в твоих же интересах не наколоть меня с фотографиями. Иначе я приеду в Крым, отыщу тебя в этом Веселом и съем! А перед этим уволю!

- С тебя станется! - трубка хихикнула и наполнилась тишиной. Эша кинулась к ноутбуку, дважды споткнувшись по дороге, и только уже щелкая клавишами, спросила себя - так ли уж важно после всего случившегося знать, откуда изначально взялись Говорящие? Вернее, стоит ли это узнавать? Возможно, Сева был прав, когда говорил, что это лучше не ворошить. Никто из первого поколения не хочет вспоминать, и это не осознанное желание - это инстинкт. Их можно понять. Один крошечный зеркальный осколок, а сколько бед натворил! Каким же должно быть целое зеркало? И каким должно быть место, в котором существуют такие зеркала?

Ее размышления прервал звонок в дверь, и Шталь вздрогнула. Посмотрела на Бонни, разгуливающую по дивану, потом встала и медленно пошла к двери. Смотреть в глазок не стала - и так было ясно, кто стоит за дверью. Эша отперла замок, толкнула створку, и старший Оружейник, прислонившийся к стене, коротко сказал:

- Пора.

Говорят, что время не может существовать само по себе. Время всегда зависимо - от событий, от людей, даже от того, быстро или медленно бьется чье-то сердце и чем это сердце наполнено. Время существует, пока в нем есть жизнь, время существует, пока кому-то есть до него дело, пока кто-то о нем знает, пока в нем что-то происходит. Боги, несмотря на все свое могущество, есть, пока хоть кто-то помнит о них, и одно-единственное слабое человеческое существо способно победить их, просто забыв о них. Время еще более могущественно, но если все остановится, и мысли, и чувства исчезнут без следа, время исчезнет тоже. Сквозь время проходят жизни, сквозь время любят и ненавидят, сквозь время идут дожди и пролистываются эпохи, но в пустоте нет времени, там ничто не проходит, и ничто не начинается сначала. Забавно, что всесильное, для которого ты меньше песчинки, настолько от тебя же и зависит.

И все же в иные моменты жизни - безмерно счастливые или столь же безмерно горькие кажется, что времени нет вовсе, что оно исчезло, но это не так. Оно умеет отступать, но оно всегда рядом, оно ждет, притаившись, оно наблюдает, выбирая самый подходящий или, напротив, неподходящий момент, чтобы обрушиться, сбить с ног, или просто вернуться совершенно незаметно. Порой даже время может быть деликатным.

Эше казалось, что она стоит здесь уже целую вечность, за которую могли образоваться и исчезнуть несколько галактик, хотя прошло не больше двадцати минут. Дело было не в месте - сейчас, несмотря на сгустившуюся тьму, которую лишь слегка разгоняли непотушенные фары оставшихся на дороге машин, и горящий перед полукругом людей слабый живой огонь, это место больше ее не пугало. Дело было в самих людях. С самого начала как-то так получилось, что она стояла одна, и теперь Эша ощущала себя слишком отдельной от остальных, словно она была чужаком, оказавшимся здесь случайно, и на нее все смотрят как на чужака, и только вежливость не позволяет им попросить ее уйти. Съежившись и сунув руки в карманы плаща, она старалась смотреть только перед собой, но взгляд то и дело невольно скользил по лицам вокруг, и лица эти, измененные прыгающими тенями и отсветами пламени, вспыхивающими в зрачках, казались лицами враждебных незнакомцев. Глаза многих представителей первого поколения, которые не в силах были сдержать переполнявшие их эмоции, сверкали сизыми всполохами. Эша предвидела это, поэтому изначально вовсе не была удивлена, узнав, что похороны назначены на поздний вечер. Даже в своем городе, за который пришлось так отчаянно сражаться, они все еще должны были прятаться, и друзей приходилось провожать тайком. Она съежилась еще больше, слушая, как в полном безветрии снова и снова земля падает на землю, как всхлипывает кто-то из женщин и как отчаянно шмыгает носом Паша, который, несмотря на все уговоры, категорически отказался остаться в офисе. Приехали все, кроме Лизы-Оригами, которая была еще слишком мала, чтобы поступать наперекор чужим решениям, Говорящих, не закончивших реабилитацию, и всех госпитализированных сотрудников института исследования сетевязания, за которых все сейчас решали врачи, несмотря на то, что большинство из госпитализированных были категорически против. Никого из работников кладбища поблизости не было, и лопатами орудовали сами провожающие, в том числе Парикмахер, который с самого начала произвел легкое изменение в их составе, треснув лопатой по ноге Гену-Таможенника и добавив тем самым к его скорбным эмоциям вполне естественное раздражение.

А потом все изменилось. Возможно, с самого начала, вся эта отчужденность была лишь плодом шталевского воображения, все еще отягощенного чувством вины из-за Юли и Валеры. Возможно еще и потому, что на ее запястье тихо, жалобно сжались пальцы Севы, заставив ее руку покинуть карман и обхватить в ответном пожатии ладонь Мебельщика. Или потому, что на плечо легла ладонь Нины Владимировны, а другая свободная шталевская рука сама по себе оказалась в руке всхлипывающей Сашки, и та притихла, приткнувшись щекой к плечу Эши. В любом случае ощущение отдельности исчезло, и теперь она была среди близких людей. Казалось, что она всегда была среди них, и как бы ни было больно и плохо, с ними было легче, с ними боль теряла остроту и уходила, уступая место тихой печали. Человек не должен быть один. Каким бы сильным и независимым он себя не считал, он никогда не должен быть один. Потому что всегда приходят такие моменты, когда жизненно необходимо кого-то держать за руку, потому что больно бывает всем, человек ты или Говорящий. "Или даже нечисть", - подумала Эша, взглянув на стоящую в почтительном отдалении выделяющуюся на фоне светлого мрамора темную фигуру, которая даже отсюда казалась растерянной. Она не знала, что именно привело сюда журналиста - скорее всего, причина банальна - Вадик держался поблизости из соображений безопасности. Никто не гнал его - на него просто не смотрели, но Шталь внезапно подумалось о том, о чем, вероятней всего, другие даже не думали. Вадик тоже потерял сородичей, с одним из которых даже приятельствовал, прочие Шаю покинули, и, вполне возможно, сейчас он тоже не мог быть один.

Все было закончено, и свежие холмики с тихим шелестом стали принимать на себя охапки цветов. Положив свои, Шталь вернулась на место. Сейчас она не видела ни холмиков, ни разноцветных лепестков, скрывающих под собой безжалостность земляных комьев. Она видела Беккера, который важно кивал ей со скамейки в первое шталевское рабочее утро. Она видела Ковроведа, который воодушевленно таскал за ней пылесос во время первой уборки, сияя всеми своими веснушками. Она видела обернувшееся к ней на лестнице лицо бывшей Часовщицы и слышала ее осторожный голос. Один погиб, потому что боялся, что кого-то убил. Другой погиб, потому что боялся, что убьют его. Третья, подкошенная смертью сына, просто запуталась. Шталь смотрела в недоступное прошлое, над которым ее собеседник был уже не властен, и думала о том, что она давным-давно простила бывшую Часовщицу, сама того не поняв. Пальцы Севы снова сжались на ее пальцах, и на мгновение - только на одно мгновение Эше вдруг стало жаль Лжеца. Что бы ни двигало этим человеком - магический осколок или собственная безумная истина - он всегда будет один, никто не посмотрит ему вслед, когда он уйдет, и все только вздохнут с облегчением.

Но жалость кончилась, едва родившись. Дай бог, чтобы Лжец был мертв. Кем бы он ни был когда-то, важно то, кем он стал. Дай бог, чтоб его больше не было. Она покосилась на застывший профиль старшего Оружейника, который мрачно смотрел перед собой. Никто здесь не знал, что Михаил недавно уже похоронил близкого человека, хотя в этот момент тот физиологически был вполне жив, и Эше даже не хотелось представлять, каково ему было.

Она перевела взгляд на алые с красными прожилками огненные лепестки, которые, несмотря на полное безветрие, изгибались и трепетали, порождая множество теней. Огонь горел на сгустке тумана в форме невысокой колонны, почти незаметном среди тьмы, теней и прыгающего света, и от этого казалось, что огонь висит прямо в воздухе без всякой опоры. В сущности, так оно и было, и, хотя от пламени ни шло никакого жара, с самого начала оно немного напугало Шталь. Ей постоянно казалось, что вот-вот все вокруг вспыхнет до самых звезд и утонет в пламени. Правда Иван Дмитриевич, Говорящий с огнем, не без удовольствия принявший ранг старшего, успел объяснить ей, что пламя совершенно безопасно, но Эше все равно было немного тревожно. Собеседники ведь могут и закапризничать.

Трое Говорящих с огнем - сам Иван Дмитриевич, Лена, вывезенная из гостиницы Домовых, и Ната-Бестия, с которой Шталь познакомилась только сегодня, вышли вперед и окружили пылающий цветок. Эша, понятия не имевшая, что они собираются делать, невольно подобралась, и тут издалека, от ворот долетел громкий лязг, тут же сменившийся стремительно приближающимся шумом, который производила очень быстро едущая машина. Несколькими секундами спустя из развилки на залитую светом фар дорогу вылетела "Скорая", едва не приложив джип Оружейника, развернулась и застыла впритык к старой сосне, тревожно сияя огнями. А еще секундой позже ее задние дверцы распахнулись, явив доказательство того, что если люди хотят кого-то проводить - они делают это невзирая ни на какие запреты.

Первым из машины выскочил Вадик-Оптик, при самой ранней проверке получивший неопасные, но слишком многочисленные травмы и теперь из-за повязок смахивавший на очень раздраженную и уставшую мумию. Повернувшись, он протянул руку, и с его помощью на дорогу выбрался Гарик-Ключник с загипсованной ногой. Из кузова кто-то сунул ему костыли, а следом за костылями вылез Байер, щеголявший все в тех же спортивных штанах, но дополнивший гардероб медицинским халатом. Развернувшись, он извлек из кузова Ольгу Лиманскую в коротком цветочном халатике, кажущуюся очень хрупкой и со своей перевязанной рукой похожей на прихворнувшую фею. После чего Игорь и Гарик приглашающе протянули руки кому-то, кого не было видно, из кузова, в свою очередь, тоже появились чьи-то руки и сердито оттолкнули длани коллег, давая понять, что обладатель рук прекрасно справится с выходом и сам. Байер показал строптивцу кулак и снова протянул руку, после чего из кузова кое-как выбрался Шофер, тут же повиснув на Ключнике и свободной рукой сделав сдержанно-приветственный жест всем, кто на него смотрел. Байер тоже сделал жест дернувшимся было вперед сотрудникам института исследования сетевязания, давая понять, что они подойдут сами, после чего обошел машину, направляясь к дверце водителя, распахнул ее, и из машины, опершись на его плечо, вылез какой-то человек, облаченный в бирюзовую форму клиники и наброшенную сверху куртку.

- Господи! - проскрежетал Михаил, хватаясь за голову. - Какого черта?! Идиоты! Кто бы их ни привез, я сейчас его убью!

В эту секунду водитель, продолжая держаться за плечо Игоря, выступил из полумрака, свет фар растекся по его лицу, и Эша, задохнувшись, прижала одну ладонь к губам, а другую к груди и заморгала, решив, что у нее начались галлюцинации. Потому что этого человека здесь быть никак не могло. Во всяком случае, согласно заверениям его лечащего врача. Шталь поспешно метнула взгляд на Михаила, и по выражению его лица с восторженным облегчением поняла, что из машины вышло вовсе не видение.

- Олег!.. - прошептала она.

- Ну, может быть, как-нибудь потом, - уточнил Оружейник, все-таки срываясь с места, и прочие, не удержавшись, немедленно сделали то же самое. Эшу, оказавшуюся в самом центре, стиснуло, закрутило, понесло вперед, и она, прибыв на место, быстрее, чем это было возможно, обняла первого же, кто подвернулся.

- А-а, - сказал Шофер, стискивая ее в ответных объятиях - слабых, но вполне ощущаемых, - подобная бамбуку?! Слышал про тебя всякие вещи.

- Это все неправда! - заверила Эша, сочно чмокнув Костю в ужасающе щетинистую щеку.

- Вообще-то, я слышал хорошие вещи.

- А, ну тогда правда. Зачем вы приехали?! Вы с ума сошли, вы же раненые! Кто вас отпустил?!

- Ну, сочувствующий врачебный персонал, войдя в наше положение и учтя, что наши показатели...

- Мы сбежали, - хмуро перебил его Байер.

Эша попыталась было пробиться к Олегу, но наткнулась сначала на Гарика, потом на Ольгу, которых тоже необходимо было обнять, а Лиманская, схватившись за шталевское плечо, уже его не отпускала, и Эша осталась на месте, ловя своим взглядом ейщаровский, но Олег, как специально, все время смотрел на кого-нибудь другого.

- А машину кто вам дал?! - спросил Зеркальщик со слабой надеждой человека, ожидающего неким чудом услышать некриминальный ответ.

- Мы ее украли, - разбил эту надежду Байер.

- И это, конечно, же была твоя идея! - возмутился Михаил.

- Вообще-то, это была его идея, - Костя кивнул на Ейщарова, который слабо улыбнулся. - Правда, первоначально это была его идея для самого себя, а мы просто присоединились.

- Но Денисыч сказал, что ты все еще без сознания! - Оружейник сверкнул глазами на Олега, и тот пожал плечами, поправив съехавшую с них куртку. - Я последний раз звонил ему сорок минут назад, и он сказал, что ты так и не пришел в себя!

- Ну, это он так думал, - Олег похлопал его по руке. - На самом деле я пришел в себя пару часов назад, но если б он об этом узнал, мне бы не удалось удрать.

- О чем ты думал?!

- О том, что я должен быть здесь, хотя бы ненадолго, - он вдруг обернулся прямо к Эше, словно с самого начала знал, где именно она находится, и Шталь, все это время изо всех сил пытавшаяся попасться ему на глаза, вдруг испугалась сама не зная чего и сунулась за спину Марка. Тут же себя обругала и выскочила, но Олег уже отвернулся к Михаилу, что-то отвечая на его гневные возгласы, потом кивнул, и все направились обратно. Шталь двинулась вместе с остальными, отчего-то чувствуя себя так, словно потеряла нечто очень важное. Захотелось стукнуть обладателя спрятавшей ее спины, хотя Зеленцов совершенно ни в чем не был виноват.

- Вы уж простите, что мы так... и в таком виде, - хрипловато шепнула рядом Ольга.

- Я думаю, вид тут совсем не важен, - искренне ответила Эша. - Как рука?

- Да вроде ничего, - Лиманская вздохнула. - А вот палец жалко. Хороший был палец. Тем более указательный.

- Ну, в этом можно найти и положительную сторону.

- Да ну? - голос младшей Ювелирши зазвучал чуть воинственно. - И какую же?

- Это не был средний палец.

- Ну, - Ольга хмыкнула, - в общем да. Выглядишь ужасно, Шталь, хотя не могу не заметить, что какой-то части моей сущности смотреть на это довольно приятно.

- А я знаю, - сказала Шталь.

Несколько минут они в молчании стояли перед могилами, и Эша, не в силах сдерживаться, то и дело косилась на Ейщарова, который стоял неподалеку, опираясь на плечо Оружейника и глядя перед собой немигающими глазами. Ни прыгающие тени, ни алые отсветы не могли скрыть его страшной бледности, сильно осунувшееся лицо казалось далеким, призрачным, и в какую-то секунду Эше даже подумалось, что Олег ей только мерещится. Ейщаров чуть повернул голову, его ничего не выражающий взгляд скользнул по ее лицу и снова уплыл к свежим насыпям, укрытым цветами. Похоже, он даже не увидел ее, и так странно и даже обидно было понимать, как мало это сейчас значит по сравнению с тем, что она может видеть его, что он не среди тех, кого они пришли проводить.

Говорящие с огнем снова обступили свое неспокойное пламя, и то, замерев на мгновение, вспухло и заклубилось, перетекая сверху вниз, а потом словно всплеснулось, и пронзило воздух десятками длинных огненных лепестков, обратившись огромной полыхающей хризантемой. Иван Дмитриевич подвел ладонь под основание одного из лепестков, и тот, отделившись от огненного цветка, остался у него на ладони, мягко, волшебно изгибаясь из стороны в сторону. Ната-Бестия сделала то же самое и застыла рядом со старшим Говорящим с огнем, держа колыхающееся пламя на стыке сомкнутых ладоней. Лена, взяв свой лепесток, отошла к дальнему концу полукруга и встала там, подняв ладонь с огоньком почти к самому лицу и пристально глядя куда-то внутрь пламени. Следующим к огню решительно подошел Электрик, бестрепетно подхватил один из лепестков и двинулся обратно, унося живой, изгибающийся язычок пламени на своей ладони, а огненная хризантема немедленно отрастила новый лепесток взамен утраченного. За ним потянулись остальные.

Эша подошла одной из последних. Хоть она и убедилась уже, что огонь не причиняет вреда, и что даже неГоворящие уже держали по колыхающемуся пламенному лепестку на ладонях, не делая при этом никаких болезненных гримас, все равно было жутковато. Огонь обжигает - так было всегда. И для того, чтобы гореть, огню была нужна пища - так тоже было всегда. Нужно поверить огню Говорящих, чтобы он не обжег? Что, если он почувствует ее недоверие, ее страх?

Все же, в конце концов, она подошла к огненному цветку, трепещущему в воздухе, и, помедлив мгновение, с отчаянной решимостью подхватила один из лепестков, готовая в любой момент отдернуть руку. Но не почувствовала ни жара, ни ожога, только легкое щекочущее касание, похожее на прикосновение пушистой ножки Бонни. Шталь невольно широко раскрыла глаза, потрясенно глядя на огонь, грациозно покачивающийся на ее сомкнутых пальцах, а мимо нее уже проходили друзья и коллеги, и крошечные огоньки на их ладонях распустились пышными огненными цветами необычайной красоты и самых разных форм и размеров, и их лепестки смыкались, вновь разворачивались, подергивались бахромой, обращались огненным ажуром, сквозь который бархатно просвечивала осенняя тьма. Люди наклонялись, опуская цветы на насыпи, и цветы продолжали трепетать, словно на ветру, разрастаясь, играя лепестками и не причиняя живым цветам ни малейшего вреда.

Эша посмотрела внутрь своего огонька, пытаясь разглядеть в нем то, что увидели остальные, и вдруг поняла, что именно дает пищу этому огню. И пока она смотрела в него, остатки боли уходили, словно сгорая, и печаль становилась все светлее и все невесомее, и на сердце уже не было так тяжело. Горе отступило, оставив грусть расставания с людьми, которые уже никогда не вернутся. Их не будет в будущем, но они навсегда останутся в прошлом, и очень хотелось верить, что Юля знает, что Шталь не держит на нее зла, а Никита знает, что никогда ни в чем не был виноват. Она пришла проститься. И она прощается с ними.

Огонь растекся по ее ладоням, и из него вверх потянулись три красно-алые воронки, похожие на цветы вьюнка, возносясь на тонких огненных стеблях. Края воронок оделись нежно трепещущими пламенными кружевами, и из глубины каждой проросла еще одна, тут же раскрывшись тонкими изгибающимися лепестками, между которыми танцевал и кувыркался рой алых искр. С минуту она молча смотрела на огненный букет, и пламя шептало беззвучно, колышась в дивных цветочных формах, и в шепоте его был покой, и были слезы, и было некое грустное волшебство, как в последнем, прощальном поцелуе. Эша стояла, смотрела, слушала и отдавала, не решаясь двинуться с места. Но потом все же тряхнула головой и шагнула к могилам.

Самым последним к огню подошел Ейщаров, сердито отмахнувшись от Михаила, который попытался было навязать ему свое сопровождение. Он взял один из огненных лепестков, а потом, держа его на чуть отведенной в сторону руке, другой рукой призывно махнул кому-то позади стоящих. Все удивленно обернулись, потом с легким гулом расступились и в образовавшееся свободное пространство осторожно ступил вампир-журналист-атеист, который тут же, словно для большей безопасности, глубоко надвинул шляпу себе на нос, затем сдернул ее и, смяв в пальцах, нервно огляделся, явно готовый в любой момент пуститься наутек.

- Я... - Вадик откашлялся, - я просто... вы не подумайте... Просто я хотел...

- Разговаривать не обязательно, - перебил его Олег. - У кого-нибудь есть возражения?

Возражений не последовало, только Михаил неопределенно пожал плечами, да Степан Иванович что-то буркнул, тут же слегка дернувшись от тычка вознегодовавшей Катюши. Ейщаров повернулся и протянул колышущийся огонек Вадику, который посмотрел на Олега с предельной степенью потрясения. Потом, не раздумывая, принял лепесток пламени на свою ладонь и уставился на него, приоткрыв рот. Шталь, наблюдавшая за этим, невольно оценила бесстрашие коллеги-нелюдя, которому даже в голову не пришло окутываться подозрениями и интересоваться: "А не будет ли мне чего от этого плохого?"

Впрочем, многое в жизни предсказуемо - даже чьи-то поступки, могущие поначалу показаться совершенно неожиданными. И даже то, что когда они, постояв еще немного в тишине, пошли к дожидавшимся их на дороге машинам, Паша чуток приотстал, зашагав рядом с удивленно бредущим за остальными журналистом, а потом совершенно по-детски, несмотря на постоянные утверждения о своей взрослости, ухватил его за большой палец. И то, что Вадик, неловко потрепав младшего Футболиста по голове, пошел дальше, уверенно и крепко держа его за руку. И уж точно то, что вскоре дочь Посудника тоже шла вместе с ними. Так уж устроен мир, если он населен.

Потому что на самом деле никто не хочет быть один